Если он увидит ее завтра - все будет кончено. Увидит - загорелую кожу, тонкие руки, губы, так легко расходящиеся в улыбке, глаза, сияющие из под челки - и пропадет. Я знаю это точно, это случалось уже, каждый раз, каждую жизнь - стоит мне потянуть его за руку, она окликает нас, и он, оглядываясь - ловит ее взгляд. И рука его становится тяжелой, будто гиря, и он останавливается, забывая про меня, насовсем, насовсем. Нить, соединяющая их сильна, и я бы восторгалась ей, и радовалась за сестру, но что мне делать, что же мне делать, если эта любовь оборачивается для меня колодцем бесконечных страданий? Ни с чем не сравнимое отчаяние от того что желаемое тобой никогда не сможет быть твоим. Каждый раз я пытаюсь. Каждый раз все проваливается. Я уведу его, уведу отсюда, чтобы оттянуть момент утраты, перенести мгновение потери хотя бы на год вперед. Я ловлю его за руку, я смотрю ему в глаза, я улыбаюсь радостно и больно:
- Мы едем завтра в лес с ночевкой, хочешь с нами?
Он хочет - я мила, мои друзья знают толк в веселье. Он знает меня с детства, я знаю его дольше. Я видела его другим - то черноглазым, то светловолосым, печальным, радостным, влюбленным. Не в меня. Но в этот раз он обаятельно спокоен, в его глазах вечерняя дремота, он любит жизнь, он ждет ее начала. Он ждет ее.
Рассвет перед отъездом встречает меня солнцем. Я возбужденно рада, взволнованно пьяна. Мой отец недоволен, моя сестра приезжает сегодня, на несколько дней, ее долго не было дома, жизнь с матерью в другой стране не способствует частым встречам. Я хочу с ней увидеться, я не хочу ее приезда. Наиграно огорчаюсь, говорю что перепутала даты, обнимаю отца, шепчу ему - папочка, папочка, прости, я скоро вернусь, я съезжу ее навестить, потом, сама, или нет, но только не сейчас, не сюда. Я уезжаю с друзьями, на берег реки, в палатку, под звезды, и я увезу его. Отец отпускает меня, он видит что скрыто в ресницах, в слезинках готовых сорваться, скатиться, повиснуть, рассечь краснотой мне щеки. Конечно он переживает, но это лишь чувство, неловкое ощущение где-то на грани сознания, колеблется свечкой, и он, закрыв за мной дверь, торжественно тушит ее.
Бегу, запинаясь, спешу, поправляя себя на себе, встречаю друзей по дороге, смеюсь, слишком весело, слишком свежо и беспечно, и только тогда затихаю - как вижу его. Он с сумкой стоит, он такой же, как вот этот друг, и как тот, он такой же! Обычный, с улыбкой, обычно настроенный к людям, обычно живущий. Он спит как и все, встает так же точно, он чувствует голод, и холод, и страх, боится высоток и пауков. Как выбирает любовь? Зачем это мне, для чего это нужно? Из месяца в месяц, из года в столетие, в век, в новый мир, почему? Я зла и взволнованна, и сердце трепещет, хочу показаться светлее и лучше, чем я, чем подруга, чем та соседка его, чем все вместе взятые женщины в нашем местечке. В машине я специально с ним рядом, случайно как будто, касаюсь плечами, нас много, машина как водится, слишком мала. Нас сплющивает, смешивает, и я даже слышу дыхание его на щеке, когда он стремясь избавится от жары, выворачивает голову в сторону окна - и нос к носу ко мне. Моргаю, смеюсь, он тоже. Друзья - смеются над нами. Я жмурюсь и очень хочу, навеки остаться в этом моменте, потом как кассету всегда перематывать - на вечно зависшем кадре из кинофильма. Вечно несется машина, ветер в окно, и мы кожа к коже. Смех в горле, в щеках, в ушах и повсюду. Мне очень легко, и в какой то момент я совсем забываю что это не вечность, что вечности нет - и что я лишь стараюсь отбить и себе лишь мгновение счастья, чтоб потом его холить, лелеять, и вспоминать.
Мы приезжаем, и он галантно тянет мне руку, чтоб я из машины шагнула в густую траву, но подруга - смешная, живая, толкает меня, из салона наружу. И вместо руки - я вся приземляюсь к нему, лбом в ключицы. Рассеянно охаю, смущенно сжимаюсь, но он смеется, и на мгновение чуть сильнее меня прижимает чем нужно. Еще бы чуть-чуть - думаю я, завороженно глядя, уже ему в спину - еще бы чуть-чуть, и я бы дождалась касания губ, невинного, в лоб, или в щеку - а даже, если бы не дождалась - до чего же приятно мне думать - что все же б могло быть!
Мы разводим костер, большой и бесстрашный, беспечный и жуткий. Темный мир расступается перед ярким сиянием наших сердец. Я села напротив, чтобы видеть огонь, и чтобы видеть его, и пламя в глазах, и тени, те, что играют на коже. Он расслаблен, подвижен, везде будто дома, и лес за короткое время ему уже стал родным. Хотела бы я так! В какой то момент мы встречаемся взглядом, внутри у меня будто молния с громом, щеки горят, и я старательно заглушаю грохот под сердцем, сминаю руками рубашку, потираю ключицы, остужаю костяшками кожу лица - и вдруг понимаю - что он еще смотрит! Осторожно, пугливо кошусь на него исподлобья - и мягко целую его легким взмахом ресниц, и тут же бегу, тут же прячусь за шуткой, цепляюсь в подругу, бросаюсь с размаху в веселье друзей, ворчу на прохладу, ладошкой пытаясь хоть как-то да отмахнуться от мошек летящих на свет. Хотя я слыхала, что вовсе не свет привлекает их, а тьма, что немного чернее и чище когда так граничит с ярчайшим заревом света. Но по пути к чему-бы там ни было, вдруг, они натыкаются на преграду, теплую, шумную, и бесконечно живую - на нас. И хоть людские тела не свет и не тьма, мы все же вполне подходим для их передышки, перед последним броском и встречей с их целью. Но хватит о мошках!
После костра, и после душевной, простой трескотни о всяческих глупостях мы начинаем зевать и тянуться, луна серебрит наши волосы, я чувствую как поднимается к горлу волна нервной дрожи, мне кажется будто - а вдруг вот сейчас я останусь, и он тоже будет не спать, потому я наигранно весело прыгаю вверх, утверждая что сон не коснулся меня, что я переполнена силой, энергия бьет ключом, нет смысла идти и ложиться, что можно еще отдохнуть, насладится ночной красотой и небом, исследовать звезды, прислушаться к звукам ночных птиц-зверюшек, и все в этом духе. Но отклика нет - все зевают, уходят. По доброму шутят что я ночной зверь, мотылек, бессонная птичка, а они все же нет, им пора на покой. Он тоже с ними согласен, кивает, смеется. Подружка меня обнимает, мой друг заботливо убеждает меня не отходить далеко и не забредать ни в какие дебри. Я покорно киваю, и перед тем как уйти - он тоже подходит ко мне, рука замирает в дороге - но потом продолжает движение. Он мягко отводит со лба прядь волос, улыбается, и я не смею поднять и взгляда, и ненавижу себя за это. Сердце глухо стучит и я думаю - ну вот, ну вот же, вдруг он сейчас что-то сделает, вдруг он останется, но... Мгновение ласки уходит, он весело треплет мне волосы, по братски, а после ныряет в палатку. А я остаюсь - растрепанна и растеряна, внутри и снаружи.
Но спать мне все же не хочется, больно огорчена. И конечно, как водится, если бы утром - мне кто-то сказал что я буду с ним тут, и он окажет мне все эти знаки внимания - я была бы так счастлива, так, я бы прыгала выше неба, я бы смеялась в подушку и заливалась румянцев от вопросов родителей и друзей что же случилось со мною. Но когда эти знаки оказаны, и я уже с ним так рядом - разве не может хотеться мне большего, разве хоть кто-нибудь может в такой то момент и не понадеяться на хоть какое-то продолжение истории? И все же его не оказалось, ночь наступила, он ушел спать. Я одна. Вздыхаю наверно чуточку громко, а потом ухожу сквозь листву прямо в лес - тьма расступается, глаза привыкают к бесцветью. Лунный свет пробивается сквозь деревья - я иду на него, и вдруг понимаю что мы в двух шагах от покатого спуска, на самой вершине холма, и еще бы немного прошли - могли бы весь вечер смотреть на звезды без паутины ветвей. Я сажусь на краю, закрываю глаза и мечтаю о том как бы при других обстоятельствах мог закончится этот вечер - а впрочем любимый мой вариант это чтоб он никогда не кончался. Мечты переходят в дремоту, голова опускается ниже, и тут меня прерывает шелест кустов - и я мигом проснувшись, вся наготове - сорваться-бежать, кричать и бороться. Ночные звуки всегда вызывают больше тревоги чем столпотворение дневных. Лес выпускает на меня человека, мужской силуэт распрямляется и, вдруг оборачивается им. Я готова была закричать от страха - теперь кусаю губу чтоб не застонать от накатившего счастья, что неужели он все же пришел, неужели я не заснула и это не сон, не мечтание?
Он говорит что волновался, что не смог заснуть, зная что я еще где-то брожу, ведь не так безопасно ночью гулять, особенно мне. Я смущенно шучу, мы смеемся, он приземляется рядом, смотрит на звезды, потом говорит что Арктурус, который отсюда так хорошо сейчас видно - это хранитель небес по арабски, и что Альваид это глаз дракона, что смотрит на землю и ждет когда люди забудут о них, и можно будет снова придти и раскинуть мощные крылья, затмить собой небо и звезды, а может быть даже солнце. Я слушаю сонно и зачаровано, щурюсь чтоб разглядеть что таится в его глазах, но - слишком темно, и я вижу лишь профиль, и голос его проникает мне в тело и мягко струится по венам, под кожей, я вся им пропитана будто бы губка, и никогда и никто не сможет меня от этого выжать. Но сон наступает, и одолевает меня - я противлюсь вначале, но все же не побеждаю, и, убаюканная его рассказом, падаю на траву, касаюсь кончиками пальцев края его кофты, и сердце екает в горле когда сквозь наступающий сон я слышу что он опускается рядом, продолжая рассказ. И потом - может быть мне приснилось - но кто возразит мне если осмелюсь подумать что это все же случилось? Мне кажется будто он наклоняется и, думая что мной владеет глубокий сон, касается лба губами. Если бы я была чародейкой - именно в этом месте открыла бы третий глаз. Это моя точка силы. Пальцы теплеют когда я касаюсь ее. Но дрема сильнее любви, черт бы побрал это тело - слабый, дневной механизм, так легко подводящий мой дух, не слушающий желаний.
Утром я открываю глаза в палатке. На спальном мешке, и под спальным мешком - я вся немею от мысли что это был он, тот кто принес меня, и заботливо уложил. Кто же еще? Остается лишь ненавидеть себя за то что спала я так крепко, и этого не увидала. Ну что же... Раз это было, раз так случилось - это же наверняка что-то да значит, вдруг в этой жизни он все же достанется мне? Вдруг моя любовь победила? Вдруг с этого раз он будет связан со мной, а не с ней? лелею мечты, потягиваясь и наслаждаясь теплом, перед тем как ко мне вваливаются друзья, рушат мне негу, палатку, и сонность, болтают, смеются, зовут собираться. Я поддаюсь и встаю, умываюсь в ручье, показываю всем холм. Его я не вижу, и оставив всех на холме, я спускаюсь к его палатке, неловко топчусь у входа, и когда собравшись с духом шагаю вперед - он выходит навстречу. Смеемся смущенно, я благодарю за все что сделал он ночью, он отмахивается, говорит что боялся, как бы я не замерзла. Касается моих рук - проверяя не холодны ли. Тепло разливается речкой весенней по всему телу, и ударяет краской мне в щеки, в уши, в шею - и я вжимаю голову в плечи, задыхаясь от чувства любви, возможно - взаимной? Он ныряет в палатку, и собирается, я жду его, и потом мы идем ближе к моей, увлечены разговором. Перед тем как зайти, я обернувшись к нему, говорю что он был будто мой личный Арктур, хранитель меня этой ночью. Он смеется, и глядит на меня - прямо в глаза, внимательный и увлеченный.
Я слышу шаги за спиной, и думаю это друзья, потому продолжаю беседовать с ним, и он улыбнувшись, готов мне ответить, и вдруг его взгляд теряет внимательность и увлеченность - он смотрит мне за спину, вспыхнувший чем-то новым, сияющий пока еще непонятным, но поразительным чувством. Это момент узнавания: будто душа, бредущая в пустоте - вдруг наткнулась на то, что искала, сама не зная что ищет. И пустота озарена, и наполняется смыслом. Мое сердце падает вниз, катится кубарем в бездну. Я знаю, что я увижу когда обернусь. И все же, закрыв глаза, я отступаю назад, улыбаюсь, дрожаще и лживо. Им все равно, они не видят ничего кроме друг друга, и потому, все что мне можно сказать, все, что будет услышано, это...