- Оставь! - кричит Анжела Сергуне, завидевшему на экране телевизора бледное востроносое существо в темных очках. Сергуня тянется за пультом. - Оставь! Не трогай, дай посмотреть!
Анжела рыженькая, глазки слегка навыкате, вся в кудряшках - в общем, немного напоминает кого-то из персонажей мультиков, то ли Мурзилку, то ли даже Непоседу Бибигона. Она и есть непоседа.
- Что оставить? - возмущенно возражает Сергуня. - Этот позор африканского народа? Мишку Яковлева? - И передразнивает Джексона: - "Я кровать... я кровать!"
- Какая еще кровать? - изумляется Анжела.
- Английский надо было в школе учить... - степенно отвечает Сергуня. - Ты что, песню эту не знаешь? "I am bad, I am bad...". Педофил имплантированный.
- Аа-а... - снова изумляется Анжела. - Я не знала, что он имплантант.
Она поднимается и идет в кухню - пока выключать посудомойку.
Утром Сергуня завозит благоверную на работу. Анжела трудится кассиршей на заправке, а Сергуня сваривает что-то железное на механическом заводе. Бабок, если складывать вместе, хватает на три отпуска в год - неделю на Майорке, две в Турции, ну и еще что-нибудь пикантное по мелочи. В прошлый год летали на Троицу в Эмираты.
Сергей умащивается на сиденье и закуривает. Анжела прислушивается к ворчанию мотора, затем вся как-то подбирается и спрашивает озабоченно, хотя и не очень уверенно:
- Троит?..
- Ты что, мартышка! - тут же вскидывается Сергуня. - Гуляешь от меня?!
- Я?! - пучит глаза Анжела. - С чего ты взял?
- Откуда ты знаешь, что такое "троит", курица? - строго нависает над ней Сергуня. - Кто тебе это рассказал?
- Регинка... - тянет Анжела. - ...Она всё время прислушивается к мотору.
- Дуу-уры! - победно рычит Сергуня. - Дуры набитые! У Регины мотор в ее "Корсе" вообще трехцилиндровый. Если он затроит - значит заглох. Ха-ха-ха! - Сергуня откидывается на сидение и сотрясается от хохота. Автомобиль заметно раскачивается.
- Ну хватит, - обиженно прерывает его Анжела. - И нисколечки не смешно...
Оба - и Анжела и Сергей - прибыли в Германию на "еврейском паровозе", как здесь называют браки с евреями-иммигрантами, и оба слегка недолюбливают своих "бывших", поэтому на людях высказываются о них не без сарказма.
- Опять звонила моя манда Рита Падловна, - кривится Сергуня. - Потолок у нее, видишь ли, протек в гостиной. Соседи сверху что-то там намутили с аквариумом.
Зовут сергунину "бывшую" Маргарита Павловна, но он везде находит зерно юмора. Анжелке нравится. Сергуня вообще юморист. Как только электронная почта стала делом повседневным, он буквально вцепился в мейловский префикс "е" и теперь приставляет его к чему ни попадя, особенно предпочитая слова, начинающиеся на "б". "Твой Еборя", - ухмыляется он, если речь заходит о Борисе, бывшем Анжелкином муже, и по-хозяйски лапает Анжелку за ляжку. Анжелка лениво вырывается.
- Поеду на войну! - вдруг заявляет Сергей. - Сколько можно терпеть! Слышала, что вытворяют америкосы в Сирии?
- Ты что! - всерьез пугается Анжела. - У меня сегодня знаешь какая недостача? Я с Регинкой поеду завтра на дискотеку. Надо развеяться. А то так и с работы могут выпереть...
- Попляшите, попляшите, дурочки! - кривляется Сергей. - А я на войну уеду.
- Прекращай, Сережа... - тянет Анжела, и глаза у нее становятся мокрыми. - В натуре не смешно...
После работы три часа наряжались у Регинки, перепробовали перед зеркалом по двадцать нарядов. Уложили в сумочки по три пары запасных колготок.
Дискотека гремела. Убойного вида охранники на входе для виду порылись в сумочках, не без удовольствия ощупали сверху донизу.
- Уроды... - цедила Регинка. - Машинка контрольная у них сломалась, как же! Сами небось с ней и нахимичили, а теперь лапают девок в свое удовольствие...
Анжелка блаженно улыбалась. Музыка грохотала как сумасшедшая, плоскую бутылочку коньяку они на пару высосали еще в регинкиной машине, на стоянке. Недостача, война в Сирии и Ираке - всё плавно отходило в сторону и таяло, таяло.
Полчетвертого ночи. Сверху с чернильного неба скалятся холодные злые звезды. Над парковкой возле дискотеки поднимается пар - народ усаживается в машины, хохоча, переругиваясь, сквернословя.
- Куда ты? - возмущается Анжелка, но плетется, пьяно покачиваясь, следом за Регинкой. - Ты же пила... Давай возьмем такси...
- Ага-аа! - не сдается задиристая Регинка. - А потом еще завтра такси, чтобы машину забрать. Щас! Разгулялась...
Что-то мелькнуло впереди, на зимней обледенелой дороге. Что-то огромное, темное разом выросло до небес, закрыло небо и звезды, навалились на хрупкую, промерзшую "Корсу"...
Регинка умерла сразу же, несмотря на мигом надувшийся защитный мешок. Да и не очень-то он помогает, когда скорость за сто и на пути дерево.
Анжелку измолотило в кашу. Когда приехали спасатели, она вроде бы еще дышала. Но уже через пять минут в машине скорой помощи санитар меланхолично закрутил кран кислородного баллона, а фельдшер достал папку с бланками и принялся, устроив ее на откидном столике, заполнять свидетельство о смерти.
Девять дней Сергуня отметить не поспел - на шестой день после похорон, в дымину пьяный, он вышел покурить на занесенный снегом балкон и, неловко перегнувшись через перила, чтобы поправить что-то в обледеневшем цветочном ящике, поскользнулся на льду в домашних тапочках. Вскрикнул, не чуя где верх, а где низ. Взметнулись над перилами ноги в адидасовских трениках, хрустнула, ломаясь, застрявшая в балконной решетке рука. Девятый этаж. Крови было немного. Санитары каблуками тяжелых казенных ботинок слегка подскребли алый снег в сторонку и не стали вызывать коммунальщиков с песком. А к утру снегу насыпало снова.
Не старый еще мужчина с седым клоком в шевелюре, чуть вскряхтывая, разгибается над недавней, не покрытой камнем могилкой, оглядывается по сторонам. Рядом, в десятке шагов, хлопочет у свежевырытой ямы одетая в черное модное пальто женщина средних лет. Падает легкий снежок.
- Простите... - возвышает голос мужчина, вытягивая шею. - Мне кажется, вы говорите по-русски...
- Не знаю еще, - неохотно отвечает женщина. - Бывший...
- Как так, не знаете?.. - начинает мужчина и замолкает на полуслове. Но тут же, спохватившись, продолжает: - Извините... Борис.
- Маргарита... - всё так же неохотно отвечает женщина, протягивая в ответ ладонь. - Маргарита Павловна... Он в коме третью неделю, шансов практически никаких. А участок этот на кладбище оказался последним. Следующий свободный будет через восемь лет. Пришлось взять. Ведь если что... потом не набегаешься. Или отправят на дальнее, за добрые двадцать верст.
- Дела-а... - Борис подцепляет граблями застрявший в кустарнике сухой лист, затем ладит что-то с землей детской садовой лопаткой, подобранной тут же неподалеку.
Потом они вместе едут с кладбища в автобусе. На конечной остановке прощаются как добрые знакомые. Маргарите Павловне еще десять остановок трамваем. Борис галантно подсаживает ее на подножку, двери закрываются. Борис машет ей вслед рукой.
Трамвай постукивает колесами на стрелках. Маргарита Павловна устало смотрит в окно. Она думает о Сергее. "Нексте хальтештелле Ам Зонненшайн", объявляет в динамиках бездушный компьютерный голос. "Борис... - мысленно проговаривает Маргарита неожиданно для самой себя. - Боря... - И тут же, улыбнувшись, добавляет почти вслух: - ...Еборя..."
Она легко поднимается и начинает пробираться к выходу.