Связов Евгений Борисович : другие произведения.

Ничего этого не было

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Ничего этого не было,
   потому что не могло быть.
   (Или байка о том, как Неправильный Колобок женился)
  
  
   (Заявление для продюсеров:
   Автор нижеизложенного понимает, что российский продакшн образца 2019 года не возьмётся за производство нижеописанного мультфильма по очевидным причинам. Данный сценарий следует реализовывать совместно с японцами, заказав продакшн им - и выставив ИХ ответственными за весь треш и угар. Для японцев ТАКОЕ (как ниже) - приемлемо).
  
   #секс #анал #наркотики #пытки #спецслужбы #СССР #КГБ #90-е #ЦРУ #ФБР #ГРУ #пришельцы #инопланетяне #попаданцы #гарем #порнография #боибезправил #международныеотношения #войнавАфганистане #Корея #Япония #оннигата #мудан #мамбо #вуду #стрельбасдвухрук #работорговля #похищения #прошлыежизни #финансовыемахинации #телепатия #лайфхаки
  
   "Гомофобия: пониженный информационный иммунитет к педерастии, обусловленный подавленной социумом склонностью к таковой. Проще говоря, гомофоб боится пидора внутри себя, а не снаружи" - Справочник по пат. Соционике
  
   "- Голливуд задолбал снимать фильмы по сценариям мультфильмов. Японцы тоже хороши, делая аниме из того, что следует экранизировать.
   - Ну, так некоторые сценарии нельзя снять принципиально. Только нарисовать.
   - Это почему?
   - А нету людей, которые смогут войти в роль, а не испоганить фильм тупой клоунадой" - разговор двух продюсеров в курилке
  
   "сука, пидор, стерва, гандон, хер и т.д. являются ругательной, оскорбительной, НО тем не менее, нормативной лексикой, не подлежащей цензуре при адекватности употребления. Тем не менее, хочу отметить, что при вдумчивом проведении агрессивный переговоров, где ненормативная лексика используется не в качестве междометий, а смысловых частей речи, использование таковой зачастую не обязательно. Например, фраза "мать твою обратно, чтобы тебя в помине не было" не содержит ненормативной лексики, однако является чуть ли не более оскорбительной, чем упоминания сексуального контакта с предками собеседника". - конспекты лекций по агрессивным переговорам
  
   Некая страна, принудительно поделённая пополам. Через пару лет после войны, закрепляющей раздел.
   Полустолица.
  
   Офисный кабинет начальника. В углу - флаг главной державы мира, портрет президента. У стен - тяжёлые деревянные шкафы с ящиками архивов.
   Офисный стол с дорогой офисной фурнитурой - пенал, чернильницы, перья, карандаши, линейка, курвиметр, стопка папочек. На углу стола - настольная лампа на гибкой ножке и три телефона.
   За столом сидит крупный белобрысо-рыжий мужчина в светлом летнем костюме и читает лежащие перед ним бумаги.
   Перед столом на краешке стула, выпрямившись, напряжённо сидит некрупный азиат. Черты лица - гармоничные, выдают смесь европейской крови с благородными азиатскими предками.
   Рыжий, бросив поверх бумаги взгляд на азиата, начинает медленно читать вслух по-английски:
   - Так... Ли Ион Сен, 23 мая девятнадцать-двадцать шесть... - бросает взгляд на Ли, роняет: - хорошо выглядите, мистер Ли.
   Ли чуть вздрагивает на "мистер", сдержано отвечает:
   - Благодарю, мистер Консул.
   Консул, добродушно:
   - Называйте меня просто Джек. Окей?
   Ли, чуть напряжённо:
   - Хорошо, ми... Джек.
   Консул хмыкает, возвращается к чтению:
   - Уроженец города... Ио.. - пытается прочитать - ладно, не важно... - стреляет глазом в Ли. Тот еле заметно каменеет лицом.
   - ... так... ага... в школе проявил способность к языкам и точным наукам. Окончил императорский университет в Сеуле по специальности инженер-электрик и системы связи.
   Хмыкает, опускает лист бумаги. Спрашивает задушевно-добродушно:
   - Ли, почему выбрали связь?
   Ли, помедлив, так же тихо, с нотками мечтательности:
   - Понимаете,... в детстве... наверное, лет в семь... самое яркое впечатление... я сижу в уголке комнатки телеграфиста... - делает паузу, поясняет, - я был очень тихий и аккуратный, мне разрешали убираться в помещениях станции. Телеграфист... стучит ключом, приговаривая слова вслух. Принимает, тоже приговаривая вслух... я смотрю на это чудо из сказок... разговор через десятки и сотни миль... как в волшебном свитке из сказок, где написанное тут проявляется там... - замолкает, завершает тихо и грустно: - я хотел стать волшебником.
   Джек медлит, потом говорит на грубом японском:
   - Как тя окликали в университете?
   Ли еле заметно вздрагивает и резко, бездумно вскакивает, вытягиваясь. Замирает в начале рефлекторного поклона. Помедлив секунду, медленно его завершает, говорит с поклоном:
   - Ири Сакуге, господин, к вашим услугам.
   Джек, неодобрительно цыкнув на английском:
   - Ли, присаживайтесь, пожалуйста.
   Ли, помедлив, садиться. Тихо, виновато:
   - Извините. Привычка.
   Джек, помедлив, продолжает читать:
   - Окончил с отличием в сорок втором... бросает взгляд вверх листа, возвращает взгляд на Ли, спрашивает с уважительным недоумением:
   - В шестнадцать?
   Ли, тихо, в голосе проступают жёсткие нотки:
   - В семнадцать. Ускоренный выпуск лейтенантов-инженеров войск связи.
   Джек, с большим удивлением:
   - А во сколько же поступили?
   Ли:
   - В четырнадцать. Как родители... умерли, так и подался.
   Джек:
   - Умерли?
   Ли вздыхает, горбиться, мрачно:
   - Сестру, на год меня старше, забрали в бордель. Шла с родителями на смотрины к жениху... светилась счастьем... очень красивая. На станции стоял военный эшелон... солдат не выпустили, а вот офицеры... пьяные. Отец вступился. Он немного умел драться, и вступился... поэтому офицеры достали мечи и зарубили его. Мать кричала. Её тоже зарубили. Сестру увели. - смахивает слезу, завершает, обречённо: - а я стоял, окаменев от страха... потом меня хвалили, что я мудрый и не стал драться с лавиной. Но я-то знаю, что от страха.
   Джек, со вздохом:
   - Извини.
   Ли распрямляясь и насильно улыбаясь, тараторит:
   - Ничего страшного. Вы простите меня за неподобающее проявление эмоций... Просто... я всегда писал во всех анкетах, что родители умерли от заразной болезни.
   Джек, со смешком:
   - Понятно. А ещё родственники?
   Ли, со вздохом:
   - Брата, восемь лет ему было, забрал двоюродный дядя. Он же посоветовал идти поступать. После войны... на станции разбомбили состав с боеприпасами. Деревня сгорела. Не нашёл никого.
   Джек:
   - А в каком году искали?
   Ли, помедлив:
   - В сорок шестом, в начале. Сразу, как вышел из плена.
   Джек, помолчав, ровным голосом:
   - А что вы делали в плену?
   Ли, вздохнув:
   - Устный переводчик.
   Джек хмыкает, уточняет:
   - Японо-корейский?
   Ли, чуть сгорбившись, медленно, обречённо:
   - Нет. Русский.
   Ли молчит. Джек тоже молчит, внимательно глядя на Ли. Тот, тихонечко вздохнув, осторожно:
   - Видите ли... Джек... Я не чистокровный кореец. Моя мать - русская. Я не уверен, она никогда не говорила... но судя по образованию - из дворян, возможно - купцов. Она в селе работала фельдшером и няней-учителем для маленьких. А дома они с отцом говорили по-русски, когда хотели что-то своё обсудить. А у меня способности к языкам... Это я тоже нигде не писал. Я везде писал, что выучил русский вместе с английским в университете.
   Джек, резко:
   - Шпрехен зи дойч?
   Ли вздрагивает, поднимает рассеянный взгляд. Медленно говорит с паузами, сбиваясь:
   - Нихт... нихт шпрехен... лехт. Андер... уберсетен... сетзен бистэнд вордебу...вортебух.
   Джек смотрит на Ли с улыбкой, буркает неопределенно-понимающе. Возвращается к чтению.
   Дочитав до конца листа, кладёт его, смотрит на Ли.
   Тот, помедлив, осторожно поднимает взгляд и устремляет его в подбородок Джека.
   Джек, бегло улыбнувшись, с энтузиазмом:
   - Окей, Ли. Я вас понял. Расскажите мне, что хотите.
   Ли, помедлив, немного отводит взгляд вправо-вниз, медленно, подбирая слова, говорит:
   - Я понимаю, что звучит глупо, но... я встретил... девушку. Она - такая же, как я. Не совсем кореянка. Её отец - из казаков, что бежали от коммунизма в двадцатых. Он ещё молодым в четвёртом тут воевал... в общем, познакомились мы ещё в лагере, она тоже переводила. Я как-то сразу понял, что - моя. В общем, она беременна. Но на Севере нам поженится нельзя.
   Ли замолкает. Джек, удивлённо:
   - Почему?
   Ли, со вздохом:
   - Это будет очень неуважительно. Товарищи из партии мне сразу... намекали, что у неё плохое происхождение. И потом ещё раз... намекали, что новый корейский курс не приветствует... проявления неуважения к корейской крови. Что русские - друзья. Но всё-таки варвары. Понимаете?
   Джек, помедлив:
   - Понятно. - задумчиво помелив, - а почему вы пришли к нам?
   Ли, с истеричным смешком:
   - Ну... вообще-то меня привезли... пока я как бы сплю в гостинице... простите.
   Джек:
   - Нормально... но я про ваш подход на приёме и записку. Там были и японцы.
   Ли, помедлив, с истеричной ноткой в голосе:
   - А я больше не хочу, чтобы кто-то высчитывал доли моей крови!
   Джек молчит, внимательно глядя на Ли. Тот, помедлив пяток секунд, тихо выдавливает:
   - А ещё... я два раза носил форму. Но я - не военный. Я... просто инженер. - медлит, решительно бросает: - Да, я трус. А в Японии мне... в общем, я хочу забыть про войну.
   Джек, добродушно:
   - А чего вы хотите, Ли? Ну, Америка - это страна возможностей, где мечты сбываются. Какая мечта у вас?
   Ли, помедлив:
   - Я... я пока даже не осмеливаюсь даже задумываться об этом... - вздыхает, осторожно, неуверенно: - моя... Сян любит готовить. Она хотела бы открыть ресторанчик. А я... не знаю. Просто жить. Открыть мастерскую. Чинить радиоприёмники. Может быть, даже открыть небольшой заводик и... простите, но... - замолкает.
   Джек:
   - Ли, говорите свободно.
   Ли, со вздохом:
   - Понимаете, есть всё-таки разница в менталитете. И западные вещи - не такие, как восточные. У меня есть идеи, как выглядит радиоприёмник, удобный азиатам... - замолкает. Джек тоже молчит. Ли отчаянным тихим голосом: - А ещё... знаете, тот волшебный свиток дальней связи... я собирал легенды... тот свиток, он был каменным. И писал светом... когда я увидел телевизор... в общем, мне кажется, что я смогу... по крайней мере, очень хочу... сделать плоский экран толщиной в дюйм. Плюс маленькие транзисторы, а не лампы. Плюс маленький аккумулятор. И какой-нибудь способ писать на экране.
   Ли поднимает на Джека взгляд, светящийся безумием изобретателя. Проникновенно шепчет:
   - Я хочу сделать его, Джек. Я хочу сделать волшебный свиток дальней связи. Я чувствую, что смогу...
   Замирает, роняет взгляд в пол. Шепчет:
   - Но не на Севере... в СССР кибернетику объявили лженаукой.
   Джек сидит, с легким сочувствием глядя на Ли. Потом суёт руку в ящик стола. Достаёт лист с русским текстом. Кладёт на стол перед Ли.
   Ли бросает взгляд на лист... цепляется взглядом. Взгляд становится сосредоточенным, уверенным.
   Джек, глядя на Ли:
   - Сможете перевести на английский?
   Ли, помедлив, отрывает взгляд от текста. Скользит ищущим взглядом по кабинету. Смотрит на Джека, ровным уверенным голосом профессионала:
   - Мне нужен словарь... точней, ранние публикации того же источника. Там... упомянуты устройства, которых я не встречал... а без понимания сути устройств, я не смогу гарантировать точность перевода.
   Джек хмыкает и убирает лист обратно. Говорит:
   - Не беспокойтесь, мистер Ли. Этих устройств нет. - убрав текст, достаёт другой лист, кладёт на стол перед Ли. Тот впивается взглядом в документ. Его лицо каменеет.
   Джек, добродушно
   - Тем листом я проверяю кандидатов в переводчики. Вы - прошли тест. Подпишите, пожалуйста.
   Ли поднимает на Джека растерянный взгляд. Мямлит:
   - А... можно как-нибудь по другому? Без ЦРУ?
   Джек, вздохнув, скрещивает руки на груди, откидывается в кресле и скучным голосом говорит:
   - Мистер Ли... кстати, как девичья фамилия Вашей матушки?
   Ли, со вздохом и ноткой страдания:
   - Я не знаю. Она не говорила. Отец пару раз звал её Катериной Викторовной, но никогда - по фамилии.
   Джек, помедлив и посверлив Ли взглядом:
   - Ладно... так вот, ЛЕЙТЕНАНТ-ИНЖЕНЕР Ли, - Ли вздрагивает, вскакивает, замирает по стойке смирно. Джек, хмыкнув, продолжает: - Как капитан разведки США, я не могу пройти мимо такого ценного человека, как вы. Понимаете?
   Ли, помедлив, хрипло, неуверенно:
   - Так точно, сэр.
   Джек, хмыкает и буркает:
   - Вольно, лейтенант, садитесь.
   Ли, помедлив, садиться.
   Джек, тыкая пальцем в бумагу.
   - Это - не заявление о вступлении в армию США. А просто соглашение о сотрудничестве. Переводчиком в первую очередь. Его подписывают все ваши... короче, местные, которых мы берём на работу. И вытащить с Севера невесту одного из тысяч политических беженцев и вытащить с Севера и эвакуировать в США жену агента - это две большие разницы. Понимаете?
   Ли, помедлив, хватает ручку и подписывает, не читая.
   Подписав, резким японским жестом проталкивает бумагу в сторону Джека.
   Джек:
   - Поздравляю, агент Ли...
   Ли:
   - Спасибо.
   Джек:
   - Э-э-э... обычно мы так не делаем, но для Вас я хочу сделать исключение... вы не против оперативного псевдонима Блинчик?
   Ли, помедлив:
   - На мой взгляд... я не особо скрываю свой интерес. На мой взгляд, блинчик-плоский-свиток. Слишком очевидно. Возможно, лучше Ли Арбан?
   Джек медлит, потом начинает сдержано хохотать:
   - Ар Ли Бан. Раунд Литл Бан. Тоже блин... только круглый и катается. От бабушки, от дедушки. Хорошо, мистер Ли... Пусть будет Арбан... и кстати, мистер Арбан. Я постараюсь, чтобы ваша жена рожала в США. Как у родителей американца, у вас не будет никаких проблем с получением Грин карт.
   Ли медлит, вскакивает, глубоко кланяется.
   - Спасибо, мистер Консул.
   Джек, добродушно:
   - Для вас - просто Джек, коллега.
   Ли ещё пару секунд стоит в поклоне, пряча взгляд. Во взгляде на миг мелькает коварное торжество.
   Распрямляется.
   Джек, встаёт, выходит из-за стола. Протягивает руку:
   - До свиданья, коллега Арбан.
   Ли молча хватает руку и крепко жмёт.
   Расцепляются. Джек провожает Ли до двери.
   Тот встаёт в дверях. С чувством:
   - Спасибо вам.
   Джек, добродушно:
   - Не за что.
   Закрывает дверь.
   Раскрывается межкомнатная дверь. В комнату входит пожилой азиат в дорогом европейском костюме. Проходит, садиться за стол на место Джека. Тот, вздохнув, занимает место Ли. Закуривает.
   Азиат:
   - Ну?
   Джек, мрачно:
   - Чёртова страна. У всех из достоверных данных - был в концлагере у комми. А этот - вообще...
   Азиат:
   - И что планируешь делать?
   Джек:
   - Не знаю, Пол. Просто не знаю. Очень похоже на подводку комми.
   Пол хмыкает и спрашивает с сарказмом:
   - А почему не японцев?
   Джек удивленно смотрит на Пола. Тот широко улыбается и хитро цедит:
   - Япы всегда, со времён тех канонерок, очень охотно воровали технологии. И мы их научили заглядывать вперёд. У кого в Войну были авианосцы?
   Джек смотрит недоверчиво, нервно буркает:
   - А что уж тогда не китайцы?
   Пол неодобрительно качает головой. Говорит:
   - Джек, Джек.
   Джек прихлопывает ладонью по столу, резко, решительно:
   - Ладно. Что делать будем с этим... колобком?
   Пол, удивлённо:
   - Ну а что делать? В ближайшую плановую группу на выход. И - в Штаты. Пусть трудиться переводчиком. Переводить, по крайней мере, он будет точно и качественно в любом случае. А в Штатах с ним можно делать всё. Если он реально гений - сунуть к яйцеголовым в городок. Там всё на виду...
   Джек:
   - А проверить?
   Пол:
   - Джек, ну что ты... само собой, его фото - в отдел в Японии, и поискать сослуживцев. Заодно отследить реакцию япов. Но это всё - потом, когда он... с женой и ребёнком, будет у нас. Ага?
   Джек кивает. Задумчиво смотрит на Соглашение, оставшееся лежать на столе. Тянет к себе. Ставит свою подпись.
  
  
  
   Десятки лет спустя.
   Некое государство с ортодоксальной моралью в эпоху перелома.
   Северная столица/портовый город.
  
   Вечер. Давно заброшенный парк из старых деревьев, заросших молодым кустарником.
   На поляне, скрытой кустами, танцует с двумя клинками стройная фигурка с копной густых тёмно-русых вьющихся волос, собранных в хвост. Лицо, в ранних вечерних сумерках не разглядеть. Видно лишь, что оно гармонично той красотой, которой выстреливает смешение азиатской и европейской рас.
   Фигурка в тёмном балахоне с еле слышным шорохом шагов скользит по поляне. Еле слышно шуршат, рассекая воздух выверяемыми плавными движениями, два тонких прямых клинка.
   - Помог...!!! - пробивается через стену листвы приглушённый расстоянием громкий женский вскрик.
   Фигурка плавно останавливает танец и замирает, вслушиваясь. Более ничего не слышно. Фигурка неподвижно стоит несколько секунд, глядя в пространство перед собой. Затем поднимает лицо к небу и еле слышно шепчет:
   - Может, не надо, а?
   Глубоко вздыхает с грустным лицом. И делает первые шаги с поляны, закидывая клинки в ножны за спиной. Через несколько шагов фигурка срывается на плавный скользящий бег.
  
   Чуть спустя, фигурка, бегущая по парку сквозь кусты, замедляется и переходит на шаг. Пригибается, зачерпывает горсть земли и размазывает по лицу. Срывает пару листиков с кустов. Приклеивает на грязь.
   Из-за кустов доноситься низкий мягкий баритон с горным акцентом:
   - ... Шота, готов?
   Скрипучий тонкий голос:
   - Я-то готов. А ты?
   - А я скоро буду. Ну, начнём что ли продюссирование и режиссуру. Мотор, начали. Итак, слушай сюда, сучка. Внимательно слушай. Я даже привлеку твоё внимание.
   Раздаётся звук удара и сдавленный женский стон.
   Фигурка, подкравшись к кустам, обрамляющим поляну под большим дубом, выглядывает.
   На поляне под дубом лежит на спине низенькая крепенькая блондинка с короткой стрижкой. На блондинке - шорты, майка, кеды, кляп. Руки стянуты за спиной, ноги стянуты верёвкой в коленях.
   Над блондинкой стоит рослый крепкий человек в маске-шапочке, кожаной куртке и армейских штанах и ботинках. В паре шагов от них стоит тощий человек в спортивном костюме с большой профессиональной камерой. От камеры тянется шнур к большой спортивной сумке.
  
   В кадре камеры - лицо блондинки.
   Горец:
   - Так вот, сучка. Счас у тебя будет последний в жизни секс... - её глаза расширяются испугом. .
   - Потому что жить тебе осталось - пока нам не надоест тебя ебать. - её лицо искажается паникой, она начинает подрагивать.
   - Ты знаешь, почему ты умрёшь, ментовка. - она шокировано замирает. - Или ты думала, что мы лохи и у тебя прокатит втереться?
   Блондинка оцепенело молчит, потом с трудом выдавливает протестующее мычание.
   - Так вот, курочка моя дорогая, у тебя два варианта, как ты проведёшь свои последние часы. Первый: мы поиграем в железного дровосека. Ты пытаешься изобразить бревно, оцепеневшее в ужасе, а я пытаюсь извлечь из бревна звуки и заставить его шевелиться. Например, дергая ноготки и поджаривая клитор. И ещё, как ты знаешь, на твоей совести будут трупы всех, кто прибежит на твои крики. И второй вариант. Ты вяло сопротивляясь и немножко брыкаясь от боли, тем не менее отдаёшься с обречённым энтузиазмом. И подыгрываешь по сценарию. Например, заливаясь слезами умоляешь кончить тебе в жопу, а не в пизду. И, кстати, возможно, маловероятно, но всё-таки возможно, если ты проявишь потрясающие актёрские таланты, то пройдёшь пробы на вторую серию. И даже на третью. Но как только мне покажется, что ты играешь в бревно - мы перейдём к игре в дровосека. Все ли понятно, овечка моя? Кивни-ка.
   Блондинка медлит, а потом судорожно кивает.
   - А сейчас я сниму кляп и ты скажешь свой выбор.
   Горец присаживается, снимает клип.
   Блондинка отплёвывается, судорожно вдыхает воздух.
   Горец, угрожающе:
   - Ну?
   Блондинка, низким хриплым голосом:
   - Я согласна.
   Горец:
   - На что?
   Блондинка, истерично, напугано:
   - Я... я на всё согласна. Выеби меня везде... только не убивай. Я... - начинает плакать... - я жить хочу... пожалуйста... не убивай.
   Горец:
   - Ай, молодца. А давай-ка сначала...
   Выхватывает из кармана шприц, зубами сдёргивает иглу.
   Блондинка испугано отшатывается, вскрикивает "нет!".
   Горец, плотоядно: "да-а-а!". Наклоняется к брыкающейся блондинке, прижимает коленом плечо, рукой вдавливает голову в землю, втыкает шприц в шею, колет. Поднимается, смотрит на блондинку. Та несколько секунд глубоко дышит, глядя на горца. Потом замирает, всхлипывает, и начинает медленно извиваться.
   Блондинка, сквозь стиснутые зубы:
   - Что ты мне вколол?
   Горец:
   - Не волнуйся, овечка моя. Это просто такое лекарство, чтобы тебе лучше всё чувствовалось и меньше играть надо было. Ну и чтобы силёнок хватило.
   Блондинка страдальчески стонет:
   - Сука.
   Горец со смешком:
   - Очень приятно, а меня Конь. Ну что ж...
   Горец наклоняется, и поднимает с земли верёвку с петлёй. Накидывает на шею блондинке. Та вяло брыкается и стонет. Горец затягивает петлю на её шее. Блондинка хрипит.
   Горец перекидывает верёвку через ветку дуба и медленно начинает тянуть, вздёргивая блондинку в воздух. Петля идёт вверх, подтаскивая её к ветке, ставит на ноги, поднимает в воздух. Блондинка сипит, выпучив глаза, и бьётся в петле. Горец немного отпускает петлю, так, что блондинка достаёт до земли носками кроссовок.
   Блондинка, с трудом захватив воздуха, сипит:
   - Не надо. Пожалуйста..
   Горец хохочет и привязывает натянутую верёвку к предплечьям блондинки, стянутым за спиной.
   Затем подходит к блондинке и глядит в глаза. Медленно поднимает руку и просовывает палец за петлю на шее. Рывком расслабляет петлю. Достаёт с пояса короткий узкий кинжал, показывает ей и шипит:
   - Смотри в камеру, сучка. Или вспорю анус.
   Блондинка всхлипывает, часто кивает и переводит взгляд на объектив.
   Горец заходит ей за спину. Говорит:
   - Так, стриптиз. В точном смысле этого слова, которое ленточки.
   Рука с ножом появляется из-за спины блондинки. Клинок заходит в штанину шорт и медленно идёт вверх, вспарывая одежду. Блондинка вскрикивает, когда клинок касается кожи. Кинжал замирает. Из распоротой штанины скатывается струйка крови. Кинжал продолжает медленно идти вверх.
   Блондинка стонет, плачет и дёргается, пытаясь увернуться. Кинжал рывком взлетает вверх. Блондинка вскрикивает. Распоротые шорты с трусами спадают к коленям. Кинжал исчезает за спиной и возникает между ног. Прижимается к бедру. Медленно идёт вверх. Она дёргается. Кинжал доходит до промежности. Она шокировано всхлипывает и замирает с глазами, распахнутыми ужасом. Трепещет, судорожно пытаясь вздохнуть, но дыхание перехвачено. Кинжал исчезает. Она несколько секунд висит неподвижно, потом со всхлипом захватывает воздуха. На выдохе начинает сдавлено рыдать.
   Кинжал, мелькает между ног, разрезая верёвки и остатки шорт. Появляется сбоку и медленно залезает под майку.
   Блондинка вздрагивает и сквозь слёзы выдавливает:
   - Нет, пожалуйста... не надо... пожалуйста...
   Вскрикивает и выгибается, когда клинок, распарывая футболку, касается кожи. Кинжал, пройдя по боку и верхушке груди, показывается из ворота и упирается в шею.
   Блондинка на миг замирает. На лице проступает мрачная решимость. Она дёргает шеей в сторону клинка. Кинжал мягко отстраняется и вспарывает ворот.
   Горец:
   - Плохая девочка. Тебя надо наказать.
   Блондинка торопливо кричит:
   - Нет, пожалуйста, нет.
   Вскрикивает, когда кинжал заходит под футболку с другого бока. Дергается от боли, и стонет, пока кинжал медленно доходит до ворота.
   Срезанные лифчик и остатки футболки падают. Кинжал плоскостью кончика касается соска. Сосок твердеет. Кинжал прижимается к другому соску, вдавливает его.
   Блондинка заходиться криком, дёргается. Кинжал, оставив пару царапин, исчезает за спиной.
   Горец появляется из-за спины, встаёт сбоку, облизывая кинжал. Рычит:
   - Вкусненькая курочка. Надо её растянуть получше, перед тем, как жарить.
   Наклоняется к земле, поднимает ещё верёвку с петлёй. Наклоняется к блондинке. Преодолевая сопротивление, отрывает от земли ногу, накидывает петлю на щиколотку, затягивает. Перебрасывает верёвку через ветку.
   Горец, ласково:
   - Ну что, поиграем в цапельку?
   Начинает медленно тянуть верёвку. Шипит:
   - Смотри в камеру.
   Блондинка смотрит в камеру. Всхлипывает. Верёвка медленно идёт вверх, задирая ногу. Блондинка шатается, балансируя на одной ноге. Горец, задрав ногу чуть выше головы, привязывает конец верёвки к ветке у основания дуба. Затем встаёт сбоку от неё и угрожающе рычит:
   - Ты - плохая девочка и будешь наказана.
   Засовывает руку под куртку и достаёт короткую плётку.
   - Я тебя выпорю.
   Блондина, со страхом глядя на плётку, испугано рыдает:
   - Нет... не надо, не надо...
   Вскрикивает от первого удара по животу.
   Горец начинает хлестать её плёткой по животу и спине, часто, но не сильно. Она кричит, плачет и извивается от ударов. Кричит:
   - Нет, нет, стой... умоляю.. нет.. не надо...
   Горец, заходит за спину.
   Блондинка, в паузу от ударов, начинает затихать, продолжая всхлипывать.
   Плётка, вылетев снизу, бьёт между ног.
   Блондинка взвизгивает, содрогается все телом и пытается свернуться, натягивая верёвки.
   Плетка бьёт между ног ещё раз.
   Она взвизгивает, застывая от боли, затем громко воет:
   - НЕ-Е-Е НА-А-АДО!
   Горец шипит:
   - Ну а что мне ещё делать то!
   Плётка бьёт по внутренней стороне бедра.
   Блондинка вздрагивает и начинает торопливо кричать:
   - Выеби меня! Выеби меня везде! Пожалуйста!
   Чуть вскрикивает, когда плётка хлопает по попе, продолжает торопливо кричать-всхлипывать:
   - Да. Да. Возьми меня. Умоляю. Выеби меня, как хочешь.
   Горец роняет плётку, подходит, кладёт руку между ног. Блондинка сдавлено вскрикивает. Рука начинает медленно елозить. Блондинка замирает на пару секунд, затем начинает громко, хрипло дышать, потом постанывать
   Горец, медленно:
   - А если я хочу отпидарасить твою жопу?
   Она со стонами извиваясь в верёвках, торопливо хрипло шепчет:
   - Да.. да... Отпидарась мою жопу. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
   Горец хмыкает:
   - Ну, хорошо.
   Расстёгивает штаны. Шагает поближе. Просовывает член между ног.
   Камера идёт вниз - оператор приседает, чтобы взять крупный план снизу.
  
   Из кустов за спиной оператора выскальзывает фигурка с двумя мечами. Подбегает к оператору, на ходу коротко втыкает клинки в почки. Оператор судорожно выгибается от боли и падает на траву, пытаясь вдохнуть. Фигурка проскальзывает дальше, обходя блондинку справа.
   Горец, выглянув из-за блондинки на шум падения, видит фигурку, начинает заваливаться на спину, засовывая руку под мышку. Тянет из-под куртки пистолет. Фигурка, подскочив ближе, припадает на колено и вбивает клинки в плечевые суставы. Руки горца судорожно дёргаются. Пистолет выпадает.
   В свете на поляне видно, что лицо мечника - застывшая маска холодной ярости.
   Клинки выскакивают из суставов. Один упирается в горло, второй - в мошонку.
   - Что ты ей вколол? - холодно шипит мечник.
   - Иди на хуй, пидор! - рычит горец.
   Клинок распарывает мошонку.
   Горец заходиться криком, скукоживается. Пытается закрыть пах руками, но руки не слушаются.
   Мечник ждёт несколько секунд, ещё раз шипит:
   - Что ты вколол?
   Горец сдавлено воет, катаясь по земле.
   Мечник втыкает клинок под коленку. Горец ревёт, начинает биться на земле от боли.
   Мечник, склонившись к нему, шипит в лицо:
   - Отвечай, или будет ещё больней!!! ЧТО ТЫ ВКОЛОЛ?
   Горец, воет:
   - Кокс, экстази, конопля, релаксант.
   Мечник медлит секунду, потом чиркает клинком по горлу горца. Тот, булькая кровью, выгибается дугой, пару раз бьётся о землю в агонии и замирает.
   Мечник, стряхнув кровь с клинков, поворачивается к блондинке. Подшагивает к ней, вставляет клинок между предплечий, стянутых верёвкой, махом клинка разрезает часть верёвок. Взмахом меча обрубает верёвку, поднимавшую ногу. Её нога шлёпается вниз. Нащупывает землю. Мечник, помедлив, обрубает верёвку с петлёй.
   Блондинка, постояв секунду, медленно валиться на траву, сжимается в комок и начинает тихонько выть, качаясь вперёд-назад.
   Мечник засовывает клинки в ножны и начинает быстро перемещается по поляне.
   Подскакивает к горцу, выхватывает с пояса кинжал. Перебегает к оператору. Переворачивает оператора на живот, примерившись, тыкает в раны кинжалом на половину клинка. Кидает кинжал к сумке. Охлопывает тело оператора. Суёт руку в карман куртки, вытаскивает бумажник, кидает его к сумке. Переворачивает на живот, расстегивает куртку, хватает за полы, сдёргивает куртку. Руки оператора задираются вверх и падают.
   Мечник сдёргивает с оператора плечевую кобуру с пистолетом, набрасывает на себя. Достаёт пистолет - ТТ с расширенным магазином. Пару секунд смотрит на него удивлённо, шепчет:
   - Антиквариат, однако.
   Убирает пистолет обратно. Наклоняется к оператору, суёт руки в карманы штанов, достаёт пачку Мальбро и зипо. Кидает к сумке.
   Делает шаг в сторону. Подбирает камеру. Смотрит в видоискатель. Осматривает камеру. Нажимает на "стоп". Нажимает на "отключение". Несёт камеру к сумке, открывает сумку. В сумке - кофр для камеры и аккумулятора. Сбоку от кофра - пакет с едой и бутылками. Кладёт камеру в кофр. Кидает в сумку бумажник, сигареты, зажигалку. Подхватывает сумку и кинжал и идёт к горцу.
   Протыкает все раны кинжалом. Сдергивает куртку и обыскивает карманы. Достаёт из карманов куртки мобильный телефон, бумажник, рулон денег и два шприца.
   Помедлив, примеряется к телефону. Открывает крышку, вынимает аккумулятор.
   Кидает всё найденное в сумку. Кидает куртку к куче тряпочек.
   Сдёргивает с тела горца сбрую с кобурой, запасными обоймами и глушителем. Достаёт пистолет. Смотрит. Шепчет:
   - Одного антиквара вынесли что ли?
   Кидает пистолет и сбрую в сумку. Выдёргивает из штанов горца ремень, сдёргивая с ремня ножны кинжала и чехол с зажигалкой. Кидает их в сумку. Достаёт из карманов штанов пачку свернутых бумаг, сигареты, кидает в сумку.
   Распрямляется. Кидает ремень к горке тряпок, срезанных с блондинки.
   Быстро шагает по поляне, собирая все обрезки верёвок. Складывает в сумку. Осматривает поляну. Кивает. Достаёт из сумки бутылку водки, на ходу скручивая пробку, шагает к блондинке.
   Та лежит, сжавшись, обняв себя, и тихо рыдает.
   Мечник молча мягко подхватывает её под мышку Она вздрагивает и начинает плакать громче. Мечник вздыхает, и рывком усаживает её, и садиться со спины, обнимая за плечи. Блондинка, неуверенно дёргается пару раз. Мечник удерживает её. Она обречённо застывает. Он одной рукой вставляет горлышко бутылки ей в рот, второй запрокидывает голову. Она кашляет, отфыркивается. Потом начинает пить, вяло глотая и проливая часть мимо.
   Мечник, споив половину, вынимает бутылку и льёт водку на порез на груди слева. .
   Она вскрикивает от боли, заваливается на левый бок, ложась на ногу мечника. Он льёт водку на порезы на груди и на боку справа. Они вздрагивает от боли, продолжая хныкать.
   Мечник кидает пустую бутылку к сумке. Встаёт.
   Подходит к телу оператора, и с натугой волочит его в кусты.
   Блондинка затихает и просто лежит.
   Мечник, вернувшись, подходит к телу горца, хватает за руки. Резкими рывками продёргивая на пару шагов за раз, волочит в кусты.
   На последних шагах волочения блондинка садится и смотрит на мечника пьяным взглядом.
   - Ты кто? - пьяно спрашивает она, когда он выходит из кустов.
   Он, помедлив, отвечает тихим певучим тенором:
   - Не важно.
   Подходит к куче тряпочек, подхватывает разрезанные шорты, ремень оператора и куртку горца. Идёт к ней, садиться рядом, начинает натягивать шорты на ноги.
   - Я сама - недовольно стонет блондинка.
   - Как тебя звать? - спрашивает мечник, продолжая натягивать шорты.
   - Виктория. - говорит блондинка, пытаясь помогать натянуть шорты.
   Мечник, натянув шорты, надевает на неё ремень, зажимая шорты в талии. Она морщиться, когда ремень зажимает порез на боку.
   Он накидывает ей куртку на плечи. Встаёт, подхватывает под мышки, говорит:
   - Подъём!
   - Да я не сплю. - хихикает Виктория.
   Мечник поднимает её на ноги. Они оказываются одного роста. Несколько секунд стоят, глядя друг другу глаза в глаза.
   Мечник подхватывает её под плечо, говорит:
   - Идём.
   - Куда? - наиграно-напугано спрашивает Виктория.
   - Отсюда. - буркает мечник, и увлекает её за собой. Доводит её до сумки. Буркает:
   - Стой, не падай.
   Отпускает её, она, пошатнувшись, удерживается на ногах. Он кидает бутылку в сумку, застёгивает сумку. Вешает на плечо, сильно перекосившись от веса. Подхватывает Викторию за талию.
   Уходят с поляны.
  
   Дачный посёлок, обнесённое забором. Забор утыкается в неширокую речку, огибающую посёлок. Ворота с калиткой на въезде. В полусотне метров от ворот - настил пристани с пятком лодок. На паре лодок - навесные моторы.
   Двухэтажный дом охраны на въезде. Первый этаж - бетонный с узкими щелями бойниц. Второй - кирпичный с окнами по всему периметру. Почти плоская крыша со скатом внутрь посёлка.
   Сумерки. Погавкивают собаки. Горят фонари по периметру забора.
   На стуле у окна на втором этаже сидит пожилой охранник. Смотрит лодку, подплывающую к пристани. В лодке - двое. Одна из фигурок, привязав лодку, помогает выбраться второй, приобнимает её. Подхватывает из лодки большую сумку, Вешает на плечо. Вскидывает свободную руку и махает коды танковых сигналов: "внимание" "обход слева".
   Охранник смотрит, как двое идут по дороге от пристани. В десятке метров от ворот сворачивают на обходную тропинку, скрытую в кустах. Через десяток секунд двое появляются в просвете между кустами под светом фонаря. Охранник глядит на два затылка - темный с хвостом волос и светлый с короткой стрижкой. Светлая голова лежит на плече у темноволосого.
   - Ото ж ять... сзади то и не поймёшь, кто есть кто. - буркает охранник.
   Тем временем двое скрываются под листвой и через десяток секунд появляются в следующем пятне. Навстречу им из кустов выбегают две больших собаки невнятной породы. Радостно тявкают, виляя хвостами. Блондинка вздрагивает, поднимает голову с плеча. Двое останавливаются.
   Он отпускает блондинку, присаживается на корточки, чешет собак за ушами. Потом подхватывает блондинку, идет дальше.
   Охранник отворачивается от окна и задумчиво смотрит на телефонный аппарат в углу комнаты. Шагает к аппарату, поднимает трубку. Начинает набирать номер.
   В углу комнаты на топчане отбрасывается одеяло, на топчан садиться старый охранник. Старый резко командует:
   - Отставить звонок.
   Пожилой замирает, потом кладёт трубку, поворачивается к старому.
   - Кому звоним, Дмитрич? - спрашивает старый, доставая из кармана штормовки папиросу. Со свистом продувает её, зажёвывает.
   - Товарищу Тян. - буркает Дмитрич. Продолжает ровным докладным языком, в котором проскакивает сарказм: - Доложить, что её внучок волосатый приволок на объект какое-то белобрысое тело со стрижкой типа полубокс длинночубый и в большой кожаной куртке не в размер. Причём, судя по наличию большой сумки, предположительно - с вещами тела, приволок приезжее тело. А судя по построению группы в конфигурацию рука на жопе, головка на плече... - переходит на резкий бандитский тон: - кароч, в лом мне отмазы ляпать госпоже Сян, какого она просила приглядывать, а у нас на хате её родачка выебли, а хату вынесли.
   Старый закуривает, пускает дым в потолок, потом спокойно говорит:
   - Не звони пока. Я прогуляюсь, послушаю сначала.
   Дмитрич буркает:
   - Ну-ну.
   Старый встаёт с топчана, подходит к столику, щёлкает выключателем электрочайника. В шуме стремительно закипающего чайника спокойно буркает:
   - А посмотрю я сначала потому, что я с Жентосом перетёр за жизнь. И на пидора он ну совсем не похож. Скорей, на... вот это счас будет совсем между нами... человечка, которого с детства готовили... скажем, на Японию... правда, века эдак 16. Всосал ли картинку?
   Дмитрич пару секунд медлит, потом достаёт сигарету, закуривает от зажигалки, буркает дымом:
   - Угу. И даже... скажем - Японию, подумаем... в общем, понятно.
   Старый, засыпая в кружку сахар и заварку:
   - Так вот в этом контексте ситуации, видится мне, что Жентос качает фигуры, фишки и ситуации сравнимо с вами, товарищ засекречено-кто в резерве второй очереди. И с вероятностью более семидесяти процентов...
   Дмитрич пыхает дымком и продолжает:
   - А куртка - трофейная.
   Старый, наливая кипяток в кружку:
   - И по телефончику городскому об этом...
   Дмитрич, вздохнув:
   - Спасибо, Василич, уберёг.
   Васильич, помешивая чай, буркает:
   - Да ладно тебе паранойю кормить-то. Эт я так, в виде учебно-развлекательной задачки. А так мы ж в глубоком тылу. И херли тут...
   Поднимает кружку, с шумом засасывает кипяток с воздухом с поверхности кружки.
   - Знаешь, Василич - задумчиво тянет Дмитрич, - что-то, учитывая обстановку в стране, кажется мне, что нету счас нигде глубокого тыла. Так, прифронтовая полоса. Так что ты ходи гуляй в обществе товарища На.
   Василич хихикает и буркает:
   - Ты меня, молодой, ещё поучи с хуем наголо в рукопашную ползать.
   Дмитрич замирает, потом встряхивается, начинает беззвучно хохотать, истерично раскачиваясь от хохота. Васильич беззвучно скалиться за компанию.
  
   Двухэтажный кирпичный дом с клумбами вокруг крыльца. За десяток шагов от дома - ограда из сетки рабица. На крыльце горит свет.
   Василич подходит к калитке в ограде. Калитка прикрыта, но засов открыт. Василич, неодобрительно цыкнув, суёт правую руку в карман штормовки, и аккуратно проходит в калитку. Сворачивает на асфальтовую дорожку вокруг дома и идёт к окну сбоку дома. До края окна от дорожки - два метра. В окне - темно. Василич десяток секунд прислушивается. Еле слышно неодобрительно цыкает и идёт вокруг дома, глядя на окна. Чуть светло только в окне с тыла дома.
   Василич, отходит от тылового окна по дорожке между стеклянными теплицами, смотрит в окно. В окне видно освещенный проём коридора. Постояв десяток секунд и не дождавшись движения, Василич возвращается к дому и завершает обход по кругу.
   Поднимается на крытое крыльцо-веранду. Пару секунд медлит перед дверью, потом отходит к стенке слева от двери, приседает, достаёт из кармана наган и громко стучит в дверь рукояткой. Отшатывается от косяка и вжимается плечом в стену, спиной - в стенку веранды.
   Через пяток секунд из-за двери - приглушённый голос:
   - Василич, ты?
   - Я, Жентос. У тя - норм?
   Жентос, выделив последнее слово:
   - Точно ТЫ?
   - У тебя дедушка не еврей, случаем?
   Жентос, с еврейским акцентом:
   - А таки с какой целью интересуетесь?
   Василич встаёт на ноги, прячет наган в карман, подходит к двери. Спокойно говорит:
   - Я сам-один.
   Жентос:
   - Прабабка дочь купца второй гильдии Ефимова. Но судя по фото...
   Василич:
   - Угу.
   Пауза в пяток секунд.
   Жентос, с одесским акцентом:
   - И а таки шо?
   Василич, помедлив, ровным голосом:
   - У Дмитрича при виде ВАС со спины заработала пидарасофобия. Аж до ПОПЫТКИ позвонить ответственной за жилплощадь, на которой намечалась аморальная ебля.
   Через пару секунд лязгает засов. Дверь приоткрывается.
   Жентос, в домашнем - дырявой красной майке и длинных шортах, босиком. Стоит плечом в косяк поперёк прохода в неосвещённом коридоре, смотрит на Василича с хитрым прищуром.
   Из открытой входной двери в коридор падает полоса света. Вторая полоса света падает из открытой двери дальше по коридору, оттуда же доноситься шум душа.
   Василич стреляет глазами в сумку у порога и куртку, валяющуюся на сумке. Цепляет взглядом пятнышко крови на полу у порога, мазок крови на полу у дверей ванной. Каменеет лицом. Поднимает взгляд на Жентоса, который продолжает улыбаться краешком рта.
   Всмотревшись в безумный хохот в глазах Жентоса, Василич буркает:
   - Ладно, считаем, что... а кстати, - что? Я ж не слепой. Совсем ничего не видеть не могу.
   - Да и не надо тебе смотреть, как я напугался первых прыщей на своём прекрасном челе и решил собраться и потерять её. Так Дмитричу и передай. Что чуйка у него работает нормально.
   - Кого - её? - спрашивает Василич.
   - Барабанную перепонку, блять. - шипит Жентос. - Ещё вопросы есть? Или тебя провести лично показать это светло-РЫЖЕЕ нечто с чем-то?
   - Ладно, не кипеши. - примирительно говорит Василич. - Скучно просто на старости лет.
   - Раз так, то посуши мозги по теме трудового пути токарей второго разряда сорок второго года рождения.
   Василич замирает, удивлённо пялясь. Жентос махает рукой и закрывает дверь.
  
   Закрыв дверь, Жентос пару секунд медлит и идёт на кухню. Выходит из кухни с большой эмалированной кружкой. Идёт в ванную.
   Виктория сидит в ванной под тёплым парящим душем. С порезов по бокам груди и на берде текут струйки крови с водой. Левая нога вытянута, правая прижата, лоб упирается в колено.
   Жентос пару секунд смотрит на неё, потом выключает воду. Наклоняется к ней с кружкой, берёт за затылок, громко, чётко командует:
   - Пей!
   Она открывает глаза. Взгляд очень мутный, растерянный. Он подносит кружку к губам. Наклоняет. Крепкий тёмный чай течёт по подбородку. Она машинально начинает пить.
   Выпивает с десяток глотков. Отстраняется шумно дыша. Он глядит в кружку. Потом ставит её на полку. Включает душ, смывает с лица и тела пролитый чай.
   Выключает душ, снимает с крючка полотенце, начинает аккуратно её обтирать с головы.
   Виктория вздрагивает от первого прикосновения, сдавлено всхлипывает. Жентос обтирает её медленно, еле касаясь полотенцем. По мере вытирания по её телу прокатываются сдавленные судороги, она глубоко шумно дышит. Обтерев её, он бросает полотенце на пол, наклоняется, аккуратно подхватывает под мышки. Она сильно вздрагивает. Он начинает её поднимать. Она открывает глаза и глядит на него мутным взглядом.
   Жентос, тихо, тускло:
   - Вставай.
   Она, опираясь на него, выходит из ванной. Жентос оставляет её стоять, тянется за вторым полотенцем. Её ноги подкашиваются, она начинает падать. Он кидается к ней, охватывает руками, удерживает. Она всхлипывает, запрокинув голову к потолку.
   Он ставит её на ноги, обнимает за подмышку, выводит из ванной.
  
   Жентос ведёт Викторию по коридору на кухню. Щелкает выключателем. Вспыхивает свет. Видна большая кухня светлого дерева с полом, выложенным мраморной плиткой. Вдоль стены - стенка из шкафов, плиты и раковины. Посредине кухни - стол три на полтора метра с десятком стульев.
   На столе ближе к длинному ребру настелена простыня, под ней - пластиковая скатерть. На плите на газу - кипит ковшик. На столе у плиты - большая медицинская сумка первой врачебной помощи. Рядом с сумкой выставлены перекись, клей, димексид, тюбик левомеколя, пачка марлевых тампонов, две упаковки колготок телесного цвета.
   Жентос подводит Викторию с столу, сажает на него, наклоняется, обнимая левой рукой под лопатки, правой - под колени. Придерживая за спину, закидывает ноги на стол и укладывает её правым боком к себе Она, коснувшись спиной стола, сдавлено всхлипывает на вздохе. Потом расслабляется, вытягивает ноги.
   Он пару секунд стоит, вытянув руки и готовясь подхватить, если она начнёт шевелиться и падать со стола. Потом быстро обходит стол, хватает простынь и тянет к себе. С тихим вжиком ткани по пластику простынь с Викторией скользит к Жентосу. Она лежит, чуть подрагивая, со спертым дыханием. Потом прерывисто сдавлено вдыхает, с трудом выдыхает.
   Он, смотрит на неё. Дожидается второго, нормального вдоха.
   Затем начинает двигаться плавными, но быстрыми точными движениями.
   Поворачивается к плите, снимает ковшик, не выключая огонь. Несёт к раковине. У раковины - большое сито на ручке, литровая бутыль со стеклянной притёртой пробкой и наклейкой "медицинский", белое вафельное полотенце.
   Он опрокидывает ковшик в ситечко. Оставляет в раковине стекать. Наливает спирт на полотенце. Вытряхивает из ситечка на полотенце два зажима, пинцет, скальпель, ножницы, три иглы с продетыми нитками. Прикрывает полотенцем сверху, подхватывает кулёк двумя руками, несёт к столу.
   Кладёт кулёк с инструментами возле пузырьков. Открывает перекись. Открывает упаковку тампонов. Отбрасывает полотенце, достаёт зажим, кладёт упаковку открытым краем на полотенце. Подхватывает из упаковки зажимом два марлевых тампона, закрывает полотенце.
   Напитывает тампоны перекисью, поворачивается к Виктории. Она лежит, напряжённо вытянувшись и зажмурив глаза. По телу гуляет сдавленная дрожь.
   Он касается тампоном раны на бедре. Она всхлипывает на вздохе, чуть выгибаясь. Он продолжает промакивать рану. Она, полежав пару секунд выгнувшись, оседает обратно на стол. Начинает дрожать сильнее и дышать рывками, всхлипывая.
   Он, протампонив раны перекисью, поворачивается.
   Делает тампон с димексидом. Виктория медленно затихает.
   Он поворачивается, касается раны тампоном с димексидом. Она с всхлипом выгибается от первого прикосновения, и сразу, без паузы, начинает дрожать и всхлипывать.
   Он, протампонив раны димексидом, смотрит на них. На бедре - порез в полторы ладони длинной. Почти весь разрез - глубокая царапина и только три сантиметра посредине взрезаны глубоко. От рёбер к ключицам разрезы длинней, но глубокие только по пять сантиметров на рёбрах.
   Он поворачивается, сбрасывает тампон, откидывает полотенце. Подхватывает на мизинец и безымянный правой руки кольца ножниц, берёт второй зажим, подхватывает им иглу с ниткой. Поворачивается. На секунду замирает с иглой, занесённой над раной на бедре. Затем поднимает взгляд на её лицо и аккуратно тыкает у раны иглой. Она слабо вздрагивает и еле слышно вскрикивает.
   Он, еле заметно кивнув, втыкает иглу. Она натянуто замирает. Потом со всхлипом расслабляется и начинает дрожать всем телом частой, мелкой, сдавленной дрожью.
   Он быстро шьёт рану, профессиональными движениями - сбрасывая петлю по зажиму и подрезая стежки ножницами, зажатыми мизинцем и безымянным. Безымянный палец, шевелящий кольцо ножниц, выглядит страшно и противоестественно.
   Зашив бедро, он той же нитью зашивает разрез на ребре.
   Затем кладёт инструменты обратно на полотенце. Обходит стол. Подвигает её к себе. Она продолжает сдавлено дрожать и судорожно дышать сквозь стиснутые зубы.
   Идёт к инструментам, подхватывает их и новую иглу.
   Зашивает порез на другой стороне груди.
   Обходит стол, скидывает инструменты. Подвигает её к себе. Она продолжает всё так же мелко дрожать всем телом и дышать со сдавленными всхлипам.
   Он, посмотрев неё пару секунд, поворачивается к столику. Берёт зажимом тампон, открывает тюбик клея. Поворачивается к ней. Макает тампон в клей и мажет клеем полосу в пару сантиметров вокруг ран на бедре и груди. Поворачивается.
   Сбрасывает зажим с тампоном на полотенце. Подхватывает тюбик с левомеколем. Поворачивается к ней и выдавливает на порезы ровные полоски мази. Поворачивается. Раскрывает пачку бинта, вытягивает бинт, пятком поворотов пачки скручивает не тугой жгут. Поворачивается.
   Пару секунд глядит на мазь на порезах. Мазь под действием тепла тела начинает расплавляться и течь.
   Он, прижимает начало жгута к коже ниже раны на бедре. Движением руки с упаковкой укладывает жгут поверх обеих ран. Удерживая пачку одной рукой, поворачивается к инструментам, подхватывает ножницы. Обрезает жгут. Обрезает кусок жгута между ранами и ниже раны, где держал пальцами. Хватает зажим, сбрасывает куски жгута, прилипшие к клею.
   Поворачивается к столу, раскрывает пачку колготок, достаёт их. Растягивает одну ногу поперёк, замирает на секунду, глядя на растяжку. Потом срезает носки. Пару секунд примеряется. Отрезает два куска. Поворачивается к ней.
   Она успокаивается. Вздрагивает еле заметно. Он, примерившись, растягивает кусок посредине и накладывает на клей вокруг раны на бедре. Виктория со тонким стоном выгибается дугой. Опадает обратно. Со стоном выгибается ещё раз. Часто шумно дышит и крупно вздрагивает, пока он растягивает кусок и прилепляет его вокруг раны. Прижав жгут бинта куском колготок, он растягивает второй кусок и прилепляет его на рану на груди. Она со вскриком выгибается, начинает вяло биться на столе вверх-вниз. Он растягивает кусок вокруг раны. Потом поворачивается. Подхватывает клей, тампон с клеем. Поворачивается к ней. Она затихает, подрагивая и еле слышно всхлипывая.
   Он одной рукой приподнимает не приклеенные края, промазывает кожу клеем, прижимает края. Она начинает дрожать чуть сильней.
   Проклеив края у обеих повязок, он поворачивается к столику, сбрасывает инструмент, отрезает кусок колготок, подхватывает клей и зажим с тампоном, обходит стол.
   Кладёт клей и зажим. Подвигает её к себе. Растягивает кусок и прижимает к ране. Она со стоном выгибается дугой. Со стонами бьётся вверх-вниз, пока он растягивает и прижимает повязку. Понемногу затихает, пока он проклеивает края.
   Закончив проклеивать края, он выпрямляется и замирает, внимательно глядя на её лицо. Глаза закрыты. Из глаз бегут слезинки. Губы плотно сжаты.
   Он еле заметно кивает. Обходит стол, сбрасывает тампон с клеем.
   Виктория затихает.
   Он закрывает пузырьки. Собирает все инструменты, кидает в ковшик. Наливает из крана воды. Ставит ковшик на газ.
   Виктория почти не дрожит, дышит ровно.
   Он укладывает открытые пачки тампонов и бинта в проспиртованное полотенце. Придвигает полотенце и медикаменты к сумке. Собирает со стола и пола все обрезки и использованные тампоны. Кидает в мусорное ведро под раковиной. Снимает с крана кусок белой тряпки. Открывает спирт, льёт на тряпку. Закрывает бутыль. Протирает пятно, где лежали инструменты. Аккуратно протирает скатерть сбоку от Виктории, не касаясь её. Она лежит, чуть вздрагивая и дышит редко, ровно. Он глядит на пол себе под ноги. Затем обходит её с другой стороны. Протирает скатерть у бока.
   Метает тряпку в раковину. Стоит пару секунд, глядя на неё. Потом вытягивает ладони и плавно просовывает их под лопатки и под колени.
   Она со всхлипом втягивает воздух, выгибаясь. Потом начинает дышать прерывисто и часто. Он, помедлив, с натугой подхватывает её на руки. Она с сопением сгибается, прижав локти к животу и уперев лоб ему в плечо. Он с окаменевшим лицом, выгибаясь от нагрузки, несёт её из кухни.
  
   Комната шесть на шесть метров, слабо освещённая светом из коридора. Посредине комнаты - журнальный столик и пара кресел. С другой стороны столика - разложенный диван, белеет подушка и простынь, натянутая на диван. В ногах дивана - горка одеяла.
   У дивана в углу комнаты - этажерка, заставленная деревянными ящичками.
   Напротив дивана у стены - комод с телевизором на комоде и большим старым радио внутри комода. По бокам от комода на стенах виднеются полки, рамки и вещи на стенах.
   Жентос вносит Викторию в комнату. Очень сильно выгибается назад, чтобы удерживать её на руках. Несёт к дивану. Пару секунд медлит, потом, продолжая выгибаться, приседает и укладывает её на край дивана. Вытягивает из-под неё ладони. Встаёт. Стоит, глядя на неё.
   Она пяток секунд лежит так, как он её нёс - на спине, подогнув колени и прижав локти. Не дрожит, дышит короткими резкими глотками.
   Потом начинает дышать глубже и ровнее. Заваливается на бок спиной к нему. Чуть стонет, выпрямляет ногу, на которой порез.
   Он кивает, берёт одеяло, укрывает её. Пару секунд смотрит на её затылок. Потом кивает, выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь, но оставив щель в ладонь.
  
   Коридор, освещённый из дверей кухни и душевой.
   Жентос выходит из кухни с пузырьком перекиси и белой тряпкой. Идёт по коридору к входной двери. Включает свет в коридоре.
   Видна длинная прихожая вдоль всей стены дома. С боку от входной двери - лестница на второй этаж. С другого бока - вешалка с плащами, сапогами и резиновыми тапками. На полу у двери - сумка с накинутой на неё курткой.
   Жентос внимательно смотрит на сумку, потом на пол коридора. Переставляет сумку с курткой на коврик у вешалки. Смотрит на пол у сумки. Затем льёт перекись на тряпку, приседает, в присяде идёт по коридору, затирая пятна. Перемещается по коридору, широко расставляя ноги и плавно, гармонично перекатываясь с согнутой ноги на вытянутую.
   Заходит в душевую и десяток секунд затирает пятна там.
   Выходит из душевой, возвращается к двери. Осматривает пол. Кивает. Гасит свет, подхватывает сумку и несёт на кухню.
  
   Войдя на кухню, ставит сумку на пол почти под стол. Бросает короткий взгляд в окно, на стол, на сумку. Кивает. Пару секунд задумчиво смотрит на сумку. Затем достаёт из-под раковины джутовый мешок, аккуратно снимает с раковины куртку, запихивает в мешок. Кидает мешок на пол. Из сумки торчат рукояти клинков.
   Расстёгивает сумку. Достаёт из сумки смотанные ремнями ножны с клинками и сбрую с пистолетом. Кладёт на пол. Задумчиво смотрит в сумку. Достаёт пачку сигарет. Встаёт. Идёт к двери, выключает свет. В тусклом свете от огня горелки виден силуэт.
   Он подходит к плите, достаёт из пачки сигарету, касается кончиком сигареты огня. Пару секунд греет её. Потом засовывает в рот, пыхает огоньком. Подхватывает пепельницу, стоящую у стены рядом с плитой, идёт к окну. Ставит пепельницу на подоконник, кладёт рядом пачку с сигаретами. Открывает окно нараспашку. В окне - почти тихо. Безветрие. Елё слышно доносится пение пары птиц, стрёкот кузнечиков.
   Он пододвигает к окну стул, садится на него, ставит локти на подоконник.
   Курит редкими медленными аккуратными затяжками, машинально привычными движениями стряхивая пепел.
   Во вспышках затяжек видно сосредоточенно-задумчивое лицо, со взглядом в никуда.
   Дотянув первую сигарету до фильтра, отмирает, смотрит на огонёк сигареты у фильтра. Потом достаёт вторую сигарету, прикуривает от первой. Сминает окурок в пепельнице. Продолжает задумчиво курить.
   На середине сигареты из коридора за спиной доносится приглушённый громкий вой боли и горя.
   Он замирает, повернув голову и прислушиваясь.
   Раздаётся второй вой, тише, протяжней и безнадёжней.
   Он вминает сигарету, вскакивает, быстрым шагом выходит из кухни.
  
   Идёт по коридору, на ходу щёлкает выключателем у входа в комнату.
   Распахивает дверь и замирает. Виктория, щурясь от света из двух настенных ламп, пошатываясь и подрагивая, стоит в шаге от двери. Она шагает вперёд, вытягивает руки, судорожно вцепляется ему в плечи. Её взгляд скачет от его правого глаза к левому. Он стоит не шевелясь с каменным лицом.
   Она хрипло, громко шепчет:
   - Трахни меня!
   Он переводит взгляд в воздух ей за плечо.
   Она трясёт его за плечи и хрипло кричит-плачет:
   - Трахни меня в жопу, придурок!!!
   Он вздыхает, поднимает руки, мягко кладёт руки ей на талию и плечи. Она вздрагивает от его касания. Он делает шажок вперёд и прижимает её к себе. Её руки вцепляются ему в спину, голова вжимается в плечо и в висок.
   Она подрагивает, всё больше вжимаясь в него. Он стоит не шевелясь.
   Она отстраняет голову, глядит на него взглядом глаз, подёрнутых смесью опьянения и желания. Её губы раскрываются для поцелуя.
   Он кладёт ладонь ей на затылок, вжимает её голову себе в плечо, начинает шебуршать в её волосах. Она со всхлипом выдыхает. Он продолжает гладить ей по голове. Она потихоньку расслабляется, потом чуть напрягается, вздрагивает. Он громко шепчет ей в ухо:
   - Тебе точно надо в жопу?
   Она застывает, потом всхлипывает, крепко стискивает его плечи и пару раз судорожно кивает.
   Он смещает руку с головы на плечи, и продолжая гладить, ласково шепчет:
   - Зачем тебе именно так?
   Она замирает, потом резко отстраняется и глядит ему в лицо. Во взгляде - отчаянная решимость, пробивающая опьянение.
   - Ты не понимаешь! - хрипло, сдавлено плачет она. - Я... я...
   Он очень внимательно и ласково смотри на неё.
   Она отводит взгляд, обмякает. Втыкается лбом ему в плечо и тихо сдавлено скулит:
   - Я мальчик.
   Он молчит. Его руки обнимают её за лопатки и плавно прижимают к себе
   Она некоторое время молчит, потом выдавливает тихий скулёж:
   - Я... мальчик Виктор. Я... я... с пятнадцати лет... - срывается на громкое сдавленное рыдание - боюсь... что меня... выебут в жопу!
   Она вжимается глазами ему в плечо и содрогается в рыданиях. От неё ощутимо веет стыдом. Он коротко гладит её по голове и снова обнимает за плечи.
   Через десяток секунд рыдания затихают, она, всхлипывая, торопливо говорит:
   - Я... очень боюсь... и очень хочу. И очень стыдно. Боюсь, хочу, стыдно, что хочу. Всю жизнь... - всхлипывает, несколько раз вздыхает ровно. Очень тихим ровным голосом говорит:
   - А тут вот... настроилась... - истерично хихикает - обрадовалась, можно сказать, что мечты сбываются...
   Она вздрагивает, судорожно вжимается в него всем телом, откидывает голову и глядит ему в глаза снизу вверх. Во взгляде - безумное веселье с похотью.
   - А тут появляешься ты и обламываешь меня на самом моменте...и знаешь - стискивает его плечи, шепчет злобно-весело: - это пиздец как больно, когда обламывают в шаге от мечты всей жизни...
   Он молчит, внимательно глядя в её глаза.
   Она трясёт его за плечи и яростно кричит:
   - Что ты молчишь, придурок!!! Ты слепой?! Не видишь, как меня трясёт с недоёба всю дорогу!!!
   Он стоит, молча глядя на неё с прищуром.
   Она, несколько секунд пободавшись с ним взглядом, кривиться в плаче, отводит взгляд. Её руки соскальзывают с его плеч и повисают. Она тихонько выдавливает сквозь плачь:
   - Я... начала кончать в ванной. - всхлипывает. Шепчет тихо: - Почти кончила там, на столе. И... - срывается на рыдания. - Я не могу... я ничего не могу... я хочу в жопу. Да, я извращенка, пидараска и дура. Но пожалуйста... просто трахни меня в жопу.
   Пару секунд стоят неподвижно.
   Он глубоко вздыхает, поднимает руки и кладёт ей на виски. Мягко поворачивает голову. Она напугано бросает на него взгляд. Наталкивается на смех в его глазах, отдёргивает взгляд вбок.
   - Витя, - окликает он.
   Она вздрагивает, пытается отвернуться. Он удерживает её, и мягко, давяще говорит:
   - Посмотри на меня.
   Она медлит, потом решительно поднимает взгляд на него.
   Он, помедлив, мягко, с еле заметным смехом:
   - Я услышал всё, тобой сказанное. И понял всё, тобой сказанное. И... - он еле заметно растягивает губы в улыбке. - Ты мне нравишься. Очень.
   Она секунду стоит оцепенев, осознавая услышанное. Потом её лицо неуверенно искажается в безумной радости. Она начинает навзрыд смеяться, сгибаясь. Ноги подкашиваются. Она вцепляется в него, повисает на нём и истерично, рывками ржёт-плачет.
   Он стоит, обнимая её за плечи.
   Через пару десятков секунд она затихает, отстраняется от него, с безумным смехом глядя в его глаза. Её глаза заплаканы и сияют счастьем. Она игриво наклоняет голову и улыбаясь исподлобья:
   - Если я тебе и правда нравлюсь - возьми меня. - нервно хихикает, безумным смехом выбрасывает:
   - Твоя любимая шлюшка готова к употреблению во все дырочки.
   Он смотрит в её глаза, отзеркаливает её веселье и говорит:
   - Только один вопрос. Но очень важный.
   Она, начиная игриво переминаться с ноги на ногу и виляя попой:
   - Какой?
   Он, убрав улыбку и очень спокойным голосом:
   - Тебе сейчас точно НАДО это или ты просто хочешь?
   Он смотрит на неё очень внимательно.
   Она, замерев, отводит взгляд в строну, и пару секунд думает. Потом хихикает, глядит на него и отвечает со смешками:
   - Знаешь... на самом деле... как-то пофиг... просто ... хочется.
   Он, вздохнув:
   - Может, обойдёмся без в жопу? А то утром с похмелья не вспомнишь ничего - обидно будет.
   Она, со злобным смехом:
   - Кто пьяный? Я пьяный? ... - помедлив, добавив презрения в голос: - Да что я тебя уламываю, как бабу?
   Он секунду смотрит на неё, потом расслабляется, наклоняет голову, провисает на бедро. На его лице проявляется стеснительно-блядская улыбка. Она замирает от неожиданности. Он тихо шепчет:
   - Ну так если ты - мальчик Витя, то я твоя девочка Женечка.
   Она стоит, замерев. Глаза и рот распахнуты. Дыхание - дрожит, от столкновения попытки вздохнуть и попытки кричать. Делает несколько судорожных шумных вздохов. Потом с тонким хриплым стоном кидается на него, впивается в него поцелуем, вжимает в косяк.
   Он отвечает на её поцелуй. Кладёт руки ей на попу. Она хватает его за руки, заводит ему за спину, скрещивает за спиной, удерживает там.
   Разрывает поцелуй, чуть отстраняется, глядя на него.
   Его рот приоткрыт, в глазах и на лице - тягучая вязкая похоть. Он, красуясь, блядски прогибается в талии, чуть склоняет голову и шепчет с придыханием:
   - Возьми меня.
   Она смотрит на него не верящее... потом осознает услышанное, делает несколько судорожных вздохов и выливает тонкий стон-плач. Её лицо искажается от нестерпимого оргазма. Она падает вперёд, утыкаясь лицом в плечо и вцепляясь руками в его попу. Он закидывает ногу ей на талию и вжимает в себя. Она на миг замирает, потом дрожит всем телом и выдавливает громкий протяжный стон. Ещё один. Запрокидывает голову и со сдавленными всхлипом делает толкающее движение тазом. Он чуть вскрикивает, вцепляется руками её в плечи, и толкает ногой к себе её талию.
   Она со сдавленным взвизгом делает ещё движение. Он вскрикивает. Она делает десяток толчков, всё сильней и энергичней. С каждым разом они вскрикивают всё громче.
   Её тело скручивает судорожным оргазмом, она издаёт протяжный вой. Потом чуть расслабляется, повисает на нём, со слабыми затихающими стонами дышит ему в ухо. Он хрипло дышит в ответ.
   Отдышавшись, она тянется к его уху и кусает его в мочку. Потом обиженно-счастливо шепчет:
   - Сволочь, что ты со мной делаешь?
   Он, глядя на неё затуманенным взглядом, шепчет, еле шевеля губами:
   - Люблю тебя.
   Она замирает, потом тянется к нему и очень нежно целует. Он отвечает на поцелуи. Начинает выдыхать короткими стонами через нос. Она запускает руки ему под майку. начинает гладить живот. Он вздрагивает, разрывает поцелуй, запрокидывает голову и протяжно стонет.
   Она с хищной улыбкой тащит майку вверх. Он поднимает руки и прогибается. Она тянет майку вверх, спутывая его руки. Глядит на его грудь. Глаза удивлённо расширяются при виде крупных сосков и еле заметной груди.
   Он открывает глаза, глядит на неё. Ловит удивлённо-растеряный взгляд. Улыбается, склонив голову. Игриво шепчет:
   - Нравятся мои титьки?
   Она злобно-яростно улыбается, рывком опускает его руки, спутанные майкой, ему за затылок. Он вскрикивает, прогибаясь. Опускает локти. Груди проступают заметней. Она замирает, потом сдергивает вниз его шорты, отстраняется, глядя вниз на его член. Волос почти нет. Член небольшой, но правильной формы и стоит очень жёстко.
   Она поднимает растерянный взгляд на его грудь. Потом - на лицо.
   Он глядит на неё чуть напугано и стеснительно. Горбиться, от чего груди проступают ещё заметней. Жалобно тонко шепчет:
   - Пожалуйста, не трогай соски.
   Она заторможено поднимает руки и тянется к его груди.
   Он испугано вжимается в косяк, и жалобно плачет:
   - Нет... нет... пожалуйста, не надо...
   Она касается ногтями его сосков. Он громко тонко всхлипывает и утыкается головой ей в плечо.
   Она слабыми движениями гладит его соски. Он со стонами-всхлипами рывками подаётся вперёд-назад под её касаниями. Начинает содрогаться всем телом, стоны переходят во вскрики. Чуть шевельнув тазом вперёд, утыкается членом между её бёдер, делает пару толкающих движений и с протяжным тонким стоном кончает, судорожно трепеща всем телом.
   Делает пару мелких вздохов. Открывает глаза, отстраняет голову с её плеча. Смотрит на её шокированное лицо. Она неуверенно мелко дышит.
   Он, обвиняющее шепчет:
   - Ну а ты что со мной делаешь, а? И кто ты после этого?
   Она замирает. Потом неуверенно хихикает. Её пробивает истерическим хохотом. Она сползает по нему на пол, сидит на полу и истерически громко хохочет, раскачиваясь из стороны в сторону. Он, помедлив, доснимает майку, вышагивает из шорт. Медленно сползает по косяку. Садиться на колени. Сидит, глядя на то, как она хохочет.
   Через минутку она затихает в короткие хихики. Он вытирается и протягивает ей майку.
   Она машинально берёт майку. Смотрит на свои бёдра. Безумно улыбается. Пальцем собирает с бедра сперму и засовывает в рот. Глядит на него. Он смотрит на неё с легким удивлением.
   Она вынимает палец изо рта, катает сперму языком, потом проглатывает. Хихикает, глядя на его глаза, распахнутые шоком.
   Собирает ещё, протягивает ему и говорит:
   - Это вкусно. Хочешь попробовать?
   Он неуверенно медлит. Потом наклоняется вперёд, берёт в рот палец. Катает на языке, глотает. Хрипло шепчет:
   - Да, я вкусный.
   Она, хихикая, собирает ещё. Засовывает себе в рот, глядя на него дразнящее. Собирает . Протягивает палец ему, спрашивает:
   - Хочешь ещё?
   Он кивает, тянется к пальцу. Она игриво отдёргивает его. Потом протягивает ближе. Он рывком настигает палец, падая на четвереньки. Прижимает её руку с пальцем между её ног. Облизывает палец. Она ржёт. Потом хватает его за волосы, вздёргивает голову, смотрит на его лицо, подёрнутое поволокой возбуждения. Впивается поцелуем в губы. Яростно целует. Потом отстраняет его лицо, глядит, прыгая взглядом между его глазами. Отбрасывает от себя его голову вниз. Он, покачнувшись, отползает назад и садиться на колени.
   Она несколько секунд смотрит на него. Он обиженно-растеряно смотрит на неё исподлобья. В её взгляде проступает усталое удовлетворение.
   Она порывается встать. Оседает обратно. Устало шепчет:
   - Помоги подняться.
   Он плавно поднимается. Пошатнувшись, удерживается на ногах. Шагает к ней. Она протягивает ему руки. Вцепляются друг другу в запястья. Он плавно поднимает её с пола. Ловит в объятья.
   Замирают, обняв друг друга.
   Она прерывисто глубоко вздыхает, потом хрипло шепчет:
   - Это ведь всё у меня глюки от наркоты, да? Так ведь не бывает?
   Он опускает руку к её попе и сильно щиплет её.
   Она вздрагивает, айкает. Отстраняется, недоуменно глядит на него
   Он с хитрой усмешкой наиграно-обижено буркает:
   - Глюки не щиплются.
   Она стоит, молча прыгая взглядом между его глазами и неуверенно улыбаясь. Он, помедлив пару секунд, вздыхает и ведёт её к кровати. Она растеряно подчиняется.
   Он укладывает её на кровать. Натягивает одеяло. Она, свернувшись, восторженно смотрит на него. Он, натянув одеяло, медлит, глядя в её глаза. Наклоняется. Легко целует. Начинает отстраняться.
   Её рука выпрыгивает из-под одеяла и хватает его за руку.
   Она тихо, но жёстко говорит:
   - Нет. Иди сюда.
   Он медлит.
   Она, просящее:
   - Пожалуйста, иди ко мне и обними меня...
   Он кивает. Вынимает свою руку из её, отбрасывает одеяло.
   Она переворачивается на спину и ложиться, раскинув руки и ноги.
   Он, помедлив, ложиться сбоку, обнимает рукой. Вжимается носом в плечо. Она берёт рукой его ногу и тянет на себя. Он закидывает ногу ей на живот. Попадает голенью на повязку. Она напрягается. Он, помедлив, задирает ногу выше.
   Она кладёт руку ему на голову. Нащупывает резинку. Стягивает её, распуская его волосы. Начинает медленно перебирать его волосы. Через пару минут замирает. Несколько секунд лежит неподвижно, вслушиваясь в свои ощущения. Сдвигает руку с головы на его попу. Лежит ещё несколько секунд, вслушиваясь в свои ощущения. Потом глубоко вздыхает с еле различимым всхлипом. Шепчет:
   - Пожалуйста, скажи мне... как можно искренней, что любишь меня.
   Он еле заметно обнимает её покрепче, чуть приподнимает голову, чтобы видеть её лицо и тихонько шепчет:
   - Я очень, очень тебя люблю.
   Она со всхлипом глубоко вздыхает, замирает, закрыв глаза.
   Он лежит, слушая её дыхание. Через полминуты её дыхание выравнивается, становиться глубоким. Он медлит ещё пару минут.
   Её дыхание внезапно замирает. Потом она выдыхает, вдыхает и зовёт неестественно спокойным голосом, под которым чувствуется паника:
   - Же-е-е-ень...
   - А? - отзывается он таким же голосом.
   - А у тебя вазелин есть?
   Он, секунду помедлив:
   - Не-а.
   Она резко перекатывается на бок, отжимая его к краю дивана. Они оказываются нос к носу. Она смотрит на него со злобно-недоверчивым испугом.
   Он, всмотревшись в её глаза, всё тем же ровным голосом продолжает:
   - Но можно воспользоваться классическим рецептом - растительное масло.
   Она несколько секунд изучает его серьёзное лицо. Он расплывается в улыбке.
   Она бьёт его кулачком по спине и шипит:
   - Дурак! Давай... вали за ним. Быстро... а то сил нету терпеть...
   Он, помедлив, плавно встаёт и выходит из комнаты.
  
   Через полминутки он возвращается с кружкой в руке. Она лежит на боку, подперев голову, выжидательно глядя на дверь и нервно кусая губы.
   Она, хрипло, нервно:
   - Иди ко мне.
   Он подходит к дивану. Замирает с кружкой в руках.
   Она протягивает руку, забирает кружку, ставит на подлокотник.
   Хватает его за руку и тянет к себе. Он ложиться на бок рядом с ней. Вопросительно смотрит на её решительное лицо. Она, помедлив, одной рукой хватает его за волосы и притягивает к себе для поцелуя. Целуясь, закидывает его ногу на себя. Тянет её выше так, что она ложиться её на рёбра. Не разрывая поцелуй, тянется к кружке, макает пальцы. Опускает руку ему на промежность.
   Он вздрагивает и судорожно сжимается. Отстраняет голову. Она с хищной улыбкой ловит его растеряно-напуганый взгляд. Водит масляной рукой ему между ног.
   Он пару раз шумно резко выдыхает, потом всхлипывает, пытается уткнуться ей в плечо. Она, удерживает его за волосы, яростно шепчет:
   - Смотри на меня... - резко срывается на мольбу: - пожалуйста...
   Он глядит на неё растеряно-напуганым взглядом. На лице проступает мольба. Он сквозь всхлипы выдавливает:
   - Не надо... пожалуйста... нет... не надо.
   Она с хищным злобным смешком макает руку, опускает её между ног. Гладит промежность.
   Подводит палец к его анусу. Начинает давить, всматриваясь в его лицо.
   Он громко вскрикивает, с плачем торопливо умоляет:
   - Нет-нет-нет-нет...
   Срывается на громкий тонкий вскрик. Лицо искажается в гримасу боли.
   Она глядит на него, замерев, впитывая все выражения его лица. Он лежит, застыв в шоке.
   Она выдёргивает палец. Он облегчёно всхлипывает и прикрывает глаза.
   Она резко втыкает палец обратно. Его глаза и рот распахиваются в взвизге. Она, помедлив, начинает шевелить пальцем. Он вскрикивает, скрючиваясь. Она чуть отстраняется, чтобы видеть его лицо.
   Он, глядя на неё, сквозь всхлипы выдавливает:
   - Ты... что... со мной... делаешь... ты... ты... - протяжно воет навзрыд - чу-у-удо-о-ови-и-ище.
   Она шокировано замирает. Потом с яростным лицом начинает очень часто елозить пальцем.
   Он извивается, взвизгивая при каждом движении. Потом бросает одну руку себе на грудь, вторую - на попу, оттягивая её. Запрокидывается назад. Прерывисто воет навзрыд.
   Она, впившись взглядом в его лицо, делает ещё с десяток движений. Замирает.
   С рычанием вцепляется в него, заваливает на спину. Закидывает его ноги себе на талию. Впивается взглядом в его заплаканное лицо. Делает толкательное движение тазом. Ещё и ещё, всё быстрее. Начинает тонко пронзительно визжать, не отрывая взгляда.
   Замирает, сотрясаясь и судорожно пытаясь вдохнуть.. Лежит, скрюченная, сдавлено постанывая, около полминуты. Потом обмякает, падает на него и начинает со всхлипами дышать.
   Выдавливает сквозь всхлипы:
   - Сам ты чудовище.
   Он поглаживает её ногой по попе. Потом расслабляется.
   Некоторое время лежат.
   Потом она поднимается на руках, глядит в его глаза. Он смотрит на неё спокойно-вопросительно.
   Она жалобно шепчет:
   - Жень, пожалуйста...
   Она медлит. Он, ласково:
   - Что?
   - Я хочу видеть твои глаза, когда ты в меня кончаешь.
   Он утвердительно моргает.
   Она медлит, потом садиться, переворачивается к нему спиной, приподнимает попу, и злобно рычит:
   - Ну-ка попробуй мне отомстить, сучка. Ну давай, поцелуй меня в жопу!
   Он медлит. Потом рывком садиться. Встаёт на колени, наклоняется к ней. Она прижимается грудью к дивану, задирая попу.
   Он хватает её за попу, раздвигает. Наклоняется. Касается ануса языком.
   Она вскрикивает. Потом расслаблено замирает.
   Он продолжает лизать.
   Она шумно дышит, хрипит сквозь вздохи:
   - Да... да... ой, бля... да-да-да... выеби меня туда...
   Он, оторвавшись, макает пальцы в кружку. Кладёт руку на попу.
   Она вздрагивает, начинает дрожать, сначала мелко, потом сотрясаясь всем телом. Сдавлено жалобно-испугано кричит:
   - Нет... нет... пожалуйста... нет... не надо...
   Срывается на взвизг, когда он втыкает её палец. Выгибается, оперевшись на руки. Он медленно, аккуратно водит пальцем туда-сюда. Она воет, задрав голову к потолку, потом пыхтит, выворачивается, повернув к нему лицо. Смотрит на него, рычит:
   - Ну давай, воткни в меня.
   Он вынимает руку, макает в масло, мажет член. Пододвигается к ней, крепко хватает её за таз.
   Она дергается в его руках. Прогибается грудью на диван, выкручивается, чтобы видеть его лицо. Он, вцепившись в её таз, утыкает член в её анус. Она вскрикивает "нет".
   Он плавно вдавливается в неё. Она заходиться судорожным воплем. С плачем, брызгая слезами, колотит рукой по дивану.
   Он помедлив, плавно вынимает член. Она облегчённо всхлипывает. Заходиться в крике, когда он втыкает обратно.
   Он, войдя, замирает. Несколько секунд дышат, успокаиваясь дыханием. Потом он начинает еле заметно шевелиться. Она начинает шумно дышать.
   Он разгоняется.
   Она начинает стонать. Потом дергаться ему навстречу.
   Кричит:
   - Да-да-да... глубже.. да! Ой, бля... да...
   Он делает ещё несколько движений. Потом замирает и выдёргивается из неё. Рывком переворачивает её на спину. Сидит на коленях, глядя на её зарёванное лицо.
   Она медленно задирает ноги и кладёт ему на плечи. Приподнимает таз, подаётся вперёд. Елозит по нему.
   Шепчет умоляюще:
   - Кончи мне в жопу... пожалуйста.
   Он берёт её за попу, медленно входит в неё. Она вскрикивает. Вцепляется взглядом в его глаза.
   Он, не отводя взгляда, наваливается на неё, начинает двигать тазом вперёд-назад. Она начинает сдавлено тонко вскрикивать с каждым движением. Громче и громче.
   Он начинает вскрикивать. Ускоряется. Кричит непрерывно.
   Замирают на пару секунд. Потом дружно со всхлипом вдыхают. Он падает на бок, перекатывается на спину.
   Она вяло заваливается на бок. Обнимает его. Закидывает ногу ему на живот. Утыкается в плечо.
   Шепчет:
   - Я люблю тебя.
   Он лежит, молча слушая её дыхание.
   Через полминуты её дыхание - глубокое ровное.
   Он лежит ещё минутку. Потом аккуратно выскальзывает из под неё. Встаёт. Укрывает одеялом. Некоторое время смотрит на неё, выходит из комнаты, подхватив по дороге майку и шорты.
  
   Женя в одних шортах входит на кухню. Газ выключен. Его силуэт виден в утренних сумерках.
   Он, помедлив, шагает к шкафу у плиты. Достаёт резинку. Скручивает волосы. Потом достаёт из сумки зажигалку.
   Садиться обратно к окну. Закуривает. С тем же отстраненным лицом задумчиво курит.
  
   День. Пасмурно. За окном капает дождик.
   У окна сидит Женя в тёмно-синих джинсах и футболке. Пепельница полна окурков.
   Он задумчиво глядит в окно и машинально крутит в пальцах шприц. Замирает, повернув голову и прислушиваясь. Кивает, кладёт шприц, встаёт, идёт к плите.
   На плите на медленном огне стоит большая чугунная сковородка. Рядом с плитой - бутылка масла, закрытая литровая банка молока, закрытая полтитровая банка с разбитыми яйцами. На доске - горка нарезанных трав, пестреющих чёрными, жёлтыми и красными пятнышками специй.
   Женя капает на сковородку масло. Подхватывает сковородку прихваткой, раскатывает масло по сковороде. Ставит сковороду обратно. Открывает молоко. Выливает на сковороду. Молоко, шипит и быстро нагревается от разогретой сковороды.
   Замирает, прислушиваясь. Со вздохом неодобрения качает головой. Открывает банку, выливает в закипающее молоко яйца. Берёт деревянную лопатку, начинает помешивать.
   Постояв минутку, помешивая омлет, он ссыпает в сковороду травы со специями, размешивает. Закрывает сковороду крышкой. Поворачивается к холодильнику в углу у окна, открывает дверцу и задумчиво смотрит внутрь.
   За его спиной дверь на кухню открывается. В кухню прокрадывается Виктория, завёрнутая в простынь. Лицо очень мятое - серая кожа, мешки под глазами, красные глаза. Двигается неуверенно, с большой натугой.
   Вскользнув в кухню, Виктория сразу наклоняется к большой сумке под столом. В сумке поверх всего лежит сбруя с пистолетом. Выхватив пистолет, Виктория передёргивает затвор и наводит пистолет на Женю.
   Он, выкрутив голову на звук затвора, внимательно смотрит на неё, уперев подбородок в плечо. Демонстративно игнорирует пистолет в её руке.
   Вика, хрипло:
   - Ты кто?
   Он, не поворачиваясь, смотрит на неё с ласковым добродушным недоумением, бубнит:
   - Доброе утро. Вон, на столе, клюквенный морс. Без снотворного. Без яда.
   Она, не шевелясь, трясёт пистолетом и хрипло кричит сдавленной истерикой:
   - Ты кто такой, блять?!
   Он вздыхает, закрывает холодильник, подходит к плите. Открывает крышку, начинает перемешивать омлет. Жалобно просит:
   - Не стреляй, пожалуйста, пока я тебе завтрак не доделаю, а? Я старался, состав придумывал, чтобы с похмелья лучше зашло...
   Она стоит, глядя на его спину, яростно шипит:
   - Отвечай, сука! Завалю нах!!!
   Он, покладисто:
   - Ладно-ладно. Только глушитель навинти, пожалуйста. А то охрана прибежит на выстрел.
   Она кричит, сотрясаясь от ярости:
   - Какая охрана, блядь?!
   Он, ровным спокойным голосом короткими рублеными фразами с длинными паузами:
   - Дачного посёлка. Из ветеранов органов. С револьверами. Очень скучают. Очень любят перестрелки. Очень любят брать живьём. И допрашивать. С пытками. Так что - навинти глушитель, пожалуйста.
   Она стоит, злобно шипя сквозь стиснутые зубы. Потом наклоняется к сумке, не отводя от него глаз. Стреляет в сумку глазами. На ощупь вытаскивает глушитель. Навинчивает.
   Он, подождав конца лязга резьбы глушителя, выключает газ, поворачивается. Смотрит на неё с легким добродушным интересом.
   Она, чуть подрагивая, глядит на него исподлобья с выражением сдерживаемой ярости. Яростно хрипло шепчет скорей в воздух, чем ему:
   - Да кто ж ты такой, а?
   Он глядит на неё с легким весельем. Кивает на стакан с морсом. Смотрит на неё.
   Она рычит:
   - Да хуйле ты меня так бесишь, сука?! Ты кто такой, блядь?! Тебе впадлу ответить что ли?!!
   Он тяжело вздыхает, плавно шагает к столу, берёт стакан с морсом, начинает пить.
   Она пару секунд смотрит, как он пьёт, машинально облизывает сухие губы. Потом спохватывается, рычит:
   - Ты блядь, издеваешься, да?
   Он, поставив на стол полупустой стакан, складывает руки на груди, смотрит на неё очень внимательно и пронзительно. Говорит игривым лекторским голосом:
   - Вот оно, лютое женское похмелье. И самое страшное в нём - не головная боль с тошнотой. И не чувство стыда за то, что позволила себе под алкоголем или даже наркотиками. Самое страшное в нём - пробелы в памяти и нестерпимое, жуткое от неудовлетворённости своей ЛЮБОПЫТСТВО.
   Через ярость на её лице проступает растерянность, потом смывается волной ярости. Она хрипло рычит:
   - Да откуда ты...?!
   Она осекается. Потом её лицо каменеет. Она наводит пистолет на его колено и с холодной яростью цедит:
   - На счёт три ты начинаешь рассказывать, кто ты или я стреляю.
   Он, радостно:
   - Вау, прикольно! На счёт десять на мои крики прибегает охрана и начинается перестрелка.
   Она:
   - Раз.
   Он, вместе с ней, с безумным смехом кричит:
   - Два!
   Он один:
   - ТРИ!
   Она стоит, окаменев.
   Потом её лицо искажается в плаче бессильной ярости.
   Она швыряет пистолет в сумку, отворачивается от него, упирает руки в косяк, лицо в руки.
   Всхлипывает:
   - Всё, блядь. Сдаюсь. Пристрелите меня.
   Он подходит, прижимается к её спине. Обнимает живот. Утыкается лбом в затылок и виновато-добродушно бубнит:
   - Торька, извини.
   Она пару раз по инерции всхлипывает. Потом резко поворачивается. Злобно-недоверчиво глядит ему в глаза. Он удерживает виноватое лицо.
   Она, со злобным подозрением:
   - Как ты меня назвал?!
   Он, удивлённо похлопав глазами:
   - Торька. Американское сокращение от Виктория даёт Тори, плюс ласкательно-пренебрежительный русским суффиксом -ка.
   Она пару секунд гневно смотрит на него, потом резко лупит пощёчину.
   Он резко поворачивает подбородок в сторону удара, вжимает голову в плечи и резко дёргает подбородок вперёд.
   Рука хряскает по подбородку. Он, резиново пошатнувшись-скрутившись от удара, остаётся стоять на месте.
   Она пару секунд медлит, потом шипит и с гримасой боли хватается за большой палец. Вскрикивает, отдёргивает руку. Смотрит на палец. Палец выгнут под неестественным углом.
   Она поднимает плачущий растерянный взгляд с пальца не его глаза.
   Он, глядя на неё, говорит с легким смешком:
   - Не трахай меня руками. Руками я и сам могу.
   Она смотрит на него растеряно. Он плавно, но быстро протягивает руки к её битой руке. Одной рукой хватает за все пальцы, другой обнимает большой. Резко с подвывертом дёргает. Она вскрикивает. Отдёргивает руку. Замирает. Недоверчиво смотрит на руку. Шевелит пальцем.
   Он буркает:
   - Две недели сустав не нагружать. Иначе привыкнет вылетать.
   Она шокировано-растеряно глядит на него. Потом яростно шепчет:
   - Да что ж ты такое, а?
   Потом с нервным смешком говорит:
   - У меня глюки, да? Я отхожу в реанимации?
   Он, в тон голоса:
   - Я бабочка, которой сниться, что я самочка обезьяны?
   Она, злобно:
   - Чё?
   Он плавно протягивает руку и щипает её за предплечье.
   Буркает:
   - Глюки не щиплются.
   Она замирает. Потом вздыхает-выдыхает, бурчит:
   - Ладно, глюк. Давай компотику. Пить хочется.
   Он, кивает на стакан на столе и буркает:
   - Добавка в холодильнике.
   Она шагает к столу, подхватывает стакан, пьёт на ходу к холодильнику. Открывает холодильник. Достаёт кувшин морса, позволяя дверке закрыться. Наливает-выпивает, наливает-выпивает. Ставит кувшин на стол. Ставит рядом стакан.
   Он:
   - Поставь стакан в мойку, пожалуйста. И сходи вымой руки. И помой за собой унитаз. И там, у кровати, тебе одежды лежит.
   Она пару секунд глядит на него злобно-недоверчиво, потом буркает:
   - Да пошёл бы ты!
   Он, со вздохом:
   - Ну, мы прошли долгий путь к морсу. Теперь нас ждёт долгий путь к омлету - через мытьё рук и одевание к завтраку...
   Она смотрит на него злобно, исподлобья. Потом идёт к окну. Берёт сигарету, зажигалку.
   Закуривает, нервно поверхностно курит.
   Через пяток затяжек стряхивает пепел, поворачивается к нему. Он стоит у косяка, сложив руки на груди, и внимательно смотрит на неё.
   Она пристально гляди на него, отводит взгляд в пол, устало говорит:
   - Знаешь, так не бывает.
   Он, всмотревшись в неё, опускает взгляд в пол, спрашивает:
   - Так - это как?
   Она, посмотрев на него, затягивается. Замирает. Потом опускает взгляд и медленно тихо мрачно говорит:
   - Тебя не бывает. Ты - мой глюк. Потому что ты - идеален. И мог мне только присниться. Но во сне нету боли... и прочего. Так что это не сон - глюк. Боюсь, что у меня от этих двух уродов... я попрощалась с реальностью и сбежала сюда. Так что...
   Она поднимает взгляд. Он всё так же смотрит в пол. Она заканчивает:
   - Так что наверно, скоро я сдохну и всё это закончиться.
   Он, помедлив, не поднимая взгляда, подходит к окну. Садиться на подоконник. Закуривает. Потом медленно говорит:
   - Как-то раз мудрецу приснилось, что он бабочка. Сон был очень яркий. Потом мудрец проснулся и увидел реальность. Она была не такой яркой, как сон. И он подумал - может, я бабочка, которой сниться, что она мудрец? Кто я на самом деле? Он долго думал над этим вопросом. И решил, что по большому счёту, всё вокруг всем сниться и глючиться. И он является тем, кем себя ощущает.
   Она медлит, пару раз затягивается. Давит окурок в пепельнице.
   Он, помедлив, поднимает на неё взгляд, полный хохота. Говорит все тем же нудным повествовательным голосом:
   - В этой связи предлагаю тебе прекратить париться вопросом, глюк вокруг или нет, и просто жить дальше и делать, что хочешь. Например, сходить помыть руки, переодеться, смыть за собой, наконец, и скушать омлет.
   Он гасит окурок, спрыгивает с подоконника шагает к ней, спрашивает:
   - Или мне сводить тебя за ручку?
   Она, помедлив, буркает:
   - Сама справлюсь.
   Выходит из кухни. Он, помедлив, подходит к плите. Достаёт из шкафа полотенце.
   Доноситься звук смыва туалета.
   Он обматывает полотенцем сковородку.
   Раздаётся шум воды. Стихает.
   Он стоит у плиты, прислушиваясь.
   Потом вздыхает, берёт стакан, наливает морсу. Идёт к окну. Садиться на стул, медленно пьёт морс.
  
   Комната.
   В дневном свете, падающем через окно, видно разложенный диван с разбросанной кроватью. У дивана в головах стоит вешалка для одежды, на которой висит капельница со стеклянной банкой. В пробке банки торчат два шприца на десять кубиков и два на двадцать кубиков.
   Виктория входит в комнату. Закрывает за собой дверь. Бегло осматривается. Видит на журнальном столике стопочку одежды. Кидает на диван, разбрасывая. Смотрит на чёрные узкие мужские трусы. Черную трикотажную футболку. Джинсы. Синюю клетчатую рубашку.
   Подбирает трусы. Осторожно нюхает. Утыкает их в нос, нюхает полным вдохом.
   Хмыкает.
   Скидывает с себя простыню. Надевает трусы. Замирает. Запускает пальцы за резинку, хлопает ею. Трусы сидят ровно. Бросает взгляд на зеркало, висящее на стене напротив окна. Подходит к зеркалу. Смотрится в него. Несколько раз хлопает резинкой для трусов. Затем замирает, пару секунд настороженно смотрит на дверь. Возвращает взгляд к зеркалу, поднимает руки над головой и прогибается назад, чтобы груди натянулись. Вертится перед зеркалом, рассматривая себя. Потом вздыхает. Возвращается к остальной одежде. Одевает майку, джинсы, рубашку, оставляя её расстегнутой.
   Возвращается к зеркалу. Замирает, глядя на себя.
   Вся одежда сидит ровно, в размер. Засовывает большие пальцы за джинсы. Наклоняет голову, делает мрачное лицо.
   Потом вздыхает, идёт к двери. Её взгляд падает на диван. Она замирает у двери, положив руку на ручку двери. Отпускает ручку. Делает шаг к дивану, замирает.
   Яростно буркает:
   - Чё за хрень?
   Делает шаг к двери, кладёт руку на ручку. Замирает.
   Тихо рычит:
   - Да ну нахуй!
   Отпускает ручку.
   Стоит, подрагивая.
   Яростно шепчет:
   - Да а херли?
   Поворачиваться, нетвёрдой походкой быстро идёт к дивану.
  
   Кухня.
   Женя, доцедив морс, ставит стакан на подоконник. Встаёт. Медленно, бесшумно скользит по коридору. Замирает у двери в комнату.
   Доносятся поскрипывание пружин дивана.
   Он вздыхает, распахивает дверь.
   Тори лежит на диване животом вниз, приспустив джинсы и забив между ног подушку.
   Дергается от открывающейся двери. Рывком садиться, прижавшись к стенке. Смотрит на него со страхом, через который проступает ярость.
   Он плавно идёт к кровати и на ходу с жалобно причитает:
   - А я?! А как же я?! - присаживается на колени на край дивана - Я хочу на место этой подушки! - молитвенно складывает руки - Пожалуйста!
   Она, помедлив, распрямляется, и сев расслабленней, несколько секунд вглядывается в его глаза. Там - ласковый хохот.
   Она рывком отбрасывается от стены, садиться на колени, хватает его за волосы и яростно шипит:
   - Хочешь в ротик, сучка?
   Он судорожно сглатывает и кивает.
   Она с рычанием дергает его дальше по дивану, кидает головой на подушку. Сдёрнув свои джинсы на голени, садиться верхом на его лицо, упирает руки в стену, Делает качающие движения тазом. Наклоняет голову, глядя на его лицо.
   Он, чуть запрокинув голову, открывает рот, по которому елозит её клитор и целует взасос. Поднимает на неё испуганный взгляд.
   Она замирает, глядя на его глаза. Потом хрипло рычит, делает толкательное движение тазом. Ещё и ещё, разгоняясь. Испустив громкий рёв, выгибается назад, замирает, подрагивая.
   Падает на спину и лежит, шумно дыша.
   Отдышавшись, яростно шепчет:
   - Пиздец какие глюки.
   Он, гибко перекрутившись, садиться на колени, наклоняется, просовывает голову под её джинсами. Касается языком её клитора.
   Она вздрагивает, замирает. Потом начинает шумно дышать. Раскидывает руки в стороны, запрокидывает голову, прогибаясь. Начинает постанывать и извиваться, подавая таз вверх-вниз.
   Он, чуть отстранившись, касается клитора пальцем. Ведёт по губам. Просовывает палец между ними. Палец упирается.
   Она кричит:
   - Нет! - резко сгибается и глядит на него.
   Он очень удивлённо глядит на неё.
   Она, жестко командует:
   - Не сегодня.
   Он кивает, наклоняется, касается клитора языком. Палец опускается ниже, гуляет по промежности.
   Она со стоном падает обратно. Продолжает шевелить тазом. Все интенсивней и интенсивней.
   Он продолжая лизать, подсовывает ладонь её под попу и упирает палец ей в анус. Она замирает, чуть покачиваясь на пальце. Потом с яростным визгом насаживается на палец и продолжает качать тазом вверх-вниз, взвизгивая при каждом движении. Разгоняется, двигаясь всё быстрее и быстрее. Замирает, мелко подрагивая.
   Он тоже замирает. Ощутив первый момент её расслабления, выдёргивает палец.
   Она с протяжным стоном оседает на диван. Несколько секунд лежит, дышит с затихающими стонами.
   Делает глубокий вздох.
   Вялыми заторможенными движениями переползает по дивану. Ложиться рядом с ним на бок, прижав локти к животу. Он поворачивается к ней на бок, копируя позу.
   Несколько секунд лежат, глядя друг другу в глаза.
   Она тянется к нему и нежно его целует. Он отвечает. Медленно, плавно целуются несколько секунд.
   Она разрывает поцелуй. Смотрит на него с решительной жертвенностью. Хрипло яростно шепчет:
   - Отомсти мне!
   Он медлит, вглядываясь в её глаза. Жертвенность в её глазах тонет в приливе решительности. Она хрипло рычит:
   - Ну, давай же! Выеби меня в рот!
   Он, помедлив, резко опускает руки, расстёгивает свои джинсы. Сдёргивает вниз. Садиться. Секунду смотрит на неё. Она лежит расслабленная, рот раскрыт, глаза подёрнуты поволокой предвкушения.
   Он хватает её за волосы и между ног. Она слабо вскрикивает. Он продёргивает её вверх, бросая головой на подушку. Она раскидывает руки и замирает, раскрыв рот и глядя на него.
   Он садиться верхом на её лицо, упираясь руками в стену на уровне плеч. Сильно прогибается, приподнимая таз и приподнимается движением бёдер. Смотрит вниз. Встречается с ней взглядом.
   Расслабляется, опускаясь и входя в неё с частым прерывистым вздохом перехваченного дыхания. Она принимает его протяжным тонким стоном. Её лицо плывёт в гримасу плача.
   Он, не отрывая взгляда от её лица, с шумным вдохом-выдохом делает короткое движение тазом вперёд-назад. Она отвечает стоном. Он продолжает двигаться вперёд-назад в ритме дыхания, с паузами между движениями и короткими шумными вдохами-выдохами. Она отвечает жалобно-возмущёнными стонами.
   Через десяток движений она медленно поднимает руки и опускает ему на пояс.
   Он замирает в длинной паузе, его глаза расширяются от предвкушения с долькой ужаса. Он делает следующее движение с более громким вдохом-выдохом.
   Её руки медленно ползут вверх. Он двигается быстрей и чаше, дышит громче. Её руки доползают до его груди. Он на миг цепенеет. Потом с тонким протяжным стоном валится вперёд, утыкаясь плечом в стену и выворачивая вбок лицо, искажённое стоном-плачем. Его таз замирает.
   Её руки еле заметно шевелятся под его футболкой. Он с частыми тонкими сдавленными вскриками сотрясается, ударяясь плечом и головой об стену.
   Через минутку её руки замирают. Он притихает. Поворачивает голову, утыкается лбом в стену, смотрит вниз. Слабо двигает тазом. Её руки слабо шевелятся. Он вскрикивает и срывается на резкие, частые движения. С каждым движением тонко, громко вскрикивает, всё громче и тоньше. Замирает, содрогаясь и издавая очень тонкий протяжный жалобный стон. Она вытягивается в струну и мелко дрожит всем телом.
   Он обмякает, издавая ещё один стон, потише.
   Расслабляется, издавая ещё один, покороче.
   Она расслабляется. Её руки опадают вниз. Она со всхлипом сглатывает. Делает сосательное движение. Сглатывает ещё раз.
   Он с коротким стоном выходит из неё. Чуть смещается и расслаблено оседает. Его член упирается в подушку рядом с её ухом.
   Она лежит, закрыв глаза и мелко подрагивая всем телом. Часто, поверхностно дышит в рваном ритме. Медленно тянется дрожащей рукой, хватает член. Дыхание становиться резче и более рваным.
   Проталкивает через рывки вдохов-выдохов еле слышный шёпот:
   - Ой... бля... меня... меня... - замирает, выстреливает длинным выдохом до дна - выебли... в рот.
   Замирает.
   Через десяток секунд делает глубокий вздох. Открывает глаза. Смотрит вверх. Он сидит, упёршись плечом в стену, вывернув голову и склонившись набок.
   Она пару раз сильно сжимает ладонь, в которой зажат член.
   Он тихо, низко вскрикивает. Поворачивается, упираясь лбом в стену. Глядит на неё. Во взгляде - затихающая поволока похоти.
   Она тихим, резком голосом командует:
   - В следующий раз, кончи мне на лицо. - его взгляд начинает наполняться смехом, её лицо плывёт в гримасу жалобной паники, она тянет умоляюще: - пожалуйста.
   Он, хрипло:
   - Конечно, любовь моя. Всё, как захочешь.
   Она хищно улыбается. Коварно глядит на него. Не разрывая взгляда, резко поворачивает голову и обводит языком вокруг головки.
   Он со всхлипом замирает.
   Она хихикает, отпускает член. С резким хлопающим ударом кладёт ладони ему на попу. Толкается к краю дивана. Вскакивает с дивана, начинает натягивать джинсы, поднимает на него взгляд. Замирает, глядя на отпечатки своих ладоней у него на попе.
   Он, повернув голову и уперев подбородок в плечо, игриво улыбается. Она смотрит на его улыбку. Её лицо расслабляется, глаза расширяются. Он виляет попой, Её взгляд падает на попу. Он прогибается и выкручивается ещё больше, задирает голени, прикрывая попу спущенными джинсами.
   Она, замерев, смотрит на попу, поднимает взгляд на его озорную улыбку. Хрипло шепчет:
   - Сволочь... что ты делаешь?
   Он склоняет голову, делает обиженное личико и грустно-игриво щебечет:
   - Я тебе не нравлюсь?
   Она секунду стоит, шокировано замерев. Потом её лицо искажается в рыданиях. Она судорожно кидается к нему. Он резко разворачивается, ловя её в объятья.
   Она наваливается на него, вцепляется всем телом, уперев лоб ему в плечо. Сотрясается в шумных рыданиях - стонах, сначала сдавленных. Потом начинает рыдать навзрыд, не сдерживаясь. Орёт сквозь всхлипы, яростно стукая его кулаком по груди:
   - Сволочь!... Тварь!... Гадина!... Придурок! ... - колотит часто - Сволочь-сволочь-сволочь!
   Замирает, обмякает, всхлипывая.
   Он медленно поднимает руку, обнимает её затылок. Она поворачивает голову на бок, прижимаясь к его груди. Полностью обмякает, дышит с затихающими всхлипами.
   Лежат, не шевелясь, оцепенев, слившись в единое.
   Она еле слышно шепчет. Голос полон спокойной пустоты, той, что возникает при осознании достижения мечты:
   - Почему нету слов, чтобы это описать?
   Он, с той же пустотой, еле слышно:
   - Есть. Но зачем портить это словами?
   Она, помедлив:
   - Я... я просто не уверена, что я...
   Она замирает. Он, помедлив:
   - Видела символ инь-ян? Чёрное и белое ядра сути, вокруг которых белое и чёрное тела со шлейфом движения. И тела, вращаясь друг вокруг друга, сливаются в большой цельный шар.
   Она замирает. Потом резко выдыхает, вцепляясь в него. Еле слышно шепчет:
   - Спасибо.
   Лежат неподвижно, слившись в единое целое.
  
  
   Кухня. На кухню входит Женя. Идёт к плите.
   Вслед за ним входит Тори. Замирает, глядя на то, как он разматывает полотенце на сковороде.
   Медленно идёт, садиться за стол.
   Он, сняв крышку, берёт тарелку с лежащей на ней лопаточкой и накладывает омлет.
   Она тихо, чуть настороженно говорит:
   - Полотенце... ты знал?
   Он не сбиваясь с движения, кладёт лопатку в сковородку, где остаётся половина. Кладёт в тарелку ложку. Шагает к ней и ставит перед ней тарелку.
   Тихо со смешком говорит:
   - Догадывался. И подстраховался на всякий случай... - подмигивает. - Приятного аппетита.
   Она смотрит в его глаза. Он, метнув улыбку, поворачивается и шагает к плите накладывать себе.
   Она опускает взгляд на тарелку. Медлит. Хватает ложку и начинает резко есть.
   Он ставит тарелку на стол. Смотрит, как она жадно ест. Она поднимает взгляд от тарелки, замирает. Опускает взгляд, стеснительно переминается на стуле. Начинает есть медленней.
   Он вздыхает. Открывает шкафчик сбоку от плиты. Достаёт открытую заткнутую бутылку красного вина, два фужера. Она замирает, глядя на него. Он ставит бутылку и фужеры на стол, наливает. Она кладёт ложку в тарелку, опускает руку рядом с фужером.
   Он поднимает свой фужер. Она почти без задержки - свой, смотрит на него с восторгом и ожиданием. Он, помедлив, тихо проникновенно говорит:
   - Торька, вот за ТАКОЕ само по себе - или не пьют, чтобы не опошлять, или залпом накатывают стакан спирта, чтобы хоть чуть-чуть отойти от шока. Так что прости, но это - кивает глазами на фужер, - просто запивка к еде, чтобы всё легко усвоилось и впиталось. Так что - просто за здоровье и счастье.
   Бдзынькает фужером. Отхлебывает. Ставит фужер, начинает есть.
   Она пару секунд медлит, глядя на свой фужер с задумчивым выражением. Потом решительно говорит:
   - Ну да... и как бы ни мало-то стакана.
   Отхлебывает. Ставит фужер, продолжает есть,
   Он без тоста поднимает фужер, прихлёбывает, ставит обратно. Она повторяет.
  
   Доедают.
   Она встаёт, подхватывает фужер. Идет к окну, на ходу ставит фужер на стол. Переставляет на стол пепельницу, сигареты, зажигалку. Садиться лицом к нему, закуривает. Откидывается на стуле и смотрит на него с весёлым коварным интересом.
   Он встаёт, подбирает тарелки, несёт к раковине, включает воду.
   - Же-е-ень, - певуче окликает она его в спину.
   - Ясь? - откликается он, не поворачиваясь.
   - А расскажи мне хоть что-нибудь, а? Ну, вот, например, эти наклейки колготками на БФ - это ты тоже... догадывался?
   Он, помедлив, излишне спокойным и шутливым голосом, под которым проскальзывает тяжкая серьёзность:
   - Не совсем. Просто меня учили всегда шить и вязать с расчётом, что следующая перевязка будет неизвестно когда, и до неё ещё надо будет добежать. Или допрыгать, если прилетело в ногу. Или доползти, если в корпус, но есть шансы.
   Она молчит, задумчиво курит, осознавая услышанное.
   Он выключает воду, ставит тарелки в сушилку на полке над раковиной. Идёт к столу, садиться, закуривает.
   Она, помедлив:
   - Ты же ведь не ответишь, где учат шить и вязать ТАК?
   Он, хмыкнув:
   - Ну, лично меня учила мама. Дома. А вот на следующие вопросы я не отвечу.
   Она сидит, докуривает, медленно гасит бычок в пепельнице. Берёт фужер. Задумчиво катает в руках. Тихо говорит:
   - Ладно. Но тогда расскажи сам, что можешь рассказать.
   Он глубоко затягивается, глядя в потолок. Потом с громким пыфом выдыхает струи дыма носом.
   Потом смотрит на неё очень внимательно, и спокойно спрашивает:
   - Тебе перед внедрением кинули вторую звёздочку?
   Она машинально отвечает:
   - Да.
   Потом, спохватившись, замирает и пялиться на него с подозрениям.
   Он, усмехнувшись, говорит:
   - Ну, я же твой глюк. Я всё-ё-ё-ё-ё про тебя знаю.
   Она, помедлив, допивает вино, ставит бокал на стол, скрещивает руки на груди и говорит:
   - Ну-ка, ну-ка.
   Он, скучающим голосом, глядя в пространство перед собой, думая о чём-то.
   - Племянница генерала из Москвы, которой на пятом курсе академии предложили операцию по внедрению, чтобы доказала, что может что-то сама, а не с поддержкой дядюшки.
   Она шокировано глядит на него, раскрывает рот спросить. Замирает. Закрывает рот, тянется за сигаретой. Закуривает.
   Буркает:
   - Ну да, ты же мой глюк.
   Он продолжает смотреть в пространство перед собой.
   Она, выпустив воздух в потолок, глядит на него, спрашивает:
   - А почему у меня ни похмелья, ни ломки?
   Он выскакивает из мыслей. Глядит на неё. Говорит короткими фразами, поучительно:
   - Труп на поляне сказал про внедрение. Столичный окающий. Четвёртый-пятый курс, чтобы без засвета в работе. Младлей по факту курса. Папа бы не отпустил, будь в курсе. Только далёкий дядя, который не в курсе.
   Он делает паузу, она молчит, жадно слушая.
   Он продолжает:
   - А похмелье и ломка у тебя вообще-то есть. Просто грамотно задавлены тройной суточной пайкой витаминов в вену и взяты в рамочки из пары коктейлей.
   Она, настороженно:
   - Каких коктейлей?
   Он, вздохнув:
   - Я не химик, формул не скажу. Армейский препарат для гашения страха, чуть-чуть. И армейский спецпрепарат для вывода бойцов из передозировки боевых коктейлей. Ускоряет очистку организма и не даёт свалиться в кому после перегрузки. Вместе делают рамку, где первый гасит нервы, но главным образом - панику и депрессию, а второй - стимулирует организм в целом, но гасит желание бегать-прыгать, вызванное первым. Похмелья завтра не будет. Самую резкую ломку я погасил и выкрутил. Завтра будешь очень тупить и тормозить. Послезавтра, если продолжать витамины и ускоритель обмена, останутся только легкие зависания в грустных мыслях. Далее - чисто от тебя.
   Она медлит. Потом медленно тянет:
   - Ты таки сволочь... напичкал меня химией и... - она делает паузу, формулируя.
   Он, резко вклинивается со смешком:
   - И ну исполнять все твои мечты, которые из тебя попёрли, как только шок, кокс и канабиотик вынесли тебе психологические стопора? Попутно оказывая врачебно-экспертную детоксологическую помощь? Торька, у тебя совесть есть, или на первом курсе сменяла на паранойю?
   Она, помедлив, задумчиво, медленно:
   - Это меня с химии такой невьебенный злобный похуизм, да? А где-то на краешке сознания висят очень постные мысли, что я тебе охуеть, как задолжала и не имею права вякать. И напротив неё - мысль, что ты меня сначала подбросил в сказку, а потом ебнул обратно заявкой, что это был просто приход от хитровыгнутой армейской наркоты. И что мне как бы надо от обиды несчадно тебя пиздить. Наверное, без химии меня бы порвало нах этими мыслями. А так - просто пох.
   - Торька, - ласково окликает Женя.
   Она поднимает на него мутный взгляд. Он, вздохнув, ласково:
   - Ты придурок. Я-то химию не колол.
   Она, заторможено, задумчиво:
   - И что?
   Он, улыбаясь:
   - Сказка - отдельно, химия - отдельно. Так что ты мне просто охуеть, как задолжала. Жизнь, например.
   Она, с лёгким возмущением:
   - И чё? Как отдавать предлагаешь? Сдохнуть за тебя, что ли?
   - Не, всё проще. С тебя ребёнок.
   Она шокировано замирает. Потом с хихиканьем складывается.
   Он со спокойным лицом смотрит на его лицо. Она, распрямившись, натыкается на его взгляд. Прекращает хихикать. Чуть напугано спрашивает:
   - Ты это серьёзно что ли?
   Он, спокойным голосом с хитрым прищуром:
   - Ага. Между прочим, это я тебя почти замуж позвал.
   Она жмурит глаза и мотает головой. Открывает глаза, вяло говорит:
   - Чё-т спать рубит нестерпимо. Пойду прилягу.
   Он:
   - Ладно. Только скажи, как тебя по фамилии.
   Она, поднявшись, и вяло изобразив стойку "смирно":
   - Лейтенант милиции Клевцова Виктория Александровна. Разрешите отбиться, товарищ комендант?
   Он, вскочив, и встав смирно, откликается:
   - Отбой разрешаю. Отдыхайте, товарищ лейтенант.
   Она вяло рявкает:
   - Есть отдыхать!
   Заторможенным строевым шагом обходит стол, входит с кухни. Он проскальзывает к дверям. Смотрит ей в спину. Ждёт, пока она зайдёт в комнату, и скрипнут пружины.
   Он возвращается в кухню. Медлит.
   Наклоняется к сумке, достаёт пистолет. Вышёлкивает патрон, ловит его в воздухе. Некоторое время стоит, задумчиво крутя патрон в пальцах. Потом упирает взгляд в патрон. Пуля в патроне цельно-свинцовая, без оболочки.
  
   Пост охраны на въёзде в посёлок. К воротам изнутри посёлка подходит Женя в джинсах, армейских ботинках, длинной кожаной куртке и шляпе. Хвост с волосами - под шляпой. Женя машет рукой Василичу, глядящему в окно.
   Василич машет рукой "заходи". Женя идёт к тяжёлой стальной двери на первый этаж.
  
   Наблюдательная комната на втором этаже. В углу в кресле спит Дмитрич. Василич стоит, глядя в окно наружу периметра садоводчества. Не шевелится, когда Женя входит в комнату.
   Женя подходит, встаёт рядом. Смотрит в окно.
   Несколько секунд стоят молча подстраиваясь на одну волну.
   Василич, еле слышным шёпотом:
   - Заяц серый головастый прибегал со свитой аж трёх порученцев. Нашёл в кустах пару волков да собачку. Очень искал овечку. Так искал, что аж сказки рассказывал про овечку, которая страшно любит грызть косточки.
   Василич замолкает. Женя спрашивает:
   - А про ОХОТНЫЕ маслята товарища ТуТ ничего не рассказывал?
   Василич, помедлив:
   - Не.
   Женя, со вздохом:
   - Я вот тут сварил грибочка. Да боюсь, что ядовитый. Принёс показать.
   Ставит на подоконник патрон.
   Василич смотрит на патрон. Подхватывает его, поворачивается к окну спиной. Прищурясь, вглядывается в донце патрона. Затем хмыкает, еле заметно встряхивает рукой. Длинным тонким клинком, появившимся в руке, скоблит голову пули. Цыкает. Клинок исчезает в рукаве.
   Протягивает патрон Жене. Под срезанным свинцовым кончиком видна острая головка стерженька светлого металла.
   Василич, грустным шёпотом:
   - Злой Тузик... ну, хоть в масле испачкался.
   Женя стоит, задумчиво сморщившись. Потом удивлённо задирает бровь, смотрит на Василича и шепчет:
   - Бедные носороги.
   Василич вопросительно задирает бровь.
   Женя шиплет себе кожу на руке.
   Василич понимающе кивает. Шепчет:
   - Ладно, развлеклись. К сути.
   Женя молчит, собираясь с мыслями, шепчет:
   - Клевцова Виктория Александровна. Столица. Пятый курс. Лейта поджопником. Внедрёнка. В студию порно, но всплыла работорговля. Не слиф ли? Иду узнать, не дядю ли валят.
   Василич, помедлив:
   - Дядя?
   Женя чешет ключицу, опускает руку, показывает колечко размером с генеральскую звезду.
   Василич, помедлив, говорит:
   - Пойдём-ка.
   Идёт к люку на первый этаж, на ходу пихая Дмитрича в плечо. Женя - за ним.
  
   Тёмноё помещение. Вспыхивает свет. В бетонном помещении - грубые стеллажи по периметру, заставленные ящиками. Стол посредине помещения. Тяжёлая железная дверь. На стеллаже у двери - большой эбонитовый ящик с двумя трубками, кнопками и диском набора.
   Узкие окна закрыты листами железа.
   Через пару секунд свет гаснет. Слышен лязг открывающейся двери. На пороге стоит Васильич с ключами. За его спиной - Женя.
   Василич стоит на пороге, медлит, Под потолком щёлкает.
   Василич кивает и шагает внутрь, щёлкая выключателем. Женя - за ним.
   Василич пропускает Женю, закрывает дверь. Хитрым старческим дребезжащим голоском:
   - Дай-как, отрок, хоть подержусь за сию пистолю редкую.
   Хитро смотрит на Женю. Тот делает детское восторженное выражение лица и лепечет:
   - А ты, дедушка, дай мне за настоящий наган подержаться.
   Пару секунд смотрят друг на друга. Дружно срываются в беззвучный хохот.
   Василич достаёт из кармана штормовки наган, Женя, отбросив полу куртки, вытягивает из плечевой кобуры ТТ с навинченным глушителем.
   Василич, оборвав смех:
   - Опа.
   Протягивают пистолеты. В одно движение - меняются. Повернувшись друг к другу левыми плечами, играются пистолетами.
   Василич стоит лицом к столу. Вынимает обойму. Рассматривает. Кладёт на стол. Свинчивает глушитель. Рассматривает. Кладёт на стол. Потом несколько секунд смотрит на часть ствола с резьбой, торчащую за край затворной рамы. Разбирает пистолет -снимает раму, кладёт на стол, смотрит на казённую часть ствола. Смотрит в ствол на просвет. Рассматривает затворную часть. Собирает обратно.
   Женя стоит, и делает цикл - выбить патрон шомполом, поймать, прокрутить барабан, дозарядить.
   Женя, мистическим голосом тянет:
   - Так вот ты какой, ме-е-едленный пулемёт имени быстрых пальцев.
   Василич, стоит пяток секунд, глядя, как Женя играется. Потом вздыхает:
   - Скажешь, что наганов раньше не держал?
   Женя, помедлив, дозаряжает патрон, протягивает револьвер Василичу. Глядит в глаза. Ровно, проникновенно говорит:
   - Не. НАГАНОВ держать не доводилось.
   Василич хмыкает. Неодобрительно басит:
   - Дикий ты. В смысле, не домашний.
   Меняются оружием. Василич, укладывая револьвер в карман, шагает к стеллажу, с тихим уханьем снимает со стеллажа тяжёлый деревянный ящик. Ставит на стол. Отбрасывает защёлки, открывает. Кивает на ящик, буркает:
   - Меняемся по курсу четыре к одному.
   В ящике - патроны россыпью, у стенки - четыре выгнутых автоматных магазина.
   Женя, помедлив, поднимает взгляд от ящика на Василича. Вопросительно задирает бровь.
   Василич медлит, потом буркает:
   - Тут... ГОСПОДИН Селивёрстов-младший надумал продать дедушкину дачу. И упёрся рогом, уродец. Ещё пару господ подтянул. В общем, через пару месяцев снимают режимность с посёлка. И всё это - обводит рукой - на списание.
   Женя хитро буркает:
   - Ага... а сам ты сядешь на свою дачку в уголке посёлка доживать последние денёчки - и смотрит на люк в полу.
   Василич мрачно буркает:
   - Угу.
   Потом вздыхает, и говорит:
   - Патрончики у тебя больно приметные. Я так помню, что такие варят для разных стрекоталок палить через дверки машин. Но и бронники оно шьёт. Включая армейские, если досыпать заряда и допилить затворную группу под усиленный патрон. Но это не твой случай. У тебя - всё оригинальное, кроме удлинения ствола. И обойма, вроде, новодел. Кстати, сколько?
   Женя подходит к столу, выкладывает, снимая с себя: пистолет, из подмышки слева достаёт ещё три обоймы. Достаёт ещё три обоймы с пояса, и по одной из карманов.
   Василич, глядя на горку обойм на столе:
   - Херасе... девять на пятнадцать... сто тридцать пять.
   Женя, помедлив, достаёт с пояса слева второй пистолет, без глушителя. Показывает его и засовывает обратно.
   Василич буркает:
   - Маньяк, блять.
   Потом расплывается в улыбке, хихикает:
   - Ой, ГРЯМЕТЬ будешь, милок, четырьмя сотенками.
   Женя, берёт обойму, встряхивает рукой. В руке со щелчком появляется клинок. Женя обухом клинка очень быстро разряжает обойму. В процессе буркает:
   - Не четырьмя. Я оставлю по парочке на ствол.
   Василич, помолчав:
   - А ещё эти пульки оставляют очень яркую подпись. Когда всем понятно, чем стреляли, а для суда ... хи-хи... доказательств баллистической экспертизы нету.
   Женя:
   - Вот именно.
   Василич, помедлив, тихонечко хихикает. Женя, забивает обойму патронами из ящика - взяв патрон, секунду медлит, держа его в руке. Вставляет в обойму. Один патрон, подержав пару секунд, бросает на стол к выщелкнутым.
   Василич, подходит к столу. Берёт отбракованный патрон, катает в пальцах. Хмыкает, роняет патрон обратно. Идёт к аппарату. Кладёт руку на трубку, задумывается. Потом говорит:
   - Жентос, для формальности: у тебя, думаю, подписка о неразглашении есть?
   Женя, чётким голосом:
   - Так точно, товарищ... подполковник, наверное... а может, даже и старший прапорщик.
   Василич хмыкает. Поднимает трубку, щёлкает клавишами. Громко скрипит старческим противным голосом:
   - Алё... алё... это ад?! Хто у аппарата?! ... У-у-у хрешник проклятый! Ну-ка, подай мне главного чорта лысого!
   Пауза. Василич, ровным голосом:
   - Точка семьсот сорок три вэ... КС Пангерика. На объекте - гость в ситуации. Прошу данных... Клевцова Виктория Александровна, лейтенант милиции, Москва... что? ... понял. Да, дублирую приём. Клевцова Виктория Александровна семьдесят четвёртого года рождения, уроженка города Кабул... Племянница генерал-майора внутренней службы Тянникова, заместителя начальника управления кадров МВД РСФСР... дочь майора ВДВ Клевцова Александра Дмитриевича, мать умерла родами... Текущее местоположение майора Клевцова... поезд Москва-Ленинград. Виктория Александровна шесть часов назад подана в областной розыск как пропавшая без вести... Податель - управление по борьбе с бандитизмом МВД области. Конец. Принято.
   Василич кладёт трубку. Смотрит на Женю. Тот, задумчиво глядя в воздух перед собой, выщёлкивает обойму. Кладёт на стол. Выщёлкивает следующую.
   Василич, хмуро:
   - Херня какая-то. Афганский след, шашлык, чадра, гарем, хулахуб с колокольцами на титьках и генералы хороводиком.
   Женя, с легким сарказмом:
   - Ага... а из кустов торчат уши Ка-Джи-Би. Одно - заячье, второе - ослиное, третье - гидролокатор боевого спутника.
   Василич, удивлённо:
   - Нахуя спутнику гидролокатор?
   Женя:
   - К своим выплывать, если враги собьют.
   Василич задумчиво буркает:
   - Это да... и всё равно чёт я не пойму, что за местные съёмщики весёлых картинок, за которых серые сами взялись крутить схему со внедрением. В обход пятого управления бурильщиков.
   Женя:
   - А кому из бурильщиков этим маяца? Молодёжь как бы ни при делах... сионистов нету, чтоб не позорица на камеру, империалистических государств тоже нету. Даже диверсии то вроде как нету. Чисто чуть-чуть, капельку, расширили схему древнего, традиционного уважаемого, дела.
   Василич, помедлив:
   - Какую схему?
   Женя, встряхивается. Начинает набивать обоймы, сортируя патроны. Медленно задумчиво говорит:
   - Василич, формальности для: у тебя подписка о неразглашении есть?
   Женя замолкает. Василич ждёт пяток секунд, не дождавшись, бурчит:
   - Вот, давай, блять, подписЬками померяемся.
   Женя, продолжая набивать обоймы
   - На югах, как ты знаешь, принято торговать невестами. Там есть сводники. Которые ездят и ищут. И собирают информацию про невест. Этой схеме - тысячи лет. Девки, кому голодно, или просто бляди, идут в бордели или на улицу, где их подбирают сутенёры. Этой схеме тоже десяток веков. У восточной схемы есть дополнение. Кроме невест, ищут наложниц, а так же разных танцовщиц. Десяток веков назад в роли танцовщиц неописуемо ценились индийские храмовые. Вообще-то они танцевали богам. Но иногда доставалось посмотреть и воинам, которые типа немножко воплощение богов. Ритуалы такие в индуизме. Потом турки это опошлили и получился танец живота со всякими кабаре и буржуйскими стриптизами. И появилась тема выискивать и сблядывать в наложницы разных... храмовых танцовщиц... балерин, гимнасток и так далее. Слияние всех этих традиций под эгидой западного капитализма даёт схему, где сутенёры добывают девок, оценивают варианты эксплуатации и продают всеми возможными вариантами. Самый тупой... для товара третьего сорта - на цепочку или на наркоту в подпольный бордель. Где после года эксплуатации оборудования его сбрасывают. Опять же, самый тупой - продажа больному, который за большие деньги пытает жертву насмерть. Однако, с появлением массовых видеокамер, к схеме добавился ещё один вариант завершения эксплуатации. Съёмка нелегальной порнографии. На любой вкус, цвет, запах, если есть деньги. Начиная репортажем о лесбийской любви в бане балетной школы и заканчивая...
   Женя вскидывает голову и с яростным весельем спрашивает:
   - Василич, не хочешь на старости лет обогатить свой внутренний мир зрелищем, как колхозник Ваня и его жена Марья любят своих коровку и бычка? Или тебе ближе по возрасту и духу история, как дедушка застукал внучку за кормлением собачки сметаной с письки и после порки, всё с той же сметаной её... - с горным акцентом: - ...ф попа атымэл?
   Василич, брезгливо:
   - Блять!
   Василич замирает, настороженно смотрит на Женю. Стреляет взглядом на волосы. Хвост - под шляпой. Возвращает взгляд на лицо. Царапает взглядом по бровям.
   Женя набивает предпоследнюю обойму.
   Василич, подозрительно, с легким презрением:
   - Слыш, Жентос, а откуда ты это знаешь?
   Женя, помедлив:
   - Вообще никому ни намёком, что я это знаю.
   Василич, пронзительным скрипучим голосом, ввинчивая взгляд:
   - А знаешь-то откуда?
   Женя, закончив набивать последнюю обойму, вставляет её на место. Осматривается. Видит на полочке стопку армейских вещмешков.
   Идёт к полке. Снимает один. Начинает насыпать горстями патроны.
   Василич стоит, глядя на Женю. Во взгляде проступает всё больше презрения.
   Женя замирает. Потом вскидывает на Василича взгляд, тихо, гулко с холодным гневом:
   - Слыш, сиделец, я те бабушкой клянусь, что не бывало во мне хуёв. Даже в ладошках, своего не считая.
   Женя некоторое время давит очень тяжелым взглядом.
   Василич секунд через десять отводит взгляд. Скрипит:
   - Прости старого. Мерещиться всякое.
   Женя, завязывая мешок
   - Мерещиться тебе правильно... а вот понять образования не хватает - хихикает, прищюривает глазки и рычит с японским акцентом: - Гайдзин пракрятый!
   Василич удивлённо смотрит на Женю. Затем его взгляд озаряется догадкой. Он открывает рот. Женя вскидывает руку и тихо рявкает:
   - Молчать! - потом тише спокойней поясняет. - Если скажешь это слово, бабушка тебя... будешь умолять добить.
   Василич смотрит на Женю. Тот сметает всё со стола в ящик. Закрывает его. Василич неуверенно хмыкает и бодро говорит:
   - Не пужай.
   Женя, неся ящик на место.
   - Ну, если не страшно доживать в доме престарелых душевнобольних, под наркотой и плавая в своём говне...
   Василич замирает. Потом зябко поводит плечами. Встряхивается.
   Ровно спокойно говорит:
   - Кстати. Не позвонить ли бабушке?
   Женя, закидывая на плечо мешок:
   - Не. Как мы поняли, она уже... - хихикающим голосом - после кой-чьего звонка про головастого серого зайца и пропавшую овечку... - нормальным голосом: - запросила информацию... от кое-чьих ушей тоже... и в общем и в целом в теме. А в деталях я... всё равно счас поеду в город. Только пульки домой закину.
   Василич, задумчиво потирая уши, бурчит:
   - Радуйся, что день будний и соседи не жаловались на крики пытаемых...
   Взгляд Василича падает на мешок, перекосивший Женю весом, Василич со старческим подозрительным скрипом:
   - Скажи-ка отрок. А ты сколько пулек отсыпал.
   Женя, честным голосом:
   - Двадцать горстей. По пятнадцать патронов в горсти в среднем.
   Василич, притворно-хмуро, протягивая руку.
   - А ну-ка дай.
   Женя с обиженным лицом протягивает мешок.
   Василич берёт его в руку. Рука ощутимо идёт вниз.
   Василич, охает и причитает:
   - Ирод! Ты мне-то хоть что оставил на старость лет аль последнего лишил?!
   Женя, бодро, отбирая мешок и на ходу к двери:
   - Да нет там почти ничего, старый. Мерещится тебе, ибо сила то не та в руках.
   Василич, на ходу к двери:
   - Да ты что?! Меня старым... трухлявым... ну погоди, счас...
   Закрывающаяся дверь отрезает голоса. Свет гаснет. В темноте раздаётся щелчок.
  
   Улица города.
   На улице, на скамейке, сидит Женя с растрепанными волосами, в очках с чуть тёмными стёклами. Вокруг губ и ниже - негустая аккуратная бородка клинышком. На коленях - портфель. На портфеле - фанерка с прикреплённой прищепкой тонкой пачкой бумаги.
   Женя пишет простой шариковой ручкой. Замирает, подняв взгляд в воздух. Рассеяно оглядывается. Взгляд снова замирает. Потом падает на бумагу. Пишет пару строк.
   На бумаге - исчерканный черновик стихов.
  
   В полудоме через дорогу - крыльцо с красными вывесками. Управление МВД области.
   С крыльца медленно спускается мужчина в полевой камуфляжной форме майора ВДВ. Шаги - заторможенные. Лицо окаменевшее в сдерживаемой ярости.
   Мужчина, встав на крыльце, достаёт папиросу. Медленно прикусывает её. Катает между зубов, яростно щурясь. Потом решительно вскидывает взгляд. Осматривается.
   Женя сидит со взглядом, устремлённым в никуда. В момент, когда взгляд мужчины касается его, Женя начинает писать.
   Взгляд мужчины проскальзывает мимо. Потом возвращается к Жене. Тот сидит, пишет. Замирает. Поднимает взгляд перед собой. Поворачивает голову в сторону мужчины, поднимая рассеянный взгляд на него. Пару секунд смотрит на мужчину невидяще. Потом возвращается к писанине.
   Майор стоит, глядя на то, как Женя пишет. Потом решительно идёт через дорогу, просачиваясь сквозь поток машин. Подходит. Встаёт со спины. Заглядывает на лист бумаги. Читает. Дочитав - зависает со взглядом, устремлённым в никуда. Отмирает, начинает поворачиваться, чтобы уйти, но останавливается под сердитым Жениным взглядом.
   Женя, нервно крутя в пальцах ручку:
   - Военный, вы что-то хотели?
   Майор, неуверенно:
   - Я... простите... Мастер. Пойду я.
   Поворачивается. Уходит.
   Женя несколько секунд глядит ему вслед. Потом глядит на бумагу. Медлит. Потом нервно пихает фанерку в портфель, встаёт и быстрым шагом, чуть прихрамывая, спешит за майором. На ходу громко кричит:
   - Военный! Военный, подожди! Да подожди же ты же!
   Майор замирает. Оборачивается. Видит спешащего прихрамывающего Женю. По лицу майора проскальзывает гримаса вины.
   Женя сбавляет шаг, подходит к майору. Пару секунд дышит. Потом быстрым, нервным голосом, покрытым интеллигентной стеснительностью:
   - Я вижу, вы хороший человек. И вам плохо. Возможно, я чем-то смогу Вам помочь?
   Майор стоит пару секунд, пережёвывая папиросу. Потом выдавливает:
   - Я... извините... не местный. Мне... мне срочно надо выпить. Мне... показалось, что можно с Вами.
   Женя, радостно:
   - Да-да, конечно. Пойдёмте... хотя... секундочку. - настороженно, очень извиняющимся тоном: - простите за очень нескромный вопрос, но... вам как... в рамках приличий или попроще?
   Майор, со сдерживаемой яростью:
   - Мне - быстрее.
   Женя, нервно:
   - Понял-понял. Пойдёмте. Тут буквально пара минуток...- начинает идти - Только, простите, нога...
   Майор, резко:
   - Да похер.
  
   Подвальное помещение. Тёмные стены, обшитые досками. Тёмная деревянная мебель. Сцена с барабаном. Стойка бара. Неяркий свет жёлто-красных ламп.
   Почти пусто.
   За угловым столиком - Женя и майор. На столе - бутылка водки, стопки, стаканы, кувшин сока, блюдо с селёдкой.
   У столика - официант. Сгружает на столик с подноса салат из капусты.
   Майор тянется к бутылке. Срывает пробку. Наливает Жене в стопку. Заносит над своей стопкой. Медлит. Буркает:
   - Извини.
   Наливает себе в фужер.
   Официант:
   - Что-нибудь ещё?
   Женя нервным взмахом руки отсылает официанта.
   Тот, поджав губы, отходит.
   Майор хватает фужер, тянет ко рту. Замирает, глядя на Женю, поднявшего стопку. Смотрит на него злобно.
   Женя делает обиженное лицо.
   Майор каменеет лицом, приопускает фужер.
   Женя опустив взгляд, тихим голосом:
   - Простите. Без тоста - нельзя. Только когда тост понятен всем и его не надо озвучивать, как на поминках.
   Майор вздрагивает. Рука с фужером начинает дрожать. Он резко ставит фужер на стол.
   Женя вскидывает испуганный взгляд. Виновато спрашивает:
   - Что?!... простите, у Вас кто-то...
   Майор, помедлив, мрачно выдавливает сквозь стиснутые зубы:
   - НЕ ЗНАЮ.
   Женя, опустив взгляд:
   - Мда... так оно... - потом поднимает стопку, с напуганной решительностью: - Тогда позволю себе предложить... чтобы не дай бог, не сглазить... вот так скажу: давайте за то, чтобы ваше ожидание побыстрей закончилось.
   Майор вскидывается, бросает на Женю взгляд, полный лютой ненависти. Женя испугано сжимается. Лепечет:
   - Простите... я ... чтоб не сглазить...
   Майор сидит несколько секунд, заталкивая ненависть обратно. Потом буркает:
   - Это вы меня простите. Просто... - Женя осторожно поднимает любопытный взгляд, майор продолжает: - ладно, давайте уже, наконец.
   Чокаются.
   Майор выпивает фужер залпом. Ставит на стол. Замирает, закрыв глаза и прислушиваясь к ощущениям.
   Женя, закинув стопку, чуть судорожно хватается за стакан с соком, запивает. Потом внимательно смотрит на майора.
   Молча закусывают.
   Женя, прожевав, тянется к бутылке. Осторожно спрашивает:
   - Вы позволите?
   Майор чуть удивлённо замирает, потом махает рукой.
   Женя тянется бутылкой к фужеру. К стопке. К фужеру. Замирает посредине.
   Майор поднимает взгляд от горлышка на Женю. Тот сидит с вопросительным лицом.
   Майор, гулко:
   - По маленькой.
   Женя наливает стопки, смотрит на остатки водки в бутылке, делает грустное лицо. Ставит на стол.
   Поднимает стопку. Майор тоже поднимает стопку, открывает рот сказать. Женя опережает ласковым проникновенным голосом:
   - Знаете, -- майор замирает, Женя продолжает: - в портах есть такой традиционный тост... второй... за тех, кто в море. Но... простите, вы же из десанта? Давайте обобщим - за тех, кто не на базе.
   Майор замирает. Сверлит Женю тяжёлым подозревающим взглядом.
   Женя испугано отводит взгляд. Возвращает его с возмущённым лицом, нервно ставит стопку на стол, чуть возмущенно, истерично говорит:
   - Ну теперь-то что не так?... знаете, военный. Я, пожалуй, пойду, чтобы Вас не расстраивать.
   Встаёт. Вытягивается. Холодным, резким голосом, через который проступает обида, рубит:
   - Благодарю за приглашение. Официанту на чай я оставлю.
   Подхватывает портфель, резко поворачивается. Уходит, прихрамывая, и пытаясь рубить чётким строевым шагом.
   Майор смотрит ему в спину. Смотрит на стол, на не выпитую стопку напротив себя. Лицо майора на миг искажается гримасой паники. Потом на нём проступает дикое чувство вины. Он вскидывает взгляд в спину Жени, вскакивает, бросается следом с криком:
   - Мастер, погодите! -
   Женя, не оглядываясь, ускоряется.
   Майор догоняет Женю, хватает за плечо, поворачивает его.
   Женя очень холодно и презрительно глядит на руку, вцепившуюся в плечо. Поднимает на майора холодный взгляд.
   Майор, помедлив, отдёргивает руку. Женя поворачивается, чтобы идти дальше. Майор, со сдавленным отчаяньем в голосе:
   - Мастер, простите меня.
   Женя замедляет шаги. Останавливается. Чуть оборачивается, глядя на майора.
   Тот стоит, растеряно глядя на Женю. К ним подходит официант. Перекрывает дорогу к выходу. Майор бросает взгляд на официанта, на Женю. Очень просящее тянет:
   - Простите. - опускает взгляд. - Просто... у меня дочь пропала. Единственный ребёнок... - сбивается на ярость: - Блять! Да что ж меня размазало-то, как бабу?! - резким движением смахивает слезинку, открывает рот сказать, замирает, резко рубит рукой в жесте "а нахер всё". Поворачивается. Идёт обратно к столику. Замирает на полпути. Не оборачиваясь, ревёт в перед собой команду:
   - ВОДКИ!!!
   Подходит к столу, смотрит на него, обречённо горбиться, утыкаясь в столешницу руками. Жмуриться, сдерживая слёзы.
   Официант, замерев, глядит на Женю.
   Тот, холодным голосом:
   - Любезный, у Вас плохо со слухом? - достаёт из кармана купюру в сто долларов, взмахнув ей, шагает к официанту, хлопает купюрой ему по груди. - Литр водки, гору мяса за тот столик - бегом!
   Официант, прижав купюру, срывается с места.
   Женя, помедлив, идёт к столику. Просачивается мимо майора на своё место, задевая его плечом. Майор смотрит на Женю красными заплаканными глазами.
   Женя, поднимает свою стопку, и холодным резким командным голосом:
   - Сядь. Выпей.
   Майор медлит. Потом распрямляется. Утирает лицо. Глубоко вздыхает. Делает каменное лицо. Садиться. Поднимает стопку.
   Женя:
   - Давай - за тех, кто не на базе.
   Майор, сцепив зубы, кивает. Чокаются. Выпивают. Женя чуть морщиться. Но, не закусывая, наливает следующую.
   Налив, и глядя на стопки, тихо говорит:
   - Мы уже начали... так что это - за знакомство. Евгений Ионович.
   Майор, откликается:
   - Александр Дмитриевич.
   Женя берёт стопку, но не поднимает её. Майор сидит, не шевелясь. Женя поднимает на майора глаза. Наталкивается на взгляд, полный смеси вины и подозрительности. Майор, тихо, ровным голосом:
   - Прости, Ионыч, я пару вопросов задам. Разрешишь?
   Женя, помедлив:
   - Ты тоже за речкой бывал?
   Майор вскидывает взгляд на Женю. Тот смотрит на грудь майора.
   Майор косит глазами вниз. Видит свою орденскую планку с двумя орденскими и медалью. Поднимает взгляд на Женю. Осторожно спрашивает:
   - А ты...?
   Женя со вздохом горбиться, очень тихо, горько, в стол:
   - Двадцать восемь ЛИКВИДИРОВАННЫХ... - бросает коротко: - не считая в перестрелке.
   Женины пальцы белеют на стопке, он судорожно хватает её, стукает по стопке майора. Закидывает в себя. Стукает стопкой об стол.
   Потом встряхивает головой. Трёт уголки глаз, просунув пальцы под очки. Пару раз смаргивает. Бросает виноватое:
   - Извините.
   Майор молча закидывает в себя стопку. Ставит на стол. Смотрит на бутылку. Там - на донышке. Поднимает взгляд.
   Сбоку подходит официант. Ставит на стол литровую бутылку, блюдо с мясной и сальной нарезкой. Подхватывает почти пустую бутылку, уходит.
   Майор удивлённо смотрит вслед официанту. Переводит взгляд на Женю. Тот, чуть стеснительно:
   - Простите... я заказал.
   Майор медлит. Сворачивает горлышко бутылке. Разливает. Берёт стопку. Тихо, дружелюбно:
   - Ионыч, давай на ты?
   Женя поднимает стопку, с горьким смешком:
   - Только не целуясь. Ибо не политработники.
   Майор криво улыбается. Чокаются. Выпивают. Закусывают. Майор - селёдкой. Женя - кусочком сала.
   Женя, прожевав, осторожно:
   - Дмитрич... э-э-э... ты уже как бы начал...
   Дмитрич мрачнеет. Устремляет взгляд в стол. Тихо цедит:
   - Да что тут...
   Женя внимательно молчит. Майор тоже молчит, погружённый в свои мысли. Женя, помедлив, тихо, осторожно:
   - Дмитрич, будешь совсем молча гонять в себе - башню сорвешь.
   Дмитрич поднимает на Женю взгляд, полный легкой неприязни. Женя не отводит взгляд, делая его стеклянно-отмороженным. И холодно роняет:
   - А ещё лично меня учили, что уткнувшись взглядом в эмоцию, можно пропустить что-то важное в реале. Или не увидеть мысли. Так что давай, выливай, как на исповеди, до донышка. Дальше меня не уйдёт.
   Дмитрич вглядывается в глаза Жени. Женя, смотрит навстречу очень пустым взглядом.
   Дмитрич роняет взгляд обратно на стопки. Медленно, размеренно говорит с небольшими паузами:
   - Дочь... одна у меня... Лена... жена... умерла родами. Я на выходе был, даже попрощаться не смог... - замолкает. Катает желваки, стискивая зубы. - Потом... брат у меня, старший, крупный чин в МВД. Меня тоже к себе тянул. В опера. Я ж разведчик. Только я подумал-подумал, да не пошёл. Слишком там всё... гниль с сахаром и битым стеклом. Мне проще, когда со своими за линией, и всё жёстко и понятно. В том числе - кого и зачем. Я ему... - хмыкает... - так и сказал: лучше я в Теннеси сам-один десантируюсь.
   Женя застывает, впиваясь в Дмитрича взглядом.
   Тот, не заметив этого, продолжает:
   - А Торька... - Женя вздрагивает, - ...Виктория, дочь, она... - откидывается на лавке, задирая лицо. Женя наклоняется, пряча лицо.
   - ... она росла на базе... не смог я её отпустить... Солдаты, танки, войнушка. Пацанка, в общем. Упёртая, как баран. В десятом классе делала нормативы сержанта ВДВ. Кроме совсем силовых. Она мелкая в меня и тощая, в мать... - молчит пяток секунд, продолжает более тускло и резко: - в общем, как вышли из-за речки, братец её уболтал поступать на МВД. Сказал, что такие, как она - редкость. Да и он поможет... - срывается на сдавленный крик: - Помог, блять!
   Хватает бутылку, наливает. Поднимает стопки. Бросает:
   - Давай, Ионыч, чтоб она выжила.
   Женя смотрит на стопки. Мотает головой. Тянется к бутылке. Бросает резко, пронзительно-гулко:
   - За такое стопками не пьют.
   Наливает фужеры. Поднимает свой.
   Дмитрич секунду глядит на фужеры. Ставит стопку. Поднимает фужер. Чокаются. Выпивают. Женя начинает закидывать в рот и медленно прожёвывать кусочки сала. Дмитрич, быстро зажевав щепоткой капусты, с пьяной обидой и злобой продолжает:
   - Уболтал, блять. Поступила. И понеслось дерьмо заспинное, что Тянников племянницу... - сдавлено рявкает обидой: - а может, любовницу, блять! - затихает, молчит пару секунд, пьяно покачивая головой.
   Продолжает:
   - в общем, бросил он её. Сказал, что до выпуска - сама. Вообще никаких контактов. Чтобы его внутряки не царапали. Я перевёлся под Москву. На инструкторскую. Салаг в учебке дрочить... И она, дура, мне ничего не сказала. Ей всю дорогу капали на мозги дядей. Потом вроде затихло. А тут... пришла с Питера... заявка на студентку на внедрение в банду. И чтобы выглядела как школьница, на 17-18. В общем, дурьке моей и предложили... - срывается на пьяную бессильную ярость - доказать, блять, что может что-то сама... начальник академии уже от братца пиздюлей отгрёб. Но толку то...
   Поднимает голову. Фокусирует взгляд на бутылке. Нетвёрдой рукой хватает бутылку. Видит налитые с прошлого раза стопки. Женя выбрасывает руку вперёд, перехватывает бутылку. Ставит на стол. Берётся за стопку.
   Дмитрич, взявшись за стопку, тихо, медленно говорит:
   - Пропала она. Начальник её... из местных ... сказал, что внедрилась... в это ебаное фотоагенство... а потом... в лесу у жилмассива, где она жила, нашли двух бандюков, и парня, что её прикрывал. Двухсотыми. - очень пустым голосом: - А Торьки - нету...
   Замолкнув, глядит в стол. Смахивает слёзы. Чокается о Женину стопку, выпивает. Грохает стопкой о стол. Сидит, пьяно покачиваясь.
   Женя, помедлив, поднимает стопку. Отхлёбывает. По дороге обратно незаметным движением опрокидывает водку под стол. Грохает стопкой по столу. Потом очень резко окликает:
   - Дмитрич!
   Дмитрич поднимает пьяный горестный взгляд.
   Женя наклоняется вперёд, его голова оказывается в локте от головы Дмитрича. Женя, пьяно-решительным голосом, очень чётко:
   - Дмитрич, а если я её тебе найду - выдашь её за меня замуж?
   Дмитрич застывает. Потом медленно, пьяно поднимает руки. Руки упираются кулаками в стол. Дмитрич смотрит на Женю, трезвея от ярости. Хрипит:
   - А ну-ка сними стёклышки.
   Женя медлит, потом резким движением смахивает с лица очки и устремляет на Дмитрича пронзительный взгляд очень светлых льдисто-голубых глаз.
   Дмитрич буровит Женю взглядом. Женя решительно-отморожено смотрит в ответ. Дмитрич пьяно рычит:
   - Да ты кто такой?!
   Женя кривиться в пренебрежительной усмешке и пьяно цедит низким гулким голосом:
   - Я - МЕСТНЫЙ. - Дмитрич роняет взгляд. Женя продолжает: - ТУТ - МОЯ ЗЕМЛЯ.
   Дмитрич, чуть пьяно покачивает, смотрит в стол. Потом вскидывает взгляд, отчаянно бросает:
   - А давай!
   Женя, откинувшись, пьяно мотает пальцем и тянет:
   - Не-е-е...
   Тянется к портфелю, достаёт доску, бумагу, ручку.
   Дмитрич глядит на доску, поднимает взгляд на Женю. Криво ухмыляется, спрашивает:
   - Чё, кровью писать будем?
   Женя хлопает доску перед Дмитричем, бросает ровно:
   - Я те чё, чёрт?
   Дмитрич глядит на Женю, хмыкает, бросает:
   - Ну похож же.
   Женя кивает на доску, бросает:
   - Пиши... простой ручкой.
   Дмитрич медлит. Потом тянется к кувшину с соком, хватает его, выпивает половину. Медлит. Встаёт из-за стола, буркая "я счас". Уходит.
  
   Дмитрич очень чёткими движениями возвращается к столу с мокрым лицом и волосами. На столе стоит бутылка коньяка, стопки, два стакана очень крепкого чая. Шоколад и лимон на блюдечке. Лежит пачка Мальбро. Женя сидит, курит, потряхивая в пепельницу.
   Дмитрич подходит. Ровно садиться за стол. Берёт чай. Дует. Отхлёбывает. Ещё раз. Ставит чай на стол. Достаёт беломор, спички. Достаёт папиросу, кладёт папиросы рядом с мальбро. Прикуривает от спички. Глубоко затягивается, вглядываясь в Женю. Тот сидит неподвижно глядя на лист бумаги и ручку перед Дмитричем.
   Дмитрич, подхватив кружку, отхлёбывает, затягивается. Ровным голосом спрашивает:
   - Ионыч, тебе это нахуя?
   Женя хмыкает, берёт чай, прихлёбывает. Потом чуть пьяным голосом вещает:
   - Дмитрич, мудрые люди... - замолкает, потом роняет: - Извини, не буду в больное.
   Дмитрич, чётким голосом:
   - Говори как есть. Похер.
   Женя, подняв взгляд, чётким голосом:
   - Мудрые люди советуют выбирать не жену, а тёщу...
   Дмитрич отводит взгляд, играет желваками, грызя беломорину. Затягивается. Кладёт её в пепельницу. Берёт ручку, пододвигает доску с бумагой, поднимает на Женю взгляд, спрашивает:
   - Что писать-то.
   Женя откидывается, закрывает глаза. Медлит. Потом шепчет еле слышно:
   - Куда я лезу-то...
   Потом решительно открывает глаза, глядит на Дмитрича, начинает диктовать:
   - Пиши: я, майор ВДВ такой-то, удостоверение личности офицера данные такие-то...
   Дмитрич, помедлив, склоняется над листом бумаги, пишет. Поднимает взгляд на Женю. Тот сидит, рассеяно глядя в воздух перед собой.
   Дмитрич:
   - Написал.
   Женя, помедлив:
   - Согласен выдать свою дочь... такую-то... удостоверение или паспорт - что знаешь.
   Дмитрич пишет. Поднимает взгляд.
   Женя, помедлив, решительно:
   - За Колобкова Евгения Ёновича - через Ё - удостоверение личности номер М-471293, личный номер Ц 658273. Число, подпись
   Дмитрич дописывает, медлит. Ставит число, подпись, расшифровку. Кладёт ручку, спрашивает:
   - А что не паспорт?
   Женя медлит, глядя на доску. Потом поднимает взгляд, встречает взгляд Дмитрича и тяжко говорит:
   - Это не документ. Это - памятка, что ты мне дал слово офицера. На редкий случай, если потом забудешь, что было по пьянке.
   Дмитрич медлит, открывает рот возразить. Закрывает рот. Протягивает Жене доску, очень серьёзно говорит:
   - Слово офицера, Ионыч. Вот только... - стеснительно. - Я тебе даю слово офицера, что Я согласен. За Торьку я тебе слова дать не дам, извини.
   Женя, подобрав доску, суёт её в портфель, буркает:
   - Это я сразу понял. И с тебя её слова и не требую.
   Застегнув портфель, глотает чаю. Одевает очки. Потом по-деловому кратко, стремительно:
   - Ладно... фотография... есть?
   Дмитрич медлит секунду. Потом лезет в нагрудный карман. Достаёт фотокарточку в ладонь. Протягивает Жене. Тот берёт, смотрит на фото.
   Дмитрич, чуть извиняясь:
   - Это школьный выпускной. Поздней - нет фото. Можно достать с удостоверения...
   Женя обрывает:
   - Мне этой хватит.
   Смотрит в воздух перед фото. Потом, продолжая глядеть в воздух, резко встаёт, делает шаг от стола. Замирает. Поворачивается.
   Смотрит на Дмитрича. Тот сидит с растерянным лицом.
   Женя, холодным тусклым отсутствующим голосом:
   - За тобой - хвосты. Её ищут, чтобы добить.
   Дмитрич вскидывается:
   - Жива?
   Женя, помедлив, кивает. Потом тем же тусклым голосом говорит:
   - Я - оторвусь. Ночуй в офицерской гарнизона. Тебя самого могут взять в заложники, чтобы её выманить. Здесь - тыкает в стол, - Я всё оплатил. Найду тебя сам. И - никому.
   Дмитрич кивает. Женя подхватывает портфель, выходит из помещения.
   Дмитрич остаётся сидеть, глядя ему вслед.
   Потом отхлёбывает чай. Окидывает взглядом зал. Видит через зал двоих мужчин в коже. Смотрит на них. Один мужчина бросает косой взгляд на Дмитрича.
   Дмитрич роняет взгляд. Ставит стакан на стол. Опускает руки под стол, шебуршится там. Слышен щелчок затвора.
   Дмитрич, достаёт руки из под стола, берёт чай, злорадно:
   - В заложники, говоришь? Ну чё... буду вспоминать, как проводить допрос третьей степени.
   Отхлёбывает чай. Удивлённо смотрит на тех двоих мужчин. Они, поднявшись с места, идут к нему.
   Дмитрич прихлёбывает чай. Потом встаёт, засовывает руки за пояс ремня, и делает шаг навстречу двоим. Те встают в трёх шагах от Дмитрича. Переглядываются. Левый неспешно тянет руку в карман куртки, достаёт удостоверение. Раскрыв его, говорит:
   - Старший лейтенант Свиглов, оперуполномоченный. Дмитрий Александрович, нас майор Кашин просил за вами присмотреть. Предполагаем, что похитители Вашей дочери попытаются выйти с Вами на контакт.
   Дмитрич стоит, пьяно сгорбившись и покачиваясь с носок на пятки. Молчит, разглядывая двоих.
   Свиглов делает шаг вперёд, говорит, указывая на столик:
   - Давайте присядем.
   Дмитрич резко каркает:
   - Назад!
   Свиглов замирает. Переглядывается со вторым. Говорит проникновенно:
   - Дмитрий Александрович, если вы хотите увидеть дочь живой - давайте сотрудничать.
   Дмитрич, кривиться в презрительной гримасе. Покачиваясь, медленно суёт руку в левый карман, достаёт папиросу. Суёт руку в правый карман. Начинает плавно тянуть руку, потом резко выхватывает пистолет. От пояса целит в дёрнувшихся двоих.
   Дмитрич, продолжая жидко покачиваться, совершенно трезвым голосом:
   - Медленно: оружие, удостоверения - на пол.
   Свиглов, делает подшаг вперёд и вбок, пряча краем спины второго. Тот начинает смещаться за спину Свиглову. Свиглов холодно, давяще:
   - Майор, что вы се...
   Бахают два выстрела, почти слившихся в один.
   Свиглов и второй, дёрнувшие руками в подмышки курток, вздрагивают, потом с гримасами боли испугано хватаются за ширинки. Там - выдранные куски ткани у второго и еле заметное пятно копоти между бёдер у Свиглова.
   Дмитрич поднимает пистолет на уровень груди, целится в головы, тем же холодным голосом:
   - Оружие, удостоверения - на пол.
   Свиглов морщась, убирает руки от паха. Суёт руку в карман куртки, роняет удостоверение на пол, сует руку на пояс, достаёт пистолет, роняет его на пол. Второй за его спиной, помедлив, повторяет.
   Дмитрич:
   - Пять шагов назад. Руки развести в стороны.
   Двое, кривясь, осторожно отходят пять шагов назад. Стоят, переглядываются. Бахает выстрел. Второй со вскриком хватается за простреленное правое плечо.
   Свиглов быстро и плавно разводит руки в стороны.
   Дмитрич подержав их взглядом пару секунд, приседает к полу. Не глядя на пол, в присяде скользит по полу, складывая в карманы удостоверения и пистолеты. Встаёт. Удерживая двоих на прицеле, скользит к выходу из кафе. На пороге поворачивается, говорит:
   - Заберёте у Кашина.
   Выходит из кафе.
  
   Кабинет. Стол начальника с папками, двумя телефонами. Стол для совещаний с кувшином воды. За столом начальника - высокий сухощавый мужчина в форме майора милиции. Пишет бумагу.
   Распахивается дверь, входит Дмитрич. Резким шагом подходит к столу, кидает на стол два удостоверения, встаёт, упираясь в стол. Тихо, давяще спрашивает:
   - Твои?!
   Майор прекращает писать, подбирает удостоверения, смотрит. Потом поднимает взгляд на Дмитрича, чуть растеряно буркает:
   - Саша, это вообще липа.
   Дмитрич с громким "БЛЯДЬ!", в последний момент повёрнутым в угол комнаты, сильно бьёт ладонью по столу. Стол подпрыгивает. Дмитрич выпрямляется, нервно шагает по комнате.
   Майор:
   - Саша, да ты что?! Если б я тебя вписал в игры, то всё б чин чином по полному профилю - с расписанием, представлением в лицо, наощупь и на запах. Я, блять, воевать не разучился. Не дают.
   Дмитрич огорчённо машет рукой. Потом буркает:
   - Ладно, пойду я.
   Майор:
   - Да нет уж, давай садись, рассказывай.
   Дмитрич, помедлив, подходит к столу, наливает воды. Пьёт. Потом буркает:
   - Да что рассказывать-то? Всё и так понятно.
   Звонит телефон.
   Майор снимает трубку. Молча слушает несколько минут, по мере рассказа меняясь в лице. Мрачное. Удивлённое. Злое.
   Со злым решительным лицом кладёт трубку, буровит Дмитрича взглядом. Потом тихо, притворно-несерьёзно говорит:
   - Там в переулочке возле кафешечки, где недавно СТРЕЛЬБА была, наряд два трупика нашёл.
   Дмитрич замирает. Потом откидывается на стуле, расплывается в довольной улыбке.
   Майор продолжает:
   - При трупиках - удостоверения сотрудников угрозыска, и пустые кабуры.
   Дмитрич мрачнеет.
   Майор, впиваясь в лицо Дмитрича, продолжает:
   - Один трупик - сразу наповал пулькой семь-шесть-два. А у второго, бедняжечки, пулевые ранения плеч, травмирован кадык и множественные колющие ранения узким клинком. Например, колющие в подколенные чашечки и седалищный нерв.
   Майор, очень заинтересовано и злобно:
   - Не знаешь, СЛУЧАЙНО, кто это мог быть?
   Дмитрич, злобненько улыбаясь в кувшин:
   - Не знаю. Но догадываюсь.
   Майор взрывается криком, в котором проскакивает страх:
   - Ты что, долбоёб?! Ты что, блядь, мне в город ВОЙСКО притащил?! У тебя последние мозги съебнуло нахуй - ЭТИХ тащить сюда?!
   Дмитрич сидит, молча глядя в кувшин. Бурчит:
   - Жаль, мои двое ушли.
   Майор вздыхает, тихо, грустно, с долькой обреченности:
   - Хуй они ушли. Языка добили из мака. На бах в переулок с концов вошли твои. Кстати, тебе, конечно, пох, но у них всех четверых были запасные стволы. ТТ. Этих двоих тоже в переулке положили. С одного глушенного ствола двумя выстрелами в лоб и в затылок. В затылок, соответственно, в упор, а в лоб - с тридцати метров.
   Дмитрич сидит, глядя в кувшин и радостно улыбается.
   Майор, злобно, яростно:
   - И что самое характерное... у всех трупов унесли весь боезапас. - орёт в голос: - НИЧЕГО НЕ НАПОМИНАЕТ, БЛЯДЬ?!
   Дмитрич скалиться широко, поворачивает к майору взгляд, полный злобного счастья.
   Майор, спокойно презрительно:
   - Да ты, блядь, пьян, сука, в говно. Хуле с тобой...
   Дмитрич, резко поменявшись в лице, вскакивает, стремительно подшагивает к столу, упирает кулаки в стол, нависая над майором. Трезвым холодным голосом чеканит:
   - Значит, слушай сюда, Паша. Спасибо тебе огромное за рассказ. Теперь я уверен, что Торька жива. Войско я с собой не тащил. Но если будет надо, чтобы Торьку вытащить - я его притащу. И вообще вспомню, какой город у нас колыбель революции.
   Майор, злобно:
   - А ты не охуел ли в атаке, военный? Не закрыть ли...
   Дмитрич лупит по столу, прерывая Пашу. Потом тихо рычит:
   - Не служивый, не охуел. В самый раз. Ибо, блядь, ощущения - ну один в один, как в Кабуле. Так и тянет по располаге даже посрать ходить с пулемётом, а за молоком ездить на танке с вертушками сопровождения.
   Паша, чуть растеряно:
   - Блядь, да ты больной.
   Дмитрич скалиться, выпрямляется, тихонько, издевательски, медленно, с эстонским акцентом:
   - Аха. Иа польной, та. - возвращается к нормальной речи. - Вот только от пары ряженых, что меня пришли брать, я ушёл. И только... небольное, блядь, опасение, что они - НЕ ряженые, воспретило их упаковать и притащить. А из вашей небольной, блядь, схемы Торька куда-то вывалилась. - тянет с эстонским акцентом: - Так што та, иа польной, та. Меня нато лечить, та. А то втрук кого зарашу и ещё кто-нипуть запполеет. И начнёт туммать колофой.
   Паша криво улыбается. Потом буркает:
   - Ладно. Ты прав. Хуйня тут у нас знатная. Кстати, под дверью тебя уже следак ждёт писать протокол - о чём вы с лохматым очкариком в кафе говорили, и что ты ему за бумагу писал.
   Дмитрич садиться за стол, буркает:
   - Халдей настучал, да?
   Паша, неодобрительно цыкает:
   - Не настучал. Дал показания по факту стрельбы. И ещё счёт пытался выставить на ремонт.
   Дмитрич:
   - Перетопчется.
   Паша, потерев нос:
   - Не совсем. Это как бы наше заведение. В смысле, мы крышуем.
   Дмитрич глядит на Пашу. Начинает хохотать. Давит:
   - Ну пиздец... ещё бы в столовке внутри здания...
   Паша холодно улыбается, и говорит:
   - Счёт за ремонт закрыт очкариком. Он, кстати, расплачивался долларами. - взрывается: - ТЫ НИЧЕГО МНЕ НЕ ХОЧЕШЬ РАССКАЗАТЬ, БЛЯТЬ?! - стихает, бурчит обиженно: - Типа он тут один за Вику переживает.
   Дмитрич медлит, откинувшись на стуле.
   Потом тихо говорит:
   - Я - не расскажу. Думаю, он сам тебе расскажет, что захочет, когда придёт за Викторию говорить.
   Паша, нервно:
   - Да кто он-то?
   Дмитрич, с кривой улыбкой:
   - Если бы я верил в ад, то сказал бы - чорт.
   Паша неверяще смотрит на Дмитрича.
   Тот, чуть опусти взгляд, рассказывает:
   - Он сидел на лавочке наискосок здания. Сейчас думаю - меня ловил. Но... он не просто сидел, а стихи писал. Я глянул через плечо. Оно... выскальзывает из памяти. Одна строчка лишь врезалась... видать, потому что понятная. "Меняя кровь Земли на время чужой жизни".
   Паша молчит.
   Дмитрич встаёт, идёт к двери. Оборачивается у двери, тихо, устало говорит через плечо:
   - Паша, он сказал, что Торька - жива, и он её найдёт и вытащит. Остальное мне сейчас похуй. Очень глубоко похуй... - медлит, добавляет: - Ещё строчка вспомнилась, кстати: "Впопыхах ночь бинтует гниющие души"
   Паша молчит. Дмитрич выходит.
  
   Кабинет следователя. Стол.
   За столом - молодой человек в форме старшего лейтенанта. Напротив - Дмитрич.
   Перед человеком - лист бумаги, в руках - ручка.
   Дмитрич, холодно, спокойно:
   - Я не смогу его тебе описать, старлей.
   Старлей, с холодной вежливостью, угрожающе:
   - Не сможете или не захотите, Дмитрий Александрович?
   Дмитрич, помедлив:
   - Ну, извольте-с: возьми лицо идеальных пропорций неопределённого пола. Наклей бороду клинышком, как у чёрта. Натяни парик с кучей волос в цвет бороде. Закрой глаза... сами глаза... голубыми контактными линзами.
   Старлей:
   - Значит, вы утверждаете, что подозреваемый был в гриме и парике?
   Дмитрич смотрит на старлея презрительно. Потом говорит:
   - Я тебе НИЧЕГО СОВСЕМ утверждать не буду. Я тебе всё рассказал.
   Встаёт. Идёт к выходу.
   Старлей, вскакивая:
   - Стоять!
   Дмитрич, поворачиваясь у двери, цедит:
   - У тя ордер есть? Личность МОЮ подтверждать надо? Тогда хую своему командуй стоять.
   Выходит.
  
   Гостиница дома офицеров.
   Стойка приёмной. К стойке подходит Дмитрич. За стойкой - лейтенант.
   Дмитрич, отмахивая приветствие:
   - Здравия желаю. Майор Клевцов, представляюсь по случаю временного расквартирования.
   Лейтенант, неохотно привстав:
   - Лейтенант Паков, дежурный по гостинице.
   Садиться, молча протягивает Дмитричу ключи, кивает на журнал.
   Дмитрич смотрит на номер на ключах, молча записывается в журнал. Потом кивает на телефон, стоящий на стойке, спрашивает:
   - В армейку включён?
   Лейтенант мотает головой. Смотрит на орденскую планку на груди Дмитрича, спрашивает:
   - Куда надо?
   Дмитрич, помедлив:
   - В учебку разведки ВДВ. Узнать, как там мои.
   Лейтенант, помедлив, достаёт и ставит на стойку телефон. Предупреждает:
   - Не занимайте линию дольше двух минут.
   Дмитрич кивает, берёт телефон, набирает номер. Дожидается щелчка соединения, набирает ещё номер. Дожидается соединения, набирает ещё номер.
   Гудок.
   Голос в трубке:
   - Дежурный по училищу старший лейтенант Богданов.
   Дмитрич очень быстро тараторит:
   - Богда, то Клёв. Я в штабном гостинце, номер двести полсотни два. Пусть Мотай звякнет рассказать, как мои отстрелялись.
   Голос в трубке:
   - Мотай на втором бате. Соединяю.
   Гудок. Гудок.
   Голос в трубке.
   - Дежурный...
   Дмитрич перебивает радостным криком:
   - Здоров, Мотай! То Клев. Я в штабном гостинце, двести полсотни два, если звонить.
   Мотай:
   - Понял.
   Дмитрич:
   - Как мои?
   Мотай:
   - Лютик тащит отработку. Точно не хочешь его оставить?
   Дмитрич:
   - Не... потом... пусть пару стопчет... а то непыльный академик получиться.
   Мотай:
   - Ну, тоже верно. Как там?
   Дмитрич:
   - Да... так... ТЕБЕ даже рассказывать ничего не хочу.
   Мотай медлит. Потом тянет:
   - О как... ну ладно... давай тогда, БУДЬ.
   Дмитрич, сварливо:
   - Буду-буду.
   Кладёт трубку. Протягивает аппарат лейтенанту
   Лейтенант:
   - Спасибо, что не задерживали линию...
   Лейтенант смотрит за плечо Дмитричу. Тот резко поворачивается. Видит подростка, идущего от двери с пакетом в руке.
   Подросток на ходу окликает:
   - Клевцов Дмитрий Анатольевич - вы будете?
   Дмитрич, глянув за дверь, возвращает прицельный взгляд на подростка. Буркает:
   - Не, но могу передать.
   Подросток:
   - Не могу. Товарищ, в очках и с бородкой, велел ему лично в руки.
   Клевцов медлит. Потом достаёт из внутреннего кармана удостоверение, раскрывает, протягивает.
   Подросток кивает, протягивает пакет. Поворачивается, уходит.
   Дмитрич, взвесив пакет в руке, раскрывает, заглядывает внутрь. Засовывает руку, ощупывает. Замирает. Потом расплывается в радостной улыбке.
   Лейтенант за спиной:
   - За пьянку в комнатах - на губу. Без вариантов. Только в ресторане.
   Дмитрич достаёт из пакета сложенный лист бумаги. Потом сбивчиво, радостно:
   - Да я это... мне тут... зять будущий... сучонок... извинения передал. Я понял про номера.
  
   Дмитрич, в номере, один. Открывает пакет. Осторожно достаёт из него замотанный в газету сверток. Разворачивает свёрток. В нём - кобура с ТТ, глушитель, четыре обоймы, записка печатными буквами:
   - 2 Х (9 и 7) / (0.5 +1.5) = (1,7 +...) - норм?
   Дмитрич, с хищной улыбкой, с ласковыми нотками:
   - Паршивец... тебе б у казаков добычу делить...
  
  
  
   Жилой массив бетонных новостроек, вечер, темнеет.
   На улице - пусто. Вокруг одной из девятиэтажек идёт Женя. На нём - школьная форма с комсомольским значком, шляпа, очки в роговой оправе. Брови отдают в рыжину, на лице - робкие усики в тон бровям. Глаза - тускло-зелёные.
   В руке - портфель.
   Походка растерянная, неуверенная. Идёт, растерянно крутя головой по сторонам. На дорожке вдоль дома стоят две машины - пустая серая "Волга" и тёмно-синие "Жигули". В "Жигулях" сидят двое коротко стриженых парней в кожаных плащах. Один - азиатской наружности, второй - горной.
   Женя, с осторожно- решительным лицом подходит к машине сбоку. Стучит в окно. Горец вопросительно кивает сквозь стекло.
   Женя говорит, старательно открывая рот, но очень тихо.
   Горец с невнятным ругательством начинает крутить ручку стекла, опуская его. Опустив, грозно рыкает:
   - Чё тебе?
   Женя наклоняется, чтобы заглянуть в машину. Очки сползают. Он поправляет их, лепечет:
   - Извините, не подскажете - это - восьмой дом?
   Горец:
   - А ты чё?
   Женя, извиняясь:
   - Мне домашку надо занести однокласснику брата.
   Горец, помедлив, буркает:
   - Да, восьмой. Ещё чё?
   Женя:
   - Спасибо.
   Женя медлит.
   Горец, цыкнув, начинает поднимать стекло. Женя распрямляется. Кидает в сужающуюся узкую щель стекла небольшой баллончик, отходит от машины.
   Горец, глядя на баллончик, машинально докручивает стекло. Баллончик хлопает. Азиат и горец медлят пару секунд, дергаются открыть дверцы. Замирают, начинают корчиться, хватаясь за горло. Через несколько секунд замирают в судорогах. Женя, хлопнув себя по лбу, возвращается к машине. Стучит в дверь. Задержав дыхание, распахивает дверцу, склоняется, подбирает баллончик. Закрывает дверь, смазывающим движением соскальзывает руку с дверцы, затирая отпечатки.
   Отходит от машины. Идёт к подъезду.
  
   Подъезд.
   Женя пешком медленно идёт по лестнице, отсутствующим взглядом глядя перед собой. Медленно покручивает головой, прислушиваясь.
   На третьем этаже встаёт. Медлит. Идёт к двери. Достаёт из кармана ключи. Задумчиво смотрит на замок. На ключ. Сомнительно качает головой.
   Расстёгивает портфель, проваливает внутрь клапан портфеля. Суёт руку внутрь. Слышен щелчок взводимого курка.
   Помедлив, Женя вставляет ключ в дверь. Медленно поворачивает его. Дверь распахивается. Женя, помедлив, оглядывается. Суёт руку в портфель, входит внутрь.
  
   Поздний вечер. Крыльцо дачного дома.
   На освещённом крыльце стоит стол с тремя табуретами и креслом.
   На столе - чайник, заварной чайник, чашки, вазочки с вареньем и мёдом. Ваза с пеньками и сухариками.
   На табурете - Василич. В кресле, свернувшись калачиком, сидит Виктория, с недоверчивой улыбкой смотрит на Василича. Тот - продолжает рассказ:
   - Ну, и вот представьте картину маслицем с мёдочком: врываюсь я к ним чуть не с пулемётом наголо, а они там сидят, и... нет, там вовсе не допрос с пристрастием. И не ковбойские переговоры с ладонями на пистолетах. Не-е-е-е... эти потомки обезьян там сидят и под трофейную самогонку РЕЖУТЬСЯ В ПРЕФЕРАНС!
   Тори заливается хихиканьем.
   Василич широко улыбается. Замирает, прислушиваясь к стрёкоту лодочного мотора.
   Торопливо вскакивает. Начинает торопливо говорить:
   - Ну, ладно, благодарствую за хлеб, за чай, за беседу. Побегу я.
   Тори медленно встаёт. Недоуменно смотрит на Василича. Потом её лицо озаряется догадкой:
   - Что, Женя приехал?!
   Василич, испугано-наиграно:
   - Ну, Виктория Александровна... мне-то откуда знать, кто там приехал. А вот встречать гостей на воротах - обязан. Так что попрошу извинить-с.
   Тори, со смехом:
   - Что, так страшно, что он Вас тут застукает в моём обществе? Дуэли боитесь?
   Василич, шутливо:
   - Ради Вас - что угодно!
   - Ну-ну! - грозно говорит темнота вокруг крыльца Жениным голосом.
   Василич, дёрнувшийся на голос, замирает с рукой в кармане.
   Из темноты на ступеньки выходит Женя в джинсах, крутке, шляпе. На плечах спереди и сзади - два больших брезентовых рюкзака. В руке - портфель.
   Василич, наиграно-растеряно махая руками перед собой:
   - А ты... это... - бросает взгляд в сторону пристани, переводит на Женю - ты это как?
   Женя скидывая рюкзаки и усаживаясь на табурет, наиграно-ревниво-мрачно:
   - Я тут решил узнать, что деться в доме в моё отсутствие. А то я тут бегаю по пампасам, добываю разное, нужное. Грузовой лошадкой работаю. А тут, оказывается, без меня какие-то подозрительные мужики в дом шастают...
   Тори стоит, с растерянной улыбкой глядя на Женю. Смотрит на Василича. На Женю. Женя трогает рукой чайник. Буркает в сторону Тори:
   - А ещё и чайник холодный
   Тори, помедлив, срывается. С торопливым:
   - Я сейчас... - хватает чайник, уходит в дом.
   Женя вопросительно смотрит на Василича.
   Тот быстрым шёпотом тараторит:
   - Два часа назад пошла гулять по посёлку. Перехватил в сотне шагов от крыльца. Увёл пить чай. Со всех тем - соскочил с шуточками... - медлит, потом одобрительно: - Девка-во! - показывает большой палец.
   Женя, горделиво:
   - Ну так...
   Из дома выходит Тори. Подходит к столу, настороженно глядит на Женю, на Василича. Василич:
   - Ладно...
   Женя:
   - Погоди.
   Женя кивает Вике на рюкзаки, невинным голоском:
   - Я тут осваивал ремесло вора-домушника... ходил по квартиркам, искал, где чё полезное прихватить... сорок две квартиры перебрал, пока в сорок третьей, наконец, не нашёл сокровище...
   Тори растеряно-недоверчиво глядит на Женю. Бросает взгляд на рюкзаки, на Женю.
   Женя достаёт из кармана ключи от квартиры. Кидаёт на стол.
   Тори глядит на ключи, поднимает взгляд на Женю. Растеряно тянет:
   - Но... как? Я же... ты же не знаешь...
   Женя складывает ручки у груди, и радостно громко тявкает.
   Издалека ему отвечают в два голоса местные собаки. Тори и Василич расплываются в улыбках.
   Женя, повернувшись к Василичу:
   - Василич, вот я же похож на собаку, да?
   Василич:
   - Ну, если не очень принюхиваться... то да, просто одна... лицо.
   Женя, обиженно тыкая в Тори:
   - Ну вот, а она не верит, что я её квартиру нашёл по запаху.
   Тори, серьёзно, с мрачным лицом:
   - Женя. Как ты её нашел?
   Женя вздыхает, буркает:
   - Говорили мне, что высшее образование портит мозги... особенно в сфере, по которой образовывает.
   Тори мрачно прикусывает губу.
   Женя, глядя на Василича:
   - Василич, у тебя есть версия? Подсказка - кивает на ключи.
   Василич, помедлив, ровным курсантским докладным голосом:
   - Микрорайон на лесной массив выходит один. Не считая частного сектора. В микрорайоне должна сидеть засада у подъезда. Засада - так, чтобы видеть лица входящих в подъезд и успеть уехать, если что. Скорей всего, в машине. В подъезде... если замок новый, то часиков в девять вечера - прислушаться и найти пустую квартиру. Скорей всего, она на втором или третьем этаже, чтобы был выход через окно, в том числе - по простыни к батарее. Или на девятом, чтобы был выход через чердак. Но девятый - вряд ли. По лестнице набегаешься, и из окна сверху лиц внизу не видно.
   Женя, тоном профессора, одобряющего доклад:
   - Третий.
   Тори, расстроено:
   - Блин... Я дура, да?
   Женя:
   - Ты красивая, тебе можно.
   Она подскакивает к нему, со смешком замахивается кулаком. Женя, повернувшись к ней, пружинисто сжимается, вжимая голову в плечи. Тори замирает, с помрачневшим лицом опускает кулак.
   Женя, ласково:
   - Ну вот, солнышко, ни фига ты не дура. - она понуро стоит, рассматривая свой кулак.
   Женя окликает повелительно-ласково-неодобрительно, как ребёнка:
   - То-о-о-рька!
   Она поднимает взгляд.
   Женя подмигивает, кивает на рюкзаки:
   - Твои вещи. Я всё сфетишиздил.
   Василич фыркает. Тори улыбается, прикрывая улыбку мрачным лицом.
   Потом срывается, подбегает к Жене, чмокает в щёку. Подхватывает рюкзаки, убегает в дом.
   Женя, задумчиво глядя ей в след, медленно:
   - Василич, ты в чай ничего не сыпал, а?
   Василич, чуть настороженно:
   - А что?
   Женя поворачивает к Василичу взгляд. Во взгляде - холодное жёсткое бешенство. Василич напрягается. Горбиться. Пытается выдержать взгляд, прикрываясь небольшой улыбкой-оскалом.
   Женя, ровным голосом, под которым - ярость:
   - Я тебя как её ЛЕЧАЩИЙ НАРКОЛОГ спрашиваю - ты в чай ничего не сыпал?
   Василич секунду смотрит навстречу. Потом с невнятным "блять!" отводит взгляд. Буркает:
   - Я нам таёжный сбор запарил. Золотой корень, элеутерококк, смородина, брусника, малина ягоды-листья, зверобой.
   Женя, спокойным голосом, с шутливым сарказмом:
   - Точно без вороньего глаза и большеголовника? Или может, вместо сахарку солодки набухал?
   Василич, помедлив, туповатым деревенским говором:
   - Да я эта... ну, солодки-то... чтобы у неё эта... ну... того... после того как ты её эта... а то ты эта... того... ну, ты понял, да?
   Женя буркает:
   - Ну я эта... типа... ага.
   Медлят. Начинают беззвучно хохотать.
   Василич, отсмеявшись:
   - У бабушки - был?
   Женя, щелкает по чайничку:
   - Там - эта твоя таёжная смесь?
   Василич:
   - Она. А ты с темы не сползай...
   Женя кивает на стул:
   - Присаживайся. Счас нам чайник вынесут, напоишь.
   Василич, помедлив, с кряхтением садиться на табурет. Глядит на Женю. Говорит:
   - Итак. Что с бабушкой-то?
   Женя вздыхает. Сосредоточенно говорит ровным деловым голосом:
   - Бабушку я оставил напоследок.
   Василич:
   - В смысле - на последок?
   Женя, глянув на дверь дома, шепчет:
   - Не говори Торьке, сколько мне лет. И приготовься держать морду.
   Наклоняется. Достаёт из портфеля под столом лист бумаги, заложенный в толстый пластиковый пакет и заклеенный скотчем.
   Василич, взяв лист, оттягивает руку щуриться. Начинает читать. На первых строках чуть дёргает уголками губ и каменеет лицом.
   Дочитав, протягивает лист обратно Жене. Лицо - каменное. В глазах - хохот с восторгом.
   Женя, убирая лист обратно:
   - В этой связи, сударь, хочу обратиться к вам с нижайшей просьбой уделить мне следующие четверть часа вашей жизни для оказания мне, так сказать, посреднических услуг в переговорах не вполне торгового толка.
   Василич улыбается уголками губ. Подхватывая тон:
   - Полагаете, сударь, что дело имеет шансы быть разрешённым столь ничтожными сроками?
   Женя, помедлив, серьёзным голосом:
   - Я полагаю, что затяжку, при данных обстоятельствах, следует принять во внимание как исход дела, причем затрудняюсь однозначно утверждать отрицательность направления.
   Василич прислушивается.
   В коридоре слышны клацанье каблуков. Еле слышно лязгает на кухне чайник о решётку.
   Василич серьёзным голосом, с произношением:
   - Are you sure... man?
   Женя, помедлив, в приближающемся цоканье каблучков, с русским акцентом:
   - Ай эм нот Шура. Ай эм Гениус эс... ю ноу.
   Василич буркает:
   - Гениус эс... ага...
   Замолкают, пялясь на Тори, выходящую из коридора. На ней - светлые туфельки, сарафан с подолом выше колен, кофточка на плечах.
   Тори весело:
   - А вот и чайник.
   Женя, не отрываясь, скользит по неё взглядом. Она, чуть смущаясь, идёт к столу. Ставит чайник. Тянется к заварному чайнику.
   Василич, выхватывая чайник из под её руки:
   - Я сам! А ты - присядь.
   Тори замирает. Делает чуть обиженное лицо. Садиться.
   Василич бурчит:
   - Мой чай, мне и наливать.
   Разливает заварку. Себе и Тори - поменьше, Жене - покрепче. Добивает кипятком. В процессе розлива бросает в сторону Тори:
   - Когда свадьба-то?
   Она цепенеет, потом непонимающе буркает:
   - Чё?
   Василич ставит чайник, поднимает на Тори сердитое лицо, жёстко рубит:
   - Не чё, а когда свадьба. Или у вас всё по-серьёзному. Или у меня на объекте совершается нарушение общественного порядка. И надо вызывать наряд, составлять протокол и отправлять по месту работы. С вынесением оргвыводов за аморалку.
   Тори сидит, оцепеневшее пялясь на Василича.
   Женя хлопает себя по лбу жестом "ой, забыл". Достаёт из кармана бархатную коробочку. Ставит на стол перед Василичем со словами:
   - Передай дальше.
   Василич коротким тычком передвигает коробочку к Тори. Говорит тем же жёстким голосом:
   - Тебе передали.
   Она сидит, уставившись на коробочку. Поднимает взгляд на Василича. Тот сидит с каменным лицом и сверлит её взглядом, в котором - тяжелое, давящее ожидание ответа. Взгляд Тори испугано соскальзывает на Женю. Тот сидит и смотрит на неё с таким же лицом и таким же взглядом. Она глядит на Василича. На Женю. На Василича.
   Они сидят с одинаковым выражением лица и очень похожими тяжелыми взглядами следователей, прижавших подозреваемого доказательствами и ждущих добровольного признания.
   Она неуверенно хихикает:
   - Мужики, вы чего?
   Они не шевелятся.
   Она, чуть напугано, истерично:
   - Да хватит!
   Они не шевелятся. Взгляды тяжелеют.
   Она нервно вскакивает, делает пару шагов к двери. Взгляды, обрекающие, впиваются ей в затылок. Она останавливается. Горестно горбиться. Медленно возвращается, садиться обратно. Неуверенно тянется к коробочке. Толкает её пальцем. Лицо кривится в гримасе плача. Убирает руку от коробочки, смахивает слезы. Отводит взгляд вбок, шмыграет, тихонько горестно воет:
   - Ну что так резко-то а?
   Василич, тяжелым ровным голосом, в котором еле заметно проскальзывают подбадривающие нотки:
   - А ты, девонька, на войне. А на войне всё быстро.
   На лице Тори проявляется растерянная жалобная улыбка. Она издаёт всхлип-смешок. Её прорывает - она плачет-смеётся. Во взгляде её - буря из горя от страха быть счастливой.
   Женя и Василич сидят с каменными лицами. Тори сверкающими заплаканными глазами смотрит на Женю. Очень тонко вскрикивает-всхлипывает:
   - Да!
   Василич, всё тем же голосом:
   - Что-да? Я тебя спрашиваю, когда свадьба?
   Она глядит на него. Срывается на истерический смех. Хохочет, выдавливает сквозь смех:
   - Да хоть счас... распишешь нас?
   Василич, мрачно:
   - Не имею полномочий.
   Василич глядит на Женю, мрачно бурчит:
   - Есть бумага с ручкой?
   Женя молча лезет в портфель. Достаёт бумагу, ручку. Протягивает Василичу.
   Тот протягивает Тори, говорит:
   - Напиши-ка мне обязательство.
   Она, хихикая:
   - Что?
   Василич, ровным голосом:
   - Расписку, говорю, напиши. Что согласна за него хоть сейчас.
   Тори, смахивая слёзы:
   - Зачем?
   Василич, тяжким голосом:
   - А потому что без этого документа вы занимаетесь у меня на территории аморалкой. Так что - пиши: Я, такая-то, паспорт номер, согласна замуж.
   Вика медлит. Потом, нервно хихикая, хватает ручку, начинает быстро писать. Дописав свои данные, замирает, поднимает на Женю вопросительный взгляд. Он диктует:
   - Колобков Евгений Ёнович - через Ё.
   Тори замирает, потом начинает хохотать в голос. Выдавливает сквозь смех:
   - Ну... вот и познакомились...
   Василич:
   - Ты пиши.
   Тори склоняется над листом, пишет.
   Василич стреляет быстрым взглядом на Женю. Тот еле заметно подмигивает, говорит:
   - Паспорт не помню наизусть... удостоверение личности М-471293.
   Василич:
   - Число, подпись.
   Тори замирает, хихикает:
   - А какое у нас нынче?
   Василич:
   - Двадцать третье-седьмого. Год-то хоть помнишь?
   Тори, хихикая, молча ставит дату, подпись-расшифровку. Толкает лист Василичу. Тот берёт лист, аккуратно складывает, кладёт в карман.
   Берёт чашку, отхлёбывает чай. Облегчённо говорит:
   - Ну, вот теперь моя душа спокойна. Есть бумажка, которой прикрыться.
   Женя тоже берёт чашку, пьёт.
   Тори некоторое время сидит, подхихикивая и затихая. Сидит со взглядом, в котором пусто и горько.
   Василич, допив чай, вскакивает, быстро тараторит:
   - Ладно, побегу я, а то засиделся.
   Женя, прихлёбывая чай:
   - Василич, ты там проверь, как Дмитрич лодку привязал. И в носовом ящике вам благодарность. Только сам глянь, как делить.
   Василич кивает, торопливо уходит.
   Тори, дождавшись, пока он уйдёт, смотрит на Женю, говорит тихо, очень горько и беззащитно:
   - Зачем вы так?
   Женя молчит, прихлёбывая чай. Глядит на коробочку.
   Тори бросает взгляд на коробочку. Со вздохом встаёт, идёт к дверям. В дверях тихо говорит:
   - Пойду помоюсь... - медлит, добавляет с нотками злобы: - топиться и резаться не буду, не боись.
   Уходит в дом.
  
   Дом, коридор.
   Тори выходит из ванной, дотирая полотенцем голову. Повязки смыты, видны швы. Фигурка - сгорбленная. Лицо - мрачно-обречённое.
   С кухни раздаётся голос Жени с интонациями казённой медсестры дешёвой больнички:
   - Клевцова, на перевязку!
   Тори, помедлив, берёт полотенце в руку и тащиться на кухню.
  
   Кухня. Горит свет
   На столе - простынь. Сбоку стола спиной к двери стоит Женя. Перед Женей - разложенные медикаменты.
   Тори с мрачной ненавистью смотрит Жене в спину. Он не оборачивается, возясь с медикаментами.
   Она проходит к столу рядом с ним, чуть толкая его бедром. Ложиться на стол посредине. Женя поворачивается, в руке - зажим с тампоном. Смотрит на раны. Она лежит плашмя чуть раскинув руки, устремив взгляд в потолок, лицо - горестно-мрачное.
   Тори раздвигает ноги и с ненавистью говорит:
   - Ну на, жри, сука.
   Женя вздыхает. Начинает промазывать порезы тампоном.
   Она поворачивается к нему. Глядит на него с ненавистью, едко говорит:
   - Что, опять колготочки?
   Он, ровным спокойным голосом:
   - Нет. Заживление идёт хорошо, полная перевязка не нужна.
   Он под её ненавидящим взглядом спокойно промазывает раны тонким слоем левомеколя.
   Накладывает на швы марлевые повязки.
   Берёт моток пластыря, ножницы. Заклеивает пластырем шов на бердре.
   Обходит её, стоит у неё в головах. Она смотрит в потолок. На лице - сдерживаемая истерика.
   Он наклеивает пластырь на правый бок, начинает говорить тихим спокойно-грусным голосом:
   - Помнишь, я говорил, что ты должна мне жизнь?
   Её глаза захлопываются, зажмуриваются. Пальцы сжимаются в кулаки. Потом руки дёргаются в стороны, пальцы нащупывают края стола и вцепляются в них. Из плотно зажмуренных глаз катятся слезинки.
   Он, наклеив пластырь на другой бок, стоит в головах и смотрит на её лицо. Тем же очень спокойным и проникновенным голосом:
   - Так вот. Я имел в виду не спасение вот этой тушки - касается пальцем её грудины. Она лежит, вся напряжённая. Женя, усталым тихим голосом:
   - Я говорил про другое...
   Из неё прорывается всхлип. Потом она с тонким сдавленным всхлипом ужаса резко заваливается набок, сжимается изо всех сил. Лежит, подрагивая, и тихо воет лютой паникой. С трепещущим дыханием, с тихим плачем по букве выдавливает слова:
   - Б.. б.. б.. ля.... х.. х... ху.. ху. ле... т... т... так.... с... с... тра.. шн... я... я... сча... с... сдо.. хну... от...с.. с.. стра... ха.
   Женя, помедлив, отходит к окну, открывает его, встаёт спиной к ней. Закуривает.
   Говорит с первой затяжкой:
   - Чего страшно-то?
   Она, чуть менее заикаясь паникой:
   - Ты... ты... не... пони... маешь... - морщиться, начинает рыдать, тонко выплакивает: - сука... ты... не... пони...маешь... я... тебя... боюсь...
   Женя молча курит, глядя перед собой.
   Тори чуть спокойней, напуганным шёпотом:
   - Я ... чую себя брошенным...вы...выплывшим... котёнком... у которого... отвязалась... верёвочка с камнем... и... который... в лесу...запёрся в берлогу... к ...ведю...я чую... что ...мне... пиздец... сожрут... но... - плачет громче - не могу ... не могу... не могу я ... обратно... сил... нет... - продолжает тише - там... дубак... сыро... никого... и жрать нечего. А тут... тепло... и иногда по... получается от... отгрызть... кусчек... хряща с косточки... но... - всхлипывает, делает пару вздохов, говорит спокойней, - но когда медведь смотрит... очень страшно... от ощущения, безнадёжного... что вот счас это огромное... страшное... тебя сожрёт.
   Она лежит, тихонько всхлипывая и подрагивая. Потом, чуть отдышавшись, шепчет почти не заикаясь:
   - А теперь...я... подписалась... что это - навсегда... - срывается на подрагивающий вой. С соплями, слезами выдавливает из себя протяжный крик шёпотом: - наа-авсе-е-егда-а-а...
   Лежит, рыдает около минутки. Потом затихает. Продолжая мелко подрагивать, гребёт угол простыни, утирает лицо. Сморкается.
   Лежит, дышит, пытаясь успокоиться. Лицо - ровное, но тело всё так же подрагивает.
   Чуть отдышавшись, открывает глаза, неуверенно, со страхом одиночества окликает:
   - Жень?
   Он, от окна:
   - Тут я.
   Она, глядя в простынь перед лицом, всё ещё подрагивающим голосом:
   - Что молчишь-то...
   Он, с тихой грустью:
   - Да так... ушёл... из берлоги в лес, чтобы не жечь нервы об горестные мяуки... Даю тебе побыть одной и выплакаться.
   Она зажмуривает глаза, прерывисто шепчет тем голосом, когда хочется навзрыд, но уже нет сил:
   - Блять... ты не медведь. Ты... ты какое-то ё... ёбаное... сказочное чудовище... - выжимает из себя со всхлипами на последних каплях сил: - пиздец... какое... чудовищьное...
   Начинает раскачиваться вперёд-назад, дыхание выравнивается, кричит шёпотом:
   - Как ты можешь... как ты... можешь... МЕНЯ... ТАК... ПОНИМАТЬ?!
   Срывается на непрерывное протяжное горестное "ы-ы-ы-ы", сгибается, пытаясь засунуть лицо в живот.
   Женя, тихонько:
   - Я тебя не понимаю... - она застывает, затаив дыхание. - ... я просто смотрю на тебя... со всем вниманием и вижу тебя... - она вздыхает, выдыхает. Начинает дышать.
   Женя, ровным задумчивым голосом
   - Хотя нет, вру. Всё проще.
   Она замирает.
   Он, спокойно, совершенно без усилия, изливает очень искренне:
   - Я просто готов быть тобой. Всей тобой. Телом, рефлексами, болью, ранами, болезнями, кусочками твоего безумия, твоим лютым стыдом и твоими страхами, твоей тупостью, глупостью и наивностью и даже жалостливым состраданием... всей тобой. И, главное, я - готов. Просто готов. В любой момент. Быть. Или не быть. Любой частью. На твой и мой выбор. На пару мгновений или на миллиард лет... ну, или пока не надоест.
   Он замолкает. Она лежит, молчит, закрыв глаза, дышит чуть прерывисто. Потом со смесью боли и злобы громко шепчет, рывками выталкивая цельные слова:
   - Придурок. Как... мне... с этим... жить... теперь? Не мог... просто... сказать... что... любишь... меня?
   Женя:
   - Да пожалуйста. Люблю тебя.
   Молчит, спрашивает:
   - Чувствуешь разницу.
   Она, улыбаясь сквозь всхлип:
   - Дурак... обними меня уже, а?
   Он подходит к столу, садиться на корточки, чтобы его глаза оказались вровень с её глазами. Протягивает руку, находит её. Переплетают пальцы.
   Он, глядя в её бездумно-заплакано счастливые глаза, говорит тихим, очень серьёзным голосом:
   - Торь, в истории котёнка есть три очень важных момента.
   Она, с настороженным лицом:
   - Каких?
   Он:
   - Первое. Знаешь, вот тебе, именно тебе, твоей чуйке, твоему духовному взору, я показался. Ты ж можешь чуять людей. Чуять игровые роли, в которых окаменели или обронзовели суровые дяденьки. Иногда - видеть пару-тройку персонажей, непрерывно ругающихся в вечном приступе шизофрении. Редко попадаются целые балаганы или общаги таких персонажей под управлением директора. Который выставляет на арену ту роль, что нужна сейчас. Ну а во мне... - он коварно улыбается. - непривычный лютый пиздец из огромной пустоты, где вроде как ничего нет, но в любой момент может появиться и исчезнуть и снова появиться вообще всё, что угодно. От плоского зайчика с игровой приставки, который может дёргаться в четыре стороны по нажатию кнопок до одинадцатимерного дракона, предпочитающего жить не в линейном, а в кубическом времени. И ты, бедняга, не отворачиваешься, и не закрываешь глаза. А трясясь и подвывая с непривычки, всё-таки смотришь на меня ... в ответ на мой полный взгляд на тебя.
   Она лежит, глядя на него широко распахнутыми глазами. Слушает, еле дыша.
   Он, чуть криво улыбнувшись:
   - Хочу... но не буду врать, что ты - первый человек, который от МЕНЯ не отворачивается...
   Он молчит. Она, с чуть горькой улыбкой:
   - И кто ж?
   Он, кисло:
   - Да так... пара десятков... сказочных чудовищ... с той же... фабрики, что и я. Солидные пожилые дядечки и тётечки. И гораздо более воспитанные.
   Она, с любопытством:
   - И где ж эта фабрика-то?
   Он, с ужасом:
   - Тебе что, меня мало?
   Она:
   - Не... просто... хочется сравнить. Авось, полегчает хоть чуть-чуть. А то... тянет тебя повесить в уголок и начать молиться.
   Он, помедлив:
   - Ладно. Может быть, съёздим туда.
   Она, тихо, с грустной улыбкой типа шутки:
   - Же-ень, а ты... а ты будешь мне изменять?
   Он вздыхает. Вытаскивает руку, встаёт, идёт к окну. Она, помедлив, садиться на стол. Скрещивает ноги. Смотрит на него грустно-обижено.
   Он закуривает. Поворачивается к ней, смотрит на неё нагло-насмешливо.
   Выпустив струю дыма, резким пацанским голосом говорит:
   - Слыш, Витёк.
   Она замирает, потом недоумённо задирает бровь и кривиться в стеснительной улыбке.
   Женя, темп же тоном:
   - Вот давай, соври мне, что ваще савсем никогда не хотел трахнуть ни одну одноклассницу, ни одногрупницу.
   Она опускает взгляд, медлит, буркает стыдливо:
   - Ну...
   Он, затягивается, и вещает наглым тоном продавца, впаривающего товар:
   - Ну так вот представь... идёшь ты по улице. И видишь: стоит нечто. Ножки ровные, попка шортиками обтянута, маечка беленькая, кудри рыжие из-под кепочки... глазищи зелёные сверкают - аж в животе ёкает и дыхание перехватывает. Хоть и непонятно, какого оно пола. Подходишь ты ближе, глядишь в глаза. И ловишь в мимолётном взгляде тоскливую, страстную мечту, чтоб разложили и жарко выебли - напополам с паникой, что вдруг счас вот схватят и взаправду... ну и чуток стыда где-то там... И ты подходишь ближе, цепляешь взгляд зелёных глазищ, в которых совсем бурлит восторженный ужас. И говоришь: "привет". А оно тебе в ответ - "привет. Я - Вася".
   Она пфыкает смехом.
   Он, слабо улыбнувшись:
   - И чё ты делать будешь, Витек? А?
   Она, растеряно:
   - Э-э-э...
   Он, поучительно:
   - Так вот, если выкинуть нах весь ёбаный стыд, воспитание и прочее "что подумают люди", и просто посмотреть на ситуацию и обдумать, что хорошо и что плохо, то тебе захочется сказать: "Привет, я - Витя. Василиса, ты симпотная... этот зелёный пламень в твоих глазах... - Тори начинает хихикать - ...прости, втрескался с первого взгляда, хочу тебя, не могу". - она ржёт в голос, выплёскивая хохотом стыд и смущение.
   Он, дав ей прохохотатся.
   - А вот трахнув эту Василису... досуха, и даже чтобы ... баки наизнанку вывернулись, ты, как положено настоящему мужику, сбегаешь, не оставив ни адреса, ни телефона. И согласись: это - гораздо естественней, чем нарезать круги вокруг одногрупницы Леночки... которая симпотная, женственная, но всё-таки не лесбиянка. - Тори мрачнеет, Женя завершает - ...и вообще не совсем заслуживает, чтобы её разум с размаху ебашили об групповую мораль строителей коммунизма.
   Она молчит. Потом буркает:
   - Ну... да... всё правильно... Только не Леночка, а Маша. И... Василиса эта была... ну... в зеркало посмотрись...
   Он, со вздохом:
   - Это я пример приводил ситуации, когда тебе, Витёк, немного приедятся брюнетки и захочется попробовать рыженькую.
   Она медлит, со вздохом буркает:
   - А можно я не буду?
   Он, спокойно:
   - Конечно, можно. Как хочешь. Просто... не исключено, что в сотне метров за тобой идёт Гывы или Хоги. И тогда Василису разложит он.
   Она сидит, сгорбившись, и смотрит на него злобно-мрачно. Бросает спокойно:
   - Сволочь ты, Женька.
   Он, склонив голову и притворно потупясь, блядски улыбается и игриво щебечет:
   - Да, я такая... а ещё блядина редкостная - как только глянет на меня кто симпотный,- так и тянет поебаца...
   Резко делает серьёзное лицо, глядит на неё внимательно, говорит серьёзно:
   - Вот только чё-то все от меня отворачиваются. Наверное, уродливая очень.
   Она сидит, глядит на него с улыбкой. В глазах - искорки восторга, который бывает при виде идеальной игры актёров.
   Вздохнув, она говорит:
   - Ладно... что там было второй важной вещью?
   Он вздыхает. Опускает взгляд. Бурчит виновато:
   - Прости... я не успел тебя предупредить... думал, позднее будет, но Василич чайку заварил...
   Она:
   - Ну не тяни...
   Он, виновато-напугано:
   - Ты меня бить будешь.
   Она, с весёло-злобным пыхтением слезает со стола, подходит к нему, вцепляется в плечи. Трясёт, и рычит:
   - Говори!
   Он, уныло потрепыхавшись в её руках, обречённо:
   - У тебя как раз подходит отходняк от армейского анти-страха.
   Она замирает, неверяще-возмущённо глядя на него.
   Он, виновато:
   - Я вообще его на ночь целил. Во сне. И не так резко... но чаёк этот...
   Она, ровным голосом, в котором проскакивает весёлое бешенство:
   - Я тебя буду трахать. Руками. Долго.
   Он поднимает виноватый взгляд, на дне которого мелькает сдерживаемое желание.
   Виновато-игриво:
   - Ну... если я так могу искупить свою вину...
   Она, опустив руки, откинувшись, со вздохом "да ну нафиг":
   - Блять.
   Он:
   - Ага.
   Он неуверенно улыбается.
   Она медлит. Потом начинает ржать. Ржут, глядя друг другу в глаза. Резко, синхронно обрывают хохот. Стоят, глядя друг другу в глаза. Она, помедлив:
   - А третье?
   Он, рассеяно:
   - Что?
   Она, настойчиво:
   - Давай, что там третье.
   Он, рассеяно, скучающе:
   - А... третье... ну...ты вот когда плакалась про брошенного котёнка... мне вдруг вспомнилось... да, не важно, в общем.
   Она шагает к нему, Хватает за плечи, Подносит лицо к его лицу и игриво-угрожающе тянет:
   - Жеенькааа!
   Он, смущённо:
   - Ну извини, забыл... Закрутился... И ревную, ещё...
   Она злобно сжимает плечи.
   Он, испугано:
   - В общем, тебе привет от папы.
   Она замирает, потом отстраняется, неверяще:
   - Что?
   Потом торопливо:
   - Когда, где? Как он?
   Женя, опустив взгляд, уныло:
   - Я ревную.
   Она с невнятным рычанием пополам со смехом начинает колотить его по плечам.
   Он чуть вздрагивает под ударами. Поднимает на неё глаза, в которых - слёзы и море тоскливого восхищения. Он шепчет:
   - Ты такая красивая, когда злишься...
   Она замирает с занесенным кулаком. Смотрит в его глаза, в которых - взгляд брошенной собаки, всё равно обожающей хозяина.
   Она медленно опускает руку и чуть смущённо:
   - Жень, прекрати.
   Он через силу отводит взгляд. Медлит секунду, возвращает его обратно. Почти плачет:
   - Не могу. Мне... мне нестерпимо делить тебя с другим мужчиной.
   Она смотрит на него подозрительно. Потом по её лицу вспыхивает догадка. Она с гневным возмущением:
   - Это ты мне обратку катишь за вопрос про измену, да?
   Его лицо кривиться в плаче, глаза брызгают слезами.
   Он прячет лицо в руках, горбиться, Сотрясаясь в рыданиях, бежит к выходу из кухни. На пороге замирает, не поворачиваясь. Выдавливает глухо:
   - Думай что хочешь...
   Выбегает из кухни.
   Она стоит, растеряно глядя ему вслед. Потом спохватывается, тихо, резко буркает: "Блять, сбежал...". Решительно идёт вслед за ним.
  
   Комната. Диван. Горят лампы.
   На диване, спиной к двери, свернувшись, лежит Женя. Тихонько всхлипывает.
   Входит Тори. Стоит на пороге, глядя не него с неуверенным лицом. Вслушивается во всхлипы.
   Подходит. Садиться на диван. Неуверенно-бодрящим голосом окликает:
   - Же-е-ень.
   Он молча продолжает тихонько плакать.
   Она, возмущённо, с тоном "ты меня утомляешь":
   - Жень, прекрати.
   Он, сквозь всхлипы, едко-обиженно:
   - Что- прекрати? Тебе можно, а мне - нельзя, да? Даже на минутку?
   Она, со вздохом:
   - Ладно. Возвращайся, как наплачешься.
   Встаёт. Идёт к двери. Замирает от того, что он прекратил всхлипывать.
   Женя тихо, еле слышно шепчет:
   - Придурок.
   Она поворачивается, смотрит на него недоумённо-злобно, во взгляде проскакивает "чё сказал?!"
   Он, еле слышно:
   - Я за всю жизнь... всю... за все сотни тысяч часов... только несколько часов ощущал, что я не один. По десятку минут россыпью с детстве... и вот последние пару дней.
   Всхлипывает-вздыхает. Потом буркает злобно-сердитым голосом:
   - Ладно, я сильный, Я справлюсь. Не привыкать.
   Она срывается, бросается на диван. Торопливо подползает к нему и вцепляется в него руками и ногой.
   Чуть слышно шепчет-всхлипывает:
   - Женька, прости дуру...
   Он рывком вперёд рвёт её объятья. Катится, перекатываясь через спину. Останавливается, вжавшись спиной в стену. Смотрит на неё хмуро-внимательно. Она лежит с очень расстроенным лицом, на котором выражение "я люто накосячила и меня не прощают"
   Он бурчит, со смешинкой в голосе:
   - Запомни этот момент и вспоминай его каждый раз, когда тебе в голову надует мысль подать на развод.
   Она неверяще:
   - Что?
   Потом сквозь слезы расстройства пробивается счастливо-злобный смех. Она кидается к нему, утыкается лбом в плечо, обвивает ногами и руками. Пару раз стукает кулаком в плечо. Вцепляется в него и затихает.
   Он, спокойно-скучающе:
   - Мне кажется, что ты слишком глубоко вошла в роль котёнка... - с ноткой брезгливости: - слыш, хвост, ты когти мыл перед тем, как в меня вцепляться?
   Она медлит. Потом расслабляется. Откатывается на спину. Издаёт громкое "уффф". Потом говорит, пытаясь придавить бурлящие эмоции деловой сосредоточенностью:
   - Так, ладно... брейк, тайм-аут, перерыв, пауза, и всё такое... а то я тобой захлебнусь.
   Он, ровно:
   - Окей. Перерыв. Пошли чай пить. Заодно уберём на крыльце.
  
   Кухня. На плите - чайник. Женя моет чашки.
   В кухню входит Тори. В растопыренных пальцах - вазочки с печеньем, вареньем, мёдом.
   Женя бросает на неё взгляд, и продолжает мыть посуду.
   Буркает:
   - Лихо.
   Она замирает. Смотрит на себя. На ней - ничего.
   Он:
   - Только не увлекайся. Эксгибиционизм - он классифицируется как заболевание.
   Она тихо рычит. Ставит вазочки на стол. Потом говорит холодно:
   - Жень...
   Он:
   - Всё. Молчу-молчу, посуду мою.
   Она пристально смотрит, как он особенно тщательно моет ложку. Вздыхает. Выходит из кухни.
  
   Возвращается, одетая в белый сарафан.
   Садиться за стол.
   Женя стоит у плиты. Выключив чайник, поворачивается к столу. Разливает заварку. Разливает по чашкам кипяток. Садиться.
   Она смотрит на него с загадочным выражением лица.
   Окликает осторожно:
   - Жень, так как там папа?
   Он, накладывая в чашку мёд, буднично:
   - Да как обычно. Забился в угол офицерской гостиницы, ощетинился стволами, вызвал подкрепление и злобно хихикает. Счастлив, как слон.
   Она, замерев, смотрит на него с удивлением и недоверчиво. Осторожно:
   - Ну а его-то ты откуда... будто пять лет воевали вместе.
   Он, спокойно:
   - Ну, одна правильная пьянка, которая с глубокими разговорами за жизнь, и плавно перетекающая в перестрелку, может многое.
   Она, чуть напугано:
   - Какая перестрелка?
   Он отхлёбывает чай, ставит чашку, говорит наиграно-несерьёзно-скучающе, тоном "ну это ж старые детские игры":
   - Торь, ну сама подумай: тебя - нет. Что тебе известно - непонятно.
   Она задумчиво опускает взгляд к чашке. Внимательно слушает.
   - Вроде бы - ничего тебе не известно. И может даже, ты уже у шейха в гареме авиадоставкой... Ну вот а вдруг тебе кто-то в порыве злодейской гордости разболтал всё. Как в детском кино. И потом прискакал прынц верхом на белом Мерседесе, откормленном до шестисот килограммов, и спас тебя. И главный злодей сейчас сидит нервно и размышляет - не пора ли рвать когти? Или погодить... и не бросать налаженный бизнес. Так что когда внезапно возникает ниточка к тебе, он бросает своих верных вассалов на захват этой ниточки. Тем более, что хватать и держать в заложниках - это очень привычно. Вот только Папа Саша их встречал не грустный и размазанный от пропажи дочки. А совсем наоборот - весь в предвкушении встречи... ну и я скромно постоял рядышком.
   Она молчит, глядя в чашку. Не поднимая взгляда, спрашивает:
   - Много он навалял?
   Он, грустно:
   - Да не, враги успели ему корочками помахать. - она вскидывает резкий, напугано-злобный взгляд. Он принимает его на кривую ухмылку, договаривает:
   - Так что он так, штаны между ног прострелил двум ряженым.
   Она, медленно:
   - Откуда знаешь, что ряженые?
   Он, со вздохом "что тупишь, дитятко":
   - Нормальные менты не носят запасным стволом ТТ с глушителем.
   Она:
   - Что?
   Он:
   - Тульский-токарев, удлинение ствола, глушак, расширение обоймы на 15 патронов. Ты, помниться, давеча из такого мне грозилась колено пробить.
   Она, мрачно, в чашку:
   - Я не про это... я... - вскидывает на него напугано-настороженный взгляд. Медлит, потом ровным жёстким голосом:
   - А сколько навалял ты?
   Он смотрит на неё, потом еле заметно улыбается уголками губ, и наиграно-мечтательно тянет, глядя её в глаза:
   - Хорошо быть азиатом, исповедующим буддизм. Или ведуизм. Или синтоизм. Или... В общем, любую религию, поддерживающую переселение душ. Можно принять точку зрения, что берёшь кого-то, кому в этой жизни не повезло, и отправляешь его в следующую. Со всяческими пожеланиями удачи не вляпаться и не вступать на кривую дорожку.
   Она чуть поводит головой, по лицу проскакивает "да хватит заливать". Потом неодобрительно жмакает губами, говорит:
   - Ладно... я поняла. Попробую перестать паниковать, что ты - убийца, и что тебя арестуют и посадят. Но чисто удовлетворить любопытство - сколько?
   Он, помедлив:
   - Торька... ты таки паникуешь... - вздыхает, глядя в стол.
   Она, чуть нервно:
   - А что, не надо? У тебя есть государственная лицензия на убийство? Ты - агент нуль-нуль-восемь?
   Он на миг цепенеет. Срывается в хихиканье.
   Она, обиженно-раздражённо:
   - Что смешного?
   Он, миролюбиво:
   - Извини. Агент нули и восьмёрки - это специфическая шутка.
   Она, злобненько:
   - Необъяснимая?
   Он, помедлив:
   - Ну... символ бесконечности знаешь? Восьмёрка на боку? И агент ноль-ноль-восемь можно читать, как агент по обнулению нулей в бесконечность. В общем, ничего особенно смешного... просто неожиданно это - от тебя...
   Она молчит. Потом вздыхает, спокойно говорит:
   - Ладно, агент ноль-ноль-восемь. Так сколько ты навалял?
   Он томно вздыхает, глядя в потолок с глупой улыбкой.
   Потом глядит на неё и с усмешкой перечисляет:
   - Вот конкретно в данном замесе - двое на полянке. Четверо, что пришли за папой и ещё двое в засаде у подъезда.
   Она смотрит на него мрачно-напугано. Он небрежным тоном бывалого военного:
   - И что характерно, у всех восьмерых - тетехи с двурядным магазином, глушаками и бронебойными пулями. Очень напоминает центральное снабжение. Например, из мастерской, которая берёт старые тетехи, стволы семь-ше-два и выпиливает вот такие поделки. Ну и маслята варит.
   Она нервно встаёт. Идёт к окну, закуривает. Через пару торопливых затяжек буркает:
   - Мне счас вот ссыкотно с наркоты? Или просто так?
   Он, помедлив:
   - Тебе сейчас ссыкотно потому, что вот лично тебе... состояние души и воспитание не позволяют валить врагов пачками. Хочется, как папа или я, но в глубине души сидит ебаный стыд, который требует получить сдачи, чтобы всё по честному. Ты убила - тебя убили. Тупо, механически, по честному. - добавляет с легким гневом: - По рыцарски, блядь.
   Она поворачивается к нему. Смотрит на него нервно-злобно. Едко говорит:
   - А ты, значит, не рыцарь? Тебе - можно?
   Он, сделав раздолбайское лицо, глупо улыбается, кивает движениями заводной куклы и приговаривает:
   - Аха-аха.
   Она, злобно:
   - Блядь... ну как же ты меня бесишь, а?
   Он, спокойным, ровным голосом:
   - Изо всех сил.
   Она втыкает сигарету в пепельницу, складывает руки на груди, со сдерживаемым холодным бешенством:
   - Нахуя?
   Он, сделав дебильное мечтательное лицо:
   - Ты ведь такая красивая, когда злишься.
   Она рывком наклоняется к столу, ударом впечатывает в стол ладони и рявкает:
   - Блять! - продолжает орать с бешенством: - Клоун, блядь, тупой! На каком ты спалишся? На десятом? Двадцатом? Полсотом?! Паяц ебаный! Агент, блядь, обнулитель! Ты вообще думаешь, что делаешь, а?!
   Он, скучающе, дебильным тоном:
   -А чо, нада, да?
   Она распрямляется со сдавленным рычанием. Замирает, глядя в потолок. Выдыхает с шипением сквозь стиснутые зубы.
   Потом уныло-безнадёжно:
   - Ладно. Давай завязывать...
   Идёт к выходу с кухни. Он вскакивает. Встаёт в дверях, преграждая ей выход. Смотрит на неё спокойно.
   Она, злобно:
   - Ну что?!
   Он, ровным уверенным голосом:
   - Просто хотел тебе сказать пару вещей. Главное: да, я чудовище и монстр. Сказочный ебаный пиздец. Потому что я не чувствую вины после убийств. Совсем. Просто полагаю, что так вот сложилась его судьба - перейти в следующую жизнь. Пару раз на меня чуток поднаваливалось, что наверное, можно было по-другому. Но я уже умею стряхивать эти загрузы. И просто идти дальше. Так что... я не оставляю следствию улик.
   Она отходит на шаг. Машинально, не отрывая от него взгляд, нащупывает табурет. Садиться.
   Он, скрестив руки на груди, и прислонившись в косяк, продолжает, добавив нотку таинственности:
   - А ещё... я умею прокачивать людей. Очень быстро прокачивать людей на тактический расклад. Например, я чётко знаю, что не смогу передумать Василича. И с ним надо очень непрофессионально извращаться. Типа надувать воздушный шарик ядом. Ещё я не возьмусь потанцевать против твоего папы в два на два ствола. Ибо бесполезно. Расстреляем всё в молоко и пойдём в рукопашку. Где он меня просто задавит массой. Ну или я обгоню на ножичках. На пулемётах или снайперках я с ним даже связываться не буду. Не говоря уже об самоварах или граниках, где я чуть больше, чем лох. У тебя через пару лет лютых тренировок появиться шанс уделать меня на ножичках. За счёт догона меня по скорости и перегона по гибкости... ну и так далее.
   Она, медленно, чуть рассеяно:
   - Я... заебалась уже спрашивать... но может, почти жене-то ответишь: ты кто - ликвидатор КГБ?
   Он тыкает в неё пальцем, и говорит одобрительно-восторженно:
   - Во! С чуйкой у тебя всё отлично!
   Она, с истерическим смешком:
   - Чё, правда?
   Он, сложив руки за спиной и скромно потупясь:
   - Ну, не совсем ликвидатор... так, мальчик на побегушках широкого профиля... был когда-то.
   Она пару раз хихикает. Потом резко прерывается. Шумно выдыхает вздох облегчения.
   Говорит:
   - Тебе сразу сложно было ответить, да?
   Он, очень неважным голоском:
   - А я тебе ничего не говорил. И твоя догадка... сильно не полная.
   Она встаёт, подходит к нему. Утыкается лбом в плечо.
   Неуверенно кладёт руки на плечи.
   Тихо шепчет:
   - У меня ведь точно не глюки, а? Я ж мечтала... когда-то... за офицера КГБ. И о тебе... вот таком... как я... с шизой по полу...
   Он, со смешком:
   - Обломись. Я не офицер.
   Она, отстранившись, со смехом:
   - Что? ... это чё, я тебя старше по званию?
   Он:
   - Типа того. - добавляет уныло: - но тут я комендант. И потому - пошли уже спать, а?
   Она медлит, потом вздыхает, тихонько просит:
   - Жень, только давай... просто спать, а?
   Он:
   - Ага. И я о том же.
   Она отстраняется. Смотрит на него подозрительно. Он буркает:
   - А то захлебнёшься. И вообще я - в душ.
   Выкручивается, выходит из кухни.
  
   Ночь, комната. Свет фонарей в окно.
   В комнату входит Женя. Еле слышно скользит к дивану. На диване ближе к стенке под одеялом на боку лицом к двери лежит Тори.
   Женя тихонечко ложиться. Она открывает глаза. Приглашающее приподнимает одеяло. Он заползает, Ложиться на спину. Она наползает на него. Замирают, устроившись.
   Она, тихонько:
   - Жень
   - А?
   - А как мы дальше-то? Ну, с войнушкой этой.
   Он, помедлив:
   - Не знаю пока детали, но я ещё чуть-чуть повыбью пехоту, вычислим штаб, арестуем и посадим. Показательно и шумно.
   Она:
   - Ладно... спокойной ночи... муж мой.
   Он, помедлив:
   - Спокойной ночи, жена.
  
   Ночь, фонарь освещает настил-пристань.
   По настилу идёт Василич. Подходит к одной из лодок. Спускается в лодку. Поднимает носовое сиденье. Смотрит на рюкзачок в ящике под сиденьем. К рюкзачку приколота бумажка, на которой корявым подчерком написано:
   "Цветочками ещё пахнет? Табуном топтали..."
   Василич осторожно берёт рюкзак. Осторожно коротко нюхает.
   Потом ставит рюкзак на дно лодки, открывает. Смотрит внутрь. Коротко зло ругается:
   - Блять... дед мороз херов.
   Завязывает рюкзак, подхватывает, уносит с пристани.
  
   Утро. Кухня.
   На плите тихо, не медленном огне кипит чайник.
   На столе - открытая коробочка с кольцом. Перед коробочкой неподвижно, с приоткрытым ртом сидит Тори, смотрит в коробочку. Входит Женя.
   Женя:
   - Доброе утро.
   Тори, возвращаясь в реальность, вздрагивает, поворачивает на него голову.
   Женя:
   - Доброе утро.
   Тори медленно, очень аккуратно касается коробочки, поворачивает к Жене. Убирает руки.
   Ровным голосом, под которым спрятаны эмоции, спрашивает:
   - Это - что?
   В коробочке - кольцо: переливчатые узоры мокуме, сложенного из очень черного, ярко-белого и серовато-синего. Из выточенных извивов формы выплывает короткое, на восемь миллиметров, чуть изогнутое лезвие чёрного цвета. На вершины треугольника от клинка из узоров вырастают плавные лепестки упоров под пальцы - синий и белый. Кольцо - в возрастной патине микроцарапинок, на клинке заметны следы заточки.
   Женя, выключает чайник. Достаёт из шкафчика огромную джеву, жестянку с кофе. Отвечает в процессе:
   - Прости, под заказ делать было некогда, схватил готовое. Ты кофе пьёшь?
   Тори делает вдох-выдох. Говорит:
   - Кофе - буду. И ещё... знаешь...
   Женя прерывает, наливая в джеву с порошком кипяток.
   - Знаю. Расскажу за кофе. Руки - мыла?
   Тори, повисев с открытым ртом, буркает:
   - И даже зубы почистила, спасибо, что захватил мыльно-рыльные. А что ты делаешь?
   Женя, подняв джеву, потряхивает её и отвешивает ей щелбаны. Отвечает:
   - Пытаюсь изобразить кофе по караванному. Делается на ходу на спине верблюда. Джева, чёрная, греться на солнце и парой зеркал. Затем засыпать порошок, и некоторое время джева бултыхается от шагов и вибрирует от постукиваний палкой погонщика. Типа заряжается бодростью. Оригинал варят на вине, и подают с молоком верблюжицы и мёдом. Но мы, мой прекрасный цветок, применим благословенный сок из титек священного животного.
   Тори смотрит на Женю, на лице смесь восторга девочки от сказки и взрослой, которая скептически относиться к обману.
   Женя ставит джеву на плиту, открывает холодильник, ставит на стол молоко, вазу мёда.
   Выставляет на стол кружки, кладёт ложки.
   Наливает в чашки кофе, наливает молоко, накладывая мёд, говорит певучим голосом сказочника:
   - Сначала - молоко. Потом мёд, чтобы не жар не отнял силу мёда разгонять по телу кровь и выметать из уголков лишнее.
   Размешивает. Подвигает Тори её кружку. Садиться. Пьёт.
   Она, помедлив, берёт кружку, пьёт.
   Осторожно буркает:
   - Кофе как кофе.
   Женя:
   - О, роса глаз моих, данная жидкость не для услады сосцов твоего языка, но для возрадования разума и живота.
   Тори, с улыбкой, ворчливо:
   - Забыл возблагодарить Аллаха
   Женя замирает, смотрит на неё чуть напугано. Потом чуть напугано:
   - Ты не принимала ль ислам?
   Она:
   - Ты чё? Нет, конечно.
   Он бурчит:
   - Ну, кто тя знает... хотя жаль, жаль... хотя - нафиг, сложно.
   Замолкает, прячась за кружкой.
   Она, подозрительно-наиграно:
   - Почему жаль? И что сложно?
   Он, помедлив, поёт:
   - Хотя, конечно, как ни смотри...
   Она, машинально:
   - Тёщи тоже три...
   Опускает взгляд на кольцо. Потом хихикает, поднимает взгляд. Женя смотрит настороженно, чуть виновато. Она:
   - Жень, я... - улыбается - я НЕ теряла маму, если коротко. Мозгами я знаю, что мама разменяла свою жизнь на мою. Но... я росла дочкой гарнизона... с огромной кучей тётушек, которые всегда находили пару ласковых слов и что-нибудь вкусненького - задумывается, опустив взгляд. - Кстати, до сих пор не знаю, с кем жил папа... наверное, всё же жил ведь с кем-то...
   Женя буркает:
   - Могу предположить, что у него была тайная любовница в городе, из местных. Которой он сливал дезинформацию. Поскольку знал, что она шпионит на врагов.
   Тори:
   - Почему?
   Женя:
   - Потому что в гарнизоне все нормальные бабы были уже пристроены. А ненормальных ему не надо. Плюс политруки, которые воевали на базе, зарабатывая ордена делами о разложении. А бегать в город без согласования с контрразведкой - чревато. Так что - рапорт о личном контакте со шпионом противника, согласование канала сдачи дезинформации и вперёд совмещать полезное с приятным. С сочинением фантастических рапортов, о чем она расспрашивала в постели.
   Тори молчит. Потом вздыхает, тихонько шепчет:
   - Мда... вот тут я начинаю... опасаться, что я одна баба на двух мужиков... кстати... ладно, потом. Так... - тыкает пальцем в кольцо - ...ЧТО это? Вот честно, - говорит тоном мечтательной девочки: - утром как открыла - так и сидела... не отрываясь и боясь потрогать. Потому что вот оно... - кивает на кольцо, медлит - ... всё сказанное тобой - слова, которые улетели. А это - кусок сказки. Материальный. Вещь, которой не бывает. Но... лопну я от любопытства, что это. Хотя бы - из чего это?
   Женя, помедлив, с паузами подбора формулировок:
   - По мнению экспертов, это... с моим вместе - боевая пара колец древней Индии. Ныне боевые кольца в ходу на Кавказе и в Японии. Но эти нашли... в Индии. На указательном и на мизинце...
   Он замолкает, глядя в пространство перед собой. Тихо, медленно, гулко-певуче:
   - Они думают, что это - боевая пара закрыть руку сверху-снизу... но это обручальные кольца. Второе снято с трупа жены. А своё переодето с безымянного на вторую фалангу указательного в знак того, что более не муж, но мститель. Кольца - кованы из осмий-иридиевого сплава, белого золота и синего золота. Как - знает только мастер... думаю, подбор сплава для равномерной ковкости на чутье металла.
   Женя замолкает потом встряхивается, бросает взгляд на кольцо. Отрывает взгляд, весело-небрежно бросает:
   - Так, купил по случаю на аукционе... почти.
   Тори, растеряно:
   - Что - почти?
   Женя:
   - Почти аукционе. Не выставлялись. Организатор предпочёл продать заранее за обговоренную цену.
   Тори:
   - И почём?
   Женя:
   - Не скажу. Ни за что и никогда. - возмущённо: - Да за кого ты меня держишь, говорить тебе, почём обручальное кольцо?
   Тори, растеряно:
   - А-а-а... а можно вот такой вопрос: если я притащу его к экспертам, и они, проверив его, назовут цифру, какая это будет цифра?
   Женя молчит, с мрачным лицом попивает кофе.
   Тори:
   - Же-е-е-ень...
   Он продолжает мрачно смотреть в никуда. Она вздыхает, потом чуть виноватым голосом:
   - Жень, прости... на самом деле, я просто стесняюсь спросить в лоб.
   Он поднимает взгляд на неё. Она решительно вздыхает и говорит:
   - На что я буду жить, пока буду сидеть в декрете? Ну и далее.
   Он сидит, глядя на неё всё ещё мрачно. Потом холодно бурчит:
   - Хорошая попытка. Однако, всё-таки это не тот вопрос.
   Она хмуриться. Опускает взгляд. Потом говорит тихо:
   - Ладно. На самом деле... вопрос даже не в том, сколько у тебя денег. А ... в том, что именно с тобой... и со мной может произойти из-за этих денег.
   Он хмыкает. Она поднимает на него нахмуренный взгляд. Замирает, потому что он смотрит на неё с огромным восхищением во взгляде.
   Она, смущённо-растеряно:
   - Что?
   Он, улыбаясь:
   - Так, сижу, восхищаюсь тобой вообще и твоей чуйкой в частности.
   Она:
   - Э-э-э... спасибо, ты тоже ничего. - он начинает беззвучно хихикать, она: - но всё же конкретней и ближе к моему вопросу?
   Он, прервав хихики:
   - Моих личных... непосильным... побегушно-ликвидаторским трудом заработанных, хватит тебе и ребёнку на пять лет. Это если квартиру не в центре Москвы, а на окраине... Новгорода или какого-нибудь Балагое. Проблема, как ты, солнышко, почуяла, в том, что на мне подвисли ещё не совсем мои деньги. Аж три штуки кучек... очень уж мне не хотелось брать первую... ну и сработал закон подлости. Прости, я не скажу, сколько в этих кучках... э-э-э... совсем, пожалуй, не скажу. Скажу о проблемах: первую кучку, про которую знают, сколько, потеряли. И просто ищут. Уже отчаялись найти, и потому с ней всё просто... не считая моих личных переживаний о том, куда её деть. Те, кому я хотел бы её отдать, брать ЭТИ деньги не хотят. И мне просто надо придумать, как и куда деть эти деньги, чтобы хоть как-то этим людям помочь, а они не совсем поняли, что я им помог. Ну и дров не наломать в процессе. Вторая кучка - очень заковыристая. Её потеряли недавно и... в общем, её ищут, но никто не знает, сколько там. Я знаю, кому её надо бы отдать. Но ещё я точно знаю, что эти люди попытаются вытрясти из меня всё, до донышка. Потому что без долгих, нудных допросов не поверят, что я ничего себе не оставил. И ещё я не уверен, что им надо возвращать эти деньги сейчас. Они сейчас сами не знают, что хотят и куда тратить. Скорей всего, просто разворуют... и на меня же свалят. Ну а третья кучка - очень... смешная, милая, маленькая. Я случайно попал в перестрелку ради этой кучки... и оказался единственным выжившим... точней, стоящим на ногах. И сделал вид, что у противников тоже кто-то ушёл. Противник знает, что нет. Вот только в перестрелке было трое противников, и они друг другу все трое не верят.
   Тори, азартно:
   - Милиция и две банды?
   Женя, холодно, спокойно:
   - Я этого не говорил... и даже ты этого не думала...
   Тори, чуть удивлённо:
   - Ладно... а почему?
   Женя:
   - Представь, что одну банду зовут... хм... ну, наверное... пусть будет... Хозяйственно-ФИНАНСОВОЕ управление КГБ, а другую - Контрразведка Штаба ВМФ. А милиция - так... приехала собирать тела и оружие... и вещи. Прониклась ли?
   Тори, чуть наиграно-испугано:
   - Ой.
   Женя, вставая, и подхватывая пустые кружки:
   - Так что... - идёт к раковине, - ты, солнышко, смотришь меня... и видишь... это хорошо... - включает воду, - ... люблю тебя сильно.
   Тори ошалело глядит на спину Жени, моющего посуду. Хихикает, мечтательно говорит:
   - Ты правда ЛЮБИШЬ мыть посуду?
   Он:
   - А так же стирать, готовить и убираться. Не люблю... - он обрывает.
   Тори, помедлив, завершает:
   - Гладить. Потому что гладить люблю я...
   Он, выключив воду, ставит кружки в сушилку. Поворачивается. Скрещивает руки, опирается попой об раковину. Кивает на кольцо, добродушно буркает:
   - Примерь уже, что ли.
   Она медлит. Потом осторожно достаёт кольцо. Пару секунд крутит в пальцах, ощупывая его. Потом осторожно одевает на палец. Встряхивает рукой, сжимает кулак, смотрит на торчащий из пальца шип. Потом, помедлив, переворачивает кольцо шипом внутрь. Смотрит внутрь ладони. Потом медленно, аккуратно хлопает основаниями пальцев по пятке второй ладони. Ойкает. Растеряно смотрит на проступающее пятнышко крови на ладони.
   Буркает:
   - Фигасе...
   Женя медленно, заторможено подходит к ней, падает на колени. Берёт её ладонь, слизывает кровь. Сидит, замерев и закрыв глаза. Она смотрит на него с долькой удивления, через которое проступает чувство понимания.
   Он, тихо, гулко, с певучим акцентом:
   - Порожилай разе...
   Замолкает, открывает глаза. Смотрит на Торьку. Она замирает - в его глазах затухает какая-то огромная застарелая светлая боль. Он, весело:
   - Ну, хай нам хватит везения и паранойи не так, как прошлым... НОСИТЕЛЯМ этих колец.
   Тори медлит. Потом медленно, задумчиво:
   - Жень, а вот тут ты мне ничего не хочешь рассказать?
   Он вскакивает, идёт к окну, закуривает. Потом смотрит на неё с хохотом в глазах и весело говорит:
   - Ну, вот представь, что ты можешь слышать мысли вещей... не слова, а напрямки. Надёжность дома и его уют... или неприятие плохих гостей. Злобную кровожадность или работяжную надёжную ворчливость ножей. И так далее. Ну, у кого они есть, эти самые чувства. Что тебе говорит... - кивает на кольцо.
   Тори неуверенно смотрит на кольцо. Потом закрывает глаза, снимает кольцо, крутит на указательном пальце. Кольцо то и дело замирает в хвате большого и среднего пальцев, будто нож, который мастер гоняет в руке разными хватами.
   Тори, медленно:
   - Мне слышится... что оно... шлёт нахрен всю фигню, которая может помешать ребёнку... внутри. Это - щит... от сглаза... и ещё... какое-то... ага... сначала очень грустно и одиноко, что нет никого, кому помочь... почти смерть от бесполезности... потом новое... ой...
   Распахивает глаза, смотрит на Женю шокированным взглядом, тихо кричит от паники и удивления:
   - ЖЕНЯ, БЛЯДЬ, КАК Я ЭТО ДЕЛАЮ?!!!
   Он, скучающе:
   - Ну, просто делаешь. Чтение вещей всего пару сотен лет назад было нормальным, обычным навыком витязей... не мужиков с сабельками, а нормальных вояк. Тем более - живых вещей, которые кому надо сами громко орут.
   Тори, помедлив, бурчит:
   - Угу... сами... после того, как... - с сарказмом, - ВОЗВРАЩАЕТЬСЯ хозяин и вдувает новую жизнь... доложив свойство... даже не знаю, как сказать.
   Женя, ровно, тяжко:
   - Лютого отяготителя кармы за вред беременной. Кто причинит вред - будет... - он бросает взгляд в пол, голосом, полным жуткой ненависти, тихо шепчет: - ПРОКЛЯТ СТРАДАТЬ САМОЙ ЛЮТОЙ ДЛЯ СЕБЯ БОЛЬЮ... нищенство для торговца... мальчик для шудр-мужеложцев - витязю... - его лицо плавится в маску безумного веселья бойца, выходящего в безнадёжный бой, он шипит сквозь стиснутые зубы: - и стирание из памяти мира всех деяний - асу.
   Женя замолкает... сидит, глядя внутрь, где перед взором - ТОТ САМЫЙ враг.
   Тори смотрит на него.. по лице скользят чувства... страх его ярости и непонимания её. Потом - понимание, и такая же ярость... с готовностью встать рядом. Потом - вспышка озарения, широко распахивающая глаза и приоткрывающая рот.
   Тори хватает кольцо, сдёргивает его с пальца, замахивается отбросить от себя. Замирает. Медленно опускает руку. Медлит. Надевает кольцо обратно на указательный палец. Тихо шепчет:
   - Как в сказке, блять...
   - Ага. - подхватывает Женя, глядя на неё. В его взгляде затухает боевая безумная ярость.
   Она, помедлив, хмуро, собираясь с мыслями:
   - Ты... кольцо... - потом вздыхает, говорит, покручивая кольцо на указательном пальце: - я ещё там прочитала, что ты - хозяин, который вернулся и дал вторую попытку. И мне... чё-то мне как-то... честно говоря... не хочется в эту сказку... играть твою прошлую жену... и соучаствовать в исправлении твоих ошибок...
   Он криво улыбается. Встаёт, закуривает. Смотрит на неё хитро-весело. Говорит с насмешкой мудрого взрослого над подростком:
   - Во первых... Торька, чудовище моё белобрысое... я ж говорил, что внутри могу побыть ВСЕМ. От зайчика, до дракона. Так что вслушаться в грустную, брошенную охранную собачку и побыть её хозяином... да фигня вопрос.
   Она смотрит на него, светлея лицом. Он затягивается с хитрым прищуром, и добавляет с хитринкой в голосе:
   - А во вторых... ну, предположив, что в исторических глубинах души, я - Женечка, а ты - Витёк, вот оно - тыкает в кольцо, было МОЁ кольцо.
   Лицо Тори плывёт в гримасу шока. Женя добивает:
   - И если бы чё, то мы бы исправляли ТВОИ косяки по провалу защиты жены.
   Она сидит, охуевше пялясь на кольцо.
   Он, со смешком:
   - Так что нахуй... не парься... ТОРЬКА, БЛЯДЬ!
   Она вздрагивает, поднимает на него взгляд. Он, глядя её в глаза, очень чётко забивает в неё слова-мысли:
   - ТЕБЯ! ТАМ! Не было. И МЕНЯ там тоже не было. МЫ с тобой никому ничего не должны. ВОТ ЭТО - кивает на кольцо, - просто прикольная живая штуковина, которой хочется... как собачке, всё-таки принести пользу хозяйке. А мы можем - чисто по приколу, - натянуть игровые роли этих хозяев. Но, блять нахуй через жопу в ноздри чтоб сморкаться не забывала, не падай в роль, а? Это - ТВОЯ сторожевая собачка. В смысле, ТЫ владеешь ею, а не она тобой. АГА?
   Тори смотрит на него с улыбкой. Кивает. Опускает взгляд на кольцо.
   Он:
   - А теперь пусть она скажет тебе тяф и повиляет хвостиком.
   Она:
   - А... ага.
   Он, туша сигарету:
   - Ну вот. Владей. А я побежал... а то заболтался.
   Он идёт к двери. Она окликает:
   - Жень.
   Он встаёт в дверях, смотрит на неё вопросительно.
   Она:
   - Знаешь...
   Встаёт. Подходит к нему, обнимает, втыкается лбом в плечо. Шепчет:
   - Я понимаю, что ты - сказочное чудовище и ничего попроще мне подарить не мог... и - спасибо тебе. Ведь на самом деле... как с чужой сторожевой собакой... брошенной... которой больно, грустно и на всех гавкать хочется. Сначала - страшно, потом... вот сейчас... такой мурлык счастья от него идёт. Но... я точно не баба... короче, не надо мне делать подарки часто, ладно? Ну, таких... от всей твоей души. По мелочи - можно. Ну, там пироженку или набор фломастеров.
   Он, в тон:
   - Угу. Новую шубку, машинку... обновить модель, квартирку на пару комнат побольше, а то вещи хранить негде.
   Она весело рычит, кусает его за ухо.
   Он, возмущенно:
   - Ей! Ей! Коте белобрысое. Стоять! А то... начну сдачи давать, останусь дома и сегодня никого не убью.
   Она замирает. Вздыхает. С серьёзным лицом отшагивает от него.
   Поднимает руку с кольцом, гладит его, говорит:
   - Ладно, иди. Но к вечеру чтоб был дома!
   Он поворачивается, идёт по коридору, заходит в комнату напротив той, где диван. На ходу кричит:
   - Кстати, о мелочах... Тут в прихожей - пакетик. Зазови Василича чай пить, масло лить, железяки крутить. Шкафчик с маслом у нас в подвале. Ключи от шкафчика - внутри выключателя света на подвал.
   Она стоит, глядит в коридор с глупо-мечтательной улыбкой.
  
   Калитка дачного дома. У калитки стоит Тори, смотрит вдоль по улице. В сотне метров - Женя, подходит к домику охраны на входе в посёлок.
   Из домика выходит Василич, идёт Жене навстречу со злобным лицом. Сходу бьёт Женю в ухо открытой ладонью. Женя, напружинивается, скручивается, принимает удар на подбородок. От удара теряет равновесие и падает на землю.
   Василич стоит, потряхивая рукой и, судя по выражению лица - ругаясь. Женя сидит, обижено сгорбившись.
   Василич, закончив ругаться, протягивает руку. Женя сидит, игнорируя. Василич присаживается на корточки. Несколько секунд говорят. Потом жмут друг другу руки. Одновременно встают.
   Женя махает рукой в сторону Тори. Василич смотрит на неё, махает рукой. Она махает в ответ и с улыбкой буркает:
   - Клоуны...
   Женя говорит Василичу ещё что-то. Он хмуро смотрит на Женю. Потом бросает взгляд на часы. Женя с небольшой задержкой - бросает взгляд на свои. Кивают. Расходятся.
   Тори:
   - Ну, точно клоуны.
   Василич, посмотрев Жене в спину, поворачивается к Тори, тыкает ладонью в себя, в неё, тыкает в часы. Потом поднимает руку и тщательно показывает указательный палец.
   Вика, помедлив, показывает один палец, потом выдаёт танковые флажковые сигналы "заводи", "начать движение", "ко мне".
   Василич показывает над головой руки, сцепленные в знаке "дружба". Тори отвечает ими же. Василич поворачивается, идёт к дому.
   Тори с радостной улыбкой буркает:
   - И я клоун.
  
   Квартира с высокими потолками и большими комнатами. Старая, дорогая мебель. Лязгают замки тяжёлой двери, обшитой красным деревом. Дверь медленно, тяжело открывается. На пороге стоит Женя в тёмных очках, кепке, джинсах, майке.
   Женя стоит пару секунд, потом хмыкает, снимает очки, входит внутрь.
   Закрывает дверь, снимает обувь, берёт в руку рюкзачок и идёт по коридору.
  
   Комната, окна закрыты тяжёлыми шторами. Слабо долетают звуки плотного движения машин. Вдоль стены - книжные полки, забиты учебниками и справочниками. Другая стена - один цельный шкаф из дверок, дверей и ящиков.
   Посредине комнаты - столик, три глубоких, массивных кресла. На столике - чашка чаю с блюдцем. В кресле спиной к двери сидит сухая пожилая женщина. Волосы - седые, глаза - тускло-зелёные, восточного разреза. Черты лица - средние между восточными и европейскими.
   Женя, войдя в комнату, идёт к шкафу. На ходу бросает:
   - Привет, ба.
   Женщина, очень сухо:
   - Евгений, поздоровайся со старшим нормально.
   Он замирает, потом поворачивается, встаёт смирно, рявкает:
   - Здравия желаю, товарищ майор резерва государственной безопасности!
   Поворачивается, открывает ящик, открывает рюкзак.
   Женщина сидит, окаменев в приступе ярости.
   Женя кладёт из ящика в рюкзак рубашку. Закрывает ящик, открывает соседний, достаёт галстук. Кладёт в рюкзак. Шагает к дверкам одёжного шкафа.
   Женщина, резко:
   - Женя!
   Он встаёт, поворачивается к ней с легкой ухмылкой. Спрашивает:
   - Что?
   Она кивает на кресло, давяще говорит:
   - Нам надо СЕРЬЁЗНО поговорить.
   Он, со смехом в голосе:
   - Конечно, нам надо ОЧЕНЬ серьёзно поговорить!
   Резко распахивает дверки шкафа. Смотрит на пожилого корейца, стоящего в шкафу. Говорит на английском:
   - Здравствуйте, господин Лан. Как поживают ваши племянницы? Хороший ли урожай планируете в этом году?
   Снимает с вешалки костюм на вешалке, отходит от шкафа.
   Лан смотрит на женщину. Дожидается её кивка, выходит из шкафа. Встаёт рядом со шкафом, скрестив руки за спиной.
   Женя, запихивая костюм в рюкзак, на английском, очень участливым голосом:
   - Простите, господин Лан... у вас что-то случилось, что вам неудобно сейчас разговаривать?
   Лан, помедлив, неуверенно:
   - Спасибо, Гуй-тян, племянницы чувствуют себя хорошо, полагаю, в этом году им можно доверить сбор урожая с теплиц... пока я в отъезде за семенами особо редких тибетских трав. А как вы?
   Женя невнятно ругается, опускает рюкзак на пол, распрямляется, вытаскивая из рюкзака руку. В руке - ТТ с глушителем. В два плавных шага разрывает дистанцию с Ланом, и чуть поворачивается, чтобы держать на прицеле и Лана и женщину. Резко приседает в сторону, одновременно доворачивая ствол на женщину.
   Глухо стукает сталь, впиваясь в дерево, кашляет глушитель и лязгает затвор, глухо стукает об шкаф гильза.
   Лан стоит, не шевелясь, глядя на ствол пистолета. Ствол смотрит ему в пах.
   Женщина сидит, с шокированным лицом, зажимая левой ладонью правое плече.
   Лан поворачивается к женщине, вопросительно:
   - Госпожа Тян?
   Она молча смотрит, как Женя отскальзывает к шкафу, выдёргивает из шкафа метательную иглу. Не отрывая взгляда от Тян, с улыбочкой нюхает кончик иглы, измазанный густой коричневой жидкостью. Качает головой, кидает иглу на стол. С холодной улыбочкой цедит:
   - Две оставшихся и пистолет положи туда же.
   Тян:
   - Не могу. Я ранена.
   Женя хихикает, говорит:
   - Очень, очень страшная рана. Ладошку-то убери... - угрожающе: - НУ!
   Тян отводит ладошку от раны. Видна рука с чуть порванным рукавом платья. Крови - нет.
   Женя, расплываясь в улыбке:
   - Я добрый. Я сначала ластиком кидаюсь. Ношу с собой запасец на случай если кому совесть жмёт.
   Лан делает плавное движение повернуться к двери. Замирает от дрыга ствола. Женя, холодным скучным голосом на английском:
   - Сегодня ластик только в первом патроне, травник Лан. Показать, что это не зажигалка и я умею ей пользоваться.
   Тян, добродушно-сварливо, ввинчивая в глосс очень проникновенное ожидание ответа:
   - И когда научился-то?
   Женя, чуть помедлив, приподняв глаза и с улыбочкой вчувствуясь в прущее от Тян желание ответа:
   - Ой, ба... ну когда ж мне учиться то было! Так, нахватался по верхам из кино разных про ковбоев... - холодным голосом: - ты, кстати, иголочки-то с пистиком положи на стол. А то...
   Женя замирает, прислушиваясь, потом хихикает, смотрит на Лана вопросительно. Ствол пистолета смотрит в лоб Тян. Женя, просительно:
   - Ну ба-а-а-а... ну пажа-а-алуйста... а то счас девушка красивая появиться, а я занят удержанием тебя на прицеле, как самое опасное... и я, конечно, надеюсь, что ты по простенькому покатишь, на левую руку и я аккуратно перебью правую ключицу. Но вдруг начнёшь мудрить, и прилетит под левую? А я как-то стесняюсь шить аорту швейным набором и кухонным ножом. Так что ПОЖАЛУЙСТА...
   Тян, помедлив, хмыкает, и не спеша выкладывает на стол две иглы, прятавшиеся на предплечье левой руки и пистолет, лежавший в кресле за спиной.
   Женя, добродушно:
   - Ножик на правой, так и быть - оставь. Не могу я ж совсем раздевать бабушку... Вот то ли дело... - смотрит на Лана, говорит ан английском: - кстати, господин Лан, там - кто? Надеюсь, не тётушка Лан? Я искренне люблю её мясные колобки, но...
   Женя кричит в коридор по-английски:
   - Моя медовая паутинка, покажись-ка.
   В коридоре слышен приглушённый лязг. Цоканье каблучков по полу. В дверном проёме появляется стройная азиатская девушка. На ней - чёрное тонкое нижнее бельё, через лифчик просвечивают соски, чулки с поясом, прозрачный пеньюар. Сложная причёска, открывающая шею и серьги в ушах. На шее - колье в тон серьгам. На лице - косметика. На ногах - туфельки с толстой подошвой и высоким каблуком. Руки стеснительно сложены за спиной. Встав в дверях, смотрит ан Женю стеснительно склонив голову, резкими энергичными движениями переминается с ноги на ногу.
   Женя, проходиться по ней взглядом снизу вверх. Бурчит:
   - Мрачноватенько, конечно... но ничего, мне нравиться. - командует: - Раздевайся!
   Она, замерев, возмущённо:
   - Что?!
   Он, грубым голосом:
   - Говорю, снимай всё с себя нахрен, складывай ОБРАТНО в пакет и съёбывай отсюда! - добавляет спокойным голосом: - Так вот понятней, или у меня всё ещё плохой американский? Бижутерию можешь оставить... хотя, у тебя же уши не проколоты вроде, да? Это клипсы? Тогда и бижу.
   Девушка стоит, растеряно глядит на Женю, на Лана, на Тян. Снова на Женю.
   Женя рассматривает девушку, потом смотрит на Лана, бурчит, тыкая в девушку пальцем:
   - Как-то... неудачно она одета. Даже выстрелить некуда, чтобы тряпочки не попортить. Ну, разве что попробовать уложить пулю по касательной в макушку, но с это причёской боюсь промазать. И потому на всякий случай возьму пониже. Если что все претензии - к визажисту.
   Женя поднимает пистолет к глазам, целиться ей выше лба, командует:
   -Замри!
   Лан тихо кричит:
   - Стой! - поворачивается к девушке, командует: - Снимай.
   Она, помедлив, начинает торопливо раздеваться. Раздевшись, выходит в коридор. Женя бодро кричит:
   - Пулемёт свой не забудь!
  
   Через минутку девушка возвращается. Волосы распущены, одета в платье и туфли. В руках - пакет. Складывает вещи в пакет, кладёт у двери. Коротко кланяется Лану. Выходит из комнаты. Хлопает дверь.
   Женя переводит взгляд на Лана.
   Тян, из кресла, очень важным таинственным голосом, с интонациями мудрого старца, по-английски:
   - Гуй, ты ОЧЕНЬ много не знаешь про свою семью.
   Женя, холодно, по-русски:
   - Я в России и меня зовут Женя Колобков.
   Тян сцепляет зубы, сидит с каменным лицом.
   Женя, глядя на Лана:
   - Травник Лан, я полагаю, вам тоже лучше выйти.
   Тян шипит в бешенстве:
   - Он - останется! У меня нет от него секретов!
   Женя, скучающе:
   - А у меня - есть.
   Тян, помедлив, цедит по-корейски:
   - Лан, будь бдителен. И помни о долге.
   Женя замирает. Его взгляд падает в пространство перед ним. Лан начинает делать незаметный маленький шажок вперёд. Замирает, когда ствол, чуть шевельнувшись, нацеливается ему в живот. Женя, не прекращая смотреть куда-то, скользящими шагами отходит в угол. Стоит там пяток секунд, глядя перед собой. Потом чуть морщиться. Поднимает на Лана спокойный, властный взгляд. Перецеливает пистолет на Тян.
   Медленно говорит на немного архаичном корявом корейском:
   - Господин Лан, не вопрошу, кто ныне старший мужчина в сией семье. Только ведать хотел бы, ваши действия, ежели ныне прямо я стрельну. В голову.
   Тян и Лан, напряжённо замершие при звуках корейского, стоят так несколько секунд. Переглядываются. Лан, осторожно подбирая слова, на корейском:
   - Я полагаю, мастер Гуй, что у моей семьи с Вами состоится сложная беседа. Мы будем очень, очень тщательно выяснять, были ли у Вас основания поступить только так и именно так. Или же это была... простите, подростковая несдержанность. А, возможно, и кровавое безумие... - Лан замолкает, Женя подхватывает с легкой усмешкой:
   - Ребёнка, чей разум захватил демон войны.
   Женя выходит из угла, опуская пистолет. Подходит к столу, отодвигает кресло, садиться, положив руку с пистолетом на колено. Потом говорит на корейском:
   - Дядюшка Лан, можешь остаться. Но... мне будет жаль... твои племянницы, боюсь, пока не переняли от тебя всё мастерство травника... а моя с бабушкой беседа может пойти так, что ей придётся тебя убить.
   Тян хмуро:
   - Я не много ли ты себе...?
   Женя медлит, потом смотрит Лану в глаза, бросает короткую улыбку. Потом немного меняет позу, тянется к виску, высвобождает прядку волос. Начинает очень женским движением крутить её на пальце.
   Лан чуть презрительно жмакает губами. Женя, рассеянным певучим тонким голосом, по-корейски:
   - Дядюшка Лан... тут... одной подруге приснился странный сон... - Лан каменеет, Женя стреляет в него глазками, стеснительно опускает в пол и продолжает: - Ей приснился мокрый дракон, который летел через радугу...
   Тян и Лан сверлят Женю очень напряжёнными взглядами. Женя, по-английски:
   - Ну, она уверена, что там ещё было что-то пахучее, но у неё был насморк. И она пялилась на дракона и не стала смотреть, чем воняет.
   Женя делает паузу. Меняет позу, складывает руки на колене. Тыкает в пакет у двери, грубо брякает:
   - Классные тряпки.
   Женя замолкает. Тян и Лан очень напряженно, шокировано молчат, окаменев. Женя смотрит на Тян, говорит по-русски:
   - Спасибо за подарок, ба. Но мне кажется, что на блондинке оно будет смотреться мрачноватенько.
   Переводит взгляд на Лана. Кидает взгляд на дверь, возвращает на Лана, вопросительно склоняет голову. Лан медлит, глядя в пол перед собой.
   Бросает быстрый взгляд на Тян. Та сидит неподвижно, глядя в стол перед собой. Лан поворачивается, идёт к двери. У двери останавливается, поворачивается, говорит по-английски:
   - Знаете, мастер Гуй, некоторое время назад я воспользовался вашим советом и приобрёл видеокамеру... - медлит, неуверенно, - простите, если Вам это неинтересно, но... девочки устроили битву за эту поездку.
   Женя, вопросительно вздёрнув бровь:
   - Надеюсь, не с применением холодного или даже упаси бог, огнестрельного оружия?
   Лан, с бледной улыбкой:
   - Что вы... мы же не варвары. Очень разумное и весьма конкретное состязание. Анонимное участие в конкурсе стриптиза. Возможно... - Лан неуверенно замолкает.
   Женя, с улыбкой:
   - Я полагаю, что совместный просмотр этого видео будет с моей стороны достаточным извинением за сегодняшнюю обиду.
   Взгляд Лана озаряется улыбкой и довольством. Он глубоко, как старшему, кланяется и выходит из комнаты.
   Хлопает дверь.
  
   Женя и Тян сидят молча и неподвижно долгие пару десятков секунд. В пространстве между ними что-то происходит. Что-то похожее на молчаливый мысленный поединок двух мастеров борьбы, где один пытается захватить мысленный поток другого.
   Их глаза направлены в стол, но чувствуется, что внимание, взгляды, буровят друг друга.
   Бурление замирает в состоянии, когда Тян отступает, признав неспособность продавить оборону.
   Женя аккуратно кладёт на стол пистолет. Смотрит на композицию. Чуть поправляет пистолет, смотрит. Буркает:
   - Натюрморт с пистолетами в стиле сада камней, заготовка. Не хватает ножей, тесака, револьвера, микроавтомата, патронных ящиков, чтобы закрыть от зрителя то оружие, что ближе к нему. Возможно, получиться вписать в композицию пару растяжек на газовых и светошумовых гранатах.
   Тян медлит, потом тоном ценителя подхватывает:
   - На мой взгляд, гранаты - некоторый перебор. Я бы затруднила путь руки с пистолетам, воткнув в поверхность клинки.
   Женя:
   - Для восточного ценителя - несомненно, так. Но для неискушённых западных полуварваров... к тому же, хорошая палитра гранат позволит художнику более полно и гармонично выразиться.
   Тян медлит, потом кивает.
   Некоторое время молчат, глядя в стол. Потом Тян со старчески кряхтение меняет позу, поднимает взгляд, проверяя реакцию на кряхтение.
   Женя сидит, прикрывшись вежливой внимательной улыбкой. Потом говорит:
   - Можно, я проверю свою память?
   Она:
   - Конечно.
   Он:
   - По моим воспоминаниям, три с чем-то недели назад мы, прямо вот тут, говорили. И ты сказала своё окончательное слово.
   Она, растягивая лицо в добродушную мечтательную улыбку:
   - Да, я помню. Пока ещё не совсем выжила из ума.
   Он:
   - Напомни, пожалуйста, то самое своё ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ слово.
   Она, с вялым возмущением:
   - Ты меня обманул.
   Он, чуть злобней точно повторяет:
   -Напомни, пожалуйста, то самое своё ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ слово.
   Она сбрасывает с лица маску, глядит на него с мрачно-каменным угрюмым выражением лица. Говорит:
   - Ты никуда не поедешь, пока я не увижу правнука или правнучку. И ты пойдёшь учиться, чтобы покрутиться среди местных сверстников и уметь быть таким же.
   Он:
   - Это ведь всё, да? Ничего больше?
   Она, помедлив, едко:
   - Да. Наш договор В РАМКАХ ОФИЦИАЛЬНОГО ТВОЕГО ПРЕБЫВАНИЯ в этой стране ничего более не содержал.
   Она молчит. Он, с легкой улыбкой:
   - Видимо, нам следует обговорить и согласовать взаимоотношения и в остальных рамках? И отметить, что именно мы оставляем за рамками?
   Она сверлит его угрюмым взглядом.
   Он отвечает спокойным, внимательным, мудрым.
   Она опускает взгляд в стол. Тихо говорит на корейском:
   - Вот сейчас я впервые на самом деле чувствую себя выжившей из ума старухой.
   Женя, помедлив:
   - Хорошо тебе.
   Она вскидывает на него яростный взгляд. Он, с улыбкой:
   - А у папы вот не было оправдания про возраст... когда до него вдруг дошло, что сын в ДЕСЯТЬ лет уверенно цитирует и демонстрирует глубокое понимание Конфуция, Сунь-Цзы и пару менее известных трактатов.
   Она сидит, глядя на него очень мрачно. Он, со вздохом:
   - Ну блин, как же сложно с вами, христианами.
   Она, чуть презрительно:
   - Я коммунистка.
   Он ровным гулким уверенно-ленивым голосом мудреца-проповедника:
   - "Одна компартия, один язык, одна страна". "За партию, Сталина и Родину"... в пятом веке из ученья отрезали идею переселения душ... оставив рай и ад после конца Жизни, правда, забыв уточнить, что Жизнь - это вообще-то игровой цикл Большой Игры на пару-десяток тысяч лет. А в девятнадцатом веке и это отрезали, умудрившись сохранить веру в светлое будущее. Ныне за окном идёт очередная ампутация... будущего в принципе.
   Замолкает. Она тоже молчит, чуть опустив взгляд и углубившись в мысли.
   Он, хитренько:
   - Кстати, тебе не докладывали, что папа последние годы что-то ударился в синтоизм, а у мамы возникло какое-то странное раздвоение подчерка? И немножко расширился ассортимент запросов?
   Она, помедлив, угрюмо, безнадёжно спрашивает:
   - Ты кто?
   Он, помедлив, широко улыбается и говорит:
   - Я не отвечу на этот вопрос. Ибо у меня очень много разных ответов, которые могут быть поняты, но не будут полными. И один, который понять нельзя... в качестве примера такого вопроса-ответа хочу припомнить древние войны... экстрасенсов-телепатов, если понятным тебе современным языком. Там был один боевой приём. Вот такой: я не являюсь тем, что ты про меня думаешь.
   Она сверлит его угрюмым взглядом. Он сидит, глядя в ответ с совершенным ровным спокойствием.
   Она отводит взгляд на стол. Тихо шепчет:
   - И Ён, ударившись об ЭТО, ушёл искать ответ в синто... - вскидывает взгляд: - Нашёл хоть?
   Женя, тихим ровным голосом:
   - Год назад мы ездили... знакомить меня с историей и культурой родной страны. - Тян начинает обречённо горбиться. - В рамках этой поездки мы посетили несколько храмов. Оформили гражданство. - Тян горбиться ещё больше. - И отец написал признание меня совершеннолетним. А потом, отдельным документом, написал совершенно дикий документ. Отказ от старшинства в семье и передачу мне всех прав на управление всеми делами рода.
   Тян сидит, обречённо сгорбившись, и став маленькой и жалкой.
   Женя вздыхает. Встаёт. Садиться перед ней на корточки, берёт её вялые кисти. Молча держит за руки.
   Тян пяток секунд сидит неподвижно. Потом чуть вздрагивает, вытаскивает из себя на него взгляд. Во взгляде - обида, стыд, горе.
   Женя, тихо шепчет по-корейски:
   - Эх ты, стальная иголочка, маленькая, одинокая, и измазавшаяся ядом, чтобы были шансы победить... потому что проигрывать... слишком многое проигрывать.
   Тян сгибается. Её руки вцепляются в Женины. Она начинает трястись в беззвучных рыданиях.
   Через минутку она затихает. Десяток секунд сидит, тихонечко всхлипывая. Потом вынимает руки из Жениных, парой быстрых взмахов утирает лицо. Поднимает лицо, на котором сияет улыбка. Говорит по-корейски, с болью в голосе:
   - Сегодня я плакала от счастья, какой у меня замечательный внук.
   Она встаёт из кресла. Женя поднимается, отшагивает. Тян кланяется. Женя, помедлив по-русски, с недоумением в голосе:
   - Бабуль, мы в России вообще-то.
   Она, помедлив, распрямляется, и с натужным добродушием:
   - Может, чайку?
   Он:
   - Было бы неплохо. Там, вроде, варенье было земляничное... и вообще, пошли на кухню.
   Тян, бросает быстрый взгляд на верхнюю дверцу шкафа, возвращает на Женю, открывает рот.
   Женя:
   - Сегодня ничего нового в сейф не подкладывала?
   Тян замирает, удивлённо пялясь на Женю. Тот вздыхает, бурчит:
   - Ба, ну... у тебя невестка кто по третьей специальности, а? И чтоб я маму не уболтал обучить меня ВСЕМУ?
   Тян шокировано шепчет:
   - То есть ТЫ ЗНАЛ?
   Женя, горделиво:
   - Да я даже оригиналы держал... оба экземпляра.
   Тян, всё ещё шокировано и возмущённо:
   - И при этом ты... ты... так рисковать...
   Женя, со вздохом:
   - Бабуль, а бабуль... а, короче, пошли уже чай пить.
  
   Большая кухня-столовая. Светлое дерево, пластик. За столом, на углу напротив друг друга - Женя и Тян. Пьют чай из пиалок. В пиалках - половина. На столе рядом с каждым - по вазочке варенья с ложечками.
  
   Тян, приопустив пиалку, бурчит:
   - Не могу всё-таки понять, как ты это делаешь.
   Женя:
   - Что?
   Она, со вздохом, глядя перед собой:
   - Вот я прокручиваю в памяти слова, позы, интонации... и не вижу ничего... такого. Ни зеркалки, ни подстройки, ни якорей... но при этом я тебе ВЕРЮ. Уголок... очень маленький уголок сознания... последний резервный пост управления, куда бежать, если ломают пытками, химией или гипнозом всё остальное...последний пост, который ничего уже не делает, только протоколирует поведение захватчиков - вот он сообщает, что всё - не так. Что меня, всё остальные посты... видимо, накрыло облаком психохимии и развезло... на розовые сопли. И не могу я понять, как ты это делаешь... схожие, чуть-чуть... ощущения вызывала пара спецов из... неважно. Только... ну... это как заходит слон и залетает стая бабочек. Взгляд перекрывают схоже, но в остальном - совершенно разные ощущения.
   Женя, помедлив, ставит пиалку.
   Тян смотрит на него очень внимательно. Ставит свою. Поворачивается в позу "я вся во внимании и умираю от любопытства".
   Женя, с кривой ухмылочкой:
   - Эй, ты меня что - сподвигаешь на геронтофильный инцест?
   Она на секунду замирает, осознавая. Потом возмущённо выпрямляется, тянет завыванием сирены:
   - Что-о-о-о?!
   Он падает вперёд к столу, в полёте поднимая руку, одним движением роняет локоть на стол, подбородок - на ладонь и делает глупо-восхищённое лицо. Смотрит на неё и тянет восторженно:
   - Каваи-и-и-и...
   Она пару секунд смотрит в его восторженные глаза. Потом чуть вздрагивает, испугано роняет взгляд вбок. Помедлив, бурчит сквозь зубы:
   - Как старший в семье... - продолжает с сарказмом: - Мне следует идти одеть те тряпочки и попытаться накрасить лицо?
   Женя хихикает:
   - Иголочка...
   Берёт чашку, шумно отхлёбывает.
   Она осторожно поднимает на него злобный взгляд.
   Он, спокойно:
   - Я, прости, гляжу на душу, а не на тушку. А в твоей... в бункерах, дотах и резервных складах, понапрятано до фига чего чем можно повосхищатся от всей души.
   Она берёт чашку, отхлёбывает, буркает:
   - Прозритель хренов... я тут чуть не вспомнила на старости лет, как кончать, а ему всё смехуёчки.
   Женя, с хитрой усмешкой:
   - А уж папу-то как нахлобучило, когда я в двенадцать одолжил у Яны косметику с платьем и устроил ему добротную истерику недоёбаной любовницы. С полным текстом и при маме.
   Тян замирает, шокировано глядя на Женю. Он весело подмигивает и отхлёбывает чай.
   Она ставит чашку и холодно говорит:
   - Ты что, совсем больной, а?
   Он, помедлив, спокойно отвечает:
   - Нет, бабуль. Я - совсем ЗДОРОВЫЙ. Просто нас, ЗДОРОВЫХ, на планете немного. И потому мы - НЕ НОРМАЛЬНЫЕ.
   Она складывает руки на груди и скептически:
   - Ну-ну... и много вас, таких... ЗДОРОВЫХ?
   Женя медлит. Потом ставит чашку, и копирует её позу. С той же интонацией спрашивает:
   - Ну... и много ты, такого... ПОЙМЕШЬ из циферки?
   Она застывает. Потом расцепляет руки, сгибается. Встряхивает головой. Ещё раз. Глухо рычит, встряхивая головой:
   - Ну ты... ты... "из циферки"... ДА ЧТОБ ТЕБЯ!... верни мне арифметику!!!
   Женя, весело-мрачненько:
   - Сама прилетит, как набегается на свободе... денька через три максимум.
   Тян испугано-восторженно стонет:
   - У-у-у-у... колдун проклятый... денька через... ТВОЮ Ж... как так... чтоб арифметику - вообще?! И только её?!
   Шумно выдыхает, распрямляется. Смотрит на него с напуганным восторгом.
   Женя, хитренько:
   - Как думаешь, бабуль, я РИСКОВАЛ собой за последнее время?
   Она смотрит на него, потом энергично мотает головой, хватает чашку, допивает её залпом.
   Он допивает чай, ставит чашку:
   - Ладно... и, пожалуй, я отвечу на остальное. Слушаешь? Просто слушаешь, больше не пытаясь нащупать остриём точечки?
   Она, с улыбкой, сдавлено:
   - Всё, Женечка. Всё поняла. Больше не буду. Прости... профессиональное.
   Он подмигивает, встаёт, идёт к окну. Открывает окно, достаёт сигареты, зажигалку, закуривает. По её лицу пробегает волна возмущения.
   Он, с первым облачком дыма:
   - Один знакомый шаман говорил, что вообще-то, если табак курить правильно, то - для общения с духами... предков, места, или великими - войны, плодородия и так далее. У кого до кого голоса хватит докричаться. Я вот обычно калякаю за жизнь с духами вероятностей и воплощения мыслеформ... это которые всякие там разные планы, развед.наработки, проверки и опровержения данных и всё такое.
   Во взгляде Тян восторг сменяется сосредоточенным вниманием.
   Женя, затянувшись:
   - Ну так вот... есть мнение, что Кореи в общем и в целом устроились лучше многих. Один брат пошёл налево, второй - направо. Через несколько лет встретились, обменялись опытом. И сильно помудрели.
   Но встретятся они не раньше, чем наберутся должного опыта. И именно там, где сходятся обратно дороги, по которым они пошли. Можно, конечно, заставить их вот прямо счас всё бросить и бежать навстречу друг другу. Но... бежать через лес напрямки - неудобно. Можно ногу сломать или вообще убиться. И даже если и нет, то встретятся они не там, где две дороги сходятся в широкий тракт. А в лесном овраге, куда оба прибегут, сломя голову и не разбирая дороги. Прочувствовала ли разницу?
   Он молча затягивается.
   Она сидит, глядя в пол. Медленно, задумчиво кивает. Тихо говорит:
   - Очень... очень прочувствовала. Но...
   - Так вот, - прерывает он. - Если конкретней, то один брат... допустим, старший, сейчас топчет кривую лесную тропу постижения себя в отрыве от всего остального мира. А младший, наоборот, прикинулся для всего мира бедным сироткой, и пошёл по самому натоптанному широченному тракту собирать всё, что в мире есть полезного и нужного в хозяйстве. Так ведь?
   Она поднимает на него восхищённо-задумчивый взгляд. Шепчет:
   - Так просто...
   Он кивает, выдыхает дым и говорит:
   - А ныне, как видишь, эпоха хозяйственных перемен. То одно изобретут, то другое. Вот младшенькому и приходиться... люто учиться. А знание и память о том, кто придумал порох, бумагу, броненосцы и баллистические ракеты - у старшенького...
   Он затягивается. Тан молчит. Он, кратко:
   - В общем, младшенькому придётся поднапрячься, и вспомнить, каково это - творить. Думаю, сначала будет очень корявенько. Потом - всё лучше. Причём сначала оно будет на фигне типа музыки и кино. А вот потом пойдёт творчество вещей. Не копирование чужого, а творчество. Такого, что никто не делал в принципе. И вот это и будет знак, что младший - дошёл. Старшенький-то, в принципе... так, тренировки ради блуждает по самым буреломам, коротая время. Ну и поддерживает имидж сиротинушки младшему, чтобы никто не разглядел, какой монстр растёт.
   Женя затягивается.
   Тян сидит, глядит на него офигевше. Женя, подмигивает и говорит ленивым тоном:
   - И вот можно, конечно, вытащить из тьмы веков бумажки, что кое-какой первенец на самом деле не помер, а был в ужасе за его жизнь спрятан надёжными людьми... и слепить из этих бумажек флажок, к которому братьям бежать. Но толку сейчас от этого флажка... Небо - дало, небо - взяло. Просто... пока за спинами братьев стояли два здоровых варвара, и вообще был балаган, что братья дерутся за этих варваров... ну, было возможно, что ОБА варвара дадут братьям пинка, и браться ломанутся через лес. К флажку, который... хихик... один варвар подбросил другому. Чтобы тот пользовался именно этим флажком, а не всем известным близкородственным... который, видимо, весь век обкакивался, потому что на самом деле младенца не просто спрятали, а со всеми нужными ударами в бубен и маханиями шапочками. А оставшиеся на виду бедолаги натужно играли отвлекающую роль... для сравнения с истинными. Ну, вот прямо как дядя Ку... "однофамильцы, да, профессор Ли... очень распространённая фамилия". Папа рассказывал, что специально пристроился попреподавать факультатив в Мазачуйзец, чтобы поглядеть на этого перца.
   Женя тушит сигарету, глядит на Тян. Та слушает, расслабив лицо - вся во внимании.
   - Так что, прости бабуль. Но мне кажется, что этот засадный стратегический бронепоезд ныне не актуален. Пинков от варваров - не будет. Будет... лет через тридцать самое ранее, встреча на перекрёстке.
   Тян, медленно:
   - А почему через тридцать?
   Женя, вздыхает. Медлит. Закуривает следующую сигарету.
   Глядит перед собой, курит мелкими затяжками и как бы внутрь себя говорит:
   - Мне видится, что технологический предел цивилизации обезьян - это машины на дистанционном управлении, которые делают всё. И... средства контакта между человеком и машиной. Такие, чтобы не надо шевелить телом. Грубо говоря, провода в мозгу. На самом деле - не провода, а аппаратура для считывания мысленных волн. Технически... мне видится, что до такой аппаратуры технически ещё лет тридцать... до серийного производства. Но... эта аппаратура так же позволяет ПИСАТЬ мысли. И вот к ЭТОМУ цивилизация не готова. И вряд ли будет готова... вообще... я про ЭТУ цивилизацию. Если её потихонечку... незаметненько... переделать... то вот тогда...
   Молчит.
   Потом резко тушит сигарету, закрывает окно. Садиться обратно.
   Тян сидит, молчит, глядя в пиалу. Потом встаёт, ставит чайник. Остаётся у плиты спиной к плите.
   Тихо говорит:
   - Обидно... не доживу...
   Женя медлит, потом говорит:
   - Ты, бабуль, возьми что ли пример с папы... синтоизм... так, по нормальному.
   Она, помедлив, бурчит:
   - На мне подписок как блох на барбоске... кто б меня пустил-то... того гляди... со всеми этими революциями в стране... зачистят на всякий случай... я, собственно, потому и не потащила тебя... обратно от военных, что сижу не ровно. А ещё ты тут сам куда-то лезешь... в верхние игры центровых ментов с краевыми конторскими. Зачем оно тебе?
   Женя, хихикнув:
   - А вот ты и попробуй решить хитрую-прехитрую задачу: развитие в России синтоизма. Там, служебку напиши на то, чтобы организовать и возглавить, подбери себе нужного куратора, стань публичной фигурой, подготовь пути отхода в посольство Японии... ну, не мне тебя учить.
   Она бурчит:
   - Это как посмотреть... наглости и безумству мне, пожалуй, можно и поучиться. На твоих примерах, например.
   Женя, ровно, холодно:
   - На моих - не надо. Немного не та конфигурация личных ресурсов, включая административные.
   Тян, со смешком:
   - А и много ль у тебя административных-то?
   Женя:
   - Ну... так... пока не много... вот, к верхним ментам подбираюсь. Ещё тут был подброс... вывертом потока жизни... вещички одной. Я пока не понял, к чему это. В целом - понятно. Но вот детали...
   Она выключает чайник, Наливает воду в заварной. Ставит чайник обратно, садиться за стол. Говорит заинтересовано:
   - Расскажешь?
   Женя улыбается и тыкает в неё пальцем.
   - Вот! Так же и мама с папой последнее время. Вопросом, а не требованием. Давай дружить, бабуль.
   Она чуть горбиться, и стеснительно, с улыбочкой:
   - Да я чё... внучок, я всегда за.
   Он:
   - Лады.
   Она разливает чай. Поднимают пиалы, смотрят друг на друга, махают приветственно, пьют.
  
   Ставят на стол.
   Тян вздыхает, делает серьёзное лицо, спрашивает:
   - Ладно, внучок. Чем помочь?
   Он, помедлив, глядя перед собой:
   - Главная проблема, Ба, в том, что... я гуляю путями... такими, где не надо рассказывать, что собираешься сделать. Потому что и сам толком не знаешь, что и как собираешься делать. Просто ставишь какую-то очень общую цель, очень хочешь её достичь, а потом выключаешь мозги совсем и на голой чуйке, как на войне, куда-то идешь и что-то делаешь. Тем, что под руку подвернётся и с тем, что жизнь выкинет. И пока не сделаешь - сам не знаешь, что именно делал и зачем. Только иногда приходиться притормаживать, включать унылые мозги и согласовывать какие-то планы с окружающими. Просто потому, что есть договора. Но делать это - очень ссыкотно, потому что как только начинаешь РАССКАЗЫВАТЬ о планах, вместо того, чтобы их ВОПЛОЩАТЬ, планы - портятся и кривятся. В основном, от того, что слушателям планов очень редко... очень редким слушателям хочется просто выполнить чужое как-есть, а не долепить что-то своё. В том числе - прицепить на летящий мимо паравоз пару вагонов своих давно сгнивших мандаринов... ну, что застряли в тупичке десяток лет назад. Общая идея понятна?
   Она, медленно, задумчиво:
   - Ну, вроде..
   Он, резко:
   - Ну, представь, ты стоишь и вот прямо счас на чуйке и упрямстве вытаскиваешь иглами с травами тело, внутри которого - неведомая арабская хрень тринарной компоненты и мультивекторная по воздействию. То сердце встанет, то печень в спазм.
   Она, хмуро:
   - Типа ПРЕДСТАВИЛА... колдун хренов.
   Он, чуть удивлённо:
   - Ой... прости... вот ЭТО у меня само... когда не придерживаю. Привычка вытягивать мозоли наружу.
   Она:
   - Ладно... проехали. Так и...?
   Он:
   - И вот тут встаёт рядом... токсиколог местной больнички, и начинает спрашивать, а что это за методика, а как ты это делаешь, а откуда ты это знаешь...
   Она:
   - Угу...
   Он:
   - Ну, вот когда меня просят поделиться своими планами... в ЛЮБОМ виде поделиться, даже рассказать, чем помочь... я чувствую себя так же. Потому что те, кто НА САМОМ ДЕЛЕ может помочь, они... не спрашивают ничего. Они просто видят... ну, представь, что рядом с тем твоим травленым и тобой появляется... допустим, ещё один ученик твоего учителя.
   Она тихо рявкает:
   - Женя, блять! Прекрати!
   Он смотрит на неё с недоумением.
   Она, тихонько, с истерикой:
   - Пожалуйста, прекрати... я всё... я уже смиренно схавала обратку за попытку тобой играть, за попытку тебя колоть... я уже шагнула... широко шагнула, с риском порвать ноги, через свои принципы и на полном серьёзе предложилась... что ещё? Что ещё мне, блядь, сделать, чтобы ты вылез из моей души и памяти? Ну или хотя бы прекратил там топтаться, как слон в чайной лавке?
   Он смотрит на неё ровно, потом говорит:
   - Я просто расслабился и позволил тебе в полном объёме схавать то, что ты напланировала мне. Развей свои планы в адрес меня. Не отложи, не забудь. Вспомни их, а потом сожги и развей пепел. Я не делаю ничего. Просто зеркалю. Ровно в той же степени, с которой - как ты думаешь в глубине души - воплощение твоих планов лупило бы по мальчику Женечке.
   Она сидит, шокировано глядя на него. Шепчет:
   - Ты... зеркало... я...
   Закрывает рот, делает каменное лицо, глухо говорит:
   - Я ПОНЯЛА, почему Ён подался в синтоизм.
   Он:
   - Вот и хорошо. Возвращаясь к тому, чем мне помочь...
   Она, удивлённо:
   - А что, ТЕБЕ надо помогать?
   Он, со смешком:
   - Ну, вот например, я поставил цель КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ показать тебе правнука или правнучку. Соответственно, в качестве подцелей - жениться.
   Она вскидывает на него удивлённый взгляд. Настороженно говорит:
   - Что, вот так вот - оп, и женюсь?
   Он:
   - Ну да. Именно так. Это, если подумать, решает ряд вопросов. Попутно к исходной цели... которую, кстати, можно сейчас выполнить в виде ретген-фотографии плода.
   Она, со злобным восхищением:
   - Засранец!
   Он, чуть горделиво:
   - Есть чуть-чуть. Так вот, жениться... на самом деле жениться, а не трах-трах - разбежались, я могу только на... существе, с которым я могу общаться... ну, короче, на ком-то сравнимой... засранистости.
   Она, испугано прижимает ко рту ладошку и тянет:
   - Ой, ё-ё-ё-ё...
   Он:
   - Вселенная на такой запрос мне ответила: "ты охуел?".
   Она, с истеричным смешком:
   - Вполне логично.
   Он:
   - Ну, я уточнил, что СРАВНИМОЙ. Мышку со слоником сравнивать тяжело, но всё-таки можно. Хотя лучше - куницу и кита-косатку. Оба - хищники. А какая-нибудь лоцман с косаткой... в общем, устойчивая симбиотическая пара. Ничего противоестественного... на первый взгляд.
   Она, нервно-настороженно:
   - А на второй?
   Он, медленно, тихо:
   - Сейчас я нарушу подписку о неразглашении. И рискну одной своей... и не только... крупной операцией.
   Она, помедлив, говорит:
   - Смотри сам. Тут вроде чисто.
   Нервно вздрагивает от звонка телефона в коридоре.
   Женя глядит в воздух перед собой. Ещё гудок. Женя вскакивает, выбегает.
   Ещё звонок, потом Женин голос:
   - Колобков слушает... Здравия...
   Пауза, после которой Женя очень сосредоточено-резким голосом:
   - Какого цвета змей?! Белый или красный?! ... КАКОЙ? Это тот самый сине-серый? ... я тоже не знаю, к чему это... предположить?... могу предположить, что на том конце вообще не в курсе. Типа ползу в маскировке... понял, швартовка в пятнадцать сегодня... да, успею... кстати... тут бабушка ОЧЕНЬ волнуется за внука. Мне кажется, будет БЫСТРЕЕ всего пригласить её на чай, утереть слёзки волнения тонким платочком... ладно, вот прямо сейчас передам. До свиданья.
   Клацает трубка.
   Женя возвращается на кухню. Садиться. Берёт пиалу, сидит, глядя в воздух.
   Она, коротко:
   - Что?
   Он, помедлив, поднимает на неё взгляд, с хитрой улыбкой:
   - Ну вот, не получилось толком в наглую нарушить подписку. Да и... подсказка приехала, что с вещичкой той делать. Осталось лишь прочитать подсказку.
   Она, чуть мрачно:
   - Ты говорил про второй взгляд на тебя и твою невесту.
   Он медлит, усмехается, говорит:
   - На второй взгляд... это откуда смотреть. Из какой страны. Ибо... - тыкает в себя пальцем, говорит:
   - Оннагата. Мудан.
   Её лицо искажается в гримасе презрительного неверия, она тихо кричит:
   - Что?!
   Он, вздохнув:
   - Детали... дальние... тебе, наверно, дадут почитать... ты знаешь, где. Сейчас мы о втором взгляде на мою жену.
   Она медлит, потом выдавливает яростно-сдержанное:
   - Та-а-ак.
   Он вздыхает. Говорит легким тоном:
   - Ба, ну вот... токсиколог...
   Она берёт пиалку, хлебает. Потом вздыхает, говорит:
   - Ну ладно... я всё, я молчу... ну, кроме... у вас - как?
   Он, с улыбочкой:
   - Да, нормально. Ругаемся матом в голос, дерёмся, едим друг другу мозг, пилим нервы, мучительно делим семейный бюджет. В перерывах бурно трахаемся.
   Она со смешком:
   - Ну вот прям... как десяток лет душа в душу.
   Он, со смешком:
   - Ну а чё тянуть-то? Надо сразу выводить процесс на ровный рабочий режим.
   Смотрят друг на друга. Начинают ржать.
  
   Просмеявшись, она спрашивает:
   - Ну а... что за... дело?
   Он, помедлив:
   - Пока не понятно.
   Она, удивлённо:
   - Тебе?
   Он, резко, зло тыкает в окно, цедит:
   - Вот там - больные. Много. Умирают. Почему ты - тут, а не пашешь по двадцать часов без выходных, спасая их? А? Ведь МОЖЕШЬ ЖЕ?
   Она, уронив взгляд на его чашку, шепчет:
   - Прости... я поняла...
   Он тихонько бурчит:
   - Низя делать то, что низя сделать вовсе. Можно подглядывать в вероятности, чтобы не вляпаться по серьёзному. Можно сжимать время, извлекая ту информацию, которую можешь получить и так. Да и то... общие образы... некая пожилая женщина-лекарь... необычный, которая советует про то, как действовать на востоке... в не самой большой восточной стране и мастерски метает иглы... что-то очень тщательно скрывает. Даже в мыслях. А не - майор ГБ резерва Тян, адрес-телефон. И... этот навык ОЧЕНЬ не любит, когда полученное им РАССКАЗЫВАЕШЬ. Чревато... циферками.
   Она буркает:
   - Угу.
   Потом медлит, и издаёт осторожно-счастливый смешок. Говорит:
   - Вот жеж... пара часов общения, а уже много идиом для двоих... как десяток лет плечом к плечу.
   Он:
   - Стараюсь, ба.
   Потом говорит:
   - В общем, там всё нормально... - хмыкает: - я развлекаюсь, как могу. Выжимаю из жизни удовольствие от пребывания в приключении с элементами святого подвижничества и клоунады.
   Она бурчит:
   - Ладно... в общем, телефон знаешь, звони, если чё.
   Он, помедлив:
   - Да пока вроде - ничё. Разве что - звякни передай от меня привет Василичу. А то я ему давеча подогнал пару трофейных тетех с двурядным магазином и глушителем, он поди, переживает.
   Она, медленно, тщательно:
   - Это вот такие - кивает на рюкзчок, стоящий у двери - трофейные тетехи на пятнадцать образца сорок второго?
   Он,
   - Да. Номера спилены.
   Она чуть подумав:
   - А это точно тетехи, а не Заставы пятьдесят восьмые с Югославии? Уж больно накладка похожа.
   Женя, благодушно:
   - Ну, что-то такое я и предполагал. Но на экспертизу оставлять не буду. Засветишься... ну его.
   Женя встаёт, смотрит на стол, на раковину. Она:
   - Да оставь, я помою.
   Он кивает, идёт к двери кухни. Она:
   - Ты сейчас куда?
   Он, задумчиво:
   - Вообще спланировал поболтать с начальством жены... но надо бежать встречать подсказку. Совместить что ли?
   Она:
   - А я съезжу, почитаю, что дадут. Может, получиться как-нибудь Ланов и Ханей применить. Им ведь сейчас скучно.
   Женя, помедлив:
   - Ба... ну, в качестве... рекламной аннотации к тому, что едешь читать... не знаю, как Ланам, а Ханям грустно быть не должно. Ещё раз хочу напомнить: папа оформил корейское гражданство. По дороге обратно, в Японии - оформил статус ветерана японской армии. А в доме при обыске ТОЧНО ничего не нашли.
   Тян медлит, осознавая. Потом начинает трястись и беззвучно хохотать, как бывает, когда внезапно слетает постоянное нервное напряжение.
  
   Комната без окон. Вдоль стен - стальные каркасы стеллажей, на которых настелены рейки очень частых полок. На полках аккуратно лежат папочки, по одной на полке. На несущих столбах видны брезентовые колбаски, от которых тянуться провода под потолок и к полу. Посредине комнаты - стол и стул. Ещё один стул - у двери.
   Открывается тяжелая стальная дверь. На пороге - Тян и неприметный мужчина в форме капитана химических войск.
   Мужчина говорит:
   - Ещё раз хочу предупредить, что ЭТОТ архив может быть ликвидирован с посетителями без предупреждения.
   Тян, ворчливо:
   - Ну, до сих пор не... - глядит на колбаски - пыхнуло. Наверное, ещё чуть-чуть не пыхнет.
   Капитан пропускает Тян внутрь, закрывает дверь. Достаёт из кармана бумажку, читает. Идёт к полкам, находит папку, снимает с полки, кладёт на стол. Кивает Тян. Сам идёт к двери, садиться. Упирает взгляд в пространство перед собой.
   Тян идёт к столу, садиться, медлит. Открывает папку из картона, пропитанного чем-то маслянистым. В папке - листы тонкой, почти папиросной бумаги с печатным текстом.
   Она начинает читать. Лицо каменеет.
   Быстро прочитывает десяток листов.
   Сидит, глядя в воздух перед собой. Потом еле слышно шепчет:
   - Да ну нахуй... не бывает так.
  
   Кабинет Кашина.
   Кашин - на месте. Перед ним за столом сидят старший лейтенант и два капитана, средних лет и пожилой.
   Капитан средних лет, сухощавый, с голубыми раскосыми глазами, бубнит, поглядывая в бумажку
   - Баллистическая экспертиза принимать пули в анализ отказалась. Обоснование - отсутствие допустимо цельной оболочки. Личное мнение эксперта - работали люди конторы. Или армеуты из спецов. Стреляли вольфрамовыми штырями толщиной 4 миллиметра в свинце без оболочки. Штыри - из масляного нагревателя. Тела четырех... подозреваемых... или потерпевших?
   Кашин:
   - Ваков, не паясничай.
   Капитан продолжает бубнить:
   - Тела четырех пострадавших по фотографиям никто не опознал. В местной базе отпечатков - нет. Из общесоюзной ответ обещали через две недели, не ранее. Говорят, завал у них запросов, а работать некому. Предлагали командировать сотрудника.
   Кашин:
   - Шутники... ладно, продолжай.
   - Этнический анализ пострадавших, проведённый экспертом...
   Кашин, злобно:
   - Это кем? Кто тут у нас заделался в... этнические эксперты?
   Васков:
   - Прапорщика Камашвилли попросили глянуть.
   Кашин:
   - Это который камерный что ли?
   Васков:
   - Он. У него в голове - очень большая база по параметру лицо - национальная принадлежность... - взрывается на придавленный крик безнадёжного отчаянья: - Да за любую ниточку пытаемся потащить, за любую!!!
   Кашин молчит, потом угрюмо бурчит:
   - Понятно это...
   Звонит телефон.
   Кашин нервно хватает трубку и брякает её обратно. Говорит:
   - Что сказал Камашвилли?
   Телефон звонит ещё раз. Кашин смотрит на него, снимает трубку, орёт:
   - Совещание!
   Замирает. Удивлённо:
   - Что?! ... Ага... ага... понял... - лицо светлеет, приобретает хищное выражение - Даже так?! - кидает взгляд на часы. Замирает. Лицо становиться яростным. - ЧТО-О-О-О?!!... Ну вообще, блять... - застывает. - Даже так... Ладно.
   Кладёт трубку. Осматривает всех весело-злобным хищным взглядом. Остальные смотрят на него с напряжённой надеждой.
   Кашин, неудачно пытаясь сдерживать улыбку:
   - Выдыхайте, орёлики. Вика звонила.
   Трое за столом синхронно выдыхают шумный вздох облегчения. Обмякают на стульях. Васков и ещё один капитан несколько секунд сидят с закрытыми глазами, будто сдерживая слёзы облегчения и собираясь с мыслями.
   Кашин молчит, давая всем паузу на осознать.
   Пожилой капитан, глухим мрачным голосом:
   - Паша... Юрьевич, не тяните.
   Кашин кидает на него взгляд, по лице проскакивает тень удивления.
   Кашин говорит, ровно-азартным голосом:
   - Итак, без пяти час дежурному по управлению... не на ноль-два, кстати... позвонил кто-то... низким певучим тенором неопределённого пола, вероятней - женском, спросил, что за странный рецепт - мясо в жигулях у подъезда Клевцовой. Причём мясо, отравленное напильником. Сразу сбросил трубку.
   Наряд по месту обнаружил у подъёзда квартиры Жигули. В них - ещё двое с признаками отравления синильной кислотой.
   Кашин делает паузу.
   Пожилой холодно бурчит:
   - Напильник... да... и пошли они проверять все производства на предмет кражи смеси для закалки и цементации...
   Кашин вздыхает, потом продолжает:
   - Без пяти два тот же голос позвонил и посоветовал в два часа не занимать линию. В два ноль одну позвонила Вика. Сказала... точная цитата: "Танечку Копричеву заебли насмерть, хотя горько плакала. А я цела, сижу в подполье, обложившись битым стеклом, и вылезать пока не хочется. Остальное он расскажет".
   Тишина.
   Кашин, чуть настороженно:
   - Это - всё. Повесила трубку.
   Пожилой капитан бурчит, глядя в стол:
   - Подпол, обложенный битым стеклом. Крысы, кроты...
   Поднимает внимательный, цепкий взгляд.
   Четверо несколько секунд переглядываются, всматриваясь друг другу в глаза. Взгляды сходятся на старшем лейтенанте, молодом, круглом брюнете.
   Он, чуть напугано:
   - Мужики, вы чё?
   Все отводят взгляды.
   Лейтенант, горячась, начинает вставать. Рычит в ярости:
   - Да вы чё... на меня...?!
   Кашин резко, хлопая ладонью:
   - Сядь!
   Старлей, постояв, падает обратно.
   Кашин:
   - Кто, кроме нас и... - смотрит на пустующий стул, - знал про операцию вообще?
   Ваков, быстро:
   - Командировочный запрос - открытый. Мы, делопроизводство, на той стороне все. В общем, управление кадров. А вот суть... мало ли зачем нам школьница.
   Пожилой, угрюмо:
   - Угу... мы копаем торговлю девчонками... зачем же нам школьница?
   Ваков:
   - Ну а кто знает, что именно мы копаем?
   Пожилой смотрит на него со взглядом "ты дурак?".
   Ваков, помедлив, опускает глаза в стол.
   Старлей, неуверенно, стесняясь:
   - Товарищи... простите, не подумайте, что я...
   Кашин рявкает:
   - Исаак, прекрати истерику! - добавляет тише: - и учись держать ебало, когда взглядом бурят... ладно, говори, что хотел.
   Старлей, пару секунд собирается, потом ровным тихим голосом:
   - Это, конечно, не самая... адекватная версия. Но что, если наши разрабатываемые имеют контакты в управлении кадров? То, что делают они, кто-то должен прикрывать сверху. Кто-то с погонами... как бы не без полосок.
   Все, сидящие за столом, сидят, напряжённо-напугано молчат.
   Пожилой, медленно цедит:
   - Это - вариант. Но такой, что...
   Кашин:
   - Так... давайте-ка ещё раз вслух прогоним, что мы знаем точно. Только коротко, факты. Исаак...
   Исаак, помедлив:
   - Три заявления о пропаже без вести приезжих одиноких абитуриенток Университета Культуры и Театрального Техникума выведены в отдельное дело. Установлено, что по абитуре работают агенты двух фотостудий. Обе студии через агентов и слухи предлагают фотосессии для актёрской базы. Одна студия работает семь лет, вторая - три года. Обе помогают заполнить типовые анкеты, которые действительно рассылаются на Лен и Мосфильм. Обе студии исполняли заказы сутенёров на фотокаталоги. Семилетняя - на контроле у туротдела ГБ, работала по гостиничным интуриста. Трёхлетняя - по трём массажным салонам и пяти частым баням. Трёхлетняя, видимо, тоже под присмотром ГБ, но официального подтверждения не получено.
   В обеих фотостудиях резко отказались снимать частный заказ, который пыталась сделать прапорщик Мягкова якобы - для письма мужу-моряку. Но в трёхлетней дали телефон, на который можно оставить сообщение фотографу. Фотограф назначил встречу в кафе, но на встречу не пришёл. Возможно, было вскрыто прикрытие и наблюдение. Телефон - платной диспетчерской, через него сейчас коммерсанты крутятся многие. Диспетчеру звонят с автоматов. Фотограф диспетчеру больше не звонил. Возможно, сменил диспетчера. Их сейчас... не менее двух десятков работает.
   Кашин:
   - Ближе к теме.
   Исаак:
   - Понял. Собственно... Клевцова в двух отчётах указала, что фотограф старой студии просто отработал, фотограф новой после типовой сессии предложил и провёл две сессии лёгкой эротики, желая получить... цитата "хотя бы одну такую фото, которая бьёт прямо в сердце режиссёру". Спросил, как с деньгами и работой и намекнул, что есть варианты. Клевцова писала, что заметила слежку. Через пять дней ей позвонили с предложением пофотографироватся для каталогов одежды платно. Голос - мягкий, певучий, предположительно - армянский. Представился мастером-портным, работающим частные заказы. На съёмной квартире кроме фотоаппарата была камера, фотограф, грузчик и тётка с красками для лица. Самого портного не было. Фотограф, после съёмки в откровенных платьях, попросил за отдельные деньги, якобы - не зависимо от портного, снять видео, как платья снимаются - одеваются. И режиссировал игру с якобы подглядывающим зрителем. Сразу предложил то же, но уже вживую, назначил встречу в кафе. Но не пришёл. Видимо, опять вскрыли прикрытие и наблюдение. Через день Клевцова пропала.
   Портной - чист. Реально шьёт вечерние и ночные платья. В том числе, для тех же интердевочек. Нашли трёх студенток театрального, которые подтвердили, что снимались в платьях этого портного, но отказались от видео.
   На Ленфильме в грубой форме отказались общаться без ордера. Установлено, что актёрская база у них не охраняется, и доступ к ней есть у всех сотрудников. Выявлено, что новые поступления там валяются пару недель у всех на виду, как журналы в приёмных коммерческих организаций. А потом куда-то деваются. Обычно - в мусор, или ещё куда. Актрис... сейчас вообще не нужны, а ранее брали по рекомендациям от театров и преподавателей училищ. В общем, эта актёрская анкета...
   Исаак, тихо, угрюмо:
   - Найдено двенадцать заявлений на поступление, где абитуриентки не пришли на экзамен. Трёх нашли - пристроились работать, одна замужем. Одна вернулась домой. Остальные - неизвестно.
   Подняли пропажи старшеклассниц за три года. Сорок девять пропаж. Опросили, где есть кого. Из восемнадцати в трёх случаях подтвердили, что пропавшая ходила делать художественные фото, но не знают, где. В одном случае подтвердили трёхлетнюю фотостудию.
   Замолкает.
   Все сидят, молчат, обдумывают.
   Пожилой, медленно:
   - В общем, хорёк курочек ворует и срёт в курятнике, но никто его не видел... только пахнет и поголовье падает. И чуть-чуть глубинами пахнет... но это как обычно со всем необычным.
   Кашин медлит, потом кидает взгляд на часы и говорит:
   - Тот, певучий, перезвонил через десять минут после Вики и назначил встречу в морпорту на пятом терминале, причал пятнадцать. Час двадцать до встречи.
   Ваков, возмущённо:
   - И вы молчали, товарищ майор?!
   Кашин, мрачно:
   - Предупредил, что на встречу позвал майора Клевцова. И полюбопытствовал, есть ли у нас рота спецназа с бронетехникой на списание и желание эвакуировать гражданских из порта.
   Пожилой:
   - А пятый - это международный... блять...
   Кашин:
   - Так что... Антоныч - со мной
   Пожилой кивает.
   - Остальные - на базе.
   Исаак:
   - Товарищ майор, а может, возьмёте хоть пару людей в прикрытие?
   Кашин:
   - Нет... что-то не нравиться мне, что прикрытие наше палят, как Штирлица в ушанке. А... просто завалить меня можно было и в подъезде.
   Встаёт:
   - Всё, работаем.
  
   Порт, день.
   У длинного бетонного причала стоит океанский контейнеровоз. Кран выгружаёт второй контейнер, выставляя на причал, заставленный контейнерами. От воды за контейнерами - несколько низких ангаров.
   С контейнеровоза на причал скинут трап.
   На вершине трапа стоит девушка, одетая стильно, ярко: тупоносые тёмно-розовые ботинки на платформе с каблуком, узкие голубые джинсы с тёмно-розовым ремнём, обтягивающие длинные ровные мускулистее ноги, белая футболка на голое тело, обтягивающая полушария крупной груди, короткая джинсовая безрукавка в цвет джинсов. На голове - тёмно-розовая бейсболка, хвост густых светло русых волос выправлен за ремень бейсболки. Лицо по большей части скрыто огромными зеркальным очками. Виден вздёрнутый носик, пухлые губы и строго очерченный треугольник подбородка с высокими скулами. Гармоничность лица, губ, носа побуждает любопытство взглянуть на глаза.
   На кистях девушки - белые перчатки с обрезанными пальцами, десяток фенечек из бисера красно-сине-белого цветов. Фенечки для беглого взгляда маскируют достаточно крупные руки, гладкие, но в любой момент готовые взорваться тугими жилами мускулов.
   Для профессионального взгляда, скопление фенечек на запястьях позволяет принять удары клинком. Тот же профессиональный взгляд наверняка бы зацепился за жилетку, которая совершенно не шевелиться под порывами ветра, и за выпирающие, будто бы совершенно не эластичные, подложки носков и пяток ботинок.
   Постояв, девушка неуверенными, чуть подрагивающими шагами спускается по трапу. Машинально делает несколько шагов от трапа. Встаёт. Потом внезапно обессилено складывается, падая на колени. Сидит на коленях, неподвижно.
  
   Стопка контейнеров на причале дорастает до десятка. Из-за ангара у причала выходит Женя в костюме, галстуке, тёмных очках. На плече, на ремне - сумка-кейс под документы. На лице наклеена бородка, растрепанные волосы треплет ветер.
   Женя шагает к девушке. Та за тридцать метров до него вздрагивает, поднимает голову. Потом торопливым стеснительным жестом смахивает с слезинки, текущие из-под очков, одним резким движением вспрыгивает на ноги. Стоит, ждет, пока Женя подойдёт. Женя замирает за три шага до неё. Смотрит.
   Она, помедлив, резко сдёргивает очки, открывая вид на большие, чуть раскосые голубые глаза, идеально вписывающиеся в остальное лицо. Помедлив, она прижимает руки в бёдрам и глубоко кланяется. Женя, помедлив, отвечает неглубоким поклоном.
   Распрямляются.
   Она, помедлив, привычным жестом, машинально цепляет очки на карман и шагает навстречу. Женя стоит, глядя на неё. Потом медленно снимает очки и тоже вешает на карман.
   Стоят, замерев в шаге друг от друга, глядя в глаза.
   Она коротко бросает на английском:
   - Извини, я не могу...
   Рывком бросается вперёд, сгребает его в плотные объятья. Видно, что она выше его на полголовы. Он поднимает руку и слабо обнимает её за плечи. Она стоит, сжавшись в попытке вжаться в него, и склонив голову к его плечу.
   Шепчет ему в ухо, сбивчиво, жарко, неверяще:
   - Женька... Женька... я... я дома, Женька... я... вернулась...
   Её голос сбивается на нервный плачь. Она стискивает его. Ткань костюма вжимается в тело и кажется, что вот-вот ладони в белых перчатках вомнут костюм внутрь тела.
   Женя, помедлив, поднимает руку, хватает её за хвост, оттягивает голову. Она смотри на него заплаканным взглядом, на котором сквозь счастье проступает недоумение.
   Женя, очень холодным сухим голосом, с американским акцентом:
   - Дарья. Дура. Баба.
   Она замирает, глядя на него с болью, не верящее. Потом её лицо каменеет, превращаясь в маску сосредоточенного бойца. Она сдергивает очки, одевает обратно. Отшагивает на шаг. Очень глубоко кланяется, говорит по-английски:
   - Простите меня, учитель.
   Женя, помедлив, не почти не открывая рта, говорит очень тёплым голосом:
   - С возвращением, Даш. Но это ещё не совсем. Это то самое грёбаное почти.
   Она, не разгибаясь, тихо, размеренно:
   - На котором горят лучшие.
   Он:
   - И вот сейчас ты пока... кто ты там по морскому паспорту? И даже так ты меня сильно попалила.
   Она резко распрямляется. Чуть поводит головой, осматривая окрестности. Взгляд цепляется за двух мужиков в длинных брезентовых плащах в паре сотен метров справа-слева. Потом - за группку из Кашина, пожилого капитана и Дмитрича в таком же плаще, идущих по причалу в сотне метров. Она поворачивается к нему и глухо, на английском спрашивает:
   - Хозяин, мой косяк можно поправить?
   Он, холодно:
   - Я приготовил тебе тест на выносливость.
   Она, со смешком:
   - Готова.
   Он:
   - Я знаю, что несмотря на нашу сделку той ночью...
   Она пару секунд стоит, додумывая. Поняв, на миг очень напряжёно замирает, потом жалобно, безнадёжно горбиться.
   Он, вздохнув, тихонечко по-русски:
   - Дашуль, или в постель, или в ученицы. Ты - выбрала.
   Она, тихонечко:
   - Сволочь ты Женька... если б я тогда знала...
   Он, так же тихо, чуток горестно-сожалеюще:
   - Если б я тогда рискнул... нам бы писец, аха?
   Она, тихим вздохом:
   - Аха. Но плак-плак.
   Он, по-английски:
   - Тест в том, что ты терпишь набухатся с горя. Возможно, аж до момента, когда я смогу и тут оформить тебя в приёмные дочери.
   Она, шокировано, на английском:
   - Чё?
   Он, с усмешкой:
   - А у нас есть варианты, а?
   Она стоит, шокировано раскрыв рот. Он, резко:
   - Закройся в покерфейс.
   Поворачивается к Клевцову, Кашину и пожилому, которые приблизились на десяток шагов.
   Они подходят, встают полукругом в пятке шагов. Дмитрич - засунув большие пальцы за ремень, Кашин и пожилой - спокойно и расслаблено, сложив руки за спину.
   Женя, певучим тенором:
   - Здравствуйте, товарищи защитники отечества!
   Кашин помедлив:
   - И вам.
   Дмитрич, поведя плечами:
   - Здорово, Ионыч.
   Вопросительно коситься на контейнеровоз, задерживает взгляд на Дарье, возвращает его на Женю. Вопросительно наклоняет голову.
   Женя стоит, вопросительно глядя на Кашина. Тот держит взгляд с хмурым лицом. Женя, стрельнув глазами в пожилого, возвращает взгляд на Кашина, спрашивает с Одесским акцентом:
   - Ось це хто?
   Кашин бросает хмурый взгляд на Дмитрича. Тот рассматривает корабль. Коситься на пожилого. Пожилой стоит, глядя за спину Жене. Кашин возвращает взгляд на Женю, говорит:
   - Капитан Авдепов, Пётр Антонович. А? - вопросительно кивает на Дарью.
   Женя:
   - Ну, будьмо. Пройдёмся.
   Поворачивается идти к причалу. На ходу делает Дарье знак кистями вверх-вниз, будто стирает тряпку. Дарья пристраивается сбоку от Жени.
   Дмитрич, Кашин, Авдепов, переглянувшись, идут за ними, догоняют. Дмитрич пристраивается слева от Жени, как бы готовясь прижимать его к воде. Кашин - справа от Дарьи. Авдепов - за спину Дарье.
   Неспешно доходят до края причала, медленно идут по краю. Молчат. Дмитрич на ходу коситься на Женю, суёт руку в карман штормовки, Женя не реагирует. Дмитрич достаёт беломорину, засовывает в зубы, начинает жевать.
   Ещё через десяток шагов, Кашин, чуть повернувшись к Дарье:
   - Барышня, Вам чудесно идут цвета русского флага. Или американского?
   Дарья резко встаёт, так что Авдепов налетает на неё. Авдепов начинает отходить, Дарья с невнятным яростным шипением резко поворачивается через левое плечо, и с подшагом бьёт Авдепову в челюсть. Он дергается заблокировать, но не успевает. Голова его дёргается от удара, он плывёт, делает шаг назад. Дарья, примерившись, сгибается, а потом выстреливает ногу, вкладывая в удар рывок корпуса назад. Подошва ботинка плашмя врезается Авдепову в грудь, выбивая глухой удар с металлическими нотками. Авдепов с невнятным вскриком улетает за край причала.
   Женя всё это время спокойно идёт вперёд. Обнаружив, что Дмитрич отстал, поворачивается. Смотрит на Дмитрича, стоящего с руками в карманах вполоборота, смотрит на Кашина, стоящего лицом к Дарье с рукой под мышкой. На Дарью, с ненавистью на лице заглядывающую за край причала.
   Женя, Кашину в спину.
   - Ай-ай, товарищ майор... как же так...
   Тот резко поворачивается с яростью на лице.
   Женя, заложив руки за спину, вещает тоном судьи:
   - Гражданин Авдепов, бывший капитан милиции, осуждён за попытку сексуального домогательства к иностранной гражданке коку сухогруза "Мария Вентура", на основании свидетельских показаний команды означенного сухогруза, подтверждённых видеозаписью. Гражданин Кашин, бывший майор милиции, уволен из органов за соучастие в попытке изнасилования.
   Кашин рычит:
   - Ты чё несёшь?!
   Женя кидает взгляд ему за спину. Кашин, повернувшись, смотрит на Дарью, потом поднимает взгляд. Видит десяток голов и объектив камеры, торчащие за краем бака сухогруза.
   Кашин резко оборачивается, бросает взгляд на Дарью, стоящую в напружиненной позе, на Женю, на застывшего Дмитрича, шагает к краю причала, глядит за него.
   Женя тоже шагает к краю причала, глядит за край.
   Внизу, держась за покрышку на стенке, плавает Авдепов в рубашке. Авдепов очумело потряхивает головой.
   Женя вздыхает, бросает взгляд на Кашина, участливо говорит, глядя вниз:
   - Ну вот... утопил казенный бронежилет и не очень казённое радио.
   Кашин и Дмитрич кидают на Женю напряжённые резкие взгляды. Потом упирают взгляды в Авдепова.
   Женя:
   - Ты, прежде чем нырнёшь за ними, подумай, что на допросе будешь рассказывать.
   Авдепов глядит на Женю. Его вторая рука вылетает из воды, сжимая пистолет. Женя отшатывается от края причала за миг до сдвоенного баха выстрелов. Взлетает облачко бетонной крошки, визжит пуля, уходящая в рикошет.
   Кашин и Дмитрич отшатываются от края причала.
   Авдепов с болью и ненавистью кричит:
   - Чтоб ты сдох, тварь ебаная! Хуй те в душу!!!
   За краем причала бахает выстрел.
   Женя, помедлив, осторожно заглядывает за край. Кашин резко выглядывает за край.
   На воде расплывается вытянутый овал крови с мозгами. Видна уходящая на дно макушка Авдепова.
   Женя, с притворным сочувствием:
   - Наёбнулся и утоп... какая нелепая смерть незадолго до пенсии.
   Кашин резко поворачивается, стискивая рукоять пистолета в кобуре. На лице - ярость. Сдавлено рычит:
   - Что за хуйня, бля?!!
   Женя с холодной яростью, закипая с каждым словом:
   - Это я должен спросить - чё за хуйня? Это ты, бля, крысу приволок, не я!
   Кашин, безумно:
   - Какую крысу, бля?! Да ты кто такой, сука?! Да я... - начинает тянуть пистолет.
   От рубки корабля еле слышно хлопает. Плечо Кашина дергается, встопорщиваясь рваной тканью и брызгая кровью. Рука повисает плетью. Пистолет выскальзывает из разжавшихся пальцев.
   Курлыкает мобильник. Дарья, помедлив, суёт руку во внутренний карман жилетки, достаёт мобильник, вытягивает антенну, нажимает приём. Говорит на английском:
   - Нет... не стоит его добивать... мне кажется, что это - местный коп. Хотя значок он не показывал... ну да, в диких странах что коп, что бандюк... ладно, если полезет за значком - пристрели его. Роджер.
   Складывает телефон. Остальные стоят, смотрят на неё. Дмитрич и Женя - с непроницаемыми лицами, Кашин - со смесью ярости и растерянности. Кашин натянув каменную маску, зажимает рану рукой, хрипит:
   - Саша, пойдём отсюда нах.
   Поворачивается, идет к пистолету, подбирает двумя пальцами за скобу. Засовывает в карман. Поворачивается, делает шаг.
   Дмитрич, холодным голосом:
   - Не спеши, Павел Юрич.
   Кашин встаёт. Медленно поворачивается. На лице - угрюмое неверие.
   Дмитрич достаёт из кармана спички, прикуривает. Говорит с дымком:
   - Что-то мне мерещиться, что мы в конторской операции. И ходов у тебя отсюда тогда ой, как мало.
   Кашин, хрипло:
   - Да чё ты мелешь... какая контора...
   Дмитрич:
   - А ты постой, подыши, мозги запусти.
   Кашин стискивает зубы. Проходит взглядом по Жене, Дарье. Смотрит на мужчину в длинной штормовке за спинами. Спрашивает:
   - Это ведь - твои?
   Дмитрич, чуть дёрнув губами в пренебрежительной усмешке, говорит:
   - Мои-то мои... только чё-т они любопытствовали, кого больше беречь - меня или вот его - кивает на Женю, - и какое-то удовлетворение во взглядах мелькало, когда я сказал, что его.
   Женя бурчит:
   - Харэ паранойю кормить, а? Ты им все расклады выдал, а?
   Дмитрич, стеснительно:
   - Ну.
   Женя:
   - Коня нагну! Чтоб быстрей бегал на реактивной тяге... - глядит на мрачного Кашина, решительно вздыхает, говорит журчащим голосом:
   - А у тебя на самом деле ходов три с половиной. Первый - нырять за радио - кивает на воду.
   Кашин, сдавленным гневом:
   - Да чё за радио, бля?!
   Женя вздыхает, скучающе-поучительно говорит:
   - Компактный радиопередатчик радиусом три-пять км, работающий в диапазоне чуток повыше того, что выделен милиции... о, кстати.
   Женя смотрит на выскочивший из-за корпуса корабля катер в милицейской расцветке.
   На катере - трое. Один за штурвалом, двое, на носу и на корме, в касках и с автоматами в руках. Держат автоматы стволами вниз, но прикладами у плеча - готовы в любой момент вскинуть их.
   Катер сбрасывает ход, тот, что за штурвалом, поднимает ко рту микрофон, катер громко хрипит динамиками:
   - Всем оставаться на местах! Милиция! Stand still! Police!
   Кашин неуклюже тянет руку к карману. Замирает, косится на рубку.
   Женя поднимает над головой руки, скрещивает.
   Катер рявкает:
   - Прекратить движение!
   Кашин кричит:
   - Майор Кашин, начальник отдела по борьбе с бандитизмом облугро! Достаю удостоверение!
   Неуклюже достаёт левой рукой удостоверение, показывает. Катер по инерции доходит до причала, утыкается в него.
   Водитель медлит, потом откладывает микрофон, говорит:
   - Старший лейтенант Поряко, патруль порта. Что за стрельба, товарищ майор?
   Кашин медлит, убирает удостоверение, говорит:
   - Ловили на живца... не доловили. Там, под причалом, тело, макар, бронежилет и рация. Сможете достать?
   Старший лейтенант задумчиво чешет подбородок, бурчит:
   - Ну, в принципе, водолазов-то кликнуть недолго...
   Кашин:
   - И булькну, и в рапорте упомяну.
   Старлей, чуть подозрительно:
   - А ваши, товарищ майор? - проходит взглядом по Жене, Дарье, Дмитричу. Стреляет глазами по сторонам на мужчин в штормовках, возвращается глазами к Дарье.
   Кашин, помедлив, бурчит:
   - Меня тут поцарапало слегка... сейчас до телефона дойду - вызову эксперта по трупам.
   Женя, хмыкнув, суёт руку под полу пиджака. Достаёт мобильник. Вытягивает антенну, нажимает две кнопки, ждет, потом говорит-поёт в трубку тенором:
   - Вассерману и Вакову: Авдепов застрял в стекле. У причала ждут водолазы доставать останки. Кашин ушёл в гости.
   Сворачивает трубку
   Старший лейтенант, настороженно:
   - А вы, товарищ, кто?
   Женя, с фирменной уверенной скучающе-пренебрежительной интонацией сотрудника спецслужб:
   - А вы, товарищ, уверены, что готовы принять все последствия получения ответа на данный вопрос?
   Поворачивается, идёт к трапу, на ходу бросает Кашину:
   - Пойдёмте, майор. Ближайший медпункт - на борту.
   Кашин бросает взгляд на старлея, коротко кивает ему. Идёт вслед за Женей. На ходу переглядывается с Дмитричем, коротко кивает ему.
   Дарья, помедлив, хватается пальчиками за подолы жилетки и делает старлею шутливый реверанс, коротко сверкнув сосками, торчащими сквозь майку. Пристраивается вслед за остальными, небрежно двигаясь летящей модельной походкой от бедра.
   Передний автоматчик, провожая взглядом её попу, плавно виляющую на ходу и в крайних точках резко вспыхивающую изгибами упругих мышц:
   - Вот это... эта... я бы вдул...
   Старлей, мрачно:
   - А я бы нет.
   Автоматчик поворачивается, удивлённо:
   - Чё так?
   Старлей, тихонько:
   - Чё-то мне мерещится, что звёздочек у нас как бы не одинаково. Только у неё - разложены ровней. А ебать старших по должности я боюсь. Ибо может быть так, что ты - в кроватке, а тебя - везде.
   Автоматчик с кормы, с вислыми полуседыми усами:
   - Да ну брось, Михалыч. Просто бандюки какие-то заморские.
   Старлей:
   - Может, и бандюки. А может, и кое-кто, кто с них шкурки снял и на себя натянул... в общем, молчим-молчим, товарищи бойцы. Так... водолазов.
   Поднимает ко рту микрофон.
  
   Медпункт-операционная корабля.
   На столе на боку лежит Кашин с голым торсом. Рядом стоит Женя в халате, перчатках, маске. Женя заканчивает бинтовать руку. Завязывает узелок. Отшагивает, говорит:
   - Ну - вот. А то в госпиталь, в госпиталь. Будто у буржуев бинты капитализмом заражены, и измена родине в каждой ампуле новокаина.
   Кашин напряжённо застывает. Потом буркает:
   - Спасибо, доктор.
   Садиться. Слезает на пол. Женя, выходя из операционной и стягивая перчатки, говорит:
   - В приёмной там рубаху на подмену подобрали. И косынку не забудьте.
   Из открытой двери в комнатку, куда вышел Женя, раздаётся шум воды, и Женин голос:
   - И пойдёмте чай пить.
  
   Кают-компания корабля, обшитая морёным дубом. Посредине - стол из дуба, лавки, привинченные к полу. Вдоль стены - буфет, бар с бутылками в держалках, шкаф с посудой.
   На столе - чашки, заварной чайник, чайник с кипятком, тарелки с шоколадом, печеньем, джемом, масло, хлеб, сыр, сахарница.
   За открытыми дверями на палубу, облокотясь на перила стоят Дмитрич и Дарья. Молча курят. Дмитрич медленно тянет папироску, Дарья попыхивает маленькой индейской трубочкой.
   Дарья смотрит вдаль. Дмитрич - тоже, то и дело бросает на Дарью хитрые взгляды.
   Дмитрич, с акцентом, на английском:
   - Выглядишь пиратом.
   Дарья, помедлив, на английском:
   - Выглядишь агентом разведки.
   Потом резко встаёт смирно лицом к Дмитричу, тихо рявкает:
   - Матрос Инельда МакВинли, номер Р-983021.
   Отдаёт салют, перетекает обратно в позу "курю, любуюсь морем".
   Дмитрич, озадачено:
   - О как.
   Она молча курит. За спиной в хлопает дверь. Женя, изнутри:
   - Ну давайте уже чаю!
   Добавляет по-английски:
   - Стюард!
   Дарья быстро суёт трубочку в карман, проскакивает внутрь.
   Дмитрич смотрит ей вслед, еле слышно буркает:
   - МакВинли, угу... с рязанской такой мордой... симпатичной, аж тянет в штаны залезть... проверить - нет ли хвоста и копытцев в ботинках...
   Дмитрич сбивает с папиросы уголёк, суёт окурок в карман, заходит в кают-компанию.
   Женя сидит во главе стола, у чайника, намазывает кусок хлеба маслом. Слева присаживается Кашин в джинсовой рубашке и рукой на косынке. Дарья у стола, разливает чай.
   Дмитрич, помедлив, идёт и присаживается справа от Жени.
   Женя, кивая на стол:
   - Ну, гости дорогие, угощайтесь, чем бог послал.
   Дмитрич садиться, смотрит на руки Дарьи, наливающие ему чай. Потом поднимает взгляд на Женю, спрашивает:
   - А барышня нам компанию не составит?
   Женя, укладывая на масло сыр:
   - Это не барышня, это кок на данном корабле. Ну и стюард по совместительству.
   Дмитрич, дурашливо-простовато:
   - Кок - это который как Джон Сильвер в острове сокровищ?
   Женя кусает бутерброд, с наслаждением пережёвывает, отхлёбывает чай. Проглотив, кивает и говорит:
   - Ага. Только попугайчика нету, который кричит "Бабло! Бабло!"
   Коситься на Кашина. Тот сидит, сгорбившись, задумчиво крутит в руках кружку.
   Женя, заботливо:
   - Павел Юрьевич, даже если не хочется, как лечащий врач настаиваю на полплитке шоколада и паре кружек чаю. Он ягодно-травяной, способствует восстановлению потерь крови и ускоряет регенерацию.
   Кашин, помедлив, хмыкает. Берёт с тарелки кусок шоколада, закидывает в рот. Запивает чаем.
   Дмитрич, хмыкнув, осторожно пробует чай. Потом бросает на Женю хитрый взгляд, пододвигает к себе печенье и вазочку с вареньем.
   Женя отвечает ему короткой улыбкой, и кусает бутерброд.
   Некоторое время молча едят.
   Кашин допивает кружку. Рассеяно смотрит в неё, медленно ставит на стол.
   Дарья заходит ему за спину, начинает наливать вторую. Налив, отходит к стенке. Начинает наливать в чайник воды.
   Женя, ровным голосом, журчащим и текучим, совсем без усилий:
   - А у тебя, Паша, какие планы на пенсию?
   Дмитрич поднимает удивлённый взгляд. Замирает от увиденного. Женя сидит, очень внимательно глядя на Кашина. Рука Жени, ближняя к Дмитричу, лежит на столе ребром ладони в жесте "стенка, не лезь".
   Дмитрич бросает взгляд на Дарью, неподвижно замершую у буфета за спиной Кашина, и начинает очень медленно класть ложечку в вазочку.
   Кашин, глядя в кружку, рассеянным голосом:
   - Да какие планы-то? Не думал даже про пенсию. Дожить бы до неё ещё со всеми этими захерами.
   Женя, участливо:
   - А тебя, Паша, как в эти захеры вовлекли?
   Дмитрич застывает, уперев взгляд в Женину ладонь ребром.
   Кашин, помедлив, грустно:
   - Как-как... повёлся я, как лох. Развели меня на жалость.
   Женя, с искренним сочувствием в голосе:
   - Расскажи.
   Кашин, рассеяно, монотонно:
   - Да... сидел в кафе по гражданке. Подсела девчонка... восточная. И так... через силу со слезами предложила купить её на ночь. Сказала, беженка с Узбекистана, родители померли, дом сожгли. Ничего нету, работать без документов не берут, а очень жрать хочется. И говорит, что мне - верит, ибо я - честный, заплачу. Я ей сунул полтинник и говорю - иди отсюда. А она - не берёт... говорит, не могу так... нельзя в подарок от мужчин. И говорит - давай, хоть дома у тебя уберусь и постираю. И плачет, что дура она, что у меня жена-красавица у такого... настоящего, а она тут лезет. В общем, встал я, пошёл, она - за мной. Догоняет, пытается полтинник тот несчастный мне в карман засунуть. А всё - на улице. Люди смотрят. Ну, я полтинник взял, плюнул - и ходу... не надо было мне оборачиваться... но обернулся. Она - сидит на асфальте, колени обняв, и рыдает. И люди мимо идут, всем похер. Постоял, подумал... в общем, сунул ей тот полтинник и записку с адресом.
   Вечером иду - ждёт у подъезда. С ведром старым и тряпками. По-честному напидорила до блеска всю мою берлогу. Закончила за полночь. Ночевать отказалась, рвалась пёхом. Спросил... сказала - приютили в рабочей общаге за уборку... и поёбалки с комендантом. Спросил, что с документами. Говорит - нету. И не знает тут никого. Тётка троюродная была, к ней ехала, да не нашла. И в милицию боится, говорит, там подарок нужно большой, чтобы бумаги сделать.
   В общем, ушла, сказала, что ещё придёт за тот полтинник убираться.
   Я утром звякнул в паспортный. Попросил принять по нормальному. Как второй раз пришла - послал в паспортный.
   Сходила, получила. Пропала на две недели. Потом пришла, убралась, в ноги упала и плакать - мол, спас её. Работу нашла, комнату нашла. И зовёт, говорит, дай обедом накормлю хоть от всей души.
   Не надо было идти... но подумал, что обижу. Пошёл.
   Обед... плов с травами. И чую, что от трав у меня - встаёт. Пошёл было на выход. Она - в слёзы... рыдает, чтоб взял её... хоть раз по нормальному было, чтобы, а не так... Ну... взял, в общем.
   Вышел, подумал-подумал, и решил - а, пусть.
   На третий раз, как зашёл к ней, всё случилось. Она в постели кричать стала, громко. Ну, тут дверь - хрясь, и пяток чурок влетает с ножами и дубьём. Я - за ствол. Они - на неё орать не по-русски. И - не поверил я чуйке... ой, зря не поверил. Кричала мне чуйка, что валить надо всех сразу и - на прорыв. И главное - саму её валить. Но... в общем, отогнал я этих стволом, Гульнара - в плачь. Я её с вещами - в охапку, и к себе.
   Три дня у меня жила.
   На четвёртый прихожу домой, а на кухне - азиат в костюме. И удостоверение подпола КГБ мне сходу в нос. А потом кивает на стол. А там - заявление. От несовершеннолетней Садыковой Гульнары, о том, как я её совратил и изнасиловал под пистолетом, чему есть пять свидетелей. И подпол так, ласково, говорит, что я ему двоюродную племянницу испортил, и что как бы око за око.
   А у меня Ленке... это старшая сестры сводной... одиннадцать.
   В общем, понял я, что всё, сел я на крючок. И по закону, и по понятиям. Сел за стол, спрашиваю - чё надо?
   А он говорит ласково, по-восточному, что пока ничего не надо. Просто забыть и жить. А потом, может быть, и вспомнить, что должен. А вот там-то и надо будет думать.
   Уходя, в дверях уже, спросил брезгливенько так, зачем жопу порвал. Я - в непонятки, а он мне - кассету с видео... на кассете - как я Гульку раком наяриваю, а она орёт, как от боли и кричит по-узбекски. И титры - "нет, не надо... вынь, вынь из попы".
   Кашин вздыхает. Отхлёбывает чаю. Потом так же рассеяно продолжает:
   - Полтора года прошло. Открыли мы дело о пропажах. Позвонили мне домой. Голос, азиатский, восхищаться начал, какая племянница красавица. Я - орать. Они... говорит, надо бы ей сфотографироваться молодой и красивой. И трубку бросили.
   Я... отозвал Антоныча, и говорю, что не тянем мы дело. Надо передавать кому. Он подумал, и говорит, давай для начала варягов звать из Москвы на внедрение.
   Описали ситуацию, и - рапорт в центральное кадров.
   В ответ... Викуля приезжает. Глянул я на этого... жёсткого оловянного солдатика. Дёрнулось что-то завернуть её, потому как казармой вся пропахла, какое там - внедрение. А потом плюнул на всё. Сестру с племяхой загнал в деревню к бабке на лето, соседу её задарил обрез и мешок консервов. Сам написал чистосердечное, положил в сейф, зарядил пистоль и стал ждать, чем кончиться.
   Замолкает. Отхлёбывает чай. Потом говорит тихо, в кружку:
   - Я чую, что химией накололи. Но... хрен с ним. Спасибо. Полегчало на душе.
   Женя, тихо:
   - А больше никто из азиатов не звонил?
   Кашин:
   - Нет. Больше не звонили.
   Женя, помедлив, кивает Дарье на Кашина. Она подходит к нему, хлопает по плечу привлекая внимание. Потом подхватывает его под мышки, поднимает из-за стола, выводит.
   Женя, помедлив, начинает доедать бутерброд.
   Дмитрич отмирает. Черпает ложку варенья, засовывает в рот. Катает по рту.
   Потом со смешком говорит:
   - А дозвольте полюбопытствовать...
   Женя вынимает взгляд из воздуха, смотрит на Дмитрича, усмехается, говорит:
   - Дозволяю.
   Дмитрич, деревенским языком:
   - Эта... а куды его теперь, горемышного?
   Женя, с злобной утомлённостью "не начинай":
   - Дмитрич, не кипеши, а? В отпуск. Учебный. Читать труды классиков. Сунь-дзы, Макиавелли, Бусидо и прочая. А то детский сад какой-то. Трахнул бабу и вместо того, чтобы гордиться ну или хотя бы прилюдно запить горькую, что злые татары уволокли и спрятали любимую - ебаный стыд на всю деревню. Ой, блядь, меня не поймут... ой, ё, меня посадит страшное КаДжиБи. Учиться ему надо. А то так и уйдёт на пенсию майором.
   Дмитрич, нахмурено:
   - Чё?
   Женя, злобно:
   - Ага, она самая.
   Дмитрич:
   - Не понял.
   Женя прищуривается и с восточным акцентом:
   - Чё - это па-карейски - попа, аднака, насяльника.
   Дмитрич, не вполне успешно сдавливая улыбку, с горным акцентом:
   - Вах, какой бахатый язык, слюшай, да! Такой кароткий слов, а сколько смысла, да? Жопа каторый нада нэжна, патаму шта жопа начальнык!
   Женя ржёт.
   Дмитрич подхватывает хохот.
   Хохочут, сверля друг друга взглядом.
  
   Дмитрич плавно заканчивает смеяться. Потом черпает ещё ложку варенья, закидывает в рот, закусывает печеньем. Сидит, смакует. Потом вздыхает, спрашивает:
   - Слуш, Ионыч, скажи мне таки честно... та бумага... ты Торьку в контору отсыпать хочешь?
   Вбивает в Женю очень внимательный взгляд. Кусает печеньку, заедает вареньем.
   Женя, с наигранным возмущением, тоном "а я говорил!":
   - Вот! - тыкает пальцем. - Вот началось! Я у него по-человечески руку дочери, а он мне - пристрой её сначала на местечко посытней.
   Дмитрич пережёвывает, запивает глоточком чая. Потом вздыхает, поднимает взгляд на входящую Дарью. Сверлит её взглядом, переводит взгляд на Женю, потом возвращает на Дарью, опять смотрит на Женю. Потом тихо, грустно спрашивает с серьёзным лицом:
   - Зачем тебе Торька?
   Женя смотрит на Дарью, на Дмитрича, потом говорит с серьёзным лицом:
   - Хочешь пример того, что начинается, когда я начинаю отвечать людям честно? Не то, что они хотят услышать, а именно то, что я думаю про ситуацию, причем именно так, как я об этом думаю, если мне зачем-то надо облечь мысли в слова?
   Дмитрич чуть морщиться, раскладывая услышанное. Потом откидывается на стуле, говорит:
   - Давай попробуем.
   Женя кивает на Дарью, и говорит:
   - Допустим, ты спросил меня в лоб.
   Дмитрич:
   - Да легко! - кивает на Дарью, и спрашивает:
   - Она тебе - кто?
   Женя:
   - Это моя дочь.
   Дмитрич медлит, потом всем - лицом, позой и словами, выдаёт охуительный скепсис:
   - ДА НУ НАХУЙ
   Женя тыкает в него и говорит:
   - Во-о-о-о-от. Начинается.
   Дмитрич медлит. Потом встаёт, идёт к штормовке, висящей на крючке. Достаёт папиросы, спички.
   Возвращается за стол.
   Садиться.
   Жует папиросу, глядя в Женины серьёзные глаза. Потом тихо спрашивает:
   - Как?
   Женя чуть улыбается и холодно говорит фирменным тоном:
   - Вы, товарищ Клевцов, Александр Дмитриевич, уверены, что хотите принять на себя все последствия получения ответа на этот вопрос? Считайте, что говорите под протокол.
   Дмитрич медлит, потом вынимает папиросу, тяжким голосом рубит:
   - Да, уверен.
   Женя смотрит на него, потом очень светло улыбается. Отводит взгляд в стол, говорит:
   - Кашин - придурок. Солдатик... оловянный, аха... Вся в папу, лучшей оружейной стали. Только один - лопата сапёрная, заточенная в бритву, с пилой дубы валить и насечкой для ухватистости, а вторая - невнятный пока ножик.
   Дмитрич молча внимательно смотрит на Женю. Тот поднимает взгляд на Дарью, вздыхает, говорит по-русски:
   - Таки ты везучая, Дашка. - переходит на командный голос, - Всё, отставить нерв-тренаж, пузырь и три стопаря на стол - Марш.
   Она медлит, потом срывается с места. Быстро открывает шкаф, выхватывает три стопки, литровую бутылку водки. Ставит на стол. Медлит, потом неуверенно садиться на место Кашина.
   Женя смотрит на Дмитрича, кивает на бутыль, с усмешкой говорит:
   - Ну что, дедуль, разливай.
   Дмитрич тянется к бутылке, свинчивает пробку, задумчиво:
   - С дедулей мы таки пока погодим, думаю. Бамагх-то таки нема ещё, э?
   Женя, с улыбочкой:
   - Аха... звиняй. Эта я да... поспешил... месяцев на девять.
   Дмитрич замирает с бутылкой в руке. Глядит на Женю. Во взгляде проступает желание разбить бутылку об его лицо.
   Женя становиться страшным. Лицо каменеет. В глазах зажигается холодная готовность спокойно убивать, пытать и грабить. Женя низким, гулким, проникновенным голосом вбивает в Дмитрича:
   - Я её когда нашёл - с хуя снял. Буквально.
   Дмитрич роняет взгляд в стол. Медлит, буркает:
   - Извини.
   Женя, с улыбочкой, очень едким голосом, с яростью:
   - Вы, товарищ, возможно, хотите доченьку-то выпороть за дурь её подростковую. Так не надо. Уже выпороли. Плёткой.
   Дмитрич горбиться, придавленный сказанным. Сдавлено шипит сквозь зубы.
   Женя продолжает:
   - И по жопе, и по спине. И по пизде пару раз прилетело.
   Дмитрич хрипит:
   - Хватит...
   Женя, ровным голосом:
   - Хватит, так хватит. Наливай давай.
   Дмитрич медлит, потом наливает по стопкам.
   Женя берёт свою. За ним - Дмитрич, последней - Дарья.
   Поднимают. Женя, ровным голосом:
   - За ответы.
   Чокаются, выпивают.
   Женя с Дарьей стукают стопками по столу. Глядят друг на друга. Начинают ржать.
   Дмитрич смотрит на них мрачно-недоумённо.
   Женя, Дмитричу:
   - Потом расскажу. Не тормози - заряжай даблтап.
   Дмитрич, мрачно:
   - Кого?
   Женя морщиться, говорит:
   - Сдвоенный выстрел по литературному. Двуёбсь на армейском компактном.
   Дмитрич, хмыкнув, насыпает по стопкам.
   Поднимают. Женя:
   - Даблтап! Чтоб не мимо.
   Выпивают, Женя с Дарьей стукают стопками об стол. Дмитрич с мрачно-обречённым лицом наливает по третьей.
   Поднимают. Женя:
   - За контроль!
   Чокаются, выпивают, стукают стопками об стол.
   Женя, помедлив, отпускает стопку, тянется за сыром.
   Дарья сидит, глядя перед собой в воспоминания. Потом неуверенно улыбается, говорит:
   - Женька, а ведь... с ТОБОЙ я бухаю первый раз.
   Женя, пережёвывая сыр:
   - А ты уверена, что я - Женька?
   Дарья вскидывает на него растерянный взгляд.
   Дмитрич ворчит:
   - А раньше с кем?
   Дарья бросает на Дмитрича взгляд, возвращает на Женю. Во взгляде - вопрос.
   Женя глядит на Дарью, вздыхает, говорит:
   - Ну, у нас с твоего стула сегодня - вечер воспоминаний. Так что про себя можешь всё. Но сначала...
   Поворачивается к Дмитричу. Смотрит на него изучающее, как добрый доктор на странного уродца.
   Дмитрич:
   - Что?
   Женя, тоном преподавателя академии:
   - Сначала, Дмитрич, реши-ка тактическую задачку для разведчиков... скажем, для глубокого рейда... чтоб не скучно - с пятью контрольными точками, проходимыми последовательно, поскольку в каждой нужно взять ответ, где следующая. А в паре-тройке - ещё и прихватить вещей на полцентнера, и таскать их с собой далее всю дорогу.
   Дмитрич скептически кривиться.
   Женя поднимает взгляд к потолку, пару секунд смотрит туда, потом говорит:
   - Ну, например, в сорок четвёртом году, при высадке в Нормандии, нужно... ты же помнишь политику Второй Мировой на химоружие, да? Которая "ни-ни, а то ну его нах"... так вот, нужно бабахнуть по американцам залп химического оружия. В идеале - накрыть линкор с командованием. Чтобы у амеров с фрицами был не тёплый междусобойчик, а резня. И всякие "Немыслимые" слились в унитаз. Задача и ставки игры - понятны?
   Дмитрич, задумчиво глядя перед собой, с хищной улыбочкой:
   - Мдя... красивая схемка... и ведь реальная, если бы знать и яйца вольфрамовые.
   Женя, с улыбочкой:
   - Лучше из урана. С огоньком.
   Дмитрич широко лыбится. Потом смотрит на Женю:
   - Ну, представил. Грубо, вчерне - понятно. Шансов, конечно - мизер, но есть.
   Женя:
   - А есть они, шансы, если без маскарада с ряжеными?
   Дмитрич, помедлив:
   - Никаких.
   Женя склоняется к Дмитричу, и говорит:
   - Ну а теперь представь, что инфу про личный состав группы слили противнику.
   Дмитрич делает Жене недоверчиво-охуевшее лицо.
   Женя:
   - Не-не... не задачи, а вот только личные данные. Допустим, случайно загремел на допрос медик, который осматривал группу на выход. И противник знает всё про вид и запах. Но ничего - про задачи, и кто есть кто. И это группа узнаёт в первом сеансе связи после выброски.
   Дмитрич, медленно:
   - Ну это вообще...
   Женя:
   - А вот теперь - конец изложения условий задачи. Ваше решение, товарищ курсант академии разведки?
   Дмитрич с напряжённым лицом смотрит перед собой. Задумчиво тянет:
   - Маскарад... или россыпью... но любой попавший - это слив задачи и приплыв... а толпой... ещё и по головам... не, только россыпью... или вливаться в толпу...
   Женя:
   - Не туда думаете, товарищ курсант. Сначала примените стратегическое правило экстремальной маскировки.
   Дмитрич хмуриться, пытаясь вспомнить, потом раздражённо:
   - Какое?
   Женя:
   - Пока не ищут - прятать нужно в фоне и по углам. Но вот когда ищут...
   Дмитрич, медленно:
   - Прятать нужно на самом виду и под носом... но - как?
   Женя:
   - А вот как - и есть опорная точка всего решения.
   Дмитрич сидит, задумчиво морщась.
   Женя:
   - Подсказка. Весь состав группы подбирали под инженерную задачу альпинизм-трубы-форточки. И, соответственно, предполагалось в форму...
   Дмирич:
   - Горных стрелков... не... гитлерюгенда... спрятать кучу как бы подростков у всех на виду...
   Женя:
   - На САМОМ виду, и так, чтобы никто и подумать не мог, что это - советские разведчики.
   Дмитрич застывает, озарённый, потом бросает недоверчивое:
   - Да ну нах!
   Женя:
   - Что получается-то?
   Дмитрич, мрачно:
   - В джазе только девушки получается.
   Потом пристально глядит на Женины длинные волосы.
   Женя:
   - Ага. Ну и остаётся продумать мелкие детали, чтобы никто не зажал в уголок и не обнаружил, что в лифчике вместо титек - портянки и будёновка.
   Дмитрич, мрачно глядя на Женю:
   - И что, получилось?
   Женя смотрит на Дмитрича очень спокойным, светлым взглядом, потом говорит:
   - У меня, Дмитрич, ситуация была сильно проще. Задачи сверху - нет. Связи - нет. Группы - нет. Сам-один. Совсем. Но со всеми свистелками, перделками и кисточками. И... ну... скажем... не, не скажем.
   Дмитрич, мрачно:
   - Да говори уже.
   Женя, помедлив, тихонечко:
   - Не... просто представь, что в нашем примере с сорок четвёртым группу сливают не в начале, а ближе к концу. И берут всех, кроме самого мелкого, который вообще не разведчик и даже не альпинист, а... мастер-домушник, прихваченный в группу из тюрьмы на поруки командира группы. А ставки игры... ну, чтобы тебе было реалистичней. Знаешь, в чём суть воины в Афганистане?
   Дмитрич сидит, молчит, перестраиваясь. Потом достаёт папиросу, закуривает, со смешком говорит:
   - Ну, допустим, не знаю. Рассказывай.
   Женя, с ровным лицом и ровным голосом:
   - Небольшой урок глобальной политэкономии. Начну снизу, с простой семьи. Жили-были семья. Средненькая. Папа, мама, старшая, средний, младший. Бабушки, дедушки, дяди-тёти, двоюродные. Средняя семья. И... тем или иным путём, средненький сел на героин. На иглу. Подсчитайте прямой и косвенный ущерб.
   Дмитрич морщиться, начинает думать.
   Женя:
   - Во-первых, сам средненький... в среднем живёт четыре года. От двух если слабак, до десяти, если злобно брыкается. Соскакивает - каждый десятый. Да и тех надо всю жизнь держать за уши, что стоит внимания. Дорогого профессионального внимания. Во-вторых, за дозу он готов на всё. Совсем. Вынести из дома и продать всё, что угодно - не проблема. Продать сестру сутенёру - тоже. Так что если семья средненькая, то они просто терпят, а потом выгоняют из дома. Причём поначалу ещё успевают потратить кучу времени и бабла на попытку отмазать от первой ходки за кражу у соседей или грабёж.
   Короче, упрощено, но вполне достоверно, можно считать, что шприц героина - это волшебное химическое оружие, которое поразив живую силу противника, превращает поражённого во внедрённого диверсанта-смертника, идущего в последний бой против всего мира. Правда, бой этот - вслепую, всем подряд, и растянут на пару лет.
   Картина усреднённого ущерба от ОДНОГО попадания - понятна?
   Дмитрич с мрачным лицом кивает.
   Женя:
   - Мог бы добавить, что в среднем, если перевести на деньги, этот ущерб только напрямки - украденное, испорченное, затраты на суды, выплаты компенсаций, попытки лечения - то есть НЕ считая нервов, этот ущерб составляет около сотни тысяч. Это считая от десятков для тех, кто не богатый и заканчивая миллионом для тех, у кого они есть.
   Дмитрич недоумённо задирает бровь.
   Женя:
   - Это по США расклад.
   Дмитрич:
   - А-а-а...
   Женя:
   - Расклад и подход, который пришёл в голову кому-то в КаДжиБи.
   Дмитрич каменеет. Медленно тянет:
   - Та-а-ак.
   Женя:
   - Ну и ещё две цифирки в расклад. Усреднённая уличная стоимость грамма чистого героина - двести пятьдесят долларов. Ежегодный усреднённый урожай Афганского героина - две ТЫСЯЧИ тонн. В деньгах это... - Женя делает паузу.
   Дмитрич, нервным хриплым смешком:
   - Да я не знаю таких цифр... миллион грамм в тонне... два миллиарда граммов... пятьсот миллиардов долларов... блять.
   Женя:
   - Сумма, конечно, очень резко делиться между производством, доставкой и сбытом в сторону сбыта. Но, учитывая, что официальная задача операции - выкатить англо-саксам обратку за Китай, то скромные заработки доставщиков можно оставить... на непредвиденные расходы. Например, когда вдруг не хватает задокументированных цинковых ящичков для вывода товара в Москву...
   Дмитрич сидит, оцепенев. На лице - маска холодного бешенства. Потом говорит прицелисто:
   - Вот оно как...
   Встряхивается, вбивает в Женю злобно-прицелистый взгляд. Тянет:
   - А ты, Ионыч...
   Женя прерывает:
   - Ни-ни-ни... у меня нету запрятанного в лесу эшелона героина. И со всей этой хуйнёй я... не... рядом как раз таки постоял... не видя толком... но вонь учуял. И взялся выяснять, почему мне так стрёмно в Комитете... будет, если впишусь, а не так - поработаю по найму.
   Дмитрич:
   - Так, Ионыч. Стоп. Теряю мысль. Ты меня грузанул этими сказками, и мне не хватает мозгов качать косвенными. Дай пару фактов про себя, а?
   Женя медлит, потом по-детски легко и коротко вздыхает, говорит:
   - Я, Дмитрич, собственно говоря, уроженец США. Это, пожалуй, единственный точный и достоверный факт. Всё остальное - тайна, покрытая мраком очень достоверных, но не совсем точных документов. Например, у меня есть все штатовские документы на семнадцать и двадцать два года. Двадцать два - аж в двух комплектах, оба вполне пройдут проверку ФБР, если люто не копать. Но присягу гражданина США я не давал. Ещё у меня есть, как помнишь, удостоверение личности военнослужащего. По армейской линии, не конторской. Тоже вполне достоверное. С занесением в списки и всё такое... и без принятия Воинской присяги.
   Дмитрич, охуевше:
   - Это - КАК?!!
   Женя:
   - Ну, вот так. Просто... чтобы уметь просачиваться куда угодно, и потом ещё и выбираться обратно, нужно быть... даже не каплей масла, а газиком. Который не виден, не осязаем, и желательно - не пахнет. В общем, как говаривал циклопам товарищ Одиссей, "никто из ниоткуда".
   Дмитрич сидит, сверля Женю взглядом, в котором - настороженность, презрение, ярость. В глубине - страх.
   Женя, с простым взглядом, с горьковатым весельем в голосе:
   - Вот да, Дмитрич. Вот такое я лютое чудовище. Ни чести, ни совести, ни морального стержня. Соблюдаю только добровольно и осознано подписанные договора, в трёх экземплярах с хранением третьей копии у швейцарского нотариуса.
   Дмитрич отводит взгляд, берёт со стола спички, закуривает потухшую папиросу.
   Пыхает облачком дыма, глядит на Женю. Криво улыбается, буркает:
   - Нотариальную копию-то кто доставляет?
   Женя:
   - Само собой, курьер нотариуса.
   Дмитрич:
   - Ну-ну. - медлит, потом говорит: - Ладно, претёмный образ чёрта ты мне нарисовал. Теперь очень хочется спросить, что хочешь по жизни. Но могу воздержаться.
   Женя:
   - И правильно. А то я тебе отвечу... вот, Даша, например, оформлена как несовершеннолетний опекаемый на комплект документов на двадцать два. То есть вполне себе приёмная дочь.
   Дмитрич, скептически:
   - Угу...
   Женя, с хитрой улыбочкой:
   - Ага. Только я по тем документам ей - МАЧЕХА.
   На лице Дмитрича стремительно проступает охуение.
   Женя хихикает, тыкает в Дмитрича пальцем, говорит:
   - Вот-вот. Я предупреждал.
   Делает очень серьёзное лицо, говорит:
   - И вот ещё, Дмитрич. ТА операция - она не закончена. Дарьи тут... вроде бы как нету пока... а может, и есть. Но вот мамочка её точно в США. Кстати, партизанит в Теннеси, куда ты сам-один собирался бежать от милиции. А ты, если что, уже полдня как переведён в распоряжение разведуправления генштаба.
   Дмитрич:
   - Блять.
   Женя:
   - Так что на всякий случай отрабатывай ирландский акцент.
   Дмитрич:
   - Блять нахуй..
   Женя, со смешком:
   - Смахнём тебя на дикого человека из тенессистых лесов.
   Дмитрич, с истерической улыбкой:
   - Не на...
   Женя:
   - У которого я пряталась, пока сидела в декрете. Возможно, от него же.
   Дмитрич сидит, беззвучно поводя челюстью. Потом закрывает рот. Медленно, аккуратно кладёт окурок в пепельницу. Очень аккуратно, как сапёр у мины, достаёт новую папироску. Зажёвывает. Осторожно перекатывает между зубов. Потом бурчит по-английски:
   - Я слишком стар для этого дерьма.
   Женя:
   - Жаль, жаль... а то я думал, что твоему внуку пригодиться бабушка... хотя бы одна... моя-то ныне париться на киче и брыкается от зелёнки...
   Дмитрич кидает на Женю пронзительно-любопытный взгляд.
   Женя, с улыбочкой:
   - Так что я думал... для укрепления межродственных связей, обженить тебя на Дашиной тётке.
   Дарья, нервно:
   - Что?
   Женя игнорируя Дарью, Дмитричу, очень азартно:
   - Баба - Во! - показывает большие пальцы. - Титьки - Во! - показывает на себе четвёртый размер, - глазищи - Во! - тыкает в Дарью.
   Делает паузу, прокурорским голосом, читающим личное дело:
   - Ходка два года за разбой по малолетке, пять... условно... с годом под следствием ...за превышение необходимой самообороны... на три трупа ножичком за один присест. Кто ж знал, что дедушка воевал в разведке и очень любил ножики.
   Глядит на Дарью, говорит:
   - Тётя Поля тогда сидела вся на измене... В деле написано, что ей сдуру рассказали, куда тебя дели... в качестве рекламы, что будет с ней самой. Ну она и рванула в последний и решительный... так что не ищи уже Джавдета.
   Поворачивается к Дмитричу, говорит:
   - В общем, бабе чуть за тридцать. Трудиться секретарём, бухгалтером и телохранителем в Ростове-папе с командировками по всей стране. Мужиков к себе не подпускает от слова совсем... наверное.
   Делает жалостливое лицо, тянет:
   - А жа-а-алко. Такая баба пропадает...
   Притворно шмыргает.
   Дарья, удивлённо:
   - Откуда?
   Женя, резко:
   - Навёл справки сразу, как появилась связь.
   Глядит на Дмитрича, спрашивает:
   - Ну что, берёшь? Ну, по чесноку чтоб. Ты - мне бабу, я - тебе?
   Дмитрич сидит с каменным лицом, во взгляде, обращённом на Женю, плещет смех. Дарья, возмущённо:
   - Ей, ей.
   Женя, жадно:
   - Тебя - не отдам. Такая скотина нужна самому.
   Дарья замирает с открытым ртом глядя на Женю. Потом течёт, очень быстро превращаясь в вальяжно рассевшуюся стервозную кошку. Медлит, разливая по лицу и глазам коварно-стервозную улыбку. Спрашивает:
   - Женечка, а удовлетвори мне... любопытство. А ты меня... доить будешь ласково или досуха?
   Женя, с каменным лицом, резким инструкторским тоном:
   - Не зачёт. В целом - нормально, но не ввинчиваешь в душу , потому что речь идёт в переводе с английского, а не естественная русская. Отцепляй маску от языковой базы.
   Дарья, неподвижно выслушав речь, резко становиться серьёзной ученицей. Легко кланяется со словами:
   - Да, мастер. Я поняла.
   Женя поворачивается к Дмитричу, смотрит на его вопросительно вздёрнутую бровь, говорит:
   - Вот да. Мама-дочка - это хуйня...
   Задумывается, потом говорит тихо:
   - Пожалуй, есть и второй факт про меня. Это - кивает на Дарью, - моя ученица.
   Дмитрич переводит взгляд на Дарью, медлит, потом с глубоким сочувствием почти по-бабьи причитает:
   - Как жеж тебя угораздило-то, девонька?
   Дарья замирает. Кидает чуть испуганный взгляд на Женю. Он прячется за улыбкой, складывает руки на животе, откидывается на стуле.
   Дарья кидает ему обвиняющий взгляд, потом вздыхает, смотрит на Дмитрича, говорит, чуть стеснительно:
   - Ладно... я хотела от начала рассказывать... так понятней было бы, но начну с... со второй главы. В общем, тусят под патронажем мафии, которая держит бои без правил и проституцию, две подружки...
   Женя, резко:
   - Без имён!
   Дарья секундочку висит, потом:
   - Ладно... в общем, две подружки. И одна из них через три дня тусы начинает понимать... набравшись храбрости глянуть одним глазком через щель в ладошке, зажимающей глаза... начинает, в общем, она понимать, сотрясаясь от ужаса, что за ебаный лютый монстр её подруга... которая, так сложилась, вообще единственный человек вокруг, который... ну, хотя бы смотрит на тебя как на человека, а не на смазливую шлюшку, которую пока что не успели сломать и нагнуть... отложили на потом. И... чувство такое, что как на человека на тебя она... он смотрит просто потому, что окружающим нужно твоё тело, а... ОНО жрёт людей целиком - с мозгами, памятью и душой. Ссыкотно до усрачки. Потому что груповушку с десятком нигеров во все дыры представить могу. А как будет... употреБЛЯТЬ эта... - не могу. А бежать - некуда. Обе... точней, я-то точно - в загоне, как тигра в зоопарке. В общем, сутки я ходила, и присматривалась к вариантам самоубийства. Наверное, таки бы и убилась, если бы не жили мы в отеле с бесплатным питанием и алкоголем. С ужаса закидывалась-закидывалась... а оно не берёт толком. А я ещё закидывалась. А потом грянуло... люто жалко себя стало... прихожу в себя на полу душевой, в соплях, слезах, с полным похуизмом на всё. И очень спокойно. Потому что рядом сидит... оно и излучает такую стеночку... волшебную... внутри которой - безопасно, потому что очень, очень страшно тем, кто снаружи. Это как в невьебенном бункере с ядерно-биологическим оружием. Не лезь, а то ёбну всех сразу!
   Первая мысль, не эмоция, опять в панику бросила. Мысль была, что меня пустили погреться на минутку, а вот счас выгонят обратно. Так и брякнула: "Не выгоняй... делай со мной что хочешь, но не выгоняй."
   А эта... тогда - эта, мне отвечает: "На кой мне твоя тушка... у меня и своя не хуже".
   Вот тогда я встала... поднялась, строго говоря, на колени и сказала... молвила, так сказать.
   Дарья медлит, закрывает глаза, ровным тихим голосом чеканит:
   - Я попала... почти попала, в рабство. Если у меня есть хоть мизерный шанс самой выбрать хозяйку, я хочу к тебе. Целиком. Вся. Тело, разум, душа. Бей меня, ломай меня. Можешь зверски выебать меня в душу... я знаю, ты можешь. Отдаюсь тебе целиком.
   Дарья сидит, с закрытыми глазами, потом говорит со смешком:
   - И вот выдала я всё это, а в ответ - тишина... задумчивая такая... ну, будто чудище охотилось-охотилось, а жертва вдруг сама бежит и кричит: "рот раскрой". Ну и сидит монстр, думает - в чём подвох?
   Дарья смахивает слезинку, открывает глаза, глядит на Женю. Говорит со смешком сквозь слезы счастья:
   - Чел, если чё, я только что продублировала на русском и в этой стране.
   Женя буркает, глядя в её глаза:
   - Вот блин, любительница торжественных клятв...
   Он поворачивается к Дмитричу, говорит:
   - А чудовище в тот момент сидит, и всё такое залитое паникой соображает - где оно прокололось, что к нему подсылают деффку с плаката, причём деффка кривоватенько, но выдаёт древнюю формулу прошения в ученики. В ответ на которую не отказывают. Только убить потом могут, если просился не искренне. И знаешь, Дмитрич, чем я успокоился, а?
   Дмитрич, с напускным любопытством:
   - Чем же?
   Женя:
   - А тем, что в такую эпическую хрень я мог вляпаться только сам, без осознанной помощи окружающих. Ибо девка-то не просто с плаката, а из ранней юношеской мечты... но это я уже на тот момент пропаниковал. А вот хрень в том, что... учеников можно как угодно херачить в учебных целях, НО ТОЛЬКО ЕСЛИ это надо для учебных целей. Но с ними НИКОГДА и НИЗАЧТО нельзя заниматься любовью. Любить, как своих детей - да. Ебать, комментируя процесс и обращая внимание на работу мышц и на позы - тоже да... если надо в рамках учебного процесса. Просто поебашиньки - хуй.
   Дарья, с обидой в голосе, и смесью благоговения и ненависти в глазах:
   - Ты - сволочь!... негритянки ему нравятся... ага.
   Женя, ласково:
   - А зачем тебя было напрягать, Дашуль? Я хожу, тренирую об тебя силу воли, ты почти не в курсе и тоже тренируешь силу воли. Время от времени мы, давясь от хохота, валяемся на диване и устраиваем звуковое шоу "две лесбы". Иногда, молча сцепив зубы, по отдельности дрочим в ванной.
   Дарья, шокировано-обижено:
   - Ты!... ты...
   Женя:
   - Не-не-не. Я боялся, что к стоку нашей ванной привинчен агент ФБР, который охотиться за моим генетическим материалом, и дрочил в общественных туалетах на соседок по кабинкам... негритянок, в основном... судя по запаху и громкости пердежа.
   Дарья, со слезами хохота и тихой ярости в глазах:
   - Блять...
   Смотрит на Дмитрича, восклицает:
   - И с этим человеком я жила два месяца без отрыва. И ещё месяц с перерывами.
   Дмитрич, с мрачной улыбкой:
   - Это хуйня. Я за него дочь выдаю.
   Дарья, помедлив, с сочувствием:
   - Бедняга...
   Замирают. Женя хихикает первым, все трое валяться с хохот.
  
   Через минуту, просмеявшись, Женя кивает на бутылку:
   - Наливай.
   Дмитрич разливает. Поднимают. Женя открывает рот сказать. Дмитрич опережает:
   - За семью.
   Чокается с застывшим Женей, Дарьей, опрокидывает в себя. Вопросительно смотрит на Женю, на Дарью. Женя с Дарьей переглядываются, пьют. Аккуратно ставят стопки.
   Дмитрич, закуривает потухшую папиросу, спрашивает Дарью:
   - Ну а туда-то ты - как?
   Дарья, за пару секунд собравшись с мыслями:
   - Если кратко, то... живём мы как-то втроём. Мне пятнадцать, брату - двадцать три, тётке тридцать. Дед умер, бабка умерла давно, мать умерла два года как, отцы... брата, сбежал почти сразу, мой полтора года как сел на пятнарик, тётка даже не дёргалась замуж, на мать насмотревшись... дед говорил... точней, первый и последний раз в жизни рыдал в голос в тот день, когда отёц пошёл на первую ходку... в общем, дед выл и просил прощенья, что всю удачу рода потратил в войну, да ещё и в долги к потомкам влез. Да так, что из всех, кто к семье прибьётся, она вытягивается. Это так... к слову обо мне.
   Дмитрич понимающе-настороженно щуриться в глубокой затяжке.
   Дарья продолжает:
   - В общем, я учусь... изо всех сил. И боксом занимаюсь. Брат приучил с трех лет драться, и так и пошло. Сам брат какой-то бизнес крутит... купи-продай какое-то. Тётка пытается его притормаживать, и подрабатывает бухгалтером... не тем, что на заводе, а тем, что временный зам генерального по вложениям и окупаемости. Чутьё у неё - огромное. Говорила, пришлось отрастить, чтобы с невезением бороться. Своих денег вот только не очень. Брат - в ноль бултыхается, на еду нам и кабаки ему. Вещи покупаем на то, что тётке заносят за подработки. А она панически отбрыкивается от больших подарков... ибо выглядит... ну, я уже начала её вещи носить... ну и глаза у неё зелёные... в остальном - как близняшки почти... только я - от косметолога, а она - с похмелуги. В общем, мужики - хороводами.
   Дарья медлит, потом глухим голосом без эмоций говорит короткими фразами:
   - Брат влетел на бабки горцам. Много. Они сказали - сестру и тётку заберут, пока не отдаст. Он прям там сорвался, его зарезали. Пришли за нами... наверное. В общем, я шла по улице, сзади - шаги. Укол в ногу, лицо горца мелькает и - всё.
   Пяток раз вроде бы приходила в сознание. Но вокруг - темнота, тело затекло, и никто не отзывается. Так что вроде и не приходила.
   В себя прихожу - все болит, голая, привязана к кровати и мешок на голове. Голос на английском спрашивает: "слышишь? Понимаешь?". Я угукнула, голос мне коротко говорит, что я уже не в России и меня продали за долги брата. И я - или послушная девочка и мне не очень больно, а может, даже приятно. Или я не делаю то, что говорят, и мне больно. Потом голос помедлил и спросил, знаю ли я, что такое ломка наркомана, который вымаливает дозу. Я сказала, что видела. Хотя только слышала от брата. Голос сказал, что я всё равно буду делать то, что велят. Но или те четыре года, пока буду сидеть на игле, завывая от боли при ломках. Или как сложиться... может, даже почти замуж проскочу. Но - потом. Может быть.
   Спросил, поняла ли и согласна. Сказала, что поняла. Уточнил, была ли с мальчиками. Сказала, что нет. Совсем. Уточнил, была ли с девочками. Соврала, что целовалась пару раз. Спросил, умею ли драться. Сказала, что бокс... очень неплохо.
   Ушел.
   Вернулся, запретил снимать мешок. Отстегнул, дал ком одежды. Трико, кофта, носки, кроссовки. Сказал одевать. Одела. Накинул на шею петлю, повёл. Привёл в комнату. Велел стоять, не снимая мешка.
   Потом пришёл другой. Сказал - снять мешок. Подумала, уточнила, что первый - запретил. Похвалил, что умная девочка. Сказал, что он - главней и разрешает. Сняла. Голая комната. Сухощавый в маске с косыми глазами. Велел показать, что могу. Побоксировали. Утёк от всех моих ударов, сам не бил - так, обозначил. Остановил бой, сказал, что пойдёт. Мешок на голову, вывел.
   Ночевала в камере. Матрас, ведро с крышкой, вода в бутылках, бетон вокруг. Кормили и ведро меняли четыре раза в день, мясо-овощи, витамины в таблетках. Заносили-выносили когда - одеть мешок. От нечего делать тренировалась все время... нервы сливала.
   На третий день пришли. Мешок. Голос напомнил, что я могу побыть непослушной... и провёл иглой по руке. Потом сказал, что сегодня будут продавать мою девственность. И два варианта. Или меня чуть-чуть будут уважать, или отведут на случку, как блеющую овцу... в общем, что потом, я плохо запомнила, но очень много пересматривала одно кино... вот его помню хорошо.
   Стена дома, вся в рисунках и ругани. Полукругом у стены - машины. У самой стены справа и слева, и по центру - три джипа с прожекторами на верху, дают ровный мягкий свет, как в студии. На каждом джипе - камера. Между джипов, полукругом - десятка полтора машин. Фары потушены, внутри - темно. Сигареты пыхают. У стены - фигуры в чёрном. Стоят два невнятных тела в балахонах от макушки до земли, у каждого - по два человека в чёрном военном и масках. С боковых джипов на длинных палках нависают два микрофона.
   В общем, сначала - тишина, потом - голос ведущего... такой масляный, басовитый, азартный... через динамики джипа:
   "Итак, леди и джентльмены, приветствуем вас на нашем юбилейном, двадцатом бою девственниц-гладиаторов. Для новичков на наших боях напоминаю условия: в бою - никаких условий нету. Но... после боя победительница продаёт свой трофей с аукциона присутствующим... и товарный вид имеет значение, да... Себя, если захочет, тоже может продать, но это если захочет и на своих условиях.
   Сегодня в красном углу нашего ринга... вы не поверите... я даже сам не верю, что ЭТО возможно... но... сегодня... тут... с нами..."
   Женя хмыкает. Дарья осекается... потом смотрит на Дмитрича, говорит смято,
   - Ну, в общем, называет имя. Точней, псевдоним.
   Сдёргивают балахон. Стоит. Тощее, огненно-рыжее, накрашенное, в красном нижнем белье с... не важно. Выглядит как деваха лет непонятно скольки. То ли тринадцати накачанная, то ли тридцати резко тощая с недожору в детстве.
   Стоит, осматривается, будто за спиной - рота снайперов, а она цели им намечает.
   Ведущий чуть слюной побрызгал... ну, по теме, что а вдруг сегодня её кто-то купит. И начал представлять... школьницу... Поиграл словами - с английским "слейв" которое "раб" и "славянка", прогнал хрень про военнопленную. Трофей и всё такое. Ввинтил что-то про чемпионство по боксу. Ну и - балахон - сдрыг. Там - я стою. Вся в белом. Босоножки из кучи ремешков на каблуке, чулки, пояс к чулкам, трусы, лифчик, ночнушка прозрачная накинута. И волосы - осветлённые и уложенные в свадебную причёску с фатой. На лице - косметики... очень грамотно, чтобы всё подчеркнуть. Браслетики, колье, серёжки, диадема... в общем, принцесса, блять.
   Перешагнула... на ходулях. Прислонилась к стенке, начала снимать. Рыжая посмотрела мне на ноги, осмотрелась - начала подошвами ботиночек на платформе разгребать в стороны стекло битое. Его там спецом насыпали, как позже узнала. Против... рыжей.
   В общем, ведущий начал визжать что-то про честный бой и истинный дух соперничества. А рыжая бродит по площадке, стекло распинывает в разные стороны. Нагло так мимо проходит, будто нет меня тут. Фигуры в чёрном, что с ней были, помедлили и тоже начали стекло убирать. Мои - не двигались.
   В общем, убрали. Рыжая - тоже разулась. Встали мы. Смотрим. Рыжая тут берёт, начинает указательным пальцем крутить локон... так, стеснительно, и бросает: "Хочешь на мне пожениться?" Я - молчу. Туплю потому что. Ну, ведущий объявил бой. Началось... а через минутку - понеслось, и только тогда до меня дошло. После третьего удара в корпус, который не удар, а так, толчок. Со стороны - зрелищно. Внутри - нормально. Дошло, во общем. И "пожениться"... то есть равные права. И палец у виска - "думай". Дошло предложение затащить на ничью.
   Дальше... в общем, смотреть надо. Черед минуток двадцать стоят, пошатываясь, два куска мяса, истекающие кровью. Беленький кусочек - с почти целым лицом, но в усмерть разбитыми дрожащими ногами и синяком на весь живот. Рыженький - с кучей царапин и синяков на голове, и лицом в крови... уже подсохшей. Влипают в клинч, одновременно пытаются пробить лбами в нос. Стукаются лбами, падают. Лежат неподвижно. Ведущий медлит, начинает медленно считать до десяти. Рыжая с неимоверным трудом встаёт на колени. Потом на одно. На пару секунд приподнимается на ноги. Падает обратно. Потом ползёт к стенке, встаёт. Всё - в гробовой тишине. Встав, смотрит на джип с ведущим, поднимает голову к микрофонам над головой и хрипит разбитым ртом:
   "Я тебя, Джейкоб, засранец, из последних сил спасаю от непредусмотренной тобой ОЧЕНЬ неприятной ситуации - ничья. Будешь должен".
   У машин опускаются окна. Слышны крики восторга, аплодисменты.
   Рыжая хрипит:
   "Простите, господа, сегодня я не смогу провести аукцион..."
   Тыкает пальцем в тело под ногами и рычит: "ЭТО - МОЁ!"
   И, потеряв сознание, сползает по стенке.
   Чёрные фигуры с двух сторон кидаются подбирать тела. Набегают ещё люди, мелькают пистолеты, крики, ругань. Занавес.
  
   Дарья медлит, говорит:
   - В себя прихожу от холода. Открываю глаза - плаваю под водой со льдом. На лице - маска медицинская дыхательная. И рядом кто-то. Вскакиваю - плаваю в ванной. В одной ванной с этой рыжей... на тот момент - пиздой. Реально. Голыми же бултыхались.
   Дмитрич вопросительно задирает бровь, смотрит на Женю.
   Тот, с кривой улыбочкой:
   - Жить захочешь - и не так раскорячишься.
   Дмитрич застывает. На лице - много эмоций, сражающихся за право быть высказанными.
   Потом Дмитрич медленно разминает шею и ровным голосом спрашивает:
   - Ионыч, я всё понимаю. Маскировка. Введение противника в заблуждение. Одни враги кругом и всё такое. Но, блять, КАК?
   Женя вздыхает. Строгим командным голосом чеканит:
   - Яйца - втянуть. Хуй - свернуть. Париком - прикрыть. Рассказ окончен. Показ и повтор проводить будем?
   Дмитрич сидит, беззвучно шепчет, повторяя. Потом спохватывается, буркает:
   - Нет, от показа и повтора - воздержусь.
   Женя неопределенно хмыкает. Потом говорит:
   - И главное - очень хорошо просчитать момент, когда надо всё это проделать. Углы обзора, освещение, собственную схему движения. Дарья, например, с дубака выскочила из ванной и смотрела через воду.
   Дмитрич хмыкает и смотрит на Дарью. Спрашивает:
   - И чё, так и - не?
   Дарья вздыхает, потом коситься на Женю.
   Женя тоже вздыхает, говорит:
   - Там до меня ну очень начали клинья подбивать. Вежливо, мягко, со всей любовью... цветы, записочки, бриллианты... в общем, надо было срочно натягивать ещё слой маскировки. А тут вот тренаж вот этот - кивает на Дарью, - бряк.
   Замолкает.
   Дарья, с любовью и яростью в голосе, тихо говорит:
   - Этот... монстр ёбаный, сразу, как оклемалась от боя... то есть через три дня прямо в душе, где в ученицы принял, говорит, что и ему и мне надо построить защиту от мужиков. Так что урок притворства номер один: играем любовниц. Ну и, блять... играем. Вот я охуела, когда... пришли за мной хозяева... бывшие. А этот монстр наливает мне полстакана вискаря и шепчет: заливай в рот, но не глотай. А потом - пьёт у меня изо рта... и вылизывает всё, куда дотянется... В общем, неделю играем... на людях. Не на людях он меня люто... натаскивает на бой, особенно - ногами. На людях - тоже... растяжечка... массажики... И всю дорогу - обнимашки, поцелуйчики и глазки... на людях. А не на людях - езда по мозгам, что мне надо расслабиться и начать подыгрывать. В общем, я как-то... решилась, в общем... попробовать расслабиться и поискать удовольствие. Сначала попробовала представить, что это - парень, ряженый. И вот НИ-ХУ-Я не получилось...
   Женя, мрачно:
   - Угу... так я и выпустил эту мысль гулять по эфиру...
   Дарья:
   - Вот ты не выпустил, а мне... суко... три дня ходила вся ломаная, кореженная... извращенкой себя чувствовала... и ещё этот ебаный пиздец, когда в лифте отеля при свидетелях начинаем... целовашки-обнимашки... так, что чуть не кончаю прямо там... а за дверями номера - стоп! Конец игры...
   А там - бои пошли. Первый с перепугу вытащила. Прихожу в себя в ванной. Он - рядом сидит. Увидела его и заплакала тихонько... вою по бабьи "что ты со мной делаешь"
   Дарья вздыхает, продолжает.
   - Он молча включил вентиляцию, вытащил, обнял и шепчет в ухо, что номер - слушают. И в прихожей - камера, смотрит на дверь. Только в комнатах нет камер. И нельзя... ни звуком ни словом прокалываться.
   А я сижу, киваю ему, мимо ушей всё пропуская. А потом шепчу - в ухо, что хуёво мне, очень. Потому что я - не лесби. И не могу. А её... люблю. И временами хочу до безумия. ДО безумия - потому, что болтаюсь на грани своих рамок. Потому что если сорвусь, то потом себя уважать не буду совсем. Буду в глубине души знать, что я - пидараска, которая отдалась бабе. Пусть той, что люблю. Ну и плачу потом, что она может меня убить, отдать обратно, продать с аукциона... но - не могу. И спрашиваю - почему с ним - так? На всех остальных баб... а их там много, разных, толпами... это бордель всё-таки... на остальных - ноль. А тут...
   Дарья вздыхает, берёт бутылку, разливает, поднимает стопки. Говорит:
   - За выдержку.
   Чокаются, выпивают.
   Дмитрич достаёт папироску. Женя - сигаретку. Дарья, помедлив, осторожно достаёт трубку и кисет. Начинает чистить.
   Женя смотрит на трубку, спрашивает:
   - Кожаный Мокасин делал?
   Дарья:
   - Угу. На мамбо я - никак... пошла косить под шаманку. В общем - набивает трубку, - Знаешь, Дмитрич, что мне выдал этот гад?
   Закуривает. Женя и Дмитрич присоединяются.
   Дмитрич, облаком дыма:
   - Хуй показал?
   Дарья, с ухмылочкой:
   - Не совсем... кстати, надо сказать, что до этого мы всю дорогу - на английском. А тут он берёт, и шепчет мне в ухо на русском: "Даша, домой хочешь?". Я думаю - всё... глюки пошли. Начинаю хихикать, как пострадавшая, и говорю: "хочу... а ты добрая фея, счас взмахнёшь палочкой и я - там?!" А он мне - "Нет, я не фея. Я - советский разведчик под прикрытием". Задирает полу халата и показывает хуй... кстати, нормальный такой... наверное... стоячим так и не видала. В общем, я тут думаю - всё... пиздец крыше. Катаюсь по полу, ржу, визжу и матерюсь. А потом как-то внезапно шиза выключается, и до меня резко всё доходит... я - к полам халата... пощупала даже... этот монстр - не шевельнулся. Только сидит и пялиться с улыбочкой. Ну я... чё-то в сердцах брякнула в голос: "ты чё, пидор?!"
   Он вздохнул горько, потом вспрыгнул, подскочил, вздёрнул на ноги... всё - ласково так, с любовью... я уже отдаваться приготовилась... а он сгрёб меня в охапку и шепчет: "ты нас сливаешь... насмерть... счас я буду тебя немножко топить почти насмерть, а ты будет орать по-русски, чтобы не топила и не совала палец в жопу... если будешь орать не натурально - засуну..." Заломил руку и начал топить... вынимает, и пальчиком так по анусу, напоминающее - стук-стук...
   В общем, наоралась... пока орала - дошло до меня, что я на самом деле - в разведке. А ещё дошло, что домой... в общем, как перестал он меня топить, и типа пальцем в попу трахать, я села и опять плакать... шепчу лишь, что "домой..."
   Не знаю, какого хрена, но люто, до слёз и хруста зубов, хотелось домой... просто - назло всему...
   Четыре месяца... как другая жизнь... целая... как на воине... когда внезапно приходит страшная мысль - не болтаю ли я во сне? Когда выходишь на бой, и боишься не проиграть... а того, что вышибут сознание и сболтнёшь чего в бреду. А это - на боях против разных... там были и такие, где против мужиков, и ставка проигрыша - жопа. Буквально. Прямо на ринге. Обычно туда разных уличных шалав кидали, и они обычно проигрывали. Меня и Женьку выставляли оборзевших бойцов на место ставить, которые калечили. И вот сегодня, как на причал сошла... ну, ты видел.
   Замолкает. Потом убирает трубку, говорит:
   - В общем, вот кто я ему, Дмитрич.
   Хихикает, добавляет:
   - Где теперь мужа искать такого, чтобы... хоть чутка папку из души подвинул - ума не приложу. На папу вся надежда.
   Делает голос ребёнка и начинает канючить:
   - Кстати, пап, а пап...
   Женя, ласково, с искренней любовью:
   - Что, доча?
   Дарья замирает, потом брякает со злым весельем:
   - Блять... вот всегда так... чуть чего - обратка в десятикратном...
   Женя, недоумённо, тем же тоном:
   - Ты о чём, доча?
   Дарья хихикает:
   - С добиванием... сука... с доёбом...
   Женя хмыкает, потом буркает:
   - Ладно... то, что я таки тебя и тут удочерю - сказал. Как мы друг друга любим - оба знаем, так что проехали. Ты, собственно, чё припёрлась то?
   Дарья, помедлив, буркает:
   - Не знаю... понесло чего-то... всё сразу... соскучилась, пару уроков надо... говно всё там захлёстывать начало... повод подвернулся... намекнули, что босс спросил Тренера, могу ли я натренировать русских... для боя девственниц в том числе. И ещё спросил Паучиху, можно ли мне доверить пушку и бок на переговорах. В общем, свежую партию ждут. Ну, я и... всё сразу. А да... главное-то...
   Начинает канючить:
   - Па-а-ап, а па-а-ап. Ебаца хочется - сил никаких нету. Найди мне мужика, а пап?
   Женя, мрачно:
   - А самой чё, не судьба?
   Дарья, очень серьёзно:
   - Нет, Жень. Не судьба. Кожаный Мокасин мне подтвердил, что дед тогда говорил - удачи у нас... с тёткой, не осталось. И я жива до сих пор, лишь потому, что к тебе прибилась. Так что с такой удачей я себе... такую судьбу вытяну...
   Он медлит, потом буркает:
   - Понял-принял.
   Она:
   - Спасибо.
   Он:
   - Пока не за что.
   Дмитрич ждёт пару секунд, потом берёт бутылку, разливает. Ставит бутылку, не выпуская из руки и глядя на неё, медленно, запинаясь спрашивает:
   - Слуш, Ионыч... я вот... раз уж такая откровенная пьянка... спросить хотел... а Торька... не лесбиянка?
   Женя, замогильным голосом привидения:
   - А я - лесбиян... все мужики, как мужики, а меня к бабам тянет.
   Дмитрич поднимает на Женю напряжённый взгляд.
   Женя хватает сигарету, откидывается на стуле, резкими движениями закуривает, и быстро, резко, напористо говорит облаками дыма:
   - Дмитрич, я те не психиатр - диагнозы ставить. И не лез к ней с вопросами, спала ли она с бабами или нет. Просто... как тебе объяснить... вот представь, что я - ящик, весь утыканный хитровыебнутыми гнёздами подключения и кабелями с вилками. Ну, или космический корабль с кучей шлюзов стыковочных... Гнёзда, которые для подключения учеников... там заглушки везде стоят с пломбами... только одна хитрожопая белая лисичка подкралась. - Дарья стеснительно горделиво улыбается
   - А вот та часть, что для подключения жены - там, сам понимаешь, во первых, врата в пол-корпуса корабля размером. А во вторых - форма хитро-пере-через-плечо-загнутая левозакрученными шестимерными плосковременными спиральками... пиздец, короче, а не гнездо подключения. И вот Торька к этому гнезду... не, не клац, и как тут и было. Но - опа... есть все шансы состыковаться так, чтобы щелей не было, воздух не травило... и по проводкам, почти всем, где надо, сигналы шли, потому что есть контакт... какой-то, почти на всех штырях. И мы ныне... бегаем, прыгаем, готовимся к стыковке. Где надо - подтачиваем чуть-чуть, где надо - напаиваем. И схемы прозваниваем, кидая времянки... а что на этом штырьке и что сюда вязать... двести двадцать, заземление на шесть кило, или третий контур шумоподавления гигагерцевого диапазона. Понятно объясняю?
   Дмитрич тихо, с угрюмым гневом:
   - Понятно... Ты мне, как долбоёбу всё разложил... смазал и хуй заправил - еби не хочу. Спасибо, что в жопу не попинываешь... Только забыл сказать, кто именно и сколько и в ком потачивает и напаивает... - замолкает на пол-секунды, а потом нервно тихо кричит: - Да блять! Я просто... на нервах и на измене сижу годами, что пацана вырастил... который от мужиков шарахается, потому что нормальный пацан, а не пидор. Кошмарик висит... привычный... приходит Торька, пьяная... и брякает с порога: "папа, я лесбиянка... познакомься, это - моя жена".
   Женя, холодно, с сарказмом:
   - Тебе организовать пощупать кошмар?
   Дмитрич каменеет на пару секунд, потом рычит:
   - Да ну нахуй!
   Женя:
   - Не, ну нормальный же метод лечения фобий - овеществление... шоковая терапия опять же... усы Торьке приклеим...
   Дмитрич рявкает:
   - ХВАТИТ!
   Женя, холодно:
   - Тебя Даша только что предупредила, что я выкатываю обратки... трёхкратные минимум, на любую тупую хуйню, которую мне пытаются засунуть в разум.
   Дмитрич сидит, нервно подрагивая. Потом вдыхает-выдыхает. Тянется за папиросой. Закуривает. Горбиться. Буркает:
   - Прости, Ионыч.
   Женя:
   - Да, нормально. Ты ёбнул хуйней, я ответил. Квиты. Проехали.
   Дмитрич:
   - Угу.
   Женя вздыхает, потом говорит спокойно:
   - Слыш, Дмитрич, я тебе всю пургу про стыковку гнал... одну мысль докинуть. Скажу влоб: обзывая её лесбянкой, ты меня обзываешь пидором.
   Дмитрич, помедлив, угрюмо:
   - И добивание... с доёбом...
   Женя, помедлив:
   - Ну, раз просишь...
   Дмитрич издаёт нервный смешок, поднимает взгляд, спрашивает:
   - А что, ещё не было?
   Женя:
   - Дмитрич, тебе ведь по приколу одеть лохматку и поиграть в прятки с салагами, да?
   Дмитрич мрачно молчит, глядя на Женю.
   Женя, с легкой яростью в голосе:
   - Так вот у меня - ТА ЖЕ ХУЙНЯ. Только масхалат другой. И я чётко знаю, где я, а где - роль, которую счас играю. А вот ты, гляжу, забегался в лохматке и слишком глубоко вошёл в роль пенька, заросшего кустиками. Того гляди, всякие зверушки начнут ходить в тебя... посрать и жопу вытереть об ветки.
   Дмитрич, восторженно-охуевше:
   - Ну, с-с-сука...
   Женя:
   - Вот это - добивание. Очень мягкий учебный вариант. Доёба, извини, не будет. Даже не проси.
   Дмитрич медлит, потом берётся за стопку, поднимает.
   Глядит на Женю и говорит:
   - Ты - точно не пидор! Пидор может дать в жопу или в рот... или выебать в жопу или в рот... но вот ТАК выебать в душу - никогда. За тебя, Ионыч!
   Чокаются.
  
  
   Ранний вечер.
   Солнце садиться в тучи.
   На палубе у перил курят Дарья, Женя, Дмитрич.
   Женя, глядя на солнце, тихо окликает:
   - Даш.
   Она:
   - А?
   - Знаешь, по чесноку если... всё собирался тебе признаться... да боялся слишком больно сделать... и вообще пустить тебе жизнь наперекосяк...
   Она хмыкает, буркает:
   - Да куда уж...
   Он:
   - Там, на нашем первом бое, разгребание стекла... это я не о тебе заботился.
   Дарья пренебрежительно фыркает.
   Женя, помедлив:
   - Когда я был... не очень взрослый, у меня была мечта. Из тех, которыми не очень взрослые занимают мозги. Мечта была - вот когда-нибудь я вернусь домой. Женюсь. И в первую брачную ночь ко мне придёт...
   Дарья стоит, замерев, с мрачным лицом.
   Женя:
   - Я там стекло разгребал - тянул время, проверялся, не вскрыл ли меня вражеский телепат, который вытащил эту мечту и овеществил... с точностью до миллиметров.
   Женя замолкает. Дарья затягивается. Потом говорит:
   - Да. Больно. И... да, вовремя. Раньше бы... да. Я бы поняла не правильно.
   Женя, вздохнув, со смешком в голосе:
   - Соответственно, вот это "поженимся?" перед боем - это был прозвон, не глюки ли у меня лютые. Шпильки на ноги и серёжки в уши на подраться... это... А в корпус я бил, потому что всё-таки не мог хуярить лицо своей детской мечты... это как плюшевого мишку распустить на половые тряпки.
   Дарья медлит, потом вытягивает руку, обнимает Женю за плечи, вжимает в себя, потряхивает. Говорит сквозь слезы в глазах:
   - Придурок ты, папка. Люблю тебя.
   Женя:
   - Я тоже, доча.
   Она:
   - И таки найди мне мужа.
   Он, помедлив:
   - Ладно. Найду.
   Дмитрич шумно выпускает струю дыма, бурчит:
   - Только не покажет. Мне вот дочь нашёл, но не показывает... аж мысли крутятся всякие, что там шрамов на пол-лица и вся жопа синяя.
   Женя медлит, глядя на солнце. Потом говорит:
   - Скоро Кашин проснётся. Обсудим, как операцию дальше вести. По итогам обсуждения дам тебе координаты домика. На карте домика... и соседних - нету. Строили над дальним входом в некий бункер. Ну, или не дам координаты и сам проведу.
   Доноситься далёкий крик с причала:
   - Э-э-эй! На борту "Марии Вентуры"!
   Женя отлипает от перил, обходит рубку по периметру. Остальные тянуться за ним.
   Женя смотрит на причал.
   Там стоят две машины-буханки, лежит тело Авдепова и вещи. У тела - двое в халатах, Вассерман, Вакин.
   Женя, громко:
   - Есть на борту "Марии Вентуры"!
   Вассерман складывает руки рупором, кричит:
   - Тянников в управлении! Требует всех! Начальника нам отдайте! А то сами придём!
   Женя поворачивает голову, смотрит на лениво плещущий на ветру флаг США. Потом говорит детским мечтательным голосом:
   - Вот он, мой шанс начать третью мировую... раскрыть корабельные арсеналы, ударить по штурмующим корабль пиратам в форме коммунистической полиции, пасть смертью храбрых... за борт с аквалангом.
   Дарья начинает хихикать. Дмитрич злобно улыбается. Женя продолжает:
   - Сплотить в борьбе против убийц звезды ирландской нации всех ирландцев... обученных на террор.
   Дмитрич перестаёт улыбаться. Женя, безумным голосом революционного вожака:
   - Взорвать всю милицию! Залить ядом и вирусами обе столицы! Захватить ядерную шахту и выстрелить в Мекку, чтобы весь мусульманский мир объявил коммунистам священную войну на уничтожение!
   Женя медлит, потом говорит с детской яростью:
   - Ух, как бы я развернулся, если бы был полным отморозком!
   Дмитрич, со скептическим смешком:
   - А ничо, что ты не капитан?
   Женя, со смешком:
   - Херня. У меня под контролем кок корабля и я держу всю команду за желудки! А поскольку они почти все мужчины - то и за сердца тоже! И если капитан пойдёт против команды... ЧОРНАЯ МЕТКА! Заветы Сильвера - в жизнь!
   Женя поворачивается вниз, орёт:
   - Счас, разбудим его и идём!
   Поворачивается к Дарье, говорит командным голосом:
   - Пациенту вколоть бодрячка. Сама - форма одежды "бритиш бизнес-леди". Пятнадцать минут до выхода. Время пошло.
   Дарья срывается с места. Убегает.
   Дмитрич коситься на флаг, потом тихо бурчит:
   - Хорошо посидели... только вот рапорт теперь писать о пребывании на территории иностранного государства.
   Женя, задумчиво:
   - Не... не будем издеваться над уважаемым пожилым человеком... не писать, короче. Ты уже восемь часов... наверное... не знаю, когда именно приказ подписан... короче, ты уже в разведке. Какие выводы из этого следуют?
   Дмитрич медлит, потом мрачно:
   - Ну ёб...
   Женя:
   - Не ссы. В отчёты пойдут несколько кусков с разными уровнями допуска и назначения. Паше - результаты ПРОХОЖДЕНИЯ проверки под химией с протоколом, какая химия... ну, почти достоверным. Дашину исповедь прослушает кадровик, сделает пометочки в личном деле, возьмёт пару цитат в методички и сотрёт нах. Твой вопрос про ориентацию Торьки и мои ответы он тоже возьмёт на карандашик. А вот несколько деталек... типа описания кошмара, на записи не попадёт. В отличие от прохода с пеньком... Просто там такие люди, Саша, что им спокойно, когда они думают, что им есть, за что ухватить. Ну, или если оно - жидкое и едкое, то в баночку из какого материала сгребать. Я предпочитаю не нервировать людей лишнего. Пусть думают.
   Дмитрич, мрачно:
   - И что... Торька... это - баночка?
   Женя вздыхает, говорит:
   - Дядь Саш... вот там... короче, я задолжал боссу. Мы договорились... в трёх экземплярах, что я выйду на бой... который он укажет, с соблюдением правил выхода на этот бой. Это была подстава. Меня хотели замазать в работорговле. Я выкрутился. Мягко. И кстати, снайпер там у меня был. Двое. Независимых друг от друга. Так что мне совершенно похер, кто что думает про мою жену. Те, кому положено, знают, что меня можно попробовать завалить залпом Градов. Можно намёком попросить для соблюдения приличий залиться в баночку. Но в остальном... ещё вопросы есть?
   Дмитрич:
   - Вопросов нет... так, любопытство, откуда НЕЗАВИСИМЫЕ снайперы.
   Женя:
   - Тогда пошли. Мне ещё пару приборчиков надо прихватить по дороге.
  
   Кабинет большого начальника. Столы, выставленные буквой Т. Портрет президента на стене. Четыре телефона на столе. Органайзер, отгораживающий стол начальника от стола для совещаний.
   За столом начальника - плотный лысый человек в форме генерал-майора милиции. За столом для совещаний - крупный капитан, атлет-викинг.
   Раскрывается дверь. Входит Женя в костюме с пластиковым кейсом в руках. Вслед за ним - Дарья в строгом брючном костюме, в тонких очках и неброских украшениях. В руках - тонкий кейс для бумаг. Вслед за ними входит Дмитрич в штормовке и Кашин с рукой на перевязи. Кашин закрывает за собой дверь
   Генерал-майор смотрит на Дарью. Переводит взгляд на Женю. Тот, подойдя к краю стола, раскрывает кейс и начинает щёлкать кнопками внутри. Раздаётся "пиу" запускающегося прибора.
   Генерал-майор, с тихим гневом:
   - Это что за цирк?
   Женя вскидывает палец ко рту и говорит "тссс!"
   Генерал-майор, наращивая громкость:
   - Ты мне не тсыкай! Ты кто такой, чтобы мне тсыкать?!
   Женя поднимает взгляд от прибора, делает взмах бровью "ну, долбоёб". Возвращает взгляд к прибору.
   Генерал-майор вопросительно смотрит на Дмитрича. Тот молча присаживается у краешка стола. Генерал смотрит на Кашина, который с бледным лицом аккуратно присаживается рядом с Дмитричем.
   Генерал вопросительно буровит взглядом Дмитрича. Дмитрич сидит, с безмятежным лицом глядя в стол.
   Генерал с мрачным лицом снимает трубку внутреннего телефона, набирает две цифры.
   Женя говорит:
   - Ага...
   Генерал, бросив на Женю презрительный взгляд, говорит в трубку:
   - Дежурный! Это что за цирк у меня в кабинете?... - ласково: - ты долбоёб?!.. кто такие очкарик лохматый и блондинка?... - срывается на ор, краснеет: - ЧТО?! ... ТЫ ЗНАЕШЬ, С КЕМ ГОВОРИШЬ?!... - резко успокаивается, цедит: - Вот как?... В письменном виде, значит?... - бросает яростный взгляд на Женю, потом от услышанного роняет взгляд в стол. Медленно кладёт трубку.
   Женя, ровно:
   - Вы, господин генерал, успокойтесь. Водички попейте. Пока ещё ничего не происходит, кроме глушения прослушивающих устройств.
   Генерал, глядя в стол, цедит:
   - Товарищ генерал, не знаю, как вас по званию.
   Женя:
   - Не-не... товарищ - это тот, кто действует вместе и настроен на конструктивный диалог. А московская хуйня в лампасах, которая примчалась ебать подчинённых спасая свою жопу от скандала - это ГОСПОДИН генерал.
   Генерал сидит, тиская зубы и краснея. Кидает взгляд на Дарью, неподвижно стоящую с кейсом в руках. Переводит взгляд на Женю, стоящего у кейса.
   Хрипло, медленно говорит:
   - А Вас не учили не применять нецензурную лексику при женщинах?
   Женя, холодно:
   - ТОВАРИЩ МакВинли не понимает по-русски.
   Генерал, рыком:
   - В смысле?
   Женя:
   - В прямом. Только английский.
   Генерал тянет:
   - Та-а-а-ак.
   Поднимает руку, расслабляет ворот.
   Потом тянет:
   - Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
   Женя, холодно:
   - Вам - возможно. А какой уровень допуска к государственной тайне у товарища капитана?
   Женя смотрит на капитана. Тот отвечает холодным рыбьим взглядом.
   Генерал:
   - Капитан со мной.
   Женя:
   - В сортире - возможно. А, допустим, в спецчасти архива Госбезопасности - тоже?
   Генерал, помедлив, бурчит:
   - Озолиньш, подожди в приёмной.
   Капитан, помедлив, начинает вставать. Женя:
   - Лучше в коридоре, если не предпочитаете ждать лёжа спиной вверх.
   Капитан, встав, разминает шею, спрашивает с латышским акцентом:
   - А если у меня плохо со зрением и слухом и товарищи не успеют показать удостоверения?
   Женя упирает в капитана взгляд. Проходится взглядом от колен до макушки, потом холодно, ровно говорит:
   - Коленный артрит слева, ранняя стадия после разрыва суставной сумки. Внутренний геморрой, регулярные перегрузки на полный кишечник, недостаток жидких масел в пище. Сросшийся перелом нижнего правого ребра, слабая дисфункция печени, падение. Ранняя стадия невралгического спазма сосудов левой затылочной области, последствия трёх микросотрясений мозга и ударного смещения нижнего шейного позвонка, после вправления обострённого микрогрыжей. Невралгия постепенно обостряется купированием приступов препаратами. А вот со зрением и слухом у вас все в порядке.
   Капитан медлит, потом молча, чуть механическим шагом выходит из помещения. Закрывает за собой дверь.
   Генерал, проводив его задумчивым взглядом, переводит взгляд на Женю. Ехидно спрашивает:
   - А со мной такой фокус?
   Женя смотрит на Кашина, поднимает возвращает взгляд на генерала, говорит:
   - Медкарты высшего командного состава силовых министерств закрыты ДСП и выше в зависимости от должностей.
   Генерал задумчиво двигает челюстью, крякает:
   - Так...
   Женя отодвигает стул, говорит по-английски:
   - Мисс МакВинли, прошу.
   Дарья присаживается, молча с холодным лицом "ну наконец-то они увидели королеву". Кладет на стол кейс, раскрывает, достаёт из него блокнот, паркер.
   Вопросительно глядит на Женю, начиная постукивать паркером об блокнот.
   Женя, по-английски:
   - Простите. Некоторые национальные сложности с установлением переговорной атмосферы.
   Генерал, со смешком:
   - Кашин, дую спик инглиш?
   Кашин, помедлив, не поднимая взгляда:
   - Ес, ай ду.
   Генарал:
   - А я вот не дую ни хуя. Поработай толмачом.
   Кашин:
   - Ладно, Попробую.
   Генерал, с гневом:
   - Не понял. Где бодрое "есть, товарищ генерал"?!
   Кашин, в стол, мёртвенным голосом:
   - Есть, товарищ генерал.
   Женя, ровным голосом
   - Майор Кашин в настоящий момент и ещё десять часов будет в эмоциональном торможении после проверки под спецпрепаратами для допуска к операции. Как понимаете, допуск им получен.
   Кашин медлит, потом поднимает на Женю вопросительный взгляд, в котором - страх с надеждой.
   Женя:
   - А работать за Вас кто будет, Павел Юрьевич? Так что повышение квалификации - без отрыва от производства. Вечерними и ночными курсами.
   Кашин, с растерянным лицом смотрит на Женю. Тот, ласково:
   - Ну, вот учебную программу может быть, прямо счас согласуем в Управлении Кадров.
   Поднимает взгляд на генерала, с бледной улыбкой:
   - Понимаете, какой идиотизм. Нашёл себе мужик невесту. Начал с ней жить до того, как расписался. А его засняли на камеру, где не совсем понятно, что он делает, а невеста орёт, что не надо в попу. И затем на крики в помещение вломилось банда вооружённых мужчин, которых он выгнал угрозой применения оружия. Как полагаете, в приведённой ситуации что-нибудь заслуживает чего-либо более строгого, чем выговор?
   Генерал не дождавшись продолжения, понимает, что это - вопрос. Криво улыбается и буркает:
   - Ну, ещё выговор за не задержание банды за вторжение со взломом как минимум... но это так, медаль мимо пролетела.
   Женя, весело-несерьёзно:
   - А потом невесту крадут, вынуждают написать заявление об изнасиловании. И штанажируют мужика по полной программе. Бардак, да?
   Генерал, тем же ненатуральным тоном:
   - Абсолютный!
   Женя:
   - Ну и я так думаю. А мужик почему-то напугался, что шатнажирст помахал корочками КГБ Узбекистана и пообещал изнасиловать племянницу. И растерялся, что штанажирст ничего не попросил сразу. И даже потом ничего.
   Генерал мрачнеет. Потом тихо спрашивает:
   - А можно полюбопытствовать, а вы сами откуда будете? А то вроде как немного неудобно. Вы меня знаете, полагаю, а я вас - нет.
   Женя:
   - Наиболее правильным будет сказать, что одно из дел, которое ведут майор Кашин совместно с лейтенантом Клевцовой, затронуло интересы разведуправления Генштаба. В частности, стороны, которую представляет мисс МакВинли. Ко мне, Михаил Викторович, можно обращаться Евгений Ионович. К слову сказать, майор Клевцов с сегодняшнего для откомандирован к нам.
   Генерал обвиняющее смотрит на Дмитрича, бурчит:
   - Санек, ну вот чем тебе у меня было плохо?
   Дмитрич, со смешком:
   - Так откомандирован же... в тех же пятнах. И потом... без меня меня женили.
   Генерал изучающее смотрит на Женю. Тот холодно вежливо улыбается. Генерал хмыкает, говорит:
   - Ладно. А где... лейтенант Клевцова?
   Женя:
   - Я за неё.
   Дмитрич неопределённо хрюкает.
   Генерал с некоторым удивлением смотрит на Дмитрича, переводит взгляд на Женю, очень тщательно его осматривает, говорит с легким сарказмом:
   - Вы уверены, что сойдёте за фотомодель?
   Генерал стреляет глазами в Дмитрича. Тот сидит с каменным лицом, глядя в столешницу.
   Дарья, с легким раздражением:
   - Джеймс?
   Женя смотрит на неё, говорит по-английски:
   - Простите. Пока что разбираем незначительную семейную ситуацию господина генерала.
   Дарья, с легким пренебрежением:
   - Азия.
   Генерал, глядя на Дмитрича:
   - Что они там про фамильную ситуэцию генерала и Азию?
   Дмитрич:
   - Угу. Не дует он.
   Генерал:
   - Не дую. Но уши есть и на мозги пока не жаловался. Так - что?
   Женя:
   - Мисс МакВинли с пониманием относиться к Азиатским ритуалам беседы, требующим сначала обсудить родственников и их здоровье. У Виктории Александровны оно в целом ничего. Заживление трёх неглубоких режущих идёт хорошо, ушибов внутренних органов уже практически нет, общее шоковое состояние и попытка формирования наркозависимости устранена наркологом и психологом базы номер... не важно... на каковой базе она сейчас в кратковременном отпуске по состоянию здоровья и в силу служебной необходимости выпасть из поля зрения фигурантов дела с целью провокации таковых на активные, не вполне спланированные действия.
   Генерал, помедлив, говорит:
   - О как... не, писать я так тоже могу. И читать по бумажке - тоже могу.
   Женя:
   - Я пишу и читаю прямо с извилины. Специфика работы.
   Генерал:
   - Ну-ну... а что там с утопленником?
   Женя:
   - Пока лишь установлено, что запрос на внедрение ушёл с его подачи. И на теле обнаружен радиопередатчик, с которого шла передача.
   Генерал бурчит:
   - На радиоприёмник.
   Женя, тоном учителя, опровергающего ответ первоклассника на сложный вопрос:
   - Предположительно - да, на радиоприёмник. Хотя нельзя исключать, что приём вёл экстрасенс, обученный непосредственному извлечению из общего информационного поля данных, параллельно передаваемых в него любым открытым кодом.
   Генерал молчит, изо всех сил глядя на Женю, как на больного.
   Женя глядит на генерала с пренебрежением токаря к необразованному деревенскому дебилу.
   - Так... - буркает генерал. - Ладно. А что дальше? Какие предложения?
   Женя:
   - Сначала я изложу некоторые соображения. По общеизвестным данным, последние несколько лет на территории Советского Союза действует ряд групп, занимающихся вывозом за рубеж лиц женского пола. Каналы и форма вывоза - разные. Начиная от брачных агентств и рабочих контрактов, в том числе - с деятелями искусств, и заканчивая работорговлей, которая на первых этапах контакта под таковую маскируется. Основная масса... работниц, направляется в страны Западной Европы. Однако некоторая часть, наиболее элитные работницы, переправляется в США. Вызвано это тем, что в США значительно более благоприятная обстановка для производства видеопродукции любого типа. Например, собственно видеозапись любого содержания, как таковая, без заявления, не является основанием для возбуждения дела. Постановка, спецэффекты, всё такое. В отличие от стран Европы, где касательно именно производства видео, обстановка значительно жёстче.
   Кроме того, лица, пребывающие в США незаконно, с юридической точки зрения, отсутствуют там в принципе, и не могут подать совершенно законное заявление. Что обеспечивает дополнительную безопасность производителей видео.
   Отдельно следует отметить крайне низкий уровень актёрской школы США вообще и порноактрис в частности. Иными словами, достоверно сыграть жертву изнасилования они не в состоянии. Исключение - несколько звёзд Голливуда, которые не снимаются в порнографии по соображениям имиджа.
   В этой связи, на рынке есть устойчивый спрос на видеопродукцию полу-постановочного типа, где актриса является таковой не в полном объёме.
   Поставки актрис под данный тип видеосъёмок как правило, осуществляются из неблагополучных зон и районов. В настоящий момент, наиболее востребованы славянки.
   Женя делает паузу. Генерал сидит с красным лицом, замерев, глядя на правительственный телефон. Женя продолжает:
   - Предположительно, данная схема поставок действует на территории Ленобласти не менее трёх лет. Однако, около года назад в схеме появился дополнительный элемент: производство видеопродукции на месте, а не отправка актрис туда. Кто именно ввёл этот элемент, пока не установлено, но по косвенным признакам, как-то: значительная численность смешанного этнического состава, однотипное вооружение, использование поддельных удостоверений сотрудников милиции, работает хорошо организованная группа, не исключено, что из бывших служащих силовых структур, и, возможно, прикрываемая действующими сотрудниками таковых.
   В этом случае, попадание в операцию лейтенанта Клевцовой - или совпадение, вызванное отсутствием более подходящей кандидатуры, или же первые ходы игры по привлечению в схему вас.
   Отдельно хотел бы отметить, что мисс МакВинли, как представитель американской стороны, гарантировала нам, что до настоящего момента американской стороной не предпринималось никаких шагов для организации производства видеопродукции здесь. И предложение данной видеопродукции инициировано отсюда, к сожалению, через посредника, не позволяющего идентифицировать источник.
   Генерал с не очень успешно скрываемым омерзением смотрит на Дарью. Говорит с презрением:
   - Это...
   Женя, резко:
   - До перехода на личности, хотел бы отметить, что ТОВАРИЩ МакВинли провела двадцать три боя. Без правил. В том числе - четыре боя против бойцов сверхтяжелого веса, восемь боёв против двух противников и два боя против противников, вооружённых дробящим оружием. Я бы попросил не относиться к ТОВАРИЩУ МакВинли... однобоко.
   Генерал, вопросительно-таинственно:
   - ТОВАРИЩУ?
   Женя:
   - Не существенная информация.
   Генерал невнятно угукает. Женя поворачивается к вопросительно смотрящей на него Дарье, говорит по-английски:
   - Я предоставил общий обзор глобальной рыночно-кадровой ситуации, а так же локализацию в данном городе и вашу лично роль. Господин генерал несколько поспешил с оценкой вашей личности, и я счёл возможным сообщить ему ваши... спортивно-сценические достижения. Умолчав, впрочем, о деталях образования и иных навыках.
   Генерал:
   - Дмитрич, что он там про глушение скилов в конце?
   Дмитрич:
   - А всё остальное ты понял?
   Женя:
   - Умолчание навыков. Я пока что не хотел бы распространяться о прочих навыках товарища МакВинли. Тем более, что некоторые из них... в процессе рабочего становления, скажем так.
   Генерал, скептически:
   - Угу... считывание информации из общего информационного поля и всё такое.
   Женя:
   - До вашего уровня способности считывать суть коммуникации, несмотря на НЕ знание иностранного языка, мисс МакВинли ещё далеко.
   Генерал замирает, потом буркает:
   - О как.
   Женя:
   - Дык.
   Генерал:
   - Ладно, понял, принял. Что планируете?
   Женя, задумчиво помедлив:
   - В настоящее время прорабатываются варианты имитации перехвата производства видеопродукции преступными группировками из других городов. В данных вариантах, Мисс МакВинли, после форсированного изучения языка, может выступить как представитель такой группировки, установивший связи с контрагентом в США и имеющий опыт организации и производства. Консультант по продажам.
   Генерал, помедлив, таинственно-намекающим голосом:
   - Экспорт звёзд?
   Женя:
   - Это так же - в проработке.
   Генерал, со скептической улыбкой:
   - Угу. А сколько займёт... форсированное изучение языка? Год?
   Женя:
   - Два месяца. Препараты, гипноз, электростимуляция.
   Генерал смотрит на Женю скептически.
   Женя отвечает тем же взглядом городского на деревенского дурня.
   Генерал:
   - Ну-ну. А что с Клевцовой?
   Женя медлит, потом вкрадчиво:
   - Вы в курсе деталей операции внедрения?
   Генерал, помедлив, переводит гневный взгляд на Кашина. Рычит:
   - Кашин!
   Женя, громко, резко:
   - Причём тут Кашин? Клевцовой давно восемнадцать, и она записалась добровольцем!
   Генерал, гневно:
   - Эта... девчонка, которая всю жизнь не вылезала из казармы?! И реальной жизни, а не ать-два, отбить койку табуретом...
   Генерал замолкает. Вздыхает, успокаиваясь.
   Женя:
   - Пока что... или уже... существует запись легкой эротики в исполнении Клевцовой. Без экспертной оценки утверждать не возможно, но по её показаниям, нельзя доказать, что это - коммерческое, а не украденное частное видео. Например, снятое мужем для домашнего просмотра им же.
   Дмитрич неопределённо хрюкает.
   Генерал смотрит на Дмитрича, рычит:
   - Саша, что смешного?
   Дмитрич молчит.
   Генерал, злобно, в стол:
   - Экспертная оценка... группой кинокритиков... твою мать...
   Женя:
   - Одна довольно пожилая женщина. Специалист по... в том числе - подготовке агентесс влияния. Доктор психологии закрытой диссертацией.
   Генерал:
   - Ну хоть это радует... только вот я не понял с мужем...
   Женя:
   - Я спрогнозирую ситуацию. К вам приходят и... с полагающимися словами показывают кассету. Кто - не важно. По министра включительно. Вы достаёте пяток кассет с аналогичным содержанием, и сообщаете, что-нибудь вроде, что муж Виктории Александровны просил дрочунов не взламывать больше квартиру и сейф, а обращаться к нему напрямую. Или напрямую к Вам. При этом на тех кассетах, что у Вас - достоверно видно, что это съёмка мужем, для внутреннего просмотра. Поскольку муж иногда мелькает кадре.
   Генерал, охуевше:
   - Ну блять...
   Женя:
   - Предложите, ПОЖАЛУЙСТА, более рабочую схему ЛИЧНО ВАШИХ контр-действий при явке к вам с кассетой министра. Желательно, не очень затратную по ресурсам, каковой будет поиск и изъятие ВСЕХ копий кассеты, включая те, что, возможно, уже отправлены в США и растиражированы на рынок.
   Генерал, растеряно:
   - Не, ну...
   Медлит, раздумывая, потом махает рукой. Бурчит:
   - И, блять, аналитиков не озадачить просчитать варианты...
   Женя:
   - Не беспокойтесь. Наши аналитики уже просчитали. Это - наименее затратный и наиболее эффективный вариант. Типовая схема "слеза в дожде".
   Генерал:
   - И что, мужа уже нашли.
   Женя:
   - На время операции эту роль буду исполнять я.
   Генерал глядит на Женю задрав брови в охуении. Женя:
   - Собственно, это основная цель моего присутствия здесь - представиться. Хотя в дальнейшем я, скорей всего, буду под личиной внедрения для создания дополнительных отвлекающих факторов.
   Генерал, хрипло:
   - Чего? Каких факторов?
   Женя:
   - Этот вопрос прорабатывается. В качестве рамочного варианта: рассмотрите ситуацию с кассетой при учёте фактора, что муж, осуществлявший съёмку - старшеклассник.
   Генерал:
   - ЧЕГО?!
   Женя, ровным голосом робота:
   - В качестве рамочного варианта: рассмотрите ситуацию с кассетой при учёте фактора, что муж, осуществлявший съёмку - старшеклассник. Соответственно, Клевцова - в декрете.
   Генерал, помедлив, глядит на Дмитрича. Яростно, растеряно:
   - Саш... это что за...
   Женя:
   - Это - РАМОЧНЫЙ, краевой вариант из прорабатываемых.
   Дмитрич, мрачно:
   - Виктория В ЛЮБОМ случае уходит в декрет.
   Поворачивает на генерала мрачный взгляд, тихо рычит:
   - Понимаешь?
   Генерал, так же мрачно:
   - А... аб...
   Дмитрич хряскает кулаком по столу и рычит:
   - Бабе пора рожать! И она будет рожать! Замужем! А свои планчики породниться с кем-то...!
   Несколько секунд бодаются взглядами. Генерал первым отводит взгляд, буркает:
   - Ладно... не буду говорить, что планчиков не было. Но... вот чего-чего не планировал, так командовать в этом вопросе.
   Дмитрич, с мрачной скептической улыбочкой:
   - Ага. Только намекнуть, что очень, очень надо для сохранения кресла и погон, и, соответственно, возможности поддержать.
   Генерал, с сарказмом:
   - А в жизни, а не в армии, это нормально.
   Дмитрич:
   - В жизни кого? Дворянских семей? Чистоту крови от быдла блюдём? Княжна Клевцова сочеталась браком с принцем Бугагашвили?
   Женя, холодно:
   - В качестве другого РАМОЧНОГО варианта прорабатывается временная подмена одного из отпрысков малоизвестных и обнищавших высших дворянских родов.
   Дмитрич, повернувшись к Жене, очень скептически смотрит на него. Женя вскакивает, вытягивается, высокомерно приподнимая подбородок. Холодно цедит:
   - Позвольте представиться, господа. Принц крови князь Горчаков. Щелкает каблуками, еле заметно изображает поклон кивком головы. Садиться обратно.
   Генерал:
   - Не... это...
   Женя, ровным голосом:
   - Это - РАМОЧНЫЙ вариант. Ещё менее вероятный, чем школьник. И, отдельно хотел бы отметить, что в анкетных данных для контролирующих органов будет указана НЕ ТОЛЬКО маска прикрытия. Не говоря уже о том, что муж племянницы - не близкий родственник.
   Генерал:
   - Да при чём тут это?!
   Женя:
   - Тогда в чём проблема?!
   Генерал медлит, потом смотрит на Кашина, на Женю, начинает спрашивать:
   - А...?
   Женя:
   - А это, в том числе, ловля на живца. Майор Кашин совершенно честно будет пытаться поймать ВСЕ группировки, осуществляющие на территории Ленобласти незаконную деятельность. В том числе - попытки вооружённого подавления конкурентов, действующих в рамках закона.
   Генерал, с сарказмом:
   - Так же РАМОЧНО?
   Женя:
   - Именно. Желаете пример?
   Генерал, помедлив:
   - Пока воздержусь. Я... потом... протоколы почитаю, кино посмотрю... из материалов дела.
   Женя:
   - Ну хорошо. И тогда, ТОВАРИЩ генерал, вы бы не могли две небольших бумажки для облегчения процесса? Исключительно на крайний случай, если не получиться решить иными методами?
   Женя поворачивается к Дарье, говорит:
   - Почти сделка. Дайте документы.
   Дарья встаёт, достаёт из кейса два документа, с холодным лицом несёт генералу.
   Тот пялиться на Дарью, со скепсисом на лице берёт протянутые бумаги, читает:
   - Так... Прошу сотрудников ЗАГСа оказать возможное содействие в заключении брака моей племянницы Клевцовой В.А. с Колобковым Е.Ё. - смотрит на Женю недоумённо, спрашивает: - Ё?
   Женя:
   - Ёнович.
   Генерал бурчит:
   - Наоборот написать не могли? Племянницы с колобко... вым её... цирк.
   Суёт руку в карман. Достаёт узкую коробочку. Из коробочки достаёт две печати. Стукает по бумаге.
   Берёт вторую, читает:
   - Тэк... Прошу сотрудников паспортного стола оказать возможное содействие предъявителю данного документа Инельде МакВилсон в оформлении паспорта со сменой фамилии и имени.
   Генерал задумчиво глядит над листом бумаги. Потом бурчит:
   - Какого паспорта? Почему не - гражданства?
   Женя:
   - Потому что по ситуации возможна необходимость как получать гражданство, так и оформить паспорт иностранного гражданина. Но именно со сменой фамилии и имени. Суть просьбы - не чинить препятствий в осуществлении вполне законной процедуры смены имени и фамилии при получении паспорта, а не в том, чтобы помочь с получением гражданства.
   Генерал молча перечитывает документ. Затем штампует печатью и факсимиле подписи. Подумав, берёт со стола ручку и пишет под печатью дату цифрами без разделения точками и ставит подпись от руки.
   Протягивает листы Дарье.
   Та:
   - Фенк ю.
   Генерал, помедлив:
   - Нот эт алл.
   Дарья кивает, идёт с бумагами обратно. Не присаживаясь, укладывает их в папочку.
   Женя, поднявшись, смотрит на генерала. Тот, помедлив, встаёт, идёт к Жене. Подойдя близко, протягивает руку. Женя ровным, мягким движением протягивает свою. Несколько секунд стоят, сжимая друг другу руки.
   Генерал:
   - Жду кино.
   Женя:
   - Понял.
   Расцепляют руки. Генерал, повернувшись, смотрит на Дмитрича. Тот медленно поднимается из-за стола, говорит:
   - Тоже пойду. Обещали дочь показать.
   Генерал медлит, потом протягивает руку и ему. Бурчит:
   - Ладно, брат, извини за.
   Дмитрич, впечатав свою в его ладонь:
   - Херня.
   Генерал подходит к Кашину, хлопает его по плечу. Добродушно бурчит:
   - Павел Юрьч, иди-ка спать.
   Кашин заторможено встаёт. Идут к двери. Выходят.
   Генерал, проводив их взглядом, мрачнеет лицом, потом подтягивает к себе телефон правительственной связи.
  
   Ресторан. Закрытый кабинет. Дмитрич, Женя, Дарья. На столе - ужин, пиво, водка.
   Женя, закончив разливать маленькие стопочки, поднимает свою. Глядит на Дарью. Буркает:
   - Ну вот... а то "не знаю, как паспорт получать буду"
   Дмитрич:
   - ЧЁ? ТЫ... ВЕСЬ ЭТОТ БАЛАГАН... РАДИ...
   Дарья начинает истерически ржать, расплёскивая водку. Со смехом выдавливает из себя:
   - Всё... не .. не могу... больше... терпеть... у-у-у-у-й... продюсер порнухи мисс МакВилы... не говорит...
   Со стонами хохота падает на диван, продолжает ржать из-под столешницы.
   Женя с каменным лицом чокается о стопку замершего Дмитрича, выпивает, ставит стопку, берёт нож и вилку.
  
   Ночь. Кабинет. Горит лампа с абажуром, освещая стол с тремя телефонами, монитором компьютера и факс-аппаратом. Вдоль стен виднеются тянуться стальные шкафы. На стене у стола - что-то, задёрнутое занавесками.
   У стола с лампой - большой стол. Свёрнутые в рулон карты прижимаются к столу с лампой.
   За картовым столом сидит генерал Тянников, перед ним - крепкий чай в подстаканнике, наполовину выпит.
   За столом с лампой сидит мужчина в светлом костюме. Перед ним - кофе в таком же стакане с подстаканником.
   Тянников, с показушно-наигранными обидой и возмущением в голосе:
   - После чего эта гоп-компания встаёт и уходит с видом монгольских послов в Киеве. Так что, Иван Дмитриевич, хотелось бы мне знать, что это за клоун такой этот Колобков Е.Ё. Как минимум, должность обязывает понимать, за кого племянница замуж выходит.
   Тянников замолкает.
   Иван Дмитриевич медлит, потом встаёт, подходит к окну, открывает форточку, щёлкает клавишей. Начинает негромко гудеть вентилятор. Иван Дмитриевич закуривает папиросу. Стоит, пару затяжек глядя в окно на ночной город далеко внизу за окном. Потом говорит глухим голосом, в котором проскакивает сдерживаемая боль и ярость:
   - Ты в курсе про третий отдел первого управления ГБ?
   Тянников, осторожно:
   - Что такой есть - да.
   Иван Дмитриевич медлит, потом очень глухо говорит:
   - Нет его больше.
   Пяток секунд молчат. Тянников - шокировано, ожидая продолжения. Иван Дмитриевич - горько. Потом он затягивается, шумно выдыхает в вентилятор, говорит с болью:
   - Всю полевую сеть сдали американцам. В знак дружбы и перестройки. Из американцев... - нервно затягивается - из полутора сотен человек списочного состава вышли шестеро.
   Замолкает. Стоит, без слёз плача в окно. Говорит с яростью:
   - Пятеро старых пердунов, больных паранойей на весь мозг до копчика. Они ещё в Войну начинали. И этот, как ты сказал, клоун.
   В голосе Ивана Дмитриевича проскакивает пугливое уважение:
   - Этот клоун вышел через пять месяцев после... перехода в подполье. Причём вышел с такими заделами по возможным операциям, что аналитики... основной и проверяющий, читавшие отчёты, тихо кричали, что так не бывает, и требовали колоть его под химией на предмет клоунады от сияльников... СиАйЭй которые.
   Иван Дмитриевич издаёт смешок.
   - В общем, поскольку даже вторую степень допроса применять был нельзя, выродили мысль пригласить специалиста по китайским иголкам. Есть в городе одна... резервистка Конторы. Ну а... входит она в камеру, а этот клоун ей - "Здравствуй, бабушка. Извини, адреса не знал, искал тебя самым простым способом". В общем, реально оказалась бабушка... дети ушли на внедрение. Допрос не проводили...
   Иван Дмитриевич медлит, потом всё-таки говорит:
   - После чего товарищ Колобков прямо при бабушке говорит, что вот теперь его лучше всего ликвидировать. Поскольку живым он пойдёт играть свои разработки, а кто не с ним, тот сам дурак... засранец! В общем, мы с ним договорились. Поскольку единственное условие, которое он выставил жёстко - мы его заносим в состав и любой ценой прикрываем от Конторы.
   Иван Дмитриевич тушит папиросу, поворачивается к Тянникову, говорит:
   - Не исключено, что товарищ Колобков через восемь-десять месяцев отправиться... добровольно, на допрос к американцам. Так что думай, Михаил Викторович.
  
   Ночь. Дачный посёлок.
   Горят фонари, тускло освещая небольшой кусок яблоневого сада с лужайкой за домом.
   На лужке и на деревьях - расставлены и развешаны банки, бутылки, сумки, лейка, В землю воткнуты лопата и вилы.
   Посредине круга - Тори, с двумя пистолетами, целясь в разные стороны На краю круга стоит Василич.
   Василич командует:
   - Лопата-красный.
   Тори перешагивает и поворачивается, беря на прицел черенок лопаты и красную сумку на ветке дерева.
   Василич:
   - Водка-лейка.
   Она перетекает, перецеливаясь на бутылку водки и на лейку.
   Василич:
   - Синий-жёлтый.
   Она перецеливаеться.
   Василич:
   - Бак-авоська
   Она перетекает, прицеливаясь. Василич медлит, потом спрашивает:
   - Что?
   Она, помедлив:
   - Мне кажется... папа близко.
   Василич, мягко:
   - Дистанция? Направление?
   Она, тихим голосом в трансе:
   - Пятьдесят три метра. От меня - на красный, левее два градуса..
   Василич:
   - Понял. Конец тренировки. Можно открывать глаза.
   Тори опускает пистолеты, стоит, крутя головой.
   Потом смотрит в сторону дома. Ровным голосом говорит:
   - На крыльце они.
   Поворачивает голову к Василичу.
   Василич, добродушно:
   - Ну так иди. Да и я пойду.
   - Не так быстро, товарищ инструктор. - говорит куст голосом Жени.
   Василич нервно оборачивается. Тори горбиться, сгибает ноги, напружиниваясь. Пистолеты в руках приподнимаются до уровня пояса, оставаясь, впрочем, стволами в землю.
   Женя, ровным мягким голосом:
   - Виктория Александровна, я полагаю, Александру Дмитриевичу, как учителю стрельбы, будет приятно послушать о ваших впечатлениях и достижениях от урока.
   Василич, старчески, напугано:
   - Ой.
   Тори медлит, потом медленно засовывает пистолеты в кобуры - наплечную справа и поясную за спиной посредине. Потом, постояв пару секунд, встряхивает головой, и тихо, радостно говорит:
   - Женя?
   Он буркает:
   - Иди, пообщайся с папой.
   Она медлит пару секунд, потом срывается с места, убегает в сторону дома.
   Женя выходит из-за кустов, подходит к Василичу, стоящему с глазами в землю.
   Женя, с очень притворным одобрением:
   - Как хорошо, Василич, что тебя обучали на учителя и ты знаешь феномен первичного прорыва способности и фактор доводки упражнения до плоского участка параболы повтор-прирост навыка.
   Василич бурчит:
   - Не умничай.
   Женя идёт в центр полянки
   - Ой, не знаешь? Тогда как хорошо, что у тебя такое качественное тренерское чутьё...
   Женя, не останавливаясь, резко выхватывает пистолеты, приседает, на пару секунд превращается в хаотически качающееся пятно. Замирает со стволом, направленным на Василича, вторым - заведённым за спину.
   Женя, ровным голосом робота:
   - Время исполнения две секунды сорок терций. Стрельбу окончил. Поражено тринадцать, остаток патронов пять правый три левый.
   Женя встаёт ровно, засовывая пистолеты по местам. Идёт к мрачно замершему Василичу. На ходу нарочито-неважным голосом говорит:
   - Что-то как-то гляжу, Василич, внучки тебе не хватает. То чайку подсыпешь, то вместо обслуживания тетех кружок Дюжины Разных устраиваешь. Сходил бы ты в детдом что ли, завёл себе кого-нибудь.
   Василич, опустив взгляд, бурчит
   - Да я не знаю... как-то само пошло, как по маслу...
   Женя с сарказмом бурчит:
   - Угу. По вазелину.
   Василич, возмущённо:
   - Тфу на тебя, пошляк!
   Женя, холодно:
   - Ну-ну. Сходи-ка, мил человек, плюнь ещё на папу Сашу. Только целься тщательней, и лучше сразу залпом из всех дырок. А то папа Саша у нас - инструктор по стрельбе разведучебки ВДВ.
   Василич замирает с раскрытым ртом и возмущённым лицом. Сдувается, бурчит:
   - А вот оно чё... а я-то думаю, откуда такая добротная база на обе руки...
   Женя:
   - А спросить-то не вариант, да? Тогда ж задуматься придётся, почему больше не дали. А так - похулиганил и в кусты, а мне углаживать откат от боевого транса.
   Василич:
   - Как сказал? Углаживать?
   Женя:
   - Глаженьем укладывать встопыренное.
   Василич:
   - Ага... ладошкой...
   Женя:
   - Не, утюжком. Горячим. - прицельно глядит на Василича, и азатно-яростно: - И по мозгам, по мозгам! Чтоб извилины разгладились и не рожали хрень в вазелине.
   Василич медлит, потом бурчит:
   - Ладно. Прощения просим.
   Женя бурчит:
   - Ладно... Иди, докладывай шеф-инструктору о проведённых занятиях.
   Василич дурашливо вскидывает руки - одной прикрывает голову, второй отдаёт честь. Поворачивается, дурашливо колбасясь, начинает маршировать к дому. Женя идёт за ним, на ходу окликает:
   - Василич, ты бумагу-то отдай-таки.
   Василич замирает. Потом хлопает себя по лбу. Начинает копаться в карманах. Достаёт из внутреннего сложенный лист бумаги. Протягивает Жене. Тот разворачивает, читает. Смотрит на Василича укоризненно. Тот смотрит недоумённо, потом ещё раз хлопает себя по лбу, начинает копаться по карманам дальше.
   Женя, задумчиво
   - Три микросотрясения за короткий период - повод для госпитализации и обследования... в том числе у психиатра на предмет мазохизма.
   Василич достаёт из кармана бумагу, читает, протягивает Жене.
   Тот читает, кивает, кладёт в карман.
   Идут к дому.
  
   На крыльце дома горит свет.
   Стол, три стула, три чашки, чайники, вазочки.
   У стола молча, обнявшись, не шевелясь - Дмитрич и Тори. Стоят неподвижно, выпав из окружающего мира.
   На крыльцо, очень осторожно, крадучись, бесшумно, поднимаются Женя и Василич. Прокрадываются к стульям. Присаживаются.
   Дмитрич открывает глаза, чуть отстраняется. Тори открывает глаза, видит Женю и Василича, которые развалились на стульях с видом, будто они тут давно.
   Дмитрич поворачивается. Женя:
   - Простите, что прерываю ваш сеанс выпадения из реальности. Но опыт подсказывает, что без внешних раздражителей он может длиться вечность-другую. В том числе - для окружающих, которые не испытывают от наблюдения столь же утончённого удовольствия, как участники.
   Дмитрич скользнув взглядом по Василичу, смотрит на Женю. Возвращает взгляд к Василичу.
   Женя смотрит на лучащуюся счастьем Тори, журчит:
   - Хозяюшка, сходи-ка ты за ещё одним стульчиком и чашечкой. Да и чайник неплохо поди погреть заново.
   Она, помедлив, кивает, подхватывает чайник, убегает в дом.
   Василич, глядя её вслед:
   - Мудра...
   Переводит взгляд на Дмитрича, потом встаёт со стула, вытягивается смирно и деревенским говором говорит:
   - Товарищ шеф-инструктор, докладАю: курсанту Клевцовой проведено занятие по обслужанию пистоли марки тете обзазцу сорок второгу ходу. Опосля сего проведено занятиё по тому, куды на теле кабуры под пистоли вешать. С отработкой сованья-вынимания обеими руками единовременно, а тако ж перезапихивания патронных обоймов. Занятие сие через вынимание сразу на пальбу от кабуры во две цели единовременно же перешло в танцы меж дюжины целей. И опосля двух часов танцев - в нацеливание вослепую на чутьё. Последнее ж закреплено часом с минутами отработки. Пенсионер-инструктор подполковник резерва госбезопасности Гонялов Андрей Василич докладать кончил.
   Дмитрич:
   - От лица инструкторского коллектива курсанта Клевцовой объявляю благодарность с занесением в желудок.
   Василич:
   - Ура. Ура. Ура.
   Василич и Дмитрич улыбаются, тянут руки, жмут.
   Садятся.
   Из дома выходит Тори со стулом. Ставит стул. Уходит в дом.
   Возвращается с чайником и кружкой.
   Разливает заварку, кипяток. Садиться за стол. Осматривает лица остальных.
   Женя сидит с непроницаемым лицом, глядя в стол. Василич задумчиво-отсутствующе грызёт печенку. Дмитрич чуть смущённо возит ложечкой в вазочке с вареньем.
   Висит некое неловкое напряжение
   Тори, скрывая весельем настороженность:
   - Мужики, вы чего?
   Женя резко распрямляется, говорит, засовывая руку в карман:
   - Обойдёмся без лишних слов.
   Достаёт две бумажки. Протягивает одну Василичу, вторую - Дмитричу.
   Взгляд Тори загорается любопытством. Она пытается прочитать что-то по лицам читающих. Потом переводит взгляд на Женю, вопросительно задирает бровь.
   Женя пренебрежительно махает бровью. Протягивает руки. Дмитрич и Василич с каменными лицами возвращают бумаги. Дмитрич задумчиво закидывает в рот ложку варенья, Василич кусает печеньку. Женя отхлёбывает чай.
   Тори, нервно:
   - Мужики, чё происходит?
   Василич, глядя на Дмитрича:
   - Когда?
   Дмитрич махом пальца перепасовывает вопрос на Женю. Василич глядит на Женю.
   Женя отрицательно мотает головой, смотрит на Дмитрича. Показывает ему два пальца, махает кистью жест "удаление туда", махает кистью жест "возврат оттуда", показывает три пальца.
   Дмитрич недоумённо хмуриться. Женя буркает:
   - В папу.
   Дмитрич замирает, поняв, потом скептически-вопросительно кривиться Жене.
   Женя вздыхает, тыкает в Василича, поднимает один палец, делает движение кистью, будто притягивает что-то из-за спины, добавляет второй поднятый палец. Потом ведёт руку к Дмитричу, по дороге очень коротким мельком показывая ладонью в Тори. Тыкает в Дмитрича, поднимает один палец. Потом поднмает-опускает-поднимает-опускает второй.
   Тори, удивлённо-шокировано:
   - Папа?!
   Дмитрич поворачивается к ней, смотрит на неё, пряча смущение под мрачностью. Потом поднимает два пальца, как Женя. Загибает первый, оставляя второй. Жестами сигналит, что он второй палец не видит, но увидит вдалеке.
   Тори, чуть помедлив, начинает громко хихикать. Остальные сидят, смотрят на неё с каменными лицам.
   Тори, прерывая смех:
   - Простите... последние дни мне всё чаще кажется, что я попала в цирк одного зрителя.
   Остальные отводят от неё взгляд, переглядываются. Взгляды Жени и Василича сходятся на Дмитриче. Василич касается часов на запястье и вопросительно кивает.
   Дмитрич махает рукой вдаль, показывает один палец, крутит рукой там, показывает три пальца, показывает "возвращение" и один палец.
   Женя показывает один палец, отрицающее махает рукой, показывает взлетающий самолёт.
   Дмитрич недоумённо кривиться, трет пальцы в жесте "деньги".
   Женя показывает маску возмущения дуростью, тыкает в Дмитрича и хлопает себя по плечу.
   Дмитрич показывает лицо "и чё?".
   Женя страдальчески вздыхает, потом тыкает себя в кулак, отрицательно мотает головой, тыкает себя в голову. Показывает, что "голова летает на самолёте".
   Дмитрич сидит несколько секунд, потом хлопает себя по лбу.
   Женя тыкает в Дмитрича, поднимает один палец, приподнимает второй, показывает два пальца вдаль. Оставляет только второй палец, делает жест "раскрываю и читаю паспорт", показывает предплечьем "хуй". Повторяет жест "самолёт".
   Дмитрич, подумав, показывает Василичу четыре пальца.
   Василич, допив чай, ставит на стол кружку. Тараторит:
   - Ну вот и ладушки, уговорили чутка. Пойду я, а то как бы уже час моя смена идёт.
   Остальные встают. Молча жмут руки Василичу. Он уходит.
   Остальные стоят у стола, глядя ему вслед.
   Тори, помедлив, вопросительно кивает Жене и показывает четыре пальца.
   Женя щёлкает себя по безымянному пальцу правой и показывает знак "роспись".
   Тори стоит, шокировано глядя на Женю, переводит взгляд на Дмитрича. Тот хитро довольно улыбается. Тори возвращает взгляд на Женю, беззвучно кричит: "ЧЕ?"
   Женя с угрюмо-угрожающим лицом лезет в карман, достаёт две бумаги, поднимает перед лицом Тори, встряхивает, разворачивая.
   Её взгляд мечется между бумагами, прыгает на Дмитрича, возвращается к бумагам.
   Женя сворачивает бумаги, кладёт в карман. Потом идёт в дом, подхватывая на ходу чайники.
   Тори стоит, шокировано глядя туда, где были листы бумаги. По щекам текут слезинки. Потом её взгляд падает на спину Дмитрича. Тот спускается с крыльца с папиросой в зубах и очень довольным лицом.
   Тори пару секунд стоит с неверящим лицом, потом шмыргает, утирает слезинки, и громким плачущим шёпотом:
   - Молча, блять! Такое - МОЛЧА!... - начинает истерично хихикать, - Ну, цирк...
   Дмитрич, не поворачиваясь, медленным тяжким голосом
   - Не, доча. Это не цирк. Это куда как смешней... иногда... чтоб крыша не уехала совсем. Это - армия.
  
   Утро. Кухня.
   Дмитрич и Тори за столом, заканчивают пить кофе. Женя, взяв свою кружку, встаёт, идёт к окну, открывает. Берёт с подоконника сигареты, закуривает.
   Дмитрич встаёт, подходит к окну, закуривает папиросы с подоконника.
   Тори, помедлив, подходит к окну, достаёт сигарету, опирается на стол.
   Дмитрич смотрит на неё неодобрительно. Она отвечает ему махом бровей. Потом буркает:
   - Вся академия смолит.
   Дмитрич:
   - А тебе сейчас стоит ли?
   Женя, скромно:
   - Пока что стоит.
   Дмитрич очень удивлённо смотрит на Женю. Переводит взгляд на Тори. Та бурчит, под злобой скрывая смущение:
   - Могу к гинекологу сходить за справкой.
   Дмитрич смотрит на Женю. Во взгляде - смесь восхищения с недоверием и непониманием.
   Женя:
   - Я вообще-то скорей травматолог... но в данном случае как раз могу написать справку за гинеколога.
   Тори сгибается в беззвучном приступе хохота. Дмитрич стоит, замерев, лицо растянуто в усмешке.
   Дмитрич буркает:
   - Ладно, обойдёмся.
   Смотрит на тихо хихикающую Тори, довольно хмыкает. Переводит взгляд на Женю. Женя тушит сигарету, говорит:
   - Погодь, вместе выйдем. До эрпорта - по пути.
   Тори, жалобно:
   - Ну вот, все меня бросают. Куда вы хоть, а?
   Женя:
   - У тебя отпуск по ранению. Вот снимем швы - и снова в бой. Исполнить приказ начальства.
   Тори, мрачно:
   - Какой?
   Женя, тихим голосом:
   - Зам начальника Управления Кадров МВД приказал нам снять пять эротических видео.
   Тори, злобно-шокировано:
   - Чё?
   Женя:
   - Ну или придумать, что ему говорить министру МВД, когда тот занесёт ему кино, где ты переодеваешься.
   Тори застывает с открытым ртом и воздухом, набранным для крика. Потом медленно выдыхает, грустнея и мрачнея.
   Женя, ровным голосом:
   - Прости, но у тебя уже пройдены точки возврата: в академии, когда можно было не ехать вообще, в управлении, когда можно было отказаться, узнав детали, и на съёмках. Теперь - всё. По миру гуляет эта запись, и надо придумать ей объяснение. Я придумал, что это стырено из нашего с тобой домашнего архива. Соответственно, надо пополнить архив. И уйти в декрет, чтобы ближайшее время не могли уволить. Как придумаешь другой план - расскажи.
   Тори, мрачно:
   - Я... - смахивает слезу, решительно-отчаяно - ...ладно, похер.
   Женя смотрит на неё с улыбкой, ласково бурчит:
   - Торька. Баба. Дура.
   Она вскидывает на него злой обиженный взгляд. Он, светло, с любовью улыбаясь глазами:
   - Торь, ты зря нахлобучилась мыслью, что всё это - операция по спасению дядиной жопы. Просто я очень ленивая скотина, которая хочет побыстрей с тобой расписаться, а ещё - показать тебе на экране, какая ты красивая. Если ты очень зла на дядю, то можешь написать заявление на увольнение. Но маленькая семейная свадьба у нас - через пять дней. И... мы по любому будем убирать у тебя страх камеры. Можно и другими путями, но проще всего - в лоб.
   Она, злобно, обижено:
   - А вот пойду и напишу!
   Он:
   - Да легко! Кстати, ты присягу принимала?
   Она, напугано-настороженно:
   - Да.
   Он:
   - Ладно. Тогда приказ о призыве тебя на военную службу отложим на после свадьбы, чтобы сразу на новую фамилию.
   Она, со смехом и яростью набрасывается на него, колотит кулаками по плечам, с криками:
   - Ну... гад... сволочь... подлец!
   Потом замирает, обнимает, вжимается в него, бурчит:
   - Придурок ты, а?
   Он, со вздохом:
   - Ну, просто армия - это самый удобный способ свалить из этой страны.
   Она замирает, потом отстраняется, глядит на его каменное лицо. Бросает взгляд на Дмитрича. Тот стоит, с неподвижным лицом, медленно пережёвывая потухшую папиросу.
   Она, растеряно:
   - Как - из страны?
   Он:
   - Ну, оформляем перевод в разведку... с соответствующим уровню организации снижением звания на два уровня. Прогоняем старшего прапорщика Клевцову через учебку. Затем готовим операцию прикрытия беженства из страны по культурным соображениям. И в итоге начинающая актриса Виктория Левц рожает гражданина США и получает вид на жительство.
   Она бегает взглядом между его глаз. Потом напугано:
   - Ты чё, серьёзно?
   Он, со вздохом:
   - Так что, может, не надо заявления на увольнение из органов, а? Декретным отпуском отбрыкаемся?
   Она молча отшагивает. Закуривает. Курит, глядя в окно. Говорит ровным голосом:
   - Знаете... у меня ощущение, что мне - пятнадцать, и я вдруг внезапно поняла, что взрослая жизнь - очень страшная. Как в сказке. Только я - не слушатель, а персонаж. И в сказках не рассказывают, что было с Василисой в плену у Кощея, пока Иванушка искал яйцо с иглой. И... очень не хочется взрослеть. А надо. Но не хочется.
   Женя, со смешком:
   - Вот ты гонишь-то.
   Она, резко, злобно:
   - Да иди ты!
   Тыкает сигаретой в пепельницу, собирается уйти. Застывает, замороженная Жениным гулким, пронзительным, властным "стоять!"
   Женя, мрачно, гулко:
   - Во первых, не пятнадцать. В пятнадцать из детей переваливают в отроки. И ТАМ доходит, что окружающие могут и хотят выебать и потому можно залететь, рожать и сидеть с ребёнком... и окружающие тоже смотрят на тебя, как на взрослую. И разрешают взрослое. А у тебя - перевал из отроковиц в жёны. Хотя тебе можно сразу в старицы. Такие безбашенные мудрые и ржущие над миром.
   - А во вторых... - Женя вздыхает, делает голос попроще, просто командирский, и говорит:
   - ... во вторых, мне кажется, что тебе будет... когда-нибудь потом... стыдно, что ты пошла в атаку, была ранена, и потом трусливо загасилась в тылу, вместо возврата в бой и разхерачивания врагов. Тем более, что теперь ты идёшь в атаку с бронёй, артиллерией, сапёрами и авиацией.
   Она молчит. Потом буркает:
   - А кто из вас - авиация, а кто сапёры?
   Дмитрич:
   - Чур я броня.
   Женя:
   - Договорились.
   Протягивает руку. Дмитрич жмёт.
   Тори, с мрачной улыбкой качает головой. Тихо говорит:
   - Клоуны...
   Женя:
   - Присоединяйся. Так веселей.
   Тори:
   - Угу. И есть шансы не сойти с ума от ужаса.
   Женя:
   - Или от глупости окружения.
   Тори:
   - Ладно... я подумаю. А вы - выметайтесь уже отсюда. А то на самолёт опоздаете.
   Женя делает испуганное лицо, глядит на Дмитрича, убегает.
   Тори и Дмитрич молча стоят несколько секунд. Потом Тори тихо:
   - Па-а-ап.
   - Да?
   - А ты чего молчишь?
   Он вздыхает, потом говорит:
   - Если честно... совсем честно, я просто смотрю и радуюсь... что ты нашла себе... половинку. Иначе и не сказать. Половинку.
   Она, стеснительно:
   - Что, заметно?
   Он, помедлив, достаёт папиросу, поворачивается к окну. Закуривает. Потом ровным глухим голосом говорит:
   - Раз уж совсем честно... был у меня в голове кошмар... один-единственный...
   Она панически сжимается, на лице гримаса "не надо".
   Он:
   -... что приходишь ты как-нибудь домой, и говоришь: "папа, я лесбиянка, познакомься - моя жена".
   Тори кривиться, глядя на него. На лице - гримаса стыда и невыносимого сострадания.
   Дмитрич поворачивается к ней, улыбается, говорит:
   - Нету его там больше.
   Тыкает рукой в неё, говорит:
   - Торька - баба.
   Она, плачем выплёскивает стыд с состраданием:
   - Пап... прости...
   Он шагает вперёд, обнимает, прижимает к себе. Она, прижав руки к животу, прижимается к нему, всхлипывает:
   - Дура...
   Дмитрич:
   - Случается... ненадолго.
   Поднимает руку, начинает гладить по голове. Она распрямляет руки, вцепляется в него. Он замирает
   Стоят, выпав из времени.
  
   Армейский аэропорт. Гул моторов. У ангара на бетоне - Дмитрич в полевой форме, с рюкзаком за спиной, Женя в полевой форме прапорщика военно-космических войск с щёточкой усов. Дарья с черными волосами, глазами и очень смуглой кожей, в городском сером камуфляже без знаков различия, но ярлыком "Ltnt Macwinly" на груди.
   У всех троих на плечах - большие сумки.
   Стоят в кружок, разговаривая.
   Мимо пробегает сержант. Козыряет. Удивлённо смотрит на синхронный ответ всех троих, включая Дарью.
   Женя, проводив солдата взглядом, смотрит на Дарью, вытягивает кулак. Дарья, помедлив, стукает в кулак. Замирают, вопросительно глядя на Дмитрича. Тот неодобрительно качает головой. Потом аккуратно втыкает свой кулак в два сошедшихся.
   Опускают руки, отмахивают салюты. Дмитрич поворачивается, быстрым шагом уходит. Дарья, бросив на Женю взгляд, идёт за Дмитричем.
   Женя провожает их взглядом, потом поворачивается, уходит.
  
   Борт самолёта.
   У одного борта, пристегнувшись, дремлет Дарья в очках и Дмитрич. У другого, тоже пристегнувшись - восемь сержантов и капитан в полевой форме. Посредине - стопка ящиков. Два сержанта безотрывно смотрят на Дарью.
   Дарья шевелиться. Выпрямляется. Смотрит по сторонам. Толкает Дмитрича локтем.
   Дмитрич поворачивает к ней лицо. Дарья кричит на английском:
   - ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СРОЧНО узнай, какая погода в точке прибытия.
   Дмитрич смотрит на Дарью, спрашивает:
   - Зачем?
   Дарья:
   - Считай, что с тобой говорит мой учитель.
   Дмитрич медлит, потом вскакивает, убегает в голову салона. Дарья, помедлив, встаёт и идёт вслед за ним.
   Встречаются у дверей кабины.
   Дмитрич, на английском:
   - Туман. Идём на запасной.
   Дарья кричит:
   - Нам с тобой НЕЛЬЗЯ на запасной. Это - гражданский порт с копами и КаДжиБи. Прыгаем.
   Дмитрич медлит, недоверчиво глядя на Дарью. Она кричит:
   - Нет другого пути выжить!
   Дмитрич медлит, кивает, идёт в кабину.
  
   Ранний вечер. Взлётная полоса. Туман в десяти метрах над головой.
   Из тумана вылетает сумка на верёвке. Падает на взлётку. За сумкой появляется Дарья, стукается о бетон, с невнятным возгласом катиться вбок. Перекатившись пару раз, замирает, сидя.
   Из тумана вылетает сумка с рюкзаком. Хлопают о бетон. Вслед за ними появляется Дмитрич, стукается, перекатывается, встаёт. Машинально расстёгивает лямки, подтягивает к себе, сгребает парашют в ком. Потом смотрит сидящую Дарью, шагает к ней.
   Она сидит, скрестив ноги и неподвижно глядя перед собой.
   Он, подойдя, на английском:
   - Нога?
   Она, помедлив, глухо отвечает:
   - Нет... легкие ушибы.
   Дмитрич оглядывается по сторонам, спрашивает:
   - А что тогда?
   Она, медленно шепчет по-русски:
   - Я в Ростове, Дмитрич. Я могу дойти домой пешком...
   Дмитрич, злобно взмахивая руками:
   - Тфу, блять...
   Дарья, помедлив:
   - А ещё у меня было чёткое знание, что со мной борт ёбнется наглухо... я вниз то летела, готовясь убиться об землю. Прости... слишком много понадумано про домой.
   Дмитрич поворачивает голову на звук мотора. Видит приближающийся к ним УАЗ. Спрашивает на английском:
   - КаЖиБи-то нету?
   Дарья рассеяно смотрит на приближающуюся машину. Встаёт, чуть морщиться. Буркает на английском:
   - Не знаю. Весь... аккумулятор просадила на то, чтобы выжить при прибытии. Три дня я - мясо. Может, меньше, но день - точно.
   Дмитрич:
   - Понял... прикрываю.
   Дарья:
   - Договорились... есть правила, как сворачивать эту штуку?
   Дмитрич на секунду замирает от догадки, потом удивлённо-яростно спрашивает:
   - Это что, первый?
   Дарья:
   - Угу.
   Дмитрич молча, с лицом "ну пиздец", качает головой, подходит к Дарье, расстёгивает парашют, начинает сворачивать.
  
   Ресторан.
   У метрдотеля стоят Дмитрич и Дарья. Дарья - в парадно-выходной форме береговой охраны США, Дмитрич - в парадной. Дмитрич показывает метрдотелю на столик на втором этаже, на балкончике.
   Дмитрич некоторое время разговаривает с метрдотелем. Тот показывает на другие свободные столики, в центре зала. Потом в разговор вступает Дарья. Метрдотель медлит, потом кивает официанту наверх.
   Наверху - пять столиков, узкий проход. Самый угловой столик занят парой, рядом - не занят, но на нём табличка "резервировано". Официант идёт к столику в другом углу. Дарья, помедлив, спрашивает:
   - Сядем у окна?
   Дмитрич осматривается, кивает на столик посредине. Усаживает Дарью спиной к паре. Встречается взглядом с мужчиной, сидящим спиной к стене. Мужчина сверлит Дмитрича раздражённым взглядом. Дмитрич недоумённо задирает бровь, вопросительно кивает. Мужчина переводит взгляд на официанта. Тот стоит, напугано замерев, у дальнего столика. Дарья, подняв руку, громко щёлкает пальцами и кричит на английском:
   - Эй, официант, мы тут!
   Мужчина пару секунд сверлит взглядом затылок Дарьи, потом возвращает взгляд на женщину, сидящую перед ним.
   Официант подходит к столику. Дмитрич, на английском:
   - Мне заказать или перевести меню?
   Дарья:
   - Заказывайте, у вас получается.
   Дмитрич принимает меню, начинает читать. Хмуриться. Крутит страницы туда-сюда, брюзжит:
   - Вот ведь... вроде бы ресторан...
   Пара в углу продолжает прерванный разговор. Слов женщины - не слышно, говорит тихо. Слова мужчины долетают сложно распознаваемыми обрывками:
   - Линёк... что ж тебе ещё сказать-то... ну думай ты уже мозгами... не знаю, чем думаешь сейчас, но мозгами точно...
   Дмитрич, тыкает в меню, говорит очень чётко, пронзительно:
   - Нам бы хотелось кролика или утку в гранатовом соусе, но к сожалению, несколько ограничены во времени. Если есть замоченное с утра - давайте Специально замачивать не надо - не дождёмся. Если одна порция - Миз МакВинли в первую очередь. Если нет - попросите шефа сделать мясо по-французски. Точно не говядину. Желательно - крольчатину или иное мясо без жировых прослоек. Гарнир - полагаю, шеф разберёться, что лучше под то мясо, что есть. И главное. Подайте СЕЙЧАС чай и десерт.
   Официант, растеряно:
   - Простите?
   Дмитрич:
   - Вот через десять минут максимум - подайте чайник заварки, кипяток, варенье, любое кроме яблочного, шоколад, печеньки. Полагаю, мясо будет через час и сладкое как раз успеет разогреть желудок.
   Официант, заканчивая записывать:
   - Понял. Разрешите исполнять?
   Дмитрич:
   - Ага.
   Официант уходит. Дмитрич задумчиво смотрит в стол, потом молча берёт бутылку воды, наливает Дарье, себе. Молча пьют, слушая обрывки разговора, который становиться громче:
   - А я готов рискнуть... да успокойся ты, кто ж в тебя стрелять будет, а?... да чё ты гонишь-то? Чё, хочешь сказать, что я не смогу тебя защитить?... Да бл...ин, катать твои ковры по всей бане... Лин, ну пойми... НЕТУ ЕЁ БОЛЬШЕ. Весь город твоё слово слышал...
   Дмитрич замирает с рукой, несущей стакан ко рту. Потом медленно ставит стакан на стол, достаёт папиросу, закуривает. Мужчина продолжает:
   - Но - НЕТУ. Пропала месяц назад. Люди Кислого ездили выкупать... да сама всё знаешь... да, труп не видели. Но её хозяева сами ищут... вот ты упёртая, а? Ну сколько ты ждать будешь?
   Дмитрич глядит на понуро сгорбившуюся Дарью. Говорит на английском, вопросительно:
   - Как я вижу, вы - реальные бойцы?
   Дарья, помедлив, лезет карман. Достаёт трубку, кисет. Начинает набивать. Хмуро отвечает:
   - Не без того. Это, видимо, единственный способ выжить с нехваткой удачи.
   Дмитрич:
   - Вот в настоящий момент "нехватка удачи" мне кажется попыткой меня обидеть.
   Дарья поднимает взгляд от трубки на Дмитрича. Видит его растерянно-радостное лицо. Криво улыбается, достаёт спички, прикуривает. Говорит облаком дыма:
   - Теперь, дедуль, ты догоняешь, что за гениальный кусок демона мой учитель? Его любимая шутка - сделать что-нибудь в мир, и отскочить от обратки, подставив кого-нибудь другого. Правда, обычно он не оставляет подставленному шансов увернутся.
   Дмитрич, задумчиво-растерянно:
   - Я-то, будучи человеком наивным, думал, что он мне бумагу одну просил написать просто так.
   Дарья:
   - Какую бумагу?
   Дмитрич, с напускной мрачностью:
   - Обязательство отдать ему миз Тори, если он её найдёт.
   Дарья начинает хихикать. Дмитрич, пытаясь натянуть на лыбу маску страдания:
   - И на пароходе все эти его "Во-Во" про тётку были шуткой...
   Дарья продолжает хихикать, активней, но всё так же беззвучно.
   Дмитрич:
   - А он, оказывается, собрал тут данные.
   Дарья, хихикнув пару раз, затягивается, выпускает дым в потолок, смотрит на облако и тихо говорит:
   - Могу спорить, что он НЕ собирал инфу. Только читал дело. Но НЕ был в курсе местного фольклора.
   Дмитрич, растеряно:
   - А... как?
   Дарья молча выпускает вверх облачко дыма, молча смотрит на него.
   Дмитрич, помедлив, откидывается, тоже выпускает вверх облачко дыма.
   Потом спрашивает:
   - А, кстати... учитель... Кожаный Мокасин...
   Дарья, помедлив, наклоняется. Пыхает струями дыма вправо-влево. Потом говорит:
   - Учитель попросил своего друга Кожаного Мокасина научить меня НАДЕВАТЬ и НОСИТЬ индианку. Кожаный Мокасин... позднее, без учителя, предложил не просто индианку, а шаманку. Чтобы сгладить странности в поведении. Ну а сознание у меня было уже...
   Прерывается, глядя на официанта с подносом десерта. Официант подходит, сгружает на стол чашки, чайники, блюдца, вазочки.
   Дмитрич сразу пододвигает к себе варенье. Макает ложечку, пробует. Издаёт восторженное "умммм"
   Смотрит на официанта, говорит:
   - Мне, пожалуйста, две банки с собой.
   Официант, с ноткой пренебрежения:
   - Трёхлитровых?
   Дмитрич, с возмущением:
   - Конечно, нет! Разливать варенье в трёхлитровые банки - дикость и дурь. Неудобно дно выскРЕБАТЬ ложечкой. Стандартные ноль-восемь горошка глобус. В идеале - четыре ноль-четыре.
   Официант, с легким пренебрежением:
   - Возможно, мы вам просто предоставим контакт поставщика, и вы - сами?
   Дмитрич смотрит на официанта. Бросает чуть растерянный взгляд на Дарью, начинает отводить обратно на официанта, резко возвращает глаза на Дарью. Та сидит, зажав во рту ложку варенья, почти лопается от хохота.
   Дмитрич, сконфуженно:
   - Простите. Очень уж редкостное варенье. Не могу упустить возможность купить небольшой запас.
   Поворачивается к официанту.
   Тот:
   - Поставщика?
   Дмитрич суёт руку в нагрудный карман, достаёт блокнот с ручкой.
   Официант кивает на угол, тихо говорит:
   - Полина Ивановна. Настоятельно рекомендую дождаться...
   Дмитрич застывает, шокировано глядя на официанта. Переводит взгляд на Дарью, прикрывающую хохот ложкой.
   Мужчина встаёт из-за углового столика, подхватывая с соседнего стула кожаный плащ. Громко, яростно говорит:
   - Год, Линёк. Больше тебе просто никто не даст гулять самой по себе, прикрываясь призраком.
   Идёт по проходу, на миг задерживается у лестницы, кидаёт в Дмитрича бешено-ненавидящий взгляд. Тихо рычит:
   - Варенье, блять... сплёвывает на ковёр, идёт вниз по лестнице.
   Официант, вздохнув, говорит:
   - Рекомендую обратиться к Полине Ивановне через несколько минут... после того, как пересядет в самый угол и выкурит сигаретку.
   Официант распрямляется. Делает десяток шагов вперёд, замирает.
   Полина встаёт с места, поворачивается. Дмитрич прикипает взглядом. Полина отводит взгляд, вопросительно смотрит на официанта. Тот тихо говорит. Она кивает, махает официанту рукой с поднятыми двумя пальцами. Обходит стол, медлит, садиться в угол, закуривает. Закрывает глаза, откинувшись и вжавшись головой в стенку.
   Дмитрич, тихо:
   - Не близняшка. Постарше.
   Дарья, тоже тихо:
   - Там... столик тот... как бы наш был. Первый раз ещё дед привёл, мои десять отмечать. Потом брат водил... на все дни рождения... я... туда не пойду. Сяду - вся маскировка слетит нафиг.
   Дмитрич смотрит на Дарью чуть недоумённо. Она:
   - Я сейчас - Танцующая с Духами Зверей, ряженая под Инельду Маквинли. Ты - сбоку, стесняешься, не зная, толком, как себя вести. Сяду там - маска треснет.
   Дарья пускает струю дыма вниз. Убирает трубку в карман.
   Дмитрич отхлёбывает чаю, глядит Дарье за плечо. Встречает взгляд Полины, в котором - боль, скука, чуть-чуть интереса.
   Дмитрич вскакивает, кладёт папироску в пепельницу, идёт по проходу. По пути смотрит в зал через перила, осматривая подходы. Отмечает официанта, стоящего у метрдотеля. Останавливается, смотрит вопросительно на метрдотеля. Тот разрешающе кивает. Дмитрич кивает в ответ, поворачивается, подходит к столику Полины. Встаёт рядом.
   Она смотрит на него устало-пренебрежительно. Тушит сигарету, складывает руки на груди. Устало спрашивает:
   - Что, майор, так и будешь глазами кушать?
   Дмитрич чуть крякает от неожиданности, потом со смущённой улыбкой говорит:
   - Простите, Полина Ивановна... я вообще-то насчёт варенья хотел поговорить. Но... я не местный, можно узнать - что за ваше слово, о котором знает весь город?
   Полина, пренебрежительно:
   - Уши грел?
   Дмитрич:
   - Не, так... долетало немножко особенно эмоциональных фраз.
   Полина:
   - Ну-ну...
   Молчит.
   Дмитрич:
   - Так что за слово-то?
   Полина:
   - Зачем тебе?
   Дмитрич медлит, потом через силу выдавливает, смущённо:
   - Ну а вдруг чем помочь вам смогу... за варенье ваше чудесное.
   Полина разглядывает его с ноткой насмешливого интереса. Говорит:
   - Мишка-сладкоежка...
   Дмитрич:
   - Простите, Сашка. Не Мишка. А сладкоежка - есть такое... только не всё, а именно варенье. Но его-то как раз обожаю.
   Полина с лёгкой улыбкой:
   - Ну... а чёрт его знает... раз ты не местный, вдруг... - замирает, подозрительно глядя на Дмитрича, застывшего камнем. Осторожно спрашивает:
   - Ты чего напрягся-то, Сашка-сладкоежка?
   Дмитирч:
   - Да так... тут недавно один человек МНЕ помочь предлагал... вот почти то же говорил, только наоборот, что он - местный. А я опять в не своём городе был... хотя... - мрачно-грустно говорит: - собственно, своего города у меня нету. Только страна... да и та, похоже, заканчивается.
   Дмитрич вскидывает взгляд, улыбается смущённо, говорит:
   - Простите, Полина Ивановна... как-то само...
   Полина несколько секунд рассматривает Дмитрича, потом еле заметно коварно улыбается, певуче говорит:
   - Эх... Сашка-сладкоежка с горем о Родине на сердце... ладно... вдруг и вправду... в общем, слово моё - выйду замуж за того, кто мне племянницу вернёт.
   Дмитрич медлит, потом чуть более серьёзным голосом спрашивает:
   - Э-э-э... а, простите. Полина Ивановна... за того именно, кто, или за главного у ТЕХ, кто?
   Полина очень резко мрачнеет, ввинчивает в Дмитрича взгляд, полный угрожающего бешенства. Тихо шепчет:
   - А вот об ЭТОМ, Сашенька, ты молчи-ка лучше. Ты, гляжу, умный, понял сразу. А вот остальным, пожалуйста, молчи.
   Дмитрич стоит с очень мрачным лицом. Потом тихо рычит:
   - Жопа, бля...
   Полина смотрит на него с рассержено-недоумённым лицом. Дмитрич в глубочайшей мрачной задумчивости, достаёт папиросу, спички. Закуривает.
   Полина сидит, с неприязнью глядя на него. Потом неприязнь сменяется легким интересом. Она закуривает. Откидывается, с любопытством смотрит на Дмитрича.
   Тот внезапно хлопает себя кулаком в лоб, тихо вскрикивая:
   - Ну конечно! Чё я туплю?!
   Полина, с интересом:
   - А чё ты тупишь?
   Дмитрич глядит на неё, потом торопливо, нервно затягивается, и говорит:
   - Варенья очень хочется. Из лимонника с айвой и смородиной.
   Она, с кривоватой улыбкой:
   - Сколько брать будешь?
   Дмитрич, помедлив, делает каменное лицо, очень ровным голосом говорит:
   - Всё.
   Она, помедлив, широко улыбается, потом говорит:
   - Ладно, Сашка-сладкоежка. Отдам тебе все семь банок, что наварила на продажу. Только без скидок.
   Дмитрич суёт папироску в зубы, крепко стискивает, лезет во внутренний карман. Достаёт удостоверение. Полина замирает в мрачной ухмылке. Дмитрич протягивает ей удостоверение. Полина, не отрываясь, смотрит на Дмитрича. Он смотрит на неё с хитрым прищуром. Она, не выдержав, соскальзывает взглядом на удостоверение. Читает пару секунд, её взгляд взлетает вверх на Дмитрича. Во взгляде - страх, удивление, в глубине - надежда.
   Дмитрич вынимает папироску из зубов. Наклоняется, чтобы положить в пепельницу. Наклонившись, говорит:
   - Ты не поняла, Полин. Я беру ВООБЩЕ всё твоё варенье.
   Распрямляется.
   Взгляд Полины прыгает на затылок Дарьи, отскакивает к Дмитричу, снова - на затылок Дарьи, снова - к Дмитричу. Во взгляде - безумная мольба с надеждой. Дмитрич вздыхает, потом тихо, ласково говорит:
   - Поль, только не ори христа ради, а? Всех спалишь... насмерть.
   Она закрывает глаза, откидывается к стенке. Пару раз нервно затягивается, потом не открывая глаз, торопливо шепчет:
   - Как нашли?
   Дмитрич, шёпотом:
   - Первый уровень гостайны.
   Она открывает глаза. Старательно смотрит на Дмитрича, не давая глазам повернуться к Дарье. Потом говорит ровным голосом:
   - Ой, страсти-то какие... а слово тайное сказать?
   Дмитрич хмыкает, потом говорит:
   - Полина Ивановна, мы с миз МакВинли остановились в Столичной. Номер триста сорок/бис. Давайте, вы подвезёте семь банок вашего лакомства. А я в качестве бонуса угощу вас кофе.
   Полина медлит, потом медленно говорит:
   - Неплохой план, Саша. А можно, я с грузчиками приду? Чтобы зелье приворотное не побили по дороге?
   Дмитрич медлит, потом говорит:
   - Можно. Но только с теми, кого не жалко совсем... если ЗА двери нести.
   Она медлит. Потом кивает, улыбается. Встаёт, медлит, потом кокетливо улыбается, говорит:
   - Санёк, проводи до лестницы.
   Дмитрич медлит, потом холодно говорит:
   - Поль, сделай таки лицо попроще. И постарше. А то ведь точно - как близняшки.
   Полина на секунду цепенеет, потом зажмуриваясь, падает обратно на диван. Сидит, зажмурив глаза. Потом открывает их, смотрит на Дмитрича заплаканным взглядом только что успокоившегося ребёнка. Очень тихо, тонко, наивно спрашивает:
   - Что, правда Дашка?
   Дмитрич:
   - Твою мать, Поля... приноси варенье, а там - пробуй на вкус, цвет, запах и ощупь.
   Она сидит, глядя на Дмитрича счастливым взглядом. Потом на пару секунд закрывает глаза. На лицо её наползает каменная маска.
   Встаёт. Холодно, лениво цедит:
   - Норм, без палева?
   Дмитрич:
   - Норм.
   Полина кивает, идёт по проходу. Подойдя к столику Дмитрича, встаёт в шаге за спиной Дарьи. Тихо буркает:
   - Плак.
   Дарья, помедлив, буркает по-английски:
   - Тигр.
   Полина стоит, глядя в пол, потом поднимает взгляд на Дмитрича, бурчит:
   - У тебя попа не слипнется все слопать?
   Дмитрич:
   - Ничего, мы с чайком и не спеша.
   Полина, очень злобно:
   - Ну-ну. Бывай. Через пару часиков буду.
   Спускается по лестнице. Внизу сталкивается с плотным бритым налысо мужчиной в малиновом костюме. Тот бросает быстрый, злобный взгляд вверх. Участливо спрашивает:
   - Линёк, у тя всё норм?
   Она, продолжая идти на выход:
   - Да, Вася. Норм.
   Он, пристраиваясь сбоку:
   - А чё... странная ты какая-то... ты скажи, если чё.
   Полина, помедлив, криво улыбается, говорит:
   - Да не. Ничо. Он всё варенье моё выкупил.
   Вася, возмущённо, с пыхтением:
   - Линёк... да... да хоть я его б всё взял.
   Она останавливается в холле ресторана. Кидает на себя беглый взгляд в зеркало, на пяток человек в костюмах, сидящих в креслах в холле. Потом смотрит на Васька, говорит ласково, как с капризным дитяткой:
   - Вася! Вот ты бы его ПОТОМ куда дел? А?
   Вася смущенно молчит. Тянет:
   - Ну...
   Полина, тем же тоном, но строже:
   - ПЕРЕПРОДАЛ?
   Вася возмещено-отрицательно вскидывается. Она продолжает:
   - Раздал бы по детдомам? Так я туда и сама раздаю. Скормил бы... кому? Кому похер что, лишь бы сладко? Ну вот придумай-ка, что с ним сделать, чтобы мне не обидно было.
   Вася стоит, смущённо потупившись. Потом поднимает голову на мужчин в креслах, рычит:
   - Чё пялитесь?!
   Один из мужчин, пожилой, подтянутый, с раскрытым журналом в руках, спокойно:
   - Да не гони, Бухан. Просто любопытствуем - вдруг ты чё придумаешь... кстати, Полина Ивановна, раскройте тайну, сделайте милость...
   Она смотрит на мужчину. Пробегает взглядом по остальным, которые молча смотрят на неё с любопытством. Потом усмехается, говорит:
   - А угадай-ка загадку: в форме, но под ментов не гнуться и думают так много, что иногда колдовать хочется.
   Человек замирает, потом тянет:
   - От оно как...
   Полина кидает ему злобную улыбку, идёт к дверям.
   Вася, проводив её взглядом, шагает к человеку, тихо кричит:
   - Чё за загадка?
   Человек кидает на него неодобрительный взгляд. Тыкает себя в ухо, встаёт, идёт к телефону на стойке гардероба.
   Подойдя, под внимательными взглядами остальных, набирает номер. Говорит:
   - Доброго утра. Это Пятно... да... под Роялем. Звоню, потому что может быть, Пётр Константинович захочет знать, что Линь продаёт крупную партию своего зелья... да, варенья... сапогам головастым... нет, не знаю точно. Сказала "под ментов не гнуться и думают так много, что иногда колдовать хочется". Думаю, что под ментов, если всех считать, у нас не гнуться разведчики. Да не на чем. Бывай.
   Кладёт трубку.
   Вася, злобно:
   - Пятно, а ты не загрубил это - сразу смотрящему?
   Тот, усевшись обратно, спокойным голосом:
   - Бухан, скажи-ка... если таки принять, что Линёк ходит не сама по себе, а под кем-то, то - под кем, а? Ну вот пусть он и разруливает. А то ещё до стрельбы дойдём по такому вот не деловому, в общем, поводу.
   Вася стоит, напряжённо думая. Потом мрачно кивает, уходит в зал.
   Пятно окидывает взглядом остальных, с улыбкой кивает им на телефон, берёт с ручки кресла журнал.
  
   Номер гостиницы с двумя комнатами, гостиной и санузлом. Гостиная. Сквозь задёрнутые тяжелые шторы пробивается яркий дневной свет.
   Шумит душ.
   На диванчике, откинувшись назад, дремлет Дмитрич в полевой форме, обутый в кроссовки. В расслабленных руках - ТТ с глушителями. Рядом с ним - рюкзак. От дивана видна открытая дверь комнаты. В комнате, в кресле - Дарья в полевом камуфляже. На коленях - раскрытый кейс с ноут-буком. К кейсу проводами присоединена серая коробка. Дарья задумчиво смотрит на экран. Сбоку у ножки стола - распахнутая сумка, из которой вынут кейс. В распахнутой сумке видна рукоятка ТТ.
   Раздаётся стук в дверь.
   Дмитрич распахивает глаза, смотрит на Дарью. Она пару секунд смотрит на экран, отрицательно качает головой.
   Дмитрич кивает, встаёт с дивана, тихо идёт к двери. Присаживается на корточки сбоку от двери, громко говорит, направляя голос вдоль стены:
   - Кто там?
   Из-за двери - звонкий голос Полины:
   - Это я, Полина Ивановна. С грузчиками.
   Дмитрич, громко:
   - Точно с грузчиками, а не с носильщиками? А то грузить и насиловать - это две бальшие разницы, однако.
   За дверью - хохот, Полина говорит:
   - Точно-точно. Но грузчики знатные.
   Дмитрич, помедлив, встаёт, открывает замок и быстро отшагивает от двери.
   Дверь не шевелиться. Дмитрич громко, вбок:
   - Открыто!
   И резко отшагивает в сторону, заводя руки с пистолетами за спину.
   Дверь медленно открывается. На пороге - Полина. За её спиной - очень рослый, сухощавый мужчина в строгом костюме, с большой сумкой в руке.
   Полина:
   - Можно?
   Дмитрич оттекает в сторону, засовывая правый пистолет за ремень, приглашающее махает рукой. Полина заходит, идёт к дивану посредине комнаты.
   Рослый с очень понимающим лицом смотрит на руки Дмитрича. Поднимает взгляд на лицо. Заходит внутрь со словами:
   - Бережёного - бог бережёт.
   Ставит сумку на пол у порога, аккуратно закрывает за собой дверь, поворачивает защёлку.
   Дмитрич:
   - А не бережёного - гранатомётчик жжёт.
   Рослый, поворачиваясь от двери, с уважительной усмешкой:
   - Сурово...
   Дмитрич:
   - Война, однако. Проходите, присаживайтесь.
   Рослый медлит, идёт к центру комнаты, осматривается. Садиться в кресло напротив дивана, на котором устроилась Полина. Дмитрич, помедлив, засовывает второй пистолет за ремень, присаживается на подлокотник дивана.
   Полина стреляет глазами на пистолеты за спиной. Чуть мрачнеет, потом тихо говорит:
   - Саш, давай без стрельбы, а?
   Дмитрич, со вздохом:
   - Да какая из этого... так, поотстреливатся пяток минут, пока нормальная стрельба подъедет.
   Рослый вглядывается в лицо Дмитрича. Потом пробегает взглядом по комнате, задерживая взгляд на люстре. Возвращает вопросительный взгляд на Дмитрича.
   Тот говорит:
   - Тот, что в люстре - загашен. Если где есть ещё, спящие, заметим.
   Рослый:
   - Грамотно работаете, товарищ майор.
   Дмитрич, помедлив:
   - Стараемся, товарищ... наверное, капитан в отставке.
   Рослый смотрит на Полину. Она делает жест "я молчу". Возвращает взгляд на Дмитрича. Тот, глядя Рослому в глаза:
   - Выправка, возраст, пластика движения, ноль набоя на костяшках, очень привычное "товарищ майор" с нотками обиды. Не дали майора перед отставкой?
   Рослый:
   - Красиво... даже в чём-то хочется поверить, что вычисления, а не чтение.
   Дмитрич вздыхает, потом спрашивает:
   - Полина Ивановна, а у Вас есть версия, зачем вокруг Вас такой уровень паранойи?
   Полина, помедлив, глядит на рослого. Говорит задумчиво:
   - А ведь... Жердь, а Жердь, я так тебя и не знаю по имени-отчеству.
   Жердь, хмуро:
   - И не надо. Хотя...
   Дмитрич, резко:
   - Тогда я - Рявчик.
   Жердь:
   - Странное погоняло...
   Дмитрич:
   - Зато нормальный тактический позывной. Сокращение от Дырявчик. Дыря - тоже вариант, но лучше не надо... сразу по привычке пострелять тянет.
   Жердь:
   - За речкой бывал?
   Дмитрич:
   - А с какой целью интересуетесь?
   Жердь, помедлив, наклоняется поближе, изображая доверительность беседы, и говорит:
   - Ладно... Рявчик. Вижу, ты нормальный, хоть и кручёный, как все, кто за речкой не просто в окопе сидел. Я тебе прямо расклад скажу. Поля для местного общества много чего полезного сделала. И обществу очень интересно, чтобы её никто не обижал. Понятно ли?
   Дмитрич, с улыбкой:
   - Это - прямо? Я-то по наивности своей думал, что Полина знает, половину финансовых схем общества, и общество присело на нервы, что оно утечёт. А ещё у общества... брачное соревнование было за приз, а тут какой-то залётный всех обгоняет... Или я чё не понял?
   Дмитрич сверлит Жердь смеющимся взглядом.
   Жердь, помедлив, отводит взгляд в стол. Тянет:
   - Резко говоришь. Обидится можно.
   Дмитрич:
   - Сам сказал, что прямо говорим. Я тебе и говорю, как вижу, и совета спрашиваю - что не так я вижу то?
   Жердь молчит, потом говорит ровно:
   - Ну, тогда может, и остальное скажешь?
   Дмитрич:
   - Не-не... остальное - это так, гонялки мои. А что я ими смешить буду, если что не понимаю в жизни местного общества?
   Жердь, кидает взгляд на Полину. Та сидит, с усталым видом слушает, прикрыв глаза. Жердь возвращает взгляд на Дмитрича, очень холодным жёстким голосом говорит:
   - Всё - так, как ты сказал.
   Полина, не открывая глаз:
   - А скажи-ка мне, Жердь. Сколько раз я кому... подсказывала по делам, где совсем чётко - статья? Не купи-продай, а где я сама под соучастие и несообщение пришиваюсь? Или ты не слышал Ростовского на той сходке?
   Жердь неприязненно смотрит на Полину. Она открывает глаза, ввинчивает в Жердь взгляд, полный холодной ярости. Говорит тихо:
   - А когда сюда шёл - что мне сказал? Повторишь ли?!
   Жердь, наливаясь холодной яростью, тихим голосом:
   - Линёк, не борзей.
   Дмитрич тихо хмыкает, поворачиваться к Полине, несерьёзно-весело говорит:
   - Он, поди, говорил, что брат, пока мотает, просил приглядывать, и потому любопытствовать идёт, не обидят ли?
   Лицо Жерди кривиться в маску хищной ярости. Дмитрич поворачивается к нему с отмороженным лицом и пустым взглядом истребителя вредных хищников.
   Несколько секунд смотрят друг на друга. Ярость во взгляде Жерди бесследно падает в пустоту во взгляде Дмитрича, которая начинает всё больше засасывать в себя. Жердь моргает. Дмитрич отводит взгляд. Жердь, помедлив, роняет взгляд в стол. Глухо цедит:
   - Проницательный ты... даже поверить хочется, что не читал ничего.
   Дмитрич, холодно:
   - Ну так что... что пришёл-то?
   Жердь, тихо, угрожающе:
   - А ты не сильно борзей-то... это ты к нам пришёл. Ты у меня в городе в гостях.
   Дмитрич медлит, потом тихо, спокойно говорит:
   - Только городок ваш у МЕНЯ В СТРАНЕ.
   Жердь, издевательски:
   - А ты не много ль на себя пыжишь?
   Дмитирч, спокойно:
   - Не, нормально. Как все пацаны, кто вдумчиво подписался всю страну беречь от скупки жидами.
   Жердь, спокойней, но всё ещё издевательски:
   - Чё гонишь? Какими жидами?
   Дмитрич, ровным голосом:
   - А ты, мил человек, выглянул бы из городка-то... на мир весь. Авось, увидел бы, как жиды мир хапнуть рвутся. Англов - хапнули, и напрягли всех грабить. Амеры - туда же. Ныне вот у нас скупают по дешёвке... всякое спиздженное. И подсаживают тех, у кого бабки есть, на ростовщичество. А с другой стороны - бабло мусульманское. Которое в рост - Коран запрещает. Так что оно просто рвётся рулить. Но это так, хуйня. Перемелется всё за десяток лет, как всегда на Руси бывало в смуту. И выжившие дальше пойдут. Так вот я подписался сделать так, чтобы они, выжившие, были. И чтобы было куда идти.
   Жердь, вязким голосом:
   - Ой, красиво говоришь. Прям как политрук на собрании.
   Дмитрич, холодно:
   - Могу и по другому. У меня пацанчиков десяток бригад... плохо им без практики. Так-то они учены в городки по тихому заходить, кого надо - убирать, и уходить. Барашков резали. Вышаки по приговорам исполняли. Но вот практики - нету.
   Жердь, резким нервным голосом:
   - Слыш, ты чё гонишь? Ты кто такой вообще?
   Дмитрич, ровно:
   - А кто спрашивает?
   Жердь пару секунд думает, потом говорит:
   - Я - глаза и уши смотрящего за городом.
   Дмитрич:
   - Заместитель генерального по контрольно-ревизионной работе? С правом самостоятельных решений в рамках общей политики или без?
   Жердь скептически кривиться.
   Дмитрич:
   - Ну, вот как-то так ботают поверх границ.
   Жердь, помедлив:
   - С правом. А ты таки кто?
   Дмитрич:
   - Генштаб. Разведуправление.
   Лицо Жерди становиться отсутствующе-задумчивым. Он сидит пару секунд, соображая. Потом поднимает на Дмитрича очень внимательный взгляд. Тихим, ровным голосом:
   - Дарья УЖЕ под вами?
   Дмитрич несколько секунд вглядывается в Жердь, потом ровно говорит:
   - Сложно всё, Жердь. А вопрос ты задал очень общий. Погон наших на ней, само сбой, нет. И в бумажках... считай, тоже нет. Но бить за неё будем как за свою. Конкретные люди будут. Очень конкретные. Считай... удочерили её... штабом.
   Жердь медлит, потом медленно тянет из-под пиджака телефон. Набирает номер. Говорит:
   - Да, я... беседуем... всё так... очень кручёный... да... тут сложно и сам решать не хотел бы... короче, сказано слово "удочерили"... - длинная пауза, Жердь настороженно, будто прервалась связь: - Алё? ... да... понял.
   Закрывает звонок. Медленно, задумчиво кладёт телефон на стол.
   Смотрит на Полину, говорит:
   - Просим прощения, если что не так. И очень просим чем-нибудь помочь.
   Полина, помедлив:
   - Мне - пока не знаю, чем.
   Полина переводит взгляд на Дмитрича.
   Жердь переводит взгляд на Дмитрича, смотрит вопросительно.
   Дмитрич смотрит на Полину, спрашивает:
   - Не протечёт ли?
   Полина медлит, потом качает головой. Говорит:
   - Если очень спросят... что спросить - то да. А так - нет... мне выйти?
   Дмитрич качает головой, смотрит на Жердь. Говорит:
   - Через сутки-двое из Ростова уезжает человек с документами Дарьи... - Дмитрич медлит, потом окликает по-английски:
   - Миз Винли!
   Дарья выходит из комнаты, встаёт в дверях. Жердь смотрит на неё очень внимательно. Переводит взгляд на Дмитрича, говорит:
   - Похожа. Очень. Но язык...
   Дарья, с акцентом:
   - Я... начина... начала учить язык. Я изволю сделать это быстро.
   Жердь скептически смотрит на Дарью.
   Дмитрич:
   - Это - две недели спецкурса. Впереди - ещё месяц.
   Жердь, мрачно:
   - Ладно... что надо конкретно?
   Дмитрич:
   - Был вариант, что миз Маквинли красит волосы, вставляет голубые наглазники и вместе с Полиной Ивановной идёт получать паспорт. Задача была - засветить её появление в Ростове и убытие в Ленинград. В Ленинграде миз Маквинли под видом Дарьи открывает киностудию, которая занимается съёмками видео подпольных боёв без правил, включая драки голых баб.
   Дмитрич замолкает. Жердь сидит, думая. Потом поднимает взгляд на Дарью, тихо говорит:
   - Очень хорошо играешь, Даш.
   Дарья с улыбкой махает бровью, говорит с акцентом:
   - Я... очень много... общаться с Дарья. Рада, что так похожа.
   Жердь пару секунд сверлит Дарью взглядом. Потом переводит взгляд на Дмитрича, говорит:
   - Ладно, понял. Вас устроит вариант, если паспортистка придёт к вам? По просьбе уважаемого человека, о которой будут знать все? И ещё вопрос с фото.
   Дмитрич, помедлив:
   - Да, так лучше.
   Жердь:
   - Ладно. И второй вопрос... который зададут мне: почему не открыть эту киностудию в Ростове?
   Дмитрич медлит, потом говорит:
   - Ряд причин. Начиная с того, что в Питере другая обстановка с... блядством. Изначально, с рождения города. И заканчивая тем, что киностудия открывается для выдавливания с рынка конкурентов.
   Жердь, скептически:
   - ЧЬИХ конкурентов?
   Дмитрич, с улыбочкой:
   - НАШИХ конкурентов. Мог бы сказать, что - бывших... но есть мнение, что бывших не бывает. Только по географическому признаку - бывших.
   Жердь думает пару секунд, глядя в стол, потом зловеще тянет:
   - А так вот оно чё в горах никто ничего не знает о продавцах... - поднимает взгляд на Дмитрича, поправляется: - о конкретных продавцах. Не тех, что в эмираты поставки гонят...
   Дмитрич:
   - Через море по рабочим визам. Почти добровольно, только пара нежданчиков в условиях контракта?
   Жердь, настороженно:
   - Типа того.
   Дмитрич:
   - Естественный отбор, однако... дураки сносно выживают стадом...
   Жердь:
   - Угу. - медлит, потом спрашивает:
   - Как можем поучаствовать в Питере? Вписка нужна?
   Дмитрич, помедлив, отвечает:
   - Вписка - нет. Тема новая. И законная в целом. Поучаствовать... надо спросить того, кто на теме сидит. Думаю, не откажемся, если часть не совсем... стада поедет к другому морю.
   Жердь:
   - Понял. А бойцов...?
   Дмитрич, помедлив:
   - Не-не... тема - не тотализатор на бои. Тема - съёмка боёв. Нужны актёры... и актрисы. Не бойцы.
   Жердь, с подозрением:
   - А разницы?
   Дмитрич, со вздохом:
   - Актёр - это тот, кто может точно выполнить команду режиссёра. Если ему сказано достоверно изобразить боль - изобразит. Сказано плакать - плачет. Сказано, что встаёт - у него встаёт. Сказано, что НЕ встаёт - не встаёт.
   Жердь, со смешком:
   - Ну это ты вообще...
   Дмитрич:
   - Бизнес такой... с сильной конкуренцией, высокими рисками и потому - требованиями к исполнителям.
   Жердь вздыхает, кивает. Встаёт из кресла. Говорит:
   - Ну, ладно. В общем, докалякались. Паспортистку с фотографом - когда?
   Дмитрич, поднимаясь:
   - Фотографа - не надо. Есть нужные карточки. Паспортистку - через полтора часа?
   Жердь смотрит на часы, думает пару минут. Потом говорит:
   - Полтора-два.
   Дмитрич:
   - Нормально.
   Жердь встаёт у двери. Дмитрич - рядом.
   Жердь кивает глазами на Полину, смотрит на Дмитрича, говорит тихо:
   - Смотри... с разводом мы всегда поможем.
   Дмитрич:
   - Смотрю-смотрю...
   Жердь протягивает руку. Дмитрич жмёт.
   Жердь выходит, Дмитрич закрывает дверь.
   Смотрит на Полину, сидящую на диване, закрыв глаза.
   Полина размеренным голосом:
   - Ты мне одно скажи, Сашка-сладкоежка... лучше сразу правду... я не людям сказала, что пойду за того, кто Дарью вернёт. Я... клятву дала. На крови. Нарушу, пусть по незнанию - сгнию.
   Дмитрич подходит к дивану. Потом мягко падает на колени у дивана, берёт ладонь Полины в свои ладони, тихо говорит:
   - Поля, вот тебе расклад: Оттуда Дарью вытащил НЕ я. Тот, кто её вытащил, тебе её отдавать не думал. Себе подобрал, что с возу упало. Причём так подобрал, что не вернуть. В Россию Дарья сама приехала. К нему.
   Из комнаты быстрым плавным шагом выскальзывает Дарья. Подходит к дивану, наклоняется, обеими руками берёт шею Полины в захват, стискивает руки, шепчет в ухо:
   - Гадина ты хитрожопая, Полька. Я тебе ищи того, у кого удачи хоть залейся, а ты - замуж на всё готовенькое.
   Полина сидит, не шевелясь, не дыша. Потом медленно, не открывая глаз, поднимает руки, запускает в волосы Дарьи. Из закрытых глаз Полины текут слезинки. Полина шепчет, еле выдыхая воздух:
   - Дашка... живая...
   Дарья шепчет:
   - Даже целая, тёть Поль. Но ебацца хоцца - аж зубы сводит.
   Из Полины с брызгами слёз вырывается смешок. Она с тихим хохотом и плачем вжимает голову Дарьи в свою. Сидит, плача и улыбаясь.
   Открывает глаза, смотрит на Дмитрича, сидящего у Дивана. Говорит:
   - Саня, дай поболтать двум бабам, а?
   Дарья расцепляет руки, распрямляется. Дмитрич, с усмешкой:
   - Что, ножки от счастья отказали? Так могу отнести... комнатка, которая у нас бабская - вон.
   Полина смотрит на него, потом смущенно улыбается, говорит:
   - Извини, не ноги - мозги.
   Полина встаёт, оборачивается. Несколько секунд смотрит на Дарью во все глаза. Потом резко стремительно огибает диван, хватает Дарью за руку, утягивает в комнату, захлопывая за собой дверь.
   Дмитрич с кряхтением встаёт на ноги. Задумчиво смотрит на дверь, буркает:
   - Ну-ну...
  
   Номер. В кресле, сдвинутом к стене у двери, дремлет Дмитрич с пистолетами.
   Стук в дверь.
   Дмитрич плавно встаёт, поднимает кресло, ставит обратно.
   Стук повторяется.
   Дмитрич подходит к двери, приседает. Спрашивает:
   - Кто там?
   Из-за двери - раздражённый голос:
   - Из паспортного стола. Просили подойти.
   Дмитрич медлит, потом открывает замок, отшагивает в сторону. Кричит:
   - Открыто.
   Дверь распахивается. На пороге стоит пожилая женщина в строгом деловом костюме с чемоданчиком. На лице - раздражение.
   Женщина смотрит на Дмитрича. Тот - на неё. Она, истерично:
   - А что, дверь открыть не судьба?
   Заходит в дверь, идёт к столику, кладёт на него чемоданчик. Дмитрич выглядывает в коридор, закрывает дверь, закрывает замок.
   Открывается дверь в комнату, оттуда выходит Полина, за ней - Дарья.
   Полина подходит к спинке дивана, размахивается, лупит затрещину паспортистке.
   Та, вскрикнув, падает на диван.
   Полина шипит:
   - Значит ты, пизда дряблая. Хоть одно слово, один жест мне не понравиться - вылетишь отсюда со звонком, что такой грубой хуйни, как ты, нам не надо. Последствия разъяснить?
   Паспортиска вскакивает, поворачивается, начинает визжать:
   - Ты, шалава драная...
   Полина тыкает её ладонью в горло. Паспортиска с хрипом хватается за горло, отшатывается назад, садиться на стол.
   Полина, медленно:
   - Странно.
   Смотрит на Дмитрича, говорит:
   - Саня, телефона нету случайно?
   Дмитрич лезет за пазуху, достаёт мобильник, протягивает. Полина берёт аппарат, замирает на секунду, потом набирает номер. Говорит ровно:
   - Жердь, скажи пожалуйста, ты звонил самой паспортистке или начальнице паспортного стола?... Ответь... Просто ответь... Понятно. Начальница, посылая паспортистку, видимо, не объяснила ей, кто именно просил подойти... нет, мы не дошли до оформления. Мне ОЧЕНЬ не понравилось, как паспортистка общалась... да... хорошо. Жду пять минут.
   Кладёт трубку.
  
   Через две минуты звонит телефон. Полина берёт трубку. Говорит:
   - Я.
   Молча слушает, потом смотрит на телефон, прибавляет громкость, подносит телефон к голове паспортистки.
   В трубке - голос:
   - Смирнова, слышишь?
   Паспортистка хрипло:
   - Да... кто это... позовите милицию... меня бьют...
   В трубке - крик:
   - Это Квашина, тварь тупая! Ква-ши-на! Поняла?!
   Паспортистка:
   - Да, Елена...
   - Заткнись!!! Слушай внимательно. Ты сейчас ОЧЕНЬ сильно извиняешься, и делаешь то, что скажут, так, как скажут и ничего больше. Поняла?!
   Паспортистка:
   - Но... меня тут...
   - Блять тупая!!! Если тебя там в мясо забьют - хуй с тобой! Ты о внуках подумай. С ними будет всё то же, что с тобой.
   Паспортистка медлит, потом начинает выть плачем:
   - Елена Викторовна... за что...
   В трубке - гудки.
   Полина убирает трубку, протягивает Дмитричу. Потом примеривается, отвешивает паспортистке пощёчину. Та вскрикивает, хватается за щеку. Шокировано смотрит на Полину. Та смотрит в ответ, потом говорит:
   - Пойдём-ка, я тебя в ванне прополощу.
   Паспортистка, испугано:
   - Нет.. Нет... не надо.
   Полина, холодно:
   - Не вижу, что не надо...
   Паспортистка секунду сидит, потом вскакивает, поворачивается к чемоданчику, начинает доставать из него книгу, печати, паспорта, канцелярские принадлежности.
   Дарья молча достаёт из внутреннего кармана, кидает на стол фотографии. На фото - она, без грима.
   Паспортистка суетливо разворачивает бланк паспорта, замирает от Полининого "стоп!"
   Полина, ровным голосом:
   - Смирнова, не спеши. И не косячь. Давай, вдохни-выдохни.
   Паспортиска послушно вдыхает-выдыхает.
   Полина:
   - Молодец. Теперь работай.
   Паспортистка сдерживаясь, аккуратно вклеивает фотографию, ставит печать. Потом тихонько спрашивает:
   - На кого?
   Полина суёт руку в карман, достаёт свидетельство о рождении, кладёт перед паспортисткой на стол. Дарья, резко бросает, с акцентом:
   - Стоп! Фамилия другая.
   Полина оборачивается, смотрит на Дарью очень удивлённо. Дарья, чётко, с еле заметным акцентом:
   - Пиши: Колобкова Дарья... - еле заметная пауза сомнения, потом решительно - Евгеньевна.
   Полина чуть вздрагивает, открывает рот что-то сказать. Закрывает.
   Паспортистка, замерев над паспортом с пером, спрашивает:
   - Простите... на всякий случай уточняю: Ко-лоб-ко-ва... как Колобок из сказки?
   Дарья усмехается, потом говорит:
   - Да, точно так.
   Паспортистка аккуратно пишет в паспорте имя-фамилию-отчество. Поглядывая в свидетельство, заполняет остальное. Затем пододвигает к себе книгу записи актов. Заносит ручку, тихонько спрашивает:
   - Писать просто выдачу или со сменой фамилии и отчества?
   Дарья:
   - Со сменой.
   Паспортистка пишет в книге. Закончив, молча складывает паспорт, протягивает Дарье. Та стоит, медлит. Полина забирает паспорт, кладёт Дарье в боковой карман.
   Потом смотрит на Дмитрича, говорит:
   - Саня, а сходи-ка ты в коридор, поймай кого-нибудь.
   Дмитрич, недоумённо:
   - Вот так, резко?
   Полина:
   - Хотя нет, погодь. Бабло за варенье- давай.
   Дмитрич, хмыкнув:
   - Сколько?
   Полина, с усмешкой:
   - Да, давай всё, что есть.
   Дмитрич, помедлив, лезет в карман штанов, достаёт толстенькую стопку денег, свернутую напополам, протягивает Полине. Она, глядя на стопку, говорит:
   - Хм... неплохо поднялась.
   Принимает пачку.
   Дмитрич лезет во внутренний карман, достаёт пачку стодолларовых банкнот, протягивает Полине.
   Она, с удивлением:
   - Ой.
   Неуверенно принимает пачку... недоумённо рассматривает американскую банковскую упаковку. Поднимает взгляд на Дмитрича.
   Дмитрич, помедлив, вынимает пистолеты из-за ремня, кладёт на кресло. Снимает ремень, вытряхнутым из рукава лезвием распарывает его, вынимает из ремня горсточку мелких золотых монеток. Шагает к Полине, протягивает ей горсточку.
   Она стоит, задумчиво глядя на протянутую горсточку. Потом протягивает руку, подставляет ладонь. Дмитрич ссыпает в ладонь монетки.
   Полина стоит, глядя перед собой. В одной руке - пачка банкнот, в другой - монетки.
   Поднимает взгляд на Дмитрича. Говорит:
   - Саша, что-то у меня руки заняты оказались... на, подержи пока у себя. - протягивает пачку долларов. Дмитрич берёт, суёт в карман. Полина пару раз встряхивает в кулаке горсть монеток, потом суёт руку в карман, говорит:
   - За варенье - бумаги хватит. А злато на злато меняю.
   Достаёт из кармана пакет, кидает Дмитричу. Тот ловит, смотрит. В пакете - два толстых старых обручальных кольца с узором, выложенным мелкими алмазами, рубинами и изумрудами.
   Дмитрич молча засовывает кольца в нагрудный карман слева. Кивает. Идёт к двери. Остановившись и постояв у двери, возвращается обратно, расстёгивая китель. Поднимает с кресла пистолеты, засовывает за пояс штанов.
   Потом смотрит на Дарью. Та, помедлив, начинает расстёгивать китель. Расстегнув, показывает рукоятку пистолета, висящего в наплечной кобуре.
   Дмитрич кивает, вместе с Дарьей идёт к двери. Дарья выпускает его, закрывает за ним дверь. Медлит. Лезет в карман, достаёт трубку, начинает набивать.
   Набив, засовывает в рот, тянется в карман за спичками.
   Раздаётся стук в дверь в ритме американского гимна. Дарья, помедлив:
   - Кто?
   Дмитрич из-за двери:
   - Слон в манто.
   Дарья, помедлив, открывает замок, отходит к стене, сунув руку под куртку. Говорит:
   - Открыто!
   Дверь - открывается. На пороге - пожилой рослый мужчина в костюме с испуганным выражением лица. Руки задраны вверх.
   От толчка в спину мужчина ойкает, влетает в комнату. За спиной - Дмитрич с пистолетом. Дмитрич входит, закрывает дверь.
   Полина окидывает взглядом мужчину с поднятыми руками, буркает:
   - А почему - в манто?
   Дмитрич:
   - Потому что трофейный. Враги зимой утепляли, чем нашлось.
   Полина, удивлённо:
   - Так лето же.
   Дмитрич:
   - Так привык же.
   Потом Дмитрич смотрит на мужика, по лицу которого бегает сдавливаемая улыбка, буркает:
   - Ладно, кэп, отставить балаган.
   Мужчина опускает руки. Пару раз встряхивает ими, бодро представляется:
   - Капитан Выскобойников, Артём Афанасьевич. Сослуживец жениха.
   Дмитрич лезет в нагрудный карман, достаёт кольца.
   Полина, с интересом глядит на Дмитрича, на капитана. Тот прячет взгляд. Принимает от Дмитрича кольцо. Дмитрич ловит взгляд Дарьи, кидает пакетик ей, смотрит на Полину. Спрашивает:
   - Полин, ты точно надумала?
   Она кривенько улыбается, потом говорит:
   - Саш... Дарья мне рассказала, что ты в курсе про отца... в общем, тебя предупредили, если чё. А я так, спешу, пока ТЫ не опомнился, куда вляпываешься.
   Дмитрич хмыкает, смотрит на паспортистку, говорит:
   - Давай, чётко по уставу!
  
   Двадцать минут спустя.
   Дмитрич закрывает дверь за паспортисткой. Отходит к стене, прислоняется, задумчиво смотрит на сумку с вареньем, стоящую у стены.
   У столика, спиной к двери, стоят Дарья и Полина, Дарья смотрит на Дмитрича, Полина стоит боком к двери, закрыв глаза.
   Дарья:
   - Теть Поль, отомри уже.
   Полина, не открывая глаз:
   - Погодь... я сча... переварю, что "Объявляю вас..." - это было мне... и меня только что мой муж целовал.
   Дарья, со вздохом, грустно-жалобно:
   - Ты таки хитрожопая, Теть Поль... бац - и всё. Стой себе, и гляди, как эта хрень с души сваливается. А у меня... дробил на куски и по живому отколупывал... И то ещё не всё.
   Полина, помедлив, тихо, очень душевно:
   - Спасибо, Даш...
   Открывает глаза, смотрит на Дмитрича. Окликает:
   - Эй, муж, ты там как - живой ещё?
   Дмитрич, мрачно:
   - Да так... ощущаю себя школьником, который женился по большой любви и залёту. Я тут понял вдруг... когда кэпа выпроваживал, подумал зелье - кивает на сумку - выслать себе почтой. И вдруг понял, что - некуда. Из училища - откомандировали, в месте откомандирования на постой не поставили. Дочь - так же... была койка в казарме академии и конспиративная квартира. Даже адреса будущего зятя наверняка не знаю...
   Полина хмыкает. Потом шагает к Дмитричу, говорит:
   - Ну-ка, дай телефон.
   Дмитрич смотрит на неё, потом молча даёт телефон.
   Полина набирает номер, говорит:
   - Жердь, это снова я. Нет... всё отлично сработано. Денег дали, много. Если что - извинись за меня, я так, чтобы лучше запомнилось и разболталось. Ладно... собственно, что звоню. Я теперь Полина Петровна Клевцова... ага... нет, извини. Сейчас - слишком горячо всё и нервно. Вот на серебряную свадьбу гульнём, кто жив будет да на воле. И постарайтесь, чтобы моим четырем детям там было не одиноко, ладно?... Передай это всей братве. Собственно, что звоню-то. Я на пару месяцев точно, а может, и дольше - в столицу... не, не бросаю. Всегда добро пожаловать с вопросами. Только теперь ездить чуть подальше и могу от денег не отказываться... да... спасибо. В общем, та тема с моя-твоя квартира... продано... да, точно... лучше в баксах... нет, не в номер. Я сейчас поеду... хотя погодь полминутки
   Отнимает трубку от уха, смотрит на Дмитрича, говорит:
   - Всё, я тоже бомж. Принимайте в коллектив.
   Дмитрич, качает головой с выражением недоверчивого восхищения на лице. Потом молча протягивает руку. Полина протягивает свою навстречу, переплетает пальцы, сжимает. Потом спрашивает Дмитрича:
   - Мы сможем сгонять на квартиру, забрать небольшую сумку вещей, которые обидно бросать?
   Дмитрич медлит, потом глядит на часы, кивает.
   Полина, подняв трубку, говорит:
   - Я через сорок пять-полтора буду на хате шмот собирать. Норм?... Замётано.
   Завершает звонок. Протягивает трубку Дмитричу, не расцепляя руки. Дмитрич, убрав трубку, замирает, вглядываясь в её глаза. Там - прыгает безумное веселье. Она, осторожно:
   - Ты как насчёт четырех-то?
   Дмитрич, с тихим восхищением:
   - Поль, ты прям как родные воздушно-десантные... прыг с небес прямо в штаб захватываемой территории и дерзким напором - всех в конфузию...
   Она, с растерянной улыбкой:
   - Ну... я...
   Дмитрич подтягивает её к себе, обнимает.
   Она стоит в его объятьях, сгорбившись, прижав руки к животу. Тихонько плачет. Потом шмыргает, проводит глазами по его плечу, запрокидывает голову. Беспомощно-жалобно улыбается, глядя в его глаза, тихо, жалобно говорит:
   - Санек, ты, только, как отойдёшь от конфузии, не убивай меня, ладно? Просто выгони.
   Дмитрич, строит насмешливое лицо, бодро тараторит:
   - Не-не-не... не надейся даже. Я по отработанной годами русской методике - в плен и на работы по восстановлению порушенного оккупацией. С ужесточением режима за попытки побега.
   Она вглядывается в его глаза, тихо, неверяще шепчет:
   - И ведь не врёшь же...
   Её лицо кривиться в плаче счастья. Она расцепляет руки, вцепляется в него, утыкается в плечо, стоит, сотрясаясь в рыданиях. Он - молча стоит, обнимая её, смотрит задумчиво в воздух за её плечом.
   Потом поднимает взгляд на Дарью, подходящую к ним с трубкой в зубах.
   Дарья, затягиваясь, обходит их по часовой стрелке, выдыхая четыре струи дыма вниз. Потом обходит против часовой, выдыхая четыре струи дыма над головами вверх.
   После четвёртой струи Полина отстраняется, смотрит на Дарью, буркает:
   - Чё творишь?
   Дарья тем же тоном буркает:
   - Так, балбесничаю... чтоб от зависти не лопнуть.
   Полина вздыхает, потом смаргивает слёзы, утирает об плечо Дмитрича, говорит тихо, с ласковой злобой:
   - Ну засранка ты Дашка... гадина завистливая... пожелать что ль тебе тоже десятка лет ожидания?
   Дарья, чуть напугано, с улыбкой:
   - Не, теть Поль. Вот прям счас - не прокатит. Ещё и обратно прилетит.
   Полина, со злобненькой улыбочкой:
   - Чё так?
   Дарья затягивается, выпускает струю в потолок, рассеянным тоном:
   - Да так... думаю, духи возразят.
   Полина медлит, потом начинает ржать. Отцепляется от Дмитрича, смеётся:
   - Ой, шаманка, блин...
   Дарья опускает взгляд, очень серьёзно говорит:
   - Пока ещё не совсем. Учусь.
   Полина замирает. Потом смаргивает слезы, вытирает рукавом. Говорит:
   - Ладно, Даш, извини... шизю от счастья...
   Дарья, спокойно:
   - Шизи, теть Поль. - кладёт трубку в карман, смотрит на Дмитрича. Спрашивает: - Всё, стартуем возврат на базу с заходом на квартиру?
   Дмитрич кивает, молча идёт в свою комнату.
   Полина смотрит ему в след, переводит взгляд на Дарью. Тихо шепчет:
   - Одно плохо с бетонными стенами - когти точить не удобно.
   Дарья, шепотом же:
   - Ты чё, дура? Их для того и ставят, чтоб когти точить! Просто уметь надо... и вдумчиво и планово, а не как дурь в жопе заиграет.
   Дарья, поворачивается и идёт к себе в комнату, оставляя Полину стоять с шокированным лицом.
  
   Рассвет.
   В развеивающемся утреннем тумане проступает военный аэродром. Вдалеке гудят двигателями пара самолётов.
   На краю взлётного поля, у забора, зарастающего травой - курилка, навес на столбах, огороженный от ветра досками. У стены курилки - четыре мешка. На двух полулежат Дарья в городской форме и больших зеркальных очках, Полина в потёртом камуфляже без нашивок и знаков различия. Глаза Полины закрыты, лицо прикрыто кепкой.
   К курилке мягким шагом подходит капитан в повседневной форме, фуражке, заломленной седлом, начищенных мягких туфлях.
   Из курилки поспешно выбегают три сержанта, отдавая на бегу приветствие капитану.
   Тот вяло козыряет в ответ, разглядывая Дарью и Полину.
   Потом набирает воздуха, рявкает:
   - Встать! Смирно!
   Дарья чуть поводит головой, в сторону капитана, ворочается, устраиваясь поудобней.
   Полина, приоткрыв глаза, изучает капитана ленивым взглядом, цедит:
   - Читала я как-то в уставе... боевом, что сначала следует оценить обстановку.
   Капитан, в голос орёт:
   - Что-о-о-о?!
   Полина, лениво:
   - Милок, ты чё разорался, как на солдатиков? - добавляет в голос жёсткости: - Ты на мне видишь, какое у меня звание, а?
   Капитан давиться криком, начинает обшаривать одежду Полины взглядом. Цепляется за пустое место нашивки на рукаве. В глазах мелькает понимание, что видит не форму, а просто одежду.
   Полина, ласково:
   - Так что ступай себе мимо... - глядит капитану за спину, с горечью добавляет:
   - Хотя поздно...
   Капитан поворачивается, замирает при виде идущего быстрым шагом Дмитрича. Дмитрич - в полевой форме с наградной планкой, на ремне - две кобуры пистолетов.
   Дмитрич рявкает:
   - Капитан - ко мне!
   Капитан, нагло-растеряно:
   - А вы, собственно, кто?
   Дмитрич встаёт, засовывает руки за ремень и холодно чеканит:
   - Я - одна средняя звезда на погоне с двумя просветами. В знаках различия советской армии разбираетесь? Или вас пристрелить как ряженого шпиона?
   Капитан медлит, потом неохотно-вальяжно изображает подход к начальству, рапортует с превосходством в голосе:
   - Капитан Глушко, заместитель командира аэродрома.
   Дмитрич, чуть дёрнув губой, изображает смирно, поднимает руку к кепи, представляется:
   - Майор Клевцов, Генштаб. Инспектор по индивидуальной и групповой боевой подготовке.
   Капитан напрягается, подтягивается.
   Дмитрич:
   - Проводиться экспресс-проверка.
   Смотрит на Дарью, окликает на английском:
   - Лейтенант Маквинли!
   Дарья плавно поднимается, встаёт смирно, лениво отвечает:
   - Сэр, я, сэр.
   Дмитрич, отходя в сторону, говорит:
   - Поассистируйте.
   Дарья кидает руку к козырьку, говорит:
   - Сэр, да, сэр.
   Быстрым шагом встаёт напротив капитана.
   Дмитрич, на русском:
   - Начало проверки на счёт три.
   Капитан, растеряно тянет:
   - Что-о-о-о?
   Дмитрич, быстро:
   - Раз-два-три.
   Капитан начинает испугано отшагивать от Дарьи. Та подскакивает к нему стелющимся движением, пробивает двойку в корпус справа-слева. Капитан дергается от ударов, теряя фуражку. Начинает сгибаться, прижимая руку к животу. Дарья проваливается вниз, закручивая подсечку.
   Ноги капитана подлетают вверх от удара, он хряскается на бетон локтем, плечом, тюкается виском. Несколько секунд лежит неподвижно, потом с воем перекатывается на другой бок, хватаясь за локоть.
   Дмитрич, ровным голосом робота:
   - Конец экспресс-проверки.
   Дарья козыряет, идёт обратно.
   Дмитрич, помедлив, рявкает:
   - Капитан, встать! Смирно!
   Капитан вздрагивает, потом медленно встаёт, кривясь от боли. Смахивает слёзы. Кривясь от боли выпрямляется, замирает, чуть подрагивая. На лице - смесь боли и бессильного бешенства.
   Дмитрич, тем же голосом:
   - Результаты проверки: оценка обстановки - неудовлетворительно, готовность к бою - неудовлетворительно, блокирование ударов - неудовлетворительно, группировка в падении - неудовлетворительно.
   Делает паузу, добавляет чуть более живым голосом:
   - Морально-боевые качества после поражения - удовлетворительно. Рекомендован курс занятий у заместителя батальона охраны капитана Граменко или старшины первой роты старшего прапорщика Рамова. Свободны, товарищ капитан.
   Дмитрич стоит, сверля капитана взглядом. Тот стоит, подрагивая, красный от ярости, смотрит в воздух перед собой. Потом молча опускает взгляд, находит фуражку. Подбирает в руку, не надевая на голову, отходит на десяток шагов. Останавливается на пяток секунд. Потом отряхивает фуражку, одевает на голову, решительным шагом уходит, на ходу отряхиваясь.
   Дмитрич бросает взгляд на трёх сержантов. Те стоят, замерев, у кучи проводов у забора, в сотне метров от курилки.
   Дмитрич тыкает им в провода. Сержанты подрываются имитировать бурную деятельность. Дмитрич удовлетворённо крякает, идёт к мешкам. Присаживается на корточки.
   Дарья, глянув на него, достаёт трубку, начинает набивать её.
   Полина, настороженно:
   - Саш, а ты не того... не перегнул? Он счас не вернётся нас арестовывать?
   Дмитрич:
   - Не думаю. Травм, мешающих исполнению - нет. В рапорте... из-за свидетелей, придётся честно указать, что била баба. Аэродромных солдатиков на арест дёргать не дадут... точней, автоматов им не дадут... быстро. А личное знакомство с охраной и знание охраной моей должности, я обозначил. Сегодня - точно ничего. А далее... если не дурак - покипит, обтечёт и поймёт.
   Полина:
   - Ну да... а охрана точно знает?
   Дмитрич, с усмешкой:
   - Как спросить. Я заскочил на минутку... как раз сослуживец дежурил. Так что охрана знает, что я в Штабе, и знает, что был инспектором ВДВ по подготовке.
   Полина, с усмешкой.
   - Ну... грамотно.
   Дмитрич кивает, переводит взгляд на Дарью. Открывает рот сказать, Дарья перебивает фразой на русском:
   - Мэйор, говоритье по-русски. Надо практика.
   Дмитрич, на английском:
   - Мне тоже. Потому со мной - на английском.
   Дарья, помедлив:
   - Ок.
   Дмитрич, на английском:
   - Борт на Питер - через десять часов, вылет на закате, посадка на рассвете, есть борт на Москву, через час. Ваше виденье?
   Дарья кивает, закуривает. Дмитрич, помедлив, присаживается сбоку от Полины, закуривает.
   Дарья, медленно, по-английски:
   - Москва. Наверное, по прибытию надо позвонить учителю. Скорей всего, на возврат идём вместе. Он ещё в Москве, мне видится.
   Дмитрич, напряжённо:
   - Детали?
   Дарья:
   - Расслабься. Деталей нет, но всё нормально... - хихикает - для него.
   Дмитрич затягивается, тушит папиросу о бетон. Спрашивает:
   - Ладно, дамы. Нет желания снять кусочек с двадцати процентов котлового резерва армейской столовой?
  
   Большой просторный кабинет. Стол буквой Т. На директорском - компьютер, тонкая стопочка бумаг. В углу стоит японский флаг, на стене - фотография премьер-министра. Вдоль стены - шкафчики с архивами. На шкафу, ближнем к столу, на деревянной поставке выложены несколько камней и фигурка будды.
   За столом сидит пожилой японец, читает с монитора. Раздаётся звонок селектора. Японец, помедлив, щёлкает кнопкой. Голос из динамиков, на японском:
   - Господин посол, приношу свои извинения.
   Посол:
   - Да?
   Голос:
   - На приёмной вас третий час ожидает один гражданин США корейского происхождения. Он осмеливается утверждать, что ВАМ нужно с ним встретиться. Но отказывается изложить суть дела кому-либо.
   Посол, помедлив, глядя на аппарат связи, резко:
   - Возраст? Документы?
   Голос:
   - Морской паспорт на имя МакВинли, 22 года. Имя зажал пальцем, когда показывал. Бегло показал охране паспорт США со своей фотографией. Выглядит моложе и не просматриваются ирландские гены. Документы отдать для проверки отказался.
   Посол, задумчиво:
   - Что делал два часа?
   Голос:
   - Все два часа сидел с закрытыми глазами. Неподвижно. Все два часа - неподвижно.
   Посол, подумав секунды две, бросает:
   - Приму через три минуты. Ведите мимо туалета.
   Голос:
   - Да.
   Посол щёлкает связь, бросает взгляд по сторонам. Убирает со стола бумаги в ящик, достаёт из ящика папку, развязывает, раскладывает бумаги по столу. Щёлкает мышкой по экрану, меняя открытый документ на сложный чертёж. Окидывает картину взглядом, кивает.
  
   Через три минуты посол сидит, глядя на монитор.
   Открывается дверь, входит чиновник в костюме, встаёт в дверях, с легким поклоном пропускает внутрь Женю. Женя - в строгом тёмном костюме, очках, без грима, волосы собраны в хвост.
   Чиновник закрывает выходит, закрывает дверь.
   Посол, отрываясь от экрана, встаёт. Говорит на английском:
   - Здравствуйте, господин...?
   Женя сгибается на сорок пять градусов, сложив руки на животе, говорит на японском:
   - Доброго рабочего дня, господин посол.
   Посол, удивлённо помедлив, отвечает поклоном на тридцать градусов, говорит настороженно:
   - Благодарю.
   Посол разгибается, Женя остаётся стоять, согнувшись, говорит:
   - Учитывая традицию японских имён для корейцев, надеюсь, что Вам удобно будет обращаться ко мне Тэкэко Сакуге. Позаботьтесь обо мне.
   Посол пару секунд стоит с каменным лицом. В глубине глаз проскакивает бешенство. Затем он кланяется на тридцать градусов, говорит:
   - Это - приветствие.
   Распрямляется, говорит:
   - Прошу, присаживайтесь.
   Женя распрямляется, смотрит на стол. Посол указывает рукой на стул рядом с его столом слева от себя.
   Женя идёт к столу.
   Посол:
   - Право, не стоило... столько глубоких извинений, Сакуге-сан.
   Женя, замерев у стула, отвечает:
   - Совершенно не затруднило, господин посол. Выше распрямлюсь. *после того, как низко согнулся*
   Женя подходит к столу, отодвигает второй стул от посла, не нарушая "дистанцию запаха", присаживается. Посол - тоже. Женя, как только посол присаживается, чуть горбиться, чтобы его глаза были ниже глаз посла.
   Женя, стеснительно:
   - Прощу прощения. Мне редко выпадает возможность попрактиковаться в японском с достойным собеседником. Не сочтите за дерзость мою просьбу убить одним камнем двух уток.
   Посол замирает на пару секунд, ожидая продолжения. Потом, поняв, что его не будет, ещё три секунды соображает. Поняв, он удивлённо приоткрывает глаза, думает ещё пару секунд, отвечает чуть неуверенно, подбирая слова:
   - Что не мешает вам, однако, демонстрировать великолепное воспитание. *которое важнее происхождения*. Однако, я опасаюсь быть неправильно понятым, демонстрируя речи уровня Будды *которыми говорит тот, у кого сердце змеи*.
   Женя молча бросает взгляд на каменную фигурку Будды на шкафчике. Молча вздыхает. *каменный будда = бессердечный человек*
   Посол пяток секунд молчит, обшаривая глазами кабинет. Не найдя, чем ответить, говорит:
   - Попрошу извинить, Сакуге-сан, но возможно, следует прекратить мяукать *и начать ловить мышь*?
   Женя, с осторожным вздохом:
   - Я несколько опасаюсь, господин посол, что не следует загонять в угол *мышь, которая может атаковать кошку*.
   Посол, помедлив, говорит:
   - Предлагаю вам в любом случае не беспокоиться. *если решаемо - не о чем, не решаемо - тоже не о чем* и начать двигаться к хвосту дракона. *перевёрнутая: голова дракона - хвост змеи = хорошо начал, ни о чем в конце*
   Женя медлит, потом распрямляется, говорит:
   - Хорошо, раз вы просите дракона. Я хотел уведомить правительство Японии в вашем лице, что открываю в Ленинграде киностудию, совмещенную с актёрской школой. Преимущественно, данная студия будет официально специализироваться на популяризации некоторых аспектов Японской культуры.
   Женя делает паузу.
   Посол:
   - Отлично!
   Женя:
   - Собственно говоря, я собираюсь собрать в студии всех, желающих опробовать себя в качестве оннигата.
   Посол замирает, потом медленно говорит:
   - Мне кажется, это не самая уместная идея. Боюсь, правительство Японии не сможет оказать вам поддержку.
   Женя:
   - О, я, как вы, возможно, заметили из сказанного мной выше, УВЕДОМЛЯЮ правительство Японии о том, что сделаю в ближайшее время. Минимальный необходимый объём информационной поддержки я рассчитываю получить в странах, глубоко знакомых с японской культурой, а так же от американских корреспондентов, и из словарей. Я, знаете, заметил, что японский язык - единственный, в котором существуют отдельные термины, описывающие всё многообразие голубого цвета. Не учитывая таких известных всем каратистам терминов, как "атакующий" и "защищающийся" в контексте яой. Полагаю, широким массам россиян из новых деловых кругов будет крайне интересно ознакомиться с данным аспектом японской культуры, в том числе - интервью об отношении к данным аспектам рядовых японцев.
   Посол сидит, окаменев. Размышляет пяток секунд, потом медленно сгибается, упирает локти на стол, тяжко говорит:
   - А зачем вам это?
   Женя:
   - Видите ли, господин посол. Так сложилось, что мои дед и бабка были зарублены катаной, когда пытались возразить от попадания тёти в бордель. Несмотря на это, мой отец воевал за Империю в чине лейтенанта. Хотя и выбрал другую страну проживания в силу профессиональных потребностей. Но я, в отличие от него, не рассчитываю на помощь от Правительства Японии.
   Посол пару секунд думает, говорит:
   - Не рассчитываете или отказываетесь?
   Женя, подумав пару секунд:
   - Видите ли, господин посол. Помощь - весьма расплывчатое понятие. Глядя со стороны на двух самураев, сошедшихся в поединке, рабочему и крестьянину невдомёк, что они в высшей степени помогают друг другу проверить мастерство и отточить его об противника. Поединок на стали - в высшей степени опасен для жизни, но полагаю, что поединок, опасный для лица, гораздо, гораздо интересней банальных попыток зарубить друг друга, где в случае проигрыша потеря легче пера *смерть - легче пера, долг - тяжелее горы*. Я буду рад увидеть в Ленинграде центр японской культуры с грамотным пресс-аташе. Надеюсь, он сможет оказать достойную помощь моим ученицам.
   Посол, недоверчиво:
   - Ученицам?
   Женя:
   - Э-э-э... к сожалению, у них пока нет возможности прибыть в Японию на традиционный экзамен по нинзя-до и дайме-до в формате якудза-до, хотя я присматриваю варианты. К тому же, я оцениваю текущий уровень их мастерства не выше первого-второго кю, и не хотел бы позориться перед мастерами столь низким уровнем, который, несомненно, позволит поднять общение с господином консулом по культуре Японии в Ленинграде.
   Посол, медленно:
   - Весьма разумное стремление.
   Женя:
   - Благодарю, господин посол.
   Посол, так же задумчиво:
   - А позвольте полюбопытствовать, в какие сроки вы рассчитываете открытие своей студии?
   Женя:
   - Собственно, студия мне досталась по случаю. В некотором роде, военный трофей, если можно назвать войском тех, у кого не было шансов стать правительственными войсками. А над профилированием студии я сейчас работаю. Возможно, мы, как полагается просветительскому заведению в этой стране, начнём работу с нового года.
   Посол:
   - Вы хотели бы оставить свои контакты, чтобы мы могли с вами связаться?
   Женя:
   - Простите, но не хочу вас утомлять необходимостью со мной связываться. Я всегда рад возможности посвятить несколько часов медитации в кусочке страны, наполненной духом синто.
   Посол, помедлив:
   - Хорошо, я подумаю, что можно сделать.
   Женя сидит, неподвижно глядя на статую Будды.
   Через десяток секунд посол, с ноткой раздражения:
   - Сакуге-сан?
   Женя, помедлив, вскакивает, склоняется в поклоне на сорок пять, говорит:
   - Простите моё непонимание, господин посол. В книгах, по которым я совершенствовал японский, упоминалось, что размышлениям следует уделять три вздоха.
   Посол медленно поднимается, медлит, потом кланяется на сорок пять, говорит:
   - Спасибо за урок, Сакуге-сенсей.
   Одновременно разгибаются, встречаются взглядом.
   Женя, холодно-вежливо:
   - Не стоит упоминания, господин посол. Я получил равную пользу, полируя разум о ваш. *отсыл к полировке мечей и малоизвестной пословице, что мастер затачивает клинок о мечи соперников*
   Женя выходит из-за стола, задвигает стул, идёт к двери. Посол окликает:
   - Простите, один вопрос Сакуге-сан.
   Женя останавливается на пороге, поворачивается.
   Посол:
   - Не желаете для удобства оннигата-центра получить Японское гражданство? Возможно, в этой стране так будет удобней, чем под Американским.
   Женя:
   - Простите, господин посол, но боюсь, в ближайшие несколько лет в этой стране всё же удобней будет под американским. По крайней мере, для малочисленной, но значительной части этой страны.
   Посол, помедлив:
   - А почему, Сакуге-сенсей?
   Женя медлит, потом говорит:
   - Я боюсь, господин посол, что в ближайшие несколько лет в данной стране не будет точки военно-политических интересов, в которую правительство Японии сможет эквивалентно приложить сорок три, если не ошибаюсь, миллиона долларов.
   Посол стоит, окаменев.
   Женя сгибается в глубоком поклоне в сторону камней и статуэтки будды. Говорит:
   - Благодарю духов этого места за великолепную беседу.
   Распрямляется, медлит на секунду, потом выдаёт:
   - Раздаю железные посохи
   Обезьянам в лесу напротив храма
   Сложно синто-до**
   Коротко кланяется послу, выходит.
   Посол стоит, оцепенев. Губы шевелятся, проговаривая хокку. Потом посол спохватывается, кидается к столу, хлопает кнопку.
   Рычит:
   - Тот американец, что вышел от меня - отследить! Все ресурсы!
  
   Тот же кабинет, четыре часа спустя. Посол сидит в кресле, откинувшись и устало массирует переносицу.
   Перед столом стоит пожилой сотрудник в костюме с папкой в руках. Посол, не открывая глаз:
   - Зачитай вслух. Возможно, так увидим то, что упускаем в тексте.
   Сотрудник, помедлив, раскрывает папку, начинает читать.
   - Первое. Объект после вашего кабинета зашёл в туалет. В кабине туалета, писая, над унитазом на уровне головы написал фломастером на английском "Check WCpan.dil before open a session". Висипэн точка дил с компьютерного сленга - драйвера подключения к унитазу. Видимо, имел в виду член... переводчик полагает, что это замаскированная фраза "не ссыте мимо".
   Посол издаёт тихий горький смешок, говорит:
   - Так и не поняли... это - замаскированное послание компьютерщикам. Проверить открытость жопы до того, как насрешь себе в штаны. Пословица "поздно закрывать жопу, пукнув"... видимо, я один знаю язык. Ладно, дальше.
   Сотрудник, помедлив, читает:
   - На выходе из посольства на объект были ориентированы три группы наружного наблюдения и группа технической разведки. Контр-наблюдения не выявлено. Объект дошёл пешком до метро. В метро спрыгнул с платформы и ушёл в тоннель. Сотрудник, последовавший за ним, на связь не выходил. На близлежащих станциях метро объект не появлялся.
   Посол, мрачно:
   - Подготовьте записку о том, что было известно пропавшему. Обо всём, что МОГЛО быть известно пропавшему.
   Сотрудник, недоверчиво:
   - Полагаете, что...?
   Посол открывает глаза, смотрит на сотрудника удивлённо. Спрашивает:
   - Вы просматривали запись беседы, господин аналитик?
   Сотрудник, молча:
   - Да.
   Посол:
   - У вас при просмотре сложилось впечатление, что Сакуге-сенсей шутит, когда рассказывает про своих учениц в шиноби-до?
   Сотрудник, помедлив:
   - Откровенно говоря, эти его слова вызвали сомнение. Особенно в свете возраста.
   Посол, со вздохом:
   - А у меня не вызвали. В любом случае, надо исходить из того, что всё, известное агенту, теперь известно им.
   Сотрудник, настороженно:
   - Им?
   Посол:
   - Аналитик-сан, как полагаете, сколько человек НЕ связанных с разведывательной деятельностью, СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО знают цифру в сорок три миллиона долларов в контексте Японо-Российских отношений?
   Аналитик медлит, вспоминая, что это за цифра. Потом молча глубоко кланяется.
   Посол:
   - Продолжайте.
   - Запрос по нашим архивам, по параметру "корец, лейтенант Сакаге, эмигрант из Кореи или Японии", установил фигуранта. Это Ли Волшебный Свиток.
   Аналитик замолкает. Посол:
   - Дальше.
   Аналитик:
   - Дальше... - вздыхает - началось много неприятностей, связанных с компьютерами и базами и связью. Первая. Пришёл запрос из Центра, зачем мы уточняли армейский статус Профессора Ли. Вторая. Когда мы попытались получить информацию о МакВинли из компьютерных баз американского посольства средствами технической разведки, а не прямым запросом. Данных не получили. Получили недоумённый запрос о причинах попыток взлома. Третья - попытка отследить русские базы по МакВинли так же не дала результатов, не считая встречной попытки атаки на нас. Без каких-либо официальных запросов.
   Посол:
   - На настоящий момент, это - всё?
   Аналитик:
   - Есть ещё ответ из Центра на Ваш запрос по анализу хокку.
   Посол:
   - Да?
   Аналитик:
   - Хоку Сложено из пословиц:
   "Раздавать железные палки демонам", то есть делать проблемы сильнее.
   "демоны живут напротив храма"
   "даже обезьяны падают с деревьев" (даже они ошибаются... особенно, если у них в руках железные палки, мешающие лазать)
   При анализе можно выделить подсмыслы:
   Русские бесы, которые разновидность демонов, путают, то есть приводят к падению обезьян.
   Ошибка (упавшая обезьяна), если её не исправить, а настаивать на правоте, а не ошибочности, становиться источником проблем - демоном.
   Посох и храм - отсылка на буддийских монахов, традиционно вооружённых посохами.
   Посох и обезьяна - отсылка на Царя Обезьян с волшебным посохом - героического хулигана, воевавшего со властью, персонаж материкового фольклора, отсутствующий в Японском.
   Так же следует обратить внимание на то, что синто - религия, значительно состоящая из буддизма, куда входит понятие кармы. В синто есть концепция святых подвижников. До - искусство применения навыков. "Синто-до" вместе звучит сравнимо с фразой "искусство применения христианства", что звучит адекватно только от духов, или тех, кто считает себя их воплощением.
   Аналитик медлит, потом добавляет:
   - Центр хочет знать автора.
   Посол, помедлив, говорит:
   - Перешлите все данные по инциденту в Центр. Видео беседы - переведите в текст и пришлите мне. Я вставлю комментарии о личных впечатлениях.
   Аналитик, помедлив:
   - Хорошо, господин посол. А позвольте спросить: почему вы уделили столь много внимания этому человеку?
   Посол думает пяток секунд, потом отвечает:
   - Вам доводилось слышать термины Дайме-до и Синто-до?
   Аналитик вспоминает пяток секунд, отвечает:
   - Пожалуй, нет.
   Посол:
   - Я полагаю, что человек, их употребивший, как минимум знает что это. А наш... посетитель...
   Резко звонит аппарат. Посол, помедлив, открывает глаза, нажимает кнопку.
   Голос в аппарате:
   - Господин посол, обновление по Сакаге. Найдён агент. Вышел на связь из городского вытрезвителя, где проснулся без документов и денег. Агент сообщил по телефону, что посетитель сказал, что интеллектуалу с глазами драться - позор, а выдержку следует проверять поединком на водке. Детали поединка агент пока не помнит. В кармане у агента была записка "Для сохранности" с адресом ячейки камеры хранения прописью. Документы, деньги и снаряжение агента - в ячейке, кроме телефона. Вместо телефона - квитанция мастерской по ремонту телефонов, на которой указан дефект "ремонт повреждения следящего контура". Э-э-э...
   Посол:
   - Что ещё?
   Голос, очень виновато:
   - Предпринята попытку избежать протокола о задержании в нетрезвом виде сотрудника посольства.
   Посол, устало-безнадёжно:
   - Идиоты.
   Голос:
   - Да.
   Посол:
   - Детали?
   Голос:
   - После попытки предъявить местный паспорт, сотрудники вытрезвителя показали фотокопию документов агента на другое имя и вызвали милицию оформлять дело о подделке документов и выяснять личность агента. От взятки отказались. Милиция так же отказалась от взятки и выпустила агента только после предъявления его дипломатического паспорта.
   Посол, гневно:
   - Зачем?
   Голос:
   - Простите?
   Посол:
   - Зачем показали паспорт, вместо того, чтобы просто оставить агента?
   Голос:
   - Сотрудники вытрезвителя задержали двоих агентов, которые привезли поддельный паспорт.
   Посол:
   - Идиоты...
   Щёлкает выключателем, выразительно смотрит на аналитика.
   Аналитик, медленно, вспоминая:
   - Поединок, опасный для лица...- спохватывается, кланяется низко с коротким "Да". Распрямляется, выходит из комнаты.
   Посол не шевелиться до хлопка двери. Потом открывает глаза, смотрит на экран, где - стоп-кадр съёмки Жени, входящего в посольство. Большие пальцы рук оттопырены.
   Посол смотрит на экран, медленно говорит:
   - Ку-ку. - медлит, говорит на английском: - опустошение пустоты. Формула создания хаоса.
  
   Борт военно-транспортного самолёта.
   У стены, на мешках дремлют Дарья и Полина. Напротив, через трюм со штабелем с ящиками сидят пять молодых лейтенантов. Одеты в полевую форму, с бронежилетами, разгрузками и автоматами. Ещё два лейтенанта и пожилой капитан стоят у распахнутой рампы, глядя на улицу. Рядом с ними - Дмитрич.
   Самолёт гудит двигателями, работающими на малых оборотах.
   Капитан демонстративно глядит на часы, поднимает взгляд на Дмитрича. Кричит:
   - Десять минут задержки. Кого-нибудь ждём?
   Дмитрич, помедлив, приседает, глядит из люка на взлётку. Молча показывает рукой вдаль.
   Капитан приседает, видит вдалеке несущийся по полю мотоцикл с двумя седоками в шлемах. Капитан внимательно, прицелисто смотрит на стремительно приближающийся мотоцикл. Потом его лицо меняется, он открывает рот.
   Дмитрич рявкает:
   - Отставить к бою! Внимание!
   Капитан затормаживается на пару секунд, потом рявкает:
   - Внимание!
   Через пару секунд мотоцикл с двумя седоками взлетает на рампу, резко тормозит, чуть задирая заднее колесо. Водитель резко отбрасывает опорную стойку, наклоняется вбок. Мотоцикл начинает заваливаться на бок, хряско падает на колёса и опорную стойку.
   Передний седок в полевой форме прапорщика ВКС резким движением спрыгивает с мотоцикла, Снимает шлем. Появляется скучающее лицо Жени. Женя шагает к мотоциклу, начинает вешать шлем на спинку.
   Задний седок, в повседневной форме лейтенанта, резко спрыгивает, сдёргивает шлем. С бешеным лицом смотрит на Женю. Орёт:
   - Ты псих, бля!
   Женя добродушно кричит в ответ:
   - Так точно! Так и укажи в рапорте. А теперь - не задерживай отправку.
   Лейтенант осматривается. Видит нацеленные на него автоматы лейтенантов, злобный взгляд капитана и Дмитрича. Плюнув, натягивает шлем,
   Разворачивает мотоцикл, садиться, катиться с рампы, заводясь с ходу.
   Через десять секунд после отбытия рампа закрывается, отсекая шум.
   Раздаётся голос по внутренней связи:
   - Десант - пристегнуться.
   Капитан мрачно-вопросительно рассматривает Женю. Дмитрич, поймав взгляд капитана, бегло улыбается, потом вытягивается смирно, отдаёт салют, Женя - копирует. Дмитрич рявкает:
   - Товарищ командир группы! Рейд проведён по плану с опережением контрольных точек. Специалисты Клевцова и Маквинли в порядке, готовы к работе.
   Женя, помедлив:
   - Принято. Вольно, отдыхайте.
   Дмитрич:
   - Есть отдыхать.
   Опускают руки. Молча идут к борту, садятся. Капитан смотрит им вслед с презрительно-недоумённо гримасой. Потом кивает двум лейтенантам на места у рампы, идёт садиться к борту ближе к кабине.
  
   Через десять минут самолёт, закончив набор высоты, ровно гудит двигателями. Дмитрич наклоняется к сидящему рядом Жене, спрашивает:
   - Что случилось ли?
   Женя, помедлив, кричит в ответ:
   - Возникли вопросы по рапорту.
   Дмитрич:
   - Утрясли?
   Женя:
   - Почти. Нач восточного направления пока не вполне уложил в сознании мысль, что человек и его должности - вещи разные, и потому цели и ресурсы, входящие в одну из должностей, не пересекаются с другими должностями и ресурсами.
   Дмитрич:
   - Не понял.
   Женя:
   - Он полагает, что Прапорщик Колобков и... некий гражданин США корейского происхождения - одно лицо. И в этой связи у него есть полномочия запрещать что-то гражданину США на основании, что он будет использовать связи и ресурсы организации, где состоит прапорщик Колобков. Он вообще умный, но тут что-то перепугался.
   Дмитрич:
   - Нач направления? Перепугался? Чего?!
   Женя:
   - Некий гражданин США объявил воину Японии и приложил все силы, чтобы Япония не расценивала его как безобидного - в масштабах государства - душевнобольного.
   Дмитрич охуевше смотрит на Женю, потом кричит:
   - Ты не охуел в атаке?
   Женя, помедлив:
   - Я тебе... по родственному, расскажу детали по прибытию. Сам заценишь. Лучше расскажи, как тебя так быстро угораздило.
   Дмитрич медлит, потом улыбается, с видом медведя из мультфильма склоняется к уху Жени, говорит:
   - Варенье.
   Женя, с видом поросёнка:
   - Что - варенье?
   Дмитрич, захлопывая ладонью рот Жене:
   - Тс-с-с-с...
  
  
   Армейская столовая. В углу столовой за столиком - Женя с Дарьей с одной стороны, Дмитрич с Полиной напротив. Перед ними - пустые тарелки. Женя и Дмитрич не спеша цедят компот. Дарья сидит откинувшись на стуле, крутит в руках трубку. Полина, прикрываясь стаканом, рассматривает Женю.
   Полина, с игривой улыбкой:
   - Ну что, зятёк, рассказывай, как жить будем? .
   Женя, пару секунд подумав, задумчиво глядя в стол:
   - А мне тебя, тещ-щ-щенька, с какой позиции рассказывать? Как некий муж дочки твоего мужа? Как лепший дружбан племяхи? Как командир группы, куда входят все твои живые и не сидящие родственники? Как человек, которому ты точно должна, но не совсем понятно, что именно? То ли немножко благодарности за сводничество, - Женя поднимает взгляд, глядит Полине в глаза, низко, гулко: - ... то ли удачу своих детей?
   Полина чуть скукоживается, роняет взгляд в стол. Медлит пару секунд, потом шепчет испугано:
   - За что так сразу резко то?
   Женя, бодрым ровным голосом:
   - А ты, мама Поль, завязывай кошатить сама по себе. И с замашками мелких ростовских пацанов тоже завязывай. Например, вокруг тебя три офицера.
   Полина стреляет глазами Жене в плечо, буркает:
   - Прапорщик - не офицер.
   Женя:
   - Ну, простите, не присваивают в этой стране офицера без верхнего образования. А генерала мне пока не дают, чтобы не смущать всех молодостью лица. На тридцать три года обещали подумать, если буду себя хорошо вести и плохо выглядеть.
   Полина хихикает в стол. Осторожно поднимает взгляд. Встречает насмешливые Женины глаза, вздыхает, говорит:
   - Тяжко это - вот так сразу...
   Женя:
   - Ну, тогда извини за ка-а-а-анкретные базары па делу... и стеночку молчания про всё остальное. И кто не прочитал на стеночке надпись "осторожно, под напряжением" - сам себе тупая скотина.
   Полина роняет взгляд обратно. Пару секунд думает. Потом говорит ровным серьёзным голосом:
   - Женя... я знаю, что... ну, если перетереть базар по пацански, то можно докалякаться до разных вариантов. Но я ЗНАЮ, сколько я тебе должна. И... мне просто ОЧЕНЬ... непонятно, мягко говоря, как я СТОЛЬКО буду отдавать.
   Женя, тоном " я же говорил, придурки":
   - ВО-О-ОТ! С этого, Полинушка, и надо было начинать, если видишь во мне хотя бы зятя. И как хотя бы зять я тебе отвечу, что ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, не напрягай меня СИЛЬНО расчетами, насколько тебе будет удобно мне помочь в той или иной ситуации. Чтобы я просто мог спросить, а ты послать нахуй.
   Полина, вскинув взгляд, в котором сдерживаемая ярость:
   - Да иди ты нахуй! Ты, блять, не понимаешь что ли, каково мне жить с ТАКИМ?
   Женя, помедлив, ласково:
   - Поль, а Поль... ты - неуч. С деревни. Где рабочие и крестьяне. Которые живут "ты - мне, я - тебе". Вояки, разные... колдуньи и шаманы, и прочие существа живут по другим правилам, поскольку для них мир вокруг - это детский сад, где они чуть-чуть постарше и помудрее остальных. И скажи-ка мне, не старая, но уже мудрая женщина, хуле ты отбрыкивалась от равноценной оплаты своих консультаций, а? Не потому, что копила ВЕРХНИЙ обмен с миром на то, чтобы соскочить с некоей хрени... ну, скажем, копила личную удачу? Ну так единственно чё - извини, что тебе мир в моём лице навалял единой кучей четверть заработанного, и остальное - в предоплату. И опять же, в моём лице нагло собирается предоставить работу по специальности для отработки предоплаты. НЕ МНЕ. Миру.
   Женя замолкает, пьёт компот. Ставит стакан на стол, смотрит на Полину, замершую со склонённой головой.
   Полина поднимает на Женю взгляд, в котором - очень тяжелая, пронзительная решительность. Говорит вязяко, гулко:
   - А у тебя есть право говорить от лица мира?
   Женя встречает взгляд улыбкой, выслушав вопрос, улыбается ещё шире, говорит:
   - А у тебя есть ПРАВО в особо запущенных случаях заявлять клиентам, что тебе надо помолиться испросить ангелов? А ведь клиент-то думает, что ты отходишь за угол, достаёшь некую эфирную трубу, набираешь номер и мысленно орёшь в неё: "Э, Гаврила... здорова, это Линёк..." - Полина начинает хихикать - "...слыш, кто там ныне рулит удачей по баблу... ну-ка, пусть кто из святых метнётся. Трубу отнесёт".
   Полина сдавлено ржёт, сложившись на стол. Женя молчит, давая проржаться, потом мягко ноет:
   - Полинка, ну не тупи ты, а? Пойми, наконец, что - ВСЁ, жизнь в режиме "один в подполе - диверсант" у тебя ТОЧНО закончилась. С одной стороны, ты - в кучке внезапно сообразовавшихся родственников. Которые, пока не начнёшь срать в тапки, готовы помогать по родственному... там, закопать пару взводов противника...
   Дмиртрич буркает:
   - Объявить войну небольшой стране.
   Женя:
   - Ну, да, например. Хотя войну стране ты сама скоро сможешь объявлять. Но... вот тебе страшный веник: тебя В ЛЮБОМ случае записали в базы серьёзной конторы, пока что просто как человека, на которого обратил внимание я.
   Полина, резко:
   - А кто - ТЫ?
   Женя медлит, сверля её взглядом и криво улыбаясь. Потом говорит:
   - А скажи мне, кто - ТЫ? Некий аппарат, куды с одной стороны совать данные по сделке, и потом ждать - то ли пошлёт нах, то ли выдаст все расклады? Или чуть поболее?
   Полина роняет взгляд, пяток секунд думает. Потом буркает:
   - Ну... ладно, не аппарат.
   Женя:
   - Ну вот и я тоже - не ипически везучий совершенно безбашенный робот-диверсант. И про то, кто я, частично знают кому надо. И они же знают очень хорошо пословицу, что рыбак рыбака...
   Полина, угрюмо:
   - Понятно.
   Женя, холодно:
   - Ни хуя тебе не понятно. Хочешь через три недели быть в любой стране мира с баблом и каналами на покупку любых документов? Или с учебником о том, как искать эти каналы? Или просто - с баблом? Вот куплю у тебя цистерну варенья по цене штукарь баксов литр...
   Полина с мрачной улыбкой:
   - Не надо.
   Полина медлит десяток секунд, потом вздыхает, одевает маску спокойствия, поднимает на Женю взгляд. Говорит:
   - Ладно, ... сынуля... я услышала, вроде поняла. Попробую принять. Но не обещаю.
   Женя широко улыбается, говорит:
   - Хорошо, мам. А чтобы тебе было понятней, вот тебе сказочка. В трешестом царстве, в полусотенном государстве жили-были чувачки. Месили на фабриках херню и впаривали людям за бабло с лютой наценкой. Как-то типа случайно... сложным путём, случилось так, что узнали про наценку лютую люди честные, и приподняли вопрос - хуле чувачки так борзеют с накруткой? Ну, чувачки собрали бабла и понесли чиновникам, чтобы положить вопрос обратно. Но - вот незадача... не донесли. Потерялось. Видать, обиделось бабло, что не по делу его пустить собрались. И так и лежит где-то, ждёт, пока найдётся добрый молодец, что душой светел, помыслами чист, а разумом мудр и бабло нежно понимает. Тогда, видать, и отдастся оно ему в руки на дела благие.
   Полина неподвижна, молчит. Потом скучным голосом спрашивает:
   - Сколько?
   Женя бросает взгляд по сторонам, потом достаёт из кармана билетик, смотрит на номер. Кивает, достаёт карандаш, пишет на билетике. Прикрывая ладошкой, протягивает Полине. Она смотрит на написанное, на секунду с непониманием морщиться. Потом - понимает, её глаза расширяются шоком.
   Женя двигает билетик к себе, закидывает в рот. Радостно говорит:
   - Счастливый... вот, повод сожрать появился.
   Начинает жевать, встречает очень напряжённый взгляд Полины. Говорит ласково:
   - Ну что, Полюшка... гляжу я, ЗНАЕШЬ ты такие цифирки. И это... не пугайся. Мыслишки-то о том, КУДА можно было бы, у меня водятся. А вот лютой чуйки на бабло - нету... - Женя внимательно взглядывается в глаза Полины, говорит тихо, проникновенно: - вот с тех пор нету, как... потерялось. Мозги - есть. Чуйка вообще - есть. А вот ТОЧНОЙ чуйки на бабло - нет. Помоги, а? А то убьюсь ведь в рассвете лет.
   Полина, помедлив, повелительно протягивает ладонь. Женя, помедлив, кладёт свою ладонь в её.
   Полина сжимает ладонь, закрывает глаза. Вся содрогается, сгибается, распластываясь по столу. Женя, глянув на неё, бросает короткий взгляд на Дмитрича, прикрывает глаза.
   Через пяток секунд Полина вздыхает, открывает глаза, распрямляется. Сидит, глядя на Женю. Женя открывает глаза, мягко вынимает руку.
   Полина прыгает взглядом между глазами Жени. Потом тихо шепчет:
   - Не знаю, откуда ты... сверху или снизу... но я всяко с тобой. Похер, куда после смерти.
   Женя, удивлённо:
   - Как - куда? В следующую жизнь, отгребать карму от этой. Ну, или старательно увёртываться от таковой, если успеешь допрыгнуть до уровня, где можно увёртываться.
   Полина криво улыбается.
   Женя, вздыхает, говорит:
   - Ладно, религиозные диспуты - потом. А сейчас... - командным голосом: - Группа, с вещами, на - перекур!
   Встаёт, подхватывает свой рюкзачок и сумку с вареньем.
   Дмитрич, шутливо:
   - Э... варенье - оставь, э?
   Женя наставительно:
   - Вы, товарищ майор, не читали в уставе архангельской службы пункт: "делитесь с ближним своим, особенно начальством" ? Ну так вот, считайте, что... местное управление получит образец спецпрепарата мягкого форсирования церебральной и экстрасенсорной деятельности. Заодно, наверное, повадиться ходить в гости есть свеженькое...
   Женя подмигивает шокировано замершему Дмитричу и идёт к выходу.
   Полина шагает к Дмитричу, впечатывает руку в плечо, говорит:
   - Да не ревнуй, Санёк. Всё равно ты больше всех слопаешь.
   Идёт вслед за Женей.
   Дмитрич смотрит ей вслед, растеряно глядит на Дарью. Она, с блеклой улыбочкой, с акцентом:
   - Счас узнала про Полину много нового. Тебе - показали. Думаю, ты должен за показ.
   Идёт к выходу. Дмитрич медлит. Потом смотрит на три оставленных ему мешка. Энергично беззвучно ругается. Хватает мешки, идёт к выходу.
  
  
   Курилка. Пяток офицеров, Женя с компанией сидят, курят. Все молчат. Офицеры неодобрительно-настороженно поглядывают на Дарью.
   Женя, глядит на часы, цыкает, достаёт вторую сигарету, прикуривает от бычка. Достаёт мобильный телефон. Взгляды переключаются на него. Женя набирает номер, ждёт ответа. Потом говорит по-корейски:
   - Привет, бабуль... Да, в городе... В аэропорту армии... расскажу потом, да. Это смешно. Я, чё звоню... у тебя есть возможность купить недорого быстро квартирку? Нет, не мне. Тестю с тёщей... ну, вот он такой - раз, и с тещёй. Не-не-не... Мало обученная деньговедка в начале расцвета сил. Что я - дурак вакантные места в семье кем ни попадя заполнять? Не-не...деньги - есть. Чистые. Но не так, чтобы быстро купить на рынке. Хм... знаешь, я смогу немного добавить в качестве свадебного подарка. Так что просто скажи, какие варианты, ладно?... Даже вот так? Конечно, получить по военной линии будет лучше. Спасибо, бабуль! Люблю тебя.
   Женя кладёт трубку. Оглядывает заинтересованно замерших офицеров, говорит мрачно:
   - Товарищи офицеры. От лица контрразведки военно-космических сил прошу не распространяться об услышанном.
   Секунда тишины, потом все присутствующие рявкают хохотом.
  
   День. По не ровной дороге, рыча двигателем и колыхаясь, едет автобус. Половина сидений заполнена. На четырёх сиденьях - Дмитрич с Полиной, Дарья с Женей.
   Полина наклоняется к Жене, кричит сквозь рокот мотора:
   - Мы сейчас - куда?
   Женя:
   - Мы сейчас привести в порядок внешний вид.
  
   Подъезд жилого дома. На лестничной площадке стоят четверо. Женя, ровным голосом:
   - Значит, так, команда. Парадное, как видите, старое, две лестницы, коридор на первом этаже между входами. Мы идём в магазинчик одежды, где обычно никого не бывает. Магазин занимает весь этаж парадного. Главное: в магазе сием очень не принято смотреть на других клиентов от слова совсем. Не главное: цена глянувшегося. Это вас не парит. Можно просить консультаций у продавцов. Весь шмот там бэ-у, но не просто стираный - стерилизованный... во всех смыслах стерилизованный, включая стирание всех следов отбывшего владельца бригадой батюшек с кадилами, шаманов с бубнами, лам с барабанами и прочих участников асамбля. Сейчас переодеваемся, кто как хочет, и уходим россыпью по готовности. Встречаемся у продуктового в сотне метров от метро, про который я говорил, что у них вкусное молоко. Вопросы?
   Полина, помедлив:
   - Багаж?
   Женя:
   - Бэги в этом шопе тоже найдутся для самого ценного. Лишний шмот можно сбросить в баулы и оставить на хранение на пару суток, а потом вызвать шмот курьером на адрес.
   Полина:
   - А на какой?
   Женя:
   - В процессе решения. Ещё вопросы?
   Молчание. Женя молча поворачивается, идёт вверх по лестнице.
  
   День, ярко светит солнце.
   Площадка перед продуктовым магазином на проспекте.
   В десятке шагов от ларька с мороженым стоит Полина, на ней - белая панама, из под которой торчат два хвоста, собранные на голубые ленты, белая футболка с синей надписью "Ялта" и рисунком яхты на море, белая мини-юбка колоколом, подпоясанная широким голубым ремнём, голубые босоножки на каблуке. На лице, затонированном кремом, еле заметная подводка глаз. На шее, кистях - бусы и браслеты сине-зелёных оттенков, кольца на мизинцах и безымянных пальцах.
   Полина стоит, ест эскимо с видом старшеклассницы. Некоторые проходящие мимо мужчины оборачиваются. Полина не обращает внимание, очень увлечена эскимо.
   К Полине сзади подходит Дмитрич. На нём - джинсовый костюм, кроссовки, большие зеркальные очки. В распахнутой куртке видна белая майка без рукавов, обтягивающая крупные мышцы груди. Куртка висит подозрительно тяжело, не колебаясь при движении. Полы куртки чуть топорщатся. На шее - не очень толстая золотая цепь с подвешенным золотым патроном АК 7.62. На руке - массивные золотые часы, перстень с алмазом и рубинами на указательном пальце, обручальное кольцо.
   Полина, доев эскимо, кидает палочку в урну - детским движением, пождав одну ножку.
   Дмитрич подходит, выносит из-за спины эскимо перед глаза Полины. Она, ойкнув, отшатывается, тыкается в его спину, отшатывается ещё раз.
   Дмитрич:
   - Девушка, вы его так ели.. так ели... мне показалось, что Вам хочется добавки. Вот.
   Полина, помедлив, берёт мороженое, скромно опустив глаза, говорит:
   - Спасибо.
   Дмитрич:
   - А можно с Вами познакомиться?
   Полина, громко, возмущённо:
   - Нет! Я, может, тут мужа жду!
   Из очереди за мороженым выходят два парня в брюках, футболках, кепках. Идут к Полине.
   Дмитрич, кинув на них короткий взгляд, говорит:
   - А может, это я?
   Полина осматривает Дмитрича от кроссовок до причёски, говорит:
   - Мужчина, мне кажется, вы слишком старый для моего мужа.
   Один из парней окликает:
   - Девушка, он к вам пристаёт?
   Полина поворачивается, отшагивает назад, капризно:
   - Да, он ко мне грязно пристаёт! - парни смотрят на Дмитрича гневно, но растеряно замирают при следующих словах Полины: - Побейте его больно!
   Передний из парней стоит, мрачно глядя на Дмитрича, на Полину, на Дмитрича, сжимает кулаки. Второй парень с мрачно-непонимающим лицом кладёт ему руку на плечо.
   Второй, ровно:
   - Девушка, а можно просто побить, чтобы не приставал?
   Полина, напугано-жалобно:
   - Можно... только пусть вообще отстанет.
   Второй убирает руку с плеча первого, начинает заходить Дмитричу сбоку.
   Дмитрич, вздохнув, снимает очки, засовывает в задний карман джинсов. Очень грустно смотрит на Полину, говорит:
   - Коза ты, Полька... парни - молодые, им бы ещё жить и жить, а ты хочешь, чтобы они об меня убились.
   Полина замирает с растерянным лицом. Первый парень:
   - Слыш, дядь, а ты не оборзел ли?
   Дмитрич поворачивается к первому, говорит грустно, спокойно:
   - Извини, сынок. Я драться не умею. Не учили. Учили сразу быстро убивать. Там по-другому не выживали.
   Второй, мрачно:
   - Афган?
   Дмитрич:
   - И он тоже.
   Первый, горячась, второму:
   - Ну и чё? Теперь он понтоватся этим будет, а мы - хвосты поджимай?
   Полина, нервно, пытаясь успокоить, шагает между Дмитричем и парнями, говорит:
   - Стоп-стоп! Так, ребят. Извините, христа ради. Шутка. Это - мой муж.
   Первый, растеряно смотрит на Полину, на Дмитрича, на Полину, на Дмитрича.
   Полина:
   - Медовый месяц. Дурим... извините.
   Первый молча сплёвывает, поворачивается, идёт. Второй бросает взгляд на Полину, смотрит на Дмитрича, показывает большой палец, уходит.
   Полина смотрит им вслед, потом поворачивается к Дмитричу. Лицо у неё - виноватое, серьёзное.
   Дмитрич молча смотрит её в глаза с каменным лицом и вопросом в глазах.
   Полина:
   - Прости, Саш... шиза стрельнула. Детство в попе игрануло... из восьмого класса, когда очень хотелось, чтобы за меня подрались.
   Дмитрич, холодно, ровно:
   - Девочка, ты кушай эскимо, а то растает.
   Полина медлит, опускает глаза, с видом послушной девочки начинает разворачивать эскимо. Говорит:
   - Дядь, а дядь. Прости меня, пожалуйста. Я больше так не буду.
   Дмитрич:
   - Поль, давай если ты чего хочешь, любую шизу, мечту или откровенную хрень - ты говоришь? А я думаю, совсем хрень или устроить какое-нибудь побоище типа поставить тебя в угол, напротив - роту милиции в спецэкипировке для разгона демонстраций, а между тобой и ротой - я потанцую.
   Полина, жалобно:
   - А можно просто - в угол?
   Полина резким движением засовывает в рот всё эскимо, скусывает верх. Глотает. Говорит безумно-веселым голосом:
   - Лицом в угол, попой наружу... руки за голову, и выпороть... как козу.
   Дмитрич, медленно, мрачным голосом:
   - Эротитьненько.
   Полина стоит, замерев, уйдя внутрь. На лице - маска боли со стыдом.
   Дмитрич шагает к Полине, кладёт руки на плечи, мягко встряхивает.
   Она секунды две не реагирует, потом зажмуривает глаза, через пару секунд открывает, смотрит на Дмитрича виновато-отстранённо. Говорит голосом, которым прощаются навсегда:
   - Я стерва, Саш.
   Дмитрич, криво улыбается, с тяжкой весёлостью чеканит:
   - Шпион хитрый, стерва, блять, слон тупой, мудрец и мать, поломойка и дурашка, тварь, принцесса и милашка, жизни свет и просто сука - вот отличная подруга.
   Полина смотрит на него с раздражением, презрительно:
   - Чё за хрень?
   Дмитрич:
   - Стерва входит в рецепт. И просто сука.
   Полина с злобным лицом дёргается уйти. Дмитрич удерживает. Полина, бешено, злобно:
   - Пусти!
   Дмитрич, глядя ей в глаза, с тихой, очень давящей яростью:
   - Не пущу. Привык держать своих раненых, когда они орут и бьются от боли.
   Полина прижатая яростью, смотрит на Дмитрича. На лице и в глазах - сдерживаемый плачь.
   Дмитрич, очень спокойно и пронзительно:
   - Особенно, если ранили не в жопу, а в душу.
   Полина отводит плачущие глаза вверх, безнадёжно-отчаяно роняет:
   - Да блять...
   Потом шагает вперёд, складывает руки на животе, прячет лицо на плече Дмитрича.
   Дмитрич аккуратно кладёт руки на плечи.
   Полина пару раз всхлипывает, потом чуть поворачивает голову, шипит злобно-отчаянно, очень неприязненно:
   - Не трогай меня, тварь!
   Дмитрич, не убирая рук, с холодной неприязнью:
   - А то насрёшь на людей, и пойдёшь реветь в наглую на улице?
   Полина дёргается уйти. Дмитрич удерживает.
   Она, с холодной яростью:
   - Пусти, кричать буду!
   Дмитрич, с тяжёлой, давящей яростью:
   - Что кричать будешь? Помогите, насилуют? Муж не отпускает набухаться в хлам от душевной боли?! Валяй!
   Она замирает. Потом вжимается в него, охватывает спину руками. Дрожит, корёжиться от боли. Несколько раз резко лупит его кулаком в спину. Потом замирает, изо всех сил вцепившись в него. Стоит так пяток секунд. Потом обмякает, почти повисает на нём, как выжатая тряпка.
   Шмыргает, приподнимает голову, утирает глаза. Налипает обратно.
   Шепчет:
   - Санёк, я полы мыть не умею.
   Дмитрич:
   - Херня. Научим.
   Она, с истерическим смешком:
   - Научим? Группой? Это хорошо. Я-то рассчитывала мыть полы в чулках, туфельках и серёжках. Жалко было бы, если б такое зрелище - впустую.
   Дмитрич:
   - Ага. Пусть мне все завидуют.
   Она, пряча нежность под неуклюжей наглой весёлостью:
   - А не боишься, что нагуляю от какого-нибудь лейтёхи посмазливей?
   Он:
   - Не-а. Я тебя драть буду так, что на лейтёх сил не останется.
   Она отшагивает, глядит на него с неуклюжим пренебрежительным смехом. Говорит:
   - Силёнок-то хватит, дяденька?
   Он, с брутальной уверенностью, голосом диктора радио:
   - Десант выполняет поставленную задачу любой ценой.
   Она глядит на него, потом зажмуривается на пару секунд. Открывает глаза, смотрит на него. Во взгляде - тихое недоверчивое восхищение. Чуть покачивает головой, очень ласково, тихо говорит:
   - Слоняра ты толстошкурое.
   Он, тем же тоном:
   - Кошатина дикая.
   Бросает взгляд ей за спину.
   Она спрашивает, настороженно:
   - Что там?
   Дмитрич:
   - Патруль. Двадцать метров. Идёт к нам. Вызван бабулькой. Стоит у автомата на сорок метров дальше по проспекту.
   Полина:
   - Поняла. Отхожу налево, на просьбу документов показываем кольца.
   Дмитрич:
   - Угу. Не прокатят кольца - отводим от людей, якобы в гостиницу.
   Полина:
   - Принято... - радостно хмыкает, говорит: - Хитрый шпион, да?
   Трое патрульных, молодой лейтенант и два сержанта в форме, подходят на пяток шагов. Лейтенант, с напускной мрачностью, скороговоркой:
   - Лейтенант Свиридов, ГУВД Ленинграда. Документики предьявите, граждане.
   Полина отходит влево, говорит:
   - Да всё нормально, лейтенант. Медовый месяц у нас.
   Поднимает руку, Дмитрич с еле заметной задержкой догоняет. Переплетают пальцы, чтобы кольца касались друг друга.
   Дмитрич, ровным командным голосом:
   - Документы - в гостинице гарнизона. Можем съездить.
   Лейтенант на секунду смущается, потом с напускным суровым безразличием, под которым - страх:
   - Придётся пройти в отделение, подождать, пока привезут документы.
   Дмитрич и Полина опускают руки. Стоят, напряжённо-растеряно молчат. Из очереди за мороженым выходит Дарья. На ней - простой ситцевый сарафан, белая кофточка с комсомольским значком, волосы - светлые, затянуты в хвост. На лице - очки в крупной роговой оправе. На ногах - разношенные коричневые сандалии. В руках - большая обшарпанная белая сумка, которую она обнимает. Выглядит школьницей-отличницей.
   Дарья, подбегая, кричит:
   - Что случилось, мам?
   Лейтенант оборачивается, солдаты расходятся в стороны. Лейтенант смотрит на растеряно-взволнованное лицо Дарьи. Переводит взгляд на Полину. Она смущённо-горделиво улыбается. Лейтенант возвращает взгляд на Дарью, спрашивает:
   - Девушка, а сколько Вам лет?
   Дарья, горделиво:
   - Шестнадцать!
   Лейтенант:
   - А паспорт у Вас с собой?
   Дарья торопливо-неуклюже открывает сумочку, копается в ней. Достаёт паспорт. Протягивает с горделивым:
   - Вот.
   Лейтенант открывает паспорт, читает. Листает. Закрывает. Не отдавая, спрашивает:
   - А сколько лет маме?
   Дарья смущается, опускает взгляд, тянет:
   - Ну... это... тридцать с хвостиком.
   Полина, устало:
   - Тридцать три мне. В шестнадцать рожала.
   Лейтенант всматривается в лицо Полины, на котором выражение "задолбали обвинять". На полсекунды смущается, потом с напускным строгим видом глядит на Дмитрича. Говорит строго:
   - А почему в паспорте прописки нет? Ни Ростовской, ни местной?
   Дмитрич, ровным военным тоном:
   - Осуществляется передислокация личного состава на новый пункт постоянной дислокации в связи со сменой семейного положения. Новые паспорта получали одним днём, место прописки оставили пустым для внесения новых данных о новом пункте пребывания.
   Лейтенант, ровным голосом:
   - А вы кто сами будете?
   Дмитрич отработано встаёт смирно, представляется:
   - Майор Клевцов, инструктор по боевой подготовке и диверсионно-разведывательному делу.
   Лейтенант секунду размышляет. Протягивает паспорт Дарье. Говорит:
   - Давайте поспокойней, товарищ майор.
   Козыряет, поворачивается, отходит. Солдаты козыряют, идут за ним.
   Дмитрич бросает им взгляд в спины, потом резко отворачивается, вбивает взгляд в бабульку, стоящую у дерева в десятке метров. Та вздрагивает. Потом торопливо уходит.
   Дарья, бодрым весёлым голосом:
   - Я говорила вам - возьмите паспорта!
   Полина:
   - Угу.
   Дарья:
   - Ладно... пошли уже?
   Дмитрич:
   - А Ио... Жентос?
   Дарья, со смешком:
   - Он нас уже ждёт у машины.
   Кивает Дмитричу за спину.
   Дмитрич и Полина оборачиваются. Начинают шарить глазами по небольшой автопарковке у следующего дома. Через десяток секунд их взгляды, попрыгав по людям, сходятся на фигуре белобрысого лохматого хиппи, сидящего под деревом на ближнем краю парковки. Хиппи - в огромных круглых очках, волосы перехвачены ремешком, расшитым бисером. Бисер - везде. На шее, на запястьях, на лодыжках, свисает с дужек очков, им расшита ярко-оранжевая рубаха, светло-голубые сандалии. Из-под рубахи торчат махры разлохмаченных джинсовых шорт.
   В руках - огромная торба из белёной мешковины, расписанная фломастерами на английском, итальянском, французском, и расшитая бисером. На торбе болтается десяток значков иностранного вида и пара багажных ярлыков иностранных аэропортов.
   Дмитрич, чуть ошарашено:
   - Херасе...
   Смотрит на Дарью, говорит с напускной строгостью:
   - Доча, не водись с этим типом. Он тебя плохому научит.
   Дарья секунду медлит, потом плаксиво:
   - Па, ну какой тип? Это подруга из Америки, по обмену. Активистка движения за мир во всём мире.
   Дмитрич и Полина с растерянными лицами смотрят на Дарью, переводят взгляд на встающего Женю.
   Он, встав, по-кошачьи потягивается. Рубаха задирается, показывая шорты, разлохмаченные почти до пояса. Потянувшись, подхватывает торбу, очень текучей, женской походкой, ставя ноги в линию и покачивая бёдрами, идёт к машинам. Проходящие мимо люди пялятся на Женю. Пара парней останавливается.
   Дмитрич:
   - Вот жеж...
   Дарья, тихо, серьёзно:
   - Ну вот так ОНО выглядит.
   Полина, брезгливо:
   - Что - оно?
   Дмитрич, решительно:
   - Пошли. Потом расскажу, в чём дело.
   Берёт Полину за руку, идёт к машинам. Полина неохотно идёт. Дарья оглядывается по сторонам, смотрит на трёх парней, которые пялятся на Женю. Усмехается, бросается догонять Дмитрича и Полину. Те идут к машинам, глядя на Женю.
   Женя подходит к бежевой "Волге". Опирается на крышу, провисает на бедро, наклоняется к водителю. Тот с недоумённым лицом опускает стекло. Слушает Женю, с трудом удерживает каменное лицо. Бегло оглядывается по сторонам, потом кивает на сиденье. Женя обходит машину, открывает дверь, садиться.
   Дмитрич, отпустив руку Полины, переходит на бег, подбегает к машине, громко говорит:
   - Товарищи, товарищи!
   Наклоняется к водителю, заглядывает в салон, говорит громко:
   - Товарищи, вы до Центра не подбросите?
   Женя буркает водителю:
   - Со мной, грузи.
   Водитель молча кивает Дмитричу на заднее сиденье.
   Дмитрич поворачивается, махает рукой Полине с Дарьей. Открывает дверь. Подходят, садятся.
   Машина отъезжает.
   Пятеро парней, стоящих и пялящихся на машину, смотрят по сторонам. Смущённо отводят взгляды друг от друга, расходятся.
  
   День, солнце. Большой двор со сквером, очерченный пятиэтажным каменным домом с арками проездов. Почти пусто. На детской площадке в тени деревьев - три ребёнка, две бабульки на лавочке.
   "Волга" останавливается у подъезда. Рядом с подъездом стоит УАЗ-буханка синего цвета с белой полосой и надписью "почта".
   Женя, Дарья, Полина, Дмитрич выходят из машины. Женя коротко кланяется водителю, тот кивает, отъезжает.
   Женя кивает Дмитричу на почтовый фургон, говорит:
   - Дмитрич, там посылка на имя Сан Дмитрича Клевцова. Паспорт с собой?
   Дмитрич бросает взгляд на Полину. Та стоит, с холодно-презрительным лицом глядя в землю. Дмитрич кивает, идёт к машине, на ходу доставая паспорт.
   Из машины вылезает рабочий в спецовке и с планшеткой документов. Рабочий кидает взгляд на Полину и Дарьей, задерживается на Жене, смотрит на Дмитрича. Тот молча протягивает паспорт.
   Рабочий молча берёт паспорт, открывает, смотрит, закрывает, возвращает, протягивает планшет. Говорит:
   - Где галочки.
   Дмитрич берёт ручку, расписывается.
   Рабочий кивает, говорит:
   - Проходите, счас занесём.
   Дмитрич кивает, идёт обратно.
   Женя, дождавшись Дмитрича, идёт к подъезду.
  
   Квартира. Прихожая со стенным шкафом, вешалкой и стеллажом для обуви вещей, зеркалом на стене. Щёлкает замок. Медленно, тяжело открывается массивная дверь. На пороге - Женя.
   Шагает внутрь, осматривается.
   Вслед за ним входят Дмитрич, Полина, Дарья.
   Полина сразу проходит в коридор, ведущий к санузлу, Дарья, помедлив, открывает межкомнатную дверь. За ней заглядывают Дмитрич и Женя. Дарья входит в огромную угловую комнату в форме буквы Г с тремя окнами. Видно, что сделана из двух комнат выносном перегородок. В комнате - голо, нештукатуреные крашенные кирпичные стены, лакированные доски на полу и потолке. У одного из окон стоит простой стол, сколоченный из цельных досок. У стены рядом со столом - стеллаж в том же стиле. С потолка свисает люстра собранная из деревянных реек. В углу комнаты стоят в заводской упаковке рулоны трех матрасов и подушки, на них - стопка белья.
   Дарья - идёт по комнате, осматривает внимательно.
   Дмитрич, постояв на пороге комнаты, отходит к стенному шкафу, откатывает деревянную дверь вбок. Говорит:
   - Ого.
   За дверями - ещё две небольших комнаты, разделённых перегородкой.
   Женя осматривается, оставив дверь открытой, идёт на кухню.
   На большой кухне - так же голо. Стол, четыре табурета, полка вдоль стены. На полке - стопка эмалированных тарелок, четыре кружки. Раковина, газовая плита, на провощенной деревянной панели между плитой и раковиной стоит эмалированный чайник. Над панелью на крючках - половник, лопатка, два ножа. В углу стоит отключенный холодильник. Женя подходит к холодильнику, открывает дверь, заглядывает, кивает.
   Дмитрич тоже заглядывает, видит в холодильнике две кастрюли с крышками, сковороду, остальное пространство в холодильнике заставлено консервами и мешками с крупами.
   Дмитрич:
   - Интересное жильё.
   Женя:
   - Ты ещё самое интересное не видел. Пошли.
   Идёт в прихожую. Дмитрич - за ним.
   Женя, зайдя в прихожую, щёлкает выключателем сбоку от двери. Под потолком загорается лампочка.
   Женя показывает на две лампочки, висящие над зеркалом, на выключатели справа-слева от зеркала. Подходит к левому выключателю, щёлкает. Загораются обе лампочки. Выключает свет, достаёт телефон, набирает номер. Ждёт соединения, говорит:
   - Дежурный? Это сто восьмая. Проводиться заселение. Провожу проверку связи.
   Женя, не опуская телефон, шагает к правому выключателю, щёлкает. Лампочки загораются.
   Женя протягивает:
   - Товарищ майор, поздоровайтесь с охраной.
   Дмитрич мрачно-неодобрительно смотрит на Женю, потом чеканит:
   - Здравия желаю, товарищи!
   Женя:
   - Передаю трубку. Введите в курс.
   Щёлкает выключателем, протягивает трубку Дмитричу.
   Тот берёт трубку, прикладывает к уху. Молча слушает. Светлеет лицом. Под конец почти радостно говорит:
   - Так точно, понял. Спасибо.
   Закрывает звонок, протягивает трубку Жене.
   Говорит весело:
   - Ты, Ионыч, предупреждал бы.
   Полина, входя в прихожую, мрачно-презрительно:
   - О чём? Какие ещё нежданчики?
   Женя замирает, прислушиваясь, потом шагает к двери, распахивает пошире.
   В дверь входят два рабочих обвешанных большими картонными коробками, провязанных ремнями для переноски. На всех коробках - надпись "оборудование!" "не кидать" "не выше 1 в штабель"
   Женя, переднему, показывая рукой:
   - В комнату, у стола у окна поставьте.
   Рабочие проходят в комнату, ставят коробки. Молча выходят.
   Женя закрывает за ними дверь на засов. Вынимает из кармана ключи, кладёт на небольшую полочку у двери, где лежат ещё две связки ключей.
   Полина, холодно:
   - Ну так и чё?
   Женя медленно снимает очки, вешает на воротник, поднимает на Полину взгляд. Взгляд Жени стремительно набирает властности и насмешки.
   Полина, нервно-раздражённо:
   - Так и будешь смотреть?
   Женя, гулким низким пронзительным голосом:
   - Тебя положить в наркодиспансер на принудительное снятие с ломки?
   Лицо Полины течёт в маску паники. Она замирает, потом бросает загнанный взгляд на мрачного Дмитрича, на дверь в комнату, где Дарья. Стоит, нервно подрагивая. Потом обречённо прислоняется к стене коридора, сползает по ней, утыкается лицом в колени, обнимает колени руками.
   Дмитрич стоит, окаменев, молча глядит на Полину.
   Женя плавно подходит к Полине и продолжает тем же голосом:
   - Или будем лечиться дома?
   Полина, безнадёжно всхлипывает:
   - Да добейте меня нах... хуле возиться то...
   Женя пяток секунд вглядывается в неё, потом поворачивается к Дмитричу, и мягким насмешливым голосом говорит:
   - Дмитрич, тебе корня йохимбэ подогнать или так осилишь казнь через лялямбу?
   Дмитрич вскидывает на Женю яростный взгляд, сжимает кулаки. Женя, тихо:
   - С нейтралки любой дурак вытащит...
   Дмитрич отводит взгляд. Через зубы цедит:
   - Ну ты...
   Полина очень резко, нервно взлетает на ноги, стоит, нервно подрагивая с плачущим лицом, нервно кричит на Женю:
   - Да что ты понимаешь, хуйня ебаная?!
   Женя рявкает:
   - ВСЁ!!!
   Подшагивает к ней близко, орёт с тяжёлой яростью, в которой мелькают искорки безумного хохота:
   - Я! ПРО! ТЕБЯ! ПОНИМАЮ! ВСЁ!
   Она стоит секундочку, шокированная криком. Потом с истеричной улыбочкой сквозь слёзы, с сарказмом:
   - Да правда?!
   Женя, с тяжёлой издевательской улыбочкой:
   - Да правда. И как по ночам стискивать зубами подушку, чтобы соседи не слышали вой одиночества.
   Полина цепенеет, на лице - страх, шок.
   Женя:
   - И как мозг орёт на чуйку, когда подписалась почуять решение и нельзя идти в отказ.
   Полина смотрит на Женю, на лице - паника, сквозь которую проступает мольба.
   Женя:
   - И как чудовищно стыдно просто на голых понтах останавливать сделки, когда не можешь ни почуять ни просчитать.
   Полина умоляюще смотрит на Женю, тихо, сдавлено умоляет:
   - Не надо... не говори...
   Женя, тихо, с мрачной улыбочкой:
   - Ладно. Я - не скажу. ТЫ скажешь!
   Полина несколько секунд смотрит на Женю в панике прыгая взглядом между его глаз. Женя, насмешливо склоняет голову на бок, говорит:
   - Хуле мнёшься-то? Ты тут добить тебя просила. Так что - валяй, говори. Будет за что.
   Полина бросает панический взгляд на Дмитрича, возвращает на Женю. Потом роняет взгляд в пол. Всхлипывает. Начинает очень сдавлено, натужно плакать, выдавливает:
   - Не... мо...гу.
   Женя, с едким сарказмом:
   - Чё, бля, жить хочется, да?
   Полина, вздрогнув, дергаться убежать. Удерживает себя. Стоит, подрагивая, зажмурив глаза, вся напряжённо вытянувшись в струнку. Выдавливает со всхлипами сквозь стиснутые зубы.
   - Да... я... блядь.
   Дмитрич, мрачно:
   - Заебись.
   Полина распахивает глаза, втыкает взгляд в Дмитрича, сдавлено истерично кричит:
   - Я - блядина! Драная во все дыры! Чморёная как последний пидор! С тремя ебавшаяся как последняя шлюха придорожная!
   Дмитрич молча слушает с каменным лицом.
   Полина роняет взгляд в пол. Закрывает глаза, обессилено сползает по стенке. Сидит пару секунд, обняв колени и спрятав лицо в них. Тихим безжизненным голосом говорит:
   - Я раз в пару месяцев тайком сваливаю в другой город, где никто не знает. Там крашусь, переодеваюсь в блядь и иду сниматься. Наугад. Первому... или первым, кто подойдёт. А в самый последний момент типа иду в отказ. Чтобы было жёстко... с болью, криками... чтобы привязали к кровати и ебошили, пока не орхипну... всё надеялась, что убьют. И всегда очень, очень страшно, что братва узнает... всем говорила, что езжу к старице-отшельнице. И всегда на измене, чтоб из братвы никто не попалил... совки-работяги... студенты... школьники... военные... нормальные люди, которым я выёбываю мозги... пару раз в последний миг руку останавливала им коксу в водку подсыпать, чтоб наверняка рамки снесло... тем, кто видно, что ссыкун и протупит, как в отказ пойду. Один раз почти - всё... - слабо хмыкает. - в общаге придушили подушкой, когда орать начала. Придушили. Насмерть. Откачали. Доебали потихоньку и обратно в окно выкинули. Пиздец, бля... сижу в кустах, всё болит, комары жрут, а я встать не могу от смеха...
   Она замолкает. Сидит, раскачиваясь вперёд-назад в темпе пульса. Женя и Дмитрич стоят, молча, неподвижно. Дмитрич - окаменев, свернувшись в себя, слившись с фоном. Женя - очень внимательно воспринимая.
   Полина, тихо, безнадёжно-безжизненно:
   - И второй раз было почти всё... два вояки... с рваными войной душами и мозгами.
   Дмитрич чуть вздрагивает, горбиться. Открывает рот сказать, но сдерживается. Закрывает рот, впиваясь в неё безумно-сочувствующим взглядом. Полина продолжает:
   - В чёрный тогда покрасилась... они набухались... взгляд - внутри... безумный. За душанку приняли... что взорвалась в толпе пацанов-солдатиков... как ничего не сломали - не знаю... бухие были... тормознутые. Просто всё лицо и жопа в синяках, и пизда в ожогах от бычков.
   Дмитрич нервно вздрагивает кинуться к ней. Сдерживается. Стоит, мелко дрожа. Полина, с слабым истеричным хихиканьем:
   - Утром, с бодуна, глянули... как я лежу, растянутая на кровати, вся красивая, обоссаная... пересрались... сначала подумала, что просто сдохну... потом вернулись, понадеялась, что счас добьют. А они... отвязали, денег кинули - и бежать.
   Полина тихонько пусто хмыкает, говорит пустым голосом с нотками отчаянья и обречённости:
   - Так что ждала я третьего раза...
   Поднимает лицо, глядит в пол перед собой, говорит:
   - Как только тебя увидела, Санёк... сразу, с первой секунды - в душе ёбнуло до глубин... что вот она, смертушка моя. Тот придурок сидит втирает про замуж за него... а я сижу, еле держусь, чтоб не заржать ему в голос, что поздняк - пришли уже за мной... а потом... ну, думаю, всё как хотела... готова была Дашкину жизнь на свою разменять - на...
   Полина замолкает, сидит, невидяще глядя в пол перед собой, тихонько качаясь в ритме пульса
   Женя, помедлив, поворачивается к Дмитричу. Тот медлит, потом с трудом переводит взгляд с Полины на Женю. Женя, спокойно, ровно:
   - Вот так всегда с бабами, у которых чуйки больше, чем мозгов. Почуять, что старой жизни - пиздец, это могут. А сообразить, что свадьба - начало новой - нет.
   Взгляд Дмитрича наполняется яростью, кулаки сжимаются. Затем его взгляд соскальзывает на Полину, которая поднимает взгляд на Женю. Полина с больным смехом в голосе:
   - Да какая свадьба, блять, а? Хуйня эта в паспорте?
   Женя, не отрываясь, смотрит на Дмитрича. Говорит тихонько:
   - Э, военный.
   Дмитрич отводит взгляд от Полины на Женю.
   Женя, тихо, со смешком:
   - Ты кошек в холодном душе давно полоскал?
   На лице Дмитрича сквозь гнев проступает недоумение.
   Женя, шёпотом:
   - Харэ тупить. В атаку!
   Дмитрич пару секунд неверяще смотрит в смеющиеся Женины глаза. Переводит взгляд на Полину. Взгляд Дмитрича наполняется решительностью. У Полины на лице проступает испуг.
   Дмитрич срывается с места. Полина вскрикивает "не надо".
   Дмитрич, подлетев к ней, хватает её, вздёргивает на ноги, закручивает руку за спину, волочёт в ванную. Захлопывает за собой дверь.
   Женя стоит, с улыбкой глядя на дверь. Из-за двери доносятся крики Полины:
   - Пусти меня! Отпусти, придурок! Нет!
   Включается душ. Слышен визг Полины, потом её крик:
   - Ты чё творишь, дебил?! Ты ох... - крик прерывается. Слышен шорох потоков воды, гуляющих по телу. Потом мягкий, жалобный крик Полины:
   - Да перестань, утопишь же... Ну Сань...
   Душ замирает в одном положении. Щёлкает задвижка двери.
   Женя удовлетворённо кивает, идёт в комнату. Закрывает за собой дверь.
   В комнате у открытого окна стоит Дарья. Курит, глядя на улицу. Очень медленно, с напряжённым спокойствием говорит:
   - Неписуемо хочется ебаться. Вплоть до попытки тебя изнасиловать. Останавливает только понимание, что шансов тебя свалить - никаких. И будет просто больно и очень стыдно. Но всё равно с трудом сдерживаюсь, чтобы не попробовать.
   Доноситься приглушённый протяжный вопль Полины. Дарья вздрагивает. Вцепляется руками в край подоконника, мелко дрожит.
   Женя плавно подходит к ней и впечатывает кулак Дарье в почку. Она с охом выгибается, роняя трубку, поворачивается к нему. Машинально отбивает удар в поддых, пригибается от удара в лицо. Тихо вскрикивает от пинка в голень. Отпрыгивает на пару шагов, рычит возмущённо с тоном "что за хуйня!?":
   - Учитель, блять...
   Женя молча, со спокойным лицом обрушивает на неё град ударов. Дарья блокирует. Через десяток ударов с рычанием начинает бить в ответ, вспыхивает градом ударов. Женя принимает их на полужёсткие блоки. Потом вместо блока наносит встречный. Рука Дарьи бьёт в корпус, Женина - в лоб. Отшатываются. Стоят неподвижно. Дарья - яростно дыша, Женя - со спокойной улыбкой.
   Дарья начинает ржать. Сгибается, упирая руки в колени. Хихикает:
   - Ты... ты, суко, извращенец... я не так просила меня трахнуть...
   Женя, спокойно:
   - Ну, вариантов было два - или опустить какой-нибудь заумной хуйней или из поебушек дёрнуть вверх в батл.
   Дарья пару раз хихикает. Потом успокаивается, распрямляется. Кланяется, уперев кулак в ладонь. Говорит:
   - Спасибо, учитель.
   Распрямляется, роняет руки. Стоит, грустно глядя в Женино плечо. Тихо говорит:
   - Полегчало. Но вот...
   Женя стремительно приобретает очень блядский вид. Упирает руку в бок, провисает на бедро, похотливо засовывает в рот указательный палец. Поймав растерянный взгляд Дарьи, вынимает палец изо рта, показывает Дарье, интимно шепчет:
   - Хочешь его в попку?
   Дарья шокировано медлит секунду, потом с весёлой обидой кидает:
   - Да ну тебя, придурок.
   Поворачивается, идёт к окну.
   Женя резко возвращается к спокойному виду.
   Дарья, подобрав трубку с подоконника, начинает её чистить. Говорит медленно:
   - По-русски оно звучит по-другому... как-то по дурацки. Нереально.
   Женя молчит.
   Доносятся прерывистые приглушённые взвизги Полины.
   Дарья, со смешком:
   - Счас соседи милицию вызовут.
   Женя:
   - Не... тут звукоизоляция должна быть... наверное.
   Молчат пару секунд.
   Дарья, набивая трубку, тихо чуть жалобно:
   - Же-е-ень... а Жень.
   Он, вздыхает, говорит:
   - Чё?
   Она, устало:
   - Да ты знаешь.
   Он:
   - Ну, знаю. И чё? Самой слабо?
   Она, чуть растеряно:
   - Не, ну а тут - как?
   Он:
   - Да всё так же. Заодно актрис поищешь.
   Она:
   - Стоп-стоп... каких актрис?
   Женя вздыхает, потом говорит:
   - Дашь, в этом городе сейчас все девки, кто не совсем страшные и драться могут хоть насколько - под прицелом. Так что ты накидываешь американку, и топаешь по всем-превсем секциям в городе и выискиваешь всех-превсех, кто под прицелом. Отводишь в уголок и приглашаешь к нам и запугиваешь - к ним.
   Дарья:
   - К кому - нам?
   Женя:
   - К нам. На чемпионаты по боям без правил среди девушек... и тех, кто ими притворяется. Заодно может, снимем многосерийное кино "Секс на ринге"... или "Бокс в спальне"...
   Дарья, мрачно:
   - "Кумите в кровати".
   Женя:
   - Тоже вариант. В общем, пройдись по секциям. Заодно, может, на мальчика какого наскочишь... кто глянется.
   Она через плечо с подозрением коситься на него. Спрашивает:
   - Счас это был такой приём генерации мотивации?
   Женя:
   - Конечно...
   Женя замолкает, прислушиваясь. Доносятся полинины крики "нет... нет... ой, бля-я-я-я-я... да-да-да". Женя хмыкает, глядит на Дарью.
   Та отворачивается к окну. Закуривает.
   Женя, хмыкнув, шагает к коробкам. Засовывает руку под полу рубашки. Вынимает. Из руки с щелчком выскакивает лезвие. Женя начинает вскрывать коробки.
   Дарья, помедлив, тихонько:
   - Наверное, твою фишку с выравниванием весовой категории защитой и дробящим оружием мне применять не стоит, чтобы тебя не палить?
   Женя, начиная доставать из коробок компьютер с периферией, бодро говорит:
   - Вот именно так - нет. А вот шлем нахлобучить и утяжелить руки - почему бы нет? Можно ещё кандалы нацепить, если совсем шкаф длиннорукий. - Хихикает: - один хер, похер на шкафов.
   Дарья, невнятно-утвердительно буркает. Задумывается. Через десяток секунд злобно-задумчиво говорит:
   - Не пойму, как оно будет в переводе-то? Отдамся тому, кого не смогу... блин... ни "попасть", ни "стукнуть" - не то. Как в данном случае перевести hit?
   Женя с пыхтением выставляя на стол огромный монитор:
   - Дарья, не пытайся перевести подстрочно. Переводи фразу целиком.
   Дарья, возмущённо:
   - Ну а как? I'll give me to the whom I can't hit. Как это по-русски?
   Женя:
   - Поебусь кого не ёбну.
   Дарья, возмущённо-восхищённо:
   - Блять!
   Женя:
   - Не дам - отдамся.
   Дарья, начиная истерически ржать:
   - Да ну нах!
   Женя:
   - Дам пизды...
   Дарья, через хохот:
   - Па любасу!
   Женя:
   - Ага... в общем, море вариантов. Так... - оглядывает расставленные на столе компьютер, монитор, клавиатуру с мышкой, принтер, сканер, модем, колонки. Говорит: - вроде, ладно стоит.
   Дарья, окинув композицию:
   - Может, системник под стол?
   Женя:
   - Не... начнут как тумбу использовать... пыли нахлебается... нафиг.
   Смотрит на Дарью, говорит:
   - Слушай... я счас собирают лишать его - кивает на комп - девственности... Ты бы не могла пока пойти на кухню, приготовить чего пожрать?
   Дарья, с кривой улыбкой:
   - Нет бы поучил, как это...
   Женя, со вздохом:
   - Да... ничего особенного... тот же импринтинг, что у бабы от первого мужика. Только с компом.
   Дарья буркает:
   - Типо поняла...
   Буркнув, идёт на выход. Женя:
   - Ну, какие твои годы...
   Женя, оглядевшись, берёт рулон с матрасом, подтаскивает к компу. Кладёт. Садиться. Поправляет монитор, клавиатуру. Кивает.
   Встаёт, начинает подсоединять провода в штейкеры.
  
   В комнате, где-то через час.
   Женя сидит за компом. Рядом - пустая кружка. Женя неподвижно пялиться на экран.
   Распахивается дверь. Шлёпая мокрыми босыми ногами, входит Дмитрич в мокрых джинсах. Замирает на пороге, глядя на оборудование на столе. Хмыкает.
   Женя - не реагирует. Дмитрич идёт к матрасам, снимает с матраса пачку белья, выдёргивает две простыни.
   Женя, резко, с пониманием вскрикивает "А!", начинает стрекотать клавиатурой.
   Дмитрич ещё раз хмыкает, выходит из комнаты.
  
   Кухня.
   У стены спиной к окну ни табурете сидит Дмитрич с голым торсом. Поперёк его бедёр, устало прислонившись к стене, сидит Полина, завёрнутая в простынь. Перед ними - тарелка риса с мясом и овощами. Напротив двух других табуретов стоят тарелки с пловом и ложками..
   Дмитрич жуёт, держит ложку с пловом перед ртом Полины. Та, прожевав, открывает рот. Дмитрич засовывает ложку ей в рот, потом черпает, закидывает ложку себе, черпает, поднимает наготове перед ртом Полины.
   Из коридора входит Дарья, садиться за стол. Вслед за ней с отсутствующим видом входит Женя. Встаёт на пороге, несколько секунд стоит, шепча что-то и глядя внутрь себя. Потом выныривает из мыслей, осматривается. Задерживает взгляд на ложке перед ртом Полины, смотрит на цикл загрузки еды, одобрительно хмыкает, садиться за стол.
   Полина смущённо, как маленькая девчонка, склоняет лицо. Неуверенно ест очередную ложку. Дмитрич, вопросительно задрав бровь, смотрит на неё, на Женю, снова на неё. Потом говорит:
   - Ионыч, я так понял, мы на этой базе не на пару дней? У нас ничего нет новоселье отметить?
   Женя хмыкает, потом встаёт, выходит из кухни.
   Через пару минут возвращается с торбой. Выставляет из торбы на стол тяжёлую литровую бутылку без этикетки.
   Садиться за стол, берёт ложку, начинает есть.
   Дмитрич настороженно смотрит на бутылку.
   Полина смотрит на стол, резко вскакивает с Дмитрича, ойкает, пошатнувшись, падает обратно. Растеряно смотрит на Дмитрича, на Дарью.
   Дарья медленно кладёт ложку, встаёт, идёт к мойке. Остальные замирают в ожидании.
   Дарья, сполоснув кружки, выставляет их на стол.
   Женя кивает Дмиричу на бутылку, буркает:
   - Дмитрич, твой дом - тебе разливать. Я тут так, в гостях с подарком.
   Дмитрич, помедлив, тянется к бутылке, внимательно осматривает. Буркает:
   - Что хоть внутри-то?
   Женя:
   - Не знаю. Предупреждали лишь, что оно продышалось до сорока двух градусов, но на вкус как бы не пятнадцать. И что настаивалось на яблочных зёрнах и поднимает обмен, может поднять температуру. Это, если что, пробная бутылка. Смахнул на банку варенья.
   Дмитрич:
   - И когда успел?
   Женя, доставая из торбы штопор:
   - Всё в раздевалке же...
   Протягивает штопор Дмитричу.
   Тот хмыкает. Берёт штопор, открывает бутылку. Разливает по кружкам.
   Все берут кружки, принюхиваются.
   Дарья:
   - Кальвадос... похоже.
   Женя, подняв кружку, вопросительно смотрит на Дмитрича. Тот, помедлив, говорит:
   - Ну, за новоселье. Пусть надолго.
   Чокаются. Выпивают. Закусывают.
   Женя, прожевав:
   - По поводу надолго - это ты, Дмитрич, сам смотри.
   Дмитрич:
   - В смысле?
   Женя закидывает ложку, жуя, взмахивает ею, говорит:
   - Это твоя квартира.
   Дмитрич, растеряно и возмущённо:
   - В смысле?!
   Женя:
   - В прямом.
   Дмитрич, со злобой:
   - Не понял.
   Женя вздыхает, кладёт ложку в тарелку, смотрит на Дмитрича. Говорит:
   - Вы, товарищ майор, как военнослужащий, стоите в очереди на жилплощадь?
   Дмитрич, злобно:
   - Ну.
   Женя:
   - Ну вот в связи с изменением места службы вы перешли из очереди общеармейской в очередь сотрудников генерального штаба. С сохранением срока ожидания получения квартирного довольствия, что привело к продвижению вас по очереди далеко за первую позицию.
   Дмитрич раздражённо смотрит на Женю, потом рычит:
   - А простым языком можешь рассказать, что сделал? Чтоб мне знать, кому чего я буду должен за... это продвижение по очереди?
   Женя, скромно потупясь, с видом ребёнка бурчит:
   - Ну чего ты сразу... ну, вот, решил тебе свадебный подарочек сделать... от меня и от бабушки.
   Дмитрич, нервно:
   - Какой бабушки?
   Женя:
   - Ну, моей бабушки...
   Дмитрич:
   - Та-а-а-к... у тебя ещё бабушка есть? А она - кто?
   Женя, со вздохом, серьёзно:
   - Сложный вопрос... потому что человек очень, очень многогранный и грани все равновеликие, хотя есть и большие и малые. Одна из граней... точней, из сторон, она очень хорошо разбирается в тех народных травах, которые в ходу в Корее и Японии. В том числе - в том, как применять эти травы с китайскими иголками. Вот именно по иголкам с травами она, наверное... в общем, у неё люди учились. Или доучивались... там какие-то детали есть из-за разницы между азиатами и европейцами... я не особо в теме. Ну и рядышком всякое разное...
   Дмитрич, мрачно:
   - Глубокое... с бурами.
   Женя, холодно:
   - Дмитрич, прекрати паранойю, а? Всё, что сделано, по сути - это минус пара месяцев.
   Дмитирич:
   - В смысле?
   Женя:
   - Вот по пунктам: Первое: ты в Питер ведь перебираешься? У тебя ППД - в одном городе с Торькой? Она на постоянку в Питере оседает? Второе: В Штаб тебя переводят? Жильё на новом месте дать должны? Причём - напомню: не в общаге, где всех можно нахлобучить единым разом. И ещё не комнату, а квартиру, как семейному. Сложи первое со вторым и увидишь, что через пару месяцев ты бы получил квартиру. И всего-то тебе подарили эти самые пару месяцев, сразу вписав в резервную на консервации. А ты, блин, истеришь, как... мне положено мясо, которое обычно не положено, хотя положено.
   Женя берёт ложку, буркает:
   - Давайте есть, а то остынет.
   Дмитрич медлит, потом берёт бутылку, разливает. Поднимает кружки. Буркает:
   - Ну, давайте... за положенные на свадьбу подарки.
   Полина выпаливает:
   - Погоди!
   Ставит кружку. Аккуратно встаёт с Дмитрича. Стоит пару секунд, потряхивая ногами. Потом быстро идёт к Жене, молча обнимает его за плечо и висок, вжимает голову себе в живот. Стоит так пяток секунд, потом тихо, счастливо говорит:
   - Извини. Слов нету... не хватит их.
   Женя, прижатый ухом к животу:
   - О! Первый - пошёл.
   Полина отступает на шаг, смотрит на Женю. Женя бодается взглядом с Дмитричем. Тот смотрит на Женю очень напряжённо.
   Женя с невозмутимым лицом закидывает в рот ложку.
   Полина, напряжённо-подозрительно:
   - Как - пошёл? Я же... непроходимость...
   Женя, с лязгом доскребая остатки еды:
   - Жить захочешь - и не так раскорячишь.
   Дмитрич, со смесью эмоций из гнева, настороженной радости, восхищения и паники:
   - Ты-ы-ы-ы!
   Женя вскакивает со стула, идёт к раковине со словами:
   - Что - я? Почему чуть что, сразу - я? Давайте из меня сделаем главного злобного бога. - включает воду, начинает мыть тарелку: - Самолёт не полетел - я. Корабль не поплыл - я. Снег завалил - я. Мозг заклинил - я. Хуй не встал - тоже я.
   Выключает воду, ставит миску на полку, поворачивается к кухне.
   Полина стоит, с растерянным лицом. Дарья давиться смехом над тарелкой. Дмитрич, наклонив голову, смотрит на Женю с выражением "что ты несёшь"?
   Женя, ласково:
   - Дашуль, если ты подавишься - это тоже буду я. А тебе мне ещё кофе варить. А... говорят, что из зомби повара всё-таки хуже.
   Она замирает. Потом судорожно проглатывает, начинает хихикать,
   Дмитрич, недоумённо глянув на Дарью, возвращает взгляд на Женю, открывает рот сказать, но не успевает, перебитый Женей:
   - Кстати, Дмитрич. - говорит Женя с гаденькой напускной задушевностью. - Ещё древние медики знали, что при перерывах между семяизвержениями больше двух недель вероятность зачатия девочки приближается к ста процентам. А тут - первый, а не первая. Ты уже придумал, как объяснять?
   Дмитрич застывает с открытым ртом.
   Женя, тоном убегающего хулигана "я ничего не делал":
   - Всё, я курить.
   Делает шаг к двери.
   Дмитрич рявкает:
   - Стоять!
   Женя с видом нашкодившего кота сжимается, рывком переходит на бег.
   Дмитрич, глядя в коридор, со злым охуением медленно тянет:
   - Ну твою ж дивизию в знамя!
   Дарья продолжает ржать. Полина тоже начинает ржать. Неуверенно, сотрясаясь от хохота, присаживается на Женин табурет.
   Дмитрич недоуменно-мрачно смотрит на Полину. Переводит взгляд на Дарью, которая встаёт, шагает мыть посуду.
   Дмитрич, возмущённо:
   - Не, вы чё ржёте-то?
   Полина глядит на Дмитрича, прижимает хохот, выдавливает:
   - Саш... не дуйся... я... я вот от радости. - резко прекращает смеяться, смотрит на Дмитрича с обидой, чуть жалобно. Говорит: - Или мне срочно искать противозачаточное?
   Дмитрич растеряно-охуевше смотрит на Полину, потом рявкает:
   - Ты чё, дура?!
   Полина испуганно вздрагивает, сжимается с видом незаслуженно обиженной девочки.
   Дмитрич, глядя на неё, сидит, сопит от ярости, успокаиваясь. Потом медленно, ровно тянет:
   - Поля, вот что бы ни было, как бы не пошло... ПОЖАЛУЙСТА, не надо противозачаточного и абортов? ЛАДНО?
   Она с напуганным видом кивает. Утирает слезинку. Потом вскакивает, кидается к нему. Он встаёт принимая её в объятья.
   Она, вцепившись в него:
   - Прости... не привыкла ещё.
   Дарья, закончив наливать чайник, ставит его на плиту. Молча встречается взглядом с Дмитричем, кивает ему на чайник, выходит из кухни.
  
   Комната. Пять минут спустя.
   Женя сидит за компьютером, шелестит клавиатурой.
   Дарья стоит у окна, задумчиво глядя на улицу.
   Входит Дмитрич с папиросами и спичками. Буркает в спину Дарье:
   - Чайник вскипел.
   Дарья, помедлив, поворачивается, кидает взгляд на Женю, выходит из комнаты.
   Дмитрич идёт на её место, закуривает, глядя в окно. Через пару затяжек поворачивается, смотрит на Женю. Ровно, настороженно спрашивает:
   - Ионыч, ты всё-таки - кто?
   Женя, не отрываясь от печати, говорит:
   - Дмитрич, ты из курса анатомии не припомнишь мне - маточные трубы имеют выстилку гладкой мускулатуры?
   Дмитрич криво улыбается, затягивается, говорит жёстко, командно:
   - Ты от вопроса не увиливай.
   Женя ещё несколько секунд печатает, потом хлопает "вводом", вскакивает, идёт к окну. Дмитрич чуть настороженно напружинивается.
   Женя, подойдя к окну, закуривает, говорит:
   - Я не увиливаю от вопроса. Я просто пытаюсь сократить некоторое количество пустого трёпа и чутка встряхнуть соображалку. Потому что вопрос, который у тебя в башке - не кто я? А куда мистическим образом делась маточная непроходимость. Так?
   Дмитрич хмыкает, потом говорит:
   - Красиво... очень красиво отползаешь с темы. Ладно... допустим, я уже понял, что гладкая мускулатура... на первый взгляд, предположим, контрастный душ с сильным сокращением а потом падением тонуса... на второй взгляд, припомним ещё и фактор нервов... от которых все болезни. Но вот потом всё-таки возникает вопрос - а чё оно так вдруг?
   Женя затягивается, буркает облаком дыма:
   - Ну да... трубы расслабились - и это тоже я... - поднимает взгляд на Дмитрича, который внимательно смотрит на Женю. Говорит ровным голосом: - Дмитрич, ты знаешь людей, которые, будучи в группе за линией, своей удачей накрывают всю группу? Или мне тебе дать подробный, социо-инженерный расклад понятия "я бы с ним в разведку пошёл"?
   Дмитрич хмыкает, потом говорит:
   - Ты таки можешь просто ответить на вопрос - ты кто?
   Женя вздыхает, молча затягивается, с грустным лицом глядя в пол. Потом резко становиться очень решительно-отрешённым. Резким движением выщёлкивает окурок в окно. Холодно кидает в пространство перед собой:
   - Так, ладно.
   Молча идёт на выход из комнаты.
   Дмитрич стоит, глядя ему в спину с кривой усмешкой, под которой прячет растерянность и страх.
   Через полминуты Женя, обутый, с торбой на плече, заглядывает в комнату. Смотрит Дмитричу в живот, холодно говорит:
   - Вещи ваши я вызвоню сюда. Ключи от квартиры можно сдать, обратившись к охране. Остальное... - кидаёт короткий взгляд вбок - сами разберётесь.
   Стремительно поворачивается, выходит.
   Лязгает открываемый замок.
   Из прихожей слышен пугливый возглас Полины:
   - Женя, ты чего?
   Дмитрич стоит, растеряно глядя на пустой дверной проём. Потом кривиться в яростной улыбке натянутого похуизма. Засовывает папиросу в зубы, затягивается.
   В комнату входит Полина. Идёт к Дмитричу. На лице - растерянность, проступает паника. Полина, подходя к Дмитричу:
   - Что случилось?
   Всматривается в Дмитрича, говорит холодно, спокойно, обвиняюще:
   - Что ты ему сказал?
   Дмитрич бросает взгляд на Дарью, вставшую у косяка с тем же видом, возвращает на Полину, цедит сквозь зубы пренебрежительно-пугающе:
   - Ничего. Просто спросил, кто он.
   На лице Полины проступает боль и отчаянье. Она тихо шепчет:
   - Господи... что за дурак...
   Дмитрич вскидывает на неё яростно-пренебрежительный взгляд. Между ними стремительно копиться напряжение. Дарья, от двери, с очень резким, пронзительным голосом, с едким сарказмом:
   - Вы, товарищ майор, видимо, читали секретный учебник по разведработе, в котором написано, что будучи за линией фронта И внезапно получив артподдержку... например, по данным спутникового наблюдения... надо немедленно звонить в тыл по открытой линии и узнавать калибр, состав и дислокацию батареи, от которой получена поддержка.
   Дмитрич замирает на пяток секунд, потом его лицо неумело кривиться в маску отчаянья и паники. Он резко кидает бычок в окно, стоит, содрогаясь от сдерживаемого желания что-то сделать. В глазах проступают слёзы. Он с резким взмахом руками рявкает болью и паникой:
   - БЛЯТЬ!
   Медлит секунду, потом срывается с места, выбегает из комнаты.
  
   День. Двор дома.
   На лавочке в центре двора сидят две бабульки. Смотрят на Женю, идущего по асфальтовой дорожке вдоль дома. Женя идёт, гордо выпрямившись, женской походкой, нервными, резкими движениями.
   Одна из бабулек, ворчливо:
   - Вот жеж... вырядилась... чуть голой жопой не сверкает.
   Вторая:
   - Ты, Петровна, не завидуй. Жопой-то не сверкает. А коленками по молодости-то сама, поди...
   Петровна буркает:
   - Да мало ли... не так же... как по пляжу...
   Взгляды бабулек соскальзывают на Дмитрича, изо всех сил бегущего за Женей. Бабульки замирают в предвкушении зрелища.
   Дмитрич на ходу хрипло сдавлено кричит, задыхаясь от нехватки воздуха
   - Женя! Женя! Погоди!
   Догоняет, протягивает руку к плечу.
   Женя одним плавным движением уклоняется от захвата, отшагивая вбок, сдёргивает с плеча торбу, лупит ей Дмитрича по корпусу. Дмитрич отшатывается от удара. Женя пронзительно визжит:
   - Не трогай меня!!!
   Поворачивается, стремительно идёт дальше нормальной походкой.
   Дмитрич стоит пару секунд. На лице - плачь паники и горя, растерянность.
   Потом срывается с места, забегает вперёд Жени, падает на колени, плачет в голос:
   - Прости меня! Прости дурака! Пожалуйста! Не уходи!
   Бабульки сидят, восхищённо распахнув рты. Дети в песочнице рядом оборачиваются на крик. Недоумённо смотрят на бабулек, возвращают взгляд на Дмитрича.
   Женя, не глядя, обходит Дмитрича, идёт дальше.
   Петровна, тихим голосом:
   - Да прости ты его, дура... не видишь что ль, как тебя любит...
   Дмитрич, не вставая с колен, поворачивается, с брызгами слёз и соплей издаёт душераздирающий вопль отчаянья:
   - Же-е-е-еня! Пожалуйста!!!
   Женя замедляет шаги. Стоит пару секунд, потом поворачивается, резкой походкой возвращается к Дмитричу, скидывает с плеча торбу, с визгом "Дурак!" лупит его в голову. Дмитрич, снесённый торбой, заваливается на бок.
   Женя начинает пинать его в предплечья, прижатые к животу, взвизгивая через каждые три удара:
   - Дурак! Тварь! Сволочь! Тупица!
   Петровна, напугано, с глубоким сочувствием:
   - Ой, забьёт ведь мужика...
   Вторая бабулька:
   - Да не... она ж любя... видишь, в лицо-то не метит.
   Женя прекращает бить. Несколько секунд глядит на шокированное лицо Дмитрича, потом отворачивает лицо в сторону. Смахивает слезинки. Тихо говорит что-то, стремительной женской походкой идёт обратно к подъезду.
   Дмитрич несколько секунд лежит. Потом резко садиться, шокировано смотрит Жене вслед. Переводит взгляд на бабулек. Смотрит на них. На лице его проступает чудовищное смущение.
   Петровна махает ему на Женю с видом "чё расселся, догоняй". Вторая, покосившись на детей, с хитрым лицом делает жест "указательный палец елозит в кулаке", показывает растопыренную ладонь. Дмитрич резко краснеет, роняет взгляд в землю. Вскакивает, походкой, деревянной от смущения, торопливо идёт за Женей.
   Взгляд его сам соскальзывает на вихляющуюся женину попу. Дмитрич отдёргивает взгляд вбок, сгибаясь от смущения. Через пару секунд его взгляд опять сам соскальзывает на попу. Он отдёргивает его вбок.
   Вторая бабулька, завистливо-восхищённо:
   - Смотри, смотри... а взглядом то как к ней липнет...
   Петровна:
   - Ну так... любовь же...
   Провожают взглядом Женю и Дмитрича, скрывающихся в подъезде.
   Вторая:
   - Ой... кому рассказать... не поверит же никто...
   Петровна:
   - Поверят-поверят... вдвоём ведь видели...
   Вторая:
   - Ну... зато сразу понятно всё про соседа нового...
   Петровна:
   - Да? А вот тогда скажи-ка мне, а те две девки - ему кто?
   Вторая:
   - Да ты чё, сама не видишь? Они...
  
  
   Дверь в комнату. Слышны невнятные стоны и хрюканье. На пороге комнаты появляется Женя, смотрит на пол.
   У подоконника, согнувшись и держась за животы, лежат Дарья и Полина. Полина - хрюкает, Дарья - постанывает от хохота.
   Женя идёт к окну, перешагивает через Полину.
   На пороге комнаты появляется Дмитрич. С очень красным, смущенным и растерянным лицом.
   Полина и Дарья при виде его начинают хохотать сильней.
   Женя берёт с подоконника сигареты, зажигалку. Закуривает. Дмитрич шокировано пялиться на пачку жениных сигарет, лежащую на подоконнике. Потом его внезапно озаряет, он вскидывает взгляд на Женин затылок, шокировано выдавливает:
   - Ты...
   Женя:
   - Это была обратка за глупый вопрос.
   Дмитрич стоит, глядя на Женю с паникой.
   Женя:
   - Не переживай. Я пару раз зайду в гости в школьной форме, чтобы соседи знали, почему любишь - меня, а беременна - она.
   Женя кивает на Полину, тихо, жалобно хрюкающую от хохота у Жени под ногами.
   Женя, затянувшись, спокойно:
   - Если будешь себя хорошо вести - школьная форма будет женская.
   Дмитрич пару секунд стоит, осознавая. Потом издаёт сдавленный вопль лютого стыда, складывается на корточки, стискивает голову руками.
   Дарья, с трудом продавливая сквозь стоны хохота:
   - Хва... хва... тит... не... не... могу... больше.
   Дмитрич поднимает на Дарью взгляд. Несколько секунд смотрит на неё. В взгляде его сначала появляется раздражённое непонимание, отжимающее в сторону стыд.. Потом непонимание сменяет смех.
   Дмитрич начинает истерично, с надрывом ржать. Заваливается на пол.
   Женя стоит, спокойно курит, глядя в окно.
  
   Кухня.
   За столом, на табуретках, сидят опустошённые, заторможенные Дарья, Полина, Дмитрич. Мокрые волосы Дарьи завёрнуты в простынь. Мокрые волосы Полины раскиданы по плечам. Пятна воды - на простыни, в которую она завёрнута.
   Все трое невидяще смотрят в стол, медленно, машинальными движениями отхлёбывают из кружек чай.
   На подоконнике сидит Женя, прихлёбывая из кружки.
   Раздаётся звонок. За столом все вздрагивают. Нервно переглядываются, сводят взгляды в коридор. Женя, соскочив с подоконника, идёт в прихожую со словами:
   - Наверно, шмот привезли.
   Из прихожей раздаётся лязг замка. Затем невнятное бормотание голосов.
   Дмитрич чуть вздрагивает, бросает настороженный взгляд на Полину.
   Она грустно, слабо улыбается в ответ, говорит:
   - Не ссы, Санек... не убили же...
   Дмитрич, прерывисто как при боли в животе, вздыхает. Возвращает взгляд в стол, тихо, грустно:
   - Да лучше б убили...
   Дарья, с лёгким смешком:
   - Ну, зато ты знаешь, что такое десятикратная обратка высокой жёсткости. Ровненько по самому больному...
   Дмитрич, со вздохом:
   - Да уж...
   Полина, с лёгким любопытством:
   - А что самое больное то?
   Женя, входя в кухню:
   - Независимость. Чувство ложной свободы от обязанностей и долгов. - садиться на подоконник, берёт кружку, продолжает:
   - Это - последствия от общения с мудаками в погонах, чьи приказы положено просто исполнять, какое бы говно не приказывали. И внутренний принцип непродажности... с готовностью заранее огрызаться на попытки помочь, чтобы потом не пришлось расплачиваться за помощь тем, что делать не хочешь. В общем, нормальная болячка всех людей. Только натёртая очень.
   Отхлёбывает из кружки.
   Дмитрич, обречённо:
   - За что боролись...
   Женя:
   - Тем и упоролись... кстати, на всякий случай хочу напомнить, товарищ майор, что информация о том, что я меняю внешний вид - военная тайна.
   Дмитрич буркает:
   - Да помню.
   Полина неверяще улыбается. Женя, серьёзно:
   - Полин... это - без дураков. Просто - нельзя. Сольёшь инфу не туда - спалишь наглухо много народу. Дарью в том числе.
   Полина, злобно:
   - В смысле?
   Женя, серьёзно:
   - В прямом. Я и правда - советский разведчик. И Дарья - тоже. Мы как бы в отпуске по семейным обстоятельствам. Но возможно, через месяц оно всё крутанётся так, что нас срочно зашлют обратно. Ибо там мы просто куда-то уехали.
   Полина, растеряно-заторможенно глядит на Дарью. Та сидит с каменным лицом. Полина бросает взгляд на Дмитрича, который сидит с таким же лицом. Возвращает на Женю. Тот тоже сидит с каменным лицом.
   Полина, напугано:
   - Да прекратите.
   Женя, каменно:
   - Ты того, не отрывайся от семьи-то...
   Полина, несколько секунд медлит, потом тоже натягивает каменное лицо.
   Несколько секунд сидят с каменными лицами.
   Женя:
   - Ну вот, все прониклись. Прониклись?
   Дмитрич:
   - Так точно.
   Дарья:
   - Сэр, йес, сэр!
   Полина:
   - Угу.
   Женя, хмыкнув:
   - Тогда, сестротёща Поля, пошли учиться.
   Полина, растеряно:
   - Как ты меня назвал?
   Женя:
   - Сестротёща. Я - отец твоей племянницы и муж дочери твоего мужа. Кто ты после этого, а?
   Полина задирает взгляд в потолок и устало-охуевше тянет:
   - Ой, бля... спасите меня... кто-нибудь...
   Женя:
   - Не ори лишнего. Тебе уже меня прислали.
   Она опускает взгляд. Несколько секунд вглядывается в его спокойно-насмешливые глаза. Потом говорит:
   - Ладно... уже говорила вроде, повторю: похер, откуда ты - сверху или снизу. Я с тобой.
   Он:
   - Тогда бери табурет и пошли осваивать жирный хлеб финансового аналитика.
  
   Ночь...
   Комната, у окна стоит Дмитрич в трико, курит.
   За компьютером сидит Полина в футболке, очень сосредоточенно читает с экрана.
   Дмитрич:
   - Что там интересного?
   Полина, не отрывая взгляд от экрана, очень мрачно и напряжённо:
   - Прямо сейчас - данные ГосКомСтата за прошлый год.
   Дмитрич, напряжённо и удивлённо:
   - А... они разве не... того?
   Полина отрывается от экрана, смотрит на Дмитрича, говорит:
   - Я думаю, да. Того. И вообще всё - того. Только вот мой... братозять как-то настроил мне возможность ходить ко всему этому "того". Включая закрытые разделы библиотеки Конгресса США... надо срочно учить английский.
   Дмитрич, вздыхает:
   - Ну, блин... минируй теперь этот ящик...
   Полина, с улыбкой:
   - Маньяк... лишь бы бомбочки ему...
   Дмитрич:
   - Да не... я просто читал инструкцию... свеженькую... при захвате штаба противника все вычислительные устройства сохранять от повреждения любой ценой. Сейчас штабной компьютер ценнее генерала... иными словами, самое ценное в этой квартире - не мы с тобой, а этот вот ящик.
   Полина, с ехидной улыбкой:
   - Не ревнуешь ли ты, Санёк?
   Дмитрич, чуть смущённо:
   - Есть чуть-чуть.
   Полина медлит, потом выключает монитор, встаёт, идёт к выключателю, гасит свет. В комнату врывается свет фонаря за окном. Полина подходит к Дмитричу со спины, обнимает его.
   Он тихо, ласково бурчит:
   - Просто как они ушли... четыре часа прошло, а ты воткнулась в экран - и как нет тебя.
   Она, склонившись к его уху, шепчет:
   - Прости, Саш... просто чуток страшно... поверить не могу пока... раньше... мозги и чуйку рвать приходилось, когда на нехвате данных пыталась сделки прокачать. Это наверное как вслепую, в одиночку ползать через фронт. Вроде бы чуешь, что вот там - мины, а тут - пулемёты... а вроде бы и не там, а вон там.
   Дмитрич, мрачно:
   - Понятно. Только, если чё, не фронт. А без проводника по горам шариться. Когда фронта вроде бы нету, а вроде бы любой камень может оказаться пулемётом под одеялом.
   Полина, со смешком:
   - Под одеялом?
   Дмитрич:
   - У пуштунов... и вообще всех в тех горах... принято носить большое шерстяное одеяло. Пыльное в цвет гор. Ночью без него холодно, днём без него жарко. Оно же - масхалат для спящих огневых точек. Потому - одеяло.
   Полина:
   - Понятно... ну а вот теперь мне дали... все разведданные. И донесения, и аналитику, и доступ к спутникам, и переговоры раций, и протоколы допросов... совсем всё. И - ссыкотно, что отберут...
   Дмитрич:
   - Понятно. Но...
   Полина кладёт ему руки на плечи, разворачивает к себе. Смотрит на него. В глазах - серьёзная напряжённость.
   Полина, ровно:
   - Саш... как баба, я - всё... вся - твоя. Но как человек... прости, но Женя подкинул заказ на обсчёт сделки... наверное, сделок. Не могу сказать, на сколько. Просто... наверное, годик, а то и больше, как человек я - его... наполовину минимум. Ладно? Просто таки должна я...
   Дмитрич затыкает её поцелуем. Через десяток секунд она отстраняется, смотрит на него шалыми глазами, хрипло спрашивает:
   - Контрольный?
   Дмитрич молча кивает, тянется к ней. Она чуть отстраняется, шепчет:
   - Окно закрой.
   Дмитрич поворачивается, закрывает окно. Полина отходит на пару шагов. Дмитрич поворачивается к комнате, застывает, глядя на Полину, освещённую светом фонаря. Она медленно играя бёдрами, берётся за подол футболки, неторопливо тянет его вверх, обнажая маленький треугольник трусов. Затем резко продергивает футболку через голову, и замирает с руками за затылком. Плавно переступает, повернувшись спиной. Стоит, плавно играя бёдрами. Опускает локти, бросает взгляд через плечо. Громко шепчет:
   - Нравиться?
   Дмитрич молча сбрасывает трико, выпрямляется, глядя на него. Она, с игривой улыбкой, ещё сильнее виляя попой:
   - Больше, чем Женина?
   Дмитрич, яростно:
   - Блять!
   Она хихикает, говорит игриво:
   - А ещё стерва, шпион и далее по списку... и всё твоё.
   Дмитрич бесшумно прыгает, хватает её в охапку и валит на матрас.
  
  
   Ночь. Освещённая фонарями река. По набережной идут Женя и Дарья, молчат. Женя - в костюме, с портфелем. Дарья - в американском прикиде "джинсы-розовый-кепка-перчатки". На Дарье - большой рюкзак. Проходящие мимо и сидящее на берегу компании косятся, но не пытаются приставать.
   Дарья, покосившись на очередную парочку, на английском:
   - Учитель, я бы всё-таки хотела бы прояснить для себя один вопрос.
   Женя:
   - Какой?
   Дарья:
   - Импринтинг.
   Женя молчит.
   Дарья, вопросительно:
   - Учитель?
   Женя:
   - Что - импринтинг? Словарь ты читала, полагаю.
   Дарья некоторое время молчит, потом говорит ровным голосом:
   - Я не уверена наверняка, есть ли у меня твой. Хочу понять механизм.
   Женя:
   - Ты надеешься или боишься?
   Дарья, подумав:
   - Ни то ни другое ни посредине. Просто хочу понять механизм феномена, что у животных, включая человекообразных обезьян, дети похожи на первого самца. А у людей - не всегда.
   Женя, помедлив:
   - В животных нету духа, который может решать. В том числе - переписывать программы и память бортовых компьютеров организмов. В людях тоже... сильно не во всех не во всех... пользователь биоробота в состоянии оперировать в диапазоне произвольных решений, а не логических выкладок. Не говоря уже о диапазоне восхищения и прямой работы с мыслеформами. По умолчанию в клеточную память организма пишется первый размножательный контакт с другой колонией клеток. Однако, в клеточной памяти - даже в ней, - понамешано памяти от всех предков. Не говоря уже о памяти бортового компьютера, в которой могут стоять настройки "вернуть ему его копию". Или настройки "раскопировать себя". И совсем уж умалчивая о памяти духа, которая может пылать идеей вернуть к жизни двоюродного дедушку... и пыланием этим ушатать настройки как бортового компьютера, так и клеток. Нормальные создатели пород... нормальные, не санитарно-дрессирующие роботы, знают, что при случке для выведения новой породы надо очень, очень громко думать, что именно хочется получить в потомстве.
   Дарья, со смешком:
   - И что... слона с бегемотом... тоже можно?
   Женя:
   - Наверное. Как осла с лошадью. Проблема в том, что ни у слона, ни у бегемота не встанет. А искусственно... ну, надо ОЧЕНЬ сильно поколдовать, чтобы гены сошлись во что-то жизнеспособное.
   Дарья:
   - Гены... а я уж думала, что можно выкидывать школьный учебник по биологии.
   Женя:
   - Не совсем. Просто он неполный... мягко говоря. Начиная с описания опыта с бульёном и мухами. Где постановщик опыта был монахом, и уточнял, может ли душа мухи привести к зарождению жизни без яйца. Для современных не монахов... мягко говоря, следует поставить опыт, в котором яйцо в бульоне помещают в абсолютно изолированный бункер, и при отсутствии души мухи яйцо не начинает развиваться. Учитывая плотность мушиных душ на кубометр, я бы сначал занёс в бункер пару тысяч яиц... и подсчитал, сколько получиться мух.
   Дарья хмыкает, потом говорит:
   - Ладно... про механизм я поняла, что ничего определённого у людей нет. Но... я всё-таки не могу получить ответ на свой корневой вопрос.
   Женя останавливается смотрит на реку, потом шагает к парапету, облокачивается. Дарья пристраивается рядом.
   Женя достаёт сигарету, начинает разминать. Дарья достаёт трубку. Начинает чистить, потом набивать.
   Закуривают.
   Женя, глядя на разводимый мост:
   - У меня нет точного и однозначного ответа на этот вопрос. Более того, я ещё могу припомнить такое понятие, как обратный импринтинг. Точней, не совсем обратный, а когда в роли жертвы полового акта выступает... бортовой компьютер самца. Или когда баба так застревает в сознании, что далее во всех видишь только её, и она отпечатывается в детях от всех остальных.
   Дарья, выпускает облако дыма вверх, затем говорит жалобно:
   - Учитель, пожалуйста...
   Женя, со злобной улыбочкой:
   - Ни пожалуйста. Задай свой корневой вопрос прямо, откровенно и в лоб.
   Дарья затягивается, потом тихо, ровно спрашивает:
   - Если я буду думать, что мои дети немножечко - твои, это будет шиза или под этим есть какое-нибудь научное основание... а не только юридическое?
   Женя, тоном злой мамы, обвиняющей дочку
   - Да-а-а-арья...
   Она вздыхает, потом затягивается, опускает взгляд, буркает:
   - Ладно... у меня была мысля найти мальчика... рыженького, косоглазенького, тощенького... и выкатить тебе длинную сложную обратку, прикинувшись кормилицей, но не мамой ребёнка. И было интересно, насколько будет... сходство... не для оптики.
   Женя, хмыкнув:
   - И гено-фено карты, поди, просчитала.
   Дарья:
   - Угу.
   Женя:
   - Умница.
   Дарья:
   - Спасибо.
   Женя:
   - Только можно мА-а-аленькую просьбу?
   Дарья:
   - Чё?
   Женя:
   - Давай ты всё-таки поебацца - для себя? Кто ТЕБЕ глянется.
   Дарья, помедлив:
   - Угу.
   Женя:
   - Не, одно другого - не, но...
   Дарья:
   - Угу.
   Молчат несколько секунд.
   Женя, спокойным голосом:
   - Ну и если чё, очень, очень неплохо бы, если бы он нашёлся часиков за писят.
   Дарья медлит, потом ровным голосом:
   - Почему?
   Женя:
   - Иначе ты несколько странно будешь выглядеть у меня на свадьбе.
   Дарья, со сложной эмоцией из удивления, ревности, злобы:
   - Что?!
   Женя:
   - Во-во. Именно так. И что самое страшное... рискуешь попасть на растерзание прабабушке.
   Дарья:
   - Какой прабабушке?
   Женя:
   - Твоей. Моей бабушке. Твоей, соответственно, прабабушке. В чё-то где-то можно сказать, что она - учитель моего учителя.
   Дарья, напугано:
   - Не...
   Женя:
   - А так, в принципе, просто разносторонний человек.
   Дарья, напугано-мрачно:
   - Я помню. Иголочки, травки. Думаю, по травкам мы даже сможем немножко поддержать беседу.
   Женя:
   - Ну и отлично. Тогда у твоего парня есть возможность опоздать минут на десять. На большее, боюсь, тебя не хватит... с травками. Начнут колоть как ясень по морозу. По капельке, по капельке, на мелкие щепочки.
   Дарья, мрачно:
   - Не пугай. А то напугаюсь и вообще не приду.
   Женя:
   - А вот и ни приходи. Оставайся дома горько бухать в одиночестве. А потом по пьяни вали отдаваться первому встречному. Тоже вариант. Особенно - для первого встречного.
   Дарья стоит, сцепив зубы. Потом с шумом вздыхает-выдыхает. Говорит ровным голосом:
   - Этим я воспользуюсь... - веселеет, затягивается, потом говорит рассудительно-весело: - Не, сразу не прокатит. Учитель, как думаешь, я за два дня доведусь до нужного уровня безнадёги?
   Женя:
   - Вот если прямо счас пойдёшь баиньки, а завтра с раннего утречка рванёшь по секциям... с планом логистики и обзвоном, само собой... то тогда - да.
   Дарья оборачивается на гостиницу за спиной, засовывает в карман трубку, кланяется по-японски, глубоко.
   Женя, выщелкнув окурок в сторону урны, принимает поклон.
   Распрямляются.
   Дарья, по-русски:
   - Кстати, пап. Я паспорт получила сразу на Колобкову. Чтобы не заморачиваться потом со сменой. Люблю тебя.
   Разворачивается, виляя бёдрами, идёт в сторону гостиницы.
   Женя, ей в спину, тихо:
   - Вот ведь монстр... с рюкзаком - как по подиуму...
   Дожидается, пока она скроется за дверями, приоткрытыми швейцаром. Потом поворачивается обратно к реке, смотрит на разведенные мосты, тихо шепчет:
   - Кажется, я скоро стану папой... Надо бы как-нибудь ускорить этот процесс. - выражение лица становиться хулиганским: - Хм-м-м... задним числом?
  
   Утро. Кабинет Ивана Дмитриевича.
   Входит Иван Дмитриевич в форме генерал-лейтенанта пехоты. Проходит, садиться за стол. Пару секунд медлит, нажимает на кнопку селектора.
   Входит молодой майор с папкой в руках.
   Иван Дмитриевич:
   - Новости за ночь, Поляков?
   Майор медлит, потом говорит:
   - Возможно, ЧП по управлению.
   Иван Дмитриевич вбивает пристальный взгляд в Полякова, тихо, холодно спрашивает:
   - Так ЧП или нет, товарищ майор разведслужбы?
   Поляков вытягивается смирно, глядит перед собой, ровно говорит:
   - Ночью заходил Лисожор...
   Иван Дмитриевич:
   - Отставить. Доклад по уставу.
   Поляков:
   - Есть по уставу, товарищ генерал-лейтенант. В ноль-четыре сорок две к внешним дверям здания подошёл прапоршик Колобков, позывной "Лисожор", в грим-личине интилигента-писателя. Предположительно, незначительно пьяный с имитацией сильного подпития. Постучав в двери и поорав, чтобы его впустили, не дождался результата. После чего достал из кармана связку ключей, предположительно, с отмычками, и за минуту, изображая пьяное шатание, открыл вход.
   Дежурному сотруднику охраны, имитирующему заспанного вахтёра, начал пьяно кричать, что он... цитирую "не член, а соучастник союза кинематографистов". И что пришёл к себе на работу и пройдёт на рабочее место любой ценой. После попытки вахтёра выдворить его силой, выключил его атакой по точкам в стиле пьяный кулак. В связи с применённым стилем, дежурная смена охраны не имела полной уверенности в том, кто посетитель. В результате чего была просто приведена в боевую готовность старшим смены охраны без доклада дежурному по штабу.
   Иван Дмитриевич, с улыбочкой откидывается на стуле, заинтересованно тянет:
   - Та-а-а-ак.
   Пол лицу Полякова пробегает еле заметная гримаса смущения. Он продолжает:
   - Далее Колобков направился к лифтам, вызвал лифт. Не дождавшись лифта с парой из дежурного наряда, направился к лестнице, где вышел из поля зрения камеры на первом этаже, и далее не обнаруживался средствами наблюдения, ни сотрудниками вплоть до явки в кабинет дежурного по штабу.
   Иван Дмитриевич, удивлённо:
   - Что, даже никому шариков-роликов от подшипников в лоб не прилетело?
   Поляков:
   - Нет. Только в локоть помощнику дежурного, который потянулся за оружием. Ластиком. Из ТТ с глушителем.
   Иван Дмитриевич:
   - Розовым?
   Поляков, чуть удивлённо:
   - Так точно... а разрешите...?
   Иван Дмитриевич вскидывает руку, прерывая, говорит:
   - Это - цитирую: "закидать пиписьками розовых слоников". Что дальше? Остальная смена?
   Поляков:
   - Остальная оперативная смена несколько замешкалась, выбирая варианты реагирования на крик "Работать, сукины дети! Запорю!!!"
   Иван Дмитриевич:
   - Что?
   Поляков:
   - Крик сопровождался демонстрацией плётки-нагайки. Плётка передана дежурному с пожеланием добиться отличной работы. Затем Колобков передал дежурному запечатанный пакет, сказал - лично в руки Вам. Вышел из помещения дежурного и далее не обнаруживался. В этом связи дежурный по штабу затрудняется классифицировать происшествие.
   Иван Дмитриевич:
   - Что в пакете, смотрели?
   Поляков:
   - Пакет передан мне. После установления личности по камерам - не вскрывался.
   Иван Дмитриевич молча протягивает руку. Поляков достаёт из папки пакет, протягивает. Иван Дмитриевич вскрывает пакет. Достаёт оттуда два листа бумаги. На верхнем - очень кривой детский подчерк. Читает вслух, медленно разбирая
   - Дяденька генерал Иван Дмитриевич, памагите пажаста. Очен нада женица быстра. Женя Калапкоф, прапарщик, патамучта пака маленький ысчо. Ну Вы помняте... Прастите запыл напясать сразу, што эта - рапарт. Извянитесь, пажаста, за мяня дяденькам, хто рапотал ночю. Пусть ни баяцца. Я так с нимя болше не буду, толька с фрагами.... Число, подпись, номер удостоверения.
   Опускает лист, пару секунд медлит, потом говорит:
   - Пиздец.
   Поляков стоит, очень напряжённо вытянувшись смирно и закусив губу.
   Иван Дмитриевич откладывает первый лист на стол, начинает читать машинописный текст на бланке Управления.
   - Секретно. Справка. Выдана Управлением... - прерывается, пробегая текст и выдавая вслух куски: - ...в отдел Записей Актов... в том, что согласно имеющимся разведданным, лейтенант милиции...
   Опускает руки с листом, несколько секунд смотрит в воздух перед собой, потом начинает хохотать. С хохотом берёт из подставки ручку, подписывает бумагу, протягивает Полякову. Говорит:
   - Проставь все печати, проведи через журнал. Копию - в дело по текущей разработке Лисожора. Справку эту... вышли курьером майору Тян. Адрес - в деле. Колобкову - звонок с указанием, где справка. Ночной визит оформить как внеурочную личную явку агента без документов со срочным донесением.
   Поляков:
   - Понял.
   Иван Дмитриевич:
   - Ладно. Посмеялись, проснулись. Работаем. Что дальше?
   Поляков:
   - Разрешите вопрос, товарищ генерал-лейтенант?
   Иван Дмитриевич:
   - Да?
   Поляков:
   - Техническая команда перепроверила камеры и не нашла следов взлома.
   Иван Дмитриевич смотрит на Полякова недоумевающее, потом говорит:
   - А на записях?
   Поляков делает понимающее лицо, говорит:
   - Понял. Операторы...
   Иван Дмитриевич бросает взгляд на часы на стене, смотрит на папку.
   Поляков:
   - За ночь изменения оперативной обстановки незначительны. Плановый выход из зоны Архангельской группы и потеря контакта с подводными лодками...
  
   Утро. На большом застеклённом балконе бетонного дома, за столиком сидят Женя и бабушка Тян. Заканчивают завтракать. Перед каждым - пиала чая.
   Молча поднимают, отпивают. Ставят обратно.
   Бабушка:
   - Как жизнь, внучок?
   Женя:
   - Неплохо, бабуль. Вот, думаю жениться послезавтра.
   Бабушка замирает с пиалой в руках, затем отхлёбывает, пряча лицо за пиалой. Говорит:
   - А ты не спешишь?
   Женя, заботливо:
   - Так это ж всего расписаться, не повенчаться. Обратимый процесс. И опять же... чего тянуть-то?
   Бабушка:
   - Я не о решении. Я о послезавтра. Можешь рассказать о деталях?
   Женя, со вздохом:
   - Там несколько факторов ускорения. Во первых, генералу Тянникову очень срочно надо информационное прикрытие.
   Бабушка, злобненько:
   - Та-а-а-ак.
   Женя:
   - Не-не... это, видимо, будет та соломка, которая полежит, чтобы не полететь в её сторону.
   Бабушка:
   - Ну-ну.
   Женя:
   - Бабуль. Разработчик операции информационного прикрытия - я, не он.
   Бабушка смотрит в Женины спокойные глаза. Буркает:
   - Ладно... что за операция-то?
   Женя:
   - А можно, тебе тесть расскажет, а? А то я стесняюсь.
   Бабушка:
   - Жень, ты меня пугаешь... что там такого, что ТЫ - стесняешься?
   Женя, скромно потупившись:
   - Ну... там типа одну видеозапись украли... из семейного архива Колобковых. Надо ещё пяток.
   Поднимает взгляд на Тян, видит ошарашенный взгляд, говорит:
   - Ни-ни... меня там пару раз в зеркале в гриме с камерой. Немножко лёгкой эротики на память о медовом месяце.
   Бабушка глядит на Женю, потом тянет задумчиво:
   - Внучок, а ты...
   Женя, ворчливо:
   - Само собой, жену я прикрываю.
   Бабушка, с удивленным одобрением:
   - Иш ты... жАну!
   Женя:
   - Не, ну а чё? Если порешали уж всё...
   Бабушка, ехидно:
   - Ну, ладно... а жаница ты мялок, на какой пашпорт буш?
   Женя, горделиво, детским голосочком и тоном:
   - Я, бабуль, сегодня ночью подвиг совершил!
   Она, серьёзно, мрачно:
   - Какой подвиг?
   Он, всё тем же детским восторженным тоном:
   - Решительным... этим... штурмом, во... охватил... или завладел...
   Она, пренебрежительно:
   - Женой?
   Он:
   - Не... этим... во... овладел канцелярией разведуправления. Не пускали, гады. Как не свой.
   Она сидит, мрачно глядя на Женю. Спрашивает:
   - Ну и нахуя тебе это было надо?
   Он, всё тем же тоном:
   - Ну... не мог же я без подвига добыть сказочный артефакт.
   Она:
   - Какой?
   Он, мечтательно:
   - Сказочный!
   Она пару секунд медлит, укладывая обратно в себя ярость. Потом спокойно:
   - Женечка, а расскажи бабушке... честно. А что делает этот артефакт и почему он сказочный?
   Женя раскрывает глаза, делает дебильно-таинственное лицо, громко шепчет:
   - Этот артефакт... это Справка О Беременности Девственницы! Как дева Мария... понимаешь?!
   Она смотрит на него с неверящим лицом, потом рычит:
   - Женя, БЛИН!
   Он, с коварным смехом:
   - Не блин. Колобок. Причём из того самого анекдота, а не сказки.
   Она пару секунд укладывает обратно эмоции. Потом ровно, устало:
   - Какого анекдота?
   Он:
   - Бабуль, ну ты же читала дело... позывной знаешь.
   Она:
   - Да... вот стара что-то стала. Туплю. Рассказывай, короче.
   Он, со вздохом, трагичным голосом:
   - "Что-то пошло не так... сильно не так" сказал Колобок, дожёвывая Лису.
   Она медлит, потом криво улыбается. Буркает:
   - Ха-ха.
   Потом мрачно:
   - Лиса, видимо, белая. В чём-то даже полярная, да? Чтобы точно по позывному никто не догадался?
   Женя:
   - Точно. Позывной же через Ы пишется.
   Она, с кривой улыбкой:
   - Вот жеж... дурак.
   Он:
   - Ага. Зато везучий.
   Она вздыхает, потом отхлёбывает чаю. Он тоже. Она, тихонечко:
   - И вот как ты внучек, умудряешси всё превратить в балаган, а? - решительно ставит чашку, говорит: - Ладно. Что с меня?
   Он, резко:
   - Думаю, справку пришлют тебе курьером. В папочке на тумбе в прихожей - все остальные бумаги. Нужно протоптать ЗАГС, чтобы они не брыкались. И послезавтра расписали и всё остальное. И микро-банкет... на... - он задумчиво замолкает, потом встаёт, подходит к окну, достаёт из кармана сигареты, зажигалку, закуривает.
   Она молчит, внимательно глядя на него. Он курит пару затяжек, потом говорит:
   - Да, на восемь человек.
   Она, недоумённо:
   - Восемь? А...
   Он, быстро:
   - Мы, вы, они, и она с парнем.
   Тян сидит, напряжённо думая, потом говорит:
   - Не... точно тупая стала. Сначала - кто "вы"?
   Женя:
   - Ты и Василич.
   Она, возмущённо:
   - Да ты... ты чего это...
   Он, спокойным ровным голосом:
   - Я, бабуль, того это... призадумался чё-то как-то... а чё-й то мя как потянет Василича поставить на нервы, так на язык и просицца обозвать его дедулей. Постоянно притормаживаю с этим, чтобы не ткнуть случайно так во чё-то, что как бы засекречено... ну, типа вам как-то по служебной надобности доводилось мужа с женой изображать...
   Она, очень мрачно:
   - Телепат хуев...
   Он:
   - Не...я чё? Если там гриф секретности ещё не снят, и было это не в дальней молодости...
   Она рявкает:
   - Женя!
   Он, серьёзно:
   - Всё, Иголочка. Заткнулся.
   Сидят, молчат.
   Она, тихо, мрачно:
   - У нас с дедом твоим уговор был. Что дети - никогда ничего не узнают.
   Женя:
   - Насчёт внуков-то не было. А я - никому.
   Она вздыхает. Говорит:
   - Мы с дедом когда женились, сразу договорились о двух вещах. Первая - дети только его. И по любому подозрению он и меня и прижитых убьёт. Второе - если кто с кем гульнул, то об том честно сам сказал. Но без деталей. И без имён. И даже не сразу, чтобы не вычислялось по обстоятельствам - с кем. И лучше вообще чтоб никто не знал и даже не догадывался.
   Женя:
   - Хорошее упражнение.
   Она буркает:
   - Угу. Вот нас с Андреем... Василичем... так никто и не застукал. А ты предлагаешь взять и явиться на свадьбу.
   Женя, тихо:
   - Это не я. Это как бы он предлагает.
   Тян, резко, напугано-яростно:
   - Кто?
   Женя:
   - Василич. Он там... например, выбивал из жены согласие на выйти замуж, что в документах на тумбочке. И участвовал активно в обсуждении сроков свадьбы. Вслух мечтал компотику попить. Так что для всех, кроме тебя... и меня, всё без палева.
   Она, ласково:
   - Вот жеж... пемикан усатый.
   Женя:
   - О как... я ему передам, да?
   Она, с улыбкой:
   - Цыц! Не сметь палить контору!
   Он:
   - Понял.
   Молчат пару секунд.
   Тян:
   - Ладно. С темы ты лихо поехал. Но во вторых - а кто она с парнем?
   Женя:
   - Вот, бабуль! А говоришь - с памятью плохо и соображаешь тяжко. А сама всё помнишь.
   Тян:
   - Изыди, ирод!!! А то знаю я тебя с твоими цифирками! Не хочешь - не рассказывай лучше ничего.
   Женя:
   - Да не... ты ж в общем, в теме. Хотя не знаю, что там в деле написано, а что - вычеркнуто.
   Она медлит, потом злобненько тихо воет:
   - Ты чё, ирод? Эту... лису полярную сюды припёр?
   Женя ровно, холодно глядит на Тян. Холодно чеканит:
   - Это - моя ученица. - Тян отводит глаза, начинает горбиться. - Которая просилась, как положено. По формуле "бери мою жизнь целиком". С которой я два месяца среди чужих - спиной к спине. И которая местный паспорт оформила сразу на фамилию Колобкова. С отчеством Евгеньевна. И которая придёт на свадьбу с парнем. По честному - с парнем. Рыжим. От которого, возможно, будет беременна ребёнком, которого собиралась в Штатах выдавать за моего, прикидываясь просто тётей. Как полагаешь, у неё есть право считаться моей дочерью и как таковой присутствовать на моей свадьбе?
   Тян:
   - Хуясе вы... - потом вздыхает-выдыхает, говорит ровно: - Да, у неё - есть. Прости. Я думала, это только твоя... идея.
   Он:
   - И моя тоже... и одна ОЧЕНЬ большая просьба, бабуль. ОЧЕНЬ.
   Тян:
   - Какая?
   Женя:
   - Ни слова, ни звука, ни мысли о том, что... хотя ладно... а то получиться "не думайте о белой обезьяне".
   Она, помедлив:
   - Про обезьяну я могу не думать.
   Он:
   - Хорошо, не думайте про усатый пеммикан.
   Она:
   - Да твою ж мать!
   Он:
   - Да твою ж сноху!
   Она, злобно-шутливо:
   - Тфу на тебя. - молчит, медлит, потом говорит: - мне вот теперь сиди, и вычисляй, о чем таком я могла бы случайно этой... Лисе проболтаться. Исключаем всё, закрытое допуском... и что остаётся-то?
   Он, дразнящее бубнит:
   - А говорила "могу не думать о белой лисе", "могу не думать о белой лисе"!
   Она:
   - Ну, извини, внучок. Стара стала. Мозги занять нечем на пенсии...
   Он, со вздохом:
   - Ну, вот займи что ли организацией мероприятия. А я пойду уже пожалуй, а то заболтались что-то.
   Идёт к дверям. Тян встаёт его проводить.
  
   В прихожей, у двери. Женя, обувшись:
   - Ладно, ба. Пока. Жду звонка, когда где форма одежды.
   Она, удивлённо:
   - Что значит - форма одежды?
   Он, удивлённо:
   - Нам что, в чём хотим приходить? Ладно... я в ципао.
   Она:
   - Какое, блин, ципао?
   Он:
   - Не, ну а в чём? В джинсах?
   Она:
   - Женя... не беси меня пожалуйста. Мне вредно.
   Он:
   - Так вот я и говорю - когда, куда, форма одежды. И чем быстрей позвонишь, тем больше времени у нас будет на принятие этой самой формы.
   Она медлит, потом распахивает дверь, говорит:
   - Всё, вали отсюда.
   Женя медлит, выходит на площадку. Замирает, прислушиваясь, с поднятой рукой. Потом фыркает:
   - Вот жеж вояка... даже по лестнице чеканит.
   Поворачивается к Тян, чмокает в шёку, шепчет:
   - Ладно, справку принесли, я побежал.
   Убегает вверх по лестнице.
   Снизу появляется поднимающийся мужчина в костюме. Удивлённо смотрит на Тян, с выражением лица " чё так долго?" смотрящую на него с порога.
   Тян, голосом бабы-яги, заманивающей доброго молодца:
   - Заторы штоль, милок, аль машина сломалась и пешком бежал? Я уж заждаласи тебя. Дела-то все стоят без бумаги. Ни селёдку ни навернуть, ни попу не подтереть.
   Мужчина улыбается, пфыком давит смешок, потом говорит:
   - Майор Тян, вам пакет. Для получения предъявите удостоверение, пожалуйста.
  
   День.
   Гостиная комната, со столиком, креслами, диваном. На кресле - Женя, с чашкой кофе. Напротив, на краешке дивана сидит пожилой кореец.
   Женя, на корейском:
   - ... вот таким образом, портной Вэн, я полагаю, что в ближайшее время в этой стране возникнет некоторый дефицит тканей. И позволяю себе порекомендовать вам взять в кредит по максимуму.
   Кореец медлит, потом кланяется. Говорит:
   - Спасибо, мастер Гуй. Я в том или ином объёме, но обязательно воспользуюсь Вашим советом. - делает паузу, - Позвольте спросить, могу ли оказать ответную услугу?
   Женя:
   - Да. У меня возникла очень, очень неприличная ситуация. Полагаю, что к послезавтрашнему дню мне нужно свадебное платье. И, вероятно, костюм к нему, но это не столь большая проблема.
   Вэн, подумав пару секунд:
   - Я полагаю, что это решаемая проблема. Я могу посмотреть, что можно доделать из имеющихся заготовок, в крайнем случае, поспрашивать по коллегам. Или же сделать что-нибудь простое и лаконичное.
   Женя:
   - Да, последний вариант предпочтительней. Идеальный - что-нибудь в стиле платье из скатерти за три минуты.
   Вэн медлит, потом осторожно говорит:
   - Мастер Гуй... при всё уважении...
   Женя:
   - Мастер Вэн... "в стиле". Если бы мне надо было расфуфыренную пародию на европейское средневековье, я бы обратился к советским ремесленникам. Но мне нужно нечто, что может сделать лишь мастер.
   Вэн медлит, говорит:
   - Спасибо, мастер Гуй. Я с радостью возьмусь за этот заказ.
   Женя:
   - Со своей стороны, я хочу отметить, что предоставлю вам не только фото, но и видео вашего шедевра. Позиционное, не случайное.
   Вэн:
   - Заранее благодарю. Когда можно примерку?
   Женя:
   - Э-э-э... дело в том, что прибытие на примерку сопряжено с некоторыми сложностями. И более того, если это чудо возможно, я бы хотел попытаться сделать сюрприз. Хотя не настаиваю. Возможно, вы сможете хотя бы приступить к работе по размерам?
   Вэн, с сильным соменнием:
   - Ну, пожалуй, я могу попробовать. Но хотелось бы хотя бы фотографии...
   Женя:
   - О! С фотографиями, полагаю, решаемо. Вам, возможно, удобно будет записать размеры или вы запомните?
   Вэн, с улыбкой:
   - Полагаю, что моя память осилит несколько цифр.
   Женя, с улыбкой:
   - Телосложение классическое, восточных пропорций выступ бедра посредине между плечом и пяткой. Рост сто шестьдесят шесть-восемь, длинна ноги от выступа бедра семьдесят - семьдесят три. Ноги прямые, с круглыми коленками. В силу некоторой пересыщенности ног мускулами, третье из классических окон просматривается очень слабо, и не сливается со вторым при постановке стоп чуть под углом. Высота таза нормальная, пятнадцать-семнадцать сантиметров от свода четвёртого окна до линии выступов. Бёдра вставлены в таз обычно, без значительных вывертов, но чуть оттянуты назад значительным количеством ударной работы ногами по верхнему уровню. Зазор между тазом и грудной клеткой обычный, семь-восемь сантиметров. Особенность грудной клетки - расширение вверх под углом восемьдесят три градуса по профилю, а так же довольно развитая плечевая мускулатура, добавляющая ещё несколько градусов. Грудь классическая "древняя гора под дланью", расположение приподнято незначительно развитыми грудными мышцами. Спина прямая, плечи незначительно накачены вперёд. Жировые подушки на бёдрах и попе выражены слабо, однако, попа высокая из-за хорошей мускулатуры. Замеры покажут, что по линии свода окна - восемьдесят два-три, по линии таза - восемьдесят пять-семь, по выступам таза - семьдесят восемь-восемьдесят, по узости талии - от сорока пяти на втягивании до семидесяти на надувании, шестьдесят пять-семь по нижнему краю ребёр, восемьдесят-восемьдесят два по груди при расслабленных мышцах спины, девяносто пять-семь по уровню плеч. Шея без особенностей по длине, но довольно пересыщена мышцами и выглядит толстоватой. Причёска короткая, открывающая уши. Цвет волос - светло-светло русый, общий типаж лица - смесь якутского и средне-европейского. Скулы высокие, подбородок низкий, острый, глаза азиатской формы. Зодиакально - Скорпион, однако, верхнего развития и с чертами Весов.
   Вэн пару секунд растеряно смотрит на замолчавшего Женю, потом говорит:
   - Знаете, мастер Гуй, я, пожалуй, запишу.
  
   День, Большой боксёрский зал. Два ринга по центру, груши по краям рингов. На месте третьего ринга - площадка тренажёров.
   На ближайшем ко входу ринге по рингу кружат две фигуры в шлемах и перчатках. У ринга стоит пожилой сухощавый мужчина. Десяток человек отрабатывают удары по грушам, трое стоят у груш в парах.
   Фигура, прыгающая по рингу лицом к залу, замирает. Получает удар в голову, летит на ринг.
   Тренер кричит:
   - Стоп!
   Оборачивается. Замирает, глядя на входящую в зал Дарью.
   Тренер, злобно-грубовато:
   - Девушка, вы что-то хотели?
   Дарья медленно снимает очки, вешает на задний карман джинсов,
   Тяжкой, походкой идёт на тренера, склонив голову и глядя не него неотрывным прицелистым взглядом. На лице застыло выражение "растопчу, мразь".
   Тренер испугано озирается, натягивает маску пренебрежения, смотрит на подходящую Дарью.
   Дарья надвигается, за два шага до тренера вскидывает руки в боксёрскую позу. Тот с растеряно-напуганым лицом вскидывает руки, отпрыгивает влево вдоль ринга.
   Дарья встаёт на его место, выпрямляется, спрашивает с пренебрежением:
   - Спортсмен что ли?
   Тренер, раздражённо:
   - У Вас с головой всё в порядке?
   Дарья, утвердительно, тоном постановки диагноза:
   - Спортсмен.
   Один из парней на ринге, заигрывающим голосом:
   - Девушка, а спортсмен - это как?
   Дарья мрачно, исподлобья смотрит на него, говорит:
   - Это когда ни разу не дрался по серьёзному. Когда на кону не медалька или разряд. А хотя бы своя жизнь.
   Парень, со чуть напуганным смехом:
   - Ничего себе хотя бы... а не хотя бы тогда что?
   Дарья, холодно:
   - Из понятных тебе вещей, мальчик, жизнь матери, например.
   Парень, с нервным не верящим смехом:
   - Ну, сказочница...
   Дарья, пренебрежительно:
   - Вырастешь - поймёшь... если вырастешь.
   Отворачивается от ринга, смотрит на тренера, который внимательно слушает диалог. Глядит ему за спину, где от груши идут к рингу два крупных мужика. Один - с простоватым русским лицом, второй - с каменным лицом северянина.
   Один окликает:
   - Станислав Сергеевич, проблемы?
   Тренер оборачивается, глядит на подходящих, говорит:
   - Да тут какая-то больная тренировку срывает.
   Мужики с любопытством смотрят на Дарью. Она смотрит на них, на лице - радостная улыбочка предвкушения драки. Дарья, радостно, с сарказмом:
   -Точна! Срываю. Видом своим. Речами, подрывающими авторитет тренера.
   Простоватый:
   - Девушка, вам помочь выйти что ли?
   Дарья, с улыбочкой и безумием в глазах смотрит ему в глаза, спрашивает:
   - Помогать-то один будешь или друзей соберёшь на битву?
   Простоватый обиженно кривиться, начинает шагать к Дарье. Останавливается от руки северянина, опустившейся на плечо. Северянин, спокойно:
   - Погоди.
   Отодвигает простоватого вбок, шагает вперёд, говорит ровным голосом:
   - Здравствуйте, барышня.
   Дарья, мгновенно погасив безумное веселье в глазах, ровным вежливым тоном:
   - Здравствуйте, сударь.
   Северянин еле заметно дёргает губой, потом спрашивает:
   - Не уделите ли мне несколько минут беседы?
   Дарья:
   - С превеликим удовольствием, сударь. Всегда рада пообщаться с воспитанным и вежливым человеком.
   Северянин чуть задирает бровь, кидает насмешливо-вопростельный взгляд на тренера. Тот мнётся, поворачивается к рингу, кричит:
   - Что стоим? Работаем!
   Северянин смотрит на простоватого, говорит:
   - Петро, постучи пока грушу.
   Тот неохотно кивает, отходит. Северянин приглашающее кивает Дарье на площадку на пороге зала.
   Тренер начинает орать поправки двоим на ринге.
   Она бросает на него взгляд с хитрым прищуром, смотрит на площадку с тренажёрами.
   Он, опустив взгляд, смотрит на свои боксёрки, переводит взгляд на её тяжёлые ботинки. Поднимает взгляд.
   Она кивает, поворачивается, идёт к выходу. Встаёт у косяка лицом к залу. Он, хмыкнув, встаёт перед ней, перекрывая обзор на зал. Спрашивает, глядя в подбородок:
   - Так какими судьбами Вас занесло в нашу скромную обитель?
   Она, хмыкнув, отводит взгляд от зала, смотрит ему в глаза, говорит:
   - А позвольте в качестве эпиграфа к нашей беседе анекдот?
   Он:
   - С удовольствием.
   Она отведя взгляд в зал:
   - Я занимаюсь боксом десять лет. Жена занимается карате восемь лет. Мы не соримся. СТРАШНО.
   Дарья возвращает взгляд на его лицо. Он растягивает лицо в широкую улыбку. Держит её несколько секунд, потом убирает, говорит:
   - Весьма жизненно. Позвольте ответить анекдотом же.
   Дарья кивает.
   Он:
   - Татарин поучает жену. Запомни: если я пришёл домой с шапкой на левом ухе - значит, настроение доброе. А если на правом - то злое. Она ему в ответ: ты тоже запомни: если я встречаю с полотенцем - значит у меня доброе настроение. А если со скалкой - то мне... без разницы, на каком ухе у тебя шапка.
   Дарья растягивает лицо в улыбку. Держит несколько секунд, убирает. Говорит:
   - Знающие люди рассказывали, что опасней скалки только сковородка.
   Он, с ноткой испуганного восхищения:
   - А уж как опасно их сочетание... я вот даже не показываюсь на кухне, когда жена печёт пирожки.
   Дарья каменеет лицом, отводит взгляд в зал. Он глядит на неё, потом отводит взгляд в дверь. Они несколько секунд стоят молча. Он, ровным голосом, в котором проскальзывает смущение:
   - Так что бы вы хотели от нашей скромной обители?
   Она, помедлив пару секунд, отмирает, возвращает взгляд на него, деловым тоном говорит:
   - Ищу девушек, весовые до семидесяти, рост до ста семидесяти. Для съёмок в кино.
   Он, с сомнением:
   - Ленфильм?
   Она, быстро:
   - Нет. Если говорить громкими словами, то тогда скорей Голливуд.
   Он, с некоторым скепсисом:
   - А если по факту?
   Она:
   - А по факту, группа лиц с опытом съёмок полупрофессионального видео рассматривает варианты открытия видеостудии и съёмок разных видео для телеканалов и видеосалонов. Там немного другие требования для оборудования. Но при этом нет необходимости оформлять огромную кучу документов для разрешения на съёмку. Можно просто взять камеру, микрофон и снимать. Это - технически. За счёт этого появляется свобода в плане сценария. В том числе, можно не подбирать людей под сценарий, а наоборот, находить людей, проводить оценку и писать сценарий под них.
   Он, быстро:
   - А проводить оценку - это как?
   Она, чуть помедлив:
   - Проводить оценку... это смотреть, кого и как человек может сыграть наилучшим образом. Выявить его амплуа. То есть кого ему играть легко и удобно. А затем, собрав группу персонажей, прописывать варианты их взаимодействия. Вот, например, можно поставить пару камер в этом зале, и снять эпизод "горделивая блондинка-каратистка и кучка боксёров". Где всё вот так, как было в реале, но без Вас. И с переходом в побоище "одна на всех".
   Он, с ноткой насмешливого скепсиса:
   - Как-то... не совсем реально...
   Она с безумной улыбочкой:
   - Ну, сложите вместе, что все будут стесняться бить девушку, а девушка не стесняется бить ниже пояса. По голени, например.
   Он бросает взгляд на ботинки Дарьи. Поднимает серьёзное лицо. Она, всё с той же улыбочкой:
   - И, соответственно, через несколько десятков секунд на экране может быть комедия про дюжину одноногих боксёров и порхающую бабочку. Можно добавить, что у девушки есть опыт работы против группы противников, а у боксёров группой против одного - нет.
   Он, холодно:
   - Поня-я-ятно.
   Она, пригасив веселье, ровным голосом, глядя в его глаза:
   - Но это - без особенных вывертов сценария. Просто битва. А гибкость сценария позволяет вписать разные повороты. Например, кого-то, кто уходит в оборону со сбережением ног и начинает пытаться докричаться до блондинки. Например, извиняясь, что сразу не приняли всерьёз, умоляя не калечить и признавая, что всех победила и все сдаются.
   Он, медленно, заторможено:
   - Интересный поворот...
   Она, чуть улыбнувшись:
   - Или... толпа боксёров зажимает злодейку к стенке, и какой-нибудь добрый рыцарь решает перевести всё в шутку. И с криком "не, так не честно, давайте стенка на стенку!" влезает в битву на её стороне. Или из-за груши вылазит прекрасный вьюнош, с первого взгляда воспламеняется любовью, и сверкая восторгом, идёт к злодейке с открытым лицом и сердцем подставлять щёку. И у неё на него нога не поднимается.
   Он растягивает губы в улыбку. Она, с улыбкой же:
   - Или из-за груши же выходит сердитая девочка. А злодейка ей говорит, что девочек не бьёт... потому что у неё все нормально с ориентацией.
   Он растягивает улыбку ещё шире. Дарья, сбросив веселье, деловым тоном, с ноткой скуки, отвернувшись в зал:
   - Ну, вот как-то так выглядит гибкий сценарий. Соответственно, из этого эпизода выводиться следующий и так далее. - она запинается, очень скучающе завершает: - До свадьбы с прекрасным юношей... дружбы с девочкой со взаимным воспитанием, перековкой злодейки в добрейки рыцарем и всё такое.
   Он медлит, глядя на её неподвижное лицо и взгляд в никуда. Потом спрашивает:
   - Барышня... простите, не знаю Вас по имени-отчеству.
   Она медлит пару секунд, Потом возвращается, цепляет маску деловой сосредоточенности, говорит:
   - Дарья Евгеньевна.
   Он, с легким поклоном:
   - Виктор Альбертович. Очень приятно познакомиться.
   Она, помедлив, делает книксен с полами жилетки. Он старательно удерживает взгляд на её лице, не сваливая его на её грудь. В глазах его - смех.
   Она, с тем же смехом в глазах выпрямляется, говорит:
   - Взаимно, Виктор Альбертович. Весьма польщена знакомством. Крайне лестно найти в столь... суровой обители столь интересного собеседника.
   Он:
   - Ну что Вы! Вы мне льстите, Дарья Евгеньевна... и прошу прощения за изначально суровый приём. Вам не посчастливилось застать редкий момент, когда... хозяин данного зала отсутствует. Смею Вас заверить, что на его фоне я весьма скучен и обыден.
   Дарья:
   - О! С нетерпением жажду с ним познакомиться.
   Он:
   - Увы... боюсь огорчить, но он в отъезде на пару недель. К слову сказать, на соревнования юношей... так что... за пылающими взглядами, коих Вы, несомненно, достойны, милости просим через пару недель.
   Она медлит, потом, чуть натужно удерживая светский тон:
   - Всенепременнейше.
   Он медлит вглядываясь в неё, потом с ноткой заботы:
   - Дарья Евгеньевна, не желаете ли... в терапевтических целях, так сказать... избить грушу?
   Она, холодно:
   - Благодарю Вас, воздержусь.
   Он, извиняющимся тоном:
   - Прошу простить, если чем-то расстроил.
   Она медлит, потом устало, простым голосом:
   - Нет, Вить, всё нормально.
   Он замирает с ноткой растерянности на лице. Она роняет взгляд в пол, продолжает:
   - Ты-то не при чём. Просто... две недели...
   Он, растеряно:
   - Э-э-э... Даш, а что - надо быстро?
   Она, помедлив, надевает маску неважности, с пренебрежительным смешком в голосе:
   - Да... смешная, в общем, ситуация. Не важно.
   Он, с кривоватой улыбочкой:
   - А расскажи, пожалуйста. Я тоже хочу посмеяться.
   Она медлит, потом говорит, глядя в зал:
   - Да всё просто. У учителя свадьба на днях. Он... отчим по совместительству. Дальше объяснять?
   Он, помедлив:
   - Нет. - несколько секунд думает, потом неуверенно: - Если хочешь, я могу с тобой сходить.
   Она бросает на него взгляд, в котором смесь любопытства, смеха, угрюмости. Говорит:
   - Искренне спасибо. Но... не получиться. Там... коллектив всю игру видит на раз.
   Он, с усмешкой:
   - Что, все режиссёры?
   Она, отведя взгляд в зал:
   - Не. Скорей, очень опытные зрители. ОЧЕНЬ опытные.
   Он, задумчиво тянет:
   - Понятно.
   Она молчит, глядя в зал. Потом резко, по деловому:
   - Ладно. Спасибо за беседу. Пойду искать каратистов.
   Он, чуть растеряно:
   - Погоди.
   Она раздражённо-вопросительно смотрит на него.
   Он:
   - Сердитую девочку из-за груши посмотришь?
   Она задумчиво медлит, потом кивает. Он бросает взгляд на ботинки, потом говорит:
   - А ладно. Пошли.
   Поворачивается, идёт к ряду груш у ближней стенки.
   Она, шагая за ним:
   - Мне ботинки очень дороги как память о мошонках врагов, которые пошли на кожу.
   Он останавливается, поворачивается, смотрит на неё недоумённо-неодобительно.
   Она, с кривой улыбочкой:
   - Что!? Сказал - пошли? Я - пошлю. Извини, что не смешно. Уж как умею.
   Он вздыхает, неодобрительно качает головой, поворачивается, идёт дальше.
  
   Подходят к дальней груше. За грушей, прикрывшись ей от зала, стоит некрупная стройная очень молодая девушка. На ней - потёртое трико, чешки, серые волосы стянуты в хвост на затылке. Она с мрачной сосредоточенностью отрабатывает подпригнуть - нанести двойку - отпыргнуть.
   Дарья и Виктор останавливаются у стенки, смотрят на неё.
   Девушка, сделав два подхода, останавливается, горбиться по-боевому, мрачно смотрит на Дарью узкими серыми глазами. Дарья отвечает ровным внимательным взглядом.
   Девушка переводит взгляд на Виктора, хриплым грубым голосом спрашивает:
   - Что надо?
   Виктор, со старательно удерживая смех:
   - Да вот, Муха, с тобой...
   Девушка срывается с места, подскакивает к Виктору, пинает его в ногу, отскакивает. Яростно шипит:
   - Не называй меня Мухой!!!
   Он, чуть поморщившись, наклоняется, почти не играя, трёт коленку. Говорит:
   - Ладно. Прости, мало знакомы. Очень часто слышал от Тренера...
   Она, резко:
   - Ты-то не тренер!
   Он:
   - Да. Но вот как тебя зовут...
   Она, мрачно:
   - Лена меня зовут.
   Бросает взгляд на Дарью, возвращает на Виктора, спрашивает тоном "отвалите":
   - Что надо-то?
   Дарья, ровным голосом:
   - Я думаю, что бить ногами, когда есть скорость и баланс, надо немного не так.
   Лена кривиться в презрительной усмешке, открывает рот сказать, застывает. Дарья, подпрыгивает, вынося вперёд левое колено, в полёте резко дергает его назад и вбок, на противоходе выстреливая боковой удар правой ногой. Носок ботинка тяжко врезается в грушу, отбрасывая её и оставляя отпечаток. Груша качается вправо-влево.
   Дарья, тем же ровным тоном:
   - Но сначала следует отработать... - делает ровно горизонтальный мах рукой. Подпрыгивает, повторяет вынос коленки и рывок её назад с выстрелом правой ноги вверх. Носок ботинка врезается в грушу, на миг зависшую в верхней точке качелей. Груша подлетает вверх, срывается с крюка, грохается на пол.
   Дарья стоит. Смотрит мрачным взглядом в зал, где все, остановившись, смотрят на упавшую грушу. Поворачивается к Виктору, говорит с холодной ровной яростью:
   - Я, сударь, передумала и воспользовалась Вашим предложением побить по груше. Вы правы - оказало значительное терапевтическое воздействие. Благодарю за гостеприимство.
   Поворачивается, идёт к выходу.
   Виктор и Лена недоумённо переглядываются.
   Лена, глядя на Дарью, секунду думает, потом кричит:
   - Погодь!
   Дарья, не останавливаясь, идёт к выходу.
   Лена секунду стоит, глядя её в спину. Переводит взгляд на Виктора. Тот сам растеряно смотрит Дарье в спину.
   Лена срывается, бегом догоняет Дарью, оббегает её. Идёт перед ней задом наперёд. Поймав Дарьин холодный взгляд, говорит:
   - Научи так пинать.
   Лена встаёт в дверях зала.
   Дарья встаёт в двух шагах от неё, говорит холодно:
   - Дай пройти.
   Леня медлит, глядя на Дарью. Та стоит с холодным лицом. Лена мрачно скукоживается, отшагивает в сторону.
   Дарья шагает, выходит за порог, поворачивается. Говорит:
   - Выйди.
   Лена, помедлив, перешагивает через порог. Стоит, горбясь и угрюмо глядя на Дарью. Дарья, холодно, ровно:
   - Только пинать - нет.
   Лена стоит, ожидая продолжения. Дарья, помедлив, поворачивается, идёт по коридору.
   Лена, в спину Дарье, со смесью злобы и отчаянья:
   - Слыш, а чё тя так взбесило-то?
   Дарья замедляет шаги. Останавливается. Думает пару секунд. Потом решительно поворачивается, идёт обратно. Лена, взглянув на неё, горбиться. Её руки машинально дёргаются прикрыться - лицо Дарьи пылает яростью.
   Дарья, подойдя на два шага, встаёт и чётким, очень управляемым голосом говорит:
   - Меня взбесило, что я для тебя - никто, да и вообще... все взрослые врут и дураки. И ты не поверишь, что по городу... и по стране, работает группа бандитов, которая крадёт с улиц девушек, умеющих драться... - голос Дарьи наполняется болью - Не поверишь, что ты... потеряешь сознание на улице, а очнёшься далеко отсюда. А потом тебя бросят на ринг... против тяжеловеса. Драться за свою жопу. Ты во всё это не поверишь, пока не будешь лежать, битая, на ринге, а тебе в очко забьют хуй. - Дарья яростно кривиться, - не самый большой... чтобы не порвать и ты могла через пару деньков выйти на следующий бой с поёбками...
   Дарья замолкает, глядя на мрачно-недоверчивое лицо Лены. Потом говорит, ровным голосом:
   - Но я - никто, звать никак, несу хуйню. И бесит меня, что ничем помочь тебе не смогу. Прощай.
   Дарья резко поворачивается, идёт по коридору.
   Лена стоит, недоверчиво-мрачно глядя её в спину. Потом неуверенно буркает "да ну нах". Поворачивается, шагает к дверям. Замирает на пороге. Стоит, глядя в воздух перед собой. Потом буркает "да бля..." Кидает взгляд в зал. Там - все заняты, на неё никто не смотрит. Лена поворачивается, бегом кидается по коридору за Дарьей.
  
   Фойе дома культуры.
   Дарья пересекает фойе. Из коридора выбегает Лена. Забегает вперёд Дарьи, идёт задом наперёд, хрипло после бега:
   - Погоди, пожалуйста.
   Дарья продолжает идти к двери.
   Лена, с надрывом кричит:
   - Да верю! Верю я тебе!
   Дарья останавливается, внимательно смотрит на Лену. Та под взглядом мрачно сгибается, тихим голосом, застенчиво спрашивает:
   - Чему ещё, кроме бить ногами?
   Дарья:
   - Всему. Как мать и отец в детстве. С наказаниями за взбрыки. Вплоть до насмерть.
   Лена стоит, уроним взгляд в пол. Потом поднимает глаза, впивается взглядом в Дарью. Тихо спрашивает:
   - Ты была там... ну..?
   Дарья, резко:
   - Да. И ушла с целой жопой. Не сама. Учитель вытащил.
   Лена роняет взгляд обратно в пол. Говорит:
   - Я... если по чесноку, то странно мне. Понимаю, что ху... хрень какая-то всё это. Но чё-т как-то очень ссыкотно тя отпустить... и никогда больше не видеть. - поднимает взгляд, спрашивает: - Не знаешь, чё за мня?
   Дарья, с кривоватой улыбкой:
   - Видать, ссыкотно просрать свой шанс попасть в сказку. И в саму сказку - ссыкотно, потому что в сказке бывает очень больно и страшно. Так страшно, что готова в окно шагнуть или вены вскрыть, лишь бы не бояться больше. Но если есть, кому грамотно подпереть, то потом... - лицо Дарьи расплывается в улыбке - лютая ржака... и другое тоже.
   Лена внимает Дарье, распахнув глаза. Потом шепчет:
   - Не врёшь... вроде.
   Дарья, с кривой улыбочкой, шепчет:
   - Не вру. А ещё кроме боли и страха есть другое. Ебаный стыд, например. Это который когда дрочишь на фото одноклассницы, а потом ни с кем в классе не дружишь, чтобы никто не догадался.
   Леня стремительно краснеет, хрипло, яростно:
   - Откуда ты...?
   Резко отворачивается, делает один шаг обратно. Замирает. Горбиться. Смахивает слёзы. Оглядывается по сторонам. Никого нет, кроме вахтёрши за стеклом.
   Поворачивается к Дарье, вбивает в неё взгляд, где стыд задавлен яростью. Дарья стоит, глядя на Лену со спокойной улыбочкой.
   Лена, хрипло:
   - Ну и чё дальше, а?! Вот да... я вот такая...
   Дарья, со спокойной насмешкой:
   - А дальше... дальше, когда вытряхнешься из стыда, и из прочего... типа тоскливой безнадёги, наступает способность лупить словами и эмоциями. Что иногда бывает посильней кулака. Пример хочешь?
   Лена медлит, потом криво кивает.
   Дарья провисает на бедро, быстро приобретает похотливый вид, шагает к шокировано замершей Лене, кладёт ей руки на плечи, очень похотливо шепчет её в глаза:
   - Не надо на меня дрочить, пожалуйста.
   Лена содрогается всем телом. Дергается вырваться. Дарья, стряхнув похотливость, становиться очень холодной и жёсткой, удерживает Лену, резко шипит:
   - А ну - вдох и задержать дыхание! НУ!
   Лена, помедлив, вдыхает, задерживает дыхание.
   Дарья отшагивает. Смотрит на Лену. Та стоит, замерев и глядя в пол. Через пару десятков секунд выдыхает, делает несколько вдохов-выдохов, скукоживаеться. Буркает в пол:
   - Ну ты пиздец...
   Дарья, ровным холодным голосом:
   - Это была демонстрация "всего". Только сейчас на месте груши была ты.
   Лена не поднимая взгляда:
   - Угу... - медлит, потом спрашивает: - А ты это... про одноклассницу...
   Дарья:
   - Просто вычислила.
   Лена вскидывает удивлённый взгляд.
   Дарья, усмехается. Потом говорит:
   - Ватсон, скажите, вы - пидор? Шерлок!!! Но как вы узнали?! Э-э-э... просто спросил, Ватсон.
   Лена, криво улыбнувшись, роняет взгляд обратно, буркает:
   - Ну бля...
   Дарья:
   - Кароч, хва. Я пока живу в гостинице... на набережной которая, с краешку. Знаешь её?
   Лена, мрачно:
   - Угу.
   Дарья:
   - Надумаешь чё - приходи. Пойду я, дел ещё...
   Дарья поворачивается, шагает к дверям.
   Лена, в спину:
   - Погодь.
   Дарья останавливается, упирает руки в боки, тяжко вздыхает, оборачивается.
   Лена, стоит, сгорбившись, глядя в пол. Потом поднимает на Дарью взгляд, в котором - безумная драка решительности со страхом. Неуверенно, запинаясь, говорит:
   - Кароч... неча мне думать. Я потом всю жизнь... выть буду, если пролечу мимо сказки. Только... - горбиться, роняет взгляд в пол, шмыргает, начинает тихонько реветь, превращаясь в маленькую девочку. Давит сквозь слезы: - Только уже очень ссыкотно...
   Дарья бросает взгляд на вахтёршу, шагает вперёд, обнимает Лену. Лена утыкается в Дарьино плечо. Начинает затихать, шмыргая. Замирает. Потом шепчет растеряно:
   - Бля... чё за хня в башку лезет...
   Дарья:
   - Да ты скажи, я уж сама решу, хня али как...
   Лена пренебрежительно:
   - Да ну...
   Дарья молчит. Лена отстраняться. Отходит на шаг. Исподлобья смотрит на Дарью. Потом истерически улыбается, говорит:
   - Ну... ты сказала... кароч... хня там... - стеснительно краснеет, отводит взгляд вбок, еле слышно мямлит: - Да не знаю, как это сказать...
   Дарья, со смешком:
   - Видать, просто не знаешь, что попроситься в ученицы - это куда как глубже, чем попроситься замуж. Ибо муж будет ебать всего лишь пизду, а учитель - мозг и душу.
   Лена вскидывает на Дарью шокированный взгляд, стоит, не дыша.
   Дарья:
   - И с мужем можно развестись. А учитель - это насовсем. До смерти. Он же сам и убьёт, если попробовать от него свалить.
   Лена пару секунд смотрит на Дарью, потом спохватывается, выдыхает, торопливо тараторит:
   - Чё, вот прям так ваще конкретно всё, да? Насовсем?
   Дарья:
   - Ага. Насовсем.
   Лена, с безумной улыбкой:
   - Нормалёк... годиться... забирай меня со всеми потрохами и говном. Только... - роняет взгляд, хихикает, говорит: - не убивай, если говна вдруг будет много...
   Лена замирает. На её лице проступает паника. Она со сдавленным воплем хватается за голову. Потом растеряно роняет руки, смотрит на Дарью, шокировано-напугано говорит:
   - Я чё... всё?... подписалась, да?
   Дарья:
   - Не знаю... слова-то ты какие-то сказала, а вот решила ли...
   Леня медлит, потом резко мрачнеет, горбиться, буркает:
   - Да решила-решила... - начинает подрагивать, нервно пританцовывать на месте, стискивает зубы, выдавливает: - Только... бля... ссыкотно...
   Дарья:
   - Точно решила-то?
   Лена яростно выдыхает сквозь зубы, потом говорит:
   - Да точно, бля... всё... подписалась...
   Дарья, ровно, насмешливо:
   - Тогда хва париться. Считай, что у тебя внезапно нарисовалась сильно старшая сестра.
   Лена поднимает на Дарью взгляд, пару раз вздрагивает. Потом замирает, криво улыбается, спрашивает:
   - А чё не тётка то?
   Дарья:
   - Да, думаю, молодая я ещё для тётки. Тебе сколько лет-то?
   Лена, чуть хмуро:
   - Ну... четырнадцать... три месяца как.
   Дарья, нагло улыбаясь:
   - Ну а мне шестнадцать... четыре месяца как.
   Лена, с неверяшим лицом:
   - Чё? Да ты гонишь!
   Дарья:
   - Иди нах... в мужскую душевую, например.
   Лена замирает, потом хихикает.
   Дарья:
   - Короч, сестрёнка, через пятнадцать минут жду на крыльце мытой, переодетой и причёсанной.
   Лена растеряно смотрит на Дарью, открывает рот.
   Дарья, строго:
   - Ждать не буду! Пот твой нюхать не буду! И у тебя осталось четырнадцать с половиной минут.
   Лена секунду медлит, потом срывается с места, на бегу начиная зубами расшнуровывать перчатки.
   Дарья, посмотрев ей вслед, хмыкает, идёт к дверям.
  
   Крыльцо. Напротив крыльца на лавочке, развалившись, сидит Дарья, курит.
   С крыльца спускается Лена. В школьной форме, с пионерским галстуком, за спиной - ранец. Нервной походкой подходит к Дарье. Встаёт рядом, переминаясь с ноги на ногу.
   Дарья, мрачно:
   - Мдя. Присаживайся. Рассказывай.
   Лена, не снимая ранца, резко садиться на лавку. Вскакивает. Снимает ранец, ставит на лавку, садиться. Сгибается, хмуро спрашивает:
   - Что рассказывать-то?
   Дарья:
   - Анкету. Имя, фамилия, отчество, семейное положение, кто где родители и прочие близкие родственники.
   Лена, помедлив, выстреливает:
   - Отец с дедома, мать ушла. Всё.
   Дарья:
   - Збз. - смотрит на мрачно сгорбившуюся Лену, окликает:
   - Слыш, Ленок.
   Та, хмуро:
   - Чё?
   Дарья:
   - Пиздюлину хочешь?
   Лена, растеряно-яростно распрямляется, смотрит на Дарью, тянет "на всякий случай угрожающе":
   - Чё-ё-ё?!
   Дарья усмехается, потом говорит:
   - Команда была - имя, фамилия, отчество, КТО родители. А не жалобится, что "сиротинушка я".
   Лена медлит, потом сгибается, бурчит:
   - Костянникова Елена Александровна. Отец Костянников Александр Иванович. Токарь четвёртого разряда на заводе... номер триста пять. Мать... ушла, когда мне было два месяца. Отец ничего не рассказывал. Просто ушла. Совсем. Соседка тётя Люба как-то за неё... и Мишка... сын тёти Любы за брата... был... пока полгода назад не полез под юбку.
   Дарья:
   - Ясно. Дай угадаю: очень жрать хочется?
   Лена, помедлив:
   - Угу.
   Дарья вставая, говорит:
   - Тогда валим отсюда.
   Лена встаёт, одевает ранец. Смотрит Дарье вслед. Потом нагоняет, пристраивается рядом.
   Дарья:
   - Знач так, Ленсанна... кстати, а чё ты в школьной форме-то?
   Лена, с сарказмом:
   - Из библиотеки иду... - замолкает, потом буркает: - да стрёмно мне в платьице... перешитом тёть Любы... на тренировку. И так мужики... после трении всякое... ну, там... шуточки про пустой женский душ...
   Дарья, нежным голоском:
   - Ой, а зато в мужском-то, в мужском... хую встать некуда, чтоб в жопу не упереться.
   Лена замирает. Дарья проходит пару шагов, поворачивается. Лена стоит, широко распахнув глаза. Потом с хриплым сдавленным хохотом складывается, упирая руки в колени.
   Просмеявшись пару секунд, распрямляется. Продолжая хихикать, нагоняет Дарью. Говорит на ходу:
   - Я запомню...
   Дарья:
   - Не, нах. Своё изобретай. И смотреть надо, когда кому чего можно, а что - не надо, чтобы не разосраться вдрызг.
   Лена:
   - Ну, например?
   Дарья:
   - Ну, например, Виктору... если бы он при всех начал про пустой душ, можно жёстко, решительно сказать, что двоеженство запрещено... а после того, что ты с ним сделаешь в душе, у тебя, как у честной женщины, просто не будет выбора, кроме как взять его в мужья.
   Лена, помедлив, заходиться хихиканьем.
   Дарья, любопытствующим языком:
   - Кстати, Ленсанна, а мы куда идём-то? Тут хорошая столовка есть поблизости? Ну и так, чтобы соседи аппетит не портили.
   Лена задумывается. Мрачнеет. Замедляет шаги. Стоит, мрачно сгорбившись
   Дарья, вернувшись к ней, встаёт напротив неё, окликает:
   - Лен, а Лен.
   Та, мрачно буркает:
   - Чё?
   Дарья, грубо-ласково:
   - Глянь как на меня.
   Лена медлит, поднимает взгляд.
   Дарья:
   - Я, как твой рабовладелец на ближайшее время, торжественно клянусь, что ты мне всё съеденное отработаешь - до последней крошки и в пятикратном размере.
   Лена, мрачно:
   - Да чё ты гонишь... какая работа, нах...
   Дарья, с кривой улыбочкой:
   - Лена, не тупи. На сегодня твоя задача: пожрать, принять внятный внешний вид, обойти за меня ВСЕ секции бокса в городе. Точней, объехать на такси.
   Лена, растеряно:
   - На такси?
   Дарья:
   - СЕГОДНЯ. ВСЕ СЕКЦИИ. Максимум, пару на завтра на утро. Всё, хва стоять, куда идём-то?
   Лена, подумав, буркает:
   - Знаю, куда. Пойдём.
   Идёт по улице. Дарья пристраивается рядом. Лена, собрано:
   - Что мне делать-то надо в этих секциях.
   Дарья:
   - Заходишь. Представляешься. Говоришь, что ты собралась сниматься в кино и тебя уже утвердили на роль. Кстати, это уже правда.
   Лена встаёт, яростно:
   - Да ну нах!
   Дарья встаёт, разворачивается, смотрит на Лену с яростным прищуром, цедит:
   - Ленок, ты ЗА-Е-БА-ЛА тормозить. Это - последний раз, когда я не отвешиваю тебе бодрящий поджопник. Ясно, бля?!
   Лена, мрачно:
   - Ясно.
   Догоняет Дарью, идёт рядом. Бурчит:
   - А че за хня-то с кино?
   Дарья, мрачно:
   - Не хня. Порнуха как порнуха.
   Лена сбивается с шага. Дарья приотстаёт, заносит руку для шлепка по жопе. Лена бросает взгляд на руку, идёт дальше, угрюмо глядя перед собой в дорожку. Потом угрюмо цедит:
   - В жопу не дам. Лучше сразу убей.
   Дарья встаёт. На лице - шок. Лена продолжает идти вперёд. Дарья резко нагоняет Лену, хватает её за плечи, разворачивает к себе. На лице Дарьи - боль от нестерпимого сострадания.
   Лена, помедлив, поднимает взгляд. Удивлённо смотрит на слезинку, текущую из-под очков Дарьи. Дарья рывком снимает очки, смотрит на Лену, потом обнимает её за затылок и плечи, прижимает к себе. Шепчет:
   - Прости, сестрёнка. До меня чё-то не дошло, что ты - прыгнула.
   Лена медлит, потом неуверенно кладёт руки Дарье на плечи, бурчит:
   - Да ладно... сеструха... - шмыргает, втыкается лбом Дарье в плечо, тихо, сквозь шмырги, говорит жалобно: - Это уже сказка началась, да? Вот так... пиздых... и у меня... есть сестра. И... хуйня какая-то нездоровая, что она плачет, а мне хуёво... ну... это...
   Лена замирает, потом резко отстраняется, удивлённо смотрит на Дарью. Выпаливает:
   - Слыш, а звать-то тебя как?
   Они несколько секунд смотрят друг на друга. Потом начинают ржать в голос.
  
   Столик в столовой. Почти пусто. Несколько молодых пацанов, пожилая семейная пара, трое работяг. Работяги и молодые пялятся на Дарью с Леной, несущих к столику подносы с едой.
   Они садятся. Начинают есть. Лена - быстро, жадно. Дарья - неспеша. Лена, помедлив, притормаживает, начинает тоже есть не спеша. Замирает, глядя на Дарью, которая достаёт из жилетки телефон.
   Дарья, набирая номер, кивает Лене на тарелку, говорит:
   - Ты кушай, кушай.
   Лена продолжает есть, снова замирает от того, что Дарья говорит по телефону с сильнейшим американским акцентом:
   - Здарова, босс... Всё оки... поздравляя... у тя племяха нарисовалась... ага... слыш, эта... нищебродина лютая, а я её побегать за себя хочу пустить... ну типа стыдно бу... аха... о как! Не, может, не надо вот так сразу... ну, ладно, ладно... Я в столовке на Тимирязева восемь. Ну... минут двадцать точно... аха, ждём. Чмоки.
   Засовывает трубку обратно, берёт ложку, начинает есть.
   Лена, настороженно:
   - А чё - через двадцать минут?
   Дарья, удивлённо:
   - Опа... дую спик?
   Лена, хмуро:
   - Литтл бит. Ай стади инлиш фром фоф форм йет.
   Дарья:
   - Оу. Фри еарс.
   Лена:
   - Фо еас. Ай вэнт ту скул сикс еас олд.
   Дарья хмыкает, продолжая есть, спрашивает:
   - А с остальными предметами - как?
   Лена, со вздохом:
   - Ну... как. - Продолжая есть, с паузами:
   - Русский, литература - трояки... с натяжкой. Геометрия - четыре, твёрдо. Математики... вычислений всех этих не хватает до отлично.
  
   Площадка перед столовой. На площадке стоит такси "Волга". Опираясь на капот, стоит Женя в шляпе, очках, костюме, курит.
   Из столовки выходят Дарья, Лена. Дарья, увидев Женю, идёт к нему. Лена пристраивается сзади. Подходят к машине. Дарья, встав в паре шагов, низко кланяется по-японски. Лена, помедлив, повторяет. Женя приветствует коротким поклоном, кивает на машину.
   Пожилой усатый водитель хмыкает.
  
   В машине.
   Женя, с переднего сиденья, на английском:
   - Ты сама чё без колёс?
   Дарья:
   - Решила прогуляться между первыми тремя точками. Они близко. Кстати, Елена Александровна сносно говорит на английском.
   Женя поворачивается, смотрит на Лену, вжавшуюся в угол машины. Переводит взгляд на Дарью.
   Дарья, на английском, Лене:
   - Лена, это - мой учитель. Евгений Ёнович.
   Женя, с широкой улыбкой, по-русски:
   - Можно только Женя. Или дядя Женя. Или...
   Дарья, резко:
   - Учитель!
   Женя, удивлённо:
   - Что?
   Дарья, чуть смущённо:
   - У Лены из родни - отец, из детдома. Токарь. Мать ушла в два месяца.
   Женя внимательно смотрит на Лену. Она, на английском:
   - Ну и чё?
   Женя хмыкает, отворачивается.
   Дарья:
   - И ещё. Она - прыгнула в сказку. С пониманием, куда. И попросилась в ученицы. Наверное, даже лучше, чем я.
   Женя, ровно:
   - Поздравляю. - через пару секунд на русском, водителю: - Альбертыч, притормози у стоянки такси.
   Водитель кивает. Через пару секунд притормаживает.
   Дарья, Лене, по-русски:
   - Ладно, Лен. Я помчалась дальше по своим точкам. Ты - с Евгением Йоновичем, потом по своим. Думаю, до вечера. Пока.
   Дарья выпрыгивает из машины, хлопает дверью, идёт к такси.
   Женя:
   - Альбертыч, давай-ка на исходную, где подобрал.
  
   Комната-примерочная. Зеркала, столы с тканями, в комнату входят Женя и мрачная Лена.
   Женя, осматриваясь, бросает:
   - Раздевайся.
   Леня медлит. Потом с мрачной решимостью на лице начинает раздеваться. Снимает галстук, платье, скидывает лямки лифчика, поворачивает, расстёгивает. Кладёт руку на резинку трусов.
   Женя, резко:
   - Замри!
   Лена замирает.
   Женя подходит к ней, с тёплой улыбкой глядя в глаза. Снимает очки. Глядит в хмурые глаза Лены. Потом говорит чуть насмешливо и ласково:
   - Лен, а Лен.
   Она чуть вздрагивает, буркает:
   - Чё?
   Он:
   - Знаешь, если тебе вот прям хочется, то я могу... хоть здесь, хоть в шикарном гостиничном номере на шёлковых простынях. Медленно и ласково или властно, резво и жёстко... но всё равно ласково.
   Она вздрагивает, горбиться, роняет взгляд в пол.
   Он, тем же тоном:
   - Но тебе, блин, не так уж и хочется. По крайней мере, именно меня. А я тебя, Гвоздик, достаточно уважаю, чтобы не насиловать.
   Лена, смущённо:
   - Я не гвоздик.
   Женя, ласково:
   - Не-е-е-е... ты - гвоздик. Стальной. Кривоватенький, помятый жизнью, тронутый ржавчиной. Очень грустный, что никому толком не нужен.
   Лена горбиться. Шмыргает. Начинает плакать... потом сквозь слезы буркает:
   - Да чё за хня... чё я реву-то весь день.
   Женя:
   - Может, от радости, что нашли, подобрали и к делу собираются пристроить?
   Лена шмыргает. Потом несколько раз часто кивает. Затихает, утирает слезы рукавом. Вздыхает. Буркает:
   - Ну ладно.. чё... давай уже.
   Женя, хмыкнув:
   - Мы сюда приехали тебя приводить в нормальный вид. Эт я так, напоминаю. Ну-ка, выпрямись.
   Лена помедлив, с мрачным каменным лицом выпрямляется. Женя обходит её кругом, осматривая. Останавливается напротив неё, ловит её взгляд, махает рукой в торчащие жёсткие соски, говорит:
   - Классные сиськи.
   Она горбиться, устало бухтит:
   - Да иди нах.
   Женя, с мрачной яростью:
   - Да сама иди в мать обратно.
   Она замирает, осознавая. Вскидывается на него с яростным лицом. Он встречает её с яростной улыбкой, почти не шевеля губами жужжит:
   - Что, подерёмся? Я ставлю на бой штуку баксов, ты - очко.
   Лена, глядит на него, ярость сменяется удивлением, она подозрительно:
   - Ты чё, тоже был...
   Женя стремительно, размазываясь в движении, шагает к Лене, закрывает ладошкой рот, заходит за спину, обнимает рукой её руки, прижимает к себе, не давая шевельнуться.
   Лена стоит, шокированная скоростью движения.
   Женя, склонившись, серьёзным голосом шепчет её в ухо.
   - Так, Лен. Слушай очень внимательно. Слушаешь?
   Она кивает. Он опускает ладонь, обнимает её поверх ключиц. Шепчет:
   - У нас, у меня и у Дарьи, есть некоторые вещи, которые мы рассказываем и показываем только своим. Не просто так. А потому, что если об этих вещах узнают чужие, то нас убьют. У Дарьи, к слову, трое убитых. У меня - много больше. Так что думай, когда кому что говоришь. И особенно - где ты это говоришь и кто может это слышать. Поняла?
   Лена шепчет:
   - Поняла.
   Несколько секунд стоят, молчат. Лена, обиженно:
   - Только про титьки зачем хамить?
   Женя вздыхает, потом поднимает ладони, растопыривает пальцы, как будто держит пиалу, упирает пальцы по контуру титек. Шепчет:
   - Чуть позднее тут будут классические "половинки апельсина", сосками упирающиеся в свод ладони. На мой взгляд, очень гармонично смотрящиеся на твоей фигурке, Гвоздик. Ты же не мечтала о фигуре "два воздушных шарика на палочке"?
   Лена начинает смущённо горбиться, упирается в Женины руки, распрямляется обратно.
   Женя шепчет:
   - Чел, то, что в тебе много пацана - не повод мудохать в себе бабу. Жёстких, конкретных пацанок, из которых вырастают бой-бабы, мало. И если любить их могут только очень сильные мужики, то уважают, и охреневают с них многие. Отвыкай гнуться по любому поводу. Гвоздик должен быть прямым. Повтори.
   Лена, помедлив:
   - Гвоздик должен быть прямым. Запомню. Спасибо. И эта... или отпусти меня, или давай делай чё.
   Женя хмыкает, потом плавно, но быстро собирает пальцы в щепоть, чуть дёргает за соски, убирая руки.
   Лена еле слышно всхлипывает, дергается сгорбиться, но удерживает себя, распрямляется. Стоит, вытянувшись, зажмурив глаза, чуть подрагивая.
   Женя, весело-ласково, очень искренне:
   - Ты умничка, Гвоздик.
   Она распахивает глаза, в которых затихает поволока возбуждения. Хрипло шепчет:
   - А ты...
   Замолкает, видя яростную улыбку Жени. Он, почти не шевеля губами, жужжит:
   - А это тебе добивающий удар обратки за посыл на комплимент про сиськи. Я и вот это имел в виду, когда говорил, что сиськи - классные. Очень отзывчивые на ласку...
   Она, яростно:
   - Ты, блин...!!!
   Он:
   - Я, блин. Первый. Комом который. В колобок. - резко переходит на деловой тон: - Так, ладно. Постой тут пяток минут, сча приду.
   Идёт к дверям.
   Лена тихонько, душевно окликает:
   - Колобок, а Колобок...
   Женя застывает у дверей. Потом резко поворачивается, шагает к Лене, замирает в шаге. Смотрит на неё с пронзительным восхищением. Она вздрагивает сгорбиться. Удерживается. Женя, тем же тоном:
   - Что, Гвоздик?
   Лена:
   - Не надо так больше... раздразнить и бросить... реветь хочется от обиды.
   Женя вздыхает, потом говорит рассудительным тоном:
   - Знаешь, племяха Гво, - Лена кривиться в улыбке, - во первых, и в главных, всё, что ты говоришь или делаешь, чтобы кого-то унизить или отбросить, или заставить делать то, что нужно тебе - это атака. Удары. Захваты. Болевые приёмы. Удушения. Грубые у тех, кто не умеет. Мастерские у других. Чтобы научиться драться, нужно драться с мастерами. Я брякнул про сиськи. Это было так, легкое дружеское похлопывание по затылку. Почти ласка. В конце концов, должен же я был чё-нибудь сказать про них, раз довелось увидеть. Это - из тех атак, которые можно просто пропустить и принять. Например, скромно покраснев и сказав "спасибо". Можно перевести в поединок вокруг постели. Например, раскрыться, заманивая в атаку фразой "да откуда ты знаешь, если на ощупь не пробовал?" или щёлкнуть контратакой типа "чё, в учебнике читал описания классных титек?" ну, или простым "чё, есть с чем сравнивать?" или оно же, для дебилов "у твоей жены похуже, да?". Можно уклониться от постельной драчки спокойной фразой "вот повезло моему мужу", или намекнуть мне на то, что ты - не моя ученица. Фразочкой "ну, до учителя мне ещё расти и расти".
   Лена хихикает. Женя, улыбаясь в ответ:
   - В общем, вариантов - море. Но в ответ на очень... паническое размахивание руками, закрыв глаза, я пробил тебе по болевой точке. Показать, что не надо закрывать глаза в драке. А потом ещё пару раз пробил в стиле драчки вокруг постели. Ну и... попытался подбросить тебе в голову мысль, что не надо раскладываться перед первым, кто дотянется до твоих ласкучих титек.
   Лена криво улыбается. Потом говорит:
   - Поняла. Только... чё-т теперь ссыкотно говорить ваще... чтоб обратка не прилетела.
   Женя:
   - Ну, прилетит. Ну, поставит оно тебя на нервы на пяток минут. И чё? Не в больничку на неделю. И вообще, знаешь...
   Лена:
   - Чё?
   Женя:
   - Учитывая, сколько времени мы тут болтаем, вместо полминутки на осмотр, тебе пора начать громко визжать типа кончая. Иначе про меня люди плохо подумают.
   Лена, с улыбочкой:
   - Чё, начинать?
   Женя тыкает в неё указательным пальцем, говорит:
   - Во! Зачёт.
   Идёт к двери.
   Лена, хрипло, в спину:
   - Слыш... а влюблюсь в тебя - чё делать будешь?
   Женя встаёт на пороге, поворачивается через плечё, говорит с притворным раздражением, через которое торчит смех:
   - Слыш, подруга, давай я для начала прям сча сделаю из тебя, как ты выглядишь в моих мечтах. А уже потом обсудим про влюбиться.
   Выходит из комнаты.
   Лена стоит, глядя ему вслед. Потом издаёт сдавленный счастливый визг, кружиться по комнате, выстреливая во все стороны удары.
   Дверь открывается, в комнату заглядывает Женя. Лена замирает, смущённая.
   Женя, деловым тоном:
   - Давай-ка одевайся и на выход. Сначала - к парикмахеру и лицо чуть подрисуем.
   Лена:
   - За... зачем?
   Женя:
   - Блин... ну, например, потому, что одежду следует подбирать под лицо и содержание глаз. Не тормози уже.
   Закрывает дверь
  
   Комната, примерочная. Открывается дверь. Женя вводит Лену. Глаза Лены - завязаны тонким шарфиком. Волосы - выбелены, заплетены в две тугих косички по бокам лица и третью, уложенную в колечко на макушке. Из колечка на макушке торчат две серебристые заколки.
   На Лене - тонкая белая футболка, через которую просвечивает тонкий лифчик. Поверх футболки - жилетка-разгрузка из плотной серой ткани, на ткани - пятна и разводы "сваривания" в отбеливателе. Ниже - широкая юбка до колен из такой же ткани, подпоясанная белым ремнём с хромированной пряжкой от солдатского ремня. На ногах - высокие белые тряпичные ботинки на толстой платформе с приподнятым каблуком.
   Женя, поставив Лену перед зеркалом, спрашивает:
   - Готов?
   Лена:
   - Да.
   Женя развязывает шарф. Лена впивается взглядом в своё лицо. Брови - подщипаны, глаза подведены тонким чёрным карандашом, немного незаметных теней на веках. Вместе - удлиняет глаза, скрадывая близкую посадку. На губах - бледно-синеватая помада дающая эффект "посиневших губ".
   Лена проскальзывает взглядом по одежде до ботинок, пару раз прыгает из стороны в сторону, возвращает взгляд на лицо. Несколько секунд смотрит на себя, потом шокировано-напугано тянет шепотом:
   - Ой, бля-я-я-я...
   Женя, весёлым шёпотом:
   - Что, Гвоздик, так себе нравишься, аж себя хочется?
   Она краснеет, резко поворачивается к нему. В глазах - стыд, задавленный яростью.
   Женя:
   - Вот так и должно быть у уважающей себя бабы, которая смотрится в зеркало перед выходом в люди. Потому что если она сама себя не хочет, то и окружающие тоже нах пошлют.
   Лена, хмуро:
   - Ну пиздец... и чё теперь... мне это... так и ходить шлюхой белобрысой?
   Женя вздыхает, поворачивает Лену к зеркалу, говорит:
   - Ты не совсем понимаешь, что видишь. Смотри.
   Лена мрачно смотрит на себя в зеркале. Женя:
   - Вот это - целостный стиль "баба-викинг". Начиная с двух косичек, закрывающих шею от рубящих ударов и противоударной подушки на затылке... с двумя кинжалами. И заканчивая типа сапогами на ногах. Плюс жилет, который держит легкие режущие удары ножом. Плюс широкий ремень с большой пряжкой, прикрывающий живот и отвлекающий внимание сверканием. Так что типа да... типа шлюха. Только не та, что всем даёт в пизду. А та, что всем даёт пизды.
   Лена хихикает, сгибаясь.
   Женя, ровным светским тоном:
   - Скажи, тебе нравятся блондинки?
   Лена замирает, выпрямляется. Лицо - хмуреет.
   Женя:
   - Конкретная блондинка?
   Лена, опустив взгляд, медлит. Потом нервно, резко кивает.
   Женя, спокойно:
   - А она тебе нравиться не из зависти? Ну, потому, что ты хочешь быть ею?
   Лена стоит, опустив взгляд. Потом, помедлив, поднимает его, смотрит на себя в зеркале. Взгляд её наполняется спокойной уверенностью.
   Она смотрит на Женю через зеркало, говорит:
   - Всё поняла. Спасибо.
   Женя:
   - Ну чисто так... - бросает коварную улыбку - чтоп мне оценить объект твоей... зависти. Как думаешь, вас рядом поставить, сколько из сотни... запариться выбирать, на кого смотреть?
   Лена, опустив взгляд, подумав, буркает:
   - Да хз. Маша, она...
   Женя, с ноткой сарказма:
   - Красивая-прекрасивая. А уж когда смущённо улыбается... так ваще.
   Лена поворачивается, вскидывает на него напряжённый взгляд, выпаливает:
   - Ты откуда знаешь?!
   Женя, наклоняет голову, хитро прищуривается, тыкает себя в висок, говорит:
   - Отсюда.
   Лена, злобненько:
   - Чё?
   Женя с напускным занудством:
   - Чел, если уж завидовать - то самой красивой и такой... нежной девочке в классе. На которую можно пялиться, когда она у доски. Только вот самые такие красивые блондинки обычно не самые умные. И любят смущённо улыбаться, когда тупят. Ну или злобно бычить, но это не вариант для зависти. Я всё правильно изложил?
   Лена, опустив взгляд:
   - Угу.
   Женя, грустным голосом:
   - И вот из таких, кстати, как раз получаются белобрысые шлюхи.
   Лена вскидывает взгляд, растеряно:
   - Чё?
   Женя:
   - Таких многие хотят. И из таких часто получается или очень влюблённая жена, если за душой не пусто. Или злобные стервы, которые всем мотают нервы, отбиваясь от попыток разложить. Или - белобрысые шлюхи. Так что ты давай думай, кому завидовать.
   Лена, отведя взгляд в сторону, секунду думает, потом угукает.
   Женя:
   - Ладно, помчались уже работать.
   Поворачивается, идёт к двери. Лена остаётся стоять, напряжённо глядя ему в спину.
   Женя поворачивается у двери. Вопросительно смотрит на Лену.
   Она делает неуверенный нервный шаг, потом идёт к нему, ускоряясь. Подлетает, вцепляется в него, впивается поцелуем. Женя стоит, не шевелясь.
   Лена, отстраняется, смотрит на него шалыми глазами. Женя стоит с легкой улыбкой на лице. В глазах - хохот.
   Лена, хрипло:
   - Хошь, отсосу?
   Женя, с улыбкой:
   - Слыш, оторва белобрысая. Оно те надо? Тут... - хлопает себя по груди слева, - ..и тут... - тыкает в голову, - ты уже крепко засела. И на фига оно тебе надо ещё и хоть какой дыркой на меня?
   Лена, отчаянно:
   - Надо!
   Женя вглядывается в её глаза, потом говорит:
   - Не-е-е-е...
   Её взгляд наполняется отчаяньем.
   Женя:
   - Тебе не это надо.
   Женя плавно, но быстро поворачивает её, прижимает к себе спиной. Сам прижимается к стене. Лена стоит, оцепенев.
   Женя кладёт ладони ей на плечи, медленно проводит до запястий, берёт за запястья, заводит её руки себе за голову, выгибая её. Лена, роняет голову ему на плечо, смотрит растеряно-напугано.
   Женя шепчет:
   - А теперь постарайся не шевелиться.
   Она судорожно кивает, вцепляется в него взглядом.
   Он кладёт кончики пальцев ей лопатки, медленно ведёт вниз. Она начинает дышать шумно, сбивчиво. Его пальца скользят до живота, проходят по краю юбки, трогают пряжку. Затем неспешными змейками начинают скользить вверх. Доходят до рёбер, ползут выше. Лена застывает, дыхание её перехватывает, глаза распахиваются широко.
   Пальцы, скользят обратно вниз. Лена с шумно выдыхает, обмякает. Пальцы скользят по животу, заходят за ремень. Снова скользят по животу, идут вверх. Лена начинает дышать чаще, шумнее. Замирает, когда пальцы доходят до края лифчика. Вздрагивает, когда ускальзывают под мышки. Пальцы скользят вниз. Она выдыхает с тихим протяжным стоном, обмякает, закрывает глаза.
   Пальцы скользят вниз, доходят до пряжки. Внезапно делают бросок, резко расстёгивают пряжку, молнию.
   Она напряжённо застывает. Обмякает, когда пальцы идут вверх. Напрягается, распахивает глаза, когда пальцы идёт вниз. В глаза бурлит смесь паники, восторга и вожделения.
   Женины пальцы проскальзывают за пояс юбки, замирают, затем начинают очень плавно идти вниз. Лена начинает дышать часто, сбивчиво, в глазах нарастает паника. Юбка и трусы ползут вниз, обнажая волосы на лобке. Идут ниже. Лена цепенеет, судорожно пытаясь вздохнуть. Пальцы быстро скользят ниже. Юбка падает. Трусы остаются висеть на бедрах. Лена испуганно, судорожно дышит, глядя на Женю взглядом, полным паники.
   Женины пальцы медленно скользят по бёдрам, чуть проскальзывают по складочкам, еле касаются кончиков волос. Затем начинают скользить по отпечатку от пояса юбки. Заскальзывают за спину.
   Лена со всхлипом вытягивается, выгибается. Пальцы скользят за спину, скользят по попе, начинают взбираться вверх по спине. Она начинает подрагивать, во вздохах проскальзывают стоны. Пальцы на спине забираются под футболку. Щёлкает застёжка лифчика.
   Лена со всхлипом сгибается вперёд, стискивая руки на его затылке.
   Его руки выскальзывают из-за спины. Скользят по краю рёбер вперёд. Идут по животу вниз, подлезают под футболку, медленно идёт вверх и к спине. Зайдя с боков, цепляют лифчик, скользя к шее. Поднимают его вверх.
   Лена стоит, замерев, редко, рывками, вдыхает-выдыхает. В глазах - растерянность.
   Пальцы скользят вниз, выскальзывают из-под майки. Скользят вверх, по майке. Начинают кружить вокруг грудей, Лена начинает дышать чаще. Во взгляде нарастает восторг пополам с паникой. Кончики Жениных мизинцев еле ощутимо перечёркивают её соски. Она всхлипывает. Сгибается вперёд, потом выгибается назад, закрывая глаза. Кончики ногтей возвращаются. Останавливаются Пару раз царапают соски. Лена вскрикивает, Выгибается дугой, упираясь Затылком ему в плечо. Пальца ещё раз оглаживают груди. Ногти возвращаются к соскам. Замирают. Начинают поцарапывать, все быстрее.
   Лена хрипло стонет, её ноги дрожат крупной дрожью. Она прогибается, вжимая попу в Женю. Её таз начинает бешено ходит вперёд-назад. Через полминутки она замирает, выгнувшись, подрагивая, издавая хриплые всхлипы. Его рука падает вниз, проскальзывает между ног. Она со вскриком дергается. Пальцы на руке между ног быстро трепещут. Она выгибается, распахивая глаза, полные безумия, заходиться в беззвучном крике. Вытягивается в струну, мелко вибрирует всем телом. Потом замирает, со всхлипом обмякает, складывается на пол. Сворачивается. Лежит, подрагивая, хрипло, со всхлипами дыша. Женя, помедлив, ложиться за её спиной. Мягко обнимает за живот и ключицы, прижимает к себе.
   Лена берёт его ладонь, тянет себе на левую грудь. Прижимает. Вздыхает. Лежит, тихонько дыша. Потом спрашивает:
   - Это всегда вот так... ну, так...
   Он:
   - Не, мне рассказывали, что бывает, попадаешь под смесь грунтотрамбовщика с отбойным молотком. И чувствуешь себя лягушкой, которую втоптали в кровать и раздолбили до желудка.
   Она хихикает, поворачивается к нему лицом. Всматривается в его смеющиеся глаза. Толкает его в плечо, заваливая на спину. Садиться на него верхом, упирается руками в предплечья, прижимая его к полу. Он лежит, глядя на неё все с тем же смехом. Говорит:
   - И вот сейчас она скажет самое страшное женское слово.
   Она, подозрительно:
   - Какое?
   Он, страшным шёпотом:
   - Ещё!
   Она отводит взгляд, вслушивается в себя, потом буркает:
   - Ну... можно...
   Он, насмешливо:
   - Ты может, сначала это переваришь, а?
   Она вглядывается в его глаза, выпрямляется, отползает назад. С решительным лицом начинает расстегивать его ремень.
   Он, с ноткой сарказма:
   - Таки хочется увидеть хуй, стоящий на тебя?
   Она замедляется, замирает. Потом горбиться, начинает плакать. Женя рывком садиться, втискивает её в себя. Она пару раз дергается. Он удерживает её. Шепчет в ухо:
   - Извини, Гвоздик. Я просто чё-т не настолько тебя... люблю и ненавижу, чтобы ебать тебя в рот.
   Она всхлипывает:
   - Новый год...
   Он:
   - Что?
   Она, с тихими всхлипами:
   - Новый год. Праздник. Ждёшь-ждёшь. Потом елка. Подарок первого января утром. Потом ещё пару дней - салатики и остатки лимонада. А потом - всё. Снова обычная хня... я не... не хочу - начинает тихо реветь: - не хочу завтра опять проснуться в этой хне.
   Женя:
   - Ну ладно. Ночуй у Дарьи в гостинице.
   Она затихает. Буркает:
   - А чё, можно?
   Он:
   - Можно. Даже в чём-то - нужно. Потому что Дарья, думаю, к гостинице припрётся к полуночи, а тебе ещё отчёт давать о проделанной работе. Кстати, внизу у тебя такси стоит, счётчиком тикает.
   Она, растеряно:
   - У меня?!
   Он:
   - Ну да. Твоё такси, быстро объехать все секции бокса в городе. Заказано на день.
   Она ойкает, быстро вскакивает. Начинает торопливо поправлять одежду.
   Женя, с улыбкой:
   - Притормози!
   Она замирает с полунатянутой юбкой.
   Он:
   - Не гони. Не тормози, но не гони. У тебя ЕСТЬ время. По крайней мере, несколько минут, чтобы спокойно привести себя в нормальный внешний вид.
   Она секундочку думает, потом начинает одеваться спокойней.
   Он, помедлив, плавно встаёт на ноги, поправляет ремень, остальную одежду.
   Шагает к зеркалу, осматривает себя.
   Лена, расправляя футболку, шагает к зеркалу, встаёт рядом, смотрит на себя.
   Женя:
   - Норм. Пошли.
   Отходит на шаг. Она:
   - Погодь.
   Он поворачивается, смотрит на неё. Она, с сомнением:
   - Эта... - роняет взгляд в пол, смущённо: - Ну чёт... эта как-та не по чесноку...
   Он шагает к ней, обнимает за плечи. Она поднимает на него растеряно-обиженый взгляд. Он, ласково:
   - Знаешь, есть... бибизьяны. Которые сунул-вынул-убежал. Есть неуверенные в себе истерички. Которым надо видеть и слышать, как баба кончает. Но их мало. А есть извращенцы, которым доставляет море удовольствия, когда женщина кончает у них в руках. Так что... мне ваще збз, не парься.
   Она, мрачно:
   - Врёшь ты всё.
   Он, с сарказмом и напускным возмущением:
   - О, да. Конечно, вру. Счас выпинну тебя за дверь, грохнусь на пол и ка-а-а-ак подрочу раза три... а может, пять.
   Она, с кривой улыбкой:
   - Не надо. Я тебе так дам.
   Он:
   - А тебе оно надо? Не, не с целью выкатить обратку МНЕ. Я не против, но как-то можно и потом. Но вот ТЕБЕ и СЕЙЧАС оно - надо?
   Она, помедлив, мотает головой.
   Потом вздыхает, говорит:
   - Тока не понятно... мы поебались или как?
   Он, с яростной улыбкой:
   - А вот если я тебя дубьём по затылку и в рот бесчувственное тело - это как? А если в жопу, чтоб гинеколог не заметил - это как? А если у меня не встал, и я тебе целку пальцем порвал - это как? - меняет ярость на занудный тон: - Не грузи меня, а? Сама решай, что это было, и как тебе с этим жить дальше. Лады?
   Она медленно кивает. Женя поворачивается, идёт к двери.
  
   Такси. На заднем сиденье - Лена, Женя. Между ними - портфель, ранец, авоська, где виднеться пионерский галстук и платье. Лена коситься на ранец, на авоську, поднимает взгляд на Женю. Женя встречает её взгляд, говорит:
   - Я тебе домой отвезу. Заодно с отцом утрясу, что ты у нас работаешь. Он со смены - в пять?
   Лена, растеряно:
   - Да.
   Женя замолкает. Лена, подумав, с хитринкой в голосе:
   - А тебе адрес сказать или как? Дневника-то в ранце нет...
   Женя вздыхает, лезет в портфель, достаёт телефон. Набирает номер, ждёт ответа, говорит:
   - Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. Это Колобков, два-сорок-семнадцать. Так точно. Нужен адрес по фамилии. Да. Костянников Александр Иванович, проживает с дочерью Еленой. Ага. Спасибо. Отбой.
   Женя кладёт телефон в портфель. С каменным лицом глядит вперёд. Лена растерянно смотрит на него. Женя резко поворачивается, дразнящее высовывает язык, корчит рожу, резко отворачивается, сидит с каменным лицом. Лена прыскает хохотом.
   Машина останавливается. Лена смотрит в окно на крыльцо спорткомплекса. Поворачивает испуганный взгляд на Женю.
   Женя:
   - Задачу помнишь?
   Она, помедлив:
   - Зайти. Представиться, что из кино. Меня - взяли. Ищем ещё людей для съёмок. Девушки ниже среднего веса. Рыжие юноши.
   Он:
   - Молодца.
   Она:
   - Кстати, дядь Жень.
   Он, с ласковой улыбкой:
   - Что, племях?
   Она, чуть смущённо:
   - Ну... это... Даша мне как-то... ну, сказала... ЗАЧЕМ девушки. А рыжие юноши? Почему - рыжие?
   Женя, вздохнув, коситься на водителя. Потом говорит:
   - Пойдём, провожу чуток.
   Выходит из машины. Лена - тоже. Отходят на пару шагов, встают. Женя достаёт сигарету, закуривает. Потом говорит Лене:
   - Дарья ищет мужа. Ну или хотя бы парня, с кем можно заняться любовью. А то ей очень хочется. А не с кем.
   Лена, помедлив, неуверенно:
   - А...
   Женя:
   - А я - Учитель. Нам - нельзя, как бы ни хотелось.
   Она:
   - То есть вы...
   Он:
   - Не... на правах тренировки. Очень смешной. Два чела очень друг друга хотят, сильно любят, и НЕ трахаются. По дороге в такси можешь обдумать всё это. И сказать спасибо, что я тебя вооружил против Учителя дубинкой ревности.
   Лена, растеряно:
   - То есть... это...
   Женя, с напускной яростью:
   - Гвоздик, блин! Любой, любой приём, любое действие и тебя и тех, кто вокруг, может содержать в себе несколько смыслов. Ты - классная. Я словил море удовольствия. Ты - тоже. А то, что тебя Дарья ко мне МОЖЕТ ревновать - так это просто есть. И точно не повод нам с тобой не получать удовольствие от общения. А точней - повод устроить ей дополнительный тренировочный фактор. Или не устроить, а тебе устроить тренировку по сокрытию данных. И так и так польза. А теперь всё - вперёд.
   Лена медлит, потом поворачивается, идёт к крыльцу.
   Женя, ей в спину:
   - Погодь!
   Она замирает. Оборачивается.
   Женя, строго:
   - Елена Александровна. Пожалуйста, помните, как вы выглядите. И постарайтесь говорить соответственно внешнему виду. Всё.
   Она, помедлив:
   - Постараюсь, дядь Жень.
   Поворачивается, идёт.
   Женя смотрит, как колышется от шагов подол юбки, создавая эффект игры бёдрами. Потом, затягивается, тихо говорит:
   - Ну ладно... будем считать, мальчишник перед свадьбой провели.
  
   Ранний вечер. Район старых пятиэтажных домов. На улице - пусто. У подъезда на лавочке сидят две бабульки в сарафанах. Болтают. Замолкают при виде подходящего Жени. На Жене - очки, борода, растрепанные волосы. В руке - портфель, во второй - большой пакет.
   Женя кидает взгляд на номер подъезда, останавливается, говорит светским тоном:
   - Доброго вечера, барышни. Позвольте полюбопытствовать, не в шестой ли квартире за этой дверью проживает Елена Александровна Костянникова?
   Бабульки внимательно окидывают Женю взглядом, задерживаясь на туфлях, часах и портфеле. Переглядываются. Одна из них:
   - И тебе здравствовать, мил человек. А чё за дело у тебя до Лены?
   Женя кивает на лавочку напротив, спрашивает:
   - Присяду?
   Вторая бабулька, хитренько:
   - Да ты лучше к нам, поближе. А то со слухом-то плоховато уже, а чё тебе орать-то.
   Привстаёт, отсаживается, освобождая место.
   Женя, радостно:
   - Ух ты! Нагретенькое. - отсевшая хихикает. - Ну, спасибо, спасибо.
   Садиться, пристраивает пакет у ног, портфель на колени. Потом говорит тихим, заговорческим голосом:
   - Тут, девоньки, вот какое дело...
  
   Час спустя, там же. Людно. Люди идут со смены.
   Женя сидит на лавочке у подъезда, напротив лавочки с бабульками и пакетом. Бабульки, тихонько шепчутся.
   Женя бросает взгляд на четырёх рабочих, подходящую к подъезду.
   Переводит взгляд на бабулек. Вопросительно кивает. Те кивают в ответ.
   Рабочие встают у подъезда. Молча, устало, прощаются. Один из них, крепкий, низенький, похожий на Лену лицом, идёт к подъезду. Коситься на Женю, кивает бабулькам, Остальные идут дальше.
   Одна из бабулек окликает рабочего, почти зашедшего в дверь:
   - Иваныч, погодь-ка.
   Тот останавливается в дверях. Потом резко поворачивается, смотрит на бабулек напряжённым взглядом. Видит у них маски "я знаю тайну, но не скажу, пока не спросишь". Резко переводит взгляд на Женю. Впивается в него взглядом.
   Женя сидит, спокойно встречая взгляд.
   Иваныч переводит взгляд на бабулек, цедит:
   - Что тебе, Сидоровна?
   Та, напугано, кивает на Женю, говорит:
   - Да тут человек с тобой поговорить хочет.
   Иваныч резким шагом подходит к Жене на два шага, встаёт, сгорбившись, напружинясь, цедит:
   - Что надо?
   Женя, скучающим голосом:
   - Поговорить. И мне - не надо. Тебе надо.
   Иваныч, злобно:
   - Слышь, ты кто такой?! - потом замирает, озаренный догадкой, нервно кричит: - Чё с Леной?!
   Женя, прислушиваясь приближающемуся топоту трёх человек, устало буркает:
   - Ни прокатило.
   Встаёт, разминает шею, очень сильно наклоняя голову в стороны, доставая ухом до плеч. Иваныч, сжимающий кулаки, настороженно замирает. Женя буркает ему:
   - Сам дурак.
   Отшагивает в сторону, поворачиваясь к набегающим трём рабочим.
   Они переходят на шаг. Встают полукругом в двух шагах от Жени. Центральный, крупный, с большими накачанными плечами, кидает взгляд на Иваныча, бросает:
   - Костяныч, чё?
   Тот:
   - Хз.
   Крупный переводит взгляд на Женю, бычаще:
   - Слыш, ты кто такой чё нада?
   Женя, скучающе:
   - Ты чё такой дерзкий? Давно зону не топтал? Или думаешь, что управление спецзаводов самая толстая крыша в городе?
   Крупный:
   - Чё? Да ты чё бакланишь?
   Женя, с пониманием:
   - А! Да ты просто тупой.
   Иваныч, предостерегающе:
   - Мятыч!
   Тот кидает взгляд на Иваныча, пропуская начало жениной атаки.
   Женя, провалившись, стелющимся движением подскальзывает в притык к Мятычу. Тот начинает сгибать руки, прикрываясь. Женя выстреливает левой рукой почти параллельно корпусу, впечатывает ладонь в подбородок, ныряет вниз и вбок делает шаг вперёд за спину Мятыча. Женина левая рука обтекает правое плечо Мятыча, хлопает его по затылку. Женя проскальзывает дальше за спину, встаёт. Мятыч, постояв пару секунд с ошеломлённым лицом, пытается повернутся. Его ведёт вбок, он, неуклюже пытаясь сохранить равновесие, делает пару шагов в бок. Падает к ногам второго рабочего. Сразу же начинает торопливо, неуклюже вставать на колени. Встав, стоит пару секунд, содрогается в блевотных спазмах. Заваливается на бок, скрючивается в позу зародыша. Лежит, подрагивая в блевотных спазмах.
   Бабульки, Иваныч, двое рабочих поднимают взгляды на Женю. Женя стоит, сложив руки на животе, смотрит на Мятыча. Потом кивает, поднимает взгляд на Иваныча, говорит скучающе:
   - Ай-ай... такой специалист был... золотые руки... а вот упал, ударился затылком - и всё... пропали руки. Трястись начали.
   Рабочий, у ног которого лежит Мятыч, напугано-яростно:
   - Да ты чё творишь?! Да ты сам понял, чё сделал?!
   Женя, напускает на лицо весёлую ярость, жужжит почти не шевеля лицом:
   - А Вы, ГРАЖДАНИН, не хотите отрываться от коллектива? Хотите, так сказать. НА СЕБЕ ПРОЧУВСТВОВАТЬ что я делаю?
   Иваныч резко шагает, встаёт спиной к Жене, вскидывает руки, говорит:
   - Так, всё, парни, стоп! Я сам дальше.
   Те горбятся с мрачными лицами.
   Иваныч поворачивается к Жене, втыкает в него напряжённый взгляд, тихо спрашивает:
   - С Мятычем - чё?...
   Женя молчит, с улыбкой глядя на Иваныча. Тот отводит взгляд в сторону, бурчит, извиняясь:
   - Да он ваще нормальный пацан... только контуженый чутка.
   Женя, хмыкнув, с сарказмом:
   - Афган, поди? Вражеская мина рядом с окопом?
   Иваныч, кинув взгляд на Женю, отводит взгляд в землю за его спиной, буркает:
   - Нет. Горнопроходческие работы.
   Женя:
   - Куда как полезней войны, однако.
   Шагает к Мятычу, обтекая Иваныча. Садиться на корточки, кладёт руку Мятычу на затылок. Держит несколько секунд. Мятыч вздрагивает. Женя резко проводит ладонью вперёд до лба, потом назад по спине до копчика. Мятыч вздрагивает, чуть прогибается.
   Женя встаёт, отряхивает руки, кивает рабочим на Мятыча, говорит:
   - Вира.
   Те недоумённо переглядываются. Тот, что стоит над Мятычем:
   - Чё?
   Женя, со вздохом:
   - Груз-поднимай.
   Мятыч медленно садиться. Сидит пару секунд, прислушиваясь. Потом начинает вставать. Рабочие бросаются к нему, подхватывают под локти. Вздёргивают на ноги.
   Мятыч вяло отмахивается, буркает:
   - Да я норм...
   Смотрит на Женю. Тот стоит, спокойно глядя на Мятыча. Потом переводит взгляд на рабочих по бокам Мятыча, говорит добродушно:
   - Брысь уже отсюда, а?
   Те мнутся, бросают взгляд на Иваныча за спиной Жени.
   Женя, с ноткой ярости:
   - Он вам завтра всё расскажет. Если не с сильного похмелья будет.
   Иваныч, мрачно:
   - Не пью.
   Женя:
   - Ну тогда точно всё расскажет. И вообще ничего непоправимого не случилось.
   Иваныч, резко:
   - А чё вообще?
   Женя стоит, переводя внимательный взгляд с одного рабочего на другой.
   Те смотрят на Иваныча. Тот кивает. Рабочие приобнимают Мятыча, молча уходят.
   Женя, проводив их взглядом, садиться обратно на скамейку, достаёт сигареты, закуривает. Кивает Иванычу на место рядом.
   Тот, помедлив, садиться. Достаёт папиросу, начинает её разминать, косясь на Женю. Кидает взгляд на бабулек. Те, замерев, молча смотрят как бы в стороны.
   Иваныч закуривает, нервно затягивается, выпускает дым, говорит напряжённо:
   - Хватит нервы мотать, а? Говори уже, как есть.
   Женя, со смешком:
   - Как есть сразу не получиться. - задумчиво медлит, потом говорит: - Знаешь, Сан Ваныч, бывают в жизни дни, которые делят её на то, что было до и то, что после.
   Иваныч, со сдерживаемой яростью и страхом:
   - Что с Леной, блять?!
   Женя поворачивает к нему голову, глядит в его глаза, наполненные болью, жёстко чеканит:
   - Она с сегодняшнего дня работает у меня.
   Иваныч, растеряно:
   - Чё?... Где - у тебя?! - потом злобно-недоверчиво: - Да кем эта сопля работать ваще может?
   Женя, спокойно:
   - А ты покури, подумай. Чем она резко отличается от девяноста восьми процентов сверстниц.
   Иваныч, медленно:
   - Бокс.
   Затягивается, глядит перед собой, потом цедит ровно:
   - А ты сам-то кто? Спортсмен?
   Женя, возмущенно-уговаривающе:
   - Не-не... вот чем-чем, а спортом я не увлекаюсь... так, натаскали чуть-чуть.
   Иваныч, мрачно:
   - Угу. Чуть-чуть... Мятыч восемь лет борьбой занимается...
   Женя:
   - Ну, для тех, кто натаскивал - чуть-чуть. Вроде, хватает пока.
   Иваныч затягивается, сплёвывает, говорит решительно:
   - Так, ладно. Чё за работа?
   Женя:
   - Ай, молодца. Сразу быка за рога и в корову.
   Иваныч поворачивает на Женю угрюмое лицо. Женя ровно, с холодной яростью:
   - Только ты меня не дослушал, Сан Ваныч.
   Иваныч отворачивается, затягивается, выбрасывает бычок в урну. Медлит, достаёт следующую. Закуривает. Потом цедит, глядя перед собой:
   - Ну, говори.
   Женя:
   - Так вот. Бывают в жизни дни, которые делят её на до и на после. У тебя, слышал, был такой годков четырнадцать назад.
   Иваныч, глубоко затягивается с яростным прищуром, цедит:
   - Ну, был.
   Женя:
   - Сёдня у тебя второй такой день. Не такой же. Но такой, когда - до и после. Только теперь есть варианты того, что тебе делать и как будет после.
   Иваныч затягивается, потом злобно цедит:
   - Ну, излагай.
   Женя хмыкает, потом говорит:
   - Ну, если хочешь побычить, повоевать... поискать ходов хитрых, милицию позвать на помощь... короче, не разбираясь, включить "спасать дочку любой ценной", то завтра на стол в комиссию по делам несовершеннолетних ложиться стопочка документов. Трудовой договор на пять лет, с обоснованием, почему именно она. Бумажка от участкового. Бумажка из первого отдела завода. Бумажка из отдела кадров с выпиской об официальной зарплате. Прошение Елены Александровны о переводе опекунства на зам. директора работодателя Дарью Евгеньевну. И поверх - ещё две не очень нужных бумажки. Одна - из управления по борьбе с бандитизмом. Вторая - от военных.
   Женя затягивается, выкидывает окурок. Говорит холодно:
   - Лена расстроиться, что у неё больше нет папы. Но переживёт. А ты - нет. Достоверный вариант?
   Иваныч сидит, тупо глядя перед собой. Потом затягивается. Тихо, обречённо говорит:
   - Вполне.
   Женя, тем же ровным голосом:
   - С другого краю вариант... мне он выглядит более достоверным. Но тебя жизнь слишком побила, чтоб сразу так поверить.
   Женя замолкает. Иваныч, угрюмо-безнадёжно:
   - Это ты точно заметил. Стар я уже в сказки верить.
   Женя:
   - Во-во. А если без сказок. Ты как жить собирался годика через четыре? Ну, когда Лена от тебя замуж свалит?
   Иваныч молча глядит перед собой. Потом устало откидывается, смотрит в небо, смаргивает. Потом опять сгибается, буркает:
   - Да хз. Не думал об этом. Просто всё... - переходит на тихий крик - понимаешь, ВСЁ у меня - Ленку поднять. Чтоб за жизнь нормальную зацепилась... получше моей.
   Женя, с ноткой задушевности:
   - Ну вот допустим... проскочили вы с ней мимо хрени... типа в пятнадцать лет "папа, мне Васка с десятого бэ с дружками в подвале присунул дай денег на аборт".
   Иваныч резко поворачивается к Жене. Смотрит на него яростно-напугано.
   Женя, ровным спокойным голосом:
   - Вот, проскочили вы мимо всей такой хрени. Пошла она в техникум, или даже в Институт. На втором курсе вышла замуж за пятикурсника из не бедной семьи, ушла к мужу. Ты-то сам дальше - как?
   Иваныч, со сдерживаемой яростью:
   - Васька из десятого бэ, да?! - вскакивает, орёт: - ГДЕ ЛЕНА, БЛЯТЬ?!!!
   Женя, бросает унылый взгляд на бабулек, потом возвращает на Иваныча, грустно-уныло спрашивает:
   - Иваныч, ты чё, больной?
   Иваныч, со сдерживаемой яростью цедит:
   - ГДЕ? ЛЕНА?
   Женя смотрит на бабулек, спокойно, с интересом спрашивает:
   - Лидия Сидоровна, Мария Сергеевна, вы как вот думаете, если бы... не дай бог... но если бы... у Елены хватило бы смелости рассказать ЕМУ - кивает на красного, подрагивающего от ярости Иваныча.
   Тот с невнятным сипением шагает к Жене. Замирает в шаге, натолкнувшись на Женин пустой взгляд. Женя, пустым голосом:
   - Посажу на пятак.
   Иваныч медлит, потом с криком ярости хватается за голову, отворачивается. Ещё раз кричит. Потом обмякает, падает на скамейку. Сидит, неподвижно глядя перед собой.
   Сидоровна, спокойным голосом:
   - Дурак ты, Иваныч. Радоваться надо, что дочке повезло. А ты психуешь.
   Он поднимает на неё оплывшее в шоке лицо, отсутствующе спрашивает:
   - Что?
   Сидоровна, поучительно:
   - Дурак ты, говорю. Тебе радоваться надо, что дочь в люди быстро вывел. Гордиться, что такую вырастил, что с малых лет кому нужна. А ты психуешь, как дурак.
   Иваныч, с тихой злобой:
   - Да ты...
   Сидоровна, строго, резко:
   - А я, Саша, с тринадцати у станка стояла. За пайку. Чтоб с голода не сдохнуть. А вы, молодые, гляжу, нормально живёте да с жиру беситесь.
   Иваныч опускает взгляд в землю. Потеряно тихо говорит:
   - Да... нету у меня ведь никого больше.
   Сидоровна, зло:
   - А тя чё, кто её отбирает, а? - переходит на сдержанный нервный крик: - В эвакуацию без документов увозит?! В концлагерь угоняет?! К тебе человек нормально говорить пришёл, а ты гоноришь... - затихает, злобно буркает: - Пездосторож сраный. Трусы железные на дочь натяни, чтоб ни хером, ни снарядом...
   Иваныч сгибается, прячет лицо в ладони. Сидит так десяток секунд, потом тяжело вздыхает, роняет руки, смотрит на Сидоровну, спрашивает жалобно:
   - Делать-то чё, тёть Лид?
   Сидоровна, ровным голосом:
   - Те, паря, годков-то сколько? Тридцать пятый? Можа, сам уже ДУМАТЬ начнешь, а? А то уже второй десяток пошёл, как чуть что - так тёть Лид... или теть Маш.
   Иваныч, мрачно:
   - Да не знаю я...
   Женя хмыкает, спрашивает:
   - У тя гинеколог знакомый есть?
   Иваныч коситься на Женю, в глазах сквозь мрачность проступает удивление. Буркает:
   - Нах?
   Женя:
   - Да Ленке завтра к нему сходить на осмотр. Справку принести тебе, чтоб хуйню твою в башке заткнуть. А то уж больно кипятком из неё хлещет.
   Иваныч, стиснув зубы, отводит взгляд. Медлит, хрипло цедит:
   - Не надо.
   Женя, уговаривающее:
   - Не, ну а чё? Давай, раз уж так... ежедневный контрольный осмотр. Можно у трёх специалистов сразу, с экспертным заключением...
   Иваныч, яростно:
   - ХВАТИТ!
   Женя, спокойно, дружелюбно:
   - Вот это ты своей... хрени головной ори. Ладно?
   Иваныч молчит, потом говорит угрюмо:
   - Прости... просто... всю жизнь боюсь, что Ленка в мать пойдёт. В шалавы гулящие.
   Женя, со смешком:
   - А ты ей это хоть раз говорил?
   Иваныч, удивлённо:
   - Чё?
   Женя:
   - Ну вот так просто. "Доча, если станешь блядью - я очень расстроюсь. Просто до бессильных слёз... потому что получиться, что я пол-жизни, на тебя потраченные, просрал".
   Иваныч пялиться на Женю очень напряжённо. Женя, ровно:
   - Этого - хватит, чтобы отрезало наглухо.
   Иваныч отводит взгляд, бурчит в воздух перед собой:
   - Да ну...
   Женя:
   - Чё, слабо? С дочерью откровенно поговорить - слабо?
   Иваныч, неуверенно-перенебрежительно:
   - Да чё эта сопля... - вздыхает.
   Женя, ровным голосом:
   - Ты, Сан Ваныч, так ведь и не понял, что за день сёдня.
   Достаёт сигарету, закуривает. Иваныч, помедлив, достаёт папиросу, начинает разминать. Буркает:
   - Ну?
   Женя, облаком дыма:
   - Резец загну точить ко дну ибо сверло поломалось!
   Бабульки прыскают смешками, резко затихают.
   Иваныч закуривает, потом тихо бурчит:
   - Ладно. Что за день у меня сегодня?
   Женя тоном сказочника:
   - Жила была мрачная девочка Леночка. Дитятко. А потом бежала мимо добрая шаманка-колдунья Дарья Евгеньевна. - бабульки, Иваныч замирают, - И говорит Дарья Евгеньевна: "ой, Леночка, вижу крепость в тебе великую, будто варили тебя из лучшей оружейной стали... не пора ли тебе в люди идти, дела воротить?" Отвечает тут Леночка: "да боязно мне, злобная шаманка. Ибо маленькая я ещё, не умею ничего". Говорит ей добрая шаманка Дарья Евгеньевна: "Да того не бойся. Коли не струсишь прямо счас в жизнь идти, научу всему, что надобно. Ну а струсишь - туда тебе и дорога". Подумала Леночка, подумала, и как ни страшно ей было, говорит: "Ну, тогда бери меня в ученицы, всю, без остатка, да и будь что будет". Засмеялась добрая шаманка Дарья Евгеньевна, достала трубку свою волшебную и воскурила духам великим. А потом ударила три раза в бубен и превратилась девочка Леночка в прекрасную молодую бабу Елену Александровну. А шаманка Дарья Евгеньевна и говорит: "будь ты мне сестрицей названой, Елена Александровна. Ибо люба ты мне, как сестрица, и беречь да холить тебя буду пуще родной кровиночки". Засмеялась Елена Александровна, и говорит: "И ты мне люба, Дарья Евгеньевна. Будь и ты мне сестрицей названой"... и жили они... - Женя вскидывает руку, гляди на часы, говорит: - вот уже пять часов как... счастливо.
   Женя замолкает. Все молчат пяток секунд. Иваныч пытается затянуться потухшей папиросой, лезет в карман за спичками. Закуривает. Открывает рот сказать. Женя перебивает:
   - Кароч, Сан Иваныч, с сего дня у тебя в дочерях молодая, резкая, нервная БАБА Елена Александровна. Про соплячку Леночку - забудь.
   Сидоровна, очень тихо, напряжённо:
   - Ионыч, про сестру - правда?
   Женя смотрит на Сидоровну, потом очень серьёзно говорит:
   - Правда.
   Сидоровна вглядывается в его глаза. Потом облегчённо вздыхает, переводит взгляд на Иваныча. Спрашивает строго:
   - Ну чё, молчать будешь или скажешь чего?
   Иваныч, затянувшись, коситься на Женю, буркает:
   - А чё тут ты, а не... Дарья Евгеньевна?
   Женя, ровно:
   - Да так... порешали на семейном совете, что пойду-ка я, по-мужски поговорю. Опять же, Дарья бить толком не умеет. То челюсть в щепки бьёт, то рёбра в печень заколачивает.
   Иваныч, подозрительно, напряжённо:
   - Семейном, говоришь?
   Женя:
   - Ага. Мы с Дарьей, дочкой моей... приёмной, порешали, что я пойду.
   Иваныч отворачивается, затягивается. Кидает окурок в урну. Медлит. Потом ровным голосом спрашивает:
   - А что за... про лучшую сталь? - с напряжением в голосе: - ОРУЖЕЙНУЮ?
   Женя откидывается на скамейке, медлит. Потом рубит ровным военным голосом:
   - Отвечая на то, что ты боишься спросить напрямки. Воевать... конкретно стрелять, взрывать и окапываться, я её не пущу. Побежит - поймаю, притащу к тебе. Вместе будем ноги ломать, чтоб не бегала. Я - одну, ты - другую. Заодно - хмыкает, - поставим растяжители, вытянуть ноги сантиметров на пятнадцать, чтоб красившее було. Отвечая на то, о чём ты толком спросить не можешь, потому что не хватает данных для построения вопроса. Все серьёзные управленцы... нормальные, не господа в креслах, а те, что решают проблемы столкновения крупных коллективов и главарей крупных коллективов, все они по сути своей - вояки... князья, если по старому. Не та хня, которая бычила происхождением... а те, кто остальных за собой в атаку водил. И ещё думать успевал, когда кого атаковать, чтобы свои выжили, а враги - нет. Как атаманы, выборные, у казаков.
   Иваныч, с подозрением, пренебрежительно:
   - И чё, скажешь, что Ленка - вот эта... княгиня?
   Женя, удивлённо:
   - Конечно, нет!
   Иваныч:
   - А чё тогда?
   Женя:
   - Слышь, ты чё гонишь, будто план в конце месяца горит?
   Бабульки хихикают.
   Иваныч отворачивается, буркает:
   - Извини. Слушаю.
   Женя, помедлив:
   - Так вот, у атаманов, князей, директоров есть ближники. Те, на кого опереться можно, а человек не сломается и не прогнётся. Как бы тяжко ни было. На соревновании... или на войне, где бригада с бригадой, завод с заводом, министерство с министерством и страна со страной. Только призы разные... и там, где страна со страной, нет правил и судей.
   Женя замолкает. Иваныч, помедлив, тянется за папиросой. Разминает, задумчиво тянет:
   - Ближники, говоришь...
   Женя, спокойным голосом:
   - Дочь ты... из той стали сварил, что годиться везде. На самый верх. От лица мира тебе за то поклон низкий.
   Женя встаёт, не спеша, серьёзно, отвешивает поясной поклон.
   Иваныч хмыкает. Женя садиться обратно. Иваныч закуривает.
   Женя сидит молча, внимательно глядя на Иваныча. Тот, задумчиво тянет:
   - А теперь скажешь, что... отливку надобно ковать, точить, закаливать и затачивать. И то уже не моя работа. - поворачивается к Жене, резко спрашивает: - Так?!
   Женя:
   - Говори мы о железяке бездушной, а не о человеке - то да, так. А у живого человека Лены, как бы жизнь не сложилась, и сколько бы разного люда вокруг не тёрлось, отец - один. Какой бы ни был. И как бы ни посрались вы по её дури подростковой... младобабьей, всё одно отец - ты.
   Иваныч, мрачно:
   - Посраться, говоришь...
   Женя, с насмешкой в голосе:
   - Слыш, ты эта... мужик или как? - переходит на пластиково-участливый тон психиатора: - Я понимаю, что тебя больно кинули... в позднем детстве, когда любой плевок в душу утопить может.
   Иваныч застывает, сдерживая ярость. Женя продолжает:
   - Но ты чё, с тех пор совсем баб боишься?
   Иваныч замирает. Женя, подозрительно:
   - А может ты даже того... уже не стоит на баб-то, только на мужиков?
   Иваныч резко вскакивает, роняя папиросу, замирает перед Женей, красный, стискивая кулаки.
   Женя, насмешливо, деревенским простоватым тоном:
   - Жоница тебе нада, барин.
   Иваныч с шипением выдыхает сквозь стиснутые зубы. Женя, участливо:
   - Подсобить можа со жанитьбой-та?
   Иваныч махает рукой, падает обратно на лавку, рыкает:
   - Да без тебя обойдусь.
   Женя, с возмущением:
   - Без меня - да. Я ж не себя предлагаю.
   Бабульки прыскают. Иваныч яростно тфукает. Наклоняется, подбирает папиросу. Кидает в урну. Достаёт следующую.
   Мария Сергеевна, мягко, тихо:
   - А и правда, Саш... что ты всё бобылем-то?
   Он поднимает на неё больной взгляд, тихо воет:
   - Сергеевна, ну хоть ты-то...
   Она, мягко:
   - Ну а что - я? Ладно бы ты алкаш какой был... а то ведь нормальный мужик... непьющий, работящий. А... один. - Вздыхает в асфальт: - А это плохо. И тебе, и той, что без тебя.
   Сидоровна подхватывает:
   - И Ленке мать нужна.
   Иваныч, злобно-пренебрежительно морщиться, воет:
   - Ой, Сидоровна, не начинай опять, а?
   Нервно суёт папиросу между зубов. Закуривает. Нервно курит, бегая глазами по окрестностям.
   Женя, чуть насмешливо, в асфальт:
   - Видать, ты, Сан Ваныч, не боец.
   Иваныч замирает. Женя, задумчиво:
   - Видать, как в драке прилетает чутка в нос - так ты на землю и визжать жалобно, что не бейте меня больше.
   Иваныч:
   - Чё? Да чё ты гонишь?!
   Женя резко поворачивается к Иванычу, вбивает в него гневный взгляд, рубит:
   - А херли с бабами по другому-то? Один раз нарвался на блядь, получил в душу - и десяток лет, лежишь, хнычешь, себя жалеешь. - с сарказмом продолжает: - Ой-ой! Весь мир - бардак, все бабы - бляди, и солнце ёбаный фонарь, а я бедняжка, всем обижен, останусь тут лежать в теньке.
   Иваныч презрительно прищуривается, отворачивается, смотрит на бабулек. Те отворачиваются, кривят губы, скрывая улыбки.
   Иваныч, с возмущённым охуением в сторону бабулек:
   - Да ну пиздец, бля... у меня дочь... хз где, а они на меня втроём навалились и женят...
   Медлит, потом решительно, в воздух перед собой:
   - Так, ладно, с моей женитьбой замяли. Я вас всех услышал. Буду думать. И на этом - всё. Замяли.
   Женя:
   - Ага. Только ты эта... думай, а не... психуй, ладно?
   Иваныч, нервно, повернувшись к Жене:
   - Да бля...! - наталкивается на Женин спокойный, заботливый, сочувствующий взгляд. Отворачивается. Буркает:
   - Ладно. И теперь - всё.
   Женя вздыхает. Молчит.
   Иваныч, тихо, ровным голосом:
   - Ленка-то где сейчас?
   Женя:
   - На работе. Рассекает на такси по секциям бокса, ищет себе коллег.
   Иваныч затягивается, выдыхает, старательно ровным голосом:
   - Коллег? А в куда?
   Женя:
   - В кино.
   Иваныч вскидывается, удивлённо пялиться на Женю. Тянет:
   - Ленка? В кино?!
   Женя, удивлённо:
   - Ты, блин, чё, законы не читал? Где ещё можно работать, официально, в четырнадцать?
   Иваныч пялиться на Женю, удивлённо скривившись, потом брякает:
   - Ты чё, с Ленфильма что ли?
   Женя:
   - Да задрали вы с вашим Ленфильмом. Типа больше никто нигде снимать не может. Мосфильм, Ленфильм и всё... - с скарказмом: - Из Голливуда я, блин. Из Америки. Проездом через Гонконг с кун-фу боевиками про Шаолинь. И проплывом через Японию с семью самураями. И пролётом над Парижем с шуточками и перестрелками. - с яростью: - И снимать я буду так, чтобы смотрели везде. А не только в советском ящике, потому что смотреть больше нечего.
   Иваныч, растеряно:
   - А...
   Женя, резко:
   - Бэ! Ленка ещё пять лет может играть девчонок, которые за счёт силы духа бьются так, чтоб пацанам было стыдно и завидно. Да и... что там, если по чесноку, чтобы половина шарахалась от неё, а половина - втрескалась без памяти. А через пять лет... в девятнадцать, можно будет встать, и подумать, куда и как использовать этот ресурс - что четверть планеты знает в лицо.
   Иваныч, пренебрежительно:
   - Да ну нах, чё за гон... какие четверть планеты?
   Женя:
   - Ну а сколько знают в лицо Мерлин Монро? Ты вот - знаешь?
   Иваныч, неверяще-злобно:
   - Да ну чё за гон? Где Ленка и где эта... Монра?
   Женя:
   - Мерлин. Монро - фамилия.
   Иваныч, пренебрежительно:
   - Да похер...
   Женя, со вздохом:
   - Ну похер, так похер.
   Встаёт, подхватывает портфель. Говорит устало:
   - Ладно, пойду я. Дел ещё... - смотрит на бабулек. - Сергевна, Сидоровна, рад был поболтать. Авось, ещё свидимся.
   Сергевна:
   - До свиданья.
   Сидоровна:
   - Бывай, Ионыч. Захаживай.
   Женя разворачивается, уходит.
   Иваныч, растеряно:
   - Э... погодь...
   Женя поворачивается, смотрит на Иваныча. Говорит:
   - А... извини. И тебе до свиданья.
   Поворачивается, идёт дальше.
   Иваныч растеряно смотрит на бабулек. Те загадочно улыбаются в ответ. Иваныч вскакивает, бросается вслед за Женей. Догнав, протягивает руку схватить за плечо. Натыкается на Женин пустой взгляд через плечо. Замирает. Потом опускает руку, догоняет, пристраивается рядом с Женей. Десяток секунд идут молча. Иваныч, нервно:
   - Да не верю я ни хуя... пока сам не увижу...
   Женя:
   - И вот это - правильно. Не верь, пока сам не увидел... а ещё лучше - пощупал, понюхал, поскоблил напильником и облизал.
   Иваныч, мрачно:
   - Издеваешься, да?
   Женя:
   - Да нихуя. Сам так живу.
   Иваныч, помедлив:
   - От оно как... а скажи-ка, вот ежели Ленка - сталь оружейная, ты сам-то... чё-т не пойму я никак...
   Женя:
   - Гелион.
   Иваныч:
   - Чё?
   Женя:
   - Изотоп гелия-3.
   Иваныч, мрачно:
   - Газик, значит...
   Женя:
   - Ага... специальный такой... когда нужен защитный газик для плавки сверхчистых металлов... или когда в приборчике где нужно охладить контур до сверхпроводимости... или когда растворитель нужен состав газовой смеси раскидать для анализа... а ещё топливо для ядерных реакторов, что пророчат в движки межпланетных корабликов. Ну и по мелочи всякое, типа подъёмную силу в дирижаблях... ежели где зацепился, а не просочился, используя свойство сверхтекучести.
   Иваныч, задумчиво:
   - О как...
   Женя:
   - Ну ага. Вот так... иногда в другие газики мутирую. Ва-а-аню-ю-ю-юючие.
   Иваныч, осторожно:
   - Вот как сёдня что ль?
   Женя:
   - Что ты! Седня я так... немножечко закиси азота, которая веселящий газик... зубодёры раньше пользовались для наркоза.
   Иваныч:
   - Понятно... а я тогда... кто?
   Женя:
   - А то сам не знаешь?
   Иваныч:
   - А ты скажи, давай сравним впечатления-то.
   Женя:
   - Не прокатит. На - протягивает ручку, снятую с кармана. - Пиши на пачке беломора.
   Иваныч медлит, потом берёт ручку, достаёт. Начинает писать. Притормаживает, пытаясь писать на ходу. Потом догоняет Женю. Говорит:
   - Ну?
   Женя:
   - В принципе, близко. Только не Р6М5.
   Иваныч шокировано встаёт. Женя проходит пару шагов, оборачивается, встаёт, говорит:
   - Быстрорез-то ты быстрорез, только не универсальный. Скорей Р12. Или Р18. Для фасонного инструмента под задачу которая. На ФКМ-стали пока не тянешь...
   Иваныч:
   - Чё? - встряхивает головой, говорит: - Так. Ты чё, подглядывал?
   Женя:
   - Ага. У меня шпиёнские очки... на них прямая трансляция со спутниковой камеры.
   Иваныч, обиженно:
   - Да ну тя...
   Женя вздыхает, говорит:
   - Ну, чё... глядел я. На кончик ручки. Четыре символа, последний вроде пятёрка. Чё сложного то?
   Иваныч:
   - А в сталях откуда разбираешься?
   Женя, скучающим голосом:
   - Да так, натаскивали немножко...
   Поворачивается, идёт дальше.
   Иваныч:
   - Угу. Знаю я твоё немножко.
   Женя:
   - Ага.
   Молча идёт дальше. Подходит к такси, стоящему у остановки на центральной улице. Поворачивается, говорит:
   - Пиши.
   Иваныч:
   - Чё?
   Женя:
   - Чё диктую... хотя нах, дай.
   Протягивает руку.
   Иваныч даёт пачку беломора, ручку. Женя берёт, пишет. Потом выбивает из пачки папиросу, засовывает в зубы. Протягивает пачку с ручкой Иванычу. Тот машинально берёт.
   Женя:
   - Телефон Дарьи. Звонить можно до полуночи. Оценочно, в одиннадцать тридцать у Дарьи с Еленой встреча... примерно на берегу напротив крейсера. Где именно - спроси у Дарьи
   Иваныч, решительно:
   - Спрошу.
   Женя:
   - Ну-ну. - открывает дверцу, встаёт, говорит:
   - Плохая идея - ловить там Лену и тащить прятать у знакомых. Потому что в легкую можешь нарваться на... какое-нибудь "ты мне не отец!"
   Иваныч замирает, мрачно горбиться.
   Женя:
   - Хорошая идея - очень спокойно поговорить как со взрослой. В открытую. Там, пустырничку выпить перед встречей... и опять же... Дарья... скачут как-то по пустыне два суслика. Летит мимо баба яга. Один суслик другому: "Василь Иваныч, а давай до бабы Яги докопаемся". "Да иди нах, Петька. До Хоттабыча уже докопались". Ну, бывай.
   Садиться в машину, хлопает дверью.
   Машина отъезжает.
   Иваныч смотрит на пачку в руке. Видит ручку, прижатую к пачке. Вскидывает руку, шагает вслед за машиной. Потом яростно, безнадёжно махает рукой. Медлит, поворачивается, бредёт обратно. Взгляд его падает на телефонную будку на углу дома. Он встаёт. Потом суёт руку в карман, достаёт горсть мелочи. Торопливо идёт к автомату, разгребая монетки.
   Ссыпает мелочь в карман, зажав монетку. Заходит в автомат, снимает трубку. Набирает, глядя на пачку.
   Кричит в трубку:
   - Ало! Ало! Дарья Евгеньевна? Это Костянников... да, Александр Иванович... что?! А, да... Евгений Ионович заходил... Что?! - голос становиться удивлённым - не, все живы вроде... не... - растеряно - в больничку никто... - раздраженно: - да не, какая милиция, из автомата... КАК ЧЁ ЗВОНЮ?!
   Иваныч растеряно смотрит на трубку, бибикающую гудки. Решительно тянет:
   - Та-а-а-ак...
   Лезет в карман за монеткой.
  
   Вечер, светло.
   У подъезда гостиницы останавливается такси. Выходит Лена. Привычным толчком закрывает за собой дверь. Не оглядываясь, идёт к дверям. Такси, помедлив, отъезжает на полсотни метров. Паркуется.
   Швейцар у двери отрывает взгляд от такси. Внимательно осматривает подходящую Лену. Она идёт, выпрямившись, задумчиво, устало глядя в воздух перед собой.
   Швейцар, помедлив, открывает дверь. Лена, заметив его движение, машинально кивает, входит внутрь.
   Швейцар, хмыкнув, возвращается на место.
  
   Лена, зайдя в фойе, отходит на пару шагов от двери, встаёт. Бросает взгляд на часы над стойкой. На часах - одиннадцать. Стоит, осматривая кресла, диваны, столики в фойе. От стойки приёмной отходит пожилой портье, подходит к Лене, останавливается в паре шагов. Говорит мягко:
   - Excuse me. English? Finnish? Doich?
   Лена медлит, потом с блеклой улыбкой с невнятным акцентом, хрипло:
   - Russian, may be?
   Портье:
   - Как вам будет угодно. Могу вам чем-то помочь? Номер? Ужин?
   Лена, помедлив, с легким мягко-хриплым акцентом:
   - Благодарю, нет. Моя... - чуть морщиться, тщательно выговаривает: - работодательница... э-э-э... назначила встречу около гостиницы. Я... - чуть морщиться, подбирая слово - ...полагаю, что она будет здесь в течении часа. Могу я подождать её здесь?
   Портье:
   - Да, конечно... миз МакВинли, я полагаю?
   Лена глядит на портье. Тот смотрит на неё очень внимательно, хищно, изображая легкую улыбку.
   Лена:
   - Как вы... догадались?
   Портье:
   - О, жилетка, футболка, руки бойца... чувствуется некий фирменный стиль... в некотором роде.
   Портье бросает взгляд на макушку Лены, опускает взгляд на её кисти.
   Лена медлит, потом понимает. Пару секунд думает, говорит:
   - Я предпочитаю европейский северный... и сегодня было много рукопожатий... - поднимает правую руку, тянет пренебрежительно: - снимать-одевать...
   Портье:
   - Понимаю. Располагайтесь, фрекен... - вопросительно смотрит на Лену.
   Она, помедлив:
   - Лучше просто Елена.
   Портье, с улыбкой:
   - Хорошо. Располагайтесь, Елена.
   Лена кивает, подходит к креслу, медленно опускается, откидывается. Складывает руки в замок на животе, закрывает глаза.
   Портье, осмотрев её неподвижную позу, возвращается к стойке.
   Человек за стойкой, тихонечко:
   - Ну?
   Портье, тихо:
   - Прибалтка. Работает на МакВинли. Похожа на англичанку... чувствуется воспитание. Но не англичанка. Скорей - элитная школа в Эстонии, возможно, в Латвии. Русский, кажется, не базовый. Акцент... не совсем понятный. Что-то среднее между эстонским и кокни... Боец... голени, руки... пластика... бокс, может, что-то восточное. Не карате... пальцы не набиты. Может, Корея.
   Человек за стойкой:
   - Может, прощупаем пьяным финном?
   Портье, подумав:
   - Я бы не стал. От МакВинли армеутами попахивает... опять же, форма в багаже... вряд ли она знаки различия с собой таскает, но всё же... в общем, просто сфотографируй... фрекен Елену, и передай дальше. А и пусть там разбираются... по месту жительства. Или по месту учёбы. А то вдруг фрекен - прапорщик под прикрытием...
   Человек за стойкой блекло улыбается, говорит:
   - Ну-ну.
  
   Через двадцать минут Лена открывает глаза, осматривается. Потом встаёт, аккуратно покачивает плечами, разминая их. Идёт к выходу, выходит на улицу.
   Портье, проводив её взглядом, говорит человеку за стойкой:
   - Двадцать минут сна.
   Человек за стойкой:
   - Мда... возможно, и прапорщик.
  
   Лена, выйдя на крыльцо, отходит от двери вбок на пару шагов, встаёт у стены, расставив ноги и сложив руки за спиной. Потягивается, зевает.
   Потом просто стоит, блуждая взглядом по окрестностям. В глазах и на лице - выражение некоего возвышенного умиротворения существованием.
   Швейцар поглядывает на Лену очень внимательно, пытаясь поймать её взгляд. Она не обращает внимания.
   Подъезжает такси. Из такси выходит Дарья, хлопает дверью, идёт к гостинице.
   Лена фиксирует взгляд на Дарье. Дарья ловит взгляд, чуть замедляет шаги, рассматривая Лену. Встаёт, восхищённо качает головой, потом призывно махает рукой.
   Лена быстро, плавно идёт к Дарье. Та стоит, сунув большие пальцы за ремень, рассматривает Лену. Лена подходит, открывает рот. Дарья, по-английски:
   - Добрый вечер. Пойдём, прогуляемся.
   Лена:
   - С удовольствием.
   Дарья хмыкает, поворачивается, идёт к берегу. Лена пристраивается рядом.
   Швейцар провожает их внимательным взглядом.
  
   Дарья и Лена медленно бредут по берегу в сторону моста. Дарья, на английском:
   - Сможешь рассказать на английском?
   Лена, помедлив:
   - Попробую.
   Лена распрямляет плечи, бросает взгляд в небо, немного выше горизонта, потом опускает его поверх голов людей, начинает медленно, подбирая слова, говорить:
   - Девять групп... отделений... бокса. Ещё одна... не известная... не официальная... не могу найти. Не успела.
   Дарья:
   - Восьмая линия?
   Лена:
   - Да.
   Дарья:
   - Была там. Продолжай.
   Лена:
   - Две группы... видела девушек. Ира, шестнадцать, Оксана, двадцать. Поговорили. Согласны придти тебя послушать. Взяла телефоны.
   Дарья протягивает руку. Лена суёт руку в карман, достаёт бумажку. Дарья несколько секунд смотрит на бумажку, потом возвращает обратно. Лена суёт бумажку в карман. Дарья:
   - Положила в память. Забуду - спрошу. Продолжай.
   Лена:
   - Ещё в одной группе сказали, что ходят две сестры, Валерия и Василиса. Пятнадцать лет.
   Дарья:
   - Какие интересные имена... Вася и Валера...
   Лена, ровным голосом:
   - Тренер сказал, что могут в фильм. Потому что красивые.
   Дарья:
   - Понятно. Но первая в линии - ты.
   Лена:
   - В линии?
   Дарья, показывает руками:
   - Тело. Ещё тело, ещё тело, ещё тело. Магазин. Тела - в линии.
   Лена:
   - Поняла.
   Дарья:
   - Хорошо. По Валерии и Василисе - телефон? Дата появления?
   Лена:
   - Телефон не известен в группе. Сказали, будут с сентября. На... каникулы вне города.
   Дарья, помедлив:
   - Ладно. Давайте думать, что они в безопасности. В любом случае, ничего для них не могу.
   Лена поднимает взгляд в небо, вздыхает. Глядит на Дарью, спрашивает:
   - Что мне надо делать, если... буду украдена?
   Дарья медлит, потом тихо говорит:
   - Будь готова умереть. Постоянно. Желай умереть. Убеди себя, что умрёшь. Пройди через... "бедная я", через плачь о себе. Умри, в мыслях. Точно и наверняка. Затем смотри... всегда... как ты будешь убивать себя в следующую минуту. Прыгнешь в реку. В окно. Под машину. Порежешь себя битой бутылкой - Дарья чиркает ногтем по шее. - И думай об этом громко. И уверенно. Это - единственный путь держать свою смерть в своих руках. Не отдавать её в руки им. Когда твоя смерть в твоих руках, можно начинать договариваться.
   Лена, неуверенно:
   - Договариваться?
   Дарья:
   - Я хочу от тебя, ты от меня. Можем поменяться. Говорим про то, как. Договариваемся. Прихожим к договору.
   Лена:
   - Договариваться. Поняла.
   Дарья:
   - Когда договариваются, не просят того, что дать не могут. Не проси дать уйти. Ты - вещь, которая помогает им делать деньги. Будь сложной вещью. Скажи, что ты можешь и хочешь, а что с тобой можно сделать только один раз. Думай, как помочь им сделать больше денег. Но только в том, что хочешь делать ты. Всегда, когда на тебя давят, громко думай о том, как умрёшь в следующую минуту. И не говори, пока не будешь готова начать убивать себя. В общем, это главное.
   Лена идёт, задумчиво глядя в небо. Потом говорит:
   - Поняла. Попробую.
   Дарья, с усмешкой:
   - Можешь начинать.
   Лена вопросительно смотрит на Дарью. Та кивает вперёд. Лена смотрит. Видит на лавочке у моста Иваныча. Тот сидит, нервно курит, глядя по сторонам.
   Лена вздрагивает, чуть горбиться. Потом кидает взгляд в небо, распрямляется. Вздыхает. Кидает взгляд на реку. Блекло улыбается. Смотрит на Дарью спокойно-отрешённым взглядом.
   Дарья:
   - Хорошо. Держи это. Можешь говорить?
   Лена, медленно, низким голосом:
   - Да. Могу. Медленно.
   Дарья:
   - Хорошо.
   Молчит пару секунд, потом с ноткой нервной неуверенности спрашивает:
   - Что насчёт рыжих?
   Лена, отворачивается к небу, медлит, потом спрашивает:
   - Как ЕГО имя на английском? Джеймс?
   Дарья медлит, потом с легкой горькой усмешкой копирует интонацию:
   - ЕГО...
   Лена, глядя в небо, отстранённо:
   - Я всё ещё девушка. Не женщина... Хотя... сложно сказать... пять... очень длинных... или коротких минут у него в руках... - смотрит на Дарью, говорит: - Сожалею.
   Дарья, кривиться в легкой усмешке, говорит:
   - Нет причин быть сожалеющей. Мастер... Джо не даёт, что ты хочешь. И даёт, что тебе НАДО. Тебе было НАДО. Чтобы не просто поменять одежду. А снять шкуру, как змея.
   Дарья хмыкает, горько добавляет:
   - И теперь... игра в "хочу и надо" ждёт тебя.
   Лена, ровно:
   - Поняла. Поиграю.
   Смотрит на Иваныча, идущего навстречу нарочито-неторопливой походкой. Иваныч удивлённо пялиться на Лену, взгляд соскакивает на Дарью, возвращается к Лене.
   Дарья, ровно:
   - Скажи ему, что если начнёт со мной по-русски - убью.
   Сближаются. Лена останавливается, Дарья проходит на пару шагов вперёд, тоже останавливается, повернувшись.
   Иваныч стоит, молчит, глядя на Лену. Раскрывает рот сказать. Закрывает. Снова раскрывает.
   Лена, спокойно, отстранённо:
   - Здравствуй, папа. Учитель просила передать, что начнёшь с ней по-русски - убьёт.
   Иваныч бросает взгляд на Дарью. Наталкивается на пустой, отстранённый взгляд. Переводит обратно на Лену. Лена, спокойно, дружелюбно:
   - Подожди, пожалуйста, мы договорим.
   Иваныч, хрипло:
   - Ну ладно. Подожду.
   Лена догоняет Дарью, они идут дальше.
   Дарья, на английском:
   - Так что там с рыжими?
   Лена размышляет.
   Иваныч, помедлив, пристраивается сзади. Идёт, пялиться на Лену, взгляд соскакивает на попу Дарьи.
   Дарья через плечо кидает в Иваныча холодный взгляд. Хлопает себя по попе, потом упирает кулак в предплечье, задирает руку в жесте "хуй тебе". Иваныч шокировано встаёт. Дарья, отвернувшись, идёт дальше.
   Лена говорит:
   - Мастер Джо мне сказал, зачем они тебе. Рыжих видела троих. Спросила... данные жизни. Двое - женаты. Третьему - тринадцать. Так и выглядит. Будет завтра с одиннадцати до одного в Динамо.
   Дарья, с улыбкой:
   - Спасибо, сестрёнка.
   Лена:
   - Не за что.
   Молчат секундочку. Дарья оглядывается, видит ночное кафе-ресторан на берегу, кивает на него. Лена кивает в ответ. Идут дальше.
   Лена, неуверенно:
   - Мастер Джо сказал, что я могу спать у тебя в гостинице...
   Дарья думает пяток секунд. Потом говорит:
   - Да, можешь. Но в гостинице... - усмехается, - только по-английски. Иначе выдашь нас врагам.
   Лена:
   - Врагам?
   Дарья, страшным шёпотом:
   - Страшному КаДжиБи. Гостиница полна их агентов.
   Лена блекло улыбается. Говорит:
   - Поняла. На английском.
   Дарья:
   - Хорошо. Ужинала?
   Лена:
   - Нет. Не очень хочется.
   Дарья:
   - Ужин на английском - от суп. Чашечка супа на ночь, чтобы не с пустым животом спать.
   Лена, подумав:
   - Да.
   Дарья:
   - Пошли тогда.
   Заходят в кафе. Иваныч, чуть помявшись перед дверями, заходит за ними.
  
   Дарья, войдя в кафе, быстро осматривается. Приглушённый свет над столиками. Перемигиваются лампы дискотеки. Довольно громко льётся музыка из колонок. Дарья смотрит на четыре пары на танцполе. На треть заполненных столиков. Находит незанятый столик в углу у окна. Идёт к нему.
   Лена - за ней, чуть морщась от громкой музыки. Иваныч, войдя, тоже осматривается, потом идёт за ними.
   Дарья присаживается спиной к стенке. Лена - рядом. Дарья кивает подошедшему Дмитричу на место напротив. Тот медленно, аккуратно присаживается.
   Дарья вопросительно смотрит на бармена за стойкой. Тот извиняющееся разводит руками, приглашающее махает рукой.
   Дарья - Лене, на английском:
   - Сходи за чем-нибудь вроде супа. Мороженое тоже нормально. Спроси папу, что он. И... ПРИНЕСИ заказ.
   Лена, подумав:
   - Поняла. - встаёт, глядит на Иваныча, спрашивает: - Пап, тебе чего взять?
   Иваныч, чуть мрачно, смущённо:
   - Да я... ничего.
   Лена, с блеклой улыбкой:
   - Пап, ну дай я тебя угощу с первой зарплаты, а? Что ты будешь слюну глотать, на нас глядя?
   Иваныч удивлённо смотрит на Лену. На его лице проступает неуверенная радостная улыбка. Говорит:
   - Ну, ладно. Только... давай как себе.
   Лена:
   - Ладно.
   Отходит к стойке.
   Дарья, проводив её взглядом, достаёт трубку, кисет. Начинает чистить трубку в пепельницу. Иваныч, помедлив, выкладывает из кармана папиросы, спички. Достаёт папиросу, начинает разминать.
   Дарья бросает на взгляд на папиросу, легонько хмыкает. Набивает трубку. Закуривает. Откидывается, выпускает дым в потолок.
   Иваныч закуривает. Осторожно выпускает дым в сторону прохода.
   Дарья опускает глаза, настороженно обшаривает взглядом зал. Потом затягивается. Выпускает струи дыма вправо-влево от себя. Чуть пересаживается, вжимаясь спиной в угол и отворачивая лицо от окна. Потом глядит на Иваныча, говорит тихо, по-русски, не сильно шевеля губами:
   - Можно говорить. Но не ори.
   Иваныч, тихо:
   - Угу. - медлит, с ехидным любопытством спрашивает: - А можно полюбопытствовать, а где бубен?
   Дарья, с напряжённым взглядом:
   - В смысле?
   Иваныч:
   - Ну... - отводит взгляд в окно. Затягивается. Ровным, задумчивым голосом медленно говорит:
   - Мне сегодня сказку рассказали... про то, как шаманка Дарья Евгеньевна достала трубку, воскурила... духам. Ударила три раза в волшебный бубен и превратила девочку Леночку в молодую бабу Елену Александровну.
   Иваныч возвращает напряжённый взгляд на Дарью. Чуть прищуривается, выдерживая встречный, в котором плещет веселье. Говорит:
   - Превращение - вижу. Трубку - вижу. Бубен - нет.
   Дарья затягивается, выпускает дым вниз, вдоль себя. Наклоняется к Иванычу так, что между лицами остаётся пара ладоней. Цедит яростно, с яростно-радостной улыбкой:
   - Бубен я хватаю какой подвернётся. Заколдовываю, чтобы был волшебный, и бью. В бубен. Три раза.
   Откидывается обратно.
   Иваныч сидит, не шевелясь. Потом издаёт нервный смешок. Начинает сдержано хохотать. Затягивается. С улыбкой:
   - Да... три раза в бубен.
   Роняет голову, ещё раз хмыкает под стол. Потом поднимает голову, глядит на Дарью нервно, говорит с нотками отчаянья:
   - Ещё в той же сказке была часть про названных сестёр. Так что... как делить-то будем?
   Дарья, удивлённо задирает бровь, говорит ровно:
   - А надо делить? Или ты совсем дикий, не знаешь, как люди по родственникам гостят? Там, в деревню к тётке...
   Иваныч роняет взгляд в стол. Затягивается, потом медленно цедит:
   - Знаю... в теории. Но у нас... не было никого.
   Дарья, ровно:
   - Ну теперь - есть. У Лены - точно. У тебя - сам смотри.
   Иваныч поднимает взгляд на Дарью, всматривается в неё. Она отвечает спокойным холодным взглядом.
   Иваныч, нервно:
   - Да а куда смотреть-то?
   Дарья холодно хмыкает, потом говорит решительно:
   - Лады... вот представь, что у тебя много денег... ничего в жизни не поменялось, но нашёл ты грузовик денег. Или чемодан денег, неразменный... в котором они никогда не кончаются. Достал - закрыл - открыл, он снова полный. В общем, тебе больше НЕ НАДО работать, чтобы купить еду, одежду, квартиру, машину, дом, часы золотые, телевизор... путёвку в Сочи, дом на берегу моря... всё, что надо для жизни ты можешь просто купить. Денег - ХВАТИТ. На ВСЁ. Вот представь это, а потом попробуй ответить... хотя бы себе ответить - ЧТО ты будешь делать следующие пять лет? Только одно условие. Просто раздавать - нельзя. Никаких пожертвований в разные фонды. Только сам, только на конкретные дела, что видишь своими глазами. Только оплата конкретным людям за конкретные действия. Можно нанять помощников. Но зарплату и премии выдаёшь ты и только ты лично... Итак, что делать будешь?
   Иваныч нервно соображает, глядя в стол. Затягивается. Вскидывает взгляд. Нервно спрашивает:
   - Это типа проверка что ль такая?
   Дарья:
   - Типа. Только не надо врать и пытаться казаться лучше, чем ты есть. Скажем, снять самую дорогую шлюху в городе - это нормально... рядом с пойти на рынок и купить каких-нибудь фруктов, на которые никогда не хватало. Ну, чисто попробовать - а что это ваще за такие деньги? Просто чтоб знать, что фрукт киви такой на вкус, а баба за тысчу за ночь ебётся так-то. Но это на раз. Или на недельку. И это то, что ты просто купил и съел. А что ты будешь ДЕЛАТЬ? САМ?
   Иваныч роняет взгляд обратно. Невидяще шарит по поверхности стола.
   Буркает:
   - Сложно. - поднимает взгляд на Дарью, говорит: - Никогда об таком не думал.
   Она, с улыбкой:
   - А не тороплю. - кидает взгляд на Лену, забирающую на стойке поднос с тремя чашками и тремя тарелочками. Добавляет:
   - И когда думать будешь, не забудь, что места и должности... не все... можно купить. Но потом можно сесть... если образования и умений не хватит.
   Иваныч, нервно:
   - Да блин... не путай.
   Дарья, с улыбкой:
   - Не путаю. Просто подтягиваю эту штуку с чемоданом к реальной жизни.
   Дарья кивает Лене на стол, отодвигает пепельницу к окну.
   Иваныч затягивается, говорит Дарье:
   - Ладно, я подумаю.
   Заминает бычок в пепельнице. Лена ставит поднос на стол, садиться. Дарья кивнув Иванычу, убирает трубку в карман.
   Лена кивает на поднос, говорит:
   - У них нашёлся... суп. Э-э-э... куриный бульон, сухарно-сырная тарелка ржаные, белые, сыр.
   Дарья, с ноткой восторга:
   - Самое то.
   Берёт сухарик, закидывает в рот, начинает хрустеть. Берёт супницу двумя руками, игнорируя ручку. Дует, отхлёбывает. Причмокивает, аппетитно тянет:
   - М-м-м-м... с травками... укроп, петрушка, чуть хрена, лимонный сок и белый перец.
   Отхлёбывает ещё, ставит чашку, закидывает сухарик, кусочек сыра. Вопросительно смотрит на Иваныча. Тот, помедлив, осторожно закидывает в рот сухарик. Лена, помедлив, закидывает в рот два кусочка сыра, сухарик. Поднимает чашку, дует, осторожно отхлебывает.
   Иваныч, проглотив, нервно кивает на стол, настороженно спрашивает:
   - А сколько с меня за...?
   Дарья кидает на него весёлый взгляд поверх чашки, усмехается, спрашивает тоном маленькой девочки:
   - Дяденька, вы вот мне сёдня названивали. Вы подтвердите при свидетелях, что в конце второго звонка я просила больше не звонить?
   Дарья отхлёбывает, вопросительно глядя на Иваныча.
   Он кидает смущённый взгляд на Лену. Та сидит, с чашкой в руках. Жуёт, глядя в стол.
   Иваныч возвращает взгляд на Дарью. Смущённо:
   - Ну... да... а чё?
   Дарья, жёстким, безжалостным голосом:
   - Ну тогда, дяденька, может, вам без суда выставить на адрес счёт на сумму, которая потрачена на мобильную связь? Восемь соединений по двадцать пять долларов, плюс двенадцать... округлим - десять минут разговоров по три доллара восемьдесят центов. Итого с Вас пятьсот восемьдесят долларов США. Оплачивать будете в валюте или в рублях по курсу свободного обмена на чёрном рынке? Что-то пять или семь рублей за доллар? Две тысячи девятьсот... по минимуму.
   Иваныч сидит, сгорбившись, придавленный.
   Дарья, с ноткой издевательского веселья:
   - Эй, Шу-у-рик, а Шурик.
   Иваныч поднимает очень мрачный взгляд, хрипит:
   - Я... оплачу.
   Дарья, дружелюбно:
   - Иди нах. Просто начинай ДУМАТЬ, когда, кому чего говоришь. Например, в гостинице... кароч, если ты заговоришь со мной по-русски на людях, то есть шансы, что через полчаса тебя будут колоть до жопы в страш-ш-шном КаДжиБи. Например, показывая протокол того, как Лена занималась проституцией с пулемётом в руках и рюкзаком наркотиков за спиной. И только чистосердечное признание спасёт её от пожизненного...
   Иваныч поднимает на Дарью мрачный взгляд. Кривиться в попытке пренебрежительной усмешки. Бросает взгляд на Лену. Лена поднимает взгляд от чашки, говорит спокойно, отстранённо:
   - Вот как-то так, папа. Мне - нравиться. Совсем как раньше жить не буду.
   Иваныч, нервно:
   - Чё... проституция с пулемётом?
   Лена, с блеклой улыбкой:
   - Нет. Без пулемёта.
   Иваныч наливается кровью, гневно горбиться. Пыхтит, стискивая зубы.
   Лена, с улыбкой:
   - Пап... ты похож на пацана, который прячет в кармане конфетку. Сокровище великое. И беситься, когда просят показать... а уж когда предлагают поделиться...
   Иваныч шокировано замирает. Лена, с улыбкой:
   - Только я не конфетка, пап. Я человек. Когда придёт время... и пересплю, и за...беременюю и рожу. И не раз, наверное. С того, от кого захочу. А не с Мишки, Васки или Кольки со двора.
   Лена хлебает из чашки.
   Иваныч сидит, оцепенев. Потом тянет растеряно-решительное:
   - Та-а-а-ак.
   Дарья:
   - Кверху - срак, обратно - бряк. Как дурак.
   Иваныч, бешено, безумно:
   - Чё-ё-ё-ё-ё?!
   Лена, тихим низким голосом, с холодной яростью:
   - Хочешь меня убить?!
   Встаёт, обходит стол, встаёт рядом, говорит холодно, с яростью:
   - Давай. Хватай за горло и души. Так быстрей будет.
   Иваныч, в ярости пополам с растерянностью:
   - Да ты!!! Ты чё... чё несёшь?!
   Дарья резко кивает:
   - Ладно. Понятно.
   Вылезает из-за стола, бросает громко:
   - Helen, let's go!
   Идёт к стойке. Лена обжигает Иваныча презрительным взглядом, поворачиваеться, идёт к стойке.
   Иваныч вскакивает, орёт:
   - СТОЯТЬ!
   Лена продолжает идти.
   Дарья, дойдя до стойки, кидает купюру, бросает:
   - It's for clearing as well.
   Бармен успевает кивнуть.
   Дарья резко разворачивается, быстро встаёт, закрыв собой Лену, бросает:
   - Out!
   Идёт на выход.
   Иваныч с безумно-бешеным лицом бросается вперёд, хватает Дарью за плечо, отталкивает.
   Дарья смазанным от скорости движением разворачивается, бьёт его в челюсть. Голова Иваныча с хрустом отскакивает назад, челюсть выскакивает из суставов. Дарья, не останавливаясь, приседает, резко крутясь из стороны в сторону пробивает двойку в корпус, затем очень резко, всем корпусом бьёт носком ботинка в голень. Голень хряскает, переламывается. Бесчувственное тело Иваныча падает на пол. Дарья, помедлив секунду, рявкает:
   - Never touch me!!!
   Подпрыгивает, приземляется пяткой на правое запястье.
   Рука хрусткает под пяткой.
   Дарья презрительно сплёвывает. Хватает за руку оцепеневшую Лену, вытаскивает на улицу.
   Бармен отводит взгляд от двери на тело на полу. Кидает взгляд на купюру в сто долларов. Смахивает купюру под стойку, вздыхает, берёт телефон, набирает номер. Говорит:
   - Здравствуйте, товарищ дежурный. Это кафе "У разведённого моста"... да, точно. У нас тут псих какой-то на посетительницу напал... нет... она ему сдачи дала. Не, сама ушла. Она, по моему, иностранка... Да... свидетели есть. Хорошо, попрошу задержаться. Не, в скорую - после вас. Хорошо, жду.
   Клацает рычаг, набирает второй номер.
   - Скорая? ...
  
   Дарья с Леной молча идут по улице, удаляясь от набережной. Дарья - с решительностью на лице. Лена - в шоке.
   Лена останавливается. Стоит, сгорбившись, глядя в землю. Дарья, пройдя несколько шагов, возвращается. Оглядывается, берёт Лену за руку, утаскивает в переулок в паре шагов.
  
   В переулке Дарья прижимает Лену к стенке, говорит тихо:
   - Посмотри на меня.
   Лена не реагирует.
   Дарья отвешивает ей лёгкую пощёчину. Тихо рычит:
   - Посмотри! На! Меня!
   Лена поднимает взгляд.
   Дарья:
   - Сейчас - последние минуты, когда ты можешь просто уйти. Без претензий. И сделать вид, что мы не встречались.
   Лена смотрит на Дарью. Начинает плакать. Горбиться.
   Дарья отпускает её. Лена стоит, жалкая, несчастная, плачет. Дарья, выпрямившись, стоит напротив, глядя на вход в переулок. Резко шагает вперёд, прижимается к стене плечом, закрывая собой Лену. Мимо проходит шумно переговаривающаяся компания.
   Дарья складывает руки на груди. Стоит, мрачно глядя на Лену.
   Лена, с плачем, тихо подвывая:
   - Это... мне... мне так стыдно за него... так гадко... - в голос: - бля-я-я-я... ну почему... почему он такой дурак?!
   Дарья протягивает руку, берёт Лену за плечо, притягивает к себе, вжимает в себя. Лена стоит, деревянно опустив руки, отвернув лицо в сторону. Молча плачет. Потом прерывисто давит сквозь слёзы:
   - Да... Даш...
   Дарья, ласково:
   - Что?
   Лена:
   - Дашь... не... не... - скрючивается в плаче, судорожно вцепляется в Дарью, сдавлено воет, брызгая слезами:
   - Не бросай меня...
   Дарья, очень злобно:
   - Тебя как не бросать - через бедро или через голову?!
   Лена замирает в панике... шокировано шепчет сквозь затихающие слезы:
   - Что?
   Дарья отстраняется отшагивает, глядит на Лену равнодушно-пренебрежительно, говорит:
   - Не буду бросать. Я лучше с ноги по ебальничку.
   Лена глядит на Дарью круглыми глазами, на лице - маска страха.
   Дарья, злобно-скучающе:
   - Ну, чё вылупилась? Не умею я бросать толком. Только пиздить... ножками.
   Лена издаёт истеричный смешок. На лице проступает безумная улыбка. Она, нервно:
   - Ты... чего? Шутишь, да?
   Дарья, вздыхает, уныло говорит:
   - Ты первая начала. Что, блять, за тупые шутки про бросать, дура?
   Лена издаёт неуверенный хихик, потом складывается в безумном истерическом хохоте. Сползает по стенке. Падает на землю. Лежит, истерически хохоча в голос.
   Дарья присаживается на корточки, достаёт трубку.
  
   Через пару минут Лена лежит, свернувшись калачиком. Тихая, опустошённая. Дарья сидит рядом, курит.
   Лена, тихонько:
   - Даш, это всегда так... сказочно?
   Дарья затягивается, выпускает струю дыма вдоль Лены, потом говорит жалобно:
   - Не... мастер Джо... он злой. Он может ебать в душу часами. А я ленивая. И добрая.
   Лена вымученно улыбается, медленно встаёт. Замирает перед Дарьей, сидящей на корточках.
   Дарья суёт трубку в зубы, начинает отряхивать Лену. Та, спохватившись, присоединяется. Дарья буркает:
   - Повернись.
   Лена поворачивается. Дарья начинает отряхивать попу резкими движениями. Потом резко бьёт по попе. Лена айкает, отскакивает, хватаясь за попу. Поворачивается. На лице - неуверенная улыбка пополам с обидой.
   Дарья, серьёзным тоном:
   - Ученица, я тебе обещаю драть жопу каждый раз, когда тебе в башку приползёт хуйня. Мы можем косить под кого угодно. Сестёр. Тётку с племянницей. Маму с дочкой. - Лена цепенеет, Дарья, резко: - Да-да! Могу удочерить! Но!
   Дарья впивается взглядом в глаза подрагивающей Лены, говорит тихо, гулко:
   - Это всё хня по поверхности. Главное - ты попросилась, я приняла тебя в Ученицы. Навсегда. До твоей смерти. Или моей. И я могу сделать с тобой всё, что хочу. - Лена вздрагивает, цепенеет. Дарья, ещё более низким, гудящим, гулким голосом:
   - Совсем. Всё. Что. Захочу. Кроме одного. Я не могу тебя бросить. Потому что это... будет означать, что я сдалась, как Учитель. Я могу ошибиться, как Учитель. И исправить свою ошибку, убив тебя. Найти и убить, когда ты побежишь от меня в страхе за свою жизнь. Я могу ошибиться с процессом обучения. Сильно. И заплатить за ошибку собой. Я могу не успеть тебе помочь, и ты будешь долго и больно умирать. А мне будет очень больно, что не хватило времени тебя подготовить. Просто и только времени. Но вот уйти от тебя, бросить тебя я не могу.
   Дарья затягивается, засовывает трубку в карман. Встаёт. Глядит на оцепеневшую Лену. Молча раскрывает объятья.
   Лена, помедлив, шагает к Дарье, сильно вцепляется в неё. Дарья мягко обнимает её за спину и голову.
   Стоят, молча.
  
   Через некоторое время Лена, тихонько:
   - Я поняла... Учитель. Прости за... то, что подумала, что ты сдаёшься.
   Дарья мягко треплет Лену по затылку под колечком косички, потом шепчет:
   - Ленка, ты - чудовище. Редкостное. За часы... в идеальную Ученицу... Мне страшно, что же из тебя будет. И чуток обидно, что скоро нечему будет учить.
   Лена, тихонько:
   - Я... я просто в Новом Году, Даш... в сказке, изо всех сил... Может быть, я усну, проснусь, а вокруг - опять унылая мрачная давящая обыденность. Наверное, так и будет. Но пока я - сказочный персонаж... который всё может, всё знает и всё умеет.
   Дарья мягко отстраняется, внимательно смотрит на отрешённо-спокойную Лену. Потом тихо зовёт:
   - Лена!
   Она, отстранённо:
   - Да?
   Дарья, ровным тихим текучим голосом, без усилий, очень мягким:
   - Как тебя на самом деле зовут?
   Лена замирает, пару секунд глядит внутрь себя, потом говорит неуверенно:
   - У меня нет имени...
   Дарья, тем же голосом:
   - Сколько тебе на самом деле лет?
   Лена, почти не думая:
   - У меня нет возраста.
   Дарья, очень тихо, осторожно:
   - Каковы твои правила?
   Лена, глядя внутрь себя, распрямляясь, гулким голосом:
   - У меня нет правил.
   Дарья, уверенней:
   - Каковы твои ограничения?
   Лена:
   - У меня нет ограничений.
   Дарья, очень тихо, очень мягко и проникновенно:
   - Каков замысел твоего бытия?
   Лена несколько секунд глядит внутрь себя, потом говорит:
   - Замысел моего бытия - скреплять группу... убивая то, что рвёт связи.
   Дарья:
   - Повтори
   Лена:
   - Скреплять группу, убирая то, из-за чего рвут связи.
   Дарья:
   - Повтори.
   Лена, помедлив, закидывает голову, громко орёт в небо:
   - Я скрепляю группу, убирая из людей то, из-за чего они рвут связи!!!
   Лена опускает голову. Стоит, шумно дыша. В глазах плещет безумный восторг.
   Лена с радостным визгом кидается на Дарью, обнимает её.
   Дарья, со спокойной улыбкой:
   - Умница. А теперь - бежим.
   Лена удивлённо смотрит на Дарью, потом смотрит на двух прохожих, удивлённо заглядывающих в переулок. Дарья, с хохотом хватает Лену за руку, бежит к другому выходу из переулка.
  
   Крыльцо гостиницы. Дарья подходит к крыльцу. Видит такси, на котором приехала Лена. Такси стоит там же. Дарья подходит к машине. Внутри на сиденье, откинувшись, дремлет водитель. Дарья стучит в окно. Водитель просыпается, смотрит на Дарью. Опускает окно. Дарья наклоняется к машине, говорит тихонько:
   - Доброе утро. Свободны?
   Водитель, с усмешкой:
   - Ещё сутки?
   Кидает взгляд на часы, говорит:
   - А вообще-то ещё и эти оплачены.
   Дарья кивает, говорит:
   - Спасибо. Первое. Двести метров назад по набережной на лестнице у воды - Лена. Подберите. Второе. Я съезжаю из этой гостиницы. Третье. Срочно нужна квартира на ночь. А если понравиться - на неделю. Или гостиница, где не спрашивают документов. И четвёртое...
   Водитель перебивает:
   - Военные?
   Дарья:
   - В смысле?
   Водитель вздыхает, говорит:
   - Я... Евгения не знаю как по отчеству... подбирал по вызову с телефона и на адрес квартиры, где часто переодеваются в гражданку и обратно военные. Потому любопытствую - вы - военные?
   Дарья, помедлив:
   - Скорей да, чем нет.
   Водитель:
   - Не понял. Но ладно.
   Дарья, помедлив:
   - Лена - нет. Женя - да. Я... в советской армии не числюсь.
   Водитель:
   - Понятно. Короче, пока меня не спросят, я вас не видел. И в машине вы молчали. И высаживал я вас... ан, нет. Глаз много. Короче, довозил я вас до угла дома, а не до подъезда. Годиться?
   Дарья:
   - Так точно. И четвёртое. Мы говорили на смеси английского и кривого русского.
   Водитель кивает, улыбается, закрывает окно. Заводиться, отъезжает. Дарья, проводив машину взглядом, идёт к гостинице.
  
   Железнодорожный вокзал, ночь.
   У подземного перехода на вокзальной площади стоят три пожилых женщины. Переговариваются. Подъезжает такси, останавливается. Водитель, вылезя из машины, окликает:
   - Кузминишна!
   Женщины смотрят на такси. Водитель приглашающее махает рукой, лезет обратно в машину. Одна из женщин идёт к машине.
  
   Прихожая. В сумерках на светлых обоях видна вешалка, лавка, стойка для обуви. Тускло блестит паркет, зеркала трельяжа. Открывается дверь. В квартиру входит Кузминишна, щёлкает выключателем сбоку от двери.
   Вспыхивает лампочка.
   Кузминишна, бодрым строгим голосом:
   - Девоньки, пол - мытый, разувайтесь, пожалуйста. Тапок - вон, полна коробка.
   Лена и Дарья заходят за Кузминишной. Дарья роняет сумку на пол, прикрывает дверь, смотрит на засов-задвижку на двери потом поворачивается к Кузминишне, устало спрашивает:
   - Бельё, полотенца?
   Кузминишна скидывает туфли. Шагает к двери, распахивает её. Щёлкает выключателем. За дверью видна комната со светлой мебельной стенкой, диваном. На диване - стопка одеял, подушки, стопка белья.
   Кузминишна, извиняясь:
   - Вообще-то у меня для семейных. Но там в шкафу, раскладушка есть с матрасом.
   Дарья:
   - Матрас - это замечательно. Ладно. Сколько?
   Кузминишна мнется. Дарья говорит:
   - Хозяйка, одно условие: сама не говори не кому, что мы тут, ладно?
   Кузминишна, настороженно:
   - А что?
   Дарья, помедлив:
   - Я сама - с Ростова. У сестры... - кивает на Лену, - ... тут только отец. Он... в запой ушёл, в общем. Лютый... сестра сбежала из дома. Я-то так, отдохнуть в гости приехала, а тут - вот. В общем, я утром дам телеграмму отцу, пусть думает, что делать. Может, тётка к нам приедет. Но пока - пожалуйста... там, соседи отца знают, что я сестру забрала. Но вдруг он сам... а я... мне самой шестнадцать вот только. Паспорт ещё на оформлении. В общем, никто и звать никак. - Тяжко вздыхает. - Взрослых бы просто спокойно дождаться...
   Кузминишна медлит, говорит:
   - Ладно. Помолчу.
   Дарья, обрадовано:
   - А с ценой-то не стесняйся. Деньги есть.
   Кузминишна:
   - Ну, давай пока... десятку за три дня... и полтинник залога. А там посмотрим. Только... чё побили-поломали - вычту из залога.
   Дарья медлит, вздыхает, лезет в карман, достаёт сотенную. Протягивает Кузминишне. Говорит:
   - Мельче только две трёшки. Так что давай залога будет девяносто. Ну или четвертак за неделю и три четвертака в залог? Лады?
   Кузминишна медлит, потом берёт сотенную, суёт в карман. Говорит:
   - Лады. Через три дня в десять дома будете? Или когда вам удобней?
   Дарья:
   - Думаю, в десять утра любой день. Кроме завтра. Отсыпаться будем.
   Кузминишна кивает. Кладёт на полочку у двери ключи, говорит:
   - Ну ладно, девоньки, закрывайтесь. И спокойных снов вам на новом месте.
   Лена:
   - Спасибо.
   Дарья:
   - Благодарю на добром слове, хозяюшка.
   Кузминишна улыбается, выходит. Дарья, помедлив, закрывает засов. Смотрит на Лену. Лена растеряно смотрит на Дарью.
   Дарья:
   - Кто первая разулась - та первая писать!
   Наклоняются, начинают стремительно разуваться.
  
   Полчаса спустя. Комната. Сквозь приоткрытые шторы падает свет.
   На полу, на матрасе, под одной простынёй лежит Дарья, закинув руки за подушку.
   Входит Лена, завёрнутая в полотенце. Встаёт на пороге. Её взгляд цепляется за телефон, пистолет, стопку денег, сложенные у Дарьи в головах. Потом взгляд Лены соскальзывает на грудь Дарьи под простыней.
   Лена отворачивается. Тихонько идёт к дивану, где расстелена кровать. Сбрасывает полотенце, медлит, глядя на кровать. Ложиться, накрывается простынкой. Закидывает руки за голову. Лежит. Дыхание, приподнимая грудь, чуть-чуть шевелит простынь. Лена морщиться. Переворачивается на бок спиной к Дарье. Лежит так десяток секунд. Потом переворачивается на другой бок. Смотрит на Дарью. На грудь. На лицо. Пробегает взглядом по всему телу. Возвращает взгляд на лицо.
   Дарья, тихонько:
   - Что?
   Лена чуть вздрагивает, потом неуверенно говорит:
   - Дашь... а это... мне можно...
   Дарья со смешком перебивает:
   - Немножко секса на ночь?
   Лена, смущённо:
   - Нет... да... не, не знаю. Просто можно - к тебе?
   Дарья открывает глаза, поворачивает голову, смотрит на Лену. Та глядит очень напряжённо, напугано-решительно.
   Дарья поворачивает взгляд в потолок, смотрит в него, думает. Тихонько шепчет:
   - Вот, блин!
   Лена уныло роняет взгляд в пол.
   Дарья плавно вскакивает, роняя простынь. Встаёт, упирая руку в бок, весело, безбашенно шепчет:
   - Двигайся.
   Лена, отрывая взгляд от титек Дарьи на её лицо, растерянно:
   - Что?
   Дарья плавно наклоняется, подбирает с пола пистолет, телефон, деньги, подушку, простынь. Распрямляется, говорит:
   - Двигайся, говорю. Матрас уже дивана. А диван - мягче.
   Взгляд Лены машинально соскальзывает от титек Дарьи, прикрытых охапкой вещей, на лобок. Замирает там на секунду, отскакивает в сторону. Прыгает на лицо.
   Дарья, с весёлым возмущением:
   - Не, ну чё? Вдруг - мужик, а я - небритая?
   Лена медлит, потом прыскает хохотом. Отодвигается к стене.
   Дарья подходит, складывает телефон, пистолет, деньги у дивана на пол. Кидает подушку. Ложиться на спину, накидывая сверху простынь. Закидывает руки за голову, с улыбкой коситься на Лену, вжавшуюся в стену.
   Лена несколько секунд смотрит на улыбающуюся Дарью. Та отводит взгляд в потолок. Не убирая улыбки, прищуривается. В прищуре можно разглядеть горькие нотки отчаянья.
   Лена переползает ближе. Осторожно подлезает под дарьину простынь. Прижимается к ней боком. Десяток секунд лежит, еле дыша.
   Ленина ладонь медленно, осторожно ползёт вверх. Касается Дарьиной груди. Дарья коситься на Лену.
   Лена замирает. Потом резко перемещается на Дарью, садясь на неё верхом и положив руки на титьки. Лена замирает, глядя в Дарьины глаза, где плещется безумный хохот с ноткой горчинки.
   Лена опускает взгляд ниже, медленно оглаживает Дарьины титьки. Потом замирает. Ленины руки расслаблено опадают. Лена, помедлив, плавно падает, утыкаясь Дарье лбом в плечо. Несколько секунд лежит, потом тихо шепчет:
   - Не, не хочу. Просто... надо было знать, что можно.
   Дарья привстаёт, достаёт до простыни, натягивает её на себя и прижавшуюся Лену. Потом быстро целует её в макушку, и шепчет:
   - Всё, спим.
   Лена чуть ворочается, устраиваясь поудобней.
   Замирают.
  
   Позднее утро.
   Дарья просыпается, резко распахивает глаза, садиться, очумело глядя вокруг. Смотрит на себя, на простынь, забившуюся между ног. Поворачивает голову, видит Лену, вжавшуюся в стенку, глядящую на Дарью широко раскрытыми глазами, в которых - шок.
   Дарья вздыхает, глядя на простынь, потом глядит на Лену очень внимательно. Тихо, ласково спрашивает:
   - Что, Лен?
   Лена медлит, потом очень тихо, ровным шокированным голосом:
   - Я... проснулась... вспомнила вчера... стало очень страшно... очень тоскливо... ты - спишь... какая-то... жёсткая, пугающая... захотелось... к тебе... отдаться... захотелось подрочить... гляжу на тебя... начинаю представлять, как... а ты во сне начала дёргаться... кулаками махать. Мне в висок - хрясь. Я отползла... а ты - дергаться... и кричишь во сне... "Fuck me... ye, fuck me" ... я... растерялась... а ты выть... "yes-yes... fuck my ass... no, please, not my pussy... take my ass"
   Дарья смотрит на Лену, потом ложиться на бок к ней спиной, кладёт ладонь на попу, поднимает ягодицу, говорит резко:
   - Посмотри на попу!
   Ленин взгляд машинально соскальзывает туда.
   Дарья, резко:
   - Ну-ка, попробуй засунуть палец.
   Лена медлит, поднимает шокированный взгляд на Дарью. Дарья, сердито, резко:
   - А ну давай, суй!!!
   Лена вздрагивает от крика, неуверенно поднимает руку, тыкает Дарье в анус указательным пальцем. Палец упирается в стиснутое очко.
   Дарья:
   - Сильней, блин!
   Лена давит. Палец упирается.
   Дарья, сердито:
   - Как думаешь, там хуй бывал?
   Лена машинально качает головой. Медлит, потом мямлит:
   - Прости... мне...
   Дарья перекатывается на спину, протягивает руку, мягко притягивает Лену к себе. Лена осторожно прижимается к Дарье. Кладёт голову на предплечье. Очень осторожно, испуганно, кладёт руку Дарье на живот.
   Дарья улыбается, коситься на Лену. Спрашивает ехидно:
   - Что, Муха, попалась?
   Лена медлит, потом буркает:
   - Я не Муха. Я... Гвоздик.
   Дарья, чуть удивлённо:
   - Гвоздик?
   Лена:
   - Да... так... мастер Джо обозвал... сразу...
   Дарья, помедлив:
   - Помнишь, что вчера в небо крикнула?
   Лена, неуверенно:
   - Да..
   Дарья:
   - А ну, повтори.
   Лена, помедлив, тихо говорит:
   - Страшно чё-т... будто... скажу, и мне пиздец.
   Дарья:
   - Я предупреждала про сказку и страшно. Давай.
   Лена, тихо:
   - Я скрепляю группы, убирая из людей то, из-за чего они рвут связи.
   Молчат пару секунд.
   Дарья:
   - Живая?
   Лена, мрачно:
   - Да... только... как-то стрёмно... ссыкотно... праздник кончился... а... короч, хз ваще, где я теперь. Как выкинуло нах...
   Дарья, спокойно:
   - Не ссы, Ленок, Прорвёмся.
   Лена поднимает голову, мрачно буркает:
   - Куда?
   Дарья:
   - Ты ваще хоть чё помнишь из вчерашнего? Или тебе моё "доброе утро" всю память отшибло?
   Лена, мрачно:
   - Помню. Только... по чесноку если, не верю... как с бодна... наверное... вроде помню, но не верю, что это была я.
   Молчат.
   Лена, осторожно:
   - Дашь, а чё это... снилось?
   Дарья медлит, потом спокойно-отстранённо говорит:
   - Кошмар это был, сестрёнка. Мой любимый и единственный сон, который кошмар. Это место... в душе, куда много сильно били до того, как научилась блокировать. Больше не бьют, но рана осталась... пока.
   Дарья вздыхает.
   Лена внимательно молчит.
   Дарья, ровным голосом:
   - В общем, тот самый ринг. На него кидали разных. Часто - просто шлюх с улицы. Иногда просто каких-то девок, кто на бабки сильно попал. И против них - здоровых мужиков. Почти все - негры. С большими хуями. Почти всех девок этих быстро забивали, а потом начинали ебать. Сначала в пизду чуть-чуть, а потом - в жопу. Кто первый раз в жопу, часто рвали. В общем... они там, на ринге, орали. Сильно. В голос. Редко - от оргазма, обычно, от боли. А я стояла у ринга, на виду. Меня - ставили. Как напоминание, что если начнут калечить баб - на ринг выйду я. И искалечу их. И они... - Дарья замолкает, вздыхает-выдыхает, продолжает ровным голосом: - ... все эти негриллы, когда ебали жертв, пялились на меня. И в глазах - видно, что представляют, как ебут меня.
   Лена каменеет, лежит, еле дыша. Дарья продолжает ровным голосом:
   - Особенно... врезалась в душу... девка одна. Просто все орали, что не надо в жопу. А она орала наоборот. Когда ей в пизду засадили, она - в крик дикий. Не знаю, что там... то ли кончала нестерпимо с хронического переёба, то ли больная там была... но это вряд ли... там очень чётко и строго с медициной всё было. В общем, сюр полный... как она визжит, криком захлёбываясь, умоляя, её - в жопу. А это почти вначале было. И вот тут меня и пробило... сначала мелькнула мысль - чё она так. Потом... ответа ради, мелькнуло примерить её роль на себя... и прилипло... наглухо. Вот, сниться иногда.
   Молчит. Лена лежит, омертвев. Дарья продолжает, глядя в потолок:
   - Мастер Джо сказал... что пройдёт... ибо налипло на само не знание наверняка, как вообще оно - ебаться... в крайнем случае, сказал, пройдёт после того, как попробую в жопу. Так что... ни разу ни будучи пидараской, хожу... приглядываюсь. Кому смогу в жопу дать.
   Лена лежит, оцепенев.
   Дарья коситься на неё, потом хватает за плечо, начинает тормошить. Лена вяло приподнимается, показывается её заплаканное лицо, взгляд опущен
   Лена еле слышно шепчет:
   - Прости... я... не хотела... я не знала, что тебе такое...
   Дарья берёт её за подбородок, говорит ласково:
   - Посмотри на меня.
   Лена, помедлив, поднимает виноватые глаза. Дарья:
   - Теперь - знаешь. Заодно знаешь, что когда кто-то спит, он не очень защищён для мыслей. А я - дура, забыла обкурить новую постель, чтоб хрень отогнать. Так что вообще-то мой косяк. Ага?
   Лена радостно кивает.
   Дарья вздыхает, говорит:
   - И для завершения темы. Мастер Джо меня сводил в зоопарк. Показал, как ебутся обезьянки. И сказал, что на ринге я вижу такой же зоопарк. Где обезьянки ебутся, а не люди занимаются любовью.
   Дарья широко мечтательно улыбается, говорит:
   - Ой, как они бесились... представляешь, пыхтит этот негрила, пялиться на меня, а я на него - как на зверушку... насобачилась так смотреть, что аж опадать стал.
   Лена неуверенно:
   - А чё... и так можно? Взглядом?
   Дарья падает на спину. Глядит в потолок с улыбочкой. Потом закрывает глаза. Выражение лица течёт, становясь блядским. Открывает глаза, глядя на Лену. В глазах - вопль "возьми меня!"
   Лена замирает. Её челюсть расслабляется, рот открывается. Глаза округляются. Дыхание замирает.
   Дарья, хрипло, похотливо:
   - Лена, солнышко моё... пожалуйста, не дрочи на меня тайком. - Лена хрипло выдыхает, начинает шумно дышать, Дарья с намёком на улыбку продолжает: - Я всё равно почувствую... прилетевший от тебя кусочек ебической силы. А идти по улице и внезапно поймать оргазм... или на переговорах... или в драке. Я тебя очень люблю, но внезапные оргазмы с тебя... будут удивлять.
   Лена медлит, потом падает вбок от Дарьи, скрючивается. Лежит, вцепившись в себе в плечи, подрагивая. Медленно затихает.
   Дарья, перевернувшись на бок, смотрит на неё. Дождавшись затихания дрожи, говорит:
   - Ну вот так вот... взглядом и словом. И, кстати, про подрочить - это не совсем вранье. Я, вообще-то, переживу. Но совсем втихушку - не прокатит. Лучше - в наглую. Ладно?
   Лена открывает глаза, смотрит на Дарью шалым, безумным взглядом. Потом хрипло тихо шепчет в шоке:
   - Ты... ты меня... просто выебла взглядом и десятком слов... ты... это как?
   Дарья:
   - Обращайся. - переходит на резкий командный тон: - А теперь - подъём! В душ, жрать, побежали по делам.
   Лена:
   - Куда?
   Дарья:
   - По делам. - медлит, потом добавляет серьёзно: - У меня остались сутки на то, чтобы найти парня. Поможешь?
   Лена, растеряно:
   - Да. А чё делать нада?
   Дарья, поднимаясь с постели:
   - За завтраком расскажу.
  
   Вечер, крыльцо садового дома. На крыльце за столиком сидят Тори, Василич. Беседуют на английском.
   Тори, задумчиво:
   - Плюс три плюс минус одно каждый день.
   Василич:
   - Да, так.
   Тори:
   - Ура!
   Василич:
   - Ладно, следующая маленькая задача. Крыша здания. Пожар внизу. Как идёшь на выход?
   Тори, мгновенно:
   - Высота здания?
   Василич:
   - Сто.
   Тори:
   - Что - сто?
   Василич:
   - А что - высота?
   Тори:
   - Тфу... циферки... ладно, высота здания в этажах?
   Василич:
   - Сто.
   Тори, помедлив:
   - Средняя высота этажа в метрах?
   Василич:
   - Три.
   Тори:
   - Разброс от средней высоты?
   Василич:
   - Ноль.
   Тори, задумчиво:
   - Угу. Угол наклона крыши к горизонту?
   Василич:
   - Ноль.
   Тори:
   - Ага... Количество лифтов в здании?
   Василич:
   - Два.
   Тори, подумав:
   - Площадь здания по потолку второго этажа, по потолку пятого этажа и по крыше?
   Василич хмыкает, говорит:
   - Ну ладно... срежем про длину и ширину. Квадрат сто на сто. Везде.
   Тори:
   - Жулик ленивый.
   Василич:
   - Зануда.
   Тори:
   - Сам дурак.
   Василич:
   - Есть немного. Продолжай.
   Тори, подумав:
   - Номера этажей, от первого над грунтом, охваченные пожаром? Площадь горения?
   Василич:
   - Восемьдесят пятый, шестой, седьмой, восьмой. Сто метров везде.
   Тори:
   - Длинна языка пламени в окнах восемьдесят седьмого и восьмого, температура на кончике пламени?
   Василич хмыкает, говорит:
   - До двух метров, две тысячи градусов.
   Тори:
   - О как... что там, напалм разлили?
   Василич:
   - Да мало ли... может, заправочная станция была для дизель-генераторов силовой системы здания. Или подпольный самогонный заводик на восемь-восемь, и секретный госсклад натрия на восемьдесят седьмом. Давай дальше.
   Тори, подумав:
   - Длинна и температура языков пламени в лифтовых шахтах по этажам?
   Василич:
   - Не-а. Неотвечабельно.
   Тори корчит злобно-недовольное лицо, говорит:
   - Ладно... грузоподъёмность лифтов? В килограммах и кубометрах.
   Василич:
   - Пятьсот, два. Тысяча, пять.
   Тори:
   - Ага...
   Василич:
   - Ладно, ладно... пламя в обеих лифтовых шахтах до пяти метров от этажа восемь-восемь. Температура та же, две тысячи.
   Тори, мрачно:
   - Мда... про этажи где кабины можно не спрашивать.
   Василич:
   - Ага... восемь-восемь пассажирский, и сто грузовой.
   Тори, помедлив, подозрительно:
   - Час суток происходящего?
   Василич, с хихиком:
   - Пол четвёртого ночи, само собой.
   Тори, мрачно:
   - Количество лестниц на здание?
   Василич:
   - Одна.
   Тори:
   - Количество обрушенных пролётов лестницы от восемьдесят пятого до сотого?
   Василич:
   - Пять. Восемь-пять, восемь-семь.
   Тори:
   - Процент кислорода и задымления на лестнице?
   Василич:
   - А процент задымления - это как?
   Тори:
   - Пожарный показатель... сто процентов - насыщение воздуха дымом до слипания в хлопья и выпадение в осадок. Как с раствором.
   Василич:
   - А-а-а... пять кислорода и... пусть двадцать задымления.
   Тори, подозрительно:
   - Процент угарного газа?
   Василич, хмыкнув:
   - Тридцать.
   Тори, мрачно:
   - Угу...
   Несколько секунд медлит, потом тихо спрашивает:
   - Давление воды в кранах на восемьдесят девятом в процентах от нормальной?
   Василич:
   - Ноль.
   Тори:
   - Это как?
   Василич, ехидно:
   - На восемьдесят пятом перебило магистрали водоснабжения взрывом... газового баллона. Кислородного. Сварщики на ночь оставили. Утром перила собирались чинить на лестнице. Газовой сваркой.
   Тори, по-русски:
   - Ну блин.
   Василич, строго:
   - По-английски!
   Тори, помедлив:
   - Траханная слоном крокодилья глотка.
   Василич, удивлённо:
   - Вот экзотика! Ладно, давай дальше.
   Тори, мрачно-задумчиво:
   - Думаю... про количество тугоплавких верёвок в квартирах, количество не спящих жильцов, напряжение в электросети, чтобы работали звонки, количество двойных дверей с шумоизоляцией в квартирах и проценты шумоизоляции.
   Василич, с хитрым смешком:
   - Количество верёвок в КВАРТИРАХ - ноль.
   Тори, подумав:
   - Сколько жилых квартир на этаже?
   Василич, со смешком:
   - Ноль. Это офисное здание.
   Тори:
   - Тфу... медведетряханная лягушка!
   Василич, удивлённо:
   - Это как?
   Тори:
   - Как-как? Надул в нужный размерчик и вдунул.
   Василич, с притворным пуританством:
   - Ужасно! Чему ныне учат в академии полиции!
   Тори:
   - Что вы! Это ещё не академия, а только общежитие при ней.
   Василич:
   - Кошмар! Ладно, как выбираться-то будешь?
   Тори думает. Поворачивает голову на шаги. На крыльцо поднимается задумчивый Женя. Выходит из мыслей, встаёт, глядит на Тори, подмигивает. Она улыбается в ответ.
   Шагает к встающему Василичу, протягивает руку. Здороваются. Женя кладёт портфель на стул, спрашивает на английском:
   - Развлекаетесь?
   Василич:
   - Мозги разминаем игрой в циферки.
   Женя:
   - Та самая, где неполные данные, и вопросы так, чтобы только цифирки в ответе?
   Василич чуть морщиться, буркает:
   - Да, она... акцент у тебя...
   Женя, с полностью русским акцентом:
   - Если я говорю вот так - понятней?
   Василич:
   - Ладно, ладно... и так понятней.
   Женя, с любопытством глядит на Тори, спрашивает:
   - И как?
   Тори, жалобно:
   - Я застряла на крыше горящего стоэтажного офиса. Его, видимо, диверсанты поджигали, отрезав серией микродиверсий лестницу и лифты. И пламя в окна.
   Женя, с любопытством глядя на Василича:
   - Чё, прям, такие диверсанты, что и давление в пожарном гидранте - ноль, и топоров на пожарном щите на сотом, техническом этаже - ноль, и топлива в аварийном генераторе лифта - ноль? И тросов запасных в лифтовой шахте - ноль метров?
   Василич, с кислым лицом:
   - Ну... вот... пришёл... ворент-офицер и всё опошлил.
   Женя поворачивается к Тори, говорит:
   - Когда строят дом по умному, с полной паранойей на все случаи, то технически предусматривают возможность сброса за край крыши лифтового троса. Обычно - отвинчивая крепёж от самого лифта, подтянутого к площадке техобслуживания на последнем этаже. Там же иногда стоит ручная лебёдка для подъёма пустого лифта на противовесе. Просто расстопорить и лифт сам приедет вверх. Ни разу сам не делал, только показывали всю эту приблуду в высотном офисном здании. Там получается, что когда лифт вверху, то на бабине намотан запас троса как раз до первого этажа.
   Тори:
   - Вот ведь... мдя... я бы долго думала.
   Василич, по-русски:
   - А чё думать... прыгать надо... там до соседнего здания, такого же, двадцать метров. И переход между зданиями на девяносто пятом этаже.
   Женя:
   - Ну-ка, ну-ка... это ты про какие такие здания? Где тут у нас архитектор-придурок связал гуляющие по независимым амплитудам и направлениям высотные конструкции переходом?
   Василич:
   - Ну я так... в теории... резиновым переходом взаимного гашения колебаний.
   Женя:
   - Угу. Из пары тысяч надутых презервативов.
   Тори прыскает смешком. Василич скептически улыбается.
   Женя:
   - Ладно. Хватит играться. Василич, у тебя есть возможность достать бочку коньяку?
   Василич, настороженно-задумчиво:
   - Ну... не знаю... смогу, наверно, если очень надо.
   Женя:
   - Тогда давай спорить на бочку коньяку!
   Василич, пугливым деревенским тоном:
   - Ну эта... можна, канечна, барин... но дык эта... аж целая бочка... КОНЬЯКУ! Эта ж на чё спорить то надо, а?
   Женя, с улыбкой:
   - Да ни боись... тема достоянная.
   Василич:
   - Ну-ка, ну-ка.
   Женя:
   - Спорим, что ныне ночью у тебя в револьвере патроны варёные будут?
   Василич, очень тихо, спокойно, холодно:
   - Подробней.
   Женя, с широкой улыбкой:
   - Да ты эта, расслабся что ль... вдруг кто в биноклю пялица. А ты тут лицо строишь, как ебало у броненосца... того гляди, изо лба шесть стволов высунуца.
   Женя поворачивается к неуверенно улыбающейся Тори, ласково просит:
   - Кстати, солнышко, сходи-ко поставь чайник. И в зеркало глянься.
   Женя переводит взгляд на Василича, который стоит с безумной, радостной улыбкой. Тори встаёт, подхватывает чайник, убегает. Женя поворачивается к Василичу, с улыбкой, энергично махая руками, говорит:
   - Не, ты вот прикинь, а? Они совсем страх и нюх потеряли! Две чёрных волги прямо на площади на жеде станции... битком... чОрные! В жару! Бредем с бэтром всего на пару сотен метров выше по течению... и даже травы и деревьев не накосили... так, тряпочками прикрылись стыдливо... И всего три пары наблюдателей в лесу... на деревьях... как белки... они б ещё рыжие хвосты привязали и семки лузгали, на ветках подпрыгивая... ну ваще ж...
   Василич кисло улыбается, потом говорит:
   - А бабуля-то...чё?
   Женя, хитро прищурясь:
   - Да пошто бабушку лохматить, коли дедушка под рукой?
   Василич застывает, ввинчивая в Женю напряжённый взгляд. Женя, беззаботно:
   - Так что давай на бочку, а? А на свадебку бочечку и употребим. Как раз на днях она...
   Василич медлит, потом хрипло, еле раскрыв рот и слабо шевеля губами:
   - Какая свадебка?
   Женя, в притворном ужасе:
   - Да ты чё? Сам же бамагу с невесты выцыганивал... да ты того, не боись... фрак с бабочкой не надоть... так, в тихом семейном кругу... жоних с нявестой, папанька невесты с супружницей, ИО дочери жониха с ИО мужа дочери, ну и бабуля жониха с ВРИО мужа бабули... чиста штоп парядок был... на первый-второй мальчик с девочкой. Ну, можа... ещё двое будут... у меня тут типа племяха... двоюродная... нарисовалась внезапно... но пока так, карандашиком...
   Василич наклоняет голову, старательно чешет затылок, потом кладёт руки на спинку стула, цедит с прицельным прищуром на Женю:
   - Слыш, комбинатор хренов... а... бабуля-то в курсе затеи? Я-то как-то мечтал, что по полной программе... и целил в толпе затеряться.
   Женя:
   - А то... конечно в курсе. Ну чё, спорить-то будем? Ну, давай, раз жлобишь бочку, я буду спорить, что патроны нормальные, а ты - что водичка в чайнике с капельками?
   Василич растягивает губы в широкой улыбке, тянет:
   - Не-е... хитрый какой... о чем спор то получиться, а? И водичка же, и маслята.. я ж чё-т не припомню, когда б они спортиться успели б... сплю-то я по утрам за засовом...
   Василич, резко переходя на серьёзный тон:
   - Ладно... чё делать-то будем?
   Женя, растягивая руки в стороны:
   - А у меня в подвале - вот такая пушка!
   Василич секунду соображает, потом растягивает руки, делает презрительное лицо, говорит:
   - Вот такая? - сжимает руки меньше, - А может, такая?
   Женя упирает руки в бока, говорит:
   - Да чё, не веришь?
   Василич:
   - А ну покаж!
   Женя нервно взмахивает руками, потом хватает портфель, идёт в дом. По дороге приглашающее махает рукой, говорит:
   - Ну, пошли, покажу!
  
   Подвал, темно.
   Вспыхивает свет трёх тусклых ламп без плафонов, свисающих с потолка.
   Видна длинная узкая комната, с верстаком и станками вдоль одной стены и стальными шкафами с другой стены. Часть шкафов закрыта на висячие замки.
   Открывается дверь, входят Женя, Василич. Женя, кинув портфель на верстак, быстро идёт к шкафу с замком. Открывает шкаф. В шкафу - полки, заставленные разными коробками. Женя быстро снимает коробки, ставит на пол. Затем засовывает руку в глубь полки. Лязгает. Женя просовывает руку глубже в шкаф, вытягивает большой телефонный аппарат с диском и десятком тумблеров, ставит на край полки. Кивает Василичу на аппарат, говорит:
   - Звякни, пожалуйста, дежурному по базе. А вдруг он тебе чё скажет.
   Василич стоит, очень подозрительно пялясь на аппарат. Переводит взгляд на Женю. Подозрительно спрашивает:
   - Это что ж... тут в каждом доме что ль врезка в линию?
   Женя:
   - Ни-ни... хотя я не знаю. Просто думаю, что бабуля отжала участочек, где стояла секретная часть. Тебе достался домик штаба. Ну и линия с капыпы. Возможно, ещё линия с офицерской казармы и арсенала. Но точно не больше.
   Василич, подходя к аппарату:
   - Ну-ну...
   Берёт трубку, щёлкает рычагами, набирает номер.
   Говорит:
   - Алёу, алёу, это Адь? Эта с Зямли звонють... Агась, я... да сорок три раза тя в выхлопную, штоб до пятидести восьми меме расшатало!!!... Ну... дык я так... скучна мне чё-та стало... во, решил звякнуть, узнать... как там моя сковородка... чё? Как ещё на складу? Да вы чё... а вдруг я вот прям завтра к вам, а она холодная? Да ты годы то мои не трож... какие ни есть - всё моё... тфу на тебя, охальник! Вот ещё дитями на старости лет обзаводиться не хватало!... Не-не... а вы с какой целью интересуетесь, на примете кто есть предложить? А то ж у меня опыт... вкус формировался, опять же. Ну вот... я уж замечталси, а он просто так... Ну ладно, бывай.
   Кладёт трубку.
   Говорит задумчиво:
   - Не... не знают... хотя... да не, Свардов так голосом бутафорить не может.
   Смотрит на Женю, говорит:
   - Если б только "Волги" - то сказал бы, что кружок самодеятельности. Но вот подтанцовка в две броньки... Так, где эти... белки?
   Женя, чётко:
   - Белка-раз, тополь на опушке, третье дерево от берега, второе от опушки. Вооружение - СВД в лохматке. Предположительный сектор - ворота и центральная улица, крыльцо и дом с фланга. Белка два имитирует куст в двадцати метрах глубже в лес от ворот. Белка-три. Ель на опушке, вторая от края, по линии левой границы придомашнего участка. Невнятное ружьё со скользящим затвором. Предположительно, спортивная винтовка. Белка четыре - старый муравейник десять метров глубже в лес от Белки-три. Белка-пять: тополь в полусотне метров от калитки с тылу садоводчества. Ствол в лохматке с длинным магазином. Предположительно - РПК. Белка-шесть - тополь на берегу реки, сто метров от белки-пять. Вооружение аналогичное.
   Василич, со скептической ухмылкой:
   - Ты чё... под ними гулял?
   Женя, скромно потупясь, сунув руки за спину, ковыряя носком ботинка пол:
   - Ну... я не нарочно, дяденька... я ж это... ползал себе по лесу кругами, отрабатывал передвижение под простынкой после ядерного взрыва... а тут темно... ни видать ничего... вот, натолкнулся случайно.
   Василич:
   - Тфу на тебя... нинзя-камикадзе хренов.
   Женя:
   - Ни-ни... куды мне до святогу ветру... идтить да идтить...
   Василич оскаливается, сбрасывает оскал, говорит ровно, серьёзно:
   - Ладно. Значит, белки таки страховка захвата. Волги - типа официальная группа... поди, с бумагами и ксивами. Не самой такой липой. Так, серых отвадить... вот только я всё одно не пойму, где эти зверушки лесные две единицы бронетехники взяли. И как. Где такое есть, я знаю. И догадываюсь. Но вот как его выпустить на прогулку по мирному дачному посёлку без огромной кучи бумаг - ума не приложу.
   Женя, спокойно:
   - Консервационные базы, Василич. Кучка полупьяных офицеров... пенсионеры заслуженной организации, прикатывают на чорной-пречорной "Волге"... аж двух и слёзно просят командира базы дать машинки погонять... на рыбалку там сплавать... рыбу поглушить. Даже не на списание и продажу, а с возвратом... и без оружия. И с внесением залога в размере стоимости списания, ежли вдруг утопят глубоко, шо не достать. А стволы лежат в лесочке рядом. Там, списанные заранее с другой базы. Или вовсе свинченные на запчасти на дороге у какого-нито аула... или даже в джунглях каких. Или ваще какой друшлаг копаный с войны пристроили. Тут жеж многа не надоть... не воевать же с танковой армадой собрались. И не меряца захомячностью с конкурентами, сравнивая, скока ядрён-батонов по норкам позаныкано. Так, мирных жителей попужать громкими бабахами...
   Василич, с широкой радостной улыбкой:
   - Мирных жителей, говоришь? Ну... ладушки... я им дробовичок тогда покажу.
   Женя, очень незаинетересовано:
   - Старенький какой, поди? Дымить пужающе будешь из большой дырки?
   Василич:
   - Ни-ни... што вы, молодой человек. Так... самая обычная двустволка десятого калибру. Правда, патронов-то уже нема родных, так что приходиться палять со вставочками... четырнадцать-пять... фигнёй всякой.
   Женя бубнит:
   - Ты, блин, ещё бы утятницу четвёртого калибра приспособил для запуска зенитных ракет.
   Василич, мрачно:
   - Надо будет - приспособлю... я как-то раз из кастрюльки стрелял... А уж из ружа-то... так, ладно. Что делать-то будем? Звать кого, али сами?
   Женя:
   - Да ты чё? Звать... тут самим мало, а он ещё делица надумал... не, ну я б тестя ещё позвал, но у него медовый месяц... опять же, тёщу на нервы ставить.
   Василич:
   - Ну-ну... голодающий...
   Женя:
   - А ты чё - не? Сам же вот только что в ад докладывал, что соскучился...
   Василич криво скалиться, говорит:
   - Ну да, было... - сбрасывает оскал, буркает:
   - Так какой план-то, товарищ командир?
   Женя:
   - Да чё сложного-то? Сам что ль, не догоняешь? Подъезжают, значица, "Волги". Выходят люди, окружают хату. Стучат... хотя не, сверлят дырочку и отодвигают засов. Кидают газику, натягивают противогазы, заходят внутрь, вяжут нас, выносят, грузят, увозят. Столяр чинит дырочку в двери, чтоб типа так и було... На речке на всякий случай плавает восьмиколёсный крейсер. Командир сидит в бункере... мобильном. Засадные полки страхуют... вдруг кто в окно выпрыгнет, и как начнёт стрелять по товарищам с тылу дома... да метко так... а потом - в бега. Если вдруг в доме дверь не сверлица, а у жильцов на плите... кастрюля, то крейсер выплывает на берег и едет штурмовать дом.
   Василич:
   - Да, блин... Мы-то чё будем делать?
   Женя медлит, потом ровным голосом, серьёзно:
   - Василич, я одно толком придумать не могу пока. Каким образом они капепе захватят и при том как бы и не захватят. Их же там, наверно, твой сменщик должен встречать, с тобой, всем таким спящим. Случайно так заснулось... ну, в крайнем случае, безвременно помершем на посту от инфаркта. Но никак не с дырками. Вариант, что они туда заходят, а там - ваще никого... ну, хз, как у них с паранойей. И есть ли у сменщика рация. И нет ли сигнала тайного, что всё тихо. Наверное, сразу крейсер выкатят к воротам. В готовность раз на штурм. Или вообще подумают-подумают, и сразу воевать побегут. Свёртываться - вряд ли... когда ещё броню дадут погонять.
   Василич, мрачно:
   - Ну, допустим... типа заснул я... сплю, наверное, связанный... хотя нет, вряд ли. Следы останутся. Скорей, под прицелом... чтобы если шум - то сразу шлёп. Причём сплю на табурете, спиной к двери. Или на полу... упал во сне. Блин горелый... не играется. Жаль, я не Фантомас... натянул бы резиновую маску нетоварища капитана... слушай, а может, всё-таки Скабов не в деле?
   Женя:
   - Может, и нет. Но... короче, вся эта песня с плясками... - замолкает, думает, потом говорит: - Через моего папу шли фонды... промытые через Штаты, на Японию с Кореей. Когда слили всех, фондов - не нашли. Видать, в теме, очень хотят меня поспрашивать, где же горшочек с золотом прикопан.
   Василич молчит, потом медленно, осторожно, напряжённо:
   - А... велик ли горшочек?
   Женя:
   - Да я откуда знаю? Всё знает только папа. Я так, попрятал, что по полкам валялось.
   Василич:
   - И много там валялось?
   Женя:
   - Да не, что ты... всего на пару скромных пенсионных фондов... на достойную старость отделу-другому.
   Василич, задумчиво:
   - Две штуки в год на двадцать лет на... допустим, две сотни человек.. ну да, мелочь...
   Женя:
   - Вот-вот. Потому и думаю я, что это так, работники пенсионного фонда нагрянули. А вот где нетовариш капитан Скабов лямку тянул... я не знаю. Лишь чуется мне, что есть у него знакомые среди пенсионеров.
   Василич:
   - Ясно... ну, допустим, прокатило у меня... ворота - открыты, но бункер заперт... или открыт, но в нём - никого. Зашли они, окружили хату. Ты-то чё?
   Женя медлит, потом говорит:
   - Торька сидит в броннике с двумя пистиками в теплице. После начала шухера считает до пяти и валит, кого видит. Потом отходит обратно в люк, что в теплице. Или по обстановке.
   Я, как начнётся, на счёт раз тихо снимаю белок с мелкашкой, галопом несусь к белкам-пулемётчикам, хватаю два трофейных пулемёта и бегу захватывать вражеский штаб.
   Василич:
   - А белки с СВД? А бэтр? А водители волг?
   Женя:
   - Первой паре будет не до чего... там место уж больно удобное... очевидное... в общем, они на радиофугасе сидят.
   Василич:
   - Ну ты...
   Женя:
   - Ага. Паранойя... наше нормальное состояние. Водители "Волг"... да хз... вряд ли они в атаку побегут. Скорей, будут сидеть до конца, а потом свалят. Или не свалят, но пусть походят, поищут. А крейсер я дарю тебе. Цени. От сердца отрываю.
   Василич:
   - И чё я сним буду делать, а?
   Женя:
   - Ну ты блин... нежно с ним... там, вазелин, колготки, палочка...
   Василич, злобно:
   - Ты чё, бредишь?
   Женя:
   - Не-не... точно по противотанковой инструкции для союзных войск. Палка динамита, колготки... обрез колготок... в виде носков, и вазелин, или близкий заменитель в виде солидола. Если по британской инструкции, то колготки - на голову для ошеломления противника и маскировки. Падаешь с дерева на танк, вежливо стучишь в люк. Как откроют посмотреть, кто там - кидаешь им палку.
   Василич, широко скалясь:
   - А вазелин зачем?
   Женя:
   - Палку смазать... ну, чтобы она из рук у них выскальзывала и не смогли выкинуть.
   Василич:
   - Ну... вот ты... выдумщик... так, ладно. Допустим..., что в оружейке у меня завалялась пара кило имени товарища В.
   Женя, удивлённо:
   - Чё? У тебя там музей что ли?
   Василич:
   - Типа того. Мне более интересно, как ты с двумя ручниками за брэдом по лесу гоняться собрался.
   Женя:
   - Зачем - гонятся? Я точно по британской инструкции. С дерева - шмяк, и - опа. Только динамита у меня нету. Но ничё, кину им пластилину, пусть сами себе лепят чё хотят.
   Василич:
   - Ладно, допустим... осилишь ты работу пионера-героя. А если - нет?
   Женя:
   - Ну нет, так нет. Обижусь и убегу ото всех в тёмный лес в нору к медведю. Думаю... на фейерверки наши кавалерия прискачет где-то через сорок минут. Сколько тут от базы ближайшей?
   Василич:
   - Думаю, час двадцать. Сами-то не побегут, доложат, приказ получат.
   Женя:
   - О, точно... тогда вообще красота. Захомячить всё успеем.
   Василич:
   - Тфу на тебя!
   Василич медлит, глядя в пол, потом мрачно говорит:
   - Ладно, давай сыграем так. Я думаю, часа в три они пойдут, по сумеркам.
   Женя:
   - Точно.
   Василич, строго:
   - Жентос. Пообещай мне одну вещь.
   Женя:
   - Если чё, не лазить тебя спасать? Да ты чё, я шо - дурной?
   Василич:
   - Ну похож же!
   Женя вздяхает, убирает телефон обратно. Потом начинает переставлять ящики с нижней полки. Переставив, лязгает внутри шкафа, говорит.
   - Кстати, я тебе эта... пушку показать хотел... - с пыхтением тянет, вытаскивает приклад противотанкового ружья, завёрнутого в мешковину.
   Василич, поглядев на приклад, поднимает офигевший взгляд на Женю, тихо спрашивает:
   - И шо, патроны е?
   Женя:
   - Дык а то... цельных четыре! Только вот бегать с ним... толпы нету, чтобы флажок привязать на пламягаситель и впереди толпы - в атаку. Да и штык штатный, противотанковый, потерялся. Так что я его в кабинете на втором этаже поставлю, на креслице. Креслице на колёсиках, за лафет прокатит.
   Василич:
   - Ну а чё ты тогда про бэтр паришь? Всё, пошли...
   Шагает к двери. Женя, вытащив ружьё с подсумком примотанным к сошкам, взваливает ружьё на плечо, идёт к двери. Василич, придерживая дверь:
   - А невеста-то у тебя с засадой справиться?
   Женя:
   - Ой, не знаю... как бы не началось... применение британской инструкции для полицвумен... три раза свистнуть в воздух между ног и расслабиться.
   Хлопает дверь. Выключается свет.
  
   Ночь. Сумерки. Наблюдательная комната охраны.
   У окна сидит Василич, сложив руки на подоконник и положив голову на руки.
   Тихо, медленно открывается дверь.
   Аккуратно входит Скабов с пистолетом в руке. Замирает, смотрит на Василича. Потом тихо идёт к стене у окна, поглядывая на Василича. Встаёт у пульта на стене у столика.
   Хлопает глушитель, лязгает под руками Василича затвор. Плечо Скабова дёргается. Пистолет в его руке бахает, выпадает на пол. Василич дёргается, падает на пол. С пола ещё два раза стреляет. Бедра Скабова дёргаются. Он падает на пол.
   На Скабове включается рация, голос в рации спрашивает:
   - Скаб, что за шум?
   Скабов замирает, лежа на полу и глядя в зрачок пистолета в руке Василича. Василич, громким шёпотом:
   - Ну, чё, скажи им чё-нито. Типа проснулся он, ты бахнул, ножик тебе в лоб прилетел.
   Скабов медлит, потом тихо спрашивает:
   - А варианты?
   Василич:
   - Расстроюсь. Яишницу буду делать... с коленными чашечками. Так на суд и поедешь - без ног и без хуя.
   Скабов включает рацию, говорит хрипло, ноюще:
   - Он проснулся. Я добил. Ранен в голову ножом. Счас перевяжусь - открою.
   Отключает рацию. Василич стреляет. Скабов дергает головой, обмякает.
   Василич быстро ползёт к Скабову, снимает с него плащ. Скидывает штормовку. Одевает плащ. Потом макает руку в кровь из плеча, размазывает по глазам, густо мажет левую половину лица. Суёт руку в карман штормовки, достаёт бинт, начинает быстро наматывать на голову, прогоняет пару мотков под подбородком. Затем макает руку в кровь, пачкает бинт посредине лба.
   Встаёт. Морщиться, зажимает ногу, где на бедре - пятно крови.
   Прихрамывая, шагает к пульту, открывает ворота. Затем шагает к окну, неуверенно махает рукой в сторону опушки. Встаёт, опираясь руками на подоконник. Мотает головой. Падает на пол. Быстро ползёт к Скабову, берёт рацию.
   Рация оживает голосом:
   - Скаб, что с тобой?
   Василич, невнятным хриплым голосом:
   - Я... крови... много. Полежу.
   Рация, насмешливо:
   - Ну полежи-полежи... на обратном пути подберём.
   Отключается.
   Василич секунду думает, потом начинает сматывать с головы бинт. Смотав, начинает наматывать на голову Скабова.
   Намотав, достает ещё бинт, мотает себе на ногу. Макает руку в кровь, замазывает белую полосу бинта. Потом ползёт к большой сумке, стоящей у окна. Расстёгивает сумку, достаёт из сумки подсумок, надевает на плечо. Потом достаёт из сумки два ППШ с дисковыми магазинами. Тихо, яростно шепчет:
   - А сегодня - дискотека. Будут проиграны два новых диска.
   Вешает автоматы на плечи.
   Отползает, перетаскивая табурет глубже в комнату. Встаёт, смотрит в окно. Замирает. В окне видны две чёрных "Волги" и УАЗ-буханка, подъезжающие к воротам.
   Василич:
   - Ой... нежданчик... блин...
   Несколько секунд стоит, размышляя. Потом злобно хихикает, пригибаясь. Переходит к сумке. Достаёт из сумки широкое зеркало на ручке, привязанное к налобнику. Натягивает налобник, садиться у стены, смотрит в зеркало. Хихикает, подхватывает оба автомата, перекидывает их задом наперёд, кладёт стволами на подоконник. Широко скалясь, говорит:
   - Ну, вэлком.
  
   На опушке в сотне метров от лодочной станции на дереве сидит снайпер. СВД нацелено на наблюдательную будку. Снайпер чуть отстраняется от прицела, краем глаза смотрит на дорогу.
   По дороге едут две чёрных "Волги", за ними - УАЗ-буханка. Снайпер коситься на речку. На речке к пристани плывёт по течению БТР.
   Снайпер, мрачно шепчет:
   - Ещё б кавалерийский полк пригнали...
   За две сотни метров до ворот колонна замедляет ход, приглушая двигатели. Тихо крадётся на низких оборотах. Останавливается в двадцати метрах от ворот.
   На подоконнике наблюдательной будки с грохотом вспыхивают два огонька автоматного огня. Две струи пуль, пуль, жидко разбавленные трассерами, впиваются в "Волги".
   Лобовые стёкла машин покрываются дырками пуль и брызгами крови.
   Тем временем снайпер прилегает к прицелу. Быстро стреляет два раза в темноту над язычками автоматов. Замирает на пол-секунды.
   Лобовые стёкла "Волг" трескаются, опадая внутрь. У задней "Волги" распахиваются задние дверцы, распахивается дверцы у УАЗика.
   Снайпер видит, что огонь продолжается. Переводит прицел ниже, между огоньками.
   Струи пуль из окна перемещаются на УАЗик. Пассажир, выпрыгнув, кувырком уходит в сторону.
   Из левой дверки задней волги выпадает тело, из правой двери второй кувырком выпрыгивает фигура в камуфляже.
   Водитель УАЗа, замешкавшийся у двери, спотыкается, оседает у дверцы. Из открытой боковой дверцы УАЗа выскакивают двое, один толкая другого. В УАЗе вспыхивает язычок пламени.
   Снайпер стреляет три раза между огоньками автоматного огня. Огонь прекращается.
   За спиной снайпера с грохотом вырастаёт стена огня. Тело снайпера дёргается от пары осколков. Пяток веток вокруг него сносит осколками.
  
   БТР взрыкивает двигателем, начинает плыть к берегу. Башня БТР поворачивается на наблюдательную комнату. Пулемёт ревет, выплёвывая струю пуль. Наблюдательная площадка дрожит, выбрасывая струйки пыли и крошек бетона из пробиваемых в стенке дырок. Через пять секунд пулемёт БТР замолкает.
   Один из "волги" и трое из УАЗа выставив автоматы, под прикрытием пулемёта вскакивают на ноги, зигзагами бегут в ворота. Подбегают к стальной двери КПП. Тянут. Дверь - заперта. Пассажир УАЗа срывает с разгрузки гранату, кидает в окно. Бахает взрыв, вынося остатки стёкол.
   Четверо пригибаются, прикрывая голову от осколков окон. Тот, что из "Волги", рявкает:
   - Дебил, бля!
   Сверху через остатки стены вверх взлетает огромная граната, падает между четверых. БАБАХАЕТ, размётывая их на куски.
   БТР, проехавший в ворота, проскакивает ещё десяток метров вперёд, встаёт, разворачивает башню на дверь КПП.
  
   Теплица на садовом участке. В проходе между грядками, заросшем травой, приподнят люк, прикрытый дёрном. В люке виднеться голова в черной шапочке, из люка чуть торчат два ствола с глушителями. За стеклянной стенкой теплицы видно открытое окно дома.
   Невдалеке раздаётся стрёкот двух автоматов. Тянется пяток секунд, обрывается. Бухает взрыв. В воздухе секунду слышен шелест летящих кусков земли, потом его перекрывает рёв крупнокалиберного пулемёта.
   Фигура в люке злобно буркает голосом Тори:
   - Василич, блять...
   Исчезает в люке. Люк захлопывается.
  
   Кабинет, второй этаж. На кресле с колёсиками, повёрнутом спинкой к окну, лежит ПТР. В комнату вбегает Тори. Видит в окне БТР, разворачивающий башню на дверь КПП.
   Пулемёт БРТ с рёвом выплёскивает струю огня. Дверь вибрирует, покрываясь искрами рикошетов. Тори, хватается за ружьё, поднимает, прижимая приклад к плечу и уложив ствол на спинку кресла, пригибается, широко расставив ноги. Наводит на башню БТР. Громко шепчет:
   - Прости, плечо.
   Нажимает спуск.
   ПТР бахает. Отдача разворачивает её, отбрасывает назад. Она со стоном выпускает ПТР, хватается за плечо. ПТР падает на кресло. Тори смотрит в окно. Видит БТР, разворачивающий башню на окно. Её глаза расширяются, она кидается к выходу их комнаты. Стена с грохотом лохматиться щепками, выдранными пулями. Плечо Тори, бегущей через порог, дёргается, выбрасывая струйку крови. Тори, не останавливаясь, бежит вниз по лестнице.
  
   Улица.
   БТР, повернув башню на разбитое выстрелом окно, молотит из ПКТ по стене ниже окна. Над стеной наблюдательной комнаты показывается голова Василича. Василич, секунду примеривается, потом, размахнувшись, кидает гранату, пригибается.
   Граната, описав тяжкую дугу, БАБАХАЕТ на крыше БТРа, в паре метров от кормы. БРТ, вздрогнув от удара, затихает. Дым взрыва развеивается. В крыше видно большое рваное отверстие.
  
   Тори сбегает по лестнице. На улице за её спиной БАБАХАЕТ. Пулемёт замолкает. Тори стоит в коридоре, хватается за плечо, смотрит на ладонь. Буркает "блять", морщится. Бежит к спуску в подвал, ныряет в него.
  
   Теплица. Открывается люк. Из люка вылезает Тори с пистолетом в руке. Пригибаясь, идёт к забору на границе участка. Замирает на движение куста на другой границе участка.
   Куст тихим жениным голосом:
   - Не стреляй. Детей не будет.
   Тори, нервно, громким шёпотом:
   - Женя?
   Из-за куста выходит Женя, в тёмной одежде, двух тёмных косынках на лице, полоска глаз замазана чёрным. Поверх одежды - разгрузка, на плечах - два пулемёта.
   Женя скидывает пулемёты на землю, бежит к люку. На ходу спрашивает:
   - Что с рукой?
   Тори:
   - Царапина. Кость цела.
   Женя, ныряя в люк:
   - Давай под окно кабинета.
   Тори, глядит на люк, бежит под окно кабинета. Приседает под ним, выставив пистолет.
   Через пяток секунд из окна кабинета показывается приклад ПТР. Женя, высунувшись в окно, опускает ПТР и шепчет:
   - Подстрахуй при падении.
   Тори встаёт, хватается за приклад. Женя отпускает ружьё. Оно, слабо придерживаемое Тори, тихо бухает прикладом об землю.
   Женя гибко перекидывается через край окна, цепляется за подоконник пролетает чуть вниз. Полсекунды висит на руках. Потом прыгает. Пружинисто приземляется, сжимаясь до присяда на корточки. Смотрит на Тори, держащую ружьё. Встаёт, буркает:
   - Да не ружьё подстрахуй. Меня подстрахуй.
   Вдалеке слышен рокот двигателя.
   Женя буркает "блять", хватает ружьё. Выстреливает на бегу:
   - Тащи ручник на берег ко мне!
   Тори медлит, бежит в сад.
  
   Женя с ружьём на плече бежит по дороге к воротам. Пробегая мимо БТР, подбрасывает ПТР в воздух, срывает с разгрузки гранату, подпрыгивает, закидывает её в дырку в корпусе БТР, приземляется, подхватывает ПТР, тяжко согнувшись до земли, выравнивает шаг, бежит дальше. В БТР глухо бухает.
   Добежав до КПП, встаёт, вслушиваясь в рокот двигателя на реке, достаёт из подсумка на прикладе патрон, перезаряжает ПТР. Присев, выглядывает из-за угла на реку. Буркает "ага".
   По речке медленно, вихляясь, плывёт БРДМ. Женя выбегает из-за угла, бежит к "Волгам", на бегу откидывая сошки.
   БРДМ сбрасывает ход. Над краем окна наблюдательной вышки показывается голова Василича и двустволка, лежащая на подоконнике.
   БРДМ, дрейфуя по течению, начинает поворачивать башню на Женю.
   Василич чуть привстаёт, вжимает одной рукой ружьё в плечо. Двухстволка бахает, Василич отлетает от отдачи, скрываясь за подоконником. На башне БРДМ расцветает вспышка взрыва.
   Башня замирает на пару секунд
   Женя, добежав до машины, ставит сошки на капот, прикладывается к ружью.
   Башня начинает поворачиваться дальше.
   Женя, говорит:
   - Делай раз!
   Стреляет. Башня БРДМ чуть вздрагивает, замирает, недовернувшись.
   Женя начинает перезаряжать ружьё.
   Над краем наблюдательной вышки появляется Василич с ружьём. Бахает, падая за край окна от отдачи. На башне вспыхивает вторая вспышка взрыва.
   Башня чуть дёргается. С натужным гулом пытается повернуться на Женю. Замирает недовёрнутой. Взрыкивает двигатель. БРДМ начинает плыть дальше по реке.
   Женя прикладывается к ружью, говорит:
   - Делай два.
   Стреляет. Двигатель захлёбывается.
   Женя, морщась, перезаряжает ружьё. Коситься на подбегающую Тори с ручником в руках, прикладывается, говорит:
   - Делай три.
   Стреляет. По поверхности воды у БРДМ плескает.
   Женя, опуская ружьё, докладным голосом:
   - Стрельбу окончил, ресурс плеча пятнадцать процентов.
   Хватает у Тори пулемёт, убегает к пристани. Не добегает. У БРДМ откидывается верхний люк, в нём появляются поднятые ладони. Из БРДМ кричат:
   - Не стреляй, сдаёмся!
   Женя, весело, на ходу к лодкам у пристани:
   - Да ну нахуй! Я мечтаю утопить крейсер... БРДМ подойдёт... для тренировки. Так что - запе-ВАЙ!
   Женя сбрасывает швартовочную петлю, запрыгивает в лодку, запевает, идя к навесному мотору и заводя его:
   - ВСТАВАЙТЕ, товарищи, все по местам! Последний парад наступает!
   Мотор лодки заводиться. Женя, присаживаясь у мотора:
   - Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!
   Из люка резко появляется голова и руки с автоматом, задранным вверх. Женя вскидывает пулемёт, вбивает очередь в голову, появляющуюся из люка. Орёт:
   - Пощады никто не желает!
   Женя, отчаливая, орёт:
   - Врагу не сдаётся наш гордый Варяг! Пощады никто не желает.
   Женя, одной рукой удерживая пулемёт упёртый магазином в колено, выруливает лодку к БРДМ. Идёт к нему. В люке мелькает рука захлопнуть. Женя очередью перебивает кисть. Внутри БРДМ раздаётся истошный вопль боли. Женя, подплыв к БРДМ, срывает с разгрузки гранату, кидает в люк. Из БРДМ доносится вопль "БЛЯ!", громкий хлопок. Женя, описав круг вокруг БРДМ, рулит обратно к пристани. Затихший БРДМ медленно дрейфует вниз по течению, тихонько дымя.
  
   Женя, причалив к берегу, накидывает петлю на крюк, выпрыгивает из лодки. Бежит к "Волге", подхватывает ПТР на плечо. Бежит в лес напротив лодочной станции. По дороге широко улыбается и машет ручкой Тори, сидящей за "Волгами". Оглядывается на движение в наблюдательной комнате, видит голову Василича и ствол автомата. Махает Василичу рукой на Тори, скрывается в лесу. Тори, помедлив, бежит к КПП.
  
   У дверей КПП, прижавшись к стене на корточках сидит Тори. Дверь КПП со скрипом раскрывается. В приоткрытую щель видно пол-лица Василича и ствол автомата, торчащие из-за угла. Василич тихонько, хрипло окликает:
   - Тори?
   Она откликается:
   - Я. Не наблюдаю движения.
   Василич медленно, прихрамывая, выходит из-за стены. Левая рука висит плетью, на лице, запорошённом пылью, сочиться кровью царапина на виске, вокруг царапины вспухает синяк.
   Василич вешает автомат за спину, достаёт с пояса пистолет, протягивает Тори, говорит:
   - Перезаряди, пожалуйста.
   Она берёт пистолет, морщась, перезаряжает обоймой со своего пояса. Спрашивает:
   - Что с рукой?
   Василич:
   - Кусок стены прилетел в плечо. Думаю, сильный ушиб. Может, трещина. Шевелить плечом почти не могу.
   Принимает у Тори пистолет, говорит:
   - Пойдём, проверим, что у машин. У тебя что с рукой?
   Тори:
   - Зацепило. Шевелить могу.
   Василич:
   - Лады. Я впереди ты сзади десять, прикрывай.
   Идут к машинам.
   Василич заглядывает в "Волги", качает головой. Затем идёт к УАЗику, встаёт у сбоку от открытой двери, качает головой. Пригнувшись, обходит машину, суёт пистолет за пояс, наклоняется к водителю, снимает с разгрузки гранату, осматривается, цепляет кольцо за ручку стеклоподьёмника, дёргает гранату, кидает в салон. Отпрыгивает. В салоне раздаётся приглушённое "Су...!", прерываемое бахом. Василич вынимает из-за пояса пистолет, обходит машину, заглядывает внутрь. Отворачивается, Идёт к Тори. Встаёт. Прислушивается к далёкому рокоту двигателей за лесом. Идёт к Тори, засовывая пистолет за пояс. Достаёт из кармана штормовки палку, цепляет зубами шарик на конце палки, вытягивает нитку. Держа палку вверх, вытягивает руку Тори, говорит:
   - Дёрни за верёвочку.
   Тори перекладывает пистолет в раненую руку, дёргает за верёвочку. Из палки с шорохом вылетает зелёная сигнальная ракета.
   Василич провожает взглядом зелёный огонёк, потом опускает взгляд на Тори, говорит:
   - Пойдём, что ли, чаем напою.
   Идёт к КПП. Тори, помедлив, суёт пистолет за пояс, идёт за ним. На ходу спрашивает:
   - А Женя?
   Василич:
   - Думаю, побежал по лесу хомячить... стволы с патронами собирать и по норкам прятать на зиму. А то счас набегут... отберут всё, что не попрятал... кстати, свинти-ка ты глушители... и вообще, пойдём положим левые пушки в арсенал. У меня тебе там второй папаша есть на всякий случай.
  
   Через сорок минут на дороге к посёлку появляется неторопливо катящая БМП. За ней, пригибаясь, бегут четверо в касках и бронежилетах, выставив автоматы по сторонам.
   БМП встаёт, прикрываясь Уазиком от ворот. Четверо вытекают вперёд, скользят между машин, заглядывая внутрь. Потом откатываются обратно. Приседают на корточки у БМП, целя в разные стороны. У БМП откидывается люк, появляется голова в шлемофоне. Кидает взгляд на наблюдательную комнату.
   Василич и Тори, сидящие у подоконника с кружками, ставят кружки, приветливо махают руками.
   Голова в шлемофоне:
   - Доклад.
   Один из четырёх:
   - Волги - пять и четыре трупа. Расстреляны из автомата с... позиции, где эти двое.
   Второй, с другого борта:
   - Уазик, пять или шесть трупов. Добивали гранатой.
   Голова в шлемофоне зажимает кнопку, говорит:
   - Я пятый. Как слышно? Приём... наблюдаю колонну две чёрных волги, УАЗ-буханка. В колоне - два десятка трупов с оружием. Половина - костюмы с пистолетами, половина - в лёгкой экипировке, с гранатами... колонна расстреляна со стороны КПП... да... на КПП наблюдаю двоих... не в форме... старик в штормовке, девчонка в чёрном и шапочке... да, понял... приступаю.
   Голова в шлемофоне отпускает кнопку связи, кричит:
   - Э-э-э, грешник! Мы уж думали на склад за чугуном идти!
   Василич кричит в ответ:
   - Передай в ад, что я откупился пока!
   Голова в шлемофоне говорит в связь:
   - Это пятый, говорит, что пока откупился... понял. Конец связи... отставить...
   Голова в шлемофоне поворачивается на движение в кустах. Смотрит на двоих бойцов в касках, выходящих из кустов с поднятыми руками. Один идёт ровно, нервно. Второй - чуть пошатывается. Бойцы замирают в шаге от опушки, потом опускают руки, бегут к БМП.
   Голова в шлеме:
   - Наблюдаю боковую пару. Вышли из леса слева без оружия с поднятыми руками... так точно, понял. Конец связи.
   Пара бойцов подбегает к БМП. Стоят, виновато понурясь. Голова в шлемофоне:
   - Не плачьте, девочки. Комбат обещал, что автоматы вам вернут.
   Один из бойцов, хмуро:
   - Сами вернём, товарищ старший лейтенант.
   Из леса по высокой дуге вылетает автомат. С хрустом падает в придорожные кусты в двадцати метрах от БМП. За ним вылетает второй, падает рядом. За автоматами летят подсумки.
   Старлей, с ехидно:
   - Не успели. Кому стоим?
   Бойцы срываются с места, бегут за оружием. Подбирают подсумки. Хмурый заглядывает внутрь, достаёт магазин. Удивлённо буркает:
   - Пусто... когда успел?
   Второй, мрачно:
   - Моё - пока я в отключке лежал. Твоё - не знаю. Может, на ходу?
   Хмурый:
   -- Ладно... посмотрим.
   Срываются с места, бегут к БМП.
   БМП трогается, объезжает разбитую колонну, подъезжает к воротам. Встаёт. Голова в шлемофоне глядит на БТР, дымящий на улице. Говорит удивлённо:
   - Опа!
   Четверо бегут к БТР, двое сиротливо остаются стоять. Старлей нажимает кнопку связи.
   Василич, чуть перегнувшись через дырявый подоконник, старческим тоном:
   - Там эта...
   Старлей, настороженно:
   - Что?
   Василич:
   - Ну эта... кароч, как его.. а! во! бээрдеем ещё куды та вниз по речке уплыл... Извиняйте, сети все в сарае, а на спиннинг бердеемы не идут в это время года.
   Старлей кисло улыбается, спрашивает:
   - Он как уплыл-то? Своим ходом?
   Василич:
   - Ты чё! Я ж тебе русским языком говорю - не ушёл на двигателе, а УПЛЫЛ. Как говно в дырявой консервной банке... поди, ещё и утоп где...
   Старлей, нервно:
   - Ну, блять...
   Василич:
   - ...пожилую на хуй ртом до желудка, чтоб запор старческий выбить.
   Старлей замирает, ошеломлённо пялясь на Василича. Тот, ласково:
   - Ты старлей, уточняй. Что за блядь, где, уровень собственного недоёба, снабжение водкой и всё такое по боевому уставу. А то просто блядь - это ж не понятно. То ли к ней бежать с хуем наголо, то ли от неё, противогаз натянув, чтобы её запах не приснился.
   Старлей, шокировано:
   - Понял...
   Спохватывается, включает связь, говорит:
   - Наблюдаю за воротами подбитый БТР... -
   Бросает взгляд на бойца, сидящего на крыше у дыры. Боец показывает скрещенные руки. Старлей продолжает:
   - Выживших - нет. По... - кидает взгляд на Василича, - ... сообщению от... гм... пожилого в штормовке... да, понял... по сообщению от товарища подполковника резерва, вниз по реке уплыл подбитый бээрдээм в состоянии затапливания... э-э-э...
   Старлей поднимает голову, спрашивает:
   - Товарищ подполковник, а... где, оценочно, он затонет?
   Василич довольно жмуриться, говорит:
   - Ищ ты... подполковник... - делает нормальное лицо, буркает: - Стар я уже считать скорость течения, скорость прибывания воды. Одна пробоина четырнадцать пять ниже ватерлинии где-то десять сантиметров левее стенки моторного отсека. В моторном отсеке. Плюс граната внутрь десантного... но вряд ли повлияла на целостность. Думаю, он в километре ниже по течению на косу на повороте сел. Если пионеры на металлолом не утащили.
   Старлей, в связь:
   - Предположительно, ниже по течению в километре... да, понял.
   Старлей отжимает кнопку связи. Оборачивается ещё показывающуюся из-за поворота колонну из двух БПМ и трёх БТР. Смотрит на Василича, спрашивает:
   - Разрешите лодку взять, догнать, взять под охрану бардак?
   Василич:
   - Вторая с от воды.
   Старлей взмахом руки подзывает бойцов от БТР. Те подбегают. Старлей:
   - Пыль, с Грябой берёте моторку, вторую от воды. Догоняете вниз по течению битый бардак, притыкаете к берегу поближе к дороге, чтобы вытащить было удобно. Охраняете. Вопросы?
   Один из бойцов, хмуро:
   - Сухпай на сутки.
   Старлей медлит, кивает на задние люки БМП.
   Бойцы срываются к люкам.
   Хмурый, стоящий у БМП, говорит:
   - Товарищ старший лейтенант... этот... в лесу, забрал весь боезапас.
   Старлей, машинально:
   - Спишем.
   Хмурый:
   - А разрешите пополнить из бортового?
   Старлей, помедлив:
   - Валяй.
   Бойцы ныряют в люк БПМ.
   Василич, негромко:
   - Ты вон, мил человек, у начальства попроси из трофеев пополниться.
   Старлей оборачивается, видит подходящего от колонны майора с капитаном в полевой форме. Идёт на встречу, отдаёт салют. Капитан с майором отвечают, проходят мимо. Старлей удивлённо замирает, поворачивается.
   Майор, подойдя к КПП, смотрит на Василича, говорит восхищённо утробным басом:
   - Ну ты, хрешник... наворотил, бля...
   Василич, жалобным голосочком:
   - Ну а чё они... встали, подъехали и стоят, как в тире. А у меня патроны портятся, вот-вот срок выйдет.
   Майор, оглядывается, задерживает взгляд на БТР, охреневше-злобно:
   - А броню - у тебя гранаты тухнут, да?! А бардак ты из крейсера топил, что у тебя в амбаре пылиться?
   Василич, скромно:
   - Да не... я-то чё... его местные партизаны из ружья отвлекли, а потом ему что-то сверху прилетело... спутниковая пушка, наверно.
   Майор, зло:
   - Так и прикажешь в рапорте писать? Группа партизан, базирующаяся в городской черте, с применением тяжёлого вооружения и при поддержке орбитального противотанкового орудия уничтожила две единицы легкой бронетехники и до взвода пехоты?
   Василич, серьёзным голосом:
   - А никак не писать. Не было тут ничего. Хочешь, поспорим?
   Майор, злобно-растеряно:
   - Как - НЕ БЫЛО? А броня... а двадцать трупов?
   Василич:
   - А вот так - не было. Броня немножко попортилась на базе хранения. Машины растащили на запчасти и сдали в металлолом, а трупы пропали без вести.
   Майор медлит, потом говорит:
   - Ты в хату пустишь, чаю попить?
   Василич:
   - Ага. Только ты сначала... - поворачивает взгляд на движение, видит Женю, который подходит по дороге от дома с рюкзачком на спине: - а хотя нет. Поднимайся, вместе подождём зелёного свистка.
   Василич исчезает. Майор смотрит подходящего Женю, тихо буркает:
   - Блин... потрясти бы эту хату, да хлопот не оберёшься.
   Женя с отсутствующим лицом проходит мимо, проходит к причалу, скидывает петлю с лодки.
   Майор, глядя на него, рявкает:
   - Куда?
   Женя, залезая в лодку, громко:
   - Куда угодно, лишь бы отсюда! - с сильной паникой в голосе: - ТУТ ЖЕ СТРЕЛЯЮТ!
   Заводит мотор, отчаливает, уходит вниз по течению.
   Майор стоит, растеряно глядя на Женю. Потом поворачивается к Василичу, выглядывающему из-за угла, сплёвывает, идёт к Василичу.
   На ходу кивает на реку, спрашивает:
   - Эт кто был? Тян-младший?
   Василич:
   - Типа того.
   Майор буркает:
   - Странный какой-то...
   Василич, с улыбкой:
   - Есть чуть-чуть... ладно. Настрополи-ка сержантов с офицерами собрать у костюмов документы. С протоколом, чьё откуда. И пусть нам несут. Почитаем, а потом позвоним спросить.
   Майор, мрачно:
   - Знаешь чё?
   Василич:
   - Много чё. Просто пусть соберут. В общем, давай. Дверь открыта, жду наверху.
  
   Река, ранее утро.
   На отмели на изгибе реки, уткнувшись в песок, сидит притопленый БРДМ. В пятидесяти метрах от него на берег вытащена лодка. У БРДМ стоят, курят два солдата.
   Сверху по реке приближается шум лодочного мотора. Солдаты переглядываются, бросают сигареты, прячутся в кустах у реки. Сидят, выставив автоматы.
   Шум мотора становиться прерывистым, со взвизгами. Потом выравнивается на визжащей ноте. Начинает медленно приближаться.
   Солдаты сидят, выставив автоматы. Через полминутки недоумённо переглядываются.
   Через минутку очень напряжённо вглядываются на реку.
   Из-за поворота реки показывается дрейфующая лодка с задранным работающим мотором. Солдаты берут лодку на прицел.
   За спиной одного солдата из кустов выскальзывает Женя, тыкает солдата иголкой, кидает иглу во второго. Второй вздрагивает, дергается, поворачиваясь к первому. Видит растерянное лицо первого.
   Оба закатывают глаза и оседают на землю.
   Женя, помедлив, смотрит на солдат, потом вздыхает, укладывает первого на бок в обнимку с автоматом, приподнимает голову, нагребает под голову кучку песка. Идёт ко второму.
  
   Через минутку Женя выходит из кустов, подходит к отмели мимо которой дрейфует лодка. Достаёт из кармана леску с большим рыболовным крюком и грузиком на конце. Раскручивает, кидает. Крюк цепляется за борт лодки. Женя подтягивает лодку к берегу, хватает за нос, вытаскивает на берег. Залезает в лодку, пробегает до кормы, выключает мотор.
   Потом смотрит на БРДМ, смотрит на ствол КПВТ, торчащий из башни, буркает задумчиво:
   - Свинтить что ли, пулемёт?
  
   Двадцать минут спустя.
   Из люка на броню с лязгом вываливается большой окровавленный мешок, лохматящийся парой дырок. Вслед за мешком вылезает Женя. Скидывает мешок на землю, с натугой поднимает, несёт к лодке.
   Закидывает мешок в лодку. Смотрит на мешок. Говорит задумчиво:
   - Ну вот нахуя мне столько патронов без пулемёта, а?
  
   Десять минут спустя от отмели отчаливает лодка, в которой сидит улыбающийся Женя. За спиной видна башня без пулемёта.
  
   Наблюдательная комната. В комнате на табуретке сидит мрачный майор с кружкой в руке. Напротив, на топчане, сидит Василич.
   Сквозь дыры окон доносятся шаги ног, рокот двигателей техники. Доноситься крик:
   - Товарищ майор!
   Майор встаёт, подходит к окну. На земле стоит лейтенант. Говорит:
   - Товарищ майор, бэтр на ходу, в общем. Только крепёж подтянули. Может, своим ходом его? Не буксиром?
   Майор махает рукой. Замирает от звука автоматной очереди, донёсшегося по воде. Напряжённо смотрит на реку. Десяток солдат, подводящих буксир под УАЗ, так же смотрят на реку. Раздаётся приближающийся звук лодочного мотора.
   Через минутку появляется лодка, в которой сидит Женя. Лицо - в панике. Женя орёт:
   - БЛЯ! И ТАМ СТРЕЛЯЮТ! ЗДЕСЬ ВЕЗДЕ СТРЕЛЯЮТ!!! А-А-А!
   Лодка с Женей проноситься мимо, уходит вверх по течению.
   Майор, очень мрачно:
   - Не понял.
   Василич, с топчана:
   - Не расстраивайся. Представь, что ты - персонаж мультика. И сразу всё станет понятно.
   Майор, злобно:
   - Василич, бля! Да какой мультик, нах! Восемь, восемь, бля, офицеров третьего управления! Двое действующих. Четырнадцать человек с автоматами и гранатами! Ещё в лесу шесть тел без оружия! Это - в десяти километрах от жилых домов! А тебе - МУЛЬТИКИ?! Ты вообще думаешь, как будешь объясняться?
   С реки раздаётся приближающийся шум лодочного мотора. Его перекрывает стремительно приближающийся тройной стрёкот вертолётных винтов. Одновременно из-за поворота реки показывается несущаяся лодка, из-за деревьев выныривают три военно-транспортных вертолёта. Лодка несётся к берегу, с разбегу выскакивает на траву у пристани. Мотор глохнет. Из лодки выскакивает Женя с большими глазами и искажённым паникой лицом.
   Женя с воплем: "А-а-а-а-а-а!" бежит по берегу, в ворота, сворачивает к КПП, забегает в дверь.
   Тем временем вертолёты, описав несколько кругов, зависают. Один - перед воротами, два - в отдалении. Из того, что завис перед воротами, вываливается трос. По тросу скользят три фигуры в броне, касках, масках. Приземлившись, фигуры растекаются в стороны, схватившись за пулемёты. Пулемёты упираются прикладами в плечи, стволы чуть приподнимаются от земли.
   По тросу скользит фигура в полевом камуфляже со звездочкой генерал-майора.
   Фигура приземляется, оглядывается.
   Майор:
   - Блять!
   Женя, появляясь в люке:
   - об хуй титьками тереть!
   Майор резко поворачивается к Жене. Женя, игнорируя его, говорит:
   - Василич, харе чаи гонять. Пошли на операцию!
   Майор наливается кровью, ревёт:
   - Что-о-о-о?
   Женя тыкает пальцем в генерала, говорит:
   - Вот на него ори, а? Вот прямо счас встал и пошёл на него орать.
   Василич встаёт со стула, идёт к люку.
   Майор, злобно:
   - Ты кто такой?!
   Женя, ныряя в люк:
   - Догонишь - скажу!
   Майор остаётся стоять, хлопая ртом.
  
   Женя и Василич стоят у дороги, провожая взглядом БТР. Тот, порыкивая двигателем, пятиться задним ходом. Поворачиваются, идут дальше. Подходят к крыльцу.
   Женя:
   - Ты тут подождёшь или в обход?
   Василич буркает:
   - А чё?
   Женя:
   - На двери и окнах - растяжки. Вход пока только через теплицу.
   Василич буркает:
   - Ну, пошли через теплицу. Пусть пока постоят. А то вдруг...
   Женя, глядя на ногу Василича:
   - А ты того, пройдёшь?
   Василич тихо бурчит:
   - По натоптанной-то тропе?
   Женя хмыкает. Идут в обход крыльца.
  
   Кухня.
   У окна, открытого, задёрнутого шторой, сбоку на полу сидит Тори в майке, с повязкой на руке. Рука висит на косынке. Курит, стряхивая пепел в кружку.
   На столе на простыни лежит Василич в трусах. Рядом с зажимом стоит Женя. Спрашивает с сомнением:
   - Василич, точно без каина?
   Василич, нервно-весело:
   - Ты давай, доставай уже.
   Женя хмыкает, очень плавно вводит зажим в дыру на ноге.
   Василич запрокидывает голову, смотрит на Тори. Спрашивает:
   - Девушка, вы что такая мрачная? Победили же?
   Тори затягивается, тихо, устало говорит:
   - Да... что-то чувствую себя... ребёнком. Ну... как в детстве. Которому взрослые дяди дали подержать молоток и пару раз стукнуть в район гвоздя... - Женя вытаскивает пулю, Василич внимательно слушает Тори - ...для ощущения причастности к постройке дома. Типа ты тоже участвовала.
   Василич:
   - Да ты чё? А кто в самый нужный момент бэтру башню прострелил, пулемёт заткнув? Именно в самый нужный? У тебя задача была - засадный полк. И своевременно проявив инициативу, ты её осилила на все сто.
   Тори, мрачно:
   - Угу.
   Женя, заканчивая засовывать в рану длинную полоску дренажа:
   - Торь, а Торь...
   Она, устало, не поднимая взгляда от пола:
   - А?
   Он, откладывая зажим и подхватывая второй, с иглой:
   - Скажи-ка мне, какова работа охранника? Что он ДЕЛАЕТ и каков РЕЗУЛЬТАТ его работы?
   Тори, помедлив, раздражённо:
   - Ты к чему?
   Он, накладывая шов:
   - Просто ответь.
   Она, раздражённо-нервно:
   - Да хз... - задумывается, говорит: - ни хера он толком не делает. Просто стоит.
   Женя:
   - А где и зачем?
   Она, злобно бурчит:
   - Где надо - там и стоит.
   Он:
   - А зачем?
   Она поднимает на него мрачный взгляд, говорит:
   - Хочешь сказать, что я посторожила окно?
   Он:
   - Не. Хочу подвести тебя к идее фактора присутствия кого-то где-то. Охранник - ПРИСУТСТВУЕТ где-то, чтобы НЕ произошло чего-то. Результат его работы - ОТСУТСТВИЕ определённых событий. Логично, да?
   Она, мрачно:
   - Ну?
   Он, затягивая узел на шве:
   - Не ну, а видишь ли ты это чётко и ясно?
   Она, раздражённо:
   - Да вижу, блин. Учили меня о предотвращении преступлений профилактикой... немножко в теме, однако.
   Он, обмазывая рану клеем:
   - Хорошо. Теперь немножко магии вероятностей. - откладывает клей, налепляет на рану кусок колготок. Продолжая говорить, переходит к плечу, синему, распухшему. Очень аккуратно ощупывает его.
   - По статистике, очень обширной статистике разных мелких и крупных катастроф, вероятность негативного события прямо пропорциональна неготовности к этому событию.
   Качает головой, кидает задумчивый взгляд на раскрытую медицинскую сумку. Шагает к сумке, начинает выкладывать из неё небольшие сумочки. Достаёт одну из сумок со дна, разворачивает, задумчиво смотрит
   - Проще говоря, "где тонко, там и рвётся". Или, "закон бутерброда". Именно поэтому война всегда ломает все планы войны. Потому что если предусмотреть какое-нибудь действие противника и приготовиться к нему, оно не произойдёт. За редким исключением, когда подготовка проведена, но никто всерьёз не рассчитывает, что пригодиться. Например, фугас напротив ворот я ставил с расчётом, чтобы никто не полез в засаду в такое удобное для засады место. А он случайно пригодился.
   Тори, мрачно:
   - Угу... вот у тебя всё так - случайно, да... до дома никто не дошёл тоже случайно?
   Женя, достаёт из сумочки три ампулы, шприцы. Василич, нервно:
   - Э, ирод, ты чегой-то мне колоть нацелил?
   Женя, строго:
   - Пациент, молчите. Что положено, то и нацелил.
   Василич, нервно:
   - Да... а вдруг у меня аллергия на это твоё положено?
   Женя, со смешком, набирая двадцатикубовый шприц:
   - Ну, тогда вколем противоядие.
   Женя берёт из ванночки со спиртом кусок бинта, поворачивается к Василичу. Тот лежит с напуганным лицом, говорит:
   - Может, не надо? Я уколов боюсь!
   Женя, строго, смазывая плечо:
   - А вы не рановато в детство впадаете, товарищ подполковник?
   Василич молчит, мрачно глядя в потолок. Женя очень аккуратно обкалывает плечо пятком уколов, говоря:
   - До дома никто не дошёл в том числе потому, что ты их изо всех сил тут ждала. В компании растяжек на двери и окнах. Сидела в засаде и ровно ждала, что будут делать те, кто стоит под окном, после взрыва у дверей. Соответственно, они до дверей и окна даже не дошли. Закон бутерброда. Планы - наперекосяк.
   Тори, мрачно:
   - Угу. У вас тоже - наперекосяк, да?!
   Женя, набирая второй шприц, маленький, с тонкой иглой:
   - Василич, ты вот как, рассчитывал, что они вот так встанут, как в тире?
   Василич, тоном "да ты чё?":
   - Не, я ваше удивился... охуел, можно сказать, от такого раздолбайства.
   Тори, угрюмо:
   - Угу... и два автомата у тебя совершенно случайно оказались. И налобник с зеркалом...
   Василич, очень оправдывающимся тоном:
   - Ну извините... зеркало я всегда в сумку кидаю... я чё, дурак из окна высовываться? А два папаши было на случай, если одного заклинит. Машинки-то старые, споткнуться могут. И вообще я целил гранатами воевать... высунул зеркало - кинул, спрятался... набрал их полную сумку. А - фиг. Только две и успел кинуть. Противотанковую на пехоту потратил, как дурак. Ведь думал, что счас, как пулемёт их затихнет, мне пару гранат кинут, чтоб наверняка, и дальше побегут. И бэтр поедет. Сидел под люком с килограммом...
   Замолкает, настороженно глядя, как Женя очень аккуратно вводит тонкую иглу в локоть сбоку от вены.
   Тори хмыкает, говорит скептически:
   - Ну да... ошибся он по серьёзному... не той гранатой кинул.
   Василич, мрачно:
   - Вот да... у меня противотанковых всего две было. И связки, которые взрываются по замедлителю, а не на удар. Связками, вслепую, под пулемётом в упор, я бы этот бэтр долго бы глушил. Так что не пальни ты ему в башню - у меня шансов было бы мало.
   Тори:
   - Угу... а не заткни ты его гранатой, он бы расстрелял дом... и меня вместе с ним.
   Женя, прицеливаясь иглой к точке привязки ключицы к плечу:
   - Ни хера. - вводит иглу - Первый этаж, зимний, каменный, на момент строительства держал любую танковую пушку. Там в стенах вместо утеплителя - обрезки брони.
   Тори, с мрачным возмущением:
   - Пиздец... дом поросёнка, в натуре.
   Женя, радостно:
   - Хрю-хрю... нам не страшен серый волк. Сам дурак, если придёт. Ведь в волках мы знаем толк. На консервы он пойдёт.
   Тори, с кривой улыбкой:
   - Почему на консервы? А не на шапку?
   Женя, задумчиво занеся иглу над кистью Василича:
   - Потому что запас мяса на противотурбекулёзный суп. На шапку любой дурак... а ладно, лишним не будет.
   Берёт кисть Василича, заносит шприц над складкой большого и указательного пальца.
   Василич, возмущённо:
   - Слыш, экспериментатор хренов... ой. - игла входит в складку. Женя давит на поршень, - я те чё, мыш подопытный?
   Женя:
   - Не боись. Строго по инструкции обкалываю место сильной травмы эндолимфатическими уколами для насыщения лимфосистемы антибиотиками с целью длительной блокады воспаления. Само-то плечо натыкал аналогом охладителя... в смысле, ингибитором воспалительных процессов напополам с ускорителем регенерации. Вот, чтобы токсины не засрали весь организм и не загнило...
   Василич:
   - Ять... а просто так - низя?
   Женя:
   - Не-не... просто так оно месяц заживать будет... а завтра... в смысле, через полтора суток, вообще распухшее было бы... а так ночку и утро поваляешься с температуркой, попьёшь-пописаешь и почти как новое... если не шевелить.
   Василич:
   - Ну... маньяк.
   Женя:
   - Ага. А то знаю я... - уныло воет: - аппетиту нет салатики трескать, потому что рожа поцарапана, рука битая и нога прострелена.
   Василич, возмущённо:
   - Ни-ни! Салатики - и без меня?
   Тори начинает хихикать.
   Женя кидает на неё вопросительный взгляд.
   Тори, хихикая:
   - Да... я... подумала... что... -- утирает слезинку, говорит: - девки в общаге рассказывали... сказки... про девичник и кучу стриптизёров... ой, бля... - ржёт, сотрясаясь от хохота, выдавливает сквозь смех - ... стриптизёры... приехали... потанцевать... а злой дедушка их сразу... трах!
   С улицы раздаётся голос:
   - Андрей Васильевич!
   Василич переглядываться с Женей. Тот недоумённо пожимает плечами. Василич:
   - А кто спрашивает?
   Голос:
   - Следователь военной прокуратуры Бараниченко Петр Степанович. Мы, в общем, всё разобрали, только два вопроса к вам. Исключительно по боеприпасам.
   Василич, помедлив:
   - Слушаю!
   Следователь:
   - Первый: чем вы стреляли из... вашего ружья, что пробили броню тыльной стороны башни БТР?
   Женя, наклонившись к Василичу, быстро шепчет:
   - Пулька - вольфрамовая, с трассером в попе.
   Василич, подумав пару секунд, говорит холодным голосом:
   - Экспериментальный активно-реактивный малокалиберный. Разрабатывался в сорок третьем под новые ПТР как спецбоеприпас, позволяющий пробивать тяжелые танки. Доведён позднее, при появлении соответствующего топлива. На больших дистанциях реактивная струя создаёт значительный разброс. Насколько знаю, рассматривался вариант бронебойного спецбоеприпаса для подствольного гранатомёта... но что-то вроде... полторы тысячи рублей за выстрел. У меня лежал один выстрел лабораторной сборки на совсем крайний случай.
   Следователь за окном медлит, потом недоверчиво тянет:
   - Понятно... а можно спросить - откуда?
   Василич:
   - Можно. Спросите ответственного за комплектацию оружейной комнаты запасного входа в объект.
   Следователь:
   - Понятно. А... бронебойные патроны к ППШ - тоже его спросить?
   Василич:
   - Не-не... их мне вообще товарищ один выменял на обычные.
   Следователь, злобно:
   - Та-а-а-ак... А имя товарища не подскажете?
   Василич:
   - А с этим, думаю, вам товарищ генерал-майор мог бы помочь. Ну, или разведчики. А может, контр-разведчики.
   Следователь, раздражённо:
   - А вы что же, вот так... поменяли боеприпасы из вверенного объекта?
   Василич:
   - Да. А что? В полном соответствии с задачей повышения обороноспособности. У меня патроны сорок восьмого-пятидесятого года. Списывать уж пора. А тут - свежие, да ещё и бронебойные. А военнослужащие стран НАТО ныне в индивидуальной бронезащите воюют.
   Василич замолкает. Следователь, не дождавшись продолжения, угрожающе тянет:
   - Поня-я-ятно. А кто в лесу с тыла посёлка зачистил две снайперских пары, вы тоже не знаете?
   Василич, шокировано:
   - ЧТО? Какие ещё снайперские пары?!
   Следователь, строго:
   - Андрей Васильевич, то, что мы общаемся без ордера - не повод придуриваться.
   Женя быстро, стремительно шагает к раковине, выдёргивает из подставки кухонный нож. Василич, злобно:
   - Ты, сынок, мне ещё форсированным допросом поугрожай. Или исключением с лишением наград и званий.
   Женя скользит к окну, встаёт сбоку от окна, внимательно смотрит на верх оконного проёма.
   Следователь, холодно:
   - Допрос - вряд ли. Но не исключено. А вот рассмотрение дела о соответствии...
   Женя вскидывает руку, тыкает ножом в штукатурку.
   В коридоре БАХАЕТ. Прикрытая кухонная дверь вздрагивает от ударной волны.
   Василич начинает резко скатываться со стола.
   Из верхнего проёма подоконника, выбрасывая облачка разбиваемой штукатурки, выпадает броневой лист. С хряском врезается в подоконник.
   Василич, придержавшись здоровой рукой за стол, сваливается на пол. Невнятно вскрикивает от удара.
   Женя отшатывается от оконного проёма.
   За окном БАХАЕТ, низ бронелиста рывком смещается по подоконнику, выбивая облачко щепок.
   Висит тишина. Со скрипом приоткрывается кухонная дверь.
   За окном раздаётся крик боли.
   Тори, сидящая на полу, там же, нервно коситься на сигарету в руке, затягивается. Выдыхает дым, смотрит на шокированное лицо лежащего на полу Василича, громко шепчет, тщательно шевеля губами:
   - Я одна ничего не слышу?
   Женя махает ей рукой, привлекая внимание, потом демонстративно набирает воздуха, стискивает губы, зажимает нос, натужно пытается выдохнуть, краснея.
   Убрав руку и выдохнув, Женя кивает Василичу на карман штормовки, висящей на стуле, на окно. Затем выдёргивает из кобуры за спиной пистолет, скользит к выходу из кухни. Смотрит в щель двери, затем отодвигает дверь, выходит.
   Василич переползает к стулу, достаёт из кармана штормовки наган, отползает к стене у двери, садиться, берёт на прицел окно.
   Тори, посмотрев на него, набирает воздуха, зажимает нос.
  
   Крыльцо дома. Дверь - приоткрыта на цепочку, посечена осколками. В дырах посверкивает метал.
   У двери на крыльце неподвижно лежат два тела в лужах расплывающейся крови.
   К крыльцу бегут два солдата в тяжёлой броне. За ними - три солдата в обычной. Следом, в конце улицы, виден генерал, выглядывающий из-за угла ворот и майор, смотрящий из-за края подоконника наблюдательной комнаты.
   Фигуры в броне, подбежав к крыльцу, рассыпаются. Две утекают, приседают на колени по бокам крыльца. Одна аккуратно взбирается на крыльцо, вертя головой. Замирает, рассматривая пятно копоти под крышей крыльца, смотрит на пол, покрытый дырками пробоин. Наклоняется к телу, трогает шею.
   Переползает ко второму, касается шеи. Замирает от громкого шёпота "Замри" и ствола пистолета, высовывающегося из двери.
   Женя, громким шёпотом:
   - Обзовись!
   Фигура:
   - Спецназ ГРУ. - медлит секунду, говорит: - прикрытие зам. штаба области по оперативной.
   Женя, опустив пистолет, шепчет:
   - Эти - трёхсотые. Вторая группа - под окном с тыла.
   Спецназовец:
   - Понял.
   Встаёт, скатывается с крыльца, махает двоим рукой по сторонам дома. Скользящим шагом текут вдоль стен к окну.
   Подбежавшие солдаты встают, переглядываются, присев на колено. Затем пристраиваются за спецназом.
  
   Кухня. Сквозь щели между бронелистом и проёмом пробиваются лучи солнца.
   Горит лампа под потолком.
   За столом сидят Женя, Тори, Василич. Пьют чай из кружек. У окна с кружкой в руке стоит генерал, задумчиво щёлкает по бронелисту ногтем, отхлёбывает, обвиняющее злобно бурчит:
   - Ну, саперы...
   Поворачивается к Жене, смотрит на него хмуро.
   Женя виновато бухтит:
   - А че стразу я? Крыльцо еще дедушка минировал. На тросик к входной двери от воров. И датчики с метро на окна тоже уже были. Там всего-то оставалось бонбочку закласть и проводки перекинуть с сигналки на взрыватель...
   Генерал, мрачно
   - От воров, значит? На тросик?
   Генерал сверлит взглядом обиженно поникшего Женю, рявкает:
   - Прапорщик Колобков!!!
   Женя вскакивает, на лице - дикая паника, глаза выпучены, стоит, пригнувшись. Истошно орет
   - ГДЕ?!!!
   Тори сгибается от хохота в стол. Василич закусывает губу.
   Женя, тем же тоном:
   - Спасайтесь! Он нас всех сожрет, выебет и убьет, как волка, медведя и лису!!!
   Генерал, охуевше, злобно:
   - Бля-я-я-я!
   Женя, мгновенно вытягиваясь смирно:
   - Есть!
   Женя провисает на бедро, наклоняет голову, лицо перетекает в блядское. Женя, пару раз хлопнув глазами, блядски улыбается генералу, тянет чувственным грудным голосом:
   - Я тебе нравлюсь?
   Василич впечатывает ладонь в лицо, склоняется к столу. Тори продолжает похрюкивать, лежа на столе лицом в локти.
   Генерал смотрит на Василича, на Тори, переводит взгляд на Женю, который игриво мотает локон на палец.
   Генерал, тихо, удивленно
   - Колобков, ты че, пидор?
   Женя, чуть наклоняется вперед, отводит плечи назад, похотливо прищуривается, хрипло шепчет в глаза генералу:
   - Ради тебя я готова на все...
   Генерал настороженно смотрит на Женю, потом неуверенно бросает
   - Так, отставить бля.
   Василич склоняется к столу. Женя выпрямляется, делает очень холодное брутальное лицо, тихо чеканит
   - Есть, отставить бля, господин генерал.
   Генерал пяток секунд бодается с Женей взглядом. Взгляд Жени стремительно наполняется пустотой, засасывающей внимание. Генерал отводит взгляд на стол, медленно тянет
   - Та-а-а-ак.
   Генерал медленно отодвигает стул, присаживается. Женя, помедлив, тоже присаживается.
   Генерал, с напряженной небрежностью
   - А позвольте полюбопытствовать, Евгений Ионович, а почему - господин?
   Женя
   - А почему бы нет, Антон Владимирович? Генерал - он ведь как господствующая возвышенность, стоящая на равнину подчиненных.
   Генерал, осторожно:
   - Понял.
   Поднимает свою кружку, задумчиво прихлебывает. Женя тоже прихлебывает.
   Генерал, задумчиво
   - Ладно. - впивается хитрым взглядом в Женю, спрашивает ненавязчиво: - Я вот что полюбопытствовать хотел, Евгении Ионович.
   Женя:
   - Конечно, любопытствуйте, Антон Владимирович. Чем смогу...
   - Вы не знаете, с чего вдруг у Вас столько посетителей, жаждущих с вами пообщаться?
   Женя, растерянно:
   - Да ума не приложу... вот разве что... нахватались у американских гангстеров цыганских привычек и собрались похитить сына миллионера, чтобы требовать выкуп.
   Генерал, растеряно:
   - В смысле?
   Женя, очень жестко:
   - Да в прямом. ПАПА у меня - миллионер. Не подпольный, как Кореико, а совершенно официально. В США. В США же есть практика похищения наследников. Или вовлечения наследников в банду. Скажем, дают малолетнему долбоебу бутылку вина с кокаином, пару молодых смазливых ряженых пидоров, и пушку пострелять по ниггерам. И вот он - наркоман, мужеложец и убийца. НЕ ДОВОДИЛОСЬ слышать о таком, Антон Владимирович?
   Генерал бросает взгляд на Василича, опустившего ладони, на выпрямившуюся Тори, говорит с наиграно-шокированной улыбкой:
   - Да что за страшные сказки вы рассказываете про загнивающий Запад!
   Женя, жестко:
   - Ну, значит, доводилось. СЛЫШАТЬ.
   Генерал откидывается на стуле, очень жестко цедит:
   - Ну, возможно, и слышал. Но мало ли что я слышал. Вопрос в том, во что я верю. Вот как-то не вериться, что Вас похищать собрались ради только выкупа.
   Женя пристально, с прищуром и ухмылкой на дне глаз смотрит на генерала. Тот встречает взгляд с очень жестким вниманием. Женя максимально расслабляется, пропуская внимание генерала сквозь себя, потом очень вкрадчиво говорит:
   - Ну, товарищ генерал, во что вы верите - это не показатель.
   Генерал с грозным лицом открывает рот, Женя:
   - Вы вот, например, в инопланетян - ВЕРИТЕ?
   Женя жестко вбивает в генерала внимательный взгляд.
   Генерал, секунду промешкавшись от резкого перехода в Жене, цедит:
   - Нет, не верю.
   Женя:
   - Вот и я не ВЕРЮ. - очень мягко, вкрадчиво: - правда ведь, зря американцы на Луну высадились?
   Генерал бросает нервный взгляд на Василича, на Тори, возвращает к Жене, цедит угрожающе:
   - А Вы, товарищ, где ЧИТАЛИ, что зря?
   Женя, широко улыбаясь:
   - Что Вы, что Вы... я что, дурак что ли, секретные документы читать? Потом же подписки о неразглашении давать надо будет. От контролеров бегать, как пассажир без билета по электропоезду. Я так, анекдотов наслушался.
   Генерал, откидываясь на стуле, складывает руки на груди, с натянутым любопытством:
   - Это каких, например?
   Женя, задумчиво глядя в потолок:
   - Ну, вот, например... - опускает взгляд на генерала, с безумной улыбкой говорит:
   - Стоят как-то на краю большого бетонного взлетного поля делегации ведущих стран. - генерал впивается в Женю очень напряженным взглядом. Женя улыбается еще шире, чуть наклоняется к генералу, продолжает: - тишина, птички поют... тенек от деревьев полосы шумоподавления и контрнаблюдения... - генерал цепенеет - ... в общем, стоят, ждут договор с инопланетянами подписывать. - взгляд генерала стекленеет - приземляется самолет с Посредником. Подруливает к делегациям, выпрыгивает Посредник, бежит к столику с закусками. Лицо - нервное, белое. Все сразу - на измене. Посредник подходит к столу, набулькивает, накатывает стакан водяры. Все ваще на измене, стоят, оцепенев в ужасе. Посредник ставит стакан на стол, выдыхает, буркает: "Жарко тут у вас. Пить хочется". Ну, все слегка отмирают, а директор ЦРУ так ненавязчиво спрашивает, как у амеров принято: "Все в порядке?". Посредник мрачно оглядывается. Все снова замирают. Посредник говорит "нет". Все на измене. Начальник ГРУ тоже оглядывается, и спрашивает: "А что не так?". Посредник тыкает пальцем в караул из морпехов американских в выкладке. Директор ЦРУ бледнеет, потом нагловато так орет тихонечко, неуверенно: "Ну это же так принято... встречать с караулом почетным". Посредник, набулькивая еще стакан водяры: "ага... демонстрировать гостям военную мощь страны и все такое". Накатывает стакан, говорит: "Может, стоит договор подписать с одним государством, а? Кто побольше и у кого есть люди, не боящиеся на переговоры - без охраны и понтов, как купчишки бандитствующие?" Директора ЦРУ и Бюро бледнеют, покрываются потом, потом директор ЦРУ бежит к караулу, орет на них. Охрана галопом, разрывая парадные камуфляжные штаны, перебирается через забор и скрывается в лесу. Директор Бюро, проводив их взглядом, смотрит на Посредника грустно-прегрусно и говорит: "А что, и так можно было - с одним государством?" Посредник, возмущенно: "Да я ж вам на чистом русском языке говорил, что им удобно договариваться с одним государством!" Директор ЦРУ, подходя, бросает взгляд на директора Моссада, обвиняющее: "Ну а вы куда смотрели?" Директор Моссада, грустно: "а нас он спросил... на украинском, хотим ли мы быть штатом или союзной республикой". Ну, все тихонько вежливо улыбаются, а посредник набулькивает еще стакан и говорит: "ну ладно, с мелочами разобрались, теперь о серьезных проблемах"
   Женя замолкает. Все сидят, оцепенев. Женя, возмущенно:
   - Не, ну вы че? Смешно же? Ну, почти как "трижды ебаная пизда!" сказал боцман и страшно выругался.
   Василич, нервно, натянуто:
   - Ха-ха.
   Женя:
   - Ну вот то-то ж.
   Генерал, медленно выходя из оцепенения:
   - Смешной анекдот, да... а не подскажете, товарищ прапорщик, кто ж вам его рассказал? Вдруг там ещё есть... - криво, через силу ухмыляется - чего посмеятся?
   Женя:
   - Да зачем? Посмеяться я сам могу рассказать. Вот, например, про прапорщиков. Стоит взвод десантников в очереди в бордель. Выходит прапорщик, говорит: "Товарищи десантники! В стране дефицит. Вас обслужит одна блядь на всех. Просьба не задерживать очередь!" Солдатик первого полугода службы, стоящий в конце очереди, смотрит на очередь и говорит уныло: "Да ну нафиг, лучше подрочить!" Прапорщик марширует к солдатику, встаёт перед ним и орёт: "Я те дам подрочить! Я тебе такое подрочить покажу, что дрочилки отваляться! Положено ебацца - ебись!"
   Тори с Василичем сдержано улыбаются. Василич смотрит в кружку, Тори бросает взгляды на генерала. Тот выдавливает улыбку, в два глотка допивает чай, встаёт. Тихо цедит:
   - Ладно, спасибо за чай, за анекдоты. Пойду я.
   Женя, вставая из-за стола:
   - Провожу.
   Выходят из кухни. Подходят к закрытой двери. Женя, отпирая замок, тихим шёпотом шипит:
   - Вы, товарищ генерал, не охренели ли при людях без допуска кидаться намёками на то, за что именно я вам как бы должен?
   Генерал, шёпотом же, возмущённо:
   - Не поо-о-онял?!
   Женя, холодным голосом, резко:
   - Не понял - сходи к Петрову или, если допуска хватает, в архив. Там всё написано.
   Генерал, в ярости глядя на Женю:
   - Схожу. Не прощаюсь.
   Выходит. Женя глядит ему вслед, смотрит на побитое крыльцо с пятнами крови на нём, буркает:
   - Ещё и бабушка расстроиться... Ладно...
   Закрывает дверь, идёт на кухню. Зайдя на кухню, встречает настороженный взгляд Василича.
   Василич, с прицелистым прищуром:
   - А скажи-ка мне, Жентос. Вот анекдот этот... первый который, это ты откуда взял? А то что-то товарищ генерал на него как-то очень нервно...
   Женя подбирает со стола кружку генерала, шагает к раковине, начинает мыть. Говорит сквозь шум воды:
   - Есть, Василич, такой уровень допуска. Нулевой называется. Нулевым он называется потому, что делит людей на две категории. Первые, как бы им ни хотелось, обязаны знать эти данные. А вторые, если случайно услышат, просто не поверят. Ну а если вдруг поверят, то рискуют перейти в первую категорию. Или в психбольницу, если в первой категории не нужны.
   Женя ставит чашку в сушилку, берёт чайник, начинает набирать воду.
   Василич, мрачно:
   - Понятно.
   Тори, осторожно:
   - Жень, а Жень.
   Он, ставя чайник:
   - Ась?
   Она, тихо, неуверенно:
   - А ты... в первой категории, да?
   Женя зажигает газ, садиться на место генерала. Смотрит на Тори, напряжённо ожидающую ответа, кидает взгляд на совершенно не заинтересованного Василича. Говорит Тори:
   - Не, солнышко. Я не в первой. Я так, сбежал из психушки.
   Василич, мрачно:
   - Заметно.
   Женя, с широкой улыбкой:
   - Я стараюсь. - сбрасывает улыбку, говорит: - Слыш, Василич, я тут чё подумал-то. Ты всяко же роту МТО будешь звать на починку своего насеста, а? Так это, может, заодно сговоришь их и мне домик починить? А я отблагодарю. Вот, как продам КПВТ с бардака, так сразу.
   Василич, охуевше:
   - Чё-ё-ё-ё?! Ты чё, крупняк свинтил?
   Женя:
   - Ну да... поплыл за патронам к ружью, гляжу - хороший пулемёт лежит, пропадает. Плачет от горя, что потерялся и хозяина зовёт. Ну я и помог бедолаге.
   Василич, нервно:
   - Блять... - смотрит на Женю подозрительно, говорит: - Слушай, а ты когда про утятницу и зенитную ракету спрашивал... ты это... того?
   Женя, строго:
   - Ты меня с темы-то не уводи. Поможешь с ремонтом? Али мне просить спецназу устраивать тренировку по сапёрному делу?
   Василич:
   - Да помогу, помогу. С ракетой-то - что? Давай, колись уже, чего ты тут по лесам попрятал?
   Женя, мрачно:
   - Не дам! Самому мало!
   Василич, обвиняющее:
   - Жмот!
   Замолкают.
   Тори, тихо, неуверенно:
   - Мужики... а вот это у вас - это он, боевой психоз, да?
   Женя, помедлив, медленно:
   - Ну, типа того. Но больше так, дурака валяем по привычке.
   Василич кидает взгляд на Женю, потом поворачивается к Тори, говорит:
   - Да, валяем. Ибо по краешку прогулялись.
   Тори вздыхает, потом смотрит на Женю, тихо спрашивает:
   - И всё-таки, а почему подмогу не звали?
   Женя смотрит на Василича. Тот, подумав, говорит:
   - Дело в том, Вика, что нас приехали не захватывать. Они приехали тебя и его - кивает на Женю, - арестовывать. Со всеми нужными бумагами, пусть с парой поддельных или подписанных ВРИО заместителя того начальника, который на самом деле должен был подписать. Это так обычно делается.
   Василич с кряхтением встаёт, говорит:
   - Ладно, пойду я спать. А то вроде, температура пошла... и вам тоже советую.
  
   Ранний вечер.
   Сквозь задёрнутые шторы пробиваются красноватые лучи заходящего солнца.
   На диване лежат Женя и Тори в одежде. Женя - на спине, глядит в потолок. Тори - спит под боком у Жени, закинув на него ногу и раненую руку. Женя машинально поглаживает скруглённой ладонью воздух в паре сантиметров над раной.
   В приоткрытое окно доносятся крики, стук молотков, визжание дрели.
   Женя замирает, потом плавно поднимает руку Тори, выскальзывает из-под неё. Встаёт, бесшумно выходит из комнаты.
  
   Подходит к двери, несколько секунд прислушивается к стуку и скрипу на крыльце. Потом уходит на кухню, возвращается с сигаретой, зажигалкой в руке.
   Открывает замок. Осторожно, медленно открывает дверь. Шум на крыльце стихает.
   Женя распахивает дверь, глядит на двух сержантов среднего возраста, замерших с куском половой доски в руке. Доска - последняя, крыльцо белеет свежими досками.
   Женя, тихим голосом:
   - Добрый вечер.
   Шагает на крыльцо, прикрывает за собой дверь, наклоняет взгляд, жмакает доску босыми пальцами ног. Поднимает взгляд на замерших сержантов. Те, дружно:
   - Добрый вечер.
   Женя закуривает. Поворачивается к двери, начинает рассматривать швы замазки, которыми затёрты царапины в двери. Сержанты, помедлив, кладут доску в щель, забивают гвозди. Потом достают сигареты, закуривают.
   Один:
   - А мы как раз хотели стучать, чтоб пустили в комнату.
   Женя поворачивается от двери, улыбается:
   - А я как раз под дверью сидел, затаив дыхание, слушал, как ремонт идёт.
   Сержанты вежливо улыбаются. Женя, улыбаясь ещё шире:
   - Там, считал, сколько жучков под крыльцом заведётся.
   Сержанты резко перестают улыбаться, замирают, впиваясь в Женю напряжённым взглядом. Женя, сбросив улыбку, ровным бодрым голосом:
   - Значит так, товарищи сержанты. Пол под протокол службы собственной безопасности учреждения, где в резерве хозяйка домика, поднимать не будем. Пусть себе живёт жучок. Авось, пригодиться с гостями на пороге разговоры разговаривать. Но в комнатке... в кабинете, если чё, давайте ставить вместе. Вы исполняете приказ на установку, я дорабатываю оборудование выключателем. Все довольны. Лады?
   Сержанты стоят, замерев, шокировано глядя на Женю. Женя затягивается, с грустным лицом выпускает взгляд в пол. Спрашивает:
   - И это, олифа-то есть? Или по соседям идти стрелять?
   Сержанты отмирают, затягиваются. Переглядываются. Один, более старый на вид, наиграно-бодрым голосом:
   - Да зачем олифа-то? Полачим да и всё.
   Женя, с сомнением:
   - Ну, звук от лака будет лучше, это да. А доски-то целей?
   Сержант роняет взгляд на пол. Буркает:
   - Да никто пока не жаловался... опять же, кладём так, чтобы чинить меньше надо было!
   Женя:
   - Ой, как мне повезло! Пол покроют лучшим лаком в мире - советским разведывательным!
   Сержанты мрачно кривятся. Женя, с серьёзным лицом:
   - Ладно. Трапик на пол только делайте сразу из расчета, что дверь будет закрыта. Не на порог. Кто из вас не маляр-лаковый, пойдём в комнату, объём работ прикинем.
   Поворачивается, идёт в дом.
  
   Ранний вечер. Кабинет начальника разведки На стуле у стола сидит в полевой форме генерал Антон Владимирович, в руке - стакан с чаем. Иван Дмитриевич стоит у окна, курит.
   Антон Владимирович, отхлебнув чаю, говорит:
   - Вот такой вот смешной анекдот мне рассказал прапорщик Колобков.
   Иван Дмитриевич вздыхает, тихо говорит:
   - Да, обхохочешься.
   Поворачивается от окна, с блеклой улыбкой глядит на Антона Владимировича, говорит с угрюмым весельем в голосе:
   - Ну, что. Поздравляю вас со знакомством с прапорщиком Колобковым, товарищ генерал-майор. Добро пожаловать, так сказать, в коллектив сострадальцев. Запасайтесь терпением, чувством юмора и всё такое.
   Антон Владимирович, растеряно-мрачно:
   - Иван Петрович, я всё таки не совсем понял. А почему мы вынуждены терпеть этого клоуна?
   Иван Петрович вздыхает, шагает к столу, берёт стакан с чаем, отхлёбывает, начинает прохаживаться по кабинету. Медленно, ровно говорит:
   - А вы предложите решение, Антон Владимирович. Какое-нибудь реальное решение. Только учтите несколько факторов. Первый и главный. У товарища Колобкова заряжена достаточно большая "мёртвая рука". Именно на нас, на разведку.
   Антон Владимирович, недоверчиво:
   - Что, такая серьёзная угроза? И нейтрализовать - никак?
   Иван Петрович замирает, медлит, потом спрашивает:
   - Вы ведь почитали дело?
   Антон Владимирович:
   - Так точно.
   Иван Петрович идёт к столу, достаёт из стола видеокассету, идёт к углу комнаты, где стоит телевизор с видеомагнитофоном. Вставляя кассету, говорит:
   - Я время от времени пересматриваю, когда начинает казаться, что у меня какой-то неразрешимый вопрос.
   Включает кассету.
   На экране виден белый кожаный диван, ноги в красных чулках, небольшие сиськи, подчёркнутые светом, падающим сверху.
   В экран влетает струя дыма, потом появляется лицо с пронзительными зелёными глазами, ярко-рыжими волосами и в тяжёлой косметике.
   Антон Владимирович громко шепчет:
   - Ну ни хера ж...
   Остаток фразы тонет в гулкой, певучей английской речи с экрана:
   - Приветствую. Это Рэд Мамба, если не узнали. Некоторые из вас знают про меня больше остальных. Знают, что я хочу сделать и что могу это сделать. Если вы смотрите это видео - начинайте рассказывать всем, кому сможете. Я пишу это, потому что у меня на хвосте - военная разведка коммунистов. Если вы это смотрите - я у них. Скорей всего, в виде трупа. Или овоща. Расскажите про меня всем, кому сможете. И... за военную разведку отвечает второй секретарь посольства. Во всех посольствах. Сделайте им всем больно. Вы знаете, как. Это всё.
   Андрей Владимирович раскрывает рот сказать, замирает, глядя на экран.
   На экране видно небо, каменную плиту с иероглифами, дорогое корейское ципао.
   Камера отъезжает, в кадре появляется строгое лицо. С экрана раздаётся размеренный голос на корейском, внизу бегут субтитры на английском:
   - Народ Кореи. И я обращаюсь ко всем, кто понимает этот язык. Сначала - о тайне, которая была скрыта от вас в течении века. Вот - документ.
   Экран закрывает свиток, висит десяток секунд, исчезает. Голос с экрана:
   - Я никогда не хотел ничего более того, что даровало мне Небо. Но мой отец, а затем и я всегда были под прицелом русских спецслужб, русской военной разведки. Наготове. Как знамя для воссоздания Корейской Империи. Если вы смотрите это - значит, я мёртв, потому что отказался сотрудничать с русской разведкой...
   Иван Петрович выключает магнитофон. Принимает кассету из окошка. Идёт к столу. На ходу говорит:
   - Там ещё напуганная студентка-журналистка Машенька, в очень качественном гриме до неузнаваемости, травит байки... с датами, циферками и фамилиями, про наркотраффик из Афганистана и про интернациональный долг. С просьбой всем ветеранам подумать, нужно ли им такое государство. И ещё некая личность, сидя в тени, рассказывает анекдоты про инопланетян. Целиком. Временами - с фотографиями и видеороликами.
   Иван Петрович подходит к окну, закуривает, медлит, говорит:
   - Итак, ваши предложения, Андрей Владимирович?
   Андрей Владимирович медлит, потом выплёскивает шок коротким:
   - Блять!
   Иван Петрович хмыкает, говорит:
   - Доложите факты, пожалуйста. Рост, вес, типовая одежда и стиль наложения макияжа, походка, средняя частота смены половых партнёров. Выводы, блять или нет, оставьте аналитикам.
   Андрей Владимирович, удивлённо:
   - Иван Петрович...
   Тот затягивается, хмыкает, потом говорит:
   - Ну да. Подцепил. Понравилось, однако. В цирке-то мне уже давно не смешно, а тут такая клоунада бывает... обхохочешься. Когда всё закончиться. В общем, у вас есть разумные предложения по Колобкову?
   Андрей Владимирович:
   - А... там... спецпрепараты, гипноз?
   Иван Петрович хмыкает:
   - Негипнабелен. Совсем. Или бодр или без сознания. Но контрольные команды, заложенные в бессознательном состоянии, не срабатывают. На препараты - та же картина. Или почти ничего, или крепкий сон с отсутствием контакта. На электроды - тоже. Или-или. Планировали попробовать болевой слом иглами. Но... как-то вдруг оказалось, что у нас нет специалистов, готовых работать по внуку своей учительницы. Там какие-то заморочки восточные. С приёмом в ученики и правилами жизни дальше. Ещё была задумка имитировать похищение конторой и просто поломать допросами. Но вот тут-то он и попросил вынуть кассету из камеры хранения, а потом спросил, каковы наши шансы быстро и достоверно вскрыть точки контакта с наблюдением и все условные знаки. После чего ещё раз пообещал хулиганить и распиздяйствовать, но не гадить по крупному и в целом поддерживать основную рабочую линию.
   Андрей Владимирович, мрачно:
   - То есть предстоящее нам разбирательство с Контрой за дюжину их офицеров - это так, он похулиганил?
   Иван Дмитриевич:
   - По большому счёту - да. А заодно придержал фонды конторы, которые шли через его отца. Предоставив нам возможность напрямую поговорить с отцом за эти фонды, и, соответственно, за работу по Японскому хай-теку через Корею. Это - по основной рабочей линии. Как-то так.
   Иван Петрович тушит окурок, поворачивается к задумчиво молчащему Андрею Владимировичу, говорит:
   - Ну, ладно. Давай ближе к теме. Что выяснили-то? Откуда ещё эти прокурорские?
  
  
   Закат.
   В телефон-автомате стоит Лена. Волосы - чёрные, одета в чёрные свободные шаровары, великоватую чёрную джинсовую безрукавку, черные перчатки с обрезанными пальцами. На ногах - берцы. На лице - круглые солнечные очки.
   Лена набирает номер. Говорит:
   - Привет... да, поняла. Перезвоню через две минуты.
  
   Из подвального помещения жилого дома выходит Дарья. В руке - телефон. Лицо очень мрачное.
   Одевает очки, смотрит на закатное солнце. У Дарьи звонит телефон, она принимает вызов, медленно шагая к такси в сотне метров от входа, устало говорит:
   - У тебя тоже ничего? Да не, я не про девок... не, ещё восемь - это хорошо. Но... - грустно, безнадёжно: - ну, да, так и знала. - ровным голосом: - Ладно. Двигай потихоньку до дому, пока светло. Меня сегодня, наверное, не жди. Справишься? Лады... - задумчиво-отсутствующе: - я сама пока не знаю, куда. Куда глаз глядит... какой-какой... третий, блин... всё, пока. Лекцию - потом.
   Дарья кладёт трубку. Смотрит на водителя такси. Водитель курит, открыв дверцу.
   Дарья:
   - Сударь, а не подскажете, где в это время суток в этом городе можно приобрести сносный виски? Или хотя бы джин. Точно - не коньяк. Водка тоже подойдёт, но только экспортная высокой очистки. Хотя предпочтительней клюква.
   Водитель, со смешком:
   - Барышня, давайте я вас отвезу в коммерческий винный магазин? Или сразу в бар, где есть всё? А вы по дороге уж определитесь, что хотите.
   Дарья, задумчиво:
   - Правда-правда совсем всё?
   Водитель:
   - Точно!
   Дарья, с кривой ухмылочкой:
   - А мескаль и абсент... настоящий, не полынный ликер, там есть?
   Водитель думает, потом говорит:
   - Знаете, я, кажется, понял, куда вам. Едем?
   Дарья садиться, хлопает дверкой.
  
   Ночь. Жилой микрорайон на окраине. Плотная застройка кирпичных высоток с панельными коробками. На улице - никого. Редко где горят окна, две трети фонарей не горит.
   По улице бредёт, пошатываясь, пьяная Дарья. В одной руке - бутылка ноль-семь, пустая на две трети, в другой - трубка.
   Дарья останавливается невдалеке от фонаря, ставит бутылку на землю, достаёт зажигалку, закуривает. Делает затяжку, выпускает дым вверх. Стоит, глядя на облако дыма, летящее вверх в свете фонаря. Затем поднимает бутылку, отхлёбывает. Сворачивает с прежнего курса, идёт к квадратной кирпичной девятиэтажке, тонущей в пятне темноты.
   Дарья подходит к дому, сворачивает в палисад сбоку от подъезда. Ставит бутылку на асфальт, заходит в кусты, стягивает джинсы. Шумно писает.
   Выходит из кустов, наклоняется к бутылке, замирает от звука сдавленного мычания-крика, долетевшего через закрытое фанерой окно подвала.
   Помедлив, поднимает бутылку, отхлёбывает, пошатываясь, идёт вдоль стены в обход дома.
   Подходит к дверям подвала, пошатываясь, смотрит на двери. Замка нет, петли пустые. Дарья осторожно толкает дверь. Дверь чуть-чуть поддаётся, потом встаёт. Дарья отхлёбывает из бутылки, потом смотрит на дверь, Задумчиво морщиться, потом склоняется, прижимая ухо к щели в двери. Изнутри доносятся приглушённые звуки - сдавленные ритмичные стоны, голоса на горном языке, вспыхивает смех, стоны становятся громче.
   Дарья отшатывается от двери, недоумённо морщиться. Пошатываясь, поворачивается, прижимается спиной к косяку. Суёт трубку в рот, достаёт зажигалку, подкуривает, затягивается, закрывая глаза Выдыхает струю дыма прямо перед собой. Потом глубоко вздыхает, плавным движением убирает трубку в карман. Открывает глаза. В глазах - пустота отстранённости.
   Она мягко, плавно отлипает от косяка, ровным текучим шагом отходит от двери. Отойдя на десяток шагов, замирает, отхлёбывает. Потом поворачивается, начиная бежать в повороте, резко набирает скорость. За три шага до двери подпрыгивает в длинный прыжок, на лету выстреливает ногу в ударе.
   Дверь с негромким хрустом распахивается. Дарья, приземляется на месте двери, сразу бежит дальше.
   За дверью - темно. В противоположном углу комнаты виднеются узкие полоски света, просачивающегося сквозь прикрытую дверь.
   Дарья зигзагом, огибая центр комнаты, добегает до двери, толкает её, врывается в следующую комнату. Отбежав два шага от порога, Дарья замирает, оглядываясь. В помещении ничего не шевелиться. .
   С потолка комнаты на жёстком проводе свисает лампа. Поперёк комнаты проходит пачка толстеньких труб, у стены загибающаяся наверх. На трубы настелены картонные коробки. Сбоку у труб - горка разрезанных тряпок. Штаны, рубашка.
   Сбоку от двери стоит низенький жирный мужчина с бритой головой. Штаны расстёгнуты, хуй зажат в кулак. По сторонам от труб стоят спиной и лицом ко входу два крупных волосатых горца со спущенными штанами. Тот, что спиной ко двери, смотрит на дверь, Между горцев, на коленях поперёк труб виднеться тощее тело Из-за колен горца виднеются растянутые в стороны верёвками колени, голени, ступни в кроссовках. Запястья, обмотанные верёвками, так же растянуты в стороны. На коротко стриженом затылке - ремни кляпа. Копна кудрявых волос на макушке - в кулаках горца, задирающего голову вверх.
   Тело издаёт невнятный стон, в котором проскальзывает боль, ярость, обида.
   Горцы, не отрывая взглядов от Дарьи, делают неуверенное толкательное движение. Тело с задавленным криком выгибается, ноги сгибаются в коленях, пальцы рук растопыриваются, разгибаются. На спине проступают натянутые струны мышц спины.
   Дарья смотрит на тело, на её лицо наползает выражение глубочайшего разочарованного охуения. Дарья поднимает взгляд в потолку, беззвучно шепчет "Thank you abso-fucken-lutely much indeed"
   Лысый, стоящий у двери, глядя на Дарью сбоку, заигрывающее, развязано:
   - Опа, какие люди...
   Отпускает хуй, суёт руку в карман.
   Горцы, пялясь на Дарью, делают ещё движение, уверенней. Тело издаёт более высокий стон.
   Лысый вытаскивает руку из кармана, из кулака с щелчком выскакивает лезвие. Лысый скалиться в щербатой улыбке, говорит:
   - Ну чё, в тя чё воткнуть?
   Дарья смотрит на горцев. Её лицо плывёт в маску холодной ярости.
   Лысый, злобно:
   - Э, слыш!
   Дарья очень резко шагает вбок к лысому поворачиваясь и проваливаясь корпусом вниз, тычок лысого ножом пролетает мимо корпуса, её рука с бутылкой на противоходе корпусу смазанным движением взлетает вверх. Бутылка врезается в скулу лысому, разлетаясь облаком осколков, втыкающихся в щёку и глаз. Шип битой бутылки, двигаясь дальше, вспарывает нос лысого.
   Дарья, пронеся удар, ведёт руку обратно, метает розочку. Вторая рука идёт следом, сжатая в кулак.
   Лысый, хватаясь за лицо, начинает пронзительно визжать.
   Розочка врезается в лицо дальнему горцу.
   Кулак Дарьи врезается в висок лысому. Голова резко дёргается вбок. Лысый обмякает, начинает оседать.
   Дальний горец с тихим утробным рёвом тянет руки к лицу, из которого торчит розочка.
   Дарья шатает к ближнему горцу. Тот делает пару торопливых движений тазом, на его лицо наползает испуг.
   Дальний вытаскивает из лица розочку, видна рана под глазом, вывалившийся из глазницы глаз.
   Дарьина нога летит сбоку в голову ближнему. Тот начинает поднимать руку закрыться. Нога, чиркнув по кисти, врезается носком ботинка ему в затылок. Хряскает. Горец вздрагивает всем телом, его глаза закатываются. Он начинает молча дёргаться всем телом. Дрыгающееся тело падает на пол, открывая вид на растопыренное очко в пятнах вазелина, говна и крови. Ниже очка свисает мошонка со полувставшим длинным нетолстым хуем.
   Дарья перекатывается через трубы, в перекате выстреливая пятку в пах воющему горцу. Тот вздрагивает, затыкается. С тихим сипением тянется к паху, оседает на пол.
   Дарья встаёт на ноги. Коротким движением пинает горца в висок. Тот обмякает.
   Дарья замирает, оглядывая три тела на полу. Потом смотрит на лицо тела, распятого на трубах. Встречает взгляд заплаканных ярко-зелёных глаз, в которых бурлит боль, бессильная ярость, жгучая обида. Глаза начинают наполняться лютым стыдом. Тело невнятно мычит сквозь кляп с большой дыркой посредине. Дарья суёт руку в карман жилетки, достаёт узкий стилет. Потом закрывает глаза, стоя над телом с занесенным стилетом. Тихо шепчет с закрытыми глазами:
   - Женя, блядь...
   Её пьяно ведёт вбок. Она открывает глаза, подхватывает равновесие. Склоняется к телу, хватает за волосы, вздёргивая голову. Наклоняется, тихо сдавлено рычит:
   - Не ори. Моргни два раза, если понял.
   Тело мгновенно моргает два раза. Дарья хмыкает, срезает ремни кляпа. Рыжий выплевывает кляп, кривиться в плаче ярости, яростно сплевывает несколько раз. Потом хрипло, с тихой ненавистью говорит:
   - Развяжи.
   Дарья медлит, вглядываясь в его глаза. Он держит взгляд. Она, пьяно хмыкнув, разрезает верёвки на руках.
   Он со стоном распрямляется. Начинает вставать. Тихо вскрикивает, падает обратно на колени. Опирается руками на трубы, Выпрямляется. Стоит, подрагивая. На лице мелькают сменяя друг друга, стыд с болью и мрачная ярость. Тонкие жилистые мышцы взбугриваются, опадают. Его лицо кривиться в плаче, каменеет в маске ярости, снова кривиться в плач, застывает в маске ярости.
   Дарья стоит, пьяно пошатываясь, внимательно глядит на него.
   Он, замерев в ярости, поворачивается к подрагивающему телу, пинает его в живот. Длинный обрезок верёвки на ногах мотается при ударе. Он сдавлено орёт при пинках:
   - Сука, тварь, тварь, урод...
   Замирает, складывается в плаче, падает на колени. Трясётся в беззвучных рыданиях, выплёскивая в пространство бессильное горе.
   Дарья берёт стилет в зубы, медленно перекатывается через трубы, встаёт на ноги. Её ведёт. Она переступает, пытаясь удержать равновесие, падает на колени сбоку от него. Разжимает зубы, ловит стилет, срезает с ног верёвки. Убирает стилет в карман. Хватает его за волосы, вздёргивает голову, лепит ему пощёчину.
   Он замирает в лёгком шоке.
   Дарья яростно шипит ему в глаза:
   - Хуйле расселся?!!
   Он, медленно, еле слышно:
   - Я - пидор...
   Она лупит ему ещё пощёчину, шипит:
   - Ты хуйле расселся?!!!
   Его глаза наполняются испугом. Он хрипло:
   - Да чё делать?
   Она кивает на нож, валяющийся рядом с рукой лысого:
   - Нож возьми, дорежь их всех.
   Он смотрит на нож, его лицо наполняется мрачной решимостью. Он медленно встаёт. Шагает к ножу. Берёт его в руку. Стоит, подрагивая, глядя на него. Потом шагает к подрагивающему телу, падает перед ним на колени, несколько секунд смотрит на него, потом медленно заносит нож... внезапно взрывается градом ударов, гвоздящих горло, грудь, лицо. Тело выбрасывает струю крови из пробитой артерии. Рана пульсирует кровью, забрызгивая лицо рыжего. Он начинает хрипло орать "а-а-а-а!" Глаза его расширяются безумием. Выдернув нож после очередного удара он замирает, выдохнув весь воздух до дна. Потом медленно, с присвистом вдыхает. Его руки бессильно опадают, он горбиться, невидяще глядя на тело перед собой, продолжающее мелко подрагивать.
   Дарья, с хриплым смешном:
   - Молодец. Ещё два.
   Он поднимает на неё безумный взгляд. Наталкивается на её безумную пьяную улыбку. Медлит. Его губы кривятся в ответной улыбке.
   Он, пошатываясь, встаёт, глядит на лысого. Шагает к нему. Падает на колени перед ним. Вглядывается в лицо лысого. Потом медленно кладёт клинок ему под ухо, истерически хихикает, с хихиканьем ведёт клинок поперёк шеи до середины горла. Сидит, с безумной улыбкой на залитом кровью лице. Глядит на фонтанчик крови, пульсирующий из сонной артерии. Дождавшись затихания пульса, он медленно тянет руку, макает в лужу крови. Тянет пальцы в рот. Облизывает их. Смотрит вниз, на свой стоящий хуй. Истерично хихикая, макает пальцы в кровь, мажет головку. Замирает. Сгибается в приступе рвоты утыкаясь руками в тело, заблёвывая лицо трупа.
   Его рвет раз, ещё раз, потом ещё раз. Он стоит, опираясь на труп, сплевывает на заблеванное лицо. Со стоном выпрямляется, шатается.
   Дарья, низким, повелительным голосом:
   - Ещё один. Добей!
   Он поворачивает к ней лицо, превратившееся в бледно-кровавую контрастную маску, блекло безумно улыбается. Хрипит:
   - Нах?
   Она, властно:
   - Добей!
   Он переводит взгляд за батарею. Медленно поднимается. Падает обратно на колени. Содрогается в рвотных конвульсиях. Но не блюёт - нечем. Медленно поднимается. Шатаясь, идёт к трубам. Медленно переползает через них, сваливаясь на пол. Лежит несколько секунд, Потом встаёт на колени, втыкает нож под ухо телу, дергает.
   Пустым взглядом сморит на затихающую пульсацию фонтанчиков крови.
   Смотрит на труп. Безумно хихикает.
   Потом переводит взгляд на Дарью, сидящую на коленях. Хихиканье обрывается. Лицо застывает в безумном оскале. Он медленно встаёт, переползает через трубы, встаёт на ноги, замахивается ножом на смотрящую на него Дарью.
   Дарья с пьяным хихиканьем перехватывает его предплечье, склоняясь вперёд. Утыкается губами в его хуй.
   Он, с искажённым от злобы лицом дергается вырвать руку. Она слизывает кровь с его хуя. Он замирает, опустив взгляд. Она берёт его в рот, запрокидывает голову, приоткрывая рот в широкой улыбке. Положив хуй на губу, смотрит на него с улыбкой пьяного похотливого безумия. Гнев на его лице начинает опадать в растерянность от возбуждения. Дарья, высунув язык, облизывает его головку. У него стремительно набухает, влезая ей глубже в рот. Она, глядя на него с блядским выражением лица, чуть качается всем корпусом вперёд-влево, назад-вправо, вперёд-вправо, назад-влево. Потом она отшатывается вбок, запрокидывает голову, широко улыбается, затем медленно проводит губами по всей длине хуя к основанию и обратно. Несколько раз тыкает в головку кончиком языка. Он застывает, потом с тихими вскриками, содрогаясь всем телом, кончает. Секунду смотрит на Дарьино лицо, растянутое в довольной улыбке. Потом бесшумно падает на колени, утыкается лбом её в плечо. Постояв так пару секунд, начинает заваливаться вбок. Она подхватывает его за волосы, возвращает обратно, задирает голову. Смотрит на совершенно пустое лицо. Лупит пощёчину. Смотрит на пустоту в глазах. Лупит ещё одну, смотрит на пустоту в глазах. Лупит ещё пощёчину.
   Он медленно, неуверенно начинает рыдать.
   Дарья отпускает его. Он складывается на пол, сворачивается, лежит, содрогаясь в беззвучных рыданиях.
   Дарья стоит на коленях, оглядываясь. Переползает к трупу лысого, начинает его обыскивать. Выкидывает из карманов две связки ключей, бумажник, сигареты, спички.
   Недовольно морщась, встаёт на ноги. Пошатываясь, идёт к трубам, переползает их. Садиться у тела за трубами. Из-за труб вылетают, шлёпаясь рядом с телом лысого, тонкий рулончик денег, ключи, кастет.
   Дарья встаёт. Переползает к телу у труб. Задумчиво смотрит на издырявленную грудь. Шарит по карманам штанов, достаёт откидывает рулончик денег, ключи.
   Задумчиво смотрит на хуй тела, измазанный в крови и говне. Смотрит по сторонам. Находит нож лысого, подползает к ножу, возвращается к телу. Со стоном натуги поворачивает тело набок. Примеряется, втыкает нож в низ живота, распарывает поперёк корпуса. В разрез вываливаются кишки. Дарья, отодвигает клинком в сторону тонкую кишку, вытягивает из разреза толстую. Берёт в руку, примеряется, перерубает ударом ножа. Из кишки на пол течёт жидкое говно и кровь. Налив лужу, Дарья откладывает нож, встаёт, шагает к голове тела. Хватает за плечи, поддергивает на себя. Заваливает хуем в лужу говна и крови. Распрямляется. Пьяно пошатываясь, задумчиво смотрит на тело, потом задумчиво смотрит на затихающего рыжего, на труп лысого, за батарею. Наклоняется, подбирает нож. Перелезает за батарею, садиться у трупа. Вставляет нож в разрез, проводит поперёк горла под челюстью. Засовывает руку в разрез, вытаскивает язык.
   Взявшись за хуй, отрубает его, бросает рядом с телом.
   Смотрит на то, что получилось. Пьяно хищно улыбается. Встаёт. Перебирается через трубы. Присаживается на корточки у вещей убитых, собирает в карманы жилетки. Мягко падает на колени у затихнувшего и замершего рыжего. Он лежит не шевелясь, почти не дыша.
   Пару минут Дарья сидит, вглядываясь в его лицо, заляпанное кровью. По его щекам катятся беззвучные слезы, промывая дорожки в пятнах крови.
   Дарья достаёт трубку, кисет. Чистит трубку, набивает. Закуривает.
   Пускает струю дыма поверх его головы. Пускает струю дыма поверх всего его тела. Он крупно вздрагивает всем телом, расслабляется.
   Дарья внимательно смотрит на него, потом встаёт, пошатываясь, идёт к трупу лысого. Садиться на корточки. Пускает дым поверх тела.
   Идёт к трубам. Присаживается у тела, три раза пускает дым поверх тела и вокруг него. Поворачивается, пускает струю дыма под трубами в сторону тела за ними.
   Встаёт. Идёт к середине комнаты. Глубоко затягивается. Крутиться, выпуская струйки дыма в четыре стороны. Стоит пяток секунд с закрытыми глазами. Убирает трубку в карман, идёт к рыжему, мягко падает перед ним на колени. Толкает его в плечо. Он, хриплым шёпотом:
   - Не трогайте меня.
   Дарья злобно хмыкает, хватает его за волосы, поднимая голову.
   Он с тихим воплем боли и ярости резко отшатывается, вырываясь. Заваливается на спину, рывком взлетает на ноги, отшагивает на шаг. Стоит, напружиненный, скрючившись, глядя на Дарью. На лице и в глазах - ярость, которой придавлены боль и стыд. Он яростно хрипит:
   - Не трогай меня!
   Дарья бросает широкую злобную улыбку. Рывком взлетает на ноги. Он чуть пригибается в готовности драться. Она, скучающим голосом:
   - Домой идёшь? Или тут остаёшься милицию ждать?
   Он роняет взгляд. Медленно распрямляется, руки обвисают. Он стоит пяток секунд, глядя в землю. Потом тихо, грустно шепчет:
   - Домой?
   Дарья, пронзительным гулким голосом:
   - ОТСЮДА. НАДО. ВЫЙТИ.
   Он вскидывает на неё взгляд, в котором смесь горя и безумной надежды.
   Дарья, ровным гулким голосом:
   - Надо решить, куда идти.
   Он цепляется взглядом в её глаза. В его взгляде сквозь горе начинает проступать мольба о помощи.
   Дарья, спокойно:
   - У тебя дома есть кто-нибудь?
   Он, помедлив, отводит взгляд её за спину, потом мотает головой, говорит торопливо:
   - Нет, нет никого. Сестра - в лагере. Родители в отпуске на юге.
   Он замирает, потом говорит, начиная кривиться в плаче:
   - А я... не поехал. - начинает сдавлено рыдать. - Я остался... ходить на кружок... и меня... - горбиться в рыданиях.
   Дарья плавно шагает к нему, обнимает за плечи, вжимает в себя. Он дергается, пытаясь вырваться. Дарья не выпускает. Он обречённо обмякает в её объятьях. Шмыргает, плачет:
   - Пусти меня... пожалуйста.
   Дарья, с хищной лаской собственницы, с нотками пьяного раздолбайства:
   - Не-не-не, человек, ты - моя добыча. Никому не отдам! Даже тебе самому пока не отдам.
   Он замирает. Потом с надрывом, прерывисто, вдыхает, говорит подрагивающим голосом:
   - Я не че... человек. Я... пи...дор.
   Дарья хищно мурлыкает ему в ухо:
   - А вот это, ДОБЫЧА, мне решать.
   Он стоит, напряжённый, пару секунд. Потом обречённо обмякает, тыкаясь лбом ей в плечо. Пяток секунд дышит, успокаивая дыхание. Потом тихо, с надрывом шепчет:
   - Ну, решай.
   Дарья перемещает руки, обнимая его за талию и плечи. Пьяно шепчет:
   - Погодь минутку. Я сча, освоюсь с мыслью, что отхватила такую вкусняшку.
   Она замирает, прижавшись к нему виском и закрыв глаза. На лице - умиротворение. Он стоит, неподвижно десяток секунд. Потом чуть поворачивает голову вбок. На лице видно обречённое спокойствие. Он неуверенно поднимает руки, кладёт её на талию. Замирает.
   Стоят так, выпав из времени.
  
   Дарья открывает глаза. Взгляд - трезвый, сосредоточенный. Мягко гладит его по спине. Он чуть вздрагивает, понимает голову. Отстраняются, не разрывая объятий. У него на лице - сонная расслабленность. Дарья чётким голосом спрашивает:
   - Где живёшь? Этот дом, соседний? Другой район?
   Он, пару секунд смотрит на неё, собирая внимание, потом пару раз моргает, говорит:
   - Соседний.
   Дарья, так же чётко:
   - Квартира?
   Он:
   - Восьмая, второй этаж.
   Она:
   - На лестницу есть отдельный вход?
   Он:
   - Да.
   Она отшагивает, вытекая из его объятий. Его руки растеряно опадают вниз. Она достаёт из кармана джинсов ключи. Вопросительно кивает.
   Он неуверенно утвердительно кивает. Она протягивает ему ключи. Он, помедлив, резко протягивает руку, берёт их.
   Дарья кивает на дверь, говорит:
   - Подожди у порога.
   Он, помедлив, идёт к дверям. Дарья провожает его пронзительным хищным взглядом, под которым он испугано горбится. Он выходит.
   Она осматривает комнату. Шагает к трубам, собирает обрывки верёвок, горку тряпок его одежды. Ещё раз осматривается, идёт к трубам, приседает. Начинает очень быстро махать рукой с тряпками, шваркая по полу. В воздух взлетает куча пыли. Дарья пятиться, двигаясь к выходу, взмётывая кучу пыли и заметая следы. Выходит в дверь.
   Пыль, поднятая в воздух, медленно оседает, покрывая собой помещение.
  
   Из подвала выглядывает очень пыльная Дарья. Осматривается. Выходит из подвала. За ней выходит пыльный рыжий. Дарья поворачивается к нему, спрашивает:
   - Куда?
   Он кивает на соседний дом. Дарья смотрит на дом, внимательно проходит взглядом по окнам. Потом приглашающе махает рукой. Ровным спокойным шагом идёт к дому. Рыжий, помедлив, идёт за ней.
  
   Квартира, сумерки. Открывается входная дверь. В квартиру входит рыжий, за ним - Дарья. Рыжий щёлкает выключателем сбоку от двери. Вспыхнувшая лампа под потолком освещает прихожую. Зеркало на стене напротив двери, дверки стенного шкафа, этажерку с обувью и ящичком щёток в углу, крючки на стене у этажерки.
   Рыжий застывает, глядя на себя в зеркале. Дарья закрывает дверь. Рассматривает щёлкнувший накладной замок, ставит его на стопор. Поворачивается. Смотрит на рыжего через зеркало. С ласковым вздохом улыбается. Потом наклоняется, расстёгивает молнии на ботинках, стягивает их.
   Рыжий заторможено глядит на неё, опускает взгляд на кроссовки, начинает стягивать их, упираясь носком ноги в пятку. Теряет равновесие. Размахивая руками, летит в бок. Дарья ловит его, стискивает в объятьях. Смотрит в зеркало из-за его плеча. Говорит грустно-весело:
   - Какие ж мы пыльные... срочно в душ!
   Не расцепляя объятий, начинает шагать к коридору, широко расставляя ноги, по бокам его ног. Он заторможено, неуверенно перебирает ногами. На лице - растерянность.
   Она доводит его до двери ванной, щёлкает выключателем. Затаскивает его в ванную комнату.
   В ванной комнате - раковина с зеркалом, ванная, стиральная машинка. Над бортиком ванной - занавеска из белёного брезента. Над ванной - две натянутых бельевых верёвки. Поперёк ванной лежит выкрашенная в белый доска.
   Дарья, заталкивает его в ванную. Он встаёт в ванную. Потом медленно поворачивается, опирается спиной к стене, замирает, глядя в воздух перед собой. Потом закрывает глаза. Дарья включает душ. Он вздрагивает от струи холодной воды, обрушившейся на голову. Дарья регулирует температуру. Распрямляется от кранов. Смотрит на него. Вода смывает пыль, начинает размывать полузасохшую кровь.
   Дарья отшагивает назад, начинает быстро выкладывать из карманов на стиральную машинку вещи - трубку, кисет, маленькую стальную фляжку, зажигалку, телефон, пистолет, стилет, рулончики денег, ключи, три головных повязки, паспорт, бумажник.
   Глядит него, стоящего под душем, с хищной улыбкой. Сдергивает с себя перчатки, бросает сверху кучки вещей. Расстегивает, выдёргивает из джинсов ремень, не глядя, роняет на стиральную машинку, перешагивая бортик ванной. Струи воды колотят по кепке. Дарья сдергивает кепку, протаскивает её по хвосту волос, роняет кепку на дно ванной. Прижимается к рыжему, подставляя голову под потоки воды. Полминуты стоят, не шевелясь. Рыжий, заснув, начинает заваливаться вбок. Дарья, вздрогнув, подхватывает его, прижимает обратно. Он открывает заспанные глаза. Глядит на Дарью невидящим взглядом, закрывает глаза обратно. Дарья глядит по сторонам, берёт с полочки мыло, начинает намыливать ему голову. Потом переставляет его в сторону от душа, намыливает плечи, живот, лобок. Он вздрагивает, открывает глаза, с сонным раздражением смотрит на неё. Она горьковато улыбается ему, поворачивает его спиной к себе, начинает намыливать спину. Он, уткнувшись виском и щекой в стену, стоит, пошатываясь, пытаясь упасть. Она поддерживает его за подмышку, намыливает ягодицы, бедра. Потом замирает на секунду, засовывает руку с куском мыла между ног. Он вздрагивает, издаёт стон протеста, напрягает ягодицы, вжимая таз в стену. Дарья, с силой елозит рукой между ягодиц. Он поворачивает голову, смотрит на неё через плечо взглядом, полным беззащитной обиды. В глазах стоит боль и жертвенная готовность к этой боли. Дарья, поймав его взгляд, застывает. На лице - шокированное восхищение. Она медленно убирает руку, роняет мыло. Потом разворачивает его, прижимая спиной к стене. На его лице проступает стеснение. Он роняет взгляд, вскидывает его обратно, снова роняет взгляд. Тихо, горестно говорит:
   - Не смотри на меня так.
   Дарья гневно-возмущённо:
   - Прекратишь быть самым прекрасным человеком в мире - перестану.
   Он медлит, потом начинает истерично хохотать и рыдать. Вскидывает на неё лицо, искажённое плачем, сдавлено кричит:
   - Я?... прекрасный?... в мире?... Да чё за...
   Она хватает его за горло, впечатывает в стенку, смотрит на него. Он некоторое время продолжает беззвучно хихикать. Потом замирает, краснея от пережатого горла. Смотрит на неё с истеричным безразличием. Она стоит неподвижно, с мрачной улыбочкой вжимая его в стену. Через минутку на его лице начинает проступать паника. Ещё через десять секунд он нервно хватается за её руку, начинает вырывается. На лице - растерянность пополам с паникой. Она вцепляется второй рукой в его горло, пошире расставляет ноги, приподнимает локти. Он беззвучно кричит "пусти! пусти!". Дарья продолжает вжимать его в стену. Его глаза расширяются в ужасе, он растеряно размахивает руками, пытаясь стукнуть её по голове. Вцепляется в её руки, начинает обмякать, глядя на неё с мольбой.
   Она убирает руки. Он оседает на дно ванной, хрипло дыша.
   Дарья садиться на бортик ванной, хватает его за волосы, вздёргивает лицо. Он мотает головой, пытаясь вырваться. Она не пускает. Он замирает, упирая в неё напугано-ненавидящий взгляд. Она, с тяжёлой давящей яростью:
   - Для меня - самый прекрасный. Мнение остальных, включая твоё, ДОБЫЧА, меня НЕ ЕБЁТ. Понял?!
   Он молчит, глядя на неё угрюмо. Она встряхивает его, орёт:
   - ТЫ ПОНЯЛ?!!
   Он роняет взгляд, хрипит:
   - Да понял-понял...
   Дарья смотрит на него яростным взглядом, отпускает волосы. Он дёргает головой, отбрасывая волосы вбок. Сидит, грустно-угрюмо глядя вбок от её коленки. Потом морщиться от боли, с шипением выдыхает, упирается в бортик ванной, начинает вставать. Руки соскальзывают с бортика. Он шлёпается попой на дно ванной. Вскрикивает. Начинает истерично ржать. Дарья подхватывает хохот, с хохотом падает вниз, прижимая его к бортику. Хватает его за плечи, с хохотом трясёт. Он с таким же безумным смехом глядит на неё, мотаясь у неё в руках. Хохочут несколько минут.
   Затихают. Сидят, неподвижно, тупо глядя на воду, заполняющую ванну. Он чуть кривиться, шипит от боли. Начинает пытаться встать. Не получается - Дарья прижимает его к бортику.
   Дарья глубоко вздыхает, медленно опирается о бортик, рывком встаёт. Протягивает ладони. Он смотрит на неё снизу вверх испытующим взглядом, протягивает руки, вцепляется в ладони. Подтягиваясь на руках, встаёт. Заваливается назад, облокачиваясь на стенку. Тупо смотрит на Дарью. Потом закрывает глаза. Через пару секунд начинает заваливаться вбок.
   Дарья ловит его, усаживает на доску. Он, не просыпаясь, болезненно морщиться во сне. Заваливается вбок, утыкаясь в стену. Дарья стоит, глядя на его лицо. Потом садиться на дно ванной, берёт его ногу, начинает снимать кроссовок.
  
   Сняв второй кроссовок и вывалив его за бортик ванной, сидит, глядя на его лицо, расслабившееся во сне. Ласково, с горькой ноткой улыбается. Медленно скидывает за спину жилетку. Через голову стягивает майку с лифчиком, роняет за спину. Медлит, с натугой встаёт, стягивает джинсы с трусами и носками. Стоит, глядя на него десяток секунд.
   Потом бросает взгляд на стиральную машинку, на полку над ней. Тянется к полке, берёт пачку стирального порошка, сыплет в ванную. Ставит порошок на стиралку, наклоняется, затыкает сток. Перекидывает распределитель воды на кран.
   Выходит из ванной, снимает с крючка полотенце. Начиная вытираться, выходит из ванной.
  
   Комната с шкафом, столом, полками, двухэтажной кроватью.
   Вспыхивает свет. Дарья, продолжая вытирать волосы, выходит на середину комнаты, осматривается. Цепляется взглядом за фотографии и рисунки над столом.
   Скользнув взглядом по паре групповых фото и фотографии рыжей девочки лет десяти, цепляется взглядом за фотографию рыжего, где он с номерком участника соревнований кружит в вальсе блондинку со сложной причёской. На лице рыжего - хитрый прищур. Бросает взгляд на рисунок цветными карандашами рядом с этой фото. На рисунке в траве сидит улыбающийся рыжий лис. На морде - то же выражение, что у рыжего в танце.
   Дарья десяток секунд смотрит на лиса, потом вздыхает, отворачивается к постели.
  
   Через пять минут там же. Нижняя кровать - разложена.
   Входит Дарья, с натугой несущая на руках рыжего, завёрнутого в простынь. Дарья подходит к кровати, медлит, потом широко расставляет ноги, присаживается, аккуратно скатывает его на край кровати. Он стонет во сне.
   Она плавно перекатывает его глубже, натягивает на него одеяло. Распрямляется. Смотрит на его затылок, торчащий из-под одеяла.
   Поворачивается, выходит из комнаты.
  
   Ванная.
   Дарья стоит у ванной, наклонившись, полощет в ней. Выпрямляется, доставая джинсы. Набрасывает их на верёвку.
  
   Кухня. В сумерках видны стол, стулья, плита, холодильник.
   Входит Дарья. Замирает на пороге, глядя на пустое окно без занавесок. Потом буркает:
   - Да похер.
   Выходит. На кухне вспыхивает свет. Дарья входит обратно, устало горбясь, неуверенной походкой подходит к холодильнику, открывает дверку, заглядывает внутрь. Буркает "угу". Достаёт с полочки тюбик мази.
   Оглядывает ещё раз холодильник, выходит из кухни. Свет гаснет.
  
   Комната с диваном, столом, шкафами. Вспыхивает свет. Дарья входит в комнату, встаёт посредине, оглядывается. Идёт к бару с дверками, откидывающимися вниз. Откидывает дверку. Вытаскивает коробку с таблетками, ватой, бинтами. Берёт бинт, вату. Выходит из комнаты в следующую комнату. Возвращается. Выходит из комнаты. Через десяток секунд свет тухнет, проходит Дарья с пистолетом, телефоном и пачкой денег в одной руке, бинтом и мазью в другой.
  
   Утро.
   Дарья спит, разметавшись по кровати, сбив простынь в ноги, сунув руки под подушку.
   Резко просыпается. Настороженно глядит перед собой. Шарит руками под подушкой. Стремительно вскакивает, выбегает из комнаты.
  
   Кухня.
   Врывается Дарья. Замирает на пороге. Рыжий сидит у батареи напротив двери свесив голову, положив локти на колени. В руке - пистолет. Дарья медленно подходит, плавно садиться на корточки между его ног. Осторожно берёт пистолет, вынимает из его апатичной руки.
   Рыжий поднимает заплаканное лицо, со светлой грустью говорит:
   - У тебя пистолет сломан. Я вот... пошёл в туалет... вынул из попы тампон... и решил, что не хочу... просто...
   Опускает взгляд в пол, ровно цедит:
   - Не знаю я, как с этим жить.
   Дарья хватает его за подбородок, поднимает лицо. С яростной улыбкой весело, нагло цедит:
   - Слыш, добыча, ты чё, съёбацца от меня вздумал?
   Он смотрит на неё, угрюмо цедит:
   - Я не добыча.
   Она, с хитрой улыбкой:
   - Это ты так хотел бы думать. Но твоя рыжая шкурка, и всё, что под ней - моё.
   Он вырывает лицо из её хватки, яростно хрипит:
   - Да какого хера? Ты вообще кто такая, а?
   Она, хитро улыбаясь:
   - Ой-ой... ты, видать, решил поглядеть и решать, кому отдавацаа и стоит ли. Так нихуя, ДОБЫЧА. Тебе, видать, твоя рыжая шкурка не нужна. Так я приберу.
   Он, растеряно:
   - Да чё за хуйня?!
   Она, нагло, с улыбкой:
   - Да вот песец тебе пришёл в моём лице. Полярная белая лисичка.
   Он кидает взгляд на её растрёпанные белёные волосы. Медлит. Начинает истерически хохотать.
   Дарья держит всю ту же хитрую улыбку.
   Рыжий выдавливает сквозь хохот:
   - Ты... ты всё это подстроила, да?! Всё?
   Дарья вздыхает, лупит ему пощёчину. Он на миг замирает, потом продолжает хохотать, в хохот добавляются нотки плача. Дарья лупит ещё одну пощёчину. Он, рыдая напополам с хохотом, глядит на неё, хрипло смеётся:
   - Ну, давай, убей меня.
   Дарья вздыхает, вцепляется в его горло, начинает душить. Он смотрит на неё со сдавленным хихиканьем. Потом просто безумно улыбается. Его лицо краснеет. Руки рефлекторно дергаются к горлу, он удерживает их на месте. С мрачной улыбкой теряет сознание.
   Дарья убирает руку. Уважительно цедит на английском:
   - Упорный сукин сын.
   Встаёт, вздыхает, шагает к плите, наливает, ставит чайник.
  
   Балкон, освещённый лучами солнца. На балконе в одном конце стены - стол, три табурета. На полу пара коробок, на полочках стоят цветы. Под потолком натянуты верёвки.
   Входит Дарья с комом одежды, Осматривается, ногой пододвигает в центр комнаты табурет, Встаёт на него, вешает на верёвку джинсы, жилетку. С улыбкой машет рукой в окно, слезает с табуретки. За оном стоят, пялясь на окно, два парня.
  
   Кухня.
   Рыжий, лежащий на полу у батареи, приходит в себя. Медленно садиться. Смотрит на Дарью. Та сидит на стуле, прихлёбывая из кружки. Задумчиво, мрачно смотрит перед собой.
   Дарья, ровным задумчивым голосом:
   - Вот чё-то не знаю я, как донести до тебя, что пидор - это состояние души, а не жопы. А опущенный - это термин из тюрьмы, а не из жизни. Или ты чуешь за собой косяки, за которые тебя надо было выебать?
   Дарья поворачивает голову, смотрит на рыжего.
   Тот несколько секунд всматривается в её спокойные глаза, потом отводит взгляд, хрипло буркает:
   - Да иди нахер.
   Дарья отводит взгляд, отхлёбывает, спокойно говорит:
   - Значит, было за что.
   Он вскакивает на ноги, подлетает к ней, орёт со слезами ярости:
   - Да что ты знаешь про мою жизнь?! Что?! Кто ты вообще такая, чтобы в неё лезть?
   Дарья, спокойно отхлёбывает, ровно говорит:
   - Кто я такая - это отдельный вопрос. А про твою жизнь до вчерашнего вечера я знаю мало. Просто видно, что девочки в тебе чуть побольше, чем мальчика.
   Он замирает, на лице проступает шок. Она хмыкает, продолжает ровным голосом:
   - Девочки, чел. Не пидора. В каждом человеке - немножко девочки, немножко мальчика. Что бы там не было между ног. Во мне вот много мальчика, в тебе - многовато девочки. Ещё могу поспорить, что тебе нравилось дразнить этим окружающих. Девчонки липли, да? Парни завидовали и всё такое.
   Он, с неуверенной попыткой завестись:
   - Да ты... ты...
   Она бросает на него очень внимательный взгляд. Он замирает под этим взглядом, отводит глаза вниз, рывком возвращает обратно. Она хмыкает, отхлёбывает, говорит:
   - Но вот случилась какая-то неприятность... наверное, не та девчонка залипла. И когда просто попросили не общаться, до тебя не дошло, да?
   Он, нервно, растеряно:
   - Откуда.. ? Ты... ты следила?
   Она хмыкает, говорит:
   - Я даже не знаю, как тебя зовут, придурок. А ситуация просчитывается на раз-два. Совсем по беспределу такое не делают. Смотрящий по городу не поймёт. Хоть какая-то отмазка у этих должна быть. Вряд ли ты мог пересечься с серьёзными людьми где-то как-то, кроме танцев или в школе. Школа летом отпадает. Остаются танцы. На танцах , наверное, в связи с каникулами нехватка партнёров, и тебя поставили в пару с девушкой серьёзного человека. Серьёзный человек тебя по взрослому попросил общаться осторожно, но ты его попутал с одноклассником. И ему для поддержания своего авторитета в серьёзных кругах пришлось организовывать наказание. Так ведь?
   Рыжий стоит, растеряно глядя в пол. Потом медленно поднимает руки, сжимает голову. Не глядя, падает на стул. Сидит, нервно раскачиваясь. Потом поднимает на Дарью взгляд, шепчет с болью и отчаяньем:
   - Он... он сказал, что если я - его, то он - моё... в трёхкратном размере. Наташка.... Мама... - очень растеряно шепчет: - что делать-то?
   Дарья, спокойным голосом:
   - Ты её трахнул или так, поболтал с обнимашками и поцелуйчиками в щёчку?
   Рыжий, напугано:
   - Не-не... ничего такого... просто общались.
   Дарья:
   - Ага. Этих троих раньше видел?
   Он стыдливо, болезненно морщиться. Опускает взгляд, говорит:
   - Который без волос попадался на глаза. Где-то недалеко живёт.
   Дарья, задумчиво:
   - Так... понятно. А скажи, танцами давно ли занимаешься? Точней, нет, не как давно, а на каких соревнованиях уже бывал? Какого уровня?
   Он медлит, потом настороженно:
   - А при чём тут это?
   Дарья, спокойно, ласково:
   - Чел, просто ответь.
   Он, нервно:
   - Ты чё... ты чё думашь, это... это меня специально?
   Дарья вздыхает, говорит давяще:
   - Просто. Ответь.
   Он медлит, потом говорит:
   - В том году я взял бронзу на Союзе среди юниоров.
   Дарья:
   - Ага. Складывается.
   Он, нервно:
   - Да что складывается-то?!
   Дарья, помедлив:
   - Про сестру и маму пока не переживай. С тобой тот человек просто нашёл, кто хочет тебя трахнуть и РАЗРЕШИЛ им это сделать.
   Рыжий мрачно опускает взгляд. Дарья, задумчиво:
   - С сестрой и мамой... вряд ли он вот так сразу зашлёт две бригады гоняться за ними в лагере и в отпуске. А теперь, когда ты их убил... - рыжий вскидывает мрачный взгляд, - ... он сначала будет выяснять, что произошло.
   Рыжий, опустив взгляд, угрюмо:
   - Да чё произошло... - вздрагивает, сгибается, содрогается в рвотном спазме. Тихо воет: - я их... зарезал. - скатывается на нервный смех: - Они меня трахнули... я их зарезал. - истерически хихикает: - Я пидор-убийца.
   Дарья, равнодушным голосом:
   - Хочешь ещё в жопу?
   Он поднимает лицо, искажённое улыбкой безумной боли, наталкивается на её спокойный, равнодушный взгляд. Дарья, скучающим голосом:
   - Хочешь ещё мужика? Чтоб как шлюшку разложил тебя на кровати, прижал, воняя потом и нечищеной пастью, воткнул в попу и трахал, трахал, трахал, наслаждаясь твоими воплями?
   Он смотрит на неё с яростным прищуром, цедит сквозь стиснутые зубы:
   - Иди нахуй!
   Она, спокойно:
   - Ты просто ответь.
   Он, яростно орёт с сарказмом:
   - Да! Конечно! Мне охренеть как понравилось! Просто мечтаю ещё!
   Она, спокойно:
   - А если спокойно? И без сарказма?
   Он замирает, мрачно роняет взгляд в пол, медлит, потом говорит спокойно:
   - Нет. Мне НЕ понравилось. Я НЕ хочу больше.
   Она:
   - Ну, ладно. А может, ты просто не любишь грубостей?
   Он вскидывает на неё яростный взгляд. Она, прикрывшись кружкой, допивает. Опускает кружку, глядя перед собой. Коситься на него, равнодушно говорит:
   - А вот с кем из коллег по танцам... или одноклассников...
   Он, резко:
   - Нет, блин! Не хочу я мужчин!
   Она, спокойно, с ноткой наезда:
   - А кого? Собачку или коровку?
   Он, злобно:
   - Да иди ты!
   Опускает взгляд в пол.
   Она, с ноткой злобного обвинения:
   - Не, ну а кого тогда? Или ты решил покончить с половой жизнью насовсем во всех её проявлениях? В монастырь податься?
   Он вскидывает на неё злобный взгляд, орет нервно:
   - Что? Что ты хочешь от меня услышать? Я - НОРМАЛЬНЫЙ! Я люблю девчонок!
   Дарья плавно, быстро встаёт, шагает к нему. Он сидит, замерев, на лице проступает удивление. Она наклоняется, подхватывает его ноги, разворачивает его на стуле спиной к спинке, выпрямляется. Перекидывает ногу через него, садиться на него верхом.
   Он сидит, замерев от удивления. Она чуть склоняется к нему, касаясь сосками его груди, с легкой хрипотцой цедит, прищурившись ему в глаза:
   - А ну докажи!
   Он не шевелиться несколько секунд, потом нервно сглатывает, говорит испуганно:
   - Что доказать?!
   Она вздыхает, откидывается назад, опирается локтями о стол, выпятив титьки. Его взгляд машинально падает вниз, испугано возвращается к глазам. Она с тихой, ласковой серьёзной улыбкой закидывает ноги ему на плечи. Говорит, пытаясь держать голос спокойным, но в голосе пробивается нервное волнение:
   - Ты тут заявил, что девчонок любишь. Докажи-ка.
   Его взгляд машинально стреляет вниз, между её ног, испугано прыгает наверх, на лице проступает недоумение, взгляд тяжко падает обратно вниз, пребывает там пару секунд, идёт наверх, к её глазам. Он секунду смотрит в её требовательные глаза, отводит взгляд её за плечо. Растерянно лепечет:
   - Я... я не умею.
   Она весело улыбается, склоняя голову на бок, чуть поворачивает ноги, кончиками больших пальцев ног чешет его за ушами.
   Он возвращает на неё растеряно-виноватый взгляд. Видит её добродушную улыбку, замирает.
   Она, тихо, ласково:
   - А ты учись, Лисёнок. На практике. Вот тебе я. Делай со мной, что хочешь. Быстро, медленно, нежно, жёстко - как хочешь и как получиться. Только... а ладно.
   Он, растеряно:
   - Что?
   Она отворачивается к окну, смотрит в него. На лицо наползает детская обида. По её щеке катиться слезинка. Ещё одна катиться по второй щеке.
   Она резко отбрасывается от стола, начинает вставать. Он хватает её за плечи, сажает обратно. Она расслаблено шлёпается обратно, сидит, грустно глядя в пол, плачет, превратившись в маленькую обиженную девочку.
   Он, требовательно:
   - Что? Что плачешь?
   Она шмыргает, смахивает слёзы, поднимает на него заплаканные глаза. Тихонько, беззащитно говорит:
   - Придурок. Я тебя хочу, сил никаких нету. Не вообще, а тебя. А ты...
   Жмакает глазами, отводя взгляд в пол.
   Он сидит, растеряно глядя на неё. Она шмыргает, потом начинает вставать. Он кладёт ей руки на плечи, давит вниз. Она замирает, раздражённо глядя на него, обиженно плачет:
   - Ну, пусти.
   Он секунду глядит в её глаза, полные обиженного разочарования. Потом резко вскакивает, вцепляется в плечи, впивается в её губы поцелуем. Жадно целуются, она - закрыв глаза, он - глядя на неё удивлённо-изучающе.
   Она вытягивается в струнку, робко, еле касаясь, кладёт ладони ему на виски. Тихонько стонет. Его хуй вскакивает, упираясь ей между ног.
   Она тихо вскрикивает, вцепляется ему в волосы. Разрывает поцелуй, отстраняясь и протяжно вскрикивая на вдохе. Судорожно, рывками, добирает полную грудь воздуха. Замирает на пару секунд, подрагивая. Медленно, ровно выдыхает. Открывает глаза, в которых сверкает глубокое безмятежное восхищение, встречает его растеряно-восхищённый взгляд. Чуть-чуть улыбается, добавляя во взгляд радости. Очень искренне шепчет ему в глаза:
   - На вкус, ощупь и запах ты тоже самый прекрасный в мире.
   Он секунду смотрит на неё, потом чуть сгибается, дёргая таз назад, на лице стремительно проступает беззащитное жалобное удивление. Он на полсекунды замирает, глядя в её глаза.
   На её лице стремительно появляется схожее выражение. Он с короткими тихими вскриками кончает, глядя её в глаза. Она стоит, оцепенев, глядя на него с распахнутым ртом. Потом начинает дрожать, всё сильнее и сильнее. Судорожно выдавливает:
   - Ой, бл... ять...
   С сдавленным стоном вцепляется в него, обнимая плечи. Повернув голову, впивается зубами в своё плечо, громко, протяжно воет, содрогаясь всем телом. Замирает, обмякает.
   Резко поднимает голову, отстраняясь. С восторгом смотрит на него. Он стоит с растеряно-виноватым лицом глядя в стену. Поворачивает на неё взгляд. Сглатывает. Смущённо роняет взгляд её за плечо.
   Она с ласковой улыбкой кладёт руку ему на подбородок, чуть поворачивает лицо. Он возвращает взгляд не неё, глядит в её глаза, полные тихим восхищением. На его лице проступает удивление с нотками радости.
   Её вторая ладошка плавно быстро скользит через его плечо, по груди, животу, на мгновение касается хуя, потом взлетает обратно. Она, с ласковой улыбкой:
   - Это был лучший способ заявить, что я тебе нравлюсь.
   Он смотрит в её глаза, лучащиеся ласковым восхищением, смущённо отводит взгляд ей за плечо, тихо, смущённо говорит:
   - Только... - замирает, начинает мрачнеть.
   Она, с легким смешком:
   - Эй, рыжий.
   Он вскидывает на неё взгляд.
   Она, с улыбочкой:
   - Тебе всё ещё можно со мной всё. В том числе и говорить мне всё.
   Он несколько секунд смотрит на неё. Она чуть наклоняет голову, кидает улыбку "ну ты чё стесняешься?"
   Он вздяхает, отводит взгляд, бурчит:
   - Да я просто не знаю, как описать.
   Она:
   - Давай уже как-нибудь. От тебя слопаю всё, в любой формулировке.
   Он медлит, потом тихо говорит:
   - Стыдно мне... как... не знаю... как мальчику, что влюбился в деву Марию на иконе, и дрочит на неё.
   Он замолкает, мрачно-смущённо глядя в стол.
   Она, с улыбкой:
   - Мне вот сейчас надо бы пёрнуть или хотя бы рыгнуть перегаром, чтобы сбить пафос. Но, прости - нечем.
   Он вскидывает на неё удивлённый взгляд. Она, всё с той же улыбкой:
   - И чё - дева Мария сразу? Не, я так, чутка подрабатываю твоим личным ангелом-спасателем... ну, как могу. Но чё сразу - Мария? И вообще я не из этой религии.
   Он смотрит на неё удивлённо, глаза расширяются. Он шокировано:
   - А... ты кто?
   Дарья ржёт, ерошит ему волосы, говорит:
   - Лисёнок, ты такой смешной. Ты... ну, про индейцев слышал? Там, последний из могикан и всё такое?
   Он настороженно прищурясь, кивает.
   Она:
   - Ну вот я, кроме прочего, шаманка. Танцующая с Духами Зверей. Не хрень пернатая, что с неба ёбнулась, а баба как баба, просто умею побольше остальных.
   Он глядит на неё с недоверчивым прищуром.
   Она игриво склоняет голову, улыбается, жалобным тоненьком голосочком говорит:
   - И не надо на меня дрочить, пожалуйста. Так бери. Ладно?
   Он смотрит ей в её жалобные глаза, тихо отвечает:
   - Ладно.
   Она с радостным взвизгом "ура!" вцепляется в него, начинает прыгать, подбрасывая его в воздух. Сносит стул, который с грохотом падает на пол. С лязгом сдвигает стол.
   Он, со смущённым смехом:
   - Стой! Стой!
   Она встаёт, глядит на него, шумно дыша, с восторженной улыбкой.
   Он:
   - Ты чего?
   Она весело, нагло:
   - Как чего? Ты только что пообещал взять меня замуж!
   На его лице проступает шок.
   Она ржёт, чмокает его в нос, убегает по коридору с криком:
   - Чур я первая в душ...
   Скрывается в ванной. Высовывается из-за косяка, игриво говорит:
   - Хотя, давай догоняй.
   Исчезает. Включается душ, доноситься взвизг.
   Он стоит, растеряно глядя в коридор. Потом тихо говорит:
   - Да песец какой-то...
   Замирает, складывается в хохоте.
   Несколько секунд ржёт. Потом его взгляд падает на холодильник. Он стремительно кидается к нему, открывает, выкладывает на стол яйца, масло, колбасу. Кидается к плите, ставит на огонь сковороду.
  
   Дарья и рыжий сидят за столом, волосы мокрые. Жадно, быстро доедают яичницу с колбасой.
   Вдалеке курлыкает мобильник.
   Дарья срывается, убегает.
   Рыжий замирает, глядя её вслед. Потом встаёт, ставит на плиту чайник.
   Дарья возвращается, разговаривая по-английски:
   - ... да, поняла... дела в целом? Мы завтракаем. Да, мы. - кидает взгляд на рыжего, стоящего у плиты, слушающего разговор. Подмигивает ему. Он блекло улыбается в ответ. Дарья продолжает говорить:
   - Нет, пока ничего срочного, наверное... - лицо становиться резким, сосредоточенным. Коротко бросает: - да, поняла, приступаю.
   Сбрасывает звонок, несколько секунд размышляет. Потом поднимает взгляд на настороженно замершего рыжего, спрашивает:
   - Do you speak?
   Он, помедлив, отвечает по-английски:
   - Не могу утверждать, что в совершенстве, но тем не менее, достаточно, чтобы уверено поддержать общение на общие темы.
   Дарья, по-английски:
   - Чудесно! Заранее прошу извинить за мой американский. Далее говорим на английском.
   Он, помедлив:
   - Зачем?
   Она:
   - Для практики и маскировки. Обращайся ко мне Инельда или миз МакВинли.
   Он медлит, потом его глаза расширяются удивлением, он начинает ржать.
   Она, с улыбкой склонив голову:
   - Что, внезапно дошло, что так и не представились?
   Он кивает, потом распрямляется, протягивает ладонь, говорит:
   - Данила Ильич Донников.
   Дарья секунду думает, шагает, пожимает руку, глядит ему в глаза испытующе, говорит:
   - Колобкова Дарья Евгеньевна, военная разведка и контрразведка, а так же лейтенант резерва береговой охраны США Инельда МакВилсон, а так же звезда подпольных боёв без правил Полар Фокс.
   Он стоит настороженно, напугано замерев. Потом хитро улыбается, говорит на русском:
   - Полар Фокс? А можно звать тебя песец?
   Дарья, с хитрой улыбкой:
   - Как только придумаешь, как из песец сделать уменьшительно-ласкательное НЕ пренебрежительное женского рода - валяй.
   Дарья делает серьёзное лицо, говорит:
   - И главное, Даня.
   Улыбка медленно сползает с его лица. Она, ровным голосом, серьёзно:
   - Считай, что тебя призвали на войну, и ты - в разведке. Всегда думай, кто тебя сейчас может услышать и что кому ты говоришь. Всегда. В разведке и контрразведке правил нет, и законов - тоже нет. Если ты попадёшь на допрос, то всё, что ты расскажешь сам, всё равно перепроверят под пытками. И, возможно, пытками наблюдением за тем, как режут и пилят дорогих тебе людей. Потому, пожалуйста, просто не пались сам и не пали окружающих. Ладно?
   Он, помедлив, говорит:
   - Ладно.
   Расцепляют руки. Он, помедлив, неуверенно:
   - Даш?
   Она замирает на секунду. Шагает к нему, утыкается в плечо. Потом тихонько, жалобно просит:
   - Скажи ещё раз.
   Он, помедлив, неуверенно кладёт ей руки на плечи, говорит осторожно:
   - Даша... Дарьюшка, ты чего?
   Она вцепляется в него, жмуриться, пытаясь сдержать слёзы. Её прорывает, она роняет голову ему на плечо, сотрясается в тихих рыданиях.
   Он неуверенно кладёт руку ей на голову, начинает гладить по голове.
  
   Через минутку она затихает. Стоит, тихонько, доверчиво прижавшись к нему. Шепчет светлым, пронзительным тихим голосом:
   - Извини. Просто... я полгода перла... как танк... били, ломали... срывало башню, горел движок... стволы... плавились от непрерывной стрельбы. Меня латали на скорую руку, и - дальше. И я - перла. По башню в крови с говном... сквозь крики боли и крики тех, кто делал эту боль.
   Замолкает. Говорит еле слышно:
   - Пёрла вот сюда... в момент, когда мой парень окликнет меня по имени.
   Он стоит, выпрямившись, напряжённый. Смотрит в воздух перед собой. Потом мрачно тянет:
   - Я...
   Она резко отстраняется, смотрит на него жалобно, говорит:
   - Ничего не говори. Просто... люби меня хоть чуть-чуть, ладно?
   Он смотрит в её спокойные глаза, полные беззащитности, потом тихо шепчет:
   - Извини, чуть-чуть не умею. Просто люблю тебя, Даш.
   Она кривиться в улыбке безумной радости. Впивается в него поцелуем. Бешено, яростно целуются несколько минут.
   Свистит закипевший чайник. Отстраняются друг от друга.
   Дарья, яростно-весело:
   - Так, милой. У нас времени - попить чаю и бежать. Так что давай, очень быстро одевайся, пока я завариваю.
   Он, растеряно:
   - Куда бежать?
   Она, с коварной улыбкой:
   - Как куда? В ЗАГС!
   Он, растеряно смотрит на неё. Она прыскает смехом, смеётся:
   - Лисёнок, ты такой смешной... у папы моего сегодня свадьба. А нам ещё переодеться. Так что - давай в темпе вальса. Раз-два-три и готовы к выходу.
   Он, чуть мрачно:
   - Меня Данила зовут.
   Она, ласково:
   - Конечно, Данил. Зовут тебя - Данила. Но когда смешной - Лисёнок. Который носом ткнулся в ёжика, растеряно плюхнулся на хвост и сидит в непонятках, распахнув глаза и растопырив уши. - переходит на резкий тон: - Так, всё, побежали
   Выкручивается из его объятий, шагает к плите. Хватает заварной чайник, шагает к раковине, открывает дверку, вытряхивает заварку в мусорку.
   Он, собрано:
   - Что одеть?
   Она, помедлив:
   - Американский стиль, если есть. Джинсы, кроссовки... или высокие ботинки, футболку с надписью на английском, и всё такое.
   Он угукает, быстро выходит с кухни.
   Дарья замирает, глядя ему вслед. Счастливо вздыхает, сыплет в чайник заварку.
  
   Дарья и Данила выходят из подъезда под лучи солнца, пробивающегося сквозь пятна туч. Идут к такси, запаркованному в полусотне метров от подъезда. У открытых дверей такси стоит Альбертыч, курит, с интересом глядя на Данилу. В руках Данилы - большой пластиковый пакет.
   Сбоку по дорожке вдоль дома быстрым шагом приближается низенький толстенький пожилой капитан милиции. Грозно окликает на ходу:
   - Товарищи, постойте.
   Данила чуть сбивается с шага, немножко испугано горбиться. Дарья останавливается, поворачивается к капитану, упирая руки в боки. Капитан отрывает взгляд от Данилы, замершего сбоку от неё. Смотрит на Дарью, подходя. На ходу небрежно бросает руку к фуражке, грозно говорит:
   - Следователь по особо важным делам Говоренко.
   Говоренко впивается взглядом в Данилу, вкрадчиво говорит:
   - Данила Ильич? Пройдёмте, нужно задать вам несколько вопросов.
   Дарья, холодно:
   - Нет.
   Говоренко, возмущённо:
   - Что значит - нет?
   Дарья, холодно, с ноткой угрозы, с акцентом:
   - Ордер? Родители... - выговаривает тщательно: - не-со-вер-не-но-летний.
   Говоренко удивлённо смотрит на Дарью, потом злобно цедит:
   - А вы, гражданочка, собственно, кто? - рявкает: - Предъявите документы.
   Дарья хмыкает, шагает к нему, засовывая руку за пазуху. Он испугано отшатывается. Дарья вытягивает морской паспорт, разворачивает, суёт ему в лицо.
   Он, помедлив, тянет руку к паспорту. Дарья отдёргивает паспорт, холодно цедит:
   - Ордер на изъять документ есть?
   Он секунду стоит, растерянный, с поднятой рукой. Потом наливается кровью, роняет руку на кобуру. Дарья резко суёт паспорт обратно, выхватывает стилет, утыкает ему в горло. С холодной улыбкой хрипло цедит:
   - Кажется, ты... этот... клоун... а! ряженый. Рука от пушки - убрать.
   Говоренко медлит, яростно пыхтя. Кончик стилета двигается вперёд, натягивая кожу на горле. Говоренко отдёргивает руку от кобуры, вскидывает руки вверх. Испугано сбивчиво лепечет:
   - Я... я правда следователь... удостоверение...в кармане.
   Дарья опускает руку со стилетом, отшагивает. Молча кивает на карман.
   Говоренко лезет в карман, достаёт удостоверение, раскрывает, показывает. Дарья смотрит на удостоверение, кивает.
   Говоренко убирает удостоверение, тихо брюзжит:
   - Ношение холодного оружия, однако.
   Дарья, холодно:
   - Есть лайс... лицензия.
   Пару раз подкидывает стилет, зажимает его в ладони, поворачивается, идёт к машине.
   Говоренко, в спину:
   - А вы, собственно, кто?
   Дарья подходит к Даниле, оборачивается, тыкает в него пальцем, говорит:
   - Танцы.
   Тыкает в себя, говорит:
   - Ассистент реужесёр.
   Махает рукой вдаль, говорит:
   - Съёмка.
   Берёт Данилу за руку, тащит к машине.
   Говоренко стоит, глядя на отъезжающую машину. Затем поднимает руку, щупает горло, смотрит на ладонь. Яростно бурчит:
   - Танцы, блять...
   Поворачивается, уходит.
  
   Двор дома. Во дворе запаркована чёрная Волга с тонированными стёклами. Говоренко идёт к машине. Заднее окно машины открывается. Говоренко встаёт у окна.
   Из машины - холодный мужской низкий голос, в котором проскальзывают нотки нетерпения:
   - Что?
   Говоренко медлит, потом говорит:
   - Его девка какая-то увезла. С американским морским паспортом на имя Инельды Маквинли, с пером на поясе. Резкая, как понос. Сказала, что помощник режиссёра и везёт его на съёмки танцев. Не уверен, по моему, у неё и ствол с собой есть.
   Голос в машине:
   - Понятно.
   Из окна машины высовывается свернутая газета. Говоренко берёт газету, говорит:
   - Благодарю.
   Окно закрывается, машина отъезжает. Говоренко смотрит вслед машине, потом буркает:
   - Да не, ну нах такие темы. Конторой от неё воняет, дебил. Очень воняет.
  
   Такси.
   Данила и Дарья молчат. Дарья напряжённо думает. Потом достаёт трубку. Начинает чистить. Набивает, закуривает. Данила морщиться, открывает окно. Дарья задумчиво пыхает, потом спрашивает Данилу:
   - Как её зовут?
   Данила медлит, соображая, потом говорит:
   - Маша... Мария Бояринова.
   Дарья:
   - Отчество, год рождения, адрес?
   Данила медлит вспоминая, говорит:
   - Отчество... Борисовна, наверно... да, тренер пара раз назвал Борисовной. Год рождения не знаю. На вид лет восемнадцать-двадцать. Так-то можно дать больше, по поведению, но морщинок нет ни на руках, ни на лице.
   Дарья хмыкает, буркает:
   - Сча ревновать начну.
   Данила, с серьёзным лицом и смеющимися глазами:
   - Ну... сейчас не надо. А вообще как-нибудь интересно было бы посмотреть. Немножко. Для развития и углубления взаимопонимания.
   Дарья:
   - Ну-ну.
   Достаёт телефон, набирает номер, говорит по-английски:
   - Шеф, у нас немножечко хвостик. Мой рыжий лис лизнул девушку кого-то большого. Есть шансы вытащить что по Мария Борисовна Бояринова, танцы, около двадцати? Адреса нет совсем, серьёзная секция одна на город. Ага.
   Закрывает звонок. Убирает телефон.
   Данила, по-английски:
   - А это ты кому?
   Дарья, подумав, говорит:
   - Папе. Когда у меня проблемы, я звоню папе.
  
   Дверь квартиры. На полочке около двери - большой аппарат-факс.
   Открывается дверь. Входит пожилой сухощавый мужчина с волевым лицом. Закрывает за собой дверь, начинает разуваться.
   Звонит телефон. Он замирает, подозрительно щуриться на аппарат. Потом шарит взглядом по потолку, по закрытым дверям в прихожую. Смотрит на звонящий аппарат. Тыкает в клавишу, замирает.
   По громкой связи раздаётся низкий, гулкий, спокойный голос Жени:
   - Здравствуйте, Андрей Андреевич. Звоню принести вам извинения от лица учреждения. Извините, мы немного распустили мальчика. Исправимся. Так же хочу выказать вам благодарность за содействие в осуществлении перехода из мальчиков в мужчины... если применить к ситуации горные или просто древние традиции. Огромное вам спасибо. Кстати, пользуясь случаем, хотел бы обратить ваше внимание, что в ближайшие несколько лет наши аналитики предсказывают активацию рынка вторичной автотехники из Японии. В основном это коснётся территорий за Уралом. Однако есть варианты. Например, хочу обратить лично ваше внимание, что производители "Исузу" заявляют, что при своевременном и грамотном техобслуживании их грузовики ходят миллион километров без капиталки. Засим прощаюсь. Всего наилучшего в бизнесе и на личном фронте.
   Раздаются гудки.
   Андрей Андреевич медлит, потом бросается к телефону, срывает трубку, бешено набирает номер. Сдавлено, хрипло кричит в трубку:
   - Витя! Витя! Срочно... пробей, откуда мне только что звонили! Да! Жду.
   Кладёт трубку. Медлит, яростно сопя. Потом наклоняется, снимает второй ботинок, идёт к двери. Звонит телефон.
   Он кидается обратно, срывает трубку. Говорит:
   - Да, я. Ну что, Вить?
   Слушает, лицо каменеет. Тихо говорит:
   - Да, понял. Спасибо.
   Щёлкает клавишей. Задумчиво смотрит на аппарат, потом поднимает трубку, набирает номер, ждёт соединения, говорит ровным голосом:
   - Петя, здравствуй. Тут немножко тему подбросили подумать. Попроси ребятушек собрать бумажек по Исузу. Да, японцы. И... пожалуй, всё по Исузу. И всё по японской бе-у, что есть на поверхности.... Да, сорок восемь, как обычно. И ещё. По... курятнику. Откати всё.... Да... в ноль. Поплавку я сам отвечу, да. Всё, пока.
   Щёлкает клавишей. Пару секунд думает, хищно улыбается, набирает номер, говорит:
   - Машенька, солнышко, здравствуй. Очень рад... нет-нет, вечером всё в силе. Я так, пока не забыл. По поводу Данилки... нет, всё хорошо, ничего не случилось. Просто хотел сказать, что я не против, если ты с ним будешь дружить. Но только дружить... Да нет, ничего такого не случилось. Просто я тут немножко навёл справки, узнал пару вещей. Во первых, он как бы почти женатый, оказывается... Ну, да... вот так. Я бы тоже никогда не подумал... нет, прости. Лично не знаком, представить не смогу. А во вторых, тут прошли слухи, что у него высокие шансы поехать на международные, понимаешь?... да, у его постоянной партнёрши - тоже. Так что... умница. Люблю тебя, пока, до вечера.
   Щелкает клавишей. Задумчиво смотрит на аппарат, хмыкает. Уходит их прихожей.
  
   Комната, освещённая мягким игристым светом трёх хрустальных люстр. В комнате - диван, три кресла со столиком по центру комнаты, стулья вдоль стены.
   На столе стоит ровненький ряд из трёх женских сумочек - белой, синей, зелёной.
   В кресле, уютно свернувшись, сидит бабушка Тян в светло-голубом шёлковом брючном костюме. На голове - сложная причёска с тремя стальными заколками, украшенными изумрудами и сапфирами.
   На кресле наискосок сидит Полина в бархатном платье цвета листвы, сине-зелёных туфельках, подпоясана длинной ниткой бирюзы. В ушах, на шее так же бирюза.
   На диване сидит Тори, от локтей до пяток обёрнута в длиннейшую полосу белоснежного прозрачного шифона, пенящегося на грудях и ниже талии. Сквозь два слоя ткани просвечивает живот, плечи, колени. На плечах, под горлом и на животе тускло блестят патиной бронзовые колечки крепежей.
   Сидят молча. Бабушка Тян сверлит взглядом Тори, та сидит, глядя в воздух перед собой. Полина дремлет, прикрыв глаза и откинувшись в кресле.
   Раскрывается дверь. Цокая каблуками туфель, стремительной походкой входит Дарья в красном платье, кофточке и золотых украшениях. Волосы - распущены, подняты и зафиксированы лаком. На лице - раздражение.
   Дарья, пройдя пару шагов, встаёт, осматривается. Потом буркает:
   - А... понятно.
   Подходит к столику, выставляет на него в ряд красную сумочку, потом обходит столик, падает на диван рядом с Тори.
   Полина, устало:
   - Что - понятно? И здравствуй, что ли.
   Дарья:
   - Понятно, почему меня вырядили в красный. Ар-Джи-Би.
   Тян, мягенким голосом:
   - Простите. А не просветите, что такое - Ар-Джи-Би?
   Дарья, мрачно:
   - Ред-Грин-Блю. Красный, зелёный, синий. Три цвета, из которых формируется цветность картинки на экране компьютера.
   Тян начинает хихикать.
   Остальные смотрят на неё с мрачным удивлением.
   Она:
   - Ну что? Красиво же... женщины в жизни жениха, формирующие все цвета его жизни.
   Остальные опускают взгляд на себя, задумываются.
   Тори коротко грустно вздыхает.
   Дарья, чуть повернувшись к ней:
   - А белый с чёрным на экране формируют яркость остальных цветов. Чёрный, полагаю, в соседней комнате. Кушает мозг моему рыжему оболтусу.
   Тян, с ноткой напряжённого любопытства в голосе:
   - Зеленоглазому, поди?
   Дарья вскидывает на Тян напряжённый взгляд. Та встречает с добродушным понимающим любопытством.
   Дарья чуть смущённо улыбается, говорит:
   - Ага. Такая чудненькая смесь генов. Карелы, тунгусы, якуты с одной стороны и внезапно сваны с другой.
   Тян, со смешком:
   - О! Открыт секрет происхождения ирландцев!
   Полина, задумчиво:
   - А тут не это... - щёлкает себя по уху.
   Тян замирает, потом говорит с мягкой улыбкой:
   - Вообще - да, это. Но на аппарате сейчас электричества нету. У меня электрик знакомый. А вообще - умничка. Хорошо чуйка работает.
   Полина, со вздохом:
   - Да я чё? Жизнь такая.
   Тян медлит, потом с ноткой азарта:
   - Девоньки, а давайте что ли познакомимся?
   Дарья хмыкает. Говорит:
   - Это анекдот получается. Встречаются как-то на свадьбу невеста, бабушка жениха, мама жениха, дочь жениха и бабушка говорит: ну что ж, давайте что ли познакомимся.
   Полина и Тори хмыкают. Тян смотрит на Дарью с хищной улыбкой. Дарья отвечает такой же. Тян, с ласковыми интонациями любящей бабушки:
   - Ладно-ладно, правнученька... погляжу я на тебя в мои годы. Посмотрю, сколько у тебя мозгов склерозом съест.
   Дарья, с горестными интонациями внученьки:
   - Да как же ж ты посмотришь-то, прабабушка? Дай тебе боги с духами здоровья и долгих лет жизни...
   Тян, весело:
   - Да как-как... уйду в следующую реинкарнацию, да и рожусь у тебя. Жизнь-то у твоего, думаю, будет ой какая интересная...
   Дарья шокировано замирает с открытым ртом.
   Полина начинает ржать. Тян широко улыбается. Тори сидит, блекло улыбаясь. Дарья, помедлив, тоже начинает ржать. Говорит добродушно:
   - Только давай во второго-третьего, а?
   Тян, с улыбкой, добродушно:
   - Постараюсь.
   Полина вздыхает, завистливо:
   - Спелись. - очень внимательно смотрит на Тори. Та сидит, неподвижно глядя перед собой. Лицо - каменное, грустное.
   Полина кидает взгляд на Тян. Та смотрит на Дарью. Полина кидает взгляд на Дарью. Кивает ей на Тори.
   Дарья медлит, вздыхает. Потом пододвигается по дивану к Тори, поворачивается к ней, кладёт руку на плечо, начинает трясти и очень пронзительно канючить:
   - Ма-а-а-ам, а мам? Ну ма-а-а-а-ам.
   Тян замирает с каменным лицом. Полина закусывает губу. Тори медленно поворачивает голову. Смотрит в Дарьины жалобные глаза.
   Дарья, очень жалобно:
   - Ну ма-а-ам, ну ты чё такая грустная?!
   Глаза Тори шокировано расширяются. Она охуевше тянет:
   - Да ну нах!!!
   Дарья, не меняясь в лице, продолжает канючить:
   - Ну ма-а-ам, ну скажи, ты чё молчишь?
   Тори, удивлённо смотрит на Дарью, потом рявкает:
   - Не мамкай мне тут!
   Дарья отшатывается с обиженным лицом. Потом смотрит на Тян, на Полину, на Тян, на Полину. Начинает показушно громко рыдать, закрывая глаза кулаками, плачет:
   - Бабушки, меня мама обижает!
   Полина ржёт. Тян, с очень показушным сюсюканьем:
   - Внученька, ну как тебе не стыдно!
   Тори вскакивает на ноги, яростно рявкает:
   - Да прекратите балаган!
   Тян очень командным голосом рявкает:
   - Клевцова - СМИРНО!
   Тори автоматически встаёт смирно. Потом дёргается согнуться и отставить ногу, замирает от холодного, пронзительного голоса Тян:
   - Виктория Дмитриевна!
   Тори медленно возвращается в позицию "смирно". Тян плавно встаёт из кресла, идёт по комнате, на ходу ровным голосом чеканит:
   - Вы, вероятно, в детстве упустили такую весьма полезную игру, как "дочки-матери". В связи с этим упущением, довожу до Вашего сведенья, товарищ лейтенант, что в рамках данной игры объём получаемых коммуникационных возможностей значительно превышает объём ограничений, налагаемых игровой ролью. Это обусловлено тем, что игровая роль родственницы предполагает более высокий уровень терпимости к действиям других родственников до тех пор, пока они поддерживают игровой процесс и не выходят за рамки, очень широкие рамки, игровой роли. Вариации типов общения по родственным связям - огромны. Игровая роль дочки не налагает обязательств всегда быть послушной и вежливой. Игровая роль мамы так же не налагает обязательств всегда быть доброй и внимательной. Они налагают всего лишь повышенное уважение со стороны дочки и повышенное внимание со стороны мамы. Возможность маме дать подзатыльник за плохое поведение и обязанность дочери не дать сдачи, а задуматься над своим поведением.
   Дарья испуганно ойкает. Тян медленно подходит к Тори, стоящей смирно, и смотрящей перед собой, смотрит на её лицо, тихо говорит:
   - В данную игру можно играть с перерывами и с разной интенсивностью применения семейных связей. Аналогично тому, как родственники в одном производственном коллективе в рабочее время обращаются друг к другу по должностям и имени-отчеству. Доводилось видеть?
   Тори, помедлив, хрипло тихо отвечает:
   - Так точно, доводилось.
   Тян отходит от Тори, говорит:
   - Так вот, товарищ лейтенант. У нас, собравшихся в этой комнате, есть... или скоро будут, документы, обосновывающие для окружающих право играть в дочки-матери. Мы не обязаны пользоваться этим правом. Однако в лично Вашем случае от лица всех собравшихся хочу обратиться к Вам с просьбой поддержать данную игру. Главная причина этой просьбы в том, что все собравшиеся...
   Раздаётся стук в дверь. Тян рявкает:
   - Заняты, пять минут!
   Продолжает тем же голосом:
   - ... все собравшиеся в достаточной степени понимают, ЧТО из себя представляет ваш жених. И знакомы с пословицей "два сапога - пара" в достаточной степени, чтобы относиться к Вам как минимум с пугливым уважением.
   Тян подходит к Тори, смотрит на её лицо, вздыхает, говорит:
   - Клевцова - вольно, разойдись.
   Тори чуть обмякает, поворачивает голову к Тян. Та, жалобно:
   - Викуль, просто все тут знают, что за грёбаный монстр Женя. И когда ТЫ молчишь в себя... очень ссыкотно.
   Тори бросает взгляд на Полину, на Дарью. Те сидят с одинаковыми серьёзными внимательными лицами. Тори возвращает взгляд на Тян. Видит у неё такое же выражением лица. Отводит взгляд, горбиться. По щеке скатывается слезинка.
   Тори, тихо:
   - Да ну... гоните вы... я... - громко воет в голос, с рыданиями: - Да я... я стрёмная просто пиздец...
   Тян резко подшагивает к ней, обнимает, втискивает в себя. Через её плечо смотрит на Полину, коротко кивает. Полина встаёт. Сразу вскакивает Дарья. Подходят, обнимают Тори, заключая её в круг.
   Тори плача, шмыгая:
   - Вы... вы - бабы... красивые... сильные... а я... - в голосе добавляется ярость с болью - хуйня какая-то, которую вытряхнули из формы, завернули в занавесочку и выставили... позориться...
   Полина, грустно с ласковым обвинением:
   - Ты не хуйня, пача. Просто - дура, как все бабы.
   Тори, злобно-растеряно:
   - Чё?
   Поворачивает голову, почти упирается носом в нос Полины. Полина наклоняет голову, тихо, ровно говорит с легкой улыбкой:
   - Баба как баба, выходящая замуж по любви. "За что он меня такую любит?" и всё такое.
   Тори, смаргивает слёзы, говорит злобненько:
   - Не. Как ты меня обозвала?
   Полина смущённо улыбается, говорит:
   - Ну, дочерь - доча, падчерица-пача. От падчерицы-то ты у меня не отбрыкаешься. У меня документы есть. Настоящие, бумажные. Не только уши и лапы.
   Дарья, обнимающая Тори со спины, шепчет ей в ухо:
   - А можно я буду звать тебя мачей? Или лучше чешечкой?
   Тори с лицом, где сквозь злобу проступает улыбка, трескает Дарью локтем в живот.
   Дарья ойкает, отшатывается. Бросает хитрую улыбку Полине. Полина, с напускной строгостью:
   - Виктория! Не бей дочь в живот локтями! Ей этим животом тебе внуков рожать!
   Тори замирает, начинает истерически хихикать, переходит на громкий ржачь.
   Дарья подхватывает хохот. За ней - Полина. Смеётся тихим колокольчиком Тян.
   Распахивается дверь. Входит Дмитрич в чёрном костюме с бабочкой. В кармашке костюма торчит зелёный платочек. Дмитрич молча подходит к Тори, подхватывает её за руку, тащит к выходу, на ходу рявкает:
   - За мной!
   Тян:
   - О, правильно!
   Продолжая подхохатывать, выходят в коридор.
  
   В коридоре стоят Василич и Данила в чёрных костюмах с цветными платочками в петлицах, Женя в белоснежном льняном ципао с небольшим белым мешком в руке. У стены, почти незаметный, сливаясь с ней - человек в джинсе с камерой.
   Чуть дальше по коридору в приоткрытую дверь выглядывает уставшая женщина. Исчезает в дверях.
   Дмитрич командует:
   - В колонну по двое по убыванию возраста - становись!
   Женя кивает человеку в джинсе с камерой, берёт Тори, тянёт в колонну за старшими. Тори, бросив взгляд на камеру, чуть вздрагивает, позволяет Жене утянуть себя.
   Василич подхватывает под руку подошедшую Тян. Дмитрич встаёт рядом с Полиной. Грозно смотрит на Дарью с Данилой, пристраивающихся в хвост колонны.
   Дмитрич рявкает:
   - Отряд, равняйсь!
   Василич, Тян, Дмитрич, Женя, Тори, Дарья замирают, повернув голову вбок. Полина и Данила, чуть замешкавшись, копируют движение.
   Дмитрич:
   - Смирна! В ногу по головному, с задержкой-интервалом в два шага...! Музыка!
   Из зала, через открытую дверь доносятся звуки шотландской "Старое доброе время". Василич чуть дёргается шагнуть. Замирает. Тян стоит, оцепенев, слушая музыку. Хор грохает на корейском национальный гимн:
   - Пока не высохнут воды Восточного моря...
   Тян рывком головы стряхивает с лица слёзы, рявкает:
   - И-и-и-и... РАЗ!
   В ногу шагает с Василичем. Медленно идут в двери. За ними, с интервалом в два шага, шагают остальные.
   Входят в комнату бракосочетаний. Человек с камерой просачивается, снимая.
   В комнате - усталая тётка, стоит в уголке комнаты у магнитофона. Тётка дожидается, пока все войдут, встанут полукругом за Женей с Тори, тянется выключить музыку. Вздрагивает, замирает под обжигающими взглядами Жени и Тян. Все стоят неподвижно слушают до конца.
   Тётка выключает магнитофон. Чуть нервной, неровной походкой идёт к трибуне перед женихом с невестой. На ходу тихо, устало бурчит:
   - Свидетели, проверьте кольца.
   Встаёт за трибуну, выжидательно смотрит на остальных.
   Дарья, нервно:
   - А кто у нас свидетели?
   Женя:
   - Ну, я лично аж двумя озаботился. Там, правда, примета есть, что свидетели обязаны закрепить брак бурными и продолжительными поебушками... Василич, ты как?
   Василич:
   - Не-не... годы не те на бурные и продолжительные.
   Женя:
   - Ну, тогда без вариантов. Данила, иди сюда вставай сбоку держи кольцо.
   Данила, помедлив, шагает вперёд, встаёт сбоку от Жени. Женя берёт его руку, суёт в кулак кольцо.
   Женщина за трибуной, мрачно:
   - Жених, прекратите материться в зале бракосочетаний. А то вместо свадьбы поедете в отделение.
   Женя медлит, потом вздыхает. Резким командным голосом говорит:
   - Товарищи офицеры, внимание! Выполняем по разделениям! Сунуть руку в карман за ксивой до контакта с ней. Делай - РАЗ!
   Женя суёт руку в мешок. Василич и Дмитрич суют руки за пазуху, Тян и Тори, помедлив, лезут в сумочки.
   Женщина открывает рот сказать, не успевает. Женя рявкает:
   - Достать и продемонстрировать Делай - ДВА!
   Они дружно достают удостоверения, раскрывают, показывают.
   Женя, холодно глядя на женщину:
   - Разведуправление Генштаба, Комитет, Милиция.
   Женщина стоит с презрительным лицом, скрывая за маской презрения страх. Женя, убирая удостоверение в мешок, говорит:
   - И, кстати, вам тут письмо есть от зам. министра.
   Достаёт из мешка лист бумаги, встряхивает, протягивает. Женщина брезгливо смотрит на лист бросает на него взгляд, пробегает по строчкам, холодно говорит:
   - Ну, прочитала.
   Женя вздыхает, внимательно смотрит на женщину, поворачивается к Тян, спрашивает:
   - Бабуль, а ты с кем договаривалась-то?
   Она, ворчливо:
   - Да с директором... с кем же ещё?
   Женя поворачивается к женщине, говорит:
   - И директора на месте уже нет?
   Женщина, едко:
   - Рабочий день - закончен.
   Женя вздыхает, потом берёт из руки Данилы кольца, одевает своё, берёт руку Тори, одевает кольцо ей, быстро чмокает её в щёчку, берёт Данилу за руку, тащит к трибуне, оттесняя в сторону женщину. На ходу буркает по-английски:
   - Даш, не тормози.
   Дарья срывается с места, идёт к трибуне.
   Женя берёт книгу записи, ручку. Ставит подпись. Пишет. Протягивает Даниле, говорит:
   - Где галочка.
   Данила, помедлив, расписывается.
   Женя берёт книгу, несёт к Тори, протягивает ей, говорит скучающим голосом:
   - Где галочка.
   Тори вздрагивает. Машинально, медленно берёт ручку. Ставит подпись.
   Женя протягивает книгу Дарье. Та принимает, расписывается. Женя тем временем идёт к трибуне, берёт с трибуны свидетельство о браке, раскрывает, смотрит. Закрывает, идёт к выходу, на ходу подхватывая под локоть Тори. Дарья, расписавшись, кладёт книгу на трибуну, подхватывает Данилу, идёт к выходу. Женя выводит Тори. Дарья останавливается на пороге, спрашивает через плечо:
   - Прабабуль, поехали салатики кушать, а? Догоняй.
   Выходит из зала.
   Полина, Дмитрич, Василич, Тян молча переглядываются. Кидают взгляд на книгу записей актов. Потом смотрят на женщину, застывшую, идущую багровыми пятнами, молча быстро выходят из зала.
  
   Крыльцо ЗАГСА.
   Невдалеке от крыльца стоит такси, украшенное ленточками через капот. У такси стоит курит Альбертыч. Рядом с такси стоят две светло-коричневых волги, украшенных ленточками.
   Из ЗАГСА выходят Женя с Тори, Дарья с Данилой, снимающий их оператор. Тори идёт, машинально переставляя ноги. Данила - с растерянным лицом.
   Подходят к машинам. Женя достаёт из мешка сигареты с зажигалкой, достаёт две сигареты, закуривает. Дарья достаёт из сумочки трубку, начинает набивать. Женя суёт вторую в губы Тори. Та машинально затягивается. Потом медленно тянет руку к сигарете, внимает изо рта, с тихим охуением тянет облаком дыма:
   - Где галочка... блять...
   Поднимает взгляд на Женю, говорит жалобно-обвиняюще:
   - Ну вот и кто ты после этого?
   Женя, с серьёзным лицом:
   - Прости. Я был очень напуган. Всё боялся, что ты вдруг поймёшь, во что вляпываешься и с криками ужаса сбежишь в Пакистан.
   Тори, мрачно:
   - Почему в Пакистан?
   Женя, глядя, как Дарья закуривает:
   - Очень боюсь Пакистана. Там японские нинзя инструкторами работали. И гомосеков много. Соответственно, по закону подлости, ты бы побежала туда.
   Тори затягивается. Смахивает слезинку, потом тихо говорит:
   - Гад ты, Женька. Я... мечтала-мечтала что-нибудь брякнуть на вопрос "согласна ли ты?". Ну, хотя бы "не, только отдаться в жёны... а брать на себя такое в мужья..." а ты взял, и всё опошлил... - нервно хихикает: - "Где галочка".
   Дарья:
   - Ну, зато точно что будет вспомнить. Кстати, так ведь и не договорились, в кого играть-то будем. Мача? Или чешечка?
   Тори затягивается, глядит на идущих с крыльца остальных, тяжко, протяжно выдыхает дым, говорит:
   - Да.. не знаю... как хочешь.
   Дарья стоит, задумчиво глядя на Тори. Та кидает взгляд на Данилу, поворачивается к Жене. Дарья, секунду помедлив, шагает к Даниле, обнимает его со спины, укладывает голову ему на плечо. Данила стоит, задумчиво глядя на дымящуюся трубку в руке Дарьи, охватывающей его грудь.
   Тори ровным голосом:
   - Кстати, Жень Помнишь байку по Василису, Гиви и Гоги? Почему-то как из мозга картинку вынули...
   Данила цепенеет. Дарья, глядя на Тори со злой улыбкой:
   - А что за байка?
   Женя, вздыхает, глядит на встающих рядышком остальных, говорит Дарье:
   - Да так, смешная в общем, история. Мы обсуждали теоретические допустимые причины супружеских измен. На примере не похожего на меня рыжего зеленоглазого по паспорту Васи в душе Василисы. Бросает взгляд на Данилу, коротко говорит: - Не твой случай, Данил.
   Данила стоит, медленно заливаясь краской.
   Женя - Дарье:
   - Ну а тут то ли предвиденье со трансляцией образов по резонирующим мысленным пространствам... то ли ещё кака фигня кармическая.
   Дарья очень хищно, напряжённо смотрит на Женю. Переводит взгляд на слушающую его Тори.
   Тори глядит на Дарью. Её взгляд машинально падает на смущённо потупившегося Данилу. Возвращается на Дарью, замершую с яростно стиснутыми зубами.
   Женя, тихо, гулко:
   - Дарья, гиперболь.
   Дарья вздрагивает, потом с натугой растягивает губы в улыбку, с трудом расцепляя зубы, цедит:
   - Моё! Не дам!... - стискивает Данилу, переходит на очень жадный крик: - Никому не дам! Моя Добыча! Даже не просите! - замирает на секундочку, потом брякает: - Не дам, пока сама не наиграюсь! Лет через тридцать заходите, не раньше!
   Полина, осторожно:
   - Дашь, ты чё?
   Дарья медлит, потом заливается громким пронзительным плачем:
   - У меня мама игрушку отобрать хочет! Люби-и-и-иму-у-у-ююю!
   Все шокировано смотрят на Дарью. Женя наклоняется к Тори, тихо говорит:
   - Дорогая, подыграй ей, пожалуйста.
   Тори медлит, потом лезет в сумку за платочком, шагает к Дарье, начинает молча вытирать ей слёзки. Тихо приговаривает:
   - Да не плачь... доченька. Ничего я у тебя не отбираю... так, радуюсь за тебя, какого парня отхватила.
   Дарья принимает утирание слёзок. Отпускает Данилу, вцепляется в Тори. Изо всех сил сдавливает её в объятиях с воплем:
   - Ой, мамочка... мама...
   Тори напрягает мышцы, морщиться.
   Дарья, с натужным кряхтением:
   - Люблю тебя!
   Тори, сквозь зубы шипит:
   - Я тебя тоже. А теперь пусти, а то швы разорвутся, платье кровью попачкаем.
   Дарья отпускает Тори, отходит на шаг, настороженно:
   - Какие швы?
   Тори молчит. Женя, выкидывая окурок:
   - На пулевом ранении семь ше.два. Плечо, сквозное, без раздробления кости.
   Дарья стоит, растеряно глядя на Тори. Потом говорит:
   - Извини.
   Тори буркает:
   - Да ладно. Проехали. Поехали уже бухать.
   Дарья:
   - Угу. А кто куда?
   Женя, открывая дверцу такси:
   - Мы с Тори - в лимузин.
   Тори садиться, Женя захлопывает дверцу, говорит, обходя машину:
   - Полагаю, данная машина заполнена.
   Открывает дверцу, садиться. Хлопает дверцей.
   Такси, помедлив, трогается, отъезжает.
   Дмитрич, глядя ему вслед:
   - Во засранец!
   Полина, тихо:
   - Там вообще-то свидетели обычно ездят... но что-то мне боязно, что до кафе могли доехать три трупа.
   Дмитрич:
   - Три?
   Полина:
   - Я очень сомневаюсь, что Женя согласился бы стать четвёртым. Даже в такой ситуации. Ладно. Давайте уже, поехали. - Поворачивается к Тян, задумчиво тянет: - Э-э-э... как это в русском? А... ну, упростим. Ма-а-а-м, а нам далеко ехать?
   Тян расплывается в улыбке, говорит ласково со взглядом бабы-яги на Иванушку:
   - Нет, доченька. Не далеко. И пошли-ка в одну машинку на задний диванчик. Пошепчемся.
   Полина, напугано:
   - Ой. - поворачивается к Дмитричу, канючит: - Саня... не бросай меня на съедение.
   Тян махает Василичу рукой на Дарью с Данилой, говорит:
   - Андрей, пригляди за... молодёжью. И оператора прихвати.
   Дмитрич и Василич шагают к дверям машин, открывают их, сгибаются в приглашающем поклоне.
  
   Вход в подвальный ресторанчик.
   На лавочке у угла дома сидит Лена. Волосы - чёрные, в чёрной безрукавке с карманами, чёрной юбке и чёрных берцах. На руках - чёрные перчатки. Руки сложены на груди, лицо - мрачное.
   Рядом с ней сидит парень лет двадцати пяти с курносым широким лицом, голубыми глазами. Небритый, лохматый, одетый в потрепанный мятый костюм и синюю рубашку. У парня подбит глаз, царапины на скулах. Под носом видны следы крови, стертой, но не смытой.
   Подъезжает такси. Из него выходят Женя, Тори. Такси отъезжает, освобождая место, Женя с Тори остаются стоять на тротуаре. Лена кидает взгляд на Женю, на Тори, остаётся сидеть. Парень кидает внимательный, прицелистый взгляд на Тори, переводит на Женю. Рассматривает его. Отводит взгляд в сторону.
   Женя хмыкает, наклоняется к Тори, говорит:
   - Дорогая, извини на секундочку. Вон то в чёрненьком на лавочке - ученица дочери. По неофициальной версии - наша племянница.
   Тори тихо бурчит:
   - Бабы, бабы, бабы... и это в день свадьбы, мать его... ладно, вали, дядюшка.
   Женя:
   - Спасибо за понимание, дорогая. Я - недолго. Кстати, ты не возражаешь, если она с кавалером... после небольшого туалета кавалера, к нам присоединяться? Мне кажется, что ребёнок тут, потому что не выдержал одиночества.
   Тори буркает:
   - Сидел бы дома, с родителями.
   Женя вздыхает:
   - А нету. Есть только Дарья за сестру. Ну и я за дядю чутка.
   Тори удивлённо раскрывает глаза, кидает взгляд на Лену, на Женю. Говорит решительно:
   - Ну, вы вообще... чё не взяли-то тогда?
   Женя, холодно:
   - Торь, я даже Дарье поставил условие, что на свадьбу - только вдвоём. Они с Дэном знакомы сутки.
   Тори:
   - То-то я гляжу мальчик такой зашуганый... всё, вали уже.
   Женя кивает, идёт к лавочке.
   Лена при его приближении встаёт. Стоит исподлобья глядя на Женю, руки стеснительно гуляют - висят по бокам, складываются на животе, за спиной. Парень тоже медленно встаёт. Глядит на Женю спокойным грустным взглядом.
   Женя, подойдя, тихо рявкает:
   - Гвоздик, смирно!
   Лена на секунду застывает. Потом облегчённо встаёт "смирно". Женя, тихо:
   - Доклад!
   Лена медлит, потом говорит по-английски:
   - Было грустно. Одиночество. Пошла гулять. Он приклеился. Сказал, что не может оставить одну в таком состоянии. Била живот. Без эффекта. Била лицо. Не сопротивлялся. Сказал бить дальше, всё равно не оставит, пока может стоять. Бегает быстрей, чем я. На помощь не кричала чтобы продолжать прятаться.
   Женя коситься на парня, который, опустив взгляд, внимательно слушает Лену.
   Парень устало говорит:
   - Ладно... сдал. Пойду я.
   Поворачивается, идёт.
   Женя, ему в спину:
   - АТ-ставить ретираду.
   Парень чуть вздрагивает на "отставить". Останавливается, через плечо вопросительно-презрительно смотрит на Женю.
   Женя смотрит на него пристально, очень внимательно. Потом кивает на Лену, спрашивает по-английски:
   - Сильно ли её придавило одиночеством? До смертной линии или уже за?
   Лена удивлённо глядит на Женю, на парня.
   Парень очень внимательно глядит в глаза Жене. Женя чуть прищуривает глаза в улыбке, говорит:
   - Меня - не смотри. Всё равно покажу только то, что хочу.
   Парень, чуть угрожающе тянет:
   - Интересно.
   Женя:
   - Ага. Знаю. На вопрос-то ответь.
   Парень бросает взгляд на подъезжающие волги. Женя - не шевелиться, ожидая ответа.
   Лена дёргается в сторону Дарьи, вылезающей из машин.
   Женя, резко, холодно:
   - Гвоздик! - она замирает - команды вольно не было.
   Лена с обиженным лицом встаёт обратно.
   Вылезшие из машин окружают Тори. Уводят с улицы в ресторан.
   Лена провожает их обиженным взглядом, в котором проступает тоска.
   Парень всё это время стоит молча, глядит на приехавших, на Лену.
   Когда приехавшие скрываются за дверью, он глядит на Женю, говорит ровно, тихо:
   - Не скажу наверняка. Тут - не война. На войне бы сказал, что - за. Сегодня-завтра. А тут - не так. Не понял пока.
   Женя буркает:
   - Не понял он... скромняшка.
   Парень блекло криво улыбается.
   Женя, ровным голосом:
   - Старшина, ты в этом городе всех обошёл?
   Парень недоумённо задирает бровь, смотрит на Женю вопросительно. Женя, ровно:
   - Так - всех?
   Парень:
   - Нет. Ещё двое. Не найду никак.
   Женя:
   - А всего сколько осталось?
   Парень опускает взгляд в асфальт, говорит:
   - Всего - восемь. Двое - тут, ещё пятеро по деревням от Урала до Чукотки. Пока денег нет.
   Женя, ровным голосом:
   - Есть работа.
   Парень поднимает на Женю взгляд, всматривается, говорит медленно:
   - Что-то не припомню я тебя, мил человек. А лицо у тебя такое... запоминающееся. Ты сам-то откуда меня знаешь?
   Женя:
   - А ты меня раньше и не видел. И я тебя - тоже. Просто я тоже ВИДЕТЬ умею. Только... в обе стороны и подальше.
   Парень с ухмылкой:
   - О как! И что ж видать-то?
   Женя демонстративно смотрит на Лену, возвращает взгляд на парня, смотрит на Лену, говорит:
   - Лен, хочешь к нам?
   Она стоит, вытянувшись, мрачно пыхтя. Буркает:
   - Вообще-то не против.
   Женя достаёт сигарету, закуривает.
   - Ну, если чё, там заказано ДЕСЯТЬ сидячих мест. - Лена поворачивает голову на Женю, вбивает в него взгляд, - И пока что ВОСЕМЬ тарелок. Но ещё две поставить - недолго. Но или восемь, или десять. Намёк ясен?
   Лена, мрачно:
   - Угу.
   Женя отходит, идёт к крыльцу.
   Лена стоит, медлит, потом поворачивается к парню, говорит:
   - Друг, выручай.
   Парень медленно, неохотно подходит к Лене, встаёт на дистанции руки, смотрит в глаза. Лена несколько секунд смотрит, потом роняет взгляд ему за спину. Вскидывает обратно. Говорит:
   - Мне туда надо. А одну не пускают. Пошли со мной, а?
   Он, блекло улыбается, говорит:
   - Лен, а почему тебя туда не пускают, а?
   Она задумчиво опускает взгляд. Потом вскидывает на него. Опускает обратно. Вскидывает. Решительно шагает к нему, Повисает у него на шее. Целует.
   Отпускает, отходит на шаг.
   Он стоит, не шевелясь. Медленно говорит:
   - It was fucken harsh.
   Она:
   - Ладно. Теперь считаем, что ты мой парень. Пошли.
   Он, не шевелясь:
   - That is very fucken much harsh unreally fucken indeed.
   Лена, раздражённо:
   - Да отомри ты уже... кстати, как тебя звать-то?
   Он стоит, глядя перед собой и медленно расплываясь в улыбке.
   Она подскакивает к нему, хватает за плечи, нервно, торопливо говорит:
   - Ну блин, а? Хватит тупить-то... ну... - решительно: - Ну давай, я тебе дам. Только потом. Счас некогда.
   Он стоит, неподвижно глядя перед собой. Улыбка становиться шире. В глазах зажигается огонёк безумия.
   Лена, видя его лицо и глаза, напугано отступает на шаг, настороженно говорит:
   - Ей, ты чё?
   Он срывается с места, подскакивает с испуганно вскрикнувшей Лене, хватает её за волосы на затылке, за талию, втискивает в себя, впивается в неё безумным, жадным поцелуем. Она несколько раз бьёт его по голове. Он не прекращает целовать. Она на пару секунд застывает с растопыренными руками. Потом закидывает их ему на шею, начинает отвечать на поцелуй.
   Ещё через десяток секунд он отстраняется. С безумной улыбкой смотрит в её глаза, сверкающие восторгом и возбуждением. Хрипло цедит:
   - Лена, один раз - это не о чём. Не менее пяти, чтобы убедиться, что мы просто друг другу не подходим, а не делаем что-то неправильно. Я вот люблю по-русски: медленно-медленно долго запрягать, а потом быстро ездить.
   Она стоит, шумно дыша, глядя в его глаза.
   Он, давяще:
   - Ну так что? Согласна?
   Лена, хрипло:
   - Да. Пяток.
   Сглатывает. Потом нервно-весело ноет:
   - Блин... вот теперь я не знаю, куда счас больше хочу... гад ты... как тебя звать-то?
   Он, с улыбкой:
   - Владислав. Лично тебе разрешаю по позывному Лёд в обмен на разрешение звать тебя Гвоздик.
   Она, подумав:
   - Ладно. - брыкается в его объятиях, говорит: - Давай уже, пошли. А то там поди, второй тост уже поднимают...
   Владислав отпускает объятия, подхватывает её под руку, придерживая на месте, говорит:
   - Само собой. Первые два у военных идут с отсечкой на двадцать в два патрона. Чтоб не мимо. А вот к третьему мы как раз. Только сначала - в туалет. Умыться.
   Лена замирает, пытаясь встать. Он тащит её дальше. Она, виновато:
   - Лёд, прости, что била... ну... сдачи дай.
   Он:
   - Ага... я сразу понял - бьёт, значит, любит.
   Она, с яростью пополам со смехом смущения:
   - Ты!
   Колотит его кулаком в живот.
   Он, игнорируя удары:
   - Я тебя тоже люблю. А теперь тихо. Заходим.
  
   Небольшой банкетный зал. Во главе накрытого стола сидят Женя и Тори. Дарья с каменным лицом сидит сбоку от Тори. Данила, смущённо согнувшись - рядом с Женей. Дмитрич с Полиной сидят сбоку от Дарьи, Василич и Тян - сбоку от Данилы.
   Все молча жуют.
   У входа стоит оператор, снимает процесс.
   Лена и Влад входят в дверь, застывают на пороге. Женя кивает на два стула с тарелками в конце стола справа-слева. Говорит:
   - Василич, Дмитрич, набулькайте Лене с Владом штрафную.
   Лена, помедлив, идёт на сторону, где сидит Дарья. Влад идёт напротив.
   Василич, глянув на Влада, на стол с бутылками, спрашивает:
   - А что булькать-то?
   Лена, присаживаясь, мрачно:
   - Мне - водки.
   Дарья, с мрачным весельем:
   - Дмитрич, ты только просчитай дозу на килограмм массы. Очень костистой.
   Дмитрич и Василич тянуться за бутылками, Василич, взяв коньяк, вопросительно глядит на Влада, тот кивает. Дмитрич наливает Лене, Полине, себе. Василич наливает пол-фужера коньяку Владу, пол-стопки Тян, себе. Данила доливает шампанское Тори, Дарье, Жене, себе.
   Василич, поставив бутылку, берётся за стопку, открывает рот сказать, замирает, перебитый Женей. Женя, бодрым командным голосом:
   - Дорогие гости! С вашего позволения, я отмечу, что подавляющее количество собравшихся имеет скверную привычку молчать, напившись. Так сказать, профессиональное опасение не сболтнуть лишнего. С полным пониманием относясь к богатому и разнообразному опыту собравшихся, я тем не менее хочу обратиться к вам с просьбой пораспиздяйствовать в своё и моё удовольствие.
   Женя делает паузу, издаёт тоном боевого клича:
   - За распиздяйство!!!
   Женя наклоняется, опираясь рукой об стол. Очень быстро проносит фужер по кругу, касаясь им стопок и фужеров. Пьёт залпом, кидает за спину. Фужер со звоном бьётся об стену. Женя, радостно:
   - Полусладко!!! В смысле - все целуются со всеми, особенно свидетели!
   Смотрит на Дарью. Дарья вскакивает, залпом пьёт свой фужер, кидает за спину. Идёт в обход стола к Даниле. Женя, поворачивается к Тори, берёт её за затылок и подбородок, поворачивает к себе, целует. Дарья, подойдя к Даниле, наклоняется к нему, целует.
   Василич, охреневше:
   - Херасе...
   Дмитрич быстро чокается с Василичем, Тян, Леной, Владом, Полиной, закидывает стопку, рявкает "Есть полусладко!"
   Наклоняется к Полине, целует.
   Лена вскакивает, чокается с Василичем, Тян. Оббегает стол, чокается с Владом. Опрокидывает в рот стопку, замирает с распахнутым ртом и широко раскрытыми глазами. Влад салютует Василичу с Тян, закидывает стопку. Встаёт, впивается в Лену поцелуем.
   Тян и Василич с каменными лицами смотрят на остальных. Синхронно вздыхают, чокаются. Закидывают стопки. Смотрят друг на друга. Коротко чмокают друг друга в губы. Окидывают взглядом остальных, начинают дружно кричать:
   - По-лу-слад-ко, по-лу-слад-ко.
  
   Общий зал ресторана с танцполом перед сценой. Приглушённый свет мягко заливает жидкий круг людей по краю танцпола. На танцполе - Дарья с Данилой танцуют рок-н-ролл. Музыка льётся из динамиков. Оператор снимает.
   Женя сидит за столиком у танцпола, курит, глядя на танец. Подходит Влад с пивной кружкой сока. Присаживается рядом лицом к танцполу. Спрашивает громко, перекрикивая музыку:
   - Так что же видно во мне?
   Женя, негромким гулким голосом, прорезающим шум музыки:
   - Что видно сейчас или было видно тогда?
   Влад:
   - А что, много поменялось?
   Женя:
   - А сам не видишь что ли?
   Влад, настороженно:
   - Может вижу. Но хочу сравнить то, что вижу я и видишь ты.
   Женя, помедлив, гулко, размеренным голосом, глядя перед собой:
   - Ты же знаешь, что о том, что видишь, вслух - нельзя. Только так, типа повезло и угадал. Или высчитал. Вот, например, мне ПОКАЗАЛОСЬ, что ты год в госпитале лежал. А до этого, видимо, бегал по переднему краю, вытаскивая раненых. На срочной, а затем на сверхсрочной. Вцепился в это дело потому, что на срочную пошёл с каким-нибудь неполным высшим медицинским. И медик в тебе тебя не отпускал с войны, где без тебя парни могли не добраться до стола. Медик, а так же те... полсотни парней, что ты вытащил. И те два десятка, у которых принял... последнее слово.
   Женя затягивается, смотрит на застывшего Владислава, говорит спокойным, но всё ещё пронзительным голосом:
   - Ты - священник, Владислав. Не поп в рясе. А работник воли высших сил... правильней сказать, помощник человечества, который просто чует, куда идти и что делать, чтобы принести человечеству максимум пользы. Святой подвижник. Ну или ещё как можно обозвать, суть не поменяется.
   Влад, мрачно, раздражённо:
   - Да ну нах... какой, блять, святой, а?
   Женя громко, гулко хохочет. Влад поднимает на него лицо, полное мрачной ярости.
   Лена, стоящая в кругу, бросает взволнованный взгляд на Влада, на Женю. Выходит из круга, идёт к столику с решительным лицом.
   Женя обрывает смех, говорит громко обычным голосом:
   - Обычный святой подвижник с активированными супер-способностями. Или у тебя есть иное объяснение, почему снайпера... - бросает взгляд на подошедшую к стулу Влада Лену. Та замирает у стула Влада, задумчиво опустившего голову - ... у которых полевые медики были в приоритете, в тебя ни разу не попали? И то самое чуЙство, когда ОТКУДА-ТО просто ЗНАЕШЬ, кого первым, кто подождёт, а кого уже без толку? У тебя что, мозг засран враньём, что святой - это такая хуйня с нимбом, которая сидит на жопе ровно чтобы не дай бог, не согрешить, и молиться непрерывно, чтобы даже мыслей греховных не было? Не, чел. Святой - это кто тихэнько-тихэнько взялся за подвиг, за ДЕЛО, которое ПОДВИНЕТ мир, и у кого ДЛЯ ЭТОГО открылось... там, разум выключился, чуйка проснулась и заработала на всю катушку. Минимум - чуйка. А то и какое-нибудь управление молчаливой волей... чтобы можно было сидеть у пары вражеских пулемётчиков на виду и шить брюшную артерию, потому что свои их долбят так, что им не до тебя.
   Влад сидит, задумчиво глядя перед собой. Потом смотрит на Лену. Видит в её глазах очень внимательное понимание. Молча протягивает ей руку, переплетает пальцы, тянет на стул рядом с собой. Лена садиться, кидает взгляд на Женю, возвращает на Влада.
   Влад глядит на Женю с недоверчивой надеждой, говорит:
   - То есть... хочешь сказать, что... ЭТО как бы... ВЫДАЮТ сверху попользоваться?
   Женя:
   - Типа того. Хотя про "сверху" - это отмазка для тех, у кого не хватает наглости и смелости признать, что он это САМ в себе открывает, когда НАДО. И потому сваливает ответственность на каких-нибудь богов. Не, боги - есть. Они иногда чутка помогают. Но тем, кто сам выгребает. И их участие редко продолжается дольше часов. Обычно - минуты. Например, приподнять вероятность распределения призывника в ту часть, где реально будет нужен полевой медик. Но это и само может быть. А вот вместо звёздочки за двадцать пять раненых из рядовых сразу в старшины - это уже из разряда редкостей.
   Влад глядит на Женю очень подозрительно, спрашивает:
   - А ты это - откуда?
   Женя хихикает, тыкает в голову, говорит:
   - Отсюда. - тыкает Владу в голову: - А ты - оттуда.
   Влад напряжённо-удивлённо смотрит на Женю, поворачивает взгляд к Лене, осторожно спрашивает:
   - Лен, а он всегда такой или только когда пьяный?
   Музыка в зале сменяться медленной композицией. Женя смотрит через плечо на танцующих. Ловит обиженный взгляд Тори из-за плеча Василича, кидает ей виноватое лицо, показывает ей пять пальцев и знак "иду к тебе".
   Лена смотрит на Влада, вздыхает, потом говорит:
   - Знаешь, Владик, я тут подумала-подумала и получается, что я тебе должна жизнь. Потому что когда ты меня...ну, подобрал, я шла вся такая... ну, "вот счас как помру, будете знать, как бросать меня одну!" Изо всех сил это "помру". И там... так и тянуло дорогу перейти не по зебре... в общем, должок за мной. Только как отдавать - не знаю.
   Женя громко буркает:
   - Как-как? Ребёнка ему роди... года через два, когда рожалка дорастёт. Делов-то...
   Лена замирает с шокировано открытым лицом. Влад, медленно, охуевше:
   - Бля-я-я-я... куда я попал...
   Женя:
   - В сказку. Прикинулся рыцарем, спасающим принцессу от суицида - открывай забрало и получай сказку.
   Влад растеряно переводит взгляд с весело скалящегося Жени на Лену. На лице Лены шок медленно сменяться мрачной решимостью. Влад останавливает взгляд на Жене, осторожно спрашивает:
   - А... почему через два года?
   Женя молчит, с улыбкой, пронзительно глядя на Лену. Лена мрачно-стеснительно горбиться под его взглядом. Женя, строго-ласково:
   - Гвоздик, не гнись.
   Лена замирает, потом с обречённой решительностью распрямляется. Отчаянно глядит на Влада.
   Влад, шокировано:
   - Лен, тебе чё, шестнадцать?
   Она натягивает на отчаянье натужную улыбку, говорит:
   - Нет, мне четырнадцать.
   Влад шокировано смотрит на неё. Лена стеснительно отводит взгляд в сторону, возвращает на Влада. Взгляд соскакивает на Женю. Во взгляде - мольба о помощи.
   Женя медленно встаёт, разминает шею. Гулким низким голосом говорит:
   - Ну, ладно. Властью, взятой мной у богов и духов этой планеты, на следующие полгода минимум объявляю вас мужем и женой.
   Лена и Влад замирают, пришибленные голосом. Женя уходит. Лена и Влад остаются сидеть, невидяще глядя на место, где стоял Женя.
   Черед десяток секунд Влад опускает взгляд, потом неверяще говорит перед собой:
   - Это чё, шутка такая?
   Лена, мрачно:
   - А сам не чувствуешь?
   Влад, обречённо, мрачно:
   - Чувствую... во я вляпался.
   Лена резко распрямляется. Дергается вскочить. Замирает. Лицо искажается в гримасе плача.
   Влад пару секунд глядит на слезинки, катящиеся по её щекам. Потом резко вскакивает, подхватывает Лену, вжимает в себя. Тихо говорит в ухо:
   - Лен, извини. Просто я... может, я вляпался в шоколад. Или в кисель на берегу молочной речки. Или ещё в какую сказку. Просто очень резко всё.
   Она замирает в его объятьях, слушая. Он, помедлив, говорит:
   - Просто... если честно, как на духу... я там, на набережной, в тебя вцепился не ради тебя. А ради себя. У меня... протухло и потухло всё внутри. Там... за речкой, горело... ровно, ярко, как газ на плите. А как вывели - стало тухнуть... как костёр обоссаный. Чуть-чуть иногда язычок вспыхнет ненадолго. А вот как тебя увидел - вспыхнуло, и разгораться начало. - нервно хмыкает, - И вот ты меня херачишь по морде... а я стою и смеяться хочется от счастья... что живым себя чувствую. Первый раз после вывода... - нервно хмыкает, говорит: - Я и прилип к тебе... как к ветерку, что огонёк раздувает. Надеялся... чуть-чуть... сам не веря, что возможно... что те, кому тебя приведу будут иногда... раз в год хотя бы... пускать в гости. Да и эту надежду был готов похерить, когда подошёл... дядя Женя весь в белом. А тут вот... вместо гости раз в год... в общем, подавиться боюсь, ибо запихали кусок счастья куда как больше, чем готов переварить. И очень ссыкотно, чем же расплачиваться придётся за такое. Мозг верещит, что бежать надо из этого дурдома, пока с ума не сошёл. Точней, верещал... теперь уже поздняк... на полгода минимум... ноги жопу могут унести, но душа останется у тебя.
   Влад мягко отстраняется, глядит в серьёзное лицо Лены, мягко спрашивает:
   - Как думаешь, есть у меня повод немножко поохреневать от внезапности?
   Лена мрачно, решительно смотрит ему в глаза, говорит:
   - Хочешь ещё чутка охренения?
   Влад смотрит на неё, нервно улыбается, говорит:
   - Ну, давай, попробуй... хотя чё-то мне кажется, что дальше - некуда
   Лена, с кривой улыбочкой:
   - Ну-ну... в общем, я это... лесбиянка. Баб люблю.
   Влад несколько секунд всматривается в её серьёзные глаза, потом говорит с удивлённым смешком:
   - Ан нет... есть куда дальше.
   Влад медлит, глядя вбок от Лены. Она стоит, напряжённая, отстранённая, в его объятьях. Влад поднимает на Лену отстранённо-просветлённый взгляд, говорит:
   - Знаешь, как-то раз... когда я в бою отказался взять автомат и стрелять, один капитан поставил меня смирно и начал капать в мозги... и под конец речи попытался подавить, обозвав медсестричкой и едко спросив, не одеть ли мне юбочку с бантиком, чтобы духи не стреляли. Я ему тогда ответил... - каменеет лицом, голос становиться мрачным, - если будет надо для вытаскивания парней одеть юбочку и бантик - я одену. Но пока в штанах лучше ползать, а с лысой башки перхоть в раны не падает.
   Влад напряжённо, выжидательно смотрит на Лену. Она наклоняется к нему, мягко, нежно целует его. Отстраняется, говорит:
   - Побрился бы ты, ёжик.
   Он медлит, очень облегчённо:
   - Да сам бы рад... извини, не успел...
   Она глядит на него, в глазах разгорается возбуждение. С безумным хулиганством в голосе говорит:
   - Слушай, а давай - сбежим?
   Влад кидает взгляд на пары, кружащие в танце, видит хитрые взгляды Жени, Дарьи, Тян. Поворачивается к Лене, говорит:
   - А давай. Только сначала... девушка, можно вас пригласить на танец?
  
   Туалет. Наклонившись над раковиной, глядя на струю воды, стоит Тори с мокрым лицом.
   Входит раскрасневшаяся, чуть вспотевшая Дарья. Тори бросает на неё неприязненный взгляд через зеркало.
   Дарья медлит в шаге у дверей. Подходит к умывальнику. Тори распрямляется, поворачивается к Дарье. Дарья встаёт в шаге от Тори, говорит ровным голосом:
   - Ну, дай мне в морду, что ли...
   Тори сжимает кулак с кольцом, из которого торчит шип. Резко замахивается, останавливает удар, глядя в напугано-напряжённые глаза Дарьи.
   Тори отворачивается к умывальнику, опирается о раковину. Мрачно смотрит на воду. Буркает:
   - Нах. Не интересно так.
   Дарья вздыхает, пускает воду в соседнем кране. Наклоняется, набирает ладони, умывается. Потом говорит тихо:
   - Кстати, счас было страшно. Показалось, что хряснешь насмерть.
   Тори, мрачно:
   - Угу... рука сама нацелилась горло вспороть... но так - не интересно.
   Дарья ещё раз окатывает лицо, бросает взгляд на Тори через зеркало, спрашивает:
   - А как - интересно?
   Тори, мрачно:
   - Интересно... по честному тебя уделать... на ножичках.
   Дарья медлит, потом тихо говорит:
   - Это чтоб кишки наружу с кровью и говном и на лице сопли-слёзы ужаса?
   Тори, помедлив, тихо:
   - Не... чтоб жопа в шрамах и ебало тоже...
   Дарья вздыхает, говорит:
   - А на хера тебе оно?
   Тори, секунду подумав:
   - Не знаю... но очень хочется... глаза ногтями царапать - это как-то совсем бабская истерика. А вот... как говорят некоторые граждане "расписать ебало пёрышком"...
   Дарья грустно, виновато вздыхает.
   Тори, выпрямляется, глядит на Дарью через зеркало, говорит спокойно, холодно:
   - Прости... разболталась по пьяни. Просто...
   Дарья смотрит на Тори очень внимательно. Тори роняет взгляд. Молчит.
   Дарья:
   - Вик, говори как есть, а? А потом я тебе тоже - как есть.
   Тори кривиться в пренебрежительной улыбе. Потом говорит:
   - Как есть... просто хочу тебя уделать... хоть как. Чтоб доказать себе, что я хоть в чём-то лучше.
   Дарья хмыкает, говорит:
   - Вик, а ничо, что с... Женей - ты? Ну, ладно, мы с тобой ебанутые на всю голову. Но я слышала, что у нормальных баб, кто замуж за... принца выскочил - тот и уделал остальных.
   Тори, яростно:
   - Да блять, а! Я ни-ху-я не понимаю, какого хрена!... - затихает, отворачивается к раковине, смотрит на воду. Говорит ровно, тихо:
   - Я себя чувствую служанкой, которая... да блять... если честно, каким-нибудь мальчиком-пажем, который залез в покои принцессы, увидел охуительно красивое платье и решил примерить... а тут дракон его - хвать, и в пещеру. И я вот всё жду... когда до дракона дойдёт, что он ошибся. И даже не могу подумать, что он будет делать дальше. А главное, что... не понятно... в замок обратно очень стыдно, потому что там-то все, наверное, в курсе про платье. И... - хихикает, - вряд ли думают, что дракон - фетишист, а пажа просто уволокло, потому что не отдавал платье.
   Дарья молчит, внимательно, пристально рассматривая Тори. Тори, раздраженно:
   - Чё?
   Дарья, мягко, вкрадчиво:
   - Вик, прости пожалуйста за неожиданный вопрос. Очень грубый. И это - вопрос. И я почти уверена в ответе. Но всё-таки почти. Поэтому всё-таки спрошу, ладно?
   Тори, устало:
   - Да ну блядь... спрашивай уже, а?
   Дарья:
   - Ладно. И ещё раз извини. Я просто хочу знать наверняка. Просто... ну, что в тебе пацана с девкой понамешано... так это все мы тут такие.
   Тори застывает, впивается в Дарью напряжённо-напуганым взглядом. Дарья видит этот взгляд, пристально смотрит на Тори, потом тихо говорит:
   - Вик, а ты ведь не в курсе, где и как Женя жил последний год.
   Тори, опускает взгляд, говорит тихо, обиженно:
   - Нет, не в курсе. И... вот это-то и бесит. Ты - в курсе. Больше всех. Остальные... тоже чувствуется, что тоже что-то такое знают. И только я...
   Лицо Тори искажается плачем, она натужно натягивает каменную маску. Плачь продавливается. Тори очень обиженно:
   - И только я как хрень тупая не в теме... про... - срывается на плачь - про мужа, блять!
   Дарья, с легким охуением:
   - Твою ж... церковь!
   Шагает к Тори, хватает её за плечи, встряхивает. Тихо рявкает:
   - Так, а ну-ка прекрати реветь!
   Тори сцепляет зубы, всхлипывает пару раз. Потом смаргивает, натягивает мрачное лицо. Поднимает на Дарью мрачный взгляд. Буркает:
   - Ну, прекратила. Что дальше?
   Дарья:
   - Умывайся. Пойдём стырим поллитру, и пойдём в угол бухать. Я тебе расскажу, что знаю. И пусть меня расстреляют, нах, за нарушение подписки о неразглашении.
   Тори медлит, поворачивается к крану, набирает воду в ладони, ополаскивает лицо. Ещё раз. Опирается о раковину. Смотрит на Дарью. Дарья, вздохнув, идёт к кабинке туалета.
   Тори, помедлив, выключает воду, идёт к соседней кабинке. Заходит, закрывает дверь.
   Тори, из кабинки:
   - Даш, ты чего спросить-то хотела.
   Дарья:
   - Да забей. Не важно. И без моего рассказа ты вообще не поймешь, как мне такая хуйня в голову пришла.
   Тори:
   - Да пох уже, говори, а?
   Дарья:
   - Ну смотри, сама нарываешься.
   Тори:
   - Да давай.
   Дарья:
   - Ладно... ещё раз напомню: я чисто на всякий редкий случай уточнить...
   Тори:
   - Да говори уже!
   Дарья, помедлив:
   - Ты это... в прямом, физическом смысле... медицинском... женского пола?
   Две секунды тишины.
   Разьярённый вопль Тори:
   - БЛЯЯЯЯ!
   С грохотом распахивается дверь кабинки Тори. Она вылетает из кабинки, подлетает к кабинке Дарьи, резко дергает дверь. Ещё раз. Потом яростно лупит в дверку. С хрустом замка дверь распахивается. Дарья сидит на унитазе с грустным лицом. Уныло говорит:
   - Ну я ж предупреждала...
   Входная дверь распахивается, в туалет входит Тян. Грозно спрашивает:
   - Что тут происходит?
   Дарья:
   - Праба, у меня тут запор случился, а мама мне помогает просраться.
   Тори поднимает глаза к потолку, набирает полную грудь воздуха, яростно выдыхает:
   - ПИЗДЕЦ
  
   Ресторан, общий зал.
   По залу незаметно перемещается человек с камерой, снимая происходящее.
   За угловым столиком сидят Дарья и Тори. На краю столика лежит разделочная доска, на которой - горка мяса, сала, колбасы. В доске торчит большой кухонный нож. Рядом с доской лежит кулак Тори с торчащим из кулака шипом кольца.
   Через три столика за столом сидят Женя и Данила. На столике - тарелка фруктов, бутылка вина, два бокала. Василич медленно танцует с Тян. Дмитрич с Полиной сидят за столиком у танцпола, заставленным тарелками и бутылками.
   Женя, глядя на столик Дарьи и Тори, говорит:
   - о... вот теперь, судя по лицу Дарьи, жена закончила повествовать про ночную перестрелку.
   Данила:
   - Какую перестрелку?
   Женя:
   - Да, фигня... за нами Ка-Джи-Би приезжало. Взвод спецназа с броневичками. Славная была охота.
   Данила, осторожно:
   - В смысле?
   Женя, смотрит, как Дарья и Тори закидывают по стопке водки. Дарья натыкает кусок мяса ножом. Тори натыкает кусок мяса шипом на кольце. Закусывают.
   Женя:
   - Ну, в прямом, Дэн. В самом прямом. Пиф-паф, бабах, бабах. Куча трофеев. Очень редкое событие в жизни разведчика - возможность повоевать. Обычно приходиться быть всегда готовым к этому повоевать, чтобы оно не случалось. Ладно, давай, твоя очередь.
   Данила медлит, потом говорит на английском:
   - Корова не даёт молоко. Его из неё ВЫДАВЛИВАЮТ.
   Женя хихикает. Потом резко вскакивает, кричит в сторону Дарьи и Тори:
   - ЗАМРИ
   Они застывают с ножом и кольцом, занесёнными над ладонями.
   Поворачивают решительные пьяные лица на подходящего Женю. Женя глядит на пустую салатницу между ними, на бутылку водки рядом с салатницей, говорит:
   - Отомри.
   Дарья и Тори неохотно опускают руки. Недовольно глядят на Женю. Женя вздыхает, говорит:
   - Ваше решение - вообще не лезу в него. Просто хотел сказать, что мне кажется, что когда... сестрятся на крови, то меняются тем ОРУЖИЕМ, которым пускают кровь в чашу. И оружие должно быть своё. - глядит на Дарью, рассматривающую кухонный нож у себя в руке. - А я что-то не припомню, что ты, Даш, успела забить местного шеф-повара, который отбивался этим ножом.
   Тори, глядя на кольцо:
   - Ой, бля.
   Дарья:
   - Ага. Тупим чё-т. - поднимает взгляд на Тори, тянет: - Ма-а-ам, отложим, что ль?
   Тори подумав:
   - Ага, доча, давай потом, чтоб... правильно, а не... случайно по пьяни. Ага?
   Дарья:
   - А то.
   Дарья накалывает ножом кусок мяса, засовывает в рот. Пьяно смотрит Жене за спину на Данилу. Возвращает взгляд на Женю. Тянет, кривя лицо в гримасе внезапного вспоминания о важном деле:
   - Ой, бли-и-и-и-ин... нам же ещё... это... скреплять союз... а я бухая почти в мясо.
   Женя:
   - Не парься. Будем считать, что ты перевалила это дело на ученицу.
  
   Вечер. Лена и Влад идут по двору вдоль дома. Долетает шум проспекта за домом, мимо ходят люди. В руках у Лены и Влад - бутылки в бумажных пакетах.
   Лена бредёт, машинально переставляя ноги. На лице застыло выражение горя. Взгляд устремлён в никуда. Влад идёт, поглядывая по сторонам. На лице - тревога непонятного.
   Доходят до угла дома. Лена поднимает взгляд, смотрит на подъезд вдалеке. Встаёт, резко, нервно запрокидывает бутылку, жадно пьёт. Влад встаёт напротив. Ловит взгляд Лены, опускающей бутылку.
   Лена роняет взгляд в землю. Медлит, поднимает его. Во взгляде - боль с безумным весельем, на лицо наползает кривая улыбочка.
   Влад смотрит на Лену, говорит спокойно, строго:
   - А давай сегодня я просто провожу тебя до подъезда?
   Лена застывает. Её лицо течёт в маску боли, шока. Лена сдавлено кричит:
   - Ты дурак, да?!
   Влад, ровно, холодно, медленно вдавливая слова в Лену:
   - Нет, я не дурак. Но я не умею читать мысли. А ты двадцать минут молчишь. Просто идёшь и плющишся. И тебе пиздец как хуёво от предвкушения облома. Большого, эпического облома, о котором ты будешь вспоминать всю жизнь.
   Влад замолкает, глядя на Лену, истеричной улыбкой сдерживающей плач. Он оглядывается, потом хватает её за плечи, передвигает, вжимает в стенку дома. Лена замирает со спёртым дыханием, распахнутым лицом и глазами. Влад всматривается в её лицо, потом говорит ровно:
   - Дыши, пожалуйста.
   Она с трудом вдыхает, начинает часто, шумно дышать.
   Он глядит в её глаза, где медленно, неохотно уходит шок жертвы. Плавно обнимает её, ласково шепчет в ухо:
   - Лена, прелесть моя, ты меня слышишь?
   Она замирает со спёртым дыханием. Кивает.
   Он, тем же голосом:
   - Ты дыши, пожалуйста. Давай, вдох-выдох. Вдох-выдох.
   Она, сосредоточившись, начинает дышать. Чуть обмякает. Утыкается лбом в его плечо. Прерывисто вдыхает, выдыхает.
   Влад, ласково зовёт:
   - Ле-е-ен, ты тут?
   Она, хриплым шёпотом, угрюмо:
   - Да тут.
   Он, ровным спокойным голосом:
   - Знаешь, вот прямо сейчас мне очень хочется уметь читать мысли. Не слышать то, что хотят сказать. А - читать то, что сказать бояться. Хотят, но бояться.
   Лена каменеет, вслушиваясь. Влад тихонько вздыхает, говорит:
   - А так я всего лишь чую, что ты идёшь и гоняешь свои мечты о том, каким будет твой первый раз... - Лена содрогается, напряжённо цепенеет, через оцепенение пробивается дрожь.
   Лена дергается вырваться и побежать, Влад удерживает, говорит мягко:
   - Давай ты дослушаешь, ладно?
   Она замирает, угрюмо, обречённо обвисает, прислонившись к стене.
   Влад обнимает её, говорит мерным голосом в её ухо:
   - И мне кажется, что у тебя в душе - битва. Между разными мечтами. И ещё между мечтами и правилами. Точней, страхом наказания... - Лена вздрагивает, напряжённо вытягивается. Влад замолкает, стискивает её плечи, говорит очень спокойно:
   - Лен, у меня уже не осталось никаких правил. Срезало и стесало парой сотен парней, которые умирали у меня на руках. - Лена чуть обмякает, - Срезало взглядами... и вопросами "док, я умираю?". И невозможностью врать. Чтобы не потерять чутье. После четвёртого раза куда-то делись они, правила.
   Влад отстраняется, смотрит на её лицо, ловит её взгляд. Говорит ровным, спокойным голосом:
   - Так что, Лен, у меня осталось одно правило: сделай так, чтобы выжили. Или, если не можешь - выслушай и помоги уйти... дальше, с легким сердцем. А что бы ты ни сказала... или просто сделала - херня это.
   Леня стоит, угрюмо сгорбившись, глядя вбок. Молчит, глядя в себя.
   Влад вздыхает, говорит:
   - Лен, я не знаю, что у тебя в башке... может, какой-нибудь... прибамбас сознания, что очень любила двух одноклассников и очень хотела первый раз с ними двумя сразу.
   Лена блекло хмыкает, буркает:
   - Это как?
   Влад, помедлив:
   - Ну, один первым входит, второй первым кончает.
   Лена медлит, потом хмыкает. Поднимает на Влада взгляд, в котором отчаянная отрешённость. Говорит апатично-отстранённо:
   - Всё проще, Влад. У меня в башке всё - проще.
   Он выжидательно смотрит на неё, она блекло, с болью улыбается, говорит:
   - Я - парень и мы идём ёбать меня в жопу.
   Влад застывает, вглядываясь в её глаза. Во взгляде Лены появляется и нарастает боль. Влад, гневно рычит на эту боль:
   - А чё сразу в жопу-то?!
   Лена выплёскивает боль воплем:
   - ПОТОМУ ЧТО Я ХОЧУ!
   Она смотрит на спокойного Влада, в глазах которого стоит улыбка, роняет взгляд. На её лице проступает лютое омерзение.
   Влад, язвительно:
   - А я-то думал, что боишься, что я тебя порву.
   Лена кривиться, дергается вырваться. Влад не пускает. Она кричит:
   - Пусти!
   Он орёт в ответ:
   - А дальше - ЧТО?! Ты пойдёшь прыгать под машину? Или с моста в речку?
   Она, яростно шипит:
   - А тебе какое дело?!
   Он, с гнусной улыбкой:
   - Как какое? Я тебе хочу повод дать прыгнуть! Чтобы были ФАКТЫ, понимаешь, РЕАЛЬНЫЕ СОБЫТИЯ, НАСТОЯЩИЕ ДЕЙСТВИЯ, а не... - яростно рычит - ... ТУПАЯ БАБСКАЯ ИСТЕРИКА!!!
   Лена стоит, невидяще глядя в его глаза. Яростно шепчет:
   - Тупая... я - тупая... почему он такой тупой...
   Резко запрокидывает голову, поднимая бутылку. Жадно пьёт, задрав донышко вверх. Вино катиться по подбородку, капает на одежду.
   Она опускает голову, руку с бутылкой. Разжимает пальцы. Бутылка глухо звякает об асфальт. Она смотрит на Влада со смесью безумного веселья и боли во взгляде. Её губы растягиваются в улыбке. Она хрипло шипит:
   - Ну ладненько... Пойдём!
   Хватает его, дергается идти.
   Он не пускает.
   Она, глядит на его растерянное лицо, хрипло хихикает, говорит:
   - Ну давай, пойдём уже быстрей... не бойся... - лицо растягивается в маску яростного безумного смеха - ... ты меня не порвёшь.
   Влад смотрит на неё, оглядывается. Потом с мрачным лицом хватает её за руку, тянет дальше.
  
   Распахивается дверь прихожей. Влад входит, тащит за руку нервно хихикающую и трясущуюся Лену. Отпускает руку, закрывает дверь. Поворачивается к Лене. Лена встречает его взгляд. Хихиканье переходит в громкий нервный смех.
   Влад смотрит на неё, хватает за руку, закручивает за спину, тащит хохочущую Лену в ванную. По дороге щёлкает выключателем.
  
   Ванная комната, выложенная белой плиткой. Раковина с зеркалом и деревянными полками сбоку. Напротив раковины - стеллаж с тазиками на нижней полке.
   Влад втаскивает Лену в ванную, быстро осмотревшись, наклоняет Лену над ванной. Она начинает смеяться громче, истеричней. Влад включает душ с холодной водой, льёт Лене на голову. Она продолжает смеяться, сотрясаясь от смеха.
   Влад бросает взгляд на пол, выложенный плиткой. Пускает струю душа Лене за шиворот. Она взвизгивает, выгибается, пытается вырваться. Влад не пускает. Вода, скатившись по её спине, течёт на пол. Она на несколько секунд замирает, потом продолжает сбивчиво, неуверенно хохотать.
   Влад, помедлив, суёт струю душа под подол. Лена взвизгивает, несколько раз дергается вырваться. Потом замирает. Резко, взметнув волосы вбок, поворачивает лицо. С безумной улыбкой на лице хрипит:
   - Я обоссалась, блядь!
   Влад, глянув на её лицо, кидает душ в ванную, подхватывает её на руки, поднимает, опускает в ванную. Лена, не шевелясь, продолжает истерично подхихикивать. Влад затыкает сток, вешает душ вверх, направляя струю ей на голову. Она закрывает глаза, поворачивает голову вбок. Подхихикивания переходят в рыдания.
   Лена, плача, яростно бьёт кулаками по бортикам ванной. Ещё раз. Потом скручивается, ложась на бок. Лежит, плача, в наполняющейся ванной.
   Влад несколько секунд глядит на неё, потом смотрит на лужу воды на полу, на себя. Осматривается.
   Берёт с раковины бутылку шампуня, открывает, выливает треть стакана в ванную. Ставит бутылку обратно. Снимает туфли, выбрасывает их в коридор. Выкладывает из карманов пиджака на стеллаж ключи, бумажник, складной нож, моток изоленты. Скидывает пиджак в лужу на полу. Туда же скидывает рубашку, обнажая спину, бугрящуюся рубцами шрамов. Помедлив, скидывает на пол штаны с носками, оставаясь в чёрных армейских трусах.
   Притаптывает одежду в луже, бросая взгляды на Лену. Та, затихнув, лежит в ванной, заполняемой водой с пеной.
   Влад задумчиво смотрит на дверь. На Лену. На раковину. На дверь. На раковину. Вздыхает, шагает к раковине, включает воду. Косясь на Лену, достаёт хуй, писает в раковину. Берёт мыло, намыливает руки, намыливает хуй, намыливает раковину. Смывает руки, ополаскивает хуй, засовывает в трусы. Ополаскивает раковину. Смотрит на Лену, неподвижно лежащую в ванной. Смотрит на воду с пеной, уровень которой подходит к её лицу. Бросает взгляд на себя в зеркале. На бритвенный станок на полочке рядом с раковиной. Смотрит на Лену. Намыливает руки, намыливает лицо, берёт станок, начинает бриться.
   Выбрив пол-лица, замирает, глядя на Лену. Она, подрагивая от холода, переворачивается на спину, закидывает голову на бортик ванной, поджимает ноги, обнимая их.
   Влад добривает лицо, умывается. Смотрит на себя в зеркале. Выключает воду в раковине.
   Поворачивается, смотрит на Лену. Она лежит в воде, подрагивая от холода. Глаза - закрыты. На лице - гримаса страдания.
   Влад присаживается у ванной, берёт её руку, нащупывает пульс. Рука Лены дергается, вцепляется в руку Влада. Лена, не открывая глаз, дрожащим от холода голосом, нервно и жалобно:
   - Владик... пожалуйста... делай со мной что хочешь... только не еби в пизду... пожалуйста... только не в пизду...
   Влад медлит потом бросает коротко, резко:
   - Чё так?
   Лена открывает глаза, смотрит на Влада больным взглядом.
   Он, пряча смущение за резкостью:
   - Не, я не то, чтобы сразу отказываюсь. Просто странно как-то...
   Она отпускает его руку, тянется к лицу, проводит по щеке. Говорит:
   - Бритый...
   Хихикает. Резко обрывает смех, начинает вставать. Встав, смотрит на Влада. Содрогается от холода, наклоняется к душу, пускает горячую воду, выдёргивает затычку. Щебечет:
   - Владик, пожалуйста, подожди меня под одеялом... я скоро приду. Честно-пречестно.
   Влад смотрит на неё, встаёт. Она стоит под горячей водой, переминаясь с ноги на ногу. Выжидательно смотрит на него. Вздыхает, говорит:
   - Давай, я тебе потом расскажу, ладно?
   Влад вздыхает, молча выходит из ванной.
   Лена, проводив его взглядом, вышагивает из ванной, закрывает дверь. Берёт с нижней полки стеллажа тазик, ставит на пол. Залезает обратно в ванную. Встаёт под струи воды. Смотрит на воронку слива.
   Дождавшись, пока ванная сольётся, несколько секунд медлит, глядя на тазик. Резко расстёгивает юбку, сдёргивает вместе с трусами, кидает в тазик. Сдёргивает безрукавку, кидает в тазик.
   Замирает на пару секунд. Осторожно ведёт рукой по животу, по бритому лобку. Поворачивается к душу, подставляет грудь в майке и лифчике под потоки воды. С тихим прерывистым всхлипом вытягивается в струнку. Опадает, горбясь, подставляя под струи воды голову.
   Стоит, сгорбившись, несколько секунд.
   Снимает с держалки душ. Садиться на дно ванной, растопыривая ноги. Пропускает свободную от душа руку под ногой. На секунду замирает. Со всхлипом, вздрагивая, засовывает палец в попу. Расшатывает анус. Вынимает палец, прижимает лейку к анусу. Несколько секунд заливается. Убирает лейку. Секунду сидит, потом выхлёстывает из попы струю говна с водой. Смывает душем в сток. Ещё раз заливается. Выхлёстывает почти чистую воду. Встаёт, смывает ванную, обмывает ботинки, стягивает их, кидает в тазик. Моет ноги. Возвращает душ в держак. Отшагивает к стенке вдали от душа. Стягивает майку с лифчиком через голову. Кидает в тазик.
   Несколько секунд стоит, задумчиво глядя на душ. Шагает к нему, выключает воду.
   Выходит из ванной, снимает полотенце с крючка, вытирается.
   Задумчиво смотрит на тюбики с кремами, лежащие на полке. Берёт один из тюбиков, свинчивает пробку, вставляет в попу, нажимает на тюбик. Вынимает тюбик. Осторожно нюхает его, обтирает пальцами, закрывает, кладёт обратно на полку.
   Поворачивается к двери. Замирает перед ней на пару секунд. Потом решительно толкает дверь, выходит из ванной.
  
   Комната. На диване, по пояс прикрывшись простыней, закинув руки за голову, лежит Влад. Входит Лена, завёрнутая в полотенце, проходит несколько шагов. Встречается взглядом с Владом, роняет взгляд в пол. На лице проступает смущение, она начинает горбиться. Встаёт в трёх шагах от дивана. Потом решительно распрямляется, сбрасывает полотенце, вытягивается, сцепив кисти за попе. Взгляд Влада скользит по её фигуре, цепляется за бритый лобок. Влад делает вопросительное лицо, поднимает взгляд на лицо. Лена улыбается, задавливая смущение безумным весельем, хрипло спрашивает:
   - Нравлюсь?
   Влад еле заметно улыбается в ответ, хватает край простыни, стягивает простынь, обнажая напряжённо стоящий хуй.
   Взгляд Лены прикипает к хую. Она глядит на него пару секунд, замерев. Потом шумно прерывисто вздыхает, вздрагивает всем телом, Обмякает, плавно падая на колени и свесив голову. Сидит на коленях пяток секунд, потом резко вскидывает голову, устремляет на растеряно улыбающегося Влада безумный взгляд из смеси горя и похоти, оскаливается в ухмылке, хрипло, яростно шепчет:
   - Вот такая я блядина, Владик. Кончаю всего лишь от вида хуя, стоящего на меня.
   Влад скалится в ответ, говорит:
   - Не парься. Будь мне пятнадцать, я б тоже кончил от вида... тебя бритой. Да и так... первый раз, чую, меня хватит минутки на две, не больше. И знаешь, я тут подумал...
   Лена начинает нервно ржать, раскачиваясь из стороны в сторону.
   Влад, хищно скалясь, рычит:
   - А давай-как ТЫ будешь делать, что хочешь. А я просто побуду игрушкой на голосовом управлении.
   Лена продолжает ржать. Затихает, остаётся сидеть, сгорбившись. Влад лежит на постели, глядит на волосы Лены, закрывающие лицо. Влад тихо окликает:
   - Лена... или правильней - Лёня?
   Лена вскидывает голову, на лице - растерянность с яростью. Влад, тихо, мягко:
   - Мне что, совсем в лоб тебе сказать: иди сюда и возьми меня?
   Лена смотрит на Влада, шокировано распахнув глаза. Влад вздыхает, говорит:
   - Или мне идти к тебе на пол?
   Лена, шокировано, злобно:
   - Чё?
   Влад, тщательно проговаривая:
   - На пол. К тебе.
   Лена:
   - Не-не... перед этим ты чё сказал?
   Влад вздыхает, говорит:
   - Перед этим я тебе сказал, что давай, командуй, чё делать. Весь в твоём распоряжении.
   Лена смотрит на Влада жалобно, болезненно тянет:
   - Ты чё, совсем дурак?
   Влад злобненько улыбается, говорит:
   - Не-е-е-е... я просто очень злой и коварный. Я просто сделаю с тобой всё, что скомандуешь. И если чё-то будет не ТАК - извини. Но вот если будет что-то не ТО - то ты сам дурак.
   Лена роняет голову. Десяток секунд сидит неподвижно. Потом устало встаёт, подходит к дивану, смотрит на Влада. Тот лежит со спокойным лицом и напряжённым взглядом. Лена устало вздыхает, перелезает через Влада, ложиться к стенке, накрывается простынёй, закидывает руки за голову, закрывает глаза.
   Влад, помедлив, натягивает на себя простынь, ложиться на спину. Задумчиво смотрит в потолок.
   Лежат, молча, не шевелясь, около минуты.
   Лена ровным усталым голосом:
   - Хуйня какая-то, Владик. Ничего не хочу.
   Влад несколько секунд молча не шевелиться. Потом поворачивается на бок. Плавно протягивает руку, касается Лениного живота кончиками пальцев, начинает гладить.
   Лена буркает:
   - Команды гладить не было.
   Влад замирает.
   Лена буркает:
   - Но ты продолжай.
   Влад продолжает очень медленно гладить Ленин живот. Лена вздыхает, закрывает глаза, отмороженным, ровным голосом говорит:
   - Как-то раз... где-то год назад... я сдуру рассказала отцу, что соседский мальчик ко мне приставал. А отец взял ремень, завалил на диван и выпорол. С криками "не смей блядить!" - рука Влада замирает - Потом... я лежу зарёванная, а он отмороженным наглухо голосом сказал: "узнаю, что целку порвали - убью" и ушёл вообще из квартиры. Он-то потом, через пару дней, извинился, и сказал, что очень боится, что буду, как мать и свалю от него. Но уже поздняк было. Я сразу после той порки пошла в ванную. Умываться. А потом - в ванную. Сидела, ноги растопырив и палец занеся. Трясло всю. От желания назло ему вот прям счас порвать и от гнилого страха, что он меня за это убьёт. Так и не рискнула. Сложилась на дно ванной и - реветь. От стыда за трусость свою. И было очень себя жалко. Хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел. Кто-нибудь добрый и ласковый. Представила, как меня гладит одна одноклассница. Представила что я - парень, а она у меня отсасывает. И как представила - чуть не сдохла, как кончила. А потом стало стыдно. Очень. Что я такая пидараска. И что мало меня отец драл. Закинула ногу на бортик ванной, сунула палец в жопу и представила, что это он меня. И снова кончила. Пиздец как сильно. Орала, аж охрипла. Потом лежала, трясло от бешенства на себя, что я такая ебнутая пидарская блядь. Думала - взять бритву, вскрыться. А потом представила, как найдут меня... с распоротыми руками и целой целкой... и пробило на ржач. Проржалась до полного похуизма. Вылезла, вытерлась, легла спать, вырубилась. Потом... потом не знала, как на отца смотреть. И на одноклассницу ту. Стыдно было. Страшно, что узнают. И бесило пиздец как. Пошла на бокс. Отцу сказала, чтобы защищаться. Но на самом деле - чтобы бешенство сливать в грушу. Только те два оргазма хуй меня отпустили. Ещё хотелось. Пока грушу хуярю - забываю. А как в школе - мозги клинит. Недели три продержалась. А потом сорвалась. На одноклассницу... ну, просто. Иногда представляла, что я - она, а я - парень, который её. А в жопу... отца забить в мозгу пыталась. Всеми подряд. И всем подряд. До осмотра гинекологом под конец года ещё боялась, что попалят. А потом - сорвалась. Очко за год раздолбила как последний пидор. Лучше всего - огурец с подсолнечным маслом. Морковка тоже ничего, если с мылом и щёточкой помыть. И ещё всю дорогу страшно и стыдно, что глянут мне в очко и всё поймут. И вся школа и весь двор узнают. И - пиздец. То ли бежать куда, то ли вскрываться в ванной.
   Лена замолкает, вздыхает, потом говорит:
   - Я обещала рассказать, почему - всё, что хочешь, кроме в пизду. Ну... вот.
   Влад молчит. Лена открывает глаза, смотрит на него очень больным напряжённым взглядом. Влад добродушно улыбается.
   Лена, с болью в голосе:
   - Что? Я ваще ебнутая, да?
   Влад вздыхает, говорит ласково:
   - Лен, ты - сокровище.
   Она невряще кривиться в плаче со смехом. Влад продолжает:
   - С одной стороны, очень горячая и заводная. А с другой - хранящая целку мужу для первой брачной ночи.
   Она, кривясь в плаче, отворачивается к потолку, сквозь слёзы выдавливает:
   - Ой, бля... сокровище.
   Влад решительно буркает:
   - Да задолбало.
   Плавно подползает к Лене, накрывает её поцелуем. Она пяток секунд лежит, не шевелясь. Потом начинает неуверенно отвечать.
   Влад отстраняется. Смотрит на Лену. Её взгляд плывёт от возбуждения.
   Лена, хрипло:
   - А пох. Давай, делай вообще всё, что хочешь.
   Влад улыбается, перекатывается, садясь на неё верхом и опираясь на руки. Целует её в шею, в ямку между ключиц. Переползает чуть ниже. Очень аккуратно облизывает сосок. Лена замирает, со всхлипом выдыхает. Влад, отстранившись, дует на сосок. Лена тихонько вскрикивает, сосок каменеет от холода. Влад, наклонившись, дышит на сосок, отогревая его. Лена шумно дышит, подрагивая.
   Влад облизывает второй сосок. Дует на него. Отогревает.
   С хитрой улыбкой распрямляется, глядит на Лену. Она глядит на него, хрипло шепчет:
   - Ещё...
   Влад, широко улыбается, наклоняется, по очереди облизывает оба соска. Лена со стоном раскидывает руки, вцепляется в простынь. Влад отстраняется, дует, водя струёй воздуха от соска к соску. Лена выгибается дугой. Влад отогревает соски дыханием. Лена опадает обратно. Влад ещё раз облизывает соски. Дует. Садиться, накрывает соски чашечками ладоней. Лена открывает глаза, глядит на него, Влад, отвечая восхищённым взглядом, медленно опускает ладони. Рот Лены приоткрываетсяв слабом беззвучном вскрике. Влад отдёргивает ладони. На лице Лены проступает мольба вернуть ладони. Влад опускает ладони обратно. Лена, со всхлипом закрывает глаза. Влад собирает пальцы в щепоть, со слабым щипком за соски поднимает ладони. Возвращает обратно. Обводит кончиками пальцев по краям титек. Опускает руки на диван. Наклоняется, По очереди облизывает соски.
   Лена хрипло стонет, выгибаясь.
  
  
   Позднее утро. В окно без занавесок пробивается свет солнца, освещая комнату с крашенным белым стенами и с двумя кроватями у стен. На кроватях под простынями лежат раздетые до белья Тори и Дарья. Рядом с кроватями стоят вешалки для одежды, на которых подвешены банки капельниц. В банках торчит по большому и маленькому шприцу.
   Дарья открывает глаза. Несколько секунд лежит, промаргиваясь. Потом смотрит на капельницу у своей кровати. Переводит взгляд на капельницу у соседней. Поворачивает голову, смотрит на Тори.
   Дарья, громко, охреневше:
   - Добухались, блядь!
   Данила, дремлющий у окна на стуле, открывает глаза, буркает:
   - Доброе утро.
   Дарья поворачивает голову вверх, смотрит на Данилу, одетого в зелёную майку и шорты. Буркает:
   - А ты что делаешь у нас в палате?
   Данила хмыкает, буркает:
   - Доктор попросил последить, чтобы не ворочались с иглами в руке.
   Тори слабо стонет, открывает глаза. Смотрит в потолок. Переводит взгляд на капельницу. Вздыхает, буркает:
   - Ну, опять...
   Дарья, ехидно:
   - Что - опять? Снова вытрезвитель?
   Тори медленно поворачивает голову на Дарью рассматривает её недоуменное лицо, потом буркает:
   - У меня тоже лицо как из жопы?
   Дарья:
   - Что ты... жопа - гладкая и упругая, потому что всегда в чехле. До жопы твоему лицу ещё очень далеко.
   Тори:
   - Острячка, твою мать.
   Дарья:
   - Это ты помечтала о легком утреннем сексе?
   Тори отворачивается к потолку, закрывает глаза, буркает:
   - Ну, типа того.
   Дарья бросает взгляд на банку, откуда докапывает последняя четверть, задирает взгляд на Данилу, спрашивает:
   - Дань, а мы в больничке или таки загремели в вытрезвитель? Что-то пока ни хера не помню после ресторана. Как танцевала - помню. Как троих каких-то небритых вонючих пьяных бандюков на танцполе пиздила - помню. Как папа Женя меня заламывал и как потом кофе с тортом пили - тоже что-то помню... только не помню, исполнила ли затею сунут кусок торта в лицо папе Жене. Вроде, удержалась. А вот что за дверями ресторана - не помню от слова совсем.
   Тори, не открывая глаз, буркает:
   - Мы - на даче у Жени. Прошлый раз, когда... сползала с иглы, с такой же хренью у кровати проснулась. Только шприцов в банке больше торчало больше.
   Дарья, помедлив, ехидно:
   - Смотри не привыкни.
   Тори, устало
   - Да не говори. То работорговцы на иглу сажают, то дочь спаивает.
   Дарья, помедлив, тихо буркает:
   - Ладно. Я больше не буду. Меньше - да, больше - постараюсь воздержаться.
   Данила:
   - Да уж... пожалуйста.
   Тори задирает голову, смотрит. Буркает:
   - О! И ты тут. Доброго тебе утра.
   Дарья, громко рычит на Тори:
   - Это моя добыча!
   Данила, мрачно:
   - Я не добыча.
   Тори смотрит на Дарью удивлённо. Осторожно спрашивает:
   - Ты чего?
   Дарья делает ровное лицо, несколько секунд медлит, потом спокойно говорит:
   - "Когда есть эмоция, которой вы не управляете, и не очень хотите её испытывать, следует изо всех сил паясничать, изображая её. Подчёркиваю - изо всех сил, не сдерживаясь. Например, если вам страшно, нужно орать до разрыва голосовых связок и пробоя жопных сфинктеров". Цитаты Мастера Джо в воспоминаниях и переводе Дарьи Колобковой, том первый, страница 37, Лениздат, дветысяча сороковой год.
   Тори, помедлив, буркает:
   - Так вот ты чё... на мемуарах собираешься состояние срубить.
   Дарья:
   - Дык ты тоже не теряйся. Там, какое-нибудь "Замужем за мастером Джо: полвека безумия" мемуары Виктории Колобковой.
   Тори:
   - БЛЯТЬ!
   Дарья:
   - Не, ну а чё... хорошо должно пойти.
   Тори:
   - Да я не об этом... до меня внезапно дошло, что я теперь Колобкова.
   Дарья хихикает, потом говорит:
   - Всё, не могу больше. Счас... - тянет руку к игле в вене, замирает от распахивания двери.
   В дверях стоит Женя в длинной белой рубахе и шлёпанцах. Женя рявкает:
   - Отставить вынимать иглу!
   Дарья, жалобно:
   - Ну па-а-а-ап, я ж счас обоссусь!
   Тори:
   - Присоединюсь.
   Женя:
   - Не-не. Надо же вам хоть какой частью тела пострадать от похмелья. Голова-то поди, не болит?
   Дарья, страдальчески:
   - Угу. Всё вниз ушло.
   Тори, мрачно:
   - Только чё-то не всё... часть в желудке застряла.
   Женя:
   - Ничего, после завтрака пройдёт.
   Женя смотрит на Данилу, сидящего на стуле с закрытыми глазами. Окликает:
   - Дань, а Дань.
   Данила открывает глаза, смотрит на Женю.
   Женя:
   - Пошли завтрак готовить. А то вдруг они тебя стесняются пописать в кровать.
   Дарья, возмущённо:
   - Не-не... я просто всё до капли в баночку хочу. Для уринотерапии.
   Тори, мрачно:
   - Присоединяюсь. Замесим. Сестрами по крови чё-то не сложилось, давай для начала посестримся на сисиках.
   Дарья сдавленно ржёт, стонет:
   - Не смеши меня, а?
   Женя призывно машет рукой улыбающемуся Даниле. Тот встаёт. Женя выходит. Данила выскальзывает за ним, оставляя дверь открытой.
   Дарья и Тори молчат, глядя на капанье жидкости в системе.
   Через десяток секунд Дарья вздыхает, тянет руку к регулятору. Медлит, кладёт обратно. Буркает:
   - Не, не спортивно.
   Тори:
   - Чё - не спортивно?
   Дарья:
   - Не спортивно быстро докапать и бежать. Буду терпеть и читать мантру "надо меньше пить".
   Тори, вздохнув, нараспев:
   - Надо меньше пить, надо меньше пить, надо меньше пить.
   Дарья:
   - И в бубен не забывай постукивать.
   Тори сдавлено хихикает, потом буркает:
   - Твою... дивизию.
   Дарья:
   - Не-а. У меня нету дивизии. Только сектор береговой охраны. Там типа нечто среднее между полком полиции и батальоном торпедных катеров.
   Тори:
   - Мда... а как ты туда?
   Дарья вздыхает:
   - Да смешно получилось... слепил мастер Джо мне документы. Решил сделать на их основе что-нибудь типа военное. Чтобы полицию по мелочи слать нафиг. Зашли с ним в штаб района охраны. Поймали главного. Мастер Джо показал, что может с биорамками по карте. В береговой охране это практикуют - поиск людей и кораблей с лозой, рамкой или маятником. В общем, его стали очень зазывать, а он вместо себя меня подсунул. Вот, говорит, моя ученица и приёмная дочь. Давайте в штат вспомогательного персонала и в резерв - её, а я если что, ей помогу. Записали сержантом. На четвёртом поиске... яхту искали после шторма... на меня наехал какой-то мичман. Мастер Джо поставил условие, что или мне дают лейтенанта, или мы уходим зарабатывать на проводке контрабандных конвоев. Они вскипели, конечно. Но мастер Джо им похихикал, что угрожать будут, когда поймают на проводке. Ну, они подумали-подумали, и дали лейтенанта. Резерва. С зачислением во вспомогательный персонал. Как-то так.
   Тори:
   - А это вы когда успели?
   Дарья:
   - Лейтенанта - вот почти перед самым убытием мастера Джо. А в резерв - так, пока вышли погулять по городу. Кстати, знаешь девиз береговой охраны США?
   Тори:
   - Ну?
   Дарья, вскидывая руку в пионерском салюте:
   - Всегда готов!
   Тори, с возмущённом смехом:
   - Да гонишь!
   Дарья:
   - Да век хуя не видать!
   Тори:
   - Блять!
   Дарья:
   - Ну, есть чуть-чуть. А девиз, кстати, на латыни. Вот они охуели, когда я уперлась рогом и присягу принимала тоже на латыни.
   Тори:
   - Нах?
   Дарья:
   - А чтобы никто не прочухал, что торжественно клянусь охранять рубежи Союза Государств ОТ Америки.
   Тори, давясь хохотом:
   - Дашка, сволочь... не смеши...
   Дарья, нараспев:
   - Надо меньше пить! - хлопает себя по лбу - Надо меньше пить - хлопает себя по лбу.
   Тори, с невнятным возгласом возмущения выдергивает иглу, аккуратно вскакивает на ноги, торопливо выходит из комнаты.
   Дарья, вздохнув, смотрит на уровень жидкости в бутылке. Остаётся ещё на пару минут. Дарья вздыхает, закрывает глаза.
  
   Кухня.
   За столом, в торце, у окна, сидит Женя. Слева от него - Тори. Рядом с Тори - Дмитрич с Полиной. Справа от Жени сидят Василич с Тян, за ними - Данила. Завтракают.
   На столе - две сковородки с омлетом, сыр, масло, варенье, хлеб, мёд, чайник, два заварных чайника, кофейник, банка сгущёнки.
   Тори и Данила едят омлет. Василич и Тян лениво пьют чай. Полина прихлёбывает кофе. Дмитрич кушает варенье, запивая чаем.
   Входит Дарья в шортах армейской зелёной майке. Замирает, глядя на остальных. Все сидят в таких же майках.
   Женя жизнерадостно:
   - Чтоб никому обидно не было. А то знаю я вас, фетишисток.
   Дарья вздыхает, буркает:
   - Доброе утро.
   Садиться рядом с Данилой, медлит, накладывает себе омлет. Начинает есть.
   Женя вздыхает, коситься на кусок стола напротив Дарьи, говорит:
   - Ну ладно, обсудим без Лены с Владом.
   Тян:
   - А что - обсудим?
   Женя, причитающим голосом:
   - Жизнь нашу поломатую, как жить дальше и стоит ли вообще.
   Тян:
   - Жень, не паясничай, а? Что именно обсуждать будем?
   Женя, серьёзным голосом:
   - Будем обсуждать, как мы будем проводить мой медовый месяц.
   Все замирают.
   Тори, напугано:
   - Ой, ё-ё-ё-ё...
   Дарья, Тори:
   - Что, были планы?
   Тори:
   - Да нет... я тут припомнила, какой был... мальчишник перед свадьбой. И вся уже в предвкушении медового месяца.
   Женя, резко:
   - Угадала. В процессе медового месяца я открываю киностудию, специализирующуюся на съёмке жёсткой эротики.
   Дарья и Тори продолжают спокойно кушать. Остальные замирают.
   Тори, прожевав, мрачно:
   - На жёсткую я не подписывалась.
   Все смотрят на Тори. Женя, ехидно:
   - Ни с какой стороны?
   Василич, мрачно:
   - В смысле?
   Женя:
   - Ну, там в ногопашную сбегать в камуфляже на голое тело. А может, даже и не в ногопашную, а с применением штатной резиновой палки.
   Василич:
   - Тфу на тебя, извращенец!
   Женя, возмущённо:
   - А что сразу - извращенец? Всё вполне эротично и почти по уставу. Наручники, палка резиновая.
   Василич:
   - Да я не о том! Где ж ты видел, чтобы сотрудник милиции при исполнении был в камуфляже. Он же должен внушать благоговение блеском пуговиц, пряжки и кокарды!
   Женя:
   - Думаю, камуфляж на голое тело - нарисованный - тоже ничего. Ну, там, потёки крови по локоть, макияж под "три дня без сна и обедов" и пара ромашек на пузике...
   Тори, со сдерживаемым бешенством:
   - Каких ромашек?!
   Женя:
   - Ну, если основную часть корпуса камуфлировать под траву, то логично нарисовать пару луговых цветов.
   Тори молча тыкает Женю локтем в бок. Женя радостно скалиться. Тем временем Дмитрич, глядя на Тян, осторожно:
   - А он с похмелья всегда такой?
   Тян, со вздохом:
   - Не знаю, но думаю, что похмелье тут ни при чём.
   Женя вздыхает, говорит серьёзным голосом:
   - Ладно, товарищи офицеры и привлечённые специалисты. Теперь давайте серьёзно. Напоминаю, а так же ставлю и довожу непоставленным и невведённым, что по совокупности факторов, передо мной лично стоит задача по организации художественно-боевой студии, которая, первое: возьмёт под надзор всех потенциальных несовершеннолетних порномоделей города, в первую очередь - владеющую навыками рукопашного боя. Второе: выявит и позволит взять под надзор, в том числе - терапевтический и социально-адаптивный, всех подростков, склонных к принятию женской социальной роли по переодевание и гомосексуализм включительно.
   Данила на миг замирает с вилкой в руке. Затем медленно доносит её до рта. Тори и Дарья жуют. Остальные сидят, молча слушая. Женя продолжает:
   - Третье: создание производственной, реально производственной атмосферы для контингента, взятого под надзор, для коррекции врождённых склонностей трудотерапией. Данный пункт включает сеть сбыта видеопродукции, произведённой студией, а так же иную коммерческую деятельность для выплаты контингенту реально заработанной зарплаты. Четвёртое: увязывание деятельности студии с японской культурой и подача деятельности студии как популяризация японской культуры. Пятое: мочилово конкурентов. В основном, всё. Попрошу высказываться, товарищи.
   Василич:
   - Вот последнее особенно красиво сказал.
   Женя:
   - Попрошу по существу вопроса, Андрей Васильевич.
   Тян, вздохнув:
   - А чем помочь-то?
   Женя:
   - Нужно: зал для тренировок по боевке. С зеркалами, как в танцевальной студии. В аренду по часам. Официально - курсы самообороны для девушек и для сценических тренировок. В идеале - с небольшими комнатами-студиями.
   Тян:
   - Найдём. Учить-то кто будет?
   Женя:
   - Я, Дарья, Данила.
   Данила, удивлённо:
   - Я?
   Женя:
   - Ты, ты. Новичков - ты.
   Данила:
   - Э-э-э... а я...
   Дарья:
   - Ты попал. На тренировки.
   Данила, растеряно:
   - А... танцы?
   Дарья:
   - А одно другому помогает.
   Женя, придавив Данилу взглядом, продолжает:
   - За сбыт, полагаю, отвечает Полина.
   Полина:
   - Угу... вся такая бегаю по салонам...
   Женя:
   - Поль, ну ты того... дурака не включай. Две мастер-копии, договор по удалённой связи. Контакты некоторые дам.
   Поля:
   - Угу.
   Женя:
   - Дмитрич.
   Дмитрич, мрачно:
   - Я, помниться, на службе.
   Женя:
   - И будет она опасна и трудна. Ты как относишься к идее совместно с Викторией Александровной заняться отстрелом конкурентов? Она вычисляет, ты сотоварищи отстреливаешь? Я оказываю всяческую поддержку.
   Василич:
   - А разрешите соучаствовать? А то что-то застоялся я в стойле. Пахать хочется.
   Тян:
   - Глубоко ль пахать собрался?
   Женя:
   - А глубоко и не надо. Сантиметров десять-пятнадцать вполне достаточно.
   Василич:
   - Тфу на тебя, пошляк!
   Женя, обиженно:
   - Я про длину клинка, достаточного для поражения противника в жизненно важные органы! А ты о чём подумал?
   Василич буркает:
   - Да иди на... клинок... органами речи.
   Женя, серьёзным голосом:
   - Ладно, Василич, само собой, по обстановке будем приглашать.
   Василич:
   - Угу.
   Дарья:
   - А Влад с Леной?
   Женя, поднимаясь:
   - Влад с Леной, как положено, у нас на подхвате. Так, товарищи курящие. У нас под крыльцом завёлся жучок. Предлагаю пойти на перекур и порадовать его болтовнёй про мои планы на отдых с молодой женой.
   Василич, Дмитрич, Дарья встают. Дарья наливает кружку кофе. Догоняет вышедших.
   Тян, Полина, Тори переглядываются. Останавливают взгляды на Даниле.
   Тян:
   - Данила, а сходи покури, пожалуйста.
   Данила, мрачно ковыряя вилкой в тарелке:
   - Не курю.
   Тян несколько секунд смотрит на него, вздыхает, потом говорит:
   - Данил, а Данил.
   Он поднимает на неё взгляд. Она смотрит на него спокойным понимающим взглядом. Говорит:
   - Данил, не расстраивай Дашу, пожалуйста. Хотя бы попробуй, а?
   Данила:
   - Что - попробуй?
   Тян:
   - Ну, попробуй очень резко стать взрослым. Который может вливаться в коллектив и вкладываться в общий результат. Играя по правилам коллектива. А не по тому, что заливается в мозг из органов, вырабатывающих гормоны.
   Данила медлит. Потом буркает:
   - Подумаю.
   Встаёт, наливает чай, выходит.
   Тян, проводив его взглядом, смотрит на Тори, мрачно болтающую ложкой в кружке, смотрит на Полину, задумчиво глядящую на вазочку с вареньем.
   Тян, с легким азартом:
   - Ну что, бабоньки, давайте-ка поболтаем, как работать будем.
  
   Крыльцо. Женя, Василич, Дмитрич курят. Выходит Данила. Чуть морщиться на облака дыма, висящие перед дверью. Проходит сквозь них, прислоняется спиной у столбу.
   Женя, сочувственно:
   - Что, выгнали?
   Данила, холодно, с ноткой пренебрежения:
   - Нет, попросили подумать. А там обстановка не располагает.
   Василич, ехидно:
   - Это чем же, позвольте полюбопытствовать?
   Данила медлит, потом осторожно говорит:
   - Да, знаете ли-с, наблюдается некоторый переизбыток красивых женщин. Голова кругом...
   Женя:
   - Прямо, не знает, куда приткнуться.
   Данила страдальчески морщиться. Василич блекло улыбается, Дмитрич стоит с каменным лицом.
   Женя протягивает Даниле открытую пачку.
   Данила буркает:
   - Не курю.
   Женя, удивлённо:
   - Так ты что, ДУМАТЬ ГОЛОВОЙ собрался? Не с духами советоваться, а сам, своим мозгом?!
   Данила растеряно пялица ан Женю. Переводит взгляд на Василича, на Дмитрича. Те стоят, курят с каменными лицами.
   Данила, мрачно:
   - А что, не надо?
   Женя, очень уверенно:
   - Конечно, не надо. Думать мозгом - вредно. Он не для этого предназначен.
   Данила, чуть истерично:
   - А для чего?
   Женя кладёт пачку на перила, со вздохом "ну, объясняй дебилам":
   - Мозг работает как радиостанция-комутатор по приему ментальных волн. А Мышление происходит в торсионных ментальных полях, так же известных, как ментальное тело. Доказано американскими учёными, в том числе опытами по отделению сознания от тела, а так же переносом сознания в другое тело. К слову сказать, опытное и тренированное сознание может брать под контроль тело с наглухо ушибленным мозгом. Только рулить неудобно. Это как у машины спилить баранку и держаться за палку.
   Женя изображает хват ладонями толстой палки, кривясь от натуги, крутит палку вправо-влево. Отряхивает ладони, берёт пачку с перил, протягивает Даниле.
   Василич и Дмитрич сбивают с бычков угольки, зажимают в кулаки.
   Василич:
   - Дмитрич, пойдём, до моей хаты прогуляемся.
   Дмитрич кивает, сходят с крыльца.
   Данила провожает их взглядом, возвращает взгляд на Женю, вздыхает, мрачно буркает:
   - Точно надо?
   Женя вздыхает, тихо говорит:
   - Пойдём-ка в садик, сынку.
   Женя поворачивается, идёт с крыльца. Данила, шагая за ним, нервно:
   - Сынку?
   Женя, повернувшись через плечо, с очень блядской улыбочкой:
   - А ты что, в сестрёнки целила?
   Данила спотыкается с последней ступеньки, Женя, резко отвернувшись, подхватывает его под мышки, Выпрямляет.
   Стоят, глядя друг другу в глаза. Женя - очень весело-блядски. Данила - очень смущённо с ноткой возбуждения.
   Женя, с придыханием, очень нежно:
   - Даня, хочешь меня?
   Данила вздрагивает, начинает мрачнеть.
   Женя хихикает, добавляет:
   - ... потанцевать?
   Женя хватает руку Данилы, обнимает его за талию, брякает:
   - Вальс!
   Женя, напевая "трам-па-пам, трам-па-пам", вальсирует Данилу по дорожке за угол.
  
   Сад. Теплица с помидорами и травами.
   Внутрь входит Женя, решительно тащащий за руку Данилу. Зайдя вглубь теплицы, Женя резко останавливается, поворачивается. Смотрит на угрюмо-заторможенного Данилу. Тот стоит, замерев, опустив взгляд.
   Женя тихо, яростно рявкает:
   - Дэн!
   Данила медлит, поднимает глаза.
   Женя, спокойно, пронзительно:
   - Напоминаю: под крыльцом - жучок. Там можно паясничать.
   Данила нервно передёргивается, еле заметно кивает. Опускает взгляд.
   Женя вздыхает, потом мягко, лениво, говорит:
   - Даня, тебе надо решить, насколько ты с нами.
   Данила вскидывает взгляд, впивается взглядом в Женю. Тот ласково щуриться, склоняет голову вбок, говорит:
   - То, что ты с нами вообще - не обсуждается. Я твою сестру с мамой отмазал, сказав, что ты - наше. Так что ты - с нами.
   Данила мрачно горбится, опускает взгляд.
   Женя, ровным голосом:
   - Осталось решить, насколько ты с нами. Потому что у нас всё по честному. Особенно - с пониманием, кто есть кто, и чего от него ожидать, а чего - не ожидать. Иначе сольёмся всем коллективом.
   Данила, хрипло, угрюмо буркает:
   - Это - понятно.
   Женя:
   - Тебе, я вижу, тяжко и сложно.
   Данила замирает. Женя продолжает, ровным уверенным голосом:
   - Тебя тяжко и сложно потому, что ты про себя сам не знаешь, кто ты и чего от тебя ожидать.
   Данила вкидывает на Женю взгляд, угрюмо-смущённо роняет обратно. Женя вздяхает, ласково, без усилий говорит:
   - Дань, просто есть... человеки, у которых развиты навыки... помогателя. Эти человеки могут видеть других. Насквозь. Но - только то, что могут принять. Не напрягаясь и не ломая себя. Я вот, например, не могу принять тупую, безумную, мертвую жажду денег. - Женин голос наполняется пугливой угрюмостью. - Расчетливость. Стремление перевести всё и вся в деньги и не делать ничего, что не приносит денег. Считать всё в деньги. Считать людей на деньги. Давить людей деньгами. И отрицать всё, что не купить деньгами. Уничтожать всё, что не продаётся. Уничтожать всех, кто не продаётся. Есть такие люди. Точней, не люди. Они - как замороженные чёрные дыры. Это даже не вампиры, которые сосут энергию, эмоции, мысли из окружения. Они - просто трупы. Которые вообще ничего не могут. Но где-то внутри них - дикий, чудовищный голод по жизни. По душевным силам. И они заменяют душевные силы, духовную энергию, светлые, или не очень, человеческие эмоции ДЕНЬГАМИ. Любовь своровать нельзя. А деньги - можно.
   Женя замолкает, всматриваясь в Данилу. Тот стоит, отвлечённо глядя в пол.
   Женя вздыхает, потом тяжко роняет:
   - А всё остальное я вижу насквозь.
   Данила вздрагивает, испуганно вскидывает взгляд, роняет обратно.
   Женя, медленно, низким массивным голосом:
   - Дань, вокруг нас - толпа. Со своими правилами. Большая часть толпы заражена зоновскими правилами.
   Данила угрюмо горбиться. Женя вздыхает, продолжает:
   - Зоновские правила, и вообще правила толпы в этой стране, опираются на враньё, что человек - это обезьяна с мозгами. А это не так. Человек - это собственно ты, или я, или Дарья, или иной игрок в жизнь, у которого есть разум и прочая фигня и который со всей этой фигнёй НАДЕЛ тело. Но толпа пытается тебя уболтать, что ты - обезьянка. У которой стимулов жить - жрать, размножаться, опасность. А всякие искусства, духовность и подвиги - хуйня непонятная. Не оцениваемая в бананах, потому не понятная.
   Данила кривенько улыбается, не поднимая взгляда. Женя, ровным, скучающим голосом:
   - А ещё толпа очень не любит, внезапностей. Особенно - внезапностей и нежданчиков в том, что человек, игрок, делает. Например, все пугаются, если слесарь дядя Ваня внезапно даёт концерт на скрипке. Но это ещё можно объяснить. Там, развитием мелкой моторики и слуха на высокие частоты, чтобы детальки простукивать и прошкрябывать. Логично?
   Женя медлит. Данила, сообразив, что нужен ответ, буркает:
   - Логично.
   Женя, тем же голосом:
   - А некоторые вещи в этой стране толпе не объяснить. Потому что толпа полагает, что человек - это обезьянка. А у обезьянки может быть только два пола.
   Данила замирает, сгорбившись.
   Женя, тихо, ровно:
   - И в этой стране, в отличие от, скажем, Японии и примазавшихся, нет понимания, что игрок может захотеть поиграть разные роли. В том числе - женские. Частично. Некоторые элементы.
   Данила стоит, замерев. Женя, ласково:
   - Дань, то, что в тебе - танцовщица, со всеми её стремлениями быть утончённо-эротичной, это нормально. То, что ты любишь общаться с бабами и потому косить под подружек - тоже нормально. Не нормально, что тебе самому с этого ссыкотно. Потому что толпа вокруг не понимает. У толпы - чёрно-белое. А оттенки серого - или зачернить, или забелить.
   Данила стоит, оцепенев.
   Женя вздыхает, потом ласково, нежно тянет:
   - Данечка, посмотри на меня.
   Данила вздрагивает, поднимает взгляд.
   Женя стоит, вытянувшись в струнку. На лице и в глазах - утончённое завистливое восхищение. Женя жертвенно-восхищённо плачет:
   - Так тебе завидую... у тебя были мужики!
   Данила на секунду цепенеет, потом рявкает:
   - Блять!
   Резко отворачивается. Стоит, замерев, потом из него вырывается истерический смешок. Данила, начинает истерично, сбивчиво ржать. Его ноги подкашиваются. Он оседает на попу. Сидит, ржёт, плачет.
   Женя медлит, потом подходит, падает на колени. Обнимает Данилу, кладёт голову на плечо. Данила продолжает истерично ржать.
   Начинает затихать.
   Затихает.
   Сидят, не шевелясь, выпав из реальности в светлую грусть.
   Данила шмыргает, тихо неуверенно буркает:
   - А ты... меня хочешь?
   Женя хихикает, вскакивает, обходит Данилу, присаживается на корточки. Заглядывает в глаза. Во взгляде Данилы - безумная мрачная решительность.
   Женя, со вздохом:
   - Дань, вот представь картину: идёт серьёзная тренировка по танцам. Не советская. Японская. Тренер, чтобы свести пару в единое целое, командует, что в танце ведёт она. Это - вообще нормальный тренерский ход. Поменяться ролями, чтобы лучше прочувствовать партнёра, так?
   Данила медлит, кивает.
   Женя:
   - Тренер видит, что партнёр - зажимается. Он не в силах ОТДАТЬСЯ партнёрше. И у них не получается танго.
   Данила, чуть растеряно:
   - Танго?
   Женя:
   - Танго-танго. Или ещё какая жгучая латинская хрень, где скорей ебуться на ходу, чем танцуют.
   Данила фыркает смешком.
   Женя:
   - Тогда тренер, японский, командует - переодеться и накраситься. Заодно чтоб прочувствать, каково танцевать на каблуках.
   Данила отводит взгляд, стискивает зубы.
   Женя:
   - И в разгар этой тренировки... в самый разгар, когда он вошёл в роль и готов перед ней разложиться и отдаться... в зал вваливаются... бригада местных слесарей с директором - приспичило им срочно перекрыть трубу и оценить, как менять отопление. Что же будет дальше?
   Данила молчит, потом буркает:
   - Не знаю. Рассказывай.
   Женя:
   - Вломившиеся, если дело в варварской России, а не в Японии, охреневше уставятся. Не сколько на каблуки, платьице и макияж, сколько на... ВРИО бабы в состоянии "возьми меня, любимый". Тренер будет немножко раздражён прерыванием тренировки. И он, конечно, направит слесарей не пялиться, а заниматься делом. ТОЧНО так же, как бы поступил, если бы была обычная тренировка, и они взялись пялица на ноги танцовщицы. Танцовщица, в брюках и пиджаке которая, вообще-то может включиться в игру и рявкнуть что-то в стиле " а ну не пяльтесь на мою бабу". Но это - немножко подстава. И она тем самым перехватит ход и слово. Так что отбить происходящее - задача и карма целиком ВРИО бабы. Всё логично?
   Данила тяжко вздыхает, буркает:
   - Ага.
   Женя, ровным голосом:
   - Ну, приступай.
   Женя впыривает взгляд в Данилу и делает шокированное лицо.
   Данила мямлит:
   - В смысле - приступай?
   Женя, делает нормальное лицо, говорит ровным голосом:
   - В прямом. Что ты будешь делать или говорить в такой ситуации?
   Данила растеряно смотрит на Женю. Женя копирует выражение лица и очень растеряно смотрит на Данилу. Данила опускает взгляд, буркает:
   - Не знаю.
   Женя, ровным голосом:
   - Не пизди.
   Данила вскидывает взгляд, угрюмо-злобно смотрит ан Женю. Женя, ровным голосом:
   - Не пизди. Не знаю, и не могу - это две разницы. Хотя и не очень большие на поздних этапах разложения человека в домашний скот.
   Данила несколько секунд глядит в спокойные Женины глаза, потом угрюмо опускает взгляд. Молчит.
   Женя вздыхает, с ноткой бодрого веселья в голосе говорит:
   - Знаешь, в уставе морской пехоты есть пунктик: любой план, выполненный решительно и с напором, лучше бездействия по любым причинам. Так что - действуй.
   Данила, мрачно, тихим голосом:
   - Что - действуй?
   Женя, яростно:
   - Да блядь! Я - директор, который застукал тебя на тренировках в платьице на шпильках. Стою, охуеваю. Твои действия.
   Данила бросает короткий взгляд на Женю, опускает взгляд, угрюмо тянет:
   - Ну... сделаю морду кирпичом и рявкну "чё, проблемы? Профессиональной..."
   - Стоп! Ты не рассказывай. Ты делай.
   Данила вздыхает, потом делает строгое лицо, поднимает взгляд на Женю. Женя сидит с охуевшим лицом.
   Данила, мрачно:
   - Чё, проблемы? Профессиональной тренировки по танцам никогда не видели?
   Женя, с растерянным смешком:
   - Э-э-э... ну, я догадывался, что все танцоры - пидоры... но чтоб настолько.
   Данила молчит, растеряно-угрюмо глядя на Женю. Женя вздыхает, говорит ровным голосом:
   - Дэн, продолжай диалог.
   Данила медлит, на секунду роняет взгляд, вскидывает его обратно. С истеричной решительностью:
   - Точно догадывался, а не мечтал?
   Женино лицо растягивается в похотливой ухмылке, он цедит:
   - Ну вот о тебе - возможно и мечтал.
   Данила роняет взгляд, замирает, заливаясь краской. Молчит пару секунд, потом буркает:
   - И что дальше говорить?
   Женя, ровным голосом:
   - Ладно. Немного общей теории. Вот в тебя идёт словесный удар. Нацеленный в типа самую больную точку. Можно сделать много чего. Но самое неожиданное - это податься навстречу. "Ударить лицом кулак", как поговаривают на Востоке. Ошеломить противника неожиданной реакцией. Главное тут - не слова, а эмоции, достоверность игры. А через паузу, когда противник только-только очухается от шока, но ещё не начнёт ничего делать, в него надо бросить свою атаку. Фразу-эмоцию, полностью противоположную предыдущей. Это как толкнуть-дёрнуть. Выбивает из равновесия. И в момент, когда противник выбит из равновесия, надо ещё один удар. Роняющий. Что угодно, кроме двух предыдущих, что было ранее. И как правило - вот тут надо кидать ту мысль, которую хочешь забить в противника. То решение, которое тебе нужно. То действие, которое тебе от него надо. Запомнил ли?
   Данила задумчиво кивает.
   Женя:
   - Ну, тогда попробуй применить. Итак, "ну, вот о тебе - возможно и мечтал".
   Данила медлит, потом решительно-истерично вскидывает взгляд, хрипло сбивчиво цедит:
   - Что, хочешь меня?
   Женя, резко:
   - Стоп. Низачот, Дань. Ты, судя по ситуации, хочешь кинуть противнику очень блядское "выеби меня, сладенький, я вся твоя всеми дырами". Но получается какое-то хероическое "что, хочешь меня убить, фашисткая гадина?" Давай ещё раз. Итак "ну, вот о тебе - возможно, и мечтал".
   Данила замирает на пару секунд, потом вздыхает, мрачно цедит:
   - Не, не могу.
   Женя:
   - Ни пизди.
   Данила кидает на Женю короткий взгляд. Женя сидит, со спокойным, выжидающим лицом.
   Данила несколько секунд собирается, лицо вздрагивает в плаче, он удерживает его. Женя, ровным голосом:
   - Плачь с лютого недоёба - тоже вариант атаки. Валяй.
   Данила медлит, поднимает лицо, которое кривиться в гримасе плача, истерично выкрикивает шёпотом:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Нормально. Только побольше недоёба. Ещё разок.
   Данила, сдавленным голосом, со слезами, кривясь в гримасу стыда:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Ага. И ещё побольше недоёба. Лютого, продирающего желания отдаться. Давай!
   Данила, истерично, обречённо:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Ага. Ещё разок, и побольше эротичности
   Данила истерично хихикает:
   - Что, хочешь меня?
   Женя вздыхает, говорит:
   - Не... ты войди в роль красивой бабы, которая интересуется у мужика "что, у тебя на меня встал что ли?"
   Данила роняет взгляд, замирает на пару секунд, потом поднимает на Женю взгляд, сверкающий безумием, тихо вдохновлено поёт:
   - Что, хочешь меня?
   Женя, ровным голосом:
   - Поцеловать - да. Но не выебать, брызгаясь соплями охуения, что ты мне дала. ЭРОТИЧНЕЙ. С нотками "я так хочу на тебя натянуться и кончить", а не "люби меня, дари цветов".
   Данила медлит, потом томным голосом с хрипотцой тянет:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Во. Зачот. Ещё прогони разок
   Данила неуверенно улыбается. Потом убирает улыбку, ещё более томно и блядски:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Ага... и "хочу на тебе кончить"
   Данила чуть вздрагивает, потом расслабляется, блядски тянет:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Ага. Ещё разок.
   Данила:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - И ещё разок.
   Данила:
   - Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Ага. Не уплывай с эмоции. Так же. Ещё разок
   Данила:
   - Да. Поймал. Нормально. Что, хочешь меня?
   Женя:
   - Хорошо. Потянучка есть. Теперь - толчок.
   Данила, помедлив, вздыхает пару раз, на пару секунд задумчиво замирает, потом грубо, нагловато брякает:
   - Что, и жопа уже в сальном поту?
   Женя расплывается в улыбке, низким голосом мурлыкает:
   - Отлично. Теперь - вбив нужного решения.
   Данила, секунду помедлив, холодным строгим голосом:
   - Хватит балбесничать. Займитесь делом.
   Женя, с ноткой неодобрения:
   - Не, слишком расплывчато. Внедрённую команду надо - более объектно. Физические тела и конкретные описания действий. Лучше - без негативных формулировок и блокираторов типа "хватит", "прекрати", "не надо". Понятно?
   Данила невнятно угукает, Женя:
   - Ну, тогда ещё разок. Вбив решения.
   Данила медлит, потом неуверенно:
   - Мне надо им сказать, чтобы шли работать. Но я не знаю, зачем они пришли и на что им смотреть.
   Женя:
   - А вот вычислить, зачем они пришли - это и есть задача момента. Но я тебе выше уже дал решение.
   Данила, подумав секундочку, спохватывается с "а!", затем делает строгое лицо, чеканит:
   - Идите на трубы пяльтесь!
   Женя:
   - Хорошо. Зачёт.
   Данила поднимает взгляд на шаги. В теплицу входит Дарья с трубкой в зубах. Присаживается на корточки рядом с Женей. Женя, не шевельнувшись, спрашивает по-английски:
   - Что надумали?
   Дарья, по-английски:
   - Общая притирка членов команды. Тян сцепилась с Линой в "кто кого имеет", Тори греет уши.
   Женя невнятно угукает. Дарья затягивается, выпускает струю дыма в потолок, жалобно тянет по-русски:
   - А я вот вышла покурить, а - никого. Пошла искать.
   Данила некоторое время смотрит на жалобное лицо Дарьи, кидает взгляд на каменное - Жени, возвращает на Дарью.
   Данила делает жертвенно-блядское лицо, открывает рот.
   Дарья, резко:
   - Стоп!
   Данила замирает.
   Дарья, ровным ласковым голосом, в котором проскакивают нотки ярости:
   - Лисёнок, я так понимаю, что ты хочешь похвастаться каким-то одним приёмчиком, который из тебя вытащил мастер Джо.
   Дарья, выжидательно глядя на Данилу, затягивается, выпускает струю дыма. Лицо Данилы плывёт в растерянность, потом - в угрюмость. Он роняет взгляд. Дарья, тем же ласковым голосом:
   - Ну, круто, что ты начал учиться. Вот только ТЕБЕ я врать не хочу, изображая восторг от наблюдения за первыми неуклюжими шагами на пути Искусства Брани.
   Данила, чуть растеряно:
   - Э-э-э... это называется Искусство Брани?
   Дарья:
   - Ну, или Искусство Общения. Или вообще никак не называется. Мы сейчас не об этом говорим.
   Женя достаёт сигарету, закуривает. Протягивает пачку Даниле. Тот, помедлив, берёт сигарету. Женя достаёт зажигалку, даёт Даниле прикурить. Данила очень осторожно набирает дым, полощет рот, выдыхает. Женя одобрительно буркает, прикуривает.
   Дарья затягивается, струёй дыма сбивает облако дыма, выпущенное Данилой. Секунду медлит, провожая его взглядом улетающие смешавшиеся струи дыма. Потом возвращает взгляд на Данилу. В её глазах прыгают бесенята.
   Данила, чуть напугано:
   - Что?
   Дарья:
   - Ну, так... потом расскажу, что такое смешать дым. Так вот, я хочу тебе сказать, что... начав изучать любое искусство, по первой, освоив немножко парочку приёмчиков, начинает казаться, что ты - непобедим. И хочется ходить и применять эти приёмчики направо и налево.
   Женя, со струёй дыма:
   - Это как сабля дитятку. Дитятку дали саблю, и оно кустики - вжих-вжих. И думает, что врагов тоже - вжих-вжих. Вот только два момента. Первый, не очень важный. У врагов тоже есть сабельки. Второй - не дитятко имеет сабельку, а сабелька имеет дитятко. Диктуя, как себя вести. Вжих-вжих, я крутой... И сабелька без дитятки - не пропадёт. А вот дитятко, привыкнув к сабельке и понтам, а потом лишившись её...
   Данила, мрачно:
   - Я - не дитятко.
   Женя:
   - А чё тогда принимаешь мою речь на свой счёт?
   Данила, заунывно:
   - Да не принимаю я...
   Женя, с резким сарказмом:
   - Да?! Я чё тогда брыкаешься от роли дитятки? Чё, сабельку потерял и боязно, что плохие мальчики обижать будут?
   Данила замирает с растеряно открытым ртом. Смотрит на Дарью. Та с хитрым прищуром затягивается, потом начинает выколачивать трубку о колышек. Женя, затянувшись, тушит бычок о бортик грядки.
   Женя и Дарья синхронно встают, встряхивают ногами, разминая застывшие колени. Данила смотрит на них растеряно с ноткой восхищения.
   Дарья, глядя на Данилу, ласково:
   - Ты это, кончай прохлаждать яйца об грунт. Я не хочу любить тебя платонически.
   Данила медлит, потом стремительно вскакивает, замирает с лицом прямо напротив лица Дарьи. Его взгляд приклеивается к её смеющимся глазам.
   Женя, ровным, мягким голосом:
   - Дашь, доведи технологию сословий и разницу между бортовым компьютером скота и... кто он там по варне.
   Дарья поворачивает голову. Видит затылок, потом спину уходящего Жени.
   Дарья и Данила провожают Женю взглядом.
   Дарья переводит взгляд на Данилу.
   Данила отрывается от Жени, переводит взгляд на Дарью. Чуть вздрагивает от выражения хищной плотоядности на лице Дарьи. Дарья облизывается, низким, хриплым голосом:
   - Ну что, лисёнок, к тебе песец пришёл.
   Данила медлит, потом неуверенно делает жалобное лицо, мямлит:
   - Грызть будешь? Только давай не очень больно, а?
   Дарья ржёт, шагает к Даниле, сгребает его в охапку, впивается в него поцелуем.
   Данила пару секунд стоит, шокировано, потом хватается за Дарью, начинает отвечать.
   Дарья разрывает поцелуй, чуть отстраняется к коварной улыбкой, говорит:
   - Так вот, о Технологии Сословий...
  
   Кухня. Сидят Тян, Полина, Тори. Молчат.
   Полина и Тори сидят у окна, курят. Тян сидит на торце стола вдали от окна, прихлёбывает чай. Над столом висит напряжение.
   Входит Женя, не останавливаясь, садиться за стол посредине, наливает чаю. Пододвигает к себе миску с вареньем.
   Тян, Полина, Тори впиваются в него взглядами.
   Женя, зачерпнув ложку варенья, засовывает в рот, прикрыв глаза, смакует с выражением блаженства на лице. Шумно, показушно глотает, открывает глаза, тянется ложкой в вазочку, второй рукой поднимая кружку и шумно всасывая воздух с чаем.
   Полина и Тори чуть кривят лица. Тян сидит с каменным лицом.
   Женя закидывает в рот вторую ложку варенья, мечтательно закатывает глаза. Потом шумно захлёбывает чаем.
   Грохнув кружкой об стол, Женя бросает мечтательный взгляд на Полину, и жалостливо тянет:
   - Ма-а-а-ам, а мам.
   Тян чуть дёргает уголком рта.
   Полина, чуть скривившись, с ласковым сарказмом:
   - Что, сынок?
   Женя, очень мечтательно:
   - Мам, а ты... ты земляничное варить умеешь?
   Полина, кривенько улыбнувшись:
   - Да что там...
   Женя перебивает, вытращив глаза и воздев указательный палец:
   - Не-е-е-е-е!
   Потом резко делает очень спокойное серьёзное лицо, очень ровным чётким голосом чеканит:
   - Я имею в виду - найти пяток-десяток местечек силы с разными инфополями, в нужный момент собрать с них землянику и травки, утащив энергетики по максимуму, а потом собрать в целый пакет с динамически меняющимися характеристиками воздействия, и само собой, оставить пару ниточек подёргать потребителя за желудок и мозг.
   Полина вздыхает, потом буркает:
   - Вот делать мне нечего - самой по лесу с лукошком бродить. Проще купить ведро и перебрать, заодно выправляя несвоевременность сбора. А ты земляничное любишь? Учту.
   Женя прихлёбывает чай, потом с мрачным лицом коситься на Тян, и очень ласковым голосом журчит:
   - Ты, бабуль, варенье-то кушай.
   Тян сидит, замерев, невидяще пялясь на вазочку с вареньем.
   Женя, отхлебнув ещё чаю, ставит кружку на чай, кивает Тори на выход. Тори, вздохнув, встаёт со стула.
   Женя и Тори выходят.
   Тян, помедлив пару секунд, тяжело вздыхает, говорит:
   - Знаешь, Полин, извини. Что-то меня по старости лет заносит. Всю жизнь вокруг - никого, у кого чуйка нормально и стабильно... хотя не, не так... пиздю... никого, кто САМ решает, что делать, и над кем - нету мудака, у которого рамки с погон в штаны... в общем, давай ещё разок попробуем? И для начала попрошу тебя слать меня нахуй, когда я тебе буду начинать чуйку в мозги макать по теме бабок.
   Полина кривенько улыбается, ласково буркает:
   - Да легко, бабуль. Иди нахуй!
   Тян довольно жмуриться, старчески причитает:
   - Ой, я б сходила, молодость вспомнила, да, боюсь, здровьишка уже не хватит.
   Полина и Тян медлят, потом беззвучно ржут.
  
   Крыльцо.
   Выходят Женя, Тори. Тори с уставшим лицом встаёт спиной к перилам, смотрит на Женю. Тот стоит напротив, хитро улыбаясь.
   Тори, устало:
   - Дорогой, дай закурить.
   Женя достаёт из кармана две сигареты, вставляет в рот, подкруривает, протягивает обе Тори. Буркает:
   - Выбирай, правую или левую.
   Тори зависает, глядя на сигареты в руках у Жени. С кривой улыбкой тянет:
   - Эта сигарета - правая... а это - какая-то левая.
   Женя:
   - А это с какой стороны посмотреть.
   Тори, помедлив, с ноткой коварства бросает:
   - Ладно, оторву у тебя ту, что к сердцу ближе.
   Берёт сигарету из левой руки Жени, затягивается с хитрой усмешкой, Женя затягивается с такой же.
   Женя, облаком дыма:
   - Что, ушатали мозг?
   Тори глубоко вздыхает, отводит взгляд, буркает:
   - Да нет... просто не понятно, зачем.
   Женя:
   - Не зачем, а почему. Бабушка Тян прошла мимо варенья.
   Тори:
   - В смысле?
   Женя:
   - В смысле, что бабушка Тян подумала, что сестротёща Поля - финансовый аналитик, и взялась выяснять, как у неё с навыком защиты информации на извлечении таковой на косвенных третьего-четвёртого слоя. А то, что Поля - на чуйке на ты с зельями... и чуйки у неё поболе, чем у бабули, бабуля как-то не поняла... сразу. Вот и получился у них диалог в стиле "ты дура? - нет - а может, ты дура? - нет - ну, тогда, ты, наверно, дура? - нет - но тогда ты точно дура, да? - нет - ну, может, ты хотя бы дура?"
   Тори тихонько ржёт, глядя на Женю, изображающего диалог. Потом внезапно осекается, с подозрением спрашивает:
   - А откуда ты... тебя ж там не было...
   Женя пренебрежительно-возмущённо пфыкает, говорит:
   - Аха... не было... да они, блин, эмоциями фонили на сотню метров...
   Тори, чуть растеряно:
   - Ты чё...
   Женя, передразнивая:
   - А ты типа ничё, да?
   Тори, помедлив:
   - Да не, я чё.
   Женя:
   - Ну и ничё.
   Замирают, ржут.
   Тори открывает рот сказать. Замирает, глядя на Женю, смотрящего на дорогу её за плечо. Оборачивается. Видит Дмитрича, идущего быстрым шагом с мрачным лицом.
   Дмитрич на ходу поднимает руку, машет на дом Василича, складывает пальцы в ОК.
   Женя тяжело вздыхает, метает окурок в ведро у крыльца, складывает руки на груди.
   Дмитрич, взбежав по крыльцу, встаёт, набычась, упирает в Женю взгляд изподлобья.
   Дмитрич угрожающе-обиженно рычит:
   - Ты!
   Женя, со скучающим вздохом:
   - Да, я жадина-говядина раскрашенный пиздец, по траншее хлюпаю, ищу свой конец. Тут вот муха приземлилась и концом, блядь, поделилась. Оказалась муха - слон, по хуям я чемпион.
   Дмитрич и Тори стоят, шокировано глядя на Женю.
   Дмитрич, сбросив удивление, мрачно рычит:
   - Ты мне зубы не заговаривай!
   Женя, стремительно вклинивается:
   - А что - надо? Сладенького переел и заныли?
   Дмитирич замирает, потом обречённо-злобно:
   - Да тфу на тебя!
   Женя, игривым блядским голосом:
   - В попу?
   Дмитрич, мрачно-растеряно:
   - Чё?
   Женя, наигранно-смущённо:
   - Ну, тфу на меня - это ты мечтаешь плюнуть мне в попу? Ну, для начала...
   Дмитрич на секунду замирает, краснеет от смущения и ярости, начинает выдыхать яростным "Бл...!", осекается. Медленно выдыхает воздух, потом тихонечно, ласково говорит:
   - Женя, еб твою мать...
   Женя, с энтузиазмом:
   - Да! Да! Сделай это! Хочу сестрёнку! И братика! И... и СОБАКУ!
   Дмитрич смотрит на Женю отмороженным лицом и утомлённым взглядом. Открывает рот сказать.
   Женя тыкает рукой в пол, прикладывает ладошку к уху.
   Дмитрич замирает с раскрытым ртом, медленно выдыхает воздух, буркает:
   - Потом поговорим. Особенно за собаку.
   Женя вздыхает, канючит:
   - Па-а-а-а-ап, ну па-а-а-ап.
   Дмитрич, нервно:
   - Да ну нах!
   Женя, ровным голосом:
   - Не, ну чё? В некоторых семьях так принято.
   Дмитрич тянет из кармана папиросу, закусывает её, буркает:
   - Предлагаю воздержаться.
   Женя, ровно:
   - Предложение принято на рассмотрение и будет обработано компетентными органами в установленном порядке.
   Дмитрич прикуривает, мрачно, облаком дыма:
   - И какое же твои органы компетентные?
   Женя, ровно, спокойно, уверенно:
   - Эта информация в настоящее время не попадает в ваш уровень допуска.
   Дмитрич:
   - В смысле?
   Женя вздыхает, ласковым тоном:
   - Вырастешь - скажу.
   Дмитрич молча выпускает облако дыма, переводит взгляд на Тори. Буркает:
   - Ну, а ты чего молчишь?
   Тори, ровным голосом:
   - Я наслаждаюсь. Женечке к празднику дяди игрушек подогнали, а он, бяка такая, Сашеньку не позвал играть. Вот Сашенька надулся.
   Дмитрич, весело щуриться, выпускает густое облако дыма, потом радостно:
   - Ты чё, повзрослела что ль?
   Тори:
   - Да не, что ты... просто вдруг дошло, что у меня внезапно есть дочь на пол-башки меня выше и с хорошо поставленным ударом.
   Дмитрич, понимающе:
   - А-а-а-а.
   Женя, ровно:
   - Что там Василич?
   Дмитрич, помедлив:
   - Намазал плечо и прилёг отдохнуть.
   Женя:
   - Ясно. Тогда, наверное, надо собираться и двигать в город потихоньку.
   Тори, подумав:
   - Надолго?
   Женя:
   - Не знаю. Считай, что на две базы.
   Открывается дверь на крыльцо. Выходят Тян и Полина. Обе широко загадочно улыбаются.
   Полина:
   - Всё, мы помирились.
   Женя:
   - Ну, тогда чайку на посошок и можно трогать.
  
   Подвальное кафе, полумрак. Угловой столик.
   На столе - две бутылки вина, поллитра водки, кувшины сока, салаты, мясная нарезка, сырная нарезка. Спинами к стене сидят Женя том же образе поэта и Дарья в образе бизнес-леди. Через два столика сидят с чаем и выпечкой Дмитрич, Тори, Кашин в гражданском.
   Входят Лена с Владом. Осматриваются, идут к Жене с Дарьей. Лена стеснительно глядит вниз.
   У столика Влад останавливается, пытаясь пропустить Лену вперёд. Она медлит, потом неуверенно кивает ему "садись".
   Женя, ровным голосом:
   - Располагайся, Лёд. Лене с краешку удобней в бегать плакать в туалет.
   Лена вскидывает на Женю взгляд, полный напуганной ярости, наталкивается на хохот в его глазах, роняет взгляд. Влад задумчиво глядит на Женю, переводит взгляд на Лену. Хмыкает, залезает на лавку к стенке.
   Лена, не поднимая взгляда, переминается с ноги на ногу, бросает взгляд в бок, в сторону коридора к туалетам.
   Женя, усмехнувшись:
   - Что, так страшно, что очень хочется помыть руки?
   Лена вздрагивает, присаживается на краешек лавки.
   Влад:
   - Кстати, да. О руках...
   Женя, удивлённо:
   - Ты собрался совать в рот ручку вилки?
   Влад хмыкает, мотает головой.
   Женя:
   - Ну, тогда давайте пообедаем что ли.
   Женя тянется к бутылкам, спрашивает:
   - Кому водки?
   Лена, чуть хрипло:
   - Мне.
   Дарья, насмешливо:
   - И побольше, побольше!
   Лена смущённо горбиться. Дарья, строго:
   - Гвоздик, не горбись.
   Лена, вздохнув, натужно выпрямляется. Взгляд остаётся опущенным в стол.
   Женя вздыхает, разливает всем сок, говорит:
   - Тогда сначала на трезвую голову небольшая проповедь о политике четвёртого сословия.
   Влад делает вопросительное лицо, открывает рот, натыкается на мрачный Женин взгляд, осекается. Дарья сверлит взглядом Лену.
   Лена, помедлив, поднимает взгляд на Дарью. Пару секунд смотрит на ласковое неодобрение в её взгляде, буркает:
   - Что?
   Дарья еле заметным движением подбородка показывает на Женю. Лена с натугой переводит взгляд на Женю. Тот глядит на Лену с холодным жёстким интересом учёного-потрошителя. Лена на миг отводит взгляд, возвращает его обратно.
   Женя, скучающе:
   - Хотя, если не интересно, можно просто бухнуть, куснуть и пойти уснуть.
   Лена роняет взгляд в стол, заливаясь краской. Натужно держит спину прямой, взрывается сдавленным воплем:
   - Да блядь! Стыдно мне!
   Женя, насмешливо:
   - Не-а. Если б тебе было так просто, тебя б не корёжило.
   Лена вскидывает взгляд, на лице и в глазах - "Чё?!"
   Женя, так же насмешливо:
   - Гвоздя, тебе не просто стыдно. У тебя бурленье паранойи "а чё из того, что про меня знает Лёд, уже узнали Мастер Джо и - о ужас, бля! - Учитель?! И чё они про меня думают и чё со мной будет?!" Ну и где-то сбоку трепыхается в потоке паранойи мысля, что то, что знают трое, знают как бы все...
   Лена, замерев, пару секунд глядит на Женю. Женя, подняв стакан с соком, салютует Лене, пьёт. Лена нервно хватает стакан, выпивает половинку залпом, хлопает об стол. Хрипит:
   - Ну?
   Женя:
   - Ну так у четвёртого сословия по сути его и политике действий не принято раскрывать узнанное о жизни человека, особенно, узнанное навыками, полученными в проходе третьего.
   Лена пялиться на Женю. Мотает головой, потом недоумённо буркает:
   - Чё?
   Женя, с кривой улыбочкой:
   - Чё - Чё?
   Лена уводит взгляд вбок, медленно вздыхает-выдыхает, спрашивает:
   - А можно сначала? Чё такое сословия по номерам?
   Женя, ласково:
   - Умница.
   Женя смотрит на Дарью, кивает её на Лену.
   Дарья, вздохнув, поднимает левую ладонь, растопыривает пальцы, тыкает правым указательным в мизинец левой, говорит:
   - Первое. Скот. Обезьяна. Разум есть, но дух в коме и потому осознание мира и цели - от обезьяны: жрать, размножаться, избегать наказаний. Разум, как бы ни развит, работает над целями обезьяны.
   Дарья вывешивает кисти друг напротив друга, оттопыривает мизинцы, зажав остальные пальцы. Приподнимает левую, говорит:
   - На вспомогательной стороне - дикий скот, бандюки или мясо для войны.
   Поднимает правую:
   - На ведущей - домашний скот, рабы, "дайте любую работу за зарплату и заботьтесь о нас". Работу выбирают по принципу "меньше делать - больше получать"
   Дарья выставляет левый безымянный, тыкает в него указательным правой.
   - Второе. Вещевеки. Дух в шоке, слеп, действует на ощупь. Цели - ощупать и понять вещи и пространство, в котором они.
   Дарья вывешивает кисти с оттопыренными безымянными, говорит, приподнимая левую:
   - На вспомогательной - работяги. Работают с одним материалом, постигая пространство в глубине материала и по распределению вещей из него.
   Опускает левую, приподнимает правую:
   - На ведущей - торговцы. Торгуют одним товаром, постигая пространство по сути товара и по перемещению вещей из него.
   Дарья тыкает в левый средний указательным правой.
   - Третье. Драчуны. Дух бодр, но туп и не понимает себя. Цели - понять и развить себя об проблемы.
   Дарья вывешивает кисти с оттопыренными средними.
   - Вспомогательные - вояки. Находят себе врагов и сражаются с ними изо всех сил. Ведущая - рулилы, управленцы. Собирают группы, решая проблемы сбора, сражаются с группами врагов.
   Дарья тыкает в левый указательный правым.
   - Четвёртое. Мудрые. Дух спокоен, понял себя. Цель - понять мир как систему целиком.
   Дарья вывешивает кисти, тыкает указательными друг в друга, говорит:
   - Мудрые могут делать и за вспомогательного и за ведущего. Но всё таки...
   Поднимает левый указательный.
   - Вспомогательные - помогалы. Работают с одним. Лекарь, советник.
   Поднимает правый.
   - Ведущие - решалы. Работают с группой. Судьи.
   Дарья поднимает оба указательных, говорит:
   - Учить, выспрашивать, исповедовать, проповедовать - методы восстановления веры и знания, не профессия.
   Лена поднимает руку. Дарья:
   - Да?
   Лена:
   - Что такое вера?
   Дарья пару секунд смотрит Лене в глаза, потом медленно говорит:
   - Ты... не твоё тело, не твой разум, ТЫ, та, у которой есть цель бытия, это как бы кусок бога. Можно сказать - кусок супер-пупер реактора, который творит жизненные энергии, такие, как мечтания и воля к их воплощению. И супер радара, который может видеть всё, включая мысли и будущее. В сознании твоём могут быть сомнения от незнания или от лжи или от ошибок. Столкновение "я должна и я не должна". Радар - засоряется. Энергия от этого как бы реактора, вместо того, чтобы выходить в мир, сталкивается внутри. Как... два молота бьющих друг в друга. Или как электрический ток, который греет, вместо того, чтобы крутить. Вера - это единство твоих действий с источником жизненных сил внутри тебя. У скота веры нет. Он паразитирует на вере окружающих. Минимум - на вере, на воле и замысле создателя жизни вообще и обезьян в частности. Вещевеки прикладываются к вещам. Драчуны как раз расчищают веру и меряются ею с противником. Драчуны, можно сказать, должны убрать разум и научиться верить. Мудрые учатся применять веру. И как научаться - переходят в пятое сословие. Поняла ли?
   Лена сидит, задумчиво глядя в стол. Потом поднимает взгляд, говорит:
   - Давай сначала про пятую, а вопросы - потом.
   Дарья кивает, показывает большие пальцы.
   - Пятое. Игруны. Знают и себя и мир. Могут влиять на мир верой без физики. Потому им не нужно тело.
   Дарья складывает пальцы левой в плоскость, тыкает указательным правой.
   - Им - нужно тело, чтобы действовать. - оттопыривает большой палец левой, тыкает в него. - Ему - не нужно.
   Дарья вывешивает кисти с большими пальцами, говорит:
   - Игруны тоже не очень на Ведущих и Вспомогательных. Но всё-таки... - приподнимает левую, - ... Вспомогательные - соделы, выбирают группу или тему и содействуют. Там, богиня плодородия ленинградской области, например. Ведущие - мешалы. Они рулят управлением проблем и тем самым - игр. В перерасчёте масштаба на детский сад, мешалы мешают детишкам играть битым стеклом, засовывать совочки в писю и кидать какашки в тарелки.
   Дарья сжимает кисти в кулаки, говорит, выстреливая по одному пальцу:
   - Итак: дикие... - мизинец левой, - ... домашние, работяги, торговцы, вояки, рулилы, лекари, судьи, соделы, мешалы.
   Дарья растопыривает пальцы, упирает кончики левых в кончики правых, будто обнимая шарик. Говорит:
   - Общество.
   Опускает руки, тянется за соком, говорит:
   - По определениям сословий - всё. Полная технология сословий - потом.
   Отхлёбывает сок, вопросительно смотрит на Лену.
   Лена задумчиво тянется к стакану, отхлёбывает, потом поднимает взгляд на Женю.
   Женя:
   - Так вот. Судьи не назначают наказание. Судьи - рассуждают и выказывают рассуждения так, что проблемы рассасываются и люди от бурления на месте возвращаются в ровный поток жизнедеятельности. Теоретически, судьи видят всё. Как лекарь видит весь организм, со всеми эмоциями, мыслями и забурлениями в мыслях, косячащими работу органов. Способность видеть всё - это нормальный навык четвёртого сословия. Но четвёртое - не атакует. Не нападает. Не на человека. Стебануть глупость - да. Наехать на самого - нет.
   Женя тянется к графину, разливая водку, говорит:
   - Так что Лен, ни меня, ни Дарью особо не колышет, что вы с Владом делаете под одеялом... или на одеяле, или вообще без одеяла.
   Лена хмыкает.
   Женя, стукает графин об стол, поднимает на Лену смеющийся взгляд, говорит:
   - Дарью, думаю, несколько озаботит, если тебя посетит какая-нибудь ебанутая затея типа натянуться на самый большой хуй в мире.
   Лена хихикает. Дарья и Влад сдержано улыбаются.
   Женя, накладывая себе в тарелку салатов и нарезки:
   - Особенно, если ты решишь это со всей дури, изо всех сил. Не уточняя - чей. Потому что самый большой хуй в мире - у кита... да вы это, накладывайте в тарелки-то.
   Дарья и Влад начинают накладывать. Лена сидит, глядя на салит в миске. Поднимает взгляд на Женю, неуверенно тянет:
   - Сколько?
   Женя:
   - Ну, я думаю, пара ложек.
   Лена, злобно-весело:
   - Тфу. У кита - сколько?
   Женя, поучительным старческим голосом:
   - Я не хочу ломать тебе психику. Тебе же потом с этим жить.
   Лена, глядя, как Влад накладывает ей салатов и нарезки:
   - Переживу как-нибудь.
   Женя скептически смотрит на Лену, потом осторожно тянет:
   - Ну, скажем так... аквалангист может легко спрятаться в китихе от акулы.
   Лена, охреневше:
   - Блять!
   Женя:
   - А если - блять, то войдёт отделение японских боевых ныряльщиков.
   Лена сидит, шокировано распахнув рот. Влад и Дарья ржут. Женя поясняет:
   - Преодолевая тяготы службы, конечно. Но на то он и спецназ, чтобы маскироваться в складках местности.
   Ленин шок пробивает хихиканьем.
   Женя, помедлив, поднимает стопку, говорит:
   - Ну, за китов!
  
   Через полчаса спустя.
   На столе - кружки с кофе, чаем, шоколад, варенье, лимон. Лена задумчиво хлебает из кружки мелкими глотками. Дарья набивает трубку.
   Женя, только закурив, выпускает струю дыма в потолок, смотрит на Влада. Тот, отхлебнув чаю, ставит кружку на стол, вопросительно смотрит на Женю.
   Женя, ровным тихим голосом:
   - Итак, Лёд. Я лично в Питере тащу несколько тем, которые идут с зацепами и качельками друг об друга. Всю мою картину - долго.
   Влад:
   - Погодь-ка. Может, просто скомандуешь, чё делать?
   Женя:
   - Не-не... ты ж не скот и не вояка чтоб тобой командовать. Я тебе расскажу, а ты сам глянь, куда как приложиться.
   Лена, выпадая из размышлений, жалобно:
   - Дядь Жень, а я вот - кто? Ну, по сословию?
   Женя удивлённо смотрит на Лену, разворачивается всем корпусом к Дарье, удивлённо говорит:
   - Смешная она у тебя. Замысел на жизнь - знает, а к какому сословию оно - сама от себя так прячет, что ой.
   Дарья, меланхолично трамбуя табак:
   - Пионерка.
   Лена, мрачно:
   - При чём тут пионерка?
   Дарья закуривает. Женя, со вздохом:
   - Мда. Машенька ходила в школу без трусов, но в пионерском галстуке. Но об этом никто не знал. Даже директор.
   Влад хмыкает. Лена неуверенно кривовато улыбается. Женя:
   - А всё потому, что она была комсомолка.
   Влад беззвучно ржёт. Лена, помедлив, складывается в смущённом хохоте.
   Дарья, выпустив струю дыма, спокойным голосом:
   - В Советской России деление общество на сословия якобы отменили после революции. Но поскольку сословия - это соционика, а не политика, то отменили осознанное применение технологии, а не сам соционический закон. А поверх натянули придуманное правило, что все сословия имеют права скота. И потому все скрывают своё сословие. Ото всех. Даже от себя. Особенно такие, как ты.
   Лена, нервно:
   - А что - я?
   Дарья:
   - Лен, не тупи. В чём замысел твоей жизни? И где это по сословиям?
   Лена, растеряно:
   - То есть я чё... Судья что ли?
   Женя:
   - Ну можешь же, когда захочешь.
   Лена, растеряно:
   - Да ну на... я...
   Дарья:
   - Лен, чтобы уверенно БЫТЬ в сословии, нужно ИМЕТЬ все навыки предыдущих. Тебе не хватает навыков брани и чуйка на людей пока сбоит от отсутствия похуизма к ёбле. Я про состояние, когда мозг рулит пиздой, а не наоборот.
   Лена возмущённо пялиться на Дарью.
   Женя, отхлебнув кофе:
   - Лен, если тебе в троллейбусе захотелось какать - то надо потерпеть. Но покакать всё-таки надо. Лучше - дома в сортире, а не в кустах у остановки. Хотя если прижмет... Но вот терпеть неделями - не надо. Ибо запор будет и потребуется проктолог-каменьщик. Как бы ни с отбойным молотком.
   Лена хихикает.
   Женя:
   - Ну, ты поняла идею.
   Женя отхлёбывает, переводит взгляд на Влада.
   - Так вот, Лёд. Если коротко, то Дарья, она же - миз МакВилсон, директор и главный продюсер американской киностудии, которая планирует снимать кино с элементами драки и эротики. У нас есть местные конкуренты, которые занимаются похищением девок, съёмкой порнографии и работорговлей. Кто крыша у конкурентов - не понятно. Есть данные за то, что сотрудники КаДжиБи из горных и степных регионов. Но не факт. Я за прошлую неделю сильно проредил пехоту конкурентов, так что жду, что будет дальше - то ли попытка мсти, то ли проба ликвидации меня, то ли договаривацца придут. Вон - Женя кивает на столик - незнакомый тебе чел, это майор милиции, который, кроме прочего, рулит расследованием о похищении и работорговле. Ждём, кто и откуда к нему придёт меня искать.
   Женя затягивается, отхлёбывает.
   - Ещё у меня семейные тёрки с КаДжиБи. Меня приходили арестовывать недавно. Неудачно. Никто не ушёл. Так что если никто к майору Кашину не придёт с расспросами - наверное, те же и крышуют первую тему.
   Женя рассматривает окаменевшего Влада, затягивается, отхлёбывает:
   - Ну и ещё я тут изо всех сил скрываюсь от ФБР. И, соответственно, немножечко от ЦРУ. Потому что ФБР меня изо всех сил ищет в США, но может быть, уже и тут. И ещё у меня небольшие терки с Японией, которые вписываются в первую тему.
   Влад, глухо:
   - Какие?
   Женя:
   - Я пригрозил Японии, что открою в Питере оннигата-додзё. Шумно.
   Влад поднимает взгляд, вопросительно задирает бровь.
   Женя:
   - Оннигата - японское искусство перевоплощения в женщину. Применяется на сцене и в шпионаже. Додзё - учебный зал, место для движения по пути, если буквально.
   Влад хмыкает, буркает:
   - Сильно. А учить кто будет?
   Женя:
   - Я за мастера и есть на примете, кого сэмпаем.
   Влад:
   - Данилу?
   Женя:
   - Возможно, и он.
   Влад чуть презрительно кривит лицо, смотрит на Дарью.
   Дарья, спокойно:
   - Владик, вот поскольку тебе это нах не надо, то скоро ты сможешь тыкать пальцем в экран и говорить "это - моя жена". Причём все будут тебе люто завидовать, что ты трахаешь девку, на которую стоит у половины страны.
   Лена, шокировано:
   - Чё?
   Женя:
   - Лен... мы будем снимать кино. Тебя уже утвердили на главную роль в нескольких фильмах. Сцена... допустим, где тебя пытаются изнасиловать трое дзюдоистов, предполагает захваты со срыванием юбки и раздиранием майки до мелькания титек в дырках. Поверх - желание зрителя защитить. И трахнуть самому. Поверх - желание... как бы померяться силами или наказать за то, что ты месишь троих мужичков. В общем, коктейль из эротики, защиты и желания наказать. Хрен кто не возбудиться.
   Лена, растеряно:
   - Э... я?
   Женя вздыхает, грустно говорит:
   - Не, ну не я же. А то народ сопьётся нах от стыда, что возбудился на мальчика.
   Влад невнятно хрюкает. Лена сидит, шокировано открыв рот.
   Влад, ровно:
   - Ладно, я понял, что всё страшно и круто. И как во всё это предлагаешь вписаться мне?
   Женя вздыхает, говорит:
   - А сам как думаешь?
   Влад медлит, потом задумчиво говорит:
   - Не понятно. Лечить вроде как - некого. Воевать я... наверное, на общем фоне - не умею. Пугать - шириной плеч не вышел. Чем особым... вроде, не умею. Стоять и ревновать Лену - нах оно кому? В общем, не вижу я, куда мне вписываться.
   Женя, скептически:
   - А хочешь ли? Аль ссыкотно?
   Влад, резко:
   - Не ссыкотней, чем за речкой.
   Женя, отмороженно:
   - Не-не... я не про пиф-паф. Я про самому налажать, потому что мозгов и бессовестности не хватило. Мы ж типа как за речкой, только в разведке. И своих раненых тут надо добивать, чтобы остальная группа вышла. А медик нужен пытать пленных так, чтобы не сдохли до того, как расскажут.
   Лена сидит застыв.
   Дарья спокойно курит.
   Влад, согнувшись, смотрит в стол. Медленно цедит:
   - Не хочу я такого.
   Женя, мягко:
   - В том и проблема, Лёд. Жизнь, сука, постоянно хуярит в ебало именно то, чего изо всех сил НЕ хочешь. И придерживает то, на что пох.
   Влад, задумчиво:
   - Закон бутерброда...
   Женя молча хлебает чай. Потом бросает взгляд на Дмитрича, ловит его кивок, смотрит на Влада.
   Влад задумчиво качает свою кружку.
   Женя, не заинтересованно:
   - Ладно, Лёд. Это надо хорошо обдумать и присмотреться, что мы вообще делаем. Счас вопрос в том, будешь ли вообще присматриваться, и что будешь делать в процессе присмотра. Там, машину рулить или на телефоне сидеть. Или по разным задачам ходить.
   Влад, чуть смущённо:
   - Да у меня прав нет...
   Женя, со смешком:
   - Ну, а рулить-то ты умеешь?
   Влад, чуть мрачно:
   - Бэтром и буханкой - вполне. По горной дороге без гаишников. А вот все эти "пропустить при повороте налево" и "дорога раздвояйца"...
   Женя, со смешком:
   - Не говоря уже о знаках "осторожно, титьки!" и т.д.
   Влад криво улыбается.
   Женя:
   - Но это фигня всё. Попросим Альбертыча покатать тебя пару дней - разберёшься, где налево, а где - на таран.
   Влад, с кривой улыбкой:
   - А права?
   Женя:
   - А зачем?
   Влад, чуть растеряно:
   - Ну, ГАИ...
   Женя:
   - А если с номерами, которые не тормозят?
   Влад:
   - Э-э-э...
   Женя:
   - Не-не, всё по честному...
   Женя и Дарья поворачивают взгляды на подполковника и майора, входящих в кафе. Оба - подтянутые, невзрачные. Подполковник - в пехотной форме, майор - в медицинской.
   Офицеры подходят к столику, где сидят Дмитрич, Кашин и Тори, отдают воинское приветствие, перебрасываются парой слов.
   Влад и Лена поворачиваются. Смотрят через плечо.
   Дмитрич, Кашин, Тори встают, вслед за офицерами идут к столику Жени.
   Женя и Дарья встают, выходят из-за столика. Дарья на ходу кивает Лене "пересядь на нашу скамейку". Женя, пропустив Дарью вперёд, впивается взглядом во Влада. Поймав взгляд Влада, пригласительно кивает выйти из-за столика.
   Влад мрачно-недоумевающе смотрит вслед Жене. Переводит взгляд на остальных.
   Дмитрич, Кашин, Тори, Дарья выстраиваются в проходе перед столиком. Майор с подполковником стоят боком к строю. Женя занимает место рядом с Дарьей. Сделав страшное лицо, машет рукой сидящему Владу и тыкает рядом с собой.
   Влад мрачно-растеряно смотрит на Лену.
   Лена, со вздохом:
   - Владик, ты представь, что попал в сказку. И не брыкайся. А то ОЧЕНЬ страшно и стрёмно будет.
   Влад, помедлив, вскакивает, быстро встаёт в строй рядом с Женей.
   Полковник, ровным бодрым голосом с ноткой смешинки:
   - Полковник Брагулин, Генштаб
   Майор, чуть вальяжней:
   - Майор Прихман, Медслужба Штаба ЛеВеО.
   Брагулин:
   - Товарищи, представьтесь, пожалуйста.
   Дмитрич, тихонько, но бодро и чётко:
   - Майор Клевцов, Генштаб
   Кашин, так же:
   - Майор Кашин, ОблУгрО
   Тори:
   - Старший Лейтенант Кл.. Колобкова, ОблУгрО
   Дарья:
   - Второй Лейтенант МакВилсон, Береговая Охрана
   Женя:
   - Прапорщик Колобков, разведчик.
   Виктор, помедлив:
   - Старшина резерва Ледянников, медик.
   Прихман, очень мягко:
   - Старшина Ледянников, выйти из строя, кругом.
   Влад, помедлив, шагает вперёд, поворачивается, застывает.
   Прихман, вальяжным мягким голосом:
   - Приказ по Медслужбе ЛенВеО номер 12-32. Рассмотрев действия старшины Ледянникова в процессе срочной и сверхсрочной службы, а так же учитывая неполное высшее медицинское образование, зачесть службу как практику по специальности военно-полевая хирургия, присвоить старшине Ледянникову военную специальность военфельдшер с присвоением воинского звания прапорщик. Поздравляю, товарищ прапорщик!
   Влад, помедлив, очень кисло и мрачно:
   - Служу Советскому Союзу!
   Брагулин, резко:
   - Прапорщик Ледянников!
   Влад, мрачно:
   - Я.
   Брагулин:
   - Приказ по Министерству обороны 39-723. Первое. По ходатайству командира 128-го мотострелкового полка полковника Смарченко, за мужество под огнём противника и эвакуацию из-под огня восьмерых раненых офицеров, наградить прапорщика Ледянникова Медалью "За Отвагу". Второе. По ходатайству командира отдельного 269 батальёна ВДВ подполковника Мяшина, за чрезвычайно эффективную работу под огнём противника по возвращению в бой восемнадцати легкораненых, что позволило отбросить противника и победить, наградить прапорщика Ледянникова медалью "За боевые заслуги" Третье. По ходатайству начальника Медслужбы 19 мотострелковой дивизии, за отражение атаки диверсантов на медсанбат дивизии и уничтожение в рукопашную пятерых диверсантов, наградить прапорщика Ледянникова медалью "За Боевые Заслуги". Четвёртое. По ходатайству Начальника Медслужбы Афганского военного округа, за отличное исполнение более сотни хирургических операций в полевых условиях и спасение жизни более сотни раненых, наградить Прапорщика Ледянникова орденом Красной Звезды. Пятое. Во исполнение приказа Министерства Оборону СССР от 20 июля 1941 года, за эвакуацию с оружием более пятидесяти раненых, наградить прапорщика Ледянникова орденом Красной Звезды. Шестое. По ходатайству начальника Кабульского военного госпиталя, за проведение полевых хирургических операций двум сотням военнослужащих армии Афганистана, наградить прапорщика Ледянникова орденом "Дружбы Народов" третьей степени. Конец приказа.
   Влад, очень мрачно, подавлено:
   - Служу Советскому Союзу.
   Брагулин:
   - Приказ Генштаба 39-723-бис. Для служебного пользования. Призвать прапорщика Ледянникова на действительную воинскую службу. Откомандировать прапорщика Ледянникова в распоряжение майора Клевцова, Разведуправление по ЛенВеО.
   Влад, помедлив, очень мрачно:
   - Есть.
   Брагулин:
   - Вольно, товарищи. Отмечайте. Разойдись.
   Брагулин и Прихман козыряют, идут к выходу из кафе.
   Остальные, чуть сместившись, стоят на месте, глядя на Влада. Тот стоит, сгорбившись, мрачно глядя в пол.
   Женя, тихонько:
   - Влади-и-ик.
   Влад вздыхает, поднимает мрачный взгляд.
   Женя:
   - Ты там что, весь в печали, что Героя Союза не дали?
   Влад, помедлив, со цедит со сдавленным бешенством:
   - Нахуя мне всё это, блядь?! - разгоняясь на крик: - Чё, на побрякушки купить решили?!!!
   Дмитрич, резко, ГУЛКО:
   - АТСТАВИТЬ!
   Влад вбивает взгляд в Дмитрича. Тот ровным голосом:
   - Прости, Лёд, это всё - я. Все данные на тебя у разведки были ещё там, за речкой. И желание забрать Ебадока с караванов в рейдовые группы - тоже. Не отдали. И наш кадровик отговорил от настаивать. Но вот все данные, со всеми ходатайствами, я читал. Ибо, если б срослось, обучать тебя воевать пришлось мне. Так что я просто сделал два звонка сказать, что у меня вдруг рядышком всплыл из подполья Ебадок. И на тебя ёбнулось накопившееся.
   Дмитрич с Владом сверлят друг друга взглядами. Дмитрич, резко:
   - ВСОСАЛ?!
   Влад, яростно:
   - Так точно, товарищ майор, ВСОСАЛ. Разрешите приступить к перевариванию?!
   Дмитрич:
   - Да как хочешь. Можешь даже проблеваться рапортом об отставке. Подмахну. Только будь добр, звёздочки со дна поймай сначала.
   Дмитрич шагает к Владу, суёт руку за пазуху, достаёт большой чёрный пакет.
   Дмитрич, мрачно:
   - Там все... побрякушки с бумажками.
   Влад медленно берёт пакет. Стоит, глядя на него.
   Женя, вздохнув, шагает к Владу, берёт его за плечи, мягко ведёт к лавке. Усадив Влада, кивает Лене вернуться на место.
   Дмитрич, Тори, Кашин идут обратно за свой столик.
   Подождав, пока она сядет, кивает Дарье на место у стены. Ждёт, пока она сядет, садиться сам.
   Женя достаёт из-под стола 0.7 водки, три гранёных стакана. Скручивает пробку, разливает - один полный, два по половинке. Ставит полный перед Владом. Буркает:
   - Сыпь давай.
   Влад поднимает от пакета растерянный взгляд.
   Женя, вздохнув:
   - Лёд! Поимел смелости наворотить - поимей смелость принять воздаяние за то, что наворотил. В общем, сцепи зубы и сыпь давай.
   Влад, помедлив, яростно кривиться, потом переворачивает пакет на стол. Из пакета выпадают пять коробочек, пакетик с погонами, со звёздочками, пакет с удостоверением.
   Влад, покосившись на удостоверение, берёт звёздочки, кидает в стакан. Несколько секунд решительно смотрит на него, потом поднимает. Женя, Дарья подхватывают свои.
   Чокаются. Пьют.
   Влад аккуратно вынимает изо рта звездочки, вставляет в погоны. Кладёт погоны на плечи. Мрачно-вопросительно смотрит на Женю.
   Тот буркает:
   - О. Поздравляю прапорщиком.
   Влад с мрачным лицом снимает погоны, бросает на стол.
   Женя кивает на удостоверение:
   - А это тебе вместо водительских прав.
   Влад, недоверчиво:
   - Что?
   Женя:
   - Удостоверение офицера разведуправления генштаба. Можешь слать нах даже КаДжиБи.
   Влад некоторое время молчит, потом ровным голосом говорит:
   - Лен, пусти-ка. Пойду прогуляюсь. Один.
   Лена встаёт, выпускает Влада. Смотрит ему в спину, пока он не выходит. Затем растеряно смотрит на Дарью. На Женю. На Дарью.
   Женя кивает на пакет, буркает:
   - Прибери, пожалуйста. Донесёшь до дома.
   Лена, растеряно:
   - До... чьего?
   Женя:
   - Пока - до той, где вы с Дарьей. Потом решим, куда.
   Лена плюхается на лавку. Некоторое время сидит, потом выпаливает:
   - А что это он вообще?
   Дарья, ровным голосом:
   - Он десять лет играл... скажем, святого подвижника. Делал дело просто так. Потому что оказался в нужное время в нужном месте с нужными навыками. И понял, что должен это делать. А тут ему заявили, что он не просто делал дело, а реально делал подвиги. И написали справку о том, что герой. И выдали значков в знак того, что признали подвиг. Сразу за все годы. Такое СРАЗУ не влезает. Все СПАСИБО, накопившиеся к нему от мира за... восемь что ли, лет, надо переварить. Принять, переварить, и тем самым - завершить кусок жизни. И начать новый. Наверное, учительский. Для начала - по оказанию врачебной помощи. А потом, может быть, и... психологической. Точней, духовной, но это на русском сейчас издевательски звучит.
   Лена подумав в чашку, медленно:
   - Поняла... вроде.
   Поднимает взгляд, глядит на Женю, на Дарью, спрашивает:
   - Ладно. Что мне делать дальше?
   Дарья смотрит на Женю. Лена переводит взгляд ан Женю. Женя, задумчиво:
   - Тебе, Лен, надо добить информационную войну с отцом. Сходить домой, рассказать соседкам, что да как. Думаю, лучше - с Дарьей. Точней, с мягко улыбается - с МакВинли. А затем... - Женя коварненнько улыбается, - наверное, прикинуть, не перевестись ли тебе в другую школу.
   Лена, настороженно:
   - Зачем?
   Женя, с наигранной неуверенностью:
   - Ну, чтобы в старой не докапывались до твоей новой личности. И вообще поближе к новому дому. Да и элитность школы надо поменять.
   Лена, неуверенно:
   - Что, прямо в лицей?
   Женя:
   - Умница, Гвоздик.
   Лена, неуверенно:
   - Не, что-то... кто я такая, чтобы меня взяли в лицей?
   Дарья, с яростной улыбкой, на английском:
   - Ну я прямо таки не знаю... может, актриса международного кинематографа с американским контрактом?
   Лена буркает:
   - Вот вы всё обещаете... а бумаги-то - где?
   Женя:
   - А да, кстати. Вот этим и займитесь.
   Дарья:
   - Есь, сыр! Можна подорвацца, сыр?
   Женя:
   - Аха. Только титьки держи, чтобы при подрыве не отделились, как первая ступень.
   Дарья, вставая:
   - Конечно. Лена, за мной!
   Лена быстро глотает чаю, хватает кусок шоколадки, вскакивает.
   Женя провожает Дарью с Леной задумчивым взглядом, встаёт, подхватывает кружку, тарелку, пересаживается за столик к Тори, Дмитричу, Кашину.
   Тори мрачно буркает:
   - Что, бросили тебя твои девки?
   Женя, задумчиво
   - Полагаю, что нет.
   Тори, злобненько:
   - Ну как же ж. Ты - тут, они - вон.
   Женя:
   - Полагаю, что не девки, а бабы... по крайней мере, теоретически. А уровень приязни и обладания являются субъективными состояниями и от дистанции объекта не зависят. И в отсутствии коммуникативных взаимодействий с или об объекте являются константой.
   Тори, злобно:
   - Что?
   Женя, лучезарно, в глаза Тори:
   - Солнышко, я тебя люблю с любой дистанции. С дальней - неизменно.
   Тори, злобно, с ноткой веселья:
   - Тфу на тебя, пошляк.
   Кашин громко прокашливается.
   Тори, делая уставное лицо:
   - Простите, товарищ майор.
   Кашин:
   - Да нет-нет. Как раз здорово наблюдать эту... информационную драку.
   Тори растерянно открывает рот. Женя салютует ей кружкой, отхлёбывает.
   Дмитрич, холодно:
   - Предлагаю закруглить балаган и перейти к делу?
   Женя, щебечущим голоском:
   - Закруглить - это закончить разворачивать балаганный шатёр? И дело - это представление?
   Дмитрич смотрит на Женю взглядом матёрого противотанкиста, смотрящего на линкор.
   Женя, ровным деловым голосом:
   - Я - за. Итак, к делу. Пункт один плана: взять фотоателье. Грани и оттенки действия: захват имеет смешанную форму, где противник не должен до конца понимать, то ли захват проводит разведка, маскируясь под бандитов, то ли бандиты с одобрения разведки. Для КаДжиБи это скорей первое, для бандитов - скорей втрое. План исполняется преимущественно мной с поддержкой Дмитричем. Имитируем использование служебного положения в семейных целях. На выходе смотрим, что именно сможем нахапать и кого получиться настрелять. Опасность плана в том, что Дмитрич засвечивается. Поэтому он идёт как огорчённый и почти обиженный отец, который хочет найти и покарать. А я изображаю доброго полицейского.
   Кашин, осторожно:
   - Милиционера.
   Женя:
   - Не-не... именно полицейского. Со значком полиции Лос-Анджелеса. Расследующего убийство крупного политика советской порномоделью.
   Кашин, задирая охуевший взгляд к потолку:
   - Бля-я-я-я...
   Женя:
   - Да, именно. Подготовленная. Комсомолка, спортсменка, активистка и ваще красавица.
   Дмитрич, со смесью насмешки и ярости:
   - Колобков, у тебя что-нибудь святое есть?
   Женя, удивлённо:
   - А зачем? Думать же неудобно.
   Дмитрич и Кашин пялятся на Женю. Кашин - мрачно, Дмитрич - со злобным восхищением.
   Тори, мягко:
   - А почему?
   Женя, тем же тоном "ну что вы тупите":
   - Не, ну сами прикиньте... вот надо вам математически ТОЧНО и ИСЧЕРПЫВАЮЩЕ рассчитать ущерб от, скажем, падения авиалайнера. И вот почему-то цену железяки считать умеют. До копейки. Амортизация, износ, закупочная, прочая... в общем, до копейки. А цену жизни погибшего пассажира - нет. И я не про косвенный эмоциональный ущерб... я про непосредственный экономический урон. Ведь понятно, что если убился слесарь второго разряда, то завод потерял одно, а если шестого, то другое. Например, завод вообще встал на три месяца, ибо у слесаря был уникальный банк данных по особенностям техпроцессов завода. И ущербу - сколько завод НЕ выпустил. Это очевидно же! Но вот считать это почему-то никто не берётся. На Руси. На загнивающем западе хозяин завода не постесняется подать на авиакомпанию в суд и отсудить все эти потери. Но даже там, блин, всем чё-то ссыкотно разработать и внедрить систему оценки ценности человека. Ибо если её разработать ПРАВИЛЬНО, то у некоторых стоимость будет отрицательная. И будет очевидно, что их значительно дешевле вот прям счас пристрелить. И это только считая прямую, мать её, экономику болтов и гаек. А уж если зажать в тиски и померить линейкой полезность разной интилихенции типа пейсателей и худобников... а если сравнить эффективность работы в присутствии и отсутствии некоторых начальников... но это же надо выкинуть нах святую мыслю, что человеческая жизнь - бесценна. Так что или свято верить, что жизнь - бесценна, или ПРАВИЛЬНО считать ущерб и взимать его с тех, кто его нанёс. Это был пример того, как святое мешает думать.
   Женя обводит взглядом мрачно сгорбившихся Тори, Дмитрича, Кашина. Вздыхает, говорит тихо, ровно:
   - Вот такой я урод и монстр, да. Но это не значит, что мне не больно, когда убиваются хорошие люди. Просто я умею не пускать чувства, в том числе боль, в процесс мышления. Потому что иногда иначе нельзя.
   Женя замолкает.
   Все сидят, молча.
   Через пяток секунд Дмитрич вздыхает, буркает:
   - Так, ладно. Проехали. Что у нас с захватом фотостудии?
   Женя:
   - Про полицейского и порномодель я пошутил. Делаем так...
  
   Фотоателье, приёмная комната пять на шесть метров с тёмными обоями. В углу слева от двери - два дивана светло-коричневой кожи, столик с журналами, ручками и бланками. В углу справа - стойка с конторкой. Стены украшены фотографиями людей формата А3. В стене комнаты напротив входа - три двери. В одной, приоткрытой, видна лестница на второй этаж.
   На диванах сидят Женя и Дмитрич. Дмитрич - в джинсе, лениво листает журнал. Женя - в костюме, очках, с бородкой. Работает на ноутбуке.
   Одна из дверей распахивается, выходит пожилая дама в платье. Цокая каблуками, шествует к конторке. За ней идёт пожилой сухощавый мужчина в костюме без галстука.
   Мужчина на ходу ровно уверенно с ноткой подобострастия:
   - ... так что не извольте беспокоиться, Светлана Иннокентьевна, светом мы сыграли выше всяческих ожиданий.
   Дама, бросив презрительный взгляд на Дмитрича и заинтересованный - на Женю, оборачивается у дверей, вальяжно бросает:
   - Верю-верю, Петр Авдеевич. Так - когда прислать за отпечатками?
   Петр Авдеевич:
   - Полагаю, завтра в два пополудни самое надёжное.
   Дама:
   - Договорились. До свидания.
   Поворачивается, выходит.
   Пётр провожает её глубоким кивком. Несколько секунд смотрит на закрытую дверь, поворачивается к Жене с Дмитричем, холодно спрашивает:
   - Чем могу помочь?
   Женя и Дмитрич переглядываются, Женя, ровным голосом:
   - У Вас очень удобные диванчики, Петр Авдеевич. А разговор у нас, позволю предположить, интересный и длинный.
   Пётр Авдеевич со скептической улыбкой рассматривает Женю, Дмитрича, холодно спрашивает:
   - А в двух словах?
   Женя расстроено тяжело вздыхает, устремляет взгляд перед собой, унылым расстроенным голосом говорит:
   - Знаете, Пётр Авдеевич, поскольку Вы уже заготовили обратную реплику "не интересует", возникает желание вместо изначальной темы сказать какую-нибудь банальщину вроде "ваша жизнь".
   Женя поднимает взгляд, ввинчивает в глаза фотографа, холодно, пронзительно:
   - Данная тема Вас интересует?
   Фотограф чуть вздрагивает, на пару секунд цепенеет. Женя отводит взгляд.
   Фотограф резко, шумно вдыхает-выдыхает. Потом со сдержанной злобной истерикой:
   - Товарищи, а вы - от кого?
   Женя, весело:
   - А с кем Вы готовы пообщаться подробно и предметно?
   Женя делает паузу, дожидается, пока фотограф откроет рот говорить, прерывает его злобно-весёлым тоном:
   - С идиотами, которые думают, что фоткать - это щёлкать кнопочкой или с профи, которые понимают, что человека надо ВЫТАСКИВАТЬ в кадр, не говоря уже о свете, ракурсе, интерьере, реквизите и прочих технических деталях?
   Фотограф на три секунды зависает. На лице его проступает обречённая решительность. Он шагает к конторке, вытаскивает оттуда табурет с мягкой кожаной сидушкой. Шагает к столу, ставит табурет, садиться. Кидает взгляд на каменное лицо Дмитрича, переводит взгляд на Женю. Делает внимательное лицо.
   Женя делает такое же внимательное лицо человека, ожидающего реплики собеседника. Фотограф медлит несколько секунд, потом чуть рассеяно говорит:
   - Ну... с одной стороны, приятно говорить с тем, кто тебя понимает. А с другой... в наши дни, в связи с доступностью аппаратуры, высокая как бы конкуренция. Между мастерами и любителями. Очень много таких, кто... как Вы верно заметили... щёлк - и готово.
   Женя, уныло-скучающе:
   - О да! А уж что начнётся, когда сравнимую доступность приобретут средства видеозаписи с встроенной звукозаписью... вот вы можете представить мир, в котором кино можно снимать на любой фотоаппарат?
   Фотограф скептически смотрит на Женю, потом криво улыбается, холодно говорит:
   - Простыней не напасёмся.
   Женя вопросительно поднимает бровь.
   Фотограф, с блеклой улыбкой:
   - На экраны. Я полагаю, в кафе и клубах станет модным кидать в экран помидорами или даже специальными резиновыми шариками с краской. И белых простыней будет дефицит, в то время как крашенных - некоторый переизбыток. Проекторы, само собой, будут бронироваться. Возможно, даже устанавливаться в танки на место орудия.
   Женя, с мрачной улыбочкой:
   - Угу. И гипноизлучатель в комплекте.
   Фотограф пару секунд смотрит на Женю очень внимательно. Женя подмигивает.
   Фотограф расслаблено улыбается, бросает взгляд на Дмитрича.
   Дмитрич, ровным спокойным голосом:
   - Хорошая идея. Однако, не совсем понятно, как защитить от гипноизлучателей экипажи. То ли на голову шапочку из фольги с заземлением на штыри в каблуках, то ли сам танк обвешивать защитными анти-эмиттерами.
   Фотограф и Женя широко, но сдержано улыбаются. Дмитрич поддерживает.
   Фотограф лезет в карман, достаёт папиросу, начинает сминать. Спрашивает, глядя на папиросу:
   - Так о чём хотели поговорить?
   Женя достаёт "Мальбро", сунув сигарету в рот, кладёт пачку на стол. Прикуривает, кладёт зажигалку на стол. Фотограф, разминая папиросу, задумчиво смотрит на "Мальбро". Дмитрич, помедлив, выкладывает из кармана на стол "Беломор" и спички.
   Фотограф бросает взгляд на папиросы, поднимает взгляд на Дмитрича, спрашивает:
   - Урицкого?
   Дмитрич, ровно:
   - Нет. Дукат.
   Фотограф, задумчиво пялясь на пачку Дмитрича, достаёт спички, прикуривает. Поднимает взгляд на Женю.
   Женя, ровным голосом:
   - Вам, Пётр Авдеевич, как изложить - по-русски или по-американски?
   Фотограф:
   - А разницы?
   Женя:
   - По-русски, я долго объясняю в надежде, что вы придёте к тем же выводам, что и я, и я получу единомышленника, которому не надо платить. По-американски, я коротко говорю, что делать. И если что-то непонятно, отвечаю на вопросы. Если вопросов много и не в тему - иду искать... более обученного под мою задачу исполнителя.
   Петр Авдеевич хмыкает, прикуривает, говорит облачком дыма:
   - Давайте попробуем по-американски.
   Женя, ровным голосом:
   - Я хочу, чтобы войска НАТО дрочили на армию СССР.
   Фотограф, в непонятках:
   - В смысле?
   Женя:
   - В прямом. Онанировали. Мастурбировали. Рукоблудили.
   Фотограф, помедлив пару секунд, всё в тех же непонятках:
   - А... простите - зачем?
   Женя растягивает лицо в широкую улыбку, затягивается и хищно почти мурлыкает облаком дыма:
   - Готовы поработать бесплатно?
   Фотограф пару секунд медлит, потом говорит ровным голосом:
   - Простите, я не совсем корректно сформулировал. Хотел сказать - что именно вы хотели бы снять и для каких форматов печати. И, полагаю, весь реквизит - ваш. Чьи модели?
   Женя, ровным деловым тоном:
   - Модели тоже преимущественно наши, но и ваши предложения готовы рассмотреть. О том, что именно... Вам наверняка знакомо понятие фотосет?
   Фотограф, с каменным лицом, холодно:
   - Конечно.
   Женя:
   - Так вот, мы снимаем полные, два по 64 кадра, фотосеты под "Плейбой спешл эдишн: Совиет Армии". Особенность сета, модельная, в том, что зритель первых двух третей сета не знает наверняка, какого пола модель. Но совершенно уверен в том, что модель готова на всё, лишь бы не убивали.
   Фотограф опускает взгляд. Женя, очень спокойным деловым голосом:
   -Я не исключаю возможность съёмки и иных сетов, формата "Пентхаус" для демонстрации этого самого "на всё". И специального сета для "Солджер оф Фортун" для общей рекламы темы "Совиет Армии". Хотя в "Солдат Удачи" хватит одной фото, располовиненной, где половина - в форме, а половина - в мини-юбке и ночном макияже. И какую-нибудь статью про особенности городской маскировки японских нинзя и агентов КаДжиБи. Однако, главное - "Плейбой Спешл эдишн Совиет Арми".
   Фотограф сидит с застывшим лицом, невидяще смотрит на Женину пачку "Мальбро". Женя заминает окурок в пепельнице. Через несколько секунд фотограф медленно кладёт в пепельницу потухшую папиросу, поднимает на Женю холодный пустой взгляд.
   Видит, что Женя сидит, с очень напряжённым лицом прислушиваясь к входной двери.
   Дмитрич смещается на диване, готовясь сделать прыжок вперёд.
   Фотограф, холодно:
   - Что вы такое услыш...
   Конец фразы тонет в грохоте удара по двери.
   Дверь начинает распахиваться.
   Дмитрич через стол прыгает вперёд, на фотографа, Женя, выхватывая из под мышки ПМ, начинает вставать.
   В распахнувшуюся дверь шагает средний человек в рабочей спецовке. На голове - массивные тёмные очки для газосварочных работ, низ лица закрыт куском ткани. В руке человека - ТТ с глушителем.
   Человек ловит на прицел фотографа. Тихо чпокает, лязгает затвор. Пуля бьёт в бок Дмитричу, сносящему фотографа с табурета.
   Убийца два раза быстро стреляет вслед Дмитричу с фотографом, падающим на пол, переводит ствол на Женю, вскидывающему ПМ.
   Женя, заваливаясь назад и вбок, на противоходе корпуса вскидывает ногу и пинает столик, от живота, не поднимая пистолет, бахает, Дмитрич с фотографом долетают до пола, Дмитрич начинаёт перекатываться, тянет руку за пахуху.
   Левое бедро убийцы дёргает жениной пулей, край бедра взлохмачивается рваными нитками. Убийца стреляет, летящий на него столик лохматиться щепками от пули ТТ.
   Убийца приседает вбок, уворачиваясь от столика, переводит прицел на фотографа. Видит Дмитрича, ведущего руку с ПМ из-за пазухи.
   Убийца приседает ещё ниже, бросается к двери, неприцельно стреляя в сторону фот
   Бахают пистолеты Жени и Дмитрича, дырявя дверь.
   Убийца, распахнув дверь, кувырком уходит в коридор.
   В комнате на пару секунд зависает тишина и недвижность. Женя, сидя на диване, Дмитрич лежа на полу целят в дверь.
   Фотограф злобно шипит сквозь стиснутые зубы, начинает шевелиться.
   Дмитрич плавно перетекает в стоячее положение, подходит к фотографу, помогает подняться.
   Фотограф с шипением боли встаёт. Щупает кровящее правое плечо, смотрит на ладонь, пытается пошевелить правой рукой, громко шипит от боли.
   Дмитрич, помедлив, делает полный вздох, задерживает дыхание, потом с тихим свистом-шорохом через зубы выдыхает.
   Женя, спокойным голосом констатирует:
   - На рёбрах - ушиб. Угол падения пули на бронник часть энергии увёл в рикошет.
   Женя переводит взгляд на фотографа, говорит:
   - Пётр Авдеевич, у Вас есть бинт и водка-коньяк?
   Фотограф стоит, не отвечая, болезненно морщась, зажимая руку.
   Женя рявкает:
   - ПЕТЯ!
   Фотограф вздрагивает, поднимает злобно-больной взгляд на Женю.
   Женя тыкает в руку фотографа, жёстко лязгает:
   - Перевязать! Есть чем?
   Фотограф, злобно уныло:
   - Да откуда... скорую надо вызывать.
   Женя встаёт с дивана, шагает к конторке, поднимает с пола сигареты, зажигалку, на ходу говорит:
   - Скорую, конечно, можно, но пока она приедет, надо всё-таки как-нибудь перевязать. А во вторых, я не уверен, что скорая не привезёт укольчик со снотворным.
   Женя прикуривает. Фотограф молчит, глядя на Дмитрича.
   Дмитрич шагает к конторке, поднимает столик, ставит его обратно. Женя собирает с пола папиросы, спички, кидает обратно на столик.
   Фотограф, злобно:
   - Да какой нах укольчик?!
   Женя расстроено вздыхает, потом скучающе говорит:
   - Простите, Пётр Авдеевич, я что-то забыл, что в некоторых сферах Вы не профессионал. Просто очевидно же, что во первых, за Вами следят, во вторых, бояться, что Вы сдадите какую-то информацию и готовы ликвидировать. Конечно, можно предположить, что это привели мы. Там, какое-нибудь политуправление армии, которое в курсе нашей затеи с Плейбой Спешл. Но они, скорей всего, просто пришли бы после нас и настоятельно предложили отказаться. Так что это по вашу душу.
   Фотограф, нервно:
   - Да с чего бы это?
   Женя расстроено вздыхает, говорит скучающе-незаинтересованно:
   - Ну, понимаете, Пётр Авдеевич, мы обратили на Вас внимание в процессе... знаете, у Вас есть салфетки и спирт? Давайте я всё-таки перевяжу?
  
   Пять минут спустя.
   Фотограф в майке, сидит на табурете, у столика, боком к Жене. Женя - на краю дивана. На столике - стопка салфеток, пузырёк спирта, моток изоленты, кофейник, сахарница, чашки. Дмитрич, попыхивая папиросой, стоит сбоку от двери.
   Женя открывает пузырёк, мочит салфетку, просит:
   - Поднимите руку, пожалуйста.
   Фотограф поднимает руку, Женя накладывает салфетку на порез. Фотограф шипит. Женя кладёт сверху сухих салфеток, приматывает изолентой.
   Говорит:
   - Ну вот, всего делов.
   Фотограф осторожно опускает руку, берёт пиджак, начинает одевать. Женя тянется к кофейнику, разливает кофе по чашкам. Кидает в чашку четыре ложки сахара, размешивает, пододвигает к фотографу. Скучающе-холодно говорит:
   - При кровопотере и шоке полезно сахар.
   Фотограф раздражённо пялиться на чашку.
   Женя наливает кофе, кидает две сахару, встаёт, относит Дмитричу. Возвращается, наливает кофе себе, накидывает три сахара, размешивает. Берёт чашку, закуривает. Берёт чашку, отхлёбывает. Говорит:
   - Хороший у Вас кофе, Пётр Авдеевич. Турецкий?
   Фотограф, помедлив, буркает:
   - Да.
   Берёт чашку, отхлёбывает.
   За дверью слышится топот нескольких человек. Топот замирает под дверью. Дверь чуть поскрипывает от попыток открыть. Раздаётся стук кулаком, за дверью требовательно кричат:
   - Откройте, милиция!
   Женя, повернув голову к двери рявкает:
   - Не откроем, контрразведка!
   За дверью - удивлённая тишина.
   Женя отхлёбывает кофе, затягивается. Подмигивает растерянному фотографу.
   Из-за двери - осторожный голос:
   - Товарищи, а разрешите документы?
   Женя ставит чашку, достаёт мобильник, набирает быстрым набором номер, кричит:
   - Товарищи, а разрешите позывной в милицейской патрульной сети?
   За дверью несколько секунд замешательства, доноситься возмущённый голос:
   - Петрович, да что ты мнёшься? Давай вынесем нах дверь.
   Женя, тихо, в трубку:
   - Секундочку!
   Затем, громко:
   - Не надо дверь - нах! Тем более выносить! Это похищение и изнасилование имущества! Прокуратура задолбается статьи подбирать! Вы хоть представьтесь, раз позывной в патрульной сети забыли!
   За дверью - удивлённая пауза. Потом сдержанный хохот, громкий голос:
   - Старший лейтенант Вамин, 2 полк патрульно-постовой службы.
   Женя, в трубку:
   - Товарищ майор, мы у фотографа. Постреляли немного по залётному ликвидатору. Под дверью - старший лейтенант Вамин из 2-го полка. Да... понял.
   Женя отбивает звонок, кладёт трубку в карман.
   Берёт кофе, прихлёбывает. Глядит на мрачного фотографа.
   Фотограф, со сдерживаемой ненавистью:
   - А мне документы тоже - не?
   Женя, тихим голосом, чуть извиняясь:
   - Понимаете, Пётр Авдеевич, я им наврал. На самом деле, мы не из контрразведки.
   Женя затягивается. Фотограф презрительно кривиться. Женя:
   - Мы наоборот.
   Фотограф:
   - Да неужели? Шпионы что ль?
   За дверью - громкий голос:
   - Пётр Авдеевич, у вас всё нормально?!
   Фотограф, помедлив, решительно кричит:
   - В некотором роде - да! Полагаю, что имеющиеся проблемы силами милиции не решаются. Тут нужен плотник.
   За дверью - пауза в пару секунд, потом слышится удаляющийся топот.
   Женя, возмущённо:
   - Нет, мы не шпионы! Мы - разведчики.
   Фотограф, помедлив, на немецком:
   - И в этой связи, никаких документов, удостоверяющих личность, у вас нет?
   Женя, помедлив, медленно, неуверенно, на немецком:
   - Простите... я мало немецкий... Америка. Документы - не так. Есть много.
   Фотограф, помедлив, открывает рот спросить, Женя перехватывает, на русском:
   - Но, Пётр Авдеевич, мы к вам с практически, частным, платным заказом.
   Фотограф медлит, настороженно:
   - До перевязки вы начали рассказывать...
   Женя:
   - Ах, да... - тушит окурок в пепельнице. - ... так вот. Мне понравилось, какое портфолио вы сняли моей жене. И тестю - Женя кивает на Дмитрича - тоже понравилось качество работы.
   Фотограф сидит, оцепенев. Женя отхлебнув кофе, бодрым голосом:
   - В целом по ситуации же... ситуация в целом, конечно, предполагает проведение допроса третьей степени для выявления всех получателей отпечатков и изъятия негативов. Но это как-то напоминает мелочную бессильную злобу, поскольку очевидно, что Вы лично, в отличие от бывших членов КаДжиБи, просто делаете и рассылаете портфолио, а к началу действительно преступной цепочки имеете весьма смутное отношение. Хотя, как показывает недавний посетитель, вы в состоянии назвать имя. Но нам - не надо.
   Фотограф выдавливает скептически:
   - Почему?
   Женя, бодро, радостно:
   - Не спортивно. Вот взять кого-нибудь из пехоты противника живьём и без свидетелей и допросить - другое дело. Или же воспользоваться дедуктивным методом и вычислить. Или же средствами аппаратной разведки получить достаточную доказательную базу. А вот так, за кофе, в процессе обсуждения заказа - не, не спортивно.
   Женя делает глоток, ставит пустую чашку, встаёт, идёт к двери.
   У двери поворачивается, с легким поклоном говорит:
   - Засим, Пётр Авдеевич, дозвольте откланяться с наилучшими заверениями во всяческом почтении и надежде на дальнейшее продуктивное сотрудничество. Поправляйтесь, обдумайте наше предложение касательно Плейбой Спешл и иже с ним. Проконсультируйтесь с компетентными сотрудниками и знающими людьми, ежели лично затрудняетесь принять решение. Всего наилучшего.
   Дмитрич открывает дверь, выходит. Женя - за ним. Дверь закрывается.
   Фотограф несколько секунд сидит, с бессильной ненавистью глядя на дверь. Потом с невнятным воплем хватает женину чашку, кидает в дверь. Чашка разлетается веером осколков.
   Фотограф, вцепляется руками в волосы, протяжно воет-плачет:
   - Суки... вот суки, бля... твари ебаные.
   Дверь медленно раскрывается.
   Фотограф замирает.
   В дверь через край косяка заглядывает Женя.
   Женя, скучающе:
   - Да, Пётр Авдеевич, забыл уточнить один вопрос: у Вас завещание без неожиданностей? Нам было бы удобней выкупить набор объективов и освещения у Виктора, чем изымать вещьдоки.
   Женя изучает растерянное лицо фотографа, буркает:
   - Ну да, я так и предполагал.
   Женина голова исчезает за косяком.
   Фотограф медлит, потом вскакивает, с криком "погодите!" бежит к косяку.
   В дверях наталкивается на шагающего внутрь Женю, отшатывается назад, спотыкается, заваливается на пол.
   Женя, замерев, с интересом смотрит на фотографа, говорит:
   - Ну, годю, как Вы и просили.
   Фотограф, резко, истерично:
   - Сколько дадите?
   Женя, непонимающе:
   - Чего Вам давать?
   Фотограф, с болью и ненавистью в голосе:
   - Да прекратите уже паясничать.
   Женя, холодно, жёстко, гулко-пронзительно:
   - Вы точно понимаете, о чём просите?
   Фотограф стоит, оцепенев, лицо его медленно перетекает в гримасу ужаса. Через пяток секунд Женя хмыкает, его лицо расплывается в дурачливую улыбку.
   Женя, очень наиграно-весело:
   - Ну, я так понял, что я лучше попаясничаю. Так чего вам давать? Пирожков или пиздюлей?
   Фотограф стоит, всё ещё оцепенев. Потом отмирает, растеряно, с непонимаем, где он и что происходит:
   - А?
   Женя, ласково:
   - Вам, Пётр Авдеевич, чего - пирожков или пиздюлей.
   Фотограф, суматошно-растеряно, бегая взглядом по полу, как будто потерялся и ищется:
   - Что?... Нет... не надо пиздюлей.
   Женя тем же ласковым тоном, в котором проскакивают нотки наглой рыночной продавщицы:
   - Значит, пирожков. Вам с чем? С напильниками, с цианистым калом, с узловатой верёвкой, с валютой мелкими купюрами?
   Фотограф замирает, глядя в пол. Поднимает взгляд, наталкивается на безжалостный хохот в Жениных глазах. Роняет взгляд, растеряно спрашивает:
   - Что это было?
   Женя:
   - Это был малый ассортимент пирожков спецпекарни разведуправления генерального штаба армии и флота СССР.
   Фотограф замирает со взглядом, устремлённым в пол. Через пяток секунд медленно говорит:
   - Я понял... это такие специальные методики... - чуть поднимает взгляд, не решается взглянуть на Женю, роняет взгляд обратно, говорит обречённо: - мне, если можно, с валютой. Можно сразу рублями по курсу.
   Женя неодобрительно цыкает:
   - Вы, Пётр Авдеевич, не правильно поняли. Это не методики. Это лично я.
   Фотограф медленно, тяжело поднимает взгляд, смотрит Жене в глаза. Женя, очень весело и недоумённо:
   - Я, право, не понимаю, за что Вам - пирожок с рублями?
   Фотограф открывает рот, Женя перехватывает, тем же тоном:
   - Ну, если вы хотите взять часть оборудования и поехать в тур по стране пофоткать пейзажи и людей на природе - это похвально. Я мог бы пока что присмотреть за студией и, возможно, даже обслужить некоторых клиентов из не самых востребованных. Но что мне за это будет?
   Фотограф смотрит на Женю с выражением бессильного злобного охуения на лице. Лицо фотографа медленно перетекает в истерику. Фотограф неуверенно издаёт хихик, срывается в истерическое хихиканье, падает на колени.
  
   Кабинет ресторанчика. На столе - бутылка водки, тарелки солянки, салаты.
   За столом - Дмитрич, мрачно-угрюмо сгорбившийся, жуёт потухшую беломорину.
   Входит Женя с мокрым лицом, встряхивает мокрые руки. Садиться за стол, недоумённо смотрит на пустые рюмки.
   Дмитрич, мрачно, глядя в стол:
   - Знаешь, Ионыч, я сначала хочу знать, за что ты предлагаешь, и решить, хочу ли я за это пить.
   Женя вздыхает, свинчивает пробку, разливает. Поднимает рюмку, бодро буркает:
   - Приятного аппетита.
   Стукает об край тарелки, выпивает, начинает есть солянку.
   Дмитрич медлит, поднимает взгляд на Женю. Тот спокойно, с аппетитом, кушает.
   Дмитрич опускает взгляд, берёт стопку, несколько секунд задумчиво её крутит, потом молча пьёт, ставит на стол. Дозакуривает беломорину, жадно затягивается. Выпускает струю дыма вбок через стиснутые зубы, мрачно говорит:
   - Знаешь, Ионыч, время от времени у меня появляется желание тебя убить.
   Женя, прожевав:
   - Плохо.
   Дмитрич, мрачно:
   - Знаю.
   Женя:
   - Плохо, что время от времени. Оно, вообще-то должно присутствовать постоянно.
   Дмитрич вскидывает на Женю бешеный взгляд. Женя, спокойным голосом, глядя в вправо-вниз, задумчиво
   - По чуть-чуть, но постоянно. Или не очень чуть-чуть, но управляемо. Это вообще нормальное состояние витязя, работающего в паре с вредышем.
   Дмитрич, яростно:
   - Какаим, блять нах, вредышем?!
   Женя поднимает взгляд на Дмитрича, спокойно говорит:
   - Ты не переживай. Мне тоже хочется тебя убить. Иногда - довольно сильно. Особенно, когда суешь голову в дупло и думаешь, что замаскировался под дуб.
   Дмитрич вдыхает-выдыхает. Натягивает каменное лицо, отмороженным голосом говорит:
   - Вы, товарищ прапорщик, не могли бы привести дефиницию понятия вредыш?
   Женя, ровным голосом с нотками спокойного энтузиазма:
   - Конечно, товарищ майор. Вредыш, в данном случае, разговорный термин из технологии сословий, обозначающий ведущую половину пятого сословия - асы, каковая половина специализируется на управлении игровыми процессами методом взятия под контроль глобальных игровых проблем и неприятностей, где наиболее распространённым методом контроля является непосредственное или через исполнителей исполнение таковых проблем, назревших к воплощению в реальность таким образом, чтобы реальный долгосрочный ущерб от воплощения проблем сводился к минимуму.
   Дмитрич, злобно-растерянно:
   - Так, ещё раз и помедленней.
   Женя, медленно, монотонно:
   - Конечно, товарищ майор. Вредыш, в данном случае, разговорный термин из технологии сословий, обозначающий ведущую половину пятого сословия - асы, каковая половина специализируется на управлении игровыми процессами методом взятия под контроль глобальных игровых проблем и неприятностей, где наиболее распространённым методом контроля является непосредственное или через исполнителей исполнение таковых проблем, назревших к воплощению в реальность таким образом, чтобы реальный долгосрочный ущерб от воплощения проблем сводился к минимуму.
   Дмитрич несколько секунд сидит, злобно пережёвывая папиросу. Потом кидает на бутылку взгляд, полный злобной надежды, медленно, нарочито-аккуратно, выкладывает окурок в пепельницу, говорит настороженно:
   - А извольте пример для пояснения.
   Женя:
   - Да пожалуйста. Группа учёных работает над революцией в американской энергетике. Группа полна энтузиазма дать стране много дешёвого электричества, что в долгосрочной перспективе выводит страну в научные и производственные лидеры. Некий вредыш заворачивает работу группы учёных в сторону бомбы. Бомба получается. Но - вот незадача! - часть учёных использовали в тёмную, и их энтузиазм к работе сменяется на почти противоположную эмоцию. Выливающийся в бунт в виде создания некоей общественной организации, ратующей за ответственность учёных за свои разработки и отсутствие госконтроля над разработками. Вот если бы США спокойно и массово строили силовые реакторы... и между делом копили как бы топливный плутоний, параллельно разрабатывая стратосферный бомбер, то дела пошли бы совсем по-другому... кстати, о бомбе. Вот интересно, зачем японцы построили подводный авианосец, и посредине войны кинулись в Вашингтон одной ма-а-а-аленькой бомбочкой? И зачем базу подлодок в Нагасаки бомбили ТАК? Правда, хорошо, что США читали японскую "Хризантему"? И, несмотря на перестраховку осевиков от Канариса, всё-таки были в курсе, над чем работают в японских концлагерях?
   Женя закидывает в рот ложку солянки.
   Дмитрич мрачно смотрит на бутылку. Медленно берёт её, разливает по стопкам. Ставит бутылку обратно, не выпуская из руки. Медленно цедит:
   - Хня. Ощущение, что мозги мне полощешь.
   Женя вздыхает, проглатывает, кладёт ложку, ровным, очень серьёзным голосом говорит:
   - Дмитрич, я не пытаюсь полоскать тебе мозги. Тебя просто нахлобучило паникой. Ты увидел...
   Дмитрич, вскидываясь, впиваясь в Женю взглядом, яростно:
   - Да нихуя я не увидел!!! Ты попросил подождать, зашёл один, а через двадцать минут вышел с договором аренды, а фотограф, внешне целый, уехал в психушку. И я нихуя не знаю, как ты это сделал.
   Женя, спокойным задушевным голосом:
   - Во! И теперь тебе ссыкотно, что я могу так же - с тобой. Только вот ссыкотно тебе не с меня, а с СЕБЯ.
   Дмитрич, охуевше-непонимающе:
   - В СМЫСЛЕ?
   Женя:
   - В прямом. Ты представил, что бы МОГ делать ты, если бы умел за двадцать минут ломать человека в хлам, не трогая его пальцем и не давая сбежать с канала общения. И подумал, что я БУДУ делать то же. Пропустив, по простоте армейской, несколько немаловажных деталей.
   Дмитрич, с злобным скепсисом:
   - Это каких же?
   Женя, ровно, с лекторским энтузиазмом:
   - Ну вот представь... что у тебя есть спутник, на котором стоит снайперка. Крупняк, начальная пули стопицот в секунду, пуля маневрирующая, управляемая. На спутнике камера - фасетки таракана на бегу пересчитать можно. Представил?
   Дмитрич, мрачно:
   - Ну.
   Женя:
   - И вот ты прям как армейский снайпер весь в мечтах, что ух, как бы ты лупил врагов в макушки... вот только вы, товарищ майор, почему-то забываете, какова стоимость одного такого выстрела, и какой объём подготовки надо провести, чтобы не тратить эти выстрелы впустую.
   Дмитрич, мрачно, но уже задумчиво:
   - Не улавливаю аналогии.
   Женя:
   - Ты, Дмитрич, умеешь же, сидя в поле, громко-громко думать, что ты - кустик? Чтобы тебя чуйкой не засекали?
   Дмитрич:
   - Ну.
   Женя:
   - И, возможно, даже умеешь подстраиваться под наблюдателя. Неким чутьём ловить его ожидания... там, какой породы кустик... или списывать случайный шорох на мышку или на "показалось".
   Дмитрич, задумчиво:
   - Ну.
   Женя:
   - Ну так вот я применяю всё тот же навык. Только развитый и заточенный. Он, вообще-то, есть у многих. Только многие его не понимают, и используют интуитивно. Как дети, которые научились как-то ходить, и на этом остановились. И не стали учиться танцевать или качать маятник. И используют они его для того, чтобы нравиться. А я использую его... не как хочу, нет. А как надо.
   Дмитрич:
   - Кому - надо?
   Женя вздыхает, потом буркает:
   - Ты прокрути в памяти беседу с Авдеичем.
   Дмитрич:
   - Ну
   Женя:
   - Не-не, прокрути.
   Дмитрич смотрит на Женю настороженно, спрашивает:
   - На предмет?
   Женя:
   - Ты видишь ли, что мы... коммуницировали не с живым существом, а механизмом, к фотоаппарату приставленному. Сложным, расчётливым - но механизмом?
   Дмитрич замолкает, уходя в воспоминания. Потом буркает:
   - Ну, похоже на то.
   Женя, устало:
   - Мы с тобой расшатали этот механизм. Ну а потом, вернувшись один, я провёл ему... исповедь с проповедью, так скажем, которая этот механизм доломала. И наружу вылезло то, чем Пётр Авдеевич является на самом деле.
   Дмитрич замирает, задумавшись. Потом отпускает бутылку, берёт рюмку, поднимает, вопросительно, с нотками извинения:
   - Ну, Ионыч, давай что ли за новоселье.
   Выпивают, Дмитрич принимается за солянку. Женя:
   - Кстати, Дмитрич. Анекдот вот... - истерическим тонким голоском орёт: - Скорая! Скорая! Приезжайте скорей. Тут человеку внезапно очень хорошо стало.
   Дмитрич хмыкает, Женя, разливая по второй, тем же голосом:
   - Где мы? Да в церкви мы!
   Дмитрич замирает с ложкой, не донесённой до рта. Женя, возмущённо:
   - Что значит - звоните в КаГэБэ? Зачем - в КаГэБэ? - удивлённо: - Ну да... пострадавший - с исповеди.
   Дмитрич с каменным лицом медленно опускает руку с ложкой. Женя, грустным голосом:
   - Ну, дальше там совсем не смешно. Так что давай за исповедь.
  
   Палата с мягкими стенами. Посредине палаты сидит фотограф, завёрнутый в смирительную рубашку. Тихо раскачивается вперёд-назад.
   Открывается дверь. На пороге - пожилой лысый здоровяк в дорогом чёрном костюме и человечек в очках и белом халате.
   Человечек, натужно-вальяжно:
   - В целом, пациент смирный и вполне коммуникабелен, но примерно раз в три часа наблюдаются приступы локомоторной гиперактивности.
   Здоровяк коситься на человечка. Тот смущённо умолкает.
   Здоровяк, тихим низким голосом:
   - Он сильно обколотый?
   Человечек открывает рот, здоровяк перехватывает:
   - По простому - да-нет.
   Человечек, помедлив:
   - Не сильно.
   Здоровяк кивает кому-то в коридоре, шагает вперёд, закрывая дверь.
   Подходит к фотографу, садиться на корточки. Несколько секунд ловит фотографа в фокус внимания, проникновенно спрашивает:
   - Петя, кто к тебе приходил? - пауза - Милиция? - пауза - Бандиты? - пауза - КГБ? - пауза - Военные?
   Фотограф медленно поднимает голову, пустым взглядом полутрупа глядит на здоровяка, медленно говорит:
   - Я... сказал... перестань паясничать. Он... прострелил колени, локти, смял яйца, а потом... потом... - фотограф роняет голову, тихо шепчет в пол: - потом он мне... вложил тоску... очень сильную... девки сидящей на цепи в ожидании, когда заебут насмерть. А потом он всё это убрал, и... сказал, что будет паясничать дальше. Я спросил, что это приёмы служб. Он сказал, что это он сам. Тогда я понял, что живу не так, как надо. И понял, как надо. Стало легко и весело. Дал ему студию и поехал сюда. Потому что очень весело. Боюсь умереть от смеха.
   Фотограф поднимает взгляд, пристально смотрит в здоровяка. Медленно, с нотками горечи и безумного смеха тянет:
   - Не веришь. Никто не верит.
   Здоровяк, мрачно:
   - Верю-верю.
   Фотограф, начиная расплываться в безумной улыбке:
   - Не веришь. Если б верил - бежал бы уже отсюда, пока он тебя не поймал.
   Здоровяк пару секунд медлит, встаёт. Буркает угрюмо:
   - Так и сделаю. Поправляйся.
   Идёт к двери. Чуть горбиться от истерического смеха фотографа за спиной.
   Дверь распахивается. На пороге стоит Женя, в тонких очках в золотой оправе, приталенном халате, шапочке, в белых туфельках на каблуке. Из под шапочки слева выбивается белоснежный локон. За очками, из темных щелей подводки, льдисто сверкают серые глаза. В руках - толстая папка на молнии из белой кожи.
   Здоровяк замирает, его взгляд прыгает на голые женины коленки, виднеющиеся из под подола халата, прыгает обратно на лицо.
   Женя походкой "от бедра" шагает в камеру, со второго шага резко вбивает носок левой туфли здоровяку в пах. Руки здоровяка, дернувшиеся на блок и к правой подмышке, замирают. Потом он со стоном сгибается, с мрачным лицом продолжая тянуться к подмышке. Женя, поставив ногу после удара, второй ногой лупит боковой в висок. Под задравшейся полой халата мелькает белая полоска трусов.
   Здоровяк, вздрогнув от удара, начинает оседать на пол, из его руки выпадает ТТ.
   Женя, поправив халат, присаживается на корточки, подбирает пистолет, проверяет. Расстёгивает папку, засовывает туда пистолет. Обыскивает здоровяка, перекладывает в папку извлекаемые из карманов кошелёк, ключи, красные корочки, две авторучки.
   Женя, застегивая папку, поднимается с корточек, идёт к двери. Выйдя, поворачивается, задумчиво смотрит на здоровяка и хохочущего фотографа. Командно кивает на здоровяка.
   В камеру входят два больших санитара. У одного в руках - шприц, у другого - смирительная рубашка.
  
   Темнота.
   В темноте слышнен всхлип, потом шорох ткани, скрип натягиваемых ремней.
   Голос здоровяка, невнятный, с заплетающимся языком:
   - Эй! Кто-нибудь!
   Женин голос из динамика:
   - Что вы хотели, больной?
   Здоровяк, возмущённо-злобно:
   - Да вы знаете, КТО я? Вы что творите, твари?!
   Женя, холодным профессиональным голосом:
   - МЫ прекрасно знаем, кто вы. Гораздо более, чем вы сами о себе можете представить... как и положено лечащему психиатру.
   Здоровяк, с трудом дыша от возмущения:
   - Да... да вы... - срывается на рёв: - Да вы охуели, твари! Да вы представляете, что с вами сделают?!
   Женя, тем же голосом:
   - Кто сделает?
   Здоровяк:
   - Да... - осекается. Молчит.
   Женя, холодным противным голосом, с ноткой нравоучительного превосходства:
   - О. Ты что-то начинаешь понимать, дурачок. Посиди, подумай над своим поведением. Дурачок.
   Здоровяк, мрачно, хрипло:
   - Что ты хочешь?
   Женя, ласково-издевательски:
   - Чтобы ты поправился, дурачок. Мы пока тебя понаблюдаем, дурачок. И назначим лечение, дурачок. Может быть, полгода гормональной терапии с клизменным питанием, а затем шоковую групповую терапию, дурачок. С видеорегистрацией, дурачок.
   Несколько секунд напряжённого молчания. Голос здоровяка, полный угрюмой ненависти:
   - Что ты хочешь?
   Женя, ласково-издевательски:
   - Чтобы ты поправился, дурачок. Мы пока тебя понаблюдаем, дурачок. И назначим лечение, дурачок. Может быть, полгода гормональной терапии с клизменным питанием, а затем шоковую групповую терапию, дурачок. С видеорегистрацией, дурачок. Но пока мы тебя понаблюдаем, дурачок. Посиди, подумай над своим поведением. Дурачок.
   Еле слышно шваркает, отключаясь, динамик.
   Несколько секунд тишины и темноты.
   Тишину раздирает невнятный вой здоровяка.
   Здоровяк невнятно воет несколько секунд. Затихает, всхлипывая. Затихает совсем.
   Тишина, темнота.
  
   Неопределенное время спустя шваркает динамик.
   Женя, холодным казённым голосом:
   - Пациент, закройте глаза. Сейчас персонал войдёт осуществить вам иньекцию и провести питающие процедуры.
   Здоровяк, невнятно хрипит:
   - Не надо... убейте... просто убейте...
   Женя, тем же голосом, в сторону от динамика
   - Наблюдаю проявление суицидальных сиптомов. Приготовьте антидепрессантов.
   В камере вспыхивает свет. Стены, обшитые матрасами, на полу - здоровяк в смирительной рубашке и коконе на ногах, зареванный, в соплях. Жмуриться от яркого света.
   Со скрипом раскрывается дверь. Входят два медбрата. У одного в руках - клизма, у другого - два шприца.
   Медбратья подходят к здоровяку, один ставит клизму на пол. Они перекатывают его на живот. Он начинает орать и биться. Они наваливаются на него, фиксируя голову за волосы и корпус. Тот, что со шприцом, вкалывает иглу в шею. Отпускают его. Здоровяк несколько секунд продолжает биться и невнятно орать, обмякает, продолжая вяло, неуклюже трепыхаться.
   Один медбрат начинает стягивать с ног кокон, второй подбирает клизму.
   Здоровяк, невнятно, заплетающимся языком:
   - Не... не надо.
   Медбрат, закончив сдёргивать кокон, хватает здоровяка за ремень вокруг пояса, поддёргивая вверх на колени, фиксирует в таком положении. Второй достаёт из кармана тюбик вазелина, одной рукой привычно свинчивает пробку. Выдавливая вазелин на очко здоровяка говорит успокаивающе:
   - Да ладно, привыкнешь. Ещё сам просить будешь, чтобы воткнули.
   Санитары гогочут, один роняет тюбик на пол, втыкает клизму, здоровяк слабо, невнятно вздрагивает. Санитар надавливает на клизму, вынимает, вытирает очко салфеткой, приговаривая:
   - Ну вот, и покушали. А теперь - спать.
   Санитары натягивают обратно кокон, собирают с пола тюбик, шприц, выходят. Свет гаснет.
   Темнота и тишина.
  
   Вспыхивает свет.
   Здоровяк со стоном морщиться.
   Входит санитар с кляпом в руке. Одевает на здоровяка кляп. Выходит. Свет гаснет.
   Темнота, в которой слышны невнятные стоны здоровяка. Стоны медленно затихают. Раздаётся полный тоски и боли вой.
   Темнота и тишина.
  
   Вспыхивает свет.
   Здоровяк лежит, сотрясаясь крупной дрожью.
   Входят санитары с клизмой и шприцом.
   Один кладёт шприц в карман, подходит к здоровяку, снимает кляп, ласково спрашивает:
   - Что, родная, ломочка колбасит?
   Достаёт из кармана шприц, вертит его перед глазами здоровяка, приговаривая:
   - А доза-то вот она... всего-то делов - опа - и нету ломочки.
   Здоровяк, жмурясь от света, больным взглядом смотрит на шприц.
   Санитар:
   - А на что ты у нас уже готова за дозу, красавица? А?! Соснёшь? Ну, ты как насчёт миньетика?
   Здоровяк на миг мрачно застывает, потом закрывает глаза, стискивает зубы.
   Санитар:
   - Так... пока капризничаем. Ну ничего. У нас ещё всё впереди.
   Санитары ловят здоровяка, фиксируют. Вкалывают укол в шею.
   Снимают кокон, делают клизму, одевают. Выходят.
   Свет гаснет. Темнота и тишина.
  
   Шваркает динамик.
   Женин ласковый голос:
   - Ну, как дела, дурачок?
   Несколько секунд тишины. Невнятный сбивчивый хрип здоровяка:
   - Ху-хуёво.
   Женя:
   - Ну, извини, дурачок. В нашем санатории разные условия для плохих и послушных девочек.
   Шваркает динамик.
   Невнятный хриплый шёпот, полный больной безнадёги:
   - Сука.
   Темнота и тишина.
  
   Вспыхивает свет.
   Входят санитар, одевает кляп, выходит.
   Свет гаснет. Темнота и тишина.
  
   Вспыхивает свет.
   Здоровяк лежит, сотрясаясь крупной дрожью.
   Входят санитары со шприцом и клизмой. Тот, что со шприцом, сдёргивает кляп, спрашивает:
   - Ну, как настроение, родная?
   Здоровяк, сипло стонет:
   - Не надо... я... всё скажу... всё... всех сдам... только не надо...
   Санитар, сочувствующе:
   - Ой, наша красавица бредит.
   Здоровяк, с надрывом хрипит:
   - Не надо...
   Шваркает динамик, холодный женин голос:
   - Проведите увлажнение речевых органов. Следует записать деллюзии пациента для истории болезни.
   Один из санитаров достаёт из кармана большой шприц без иглы, прыскает струйкой воды в рот здоровяка. Тот судорожно сглатывает. Санитар брызгает ещё раз, доливая шприц, убирая его в карман.
   Женя, холодно:
   - Слушаю.
   Здоровяк, сглотнув:
   - Мы... я подполковник КГБ в отставке Скольченко Петр Иванович и полковник КГБ в отставке Гагридзе Шамиль Исманович, организовали группу, осуществляющую на территории Ленинградской области похищение, посадку на наркотики, проституцию и порнографию и работорговлю. Основной исполнительный состав группы сформирован из бывших личных осведомителей меня и Гагридзе. Так же Гагридзе поставлял группе документы, удостоверения на настоящих бланках. Мной группе поставлялось вооружение и экипировка, изъятые во время службы со склада вещьдоков. В состав группы для были включены старший лейтенант КГБ Масляченко Иван, капитан МВД в отставке...
  
   Кабинет. Стол с лампой и стопкой папок, ручками и карандашами в стакане, два стула для посетителей. Вдоль стены - шкаф с наваленными папками.
   В кресле сидит человечек в очках и в халате. У открытого окна, глядя на дневную улицу, стоит курит Женя в халате и туфельках.
   Женя, холодным голосом:
   - Таким образом, коллега, вы доказали, что применение три-гамма-бензоата алмадола ускоряет субъективное восприятие времени и позволяет добиваться эффекта в сжатые сроки. Поздравляю.
   Человечек:
   - Поразительно! Да! Просто поразительно, Галина Викторовна.
   Женя выкидывает на улицу окурок, подхватывает с подоконника папку, идёт к столу, на ходу расстёгивая папку.
   Женя, кидая на стол конверт:
   - Ваш гонорар за помощь в исследованиях, Виктор Анатольевич.
   Человечек вскакивает, замирает.
   Женя идёт к двери. Человечек дёргается из-за стола проводить. Женя, взявшись за ручку двери, говорит задумчиво-пренебрежительно:
   - Да... я полагаю, что объект эксперимента проявил устойчивую ремиссию и его можно перевести на более мягкие условия.
   Распахивает дверь, выходит.
  
   Улица. Напротив клиники стоят тёмно-синие "Жигули". За рулём - Влад.
   Женя, выйдя из клиники, переходит улицу. Влад заводиться. Женя садиться в машину.
   Влад:
   - Куда, командир?
   Женя, тусклым голосом:
   - Пока что - отсюда.
   Влад трогает.
   Женя, откинувшись, смотрит в окно тусклым взглядом. Медленно опускает его, закуривает. Уныло выпускает в окно дым.
   Влад, осторожно:
   - Ты как, командир?
   Женя затягивается, выпускает дым, говорит блекло:
   - Тяжко. - молчит, глядя в окно, затягивается, выпускает дым. Говорит, тускло с нотками боли: - Всё-таки тяжко это... экстренное потрошение пленных - нормально. Вдумчивый, неспешный допрос четвёртой степени - с химией, психотронным оборудованием и экстрасенсорикой - ну, ещё туда-сюда. Там, продать чью-то душу демонам... ну, хотя бы понятно, что она в какие-то дело пойдёт. А вот сдать кого на растерзание и заговнение души психиатрами... тяжко.
   Влад, помолчав, ещё осторожней:
   - А вот с демонами... что - есть выходы на покупателей?
   Женя, помедлив, устало хмыкает, мрачно-весело тянет:
   - Тебя, Лёд, я не продам. - затягивается, облачком дыма, хищно: - Самому пригодиться.
   Несколько секунд молчания.
   Влад, очень заинтересованно:
   - А зачем? Тебе - зачем?
   Женя, затянувшись, облачком дыма:
   - Влад, я, видать, кажусь некоей хренью, которая может всё и потому нафиг не нуждается в команде. Ну так это ни фига не так. Я отлично понимаю, что эффективность команды равняется векторной сумме волей соучастников.
   Влад, резко:
   - Стоп-стоп... ещё раз.
   Женя:
   - Человека можно описать как вектор воли, нацеленный на исполнение замысла человека в данной жизни через реализацию различных профессиональных деятельностей.
   Женя замолкает, затягивается, выкидывает окурок в окно.
   Влад:
   - Ну-у-у, да... понял.
   Женя:
   - Эффективность команды равняется векторной сумме волей соучастников. Команда может уткнуться в нехватку у команды профессионального навыка. И из-за этих затыков в армии думают, что команда - это коллекция навыков, и собирают команду по принципу снайпер-сапёр-санитар-самокатчик-самогонщик-самоёбщик. Но длительная эффективность команды зависит от того, сколько воли к цели она способна генерировать. Поскольку личную цель человека поменять нельзя - только устранить засоры чужими целями, то полезность человека для команды определяется его местом. То есть тем, что его поставили на место, где его вектор вкладывается в общий эффективно. Очень, очень простая технология построения команд, но оставляет за бортом 94 процента населения, которые не способны генерировать волю и потому паразитируют на воле директоров. Лучшие - с пониманием, что сами они не смогут ничего, кроме как освоить навык.
   Женя замолкает. Влад задумчиво рулит пяток секунд. Выныривает из мыслей.
   Женя:
   - Продолжим потом. За нами хвост. Будем резать. За союзпечатью в двусотне метров сверни налево и прибавь.
   Влад:
   - Делаю.
  
   Небольшой квадратный двор, зажатый стенами домов, арки сквозных проездов.
   В двор со скрипом шин на повороте влетают "Жигули", резко, с пробуксовкой, дают задний ход вбок, прижимаясь кормой к стене. В открытом боковом окне - Женя и два ствола ТТ.
   В арку со скрипом шин влетает бежевая "Волга".
   Бахает выстрел. Водитель и пассажир "Волги" дергаются, выбрасывая из шей струйки крови.
   "Волга", вильнув, сбрасывая ход, врезается в угол арки.
   Дверь "Жигулей" распахивается. Выходит Женя, идёт к "Волге". В одной руке - ТТ, в другой - чёрный пластиковый пакет, на руках - медицинские перчатки.
   "Жигули", сдав вперёд, перекрывают выезд из двора.
   Женя на ходу смотрит на бабку, замершую на лавочке у подъезда. Широко улыбается, прикладывает к губам ствол пистолета, беззвучно говоря "тссс".
   Женя подходит к "Волге", смотрит на труп водителя, впечатанный в руль, на пассажира, который ворочается на капоте, зажимая рукой простреленную шею. Пассажир, при звуке шагов, тянется свободной рукой под пиджак.
   Женя стреляет. Голова пассажира дёргается, он обмякает.
   Женя, со вздохом:
   - Удачной реинкарнации, чуваки.
   Женя быстро обыскивает тела, скидывая в пакет два ТТ, обоймы, кошельки, ключи, удостоверения. Оставляет на телах по финскому ножу.
   Поворачивается, идёт обратно, садиться в машину.
   "Жигули" не спеша трогаются, уезжают.
   Распахивается окно, в него высовывается ещё бабка, кричит вниз:
   - Петровна, ты как?
   Бабка на лавочке, помолчав, грустно, скорей себе под нос, чем в окно
   - Как-как... обоссаласи я. - Задирает голову, кричит в окно: - Ты эта... погодь в милицию-то звонить, я хоть схожу трусы поменяю.
   Та, что на лавочке, встаёт, медленно идёт ко входу в парадное.
   Та, что в окне, кричит азартно:
   - Не, ну ты видела, видела, да? Как они их... одним выстрелом. Не иначе, шпионка английская.
   Та, что ковыляет в подъезд, тихо бурчит себе под нос:
   - Ой, дура... английская... как же... у эсесовцев такие глаза...
  
   "Жигули" спокойно едут по проспекту. На заднем Женя заканчивает сортировать содержимое пакета. Закончив, откидывается, закуривает.
   Влад:
   - Всё чисто?
   Женя:
   - Угу.
   Влад:
   - Добро. Куда теперь?
   Женя задумчиво выпустив дым в окно:
   - Так... раз уж я ныне докторша... надо навестить.
  
   Палата - одиночка. Стенка с аппаратурой, койка. На койке с поднятыми вверх ногой и рукой лежит замотанная в бинты фигура.
   Тихо открывается дверь, входит Женя. Кивнув за дверь, закрывает её.
   Подходит к кровати, достаёт из кармана медицинскую маску, накидывает на глаза фигуре.
   Фигура вздрагивает, дёргает свободной рукой к лицу.
   Женя, низким гулким голосом:
   - Замри!
   Рука замирает, продолжает тянуться к лицу. Женя, пустым голосом:
   - А то добью нах.
   Рука, помедлив, ложиться обратно на одеяло.
   Женя, ровным казённым голосом:
   - Итак, в связи с особыми обстоятельствами, комиссия по делам несовершеннолетних удовлетворила заявление Костянниковой Елены Александровны, поддержанное участковым милиции и областным угрозыском, об отзыве права отцовства у Костянникова Александра Петровича и оформления опекунства над Еленой Александровной на Колобкову Дарью Евгеньевну.
   Фигура сдавлено хрипит и стонет.
   Женя, холодным голосом:
   - Как я предупреждал, ты - довыёбывался со своей тупизной. Лене с тебя ОХУИТЕЛЬНО СТЫДНО. И ей очень больно, но с тем, чем ты был, она жить не может. Ты по любому попал в переплавку жизни, но что из себя отлить... делай сам. Я тебе дам только одну попытку с очень, очень длинным испытательным сроком.
   Женя встаёт, идёт к двери, у дверей поворачивается, говорит:
   - Да, чтоб ты знал. Лечат тебя на зарплату дочери.
   Фигура хрипло стонет яростью и болью. Женя выходит, прикрывая за собой дверь.
  
   Фотостудия.
   Лязгает в замке ключ, скрежещет во втором замке. Открывается дверь, входит Женя, одетый медсестрой. Шагнув внутрь, Женя еле заметно вздыхает, закрывает за собой дверь на ключ.
   Проходит через зал, заходит в одну из дверей. За дверью видна лестница, ведущая вверх.
  
   Комната-гостиная с приоткрытой дверью в коридор. Тяжёлая антикварная мебель, неяркий свет, картины на стенах.
   В кресле у стола сидит Тори в полевой форме милиции, с каменным лицом смотрит на Женю, поднимающегося по лестнице.
   Женя, устало:
   - Привет. Тебе сегодня нравятся блондинки или я в душ?
   Тори, помедлив, кривенко улыбается, буркает:
   - Не, у меня нету желания сегодня изменять моей Женечке с какой-то блондинкой.
   Женя так же кривенько улыбается, молча шагает в сторону ванной. Тори, грозно:
   - Кстати, ты где была?!
   Женя на ходу кидает в сторону Тори пакет. Пакет тяжко, с лязгом, падает на пол у ног Тори. Женя скрывается в ванной.
   Тори проводив его взглядом, наклоняется, поднимает пакет. Высыпает на стол пистолеты, удостоверения, кошельки, папку, маленький плеер с намотанными наушниками.
   Открывает - смотрит удостоверения. Мрачнеет.
   Открывает, заглядывает в папку.
   Берёт плеер, одевает наушники, слушает.
  
   Некоторое время спустя, Тори сидит, неподвижно. Медленно стягивает наушники. Несколько секунд сидит, глядя в воздух перед собой. На лице - смесь горя, сострадания и стыда. По её щеке скатывается слезинка. Она смахивает её, вскакивает, устремляя взгляд в сторону двери. Шагает. Замирает. Нервно выходит из комнаты.
  
   Коридор с семью дверями. Торцевые - распахнуты. В одной видна кухня, в другой - спальня.
   Из-за закрытой двери доноситься шум воды.
   Тори подходит к двери ванной. Медлит, отходит, начинает нервно расхаживать по коридору.
  
   Вода выключается.
   Тори подскакивает к двери ванной. Заносит руку с кулаком. Замирает. Тихонечко стучит кончиками пальцев. Окликает, очень жалобно:
   - Жень.
   Из-за двери:
   - Ась?
   Тори, жалобно, с нежностью:
   - Жень, ты... ты как это сделал?
   Из-за двери:
   - Что - это?
   Тори, помедлив:
   - Ты... - голос прерывается на всхлип, она натужно вдыхает-выдыхает, говорит ровным голосом:
   - Ты не понимаешь... всё это время... как я во всё это вляпалась, у меня в глубине сидел страх. Что я не знаю, кто они. И что они внезапно придут за мной. Каждый раз, ложась спать, я боялась проснуться в верёвках от удара плёткой...
   Тори замолкает с перехваченным дыханием.
   Из-за двери:
   - Не хами, а?
   Тори, растеряно:
   - Что?
   Женя:
   - Не хами говорю. Чтоб я про тебя что-то не понимал...
   Тори стоит, растерянно пялясь на дверь. Потом её лицо кривиться в гримасу плача от невыносимого восхищения.
   Она стискивает зубы, смахивает слёзы, делает каменное лицо.
   Женя, из-за двери:
   - Да, у меня для тебя сюрприз.
   Тори, помедлив, хрипло, сдавлено:
   - Какой?
   Женя:
   - Не стой под дверью и счас увидишь.
   Тори, помедлив, отходит на тройку шагов. Облокачивается о стенку коридора, скрестив руки и ноги. Делает скептическое лицо.
   Распахивается дверь ванной.
   Внутри - темно. Из темноты шагает, замирает на пороге Женя.
   На нём - туфельки, чулки с подвязками, чёрное нижнее бельё, прозрачный пеньюар, жемчужные клипсы и бусы. Волосы уложены с лаком назад, с двумя прядками по бокам лица. На лице - тяжелая вечерняя косметика.
   Женя делает плавный оборот, замирает, скрестив ноги и сцепив руки за спиной. Смущённо-игриво наклоняет голову, с неуверенной улыбкой спрашивает:
   - Нравлюсь?
   Тори стоит, оцепепев. Взгляд мечется по Жене, пытаясь охватить и впитать каждую деталь.
   Женя делает чуть печальное личико, надувает губки, чуть канюча:
   - Не нравлюсь?
   Тори вздрагивает, резко выдыхает:
   - БЛЯДЬ.
   Женя прогибается, чувственно-призывно тихо зовёт:
   - Да. И вся твоя. Надолго.
   Тори медлит. Потом медленно, одревенело отстраняется от стены, начинает мелко подрагивать. На лице сквозь окаменелось проступает безумное желание.
   Женя делает чуть испуганное лицо, отступает на шаг назад, жалобно просит:
   - Не... не надо.
   Тори срывается на бег. Женя с испуганно взвизгивает, выставляя перед собой ладони.
   Тори, хватает Женю за руки, выкручивает за спину, впечатывает его в стену.
   Замирают. Тори стоит, сотрясаясь крупной дрожью, Женя - с лицом почти потерянной надежды на нежность.
   Тори, высвободив руку, судорожно расстёгивает ремень, рвёт ширинку. Штаны спадают. Тори сдёргивает с Жени трусы, валит его на пол, усаживаясь верхом. Женя жалобно вскрикивает, глядит на неё испуганно-растеряно.
   Тори замирает, глядя на Женю сверху вниз. Потом с хриплым воем насаживается на него. Женя протяжно стонет, выгибаясь дугой.
   Тори делает пару движений, выгибается в беззвучном крике. Опадает, вцепляясь в Женю. Лежат, хрипло, судорожно дыша.
   Тори, чуть отдышавшись, приподнимается, садиться, смотрит на Женю. Женя встречает взгляд постным лицом с хохотом на дне глаз.
   Тори, медленно, неверяще.
   - Я... я... это сделала... я лишилась девственности об девичий хуй.
   Женя, медленно, тем же тоном:
   - Ага... а я порвал пацанскую целку.
   Тори замирает, не дыша. Женя, чуть уныло:
   - Доёбывать будешь или там сойдёт?
   Тори, помедлив, срывается в истерический хохот. Валиться на Женю, вцепляясь в него. Хохот переходит в рыдания. Она несколько раз лупит кулаком в его плечо. Он обнимает её, прижимая к себе. Она послушно вжимается в него, утыкая плачь в ему в плечо.
  
   Некоторое время спустя тихо, пусто лежат на полу.
   Тори, тихонько шепчет:
   - Жень
   Он, так же:
   - А?
   Она:
   - А мы когда-нибудь нормально поебёмся?
   Он:
   - Нормально - это как?
   Она:
   - Ну... как нормальные люди.
   Он, с сомнением и скепсисом:
   - Не, ну я даже так могу... вот хоть счас.
   Она, помедлив:
   - Не... счас я - всё... и чуть зарасти.
   Женя, со смешком:
   - Колобкова, на перевязку.
   Тори, хихикнув:
   - Не-не... эти шрамы украшают.
   Женя хихикает, потом вздыхает, говорит:
   - Тогда пошли в душ?
  
   Кровать. Под одеялом, закинув руки за подушку, лежит Женя.
   Входит Тори в полотенце. Тихонько проскальзывает к кровати, сбрасывает полотенце, начинает заползать под одеяло.
   Женя, шёпотом:
   - Ты как?
   Она замирает, потом решительно подползает к нему, прижимается к боку, шепчет:
   - Я... как в детстве. Всё пофиг и всё будет хорошо.
   Женя радостно-одобрительно мыркает.
   Несколько секунд лежат, молча.
   Тори, тихонько:
   -Жень...
   - А?
   - Не засыпается. Расскажи мне... сказкой на ночь, что-нибудь, что про тебя никто не знает.
   Женя, помедлив:
   - Ну... если сказкой, то кое-что всё-таки кое-кто знает.
   Тори:
   - Согласна.
   Женя, вздохнув, говорит:
   - Ну ладно. Слушай.
  
   - В общем, живёт в маленьком-маленьком посёлке с преимущественно корейским населением, семья. Папа, мама, сестра, замужняя, наездами с мужем и сыном, и я. Посёлок, в общем-то, дальний пригород у крупного научного центра.
   В тот день, когда всё началось, я дома был один. Папа - на работе в научном центре, мама в гостях у Яны. Их взяли быстро. Но у папы... папа был разработчиком мобильных средств связи и у папы был браслет-часы, связанный с телефоном. И, как я понял, заготовки в телефоне. В общем, мне от него пришло сообщение "арестован ФБР".
   Мне было очень страшно. Очень страшно не успеть. По дому я метался, почти захлёбываясь слезами от ужаса НЕ УСПЕТЬ. В доме мы много не держали, но всё было хорошо запрятано по тайникам. Винты... жёсткие диски с компов я выдрал быстро. И архивные из сейфа тоже, вместе с наличкой. И... бешено, быстро считать на ходу, что НАДО унести, а что можно бросить, потому что ничего, в общем, не доказывает. Типа "ну, держит офицер в отставке японской армии на чердаке пулемёт... простите, синдром ветерана... кстати, официально куплен в Висконсенте, так что исключительно нарушение законодательства штата, а не федеральное преступление". А вот зачем приличной корейской женщине под полом в спальне набор париков с контактными линзами... плохо объясняется тягой к разнообразию в личной жизни. Не говоря уже о сумке спецпрепаратов в стене подвала, где лаборатория по варке косметики.
   И набирать всего можно было ровно столько, сколько уволоку марш-броском. На пределе, на химии, но - марш-броском. Химию, кстати, не самую лютую, я вколол сразу, как добрался до сумки... просто было СТРАШНО ошибиться из-за паники.
   В общем, сгрёб я всё, что нужно, в рюкзак. Взвесил, подумал, прихватил все папины прототипы, что в лаборатории лежали.
   Прыгнул на Ямаху... кроссовый мотоцикл... и чесанул огородами. Наш дом стоял на окраине и выходил к оврагу с кустами. И дальше - тропинка через лес и горы.
   Вообще-то... чутьё подсказывало, что надо сразу было выходить на трассу. Там бы друзья семьи перехватили и помогли. Но - врубилась какая-то отчаянная паранойя. Что - всё. Я - один. Сам.
   Так что пилю на мотике через лес, с рюкзаком за спиной. Мотает - приздец. Груз по спине херачит на кочках. А мне пофиг. Меня даже сквозь химию крутит и корёжит этим чувством, что я - один, сам, против всего ФБР сотоварищи. И что сливаться нельзя никак. А я сопляк мелкий, который полцентнера груза еле-еле тащит под химией. И единственный мой вариант - путь самурая. Сдохнуть заранее. И далее - мертвецом. А я... в общем, гоню по лесу, и со всей дури себя оплакиваю. Хорошо, что без шлема - слезы-сопли ветерком сдувает. Потом, как к горам вышел, и по горной тропе пошёл, сам себя - всё, похоронил. И веселье наступило. То самое, которое бывает после боя насмерть, когда ходил умирать, но обломался. Счас вспоминаю... не знаю, наверно, не пропёрся бы по той тропке. Она вообще-то пешеходная, для хождения с альпендрыном. А я - на мотике, с рюкзаем. Хз, как. Наверно, на полном отключении разума радостной истерикой, что вот счас я ёбнусь насмерть. Вот на этом мостике-бревнышке... вот на этом карнизе в три ладошки шириной.
   В общем, в себя толком пришёл только в гараже... обычно мы до гаража в обход ездили... там часа четыре. Ну, я пару раз бегал по этой тропинке. В гараже у нас опять же почти ничего противозаконного. Даже если доказать, что гараж - наш, а не официального хозяина, который ремонтом промышляет. Там вообще суббота была, так что его не было. И я вот самое почти и взял.
   У нас с папой там штуковина стояла, самодельная. Вот как раз на этот случай построенная, если надо будет упилить до побережья со скоростью самолёта, но по земле. Турбинный двигатель, новый, свинченный с Плимута 68, с сверхпрочной трансмиссией и всякими прибамбасами типа утяжеляющих присадок к топливу и холодильника охлаждения. И всё это - на шасси, раздвижном, собранном из двух Харлеев.
   Время... время было - сумерки уже. Сообщение от папы пришло уже под вечер... видать, чтобы все, кого наш адвокат позвать мог, уже спать легли.
   Так что я в гараже подзадержался, чтобы в ночь выехать. Мозги уже работали, почти как автомат. Эмоций - почти нету, кроме ощущения торпеды, что встала на цель. И только бортовой компьютер решения - щёлк-щёлк.
   Наверно, буду вставать... писать, есть, по дороге. Надо замаскироваться. По максимуму. Бахнул волосы-брови в рыжий, воткнул зелёные контактные линзы. Натянул красный кожаный комбез... старый Яны, что в гараже был. Подложил чуть тряпок на грудь и бёдра. Ботинки тоже её, на каблуке. Косметики накидал густо.
   Наверно, домогаться будут... за спину - рюкзачок с секретом. В рюкзачок - винты, как самое ценное, налик. А в нижних наружных карманах рюкзачка, чтобы выхватить можно было - два Глока-32 авто. И по паре запасных обойм. Стилеты на предплечьях уже в комбезе.
   Наверно, гнать буду долго... пару шприцов в рюкзачок.
   Гнать буду ночью... из большого рюкзака - шлем с вирт-очками и наушниками, на которые выведены каналы с камер ночных, компактного радара, перехватов радио и со спутников, кого зацепить смогут. Всё это железо, с управляющим компом, как раз в лаборатории лежало. Прототип пехотного шлема.
   В общем, как говориться, перегруппировался и переэкипировался. Быстро, как смог. Даже краску на башке не досушил. Чуй верещал, что в дом уже добрались, поняли, что я убежал. И унёс. И облаву уже поднимают.
   Так что написал хозяину гаража записку, с просьбой угнать мотик дальше в леса. Сел на колесницу, запустил шлем... и погнал. Не знаю, как шлем не глюкнул. Прототип. В лаборатории на столе - работал через раз. То одно глюкнет, то другое. А тут всю дорогу - ни гу-гу, будто стадо инженеров вокруг хороводы с бубнами водит.
   В общем, погнал. Под музыку. Аццкий тяжелый металл. Металлика, есть у них песенка в тему - Дыхание Мотора называется. Очень подходило как мантра... молитва. И весь остальной альбом... песен, тоже.
   Я максимум, что видел на спидометре - 326 миль в час. Это 520 камечей. Рекорд мира, однако. Только не рассказать никому. И не понятно, для байков его писать или для багги. Или вообще для самолётов, Потому что на таракане стояли ещё управляемые антикрылья, чтобы держать остойчивость на поворотах и углаживать подпрыгивания на камешках, которые на полтыще подвеска не осилит... ладно, хва про болты и гайки.
   Как потом узнал, хозяин гаража тоже получил послание. Уже от друзей семьи. Только не ждал меня так быстро. И мопед мой угнал через полчаса после моего отъезда. На минуты разминулся он с ФБР, оно ну очень плотно работало - опрос свидетелей, опрос дорожной полиции, выявление гаража.
   Хорошо, что они так и не поняли, кто из нас куда на чём уехал. Меня так до сих пор в Тенесси по лесам ищут. Но - только потому, что облаву на машину на шоссе считали, исходя из того, что машина гоночная, обыкновенная, 200 миль в час. А я пёр за триста. Те самые четыре часа, когда можно было поймать. И всё - просёлками.
   В общем, уже почти на рассвете съехал в кусты и вырубился.
   Ну а далее началось самое смешное и интересное.
   Утром, часиков в одиннадцать, заехал я в мотель позавтракать. Злой, голодный, на нервах с отходняка после химии. Всей радости, что бодрый и выспавшийся.
   Захожу в кафешку, а там - три перца итальянца всех на пушках держат, и здоровенного ирландца прессуют кому-то позвонить. Я - протупил. Вошёл-то я в шлеме, красиво от бедра, думал, эффектно снять и гривой тряхнуть. Снял. Тряхнул. И только потом понял, что личико у меня теперь самое что ни на есть ирландское. Понимал уже в прыжке, выхватывая ствол и уходя от выстрелов. Ладно, народу там было - мы, два дедка и официантка. Не зацепили никого. Ирландец, как поднялся на ноги, меня рассмотрел, и неуверенно так буркнул, что он, конечно, молился о ангеле-спасителе, но представлял его немного по-другому. Я его - в жопу, и наезд, что с него - завтрак и патронов вместо расстрелянных, а трофеи и так мои. В общем, слово за слово, пока завтракал, выяснилось, что дядя Патрик ведёт в Нью-Йорк грузовик патронов. Всяких. Совершенно официально купленных в штате, где патроны - свободно. И оттуда же - пяток пулемётов, о чём не знал при погрузке. Получатель груза - ирландская... более-менее, ОПГ, у которой намечается война с мафией. И дядя Патрик как раз звонил пожаловаться, что у него прострелили компрессор, а ему в ответ - что у него три дня, иначе дочь выставят на бои без правил с поебушками.
   Как он ругался, когда мы ему грузовик уделывали... ставили моё двигло нагнетателем компрессора, и под капот запихивали два холодильника - мой, и что я в кафешке купил... очень пришлась моя наличка, да. Сначала официантке и дедкам, на выбор, молчат они вообще платно или говорят полиции, а потом платят за лечение до конца недолгой жизни. Потом на скупку запчастей и наём местной ремонтной мастерской. И покрасочной. Я решил, что гулять, так гулять и намалевал на борт эмблему службы специальных операций военно-космических сил... такой нет, ежли чё. Патрика обрядили в старое камуфло, а я комбез чёрным кремом бахнул. В общем, за четыре часа управились, сели, погнали. С музыкой.
   Как ехали - или долго в деталях, или коротко... смешно, когда ночью прём, я за рулём, фары выключены. Догоняет полиция, мигает притормозить. И лицо копа, когда видит за рулём - шлем, и рука с Глоком в окно по эмблеме постукивает. И Патрик такой, невозмутимый, на соседнем сиденье с пулемётом в обнимку. Ещё смешно, что мафиозники не знали про пулемёты. Первый раз, когда они нас вычислили и сунулись, на пяти грузовиках на пустом перегоне... я ещё в мастерской спарку на раме соорудил, и к люку... свежевырезанному, приделал. Ну, колёса нам ночью внезапно из легковушек изрешетили. Немного - кто ж там знал, что я с ночным прицелом. Да и колёсам пофиг, потому что мы их залили резиновым клеем. По пол-шины в каждое колесо. Спустили, залили и докачали. На ходу размазался. Так-то бы ехать было тяжело, но дизель у Патрика новый стоял, с аццким наддувом на износ тащил. Под двести камечей.
   Патрика два раза подстрелили. Эти, шинострелы, ногу. И в последний заход, уже на подъезде, снайпер. Сонную прострелил. Отдельная, печальная, песня, как я руками его перевязывал, а ногой рулил. А потом на ходу по рации ругался со скорой помощью... с несколькими, чтобы навстречу выслали машину с хирургом. Не доходило до них никак, что я артерию зажгутовал через подмышку, и башку на лёд положил... у нас трубки холодильника и движок его в кабине были, движок... и мой тоже - сзади, на спальном. В общем, Патрик выжил. Только груз боссу уже я передавал. Он мне - ты кто? А я ему - устала, поеду к дяде Патрику, потом поговорим. Ещё смешно было, когда в доме у Патрика в тот же день - дурдом и косяки. Сначала я... на грузовике без прицепа. Дочери, кстати, четырнадцать, и жили вдвоём. А тут - я... такая красивая... на дырявом грузовике. И папа в реанимации. Через полчаса... я как раз успел душ принять, лобок покрасить-просушить и стринги-невидимки из спецоборудования надеть... чтобы перед Джессикой выйти из ванной без трусов, но с полотенцем на плечах, типа - холодно. А в гостиной - двое ниггеров больших её пакуют. В общем, замерли мы, они - на лобок мой рыжий пялятся, а я думаю, как счас в стрингах прыгать буду. В общем, сделал отмороженное лицо, врубил яки... жажду крови, и наорал, что лично груз сдал Боссу, а если они хотят отгрести - то лучше прилюдно. Ну, один позвонил, ушли. А на следующий день Босс позвал на это самое прилюдно. Вот так я в мафию и попал. Остальное - уже на людях. Почти всё. А вот как ехали... начало только ты и я, как просила.
   Женя замолкает, прислушивается к ровному дыханию Тори, глубоко вздыхает.
   Несколько секунд лежат, ровно дыша.
   Тори, чуть шевельнувшись:
   - А о чём сейчас думаешь?
   Женя чуть елозит, устраиваясь поудобней, кладёт руку на голову Тори, лежащую у него под боком, начинает шебуршать.
   Тори, азартно:
   - Не, ну о чём, честно?
   Женя, чуть мрачно:
   - Ну вот понеслось...
   Тори, весело-злобно:
   - Ага... запилы и посверлы жёнские... привыкай, дорогой.
   Женя:
   - Да не, я не об этом... я о том, что стоило начать выдавать секреты, так и понеслось косяком... в общем, я счас много о чём думаю, но больше всего - о том, в какой класс идти.
   Тори, помедлив, вскидывается, удивлённо пялиться на Женю. Тот лежит, грустно пялясь в потолок. Тори, помедлив, откатывается на спину, издаёт в потолок протяжное, отчаянное "бляяяяяя!".
   Женя:
   - Извини. Когда я сюда вписывался, бабушка поставила условие, что я год отучусь в советской школе, чтобы знать, что это и как это.
   Тори, с обречённым истерическим весельем:
   - Да я не о том... я о том... что... короче, сколько тебе лет?
   Женя, чуть смущённо:
   - Ну это сложный вопрос...
   Тори, решительно:
   - Не спешу. Давай в деталях.
   Женя вздыхает:
   - Ну, вообще-то у меня в американском... свидетельстве, записано, что шестнадцать.
   Тори, истерично:
   - Ой, ё-ё-ё-ё...
   Женя:
   - Не, пока не. И вообще - хотела изнасиловать несовершеннолетнего?
   Тори, со всхлипом нервного смеха:
   - Блять...
   Женя:
   - Ну да...
   Замолкает. Несколько секунд лежат молча. Тори, мрачно:
   - Так... про шестнадцать в паспорте я поняла. А на самом деле?
   Женя, вздохнув:
   - Там два момента. Во первых, маме надо было поизображать беременную. Там, с сумочкой на пузике походить. Ну а потом тяжёлые роды на дому, долгий декретный отпуск, маленький недоношенный мальчик и всё такое.
   Тори, вздыхает, мрачно:
   - А втрое?
   Женя:
   - Ну и дату писали по-корейски... с момента зачатия, а не фактических родов.
   Тори несколько секунд соображает, потом мрачно-напуганно:
   - То есть...
   Женя:
   - Ну да... мне - пятнадцать... будет второго сентября. Я вот потому и думаю, в какой класс. Ведь формально на начало года я могу и в седьмой, да?
   ___________________
   Конец первой части.
   (С) Евгений Связов 2018-19
   e.b.svyazov@gmail.com
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"