- Эй, Крэг, приятель, ты уже подготовился к высадке? - раздался веселый голос. - Просыпайся, болван, скоро выход!
Я вздрогнул и открыл глаза. Ну, да, я задремал на посту, чего там говорить. А вы бы не задремали, пялясь в одну и ту же точку в течение десяти часов? Так я и поверил! Говорят, что от однообразия даже андроиды сходят с ума. Это, конечно, враки, и кок Невада, который любит рассказывать такие истории, давно уже проходит медкомиссию за деньги: космофлот не приветствует в своих рядах алкоголиков. И все-таки кок прав: человек - существо коллективное. Человеку нужно общение.
Я поднял глаза и увидел унылую тощую фигуру сержанта Стикса. Как всегда, весь его вид вызывал во мне противоречивые чувства: нечто среднее между растерянностью и похмельем. Его оливковый, аккуратно выглаженный, без единой складочки китель, безупречно белая сорочка, начищенные до блеска кожаные сапожки, и неизменные шерстяные перчатки - все приводило меня в состояние крайнего недоумения. Таким людям не место в межгалактических экспедициях. Таким людям место - в музеях.
- Ну, что, парень, ты долго будешь ворон считать? Посадка через 30 минут!
"Ворон считать!" Нет, вы только послушайте его! И каким только ветром занесло на наш "МД-19" это ископаемое?
- Так точно! - отвечаю, поспешно вскакивая и вытягиваясь в струнку. - Будет сделано! Не впервой, господин Сержант!
А сам думаю: ну все, пропал мой отпуск. Плакали мои премиальные и новенький скутер для Люсии. И на душе у меня темно и тоскливо, как в карцере. Но виду не подаю: стою, как монумент: грудь колесом, челюсть вперед, руки по швам. А сержант подходит ко мне и тихо так говорит:
- Ну, что же ты, пилот! (Это он теперь, как шеф нас всех пилотами называет)- Заснул на посту. А если тревога? - и видно, что самому ему неловко, и не рад он это говорить.
- Виноват, господин Сержант! - отвечаю, и чувствую, как краснею. - Э-э... сморило под вечер!
- Эх ты, - тяжело вздыхает. - Посадку хоть не проспи, герой.
И, немного поколебавшись, уходит вниз по шахте. На полпути неожиданно разворачивается и весело орет:
- Два наряда вне очереди, придурок! И носки постирай: в рубке хоть топор вешай!
- Так точно! - отвечаю. - Господин Сержант!
Ну, вот, вроде бы пронесло. Вытираю пот, и с облегчением плюхаюсь в инженерное кресло. Курить хочется, хоть под пресс ложись! Но в рубке нельзя: если шеф узнает - три года исправительных работ на Юпитере, с пожизненным запретом на дальние полеты. Нет, уж лучше потерплю. Через десять минут смена, а там...
Тут вспоминаю про наряды. Это же 4 часа в одной клетке с коком Невадой! И все-таки это лучше, чем потеря отпуска. А отпуск уже не за горами, и Люсия, киска моя ненаглядная, голову мне оторвет, если что не так. Все-таки сержант Стикс не такая сволочь, как многие думают. Не, вроде не выдаст. Носки ему мои не понравились! Наклоняюсь и принюхиваюсь. Носки, как носки. Ну, да не свежие немного. Так ведь не от лени это, а от нехватки времени! Я же за прошедшие 72 часа от силы 10 проспал. И то здесь, за пультом.
И все-таки странный он человек, этот Стикс. Во всем странный. Не от мира сего, что называется. Хельм, приятель мой, механик второго уровня, как увидел его, так сразу и сказал:
- Смотри, - говорит, - Крэг и запоминай. Такого ты бесплатно нигде не увидишь!
- А что, - говорю, - смотреть-то, Хельм? Сержант, он и на Марсе сержант. А что до формы его, так это личное дело каждого. Хоть не в юбке, и то хорошо.
- Дурак ты, - говорит, - Крэг, болванка неотесанная. Это же уник времен Федерации. Ты вообще, кроме баров, где-нибудь бываешь?
Этот Хельм вечно из себя умника строит. Иной раз до того доходит, что кто-нибудь из ребят не выдерживает, ну, и надает ему по шее, как следует. Я-то не обижаюсь: привык уже. Как никак мы с Хельмом в соседних ямах выросли - друзья детства, значит.
- Ты, - говорю, - Хельм, старый филин, не умничай! Тоже мне, профессор выискался! Если этот уник с учета снят, как его, сержанта нашего ненаглядного, в порт пропустили? - И вижу: в точку попал. Смутился наш вундеркинд, сопит обиженно. А потом зарделся от радости (вспомнил, значит) и говорит:
- Так ведь официального-то приказа не было! Когда Федерация развалилась три сотни лет назад, у нас в Аквелонии свой космофлот образовался. Вот наши и придумали комбинезон, да робу всесезонную.
- Стало быть, - говорю, - и я, ежели захочу, то хоть завтра таким же попугаем вырядиться могу? - Говорю, а у самого слезы от смеха катятся: представляю себе лицо капитана!
- Дурак ты, Крэг, - а сам тоже лыбится. - Форма-то офицерская! Тебя бы в карцер на месяц прописали по-черному, а потом - на Юпитер, лет эдак на двадцать пять. Болванка ты, - говорит, - неотесанная!
Ну, я-то потом в Музей Полетов сходил все-таки. Интересно стало. Подхожу, значит, к стенду одному, а там за стеклом, глянь, сержантик наш стоит - один в один. Мне аж жутко стало - до того похож. И форма та же, и выправка, и взгляд такой же. Ни дать, ни взять - Эрик Стикс, собственной персоной! Смотрел я на него минут тридцать, наверное, а потом догадался на табличку пояснительную взглянуть. А там, братцы мои, вот что написано:
"Младший офицер Центрального Флота Планетарной Федерации. Род войск - неизвестен. Макет предоставлен Архивом научных исследований и ФСС. 5187 г."
Ничего себе, думаю, род войск неизвестен. Это как понимать? А потом пригляделся: ФСС! Это же Федеральная Секретная Служба! В свое время про нее такое рассказывали! Нет, что-то тут не так. Темнит наш сержант, хрен тебе в ухо. Ох, темнит! Ребятам рассказал - не поверили. "Ты, говорят, Крэг проспись сначала, а то от тебя как из бутылки разит" Ну, это они зря. Я ведь свою норму знаю. Раньше, конечно всякое бывало, но после того случая со сломанной ногой я больше штофа за раз не пью: боязно как-то. А в тот день и подавно не употреблял ничего. Пропустил всего пару стаканчиков после музея, и больше ни-ни. Обиделся я на них, рукой махнул. "Вы, говорю, дураки неверующие, чего с вами разговаривать! Если уж меня ни во что не ставите, хотя бы у Хельма спросите!" Зашел в казарму, на койку плюхнулся: лежу, жду.
Через десять минут пришли дружки мои ненаглядные с извинениями: поверили, значит. Ну, я посопел немного для виду, а потом стали мы выяснять: что же это за кукла такая - сержант Стикс. Битый час галдели, да так ничего и не решили. Уже расходиться собрались, а тут кок Невада, откуда не возьмись в казарму заваливается. Морда красная, глаза навыкате - ни дать, ни взять лобстер переваренный. А запах такой, хоть волком вой, хоть вешайся - все одно не спасешься! Обводит нас кок глазищами своими мутными, ус теребит, усмехается. "Ну, что, говорит, салаги зеленые, сержанту, небось, кости моете?" "Иди, отвечаем, кок, от греха подальше, не дыши здесь!" А он: "Салаги и есть! Вы хоть месяц языками чешите, все равно без толку. А я, говорит, сержанта этого с первого взгляда расколол!" Стоит, паразит, посмеивается. "Да ты, отвечаем, с твоей кондицией и маму родную вблизи не узнаешь, не то, что человека незнакомого!" А он: "Вы старуху-то мою покойную, хлопцы, не трогайте: я ведь и глаз порвать могу. А что, до сержантика вашего, то тут и слепому ясно: соглядатай он. Стукач по-нашему. Вот как!"
Да, братцы, кок Невада - мужик умудренный, чего там. Он, конечно, пьет без просыху, и в супе у него разные вещи найти можно, но тут он в точку попал. А ведь действительно, думаем, на кой пес в "МД-19" с полностью укомплектованным экипажем засовывать еще одного человека? Не иначе, как для слежки за командой. Зачем только? Ну, ладно, решили мы, отныне при сержанте - ни слова. Меньше слов, меньше проблем, как говорил глухонемой бармен из "Двухголового Попугая" в Каспер-Сити.
- Эй, Крэг, дружище, смена караула!
Я поднял глаза и задумчиво посмотрел в полутемную неизвестность центральной шахты. Спустя минуту, в рубке возникла громоздкая фигура старшего техника Вельштайна. Он медленно подошел и, уперев свои волосатые ручищи в бока, ласково посмотрел мне в глаза.
- Скоро выход, Крэг! Совсем скоро.
- Знаю, Лев. - Я поднялся и устало зевнул. Нет, все-таки надо больше спать. А то башка, словно ватой набита. Ничего не соображаю!
- И, правда, пойду! - я встал и, покачиваясь, направился к центральной шахте. - Ну, бывай, Лев!
- Бывай, Крэг! - послышалось в ответ.
В голове шумело. Спать, скорее спать! Но сначала курить. За одну затяжку, я готов был отдать годовой заработок. Сняв шерстяные перчатки, стал хлопать себя по карманам. Есть! Во внутреннем кармане кителя лежала измятая пачка с тремя сигаретами. Достав одну, я распрямил сморщенный ствол, подул на фильтр и вставил сигарету в зубы. Порывшись в карманах брюк, с грустью обнаружил, что в одном из них образовалась небольшая дыра. Стареем, дружище! Мысленно представив недолгий путь зажигалки, я полез в правый сапог. Ага! Она лежала с внутренней стороны черного блестящего голенища. Достав ее, я поднес крохотный огонек к сигарете и жадно затянулся. Уф-ф, хорошо! Остановившись у казармы, я курил и прислушивался к негромкому шуму голосов внутри. Спорят о чем-то братцы мои! Ну, ладно. Пора и баиньки. Затушив сигарету, я резко открыл дверь. Разговоры мгновенно стихли. Десять пар глаз угрюмо уставились на меня. Я усмехнулся.
- Ну что, хлопцы, опять, небось, сержанту кости моете?
Никто не ответил. Я подошел к своей койке, и прямо в одежде, не снимая ни кителя, ни ремня, ни сапог улегся во весь рост. Красота! Двадцать минут сна - это то, что надо. Сквозь прикрытые глаза, я наблюдал, как один за другим осторожно выходят из казармы мои приятели. У всех свои дела, чего там говорить! Последним выходил старина Хельм. Его рыжая голова на мгновение задержалась в проеме двери, а потом исчезла, как и остальные. Последнее, что я слышал уже сквозь сон, были чьи-то слова: "Да, совсем сдал наш кок! Это ж надо допиться до белой горячки, да еще во время полета! А, ведь, какой парень был!" Я улыбнулся и перевернулся на другой бок. "Опять этот кок Невада что-то натворил! - была моя последняя мысль. - Ну и пес с ним: сам виноват!"