Чтоб носик, как у папы, ножки, как у одной бабушки, ручки - как у другой. А глазки - карие, в пушистеньких ресничках - в точности, как у мамочки. То есть мои.
Потели мы над этим проектом денно и нощно. А еще - по выходным и праздникам. Ну, если быть честной - сначала просто так потели, потому что хотелось, а потом стали потеть с целью, то есть Танькой.
Ну и вот, результат налицо. То есть в животе. Ну и на мордочке, конечно. Назвать это отекшее серо-синее нечто личиком язык не поворачивается. Я зеркало только потому берегу, что в нем Танькины метаморфозы отражаются.
На моей талии.
Но это мелочи.
Девять месяцев, не скажу, что пролетели, но прошкандыбали вполне сносно. Танька, конечно, оторва, вредина и зараза, каких свет не видел, но надеюсь, увидит.
Через пару часов.
Были и депрессии у мамочки, и тошнило почем зря, и огурчиков хотелось непременно пупырчатых, и даже авокадо как-то в два часа ночи с клубникой и солью возжелала.
То-то папочка побегал.
И музыку мы с Танькой слушали - Высоцкого очень любили, "Мурку", "Раммштайна", а под классику буйствовали почему-то. И плавали, и в клубах - от "Наша мамочка" до "Молодые родители" - состояли.
И на противное такое мероприятие - УЗИ называется - ходили. Танька, правда, оба раза не в духе была - задницу всему свету показывала. Но я-то знаю.
Меня не проведешь. Танька это, не какой-нибудь пошлый Игорь или Вася.
В общем, полный тарифный пакет с бонусами.
А в больничке нашего папочку с чужим перепутали. Папочка - на меня почему-то- вызверился, медсестрички его полчаса корвалолом с валерьянкой отпаивали.
Вот.
А потом меня в палату повезли. Тетка какая-то в коридоре - все булки ела. С икрой. Красной. Ей медсестра, Петровна которая, а может, Васильевна - как завопит: "Куда жрешь, дура! Не разродишься!" А она знай наминает. Мне аж самой захотелось.
Но, памятуя о неадекватной реакции Васильевны-Петровны - побоялась как-то возникать.
Белая палата.
Ишь, вылизали. И хлоркой воняет.
Водрузили меня, значит, как курицу недорезанную, на стол операционный. и софиты, как Штирлицу - бедненький - в глаза.
Тут впору маму звать, а я ругаюсь. Вполне-таки - пока что - благим матом.
А потом скрутило меня. И один раз, и другой. Ору: "Танька, зараза! Вылазь, а не то наверну!"
Акушер ржет, белые зубы так и щерятся - негр, надо же. И симпатичный, гад.
Я ему глазки из последних сил сделала. И заорала опять. Уже хорошим матом, нашим, домашним.
И Танька - вот паршивка, однако - еще до горшка не доросла - а отозвалась, чертовка! Возникает! Ой, пороть буду!