Аннотация: Сказочник - вся первая часть. Рабочее название: "Смерти нет".
Глава 1
1
Сказочник стоял у окна и смотрел, как на асфальт падает мокрый снег. Последний снегопад этой зимы крупными хлопьями расчерчивал серый лист города. На кухне надрывалось радио: "Президент издал очередной Указ "О мерах по повышению..."
"...надоев молока с каждого быка", - продолжил Сказочник за диктора. Повертев в руках мятую бумажку со списком снаряжения и продуктов, он с тоской посмотрел на гору вещей разбросанных по всей комнате и на рюкзак, в который предстояло это безобразие уложить...
Раздался дребезжащий звонок в дверь. Сказочник вздрогнул от неожиданности, и осторожно ступая среди развала снаряжения, пробрался в прихожую.
В открытой двери сначала показалась раскладушка, а затем бородатая физиономия человека с печальными синими глазами. За спиной гостя маячил внушительных размеров рюкзак.
- Здравствуй, Паша, - снизу вверх поприветствовал друга Сказочник.
- Привет, Сказ, - смущенно пробасил бородач и, осторожно поставив раскладушку у стены, брякнул тяжелым рюкзаком об пол.
- Опять с женой поссорился?
Паша промолчал, ожесточенно сражаясь с обледенелыми шнурками горных ботинок.
Сказ ушел на кухню, набрал воды в чайник и включил плиту.
- Метёт... - грустно произнёс он и, помолчав, устало добавил, - Знаешь, Паша, я уезжаю.
- Куда? - послышалось из комнаты. - На Северный полюс?! Ты где в такой голодный год столько ценных продуктов достал? - Паша стоял в дверях кухни, держа в руках стопку консервов "кильки в томатном соусе". - Вот мы их сейчас с лучком и водочкой! - хохотнул он в бороду и замолчал, хмурясь.
- Во-первых, отстань от банок, они с бензином, а во-вторых, у меня автобус в аэропорт через три часа, лучше помоги собраться, немного осталось. Потом чайку попьем, - предложил Сказ и, пройдя в комнату, начал паковать рюкзак.
- Так ты хоть скажи куда едешь? - почему-то шёпотом произнёс Паша, держа в руках очередную порцию вещей.
Сказочник, скрывшись в недрах рюкзака, тихо ругался.
- Ух! - он выбрался наружу и нехотя ответил, - несколько южнее, чем на Северный полюс...
Испуганно прислушался и, шлепая босыми пятками, бросился на кухню, откуда донеслось:
- Ах, чтоб тебя! Чайник весь выкипел...
После того, как в рюкзак было уложено, упихано и утрамбовано ногами невероятное количество снаряжения, они пошли пить чай.
- Как это тебя угораздило? - спросил Паша, задумчиво высыпая в кружку шестую ложку сахара.
Сказочник смотрел в окно и делал вид, что углублён в созерцание того, как старушка прокладывает в снегу тропинку к продуктовому магазину. Молчание затягивалось и, чтобы сломать ледок, охватывающий разговор, он выключил радио и, вымученно улыбнувшись, сказал:
- Паша, мил друг, ну вот тебе вся эта катавасия не надоела, а? Неужели тебе никогда не хотелось вдруг взять и свалить черте куда, подальше от этого ежечасного, ежеминутного вранья?! Вся наша жизнь распрекрасная до отвращения...
- Ух, ты - разошелся-то как.... А я что, в горы просто так езжу? - обиделся Паша.
- Но ты же с друзьями, ведь без них ты не можешь! А одному... "Соло", "сингл", одиночные восхождения... - Сказочник вскочил и начал расхаживать по кухне. - Разницы никакой, ведь в городе и так все одиноки. В горах хоть никто по ногам не топчется... - он остановился посреди вороха оставленных вещей, грустно поглядел на потемневшее окно, потом на часы, вздохнул и, подойдя к плите, вынул из духовки горные ботинки.
- Смотри-ка, успели высохнуть, - удивленно сказал он. Вытер остатки водоотталкивающей пропитки тряпкой и принялся торопливо вставлять шнурки, не попадая от волнения в дырки.
Паша как-то странно, с жалостью, посмотрел на Сказочника и глухим голосом произнёс:
- Я только что приехал с зимнего "соло". Знаю, каково это, без друзей... Ты только вернись. Ладно?
Сказочник разогнулся, его раскрасневшееся лицо стало злым.
- Паша, я не самоубийца, я просто хочу в горы, - потом прошел в комнату и, покряхтывая, навьючил на себя рюкзак. Щелкнул пряжкой поясной сумки, забрал в прихожей горные палки-"телескопы" и открыл дверь. Обернулся на пороге и смущенно добавил: - Ключ на месте, свет выключай, когда уходишь, кран в ванной можешь отремонтировать, подтекает немного. А может и не надо, черт с ним. Ну, будь здоров...
Он, не оглядываясь, прошёл к лифту, который как будто ждал его. Втиснулся в кабину и локтём нажал кнопку первого этажа. Двери лифта с лязгом захлопнулись, отрезав Сказа от постылого мирка его квартиры, наполненного ненужными вещами и воспоминаниями. Впереди были горы.
2
К вечеру на улице похолодало. Осторожно вдыхая морозный воздух, Сказочник побрел к остановке троллейбуса. Из переулка выкатился серым призраком бронетранспортёр и остановился, заглушив мотор. Из металлического чрева доносился приглушенный разговор, иногда прерываемый громким гоготом. Резко откинулась крышка, и из люка появилась голова в каске. Солдат, осторожно осмотревшись, вылез на броню и увидел Сказочника.
- Да так, ничего, - Сказ поспешил прочь, размышляя о гримасах демократии, борьбе всех со всеми и других бедах, от которых он пытался сбежать. Недалеко громыхнул взрыв. Строгий молодой человек, тихо перебросившись с кем-то парой слов по рации, быстро исчез, хлопнув на прощание крышкой. Бронетранспортёр взревел и, выпустив облако гари, рванул с места. Из-за поворота вылетели две патрульные милицейские машины с включенными сиренами, бронетранспортёр пристроился за ними, и троица укатила в вечерние сумерки.
Увидев подходящий к остановке троллейбус, Сказочник побежал, боясь опоздать, но всё обошлось - ему удалось в последний момент вскочить на подножку и он ввалился в салон, почём зря ругая застрявший в дверях рюкзак.
Подъезжая к перекрёстку, водитель лихо обогнул горящую перевернутую иномарку, возле которой стояла машина "скорой помощи". Санитары безуспешно пытались достать водителя из груды искорёженного взрывом металла, но, похоже, человек был уже мёртв.
В лесу, недалеко от автовокзала, с которого уходил автобус в аэропорт, лениво перестреливались боевики непримиримой оппозиции и доблестная милиция. Сказ быстро, насколько позволил тяжёлый рюкзак, юркнул в автобус. "Икарус" через минуту мягко тронулся с места и, лавируя между собратьями, выбрался на шоссе. Сказочник, устав от волнений, скоро уснул и просыпался только несколько раз: когда патрули перетряхивали вещи, ища оружие, да когда из лесополосы по автобусу хлестнули автоматной очередью, к счастью, никого не задев. От выстрелов он только глубже вжался в кресло и тихо выругался. Сзади весь путь до аэропорта испуганный женский голос шептал молитвы...
Последние приготовления к экспедиции закончились в безлюдном углу аэропорта.
"Будем проще" - под этим девизом на свет божий из рюкзака была извлечена псевдопуховка, отсеки которой были набиты не пухом, а продуктами. Мгновенно она была надета поверх изрядного количества одежды и начала тяжело оттягивать плечи. Весы на регистрации показали ровно двадцать килограммов нехитрого скарба, оставшегося в рюкзаке. Что и требовалось доказать.
В накопителе сидело и стояло человек двадцать. "Их-то куда несет", - угрюмо размышлял Сказочник, наблюдая за размеренной степенной жизнью летного поля.
Опять вспомнились события последних дней, так круто изменившие его жизнь. Последний разговор с начальником прогнозного центра и увольнение "по собственному желанию". Затем звонки с угрозами, звонки с заманчивыми предложениями...
Жизнь его никогда не была автострадой. Скорее, она напоминала глухую лесную тропинку. И все из-за неудачного эксперимента, проведенного в детдоме. Слишком много таблеток... После того, как его откачали, он стал предвидеть будущее. Оттуда и прозвище "Сказочник", оттуда, из проклятого прошлого, и жажда правды и справедливости.
В салоне самолета воняло не до конца выветрившимся слезоточивым газом. Он устроился в холодном, промерзшем то ли от высоты, то ли от проветривания, кресле, согрелся и пока самолет выруливал на полосу, украдкой присматривался к соседям.
Слишком близко он летел к границе. Как бы не привязались заботливые дяди из органов. В рюкзаке запас продуктов на месяц и подробная карта одного из горных районов нашей необъятной родины.
Самолет набирал высоту, пробивая толстый слой облачности. По иллюминатору била ледяная крошка, фюзеляж громко вздыхал и потрескивал, но двигатели гудели ровно, и Сказочник успокоился. Неожиданно в иллюминаторе показалось черное с точками звезд небо, на краю которого багровой полосой догорал закат. На его фоне громоздились облака, издалека казавшиеся горными хребтами с глубокими ущельями и шапками вершин. Сказ потянулся, упершись коленями в переднее сиденье. "Скорей бы в настоящие горы", - мечтательно подумал он и улыбнулся.
3
"...температура воздуха в аэропорту и городе десять градусов тепла. Просим всех застегнуть привязные ремни, и после посадки не вставать с места до полной остановки..."
Самолет коснулся колесами взлётно-посадочной полосы и, трясясь на колдобинах, понесся по ней, притормаживая. Казалось еще мгновенье, и он развалится на части, но всё обошлось.
После руления и остановки настала томительная тишина. Открылась тяжёлая бронированная дверь кабины и оттуда гуськом вышли пилоты. Сразу все зашевелились и потянулись к выходу.
Трап был мокрый и скользкий от моросящего дождя. Сказочник остановился на выходе, и ему на кончик носа тут же упала дождинка, скатившаяся с крутого бока самолета. Сзади недовольно высказались, и ему пришлось, стуча и гремя пластиковыми ботинками, быстро сбежать вниз.
"Когда же кончится эта дорога", - ворчал он, бродя по площади у аэровокзала между рядами машин и автобусов, искоса поглядывая на развлекающихся солдат, которые короткими автоматными очередями гоняли по газону обезумевшего от страха человека.
Наконец он нашел что-то подходящее. Водитель микроавтобуса спал, откинувшись на спинку сиденья, и громко похрапывал. На лобовом стекле белела мятая бумажка, на которой было коряво нацарапано название нужного посёлка.
- Эй, дружище, - Сказ постучал в дверцу.
Человек завозился внутри кабины, издал хрипящие булькающие звуки и проснулся, непонимающе таращась сквозь запотевшее стекло. Опустив боковое стекло, он, оценивающе окинул взглядом Сказочника, и произнес:
- Ну?
- Когда едешь? - спросил Сказ нарочито громким голосом, сунув на всякий случай руку в карман, в котором, разумеется, ничего кроме сигарет не было.
- Ну... - ответил водитель.
"Ну, ну - загну!" - разозлился Сказочник.
- Едешь, говорю, когда?!
- Садысь, - просто сказал водитель и зевнул во весь рот.
Сказочник обошел машину, открыл дверь и втиснул рюкзак между сиденьями.
- Сколько?
- Две сотни.
- Две сотни чего?
- Хр-м-м...
Сказочник присвистнул. Пошарив в кошельке, на ощупь вытащил две бумажки. Водитель долго рассматривал их при тусклом свете фонарика, вертел, мял, нюхал, пока Сказочнику не надоело.
- Вчера напечатал.
- Вижю, - водитель завёл двигатель и, вдруг запел хриплым свистящим голосом горскую песню или, скорее всего молитву. Машина выехала со стоянки и сходу развила бешеную скорость. Шальная пуля прошила заднюю дверь, но прошла навылет через крышу.
Сказочник болтался на заднем сиденье, пытаясь унять заваливающийся на каждом ухабе рюкзак. Потом оставил это неблагодарное занятие и принялся рассматриванием видов, проносившихся за окном. Небо стало белесым, последние минуты ночи прятались в складках холмов, гордо возносившихся над утренним плато.
- У вас тут на дорогах как? Спокойно?! - прокричал сквозь рёв двигателя Сказочник. Водитель полуобернулся, бросив руль, и, яростно жестикулируя, проорал поток слов, из которых Сказочник понял, что "не всё спокойно в королевстве датском". Больше с вопросами не приставал, опасаясь за судьбу поездки.
Постепенно дорога втягивалась в горы. Через некоторое время в окнах уже нельзя было увидеть неба. Слева от обочины поднимались ввысь утесы, справа в неглубоком каньоне текла, бурля в водоворотах, горная река и громоздились скалы, поросшие лесом. Из-за облаков выглянуло солнце и сразу всё преобразилось. Осыпи у дороги закурились туманом, асфальт заблестел от росы. Вскоре он кончился, потянулась грунтовая дорога.
"Еще часа два, два с половиной", - Сказочник пытался скрыть волнение. Слишком долго он ждал этой минуты желанного одиночества. Скоро. Уже скоро...
4
...Пять дней ушло на поиски заветного ущелья. Сказочник, сгибаясь под тяжестью рюкзака, шел по кручам, поросшим короткой жесткой травой. Пятна снега на южных склонах хребтов быстро таяли, и по тропам, весело перепрыгивая через валуны, журчали весенние ручьи. Перебираясь по снежным мостам через мутные, вздувшиеся от таянья снегов, речки, он все время ждал, что снег не выдержит и обрушится, но пока всё складывалось удачно.
Местных жителей он не встречал уже дня три. Они сторонились чужаков. Издалека приветствовали и торопились уйти. Сказочника это сначала обижало, но потом он начал принимать подобное отношение к себе спокойно и с пониманием. То, что он видел вокруг, действовало на него гнетуще. Покинутые маленькие селения. Уничтоженные ракетными ударами дома с торчащими ежами разрушенных стен. Выжженные участки леса. Воронки, наполненные ржавой водой. После увиденного ужаса, он сам старался меньше попадаться на глаза местным жителям. Ему было жаль эту страну, истерзанную скоротечной и беспощадной войной. Земля залечивала раны, нанесенные людьми. На месте пожарищ уже пробивалась молодая поросль тонких деревьев, напоминая о том, что природа вечна, а человек, увы, нет...
На утро шестого дня пути Сказочник проснулся весь разбитый. Ныли плечи, намятые лямками рюкзака, болели стёртые ноги, голова от горной болезни была, по выражению Паши, "как Дом Советов во время прений".
Где он, друг сердечный? Наверное, помирился с женой, и тащит ей кофе в постель, а она, жеманно просит, чтобы в чашечку.
А вроде еще год назад был нормальным мужиком. И выпить и за жизнь потрепаться. Что делает женитьба с людьми... Калеками нравственными делает, вот что.
Он-то решил для себя, что ему одного раза впереться в эту тягомотину было достаточно. До сих пор вспоминать тошно о семейной жизни. Нет уж, кто любит волю, того никакими коврижками в золотую клетку не заманишь.
"О-о-ой!" - вырвалось из глубины души Сказочника. "Мать, мать, мать, привычно откликнулись горы" - проворчал он и выполз из теплого спального мешка в утреннюю сырость. Синяя одноместная палатка - "полубочка" вымокла от тумана и провисла. Холодная струйка росы скатилась ему на шею. Охнув, он быстро развязал выход, вылез под навес из полиэтиленовой пленки и деловито зашуршал пакетиками.
Через несколько минут чадил, попыхивая, еще не прогревшийся примус, а Сказочник, в ботинках на босу ногу с ползущими сзади шнурками, прыгал с камня на камень к ручейку, прятавшемуся среди рододендронов. Чуть сполоснув лицо и набрав две кастрюльки воды, он вернулся к палатке, возле которой сиротливо стоял потухший примус. "А, чтоб тебя, горыно - змеиное отродье!" - он запалил еще полтаблетки сухого горючего и сунул в лунку примуса.
Солнце вывалилось из-за хребта, когда гречневая каша с тушенкой была уже съедена, рюкзак собран и Сказочник, привалившись к нему спиной, медленно потягивал обжигающий кофе. Паша был прав - продуктами, по чрезвычайным нынешним временам, он запасся неплохо, вот только табака было мало. Но сегодня - особенный день, а значит, внеплановая сигарета по уставу положена. Он упаковал оставшиеся вещи в рюкзак, уселся на него и достал из кармана записную книжку. Сегодня перевал Железного Феликса, а за ним - долина "КАП".
Сказочник наткнулся на ее описание в одном из отчётов горных туристов. Богом проклятое место. На счету долины и гор, окружающих её, уже было несколько трупов. Он вспомнил последние криминальные сводки по городу и криво усмехнулся. Никто вот уже больше пятнадцати лет в долине не бывал. Тем лучше. Или хуже, чёрт его знает.
"Так, ещё раз проверим память", - сосредоточился на тексте Сказочник. Его всегда коробила сухость отчетов, тем более, таких как эти, найденные им среди вороха архивных бумаг, принесённых Пашей из разорённого туристского клуба. Но это была вся информация, которую ему удалось найти о долине КАП.
"Члены Клуба альпинистов-первопроходцев завода "Красный пролетарий" летом 1939 года открыли неизвестную долину, окольцованную горами. Предположительно, кратер старого вулкана. Подошли к ней с северо-запада по Борханскому леднику. Перевал, закрывающий долину, - явно выраженный провал между пиками Двойная Звезда и Тутук-баши. Спуск в долину затруднен из-за разрывов ледника. На спуске, во время камнепада, который сошел с монолитной скалы, погибла связка А. Тюленин - И. Брюсов. Руководством сборов было принято решение вернуть группу в базовый лагерь без организации спасательных работ".
Следующая запись была датирована 1954 годом.
"Горные туристы из Красноярска после успешного взятия неизвестного перевала нашли тур с запиской каповцев. В долине бушевала гроза, но на перемычке было тихо. В разрывах между тучами были замечены светящиеся движущиеся точки. В одну из палаток влетела шаровая молния. Двое умерли от ожогов, один был спущен вниз в долину в тяжелом состоянии".
Далее перерыв в двадцать лет.
"Весной 1974 года, судя по записям спасателей, местные жители в последний раз видели группу уфологов - любителей, движущуюся в сторону Борханского ледника. Больше никаких сведений о группе не поступало".
Сказочник закрыл блокнот и подкурил потухшую сигарету. Спрашивается, какого лешего его туда несет? Сидел бы дома, кропал свои бессмертные вирши и пил водку, любуясь на закат и закусывая салом и луком весь этот замечательный "натюрморт". Что-то не так? Чего-то необычного захотелось?
Вновь вернулись старые сомнения, от которых, как казалось, он избавился, ступив на трап самолета. Может быть, он на самом деле ненормальный? И его бывшая жена была права? Хотя в чём тут ненормальность? Сколько он себя помнил, он всю жизнь искал родителей. Вот только не мог найти...
Тридцать лет назад он появился на свет. Когда ему было всего четыре года, его мать пропала в горах. Уходя, обычно возвращаются. Она не вернулась... От её знакомых, которых он, спустя много лет с трудом разыскал, толку было мало. Все твердили, что она тихо тронулась от йоги и "тарелок", а, скорее всего оттого, что у нее было туго с мужиками. И отводили глаза, сволочи. А он тогда откуда взялся? От духа святого?! Но про его отца не было даже слухов и намеков...
Он не верил, что с матерью произошло что-то ужасное. Но собранные доказательства говорили о том, что случилось страшное и она, скорее всего, мертва.
Сам он тогда был отправлен в интернат, где и прошло его "счастливое" детство. "Они" - так Сказочник с ненавистью называл тех, кто вытравил из его памяти образ матери.
Пытаясь найти хоть какую-то зацепку, он перелопатил гору литературы об уфологии. Но в ней были лишь слабые следы, путаные объяснения и непроверяемые факты, намекающие на то, что существует-таки "нечто", запредельное и таинственное. И ему очень хотелось верить в то, что оно поможет ему разыскать родителей.
А потом, после клинической смерти от передозировки лекарств и лечения в больнице, он уже ничему не верил. Нет ничего... ни там, ни здесь... весь мир - галлюцинация, и мир плохо кончит. Например, вот тот дяденька-врач кухонным ножом зарежет жену.
На следующий день больницу взбудоражила ужасная новость: главврач в припадке ревности убил супругу, а затем и себя...
Будущее всегда было для него дорогой, скрытой в тумане. Вдоль дороги росли кривые деревья, и в серой мути сумерек еле виднелись покосившиеся щиты с огненными надписями. Он читал их и не видел букв из-за застилавших глаза слез...
Специнтернат, спецшкола, спецназ. Слишком много было в его жизни слов, начинавшихся на "спец".
Полгода он готовил эту экспедицию, и слежка, которая всегда была частью его жизни, стала невыносимой. Месяц назад она прекратилась. Может "они" махнули рукой на его вывихи и успокоились? Вряд ли. Скорее всего, следят за ним даже здесь, в горах. Он поежился, представив себя мишенью, выкрашенной в ядовито оранжевый цвет. Станешь тут параноиком...
Ненормальным его никто не называл. Сейчас в ходу было другое слово - "паранормальность", то есть "околонормальность". Он и был этой ходячей "паранормальностью". Как бельмо на глазу у тех, кто пытался его приручить. Отчаявшись, устав от бесплодных поисков, он в одну из бессонных ночей придумал свой путь: входя в мир грез, брёл по дороге, ведущей в будущее, и беззвучно кричал в надвигающийся туман. Ему отвечало лишь эхо. Но две недели назад всё-таки кто-то откликнулся ... Тогда он случайно прочитал на придорожном знаке ужасное предсказание, из-за которого его вышвырнули из центра прогнозирования, но он был рад этому и постыдно сбежал от судьбы. Только сбежал ли?..
Он читал эти строки тысячу раз, а понял только на тысяча первый. Сказочник достал из клапана рюкзака тоненькую книжку "Агни Йоги", бережно завернутую в полиэтиленовый пакет, и раскрыл её на заложенном спичкой месте.
"Страж, помни о доверенном сокровище.
Ненастье идет - Учу перенести его.
Рука Создателя открывает две сферы.
Избрать путь положено.
Свора псов рычит,
и филин сверкает глазом в темноте.
Но знающие не трепещут,
Щит Я посылаю - усмотрите, не отбросьте счастья".
Бред, конечно, набор слов, и найти в реальном мире место, похожее на это описание было невозможно, но он верил в удачу. Прошлой осенью Паша рассказал ему про чудеса долины КАП, мимо которой проходил маршрут их горного похода...
5
Потушив сигарету, Сказочник сунул книгу в нагрудный карман ветровки и, сладко потянувшись, встал. С воплем: "Й-а-а!!!" - помахал для приличия руками, изображая бой с тенью. Кровь застучала в висках, перед глазами поплыли белые мушки. "Ага, акклиматизировался, значит? А каково будет на четырех с половиной километрах?!" - пропыхтел Сказочник и обратился к сиротливо лежащему рюкзаку: "Вставай, маркиз, нас ждут великие дела!" Взгромоздив на себя синее чудовище, он нагнулся за палками-телескопами. В голове опять помутилось, но скоро всё пришло в норму. Он оглядел место стоянки. Не найдя явных следов мусора, удовлетворенно хмыкнул и зашагал вверх по еле заметной тропке.
"Так вот он какой, северный олень", - бормотал он, разглядывая Борханский ледник, который гигантским языком свешивался со скального уступа, преграждающего вход в ущелье. Там лёд, сморщенный трещинами, сползал на морену - осыпь камней у начала его пологой части. Туда и направился Сказочник.
Пройдя немного по месиву валунов и льда, он присел на камень. Тяжело сопя и покряхтывая, надел кошки. Поболтал ногами, проверив прочность крепления, и вогнал зубья в лёд. "О`кей, май лайф, айм сорри, если что не так", - пропел он на мотив какого-то блюза, встал, опираясь на ледоруб, и побрел вверх, всё вверх. Успокаивая себя, что потом будет всё вниз и вниз. От внезапно накатившей горной болезни каждый шаг давался с трудом. Солнцезащитные очки запотевали от дыхания. Сказочник, чертыхаясь, останавливался, втыкал в пористый лёд клюв ледоруба и протирал стекла очков мокрой перчаткой, от которой оставались мутные разводы, и видимость не улучшалась ни на йоту.
Через два часа упорного продвижения по леднику перед ним возникла нависающая ледовая стена, которая тянулась влево и вправо на сотни метров. Под ней был крохотный наклонный участок, на котором он и решил отдохнуть. Дрожащими от напряжения руками он ввернул ледобур в синий лед и пристегнул к нему рюкзак, а потом, чуть подумав, и петлю страховки. Сбросив ненавистное чудище - юдище, сел на него верхом и попытался расслабиться. Ничего не получилось. Чертова стена...
Солнечные лучи скользили по касательной, сверкая на иголочках и порах льда. Далеко внизу виднелась Борханская долина, вся прозрачно зеленая от весеннего утра. Сказочник мог поклясться, что видит набухшие почки на карликовых деревцах. Там, внизу, царила весна. Но надо было идти вверх, в зиму небес. Только в какую сторону надо двигаться, чтобы обойти эту проклятую стену? Глубоко вздохнув несколько раз, он смог немного расслабиться и унять дрожь в мышцах. Тотчас тихо прозвучал чей-то голос: "влево". Сказ машинально кивнул, тяжело поднялся, отцепил страховку и пошел туда, куда велел голос. Еле переставляя ноги, он сосредоточился на направлении движения и не обратил внимания на то, что его "ведут". Подготовка, полученная в спецназе, впервые дала сбой.
После нависающей глыбы льда шёл заснеженный вертикальный кулуар, по которому он выбрался наверх. Хорошо поработав на передних зубьях кошек, он поднялся на край исполинской чаши ледника, и, стоя на четвереньках, просипел: "гип-гип-ура!". Восстановив дыхание и осмотревшись, он увидел сдвоенную вершину, седловину перевала и массивную пирамиду пика Тутук-баши. Попрыгать от радости не дал рюкзак. Окончательно не отдохнув, Сказочник побрел по леднику, тщательно готовясь к прыжку перед каждой трещиной и обходя озерца талой воды, на дне которых виднелись камни. Тонко хрупал лёд под кошками. Неожиданно послышался нарастающий перестук, и со стены хребта сошел камнепад. Сказочник остановился, обратившись в слух. Звенящая тишина, растворённая в слепящем солнце, снова наполнила амфитеатр ледника, и он продолжил путь к узкому входу в боковое ущелье, где, по его мнению, должен был находиться перевал.
Тянущееся к вечеру солнце превратило снег, покрывающий лёд, в месиво. К сумеркам он был всего лишь под стеной перевала. Через три часа стемнеет, а по самым грубым прикидкам предстояло пройти ещё двести метров вертикали. Эх, Паша, друг, был бы ты рядом. Сейчас махнули бы, не глядя... Сказочник остановился, не доходя до скал, припорошенных снегом. Со стуком то слева, то справа шли "эшелоны" камней. "Только бы еще паровозные свистки к ним приделать для предупреждения зарвавшихся граждан", - подумал он, пытаясь приободрить себя, и стал торопливо распаковывать рюкзак, выгружая на снег веревки, крючья и карабины. Потом, нервно закурив, несколько минут стоял, вглядываясь в маршрут, который должен был пройти один. Один... вот только интересно - ради чего? Ведь с такой высоты легко в лепешку расшибиться. Но если хоть на минуту об этом вспомнишь там, на стене - можно заказывать ритуальные услуги. Что там плетут: "горы смелых выбирают"? Ага, "и на память оставляют"... Ну, всё, хватит трепаться - приказал он себе и после нескольких метров лазанья вбил первый крюк в трещину, обозначившую его путь наверх. Грохот близкого обвала заставил его вжаться в каменную нишу, один из обломков с холодящим душу шорохом пролетел в метре от него...
...Наивные люди, ищущие в горах философский камень! Их путь усеян шипами ледовых трещин. Их глаза застланы потом. И в голове звучит повторяющийся рефрен: "Всё! Это в последний раз. Зачем я здесь? Почему я здесь? Зачем и почему..."
Для Сказочника мир стал состоять из простых движений. Он танцевал медленный танец скал: уходил вверх, используя рюкзак как противовес на случай срыва, искал место для крюка, вбивал его, защелкивал в ушко крюка карабин, в карабин - веревку. Спускался вниз за рюкзаком, поднимал его наверх, спускался вниз, выбивал крючья и снова карабкался наверх.
"Все выше, выше и выше...", - хрипел он, уже ничего не понимая, всё чаше ошибался, бил молотком по пальцам, стонал, втягивая рюкзак на редкие уступы. И все время сверху летели камни. Один больно ударил его по ноге, но он даже не почувствовал боли. Другой, перебив одну из верёвок, вскользь ударил по каске, вышибив на мгновенье дух...
***
...Вверх, вверх, вверх. Подняться выше себя и остаться собой. Тянуться до тусклых вечерних звезд и падать в чёрный омут неба...
***
Но... дальше уже подниматься было некуда. В полной темноте, он втащил ненавистный рюкзак на узкую седловину перевала и свалился на камни под нависающей скалой, опустошенный, выжатый, как лимон. Спустя мгновение отключился. На минуту? На час? Или на жизнь?
6
Он очнулся от холода. Зимняя стужа высоты вытягивала из тела тепло. Согнувшись в три погибели, он старался унять дрожь и хоть чуть-чуть согреться, но холод не отпускал. Сознание медленно возвращалось, стараясь пробить апатию усталости. Плохо соображая, где он, кто он, Сказочник оттащил волоком рюкзак от обрыва и принялся негнущимися пальцами отцеплять тент палатки. Мороз усилился, и промокшая одежда, успевшая заледенеть на ветру, обжигала кожу. После нескольких неудачных попыток поставить палатку, которую рвал и полоскал налетевший шквал, он привалил ее по периметру камнями. Затем влез внутрь и попытался втиснуть следом рюкзак. Наконец, это ему удалось. Коврик из полиуретана, который он по глупости прицепил сбоку рюкзака, был изодран о скалы. Кое-как открыв рюкзак и вынув из него спальный мешок, он долго не решался снять куртку и комбинезон. Завернувшись в спальник, он сидел на останках коврика, и постепенно согревался. Накатывая волнами, тепло болью отдавалось в ссадинах на руках, и тихонько поскуливала ушибленная нога. В полубреду, ему почудилось рядом чьё-то незримое присутствие. Кто-то вздохнул и произнес: "...птичка хохлится в холоде, но солнце расправит её крылья". Благодатный сон-беспамятство сморил Сказочника.
Глава 2
1
Ясность сознания достигла максимума. Оум, вися в пустоте, ощутил, как поток чистой энергии вошел в темя и, пронзая чакры, устремился вниз по позвоночнику. Осторожно впустив тонкие лучи в энергетические каналы призрачного тела, он почувствовал, как оно завибрировало от напряжения. Вокруг головы появился пульсирующий шар, окутанный серебряными нитями. Оум медленно раскручивал его до тех пор, пока шар не увеличился в размерах, и не начал переливаться всеми цветами радуги. Через сто ударов сердца накопленной энергии хватит, чтобы пробить Барьер. С той стороны Барьера слышался Зов, который он не вправе отвергнуть.
2
Утро не принесло Сказочнику ничего хорошего. Спросонья он долго выпутывался из спальника, который вдруг превратился в палатку. С криком "банзай!" он начал пробиваться головой к выходу. Оказалось, что выход - это там же, где и вход, то есть с другой стороны. Встав в полный рост, Сказ высунул встрепанную голову в тубус палатки и... ничего не увидел. Черт возьми, забраться в такую даль, чтобы любоваться туманом?! "Это несправедливо! Я протестую!" - крикнул он и юркнул обратно в палатку. Рядом с шорохом сошла небольшая лавина. Спасаясь от неё, он отпрыгнул и рухнул в снег. Снежник принял его как родного, вот только лежать в нём было холодно. Он с трудом выпутался из палатки, и, найдя рюкзак, вынул из него аптечку. От рюкзака сильно разило бензином. Так. Еще одна беда - бензиновая банка протекла. Он мрачно протрубил похоронный марш сухарям и принялся смазывать ссадины на руках йодом. С ногой дела обстояли хуже. Над коленом темнел устрашающих размеров синяк, очень похожий на раздавленного краба. Сказ добрался до снежника и сунул голое колено в снег. Ушибленное место саднило. Окончив сеанс "лечения", он поставил кипятиться воду, и занялся устройством бивуака.
Со стороны Борханского ледника туман рассеялся, лишь у кромки хребта болтались подозрительного вида облака.
Заварив чай, Сказочник развязал пакет с печеньем и брезгливо принюхался. Пах бензином только сам пакет. Машинально жуя печенье, он с тревогой наблюдал, как на горизонте наливается свинцом полоска туч. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, вызванных приближением непогоды, он решил немного прогуляться, а заодно найти сложенный предшественниками тур, и если повезёт записку.
Обогнув скальный уступ, он увидел сложенную из камней пирамидку - тур. Разобрав его, обнаружил в гильзе обгоревший клочок бумаги. "17 июля 1974 группа (неразборчиво) поднялась... (дальше сгоревшее место)... спускаемся в долину КАП. Миша Д., Гриша Р., Таня С."... Вытер о штормовку вспотевшие от волнения руки, еще не веря в удачу. Значит уфологи ушли туда, вниз?! Взгляд его пытался проникнуть через пелену качающегося тумана. И кто такая Таня? Может его мать? Её тоже звали Татьяной, и фамилия у неё начинается на "С"... Ну, нет, слишком похоже на чудо. Столько лет искать, потерять всякую надежду и вдруг найти в этом богом забытом уголке следы давнего присутствия матери. У него подкатил комок к горлу...
Оум подошел к Барьеру и мягко перевалил через него. Послав лучи к границе контролируемой им реальности, к поверхности слоя номер два, Оум почувствовал устрашающий накал энергии, скопившейся за ней. Но там был Зов...
Внезапно потемнело. Сказочник обернулся. Грозовой фронт быстро закрывал солнце. Остался лишь маленький клочок чистого неба, но и он стремительно сокращался. Торопливо сунув записку в карман, Сказ поспешил к палатке. Чуть не доходя до нее, он услышал негромкое гуденье. Звенело от приближающейся грозы металлическое снаряжение, хранящееся в рюкзаке. Сумрак вокруг медленно сгущался.
Оум поспешно вбирал в себя Силу. Ещё немного, ещё... Он должен успеть!
Сказочник, лежа в палатке, телом ощущал заряд статического электричества, которым пропитывалось всё вокруг. На кончиках пальцев появилось слабое свечение. Он попытался закрыть полог тента, но его ударило проскочившей искрой. Осторожно выглянув наружу, он увидел, как на остриях пиков зловеще полыхают огни святого Эльма. В тучах, высоко вверху, начали беспрестанно вскипать молнии. Небо ворчало и, тяжело перекатываясь, грохотало разрядами.
Оум подошёл вплотную к границе мира. Щит был готов. За гранью реальности бесновалась тьма. Оттуда, из бездны был слышен Зов.
Сказочник испытал, что такое ад. Небо визжало и хохотало на сотни голосов. В ближние вершины всё чаще ударяли молнии, отламывая куски скал, которые взрывались от следующих разрядов. Шаровой молнией выжгло край палатки, второй огненный шар подпалил её, и Сказ, спасаясь от пламени, еле успел выскочить наружу. Земля буквально горела под ногами. Тени от гребней гор извивались в чудовищных изломах, рассыпались на осколки черных зеркал. Полутеней не было. Был свет и был мрак.
Оум осторожно выдвинул Щит за границу слоя. Напряжение достигло предела. Всего на секунду был убран Щит, и тьму пронзили мириады тонких лучей. Перед лучами летели сканирующие пространство гонцы. Оум ждал. Один из лучей превратился на лету в незримый кокон и накрыл Зов.
Сказочник стоял на краю обрыва, оглушённый наступившей тишиной. Далеко внизу виднелась долина КАП. Туман, закрученный гигантским вихрем, несся по кругу, омывая окружавшие долину горы. В центре долины светился скрытый наполовину гигантский купол.
3
Купол оседал, прячась в клочьях тумана. Облака, подсвеченные волшебным светом, поднимались над долиной.
Вечернее солнце осторожно выглянуло из-за безымянного пика, опасливо скользнуло по склону и залило лучами скалы и часть чаши ледника.
Оум обессилел после схватки, но разум его был настороже. Гонцы вернулись с доброй вестью. Зов был спасён. Оум ощутил покой и впал в оцепенение, похожее на сон.
Наваждение какое-то. Сказочник наблюдал за долиной КАП и удивлялся происшедшей перемене. Над кольцом гор плыли невинные облачка, обрамляя сверху разрушенный цирк старого вулкана. Долину заполнял ледник, в центральной части которого темнела замёрзшая гладь озера. Из озера двугорбым верблюдом поднимался скальный остров, заслоняя собой дальний край ледника. И никакой мистики!
Он всё-таки заставил себя оторваться от созерцания таинственной бездны, к которой так долго стремился. В нескольких шагах от него ветер ворошил обгоревшие лохмотья палатки. По всей стоянке были разбросаны вещи, которые он пытался спасти от огня.
Он просунул голову в дыру на спальнике и поправил импровизированное кособокое пончо. Стало чуть теплее. Сплавленные пакеты были свалены грудой у прожженного рюкзака. Примус, немного помятый, лежал под обломком базальта. К счастью горелка не взорвалась от случайной искры, и баллон вроде бы был цел.
В заботах Сказочник не заметил, как наступили сумерки. Разбирать уцелевшие вещи пришлось при свете налобного фонарика. На горы опустилась холодная ночь. Примус, деловито пыхтя, плевался желтыми языками пламени и тихо шипел, растапливая снег для вечерней трапезы. Сказ, сидя на камушке, сортировал продукты. Складывал в рюкзак уцелевшие, бережно ссыпая их в мешочки. Горкой отложил консервы, с сожалением выбросил безвозвратно испорченные. Жалко было банку кофе, которую он в суматохе умудрился раздавить. Не раздумывая, он высыпал остатки кофе в рот и сморщился от горечи. Быстро нашел кусочек сахара и зажмурился, блаженно вздыхая. "Еще бы глоток кипятку и тщательно все перемешать". Он изобразил танец живота и тут вспомнил о коньяке. Потом начал лихорадочно рыться в ворохе еще не разобранных продуктов. "Ха-ха! Я спасен!" Он с любовью прижал к сердцу утробно побулькивающую флягу. "Господа! Я очень сожалею, но мне придется отменить сухой закон", - пробормотал он в темноту и, зачем-то выключив фонарик, основательно приложился к фляжке.
...Небосвод был до неприличия забит звездами. Сказочник лежал, закинув руки за голову, и смотрел, как мерцают шляпки гвоздиков в тверди небесной. Или их заколачивали с другой стороны? И вообще, где живут боги? С этой стороны или с той? Хм, слишком непростой вопрос для отравленного алкоголем организма, решил он и задремал, вздрагивая от подбирающегося холода. Несколько раз за ночь просыпался, и ходил смотреть кратер, на дне которого клубились облака. Потом, спотыкаясь и грузно подпрыгивая, бежал обратно и зарывался в обгоревший спальник, которого катастрофически не хватало. Под утро стало морозно, и он сидел, нахохлившись, в ожидании восхода солнца. Сегодня во что бы то ни стало надо спуститься в долину. Что-то неуловимое в ней ему очень не нравилось. Но пока он был в счастливом неведении и не подозревал о том, что его судьба предопределена. И ничего нельзя изменить, и невозможно предвидеть, чем обернётся завтрашний день: смертью или триумфом. Невидимый кокон не пропускал Сказочника к туманной дороге в будущее.
С первыми лучами солнца бедный погорелец, согревшись, уснул сном праведника.
4
Неизвестно сколько спят праведники, но Сказ честно "плющил веревку" до трех часов дня. Он твердо решил вставать и трогаться в путь, потом подумал, что "тронуться" всегда успеет, и остался лежать на жестком ложе из камней. В голове бродили и мирно щипали извилины всевозможные конструкции ёмкости для уцелевших после пожара вещей. Но от умных мыслей отвлекала банка тушенки, предательски выкатившаяся из-под куска полиэтилена. Через пять минут от банки остались рожки да ножки, живописно вырисованные на этикетке. Громко икнув и посетовав про себя: "Ну, свинья я, свинья!", он поднялся и, захватив фотоаппарат с, увы, единственной пленкой, пошел снимать долину КАП.
Солнце висело низко и собиралось вот-вот скрыться за хребтом. Тень от западного хребта уже пересекла одну из вершин двугорбого скального острова. Над растаявшим озером висела тонкая паутина тумана. Было тихо и как-то дико... Ничто не напоминало о вчерашнем катаклизме. Он настроил старенькую "Смену", поднес ее к глазам, намереваясь запечатлеть вечернюю идиллию. В видоискателе он увидел вспышку света. Всего на мгновенье, но он успел нажать на спуск. Что же это было? На восточной вершинке "верблюда" начал мигать огонёк. Кто-то отчаянно подает сигнал бедствия или это разыгралось воображение?
"Эй!!!" - прокричал он, сложив руки рупором, но, осознав, что расстояние не очень-то подходящее для ораторских упражнений, замолчал. А огонёк все метался, сигналя.
Солнце зашло за хребет, и долина утонула в наступивших сумерках. Сказочник вернулся к стоянке, недоумевая, кого бы это могло занести в долину КАП до него?
Раздумывая об этом, он начал разводить примус. Слегка подмоченное сухое горючее тлело, весело потрескивая и разлетаясь на мелкие горящие кусочки. Наконец примус прогрелся. Сказ, вознамерившись зажечь огонь, поднес к нему зажигалку... Раздалось шипение, а вслед за ним прямо из воздуха вспух белый шар, и так оглушительно громыхнуло, что Сказочника свернуло от страха.
Перед глазами плавали огромные черные, белые и красно-зеленые круги, в ушах застрял звон, то ли погребальный, то ли комариный. "Ох, мои бедные парапанные беребонки, ох, мои милые перепонные барабанки!" - причитал он. Но как только к нему стало возвращаться зрение, он принялся лихорадочно оглядываться. Примус, попыхивая, вхолостую нагревал стылый вечер. "Ничего - не - понимаю..." - сказал Сказочник зеленому, сжавшемуся в жирную точку кругу, и взгромоздил котелок на примус. "Ага, значит, опять начинается чертовщина, но уже с тылу!" - сообразил он и начал подкрадываться к краю обрыва, с которого открывался вид на Борханский ледник.
Вторая ракета, угодив в камень, за которым он прятался, рассыпалась на мелкие искры и завоняла, догорая.
- Эй, олухи! Кончайте пулять! Убьёте же!!! - прокричал он вниз, надеясь, что его услышат.
Выждав немного, выглянул из-за укрытия и увидел мигание фонарика: "Та-та, та-та-та, та-та-та-та, та-та!"
"Скотина же ты, все-таки, Паша, - с симпатией подумал Сказочник, - нашел-таки, мил друг заклятый, чтоб тебе пусто было!"
5
"Обложили меня, обложили, гонят весело на номера", - мурлыкал Сказочник, потягивая чаёк и наблюдая с высоты перевала за копошением на леднике. Слово "номера" у него вызвало неоднозначную реакцию и, чуть поколебавшись, он принял капельку коньяка в сугубо медицинских целях. Паша лазал вдоль стены и отнюдь не собирался ставить палатку. Иногда он включал фонарик и, размахивая им, подавал невразумительные сигналы. Сказочник встревожился. Может, что случилось? Выплеснув чай, он начал влезать в страховочную систему. Три крюка у него еще осталось, ага, четыре! На две "станции" хватит. Веревки - две бухты: сорок и сорок пять метров. Спускаться до ледника он не собирался, просто хотел узнать, что стряслось, и выбить оставленные им позавчера крючья. Сказочник усмехнулся, вспомнив эпопею взятия перевала, который он второй день мужественно удерживал. Всё-таки надо было захватить с собой джентльменский набор для ночного лазания: свечку с подсвечником и книгу "Проблемы безопасности в горах".
Обвязав верёвкой камень, нависающий над краем обрыва, он попытался сдвинуть его, проверяя страховку на прочность, но только зря кряхтел. Камень сидел в смерзшейся "сыпухе" мёртво. Прицепив спусковое устройство к веревке, Сказ начал осторожно спускаться. Холод набирал силу, и булыжники уже не летали, как вороны на погосте, а тихо парили в морозном воздухе, иногда разбиваясь о попадающиеся на их пути скальные выступы. Рядом с нижним концом веревки удачно нашлась хорошая полочка. Сказочник от всей души заколошматил в трещину крюк, чуть не расплющив его в блин, и навесил веревочную петлю. Свободный конец веревки закрепил в карабине, чтоб не унесло ветром. Чуть ниже полочки, на которой он обосновался, в стене торчал крюк. "Мой", - с уважением подумал он и потянулся, намереваясь вынуть и пополнить истощившийся запас железа. Швеллер легко выпал из трещины и, звякая, улетел вниз.
"Черный дюльфер, друзья, черный дюльфер, он спасет от любой непогоды!" - запел он и продолжил спуск. Снизу ветер донес эхо песни. Сказ выбрал надежный выступ и уселся на него верхом.
- Я Карлсон, который живет на крыше! А ты кто?!
- Фридрихсон, конечно! - ответил Паша и подошел к скале.
- Ах, Малыш, тебя что, жена прогнала не только из хаты, но и из города?!
- Да пошел ты! Лучше бы вниз спускался, что ли.
- Не могу. У меня мотор забарахлил, а веревки не хватает, - Сказочник беспокойно заерзал на выступе, - слушай, Паша, а у тебя жумара лишнего не будет?
- Лишнего нет, а парочка найдется.
- А то, знаешь, - Сказ притворно всхлипнул, - я, кажется, свой на крыше оставил.
- Вечно ты влипаешь без меня в истории, - ворчал Паша, разматывая веревки, - жди и организуй страховку. Как понял, прием?!
- Понял, понял, - ответил Сказочник и удобнее устроился на выступе, ожидая последующих стенаний и заслуженных упреков.
Паша, пока добирался до Сказочника, измолотил в скалу массу крюков.
- Здравствуй, Малыш.
- Здравствуй, Карлсончик дорогой. Кукуешь?
- Вверх? - без предисловия предложил Сказочник, - лифт на эшафот готов.
- Погоди, экий ты скорый. Надо бы и о рюкзаке подумать.
- Помочь?
- Да сиди уж, сам справлюсь, - сказал Паша и нырнул по верёвке вниз в темноту.
По навешенным перилам они быстро поднялись на седловину перевала. Вскоре на примусе разогревалась вода для чая, а Сказочник, взволнованно жестикулируя и расхаживая по стоянке, рассказывал о своих злоключениях. Происшедшие события не укладывались в рамки здравого смысла, но Паша всему безоговорочно верил и жалостливо вздыхал в особо трагичных местах рассказа, так как сам пострадал от непогоды, которая застала его на ледопаде.
- Ну и как вам всё это, Павел Алексеевич? - спросил Сказочник. Он стоял на фоне ночного неба в, сунув руки за подтяжки комбинезона.
Паша поглаживал бороду и о чем-то думал.
- Да как тебе сказать...
- Да так и скажи! Мол, братка, наврал ты мне с три короба, а сам коньяком упился и валялся пьяным в палатке, спьяну же её и подпалил, сам чуть не сгорел.
- Угомонись ты! Всем твоим словам верю, вот те крест. Только что бы могла значить сия чертовщина?
- А откуда ты знаешь, что это чертовщина? Может, это луч света в темном царстве?! Знамение божье, вход в подпространство, галактический светоч? Ну да бог с ним. Выкладывай лучше, как меня нашел.
- Как, как! Просто. Секретные бумажки не надо разбрасывать по всему дому. У тебя настольный календарь за последний месяц весь исписан заковыристыми надписями и названиями. То долина КАП, то Борханский ледник. А мы по этим местам, как тебе известно, позапрошлым летом бродили. Чабаны местные о чёртовом котле, в котором дьявол живёт, тогда нам и рассказали. Я чуть не поседел, узнав, что тебя сюда несёт. Быстро собрался и, как видишь, приехал. Тем более, из твоей квартиры меня выселили.
- Кто? - Сказочник был неприятно удивлен.
- Ты бы лучше вспомнил, кому твой длинный язык хвастал о новой рукописи?
- Не помню уже, а что?
- А всё. Можешь забыть о ней. Пришли дяди в штатском, перерыли твою макулатуру, выставили меня и опечатали дверь. Так что ты теперь - "персона нон грата", то есть "бомж". И я тоже, так как с меня взяли подписку о невыезде, а к жене я не вернусь, ты же знаешь. Но не на того напали...
Сказочник молча вытащил сигарету, медленно ее подкурил и, глубоко затянувшись, выпустил струю дыма в сторону Полярной звезды. Когда он заговорил, его голос звучал растерянно.
- Но ведь в рукописи не было ничего запретного. В ней одни сказки.
- Ничего себе сказочки о мишке косолапом! Нашел, что детям рассказывать. Ты что текущего момента не понимаешь, а? В то время как космические корабли бороздят просторы галактики, а мы, под руководством сам знаешь кого, строим светлое капиталистическое будущее, ты вздумал глумиться над святыней! Над ясным образом! Ты думаешь, стукачи дружно покончили с собой в восемьдесят пятом? Жалко, что губозакатывающие машинки исчезли из продажи, а то бы подарил. Люсеньке ты проговорился, вот кому. На маленькое нежное ушко. В порыве страсти и любви.
- Замолчи! - Сказочник чуть не задохнулся дымом и долго надрывно кашлял, захлебываясь горечью. Наконец хрипло спросил, - Откуда ты об этом узнал?
- От женушки своей, от кого же еще. Все мы, оказывается, были под колпаком. ЧК не дремлет. И квартира твоя была нашпигована всякими штучками-дрючками. Могу показать, - он вынул из кармана маленький микрофон с какой-то примочкой, - за книжной полкой стоял. Ты ремонт сам делал?
- Нет, - выдавил Сказочник.
- Ну и нагрузили. Радуйся. Одного только не пойму, как тебе дали уехать?
- Паша, а настольный календарь где?
- Гуляет твой календарь в городской канализации, порванный на мелкие кусочки. Час сидел, рвал и спускал воду в унитазе. Соседи, наверное, подумали, что у тебя понос. Ладно, давай отбиваться, а то завтра день тяжелый и вставать рано.
Но Сказочнику не спалось. Он ворочался, тяжело вздыхал и в душе завидовал Паше, который спал, как ни в чём не бывало.
6
Утро началось с обсуждения наполеоновских планов Сказа. До завтрака они успели по каждому вопросу повестки дня поругаться, но всякий раз быстро мирились. После очередного примирения молчали, занимаясь каждый своим делом. Первым, как всегда, не выдерживал Сказочник:
- А ведь вы, батенька, Павел Алексеевич, зря отказываетесь тотчас же после завтрака спуститься в долину. Вы думаете, что мировая буржуазия сможет запугать нас какой-то чертовщиной, и будете в корне не правы, - выдавал он в очередной раз и хитро прищуривался.
Паша отмалчивался и латал урезанное синее безобразие, бывшее когда-то рюкзаком. Искоса поглядывая на вышагивающего по перемычке Сказочника, он ласково предлагал ему пойти далеко-далеко и там поточить то кошки, то ледоруб.
- Нет, Паша, ты невыносим! - восклицал Сказ и шёл делать то, что велели.
Оум созерцал мир. Он размышлял о слое, который поддерживал своей мощью. На его границе, между светом и тьмой, появилось нечто третье - Зов. Оум ждал его, любил его, но и ненавидел его. Кто он - "Зов"? Находясь под защитой Оума, Зов был частью его могущества. Но этим и был опасен для мира. Глубина созерцания сменилась рябью поверхностного течения мыслей. Оум ждал.
Как ни странно, но к завтраку все неотложные дела были завершены. Даже безнадежно испорченный рюкзак Сказочника приобрел косовато-зверский вид, за что Паша был удостоен званий "гениалиссимуса" и "ремонтира королевских кульков". Новоиспечённый "ремонтир" запустил в оскорбителя банкой сгущенки, которая на лету была вскрыта и подана к столу.