Бродило 

Бродило в саженцах невнятных
Тугое варево частот.
Компот из звуков неопрятных
Мой издавал широкий  рот.

Сгущалось стаей настроенье
Среди взъерошенных страстей.
Застыло спорами мгновенье.
Чесал мой логос дух костей.

Что варишь ты, укромный панцирь?
Куда ведешь по кругу мысль?
Сижу я как массивный канцлер
И раздражаю видом быль.

Извилины гудят как трактор.
Морщинами покрыт мой лоб.
И желваков скрипит реактор
Словно забытый в лесу гроб.

А в нём усталый разум бледный 
Скребёт ногтями мыслей звон.
И я лежу как рыцарь бедный
И издаю протяжный стон.

Бродило по лесам и ныло 
Моё духовное кадило.
Варилось кашей, гнёзда вило,
Местами незаметно гнило.

А я ступал как мокрый лапоть
На эти грязные цветы. 
И мысли превращались в мякоть,
И засыпали с песней рты.

Я наблюдал за этим действом
Наверно, целых два часа,
И отдавало лицедейством,
Но вдруг осмелилась оса

Воткнуть в меня движенья жало
И побежал я делать пыль,
И время мне кричало "Мало!",
А нос мне щекотал ковыль.

Измельчитель

Измененье рушит стены
Сверхусталостью пустот.
Я потомок тощей вены,
Ветра вспоротый живот.

Я любитель трещин, складок.
Измельчитель насовсем.
Вылитый на зонт осадок,
Улыбающийся всем.

Пристаю к вещам открыто
И бегу как верный пес,
И во мне ничто сокрыто.
Я несу, но не принес.

Ты дрожишь и прячешь силы,
Убегаешь в никуда.
Забываешь в спинах вилы
И кричишь: "Моя еда!".

Это значит, я встревожен,
Буду ткань разволокнять.
Ты на горсть земли помножен,
Я спешу тебя обнять.
Младенец

Боль во мне куёт доспехи
И становится царём.
Я грызу камней орехи,
Шевелюсь пустым кулём.

Я кричу ей: "Может хватит
Править балом мертвеца?"
А она в ответ заморит,
Просит смерти холодца.

Ковыряет, давит, душит,
Не даёт мне ночью спать,
Все иллюзии разрушит,
И отправится гулять

По просторам тьмы и света,
По мирам, где плоти стон.
Каждый ищет сон ответа,
Но приходит на поклон.

Лизоблюдит, гордо терпит,
К вере обращает взгляд, 
Наслажденья жадно вертит,
Глупость водит на парад.

Я, бывает, возмущаюсь
И взываю к небесам,
Но склоняюсь, возвращаюсь
Ко своим покорным псам.

Иногда грожу я смирно,
Забываю, что болит.
Вот смотрю, младенцем мирным
Боль в груди моей сопит.

И когда заснёт ребёнок,
Побегу я ткать узор,
Из кармических пелёнок
Возводить судьбы собор.


Молитва

Молился я на ногу,
Молился на закат.
Сжимал в груди тревогу,
Сдавал себя в прокат.

Монашек дивный уголь
Сочился как кровать.
Во мне проснулся угорь,
Ни дать его ни взять.

И Бог был грозный словно
Прокисший помидор.
Сверкал он безусловно
И распылял свой вздор.

Он что-то мне трезвонил
И щекотал бока.
Я всё ему позволил,
А он кричал: "Пока!".

Сказал, что буду гнить я
Как старый огурец,
Ведь он, вселенский ниндзя,
Мой предсказал конец.

И долгие мученья.
И здесь, и там - всегда!
Рожден я без везенья
На долгие года.

И рай мне не положен,
Ведь это просто блеф.
На части я разложен
И помещён во хлев.

Здесь место мне, скотине,
А он святой пастух.
Я муха в паутине,
А он бессмертный дух.

Молился я на гущу,
Молился на туман.
Зарылся в этой пуще
Греховный мой изъян.

А барышни как чайки
Сверкали в темноте,
И я сидел без майки,
Предавшись скукоте.

На бытие обижен
Ранимый чёрствый дух.
Я в должности понижен,
Разбросан словно пух.

Вот кончил я моленье,
В поту и синий весь,
И это упражненье
На стенку ты повесь.

Прибей его гвоздями
И радостно смотри,
Как боль лежит князьями,
И с наслажденьем три.

Насекомый

Вот скоротечный насекомый 
Сверкает бронью как творец,
Но жаждой я своей ведомый
Вдруг причиню ему конец.

Нет, я не злобен, просто ноги 
Несли меня скорей домой.
Лесные все дремали боги,
И повстречался жук с пятой.

Теперь раздавлен он несчастный,
Лежит и постигает смерть.
Я ж ненасытный и опасный
На кухне уплетаю снедь.

Живот свой пищей наполняю,
Довольный яствами урчу.
Как у жука болит - не знаю,
И улыбаюсь, и шучу.

А он лежит во тьме болезный
С пробитым брюшком на земле,
И ножкой дёргает облезлой,
И превращается в желе.

Его намажет князь природы
На плоть земную словно мёд,
И будут есть его народы,
И отдавать ему почёт.

А я же паном сяду в кресло,
Жука не стану вспоминать.
Его израненные чресла
Не помешают крепко спать.

Мне не приснится насекомый,
Не станет он меня прощать.
Своею лапкой как знакомый
В окно не будет он махать.

Но знаю, встречусь я с тобою,
Мой скоротечный старый друг,
Когда ты резвою ногою
Меня раздавишь где-то вдруг.

Не выбрался

Бежал как искренний священник
Парнишка добрым комаром.
Внутри хихикался изменник
С голодным красным топором.

Корыто плыло по туманам
С вершиной поднятой стези.
Мой предавался дух обманам
И радовался свет грязи.

Сломал я шею безвозмездно,
Не зная высших тех причин,
Которые пролили бездну
На горло стойких величин.

Внутри колодца жадной тиной
Лежал мой праведный глупец.
Взрывался хохотом, как миной.
Бросал мечтательный чепец.

Руками сильными как воды
Он поднимался сверху вниз.
Гудели на износ заводы,
И грохотал телес карниз.

Два огонька во тьме кромешной,
В которой мы не видим слёз,
Росой мерцали мысли грешной
И наполняли дней обоз.

Да, я не выбрался сегодня.
В колодце снова остаюсь,
Играя в маятник из боли,
Смеюсь и плачу, тихо злюсь.

Мне говорят, я не старался,
А только молча голосил.
И всей душой не напрягался,
И сор ума не выносил.

Не буду спорить я с игрою.
Древнейших замыслов покой
Меня пинал своей ногою
И мне показывал покрой

Вселенских рукавов надежды
И истин стойких как песок.
Снимал из плоти я одежды
И целовал мечты висок.

Обычный я нетленный вихорь,
Который временно застрял,
Как брошенный корытом якорь
Среди забытых счастьем скал.

Быть может, поднимусь до края,
Когда замолкнет в сердце вой.
И с пустотой своей играя
За кругом обрету покой.

Почтальон

Я зимней ночью вышел
На ледяной балкон
И во дворе увидел
Как стынет почтальон.
Мой почтальон суровый.

Стоял он одинокий 
С дрожащею губой, 
И сон его глубокий 
Показывал рукой 

На тёмные начала 
В моей седой душе, 
Где лодка льда лежала, 
Застыла в камыше.

Его взгляд как иголки
Вонзал в меня ножи.
Внутри чесались волки
Среди косматой лжи.

В глазах застыл несчастных 
Суровый иней дней.
Искал он сопричастных
И твердый лоб камней.

Но я не улыбался
И фигу не крутил.
Себе во мгле сознался,
Что я его забыл.

А он не соглашался 
Как призрак в темноте.
Внезапно появлялся
Подобно пустоте.

Вот слышу шум за дверью.
Там мрачный почтальон
Крадётся тихой тенью,
В нём злости батальон.

Он не приносит писем,
Бросает их в каньон.
В углу безмолвно киснет,
И пьёт тоски бульон.

Сидит порой на кухне,
Глядит устало в пол,
И чешет брюхо мухе,
И теребит подол.

Ну что же я наделал? 
Ему я не писал,
А он рыдал в метели
И писем моих ждал.

Прости меня за слабость,
Прости за тишину,
За слов красивых жадность,
За глупую войну.

Сегодня я не высплюсь
И буду ныть юлой.
Ну хочешь, я рассыплюсь
Целительной золой?

Но он неумолимый,
Как тихий океан.
Стоял с услугой мнимой,
Похожий на обман.

Я знаю, где-то мнётся
И ищет мой район.
Из прошлого несётся
Печали почтальон.
Мой почтальон суровый.

Прошлый

Прошлый день искал я утром,
Озираясь в зад судьбы.
В книги падал лбов премудрых,
Собирая смех ботвы.

Я в растерянности рылся
В его старых закромах.
Прошлый день из виду скрылся,
Растворился он впотьмах.

Я искал уж под диваном
И в коробке для вещей.
Он казался мне обманом
Среди праздников мощей.

Прошлый, прошлый, почему же
Ты из памяти моей
Не выходишь, будто нужен
Для моих седых корней?

Но в ответ день засмеялся
Словно мёртвый на часах.
Извинился я, помялся
И ушел на постных щах.
Убийца

Во мне сидел убийца как пастух
И пас обиды, недовольства.
Он полон был сомнений мух
И улыбался как посольство.

К нему я подошёл не сразу.
Сначала бросил дна кирпич,
И обещаньями кормил заразу.
В глуши лепил добра кулич.

Издалека смотрел, возился.
Я наблюдал - он строил эшафот,
И смерти ревностно молился,
Соломой набивал живот.

Ему сказал я: "Может хватит?
Ты в дурака кидаешь попрыгун".
А он ответил: "Жизнь ничего не значит,
Забейся в угол, хлипкий лгун.

Я отсеку тебе сейчас малину
И будешь знать, как гладить край огня.
Поверь, пятну найдут замену,
С тобой исчезнет болтовня".

Я отвечал: "Ты старый ковырятель,
Питайся мраком, коли так.
Моим мечтам ты не приятель,
А лишь подопытный мудак".

Он разозлился, что есть мочи,
И стал травить весь белый свет.
Рассыпал убежденья ночи
Как запах праздничных конфет.

Он ставил мне порой подножки.
И даже лёжа на боку
В нём шевелились многоножки,
Шептались грязи на суку.

Но я в борьбе не поддавался
И смехом злыдня повалил.
В моих глубинах отозвался
Горящий бубен всех светил. 

И я плясал как искушённый
Священный танец барахтан.
Убийца скрылся прокажённый
За выползающий диван.

Обидой сладкой раздувался 
Его вчерашний грустный труп.
В нём я ещё больной шатался
Как исхудалый старый зуб.

И вот повержен он и грустен.
Лежит на мху напольного ковра.
А рядом я, наполовину спущен.
Надежд измученных искра.

Хомо страдаликус
	
Хома ждал неумолимо
Всё когда наступит рай
И когда в душе беспечной 
Он разломит каравай

Бесконечных удовольствий,
Понесётся как поток.
Но проехался по Хоме
Из страдания каток,

И теперь он страшно плачет 
И рыдает в потолок.
Он раздавлен словно слизень
И потерян, как носок.

Ветер свил в несчастном Хоме
Два неношеных гнезда,
И не ходят к Хоме больше 
Из бессмертья поезда.

Он зачах, испачкан, проткнут,
Как же быть, куда бежать?
Он мечтал все счастья вместе
Для всерадости собрать.

Но не вышло это дело,
И зачах внутри огонь.
Развалилось духа тело,
Замер Хома словно конь.

Вот стоит он на пороге,
Гладит в сумерках кота,
И сейчас в себя залезет,
Станет хижиной крота.

Вдруг пронзили Хому мысли:
"Не купил кошачий корм!"
Хома взвыл ракетой в выси,
Полетел как дикий шторм

В магазин быстрей напротив,
Ведь закроется сейчас,
И останется наш котик 
Без еды в урочный час!

Ох, успел он, слава нОгу,
Мир спасён, страданий нет.	
Куплен корм, и на подмогу
Он добавил горсть конфет.

Котик ест, хрустит весь космос.
Чай налит, и сладость рай.
Вроде бы наш Хома сдвинул
От себя страданий край.

На минутку, на секунду 
Он поймал беззвучный день,
Подержал его немножко, 
Отпустил, и снова тень
Наклонилась пред молитвой
И замолкла словно вой.