Аннотация: Психически здоровый человек ни за что не согласится зубрить неинтересные уроки, работать во имя престижа, служить в армии...
***
ДМИТРИЙ ТЮЛИН
***
СУМАСШЕДШИЙ
***
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
***
- Я не сумасшедший! - ответил Билли Гринвич на предложение Тэдди Винтера отказаться от имперского гражданства в обмен на эликсир бессмертия.
***
Ветер налетал короткими остервенелыми порывами, срывал с деревьев листву солнечных цветов: рассветных, полуденных, закатных; швырял об асфальт. Сухой холодный воздух подтверждал вступление осени в права. К толпе, наводнившей центральную площадь, стекались новые и новые ручейки зевак. Сегодня Билли Гринвича возвращают в цивилизованный мир. Последний раз такое случалось в их городе тринадцать лет назад, когда меценат Ольбер проводил гуманистические акции по всей Империи. Прибывшие на Зелинду спустя четыре года после того случая, рассказывали, рука закона отыскала-таки шиворот, за который Ольбера возможно схватить, и меценат очень плохо кончил.
Напряженно всматривались зелиндианцы в пронзительно-синее небо с кое-где небрежно разбросанными клочками перистых облаков. Сдвигали брови до тяжести в переносице, щурили глаза до боли в скулах. А темная точка никак не прорежет синеву, только белые искорки танцуют, словно мушки, те самые, что всегда мерещатся при долгом взгляде на небо. В прошлом месяце по городу рыскали имперские агенты, вооруженные до зубов высоченные мускулистые хмыри в темных одеждах с золотыми регалиями. Производили перепись населения и толковали о каком-то докторе Вугермене, в прошлом вундеркинде, а ныне - лучшем психотерапевте Империи. Якобы доктор Вугермен согласился взяться за исцеление зелиндианцев. А когда на прошлой неделе завозили очередную порцию умалишенных, объявили счастливчика, над которым доктор Вугермен проведет свой эксперимент. Так нежданно-негаданно зависть всех горожан обратилась к Билли Гринвичу.
***
Зелинда - четвертая планета звезды Аластории, на самом краю галактики Млечный Путь. Позор имперской медицины, незаживающая мозоль, нарыв на прекрасном теле имперской гордости. Ведь на Зелинду попадают те, с кем бессильна что-либо сделать имперская психиатрия.
На самом деле доктором Вугерменом двигали корыстные помыслы. Он желал снискать большей славы, приложив к тому минимум усилий. Исцелить зелиндианца - шутка ли?! Фокус заключался в том, что Гринвич - один из тех, кто родился на самой Зелинде. Имперцы не желали цацкаться с "гнилыми" генами, а потому на существование таких людей просто закрывали глаза. Но Вугермен знал, что гены психических расстройств весьма специфичны, да при том чаще всего рецессивны. А значит, вероятность появления здорового потомства в семьях сумасшедших должна быть относительно велика. Вугермен выявил среди зелиндианцев людей, по всем критериям здоровых, написал для них тяжелейшие истории болезней и за счет дядюшкиных связей в правительстве придал диагнозам официальность и незыблемость. Так Билли Гринвич из безобидного плотника превратился в кровавого и коварного маньяка-анархиста.
***
Черная точка материализовалась к тому моменту, когда многие оторвали взгляды от неба, занявшись более волнующими делами: болтовней, пересказом горячих сплетен. Приближался имперский корабль с ошеломляющей скоростью. В течение минуты он разросся до размеров арбуза, а еще двадцать секунд спустя приземлился на космодромную площадку в центре площади, очистив последнюю от напуганных зевак. Однако зелиндианцы сползались вновь. В центре вертикально ориентированного сигарообразного летательного аппарата образовался шлюз. Один за другим по трапу спускались имперцы, ощетинившиеся бластерами, словно дикобразы. По две дюжины всевозможного оружия на каждого пришельца, прикрепленного ко всем мыслимым и немыслимым участкам бронированных костюмов. Сумрачные, резко очерченные лица, словно из камня. Волевые подбородки, выбивающиеся из под тонкой кожи скулы. Телосложение мраморных истуканов. Процесс окаменения, начавшийся в сердце, захватил постепенно все существо.
- Где Гринвич? - требовательно закричал мужчина с наибольшим количеством золотых регалий на погонах, глаза его ненавидяще вспыхнули, словно бластеры, и многие зелиндианцы ощутили ноющие раны в области груди.
Зеваки не ведали, где Гринвич. Их самих интересовало, где виновник торжества.
- Где Гринвич? - жестче повторил вопрос военный. - У нас каждая секунда на счету!
Некоторые зелиндианцы испытали чувство вины за потерянное драгоценное время имперцев. Один пришелец что-то шепнул на ухо другому, тому, кто орал. Тот кивнул и поманил пальцем какого-то зеваку.
- Иди-ка сюда! Ты смотришься получше других.
Коротконогий рыжебородый толстяк с неопрятными жирными прядями на плешивом лбу покорно отделился от толпы и поплелся к имперцам с собачьей улыбкой на губах. Не хватало виляющего хвоста.
- Где Гринвич?
- Я не знаю, сэр.
- А где его дом, знаешь?
- Да, сэр.
- Пойдем!
Имперец, состоявший в чине полковника, отдал приказ подчиненным. Пришельцы взяли рыжебородого под конвой. Вместе они направились к дому Гринвича.
***
Билли Гринвич трудился в поте лица. Невысокий, коренастый, седой, с небольшой лысиной на макушке. Пышные бакенбарды, косматые брови. Горящий взгляд маленьких черных глаз, обрамленных сетью морщин. Красные ушные раковины с жесткими волосками, нос-картошка. Чем-то напоминал Бильбо Бэггинса из древнего фильма про властелина колец. У Ривинсонов родилась дочь, а кроватку для младенца взять оказалось не у кого: все заняты. Гринвич сознавал ответственность: он - единственный плотник в городе, а потому, не задумываясь, махнул рукой на птицу счастья. Да, статус полноправного гражданина Империи - то, о чем Билли, как и любой зелиндианец, не являющийся полным дебилом, мечтал всю сознательную жизнь. Мастер испытывал легкое огорчение, пока не приступил к работе, а тогда он забыл о докторе Вугермене, о его щедрости и великодушии.
Гринвич выпиливал розы для каретки колыбельки и не догадывался, что в этот момент его главное детище - любовно обделанную, со вкусом обставленную хижину, переворачивает вверх дном озверевший отряд имперцев, палят из бластеров по резным ставням, над которыми хозяин трудился в течение трех недель.
- Вот, сученыш! - выплюнул полковник Картер, сжег выточенных из дерева мягкой породы ангелов над крыльцом и огляделся.
Мощеные круглым гладким серым камнем улицы и дома с крышами, покрытыми оранжевой черепицей. В этот момент в наушниках полковника заскрипел истеричный требовательный голос Вугермена:
- Вы скоро?
- Его нет дома.
- Как, нет дома?
- Нет дома, - угрюмо пробубнил полковник, предвкушая новый взрыв истерии.
- Так! - угрожающе зашипел психиатр. - Я жду еще десять минут! Если через десять минут мы не взлетаем, можешь думать, как не превратиться в зелиндианца, пока будешь доживать свой век у дисбатовской параши!
- Мы постараемся, сэр.
- Постараетесь?!
- Может, взять кого-то другого, сэр?
- Ты, кажется, не понял!
- Все понял, сэр!
Гринвич изящно дернул напильником, оставляя на розочке последний штрих.
- Конечно, можно бы и лучше сработать, - оправдывался он, протирая лоб рукавом, - но - спешка... - развел руками. - Дело-то срочное!
Мистер Ривинсон, высокий, сутулый, лысеющий ото лба брюнет с кустистыми бровями и греческим носом, ахнул в изумленном восторге:
- Как живая!
И обернулся к невидимой вороне у себя на плече:
- Правда, Кагги-Карр?
В тот миг у миссис Ривинсон, кормившей дочь в соседней комнате, случился приступ эпилепсии, и Кагги-Карр с мистером Ривинсоном наперегонки понеслись к ней на помощь. Билли Гринвич остался наедине с незаконченным творением. Он глубоко вздохнул и приступил к работе над ножками. Он обожал свою профессию.
***
Эмоциональные тучи над городом утяжелились, разбухли, точно губки, впитавшие прогорклое масло. Имперцы без спросу врывались в дома, потрошили их как рождественских индеек, оставляли после себя барханы золы. Липкая тоска, зеленое уныние, скользкое отчаяние, грязно-серая тревога.
Билли Гринвич закончил кроватку, и Ривинсоны не нарадовались его мастерству.
- Извини, что нечем тебя отблагодарить, - оправдывался мистер Ривинсон. - Иногда мне правда жаль, что на Зелинде отсутствует денежная система. Но что делать с деньгами сумасшедшим?! Правда, Кагги-Карр?
Гринвич представил, как огромная серая ворона с белой грудкой коротко отрывисто каркает в знак отчаяния.
- Вы отблагодарили меня своим восторгом. Это сильно повышает настроение, знаете? К тому же вы позволили мне ощутить радость творчества и собственную нужность, вы подарили мне смысл жизни, что еще может быть?
Билли Гринвич благополучно покинул семейство Ривинсонов, ничего не подозревая о постигшей город беде. Имперцы еще не добрались до этих кварталов.
***
"Не станут ждать", - думал об имперцах Билли, шагая в сторону речки, стараясь не смотреть по сторонам. Мысль об упущенном шансе щемила грудь, колюче вспыхивала в горле. Гринвич задыхался от боли. Его душа вопила, молила об укромном уголке, где можно переболеть в одиночестве, как о стакане воды в час пустынной жажды.
Тропинка петляла в осиновом лесу, ноздри щекотал пряный запах гниющей листвы, мелкие веточки-сучечки потрескивали под ногами. Вся флора и фауна на Зелинде - точно, как на Старой Земле. Специально оборудовали планету в незапамятные времена, создали для больных тепличные условия.
Вскоре чаща раздвинулась, и Гринвич оказался на краю обрыва, обнаженный пласт глины с норками береговых ласточек. Здесь росли дубы и клены. Разбросанные по короткой траве букеты оранжевых листьев с желудями и красных с семечками-летучками. Речка - быстрая, бежит с гор. Отсюда хорошо виднелись укутанные золотисто-розовой мглой заснеженные вершины, серебристо-синие подножья. Темно-синяя, с примесью индиго вода. Ее ледяной запах. Русло выложено гладкими плоскими камнями, галькой. Холодный влажный ветер, солнечные блики на волнах.
Гринвич набрал полные легкие воздуха, а когда выдохнул, боль унес ветер, тоску растворили волны. Гринвич спустился к самой воде, уселся на холодных камнях, опустил в реку палец. Щекотно.
Тут до уха Гринвича донеслось мелодичное женское пение, струящееся со стороны противоположного берега. Билли сразу узнал голос. Бьяра, так звали девушку. Она считала себя феей и жила в лесу. Летом каждый мог вдохновиться ее танцами и пением, а куда она пропадала зимой - одному Богу известно. Некоторые безумцы уверяли, будто Бьяра превращается в береговую ласточку и вместе с ними улетает в теплые края.
Гринвич пристально вглядывался в глинистый обрыв напротив, с такими же норками, как те, подле которых расположился он сам. Вскоре его взору предстало очаровательное обнаженное создание, выбравшееся из лесу. Бьяра порхала в танце, словно бабочка, взмахи ее рук - точно удары крыльев по воздуху. Да так, воображала Бьяра, оно и было. Высокий, сильный, хрустально-чистый голос.
Гринвич проглотил не одну ворону, пока Бьяра его заметила. Тогда она встрепенулась, запела быстрее, взволнованней. Танец ее сделался неистовым, страстным. Гринвич устремился к висячему мосту, натянутому меж двух обрывов, в ста футах справа.
Да, красота Бьяры пленила Гринвича, что, впрочем, закономерно ожидало любого мужчину, имевшего счастье с ней познакомиться. Стремглав преодолел Гринвич пятидесятиметровую высоту, ни разу не пошатнувшись на раскачиваемом ветром сооружении, которое смастерил сам много лет назад, и каждые несколько месяцев ремонтировал.
Когда Гринвич оказался на противоположном берегу, Бьяра замерла, застыла, словно прекрасная статуя, и так дожидалась плотника. Гринвич налюбоваться не мог восхитительным телом, грациозной фигуркой умалишенной. Идеальные черты лица, правильнейшие пропорции, длинные вьющиеся каштановые локоны, страстные глаза цвета горной реки, окна в другой мир, где обитают феи.
- Привет! - срывающимся голосом сказал Гринвич, а у самого дыхание перехватило.
- Что нужно тебе от маленькой феи? Наша королева способна исполнять желания, но я - всего лишь ее подданная. Да и королева помогает людям лишь в исключительных случаях.
- Мне ничего от тебя не нужно, - с трудом выдавил Гринвич. - Только посмотреть на тебя...
Внезапно Бьяра вскрикнула и убежала. Как горная козочка взобралась на вершину обрыва, и занавес из кленов и дубов сомкнулся за кошачьим изгибом ее спины. Гринвич услышал хруст ломающихся веток за спиной и обернулся.
Там, откуда он только что пришел, появились люди в имперской форме. "Неужели они меня ищут?!" Теряя рассудок от радости, Билли Гринвич замахал руками и со всех ног бросился к вооруженным пришельцам.
***
Картер в отчаянии вел маленький отряд к реке. На окраине города кривая-косая старуха бросилась полковнику под ноги. Брызжела слюной, требовала, чтобы ее лишили жизни, сожгли бластером и избавили таким образом от бесов. Картер согласился исполнить просьбу полоумной в обмен на информацию о Билли Гринвиче. Старуха уверяла, что видела плотника на тропинке, ведущей через лес к реке. Тогда Картер сообщил старухе, что за самоубийство ее ждет вечная оргия с бесами в аду, после чего с удовольствием расстрелял помешанную, не дожидаясь ее реакции на высказывание. Картер сомневался, что старуха вообще видела Гринвича, но ничего, кроме как проверить ее слова ему не оставалось.
Нет, полковник не верил угрозам доктора Вугермена, подозревал, что Гринвич рано, или поздно, будет доставлен на борт, но чувствовал также, что большого скандала не миновать. А нервы у полковника сдавали с каждым днем, все чаще подскакивало артериальное давление, от чего в голове возникало ощущение взрыва противопехотной мины. С таким настроением Картер спускался с обрыва к бурлящим потокам.
***
Дикий вопль заставил имперцев встрепенуться. Десятки бластеров навострили носы в поисках добычи.
- Не стрелять! - одернул подчиненных Картер, нутром чувствуя неправильность этого способа действий.
Человек на противоположном берегу стоял на ногах, но выглядел, как жук, перевернутый на спину, барахтающийся, судорожно перебирающий лапками. Еще больше удивился Картер скорости и легкости, с которой зелиндианец бежал ему навстречу по висячему мосту. Все это время полковник, как и остальные солдаты, не отпускал безумца с прицела. Но чем дальше, тем больше удостоверялись военные: старуха сказала правду, награда смертью ей не была напрасной.
- Накажем дезертира, - процедил сквозь зубы Картер и отхаркнул на плоский овальный камень желто-зелено-серый комок.
***
Однако то, что свершилось далее, сильно смутило имперцев, заставило растеряться и позабыть о планах. Билли Гринвич упал перед полковником Картером ниц на колени, заверещал, и остановить его не представлялось никакой возможности:
- Простите меня, пожалуйста! Новорожденной требовалась кроватка! Понимаете? Мой человеческий долг был помочь им! Я знаю о вашей милости, я умоляю о прощении! Я буду все делать правильно! Простите меня, Богом заклинаю вас!
И так далее в таком духе много минут подряд. Когда он, наконец, умолк, Картер покровительственно произнес:
- Встань!
Билли покорился.
- Я прощаю тебя! Больше так не делай!
- Не буду! Клянусь!
Уставшие полковник с подчиненными слушали клятвы зелиндианца несколько минут.
***
Толпа зевак провожала имперцев с Гринвичем через весь город до самого космического корабля. Опьяненный эйфорией плотник не заметил, что многих домов больше нет на месте, вместо них - обугленные развалины. Душа Билли повисла высоко над лысеющей макушкой. Впервые в жизни он поднимался по трапу из суперстали к открытому шлюзу, прямоугольному, со сглаженными углами отверстию. Билли отдавал ладонью последнее прощание согражданам с улыбкой Юрия Гагарина на лице.
- Билли, ты смастерил мне атомную бомбу? - заикаясь, вопрошал Гринвича мужчина с взъерошенным ежиком темных волос. Выпученные круглые белки глаз сумасшедшего бешено вращались, левая щека сокращалась в нервном тике.
Когда последний солдат проник в серебристую сигару, и с тихим скрежетом задвинулась дверь шлюза, Билли понял, что влюблен в Бьяру, его маленькое "я" расцвело, распространилось до пределов Империи, взорвалось счастьем. Вдохновленный герой, он будет любить бескорыстно, так как никогда не вернется на Родину!
***
Целый час Билли Гринвич провел в абсолютном одиночестве в круглом отсеке с мягкими стенками светло-зеленого цвета. В течение этого времени серебристая сигара присоединилась к порталу на границе звездной системы, через который еще на протяжении нескольких часов их должно было перебросить в требуемый конец Империи.
Потом за Гринвичем явился сам полковник Картер в помятом костюме, с помятым лицом. Доктор Вугермен закатил-таки истерику. К тому времени девяносто процентов восторга Гринвича утонуло в звуконепроницаемой обивке отсека.
- Пойдем, - сказал Картер, делая приглашающий жест головой.
- Куда?
- Узнаешь.
Больше полковник не произнес ни слова, сколько Билли не приставал.
Билли ввели в кабинет обычной формы и прикрыли за ним дверь. Сторожить Гринвича у входа остались двое имперцев с бластерами наготове.
Плотник остался наедине с высоким худощавым брюнетом за заваленным бумагами столом. В квадратных очках блестели крысиные глазки. Широкая кривая ухмылка. Аккуратно уложенные левосторонним пробором волосы. Впалые щеки. Большие зубы, тонкие бесцветные губы. Белый халат.
- Здравствуйте! - скорчил гримасу человек в белом халате. - Меня зовут Гарри Вугермен. Я - ваш доктор.
Вугермен привстал из-за стола и выдвинул для Гринвича стул. Когда Билли сел, психиатр протянул ему руку, длинные мягкие пальцы. Вугермен исторг глухой звук, означающий усмешку. Доктор чувствовал себя неловко.
- Вы родились на Зелинде? - задал он вопрос, с важным видом нахмурив брови, открывая толстый журнал с пластиковой обложкой и тончайшими полупрозрачными листами.
- Да, доктор.
- На самом деле мне это известно, но никогда не помешает удостовериться... - снова глухой смешок. - Так вот, теперь вы родились на Верхнем Диалере.
- Почему?
- Ваше освобождение от Зелинды с целью предоставления полноценного гражданства Империи потребовало новой биографии. Вы не против? Если против, можете возвращаться на Зелинду.
- Нет-нет, я со всем согласен.
- Вот и ладушки! Разрешите мне в таком случае ознакомить вас с новой биографией. Почему я занимаюсь этим в первую очередь? Чтобы, не дай Бог, не возникло случайных недоразумений.
- Итак, - Вугермен ткнул пальцем в журнал. - Билли Гринвич! Вам с самого детства поставлен диагноз дефекта социальной личности. То есть та часть личности, что имеет социальную природу, у вас редуцирована, а вернее - отсутствует напрочь. Вы не воспринимаете чужого мнения!
Билли тужил жилы на лбу, силясь что-нибудь понять, а Вугермен продолжал:
- Когда пришло время отдать маленького Билли в школу, он отказался следовать за родителями. Когда мать попыталась затащить Билли силком, сыночек искусал ее до крови!
- В жизни не сотворил бы ничего подобного!
- Конечно, не сотворили бы. Но, к сожалению, такая биография необходима. Или желаете вернуться на Зелинду?
Слово "Зелинда" произвело на Гринвича магическое воздействие, заставило успокоиться и опустить глаза.
- Отец избил Билли, и тот покорился. Родители показали мальчика учительнице. Непокорный сорванец изодрал несчастной лицо, искусал руки и даже вцепился в грудь! И так будущий маньяк поступал каждый раз при попытке обратить его в социальную личность!
- Маньяк?
- Именно! Маньяк-анархист!
- Что такое анархист?
- Билли отказался признавать не только родительскую власть. Саму Империю не считал он авторитетом! И когда пришло время призываться в армию, маньяк перегрыз майору в военкомате глотку и выдрал глаза секретарше военного! После этого юного Гринвича сослали на Зелинду. Теперь мне предстоит тебя исцелить, и все-все-все, от военных до журналистов, увидят чудо, чудо становления полезного обществу человека. Вы хорошо запомнили новую биографию?
- Да, но она мне не нравится...
- А это не имеет абсолютно никакого значения.
***
Вскоре Билли Гринвич узнал, что "социальную личность" доктор Вугермен планирует воспитать у себя дома, в шикарном особняке на планете Крустиана. Там психиатр проживал с женой, старшей дочерью и младшим сыном. Доктор Вугермен считал, что в семейной обстановке процесс адаптации зелиндианца к имперской цивилизации реализуется быстрее.
Крустиана - планета вечного лета. Правда, кроме, как на полюсах в полярную ночь, обитать здесь нигде не возможно. На экваторе, а также на низких широтах в жаркий сезон, поддержание жизни без скафандра неосуществимо.
Половину года семейство Вугерменов проживало на северном полюсе, другую - на южном, а особняк обладал способностью телепортироваться следом за полярной ночью. Голографическое устройство воспроизводило над особняком голубое небо и яркое солнце Старой Земли, имитировало движение последнего в соответствии с естественными для предков имперцев ритмами.
Особняк окружал бассейн с водой, подкрашенной медным купоросом. В бассейне резвилась парочка дельфинов с детенышами. Склонившиеся над водным зеркалом пальмы сбрасывали на его поверхность отслужившие свое пальчато-перистые листья. Те, словно индейские каноэ, пускались в путешествие следом за искусственным течением. За пределами бассейна - сад из белых и алых роз - до самой ограды из колючей проволоки. Сам дом - песочно-белое многоэтажное здание сложной формы с плоскими крышами.
Когда Билли Гринвич оказался здесь впервые, красота окружающего ввергла его в шок. Как зачарованный, Билли склонялся над розами, прислонялся щекой к шерстистым стволам пальм, принюхивался к хлорированной воде бассейна.
- Дядя, вы улыбаетесь пальмам, потому что - псих? - приставал двенадцатилетний сынишка доктора Вугермена. - А как это, чувствовать себя психом? Почему вы не можете думать, как все люди? Это так просто!
- Не обращай внимания! - хихикал, положив руку Билли на плечо, доктор Вугермен. - Главное, чтобы у тебя не возникло комплексов. Помни, что он - всего лишь маленький мальчик.
Гринвич не знал, что такое комплексы, да и плевал он на них! Ведь вокруг столько нового и интересного! Билли переполнял первозданный восторг.
***
Вугермен занялся Гринвичем вплотную. Не менее восьми часов в день они проводили вместе. Жена с дочерью отдыхали у тещи на Саусене, а маленький Риккардо не доставлял особых хлопот. Не засоренный лишней информацией мозг Билли, словно губка, впитывал сведения о цивилизованном укладе жизни. Многое вызывало у плотника вопросы и настороженность.
- Вот почему мне так нужна твоя помощь, дружище! - горячо рассуждал доктор Вугермен, развалившись в мягком кресле, потягивая пиво из алюминиевой банки. - Из заслуженного психиатра Империи я превращусь в главного психиатра Империи, потом можно стать верховным врачом, далее - министром медицины...
- Для чего? - Билли сидел на полу, на ковре, скромно скрестив ноги по-турецки.
- Как, для чего? Деньги, власть!
- Но разве вам не хватает денег?
- Хватает. И власти хватает! - поспешил добавить Вугермен. - Но то, кем я стану в будущем - еще престижней! Все будут завидовать мне! "Смотрите, кто идет!" Конечно, и заслуженный психиатр Империи - весьма престижно... Понимаешь?
- Нет. А куда денется нынешний министр медицины?
- Он дурак!
- Почему?
Вугермен смутился.
- Ты пока еще не созрел, чтобы понять.
Но Гринвич не отставал.
- Но когда вы станете министром медицины, у вас, наверное, будет много дел.
- Конечно! - гордо вскинув нос, согласился доктор Вугермен.
- А у вас останется время на занятия любимой работой?
- Какой любимой работой?
- Ну, психиатрия...
- Я ненавижу эту работу!
- Тогда вам следует бросить ее...
- Ты - сумасшедший! Хоть и родился здоровым, но вырос среди умалишенных и сам стал, как они. Ты ничего не понимаешь! Ты - сумасшедший, а я - нет!
***
Гуляя по дому, Гринвич обратил внимание на картину, написанную от руки масляными красками, украшавшую одну из галерей, где был установлен голографический телефон. Картина изображала девушку божественной красоты. Никогда Гринвич не встречал такого лунного оттенка кожи, таких алых губ, румяных щек, столь выразительных глаз. А цвет волос! Солнечный свет струился с локонов, пронизывал их насквозь. Художник, безусловно, был гением, девушка с портрета смотрела на Билли, как живая. Какая там Бьяра! Гринвич влюбился в златовласую принцессу. Засыпая по ночам, плотник мечтал о ней, отчего на душе у него становилось сладко. Доктор Вугермен сообщил, что это его старшенькая, дочь Арманда.
В каждую выкроенную минутку, свободную от чужих глаз, Билли Гринвич со всех ног несся к портрету. Только бы никому не понадобился телефон! Сильные чувства, полыхавшие в груди, смущали плотника. Билли боялся, что доктор Вугермен разоблачит его. Выдадут волнение в голосе, огонь на лице, дрожь в теле, возникающие каждый раз, когда разговор заходил на тему искусства, или упоминался тот самый участок дома, или, того хуже, сама Арманда.
Та галерея служила Гринвичу храмом, а портрет - иконой. О, сколько возвышеннейших переживаний посещало ежедневно плотника, молитвенно упавшего на колени перед своим богом! И как щемил сердце трагизм осознания, что этими светлыми, солнечными мгновениями никогда не насытишься, их вечно не хватает!
***
Еще Гринвич любил плавать в бассейне, играть с дельфинами. Глаза его каждый раз краснели из-за хлора. Билли удивлялся, как дельфины выживают в экологически-неблагоприятных условиях. Вугермен объяснил, что животные - генно-модифицированные.
Гринвич обнимал скользкие спины дельфинов и оказывался в шипучем водовороте. Дельфины носили его, как пушинку по ветру - до самого дна бассейна, подбрасывали вверх, прыгали вместе с ним. Билли визжал от восторга, душа его бешено вращалась, подражая пузырькам воздуха, сердце захватывали течения, а в итоге Гринвич лопался, взрывался, распространяя брызги в бесконечность, чтобы исчезнуть, сжаться в точку, вернуться в ноль и озаглавить новый цикл.
Постепенно между плотником и дельфинами установилась теплая живая связь. Животные понимали его язык, а он - их.
Доктор Вугермен относился к этим развлечениям неодобрительно, хмурился, кривил губы. Правда, ему удалось переложить на зелиндианца кормежку животных, уборку за ними, но психиатр об этом как-то забывал.
***
Однажды, когда доктор Вугермен улетел из дома по делам, Гринвич в галерее, по пути к картине, наткнулся на Риккардо.
- Дядя Билли, дядя Билли! - заголосил мальчишка. - Не говорите отцу, что видели меня!
- Почему?
- Ну, разве вы не понимаете?
- Нет.
- Я удрал с колледжа!
- Зачем?
- Дядя Билли, давайте будем откровенными!
- Давай.
- Что интересней, играть в виртуальную реальность, или зубрить доказательство теоремы Пифагора? Развалиться на уютном диванчике, или скрючиться за партой?
- Теорема Пифагора и парта, как я понимаю, в колледже?
- Так точно.
- Но тогда для чего ходить в школу?
- В том-то и дело, что незачем! Просто папе так хочется.
- Твой папа наверняка любил учиться и относился к теореме Пифагора по-другому.
- Мой папа не помнит теоремы Пифагора.
- Не говори глупости!
- Это правда! - закричал мальчик. - Он даже что такое слагаемое, разница, множители, произведение не знает - курс начальных классов!
- Я у него спрошу.
Тут Риккардо упал на паркет и долго корчился на нем, заливаясь противным пронзительным хохотом.
- Только папе не говорите, что видели меня, - сказал мальчик, успокоившись, вытирая слезы. - Пожалуйста, дядя Билли!
- Не буду.
***
- Что такое слагаемое и разница? - задал Билли Гринвич вопрос доктору Вугермену.
- Понятия не имею, - буркнул психиатр, интонацией давая понять, что не расположен тратить время на ерунду.
- А множитель и произведение?
- Не знаю.
- А теорему Пифагора помните?
- На хрен мне сдалась теорема Пифагора! К чему ты клонишь, Билли?
- А в школе изучали?
- Изучал. Я что, должен помнить всю белиберду, что вбивали в наши бедные головы в школе? Уж не Риккардо ли тебя теоремой Пифагора просветил? Небось, хотел, чтобы за него кто-то сделал уроки. Вот лодырь!
- Весь в меня! - добавил Вугермен, добродушно кряхтя-посмеиваясь.
- А хоть что-то из того, чему преподаватели учили вас в колледже, помните?
- Признаться честно, ни хрена не помню. Ну, может, что существует такая теорема Пифагора, помню. Или теория Дарвина, что существует. Тоже помню. - Доктор Вугермен развел руками.
- Но тогда следует разрешить Риккардо не посещать школу вовсе!
- Псих! А аттестат? Куда нынче без аттестата? Если бы я не заслужил аттестат, у меня не было бы диплома, а не было бы диплома...
- Не было бы работы, которую вы ненавидите?
- Ты - сумасшедший!
***
Эти мысли не давали Билли Гринвичу покоя. Сколько не напрягал он извилины коры головного мозга, обнаружить целесообразность в поведении цивилизованных людей, логичность в их рассуждениях, никак не удавалось. Билли без конца задавал вопросы, читал книги, смотрел голографические трансляции, словом, затеял настоящее исследование. Все больше плотник убеждался: дурные гены свершили черное дело: он правда - сумасшедший.
Но самое страшное, Гринвич начинал понимать мотивы маленького Билли из новой биографии, искусавшего мать.
***
Сначала на площадке перед бассейном появилась жена доктора Вугермена, Джулианна. Тройной подбородок, сиреневый бикини с мраморным узором, бегемотьи складки, целлюлит. Гордой походкой коровы она неспешно приближалась к экспонату с планеты Зелинда. На голове - чуть колышащийся шиньон. Приезд недостающей части семейства Вугерменов явился для Гринвича неожиданностью. Когда следом за миссис Вугермен обозначилась Арманда в салатовом топике и синей лакированной юбке, несчастный плотник пожалел об увлечении генно-модифицированными дельфинами, а также о том, что не обладает способностью провалиться сквозь землю. Приготовился к инфаркту и к ожогам лица, последствиям психосоматической реакции на дочь психиатра.
Огонь погас, а сердце успокоилось. Губы Арманды в жизни оказались еще ярче, чем на картине, щеки - румянее, кожа - белее, а локоны - золотистее. Она напоминала размалеванного клоуна с ужимками мартышки. Разочарование зелиндианца приобрело завершенный вид, когда Арманда вытянула губы в трубочку на манер шимпанзе, выпуская изо рта дым, и насмешливо фыркнула прокуренным голосом:
- Это и есть сумасшедший? Стоило из-за этого выходить из чата! Там голограммы позанимательней!
После этого Арманда развернулась и, раздраженно виляя синим задом, быстро-быстро удалилась. В голографический чат для золотой молодежи.
- Не обращай на нее внимания и не обижайся! - ласково улыбнулась Гринвичу миссис Вугермен. - Молодежь, силиконовые мозги!
Плотник чувствовал искреннюю благодарность жене психиатра за поддержку в час столь серьезного испытания духа. Как преданный пес, он готов был принести ей присягу. Подсознательно миссис Вугермен это заметила, приосанилась и качнула грудью.
- Не хотите искупаться? - предложила миссис Вугермен.
Подсознание Билли Гринвича также зафиксировало невербальное поведение чужой жены.
- Конечно!
- Помогите мне спуститься! - протянула Гринвичу руку Джулианна, кокетливо меняя положение таза относительно остальных частей тела.
Ей просто хотелось лишний раз удостовериться в собственной привлекательности. Она желала, чтобы мужчина, пусть даже такого старый и непривлекательный, как этот несчастный с Зелинды, обливался слюной, когда глядит на нее. Это так естественно для любой цивилизованной дамы!..
Но Гринвич, его зелиндианская прямота, восприняла все буквально. Со скоростью света пронеслись в его сознании мысли: "Конечно, слишком жирная, не Бьяра, и уж тем более, не Арманда с картины, и даже не Арманда настоящая, но зато душа какая добрая!.. А у меня так давно не было женщины..."
Гринвич схватил жену доктора Вугермена, стиснул, прижал к себе, руки забегали по слоновьей спине. С трудом отбилась Джулианна, выгравировав на лице Гринвича решетку из кровоточащих царапин.
- Псих! Сумасшедший! Маньяк! - визжала она, пока не появился доктор Вугермен и не скрутил Гринвичу кисти.
- Сукин сын! - зарычал доктор Вугермен, и кулак его впился плотнику в живот, заставил согнуться пополам.
Доктор схватил зелиндианца за грудки и швырнул о бортик бассейна. Потом с разбегу нанес удар ботинком по паху. Дальше лупил прикрывшего лицо ладонями Гринвича с неистовой яростью, смакуя хлыщущую фонтаном из носа кровь. Лицо плотника распухло, глаза заплыли, тело покрылось синяками и ссадинами. Билли потерял сознание, а психиатр продолжал и продолжал наносить удары.
***
Так в жизни Билли Гринвича началась черная полоса. Доктор Вугермен и раньше держался с ним холодно и высокомерно. Теперь он откровенно ненавидел зелиндианца, при каждом удобном случае старался подавить его личность, постоянно напоминал, с каким нетерпением дожидается того дня, когда Билли призовут в армию.
Это было еще одной неприятной новостью для Билли.
- Я не хочу идти в армию! - в отчаянии рукоплеская, восклицал он.
- Придется, - отвечал доктор Вугермен. - Есть такое понятие, как воинская повинность.
- Но я ни перед кем не виноват!
- Не виноват. Но повинность существует. Каждый гражданин империи обязан пройти через службу в армии. Поскольку ты в свои годы воинский долг не отдал, придется сделать это сейчас.
- Кому обязан? Должен кому?
- Империи!
- Для чего вообще эта проклятая армия?
- Убивать разумных существ, иногда людей.
- Я не хочу убивать людей и никогда не стану этого делать ради кого бы то ни было.
- Ты смотришь на ситуацию не с той стороны. Бывают случаи, когда без убийства не обойтись. Разве ты не понимаешь?
И тут до Гринвича дошло, о чем толкует психиатр. Лоб его покрылся холодной испариной. Когда он был десятилетним мальчишкой, На Зелинду привезли маньяка. Он убивал женщин, глумился над трупами и получал от того удовольствие. Отец рассказывал, маньяком двигали похоть и любовное вожделение. Несмотря на ужас, который маньяк вселял в местных жителей, никто не решился устроить охоту на человека, взять грех на душу. Это сделал Гарри Безумный, человек, считавший топор, тесак и стилет женами своего гарема... В прошлом - имперский палач, потопивший собственный рассудок в крови. В черной рясе, прикрыв лицо капюшоном, сгорбившись, чтобы хоть немного уменьшить исполинский рост, бродил от дома к дому Гарри Безумный, оказывая горожанам всего одну услугу. Гарри Безумный резал скот, освобождая владельцев свиней, коров, коз, овец от неприятных эмоций. Гарри Безумного в городе боялись лишь чуток меньше, чем маньяка. Горожане собрали вече и обратились к Гарри Безумному с просьбой. К всеобщему изумлению, он согласился. Гарри Безумный выследил маньяка, подкрался к нему, когда тот потрошил очередную жертву. Безумный разрубил голову убийцы пополам, после чего танцевал верхом на топоре, словно ведьма, тысячекратно усиливая страх зелиндианцев. После того случая город вздохнул с облегчением. Один законченный безумец устранил другого, такого же, как он, подарив свободу и жизнь тем, кто менее болен.
- Понимаю, - прохрипел Гринвич.
- Вот и умница! Закроем эту тему.
***
Мысль вращала по кругу внимание Гринвича назойливо, как муха. Но все факты указывали на ее истинность. Что если произошла невероятная ошибка, и с ума сошли не зелиндианцы, а так называемые цивилизованные граждане Империи? И так они спятили, что объявили себя здоровыми, а нормальных людей - умалишенными. И настолько буйными оказались "приличные имперцы", таким страстью горели их безумные глаза, что внушили полноценным мужчинам и женщинам, будто они - психопаты!
Гринвич поделился этой идеей с доктором Вугерменом. Как он и ожидал, реакция последовала отрицательная.
- Заткнись, и чтобы я от тебя больше не слышал подобного бреда! - грубо оборвал плотника психиатр. - Или я ошибся, и ты правда нездоров? Если ты сделаешь такое заявление в общественном месте, все мои старания пойдут прахом!
***
Однажды Билли Гринвич явился к бассейну, и дельфины не приветствовали его. Билли внимательно и недоуменно осмотрелся. Сердце его сжалось, превратилось в ледяного ежа от страшной догадки. Три тушки, две огромные, одна маленькая, плавали по водной поверхности, белые животы кверху, а доктор Вугермен в цветастой ночной пижаме со стрекозками и бабочками копошился в каком-то механизме. Билли не верил собственным глазам. Словно в трансе, не ощущая реальности происходящего, он направился к доктору Вугермену.
- Никак не пойму, как аннигилятор включить, - проворчал психиатр, когда Билли приблизился. - А без него намучаемся с этими трупами.
- Что с ними? - дрожащим голосом спросил Гринвич.
- Купил таких же, только искусственных. Роботов. Их кормить не надо, уборка не нужна. Удобно и дешево. Сейчас две тысячи вольт через бассейн пропустил, дельфины подохли. А как аннигилятор включить, чтобы туши сжечь - ума не приложу! Вот черт, а! Если что, придется нам вдвоем на свалку тащить.
Билли упал на колени, вцепился в глаза ладонями и зарыдал. Он рвал на себе волосы, бился лбом о мраморную дорожку. Скорбь его была безудержной, и надрывнее становились слезы каждый раз, как возвращалось понимание того, что не существует сил, способных вернуть животных к жизни.
- Чего хнычешь, придурок? - отозвался доктор Вугермен. - Ты - будущий солдат! Мужчина! Мужчины не должны плакать!
В этот момент рыдания плотника в очередной раз набрали оборот.
- Психопат! - с презрением по слогам выговорил доктор Вугермен.
***
Чаша терпения Билли переполнилась. Он не желал более ни минуты "цивилизованной жизни". Потерянным раем из детских снов выступала зеленая Зелинда. Ее хрустальные синие реки и озера, лазурные небеса, города с мощеными улицами и черепичными крышами. Непонятные и смешные Бьяра, мистер Ривинсон, Кагги-Карр. Доктор Вугермен доказывал, что фей и говорящих ворон, тем более, невидимых, не существует. Ну да и Бог с ним! Он ведь сумасшедший! Доктор Вугермен, его семейство, Империя - мутный сон с похмелья. Только образ с картины, который Билли продолжал любить, вносил утешение в его невеселую жизнь.
Теперь плотник осознал окончательно: он не желает служить в армии. Как серьезно следует заболеть, чтобы добровольно явиться в призывной пункт, слушать приказы старшего по званию, выполнять их! Какие силы, если не безумие, могут заставить человека совершить такой поступок? Лучше погибнуть гордым и свободным, чем продать душу, трусливо пресмыкаясь!
Все это Гринвич выложил Вугермену, как на духу, однажды явившись к нему в кабинет.
- Хватит болтать глупости, - отмахнулся психиатр и вновь зарылся в бумаги.
- Да нет же, я на полном серьезе!
Доктор Вугермен молчал.
- Я хочу домой!
- Отстань.
И в последствии доктор Вугермен оставался глухой стеной. Дважды между ними вспыхнул скандал, разок доктор избил подопечного. Билли Гринвич пробовал бежать, но колючая проволока под напряжением превращала дом в надежную крепость. А где члены семейства Вугерменов прячут ключи от ворот, Билли не догадывался. Однажды он пытался покинуть тюрьму хитростью, пока ворота были открыты уезжавшей на вечеринку Армандой. Но психиатр его раскусил и подверг жестокому избиению, Билли лишился трех зубов.
Вот тогда несчастный зелиндианец решился на предательство. В справочнике он отыскал номер голографического телефона военного штаба Крустианы и сообщил полковнику имперских войск о мошенничестве доктора Вугермена. О том, что ожидаемое общественностью чудо исцеления - обманный трюк, акт коррупции, преступление против государства, расчетливо спланированное заслуженным психиатром империи в корыстных целях. Гринвич рассказал все честно, ничего не тая, признался в собственном здоровье, и в то же время в нежелании претендовать на статус гражданина Империи.
Полковник, тощий рыжий усатый таракан с лысиной на макушке и мелкими чертами лица, узнал в голограмме одну из галерей доктора Вугермена. Выдала картина, изображавшая дочь психиатра. "Этот человек до сих пор не выздоровел, - рассуждал полковник, - следовательно, доктор Вугермен пудрит нам мозги, что вылечил зелиндианца до состояния преданного государству солдата. Если я разоблачу негодяя, мне перепадет премия..."
***
Полковнику не удалось реализовать намерения. Связи доктора Вугермена оставались могущественными, начальник военного штаба Крустианы попал под трибунал и был расстрелян.
***
Доктор Вугермен отвел Билли Гринвича в просторный кабинет с парой операционных столов под мощными хирургическими светильниками.
- Сейчас сделаем еще одну прививку, - сообщил врач.
Здесь Билли ни разу не был. Сильно пахло лекарствами. Вдоль стены выстроилось электронное оборудование.
- Ляжь-ка на стол, - попросил доктор Вугермен. - Укол в ягодицы.
Билли Гринвич повиновался.
- От чего прививка?
Билли привык к прививкам. Это на Зелинде организаторы создали стерильные условия, а здесь, в цивилизованной Империи, по словам доктора Вугермена, непривитого человека поджидало множество опасностей в виде бацилл и вирусов.
- От СПИДа.
- Разве такая существует? Я не читал об этом в "Детской Энциклопедии".
- Существует.
На щиколотках Гринвича защелкнулись стальные браслеты.
- А это для чего?
- Укол больной. Чтобы не дергался. А то игла сломается, в заднице застрянет.
Со знанием дела доктор Вугермен приковал к столу запястья плотника.
- А теперь слушай меня, сученыш! - ядовито зашипел доктор Вугермен. - За то что ты меня подставил, наябедничал этому начальнику штаба, я применю к тебе генератор заряда, которым убил дельфинов. Не беспокойся, я выставлю регулятор на меньшее напряжение.
Билли Гринвич заорал, заизвивался, задергался, а психиатр пропустил через его тела первую дозу электрического разряда. Тело зелиндианца забилось в конвульсиях.
- Известно ли тебе, что сиим прекрасным способом исцеляли душевнобольных еще в докосмическую эпоху? - осведомился доктор Вугермен и подал еще напряжения.
- Тот начальник штаба уже в аду, якшается с сатаной. Если ты подведешь меня в день презентации, тебя ждут пытки поизощреннее!
Тело Гринвича еще несколько раз подпрыгнуло на койке.
- Простыми синяками и выбитыми зубами тебя не воспитать. Придется пустить вход тяжелую артиллерию!
Когда доктор Вугермен закончил, волосы у Гринвича торчали дыбом, все тело ныло и болело, перед глазами плясали разноцветные пятна, мозг потерял способность к восприятию и мышлению, ощущалась безнадежная усталость.
- Попробуй только еще раз вспомнить о Зелинде! - погрозил на прощание психиатр.
***
Матово-черное отчаяние, тягучая безысходность завладели плотником Билли Гринвичем. Не было в его жизни больше веселых дельфинов. Покинула надежда бежать. Все, что он когда-либо любил, осталось далеко позади. Билли Гринвич зубрил военный устав, а также слова, которые он должен был произнести на церемонии презентации доктора Вугермена, порядок проведения самого мероприятия. Теперь Билли понимал, какие силы заставляют человека действовать во вред себе. Время от времени доктор Вугермен устраивал плотнику пытку амперами.
Да, часто вспоминал Билли Гринвич о любимом занятии, о работе с деревом. Но в течение всего времени, пока зелиндианец жил с доктором Вугерменом, последний не предоставил ему возможность даже взглянуть на какой-нибудь брусок.
- Плотники Империи не нужны, - отвечал доктор Вугермен. - Империи нужны солдаты. Пластик и роботы справляются с задачей эффективнее, чем человек и дерево.
Только портрет рядом с голографическим телефоном продолжал утешать Билли Гринвича. Однажды Арманда застала его на коленях у портрета. В руках у девушки был плакат с особой эмульсией, формирующей стереоизображение. Арманда не обратила никакого внимания на плотника, которого к тому времени ничто не могло заставить прийти в худшее расположение духа, чем то, в котором он пребывал, а уж тем более - смутиться. Арманда бесцеремонно сорвала картину со стены и бросила на пол. Взамен нее она приклеила фото модного эстрадного певца.
- А где теперь будет картина? - откровенно и нагло спросил Гринвич.
- Выкину в деструктурирующий мусоропровод.
- Но ведь это искусство! Настоящее! Ручная работа!
- Дурак! Вот - искусство! - девушка показала на плакат и мечтательно улыбнулась
Потом она схватила картину под мышку и решительно зашагала к тому концу галереи, откуда открывался выход в коридор, ведущий на улицу. Деструктурирующий мусоропровод располагался там.
- Постой! - закричал Билли и понесся следом за девушкой. Он остановил ее и принялся вырывать из рук картину.
- Это шедевр! - умолял Билли.
Ответом ему была новая решетка из кровоточащих царапин на лице, расщепленная на атомы любовь и неизменная констатация:
- Псих! Сумасшедший!
***
Час презентации настал. Империя посчитала ее грандиозным событием, и Билли Гринвича доставили на Новую Землю - центр имперской цивилизации. Здесь, под беспощадным солнцем в зените бледно-голубого неба, был вынужден обливаться потом плотник с Зелинды, пока не завершатся выступления сильных мира сего.
Многолюдная площадь, заполненная солдатами. В одинаковой форме, с клонированными стрижками, лица одного инкубатора. Только знаки отличия на погонах. С трибуны восторженно разглагольствовал доктор Вугермен. Билли не слушал его пустословие. Толпа восхищенно рукоплескала. Тянулись к трибуне микрофоны журналистов. Щелкали стереофотоаппараты и голографические камеры. Отдавали честь военнослужащие. Билли до сих пор поражался, почему никто до сих пор не поднял восстание, не развернулся и не ушел прочь. Неужели легенды о вживленных в мозг микрочипах, уничтожающих волю, зомбирующих - правда? Если один баран в стаде испугается, помчится с пастбища в лес, где распростерли пасти волки, остальные овцы солдатским строем устремятся за ним. Цивилизованными людьми управляет тот же инстинкт? Нет, наверное, пытки электричеством.
Солнце разгоралось, водопады пота разгонялись. Вязкая болезнь пропитала площадь. Пауки, увязшие в собственных ловчих сетях. Мучительными стонами грешники призывали Билли Гринвича в ад. Да, для того, чтобы душа оказалась в распоряжении демонов, вовсе не обязательно умирать, не требуется для этого раскаленная сковорода и котел с серой. Так уж заложено природой. В своих стараниях калечить собственную душу человек обречен на успех. И Билли Гринвич видел свой ад, образ которого повис перед глазами, близкий, как никогда. Ад, куда ведет дорога предательства собственной души, частички Бога внутри, в угоду и жертву страху перед болью и страданиями.
И тут, на грани солнечного удара, Билли прорвался к озарению! Бедный наивный невежда! Он пытался убедить безумцев, опираясь на разум и логику, когда единственный язык, который они понимают - язык припадков и конвульсий!
***
- Билли Гринвич! Готовы ли вы присягнуть на верность Империи? - торжественно задал вопрос генералиссимус зелиндианцу, вытянувшемуся по стойке "смирно". В тот же миг их озарили тысячи вспышек, несмотря на то, что солнце пресекало возможность расслабить глаза, не щуриться.
Пронзительный визг озарил площадь и заставил иссыхающих пауков ожить. Огромных трудов стоило зелиндианцу сохранять самообладание до того момента. Билли Гринвич вцепился генералиссимусу в шею, искренне стараясь выкусить клок кожи. При этом плотник с Зелинды рычал, сучил ногами, рвал на генералиссимусе одежду.
Куда-то исчезли регалии с погонов верховного главнокомандующего. Охрана, войска - парализовало всех. Многие тысячелетия Империя не ведала подобных инцидентов. Знала ли вообще когда-нибудь? Человеческая цивилизация не помнила. Солдаты превратились в алчных зевак. Смеялись солдаты, показывали пальцами. В том числе на памятники с открытыми ртами, с руками, занесенными и остановившимися в неестественном положении, памятники в невообразимых позах, коими сделались высокопоставленные лица.
- Смирно! - заорал очнувшийся главнокомандующий.
К тому времени Билли Гринвич повалил его на трибуну, окончательно обнажил, крутился на нем, словно шакал, исполняющий танец над падалью, кусал и улюлюкал.
- Схватить его! - заорал он, с трудом поворачивая голову к охране.
Лишь несколько секунд спустя Билли Гринвич был нейтрализован. Совершенно голый генералиссимус, в красно-синюю крапинку из-за следов укусов, подвергся позорному обстрелу хохотом со стороны толпы. От строевой дисциплины не осталось и следа. Солдаты катались по земле. Некоторые военачальники бессильно махали руками, призывая солдат к порядку, их крик до хрипоты растворялся во всемогущей толпе. Другие, их коллеги, присоединились к всеобщему веселью и ажиотажу. Местами даже вспыхнули гомосексуальные оргии. Материализовавшиеся из вакуума ораторы призывали к свержению строя. Пиршествовали журналисты.
Не один час потребовался, чтобы вернуть мир на круги своя.
***
Доктора Вугермена подвергли средневековой казни четвертования. Казнь состоялась публичная, на той самой площади, где опозорил генералиссимуса зелиндианец. Части тела заслуженного психиатра Империи, а также его внутренности, выставили на всеобщую демонстрацию в крупнейших культурных центрах Империи.
Верхушка власти в Империи сменилась. Опозоренного генералиссимуса переквалифицировали в уборщика общественных туалетов. Новый генералиссимус мечтал казнить заодно с психиатром зелиндианца, но правозащитники еще в день позора Империи раздули грандиозный скандал. Аналитики предсказывали, что власти предпочтут расправиться с сумасшедшим с целью устрашения граждан и укрепления собственного авторитета, в то время как это больной человек, и государство обязано предоставить ему иммунитет в соответствии с законом о неприкосновенности граждан, признанных невменяемыми. О шлейфе устойчивой грязи и невыветривающегося запашка, которые тянут за собой правозащитники, известно всем, а потому Гринвича решено было вернуть на родную Зелинду, четвертую планету Аластории.
***
Родной город Гринвича на Зелинде посетила весна. Раскаявшимся блудным сыном ощущал себя плотник-горемыка, наступающий босиком на круглые камни, которыми была выложена мостовая, вдыхая терпкий аромат распускающихся почек. Мысль о плотницком деле переполняла его любовью к ремеслу, к себе, к Родине и соотечественникам. Щекочущее нетерпение побуждало время от времени стрункой распрямиться от радости, но не как по стойке "смирно", а взвизгнув, подпрыгнув, пропустив сквозь себя большую пушистую порцию воздуха. Здравствуй, Бьяра, я люблю тебя, и больше мне ничего не нужно! Здравствуй, Кагги-Карр, пусть тебя и не видно, ты существуешь, я знаю точно, я чувствую тебя! Здравствуй, Гарри Безумный, я боюсь твоих жен, но уважаю твой выбор! Спокойное детское удовольствие бытия, благодарность жизни за то, что она есть.
***
Когда-то Тедди Винтер умолял Билли Гринвича уступить имперское гражданство. Теперь, наслушавшись рассказов вернувшегося плотника, а также порожденных ими слухов (в миллионы раз ужаснее), Тедди Винтер заклинал Билли Гринвича одуматься и требовать у имперцев еще один шанс. В обмен безумец предлагал все тот же эликсир бессмертия. Он сильно боялся, что теперь имперцы устремят взоры на него.
Билли Гринвич искренне жалел Тедди Винтера, но в ответ на его предложение по-прежнему насмешливо отвечал: