Есть у меня друг. Дружище Вовка. Дружим мы еще с давних студенческих лет.
Каким образом привычки человеческие трансформируются, и во что потом превращаются с годами - это тема особого разговора.
А вот тогда у Вовки, среди прочих других хороших привычек, была привычка не пьянеть. Не пьянеть на пирушках, регулярно проходивших в общаге на протяжении всего пятилетнего срока. Не пьянеть и зорко вести наблюдение за всем происходящим.
Обычно он не проявлял большой инициативы, - ну там сгонять еще, или махнуть в привокзальный ресторан, работающий и ночью, - и хоть и поддерживал чьи-то чужие идеи, но как то пассивно. Нельзя, конечно, сказать, что он вообще сидел среди нас этаким штирлицем, время от времени вынимающим тайный блокнотик для записей. Но все же впечатление было такое, что он не выкладывается и бережет силы.
И вот наступало утро следующего дня. Вовка приходил к нам рано, часов в 12. Это был его час пик. Когда общажный народ только-только пробуждался - все такие больные, изможденные. А он - весь такой чистенький, свеженький, побритый. Садился посреди комнаты и, въедливо так, начинал с кого-нибудь, кто был хоть мало-мальски в состоянии воспринимать его издевки. Что, мол, старый, тяжело? А? А вчера хорошо было! Да? Ведь хорошо? Слушай, а зачем ты на тазике-то на лестнице катался? Ты куда ехать-то собирался? Ты бы вот поменьше пил, у тебя бы мослы сегодня не болели. Мы б с тобой сегодня на лыжах покатались... И, обращаясь уже ко всем, рассказывал эпизод подробнее. А потом снова обращался к кому-то конкретно: мол, за тазиком-то он для тебя бегал, ты его попросил, как чувствуешь-то себя сегодня?..
Рассказывал - как живописал: выразительно, в лицах, с показом. И под хриплый хохот кой-как оклемавшейся пьяни. И сам при этом весь преображался. Вот только сейчас, утром, он начинал хмелеть, упиваясь собственным рассказом!
Нет, рассказы его не были такими, что сразу хотелось набить ему морду. Они не были отрезвляющими. Напротив, это было как продолжение праздника. Ну как же, повспоминать как мы собирались кирять, как мы киряли, и кто кого перекирял при этом - это ведь так здорово!..
Со временем это стало как ритуал. Все знали, что вот сейчас придет наш нестор-лестописец Вовка! Придет и все расскажет. Подожди, подожди! - одергивали мы кого-нибудь из пытавшихся самодеятельно лепить легенду. - Не запори тему! Подожди, сейчас профессионал придет!
И он приходил. Распахивалась дверь. И действо начиналось прямо с порога: "Гы-гы-гы! Сволочи!" Он всегда приходил с опохмелом, специально прибереженным с вечера. Со стаканом подходил к одному, потом к другому. "Ну что, старый! Головка-то бо-бо, да? А вот вчера... На вот подлечись-ка!.."
И комната снова оживала. Перебивая друг друга, все начинали вспоминать вчерашнее. А наш герой потихоньку замолкал. Уступая место своим будущим персонажам.
Мы представали в этих рассказах этакими героями-гуляками, и это было лестно. Но иногда возникало желание поправить. И кто-то даже пытался сам все пересказать, "как было на самом деле". Но... или память была слабая, или красноречия такого не было...
С годами эти рассказы превращались в легенды, из которых, как говорится, слов не выкинешь. Так что некоторые страницы летописи студенческих лет так и остались написанными только одним человеком.