Рон Вильски загнал машину в гараж и направился к дому. В летних сумерках мягко светилось окно кухни, выполненое в виде ребристой стекляной тарелки. Автоматически сунув руку в ящик, Рон вытащил почту и остановился у крыльца, с удивлением разглядывая письмо в свете фонаря. Редко попадается такое: белый конверт с почтовой маркой и надписаным от руки адресом, не счет и не реклама. Отправитель - Ярон Каган, Шлонски 23. Из конверта выпал листок с несколькими печатными строками:
Уважаемая личность Рон Вилски !
Мне доподлинно известно, что 11 марта сего года Вы незаконно воспользовались моделью рубашки, по ошибке нестертой мною из портновского автомата магазина одежды "H&O". Ваша рубашка является копией. Вы нарушаете законы копирайта и Право Личности на Уникальность. Если до 20 марта Вы не пришлете мне справку об уничтожении рубашки с печатью городского муниципалитета, то я подам дело в суд.
С наилучшими пожеланиями - личность Ярон Каган, адвокат."
Рон прислонился к косяку и сглотнул комок в горле. Можно было и отпереться. Написать, что если даже ненароком увиденая на экране модель и повлияла - подсознательно ! - на процесс его творчества, то такая деталь, как обработка воротника бежевой вышивкой с инициалами, указывает на уникальность его, Рона, рубашки. Черт подери, только он загибает рожки буквы V внутрь ! Но адвокат...и законы копирайта... С тяжелым сердцем Рон вошел в дом и метнул письмо на стол. Рубашка была обречена. Вильски был... осторожным человеком и не обманывал себя.
Ирена Вильски пила чай, сидя с ногами на стуле, и читала книгу, прислонив ее к сахарнице. С удивлением поглядев на мужа, она взяла письмо и прочла.
- Кляузник. Ты правда попер рубашку ?
- Взял за основу, классическая модель, просто лень было лезть в библиотеку силуэтов ! Ч-черт, выкинул деньги.
- Не связывайся. - Ирена с тревогой взглянула на мужа и, подняв брови, мотнула головой в сторону спальни.
- Не буду, не буду... завтра освидетельствую и сожгу.
- Умничка. Иди мой руки.
***
Ирена медленно мешала ложечкой чай, размешивая давно растворившийся сахар, и слушала разговор двух подруг у кофейного автомата. Пора было возвращаться в свой кубик, но она тихо млела от подслушаного.
- И вот он предложил мне замуж ! Ты понимаешь, да ? замуж ! А я ему хрясь по морде ! - девушка с короткими желтыми волосами была похожа на цветок "золотой шар". Нарисованый на затылке черный смайлик контрастировал с выражением разгоряченного злого лица.
- Я говорю - я тебе не семейная приставка ! Бог мой, согласиться на такое ограничение моих свобод индивидуума, моральное, физическое - ты подумай, все эти обезличевающие ТРАДИЦИИ, и полодеяла !
- Ну, купили бы два одеяла ! - очень худая черноволосая девушка в завернутой вверх юбке на проволочном каркасе быстро-быстро кусала картонный стаканчик, перфорируя узор по краю.
- Ах, ну не так же все фактически, одеяла там, но принцип, и смена фамилии - как будто ты перестаешь существовать как отдельная личность, понимаешь ?
- Нууу, это ты как-то буквально все воспринимаешь; и в браке можно сохранить индивидуальность, ведь...
- Именно ! Именно ! Со-хра-нить ! усилием, борьбой ! Значит, если не бороться - будет какой-то... добровольный коллективизм ! Стадо ! Зачем, если можно всего этого избежать, Люли ?
Разговор принимал теоретический характер и Ирена, вылив в раковину остывший чай, вернулась к редактированию статьи "Режим работы: нивелирование или осознаная необходимость ?"
***
Вечером ели пиццу. Рон, отправивший Кляузнику справку об уничтожении предмета одежды серийный номер 7654ДХ56бис2056, устало и раводушно глядел в телевизор. Приняв душ, Ирена молча щелкнула пультом и потянула мужа в спальню. Тщательно задернула шторы и заперла дверь на ключ. Оба разделись догола.
Вытащив из кровати ящик для постельного белья, достали и надели свернутые комком у задней стенки длинные полосатые рубахи. На голову повязали каждый по белой косынке, закрывшей волосы и уши. Ирена наложила грим себе и мужу - забелила лица, наложила черные тени на газа, коричневая помада на губы толстыми мазками. Выключив лампы, зажгли свечу и сели, сгорбившись, на пол у зеркала, плечом к плечу, спрятав ладони под колени.
За стеклом, в мерцании и тенях, сидели две полосатые фигуры, одинаковые, как яйца в лотке; прижавшиеся тесно, как испуганные обезьяны.
Смотрели в зеркало так долго, что потерялись и сами - кто где; пока не заболели глаза.
Тогда сняли и спрятали одежду, вымыли лица и легли спать, сплетясь ногами под одеялом.