Колпачок

Вот мысли снова потерялись
Как в стоге сена колпачок,
И греет камни на комоде
Помятый старый дурачок.

Завял Иван, который помнил
Все ноги красных потных дев,
И ус его усталый сохнет
Среди их исхудавших плев.

Нет времени, нет места и покоя
И червь ползёт с улыбкою коня.
О дайте мне просроченного гноя,
В котором плавает последний лучик дня!

И жадною губой своею
Я прикоснусь к нему, как к роднику,
И буду пить, немного блея,
О смыслах высших, гимнах пустяку.

Пускай порвёт меня насильник-ветер
И разбросает словно шваль.
Возьмешь ты свой китайский веер
И сквозь улыбку скажешь: "Жаль".

Да, ты царица этой скорби,
Сотрёшь с лица мою ты кровь.
И я завою диким ветром,
И оближу земную бровь.

Я подарю звезду твоим коленям.
Не жалко мне того, что просто сон.
Склоню я голову пельменем,
Услышу чавканья слюнявый стон.

Наверно, Бог опять молился чреву,
И крошки со стола забыл убрать,
Ведь вся Вселенная подобна хлеву
И кто здесь чавкает, порой, не разобрать.

Мозолил

Я мозолил междометья,
Обиход свой зачинал,
Запускал тугого змея,
Стих безудержно кончал.

Изрыгал в ответ собаке,
Что не стоит в этом выть.
Мне хотелось вместо драки
Пол пойти в себе помыть.

Но скрижали мне мешали,
Источали света грусть,
Они время помещали
В колбы, молнии и путь.

Лишь алхимик это знает,
Как в себе самом зарыть
Мудрость, знамя и законы,
А потом о них забыть.

Он мудрец, его небрежно
Восхваляли подлецы.
Он варил в своем потомстве
Из безумья голубцы.

Но зачем вся эта песня?
Что хотел ты в нас успеть
Раздавить, разгладить, вымыть,
А потом опять пропеть?

Я отвечу вам, ребята,
Что на свете важный клад
Разбросал свои монеты
И лежит как дохлый гад.

Собирай не собирай,
Все карманы в дырках.
Не пролезет душа в рай,
Ведь она в пупырках!

Мотыга

Невозможно знать о смерти
То, что вывернет экран.
Ты мотыга круговерти
И засохший таракан.

Внутрь тебя залезет время,
Исхудает и сгниет.
Ты посеял точки семя.
Не волнуйся, всё взойдёт.

Не рыдай же в рёбра неба,
У него к тебе вопрос.
Залезай в причину хлеба,
Становись в ряд на покос.

Ты прекрасен, спору нету,
Как и нету века дней.
Приготовьтесь все к ответу.
Нас зовет всех скарабей.

Милый друг, прекрасный знахарь,
Травник, добрый чародей,
Он природы верный пахарь,
Из дерьма спечёт коржей.

Ты в мотыге навзничь спрятан
Изнеможенным нытьём,
И раздроблен, связан, важен.
Мы тебя потом убьём.

Нуга

Я смотрю, а ты не видишь
Где забыты берега,
Но в тебе зарыты песни,
И в тебе течёт нуга.

Как осёл из упражненья
Сделал точечную гладь,
Так и я открыл забрало,
Подойти, и кости гладь.

И не мни ты одеяло,
Не впивай свои ножи.
В тебе солнце засияло,
И проснулись все ежи.

Мох открыл наждачной песней
Свою мощь, и свиристель,
Духом стога окаянным
Ко мне в ноздри залитель.

Я не ждал вас в это время
И не принял бы во зло.
Вы грустили теребемя
И всё гладили мурло.

Я в охоте как в невзгоде
Вашу милость зашерстил,
И при сильной непогоде
В эту яму угодил.

И барахтался жуком,
Озорной и неприкаянный.
С вами я теперь знаком,
Как две сабли спаренный.

Ода лени

Расстелилась над землёю   
Мягкосладостным ковром,
И забылась сном великим,
И поправилась бобром

Лень заправская мирская,  
Наша матерь и паром.
Я тебе провою оду!
Я тебе построю дом!

Лень моя, ты так прекрасна!   
Я впиваюсь как диван
В твои нежные подушки,
В твой махровый ятаган.

Не хочу я делать выдох.   
Вдох забыл стелить враждой.
Я застыл в предназначенье
Стать ленивою едой

Для воинственных объятий,  
Для бессмысленных существ.
Впрочем, я, как пёс Игнатий,
Сумма лишь простых веществ.

Ведь сегодня не хочу я   
Шевелить в себе гнездом.
Снова хочется остаться
Тёплым ласковым котом

И лежать всё поколенье.  
Мир бессмысленно менять.
Все известные вращенья
Есть кому без нас вращать.

И к тому же, что не делай,  
Сколь природу не гони,
Возвращается обратно,
И горит, как жизни пни.

Я с будильником воюю, 
Расточаю свой запас.
Пусть потом я псом завою,
Но сейчас я овцепас.

Глаз зажмурил, всё, не вижу,
Что там где, и с кем, когда.
Пью я лени сладкой жижу,
В ней сейчас моя еда.

Смерть меня и не заметит.
Я ж бессмыслен и пустой.
Да и что это изменит?
В общем-то, совсем гнилой.

Ей не нужно тратить силы,
Чтоб меня перемещать.
Смерть отложит в угол вилы,
И пойдет спокойно спать.

Я же тихо, незаметно,
Всё не сделаю, и всё.
"Я" вдруг станет неприметно,
И завянет всё моё.

И развеивать не надо,      
Со слезами землю рыть.
В пустоту ушло пустое,
И не будет больше ныть.

Всё, пока, спешу не делать.  
Я пошёл скорей в загон.
Будет петь до исступленья
Оду лени мой батон.

Орех человеческий

Федя чистил грецкий нА дом,
Анатолий завывал,
А безудержный Григорий
Всех из памяти стирал.

Всяк имел лещину добрый
И несчастный мерзкий люд.
Из орехов приготовлю
Я корзину царских блюд.

Повар наспех резал корни
И бросал в котёл червей.
Истерзал костёр Мефодий
Добрых парочку парней.

Гладил я орех горбатый.
В нём скрывалась сила/власть,
Но хотел добыть я щедрость,
А не кровельную сласть.

Испытание трудилось,
Чтобы я взрастил орех.
Чистых знаний пробудилось,
Но созрел орех как смех.

Я лежал и бился оземь,
Чтоб орех меня простил.
Мне сегодня двадцать восемь,
Я сегодня намолил

На постель, ковёр и кашу,
И ведро отборных слёз.
Вы простите простоквашу
И сгоревший паровоз.

Но, наверное, исчезнет
Скоро ядерный запал.
Я пошёл колоть орехи
И нечаянно упал.

Ответ

Вот несётся поезд лихо 
Как отъявленный судак.
Я смотрю, во мне простак
Мелко точит простынь сна.
Из забот и мракобесий 
Собирается копна.

Грусть мой ветер унесёт,
Разбросает спорный ящик,
И взамен своих карманов
Ничего не покладёт.

"Тонкий ветер, ты могуч, 
Ты роняешь вопли круч.
Для чего из состраданья 
Ты надел на лоб обрУч?".

Ничего он не промолвил,
Только жалобно стонал,
И своею красной ниткой 
Он ко мне завопрошал.

Я ему хотел ответить,
Бросить крики в океан,
Но меня он заприметил, 
Прокричал: "Поставь капкан!".

Глашатаем был я глупым, 
И кричал навзрыд: "Торги!".
На меня смотрели ели
И смеялись как коргИ.

Но мне жалобно и ловко, 
Я срыгнул на трон земли.
Лучших чувств меня забвенья 
Тихой сапой волокли.

Не устанешь, не устанешь 
Ты носиться как лампас.
В поле вырастит красивый, 
Головы седой нанас.

И шершывый будет вечен,
Будет нас копить как мёд.
Мой ответ бесчеловечен:
"Я вдыхаю пепел звёзд".

Отравлен

Крепость - ветхое строенье,
Если череп раздробить.
Я хотел в тебе варенье
Всех прекрасных полюбить.

Но хотела ты большого
И неясного чего.
Твердокаменного слова,
Неизвестного того.

А теперь же я отправлен
В неизвестный сыну путь,
И стрелой твоей отравлен,
И меня уж не вернуть.

Стану вновь точить обиду 
На раздутой вдруг губе.
Не приеду я к обеду.
Я разослан голытьбе.

Будут слезы, горе, слякоть
Проникать в больную плоть.
Ты любила эту мякоть,
Но теперь осталась кость.

Я в тарелке у собачьей
Бессердечной конуры
Грею прошлое несчастий,
Жду известий от норы.

Стану я в волне резвиться
Каплей позднего дождя.
Наконец, смогу напиться,
Жажду скорби утоля.

Грозной тучей и мольбою
Я нависну над тобой,
И своей большой губою
Я задену ила слой.

Не пугайся, яд осядет,
Расползётся по земле.
Каждый сом в него заглянет,
И расстанется во мгле.

Считалочка

Шишел-вышел как апостол.
Шишел-вышел командир.
Шишел-вышел необъятен.
Шишел-вышел словно жир.

Победить меня он сможет
Только если свяжет ком
Из упрямства и объятий,
И возглавит нежный корм.

Во дворе он самый главный.
Он метал в меня зерном.
Я ловил его и плакал
Как снежинка над дерьмом.

Не ругайте, он нечайно,
И не будет честно ныть.
Он себя убил случайно,
В нём игрушку не забыть.

Шишел-вышел спрятал "завтра".
Шишел-вышел не найдет.
Шишел-вышел чешет пятки.
Шишел-вышел снова ждёт,

Когда станет он мальчишкой,
Из рогатки будет петь
Оды юные над Мишкой,
И горланить словно медь.

Но застыло это время
Над песочницей вдали,
И лежат его качели
В детском море на мели.

Ты не плачь, ты просто создан
Чьим-то ласковым крылом.
Шишел наш давно уж вышел.
Свил себя он над гнездом.

Ждёт тебя он будто ветер,
Словно юный бутерброд.
Он пророс в тебе как клевер
И течёт в тебе как мёд.

Шишел-вышел стал спокоен.
Понял он, что не вернуть
Тех божественных мозолей
И ещё румяный путь.

Сорный Августин

Сорный Августин лежал,
Сорный Августин бежал...

Разбросал свои он чресла
По горам и по долам.
Всё молился спинке кресла
Как потасканным богам.

Был кровавым и прилежным,
Потроха носил под нос,
Улыбался вепрем нежным,
Вызывал мольбы понос.

Он мешал всем как болезни,
Как открытка маньякА.
Не бывал он всем полезным
Как водица родника.

Спал не там и ел не там.
И сношался, право, гнусно.
Все кричали: "Это срам,
У него внутри уж пусто".

Улыбался несогласьем 
В нём закисший грустный глаз,
И порой в гостях с несчастьем
Оставлял он срамный таз.

А однажды в магазине 
Он забыл свои кишки,
И теперь в его брюшине
Из "Пятёрочки" мешки!

Неудобен, неполезен
Этот шаткий властелин.
Только мусорить умеет
И скупил весь вазелин.

Но забудьте рулевого,
Неприятно видеть гниль
На шинели постового
Словно лакомку-ваниль.

Августин наш весь потерян
И разбросан по частям,
Но своей он предан вере,
Брюхом молится корням.

Ты приди к нему домой,
Часть кишочков подари,
Обогрей своей ногой,
Чаю с глазом завари.

Будь добрей, учись растить
Непрестанное забвенье,
Сможешь в мире поместить
Необугленное рвенье.

Словно заповедь хвоста
И всезнанье вещих плевел
Слушай ты во всём кота,
Будь одинок и весел.