Лето в этом году выдалось жаркое. Почитай первая декада июня, а жара уж за тридцать. Дед Петро сидел на крыльце избы в тени и чинил старую конскую упряжь. Да это была и не изба даже, а добротный дом на три комнаты, с отдельной кухней, с модным, "паровым" отоплением, под шиферной крышей. Дом стоял на берегу Иртыша и огородом уходил к самому берегу реки. По весеннему паводку вода доходила до середины огорода, потому картошку сажали поздно, позже всех. Но так уж было принято. Дед Петро отложил упряжь и, бормоча страшные, но неслышные проклятья, посылаемые в адрес надоедливых мошек и комаров, принялся почти негнущимися, желтыми от табака пальцами скручивать самокрутку. Тут на подворье зашел Сашка, муж внучки. Рослый, краснолицый, щедро одаренный природной силой он работал механизатором. Был он уже слегка навеселе и потому громко поздоровался с дедом Петром.
- Здорово дед Петро! На вот, закуривай, - протянул пачку "Беломора" деду. Но тот не отрываясь от своего занятия, отрицательно покачал головой.
- Не, я своёго, самосаду, казенные мне не по вкусу. Он довольно ловко свернул "козью ногу" наполнил ее душистым самосадом и с наслаждением сделал первую затяжку.
- Ну как хочешь, улыбнулся Сашка, и тоже закуривая, присел на крыльцо к деду. Щурясь, поглядел на солнце, но тут же отвернулся.
- Палит-то как, таким темпом через неделю вся степь сгорит, скоту щипать нечего будет.
- Это да, - покивал дед, - ну да не в первой.
- Ага, опять заулыбался Сашка, тебе-то чего, скотину свою небось на луга гоняешь, не в стадо?
- А то не твово собачьего ума дело, - хитро и вроде добродушно заулыбался дед, но желание продолжать разговор на эту тему как-то пропало. Характера он был нелегкого, недаром что из казаков когда-то населявших станицы, что стояли вдоль всего Иртыша.
- Да ладно. Ты вот что лучше скажи дед, а в погребке-то у тя там есть чего?
- Оно мож и есть, да не про вашу честь. Как вы ее вобче пьете-то в таку жару?
- Ой да ладно, дед, а то сам молодой не был?
- Оно конечно был, - закивал дед, - Да только в рабочее-то время не пили мы, точно гутарю.
- Дык а мы что? Просто у Лёньки седня День Рождения, вот и приняли мальца, - принялся оправдываться Сашка. - Да и все одно на ремонт я встал.
- Чего так?
- Да что-то давление масла упало, ноль и все тут. Боюсь как бы движок не застучал.
- Ну оно правильно, технику беречь надобно, следить опять же. Это ты Сашка молодец, это у тебя есть. А бабьё зазря не слухай, механизатор он тоже человек и уважение свое имеет.
- А я и не переживаю, - сверкнул белозубой улыбкой Сашка. - Опять же спрос на меня завсегда. Одному навоз вывези, другому сено привези, третьему дрова, нарасхват считай.
- Ага, и кажный норовит за бутылку. Ты бы Сашка деньгами б брал, что ли, - толи с сожалением, толи с надеждой проговорил дед.
- Да ты чего, дед? Белены объелся? Как же я со своих и деньги брать стану? - тоже толи в шутку, толи всерьез сказал Сашка.
- Ну да, ну да, - закивал дед.
- Ну так как, дед? Вскроешь закрома? Я ж знаю, у тебя всегда есть.
- То-то и оно, что у меня всегда есть, а не то, что у вас. Дед, кряхтя, встал с крыльца, тоже пощурился на солнце и не спеша пошел к погребу, вырытому тут же во дворе. Отворив дверь, обернулся, поглядел на улыбающегося Сашку, покачал головой и стал не спеша спускаться по ступеням в погреб. Сашка докурил папиросу, сунул окурок под старую покрышку от грузовика, служившую вазой для цветов у крыльца, откинулся к стене, закрыл глаза и стал ждать деда.
Скрип и грохот цепи на двери подвала разбудили Сашку, который незаметно задремал. Из погреба появилась худая фигура деда. Дед немного щурился после подвального сумрака на солнце, укоризненно качал головой, но глаза его улыбались.
- На, вот, пока бабка не видит, - протянул литровую бутылку самогона и миску с солеными арбузами. Потом, немного поздно спохватился и спросил:
- А на казенну шо, денег нема?
- Ну почему нема, есть, соврал Сашка, дык твоя ж вкуснее, - и опять заулыбался во весь рот. - Вкуснее твоего самогону в поселке точно нету.
- Ну-ну, - только и сказал дед. Однако видно было, что эта маленькая лесть ему все же приятна.
- Да и арбузов вкуснее я тож не ел, - уже серьезно добавил Сашка, прихлёбывая стылый арбузный рассол из миски, такой приятный в эту жару.
- Ладно уж, иди уж, - махнул рукой дед.
- Ну спасибо дед Петро, даст Бог - сочтемся, - и Сашка зашагал по двору на улицу. Когда он уже выходил из ворот его окликнул дед.
- Да, скажи Нюське чтобы вечером к нам зашла.
- Зачем?
- Да там бабка чего-то с семенами хочет делать, а глаз ни у нее, ни у меня уже нету.
- Ладно, скажу, - кивнул головой Сашка и пошел в МТМ, где его уже заждались, поди, друзья.
Дед еще покивал какое-то время головой по инерции и не спеша, вернулся на крыльцо. Посидев некоторое время, вновь принялся чинить упряжь. Крутил, вертел ее в руках по всякому. Высохшие уже кожаные ремни с трудом поддавались, но дед не выбрасывал ее. Не потому, что было жаль. Вся новая упряжь для единственной лошади у него была, просто ему надо было что-то делать. Так быстрее проходит время. Да, думал про себя дед, время. Вот был молодой, казалось, его столько еще. И всегда-то его не хватало. Дни пролетали как мгновенья, да что там дни, недели, месяцы. А теперь вот вроде уж и не осталось его совсем, а только тянется оно как патока из растаявших конфет. Дети все вон поженились, да замуж повыходили. Тоже им вот все времени не хватает. Да, заходят каждый день почти, да внуки прибегают, а все одно тоскливо на душе как-то. Все хочется итог подвести какой-то. Понять, а может и доказать, в первую очередь самому себе, что не зря все было. Что жизнь прожита как надо. А как надо? Пока молодой был, одно надо было. А теперь и вовсе не понять чего надо.
Временами дед застывал в одной позе и если бы кто-то мог увидеть его в этот момент, то по его глазам он бы понял, что дед уносится в свое прошлое. Что он вспоминает свои дни, эпизоды своей жизни. Что память предоставляет ему доказательства прожитых дней. Что он сравнивает, так ли насыщенна была его жизнь в свое время и жизнь его детей, внуков. Вспомнив о детях и внуках, дед возвращался в реальность.
Молодежь вон живет как-то, крутится, вертится, все спешат куда-то, опаздывают, не успевают. А ведь и не успеют всего-то. Да вот только не верят они в это. И может правильно делают? Жизнь-то меняется. А говорить - говорил по началу. Да что толку? Слушают, улыбаются, а все одно по-своему делают. Настаивал - руками машут, мол отстань дед, итак времени нету, еще ты тут со своими нотациями. Вот и перестал лезть с советами-то. Дома сидел. И вроде с людьми, а вроде и один-одинешенек. И все не давало покоя какое-то ощущение, которое жило внутри. И все думал, что же это за ощущение такое? Какое-то ощущение ненужности себя, своей жизни. Вроде как зря жил. Нет, не то, как выпавший из обоймы патрон. Вроде всем нужен, вроде еще рабочий, а никто не замечает.
Вон, зять Сашка, забег за бутылкой, а все ж с человеком поговорил и легче. С женой-то само собой поговорить не о чем. За столь лет все уж переговорено. Да и что она сказать-то может? Так, побурчит малость для проформы, когда выпью, да и все.
- Хэх, - крякнул дед и отложил свое занятие. Он зашел на летнюю кухню, нашел какую-то старую миску, вытер ее, и непонятно от чего стесняясь сам себя, побрел в погреб.