Аннотация: (кровь на бархате) посвящение Н.Гоголю...
Первая дверь, как первая победа, далась с трудом, а каждая последующая была легче, приятней на ощупь и открывалась без вынимающего душу скрипа. Кто-то исправно смазывал петли. Человек не задумывался об этом. Он просто шёл, разматываю ленту коридоров с бесконечными рядами дверных проёмов. И на его пути двери распахивались, пропуская в помещения всевозможных форм и размеров, словно расширяя границы пространств, по которым ему предстояло скитаться вечно, ведь за каждой дверью скрывалось непознанное, неизведанное. Но это было справедливо только для первого раза. Потом двери скрежетали замками, досадно перекашивались и лязгали о металлические косяки, натужно выдавливали ему навстречу поток спешащих людей. А он ждал. Ему надо было идти туда, в далёкое "никуда". Путь его не совпадал с тем, что толпа называет стезёй. Но это было несущественно, ведь перед ним были открыты все двери. Он так думал. В самом начале пути. Он шёл и наблюдал, как в рамках дверных коробок каждый раз что-то случалось. Накапливалась усталость от покидания обжитых комнат, что-то терялось, уходило из жизни. И двери менялись, становились высокими и тяжёлыми. И звонки, судорожно звякая, умолкали, когда смотровые глазки темнели, и человек слышал, как за ними задерживалось чьё-то дыхание, а когда он уходил, громко хлопнув на прощание дверью, стараясь забыть ненужный адрес, за дверьми слышался иногда плач, но чаще - вздох облегчения. Его ждали другие двери: покрытые утеплителем и дерматином, готовые выдержать зимнюю стужу. Легкие двери шалашей, свитые из срезанных ветвей. Стеклянные двери, готовые разбиться от яростного стука. Сто тысяч дверей. Столько их ему предстояло открыть, но он понял, что никогда не хотел этого. Так было до тех пор, пока ему не стало страшно оттого, что последняя дверь, обитая бархатом, с дурацкими оборочками и нелепыми складками, замаячила впереди. И путь, по которому он шёл все годы, стал постепенно приближаться к ней. Перед ним промелькнула жизнь, наполненная шорохом, скрежетом, лязгом закрывающихся дверей. Позади были лишь коридоры, коррида начальная. И арена будущая, та последняя схватка с обезумевшим мастером кондовых кодовых замков, от которой он уклонялся, но от которой никак нельзя было уйти.
И с неизбежностью судьбы, с той отчаянностью смертных, он стучал в последнюю дверь - без надежды быть услышанным; с криком, тонущим в подземелье безнадёжности; пока не стало ясно, что всё завершилось, и дорога, уготованная ему при рождении, внезапно кончилась. И жил ли он? И умер ли он? Не знает никто. Кроме того, кто нашёл кровью написанные письмена на внутренней обивке гроба...