Табоякова Ольга Александровна : другие произведения.

Сокровища Израиля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    текст.

Сокровище Израиля


Элли Соверинг

  
   Пролог.
  
   Три часа назад Аше кинул человека под поезд. Это был единственный шанс остановить эту махину. Сейчас же он должен был решить может ли он умереть сам настолько чудовищно страшно, и верит ли он этой книге, которая так много шума натворила полгода назад. Аше знал, что верит, а это, значит, что тогда умрут все, не только он. Но ведь написанная вещь, еще не значит воплощенная. Аше в очередной раз подумал, что даже их имена в книге совпадают. Пилотировал вертолет его знакомый по прозвищу "Бульдог Авраам".
   В книге взрыв произошел в 14.32 на десять минут раньше выставленного времени на таймере.
   По часам было уже 14.30.
   Под брюхом вертолета Мертвое море.
   - Нам туда, - показал Аше пальцем вниз.
   Авраам кивнул. Им, действительно, туда. Он тоже думал о близких. В минуты мужества только близкие и родные люди дают ту силу, которая меняет мир.
   Диспетчер казалось понял, о чем они говорили.
   Вертолет упал в Мертвое море в ту минуту, когда началось землетрясение.
  
  
   За два года до этих событий.
  
   История первая "Сокровище семьи"
  
   Каждому воздастся по вере его.
  
   - Эта легенда была рождена старыми-старыми тенями, - сказал мистер Гронски своему внуку.
   - О чем же она? - маленький Моше взял деда за руку.
   Они сидели на пляже Тель-Авива и разговаривали. Желтый песок спорил с водой, кто из них сильнее в этот час прилива. Туристы и местные валялись на лежаках, играли в мяч, и особенно громко обсуждали последние новости. Скоро ожидалось проведение в Израиле события мировой важности - большого саммита представителей всех ведущих стран мира.
   Старый Гронски работал на пляже отеля "Дэн", где каждое утро он должен был убирать мусор, чистить шезлонги, набережную, а днем поддерживать порядок. Работа не сложная, но кропотливая. Гронски устроился сюда уже почти как три года, с тех самых пор, как они переехали в Израиль с Украины.
   Сегодня же Гронски взял с собой на пляж любимого внука. Старшая внучка была в школе, а Моше не хотел идти в детский сад тем более, что ночью он опять плакал. Дочка Гронски и ее муж разводились. Развод и скандалы не лучшее место для шестилетнего ребенка.
   Моше поспешил напомнить деду о рассказе:
   - Так о чем твоя легенда?
   - Эта история о сокровище, - загадочно сообщил дедушка. - Но об очень необычном сокровище, - поспешил он уточнить. - Сокровище очень-очень волшебное, а главное, что оно находится здесь. Совсем близко.
   - Здесь где? - Моше разрывался на части от нетерпения. Дед понял, что ребенок даже забыл о неприятных вещах.
   - Когда я говорю здесь, то я имею в виду, что в Израиле.
   - Правда? - Моше готов был немедленно отправиться на поиски. - Я никогда и не слышал о таком. Может это в школе говорят? - старшая сестра каждый день поражала его новыми знаниями.
   - В школе не говорят, - Гронски спрятал лукавую улыбку, ведь это был очень серьезный разговор. - Это невероятно большой секрет.
   - А почему же ты знаешь этот секретный секрет? - для внука был очень важен ответ. По его мнению, это определит ценность тайны. Иногда взрослые говорят очень таинственно о том, что давно всем известно.
   - Потому, что я работаю здесь, - для внука авторитет дедушки был незыблем.
   - А ты доверишь мне эту тайну о сокровище? - попросил Моше.
   - Да, конечно, тебе доверю.
   - Тогда я обещаю никому об этом не говорить, - Моше сурово зыркнул на молодую парочку, которая рассыпала смятые бумажки на песок. Парень принялся их собирать. Внимание Моше вернулось к рассказу деда.
   - Хорошо слушай меня, - принял дедушка его клятву. - Однажды был понедельник и один человек нарисовал карту в тот день. Там было все написано о сокровище. Затем тот человек засунул карту в бутылку и кинул в море. Тот, кто найдет эту карту, сможет найти сокровище.
   - И все?- Моше ужасно разочаровался.
   - Нет, не все. Мне доверено найти эту карту, - Гронски и сам не знал, что это правда.
   - А почему тебе доверено? - Моше всегда докапывался до сути и самых основ.
   - Потому, что я служу в специальном отделе и призван смотреть за порядком на берегу, - Гронски говорил это весомо, но смотрел куда-то в сторону.
   Моше вообразил своего старого деда в роли Шона Коннери, который спасает мир.
   - Да, дедушка. Ты молодец! - звонко похвалил его внук.
   Так началась простая семейная легенда, которую скоро узнал весь мир.
   Следующим утром Моше проснулся от криков. Его мама ругалась с его папой. Папа уходил, а Лиза плакала, стоя на холодном полу и обнимая Чоппика.
   - Ты не можешь так уйти от детей! - Сара Гронски правой рукой держала мужа за плечо. Он не вырывался, но и не оставался. Только телесно он был еще здесь, а разумом он уже решал, куда поедет в выходные с Марджери Коэн. Впереди маячила Америка с ее башнями, мостами и огромными расстояниями.
   - Сарочка, - Леонард давно не видел в этой грузной женщине свою тростиночку Сару. За десять лет их брака она стала совсем другой. - Сарочка, я ухожу не от них. Я их очень люблю и буду помогать!
   - Да, прямо из своей Америки! - Сара видела ту Марджери Коэн и справедливо предполагала, что у них буду свои дети. Да и из Америки помогать затруднительно.
   Они еще долго пререкались, но папа ушел насовсем. С этой минуты в доме Гронски поселилась печаль.
   Дед вышел из своей комнаты на втором этаже, когда Сара закончила плакать и стала готовить детям завтрак.
   Лиза пришла на кухню, таща за собой любимого игрушечного медведя Чоппика.
   - Убери его! - истерично сорвалась Сара.
   Лиза резко зарыдала и убежала, толкнув брата. Моше не обиделся на Лизу, не успел. Его подхватил на руки дед. Крепкие руки обняли и прижали к себе.
   - Ты не сердись на Лизу, - Гронски погладил внука по голове. - Все женщины очень эмоциональны.
   - Как? - Моше еще не знал такого слова, а может и знал, но путался в значениях.
   - Любят плакать и верещать, - пояснил ему Гронски. - Лучше послушайте мои новости, - он решил, что сейчас самое время для хороших новостей.
   Сара шмякнула на сковородку кусок мяса, забыв его посолить. Гронски заметил эту оплошность дочери, но ничего не сказал. Досолят в тарелках. Хорошо бы она руки не порезала, когда стала готовить салат. В таком напряжении дочка может обжечься или поранится.
   - Мне выделили машину, - сообщил Гронски, когда все уселись завтракать.
   Лиза потерла правый глаз. Сара сделала ей замечание. Тут же вспыхнула ссора. Лиза не желала, чтобы ей указывали, тем более, что папа ушел от мамы потому, что мама была плохая.
   - Ты думаешь, что говоришь? - Сара уже не соображала, что кричит на свою десятилетнюю дочь.
   - А ты ему была плохая жена! - Лиза знала, что говорила потому, что подслушивала за родителями постоянно. - Ты все время его пилила, спорила, стала противной и нудной, - Лиза повторяла и повторяла грубые фразы отца. Сара Гронски молчала, темнея лицом. Глаза запали, резко обозначились тени под ними, а нос заострился настолько, что Сара стала выглядеть очень худой, несмотря на свои девяносто три килограмма.
   - Деточка, хватит, - дед знал, что надо дать выговориться ребенку, возможно, это приведет ее мать в чувство. Но в словах Лиза уже перешла критический рубеж. Сара потеряла человеческий облик.
   Лиза замолчала, повинуясь дедушкиной просьбе. Девочка встала со стула, словно желая убежать, скрыться в своей комнате.
   - А я машину получил, - старый Гронски расколол последующую тишину. Естественно, что и дочь и внуки уцепились за столь приятную новость.
   - Какую? - взвизгнул Моше.
   - Тебе? - Сара не поверила.
   Лиза повернулась к деду.
   - Маленькую, - потянул все гласные в своем сообщении Гронски. - Маленькую-маленькую, такую, как для гольфа.
   - Зачем? - не поняла Лиза.
   - Затем, чтобы ездить и быть главным по берегу.
   - Самым главным? - восхитилась внучка.
   - Самым главным по чистоте и порядку, - Гронски притянул ее к себе. Лиза отчего-то застеснялась его ласки и уткнулась в плечо деда.
   - А где она? - Моше сразу же возжелал покататься.
   - Сегодня я хотел тебя взять, а завтра Лизу, - Гронски уже придумал историю, которую им всем расскажет о машине и его новой секретной миссии.
   На самом деле он выиграл в лотерею. Гронски играл каждую среду, но до этого дня не было ни одного стоящего выигрыша. Сара не одобряла такого хобби отца, однако прямо об этом не говорила. Гронски уже привык скрывать свою страсть. В этот раз деньги он получил небольшие, но все равно долго раздумывал, что сделать с ними. Самым разумным было бы отдать дочери для дома. Еще был вариант отложить на тяжелые времена. Кроме этого, Гронски мог купить подарков внукам, но здесь подвернулся случай. Само стечение обстоятельств казалось говорило: "давай не робей". Гронски повстречал в день получения выигрыша у киоска своего старого друга. Они разговорились. Старик Джеджоу, неизвестно каким образом, оказавшийся свекром еврейки, уже двенадцать лет жил в Тель-Авиве. Джеджоу предложил купить машинку за полцены. Гронски всегда мечтал ездить по набережной на подобном драндулете. Сделка была совершена, и теперь только оставалось как-то объяснить это Саре. Так и возникла история о специальной службе в Массаде.
   Но ни в этот день, ни на следующий внуки не катались с дедом на новой машинке. Гронски приболел. Он всячески скрывал это от всех. У него постоянно стало тянуть сердце. Гронски, конечно, знал, что достаточно обратиться к доктору Штейн, чтобы было назначено полное обследование. Но ему не хотелось так подводить дочь. Она находилась на грани нервного срыва. Хотя Гронски считал, что Сара уже сорвалась.
   Женщина теперь вела многочасовые разговоры по телефону с подругами. Гронски же категорически не нравилось, что дети слышат, как их мать злобно высказывается по поводу отца. Он несколько раз пытался остановить Сару, но та ничего не слышала.
   - Дай ей выплеснуть боль, - сказал умный Джеджоу.
   Разговоры со старым другом стали утешением для Гронски.
   - Она отправила детей к моей сестре Рае. Сейчас они в Хайфе, но через три дня возвращаются, - рассказывал Гронски, подвозя Джеджоу по набережной к Джаффе.
   - А что ты думал? Это так легко не проходит, - китаец пожал плечами. У него трое детей, у двоих старших семьи - крепкие. Особенно Джеджоу нравилась семья сына, женатого на еврейке Марии. Джеджоу мог бы остаться в Гонконге с семьей старшего сына, но предпочел переехать в Израиль. Дело было не в комфорте, а в чуде. Джеджоу и Кайен сорок лет были счастливы вместе. На ее погребении он поклялся, что будет жить в семье того сына, чья семейная жизнь будет похожа на его с Кайен. Старший сын остался в Гонконге, средний здесь в Израиле, а вот младший гуляет где-то по свету. Он еще не выбрал себе женщину. В другие годы Джеджоу это бы возмутило, но теперь новое время, когда любовь безгранична. В этом его убедила семья среднего сына.
   - Твоя дочь опомнится от горя, когда поймет, что у нее есть дети.
   - Этого-то она как раз и не понимает, - печально вздохнул Гронски. Затем он снял шляпу и помахал красивой паре подростков, которая, видимо, в первый раз оказалась на набережной Тель-Авива. Они вежливо покивали. Гронски почти сразу же заметил, что впереди тяжело идет мужчина, опираясь на палку. Мужчине осталось пару шагов до скамейки. Гронски надеялся, что тот сядет отдохнуть и попить воды. - Так, а мне чем заняться? Как ей помочь?
   - Займись тем, что важнее, - посоветовал мудрый китаец.
   Для Гронски самыми важными были внуки. Его будущее, о котором так глупо и неосмотрительно забыла его дочь.
   - Расскажи им сказку, верни в жизнь свет, - казалось, посоветовал китаец, хотя этого он не говорил. Они давно расстались, а Гронски уже ехал назад.
   Он остановил машину у скамейки, где все еще сидел уставший мужчина.
   - Я могу Вам помочь? - по-английски спросил Гронски.
   - Да, - мужчина с надеждой глядел на место рядом с водителем. Гронски довез его до отеля "Дэн".
   Следующие дни укрепили уверенность Гронски, что главное для него сейчас - подарить надежду и вернуть смех в свою семью.
   Лиза и Моше вернулись от тетки вымотанные. Раиса, как обычно, занимала детей активным отдыхом в чрезмерном количестве. Моше и Лиза засыпали под сказку деда. Про Моисея им нравилось слушать больше всего. Когда история была закончена, то Гронски сообщил последние придуманные новости:
   - Мне поручено присматривать за туристами на набережной и пляжах. А еще я ищу вторую половину карты. Мне хотелось вам рассказать об этом, но сейчас уже поздно, да и вы устали, мои маленькие, - Гронски подоткнул одеяло внучке и потянулся, чтобы выключить ночник. - Завтра с утра за завтраком. Хорошо?
   - Деда, - Лиза высунулась из-под одеяла. - Деда, а ты расскажи, тебя в Массад взяли? В самый настоящий?
   На удивление Гронски Лиза сначала спросила о спецслужбе, а вот Моше поинтересовался насчет карты.
   - Все по порядку, но завтра с утра.
   - Дада, - вдруг исковеркал язык Моше, - ты в следующий раз сначала рассказывай про новости, а потом про сказку. Мы уже взрослые, и хотим все знать, а сказки больше нам не нужны.
   Гронски опечалился. На лбу прорезались новые морщины, которые отразили его возраст. Гронски постарался справиться с собой. Он должен быть веселым, ведь детям нужна новая светлая сказка, нужна доброта, надежда и любовь.
   - Давайте сейчас расскажу про карту или лучше про Массад? - Гронски засомневался в себе. Это колебание уловили и внуки. Моше собирался было закричать, что надо рассказывать про карту, а Лиза хотела потребовать историю про Массад. Но оба проглотили свои вопли, их дедушка внезапно побледнел.
   Гронски закрыл глаза, ожидая, что сердце опять застучит в положенном ритме. От горечи за внуков оно стало пропускать некоторые удары.
   - Давайте про карту. Во времена Второго Храма было услышано, что надо оставить очень важное послание людям, которым никто другой помочь не сможет. Тогда и додумались сделать карту и послание.
   - Карта и послание? Ты ничего не говорил об этом деда, - Моше потер глаза, стараясь не заснуть.
   - Карта нужна, чтобы найти послание, - Гронски не хотел рассказывать примитивную историю о золоте. Это должен быть рассказ о чем-то очень значимом.
   - А разве послание это так важно? - внук разочаровался, зато вот внучка загорелась.
   - Представь, что там написано, как спасти мир, - Лиза постаралась объяснить брату, чем это может быть важно. - Или может быть там написано, как добраться до новой планеты.
   Для деда явилось открытием, что Лиза озабочена поиском внеземных цивилизаций.
   - И мы тогда сможем уехать, - продолжила Лиза.
   Гронски постарался не хмурить брови, не о том она говорит. Моше же понял Лизу. Видимо у них был какой-то такой особый разговор о далеких прекрасных местах, где им будет хорошо.
   - Давайте спать, - предложил дед внукам. - Завтра с утра я буду катать вас по набережной и все подробно-подробно расскажу.
   Когда Гронски закрывал дверь детской, то услышал визг с кухни. Сегодня к Саре пришла очередная подруга. Гронски постарался не шаркать и подойти к дверям незаметно. И точно, они там пили водку. Плохая привычка заливать свои неприятности алкоголем. У Гронски опять защемило сердце. Развод с мужем может стать отправной точкой для развития алкоголизма дочери.
   Сара наливала водку в большие граненные стаканы. Эти стаканы, как память прошлого, они привезли с Украины. В семье был обычай. За эти годы в Израиле из стаканов пили всего четыре раза. Первый, когда приехали сюда, во второй, когда родился Моше. Следующим поводом явился переезд в новую квартиру. Четвертый раз стаканы доставались, когда муж Сары получил повышение, а вот в пятый - сейчас. Тогда праздновали, а сегодня - оплакивают.
   - Нет, ты представляешь, что он сделал! - Сара почти кричала.
   Лена Нахтигер совсем не слушала завывания подруги. У нее были свои неприятности. На новой работе, которой она так радовалась три месяца назад, начались неприятности. Босс решил, что Лена должна выполнять обязанности не только секретарши, но и штатной минетчицы. Лена бы еще согласилась на статус любовницы, но быть лишь подстилкой, помогающей боссу расслабиться, было выше ее сил. Однако и бросать работу было не выгодно. Она уже взяла два кредита.
   - А когда я застала его с ней, то на ней было черное белье. Представляешь? Черное шелковое белье. Ажурное и обтягивающее все ее прелести. На шее кожаный ошейник. Ошейник для сучки. Он имел ее, как собаку. Я помню ее пересыщенную гримасу такую, что меня затошнило. Меня там бы и вырвало. А он завывал, как голодный волк, - живописала Сара о похождениях мужа. Эта сцена так крепко врезалась в ее память, что Сара мысленно видела ее постоянно.
   Лена пожала плечами. Ее босс такого удовлетворения ей не собирался доставлять.
   - А как ты там застала их? - Лена очнулась от собственных раздумий о тяжелой жизни. Пора было проявить внимание к рассказу подруги.
   Сара опять вернулась к тому страшному моменту. Она, конечно, знала, что та американка подговорила ее знакомую Марию сообщить о том, где они встречаются. Сара знала, что не надо было верить, знала, что не надо было идти, но поверила и побежала сразу. Дверь была открыта. При этом Саре показалось, что дверь открыли за пару минут до ее прихода.
   Сначала она их услышала, а потом увидела. Стоя столбом, она первым делом подумала, что она не может надеть такое белье. На ее телесах это будет выглядеть отвратительно.
   - И что ты сделала? - Лена примерно знала крутой нрав подруги. Та должна была убить мужа и его бабу, а здесь вроде речь не шла о смертоубийстве.
   - Я просто стояла, - призналась Сара. Почему-то сделать это было тяжело. Только два стакана водки помогли произнести эту позорную фразу. Сара, действительно, ничего не сделала тогда. А что было ужаснее всего, так это то, что та дрянь сытым голосом попросила ее подождать, пока они кончат. Сара тогда умерла сама. Это было еще одно унижение, которое сделало жизнь невыносимой.
   - Так, а что ты будешь делать? - бутылка была пуста, когда прозвучал этот вопрос. Сара его уже не слышала. Она свалилась под стол.
   Гронски перетащил дочь с подругой в спальню. Детям не следует видеть этого. Лиза же все слышала, поэтому она и проплакала всю ночь.
   Утром Гронски накормил детей сухим завтракам.
   - Как собаки, - восторженно воскликнул Моше.
   Дед вздрогнул. Слишком много разговоров про собак последнее время.
   - Горячий завтрак будет на пляже. Нас покормит Ноэль, - пообещал Гронски.
   Ноэль Камински был владельцем десятка кафе на пляже Тель-Авива. Все кафе по береговой линии были разными. Ноэль придерживался мнения, что во всем необходимо разнообразие. Но каждое кафе должно было сочетать в себе гостеприимство и индивидуальный стиль, что вдохновенно удавалось Камински, который был эмигрантом во втором поколении. Сейчас же он жил в хорошем доме у моря в районе яхт-клуба, а когда-то его родители приехали в Израиль и получили маленькую квартирку в Джаффо. У них до сих пор там магазин. Отец Ноэля занимался шелкографией, а мама всецело была сосредоточена на внуках. Старшая дочка Ноэля училась в одном классе с внучкой старика Гронски.
   - Машинка! - Моше забыл про завтрак. В шесть утра этот малыш был полон энергии. Лиза же наоборот выглядела вареной и сонной.
   - Садитесь, - Гронски поздоровался с Макси, потом с Давидом, затем с Тилли. Моше радостно всем кивал и жевал полученную от Ноэля лепешку. Лиза зевала каждые три минуты, старательно закрывая рот рукой.
   Первым заданием на сегодня для Гронски была поездка в яхт-клуб, чтобы забрать документы, оставленные Маиной Шерстак для Ноэля.
   - Я присмотрю за Лизой, - пообещал Ноэль. Гронски спросил ту, согласна ли она подождать их или хочет поехать в яхт-клуб. До него было всего-то десять минут на машинке.
   - Я подожду, - решилась девочка. - Хочу узнать у Шанни про новые тайм-буты.
   - Про что? - одновременно переспросили заинтригованные мужчины.
   Лиза еще раз зевнула:
   - Эх, мужчины. Это тайм-буты. Сейчас все дело в тайм-бутах. Все знают, что без них никуда, - девочка старалась объяснить доступно, но они все равно не поняли.
   - Ладно, - Гронски усадил Моше рядом с собой и завел машинку. - Мы скоро! Не скучай!
   - Да, не торопитесь, - Лиза помахала им рукой, повернулась и отправилась вслед за Ноэлем.
   Тот придержал ей дверь и позвал сверху дочку Шанни.
   Девочки зашептались о загадочных тайм-бутах, а Ноэль в очередной раз подумал о том, что, скорее всего, именно, Шанни станет преемницей его в этом бизнесе. Девочка серьезно интересовалась вопросами управления, высказывала разные идеи по проведению вечеринок, предлагала помощь, и даже иногда представлялась, как главная папина помощница.
   Гронски вел машину, объезжая ранних туристов, и рассказывал о карте и послании.
   - В послании написано, как совершить чудо, - Гронски снизил скорость, кто-то из автомобилистов погудел, радостно их приветствуя. Моше попытался встать, чтобы покричать "шалом". - Тише, мы же едем!
   - А зачем людям чудеса? Это ведь не людское дело, - рассудительность мальчика была чрезвычайной.
   - Как зачем? Чудеса очень нужны людям. Тебе же нравятся всякие такие вещи. Чудес очень много в жизни. Каждый день происходят разные чудеса.
   - Какие такие чудеса? - не поверил Моше.
   - Ну, рождение ребенка чудо, каждый солнечный день это радость, ..., - Гронски задумался, ему хотелось рассказать, что котенок в дом это радость, что ..., а Моше сразу сообразил, что еще может быть чудом.
   - И мороженное по утрам тоже радость! - Моше так завопил, что даже утренние прохожие засмеялись.
   - И мороженное! - Гронски точно знал, что сейчас же должен купить его для внука.
   - А что еще входит в чудеса? - Моше очень серьезно заинтересовался этим животрепещущим вопросом.
   - Много всяких разных вещей и событий. Но мы же начали говорить про карту и послание. Там написано про такое чудо, которое для очень многих людей.
   - Много мороженного? - Моше сильно сомневался в том, что измыслил. Шестилетнему ребенку было понятно, что жизнь намного сложнее, чем целая тележка мороженного.
   - Не совсем. Там написано про такое чудо, которое купить не возможно. Давай я тебе расскажу про человека, который написал про него.
   - Нет, деда, ты лучше расскажи это Лизе. Я хочу, чтобы ты сказал про Массад. Мы сейчас туда едем?
   - Нет, почему туда? Мы едем в яхт-клуб.
   - Деда, - мысль внука уже перескочила с Массада и мороженного на вопросы чудес. - Деда, а как тот человек мог узнать про чудо? Кто ему сказал?
   Гронски как-то не продумал, что сказать на это, но отвечать не пришлось. Они уже добрались до яхт-клуба.
   На обратном пути Моше заинтересовался принципом работы дедушкиной машинки.
   - Это четырехместный гольф кар. Здесь есть отсек для багажа и подставка для напитков, - похвалил свое приобретение Гронски.
   - А это что за штука? - Моше ткнул пальцем в рулевое колесо.
   - Это держатель для карты.
   - А тебе оно надо? - рассудительный ребенок смеялся над дедом. - Где здесь заблудиться?
   И, действительно, поездки по набережной не давали возможности оказаться без ориентиров.
   - А гонять на нем можно? - Моше вытянул шею, стараясь разглядеть спидометр. Известие, что машина может разогнаться лишь до 24 километров, явилось для мальчика разочарованием.
   - А я-то думал, что мы будем самыми крутыми! - Моше почесал себе нос и подергал ухо. Подумав, внук решил, что обидел деда, но потом услышал его ровный голос и успокоился.
   - Если мы будем быстро ехать, то вряд ли разглядим людей вокруг, да и напугать можем кого-нибудь, - Гронски затормозил и поставил кар на мини-стоянку.
   Лиза и Шанни заявили, что хотят купаться. Ноэль вещал, что пора завтракать по-настоящему, а Гронски прошел к Живому Давиду, чтобы поздороваться.
   Живой Давид было прозвище достопримечательности этого пляжа. Живой Давид, или как иногда его называли Джейд, взимал плату за вход в туалет.
   - Шекель, - попросил маленький сухой мужчина. И лишь после того, как Гронски положил на стол шекель, Живой Давид улыбнулся: - Как твои дела? Шалом тебе, краинец.
   - И тебе шалом, Джейд, - Гронски пожал ему руку. - Новости какие?
   - А какие у нас новости, - Джейд движением бровей смог выразить свое отношение к текущим изменениям в мире. - Что можно сказать об этих шабала!
   - Джейд, а как сегодня дела у Мамми? - Гронски, как и все на пляже, беспокоился о Мамми. Эта старая еврейка была больна. Раньше за нее не беспокоились, хотя еще неделю назад Мамми всех громко оповещала, что тянет здесь, колотит вот тут, звенит в затылке, да и спала она ужасно, но в последние дни толстушка Мамми притихла. Случилось это после поездки в Бат-Ям. Никто толком не знал, зачем Мамми ездит раз в месяц в Бат-Ям, родственников у нее не было, а все знакомые обитались здесь в Тель-Авиве.
   - Мамми молчит, - Джейд впал в философское настроение. - Утром еще до тебя она заходила, а потом ушла...
   Гронски вздохнул. Конечно, он знал, что это особая манера Живого Давида так недоговаривать, но все равно это раздражало.
   - Куда?
   - В Джаффу, - Джейд обратился с требование шекеля к какой-то белокожей американке. - Nice hat! - воскликнул он по-английски.
   Американка улыбнулась и покивала.
   - Nis? - переспросила она.
   Живой Давид подтвердил, что шекель.
   - Чем тебе ее шляпа нравится? - Гронски задержался рядом со столиком Давида еще на минуту.
   - У нее в шляпе есть кармашек, - помогая себе знаками, объяснил Джейд. - Она тут уже третий день. Очень милая.
   Гронски согласился, что милая, на том и закончился их утренний разговор.
   После того, как он расставил шезлонги вместе с Джамалем, то Ноэль позвал их отдохнуть и перекусить.
   - Будешь салат? Рыбу? Сыр? - Шанни облилась соусом, Лиза умудрилась осыпаться перцем, но всем было весело. Они вели чинные разговоры о новом отеле, который должны были построить рядом с набережной у Джаффо.
   За яблочным пирогом Лиза оповестила присутствующих, что у них есть о чем сообщить.
   - Узнаем, наконец, про тайм-буты, - пробурчал довольный Ноэль.
   - Мой дедушка шпион! - оповестила Лиза.
   Гронски вздрогнул, чего-то внучка разошлась.
   - Ему можно, - быстро и с юмором отреагировал Ноэль.
   - Он ловит карту и следит за шпионами, - чуток запутавшись, воскликнул Моше, стараясь поддержать сестру.
   Гронски пришлось рассказать про Массад и про карту подробнее. За обедом эту историю услышали несколько работников пляжа, что точно указывало, теперь все будут в курсе поисков сокровищ и "поручения" спецслужбы.
   - Ты и сам говорил Ноэль, что кар может здесь пригодится, - апеллировал Гронски к мужчине. - Ко мне же не так давно подошел человек, мой знакомый, который так же сотрудничает с ними. Да, смотреть и предотвращать их дело, но и каждый из нас думает о благе своей родины. Я хоть и не родился здесь, но мои внуки принадлежат этой земле, я дышу этим воздухом, я слышу это море, я верю в справедливость. Выслушав его предложение, я согласился. Делать ничего особенного не надо. Все то же, что и всегда, но более осознанно. Я должен смотреть за людьми, помогать, замечать, а если что, то просто позвонить...
   - Конечно, - кивнул Живой Давид. - Сейчас слишком напряженная обстановка, а все из-за чего? Дали им много воли. Решили, что и они люди. Они нелюди. Слышите? Нелюди. Убивать могут только нелюди. Они создают жизнь? - кипятился Джейд. - Не им ее и отнимать.
   - А с картой как? - поспешил Ноэль переключить внимание присутствующих на другие вопросы. Разбушевавшегося Давида было тяжело остановить.
   - Карта немного из другой серии, но я могу рассказать, если вам всем интересно, - Гронски подал Лизе салфетку. - Протри мордашку.
   Внучка беззаботно улыбнулась, старательно вытерлась и стала той же салфеткой протирать еще не доевшего свой пирог брата. Разразился пятиминутный ор, а потом все вернулись к обсуждению тайны сокровищ.
   - Это все связано с выводами лаборатории Кейреца, - научно мотивировав поиск сокровищ, Гронски продолжил по существу: - Вы знаете, что несколько лет назад в пещерах были найдены рукописи времен Второго Храма. Они не полные, точнее есть все, кроме самой последней. В рукописях неизвестный автор признается, что он записал все это для будущих поколений. Это не рассказ о вере, не слова о братстве, это история о будущем. Когда были еще времена чудес, когда Иерусалим еще не пал, то было видение служителю Храма, в котором говорилось о волшебной чаше. Отсюда возможно и легенда о Граале, принятая христианами, но чаша сия обладает удивительными свойствами. В чем именно, она так необычна указаний нет. Секрет так и остался неразгаданным. Однако, чаша лишь часть какой-то тайны, которая поможет спасти будущее. В расшифрованной рукописи говорится о видении про эти сокровища.
   Этот рассказ заворожил аудиторию.
   - И что? -спросил Джамаль.
   Ноэль скептически поднял брови.
   Гронски сделал глоток воды и продолжил.
   - Я к чему говорю. В лаборатории Кейреца восстановили и прочитали всю рукопись. Смысл ее сводится к тому, что туманно описывается какое-то видение, затем пишется о сокровищах, а потом уже о главном послании, которое связывает видение и сокровища. Так вот это послание, которое для сохранности запечатано в сосуд, было брошено в определенном месте в море. В восстановленных листах все указано. Да указано так точно, что с помощью новомодных компьютеров смогли посчитать, где может появиться тот запечатанный сосуд.
   - Где? - Гронски сам изумился, как получилось убедить людей, в том, что все это не выдумки.
   Единодушный восклик-вопрос показал всеобщую заинтересованность.
   - Здесь на берегу. На нашем пляже. Послание может найтись здесь, - Гронски показал рукой на берег. - Его принесет море. В той рукописи говорится, что человек, который бросал послание, точно знал, когда и как оно попадет к людям. Там написано, что найдет человек с пляжа. Много еще чего написано, подходящего для меня. Кейриц посчитал, что это вполне могу быть я. Мне и рассказали с тем, чтобы я не пропустил, а доставил послание им, когда найду его.
   - Это точно? - прагматичный Ноэль стремился еще раз получить подтверждение от старика.
   - Абсолютно, - Гронски хоть и рассказал выдуманную историю, но ничуть об этом не жалел. До этого момента он никогда не говорил неправды, еще и поэтому ему поверили.
   - Знаешь, Гронски, - задумчиво и тяжеловесно потянул слова Живой Давид, - ты мнишь себя избранным.
   - Ничуть, - Гронски пожал плечами. - Избранным суждено сражаться, я умею только верить.
   История разнеслась по пляжу, а затем и по городу. Людям нравилось обсуждать, что здесь на берегу может найтись замечательное сокровище. Туристам рассказывали новую местную легенду.
   Гронски все так же играл по средам в лотерею, ездил на своем пляж-каре, и старался вразумить дочь.
   Сара быстрыми темпами стала спиваться. Пока все это еще удавалось прикрывать от чужих глаз, но люди все равно стали говорить. В дом уже приходила женщина из социальной службы. Она зорко понаблюдала за обедом детей, разговаривала с ними, а потом обещала заглянуть на днях. Гронски решился на последнее средство. Надо было вернуть дочери смысл существования.
   Заканчивался шаббат, завтра на работу, Гронски решил, что лучшего времени не найти.
   - Сара, - отец зашел в ее комнату.
   - Да? - она бездумно щелкала кнопками пульта. - Папа?
   - Сара, надо обсудить, куда отправляем Моше и Лизу.
   - Я вещи соберу, - на автомате пообещала Сара. - Завтра с утра.
   - Это правильно, что соберешь, - Гронски уловил, что дочь, пока не понимает ситуации. - Я буду их навещать, а вот тебе придется лечь на принудительное лечение. Потом еще вопросы опеки надо будет решать.
   - Какой опеки? - Сара бросила пульт на кровать. Телевизор заголосил. Противный русский диктор стал рассказывать о новых выборах президента России.
   Гронски трясущейся рукой дотянулся до пульта и выключил телевизор.
   - Ты, Сара, так довела всех своим пьянством, что детей у нас, похоже, отберут с формулировкой "социально неблагополучная семья". Тебя, доченька, поддержали бы, если бы ты не опустилась так. А теперь многие уверовали, что муж правильно ушел от такой хабалки.
   - Да что ты говоришь! - Сара с размаху залепила отцу пощечину.
   Гронски схватился за сердце и стал терять сознание. Он не помнил, как его грузная дочь металась по квартире, искала телефон, вызывала доктора.
   - К нему можно будет завтра утром, - мягким голосом сообщила медсестра Татьяна.
   Сара попыталась что-то спросить, но горло перехватило. Девушка попалась сочувствующая, да и этого смешного Гронски она знала. Он пару раз подвозил по набережной ее мать.
   - Пойдемте, - Татьяна взяла растерянную женщину за локоть и повела по коридору. - Выпейте, - она поставила на стол стакан с водой. - Пейте, - еще раз попросила она. Сара послушно стала пить, как пьют водку, залпом. Девушка поморщилась. - Вашему отцу нужны положительные эмоции. Это будет определять его дальнейшую жизнь. Мы сделаем все возможное, медицина сейчас на высочайшем уровне. Это ведь был инфаркт, но ваш отец только при отсутствии стрессов сможет прожить еще долго, увидит даже правнуков. Однако при малейших осложнениях его сердце не выдержит.
   Сара пару раз вздрогнула, когда услышала про внуков.
   - Я все сделаю, - пообещала она.
   Сара сама не знала, как пережила этот тяжелый день. Утром звонила та самая чиновница из социальной защиты. Ничего конкретного не сказав, она посеяла семена ужаса в душе женщины.
   День прошел в дурмане отчаяния, который отнял все ее силы. Вечером Сара увидела, как Лиза пытается что-то приготовить для младшего брата. Девочка сначала попыталась все составить в посудомоечную машину и залить моющее средство. Большое пятно расплылось на полу. Моше кинулся вытирать, уронив на пол еще не распечатанную упаковку бумажных полотенец.
   Затем Лиза пересыпала соли в плохо перемешанные яйца с молоком. Решив все исправить, девочка щедро добавила сахара и поручила брату взбивать.
   Сара заплакала. Слезы тихие и горькие смывали боль прошедшего времени. Она сидела на стуле в кухне, обнимала своих детей и плакала. Ей хотелось сказать, что она их очень любит, что все будет хорошо, что они самые важные в ее жизни.
   Боль ушла, и захотелось жить. Сара попросила прощения у своих детей. Моше и Лиза кивнули, хоть Моше и не очень понял сложные слова матери. Лиза же поцеловала маму в макушку и пообещала ей, что они будут ее всегда слушаться.
   Так же деятельно, как разрушала себя, Сара стала возвращаться к жизни. Начала она с уборки дома. Затем принялась за себя. Что тот, что другой процесс требовал больших усилий.
   Сара работала старшим менеджером по рекламе в филиале американской фирмы. Переезд в новые помещения и похорошевшая Сара явились открытием следующих трех месяцев для сотрудников офиса. Все пошло на подъем, Сара стала худеть. Каждое утро занятия в бассейне, в выходные - фитнесс-зал. Косметические процедуры и прическа преобразили эту женщину. Сара засияла надеждой. Ее отец вышел из больницы. Несмотря на серьезные опасения Гронски не уволили, а оставили на должности штатного курьера. Ему надо было развозить и забирать документы.
   Прохладный ветер осени принес долгожданную надежду, а в офис на стажировку приехал новый сотрудник.
   - Джеймс, - представился этот широкоплечий американец.
   Спустя две недели с момента появления Джеймса в офисе они застряли в лифте на несколько часов.
   Сара нервничала. Остановка на тринадцатом этаже сама по себе предвещала неприятности.
   - Скорее всего, что-то внизу, - Сара нажимала на кнопку вызова службы технической поддержки. В ответ раздавался лишь тихий писк, выводивший женщину из себя.
   Джеймс правильно понял невысказанное беспокойство:
   - Вы думаете, что теракт? - он поближе придвинулся к женщине.
   Сара еще больше занервничала:
   - Возможно. Просто обычно такого не может быть, - она уже стукнула по кнопке со всей силы. Теперь даже пищать перестало.
   Джеймс вдруг повел себя совершенно нелогично, по мнению Сары. Он стал рассказывать о возможных концепциях рекламы нового технического продукта.
   - Знаете, Сара, я бы решился изменить общую линию. Думаю, что этот бюджет может окупиться только при переориентации сегмента потребителей.
   - В каком смысле переориентации? - Сара так возмутилась, что даже отвлеклась от избивания кнопок.
   - Смысловая нагрузка рекламы, что должна говорить? - Джеймс не спешил объяснять.
   - Она говорит: "купи", - для Сары это были прописные истины. Ее стало раздражать, что этот приезжий старается казаться всезнайкой.
   - А еще стремиться закрепить этот рефлекс. Купить можно прямо сейчас, но лучший вариант, это долгосрочная привязанность. В нашем случае, мы говорим не об узкоспециализированном продукте, который сложно заменить. Это общая линейка продукции, - Джеймс сделал шаг назад.
   Саре приняла более мирный тон.
   - И что? Мы ведем рекламу в классическом варианте.
   - Именно, что и так. А здесь нужен шок. Постоянный пул лояльных покупателей сейчас будет изменяться. При таких изменениях, связанных с финансовым сегментированием, наиболее эффективным является шоковая реклама. Остальное для них просто сольется в единую массу. А так они это запомнят, оценят и примут для себя.
   Сара кивнула. Собеседник был прав, но тогда значило, что стоит подумать о новых предложениях руководству.
   Когда, наконец, лифт заработал, то Сара уже приняла приглашение поужинать сегодня вечером вместе.
   Он пригласил ее в ресторан гостиницы, в которой проживал.
   - А почему здесь до сих пор живете? Разве вам не предложили снять квартиру? Или вы скоро уезжаете? - Саре выбирала в меню, что может себе позволить. Дело было в калориях, которые она уже научилась считать, и делала это на автомате.
   - Пока я не решил, Сара. Скоро приезжает моя дочь, и я хотел бы выбрать жилье с ее одобрения. Думаю, что мне придется здесь остаться на стандартный срок.
   - Это на сколько? - Сару увлекали разговоры с Джеймсом.
   - На год или чуть больше, - Джеймс выбрал вино к рыбе.
   - Замечательно, - кивнула Сара.
   С одной стороны, нельзя это было назвать свиданием, на романтический ужин не тянуло, но и на рабочую встречу не походило. Сара почувствовала некоторую растерянность, но быстро подавила неуверенность. Пока они ели, то разговор перешел на детей. Джеймс стал рассказывать о себе.
   - Мы с Маргарет поженились еще в университете. Она везде была всегда первой. Маргарет - звезда команды болельщиц.
   - А вы капитан сборной по регби? - Сара думала, что это банальная история знакомства и успеха. Но Джеймс отрицательно покачал головой.
   - Нет, я был в те времена ботаником, полностью сосредоточенным на достижениях и открытиях в области науки. Я даже не знал о существовании в нашем университете команды болельщиц.
   - И что? - Сара в очередной раз ощутила очарование разговора с Джеймсом.
   - Мы случайно познакомились. Она сбила меня машиной.
   - Да? - уж в такое Саре верилось с трудом.
   - Я переходил дорогу в неположенном месте. Визг тормозов, но я отделался ушибами. Тогда я чувствовал огромную вину, что заставил так нервничать ту красивую девушку. Пересилив свою природную застенчивость, я пригласил ее на обед в местное кафе.
   Джеймс на миг отвел глаза. Сара хотела было попросить не рассказывать, если это в какой-то мере его тревожит, но Джеймс продолжил:
   - Не знаю, почему она согласилась. Потом уже она говорила, что ей хотелось понять, как живут, такие отстраненные от жизни, как я. Поженились мы на последнем курсе. Маргарет родила дочь, я потихоньку стал делать карьеру. Но в третье воскресение августа она разбилась на машине. Марджи ехала от матери. На дороге ... большой грузовик.
   Джеймс не уточнил, как давно это было, Сара и не подумала спрашивать.
   - А потом мне пришлось стать для Энн и папой и мамой. Я научился быть, таким, какой была Марджи.
   - Да, - кивнула Сара. Она считала Джеймса сильным, ярким и притягательным мужчиной, видимо, его жена была очень неординарной женщиной.
   Следующая их встреча была случайной. Сара пришла к отцу на пляж, чтобы оставить детей под присмотром, пока она будет заниматься в фитнес-центре.
   - Сара! Шалом! - Джеймс держал за руку белобрысую девчонку лет десяти.
   - Джеймс! Энн! Шалом! - Сара сразу узнала его дочь. Во время того ужина Джеймс показывал ей фотографии любимого чада.
   Дети познакомились сами. Лиза и Энн сразу прониклись друг к другу симпатией. Энн очень понравилась классная цветная тату на плече новой знакомой. А вот Лиза по достоинству оценила шикарные бирюзовые серьги в ушах американки.
   Моше картинно вздохнул и прикинул, что хорошо бы новая знакомая, как и его сестра, не любила сладости. Тогда ему будет доставаться целых три десерта за обедом.
   Старый Гронски спросил разрешение покатать Энн на своей пляж-машинке. Джеймс живо заинтересовался историей такого неординарного курьера набережной Тель-Авива. Сара же захотела отменить сегодняшнее занятие.
   - Ты иди, дочка, - мягко предложил ей отец. В этом она услышала доброе пожелание не сходить с верного пути.
   - Мы пока прогуляемся по набережной. Я расскажу твоему другу о нашем городе, покатаю девочек. Найдешь нас за обедом у Ноэля.
   - Я познакомлю тебя с Шанни. Она моя лучшая подружка, - пообещала Лиза.
   Моше горячо поддержал идею о совместном дне отдыха.
   Джеймс объявил, что они с удовольствием проведут время с ее семьей. Уходя, Сара обещала всем подарки.
   Пляж, разговоры, катание на карре, знакомство с Шанни Камински и ее отцом Ноэлем, общение с Живым Давидом очаровали семейство Портеров.
   Сам обед в заведении Ноэля проходил под лозунгом: "поможем Мамми".
   - Нам удалось узнать, что с ней, - рассказывал помощник Ноэля молодой студент Изя Шмидт. - Это узнала моя тетка, которая работает на автобусной станции в Бат-Яме. Наша Мамми довольно часто приезжает туда, и там она выходит из автобуса, доходит до ближайшего торгового центра или гана, садится и проводит так целый день. Когда Мамми поехала назад, то моей тетке удалось с ней переговорить. Не так чтобы много, но просто пару фраз. Мамми на вопрос моей тетки о самочувствии сказала, что "в местах, где никому не нужен, готовишься к смерти".
   - Что-то еще она сказала? - недовольным тоном полюбопытствовал Живой Давид. Он не любил разговоров о смерти.
   Изя судорожно кивнул, ему было слегка не по себе, что он так долго остается в центре внимания такой солидной компании, но в то же время это очень льстило самолюбию.
   - Сказала, что "она учится принимать смерть через одиночество, которое ее там ждет", - дословно процитировал Изя.
   За столом воцарилось молчание. Каждый обдумывал, согласен ли он с тем, как Мамми виделась земная разлука.
   - Так не годится, - воспротивилась милая Тони. Эта студентка и подружка Изи занималась организацией вечеринок на пляже для туристов соседних отелей. - Это не правильно.
   Живой Давид кивнул. Милашка Тони высказала все то, что являлось основой жизни их и их родителей, и родителей их родителей, всех прародителей тысячи лет назад.
   Джеймс хотел было что-то высказать, но передумал. Однако это заметил Ноэль.
   - Скажите, а у вас это возможно?
   - У нас в Америке это возможно. Там возможно все. Америка страна больших возможностей.
   Заезженная фраза, но все же она разрядила обстановку.
   - Мамми нас больше не любит? - послышался обиженный вопрос Моше.
   Компания девчонок притихла, каждая из них уже сталкивалась с понятием "смерть".
   - Мамми забыла, что мы ее любим, - рассердился Гронски.
   - Я вот о том и хотел..., - Джеймс осекся.
   - Да? - Тони взяла его за руку.
   Изя заревновал. Все-таки этот американец излишне блестящ, по его мнению. Милашка Тони много видела подобных типов в отелях, но чем-то этот Джеймс ее очаровал. Хотя вроде бы ему нравится Сара. Изя расслабился. Он тоже позволяет себе посмотреть на других девушек, но любит одну только Тони.
   - Ваша Мамми замкнулась на идее одиночества. В незнакомом месте, как точно определили психологические исследования, человеку требуется от двух недель до шести месяцев, чтобы адаптироваться. При этом это лишь этап первичной приспособленности.
   - Она там хочет приспособиться? - недопоняла Энн. - Как мы?
   - Нет, - Джеймс ощутил, что неясно выразил свою мысль. - Мамми приезжает в Бат-Ям, чтобы утвердится в своих убеждениях. Психологическая связь земного конца и одиночества известна еще с давних времен. Она свойственна людям в периоды кризиса.
   - Подожди, папа, - перебила Энн. - С ней как и с Ниной?
   Аудитория заинтересовалась новым персонажем в истории.
   - Нина, - принялся объяснять Джеймс, - подруга моей дочери. Они много общались там, в Америке. Нина пришла в школу в третьем классе. Девочка приемная, и что-то она такое тяжело пережила в раннем детстве. Всех учеников класса попросили стать с ней приветливыми. Затем всех на этаже попросили приветствовать и улыбаться Нине. Потом уже вся младшая школа говорила Нине "халло!". Девочка стала улыбаться, общаться. Она подружилась с моей Энн.
   - Да, - важно кивнула американка. - Еще и с Мари и с Джоном и с Эмели.
   Лиза и Шанни единодушно решили, что Энн достойна стать их новой настоящей подругой.
   - И что? - Живой Давид, пока не видел здесь ничего интересного.
   - Не важно, откуда Мамми взяла мысли о связи скорой смерти и одиночества. Если разрушить ситуацию одиночества, то она забудет о смерти.
   - И как это сделать?
   Этому вопросу было посвящено последующее обсуждение. Невероятный шпионский и авантюрный план был составлен, а чуть позже и воплощен в жизнь.
   Вечером Сара укладывала детей спать и слушала их рассказы о новых знакомых.
   - Джеймс - он - обещал взять нас с собой в гроты, - радостно, но совершенно сонно лопотала дочка.
   - Да, в будущий шабат, - подтвердил сын.
   - Правда? - жить стало светлее. Сара же постаралась скрыть надежду.
   - Ну, конечно, мама, - Лиза посмотрела на нее с чувством некоторого превосходства. - Энн говорит, что ее папе очень нужна мама. Мы подумали, чтобы вы сошлись.
   - Что ты такое говоришь!? - подобная откровенность со стороны дочери шокировала Сару.
   - Энн считает, что неполная семья - это позор, - Лиза уже во всю ссылалась на авторитетное мнение новой знакомой.
   - Лиза, а что еще говорила Энн? - вечное женское любопытство объединило мать и дочь.
   - Она рассказала, что Джеймс выбрал большую квартиру, но она хочет дом. А еще Джеймс не хочет покупать ей собаку. А здесь у всех есть. Энн думает, что как только для ее папы найдется новая мама, то он купит ей собаку,...
   -... а еще и котенка, - пробормотал Моше и заснул.
   В гроты они поехали большой компанией. В этот раз разговоры в основном касались изменений в правительстве. Джеймс во всю спорил с Гронски и Ноэлем о новых назначениях. Сара внимательно слушала, но вопросы политики были малоинтересны. Ей нравилось просто разглядывать Джеймса Портера. Чуть широковатый нос, но его не портит. Милая улыбка. Очень характерное движение рукой, когда поправляет очки. Сара отметила, что Джеймс постоянно проверяет, как его дочь, все ли в порядке. Постепенно мысли о Джеймсе перешли в грезы о том, как быть вместе с ним. Сара представила, как было бы просыпаться с ним в одной постели.
   Дети под присмотром семейной пары Камински и деда Гронски отправились исследовать все возможности потеряться в гротах, а Сара и Джеймс уселись пить кофе в кафе на площадке перед входом в гроты.
   - Скажи, Джеймс, - Саре пить совершенно не хотелось, хотя горло пересохло от волнения, - а ты в курсе, что Энн хочет тебя женить?
   - Знаю, - Джеймс захохотал по-американски во все горло.
   - И что?
   - Я даже знаю на ком, - отсмеявшись, заявил он. Джеймс взял Сару за руку. - Мне приятно, что наши мнения совпадают. Сара, ты мне очень нравишься.
   Этот прекрасный момент можно было испортить только одними словами, что "Сара похожа на его Марджери". Сара до тошноты испугалась, что Джеймс сейчас именно их и скажет.
   - Мне хочется за тобой ухаживать, - добавил Джеймс.
   - Ухаживать? - икнула Сара.
   В это самое время кто-то завопил у них над ухом. Это испанские туристы выясняли отношения с группой из России. Поцапались они из-за очередности первыми зайти в фуникулер.
   - Предлагаю не торопиться и насладиться всеми возможностями, которые дарит нам знакомство и жизнь, - он смотрел прямо в глаза, стараясь прочитать, согласна ли она начать жить по-новому.
   Ночью Сара вспоминала каждую минуту, проведенную с Джеймсом. Его забота была приятна. По мнению Сары, в Джеймсе Портере все было удивительным. Однако ночью, лежа без сна, она попыталась трезво оценить перспективы их отношений. Джеймс состоялся в профессии, любил, был хорошим отцом, видел мир. Нужна ли ему в спутницы тридцати пяти летняя женщина с двумя детьми, не особо удачливая, разведенная и немного полноватая. Сара зациклилась на этом вопросе. Ей захотелось поговорить об этом с отцом. Она накинула халат и прошлепала по полу до двери в его комнату.
   - Папа, ты спишь? - Сара шептала так громко, что Гронски проснулся даже если бы и спал.
   - Нет, заходи, - позвал он.
   Выслушав весьма сумбурные соображения дочери о Джеймсе Портере в общем и жизни в частности, Гронски молчал минут десять.
   - Сара, ты забыла? - Он так долго молчал потому, что переживал радость от мыслей, что его дочь, наконец, вспоминала, как быть счастливой каждую минуту своей жизни. Сара пожала плечами. Она не понимала, о чем именно спрашивал ее отец. - Ты забыла, что каждый уникален, поэтому в мире и существует любовь. А про Портера могу сказать, что ничего у вас не получится...
   Сара вздрогнула. Слова отца ее убивали. Гронски продолжил.
   - ... пока ты не научишься воспринимать и его и себя в единой системе координат. Маленькая, приниженная ты ему не интересна. Огромная, возвеличенная тоже. Если вас так тянет друг к другу, то подумай, возможно, вы соразмерны. Он в тебе это видит. А ты в себе? Я-то думал, что ты сбросила с себя тот ворох унижений от него..., - Гронски предпочел не называть бывшего зятя по имени. - Ты разберись с собой, пойми, что ты личность, и только тогда соглашайся на какие-то отношения с Портером ... или с кем хочешь.
   Сара кивнула. Больше обсуждать ничего не хотелось. Ей надо было самой в одиночестве обдумать то, что сказал отец. Ночью она плохо спала. В голове все время крутились моменты прошлой жизни, мечтания о будущей, невысказанные слова и материализованные мысли. Сара искала себя.
   Утром на работе Джеймс подарил ей цветы. Это было воспринято однозначно. Сотрудники загадочно улыбались, а Джеймс был абсолютно невозмутим.
   В обед они сидели в кафе напротив здания офиса. Сара вспомнила недавний разговор с подругой. Поводом к тому разговору послужило замечание Гронски о том, что Джеймс любуется Сарой.
   - Он смотрит на тебя, а значит, это доставляет ему удовольствие, - отметила и подруга Сары жена Ноэля. - Жить с американцем не сахар, но он хороший отец, - донесла она свое мнение до Сары.
   - Ты думаешь? - Сара очень старалась быть равнодушной, но получалось это плохо. Ей неимоверно хотелось переспросить, точно ли Джеймс так особенно на нее смотрит.
   - А что тут думать, но не мешало бы проверить его.
   - Ты думаешь? - Сара понимала, что Джеймс может воспринимать их отношения и взаимную тягу, как легкое приключение в новой стране, эдакий период акклиматизации, но не хотела в это верить.
   - Сейчас в Штатах принято проверять друг друга, - сообщила жена Ноэля, поправляя прическу. - Детективная проверка, - добавила она для непонятливой Сары.
   - Детективная?
   - Естественно, что нанятый сыщик проверяет все от кредитной истории до семейных связей.
   - Зачем? - Сару передернуло от подобных предложений.
   - Чтобы быть спокойной, что он тебя не обманывает, - подруга старательно засовывала в сумку купленные сувениры.
   - А ты бы Ноэля проверяла? - Сара не считала возможным так поступать с Джеймсом.
   - Нет, ты что! Ноэль-то еврей, а Джеймс совсем нет, - жена Ноэля так возмутилась, что замахала руками.
   Сара с трудом увернулась, подруга могла ее зашибить.
   - Следить за ним потому, что он американец? - Сара хлопнула дверцей машины. - Нет, я до такого не опущусь.
   - Ну, смотри сама, - самоустранилась подруга. - Ты строишь свою жизнь, как считаешь нужным.
   Сара стряхнула с себя все уже прозвучавшие слова и мнения о Джеймсе Портере. Сейчас было главное наслаждаться моментом, а момент был приятным. Джеймс спрашивал ее о планах на вечер.
   Их сосредоточенный вид немало уязвил бывшего мужа Сары, который остановился на перекрестке. Он был с новой женой, и казалось бы не должен был заметить Сару, но углядел. Он не помнил, что сказал в тот момент, но вот его спутница впервые осознала, что не такое уж и сокровище себе приобрела. Через месяц им улетать в Америку. Ей расхотелось покупать два билета. Светофор переключился, машины поехали, момент соприкосновения прошел.
   Следующим утром Гронски был немало удивлен, когда застал дочь, целующейся с американцем. Гронски ехал на карре и чуть их не сбил. Пара его не заметила.
   Они нашли его в состоянии душевного кризиса.
   - Папа, что? - Сара пыталась не кричать, но все время срывалась.
   Только что ей было хорошо, а тут сообщили, что у отца сердце прихватило.
   - Я в порядке, - пробормотал Гронски. - Нашел ее.
   - Кого? - Сара все пыталась схватить отца за руку. - Папа, кого ты нашел? Папочка, все же хорошо, папа!
   Джеймс ожидал скорую и старался поддержать Сару. Вокруг Гронски суетилась жена Ноэля.
   - Все же нормально было!
   - Я в порядке, - Гронски шептал посиневшими губами.
   - Папа, у нас все только налаживаться началось! - Сара причитала, стараясь отогнать страшные видения.
   - Все! Хватит выть! - неожиданно твердым голосом заявил Гронски. - Я тебе говорю, что нашел ее.
   - Кого? - Сара плакала, прижимая руку отца к своей груди. - Кто тебя напугал?
   - Я нашел сосуд с картой! - наконец, смог донести новость до окружающих Гронски.
   Вопросы и восклицания от них затопили пространство вокруг.
   - С той?
   - Где?
   - Когда?
   - Ты?
   - Она?
   - Сколько?
   Заголосила сирена скорой помощи. Гронски пытался было воспротивиться госпитализации, но его никто не слушал. Свою историю он смог рассказать только через два дня, когда врачи окончательно убедились, что это была лишь временная аритмия.
   Послушать его собрались все. Ноэль расставил стулья, поставил на столы воду, фрукты и конфеты для детей. Джеймс оценил атмосферу праздника, который для этих людей был в здоровье Гронски и в его почти фантастичной истории. На колени к дедушке пытался забраться Моше, но Джеймс его удержал. Сара отметила, что ее дети - Лиза и Моше - привязались к Джеймсу.
   - Мне еще ночью приснилось, что в сетях билась большая рыба, - Гронски не упустил возможности начать рассказ издалека. Остальные закивали. Так и следовало начинать столь важный рассказ. Гронски два дня, находясь в больнице, репетировал, что он будет говорить и в каких местах следует делать паузы. - А утром мне позвонила Мамми. Она хотела со мной поговорить, поэтому я так рано выехал из дома. Мамми ждала меня у яхт-клуба. Я подъехал на своем карре, прихватив по пути утренние сэндвичи с курицей.
   Инициативу рассказа перехватила Мамми. Все, конечно, уже слышали эту историю, но где положено восхищались, а где нужно ужасались.
   - Этот день я не забуду никогда. Еще до выхода из дома начались странности. Я вышла в пять, чтобы успеть на первый рейс в Бат-Ям. Закрывая ключом дверь, я услышала, что сверху открылись двери, затем шаги по лестнице, и меня поприветствовал высокий мужчина. Я ему автоматически ответила. Он весь такой в белом, прямо как ангел Господень. Уже когда он спустился, то я поняла, что живу на самом верхнем этаже. Он мог спуститься только с чердака. Я пошла назад на верх, хоть уже была на третьем этаже. Двери на чердак закрыты на замок и его точно никто давно не трогал. Постояла, подумала, но других дверей не нашла. Двигаясь по направлению к вокзалу, я все вспоминала, как именно все было в то утро.
   Джеймс посмотрел на Сару, скрывая улыбку, но она заметила и ответила, чуть подняв брови. Мимолетный взгляд, как и улыбка, опьянили обоих. Гронски наблюдал за всем происходящим и млел от счастья дочери. Мамми продолжала историческое повествование, уже плавно перетекающее в легенду.
   - Я не покупаю билеты в автоматах. В любом действии нужно общение с человеком. Тут я садилась на шестьдесят девятый до Бат-Яма. Водитель какой-то новенький, явно из этих.
   Под "этими" Мамми могла подразумевать кого угодно: от арабов до украинцев. Бесполезно было спрашивать, кто "этот". Мамми бы лишь пожала плечами, да повторила про "всех этих, которые оттуда".
   - Уже в автобусе на Бат-Ям я даю деньги водителю, а он не берет их, но билет дает. Я тяну ему деньги, а он мне улыбается, и тоже так особенно улыбается и подает еще раз билет, при этом не берет мои двадцать три шекеля. Я ему еще раз подаю, а сзади уже люди спрашивают, мол, когда я там. Водитель, я потом спросила, как его зовут, Хамиш говорит, что платить не надо. Неудобно было спорить, но я зорко проверила, что все остальные платили за билет. Может это какая акция была для стариков? Не знаю, забыла спросить. Тогда я билет взяла и села, а соседкой у меня оказалась сама Ябби.
   Послышался дружный вздох. Ябби - звезда телевидения Израиля. Когда она улыбалась, рассказывая о новых событиях в мире, то все зрители очаровано думали, что красивее женщины на свете не бывает. Мамми можно было бы и не поверить, если бы все присутствующие точно не знали, что с ней в том автобусе ехала именно Ябби.
   - И вот Ябби в простой футболке с надписью "Я люблю тебя Израиль", говорит мне, что очень хочет поболтать, ведь это так успокаивает во время поездок. Сами знаете, что до Бат-Яма почти четыре часа. Мы в это время переговорили обо всем на свете. Она рассказала, как недавно ездила на высоты, а я о том, как шесть лет служила у нашего Бен Гуриона.
   Последняя информация явилась для слушателей новой. Мамми никогда не рассказывала, что служила под началом Бен Гуриона.
   - В автобусе было очень жарко, и когда я вышла на вокзале, то первым делом отправилась покупать воду. В магазине мне предложили кофе и сок, а затем рассказали чудесную историю о появлении там большого черного кота, приносящего удачу каждому, кто его погладит. Оказалось, что кот с порванным ухом прибыл из самой Голландии. Так, по крайне мере, значится на его ошейнике. Там написано "Made in Hollande". Его нашла хозяйка, когда пришла открывать магазинчик. Он спал на кассе, при этом сложив рядом дохлую мышь. Она, естественно, одобрила неизвестного пришлого кота, который оказался мышеловом, что удивительно для самцов, и погладила его. - Мамми перевела дух. О котах она могла говорить бесконечно. Так ей нравились эти забавные пушистики. - И вот оказалось, что в тот же день у хозяйки муж получил повышение, а на следующий день в магазинчик зашла дочь хозяйки, она погладила понравившегося ей нового жильца магазина, и тоже случилось необыкновенное. Девочку выбрали играть главную роль в школьной постановке, да еще именно в том спектакле, который является конкурсным. А еще служащая бухгалтер того магазина рассказала, что в тот же день, когда она погладила кота, решились уже полгода, как тянущиеся дела с налогами.
   Мамми еще перечислила шесть или семь случаев, подтверждающих "удачливость" кота. Одним из них было нахождение уникального старого бабушкиного рецепта сухового варения, а другим излечение от нервной чесотки. Джеймс не видел особой связи между котом и хорошими событиями, которые случались в жизни людей, но остальные казалось углядели такой порядок событийности.
   - И мне тоже, естественно, предложили погладить кота. Он нашелся очень быстро на какой-то верхней полке, но я не могла дотянуться. Тогда хозяйка позвала своего старшего сына, которому также стало необычайно везти в последнее время. Его работы в керамике стали хорошо продаваться. Так вот он снял кота с полки, и я погладила зверя. Посидев в такой приятной компании еще немного, я отправилась вниз по улице. В этот раз мне хотелось попасть в музей Ротшильда. Все-таки там должна была быть экспозиция из музея Библии. Но дойти туда я не смогла. Сильно заболела нога. Я присела на скамейку, чтобы отдохнуть, и уже стала подумывать, что надо возвращаться назад на автобусный вокзал, когда подошел мальчик. Он такой худой и смуглый, что очень похож на этих. Но вежливый мальчик пригласил меня на обед. Сказал, что я похожа на его бабушку. Обедали они чуть в стороне от аллеи в парке. В результате я познакомилась с прекрасной семьей. Они пригласили меня погостить у них, да еще и отвезли назад в Тель-Авив. Но самое удивительное случилось по дороге назад. Глава семейства - молодой мужчина - рассказал о своих родителях и его родне. В самом рассказе - голос Мамми сильно дрогнул. Спокойно и рассудительно о дальнейшем говорить она не могла. - Он называл места и имена моих пропавших родных. Так я узнала, что моя сестра выжила в той войне.
   - Это был ваш племянник? - Лиза в первый раз слушала волшебную историю нахождения родных Мамми. Она увлеклась историй семейства Мамми, а вот Моше явно скучал.
   - Да, - старушка протянула руку и погладила девочку по голове. - У меня есть племянники. У сестры было двое детей. Она уже умерла. Но у меня есть племянники, есть внуки. Семья большая. Я познакомилась с невесткой. Они хотят меня забрать к себе.
   - Поэтому наша Мамми и вызвала меня, - Гронски посчитал, что уже достаточно было уделено внимания этому вопросу, пора возвращаться к нему.
   - А что с родными? Вы поедете? - потребовала ответа Сара.
   - Конечно, - счастье Мамми передавалось окружающим, зажигала в них огоньки надежды и вселяло уверенность в предназначение.
   - Так я поехал к Мамми, - сурово обратил на себя внимание Гронски. - Ехать по набережной мне помешал громкий вопль Суари. Это работник Ноэля.
   Поименованный Суари кивнул. Он мало, что знал на иврите, слова три. Но это не мешало негретенку жить и работать в Израиле. Он пригладил свои пушистые волосы. Иметь их гладкими была тайная мечта Суари, но упорные волосы не поддавались распрямлению.
   - Шалом, - сказал Суари. Присутствующие ответили кивками и приветствиями.
   - Он кричал, что-то. Я не мог его оставить без внимания, - Гронски промокнул пот со лба салфеткой. - Оставил карр, подошел по теплому песку. А там гора мусора. Я помог Суари его разобрать. Его принесло морем, Суари боялся, что там медузы. Он уже обжигался. Я же всегда ношу с собой перчатки. Разбирая мусор, я показал ему, что надо сбегать за знаками.
   Гронски говорил о знаках "купание запрещено".
   - Там медуз не было, но было это.
   Старик поставил на обозрение сосуд, напоминающий бутылку, амофру и супницу одновременно.
   Джеймс, Сара, Ноэль, его жена, Мамми, Суари, Живой Давид, Лейла, Ками, Хамид, дети взирали на эту древность с благоговением.
   - Я сразу понял, что это он. Здесь знак того времени, - Гронски показал пальцем на какие-то желтые разводы. - Он запечатан, но это он.
   - Так его, что не открывали? - возмутился Живой Давид.
   - Нет, пока, - Гронски важно было, что сосуд нашелся, а не то, что его открывали. - Я уже звонил доктору Штейну. Он готов приехать и исследовать его.
   - А в Массаде? - помня утверждения Гронски, полюбопытствовал о мнении службы Ноэль.
   - Им пока не до этого, - Гронски чуть заметно смутился. - Они же ищут вредителей, а не древности.
   - Это точно, - профырчала Мамми. Зная, что она служила у Бен Гуриона, теперь правильно понимались все ее выпад в адрес руководства страны и всех его служб.
   - Дядя Гронски, - Энн со своей американской рассудительностью хотела, чтобы сосуд откупорили немедленно. - Давайте его посмотрим.
   - Пока нельзя, - Гронски быстренько протянул руку и забрал старую бутыль. - Там все точно свиток. Его просветили, - объяснил старик присутствующим. - Там свиток и доска. Там есть знаки и написано про самое важное сокровище для нашей земли. Я уверен.
   - Не скажите, - резко возразил Живой Давид. - Люди - вот самое главное сокровище для всех земель в мире.
   - Скажите это фашистам, - огрызнулась Мамми.
   - Фашисты уже умерли, - урезонила ее жена Ноэля.
   - Они везде живы, иначе не было бы воин на земле, - Мамми имела свое представление о причинах военных конфликтов.
   - Это антисемиты, - подсказал Ноэль.
   - Это американцы, - уточнил Живой Давид. Все посмотрели на Джеймса.
   Энн мгновенно встала на защиту отца и своей родины:
   - Это политики, а мы - простые американцы - за мир во всем мире.
   - С помощью бомб, - прошептал Ноэль.
   - Так, когда его откроют его? - поспешила всех прервать Сара.
   - Когда прибудет кто-нибудь знающий, - громко заверил всех ее отец.
   - Дядя Гронски, а вы покажете сокровище? - Энн обладала здоровой долей практицизма. - Я говорю, когда найдете.
   - Я ничего не возьму. Все отдам, - Гронски достал какую-то бумажку и вертел ее в руках.
   - А деньги? - Энн задавала те вопросы, которые интересовали чуть более церемонных взрослых.
   - Деньги ко мне пришли, - Гронски выложил на стол бумажку и квиток. - По-этому билет я смогу получить завтра почти два миллиона шекелей.
   - Папа! - Сара чуть было не задохнулась.
   Моше и Лиза встрепенулись. Они смотрели на маму. Та сильно покраснела. Джеймс погладил ей колено.
   - Папа, ты почему не сказал? - Сара дико боялась поверить в финансовое благополучие, пришедшее в семью.
   - А ты бы что услышала? - проворчал Гронски. Он с огорчением понял, что всех больше взволновала новость о выигрыше, чем о сокровище.
   - Мы и так обеспечены, - возразил Джеймс.
   Гронски заметил его "мы", но промолчал. Пусть дочь сама решает, если ли это "мы" для семьи.
   - Так что же будет дальше? - Энн Портер требовала ответа на самый главный вопрос.
   - А дальше надо ждать того, кто сможет раскрыть тайну сокровища, - Гронски мечтательно посмотрел на свою находку. - Дальше все должно быть ..., - верного слова подобрать он не мог. Хотелось сказать, что дальше будет все правильно, ново, возможно учено или авантюрно, но Гронски не мог предугадать, что он во многом предчувствовал назначение сокровища.
  
   Из книги "Сокровища" автор Квенн Потоцки.
   История началась с момента, когда один старик вообразил, что ему предстоит найти тайное знание. Но мало в нашей жизни найти знание, надо его понять. Люди часто мнят, что понимание является ключом к смыслу жизни. Известный политический деятель, столп общества, друг и защитник граждан Израиля, а на самом деле бессовестный лжец и равнодушный политик знал, что за все в жизни приходится платить. Замять скандал, да еще получить финансирование - было просто замечательно, это соответствовало его высокой политической квалификации. Прошло не так уж и много времени, а он должен был заплатить всем миром за пару миллионов долларов. Самым страшным было то, что он вез "грязную" бомбу, но заглянуть в коробку не мог, не осмеливался. Сейчас она ехала с ним в поезде. Раньше он думал, что бомбы большие, а оказалось, что вполне можно унести. Ему, конечно, не сказали, что там бомба, которая скоро взорвется, но он все и так знал из книги той сумасшедшей Квенн Потоцки. Она предсказала все, что с ним будет. Она даже прописала, что его семья будет находиться в Израиле в тот самый момент, когда бомба взорвется, и станет там радиактивная выжженная пустыня. Он подумал, что Квенн закончила книгу описанием его глубокого раскаяния и осознанием, что ничего в жизни не исправить. Нет, он сумеет обмануть эту Квенн. Он заставит свой разум не думать ни о чем, ведь вокруг так весело, колеса стучат, поезд идет. Он сосредоточился на движении поезда. До пункта назначение еще три часа. Там большой саммит политических деятелей. Они тоже умрут. А он не умрет, он самый умный...умный...умный. Его заклинило на этом слове, а потом все стало хорошо-хорошо. Он умный и сумасшедший. Весь мир вокруг лишь в нем самом. Во всем мире, когда взорвется бомба, не будет света. А ему это не страшно. Он уже ничего не видит. Нервы перестали передавать импульсы в мозг. Он перестал видеть. А затем и слышать. Весь мир замкнулся в нем самом. Оставался только голос. Говорить сам с собой, не воспринимая, было все равно весело. Раньше он любио петь. Стал петь и сейчас.
   - Чокнулся, - сказал Аше, спустя десять минут, после выяснения того, что происходило до этого в первом купе.
   - И что теперь делать? - поинтересовался его друг Орлик.
   - А ты что думаешь?
   - Смотри, что у него здесь, - Орлик взял книгу со столика.
   - "Сокровища", - прочитал Аше. В сердце что-то кольнуло. Он читал этот бестселлер пару месяцев назад. Тогда была большая полемика по поводу вменяемости и моральной целостности автора.
   - А ведь там так и было, - тихо и почти бесцветно пробормотал Орлик. Он вытер пот со лба.
   - Там так и было, - Аше предчувствовал, что скоро в вещах сумасшедшего политика он найдет коробку с бомбой.
  
  
  
   История вторая "Нашедшему сокровище награда"
  
   Стучите и вам откроют.
  
   Лени Шмидт с восторгом взирал на Джеймса Портера. Тот говорил о сокровищах, которые, между прочим, он - Лени Шмидт - может найти.
   - Мы, в конце концов, не дождавшись пропавшего в дебрях Америки профессора Вассеймана, открыли бутылку. И здесь удалось распознать карту. Это точно древняя карта, по которой необходимо найти место. Я сразу подумал о тебе, ведь ты можешь исследовать место.
   - Под водой? - Лени Шмидт почесал колючий подбородок.
   - Под водой, естественно, - Джеймс Портер сам бы рыл землю, если бы указанное место было бы в пустыни или в горах. Но как показала расшифровка, сокровища надо искать на морском дне.
   - А что там еще было? - Лени все еще не догонял всей масштабности затеи, но должный восторг уже испытывал. Сейчас он уточнял о втором листе, который прежде поминал друг.
   - Там было два таких специфических предмета. Во-первых, эта самая карта. Здесь почти все понятно, поэтому мы смогли место определить почти точно, - Портер показывал ксерокопию древней карты сокровищ Израиля.
   - Здорово, - Лени пытался совместить знакомые очертания берегов с незнакомыми начертаниями того времени.
   - На это не смотри, - велел терпеливый Джеймс. - Смотри, как мы это сопоставили.
   Он положил на стол перед Лени новую карту. На ней все было черкано-перечеркано, но в целом ясен район поиска.
   - Ага, - кивнул Лени.
   Пришлось им прервать свой научный и важный разговор, потому как в комнату к Лени вошла приятна женщина в самом расцвете сил с большим подносом в руках.
   - Чай, моим дорогим, - она бесцеремонно подвинула со стола все бумаги и выставила на него чайник, чашки, вазу с печением, вазу с джемом, тарелку с финиками и еще одну с солеными орешками. Чашек было три. Мама Лени собралась пить чай вместе с гостем.
   - Миссис Шмидт, вы очаровательны и очень заботливы, - беря свою чашку, похвалил Джеймс.
   - Да, - миссис Шмидт и сама так считала. - Вы смотрю все занимаетесь своим морем...
   - Так море это часть нашей жизни. Оно кормит, снабжает нас кислородом, а еще и создает климат, - стал перечислять Лени. Мама лишь отмахнулась. Она бы и приняла увлечение Лени морем, если бы не одно но. Лени никак не мог найти себе женщину. Миссис Шмидт уже отчаялась увидеть внуков. Все попытки рассказать сыну, какие красивые девушки есть вокруг, проваливались с треском. Лени слышал и видел лишь одно море.
   - Не скажи, что море это все. Есть люди, которые никогда не видели моря. Скажем, вот недавно узнала историю Марии. Она была очень прагматичная натура. А то все дети в новое время стали настолько деловыми, что упускаете вечные ценности.
   - И как Мария вышла замуж? - обреченно спросил Лени. Он знал, что ему сейчас расскажут именно об этом достижении в жизни неизвестной девушки.
   - Она совершенно случайно. У Марии было много друзей, которые тоже, естественно, были озабочены счастьем девушки, - мама кинула заботливый, но сердитый взгляд на сына, затем сосредоточилась на госте. - Один друг Марии решил, что не может она жить одна, надо ей помочь встретить свою судьбу. И тогда они взяли все ее визитки...
   - Кто они? - перебил дотошный американец.
   - Офис, естественно, - миссис Шмидт подумала, что гость не очень внятно понимает ипру. - И они написали на визитках стихи, которые иногда сочиняла Мария. Эти визитки они разложили в самых разных местах. И представляете, что?
   - Ей стали звонить очарованные мужчины, - логично предположил Джеймс Портер.
   Лени уже понял, что мама никогда не простит это американцу. По идее слушатели должны были лишь спросить: "И что?", а мама уже поведать о последствиях и следствиях.
   - Конечно, стали звонить, - повторила миссис Шмидт.
   - Так Мария встретила свою судьбу? - постарался проявить внимание хорошего гостя Джеймс Портер.
   - Не совсем, - миссис Шмидт теперь активно не нравился американец. И во все-то они лезут, излишне приземленные люди. - Ее сбил велосипедист, который потом в нее влюбился, и издал сборник ее стихов, - раскрыла судьбу Марии хозяйка дома.
   - Как интересно! - героически восхитился Портер.
   - Видишь, какие интересные истории, - миссис Шмидт обратилась к сыну, чтобы тот оценил усилия матери.
   Лени лениво, но очень вдумчиво кивнул.
   Спровадить миссис Шмидт и продолжить разговор им удалось только через полчаса.
   - Так ты говорил, что расшифровали сами? - Лени успел рассмотреть карту и первоисточник.
   - Если не веришь, то проверь, - американец не обиделся на невысказанные сомнения. Все было правильно. Каждый должен проверять, чтобы быть уверенным в результате.
   - Я сначала проверю, а потом уже..., - Лени спрятал листы в стол. - Я сообщу тебе о результате.
   - Буду ждать, - Джеймс попрощался с другом и отправился домой. По дороге было много дел: купить продукты, купить игрушки и еще хорошо бы новую книгу той прогремевшей авторши Кайм Халим. Она писала об Израиле, при этом ни разу там не побывав. Однако, осторожно высказывались мнения, что за этим именем скрывается целый исторический коллектив, поэтому и получаются такие подробные, исторически обоснованные и яркие истории о старых временах.
   Сонливость Лени пропала, как только с горизонта ушла мама. Она - настоящая мама - желающая своему сыну лучшего. Но способ пристроить его под каблук к очередной дочери старой знакомой - выводил Лени из себя. Он не верил, что на этой земле есть женщина достойная его сердца. Лени сам себе поклялся, что женится только по любви. В свои двадцать шесть он был уверен, что точно никогда не женится. Романчики, конечно, случались, но Лени их истово скрывал. Иначе мама бы не удержалась и заставила бы его жениться. Хотя теперь, похоже, мама считала его голубым. Лени же по своей лени не собирался ее разубеждать.
   Он пожалел, что не спросил, что было во втором листе. Набирая мобильный, он формулировал дальнейший план действий.
   - Джеймс! - Лени изложил свой вопрос.
   - Там была не карта.
   - А что?
   - Дощечка!
   - Какая? - Лени достала тупость американского друга.
   - Сложная, пока ее не расшифровали. Но мы думаем, что там текст, а не карта! Ищи сокровища! - закончил этим пожеланием Джеймс Портер.
   Лени Шмидт в очередной раз подумал о возможных еврейских корнях зануды Портера. Или может это американская еда так влияет на мышление. Если текст на этой дощечке, то явно что-то важное, может быть прямые указания, как именно надо искать сокровища. Лени вспомнились фильмы про Индиану Джонса. Живо предстала сцена в пещере с ковчегом.
   Пришлось мобильный номер Портера набирать еще раз.
   - И если ты не принесешь мне копию, то не буду искать клад, - требовательно закончил свои соображения Лени Шмидт.
   - Да ради Бога, я тебе скину на электронку скан, - пообещал слегка ошарашенный от настойчивости друга Джеймс. - Удачи тебе!
   - И тебе тоже! Нам всем! - пробормотал Лени.
   Сканированное изображение можно было и не присылать. Настолько все выглядело невнятно, что стало четко ясно, почему друг молчал о втором документе из этого древнего сосуда. Лени уселся за компьютер и написал длинное письмо американцу. В основном это были одни вопросы. Особенно Лени интересовало, проводили ли исследования сосуда. Как тот мог так долго сохраниться в воде? Почему его выбросило к этому берегу? И в чем смысл течений? Может быть сосуд сделали где-нибудь в Африке или Америке, а выплыл он здесь. К тому же не ясно, как именно трансформировали те указания на место сокровищ с той картой, которую ему вручили. Лени еще раз перечитал свое письмо. Получилось два листа вопросов.
   Ожидать ответа пришлось не долго. Джеймс написал еще раз все то, что уже до этого пересказал Лени. Но все так и осталось непонятным.
   - Темная история, - Лени распечатал перечень своих вопросов на принтере. - Все темное, начиная с этих предсказаний, которых вроде и не было, но они сбылись. - Лени решил, что будет все выяснять самостоятельно. Самым важным было удостовериться в правильности места для поиска.
   Набирая знакомый номер давней подружки, Лени мыслил, как бы побольше узнать о научных кругах, в которых он может получить компетентную консультацию.
   В вечернем городе самыми приятными местами для разговоров были открытые кафе. Лени наливал очередной бокал шампанского Анне. Та весело щебетала про своих подруг, а в особенности про некую Далию, которой удалось так удачно сделать ремонт, что осталось еще и на покупку мебели.
   - Она всегда мечтала сделать все, как у Анжелы.
   - Какой Анжелы? - Лени прекрасно знал, что сейчас Анна сделает отступление и поведет рассказ о той самой Анжеле, а потом уже вернется к Далии с ее ремонтом. Лени прикинул, что нужна еще одна бутылка шампанского. Здесь в Тель-Авиве это было странным пить шампанское, но Анна всегда оправдывалась, что от остального ее пучит.
   - Анжелы..., - девушка некрасиво сморщила личико. - Ты ее знаешь, помнишь такая с черными завитками на висках и короткой стрижкой сзади.
   Лени выпивал уже третий бокал красного вина, поэтому и слегка проболтался.
   - А...эта с лысиной...
   Анна очень обиделась за Анжелу, с которой встречалась-то всего два раза. Последующие полчаса Лени убеждал подружку, что и она и Анжела самые волосатые девушки в мире.
   - Давай проверим, - игриво и чуть перебарщивая предложила Анна.
   Лени тяжко вздохнул. Всем женщинам нужно только одно.
   Начал проверять он в темной подворотне между двумя маленькими домами. Лени прижал девушку к стене и запустил руки под кофточку. Она радостно захихикала.
   - Ты очень компанейский парень, - после всего заявила Анна.
   Лени прикусил язык. Все-таки интересный у нее способ оценки секса.
   - Так что там с твоими делами? Ты куда-то собрался?
   - На лодке, - Лени был скуп на объяснения. Он совершенно не желал делиться с Анной своими ощущениями свободы и блаженства от моря и погружений с аквалангом. - Но сперва уточнить хочу кой чего. Ты говорила как-то о Мартинике или Саре или может о Шейле.
   Анна попыталась подумать и припомнить, что такого она говорила о Мартинике, Саре и Шейле. Выходило, что наболтала она много, но все равно не ясно, что хочет еще раз услышать дружок.
   - Про ту девицу, которая изучает море ..., - постарался ей напомнить Лени.
   - Я знаю только Арию, но она не девица. Ей все пятьдесят, - Анна подумала, что замерзла. После секса ей всегда было холодно. Подружки считали, что это ненормально, а Анна делала вид, что ей все равно.
   - Она что-то знает о море? - Лени был рад тому, что эта дуреха, наконец, вспомнила то, что ему нужно.
   Он поправил рубашку на груди, подтянул шорты.
   - Пойдем-ка поедим, - Лени протянул руки, чтобы приобнять Анну. - Ты чего опять замерзла?
   - Холодно что-то, - пробормотала Анна.
   Они отправились искать свободные столики в кафе по соседству. На улице люди улыбались, целовались, смеялись. Анна закружилась под музыку, которая доносилась из открытых окон дома с синими ставнями.
   - Красавица, - похвалил Лени. А потом они танцевали под теми же самыми окнами. Танец получился красивым и жарким. - Согрелась?
   - Угу, - Анна и согрелась и избавилась от хмеля. - Пойдем поедим?
   - Конечно, я тебя покормлю, а ты пока вспоминай про Арию. Хочу все знать. Надо бы с ней переговорить.
   - Не волнуйся, милый, - Анна поцеловала его нежно в щеку. - Я тебе обязательно помогу. А ты возьмешь меня на лодку?
   Лени предпочел внятно не отвечать, тем более, что появился прекрасный повод. За поворотом был отличный ресторан, и там точно свободные столики.
   Следующие пару дней Лени обдумывал стоит ли ехать к Арии, пару раз он даже набирал рабочий номер этой женщины.
   - Ее нет на месте, - отстраненно отвечала секретарь. - Позвоните, пожалуйста, позже.
   Лени уже порядком надоело слышать однотипный ответ про "перезвоните еще раз". Решив, попытать счастья в последний раз, Лени набрал номер Арии.
   Голос ответил мужской и несколько растерянный:
   - Арии нет на месте. Вы господин Айзерман?
   Лени предпочел ответить утвердительно:
   - Айзерман, Айзерман. Когда она будет?
   - Господин Айзерман, пожалуйста, запишите ее домашний телефон.
   Лени невероятно порадовался такому стечению обстоятельств.
   - Диктуйте, я запомню.
   - Ноль два девять ноль..., - этот номер Лени набирал через две минуты.
   Голос по телефону показался ему невероятно старым и скрипучим:
   - Да, господин Айзерман, мне уже сообщили, - Лени показалось, что женщина чем-то напугана.
   - Я хотел бы переговорить с Вами по личному делу, - Лени не хотелось признаваться, что он не Айзерман. Вдруг она бросит трубку, но и обманывать было совестно.
   - Я понимаю, - женщина сразу же согласилась на встречу. - Если бы Вы могли подъехать к старому порту...
   - Я недалеко оттуда, - быстро соврал Лени. - Где мы можем встретиться?
   Женщина согласилась на встречу через двадцать минут в кафе "Джаффа".
   Солнце шло к морю, люди стремились домой, а Лени ожидал эту Арию за столиком в кафе "Джаффа". Милая девушка с карими глазами поставила перед ним бутылку с водой и пепельницу. До этого Лени собирался заказать пиво, но передумал. Может эта Ария придерживается мнения, что для солидного разговора нужен солидный антураж. Когда Лени разговаривал с Арией по телефону, то опрометчиво себя охарактеризовал, как мужчину в белой рубашке и с черными глазами. Такое описание скорее подходило для встречи с подружкой, но вроде бы собеседница не заметила этой оплошности. О себе она сказала, что зовут ее Ария, будет в темном длинном платье, очках и в шляпе. В такую жару шляпа была лишней, но Лени не удивился. Ученые, по мнению Лени, жили в тени книг и кропотливого труда. Они не знали свободы, не понимали, что море, как и ветер свободны и могучи. От них не прикроешься шляпой или костюмом.
   Лени пил воду и обдумывал, как именно он начнет тот самый день. Каждый выход в море был для него особенным, уникальным, неповторимым. Лени помнил все рассветы, встреченные в море.
   - Наверное, поэтому ты до сих пор не женат, - сурово, но очень грустно заметил его отец как-то раз, когда Лени рассказал об этом.
   - Таких женщин не бывает, - убежденно ответил Лени на не озвученный вопрос матери.
   Женщина подошла незаметно. Толстоватая, черты лица размыты, похоже, что от долгих слез. Хотя точнее ничего нельзя сказать, ведь шляпа и очки закрывают более, чем надежно. Подбородок остренький, губы полные, но безрадостные складки у губ проявляют ее истинный возраст.
   - Господин Айзерман? - женщина говорила на английском.
   Лени кивнул. Что-то во взгляде женщины убедило его в том, что надо быть и оставаться Айзерманом, если он хочет получить ответы на свои вопросы.
   Лени предложил ей воды и выложил бумаги на стол.
   Он рассказывал свою историю уже по третьему разу, а женщина все смотрела в бумаги. Лени порядком извелся, надеясь, что не кажется глупым.
   Наконец, Ария подняла на него глаза:
   - Все в Вашей истории очень фантастично...
   - Yaa, das ist fantastish, - улыбнулся и тут же осекся Лени. Женщина поджала губы.
   "Прямо, как рыба", - промелькнуло в его мыслях, поэтому Ария показалась совсем уж противной. Лени решил не обращать внимание на такие мелочи, не для этого он так долго добивался встречи с ней.
   - Я могу оценить лишь поверхностно, - начала было Ария, причем голос показался Лени более низким, чем до этого.
   "Упарилась", - решил он.
   - Лучше бы поточнее, - попросил он с намеком на ее компетентность. - Это большой труд...
   - Да, понимаю, как это затратно, - Ария постаралась поправить волосы, которые выбивались из-под шляпы.
   Лени чуть было не ляпнул, что очень жарко. Разговоры о погоде могут рассердить эту странную женщину. Еще откажется ему помогать, обидится, воспримет, как негативный намек.
   - Так может быть Вы посмотрите? - Лени не привык повышать голос на женщин, но этой похоже надо командовать.
   - Конечно, - Ария уставилась опять в документы.
   Лени начал закипать. Женщина могла бы это заметить, если бы обратила внимание, с каким грохотом Лени поставил бокал на стол.
   - Так я смотрю..., - Ария потянулась к воде и неловко задела бокал собеседника. Он упал вниз.
   - Я вижу, - Лени уже цедил сквозь зубы. Эта дама-ученая могла довести и святого.
   Милая девушка исправила неловкую ситуацию, поставив на стол чистый бокал для воды и еще раз предложив выбрать из меню.
   - Будьте добры, - Лени перечислил чуть ли не половину меню. От такой затянутости в действиях Арии у него разыгрался аппетит. Макая кусочки рыбы в новый острый соус, и запивая все это вином, Лени в шестой раз выслушивал сомнения Арии.
   - Это все необходимо провести через программу "Ангела" и к тому же делать расчеты с корреляцией, - наконец, выдала Ария нечто близкое к анализу ситуации. Правда, Лени недопонял про ангелов и корреляции. Особенно было неясно, как Ария связывает одно и другое.
   - Послушайте, а как долго необходимо убеждаться правильно ли сделаны эти расчеты? - Лени съел половину заказанного, на душе стало спокойнее. С учеными, как и с женщинами нужно терпение. А с учеными-женщинами - вселенское терпение.
   - Несколько дней, - опять-таки туманно ответила Ария.
   Она сделала еще несколько глотков воды и придвинула к себе тарелку с рыбой. Лени было жаль несчастную рыбку, которую даже горячей не съели.
   - Так Вы можете проверить эти расчеты только у себя? - Лени казалось, что он тянет из нее каждое слово.
   - Да, господин Айзерман, я проверю у себя и перезвоню Вам, - вдруг очень быстро согласилась она. Также быстро и сумбурно она распрощалась, не доев и не заплатив, ушла.
   Лени пытался сделать выводы, но все они выходили кособокими. Во-первых, Ария явно стремилась заполучить эти бумаги в свои руки. Во-вторых, наверное, у нее свой в этом интерес. А в-третьих, зря он с ней связался.
   Он, конечно, подождет два дня, а потом все равно отправится в море.
   Лени не знал, что в этот момент женщина, назвавшаяся Арией стягивала с себя вещи, в которых чуть было не задохнулась. Вещи были не ее, да и имя тоже. На самом деле недавнюю собеседницу Лени Шмидта звали Наоми. Ей было тридцать два, и она ничего не понимала в морских картах, сокровищах, расчетах. А кроме этого, она жутко боялась разозлить этого Айзермана.
   Ровно через два дня раздался звонок на сотовый Лени.
   Немногословная Ария подтвердила, что расчеты сделаны верно.
   - Да уж, - резюмировал Лени и в ту же секунду перестал думать о потной Арии.
   Все мысли Лени были заняты морем. Вечером звонил Джеймс Портер, желавший узнать нашли ли уже сокровища.
   Лени послал нафиг друга по переписке, велев не мешать маэстро.
   - Выход в море через четыре дня, - сообщил он Портеру чуть позже в своем письме. - Сейчас я в процессе подготовки.
   Сборы в море заняли не четыре, а шесть дней. Отец Лени стал невольной причиной такой задержки. У него сильно разболелась нога. Будучи больным, он не мог передвигаться сам, даже по квартире. К тому же пришлось следить за состояние здоровья матери, да и трех теток, приехавших на срочное сообщение, что заболел их любимый брат Герхард Шмидт.
   Но настал тот замечательный день, когда Лени смог забыть обо всем и выйти в море.
   В этот раз он плыл не один. Трое друзей: Ким, Неженка и Ромми. Ким - высокая белокурая бестия, сжигавший сердца женщин любого возраста. Ему двадцать четыре, и он уверен, что мир создан, чтобы увидеть, насколько прекрасен он - Ким. Неженка - весом в сто два килограмма, накачанный, сдержанный, обожающий дайвинг двадцатилетний таксист по призванию. И самый загадочный, суетливый, веселый, громогласный, слегка хромоногий Ромми. Они не считали себя друзьями. Они думали друг о друге, как о самих себе.
   - Ближе, чем брат, - говорил Ромми, пожимая руку Неженки.
   Неженка был прозван так за необыкновенно нежную, застенчивую улыбку, которой сопровождал свои рукопожатия.
   - Как я сам, - отвечал Неженка.
   Их объединяло море. Разорвать силу моря, этой многомиллионной толщи воды было не под силу никому. Такой же была их уверенность друг в друге. Вне моря они не перезванивались, не встречались.
   - Давай посмотрим, - Ким откровенно скучал, сидя на палубе и мечтая о девушках.
   - Давай отдыхай, - хмыкнул Ромми. - Мы уж сами.
   Ромми и Неженка занялись снаряжением. Надо было все проверить трижды.
   Лени проложил курс до точки, указанной на карте с сокровищами.
   - Мы найдем их сегодня. Я чувствую сердцем, что найду свое сокровище, - провозгласил Лени довольно громко, чтобы услышали все, включая море.
   Волны шумели, не оспаривая, а тихонько посмеиваясь.
   - Ты заметил, что мы никогда не говорим о море, - вдруг подал голос Ким.
   - А ты одинок?- в тон ему спросил Ромми.
   - Никогда нельзя быть одиноким, если она с тобой, - Ким говорил она о "море". Для него море было лучшей любовницей и подругой.
   - Тогда и не говори, чтобы не увели, - пробасил Неженка.
   Он еще раз убедился, что баллон Лени полный. В этот раз решено было погружаться по двое. Лени в паре с Кимом, а затем Неженка с Ромми.
   - Ребята, а я никогда не видел такой лазури. Смотри, как ласкается, - позвал беспечный Ким смотреть на волны.
   - Отстань, - потребовал Ромми, но тут же подскочил, чтобы увидеть ту теплоту красок, которую живописал друг.
   - Сколько до точки? - потребовал ответа Неженка.
   - Еще три часа, если точно идем, - про "точно идем" была у Лени такая присказка, своего рода примета, родившаяся в самое первое его плавание на собственной яхте.
   - Я машину купил, - информировал всех Ким, так и не переставший любоваться рассветом на волнах.
   - И что? Много пользы? - историю Кима знал Неженка. Жили они в поблизости.
   Ким, являясь сыном очень влиятельных снобов из Даймонд Тауер, мог позволить себе все. И яхта у него была своя, но на ней он не ходил. Неизвестно почему, но не ходил в море. Неженка его об этом не расспрашивал. Ким недавно получил ученую степень, должен был занять финансовый пост в семейной империи, но его это тяготило. Мало кто об этом знал, ведь Ким мог изобразить на своем лице высшую степень заинтересованности. Машину он заказал лучшую. По мнению Неженки, лучше даже, чем у султана Брунея. Обошлась она в несколько миллионов, но выжимала бешенную скорость за доли секунды.
   - А что она машина. Это же земля. Чувствуешь себя, как прокаженный, - грустно вздохнул Ким. - Но я гоняю, думаю, может за окном все поплывет, как здесь, - он махнул рукой на окружающее подвижное величие.
   - Так почему ты не выходишь в море на своей яхте, чтобы успокоится, если тебя даже машина не утешает? - Ромми в отличие от Ким любил машины, находил удовольствие в гонках.
   Ким повернулся к ним и ответил:
   - Если я выйду на своей яхте, я больше сюда не вернусь.
   Признание шокирующее, но друзья поняли его правильно. Ким держит себя в этом круге, на самом деле он одинок и даже сам понимает насколько.
   - А я бы ушел, - послышалось от Неженки.
   - Так купи себе яхту и плыви, - разрешил Ромми.
   - Раньше бы ушел, - поправился Неженка.
   - А что изменилось теперь? - лениво полюбопытствовал Ким.
   - Девушку встретил, - Неженка одарил друзей свой застенчивой улыбкой.
   - Девушку? - Ким был крайне удивлен.
   - Ты и девушка? - еще раз переспросил Лени.
   Они уже думали, что их друг глаз на девушек не поднимает.
   Ким в пол уха слушал рассказ Неженки о новой знакомой. По его опыту никакая самая распрекрасная девушка не могла утолить его тоску.
   - Так что будет сегодня? - Ромми надоели сопливые бредни Неженки о девушках, да и надломленность Кима заела душу. Ромми полагал, что в море надо говорить о хорошем, и только тогда это хорошее будет с тобой. - Мы ныряем?
   - Еще пару часов, - Лени опять включился в процесс управления, красота красок немного поблекла. - И мы на месте, - он поднял взгляд на нос яхты, там нагло уселась чайка с рыбиной в клюве.
   - Ребята, а правда, что эти твои сокровища еще со времен первого Храма? - Ромми на секунду захотелось стать знаменитым, прогреметь в новостях на весь мир.
   Неженка пока еще был сосредоточен на описании своей девушки:
   - Она вся такая воздушная. Занимается балетом, а в свободное время любит на пляже поиграть в волейбол. Мы так и познакомились...
   Лени невольно представил балерину-баскетболистку. Абстрактная картина отчего-то увязалась с той неприятной учёной Арией, которую он встречал несколько дней назад в рыбном ресторане.
   - ...а потом она пригласила меня к себе. Это было очень скоро. Мы почти и трех месяцев не повстречались..., - бубнил Неженка.
   Лени Шмидт опять-таки прибалдел от понятий друга о "скоро - три месяца" и, что друг молчал о судьбоносной встрече так долго.
   - Так ты с ней уже давно? - подал голос любопытный Ромми.
   - Почти два года как, - ошарашил их всех ответом Неженка.
   - Сколько-сколько? - всеобщий вопль был поддержан наглой чайкой, которая уронила рыбину на палубу. Птица сразу же засуетилась, а Неженка подарил друзьям свою ласковую улыбку.
   - Так раньше мы проверяли наши чувства, поэтому я и не был уверен..., - объяснил Неженка с обворожительной нежностью. - Я не могу говорить о том, что еще не определено, - добавил он чуть позже под громкое красноречивое молчание друзей.
   - Да уж, - только Ромми нашелся, что сказать. Ким некрасиво лыбился, но Неженка этого не видел. Лени же гримаса Кима совсем не нравилась. "Видать что-то крепко в его жизни не в порядке", - Лени обдумывал, как заговорить об этом с Кимом, но все же решил не вмешиваться. Насколько он знал, жизнью Кима управляли все родственники и знакомые, не следует и ему вмешиваться.
   "Район на точке", как образно определил Ромми, был очень "многолюдным". К их всеобщему недовольству в зоне видимости было три судна.
   - Все ищут сокровища, - резюмировал Неженка.
   - Твой друг мог нанять еще людей? - потребовал ответа практичный Ким.
   Лени прикинул шансы за коварность Джеймса Портера и предпочел поверить другу по переписке.
   - Они здесь случайно. Американец не мог сделать это...
   - А учёная? - тут же переспросил Ким.
   Лени им рассказывал, как намаялся в поисках Арии, да еще какой ужасной она оказалась.
   - Она? - Шмидт просчитал вероятность неблагонадежности Арии, и счел, что это гораздо ближе к истине, но утверждать точно он ничего не мог. - Не знаю. Но мы все равно погружаемся.
   Одеть костюмы, еще раз проверить баллоны, тросы, груз было делом привычным, но приятным. Лени пошел вниз в паре с Кимом, пожалуй, это его и спасло. Оборудование сработало нормально, никаких внештатных ситуаций, лишь русалка.
   Через два часа, после того, как Ким силой вытащил Лени на палубу, они смогли рассказать внятно, что произошло внизу.
   - Мы нырнули, до отметки двадцать дошли нормально. Я по плану вправо. Там вижу нечто похожее на останки корабля. Заросло, конечно, но возможно это наша точка. Поплыл справа. Все о.к. Подтверждаю, что корабль, но это железо. Явно не относится ко временам дохристовым. Контрольное время, контрольная точка, Лени нет. Я метаться не стал. Видно на семь-десять метров, затеряться нефиг делать. Почему-то я почувствовал, что Лени где-то слева от меня. Я туда, а он там мечется. Плывет странно, кусками, рвано. Я подплыл. Лицо искажено, посчитал, что кислород. Проверил, баллоны в порядке. Ран нет, похоже на быстрое помешательство. Я попросил его знаками показать, что. Показывает какую-то хрень. Прочиталось по буквам, как русалка. Я понял, что друг повернулся разумом. Хорошо, что я сильнее него. Удержал и поднял вверх, хотя в процессе считал, что он точно меня утопит. Его все время тянет назад. Я так понимаю, что он ее ищет.
   Рассказ Кима утвердил ребят в том, что за Лени, когда он очнется, надо получше присматривать. И действительно, первое, что сделал Лени, когда пришел в сознание, - попытался броситься в море.
   - Она...она...
   Безумный взгляд доказал, что правильным будем отвести друга в каюту и запереть дверь, но это сделать не удалось. Лени так громко запротестовал, что друзья уступили.
   - Давай на берег, - скомандовал Ким.
   Ромми кивнул. Ему придется вести судно, а сильный Неженка и чуткий Ким присмотрят за сумасшедшим другом Лени Шмидтом. Ромми высчитывал курс, связывался с береговой охраной, а сам все думал, как о безумии Лени рассказать его матери.
   - Ты попей, - попросил Неженка.
   Лени не хотел пить, он хотел ее. О чем не замедлил и сообщить.
   - Ты расскажи, что было, - попросил осторожный Ким, подмигивая Неженке, чтобы был наготове, если у Лени опять начнется припадок с желанием броситься за борт.
   В дальнейшем рассказ Лени до места о расставании совпадал со словами напарника по погружению. Тревожащие новости начались неожиданно.
   - А потом я увидел ее..., - Лени застыл в прострации.
   - Кого? - тихонько уточнил Ким.
   - Ее...
   - Она какая? - попытался прийти на помощь к другу Неженка.
   - Красивая. Вся гибкая, почти нереальная, - определился Лени.
   - И что она делала? - Ким все еще надеялся, что разум вернулся к другу, помутнение рассудка было временным.
   - Плыла, красивая такая..., - Лени давился словами и впечатлениями.
   - Кто? - Лени повернул голову к Неженке, но на вопрос долго не мог ответить. Наконец, сообщил шокирующие сведения.
   - Она ... русалка...
   Ким почесал подбородок и еще ближе придвинулся к другу.
   - Лени, русалок не бывает..., - заявил Неженка, стараясь вернуть реальность в разговор, но затем с ужасающей честностью добавил: - По крайне мере их никто не видел, то есть не признавался, что видел...
   Ким одарил Неженку отнюдь не ласковым взглядом. Еще один двинулся разумом.
   Ромми высунулся с мостика:
   - Ребята, надо зарифить парус.
   - Сейчас, - Лени поднялся, как автомат, все еще мечтая о русалке.
   - Сиди, - велел Ким. - Неженка... - попросил он.
   Неженка кивнул и отправился помогать Ромми.
   Ким продолжил сеанс психотерапии.
   - Лени, ты уверен, что это была русалка?
   Лени ограничился молчаливым утверждением своей уверенности.
   - Я ее видел, - наконец, изрек он.
   - Ты мог обознаться, - коротко попробовал возразить Ким.
   - Нет, - вселенскую уверенность Лени в том, что он действительно встретил русалку, было ничем не поколебать.
   Ким проявил терпение, сознавая, как важно именно сейчас вернуть Лени разум. Он стал апеллировать к общим воспоминаниям.
   - Помнишь, как первый раз тебя ребята разыграли? Как ты гонялся за чучелом?
   - Помню, конечно, но здесь же не разыгрывали, - не сдавался Лени.
   Ким глянул, как Ромми и Неженка справляются с парусами, а потом попытался придумать убедительный для Лени аргумент.
   - Смотри, а сейчас русалок нет. Если бы ты ей понравился, она бы появилась, - Ким и сам знал, что несет чушь, потворствуя безумию друга, но сумасшедших могут убедить сумасшедшие утверждения.
   - Я и не говорил, что я ей понравился, - Лени передернул плечами, но за борт все равно посмотрел. - Я сказал, что она мне понравилась.
   - Ну, как? - полюбопытствовал об успехах психотерапии Кима подошедший Ромми.
   Ответил Лени:
   - Я теперь знаю, почему всегда меня так тянуло в море. Здесь живет моя любовь.
   Ким выругался нецензурно и длинно. Этим он постарался закрыть такую же чокнутую идею о том, что уж его тогда тянет в океан к потерянной Атлантиде.
   - Ты понимаешь, что никогда ее не встретишь? - Ким уже понял, что главным будет довезти Лени до берега и проследить, чтобы тот больше никогда не выходил в море. Самым вероятным, что может прийти в разгоряченное сердце Лени - нырять до потери сознания. А это верная смерть.
   - Может быть и не встречу, - Лени согласился с этим излишне легко.
   Ким отметил, что друг скрыл свои прямые намерения - искать встречи самому.
   - Да уж удружил тебе твой американский друг, - вздохнул Ромми.
   Лени на это ничего не ответил, но в душе триста раз поблагодарил небеса за такое стечение обстоятельств.
   - А родителям ты что скажешь? - Неженка задумался о том, чтобы он сказал в такой ситуации.
   - Правду, конечно, - Лени не особо волновало, как его рассказ выглядит со стороны.
   - Твоя мама сойдет с ума, - пожалел ее Неженка.
   - Пусть, - прорвалась беззаботность Лени по отношению к родителям.
   - Да и отец тоже, - не отступал Неженка.
   Ким слажено качал головой, выражая надежу на то, что друг одумается.
   - Отец будет действовать, как скажет мама, - поправил Неженку Лени.
   Последующие сорок минут Лени молчал. Неженка по указанию Кима присматривал за ним, а Ромми и Ким обсуждали ситуацию в рубке.
   Ромми пил горячий чай, не решаясь высказать очевидную мысль.
   - Лени сбрендил, - озвучил, наконец, он.
   - Но возможно его вылечат, - как можно оптимистичнее добавил Ким.
   - Ты в это веришь? - Ромми передернул плечами.
   Киму врать не хотелось, но и произносить вслух свое мнение тоже. Он просто молчал, ожидая другого вопроса. Ромми посмотрел в иллюминатор. Мечтательно созерцая волны, сидел Ленни, а Неженка за ним следил, постепенно придвигаясь все ближе и ближе.
   - Бесконечная дорога какая-то, - заметил Ромми, надеясь на ответную ничего не значащую реплику Кима.
   - Это не дорога, это путь, - Ким думал о чем-то своем. - Я с Неженкой отвезу его к родителям. Ты поставь яхту на прикол.
   - Конечно, - Ромми был рад, что не придется встречаться с матерью Лени. - А как ты думаешь сокровища все еще там?
   - Нет, их русалки уже утащили, - мрачно пошутил Ким.
   За сокровищами расхотелось нырять.
   - А ты там чего-нибудь такое видел? - Ромми давно уже хотелось это спросить, но раньше он не осмеливался.
   - Нет, - отрицательно покачал головой Ким. - Ничего полезного или интересного. Русалок уж точно нет.
   - А Лени говорил, какие у них груди? - Ромми спрашивал так будто бы действительно верил, что Лени встретил под водой морское создание.
   Ким стерпел, чтобы не выругаться.
   - Ты бы ..., - что именно хотел Ким высказать неизвестно, их прервал крик Неженки.
   Ребята кинулись на палубу.
   Неженка обнимал Лени. Тот пытался от него вырваться.
   - Что?!! - Ким загромыхал так, что Лени обмяк, да и Неженка чуть было не ослабил хватку.
   - А чего он хватается? Я наклонился, чтобы поглядеть, что там блестит, а он...
   - Мне показалось..., - Неженка не договорил, старательно таращась на Кима, и давая понять, что он не произносит при всех.
   - Все в порядке. Идите в рубку, нам уже минут двадцать осталось.
   Ким стоял перед матерью Лени на вытяжку, будто бы он опять в армии.
   - Мой сын видел русалку? - мама Лени недоумевала. Всем своим видом: поджатыми губами, поднятыми вверх руками, вздернутым подбородком и судорожным сбитым дыханием, она показывала глупость розыгрыша со стороны малолетних мальчишек - друзей ее сына. - Мой сын хочет русалку? Он идиот?
   - Мама!? - с упреком воскликнул из кухни Лени.
   - Это я должна кричать "мама", - патетично воздела она руки к небу. - Я кого такого вырастила? Я кому пеленки меняла? Я с кем нянчилась? Я кому свою жизнь отдала? Русалке? Русалке своего сына не отдам!
   - Мама! - Лени громко засмеялся, чем еще больше обидел родную маму.
   - О, Господи! - послышалось от Неженки.
   - Да уж, - согласился Ким.
   Неженка и Ким постарались побыстрее ретироваться из неблагополучного дома.
   Лени казалось не заметил последующих воплей матери, ни молчаливого недоумения отца. Он молчал, не реагируя ни на какие обращения.
   Вечер прошел тихо, если не считать того, что два раза вызывали скорую.
   Лени Шмидт два дня провалялся на диване, не желая разговаривать.
   Два дня бесконечных причитаний супруги подвигли Боаза Шмидта поговорить серьезно с собственным сыном. Шаркая тапочками и кутаясь в теплую женскую шаль, Боаз Шмидт подошел к комнате сына.
   - Лени, ты бы мог со мной поговорить? - скрипуче спросил он.
   Лени не отказался, отца выслушал, но сам не желал говорить.
   - Что ж, - Боаз Шмидт поднялся с дивана и вышел, тихо прикрыв дверь. Супруга, караулившая за дверью, резко повернулась и отправилась на кухню пить сердечные капли.
   - Не любишь ты его, - услышал Боаз, но так и не понял, кому был адресован упрек: сыну или ему.
   Лени Шмидт впал в некую спячку, которая выражалась в глубокой апатии ко всем и всему в мире. Разглядывать потолок, и в сотый раз прокручивать в памяти сцену встречи было самым приятным занятием, которое мог придумать для себя Лени. Поесть ему приносила мать, а до туалета он доползал, пребывая в полусумеречном состоянии. Выбить его из этого созерцательного периода не удавалось никому. По просьбе матери приходил Ким, а за ним Джеймс Портер. Разговор не удался ни одному, ни другому. Лени попросту игнорировал незваных гостей.
   Боаз Шмидт, глядя на угасание сына и слушая ворчание жены, решил, что пора вернуть сына в реальность. В то утро Боаз Шмидт поднялся настолько рано, что это удивило его жену. Он потребовал свой выходной костюм, затем съел плотный завтрак, взял бутылку воды и вышел из дома. Утренняя прохлада еще не сменилась одуряющей жарой, да и людей на улицах было не много. Идти было легко, но сердце Боаза грызли сомнения. Думая, что делать, как начать разговор, он незаметно для себя преодолел довольно большое расстояние до площади.
   Дом номер двенадцать, подъезд второй, квартира девятая. Звонок в дверь, и на пороге стоит заспанный Эфи, прозванный Неженкой.
   - Шалом, - привычно поздоровался Неженка, приглашая уважаемого гостя.
   Ему степенно ответил Боаз, но проходить не торопился.
   - Ты не один?
   - Один, моя Анни со мной не живет. Мы женимся через три недели, - информировал он отца друга.
   - Правильная девушка, - одобрил и похвалил Боаз. - Тогда я пройду...
   Заваривая чай на кухне, Неженка пытался угадать, о чем пойдет речь. По его мнению, Боаз Шмидт мог прийти только за тем, чтобы упрекнуть его за любовь к морю.
   - Ты мне скажи, как все дело было, - Боаз же примерялся, как вести разговор с этим смурным парнем.
   Неженка рассказал, стараясь не упоминать слово "русалка".
   Боаз уже собирался уходить, когда Эфи его остановил неожиданным вопросом:
   - Скажите, а как жил Лени до этого?
   Боаз застыл в движении. Подняться не получилось.
   - Ты о чем? - Шмидт-старший потерял опору под ногами.
   - Я вот до этого жил, как все, я так думал. Но море для меня лучший друг. Когда я это понял, то понял, что жил не как все. Отец так много думал о бизнесе, что стал одним из лучших. Своя таксомоторная фирма. Только мать, как и моих братьев, он потерял. Не видеть, не воспринимать, не чувствовать, когда он нам нужен. Да, он не нарушал шабат, он был на всех праздниках дома, но фактически он жил лишь своим делом. Он думал, как его развить, как его поднять, как воплотить, как расширить. Мать, конечно, говорила, что это он все для нас и для нее, но вообще он делал это для дела. Оно его и сожрало. Когда я узнал, что отец болен, то не испытал ничего. Как чужой человек.
   Боаз Шмидт не мог прийти в себя от откровений Эфи. Не то, чтобы он никогда не слышал таких историй, просто в данное время Боаз понимал, что Неженка толкует о подобной судьбе его сына Лени Шмидта.
   По инерции Боаз спросил:
   - И что так было всегда?
   Неженка отвел глаза:
   - Почти, - Неженка пожал плечами. - Мама говорила, что до моего рождения все было чуть-чуть по-другому. Но я думаю, это потому, что тогда отец еще учился, - нашел он правдоподобное объяснение.
   Боаз пожал плечами и собрался, наконец, с силами, чтобы уйти. Но Неженка не дал. Хотелось рассказать все с начала и до конца.
   - Мой отец никогда не говорил, что он мой отец. Он не звал меня по имени, не называл "сынок" или "сын". Он обращался ко мне "ты". Иногда он говорил мне "ты, мой сын должен". Это очень страшно, что "мой сын" и "должен" всегда увязывается вместе. Причем было бы здорово, если бы он говорил "должен" о работе, об учебе, об отношениях, о здоровье, о друзьях. Но он всегда говорил "должен" о себе.
   Боаз заинтересовался против своей воли.
   Эфи-Неженка продолжил жуткий рассказ:
   - Моя сестра Гила ушла из дома в шестнадцать. Она всегда была самая красивая, очень хорошо училась, домом занималась. Мама в ней души не чаяла. Но вот исполнилось ей шестнадцать, и она сбежала из дома. Представляете, она купила билет и улетела в Америку. С тех самых пор мы ничего о ней не знаем. Вообще ничего.
   - Да, - Боаз Шмидт не знал, что еще сказать. Друг сына уже рассказал все как случился припадок Лени, а это давало повод поразмыслить, может быть даже спасти сына. А вот слушать о сестре и других родственниках Эфи было как-то неправильно. Боаз с усилием поднялся, собираясь двинуться к выходу.
   Уже в дверях Эфи-Неженка сказал:
   - Все дело в том, что мы до сих пор не знаем, почему Гила ушла из дома. Она ничего-ничего не сказала, не намекнула, не написала. Лени хоть предупредил, что в его жизни что-то не так.
   С этим и ушел Боаз Шмидт. "Что-то не так", - было очень обнадеживающе по сравнению с историей сестры Неженки. Думать о том, что не так было страшно. Боаз Шмидт со многим столкнулся в жизни. Он прошел войну, жил рядом со смертью, голодал, терял всё, но оказалось это ничем существенным, если у твоего ребенка "что-то" не так.
   Боаз почувствовал, что шею опять сковало. Тяжело было повернуть голову, чтобы посмотреть какой свет на светофоре. Он тяжело задышал. Надо было достать ингалятор. Астма дала о себе знать. Приступ - сильный и резкий. Руки затряслись, голова закружилась, но ингалятор он нашел. Пару пшиков и можно посидеть на скамейке. Горечь во рту и облегчение в горле. Но жара уже начала доставать. Боаз выпил полбутылки воды. Теперь надо решить, что делать дальше. Захотелось пойти домой. Но, с другой стороны, это бы означало полное поражение.
   - Уж лучше бы не ходил! - в сердцах воскликнул он и стукнул кулаком по скамейке.
   - Вам плохо? - участливо обратился к нему мужчина, проезжавший мимо на маленьком карре.
   - Нет, спасибо, все нормально уже, - ответил Боаз.
   Он посидел на скамейке еще минут двадцать. За это время сумел привести свои мысли в порядок. Неженка еще не показатель, а вот Ким - это да. Надо поговорить с Кимом. Боаз знал, где живет Ким. Но туда довольно долго добираться. Однако, лучше все дела сделать прямо сейчас. Боаз знал, что если отложит дело на завтра, то может потерять сына.
   До Кима лучше добраться автобусом. На остановке надо дождаться тридцать второго марштура. Боаз выслушал разговор двух старушек:
   - Ты с Иланой представляешь, что случилось?
   - В смысле, с ней что-то случилось?
   - Так она вышла за палестинца.
   - О!
   По реакции остальных, слышавших эту короткую беседу, стало понятно, что большего ужаса для нормальной семьи невозможно себе представить. Боаз вздохнул, послушать дальше он не успел. Пришел его автобус.
   Раздался звонок мобильного. Боаз достал трубку. Звонила супруга. Бессмысленно покудахтав, она попыталась выведать, где же ходит ее любимый муж.
   - Еду в автобусе, - устало сообщил Боаз. - Ты не волнуйся, я скоро буду.
   Это общение в привычном формате придало Боазу сил. Он подумал о сыне. В конце концов, ему нужны внуки, ведь только это позволит ему умереть спокойно. Надо быть сильным. Боаз добрался до нужной остановки. Из автобуса уже выходила не старая развалина, а закаленный в боях ветеран. Он свою битву еще не проиграл.
   Боаз был не готов к тому, что дверь дома Кима ему откроет Ромми.
   -Ээээ, - Боаз чуток растерялся и замялся.
   - Проходите, - великодушно разрешил Ромми и сам отправился вглубь квартиры. Боазу ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Закрыв дверь, он почувствовал тошноту. Надо попить воды.
   В комнате, где его ждал Ромми, было как-то сумрачно и довольно сильно душно. Боаз подумал, что надо проветрить, а не то он потеряет сознание.
   - Я вот думаю, дядя Боаз, - Ромми и раньше называл его дядей. Это никогда не оскорбляло Шмидта-старшего. Причину таких теплых отношений затруднились бы они оба назвать. Просто это было всегда, - что это заразно.
   - Ты о чем? - Боаз обошел большой стол, чуть не стукнувшись об угол. - Ты о чем?
   - Я все о том же. Вслед за Лени и Ким двинулся, - Ромми заметался по комнате, сшибая все, что возможно уронить. На пол полетели какие-то нелепые желтые подушки, затем книги. Еще листочки.
   - Да, успокойся ты! - Боазу хватило сил лишь на крик, чтобы остановить Ромми.
   В следующую секунду он потерял сознание. Духота сделала свое дело. Ромми в отчаянии метался между кухней и гостиной. Вода не помогла привести в чувство старика Боаза. Ромми уже собрался вызывать скорую, когда Боаз застонал.
   - Дядя Боаз, хотите я вызову скорую? А может у вас есть лекарство? - Ромми старался говорить громко. От этого Боазу стало только хуже.
   - Тише, Ромми, - попросил он. - Окно открой! И поговори со мной. По совету доктора Леви в таких ситуациях надо разговаривать. Это помогает восстановиться связям мозга.
   - Хорошо, - Ромми еще немного посуетился, принес еще воды, накапал каких-то каплей, открыл еще три окна и дверь, устроив сквозняк. Затем заставил себя усесться напротив гостя и начал рассказывать: - Ким двинулся сегодня окончательно. Он позвонил мне около пяти утра. Ким никогда не говорил невнятно. А сегодня что-то нес такое дикое. Дядя Боаз, он совсем двинулся рассудком. Говорил о тяжелых снах, которые его съедают. Затем заплакал. Но это было не самое страшное. Потом он как-то резко успокоился. Вот тогда я, наконец, проснулся.
   - А что он говорил? Тоже про русалок? - Боаз не мог поверить, что это эпидемия.
   Сколько он знал Кима, тот всегда был не в себе. Не надо было быть старым, чтобы увидеть трагедию этого молодого парня. Боаз также не понимал, почему, да и как собственно Лени может общаться с Кимом. Ким - изранен, расколот, сломан. Общаться с ним нереально тяжко.
   - Нет, про русалок почти не говорил. Он ...
   - Что про русалок? - Боаза все-таки больше волновали проблемы своего сына, чем его друга. - Расскажи подробно, что говорил тебе Ким по телефону.
   Ромми убедился, что Шмидту-старшему стало лучше. Доктора вызывать не надо. Однако, лучше будет сопроводить его потом домой.
   Ромми припомнил, как они познакомились. Тогда он и Лени совершили страшное дело. Он напроказничали, да так, что за это полагалось очень суровое наказание. Они украли автомат у соседа Шмитдов - некого Мийха. Конечно, они его потом вернули, но это было невозможно спустить им с рук. Их поймали на моменте возвращения оружия.
   Суровый военный неистово кричал на двух мальчишек. На крики прибежала мать Лени. Даже ей не удалось остановить этого злого офицера. Им с Лени было стыдно. Ромми хотелось плакать, слезы удавалось сдерживать с большим трудом.
   - Хорошо, этот ваш мальчишка, - рявкнул военный, обращаясь к маме Лени, - пусть получит дома. Но вот этого я сам научу! - Офицер пребольно дернул его за ухо.
   Вот здесь Ромми и не сдержался. Слезы для такого взрослого мальчишки - это позор. Сквозь свои слезы Ромми не увидел, что в комнате появился еще один человек. Это был Боаз Шмидт, который в не очень вежливой форме попросил офицера замолчать и оставить ему - старшему по званию - возможность во всем разобраться.
   Боаз тогда другу сына не сделал даже внушения. Он попросил рассказать, как все было. Успокоил, напоил водой, выдал по мороженному и отвел домой. История забылась, как страшный сон. Ромми запомнил этот случай, потому что в тот момент он поверил в безопасность своей жизни на земле. Пусть сейчас это смешно вспоминать, но тогда поверил, что отныне он будет защищен. Оказалось, что какой-то подспудный страх всегда жил в его душе. Каждый день Ромми где-нибудь от кого-нибудь, но слышал "мир в опасности... экспансия... оставить нас... взрыв...армия... аллах... палестинец... зло... боль... вселить страх... всегда начеку".
   - Русалки? Что говорил Ким о них? - Боаз повторил свои вопросы еще раз.
   Ромми принялся вспоминать дословный текст. Так просто вспомнить было тяжело, Ромми схватил предмет, который лежал на подлокотнике кресла и принялся его вертеть.
   - Ким сказал, что миру конец. Каждый уже сошел с ума. Пусть не все, но каждый. Даже Лени может найти свою русалку, а он Ким просто выкинул свою жизнь. Бездарь во всем виноват. А Москва, - Ромми запнулся, понимая, что пересказ слов друга звучит полной ахинеей. - Москва его не простит, да и говорить не надо. Он теперь будет свободен, потому что никому не должен правды.
   - Все?
   - Да, остальное было таким же. В принципе еще раз повтор и еще повтор, - Ромми вздохнул.
   - ...хец, - громко заявил кто-то справа.
   Это сработал пульт от телевизора, который вертел в руках взбаламученный Ромми. Плазменная панель заговорила, а они услышали.
   - Это что? - Боазу казалось, что он сошел с ума.
   Воспринять масштабы катастрофы было невозможно. Тем временем, диктор еще раз начал повторять последние новости. Видимо, телеведущий и сам не верил в эти самые новости.
   - Сегодня произошла страшная  по своим последствиям трагедия. Вот что по этому поводу говорит первое лицо России:
   На экране появился человек, которого Боаз не узнал.
   "...В этот миг специальные службы заняты ликвидацией последствий чрезвычайной ситуации. В Москве уже объявлено чрезвычайное положение. Въезд в город закрыт. По последним данным количество погибших и пропавших без вести составляет около трехсот тысяч человек. Мы скорбим вместе, но сейчас все силы брошены на разрешение этой природной катастрофы".
   Опять появилось лицо телеведущего новостей.
   - Наш специальный корреспондент успел сообщить следующее. Около восьми часов утра началось. Огромные потоки воды вошли в систему московского метрополитена. По непроверенным данным заполнение системы водой началось в районе станций Маяковская и Белорусская. Источник такого мощного потока, фактически уничтожившего подземную Москву, неизвестен. Туннели затоплены, поезда затоплены, станции затоплены. Предотвратить гибель людей удалось на станциях за кольцевой линией московского метрополитена. Очевидцы говорят, что это было "подземное цунами", сравнимое с цунами, унесшим сотни тысяч жизней в 2004 году. На улицах Москвы паника. Люди не знают, что делать, как это пережить. Мы смогли сделать короткий экспресс-опрос на улицах Москвы
   Боаз отуплено смотрел в телевизор. Улицы этой он не знал. Но на здании было красиво написано "Министерство экономического развития". Русский текст Боаз прочитал автоматически.
   Весьма дородная дама с брильянтами в ушах и длинным носом пыталась быть красивой, а не напуганной:
   - Я проживаю здесь недалеко, но такого ужаса не помню. Конечно, мы все замечали, что в последнее время наш район Садового кольца стал тяжелым, каким-то вязким и холодным. Это, наверное, и было предвестником катастрофы.
   Корреспондент попросил еще что-нибудь сказать. Женщина постаралась даже улыбнуться, не сознавая ужаса происходящего:
   - Я думаю, что там тысячи мертвых. Я туда больше никогда не зайду.
   Корреспондента передернуло, как и всех, слышавших это.
   Затем появилось еще одно лицо. Это был мужчина в форме. Глаза навыкате, рот перекошен:
   - Ээээ, оттуда никто не выходит.
   Это была его единственная фраза.
   Боаз решил, что надо остановиться. Он отвернулся от телевизора.
   Ромми сглотнул.
   - Может про это он и говорил?
   - Может быть, - согласился Боаз. Сейчас он чувствовал себя абсолютно нормально. Ничего не болело. Казалось, что и проблем в жизни нет. - Я, пожалуй, пойду, - решил Боаз.
   - А мне, что делать? - Ромми буквально возвопил это, обращаясь к старшему другу.
   - С чем? - Боаз пожал плечами. - Ты можешь сделать что-то только с тем с чем можешь и ни с чем больше или меньше.
   Ромми кивнул.
   Но Боаз не успел уйти. В дверях они встретились с отцом Кима.
   - Слышали?
   Они синхронно кивнули.
   - А, значит, сын был прав, - отец Кима седовласый мужчина с такой же седой бородой тяжело признал какую-то только ему известную правду. Ни Ромми, ни Боаз не поняли, в чем она состояла, но истинность момента почувствовали.
   - Он здесь?
   Ромми разъяснил ситуацию.
   - Это была техногенная катастрофа. В Москве. Техногенная, - стал пояснять отец Кима. - В прошлом ноябре мой сын ездил в Россию по этому самому вопросу.
   На этом моменте он остановился и стал смотреть на Ромми. Тот дернулся, пытаясь спрятаться от взгляда пронизывающего и пыльного, словно буря в пустыне. Боаз, как и Ромми, мечтал только об одном - уйти. Быть свидетелем чужих страданий - не особо вдохновляющая перспектива.
   - Его послали, чтобы договорился с нашими русскими партнерами. Там все сложилось, но когда Ким вернулся, то рассказал страшную и чуть нелепую историю времен коммунистического прошлого этой страны.
   Надо было молчать, чтобы закрыть тему. Но Ромми был выбит из колеи и не почувствовал состояние собеседника. Он задал вопрос, который задавать не следовало:
   - Какую?
   В ответ Боаз вынужден выслушивать то, что его не касается:
   - Его пригласили встретиться в подземном городе. Это второй город Москвы. Там даже об этом пишут. Тайный город олигархов. Олигархов и чиновников. Ким сказал, что их зовут "кремлины". Был построен город с коммуникациями, дорогами и автономными источниками питания. Киму показали этот город.
   - И что? - Ромми впитывал в себя этот рассказ.
   Боаз не верил.
   - Ким сказал, что ему устроили экскурсию. Там он видел, конечно, не все. Но видел достаточно. Обеспечивается снабжение города тех.системой 40-х годов, какой-то гидроэлектростанцией на подземной воде. Ким пытался им открыть глаза, что это опасно, но они не слушали.
   Ромми резко выдохнул:
   - Тогда это может объяснить...
   - Да, может..., - согласился Боаз.
   Отец Кима молчал, сидя на стуле. Сцепленные руки и опущенная голова говорили: "оставьте меня". Боазу, наконец, удалось уйти из этого сумасшедшего дома. Понимать и разбираться в чужих переживаниях и далекой Москве не хотелось, хоть это и вызывало сочувствие. Самым реальным был его сын и эта мифическая русалка.
   Боаз вернулся домой уставший и разбитый. Вечер прошел очень тихо. Настолько тихо, что в комнату к нему заглянул даже любимый сын Лени.
   - Отец, ты как?
   - Да, все нормально, родной, - Боазу хотелось спать.
   - Знаешь, пап, я тебе могу рассказать, как все было, - предложил Лени.
   - Расскажи, - согласился он.
   Боаз слушал сына, стараясь не заснуть. Да, он говорил о море, о женщине, о мечте. Но Боаза это не трогало. Когда-то он и сам мог бы так говорить о море, о мечтах, о женщинах, но не сейчас.
   Лени ушел, когда его отец заснул. Изможденное лицо отца, который целый день провел неизвестно где, заставило Лени вспомнить о своей семье. Лени подумал о том, что каждый день что-то отнимает в его жизни. Он сосредоточился на ощущении потери, безразличия и упущенных возможностей. Зазвонил телефон, который уже стал ненавистным для Лени. Надо было взять трубку, чтобы не проснулся отец или мама.
   - Да?
   - Лёни, выйди, пожалуйста, - попросил Ким.
   На улице какие-то подростки танцевали под музыку Шакиры. Звук мешал говорить, хотя Лени решил, что мешает присутствие кого-то рядом. Люди на улице были лишними.
   Кима было просто не узнать. Осунулся, глаза ввалились, щетина, мятые, грязные вещи, запах моря и пота.
   На улице все еще много людей. Равномерный гул голосов иногда прерывался визгливыми воплями дамочки в безобразно желтой шляпе. Музыка.
   - Знаешь, Лени, я пришел попрощаться, - было первое, что сказал друг.
   Лени остановился в полудвижении. Действующим в теле остались только одни глаза. Он зафиксировал, что дамочка в желтой шляпе удаляется в компании красивого смуглого мальчика лет семнадцати. В танцующей группе оказались не только парни, но и две девушки. Лени понравились эти фигуристые девчонки. Темп движения этих широких мускулистых поп мог свести с ума.
   Когда вернулась способность чувствовать, а не просто видеть, то первая мысль была о смерти. Лени понял, что его друг скоро умрет. Ким, конечно и до этого был не особо живым. Его изгрызла печаль, но это было привычным состоянием для Кима. Сейчас же не было этой тоски и печали. Ким был выжжен, так посчитал Лени.
   - Ты чего? - смог спросить он. Ему очень хотелось прикоснуться к другу, удержать, помочь, вернуть. - Ты куда? Ты ведь не уходишь?
   - Ухожу, именно, что ухожу, - развеселился Ким. Безбашенная, бесшабашная улыбка и нежность Кима потрясли Лени. - Совсем, а может и навсегда, - еще одна сумасшедшая светлая улыбка.
   - Ты чего? - еще раз спросил Лени. - Ты чего?
   - Знаешь, друг, - Ким сам взял Лени за руку. - Я только тебе скажу. Скажу, потому что ты такой же. Я всегда ненавидел себя. Почему себя? Потому что я никто. Понимаешь, никто. Нет предназначения в жизни. Все живут, все знают, как и зачем. Или хотят узнать. А я не хочу. Ответа нет, а, значит, и моей жизни тоже нет. Любовь не смысл, пусть об этом твердят. Смерть или жизнь тоже не смысл. Все в нас беспричинно и беспоследственно. Жизнь - это какая-то нелепая условностью, но в ней страшнее всего - это условия. Я должен вставать, ходить, говорить, слушать, решать. Представляешь условия в условности.
   Ким говорил нервно, дергано, но неистово. А в неистовстве может быть и правда, которую услышал Лени. Как раньше ему хотелось схватить Кима за руку, так сейчас хотелось отдернуть руку. Ким этого не почувствовал, и Лени возблагодарил Бога за это. Он чуть было не потерял друга. Отречения, пусть и не высказанного словами, не прощают.
   - Я читал про таких уродов. Знаешь, как это называется? Это такая социальная болезнь. Я узнал, что социально болен. Больной на голову. А лечения нет. Совсем нет. Можно самоизолироваться или можно притворяться. Я притворялся. А ты не знал, что болен?
   Неожиданный вопрос вбил Лени в ступор.
   - Болен? - переспросил он.
   - Ты же тоже видишь русалок, - хмыкнул Ким.
   Лени отдернул руку.
   - Да пошел ты!
   - Сам пошел, - радостно ухмыльнулся Ким. На него невозможно было смотреть без боли. Настроение менялось от эйфории до бессилия. - Я тебе, что говорю? Говорю, что тут увидел, как гибли все эти люди в Москве. Они-то может тоже притворялись. Знаешь, что предполагается, таких как мы почти пять процентов на земле. И, значит, из тех тоже пять процентов. А это тысячи людей. Десятки тысяч. И притворялись они, а все равно умерли. А я хочу жить.
   - Жить? - Лени уже было все равно, что там с Кимом. Это он чокнулся, а не Лени.
   - Жить, просто так жить, пусть и без смысла. Понимаешь, жить на свободе! И эту свободу я найду! Смысл только в свободе.
   - Да ты просто бежишь, - рявкнул Лени. Напоминать о семье, друзьях, море не стоило. Лени это знал каким-то шестым чувством. Но свое презрение высказал: - Ты не умеешь воевать. Ты трус.
   - Да, а те люди не были трусами. Что им город, который построили их коммунисты-заключенные, а позже выкупили олигархи их партий. Это был город развлечений. Я там видел игорные дома, публичные, секретные, мертвые. Они убили так много народа, просто потому что не хотели что-то менять. А всего-то старая система выработки энергии, обеспечения водой. На нее жалко денег, а вот на войну не жалко. Понимаешь? Те люди даже не знал об этом городе власти, но все равно умерли. А я сумею все обойти. Сумею. Но не здесь.
   - Так ты уезжаешь? Это все? - Лени показалось это событие тривиальным.
   - ДА! - закричал Ким. - Прощай, Лени!
   - Прощай, Ким, - Лени повернулся и пошел домой. Плевать ему было на то, что там придумал Ким. - Ты свободен.
   - Я знаю, - Ким рассмеялся и растаял в ночи.
   Утром Боаз Шмидт проснулся с четкой мыслью, что он что-то пропустил. Именно, это что-то может быть ключом к душевному здоровью его сына. Супруга наливала чай, рассказывала последние новости про соседей из общины.
   - Харти так напился, что пытался уехать на машине Энки. Та ему врезала, что теперь Харти лечится от сотрясения. Представляешь, что теперь будет с Энки?
   - Конечно, дорогая, - Боаз старался быть очень внимательным к жене. Она сегодня пела на кухне с шести утра.
   - Ты меня слушаешь?
   Боаз ее не слушал, но это было не очень важно.
   - Люблю, когда ты поешь, родная моя, - Боаз поднялся и поцеловал ее. - Люблю тебя.
   - Я тоже.
   Мысль о том, что его сын ошибся: принял фантазию за реальность, тревожила Боаза. Мозг и в привычной среде может выдать неоднозначное толкование действительности, а что уж говорить про бездонное тяжелое море. А если эта русалка была галлюцинацией? Что же делать? Поедая банановое пюре, Боаз признался себе, что надо будет медикаментозно лечить сына. А что, если это была девушка, а не русалочка. Предположение наиболее логичное. Ну, мог же Лени тень не так увидеть, перенапрячься, вообразить себе что-то такое. Скажем, была там девушка, а Лени представилась русалкой. Боаз не заметил, как вслед за банановым пюре стал поедать оливки, фаршированные перчиком.
   Супруга участливо покачала головой, но думать не мешала. Она верила в эти святые минуты, когда главными должны быть тишина и внутренне одобрение.
   Лени явился к завтраку в тот момент, когда отца, наконец, осенило.
   - Так давай! - велел Боаз сыну.
   Лени еще и присесть не успел.
   - Ты чего?
   - Вставай, давай! - чуток нелогично потребовал Боаз. - Поехали!
   - Куда? - Лени все-таки уселся, нацелившись на фасолевый салат. Но поесть ему так и не дали.
   - За твоей русалкой!
   Мама Лени всплеснула руками. С ложки, которой она накладывала соус, полетели брызги. Естественно, что это на некоторое время отвлекло семейство от обсуждения основных проблем.
   - Ты, Лени, дурачок, - выговаривал Боаз, - мог бы и задуматься, что если не спятил, то есть она твоя русалочка. Есть!
   Лени уже надел новую чистую футболку. Но теперь захотелось опять переодеться. Если отец прав и знает, что говорит, то тогда он уже вот сейчас встретит свою русалку. Надо быть красивым. Лени заметался по комнате. В дверях появилась мама:
   - А поесть?
   - Потом, ма, - Лени подскочил к ней и поцеловал.
   - Как потом? Сейчас?
   Сейчас ее слушать никто не стал. Шмитд-старший и Шмидт-младший уже спешили туда, где можно найти русалку.
   - Так, а мне что делать? - услышал на пороге Лени.
   - Мама, смотрите телевизор, - крикнул он.
   Мама, конечно, включила этот самый телевизор и, тихо ойкнув, плюхнулась на диван. Там говорили о страшных вещах. Показывали Россию, которая оплакивала погибших. Говорили о смене столицы, а также о каких-то предсказаниях, которые знаменуют перемены в мире. Показали почти трехминутный сюжет, где фанатичный американский предсказатель голосил, что Россия - первая, второй будет Израиль, а уж третьей - достанется Америке. "В России ждала подводная беда, бегущая наружу, в Израиле беречься надо стихии воздушной, которую может укротить лишь водная, а вот Америка испугается стихии земной, поглощенной воздушной". Туманные слова были для женщины настолько неприятными, что она выключила этот балабольный ящик.
   - Ну, тебя, - сказала она телевизору, воспринимая его мыслящим. - Лучше бы ты людей научился показывать.
   Что она имела в виду, так и осталось неясным, что ей самой, что и телевизору.
   Лени душой чувствовал, что мать думает только о нем. Но в данный момент было не до нее. Лени ощущал такой неистовый прилив сил, что хотелось бежать, кричать, драться и даже, наверное, верить.
   Лени вывел машину из гаража и ждал распоряжений отца. Кряхтя, Боаз пытался устроить внезапно заболевшую ногу.
   - Поехали, давай, - из-за боли Боаз не контролировал голос. Вышло сурово и сухо. - Надо добраться до моего товарища, который живет на улице Арлозоров. - На этом моменте Боаз замахал рукой: - Туда, туда сворачивай!
   Лени послушно выполнил указание. За поездку он просветился про давнего друга и про цель их визита к Пини.
   Пини, как называл его Боаз, служил в музее Тель-Авива, работал реставратором. Но до этого, когда именно Боаз так и не уточнил, Пини работал в военно-морском ведомстве. Теперь там работает его сын.
   - Мы с Пини не встречаемся, - Боаз вроде и корил себя за это. - Иногда только переписываемся.
   А вот этого Лени не знал. Спрашивать, почему старые друзья не встречаются, он не стал. Сын привык, что отец ничего не делает без оснований.
   - Так мы у Пини спросим помощи. Пусть его сын проверит, какие суда были в тот день в том районе, - Боаз даже забыл о боли. Куда-то она делась, гордость за себя, за то, что можно помочь сыну...
   БАЦ!
   Лени резко дал по тормозам. Сзади в них вписалась маленькая Лансия. Раздраженная женщина, пытаясь не ругаться в присутствии растерянного и, похоже, пострадавшего молодого человека, оценивала ущерб.
   Полиция вызвала скорую. Лени увезли в больницу.
   - Да, пристегиваться надо было! - укоризненно заявила женщина.
   Боазу не хотелось домой, но следовало сообщить жене о том, что произошло. Он силился набрать домашний номер, когда услышал громкие крики:
   - Мистер Шмидт! Дорогая! - Боаз не понял, почему он "дорогая", пришлось повернуть голову и посмотреть на подъехавшую машину. Это был тот самый занудный американец, с которого все началось, а "дорогая" он кричал пострадавшей в аварии женщине. - Ах, если бы я знал! - Джеймс Портер частично выслушал Боаза, а частично домыслил что-то свое. Экспрессия Портера была необъяснима. Насколько помнил Боаз, американец был более спокойным человеком. Женщина проявила вселенское терпение, стараясь не вмешиваться, что было удивительно для еврейки, матери двоих детей, как выяснилось в процессе разговора. Джеймс Портер успел даже этим похвастаться. - Так говорите, что Лени пострадал не сильно? - Он переспросил еще раз. Боаз на это ему кивнул.
   - Но обследование требуется обязательно, - добавила женщина, имени которой Боаз не запомнил. - Страховка, сам понимаешь!
   Наверное, солнце уже напекло голову американца, что он принялся извиняться и предлагать свою помощь:
   - Я, конечно, понимаю, что так некстати произошло, но сделаю, что могу. Давайте продолжим Ваш путь, и мы вместе решим все проблемы! - Джеймс держал Боаза за руку и заглядывал в глаза. - О машине позаботиться служба эвакуации. Все ведь в порядке? Удар же был не сильно большим?
   Женщина на глаз оценила ущерб, заявив, что "приличным". В разговор вмешался представитель страховой компании, уже подъехавший и чего-то там записывающий в свои формы и формуляры:
   - Предполагаю, что будем осматривать....
   А этому жизнерадостному американцу не хотелось осуждать материальный ущерб прямо сейчас. Он попросил страхового агента повременить с осмотром. Джеймс еще раз предложил Боазу свою помощь.
   - Хорошо, - Шмидт-старший поднялся на ноги, обдумывая, что это очень трудное дело. Русалки там или не русалки, а случайностей и нелепостей в последнее время очень много.
   Пини - маленький, седенький старикан пиратской наружности ознакомился со всей историей сокровищ под грубые высказывания его попугая Гоги. То и дело эта пернатая животина выговаривала "Рубить всем бошки".
   - Чем могу помогу, - Пини попросил старого друга подождать, пока он будет говорить с сыном.
   Джеймс Портер предельно радостно воспринял разговор на ипру. Он уже понимал язык до той степени, чтобы получать удовольствие от подслушивания чужих телефонных разговоров. И, конечно же, дорогой сынок поднял секретные записи, ведь это дело государственной важности.
   - Они, конечно, это все официально не фиксируют, - оправдывался, а скорее гордился Пини, - но этого же требует безопасность страны. А значит, не официально сохраняют.
   Джеймс не выдержал и ругнулся:
   - Да уж, таможня тоже такая!
   - А что собственно произошло? - Пини очень хотелось поспорить с этим улыбчивым типом. В конце концов, надо же ему доказать, что Америка - это еще не все. Будь добр уважай тот мир, в котором живешь.
   - Так меня дважды обыскали на таможне, грохнули мой ноутбук, да и распотрошили зарядник к Canon. Это как называется? Углядели во мне террориста, когда я вот на Саре Гронски женат!
   Пини потребовалось время, чтобы уяснить, кто есть Сара Гронски. Появилось уважение к американцу.
   - Так, наверное, ты в то время еще не был на ней женат, - мудро и примирительно заметил он.
   Джеймс кивнул, вроде бы простив беспричинные зверства таможенной службы.
   В это самое время пришло электронное сообщение от секретного сына Пини. На листе было три названия судна и данные на всех, кто пребывал на борту.
   Теперь можно было ехать к Лени в больницу. Джеймс добровольно вызвался помочь и в этом деле. Встретили они Лени у ворот приемного покоя. Он уже сам собирался ехать домой. Спросив, не тревожил ли отец маму, Лени предложил маме и вовсе ничего не говорить, тем более, что ничего страшного у него не нашли. А зашитый лоб и перелом ребра списать на что-то другое. Американский друг явно этого не понял, а Боаз не стал возражать. Зачем бессмысленно сотрясать воздух, ведь мать есть мать, всегда поймет, что случилось с любимым ребенком.
   - Я признаться не думал, что ты так прозаично мыслишь, отец, - Лени объяснил причину автокатастрофы. - Дернул по тормозам, потому что не думал.
   - Да, уж ты не думаешь, - пробурчал Портер. Его, похоже, утомили, наконец, эти Шмидты.
   - Я верил, что ты что-то знаешь такое... специальное..., - Лени оправдывался, Боаз его погладил по голове.
   - Я мыслю логически. Ты ведь свою головоломку не пытался решить логически, - немного упрекнул он сына. - Когда логика окажется бессильна, я смирюсь с мистической версией про русалок.
   Лени обиделся, отвернулся от отца и стал смотреть в окно. Ему нужна была вера в чудеса.
   Молча, они доехали до дома Шмидтов.
   - Ну, что! - К Портеру опять вернулась веселость. - А список Лени так и не посмотрел!
   Лени пришлось смотреть список:
   - Ах! - он открыл рот и высунул кончик языка.
   - Что? - одновременно дернулись Портер и Шмидт-старший.
   - Яхта зарегистрирована на А.Лукер. Это же она! Ария! Та самая! - сбивчиво комментировал Лени.
   - Значит, завтра к этой Лукер! - громогласно заявил Портер.
   - Нет! - Лени был категорически против. - Она ничего не должна знать! Она пыталась украсть наше сокровище!
   Совместными усилиями Боазу и Джеймсу удалось остановить истерику Лени.
   - Они его укололи, - таща на себе тело друга, объяснил американец. - Сейчас мы положим его баиньки. Видите, он уже отключился. Это такие хорошие американские лекарства, которые действовать начинают, когда человек домой приезжает. Проспит наш Лени весь вечер, ночь и утро. А потом будет новеньким, спокойненьким...
   Боаз уже решил, что к Лукер поедет сегодня. Адрес найти не составило труда. Портер вызывался его сопровождать.
   - С меня история начиналась, я должен и найти разгадку! - победоносно по-американски решил он.
   Было уже почти девять вечера, когда они нашли эту Лукер. Вернее, не ту, а ее дочь Наоми Лукер. Девушка явно нервничала. Она избегала смотреть прямо на собеседников, а также не могла избавиться от дрожи в голосе.
   Боаз Шмидт уже знал, что не уйдет, пока эта девица не расскажет то, что скрывает. Она же вроде надеялась благополучно избавиться от незваных гостей.
   - Послушайте, - всплеснула она руками. - Я не понимаю, о чем Вы все говорите. Я, действительно, не понимаю, - интонационное выделение "действительно" видимо должно  было убедить Боаза и Портера.
   Джеймс Портер в своей нудной американской манере принялся еще раз излагать, что, именно, они от нее хотят:
   - Женщина по имени Ария Лукер не так давно давала консультацию моему другу. Вы, конечно, не в курсе, но Ваша мать проверяла некоторые материалы по возможному кладу. И нам очень надо ее найти. Понимаете?
   Джеймс Портер сам не говорил и не велел Боазу раскрывать сведения о зарегистрированной яхте. Это был их джокер, которым надо было воздействовать на саму ученую. Девушка обреченно кивнула. Она-то уже поняла, о чем идет речь, но признаваться ни в чем не собиралась. Тяжелым взглядом Наоми уставилась на американца. Смотреть на старика было неприятно. Чувствовалось, что он готов чуть ли не силой начать выбивать нужные сведения.
   - Я еще раз говорю, что Ария Лукер уехала. Ее нет. Понимаете?
   - Конечно, понимаем, - Джеймс Портер радостно улыбнулся, последовав принципам Карнеги. - Но мы должны с ней поговорить.
   - Да уехала она, - закричала доведенная девушка.
   - Куда? - Джеймс Портер не для того был американцем, чтобы так просто ее отпустить. Она ему все равно все расскажет.
   - Доченька, - внезапно вмешался в этот допрос Боаз Шмидт. Все вздрогнули. Девушку поразило, что ее называют "доченькой", а Джеймс потерял дыхание "допрашивающего дракона". - Доченька, мой сын очень страдает, - Боаз принялся объяснять положение дел. - Случилось, что твоя мама, эта великая женщина, сказала ему, где надо искать сокровище. Это в море. Он нырнул, а обратно вынырнул уже с тяжелыми страданиями. Твоя мать должна меня понять.
   Наоми кивнула, сопереживая пока еще непонятному горю старого человека.
   Джеймс Портер расценил вмешательство Наоми, как позитивное. Еще чуть-чуть и она все скажет. Но Боаз, что называется, не умеет дожимать.
   - Наоми! - Джеймс повысил голос до требовательно-принудительного. - Наоми! Когда Ваша мать вернется?
   Наоми ощутимо вздрогнула.
   - Только через две недели, - угрюмо сообщила она.
   Боаз застонал.
   Вроде бы и говорить больше не о чем, но и уходить гости не торопились. Наоми с тоской поглядела на старшего. Боаз Шмидт, как она предположила, был отцом парня, которого она обманула. Наоми было неприятно вспоминать ту историю. Она хотела защитить мать от Айзермана. В результате поторопилась и обозналась. Конечно, потом звонил сам Айзерман, и вот это было вдвойне неприятнее, но... А нелепость эта с молодым человеком и дурацкой картой сокровищ осталась. Наоми даже почти забыла все это, а тут они. Девушка закинула ногу на ногу, пребывая в своих мыслях. Она раздумывала, что все-таки случилось с этим самым сыном, которого она послала неизвестно куда. Внезапно ее дыхание участилось. Джеймс Портер это отметил, как нехороший знак. Наоми же подумала, что вдруг парень утоп. Ах! Нет, дедушка сказал, что он вынырнул. А, значит, все не так уж страшно.
   - А когда уехала Ваша мать? - дотошный американец возжелал получить ответ на этот вопрос. Следующий вопрос он собирался задать "куда?". В конце концов, можно же по-другому связаться с Арией Лукер. Нужно только знать, где она.
   Наоми опасности здесь  не заметила, потому ответила честно:
   - Пятого числа.
   У незваных гостей отвалились челюсти.
   - Не может быть! - с этим воскликом вернулась враждебность.
   Наоми скукожилась. Да еще вспотела. Не самая стройная девушка в мире, Наоми немного комплексовала из-за своего широкого сложения и тяжелой кости.
   - Я говорю, что пятого, - чеканно повторила девушка. - Какие к этому претензии?
   - А яхта чья? - не удержался и сам же нарушил свой запрет Портер.
   - На маму записана, - автоматически ответила Наоми, а потом вспылила: - Да, послушайте! Что вам надо? То когда уехала, то яхта вдруг! Кто вы такие?
    Боаз Шмидт что-то обдумывал, и не помешал своему молодому сподвижнику еще раз повторить Наоми про то, кто они.
   - Я понимаю, - Наоми в какой-то мере поуспокоилась, поглядев на документы Шмидта и Портера. - Но зачем Вы интересуетесь нашей яхтой?
   - Вот посмотрите, - Портер достал листик из кармана. Наоми попыталась разобраться, что такое ей показывает пришлый американец. - Была яхта, яхта Вашей матери. Кто  был на яхте, если ее не было?
   - Я была, - Наоми во истину уже ничего не понимала. - Мы выходили только один раз с тех пор, как Ария уехала. Один! Ничего там криминального не было! Я не понимаю!
   Боаз Шмидт будто взорвался. Он уцепился за девушку и стал рассказывать:
   - В тот день мой сын нырнул на проверку места. Там он был с другом, но на некоторое время они расстались. Вы понимаете, милая Наоми? Он видел там красивую девушку, которая ныряла с аквалангом. Кто нырял с аквалангом?
   - Нас трое было, - Наоми еще больше ничего не понимала. - Я видела аквалангиста. Кей и Йя, вроде нет. Мы еще смеялись.
   - Вы видели? - Шмидт и Портер переглянулись. - Точно?
   - Ну, да, - Наоми уже даже включилась в эту непонятную гонку, азарт этих доморощенных сыщиков передался и ей.
   - Но под описание она не подходит, - скептически заметил американец. Обращался он к Шмидту-старшему.
   - Ну, мой сын..., - Боаз придумывал, что можно сделать.  - С другой стороны, надо предъявить ему Наоми. Если не она, то проверим еще две яхты. Как?
   Портер решил, что надо сделать, именно, так. Теперь в этом надо было убедить девушку, чем они и занялись в последующие полчаса. Устав от их уговоров, Наоми сдалась.
   - Хорошо, хорошо, хорошо, я пойду и встречусь с Вашим сыном. Но мы уже встречались и абсолютно друг другу не понравились.., - она прикусила язык.
   - ЧТО? - взвился Портер, сообразивший об оговорке.
   Наоми попыталась все замять, будто бы этого и не было.
   - Ээээ, я говорю, что ...ээээ...ээээ... как-то так получилось, что....эээ
   Наоми взяли в тиски и обрушились любопытством. Пришлось ей признаваться в той самой ошибке.
   - Понимаете, по некоторым причинам мне очень не хотелось, чтобы господин Айзерман столкнулся с моей матерью. А ведь и Ваш сын, тогда подтвердил, что он Айзерман. Это было очень некрасиво с его стороны. Он подтвердил, я и посчитала, что это та самая услуга. Айзерман должен был попросить маму о некотором одолжении, неприятном одолжении. А здесь все так просто, я просто подтвердила Вашему сыну, что надо искать там, где он считает нужны. И все. Я больше ничего не делала. А координаты я запомнила, и, когда мы вышли в море, то предложила туда отправиться. Было же интересно, а вдруг там уже пиратские сокровища нашли.
   Портер схватился за голову. Раньше он не считал необходимым, чтобы карту проверяла ученая. А сейчас был готов порвать эту пухленькую девушку на кусочки. Так его еще никто не обманывал. Он обещал тестю, жене и детям, что сокровища найдут. А здесь...
   - Вы тогда представились Арией Лукер? - уточнил Боаз.
   - Да, - она покраснела. - Я и оделась так же, чтобы он не понял про возраст.
   - Понятно, - Боаз поднялся, надо было домой.
   Джеймс же не собирался никуда уходить:
   - Вы должны мне гарантировать, что Ария Лукер посмотрит карту и все материалы.
   Наоми, желая избавиться от этих ужасных людей, гарантировала бы ему, что угодно.
   - А встретиться Вам лучше завтра, - на прощание заявил Боаз. - Мой сын душевно близорук. Мог не понять.
   Наоми обреченно вздохнула. Она обещала быть в условленном месте в назначенный час.
   Следующим утром Наоми потратила на сборы почти два часа. Что такое может одеть нормальная девушка в яркий летний день в Тель-Авиве? Короткую юбку и топ. Белое и красное, вот убойное сочетание. Красный верх, белый низ и тонкие сандалеты на ноги. Сумочка тоже белая, и вперед в кафе "Париж" на Дизенгоффе.
   Они уже там были. Наоми узнала этого воинствующего американца и того парня. Она прошла, выразительно им улыбнувшись, уселась за соседний столик и заказала воду.
   - Ты погляди, сколько кругом девушек! - настоятельно требовал Джеймс у своего приятеля. Ему очень надо было обратить внимание на подходящую к ним Наоми. - Вот у этой такая круглая попа, да бюст третий размер. Ты глянь! А кожа? Красотка! Смуглая!
   Лени утвердительно кивнул. Да уж девица принарядилась на такую-то рань. Еще полудня нет.
   - Мне пышки не по сердцу, - желая, чтобы Джеймс заткнулся, признался он. - Так зачем ты сюда меня вывел?
   Портер мысленно не мог примириться с поражением. Сколько девушек могли нырнуть в тоже время, что и его двинутый еврейский друг, да еще и увидеть аквалангиста. Должна быть справедливость в жизни. Это точно была Наоми Лукер. Портер вздохнул. Время потрачено зря. Джеймс завел речь о ремонте и выплате страховых, попутно не забывая хвалить свою жену Сару.
   Лени Шмидт старался вслушиваться в жизнь. В какой-то момент он осознал, что жизнь идет, как бы мимо него. Идет и идет, а он даже прикоснуться к ней не может. Всем есть дело друг до друга, кроме него. Лени никому нужен. Ему никто не верит. Никто не разделяет его дыхания. Никто не ждет его домой. Родители только, но что те родители. Они уже старенькие и так же не верят ему.
   - Слушай, а не пошел бы ты! - Лени Шмидт высказал это довольно громко, поднимаясь из-за столика.
   Джеймс Портер не ожидал подобной реакции на простое сообщение о том, что, возможно, было хорошо, если бы он приехал к ним домой в ближайшие выходные.
   Наоми Лукер покраснела, как маков цвет. Он, наверное, про нее так сказал. Какое унижение! Она также резко поднялась со своего места.
   Джеймсу Портеру не повезло. После того, как его послал его друг, так затем эта ненормальная девица выплеснула ему в лицо свою воду. Портер поклялся больше не иметь дела с этим сумасшедшими.
   Пока Лени Шмидт напивался в баре "Эгинка", Наоми ругалась по телефону с его отцом Боазом. Она высказала все, что думает о невоспитанных американцах, о других склочных личностях, о Боазе Шмидте и, вообще, об этих самых сокровищах, а еще о том, что она не должна куда-то ходить.
   - Так он не признал тебя, Наоми? - Боаз расстроился. Он так много возлагал надежд на эту встречу.
   Наоми раскричалась, а затем бросила трубку.
   Боаз позвонил Портеру, желая узнать, где его сын. На что получил жаркую отповедь о манерах его сына.
   - Так не узнал? - еще раз переспросил Боаз.
   - Нет, не получилось, - Джеймс уже перестал сердиться на взбалмошную девчонку, да и на своего романтичного друга. - Может быть, условия были не те, - заметил прагматичный американец.
   Боаз попрощался с Портером, поблагодарил за помощь и стал размышлять, что делать дальше.
   Наоми Лукер через полчаса после своей глупой вспышки стало стыдно за себя. Но исправлять что-либо было уже поздно. Наоми заперлась в своей комнате. Она еще раз посмотрела на себя в зеркало. Не такая уж она и не красивая. Она серьезная, умная, сексуальная. Наоми еще раз похвалила себя, глядя на свои коленки. Мужчинам она нравится, так почему этот так плохо о ней отозвался. Здравый смысл, который все же пробился сквозь призму недовольства, подсказал, что обидный выкрик молодого парня мог и не относиться к ней. От этого стало еще хуже не душе. Наоми включила свой ноутбук и стала писать матери письмо:
   "Мамочка, прости меня, пожалуйста. Я совершила необдуманный поступок. Помнишь Айзермана? Так вот я пыталась вмешаться, чтобы вы не встретились. Ничего страшного не произошло, но я вместо тебя дала заключение по каким-то старым материалам. Прости меня, пожалуйста. Ты приедешь, и мы поговорим. Я хочу, чтобы ты знала, как я люблю тебя, мамочка".
   Наоми набрала электронный адрес "karasik@gmail.com" и отправила письмо, совершенно не подумав, какое это может произвести впечатление на Арию Лукер.
   Съезд в Майми проводился ВАК - Всемирным археологическим конгрессом. Роскошный номер и главный доклад второго дня заседания, а затем еще работа в группе "Археологи и войны". Ария Лукер была избрана на должность заместителя председателя этой группы. Ее друг и председатель "Архиологов и войны" Яннис Амилакис попросил ее перечитать и дать свои замечания по поводу резолюции. Ария одела очки на нос, вышла на балкон, взяла карандаш и листы, которые ей вручил Яннис:
   "Целью сообщества "Археологи и война" является исследование роли археологов в ситуациях вооруженных конфликтов во всем мире, и изучение этических дилемм, а также социальные и политические последствия и последствия, вытекающие из такого участия..."
   Ария перечитала цели организации, внесла несколько поправок. Затем дописала:
   "В качестве отправной точки, эта целевая группа будет изучать эти вопросы, глядя на археологическе участие в двух текущих мировых ситуациях: в зоне израильско-палестинского конфликта, а также вторжения и оккупации США и Великобританией и их союзников в Ирак".
   Оставшись довольной своими трудами, она вернулась в номер, взяла ноутбук и нажала на кнопку "доставка сообщения". Среди писем от друзей и коллег было очень встревожившее ее послание от дочери.
   Ария несколько раз перечитала письмо, стараясь вникнуть, что ее так тревожит. Дочка написала о не очень хорошем поступке, но не это главное. Материнское сердце говорило, нет, просто кричало, что все плохо. Ария поискала лекарства. Пришлось принять к обычной своей дозе еще и успокаивающие.
   Весь вечер Ария думала о том, что ей ответить на признание Наоми. Яннис заметил отсутствующий вид своего заместителя на приеме, который проходил под лозунгом: "Все ученые - веселые ребята". Она не смеялась над шутками директора Хазинда, да и совсем не приняла участие в сочинении шуточной песни на музыку старой баварской песни о динозавре Ульрихе.
   "На весеннем на лугу,
   Водятся коровки,
   А до этого в саду,
   Там гуляли Кралиду
   динозавра Ульриха".
   Яннис смеялся вместе со всеми, когда директор конгресса Кралидовский изображал вопли неизвестного науке животного Кралиду. Ария даже бровью не повела, услышав столь вопиюще нерифмованное произведение от Мартины и Елены Уйэен. Уставшая от тревоги женщина также пропустила участие в сочинении хайку о последнем открытии, доказавшем, что в Новый Свет курицы были впервые завезены не испанцами, как лошади, свиньи и крупный рогатый скот. А первые курицы были завезены на западное побережье Южной Америки на океанских каноэ из Полинезии, то есть до европейской "эпохи открытия".
   - Послушай, - Яннис взял подругу под руку.
   - Да? - Ария вроде бы владела собой, но в тоже время, что-то все равно было не так.
   Яннис ее любил, всегда любил. Его не сломила даже новость о ее неизлечимой болезни.
   - Ты чем-то озабочена? - Яннис завел ее в уютный уголок под пальмами.
   Ария призналась в том, что ее терзают какие-то подозрения:
   - Ты намерена что-то предпринять? - практичный Яннис уже знал, что Ария возьмет билет и поедет домой.
   Так и случилось. Ария Лукер уже следующим вечером получала свой багаж в аэропорту Бен-Гуриона. Домой на такси, не предупредив дочь. По дороге домой она думала о своей болезни. Прошел почти год, как она узнала, что раковая. Противораковые препараты, неоперабельность, а также необходимость все скрывать - измотали Арию. Она ведь и дочери не говорила. Незачем тревожить душу ребенка, итак, каждый в свое время узнает, что родители смертны. Ария облизала пересохшие губы. Надо купить воды и не забыть выпить лекарство через десять минут. За окном пальмы, звенящий воздух и машины. Ария подумала о том, как Наоми обрадуется, увидев ее. Наверное, начнет расспрашивать о поездке, о докладе, о новых открытиях и задумках Янниса. За последние полгода отношения с Наоми как-то изменились. Ария не анализировала это, может быть не вполне осознала, но сейчас как раз наступило время об этом подумать. До улицы Бограшова еще минут пятнадцать, а пока Ария возблагодарила высшие силы, что у нее такая понимающая дочь. Сейчас Наоми можно было назвать отзывчивой, спокойной, уверенной в себе, серьезной девочкой. Она взялась за ум, работала, обустроила себе квартиру. На секунду Арии показалось, что дочь как-то узнала о ее болезни. Этого, конечно, не могло быть, но все-таки... С другой стороны, это объяснило бы проявившуюся ответственность, внимательность и чуткость Наоми. Ария вздохнула, вот и ее дом.
   Дочь ошеломленно смотрела на открывшуюся дверь.
   - Мамочка! - Наоми бросилась ей на шею. - Ты как?
   Радость сменилась беспокойством:
   - Что-то случилось?
   - Нет, конечно, - Ария сама хотела задать этот вопрос. - Я просто чуть раньше вернулась.
   Наоми уже забыла о том злосчастном письме.
   - Мамочка, ты такая бледная. Разве там не было солнца? Наверное, все время провела в гостинице?
   - Нет, дорогая моя, - Ария подумала, что забыла выпить лекарства. Но при дочери этого лучше не делать. Она попросила воды, надеясь, что, пока Наоми ходит за ней на кухню, она достанет свои поддерживающие таблетки.
   Наоми заметила, как мама рылась в сумке, но отвела глаза. Девушка уже привыкла к мысли, что мама умирает, но не могла смириться с тем, что она больна. Смерть - это страшно, но это раз и тебя нет. А вот болезнь изгрызает, измучивает, отвращает. Наоми специально отвернулась, чтобы мама могла незаметно проглотить свои таблетки. Теперь надо подождать минут двадцать, занять маму пустыми разговорами. Лучше всего рассказывать что-нибудь самой. Лекарства в это время сработают и к ней вернуться силы. Наоми привычным внутренним движением заставила себя забыть о боли и смерти, которые совсем рядом.
   Наоми говорила о том, как здорово она провела последние выходные. Они с друзьями ездили в Цезарию. Там была классная вечеринка. Диджей Хаим придумал новую фишку: писать светом на волнах. Неимоверно красивое зрелище, которое заворожило всех участников вечеринки. Получилось так, что Наоми тогда познакомилась с Патриком. Он из Франции, живет в Ньоре. Наоми подробно описала Патрика, как он смеется, как танцует, что владеет в Ньоре небольшим доходным домом, мечтает жениться на американце.
   - Что? - Ария выплыла из своих мыслей. - На американке, наверное?
   - Нет, мамочка, - Наоми казалось смеется над собой. - На американце. Мне он очень понравился. Но понимаешь, он совсем другой. Ему нужен американец. Я глупая?
   Наоми покачала головой. Как тут можно утешить дочь?
   - В твое время приходилось соперничать только с другими женщинами, иногда с деньгами, а теперь и с парнями, - Наоми иронизировала сама над собой. - А с кем будут соперничать мои дочери?
   Ария пожала плечами на столь риторический вопрос. Но сейчас она поняла, как страстно хочет увидеть внуков до того, как придет ее время уходить в неизвестность.
   - Может инопланетяне прилетят, - хмыкнула старшая Лукер.
   Пришло время, наконец, поговорить о том, что ее тревожит:
   - Наоми, ты писала, что что-то сказала за меня? - Ария глотала буквы, стараясь не сорваться. - Ты о чем писала? Это что-то серьезное?
   Ариие было тяжело смотреть на то, как ее дочь попыталась скрыть слезы. Значит, положение еще хуже, чем она думала раньше.
   - Ладно, я устала, - Ария попыталась свернуть разговор.
   - Я тебе все расскажу, - Наоми даже порадовалась, что они говорят о таких пустяках, а не о раке. Наоми поведала обо всем, что случилось, только пропустила почему, именно, она хотела так оградить маму от Айзермана. Она сказала, что слышала об этом самом Айзермане очень негативные отзывы.
   Слушая об Айзермане, Ария уверилась, что Наоми все знает о ее болезни.
   - Я бы хотела посмотреть все материалы и поговорить с тем американцем Портером, - Арии хотелось смягчить признание вины Наоми.
   Они обе понимали, что говорят не об Айзермане, а о разделяющей их болезни. Решиться сказать простые слова иногда сложно. Ни Ария, ни Наоми так и не смогли этого сделать.
   Ария позвонила Боазу Шмидту, когда Наоми уехала вечером к подруге, с которой познакомилась на вечеринке в Цезарии. Известная учёная представилась и объяснила причины звонка.
   - Я бы переговорила с Вашим сыном, чтобы посмотреть материалы. Произошла досадная ошибка, недоразумение, - она стремилась смягчить все прошлое.
   Собеседник попался понимающий, не предъявивший претензии. Он согласился, что разумнее будет всего свести Джеймса Портера и Арию, объяснив, что его сыну Лени сейчас не до сокровищ. Он сильно очарован неизвестной женщиной, которую они так и не смогли найти.
   - Ваш сын не успел тогда поймать мечту, - задумчиво промолвила Ария. Ей, конечно, хотелось положить трубку, но чувство вины за Наоми заставило продолжать разговор и вникать в проблему семейства Шмидтов. - Все остальное, что предложит ему жизнь или вы, он не воспримет мечтой.
   Боаз вспылил:
   - Вы что предлагаете ему русалку найти?
   - Нет, - Ария постаралась не заметить некоторой грубости в голосе. - Я совсем не это имела в виду.
   - Простите, - извинился Боаз,
   Судя по звукам, он чуть не уронил трубку. Ария с тоской подумала, что, наверное, и этот человек болен. По ее наблюдениям в мире все больше и больше больных, хотя медицина достигла невиданных высот.
   Они попрощались на более светлой ноте. Ария еще раз уверила, что позвонит американцу и посмотрит материалы.
   Спустя три недели, когда ребро Лени, наконец, зажило, и русалку нашли, мама Лени знакомилась с невестой. Представление невесты очень важная традиция, которая включает в себя: оглядывание, оценку и одобрение. Мама Лени смотрела на милую простоватую девушку, с таким жестким цепким взглядом. Вздернутый носик, веснушки, слегка полноватое тело, некоторая массивность, не испорченная неуклюжестью и главное - абсолютно ошеломленный вид. На сына было тоже приятно смотреть. Глаза светятся, счастье на лице и явное намерение поскорее сделать внуков. Эту задумку мама Лени чрезвычайно одобряла.
   - Так как все было? - спросила она для порядка. Хотя ей было сейчас все равно. Она пыталась уловить, что такого в этой невесте.
   Говорить разрешили Лени:
   - Отец попросил меня выйти на то место, нырнуть и посмотреть, а там она. И представляешь, мама, она оказалась лучшей в мире русалкой, потому что без хвоста.
   Остальные участники: Боаз Шмидт, Джеймс Портер и Ария Лукер скрыли свои улыбки, появившиеся от этого щенячьего признания.
   - Просто в прошлый раз так получилось, что мы с друзьями отдыхали там же. Я нырнула и встретилась с Лени. Но кто же знал..., - пожала плечами Наоми Лукер будущая Шмидт.
   - Я ее сразу узнал! - порадовал всех Лени.
   И на этот раз взрослые скрыли улыбки.
   Мама Лени поняла, что такого в этой невесте. Наоми Лукер очень похожа на нее в молодости. Это порадовало, но и насторожило одновременно. Значит, характер и импульсивность невестки еще себя проявят. Мама Лени со вкусом подумала о будущих перебранках и примирениях. Лени этого не поймет, а вот Наоми понравится. Это же семья, настоящая семья, где все как положено.
   Чуть позже, когда все уже спали, Ария и Наоми говорили на балконе.
   - Ма, так ты смотрела материалы?
   - Да, дорогая, это Цезария. И когда поднимется Цезария, то падет.., - она не договорила. - Но это там, чтобы они не искали. Знаешь, по намекам, там похоже на чашу.
   Наоми кивнула, ей было не особо интересно, что там ищут.
   - Некая чаша с сокровищем, - продолжила Ария. - Портер организовал отряд, своего рода экспедицию, исследовательскую экспедицию.
   - А ты? - Наоми хотела знать поедет ли мама.
   - Нет, дорогая, - Ария промолчала про болезнь. Болезнь в последние несколько дней обострилась.
   Они еще помолчали, стоя на балконе и наблюдая за случайными прохожими.
   - Ма, а как ты думаешь, он меня видел или русалку? - Наоми было страшно задавать этот вопрос.
   - Не знаю, дорогая. А разве это имеет значение для тебя? Главное ведь, что имеет для него. Он уверен, что это ты. Я думаю, что он видит тебя несколько иначе, чем все другие, ранее встреченные тобой люди. Не знаю, может как-то красивее или умнее или стройнее, но как-то иначе, - Ария говорила, что думала. На прямой вопрос - прямой ответ.
   - Спасибо, ма, - Наоми на секунду к ней прижалась.
   - А ты думаешь, может что-то измениться для него? - Наоми волновало еще, как долго это может продлиться.
   - Все зависит от тебя, точнее от вас двоих. А судьбу никто предсказать не может...
  
  
  
   Из книги "Сокровища" автор Квенн Потоцки.
   - Судьбу можно предсказать, - убежденно говорила Ализа. При этом она прятала глаза. - Если бы не поиски этого сокровища, то я бы не получила этот дар предсказывать будущее.
   - И что такого в том будущем? - скептично спросила ее женщина.
   - Мы все умрем, - убежденно заявила Ализа.
   Женщина пожала плечами. Это не являлось сугубо глобальной новостью. Все это было известно и ранее.
   - Мы умрем плохо. Здесь взорвут бомбу. Провезет ее самый известный политик нашей страны. Провезет на саммит. В том поезде. Он провезет. И нас больше не будет. Нашей страны, наших детей. У меня вот не будет детей. Знаете?
   Женщину передернуло. Она не знала верить или нет этой немножко спятившей Ализе.
   - Я правду говорю. Я каждую ночь вижу один и тот же сон, что идет землетрясение, поднимается Цезария, рушится сердце мира, а проклятый политик провозит бомбу. Грязную бомбу, - Ализе плакала.
   Женщина протянула руку и постаралась ее успокоить.
   - Не плачь милая. Если ты видишь будущее, то может оно еще подлежит изменению. Понимаешь меня? Я умею писать книги, я напишу людям предупреждение. Они узнают себя и остановятся. Расскажи мне, как ты начала видеть будущее, и еще, что в том будущем такого, чтобы можно было понять, кто есть кто.
   Ализе кивнула.
  
  
   История третья: "Сокровища города".
  
   Видящим идти тяжелее, чем слепцам.
  
   Ночь и постоянные кошмары - вот чего боялась Ализа. Ей-то всего двадцать шесть, есть жених, есть дом, скоро защищать диплом и тут ...
   Ночь и кошмары, но этого она боялась до вчера. А с сегодня стала бояться и дня и людей.
   Она стали видеть, что происходит с людьми, точнее, что будет с ними происходить дальше. Или это ее воспаленные фантазии. Она спятила. Сумасшествие осознать практически невозможно. Но ей почти это удалось. Страх - вот, что стало составлять ее душу. Только страх. Ализа заплакала от страха и бессилия. Она все равно продолжала сходить с ума. Вот и сейчас ей стало грезиться.
   Ализа посмотрела на своего старого друга. Одэд Друян лучший друг Ализе. Они вместе с пяти лет. Одэд всегда ее защищал, и он одобрил ее выбора. Точнее, это он познакомил ее с Иланом. Одэд и Илан вместе призывались. До этого лета она бы поклялась, что Одэд ее любит. А теперь она не знала, что думать. Она видела, как Одэд ей будет говорить о ненависти. Темным дождливым вечером он будет ей говорит о том, что всегда ее ненавидел, что презирал, что будет всегда проклинать. Она не должна была этого делать. Ализа не знала, чего именно не должна была делать. Она не знала, когда это будет, но точно будет. Она уже убедилась в этом.
   Ализа сморгнула слезы. Она не будет сейчас плакать и переживать будущее отторжение, тем более, что и с Иланом...
   Одэд засмеялся и помахал рукой:
   - Ализа! Ализа!
   Она повернулась, стараясь казаться веселой:
   - Да, Одэд!
   - Ализа, мы в кафе. Ты как?
   - Нет, привези мне что-нибудь, - попросила она.
   Одэд пообещал все самое лучшее. Ализа достала свой мобильный телефон и стала перелистывать фотографии. Одэд и Илан вместе смеются. Ализа стала их сравнивать. Илан выше и красивее. Такие черные брови, черные глаза и перебитый нос. Она стала успокаиваться. Илан сейчас ее защитит, Илан ее поймет. Она твердила это вслух и про себя. Она призывала его. В ее руках зазвонил телефон:
   - Милая? - Илан беспокоился. - Ализа, ты чем сегодня занята?
   - Тебя жду, - Ализа уже решилась уехать. - Ты меня заберешь?
   - Вы все закончили? - Илан с пониманием относился к научным трудам своей невесты. Они вместе уже два года, и она так продвинулась. Как-то он сказал ей, что уверен, она будет лучшая на курсе.
   - Нет, не совсем, - призналась она.
   Илан вздохнул. Это повторялось уже десять дней. Сначала она стала какая-то грустная, потом будто бы напуганная. Всякий раз, как он звонил ей по телефону, она говорила все напряженнее и напряженнее. Причем Илан отметил, что она постоянно отказывается от его приезда. Сейчас же она попросила, чтобы он ее забрал.
   - Малышка, я скоро приеду. Все будет хорошо, - поклялся он.
   - Я тебя жду, - уцепилась она за его обещание.
   Ализа задумалась о том моменте, когда она увидит его. Она обязательно увидит их будущее. Стало очень страшно. Неимоверно страшно. Она зажмурилась.
   Ее мысли прервал еще один телефонный звонок:
   - Ализа! - это была Маруся Шор- ее русская подруга.
   - Марусь! - Ализе захотелось с ней встретиться, хотя это значит, что с Иланом придется попрощаться. - Ты где?
   - Угадай! - это "угадай" донеслось и из телефона и откуда-то сзади.
   Девушка обернулась.
   Маруся Шор - высокая, стройная, светловолосая с восточными раскосыми глазами - смотрела на нее и смеялась.
   Ализе зашибло новым видением. Марусе уже не двадцать пять, а все сорок пять. Она держит на руках ребенка и плачет.
   - Как жаль, что мой маленький так и не увидит Иерусалим.
   Рядом с Марусей стоит высокий чуть полноватый мужчина и тоже плачет.
   Ализе видимо изменилась в лице. Маруся испугалась и кинулась поддержать подругу.
   - Ты чего? Беременна? - Маруся посчитала, что бледность и полуобморок может быть следствием этого состояния.
   - Что? Нет.- Ализа устояла на ногах. Дурнота стала проходить. Остались только боль и недоумение, про которые лучше было забыть хотя бы на время.
   Маруся чуть отстранилась, рассматривая подругу. На ее взгляд что-то было не так. Ализа похудела. Раньше она тоже была отнюдь не пышкой, но тут просто одни кости. Как ей это Илан только позволяет. Маруся уже решила, что все выскажет Одэду, ведь это он свел Илана и Ализе. Но может быть Ализа так стремительно потеряла вес, потому что заболела? Маруся сразу же об этом спросила.
   Ализа попыталась справиться со слезами, чем абсолютно убедила подругу в своей неизлечимой болезни.
   - Рассказывай, - потребовала Маруся и крепко обняла девушку за плечи. - Ты мне все расскажешь, и мы с тобой справимся.
   Ализа уже овладела собой, но рассказать ничего не успела. Подъехали коллеги девушки. Они привезли продукты, газеты и новые диски. Ализа познакомила Марусю с, Яффе и Ликой. Одэд же радостно обнял свою давнюю знакомую.
   - Ты изменилась! - Одэду нравилась Маруся Шор. - Так похорошела, расцвела. Ты сменила стиль! Эти китайские мотивы тебе ужасно идут.
   Маруся закружилась в его объятиях, поцеловала и обняла.
   - Ты мой хороший! - ее любовь и восхищение согрели Одэда.
   Яффе попытался прервать их затянувшиеся объятия.
   - Тебя невеста ждет, - напомнил Яффе.
   Яффе самый старший из их группы - сорок два года, короткий ежик, очки и всегда рюкзак. В своих мешковатых штанах и запачканной рубашке он был похож на сторожа банановых плантаций, а не на известного археолога. Яффе - главный в их группе, и он очень гордился своей командой. Всего шесть человек, каждый из которых лучший в своем деле.
   Одэд - старший помощник. Маруся подумала, что у Одэда всегда находится время, чтобы поговорить, точнее, выслушать друга. Наверное, что-то произошло, если Ализа не доверилась ему. Маруся облизнулась на этого аппетитного парня. Все-таки немного жаль, что у них ничего не было.
   Братья Цухер - близнецы и разгильдяи. Маруся подумала, что стоит с ними познакомиться поближе. Любовь втроем может быть забавной. Но эти мысли пришлось отодвинуть на потом. Сначала надо разобраться с тревогами Ализе.
   Представленная последней вторая помощница Лика впечатляла своей занудностью. Маруся подумала, что девушка может только говорить. Разговоры о прошлом чрезвычайно утомляли. Маруся, конечно, была рада узнать, что на этой земле тысячи лет назад уже говорили о мире и о войне, здесь заключили договор с Богом. Маруся подумала, что вторым именем этой говорливой куценосой девицы можно было бы записать "зануда история". Однако, Ализе она нравилась. Чуть позже Маруся изменила свое мнение о Лике. Оказалось, что у этой девушки была своя трагедия в жизни, которая и заставила ее постоянно помнить и говорить о прошлом. Лику нашли голой на берегу Кинерет. Следов насилия не было, но Лика ничего не помнила. Не удалось даже установить ее личность. Это произошло десять лет назад. Лике уже двадцать шесть. У нее новое имя, скорее всего не то, что было дано ей при рождении. Главным ужасом, преследующим девушку до сих пор, является знание, что ее никто не искал. Никто и никогда. Каждый год она обращается в полицию и представительство спецслужбы, чтобы узнать, а вдруг... Но ей дают стандартны ответ. История Лики широко освещалась в прессе.
   Теперь Ализа знала, почему Лику никто не искал. Но сказать ей об этом не могла.
   - Это знание пришлось ко мне, когда я проснулась утром в среду. Среда стала самым страшным днем в моей жизни.
   - Почему? - Маруся пока еще не понимала, причем тут среда. - Что случилось в среду?
   Ализе возмутилась, но это было лучше, чем ее тихое заунывное хныканье:
   - Я стала видеть! ВИДЕТЬ! Я вижу, что будет завтра. В будущем, понимаешь? Понимаешь, что вижу! Я вижу будущее и, иногда, прошлое.
   Маруся не поверила в этот бред.
   - Ты чокнулась?
   - Вот именно! - Ализе это почему-то развеселило. Смех получился дерганным.- Я чокнулась. Я так и подумала. Но когда одно, из увиденного мною, сбылось, то поняла, что не сошла с ума.
   - Расскажи и не ной! - потребовала подруга.
   Они сидели на веранде и пили вино. Пить вино в полдень - плохая привычка, но Ализе это явно было нужно.
   - Ты замерзла? - Маруся заметила, что подругу трясет от холода. Она предложила свой шарф, чтобы укутаться.
   - Нет, - ей не было холодно, ей было страшно. - Среда началась с жуткого сна. Там я тонула. Потом, конечно, я поняла, что это не я, когда посмотрела в зеркало.
   На сбивчивые вопросы подруги Ализа и не пыталась ответить.
   - Я была не я, а Лика. Только Лику тогда звали Шава. Она спала. Там такая комната, типа больничной, но это не госпиталь, а тюрьма. Там решетки на окнах, сигнализация и двери многократно закрытые. Слишком много закрытых дверей. Пришла женщина, она вытащила меня, то есть ее. Она стащила меня, открыла решетки. У нее была спецкарточка. Решетка открылась. И она бросила меня в воду. А потом, она что-то такое сделала, что вода меня не поглотила. Меня понесло по воде, как по скоростной трассе. А потом меня нашли. Но до этого она на меня подула.
   - Кто? - Маруся посмотрела на бутылку. Они все выпили. Неудивительно, что Ализа так назюзюкалась.
   - Та женщина. Она хотела меня спасти. Мне было пятнадцать. Только исполнилось, хоть они и хотели, чтобы я не помнила себя.
   - Ты о чем? - Маруся махнула официантке, но та была занята обслуживанием парочки туристов из Франции.
   - Я тебе говорю, что я видела сон о прошлом Лики. Но ее звали не Лика. Женщина сказала: "Шава спи и не помни никогда". Ее звали Шава и держали в какой-то тюрьме. А женщина освободила. Она колдунья. Она заставила Кинерет перенести Шаву на другую сторону. Там ее и нашли, и поэтому ее никто и не искал.
   - Но это ведь не будущее? - Марусю озаботила путанность Ализе. Та сначала говорила о будущем, а теперь вот сказала, что видит прошлое.
   Ализа пожала плечами.
   - Это не важно.
   Маруся предпочла с ней согласиться. А потом Ализа рассказала, что видит относительно других людей. Пусть не всех, а некоторых, но это все равно больно и пугает.
   - А меня? - они допивали уже вторую бутылку красного.
   Даже официантка посмотрела на них озабоченно.
   - Скоро приедет Илан. Я не знаю, как на него смотреть, - в своем самом главном страхе призналась девушка. Но не сказала все до конца. Может быть этого и не будет. Она предпочла сейчас в это поверить.
   - А меня? - Маруся так и не получила ответа. Ализа сделала вид, что в упор его не слышит.
   - Что мне делать?
   - А в роду у тебя что-то такое было? - практичная девушка Маруся Шор прикидывала способы лечения или извлечения прибыли.
   - Нет, я думаю, что это море мне это дало, - Ализа вдруг изменилась в лице.
   - Что опять? - Маруся хоть и чувствовал головокружение, но бдительность не потеряла. - Что ты видишь?
   - Я вижу то, что обесценивает все остальное. Я вижу нашу смерть. Скоро у Кинерета взорвут бомбу и больше ничего не будет. Иерусалим будет радиоактивен. Все поглотит радиация, как у тех русских. Ты понимаешь?
   Официантка озаботилась наступившим молчанием и оцепенением. Похоже, за крайним столиком подружки перепили. Наверняка, одна рассказала другой, что переспала с ее парнем, теперь будет драка.
   Маруся Шор не поверила. Она долго думала, что сказать. Это напряженное молчание официантка и приняла за предвестник будущих женских разборок.
   - Я выйду на секундочку, - Марусе хотелось освежиться, да и надо было позвонить. - Мне надо прийти в себя.
   Из дамской комнаты она набрала номер Илана:
   - Ты когда приедешь?
   - Сегодня вечером, - отрапортовал он. - А что случилось? Ализа?
   - Ализа, Ализа и еще раз Ализа, - Маруся ворчала, стараясь не показать беспокойства. - Ты давай скорее приезжай и это...
   - Что? - Илан понял, что не будет откладывать выезд до вечера. Он поедет немедленно, как только закончит разговор с подругой невесты.
   - А это..., - Маруся прикрыла динамик рукой. Там кто-то сдергивал воду. - У тебя друг психиатр есть?
   - Что? - Илан растерялся. - Я выезжаю!
   - Давно пора! - Маруся почти успокоилась. Она свой долг выполнила. Помыв руки, девушка подумала, что ее Бог привел так вовремя к Ализе, иначе неизвестно, чтобы она сделала с собой. Это депрессия, страх, боль, галлюцинации дикие какие-то могут довести до самоубийства.
   Маруся посмотрела на себя в зеркало. Теперь надо собраться и занять Ализе до вечера, пока не приехал Илан. Конечно, и потом надо будет за ней присматривать, пока та не придет в себя.
   - Ну, как ты? - Маруся продефилировала до столика, попутно разбив сердце группы американских туристов.
   - Я? - к Ализе уже начал клеиться какой-то самовлюбленный австралиец. Он пытался рассказать симпатичной девушке обалденный анекдот про то, как из австралийского зоопарка сбегает кенгуру. Поймали. Ну, понятное дело - сбежал, значит, через забор перепрыгнул. Старый трехметровый забор сносят, ставят пятиметровый. Кенгуру опять сбегает. Его опять ловят, и теперь ставят девятиметровый забор. Кенгуру опять сбегает. Его ловят, ставят пятнадцатиметровый забор. Наконец, верблюд из соседнего вольера спрашивает у кенгуру: - Слушай, а как ты думаешь, докуда они забор дотянут? - Ну, метров до шестидесяти. А потом может, наконец, станут ворота закрывать на ночь.
   Маруся напряглась, а потом расслабилась. Пусть этот псих посидит рядом, развлечет подругу. Но веснушчатый австралиец не оправдал надежд. Следующий рассказанный им анекдот привел Ализу в ярость.
   Конопатый белесый зануда в лицах рассказал:
   - Один австралиец возвратился в Сидней впервые после того, как двадцать лет назад уехал жить в деревню. Походил по улицам, площадям - все изменилось, ничего уже не узнать. И вот натыкается он на мастерскую "Ремонт обуви", которая осталась прежней. Заходит и видит, что сидит в ней тот же мастер с сапожными гвоздиками во рту. Приезжий обрадовался и говорит: "Тридцать лет назад я был у вас и не забрал ботинки".
"Это такие коричневые? Размер девять?". "Да! Да! Это они самые", - восклицает старый клиент. Не вынимая гвоздей изо рта, сапожник невозмутимо отвечает: "Пока не готово. Приходите завтра".
   После того, как Маруся прогнала приставалу, ей пришлось еще раз выслушать о видениях Ализы.
   - Я вижу, я тебе говорю! Вот официантка скоро поранит руку. Открытый огонь. Я видела.
   Маруся пожала плечами:
   - Ты лучше про меня скажи, уж если взялась убеждать, - еще раз потребовала она святых доказательств.
   Ализа выдержала паузу, а затем решилась:
   - Этой ночью у тебя будет двое. А через год ты родишь близнецов.
   Маруся чуть не упала со стула. Про намерение совратить братьев Цухер, скажем, Ализа могла угадать.
   - Близнецы? Через год? - дошло до Маруси. - Через год?
   - Я ж не сказала, что эти близнецы от них, - Ализа улыбнулась оторопелости подруги.
   - А от кого? - жадная до будущего Маруся желала все-все знать.
   - Ну, этого я не вижу, - соврала Ализа.
   - Да ну тебя, - хмыкнула Маруся. - Пошли назад. Лучше расскажи мне о ваших раскопках. Долгая прогулка пойдет тебе на пользу. Пойдем!
   Часа через два они шли по направлению к гостевым домикам, где жили члены поисковой группы. Хмель стал проходить, но возбужденное состояние Ализы не прошло. Она стремилась доказать, что не сумасшедшая:
   - Мы ищем, но в этом ничего нет. Мне кажется, что мы не там ищем.
   - Что совсем нет успехов? - Маруся разочаровалась с археологии еще в десятом классе, когда услышала, что только один из двадцати тысяч специалистов что-то находит, и только один процент из этих находок как-то реально ценен для истории.
   - Почему нет? - Ализа зачерпнула сандалиею песок. Пришлось остановиться.
   - Так что нашли? - собеседница отвлеклась на телефон. Пришла смс-ка от Илана: "вы где? Телефон у Ализы не отвечает".
   Маруся так и не узнала, что они нашли очередные черепки, еще какие-то древние таблицы и десяток украшений.
   Илан ждал их на крыльце домика, где размещалась поисковая группа. Он уже успел переговорить с главой группы. Мужчины обсудили странное поведение Ализы и решили, что ей надо отдохнуть.
   Маруся отправилась на охоту за братьями Цухер, оставив подругу в объятиях жениха. Уже ночью Ализа рассказывала, что все-таки с ней случилось.
   - Я не знаю, милый, но похоже, что у меня какой-то страшный дар предвидения, - Ализа вытянувшись на кровати лежала, положив голову на живот Илана. - Я так рада, что ты приехал. Мне было очень страшно, потому что я не понимаю, как это все может быть у меня. Очень неприятно видеть всякие вещи. Особенно меня пугает одна, которую я увидела одной из самых первых. И все время ее вижу.
   Илан вопреки опасениям девушки реагировал на сообщения о прозрениях спокойно.
   - Расскажи, - попросил он.
   В таком простом "расскажи" слышалась Ализе помощь и поддержка, уверение, что вместе они со всем справятся. Может быть она останется вместе с Иланом, и судьба не разведет их. И она рассказала.
   - Мне снится, что есть один человек. Он политик и попал в неприятную историю, которая портит его репутацию. А там случается...
  
   Из книги Квенн Потоцки:
   "Мужчина-ястреб вздохнул. Как всегда, тяжело уговаривать этих собак. Нельзя быть дерзким, нельзя давить, нельзя злиться, нельзя отказаться, а можно лишь предлагать, предлагать и еще раз предлагать. Он предложил опять:
   - Мы всего-то немножко поможем и решим ...
   Он не договорил, что решим. Лучше всего недоговаривать. Наиболее эффективная политика дать клиенту самому придумать, что и как. Здесь не нужно угадывать, всего пару фраз, и тебе отдадут ключик желаний и управлений.
   Его собеседник Кон, прозванный влюбленным народом Чистильщик, все не решался сказать главное "да".
   Ястреб подумал о том, что ему надо будет говорить завтра на докладе Ликующему. Ликующий, как обычно, нальет себе виски, разбавит льдом, предложит Ястребу, поправит платок, изогнет в вопросе свои изящные брови и будет ждать подробного рассказа подчиненного.
   Чистильщик посмотрел на себя в зеркало. Там он отражался спасителем. Его за это и прозвали Чистильщиком. Он обещал и очищал землю от скверны. Такого успеха не было с момента основания государства. Чистильщик пришел на землю Обетованную в момент кризиса, когда не осталось веры в людей.
   Его избрали.
   Его избрали опять.
   И его изберут вновь.
   Если бы не этот скандал...
   Чистильщику сейчас предлагали помощь.
   Человек, чье имя не возможно к нему применить, сказал о помощи.
   - Мы предлагаем Вам финансирование и еще предлагаем забыть об этом маленьком несчастливом эпизоде.
   Сказал и еще раз повторил.
   Помощь - так легко и заманчиво".
  
   Выслушав всю предвещенную историю, Илан попросил время подумать. Спокойная и уверенная в завтрашнем дне Ализа уснула. На этот раз она спала без сновидений.
   Теплый ветер потихоньку подкрадывался к ним, но не будил. Илану приснился сам момент взрыва и то темное облако, которое падет ни сердце земли. Его любимый Иерусалим будет непригоден для жизни.
  
   Из книги Квенн Потоцки:
   "Когда, наконец, можно было уже не ждать спасения, Чистильщик сошел с ума. Следом сошел с ума мир. Взорвалась бомба. Грязная бомба поглотила землю и воздух.
   Каждый видел, что случилось. Но осознать никто не мог.
   Еще пять минут назад была обычная жизнь, а теперь ее нет. Вдох, которого нельзя было не сделать, предвещал скорую мучительную смерть. Радиация имеет свой вкус, по крайне мере, так казалось тем, которые ее вдыхали.
   Смерть пропитывала волосы, губы, кожу. Она впивалась в сердце и выворачивала сознание.
   Так умерла надежда.
   Так умерла жизнь.
   Всеобщий стон потряс Святую землю.
   Стон превратился в скорбь.
   Плакать было некому.
   Мальчишки больше не гоняли по узким улочкам Старого Иерусалима.
   Туристы пытались найти правду, но их призывов никто не слышал.
   Город теперь умирал в своем собственном ритме.
   Торговцы раздавали свои товары.
   Женщины плакали по рожденным и нерожденным детям.
   Мужчины пытались осознать собственное бессилие.
   Мир содрогнулся".
  
   - Илан, проснись, - Ализа гладила любимого по голове. - Ты чего?
   Он проснулся, рассказывать свой сон не пожелал. Умывшись и позавтракав, они уехали в Тель-Авив. Ализа озабоченно смотрела на профиль жениха, желая догадаться, что его так тревожит. Илан говорить не хотел. И она молчала.
   Уже дома Илан ее испугал.
   Он фанатично перерывал все шкафы, коробки и ящики в трехкомнатной квартире. Ализа ходила за ним, наблюдая. Вот Илан достал старые записные книжки из ящика комода. Ализа и не знала, что у него хранятся такие древние записи. Илан уселся на пол и стал просматривать каждую книжку.
   - Это не то, - периодически бормотал он.
   - Тебе помочь? - спросила она.
   Он отрицательно покачал головой, а затем передумал:
   - Скажи, а другие вещи ты видишь?
   Ализа смотрела прямо в глаза, желая, чтобы он ее обнял.
   Илан отложил свои бумаги, чтобы прижать ее к себе:
   - Расскажи, моя хорошая, и тебе будет легче, - попросил он.
   И она рассказала:
   - Да вижу. Я тебе поэтому и не звонила. Очень боялась, что увижу что-то не то. Представляешь, Одэд меня проклянет. А я даже не знаю за что. А Лика не Лика, а другая девушка. А еще иногда вижу, как кто-то любит кого-то или как крадут что-то. Было, что видела автоаварию, но не знаю, как она закончится. В целом это яркие видения, часто во сне, но иногда и просто так. Я как бы отключаюсь на минуту и вижу это. Мне очень трудно сдерживаться. Такое ощущение, что разум в тумане был. Хорошо, что ты приехал, с тобой мне четче держаться за мир. Я уже не так боюсь.
   - Ты и про меня видела? - Илан спросил по-другому, нежели Маруся Шор.
   Ализа сняла с шеи шарф, который вдруг стал ей мешать:
   - Да.
   - Это хорошо, - Илан не стал расспрашивать дальше. Он принялся утешать подругу: - Все будет правильно. Мы все решим. А видишь, значит, надо. Тебя это место наградило даром. А дар не дается просто так. Я знаю, что нужно делать.
   - Что? - Ализа за последние дни не смогла придумать, что нужно делать, а Илан все решил меньше, чем за день.
   - Мы напишем эту историю. Историю, которая может послужить предупреждением. Я думаю, что это изменит мир.
   - Правда? - ее душа проснулась и запела.
   - Ну, конечно, - Илану показалось, что тема закрыта. - Ты, Ализа, не переживай.
   На следующий день Ализе все ждала, что Илан ее отведет к тому, кто эту историю будет писать. Но этого не случилось. Ализа простила его, поуговаривав себя, что Илану нужно время.
   Через три дня приехала Маруся Шор, которая привезла потрясающие новости. Яффе просил сообщить, а братья Цухер порассказали подробности. Ализа узнала, что они нашли пещеру. Нетронутую пещеру. Причем пещера, в отличие от обычных, оказалась подземной. Ходы уходят на сорок метров под землю.
   - И там что-то есть? - Ализа больше спрашивала из вежливости.
   Впрочем, из такой же вежливости подруга ей отвечала про поиски сокровищ. На самом деле Маруся приехала с целью поведать страшную душевную муку. Она влюбилась, но только в старшего-Цухера, а как отказаться младшему брату она не знает. Ализа слушала душераздирающую историю о любви и прошедшей нежной ночи.
   - Они меня пригласили на ужин при свечах. Но свечей не было, зажгли фонари. Я как-то не могла завестись, но тут мой Цухер предложил пойти в пещеру, то есть туда. И там меня повело. Ты не представляешь, как зажигает именно там и когда двое. Их руки были везде. Я думала, что так съехать невозможно. Меня беспрерывно трясло. Я смотрела, как тени ходят по стенам, когда он ласкал меня.
   - Он? Тот? - Ализа прибалдела от подобного рассказа. Она слабо представляла, как можно так утилитарно использовать историю. - Ты представляла себя хасидкой?
   - Нет, - Маруся отрицательно покачала головой. - Нет, такого ничего не было. Я не думала, что я там, и так можно любить, как это было две тысячи лет назад.
   Ализа еще раз прокрутила в голове, как это все происходило. Ей показалось, что она бы не смогла расслабиться там. Маруся будто бы прочитала ее мысли.
   - Дело не в месте, дело в партнере. Меня вот тоже младшенький зажимал.
   Повисла пауза, в которую Ализа подумала, что не такой уж идеальный ее Илан. Прошло столько времени, а он как будто бы забыл о своих обещаниях. Никто не пишет книгу-предупреждение. Илан просто об этом не говорит.
   - Так, что вы там нарешили? - Маруся почувствовала, что хорошо бы развеселить подругу.
   Ализа однако еще не вернулась к своим переживаниям по поводу страшных снов и предвидения. Ей хотелось поговорить о новых фантазиях подруги.
   - Так как ты определила, кто тебе подходит, а кто нет? - Ализе захотелось услышать независимое суждение.
   Маруся состроила страшную рожицу, желая избежать каких-либо признаний, но Ализа оказалась настойчивой. Пришлось искать нужные слова:
   - Они абсолютно одинаковые. Оба высокие, оба конопатые, даже пахнут одинаково. И члены у них тоже...
   - Ты сравнивала? - Ализе открылись новые горизонты. - Это даже как-то ...
   - Как? - вспыхнула Маруся.
   - ...развратно, - подобрала нужное на ее взгляд определение Ализа.
   - Фу, - Маруся обиделась, надула губы и собиралась было послать подругу с ее ханжеством, но передумала. - Убогая ты, Ализа, а потому что никогда не любила!
   - Что? - теперь уже Ализа вскипела. - Ты не можешь такого говорить!
   - Почему не могу?! Ты не любишь Илана! - Маруся поднялась. Спор грозил перерасти в вечную ссору, но им помешал телефонный звонок. Ошиблись номером.
   Маруся подумала, что встреча с Ализой, наверное, ошибка. Пора уходить. Еще вдруг подумалось, что больше они никогда не будут уютно сидеть, распивать вино, трепаться о жизни.
   Ализе стало страшно, терять близкого человека. Она тоже ощутила, что между ними больше нет тепла.
   Ситуация неловкости, которая полыхнула по сердцам девушек. Маруся больше не смотрела на Ализу, да и та избегала взгляда бывшей подруги. Пора было прощаться, но каждая тянула, надеясь на чудо.
   И тут Ализе стало плохо. Закружилась голова, дышать стало очень трудно, и сознание стало ее покидать. На глазах Маруси подруга стала будто бы оплывать. Она первый раз видела, как у человека могут "смазаться" черты лица. Успев подхватить падающую Ализу, Маруся заплакала. Сколько она так стояла: слезы по лицу и отключившаяся подружка на руках, она не могла потом вспомнить. Ступор прошел, и Марусю охватила жажда суетливой деятельности. Она положила Ализу на пол, похлопала по щекам, надеясь, что та очнется. Это не помогло. Испугавшись, что Ализа умирает, она попыталась найти пульс. Это тоже не получилось. Маруся долго по своей сумке искала телефон, даже вытрясла все на пол. В куче вещей попадалось всё что угодно, только не телефон. Маруся истерически перебирала помады трех цветов, маникюрный набор, платочки, батарейки от плейера, любимый ай-фон, зажигалка, сигареты, шпильки, пару заколок, очки, футляр от оных, исписанные мятые бумажки, потрепанная записная книжка, мятные конфетки, пачка презервативов и еще что-то непонятное, но столь же ненужное.
   Телефон не нашелся и спустя пять минут поиска. Маруся вытерла слезы тыльной стороной ладони, потерла глаза и принялась еще раз рыться по своим вещам.
   - Тыр-тыр-тыр, - завибрировал телефон, висящий у нее на шее.
   - Да? - Маруся подавилась слюной, откашлялась и попробовала переспросить, кто там звонит: - Кто?
   - Это из службы Ветлек, - заунывно-бодрым голосом оповестила звонящая девушка. - Вы заказали котеночка породы шотландская вислоухая. Наша компания рада сообщить, что котенок может быть доставлен на ваш адрес завтра вечером.
   - Подождите, - Маруся попыталась сообразить, о чем ей говорят. Трехминутная пауза обеспокоила девушку на том конце провода. - Да, я помню, - наконец, подтвердила Маруся. - Точно. Я заказывала, точнее на мое имя. Но это для моей младшей сестры. Перезвоните ей, пожалуйста, на второй номер, который указан в заявке.
   Девушка попросила еще раз повторить информацию. В третий раз уточнила телефон и отключалась. Маруся сообразила, что в руках у нее телефон.
   Ализа пока так и не пришла в сознание.
   - Дыхание неглубокое, - вслух отметила Маруся.- Ализа!!!! - Маруся наклонилась и заорала девушке в уши.
   Ализа покорно открыла глаза.
   - Ты чего? - посиневшие губы прошептали.
   - Ализа! - повторила свой демарш Маруся.
   - Тихо ты, - шепотом-криком попросила Ализа. Ей хотелось закрыть глаза. После прошедшего видения было очень страшно и силы куда-то убежали. Ализа попыталась вспомнить, что ей привиделось. Она и сама не заметила, как стала шептать: - Сначала высокий ехал в поезде. Он все вспоминал, как ему помогли замять скандал. И всего-то попросили довезти посылку - такую большую посылку - на саммит стран, который должен был пройти в Вифлееме. Саммит - туда приезжают, чтобы заключить мир. Там получилось так, что мира больше на земле нет, а если там договорятся, ведь никто никому там не верит, то мир будет. И он едет. Едет так монотонно и скучно, а сам все думает про эту посылку. Ему интересно, что там такое. И он думает, что может быть это бомба. Но такая простая бомба. Но в тоже время он не верит, что его могут так зазря израсходовать.
   Марусе очень хотелось спросить, что было дальше, но она удержалась. Понимание того, что сейчас подруга говорит о реальном будущем, ее парализовало. Ализа замолчала, Марусе показалось, что она опять потеряла сознание.
   - Так это было видение? - Маруся держала Ализу за руку и всем сердцем хотела утешить. - Ты не плачь, ладно? Я тебя люблю и всегда помогу. Ты помнишь, что было дальше?
   Ализа кивнула, не открывая глаз. Спустя два часа уже был готов план, как жить дальше.
   - Так как? - Маруся еще раз спросила подтверждения.
   - Я согласна, - Ализа еще раз подтвердила свое решение.
   Ализа ушла от Илана, оставив свой мобильный и записку: "Прости, но я тебя не люблю". Она не подумала, как это будет воспринято. Сейчас ее волновали только ее видения о взрыве и будущем, которого нет. Переночевав в гостинице, подруги поехали в Назарет. Там можно было найти Квенн Потоцки.
   - Она твое спасение! - в очередной раз провозгласила Маруся. Сегодня она ярко накрасилась и потратила час на выбор наряда.
   - Ты как ребенок! - Ализа настолько привыкла к шортам и штанам, что не понимала, как можно подбирать юбку, босоножки и топик в цвет. А еще украшения и даже заколку в волосы.
   - Ты лучше почитай, что пишет Квенн, а потом я тебе про нее расскажу. И когда мы приедем, то ты все ей расскажешь, - наставительно и мудро посоветовала лучшая подруга. - И мир изменится, как говорил твой бывший непутевый Илан.
   - Как ты думаешь, он сильно обиделся? - Ализа еще сама не знала, жалеет она сейчас о таком поспешном разрыве или нет. Хотя она видела раньше, что вместе им не быть.
   - Если ты вспомнила об этом только сейчас, то, значит, это не имеет значения, - Маруся уверилась, что была права насчет Илана.
   Маруся погрузилась в мысли об Илане. Она не знала, что спустя три месяца выйдет замуж за него, затем родит ребенка и проживет много лет тихой семейной жизнью. Ализа видела это как возможное будущее. Этот сон был страшным, но не задел, а лишь укрепил во мнении, что у каждого своя судьба. После первого сна, когда она увидела гибель своей земли, остальное меркло в сознании.
   - Читай, - сунула Маруся ей книжку Квенн Потоцки.
   Ализа открыла первую страницу. Детектив назывался "Автор-Автор".
   "Детектив. Автор-автор. Квенн Потоцки.
   Прошло семь лет, а загадка Автора-Автора так и не была разрешена. Наша газета Вашингтон Морнинг объявляет конкурс по раскрытию имени Автора. Если Вы назовете его и сможете доказать, что это Автор-Автор, то мы выплатим Вам пятьдесят тысяч долларов. Вы готовы вступить в гонку за вознаграждением и раскрыть тайну, будоражащую умы сотен тысяч людей во всем мире. Тогда звоните и регистрируйтесь для участия в гонке.
   Объявление было напечатано жирным шрифтом в газете второго эшелона Вашингнон Морнинг. Его прочитали два миллиона человек.
   И началась мировая эйфория.
   Ведущий рубрики "Новости мира" Макс счастливо потирал руки, ведь это его идея. Главный редактор считал этот успех своей заслугой.
   Цепь событий закрутилась в беседочный узел. В первый день им позвонило зарегистрироваться более тысячи человек. Редакция Вашингтон Морнинг страдала от ушной боли. Во второй день им стали звонить из Японии и Кореи и даже из Польши. Редакция отказалась брать телефонные трубки и отвечать на звонки.
   Это был открытый бунт, который главред предпочел не заметить. Он сорвал свое раздражение на любимце Максе.
   Макс ругался с главредом, и это подслушивала половина редакции.
   - Засранец ты, Макс, - очень монотонно повторял главред. - Сука сраная!
   Макс же несколько недоумевал, почему он "засранец", вроде ничего не изгадил.
   - Ты не понимаешь! Это рейтинг! - Макс мог оправдать все что угодно словом "рейтинг".
   Впрочем, главред всё на свете оправдывал словом "надо".
   - Нет, ну ты мне скажи, - требовал главред, - вот на торнадо не реагируют, на минет президента не реагируют, на дельфинов-разведчиков не реагируют, даже на кражу livejornal нет, а на какого-то пустого автора реагируют. Автор и есть автор. Пишет какой-то неизвестный чего-то там. Подписывается не Роми Ванзель или там Гамми Пуссель, а в мании своей Автор. Что в нем такого?
   - А то, что он пишет, - Макс впрочем и сам не знал, в чем успех Автора.
   - Пишет по одной книге в одной стране. Публикует и сваливает в неизвестном направлении. Разве это нормально? - главред почесал свою жидкую бороденку, а потом область ниже пояса, проверил, застегнута ли ширинка. Это был ритуал, свидетельствующий о глубоких и чувственных размышлениях - как лучше вынести подчиненному мозг.
   Макс поперхнулся, зная, что сейчас босс кого-нибудь начнет доставать. Макс позвал бы Жаклин - секретаршу  босса - она к этим чувственным проявлениям всегда хорошо относилась, но что-то Максу показалось, что быть ему этой самой Жаклин - в переносном смысле слова, конечно.
   - Нормально или не нормально, но публике нравится. И Алилуя, что неизвестен Автор, иначе бы мы примазаться к его известности не смогли бы, - Макс старался выдвинуть логичные аргументы, может это сдержит скверную чувственность босса - сносить мозг своим подчиненным. - А так мы просто дали объявление. Другие ищут и нам отчеты шлют. Ты ж понимаешь, что из этих самых писем-отчетов мы можем многотомники публиковать.
   - Понимаю, - главреду было наплевать на все логичные аргументы Макса. Ему просто нужно было кого-нибудь довести до белого каления. - В каких странах уже отметился Автор-Автор?
   - Польша, Греция, Норвегия, Япония, Канада, США, Франция и, наконец, Германия. Книга каждый раз на языке страны. Стиль сохраняется. Экспертиза показывает с вероятностью девяносто процентов, что пишет один человек и именно на языке той самой страны. Книги выпускаются каким-либо местным издательством, с которым работает парижское "Кроум Комью Лайт". Там концов не найти. Чего только не перепробовали люди, желающие узнать, кто такой Автор, - Макс расслабился, похоже, босс успокоился.
   Главред хмыкнул и пошевелил ушами. Это точно был знак. Макс чуть не подпрыгнул на месте. Фишка с ушами говорила о крайнем раздражении и кровожадности. Это значило, что он вспомнил отца. Отец главного редактора был человеком с Капитолийского холма, поэтому-то и появился Вашингтон Морнинг. Сама газета гордилась тем, что она желтая и честная. Здесь не берут взятки, ищут самые необычные темы и никогда не пишут о политике.
   Макс с тревогой смотрел на своего начальника.
   Через пару секунд настроение босса вернулось к норме злобности и ехидности. Гроза миновала или почти миновала.
   - Нет, ты мне скажи, - главред Вашингтон Морнинг вдруг загорелся каким-то алчным огнем. - На какую страну сейчас ставят?
   Макс достал из кармана своей помятой рубашки список последних шансов. Букмекеры принимают ставки. Уже сделано более трех миллионов ставок. В основном выбирают Россию, Бразилию и Мексику.
   - Почему такой разброс?
   - Потому что никто не может проследить последовательность, - пожал плечами Макс, затем еще раз посмотрел в бумажку. - Бразилия предпочтительнее, но Россия и Мексика наступают на пятки.
   - А аутсайдеры? - главред протянул руку, желая посмотреть заметки Макса. Получалось, что на Китай, Монголию и Кубу ставят меньше всех. - Сам-то как думаешь? Может поставим на Кубу?
   - Нет, - Макс категорически отказался от подобных предложений. - Не буду я расходовать свои кровные. Вы и так мало платите, чтобы мне тут еще пытаться что-то угадать!
   - Макс! - главреду чрезвычайно нравилось, что ему напоминают о серьезной мужской руке. - Но тебе ведь нравится тут работать?
   - Нравится, - Макс протянул руку и стал поправлять вязанную шапочку на маленькой волшебной статуэтке Собачки Гадзюки.
   Это был талисман редакции Вашингнон Морнинг. Особая история обретения амулета каждый раз напоминала о единстве этой желтой редакции. Случилось это событие пять лет назад, когда редакция выпустила свой тринадцатый номер. Сидели они тогда в полутемной комнатушке в полуподвальном этаже. Тринадцатый номер еще ничего не значит, но главред чувствовал, что газета дальше не пойдет. Никакой фишки придумать невозможно, чтобы завоевывать рынок. Главред от безысходности стал просматривать выпуски конкурентов. Там все тоже самое, но их покупают, а Вашингтон Морнинг нет. Мявкнула аська, пришел абонент Хамелеон. Разговор получился жалостливый. Хамелеон работал главредом редакции китайского Вога. Хамелеон выслушал сетования своего виртуального собеседника и рассказал, как он начинал выпускать гламур для китайцев. Надо найти общую идею. А для китайцев общей оказалась идея счастливого талисмана. Они поехали в далекий шаолинский монастырь, нашли там счастливый булыжник с древними письменами. Затем стали публиковать фотографию этого булыжника на страницах журнала и спрашивать о жизни читателей. Оказалось, что многие из получающих этот счастливый номер китайского Вога заметили, как положительно изменилась из жизнь. У кого-то случались маленькие радости, а вот у кого-то невероятные события. Хамелеон пообещал и прислал своему собеседнику счастливую собачку Гандзю. И дело пошло.
   Макс любовно погладил собачку по лапке:
   - Иначе бы я давно ушел в Вашингтон Пост.
   - Ха! - хмыкнул в ответ главред. - Давай вернемся к главному.
   - А что главное?
   - Главное - когда найдут Автора-автора, кто выплатит деньги?
   - Я не думаю, что его найдут, - Макс был в этом абсолютно уверен.
   - Ну, твои слова да Богу в уши, - главред велел придумать, что делать со звонками страждущих записаться на поиски Автора и присылать отчеты. Макс пообещал подумать и отравился в близлежащее кафе подкрепить свои угасающие силы.
   Спустя шесть недель Макс не знал смеяться или плакать. У него на руках были семь отчетов, и по одному из них следовало выплачивать деньги. А вот этого нельзя было делать категорически. Но с другой стороны! Макс вытер пот со лба. Это же чудо! Он знает, где выйдет следующая книга Автора. Если это не розыгрыш, а ведь может и розыгрыш. Хотя написано все очень правдоподобно... Максу надо было решить рисковать ли деньгами. Он стал еще раз перечитывать отчеты, которые надо предъявить боссу: надуваловка и фантазии или все-таки, правда и выигрыш.
   Сначала отчет этой чокнутой старушки. Именно, она указала будущую страну. Куба. Если он поставит доллар, то получит сорок. Бабушка Регина Дель Ринати обратилась к экстрасенсу, чтобы тот посоветовался с ее покойным мужем.
   "Мой муж сообщил, что давно ожидал моего вызова. Карлуша - мой покойный супруг, с коим прожили мы сорок два года - сообщил, что мне нужен Фидель. Именно, Фидель приведет меня к удовлетворению моих желаний.
   Наш экстрасенс Малита точнее определить не смогла, кто такой Фидель.
   Сначала я, конечно, подумала, что речь идет о нашем коте Фидельке. Это старый котяра, который охаживает всех кошек в округе. Как уж он пробирается в закрытые дома не ведаю. Даже установка gps на его ошейник не помогла, но кошки, даже те которые не выходят на улицу - приносят абсолютно черных котят. Это говорят "наши котята Фидельские".
   А потом все же забрало меня сомнение. Ведь наш сосед, приехавший с полгода назад, привез из Африки себе повара ФедЕля. Малита могла и не расслышать или произнести не так. Ведь Малита необразованная девица. Да и когда ей заниматься историей науки, ведь призраки ходят постоянно.
   ФедЕля я навестила, конечно, сомневаясь в том, стоит ли объясняться. Но он меня понял, и мы провели несколько приятных часов вместе.
   Тогда я подумала, что точно поняла, о ком говорил мой покойный муж.
   Но душа тревожилась, а тут как раз мой муж и еще приснился мне. Он все повторял "фидель, фидель, фидель". Самый знаменитый Фидель - это Кастро. Туда я и собралась. Купила билеты на Аэрокабириан и полетела. Конечно, тяжело было в этом длинном рейсе, но я не боялась. В самолете со мной рядом сидел приятный мужчина в самом расцвете сил. Он представился Майком Вато, но объяснил, что это на американский манер. На самом деле он Михаил Вато. Внешности Майк привлекательной. Очень темные волосы, неровный нос, видимо, когда-то был перелом. Но нос его не портит, а придает эдакой дикости. Глаза тоже темные, спокойные, очень умные. Майк, когда читает, то одевает очки. Они в такой милой золотистой оправе. Это делает его неотразимым. Подбородок волевой, которым он периодически подергивает. Майк сказал, что недавно была травма в Германии".
   На этом моменте Макс опять вытер вспотевший лоб и нос. Последняя книга автора была из Германии. Да, там по сюжету была травма и защемление шейных нервов или чего-то такого. Пару глотков воды из бутылки, и Макс смог продолжить чтение опуса бабуськи.
   "Так вот, я рассказала Майку, что еду на Кубу к Фиделю, чтобы узнать, кто все-таки такой Автор. Он стал меня расспрашивать, зачем мне это нужно.
   Во многом, я делаю это, чтобы запомниться. Обещанная премия не является главной. Получив деньги, их можно завещать внукам, но я бы их потратила на сиротский приют для собак или бы отдала ФедЕлю-повару на организацию своего ресторана.
   Майк стал расспрашивать меня, что мне нравится в книгах этого Автора. Пришлось признаться, что пока я их не читала. Тут объявили посадку, и больше мы не разговаривали. На этом наше познавательное знакомство не прервалось. С Майком я встретилась через три дня в баре нашего отеля. А до этого я посетила...".
   Сотрудник редакции Вашингтон Морнинг Макс перелистнул три страницы. Отчет бабушки Регины о достопримечательностях Кубы, красивых мужчинах и чудесных автомобилях он перечитывать не стал. Дальше было еще две страницы рассказа Майка Вато о себе и обещание посветить следующую книгу этой самой бабушке.
   "Майк сказал, что работает тревел-агентом. В его задачи входит найти страну, и все о ней узнать. На это он тратит от шести до девяти месяцев. Затем его тревел-агентство открывает направление для вип-туристов. На мои вопросы о том, что это такое Майк привел примеры. Оказалось, что сейчас модно быть випом, но не по цене путешествия или отдыха, а по программе отдыха. Программа отдыха - это неделя или две каких-то жутких событий. Хочет бизнесмен или политик отдохнуть, то покупает тур в Германию. А там его ожидает что угодно. Одного, ужасный концлагерь, из которого он должен убежать, или две недели терпеть побои и угрозу смерти. А другого две недели работы поваром в самом лучше ресторане Мюнхена. Третий получает работу в полиции и должен расследовать преступления под руководством старшего товарища. А кого-то две недели возят по достопримечательностям, кормят, завозят в каждую сувенирную лавку. В целом, это отдых по лотереи, выбрать можно страну и программу.
   Майк как раз и узнает страну, придумывает эти программы, договаривается с людьми. На это требуется очень много времени.
   Делать там Майку нечего. Точнее работы очень много, но нужно чем-то занимать свою душу, а еще куда-то выкладывать те впечатления, которые нельзя записать в официальный отчет.
   Майк пишет книги в каждой стране, где живет. Следующая будет с Кубы, ведь мы там встретились. Точнее, он прилетал туда последний раз. Он как раз отдал книгу в печать. Майк передает книгу лично какой-то женщине, чтобы журналисты его не поймали. Он совершенно не хочет светиться.
   Майк обещал мне, что сделает посвящение именно мне, но попросил рассказать всю свою жизнь, что я и сделала с превеликим удовольствием. Я родилась шестьдесят семь лет назад в канун Рождества Христова в маленьком городке Нешвилле в Каролине. Каролина это штат сумерек. Люди говорят, что это место солнца и аристократов. Но на самом деле это как раз и есть сумерки, если вы не солнце и не аристократ. В двенадцать чуть не была изнасилована братом отца. Мать его ранила, за что и попала в тюрьму, из которой не вышла. Там умерла от какой-то легочной болезни. Отец отдал нас бабушке. Нас - это меня, двух моих старших братьев и двух младших. Школу я закончила, но в университете не училась. Мне повезло убежать из Нешвилла и оказаться в Нью-Йорке. Я видела, как рос и высился этот город.
   Замуж вышла только в двадцать шесть. Поздно очень. Но об этом не жалею. Муж мой из этих самых голубых кровей и что интересно из Каролины. Но муж ничего такого в жизни не делал. О Карлуше и рассказать нечего. Мы жили по-разному, могу сказать, что просто жили.
   Я больше всего любила Нью-Йорк. Это была моя настоящая любовь. Я рассказала Майку о том, как я была счастлива просыпаться каждый день в этом городе. Я и квартиры меняла только затем, чтобы увидеть город с какой-то новой точки зрения. Мы даже когда спали друг с другом, я получала удовольствие, понимая, что я в Нью-Йорке.
   Майк удивился, узнав про Нью-Йорк. Он не предполагал, что можно было так любить неодушевленный город. К сожалению, любовь к Нью-Йорку ушла, когда умер мой муж. Я так и не разобралась, что такого было в нас, точнее в них.
   Майк также просил рассказать..."
   В комнату зашла секретарша шефа Жаклин. Она принесла кофе и донесла до сознания Макса приказ немедленно явиться к главреду. Макс забил на рассветы и приказы. Не так много времени оставалось, чтобы подумать, еще раз взвесить за и против и поставить деньги. Макс взял трубку и набрал номер Тони-букмекера.
   - Алло, моя ставка на..., - тут он осекся. Тони-букмекер не идиот. Он знает, где работает Макс и что их еженедельник проводит этот конкурс. - ... Россию, двадцать, - завершил Макс.
   Тони-букмекер крякнул в ответ, подтверждая договоренность.
   Макс подумал, кому он может доверить сделать ставку. Таких было два человека: его мать и его пес. Пес отпадал по причине отсутствия документов, а мать была в доме престарелых. Этот вариант тоже не проходил. Макс понял, что деньги уплывают. Надо что-то придумать. Опять пришла Жаклин, напомнила, что главред требует его к себе.
   - Погоди, Жаклин. Займи его чем-нибудь.
   - Я-то не против, но он не хочет, - она злилась на то, что все в редакции указывают ей, когда и что делать.
   - Сейчас буду, - Макс постарался быть повежливее. Жаклин хорошая и нужная девушка.
   Макс мог сделать ставку по интернету, но все равно потом выяснится, что он воспользоваться служебным положением. Пришлось идти советоваться с главредом. Макс дал ему первый отчет молодой женщины Нары, которая искала Автора, руководствуясь научным подходом.
   Главный редактор Вашингтон Морнинг медленно вчитывался в строчки итогового отчета и просматривал фотографии, которыми этот отчет изобиловал.
   "Меня зовут Нара Крейн, являюсь гражданкой Великобритании. Свой поиск я решила вести на основе научных данных. Самыми главными являются сведения о характере книг, их содержании и месте написания. Книга из Польши первая. Можно предположить, что это родина искомого Автора.
   В книге про Польшу он пишет о цыганах и о компьютерах.
   Греция это рестораны и турфирмы.
   Норвегия отличилась архитектурой, которую Автор выискал неизвестно где, и наркоторговлей.
   Япония - японская мафия и европейские посольства.
   Канада - офицеры и хоккеисты.
   США - коммуна геев и капитолийский холм.
   Франция - кино и казино.
   Германия - клан торговцев оружием и еще одни - цветочники.
   Общего найти не удалось, кроме одного, что Автор вживается в разные сообщества: профессиональные, культурные, национальные. По всей видимости, это азиат и гомо или би-сексуал. В сообщество геев не так уж легко попасть, а судя по глубине вживания, он получил основания и доверие. Азиат потому как японцы очень консервативны. Такая резка смена сообществ говорит о любознательности человека. Это свойственно журналистам международного класса.
   Сделав проверку доступных источников и анализ информации, мною было выбрано три журналиста, служащие в службе международной новостной службы. Но лишь один из них Чип Скиповски (по матери японец) так усиленно передвигался по разным странам. Канал ТФ-Эль. Я специально просмотрела (выборочно, конечно) его сюжеты за последние семь лет. Чип Скиповски делал репортажи на подобную тематику, а также некоторое время занимался расследованиями. В частности, его информацию про наркокартели Германии, Японии и Норвегии потрясли мир. Чип как минимум знает английский, французский, немецкий и японский. Относительно других языков мною сведения не были собраны. Но современные технические средства позволяют решить любые языковые проблемы.
   О личной жизни 48-летнего журналиста-международника Чипа Скиповски известно мало, но забегая вперед, могу сказать, что он бисексуал.
   Я направилась в Польшу, чтобы найти его. Мне пришлось поступить на работу в компанию ТФ-Эль. Мой начальник Борис Штрауб заподозрил меня в нечестных намерениях. Я попробовала шпионить за Чипом, который приехал с командировки из Турции. Монтаж материала, озвучка нового репортажа в рубрику "волд инвестигейт" (мировое расследование) о нарушении экологической безопасности. Кроме этого, обычные новостные репортажи о противостоянии политических сил в Турции, а еще о каких-то там казнях, праздниках и мирных инициативах. Мне удалось залезть в личный портфель Чипа, а еще чуть позже побывать в его квартире и полазить в компьютере.
   В портфеле были какие-то тетрадки с иероглифами, точнее с какими-то закорючками. Это то ли арабский, то ли ипру. К сожалению, мне не удалось прочитать или скопировать этот текст.
   Квартира у Чипа (я убирала ее, нанялась, притворившись гастарбайтеркой-украинкой ) большая. Чип бывает в свой квартире не чаще трех дней в месяц. В квартире четыре комнаты. В спальне я нашла презервативы. Удалось сделать кое-какие анализы. Там разная сперма, в смысле от разных мужчин.
   Также есть бутылки со спиртным. Много бутылок.
   Так получилось, что Чип в этот месяц провел дома две недели. Я там убиралась по вечерам через каждые два дня. Мне удалось услышать два разговора. Один я записала на диктофон. Там шла речь об информации и оплате. Я думаю, что это речь о книге, о новой книге.
   Возвращаясь к моему непосредственному боссу Борису Штраубу. Я была поймана им с поличным, когда шпионила за Скиповски".
   Главред отложил листы отчета Нары Крейн. Ему было интересно узнать, что там случилось, после того, как Штрауб поймал на слежке девушку Крейн.
   Главред не мог представить, что этот Автор-автор соединил сердца Крейн и Штрауба.
   Борис поймал ее, когда Нара пыталась в очередной раз посмотреть бумаги в портфеле. Темная студия, свет лишь от маленькой лампы. Новенькая сотрудница Нара сразу понравилась Борису. Разница у них в возрасте шесть лет. Девушка миленькая, блондинка с умопомрачительными тонкими щиколотками. Борис стал присматривать за этой девушкой. Она очень добросовестно исполняла свои обязанности, но все время задавала вопросы и подглядывала за Скиповски. Борис вообще считал, что Чип - отстойный журналист. Ясно было, что Нара шпионит за Скиповски не просто так. Скорее всего, она из какой-то правоохранительной структуры.
   Он уже знал, что когда откроет дверь, то увидит Нару, которая будет рыться в шкафу или в столе Скиповски. И точно, попка выглядела весьма соблазнительно. Это было первое, что отметил Борис.
   - Нара, - позвал он, чувствуя себя неудобно, хотя неудобно должна она была себя чувствовать. Все-таки роется в чужих вещах.
   Нара вздрогнула, затем медленно повернулась.
   - Вы? Что вы здесь делаете? - от подобного наглого вопроса Борис слегка опешил.
   - Да вот наблюдаю за тобой, - Борис подумал, что даже не будет пытаться выяснить у нее, зачем она копалась в вещах журналиста-международника. Раз она так круто себя ведет, то имеет право. Борис представил, что они живут вместе, и тут ее вызывают в "центр", и она уходит. Нет, его жена не будет работать.
   Нара испугалась, видя, как изменилось лицо Бориса. Задумал он что-то нехорошее.
   Общение зашло в тупик. Наре очень хотелось досмотреть, что там такое в бумагах Скиповски. В конце концов, она решилась. Борис в ошеломлении пытался разобраться в действиях сотрудницы. Она как ни в чем ни бывало стала опять обыскивать стол Скиповски.
   - Нара! Что вы делаете?
   - Ищу, понимаете, это важно, - Нара достала маленький блокнотик. Там точно должно было быть что-то полезное. Но буквочки незнакомые. - Ты прочитать не сможешь?
   Борис взял в руки блокнот, который подала ему девушка.
   - Это по-турецки.
   - Значит, знаешь язык? - Нара жутко обрадовалась. - Это Турция!
   - Ну, да! - Борис не понял восторгов. - Турция. А вот здесь похоже на арабскую вязь.
   Девушку этот открытие безмерно огорчило.
   - Арабы? Не Турция? Так что выбирать?
   Борису явно было не понятно, зачем надо что-то выбирать.
   - Давайте, я расскажу, - ласково пообещала Нара.
   Они уселись на стулья, и Нара принялась пересказывать историю своих поисков. Так их и застал Анатолий Перени.
   - Ну, вы ребята даете! - он заподозрил их в непристойном поведении.
   Они, действительно, заболтались. Уже почти два часа ночи. На работу вышла ночная смена.
   - Ох! - Нара всплеснула руками. - Я думаю, что вы должны нам помочь!
   - Я? - Перени шарахнулся назад. - Я не могу! И так работы много!
   - А ты? Поможешь мне? - Нара уже мысленно представляла его своим союзником и помощником.
   - Нет, абсолютно не собираюсь, - Борис почти привык к чарам и сумасшествию этой девицы. Единственным правильным решением было отрезвить ее или хотя бы переключить с нелепых поисков автора на другие дела. - Пойдем-ка отсюда!
   - Я что обязана? - Нара не ожидала коварства со стороны человека, которому она доверилась всем сердцем.
   Борису пришлось напомнить, что он поймал ее на воровстве, а это ее точно обязывает. Конечно, он ее сдавать не будет, но сейчас она должна его послушаться. Нара готова была заплакать от унижения. По-хорошему нужно было наорать на Бориса и уйти. Но с другой стороны, он ее подловил, а это ведь подсудное дело. Нара смирилась. Она поднялась и пошла с Борисом. Вопреки ее ожиданиям, все получилось не так уж и плохо. Борис не стал читать ей нотация, не стал даже отговаривать от дальнейшего копания в вещах Скииповски.
   Борис повел Нару в ночной бар. Там накормил девушку чудесной лазаньей и познакомил со своим другом Питером.
   - Он умеет готовить самую лучшую лазанью в мире.
   Питер понравился Наре гораздо больше, чем Борис. Он выслушал доводы Нары, а также проявил завидную осведомленность про Автора.
   - Я вот предполагал, что он ООНовский проверяющий. Ездит с миссиями по миру, спасает детей и пишет книги, - высказался Питер.
   Нара подумала и стала возражать. Завязался жаркий спор, который совершенно не понравился Борису. В его планы как-то не входило тесное знакомство и симпатия Нары и его друга. Питер заметил нешуточную ревность друга. Скрыв улыбку, он свернул спор с Нарой и поспешил на кухню.
   Провожая девушку домой, Борис стал расспрашивать ее о прошлой жизни.
   - А что обо мне говорить? - Нара зябко пожала плечами. Какой-то холодный утренний ветер. - Твой друг Питер живет гораздо интереснее меня. Он очень веселый и смешной.
   - Да? - Борис рассвирепел. Своими руками отдал свою девушку чужому.
   Нара резко остановилась, дернув Бориса за руку.
   - Ты что ревнуешь? - она была в шоке. - Ты ж меня не знаешь!
   Пришлось Борису признаваться в том, что степень знакомства не влияет на ревность.
   - Я тебе нравлюсь? - Нара нашла в себе силы спросить об этом прямо.
   Начальник сумел признаться в том, что ее подозрения не безосновательны.
   - Тогда что мы как дураки тут ходим? - она переоценила ситуацию. - Ты бы хоть мне сказал об этом.
   - И что? - женская логика почти всегда вводит в ступор.
   - Нет, я тебе не очень нравлюсь! - заявила Нара.
   - Почему? - Борис почти орал.
   - Ты отказался мне помогать со Скиповски! - мотивировала Нара.
   - Нет, вы женщины всегда все к одному сводите!
   Этот вопль так потряс Нару, что она прикусила язык.
   - Борисочка, ну, ты чего! - она протянула ему руку. - Не сердись, ты просто докажи, что у нас общие интересы, что я тебе нравлюсь, и вообще...
   - Ни за что! Я взрослый!
   - И что это меняет? - Нара не поняла, как это может хоть на что-то влиять. - Как раз взрослые и умеют доказывать!
   Борис мявкнул, а затем рассмеялся:
   - Нара, ты еще ребенок. Ищешь каких-то авторов. Выдумала несчастного Скиповского.
   - Ребенок! - Нара вырвала свою руку и сделала шаг назад.
   Они так увлеклись этим криком, который должен был достучаться до сердца собеседника, что не заметили, как в пяти шагах от них остановилась машина. Случайный таксист терпеливо ожидал конца разборок. Точно затем кому-нибудь из них понадобится машина, чтобы добраться домой и поплакать. Да и просто слушать было любопытно.
   - Ребенок! Да будет тебе известно, что я выросла в третьем квартале, и звали меня Барби.
   - Что это значит? - Борис не понял ключевого значения про "третий квартал" и про "Барби".
   - Третий - это значит окраина, там, где живут преступники. Так было в нашем городе. Там была тюрьма. И мой отец был осужден. Отсидел десять лет за убийство по неосторожности. Он сбил человека.
   - Господи! - Борису захотелось ее утешить. - Как же это случилось? Пойдем ко мне.
   Таксист оказался прав. У него клиенты. Все-таки он лучше всех знает жизнь.
   Второй отчет, который бегло просмотрел главред, был от некого F49.
   По существу этого отчета главред попытался получить ответы от Макса.
   - Кто это?
   - Видимо, штатный разведчик или текущий псих, - предположил Макс. - Но версия его правдоподобна.
   - А то! - главред был и с этой версией согласен. - Он хорошо придумал, что этот Автор не путешествует по разным странам. Это инвалид, запертый в своем теле. Он умеет воображать. У него хватает времени, чтобы изучить все что угодно, сидя за своим компьютером. Следовательно, и страна, которую следующей опишет автор, определить невозможно. Тогда получается, что все ставки букмекерам не легитимны.
   - Что будем делать? - Макс задал нериторический вопрос. Он все еще думал о ставках. - Здесь еще несколько отчетов.
   Главред прочитал отчет старушки, который его почти не впечатлил.
   - Что еще есть? - главный редактор испытывал усталость и заторможенность. Поднял трубку и позвал Жаклин. - Кофе и крепкого.
   Главный редактор продолжил познавательное чтение. Сообщение от Инги Шварц шокировало своими интимными подробностями.
   "Найти человека в мире возможно через друзей и социальные сети. Я стала так и искать. Длинная цепочка моих поисков привела к шейху Омару Рахиму Сульфаму. Он проживает в Иордании. Сам шейх признался мне в том, что он и есть этот Автор".
   Помимо этого признания вначале на последующие сто семьдесят страниц шло описание поисков. Инга описывала личные подробности переписки более, чем с тремя сотнями человек. Политики и бизнесмены, спортсмены и актеры, домохозяйки и психиатры - это бесценная кладезь информации.
   - Эту бабу найди, и что хочешь делай, хоть женись, но она должна стать нашей. Вот это действительно ценно. Думаю, что приз нужно ей выплатить.
   - А если он не будет писать из этой Иордании? - задался весьма научным вопросом Макс. - Мы не можем уронить свой престиж.
   Главред вздохнул. Пришлось вызывать Жаклин. Опять нужно было поднять энергетику.
   - Что еще там есть? - главреду уже надоело заниматься этими отчетами.
   - Еще два, - признался коварный Макс.
   - Может завтра? - главреду захотелось покапризничать.
   - Ну, как скажите, - деланно сдался Макс.
   - А кто работать будет? - начальник аж закипел от негодования. - Я тут всем плачу, а никакая наволочь не работает! - Он подергал ушами. Разозлился босс несусветно, только гнев скоро прошел. Сил было мало.
   - Все работают! - Жаклин открыла дверь и информировала начальство.
   Главред вскочил со своего кресла и кинулся проверять. Они работали. Каждый знал свое место. На звонки отвечали двое.
   - Прикольно, что нам звонят из центральных газет, - помахала рукой сотрудница Джи Марш. - Они хотят знать, кто такой Автор, и кому выплатят выигрыш.
   Вторая сотрудница, отвечавшая на звонки, лишь устало пожала плечами. Она только что закончила разговор с какой-то занудной англичанкой, которая настаивала, что знает об Авторе, так как видела черновики новой повести, которую пишет ее соседка по комнате в доме престарелых.
   Дальше взгляд главреда метнулся в группу новостников. Те читали какой-то веселый текст, потому как хихикали над листом.
   - Что читаем? - прогромыхал он своим подчиненным.
   Макс скромно стоял за спиной руководства. Конечно, слушать главного редактора, отчитывающего других сотрудников, было приятно, а с другой стороны, можно время потратить куда приятнее. Макс рванул к Жаклин.
   - Что есть поесть?
   Жаклин достала из холодильника пиццу.
   - Сейчас разогрею, - пообещала секретарша босса.
   В это время главред читал опус в колонку новостей. "Хитрые приемы используют даже самые известные журналы. Вот, например, журнал Бизнес Вик опубликовал в кризисном номере на обложке крупными буквами: "Как открыть собственный бизнес без проблем". А если доверчивый читатель покупает журнал и открывает статью, то там этот заголовок на разворот и крупным шрифтом одно слово - "Никак".
   Главред еще раз перечитал этот бред.
   - Ребята, вы идиоты? Это разве новость? Во-первых, нет. Это известно уже всем. Кризис сожрал всех. А, кроме того, это уже старая шутка. Ею пользуются с двадцатых годов.
   - А о чем писать? - вступился один из сотрудников.
   - Есть такая притча, - процитировал главред старую восточную мудрость: - Одному султану приснилось, что у него выпали все зубы. Он сразу же позвал толкователя снов и спросил у него о значении своего сна. - О, какое несчастье, господин! - выкрикнул тот. - Каждый утраченный зуб означает потерю одного из твоих подчиненных. - Ах ты наглец! - выругал его султан. - И ты отваживаешься мне это говорить? Прочь! И отдал приказ: "50 ударов палками этому глупцу!" Позвали второго толкователя снов и привели к султану. Когда он узнал о сне, то воскликнул:- О, какое счастье! Какое большое счастье! Наш господин переживет всех! Повеселело лицо султана, и он сказал: - Я благодарю тебя, мой друг. Иди за моим казначеем и пусть он даст тебе 50 золотых. По дороге казначей сказал ему:- Ты объяснил сон султана совсем не иначе, чем первый толкователь снов! С хитрой улыбкой умный мужчина ответил: - Запомни себе, можно сказать все, главное, как это сделать!
   Сотрудники притихли.
   В дверях появилась Лохан Салидад - девушка откровенно кокетливая:
   - Миленький мой, - воскликнула она, обнимая главного редактора. - Хотелось бы узнать, кто напечатал эту гнусь про меня? Главное, что так креативненько получилось.
   - В чем претензии, дорогуша? - слащаво, обнимая Лохан, осведомился главред.
   - Так получилось замечательно! Я бы такого не придумала! - Лохан патетическо-гормерически стала выражать свои эмоции.
   Оставив Лохан разбираться с Максом, которому так и не удалось доесть пиццу, главный редактор ретировался к себе в кабинет. Осталось дочитать еще пару отчетов.
   Ему пришлось прерваться потому, как в аську постучал давний друг:
   "Посоветуй убедительные аргументы для снижения арендной платы".
   Главред задумался. Было несколько необычно думать над этим вопросом.
   "Скажи им, что торговать героином в их офисном центре не позволяют тебе моральные принципы, а другие виды деятельности при такой арендной ставке экономически не целесообразны".
   Друг задумался:
   "Нет, китайцам про героин лучше не говорить. Сразу расстреляют".
   "Ну, тогда скажи, что откажешься публиковать в следующих номерах этот самый счастливый амулет".
   "Спасибо друг!".
   Следующий отчет о жизни и поискам от Джей Джей Раион главред прочитал быстро. Всего три листа шестнадцатого шрифта. Двойная Джей утверждала, что нашла Автора. Суть поиска милашки Джей (фотография была приложена) состояла в обосновании того, что гениальный Автор есть сам главред Вашингтон Морнинг. Девушка приводила весьма здравые аргументы в пользу этой версии. Далее она предлагала или по-тихому договориться, или она продаст всю информацию другим инфо-агентствам.
   Главный редактор хмыкнул и выкинул отчет в корзину. Пусть дурочка передает и публикует. Все Вашингтон Морнинг на пользу.
   Оставался еще один отчет. Это был текст от некого Автора. Он так и подписался "Автор". Там он угрожал и смеялся над ними, утверждая, что им его никогда не поймать.
   Этот текст тоже полетел в мусорную корзину. Главред читал повести Автора. Там было многое от любви до ненависти, но глупости, хвастовства и нелепых угроз не было точно.
   Вернулся Макс, держа в руках остывшую пиццу.
   - Уф, утомила меня наша звездочка! - Я понимаю, что рейтинги, но с ними так утомительно общаться, - признался Макс. - У них в башке только они сами.
   - Таков современный мир, - главный редактор уже выдохся. Хотелось спать.
   Но оставался еще один вопрос. Что делать дальше? Делать ли ставки и на какоую страну.
   Маруся поглядела на улыбающуюся подругу. Та поправила волосы, убирая мешающую прядку.
   - Нравится?
   - Нормально как-то, позитивно, - отметила Ализа.
   - Вот видишь! - обрадовалась Маруся.
   - А ты знаешь, кто такой Автор? Дочитала?
   Маруся пожала плечами:
   - Там же все с самого начала понятно.
   - Как? - Ализа не верила, что все можно понять с самого начала. - Кто?
   - Старушка во всем права. Старшее поколение больше знает, и тем более, ей с того света муж помогает.
   Ализа заглянула в конец книги. Точно, там написано, что Макс получил свой выигрыш, а книга была посвящена той самой старушке с Фиделем.
   - Мы уже скоро будем, - пообещала Маруся. Они свернули с шоссе. - Смотри дом под номером девять. Там живет Квенн Потоцки.
   Ализа и Квенн договорились. Они напишут эту книгу вместе. Договор, который они заключили, включал в себя следующее. Ализа поживет у Квенн, будет рассказывать ей свои сны и видения. Вместе они придумают, что и как должно быть, чтобы не выдать лишнего, но и не умолчать о главном.
   - Ваш дом мне понравился, - призналась Ализа, когда они остались вдвоем.
   Маруся уехала, оставив подругу в надежных руках старой знакомой ее матери. Ализа постаралась скрыть безмерную грусть, когда прощалась с Марусей Шор. Она знала, что будет дальше. Маруся Шор в ближайшие несколько дней сломает ногу. Вызвать будет некого, а несчастный Илан в это самое время, наконец, догадается позвонить Марусеньке. Он приедет в больницу, заберет ее и поможет добраться до дома. Они будут говорить о том, что привычно, обыденно и понимаемо. Маруся поделится жуткими подробностями падения с лестницы, а Илан расскажет, как его шокировало поведение Ализы. Маруся найдет в себе силы признаться в том, что это она сбила с пути Ализу. А потом Илан позвонит ей вечером, привезет продукты и свежий сок. Они до утра будут говорить, заснут перед самым рассветом. Илан уйдет утром, не понимая, как он долго сможет выдержать без еще одного разговора. Через неделю он ее поцелует. Об Ализе они больше не будут вспоминать до тех пор, пока не взорвется бомба.
   - Так ты и это видела? - Квенн не могла поверить, что девушка так спокойно принимает потерю своего жениха.
   - Да во сне. Я понимала, что видела. Я вижу и понимаю, если это очень подробно. Но часто, точнее почти всегда я не понимаю. Знаете, Квенн, это может быть ужасно, но это меня спасает. Я хорошо понимаю, что бомба взорвется. Точно видела. Я вряд ли переживу этот взрыв, но я знаю, что будет дальше. Сначала это будет свет, который будет сжигать все живое. Даже камни заплачут, но никто не увидит этого, потому что некому будет смотреть.
   Квенн поправила свою жесткую юбку. Она все время перекручивалась. Писательница подумала, что хорошо бы отдать ее перешить.
   - Знаешь, Ализа, - Квенн нравилась Ализе именно своей непробиваемостью. - Ты, конечно, может это и увидела, но значение это не имеет. Ализочка, все эти подробности неважны. Точнее для жизни не важны, а только для книги. Ты начала бы жить проще.
   Старая женщина знала, что говорила. Только молодая соавторша не слушала. Квенн однако не оставила своей миссионерской деятельности.
   - Деточка, ты как стала видеть, стала жить будущим. Только вот будет это не такое трагическое будущее, а скажем нормальное. Вполне тебя устраивающее. А ты вся такая страдающая, не прожившая, ммм....не дожившая до этого нормального будущего. Ты хоть бы перестала так грустно об этом говорить.
   - И что? - Ализа потеряла все свои силы к сопротивлению с того самого момента, когда стала видеть эти сны. В этот самый миг она осознала это. - Так я ..?
   - А что ты? - Квенн Потоцки решила, что не стоит сильно пережимать. Пусть девочка сама с собой разбирается. - Ты красивая, умная, милая...
   - Но хотите сказать, что я не живу?
   - Примерно где-то так, - вздохнула Квенн.
   Разговор просто не ко времени. Писательница не захотела продолжать, а Ализа не смогла. Обе постарались забыть последние пять минут.
   Квенн предложила отправиться вниз на кухню и поесть.
   - А потом мы начнем писать книгу. Придумаем план, напишем героев, начнем и продолжим. А главное допишем.
   - Хорошо, - слабо согласилась Ализа.
   Они отправились вниз по лестнице на кухню. Квенн внезапно остановилась, Ализа на нее чуть не налетела.
   - Что? - Ализа буквально услышала сердцем непроизнесенный вопрос Квенн.
   - А нашу книгу ты видела в своих видениях?
   Ализа прикрыла рот ладошкой, пытаясь сдержать крик.
   - Нет! Но я и не видела нашу встречу. Только Марусю и Илана и взрывы, ну, еще кое-что о разных людях. ... А что это значит?
   - Значит, что мы изменим мир, - Квенн решила выбрать наиболее приятный вариант развития событий.
   Ализа предпочла ей поверить.
  
   Из книги Квенн Потоцки:
   "Впервые на этой земле забыли о вражде. Не было больше воин. Одна большая война разрушила всё. Сердце мира умерло. Иерусалим не лежал в развалинах, но каждый камень был заражен.
   Населению было предписано ходить в защитных костюмах. Конечно, их пытались вывезти силой. Но они не пошли. В первые дни доходило до вооруженного сопротивления. Было убито несколько международных наблюдателей и спасателей.
   Новости освещали ситуацию, люди сочувствовали, но никто не мог ничего изменить.
   Семейство Дорфман, как многие жители старого города, плакали. У Восточной стены теперь, действительно, плакали. Уже не молились. Камеры все это безжалостно фиксировали.
   Людям раздавали защитные костюмы.
   Власти издали предписание - аборты.
   Слез прибавилось, хотя раньше казалось, что это невозможно.
   Школы все еще работали. Учителя ходили и ждали своих учеников. Они не знала, как спасти детей, но все еще старались.
   Фармацевтические компании пытались что-то создать в экстренном порядке, а также бесплатно распространять какие-то непроверенные препараты.
   А в городе стало нарастать недовольство смертников.
   Какой-то человек сказал в камеру на весь мир:
   - Они думали, что они смертники? Мы смертники, и мы заберем всех их с собой. Нам и нашим детям действительно больше нечего терять. У этих ублюдков было будущее. Их дети росли, а наши теперь не будут. Мы все, побывавшие в этом взрыве, облучены. Мы знаем, как будем умирать. Нас сотни тысяч, и мы не умрем просто так. Это джихад.
   Через три дня стали греметь взрывы. Люди стали убивать, но не только бомбами. Каждый считал, что задушить, заколоть, взорвать, можно просто забить камнем - и будет правильно.
   Восток, привыкший к тому, что он диктуют правила войны, содрогнулся. Война была на их территории, была в их домах, в их сердцах. Было страшно еще и потому, что воевали все, пережившие этот взрыв. Неважно, кто ты: ортодоксальный еврей, атеист, палестинец, араб, православный - одна дорога. Даже возраст не играл роли. Сюжет о девятилетней девочке, укравшей пистолет у отца, сбежавшей из дома притворившейся потеряшкой, а затем убившей семейство каких-то иорданцев, еще больше напугал людей в мире.
   - Уничтожить их! - прозвучали призывы в мире.
  
  
   История четвертая: "Не в сокровищах дело".
  
   Да воздаст Вам Бог по намерениям и деяниям Вашим.
  
   Книга вышла одновременно на английском, ипру и русском. Они назвали ее "Сокровища". Автором была указана Квенн Потоцки. Конечно, ее осуждали, но и читали. Роман прочитал тот самый человек, для которого он и был написан - "Чистильщик" Кон Месарош.
   Сейчас Кон смотрел на себя в зеркало. Он красив. Красив той правильной всем нравящейся красотой, которая пленяет любое сердце. Правильный нос, а нос ведь очень важно для мужчины. Если нос не будет правильным, то это приведет к потере половины избирателей. Мужчины подсознательно считают, что политик с неправильным носом, слабый человек и лжец. А вот женщины относят неправильный нос к блудливости. Политик же должен быть истинным, настоящим, отвечающим за свои слова человеком. Кон Месарош еще раз прикинул, сколько ему принес его правильный нос. Даже жена призналась как-то, что он ее покорил этим носом.
   Они назвали его Чистильщик Кон. Он еще раз восхитился своими жесткими серыми глазами. Эти глаза были его спасением. Они могли приказывать. Они могли обещать. Они могли сострадать. Кон все знал о чувствах людей. Один год он изучал все, что относилось к сильным чувствам: любви и ненависти, ответственности и разнузданности, величию и униженности, ликованию и депрессии.
   Кон вспомнил ту минуту, которая определила его жизнь. Это было, когда ему исполнилось двадцать шесть. Он уже отслужил три года в армии. Ему повезло, точнее, ему помогли устроиться на хорошую работу помощником одного из депутатов фракции Ликуд. Его новый босс - Гидеон - некрасивый, косоглазый, но невообразимо любимый своим народом, поразил Кона при первом взгляде.
   Ему сказали приехать к пяти утра на встречу. Вставать в четыре, затем добираться, было тяжело, но Кон приехал во время.
   Гидеон уже работал:
   - Зарядку сделал? - спросил он.
   - Нет, - Кон слегка опешил. Разговор о зарядке не входил в перечень тех тем, которые мог затронуть при первой встрече новый босс.
   - Плохо, - пожурил он. - Тело - это основа здоровья, а здоровье - это основа работы.
   - Да, - кивнул Кон.
   Гидеон пригласил его за стол.
   - Будем завтракать. Сегодня я готовлю, а с завтра уже ты, - не приказал, но обозначил он.
   Кон готовить не умел, в чем и признался.
   - Это хорошо, - отметил босс.
   Они уже сидели на кухне, которая вопреки традициям была не на первом, а на втором этаже дома Гидеона. Он готовил, тщательно нарезая зелень для салата. Потом достал масло, специи, хлеб.
   - Чем хорошо? - нашел в себе силы спросить Кон.
   - Тем, что ты не скрываешь своих недостатков, - объяснил Гидеон.
   - И что? - Кон он стал осознавать, что нашел человека, который станет ему наставником, а, главное, проводником по жизни.
   - А то, что значит, всему научишься, - Гидеон предложил ему самому сварить кофе, а сам стал рассказывать об их будущем. - Ты будешь жить здесь. Или все же предпочтешь у себя?
   Кон отрицательно покачал головой, следя за кофе. У него не было дома как такого, лишь место, где можно было спать и мыться, но не дом. Гидеон принял его решение.
   - Мы встаем в пять. Затем зарядка, душ и завтрак. Следом ты занимаешься сортировкой бумаг. Это на первое время. Позже будешь уже и вникать в них, пытаться решить. А пока только сортируешь, я научу, как именно. Это до девяти. Работу эту надо делать прилежно. Это позволяет и тебе и мне понимать, чем дышать люди вокруг нас. Неправда, что государственные деятели, - Кон позже привык, что Гидеон никогда не говорит слово "политик", а только "государственный деятель", - живут в обществе. Они всегда вне его, скорее даже над ним. Но мы должны знать, что под нами. Какая там основа, иначе упадешь и сломаешь шею.
   Кон кивнул. Сейчас ему открывался совершенно другой взгляд на политику, на управление. Привычно Кон считал, что политики используют общество в те минуты, когда им нужно. Оценивать народ, как основу, он даже и не пытался.
   - Затем? - позволил он себе поторопить задумавшегося Гидеона.
   - Затем, ты занимаешься звонками. Мне нужно четко отладить расписание на текущий день и на последующие.
   - Да, - Кон подумал, что он познакомится со всеми знаменитыми людьми своей страны.
   - А я в это время буду заниматься международными новостями. Мы должны понимать, кто есть кто в этом мире, и где наше место, - сообщил Гидеон о своем распорядке, что чрезвычайно удивило Кона. Это самое недоумение Гидеон прекрасно понял. - Не ты мой работник. Мы партнеры. Если ты приживешься здесь, и сам захочешь, что в будущем выйдешь вперед от нашей партии.
   - И вы так? - осмелился спросить Кон.
   - И я так, - подтвердил его догадку Гидеон. - В государственном управлении выскочек почти не бывает, несмотря на то, что тебе могут сказать другие или тебе покажется из общих комментариев прессы.
   - Совсем?
   - Всегда, - отрезал Гидеон. - Если и бывают, то несут беды. Так было всегда.
   Кон пожал плечами, допивая свой кофе. Эта тема ему была пока не интересна.
   - А затем? Уже в десять мы начинаем работать, - продолжил Гидеон. Посуду мыть он предоставил Кону, что тот и стал делать без внутреннего сопротивления. - Отвозишь меня и до полудня ты там со мной. У нас либо заседания, либо встречи, либо прием. С полудня до трех ты свободен. Это время можешь тратить на покупки и личные развлечения. Продукты тебе покупать, так что учти себе время на это. Можно это по вторникам делать. С трех до пяти ты опять-таки свободен. А вот с пяти ты забираешь меня. Возможно у нас встречи, на которых ты будешь присутствовать, как мой помощник. Затем домой, ужин, работа над документами, иногда отдых или общественные мероприятия.
   Кон обратил внимание, что его начальник не сказал только одного, что он сам будет делать с трех до пяти. Этот секрет Кон раскрыл только через пять лет, но сейчас вопросов не задал.
   - Когда ты вырастешь, я представлю тебя лидеру нашей партии.
   Кон опять-таки кивнул. Они уже перешли в библиотеку. Кон поразился количеству книг.
   - Их здесь миллион?
   - Нет, - рассмеялся Гидеон. - Около десяти тысяч. Ты будешь составлять каталог по этим книгам.
   За последующие три года Кон прочитал всё, что там было. Когда он составил каталог, то Гидеон предложил ему выкинуть этот каталог на помойку.
   - Но зачем? - закричал Кон.
   - А затем, что у тебя будет свой ученик, и он тоже будет учиться. А эти книги ты ведь помнишь так?
   Кон принял мудрость босса. Но тогда он принялся составлять каталог.
   - Ты что-нибудь знаешь о Ликуде?
   - Да, конечно, - Кон знал, но не так чтобы очень много. - Мы выбираем Ликуд.
   - Мы выбираем безопасность и процветание. Безопасность - это наше все. Это основа нашей жизни. Но безопасность это не все. Спустя столько лет мы должны не просто выживать, а процветать.
   - Я понимаю, - кивнул Кон. В этот самый миг Кон услышал внутри себя звон той веры, которая стала его жизнью, его истинным стержнем.
   - Ты еще не понимаешь, - мягко поправил его Гидеон. - Это надо чувствовать, жить этим.
   Кон укорил себя за то, что не так выразился. Возможно правильность как-то бы подняла его в глазах Гидеона. Тогда он дал себе зарок, научится думать, что говорит, и уметь подбирать нужные слова.
   Следующие годы прошли, как теплый ветер, оставив множество вопросов и принеся такое же множество ответов. Кон "вырос", он стал продвигаться вперед, он стал победителем.
   В начале весны, когда пальмы решают, что пора им подрасти еще на полметра, состоялся тот достопамятный разговор. Гидеон привел его к лидеру. Встреча была назначена на яхте в открытом море.
   - Здесь спокойно, - сказал лидер.
   Он сидел и пил виски со льдом. Неформальная аудиенция предполагала свободный стиль одежды. Лидер был в шортах и рубашке. Гидеон предупредил Кона, что это будет самый неформальный, но в тоже время самый жестокий разговор.
   - Ты обязан будешь подчиняться, - было первое, что сказал лидер.
   Кон не ответил.
   Гидеон при разговоре не присутствовал. Его лидер попросил подождать в гест-каюте.
   - Ты обязан будешь стать первым, - решил за него лидер, - и быть безупречным. В будущем нас может спасти только безупречность.
   Кон и так собирался быть и оставаться первым. Всегда первым в своей стране. Но до этого надо было пройти еще долгий путь. И на это он ничего не ответил.
   - Ты обязан будешь в один день пожертвовать всем, если это понадобится твоему миру, - завершил лидер.
   Кон молчал. Он так и не сказал ни слова, что лидер одобрил, приняв за подчинение. Позже Гидеон объяснил ему, что есть закрытая директива партии - вырастить безупречного лидера. В будущем, как предвидит лидер и вся правящая группа партии, можно будет удержать власть, только имея совершенного лидера.
   Кон с ним согласился. Это действительно была лучшая ставка в мире. Надо было быть совершенным таким, каким он всегда хотел быть.
   А уже следующей весной он заседал в Кнессите. Но даже тогда он не почувствовал тех огромных эмоций, о которых так часто заявляют люди.
   Гидеон умер в ту же зиму, которая стала для Кона первой публичной зимой. Умер он странно, можно сказать, предельно странно. Смерть у себя дома от передозировки лекарств, обезболивающих лекарств. Дело, конечно, замяли, но Кон взялся расследовать. Причем сделал он это не из любви к бывшему наставнику, а только потому, что это могло ему пригодиться в будущем.
   Гидеон умер, будучи абсолютно здоровым, но в медкарте написали "сердце".
   Гидеон умер, когда посмел проявить не безупречность.
   - За что? - спросил Кон лидера.
   - У тебя должно быть все безупречно, - спокойно и расчетливо пояснил лидер.
   - Я знаю, - Кон принял это все также само собой разумеющимся. Все должно было быть положено на воплощение этого светлого будущего.
   Затем у него родился первенец, которого назвали Гидеоном.
   На следующий год у него родилась дочь - Мария-младшая.
   Через два года еще сын - Йисраэль.
   Кон привык улыбаться, привык быть героем своего народа. Его стали звать "Чистильщик". Он боролся и побеждал, потому что борьба без победы его не устраивала.
   Пресса его полюбила. Они писали о нем разное, но главным было уважение, которое звучало в каждом слове. Его жена его боготворила. Его дети думали о нем, как об эталоне, совершенстве. Они гордились им. Вся страна гордилась им.
   Он настолько привык к этой гордости, которую научился ощущать, как нечто материальное, что не мог позволить себе это потерять.
   Неприятная история случилась два месяца назад. Он выезжал в Штаты, а там произошло плохое, грязное и жуткое. Ему надо было встретиться с Ангелом Чарли. Так звали главу одного из секретных подразделений американской разведслужбы. Ангел Чарли - один из самых ценных контактов, которые передал ему Гидеон.
   Ангел Чарли - старикан лет шестидесяти, постоянно курящий и смердящий перегаром. Мотивом встречи была необходимость договориться о передаче материалов на Нахума К., который слишком много задолжал государству после той истории с профсоюзной приватизацией.
   Нахум уже рассматривался Коном, как достояние партии Ликуд. В этот раз лидер велел все сделать тихо. Надо было поставить перед Нахумом такие условия, чтобы он не мог увильнуть. От Ангела Чарли ожидалась именно такая информация, естественно, за его двеннадцать процентов.
   Они встретились, все обсудили, и на прощание Ангел поведал:
   - Нахум сегодня здесь.
   - Это как? - Кон не учуял ловушки.
   - Он приехал и развлекается со своей бабой, - Ангел показал на здание отеля напротив.
   - Там? - Кон Месарош пожал плечами, как отличный игрок в покер. Блеф никогда не помешает.
   Ангел уже ушел.
   Допивая свой виски, Кон Месарош решил, что он может себе позволить сделать все здесь и сейчас. Деньги у Нахума здесь, а значит, не надо будет выезжать еще раз. Деньги не должны пройти через Аполиам, а только через ДжиПейМорган. Чистильщик проверил еще раз не осталось ли в номере следов, указывающих на него, и спустился вниз на улицу. Перейти дорогу и попросить его проводить в номер Нахума заняло чуть больше пяти минут.
   Дверь открыла блондинка.
   - Ирама, - представилась девушка. Она его точно узнала, поэтому и открыла.
   - Кон Месарош, - не совладал с собой Чистильщик. - Нахума можно увидеть?
   В эти двадцать две секунды он впервые потерял душу. Она будто бы умерла.
   Ирама отрицательно покачала головой, но предложила подождать отца в номере. Кон отказался. Спускаясь вниз на лифте, он обрел былое хладнокровие.
   - Ведьма, - заключил Кон и тут же предпочел о ней забыть.
   Улетать ему надо было через три часа. Но до отлета к нему заглянул Нахум. Как бизнесмен нашел его, Кон так и не спросил.
   - Ты отдашь мне все материалы, - довольно спокойно с порога потребовал Нахум.
   Кон поднял свои брови, выражая недоумение.
   - Нахум, ты что?
   - Я ничего, пока ничего, - гость не угрожал, нечем было, но его спокойствие и уверенность в себе сбили Кон с мысли.
   - Тогда я не понимаю, что? - Чистильщик хотел выпроводить незваного гостя из номера. Лучше пусть с ним разбираются в Израиле.
   - А я тебе объясню, - Нахум в два шага вернулся к двери и открыл. Там была Ирама.
   - Шалом, - ласково поздоровалась она.
   - Шалом, - автоматом отозвался Кон. Второй раз удар по нервной системе был, конечно, таким же сокрушающим, но не столь длинным. - И что? - удалось все же с секундной задержкой спросить Кону.
   - Да так, - Нахум достал нож.
   Дальнейшее Кон восстановил точно в своем сознании только спустя два дня. Нахум стоял напротив него в трех шагах. Справа от Нахума его дочь Ирама. Нахум дернул девушку за руку, разворачивая к себе, и воткнул ей в грудь нож. Дальше он вынул нож, отпустил девушку и ушел из номера.
   Смотреть на умирающую Ираму было невозможно, но Кон не сдвинулся с места.
   Нахум вернулся через сорок секунд.
   - Я хочу всё, и все забываю, а ты просто уходишь, - объявил он.
   - Зачем? - взвыл Кон.
   - Моя дочь понимает, что главное в жизни это семья.
   Кон Месарош отдал все материалы и ушел. Просто вышел из номера, взял такси и уехал в аэропорт. По дороге домой он думал и вспоминал.
   Его - Кона - запачкали кровью. Девушка, сейчас Кон даже не мог вспомнить ее имени, перед глазами стояла только ее будто бы заломанная фигурка, согласилась умереть во имя благосостояния семьи.
   Да, он сам бесконечное количество раз говорил о ценности семьи, но ведь  не так же! Однако тогда Нахум рассчитал все идеально. Есть свидетель встречи Кона и дочери бизнесмена. Его туда проводил служащий. Затем она пришла к нему в номер, значит, о чем-то они договорились. А затем, скажем отказала, и Кон... убил ее. Импульсивное убийство. А следом пришел отец и застал все это. Идеальный вариант.
   - Она не умерла...но пленка осталась. Та пленка, где ты отдаешь мне материалы, - так сказал Нахум. Да и документы Кон уже отдал. Этим он себя дискредитировал окончательно.
   А Чарли? Это ведь Ангел Чарли упомянул о гостинице. Неужели ему не хватило его процентов или Нахум предложил больше? Не может этого быть.
   Кон провел тщательное расследование, выложив за это почти полмиллиона зеленых бумажек. Не было перечислений от Нахума в сторону Чарли. Никаких вообще не было перечислений.
   Но просто совпадением это быть не могло. Точный расчет, но недоказанная связь.
    
   Из книги Квенн Потоцки:
   "Абдала думал. Думать ночью - самое лучшее занятие, которое можно вообразить. Еще не так давно Абдала ночью воевал, а здесь такая роскошь, как тишина. Это случилось шесть месяцев назад, когда он встретился с Лидером, которого называли Сияющий. Тот каким-то шестым чувством, воплощенным в обжигающем взгляде, признал в нем потомка древнего благородного рода Хатеф.
   - Ты умеешь мыслить, - заключил Сияющий, даже не задав ни одного вопроса. - Его со мной, - приказал он своему безымянному помощнику.
   Так Абдала оказался в раю - там, где не воюют, а мстят. Он воспринял свою новую миссию, как шаг к вершине справедливости.
   Ему не стали давать легкие задания для проверки. Он сразу же должен был решить сложную задачу. Всего-то придумать, как связать одного английского бизнес воротилу и маленькую танцовщицу из Турции. Эта задачка потребовала напряжения мысли, но теперь Амина живет в доме богача и будет владеть всем, после смерти этого денежного мешка. Но пока они берегут, охраняют. Этот тип и не подозревает, какие у него ангелы хранители.
   Операция заняла четыре месяца. Нужный результат был достигнут.
   Сияющий приучил его думать, именно, не об успехе, а о результате.
   - Успех - это, когда ты победил, а все остальное нужный результат.
   Затем ему достался этот Чистильщик. Всего-то надо было придумать, как сломить безупречность. Конечно, ему понадобилось время, чтобы это понять. Пришлось даже выезжать в страну обетованную. Он подкараулил Чистильщика на каком-то выступлении. Абдала впитал в себя образ мысли Чистильщика и только тогда понял: это должно быть шоком, это должно быть кровью, и это должно быть очень просто.
   Они заплатили Ангелу Чарли почти пять миллионов за всего-то одну фразу.
   Они объяснили Нахуму и его семье, что и как нужно сделать.
   Они гарантировали, что этим спасут благосостояние и страну Нахума.
   А дальше дело трех часов, и достигнут нужный  результат.
   Теперь надо подождать, а потом дело техники и хорошего исполнителя Фараха.
   Абдала задумался над тем, зачем им нужен этот Чистильщик. Ведь на такие расходы они могут пойти, если есть реальный шанс уничтожить ненавистных евреев.
   Мысли его возбудили. Понадобилась женщина. Абдала позвонил в звонок. Да, эта привилегия была ему дарована. Для лучших мыслей и моментов расслабления он мог в любой момент позвать женщину, а то и двух. Эта роскошь ценилась Абдалой особенно, как знак великого доверия Сияющего.
   На перелив колокольчика пришли Маша и Джейн. Обе блондинки. Одна с Украины, другая из Англии.
   - Кого из нас ты хочешь? - спросили они.
   Абдала позвал двоих. Пусть это всего лишь мечты об успехе, но они чрезвычайно возбуждают".
    
   Кон не смог оправдаться, но на этом этапе уже было неважно. Его собеседник закрыл глаза. Отеки у этого нестарого еще человека сказали о скорой смерти.
   - Ты уже на том этапе, когда мы не будем говорить об истинной безупречности. Ты наша ставка, которая оказалась замаранной. Но остальным об этом знать не обязательно. Тебя точно будут шантажировать, но мы не дадим этому случиться.
   Так полетел приказ по миру. Семья Нахума просто исчезла с лица земли.
   - Мы сделали все, что могли. Если это всплывет, то ты ответишь нам за потерянную надежду, - на прощание сказал ему глава Ликуда.
   Кон хорошо понял скрытый смысл слов и понадеялся, что все закончилось.
   Опять это кошмар начался через два месяца. На электронный ящик пришло письмо:
   "Добрый день, уважаемый господин ---------------!
   Мы встречались с Вами два месяца назад.
   В городе Ангелов. Нас свел Чарли. Вы зашли ко мне в номер, когда хотели переговорить с моим отцом.
   Хотелось бы надеяться на скорую встречу.
   Искренне Ваша, .........."
   Ни обращения,  ни подписи,  но чего уж тут не понять. Чистильщик сидел с ноутбуком на диване. Верная супруга зашла в комнату, чтобы принести свежую почту, в том числе выпуск Едиот Ахронот.
   - Дорогой?! - она никогда не видела мужа таким белым.
   - Дддда? - Кон это почти просипел.
   - Что такое, дорогой? - она отметила, что у мужа даже нос как-то странно ввалился. Лицо стало такое неровное, рваное, будто бы мертвое.
   - Я ...ээээ... Не сейчас, - это было прекрасно, что с ней можно было не лгать.
   Они договорились об этом еще до свадьбы. Он объяснил ей, что он политик, и это накладывает на его определенные обязательства в будущем. Он не может иногда ей всего сказать, не может прокомментировать ситуацию, не может рассказать о будущем. Он обязан помнить, что он публичный деятель.
   - Хорошо, дорогой, - она, молча и покорно, удалилась, стараясь не переживать. Все же зная своего мужа, Мара подумала о чем-то очень страшном. - Нет, - она тряхнула головой, - он все равно займет место лидера.
   Кон ждал, что будет дальше. А ничего, тишина. Он проследил, что письмо отправлено с анонимного почтового сервиса. Это мог сделать кто-то по приказу главы Ликуда. Хотя он бы не стал мараться. Они и так слишком тяжело пережили крах мечты безупречности. Не стали бы они лишний раз топтаться по больному месту, не стали бы напоминать ни себе,  ни ему. Значит, Ангел Чарли? Но он даже если и был замешан, то дернулся бы раньше. Он мог потребовать или денег или подчинения. Но это было бессмысленно. Существующее положение устраивало Чарли. Он достаточно стар, чтобы не стремиться управлять всеми, но еще достаточно молод, что стричь со всех купоны, оставаясь в безопасности.
   Значит, был кто-то еще. И этот кто-то еще появился. Это была та самая девочка.
   - Привет, - сказала она ему, заходя в рабочий кабинет.
   Кон пережил удар электрическим током. Ужас залил все мышцы. Глаза отказались слушаться. Девушка мерещилась ему мертвой с бледным лицом и в грязной одежде. Но нет, вот она красивая, яркая, здоровая, уверенная в себе.
   - Я рада, что смогла приехать, - сказала она. - Я пришла извиниться.
   Кон молчал, просто потому, что не мог ничего-ничего сказать. Все слишком нереально. Тут зашли какие-то люди, которых Чистильщик вроде бы знал. Они радостно поздоровались, завели общий разговор. Незваная гостья извинилась за навязчивость и удалилась, пообещав позвонить чуть позже.
   Кон даже не помнил, как он пережил этот день.
   Она позвонила вечером:
   - Добрый вечер, господин Чистильщик, - сказала она как-то уж через чур интимно дыша в трубку.
   - Что я Вам должен? - Кон держал себя в руках. Теперь пойдет торг, он это знал. Деньги у него есть, и он откупится. Он был в этом уверен.
   - Ничего, просто я буду жить рядом с Вами, господин Месарош, пока буду жить. Я еще ничего не решила. Вы и сами должны будете мне все объяснить, - она казалось торопилась, комкала слова. В разговоре не прозвучало никакого требования денежных выплат. Кон усомнился в том, что ему хватит возможностей с ней расплатиться. Скорее всего, ей нужна месть. Она хочет его уничтожить. Мысль безрадостная, тем более, когда победа так близка.
   Положил он трубку только минут через десять после окончания разговора. Ничего вроде бы такого, но холодно до обморожения. Несколько иронично он подумал, что это, наверное, ужас. Так называемый ужас, про который он много слышал.
   Кон ошибся, это был всего-то страх.
   Вечером у него была назначена встреча в Комитете Финансов со старым другом и товарищем Рабиновичем. Смешливый Юда привел с собой какого-то цивилизованного араба. За столом Юда рассказал историю, случившуюся недавно с их общим знакомым Пинхасом Глезером.
   - Представляешь, что он учудил, - Юда аж захлебывался, пересказывая глупости Пихаса. - Его славный сыночек решил жениться на милой девушке из семейства переселенцев. Поначалу они ее принимали и ничего так. Однако дурь эта у мальчика не прошла, и надо было как-то действовать. Тогда он придумал коварный план. Но секрет был в том, что не только он придумал план, но и его супруга. Он-то по-умному сработал, а вот она дура. Значит, сын внезапно узнал, что девочка была удочерена и не является еврейкой. Короче, Пинхас постарался основательно разрушить семейные корни фамилии невесты. Естественно, дикое расстройство. Свадьба отложена. Там длинные выяснения, кто есть кто и кто из них еврей, а кто притворяется. Тут как раз и выползла афера супруги. Она оказывается устаралась, сходила в гости к знакомому бывшему однокласснику, который работает в министерстве асорбции и смогла как-то вынуть себе личное дело отца невесты. Сработала она хорошо и тут же накуролесила, продав дело кому-то третьему. Мошенникам то бишь. Естественно, что те кредиты стали набирать на имя этого несчастного. Там кипишь поднялся. У семейства невесты проблемы были только фамильные, а теперь уже и финансовые.
   - И что? - у Кона болела голова от трепотни Юды. С ним было всегда приятно встречаться, но не сегодня. А еще этот араб сидит, глаз не сводит. Если бы не гость, то Кон отговорился бы семейными надобностями и быстро свернул встречу. А теперь сидит и терпит глупости Рабиновича, радующегося чужим рукотворным несчастьям. Это был, наверное, первый раз, когда Кон ощутил нечто похожее на сожаление о своей вынужденной безупречности.
   - Так чем закончилась вся эта история? - довольно вяло полюбопытствовал Чистильщик.
   Араб зачарованно кивнул. Не поймешь даже, понимает ли он хоть слово из истории Юды.
   - А завершилось все чудесно, - сообщил он, а Кон вздрогнул. Араб тоже вздрогнул, видимо знал, что для Рабиновича значит "чудесно". - Его мальчик узнал все-таки, что это проделки любящих родителей. Он объявил, что он тоже не родной, то есть вполне может быть и не евреем. Подхватил свою девицу и смотал в Америку. Родители невесты утянулись следом. Для этого сыночек забрал яхту отца. Теперь они счастливо живут в прекрасной Америке, а семейство Глезер разгребает здесь свой же собственный мусор.
   - Нда, хорошо когда так решаются проблемы, - Кон подумал это вслух. Он примерил ситуация на себя. Ему ведь тоже кто-то так же подло создал проблему с Нахумом.
   Ужин закончился, на том они и расстались.
   Однако день еще не кончился. У ворот его дома ждал автомобиль с тем самым новым знакомым арабом. Там он и предложил решение любых проблем. Кон пообещал подумать, не желая ничего обсуждать. Но араб оказался упорным, он явился к нему через несколько дней, уже зная какую проблему предложит решить.
   Уж если этот иноземец смог раздобыть нужную информацию, то Кон на грани пропасти. Скорее всего, он уже даже летит в саму пропасть, не осознавая этого.
   Кону запомнились последние три минуты этой беседы. Араб сказал, что предлагает помощь. В свою очередь он тоже потом попросит помощи.
   - Мы вложим ту сумму, на которую вы рассчитывали от Нахума. Это в наших силах. Вы покроете все расходы.
   Здесь он ударил точечно и очень метко. В Ликуде рассчитывали на эту сумму. Вообще-то главный еще не поднял этого вопроса, но через два-три месяца он бы встал на повестку дня. Партийная касса нуждалась в существенном пополнении.
   - А также мы разберемся до конца с тем, что так неаккуратно оставили ваши службы.
   Здесь араб намекнул на небезупречную работу Амана.
   Кон согласился. Араб был уверен в себе, что этот тухлый еврейчик согласится. Он привык, что проблемы всегда решает кто-то за него. Почти двадцать лет назад они поняли, что сила не только в оружии, но и в мысли. Анализ и прогнозы - вот что занимало Ястреба сейчас. В это стоило вкладывать, чтобы управлять.
   - Сначала мы получим тайную власть, а потом явную. Все в мире продается и покупается. Нельзя купить весь народ, мы купим каждого. Нельзя уничтожить одну страну, мы уничтожим весь мир.
   Ястреб ушел спокойно. Он выполнил свою миссию.
   Они успели, хотя все расчеты строились на тех  самых логических выкладках, личностном анализе и идеально сложенных "случайностях", которые направляют жизни людей.
   Теперь этот Чистильщик своим личным приказом убил девушку, так сказать, закончил начатое дело.
   Араб назначил встречу в доме Юды. Тот весьма индифферентно пожал плечами, сам открывая дверь и не желая ни о чем разговаривать. Юда Рабинович ушел наверх, а они остались в кабинете.
   - Это была услуга нашего общего друга, - пояснил его нелюбезное поведение араб. - Он просто предоставил нам свой дом на два часа. Разве это много за нашу дружбу?
   В ковре был завернут труп Ирамы.
   - Вот и все. Нет больше проблем.
   - А что я могу сделать? - Кон хотел узнать, что именно с него потребуют.
   - Думаю, что малость, но пока точно не знаю, - ответил новоиспеченный друг. - Живите спокойно.
  
   Из книги Квенн Потоцки:
   "У Ястреба было имя - Фарах Ассад. Он себя помнил с пяти лет. Тогда он ожег руку. На плече остался тяжелый рубец, который отравлял Фараху жизнь. Иногда ему нравилось смотреть теннисные турниры. Там красивые девчонки в коротких юбках прыгали и кричали. Но он не любил, когда теннисисты выступают в майках. Он сразу замечал ровные красивые плечи.
   Как-то Фарах, который вел и светскую жизнь, был на пляже где-то в плену теплых Карибских островов. Какая-то местная высказалась, что это некрасиво и надо ему свести. Он тогда ударил девушку. Ему никто не может приказывать. Даже Сияющий дарит разрешения действовать, а не заставляет.
   Фарах припомнил свое обучение. Гурии в саду? Глупости. Это для слабых умом и духом. А вот выучиться понимать ту чуждую культуру - это было тяжело. Ему объяснили, что он должен будет их понять.
   - Но как я могу принять в душу это чужое, неправильное? - Фарах задавал этот вопрос, стараясь не сорваться на крик.
   - Я знаю, что обучение в лагере, даже война - это легко по сравнению с этим..., - Сияющий улыбнулся. - Ты должен их понять, иначе ты ничего не сможешь им противопоставить. Время жестких силовых войн прошло. Их надо побеждать только их же оружием. Ты слышал об Архимеде, который обещал перевернуть мир, имея точку опоры? Так найти эту точку и переверни мир. Наша философия гласит, что и путь имеет значение, не только цель. Их бесцеремонный мир оглашает, что все пути хороши для достижения своей низменной цели. Это не так. Мы соблюдаем баланс, ту гармонию, которую даровали нам свыше.
   Фарах смирился. Ему объяснили программу обучения.
   - Вы будете там жить. Жить и общаться по нашим указаниям. Своего рода путешествие домой, но с остановками. Только выполнив все десять остановок и ответив на заданные нами вопросы, Вы пройдете этот курс обучения.
   Фараха поселили в Париже, который оказался город весны и сопливых парижан. Жил полгода без надежды выбраться из этого города скряг и себялюбцев, но Фарах это выдержал. Вопреки ожиданиям, ему не давали никаких заданий. Сказали, что это твоя квартира. Ты живешь, на еду вот пару штук. Остальное сам, как хочешь добывай или кради. Запретили только звонить домой. Заговорил он первый раз с иностранцем на улице. Точнее тот заговорил, а Фарах ответил. Ничего значащего, но появилось ощущение преступления. Фараху были не по нутру эти праздные разговоры. Он устроился на работу, стал писать тексты на религиозную тематику. Стараясь не выделяться, Фарах приспособился к этой жизни. Первое задание пришло в ноябре. Ему было предписано собрать за два месяца уникальную коллекцию ножей для разрезания бумаги. На это была выделана сумма в четверть миллиона долларов. Фараху пришлось заняться делом. Активное общение стало серьезным испытанием. Фарах узнал о себе, что отвык говорить. Оказалось, что появилась привычка разговаривать "про себя". Пришлось учиться говорить с людьми, причем говорить, не давя на собеседника, а тихо крадучись, втираться в доверие.
   Европейское Рождество и Новый год Фарах уже встречал в Японии. Там он понял, насколько был хорошо праздный Париж. Фарах приехал туда уже с заданием - убить конкретного человека. Он его убил, но до этого искал более месяца. Общение с этими двинутыми японцами не понравилось Фараху еще больше, чем общение с евереями. Он даже подумал всуе, что есть большее зло, чем евреи.
   Затем были Гоа и Китай. Гоа не оставило особых впечатлений, а вот Китай запомнился контрастом. Там он жил нищим нелегалом, который выживал каждую минуту. Китайцы могли лизать ноги и тут же могли воткнуть иглу в шею. В общем, милые ребята, которых надо было опасаться даже во сне.
   Расслабиться удалось в Тель-Авиве. Это был пятый пункт назначения. Он стал посредником в алмазном бизнесе. Возвращение оказалось каким-то пресным, но желанным. Затем были еще какие-то страны и города. Фарах привык за два года к этой жизни. Окончание обучения явилось обузой.
   - Ты привык жить каждый день в новом мире. Понравилось тебе разнообразие? - было первое, что спросил его Сияющий.
   Фарах с этим согласился.
   Дальше последовал годичный курс повторного обучения в военном лагере. Голод, жара, жесткие условия, но главное поиск цели.
   Как-то ему куратор сказал, проявив единственный раз человечность:
   - У меня ты десятый. Все предыдущие девять сломались. Никто после той жизни не выносит эту - старую. Вы все где-то там теряете цель.
   Фарах выжил. Он стал правой рукой и главой операции "Дитя".
   Удивительно, как легко поддаются обработке люди, у которых нет внутреннего стержня. Фарах Ассад улыбнулся, вспоминая Чистильщика Кона. И операция хорошая и человек пустой. Совсем скоро, наконец, можно будет взорвать бомбу.
   Чистильщик Кон дочитал книгу Квенн Потоцки. Там было все тоже самое, что только что произошло. Этого ведь не могло быть! Она что ведьма? А в конце книги взорвалась бомба, которую повез он по просьбе араба-Ястреба.
   Шок, конечно, долго не давал успокоиться. Эта старая женщина неимоверно много о нем знала. Точнее только об этой истории. Прошлую жизнь она создала ему слишком идеализированную, да и в настоящем напутала с принадлежность к партии, с внешностью. Да только вот история с Нахумом совпадает в самых малейших деталях: в цветах обоев, в выборе спиртных напитков и в промежутках между звонками. Кон взглянул на дату издания книги. Она написала ее до всего этого. Значит, это - предвидение?
   Он нашел ее адрес.
   На следующий день решился приехать к ней.
   Домик писательницы показался ему невзрачным.
   Она открыла ему дверь, посмотрела и закрыла.
   Чистильщик Кон понял, но не поверил.
   С ним этого не случится, тем более, что позвонил Фарах Ассад и попросил об услуге. Всего-то надо было решить вопрос, и помочь одному хорошему человеку не попасть в тюрьму. Вопрос решился за два дня.
   Кон решил, что это просто творческая фантазия автора.
   И он даже смог забыть обо всех неприятностях. Кон сказал себе, что ничего не было, и надо жить дальше.
   Фарах Ассад перечитал книгу Квенн Потоцки третий раз. Он сделал большой заказ на эту книгу для издания на трех языках: английском, испанском и немецком. Он хотел, чтобы предсказание о будущем распространилось по миру еще до его триумфа.
  
   История пятая: "Мужество, как сокровище"
  
   Вы говорите - время идёт. Безумцы - это вы проходите. Талмуд
  
   Аше смотрел на человека. Воспринимать сумасшествие сумасшедшего было сложно, тяжко давила его отвлеченность, отодвинутость от жизни. "До него, как до Луны", - подумал Аше.
   Сломленных рассудком Аше видел и раньше, когда ему только исполнилось двадцать три. Он тогда столкнулся со сбрендившим геологом, который страстно мечтал пробурить скважину через унитаз. Для этого сумасшедший геолог зашел в прибрежный отель и стал метаться по номерам, представляясь работником из службы персонала отеля. В каждом номере он лез руками в унитаз, а когда "достать до нефти не получалось", то разбивал фаянсовый предмет. Аше тогда пришлось доставлять двинутого геолога до ближайшей больницы.
   Общаться с таким неадекватным нереально, это Аше уяснил еще тогда. Но сейчас он попытался это сделать. Его друг Орлик застал некрасивую картину. Аше в полную силу бил человека.
   - Ты чего? - Орлик так ошалел, что не остановил напарника.
   - Смотри, - Аше показал на книгу, лежащую на столике у окна, а затем на коробку.
   - "Сокровища", - прочитал вслух Орлик. Для осмысления реальности ему потребовалось секунд тридцать. Аше до этого делился своими подозрениями, которые вдруг оказались правдой. - Ты думаешь, что оно?
   - Да, - Аше еще раз ударил по лицу все время улыбающегося Чистильщика.
   - Похоже он боли не чувствует, - резюмировал Орлик. - А ты...? - договорить он не смог. Несмотря на мужество, сил произнести вопрос о бомбе не было.
   - Я думаю, что вон там, - Аше еще раз показал на большой ящик.
   - Она взорвется в 14.42, - сказал Орлик. Раньше он бы под угрозой расстрела не назвал время взрыва, хоть пресловутую книжку писательницы Потоцки он читал. Сейчас же цифры черного дня сами пришли в голову. - Чуть больше трех часов. И мы умрем?
   - Не только мы, а все, - грубо поправил его Аше.
   - Это плохо, - Орлик не знал, что сказать еще. Слов просто не было. Разум не совмещал, что "никогда для него, его семьи, его земли и его мира" уже наступило.
   - Она закончила книгу раскаянием этого ублюдка, - Аше отчаялся добиться хоть чего-нибудь, кроме смеха, от Чистильщика Кона.
   - Подожди, - Орлик стянул с политика штаны, а затем причинил невыносимую боль, ударив по члену Чистильщика. Тот лишь еще глупее захихикал. - Он точно того, - Орлик может быть бы и завопил, но это точно было бессмысленно. Он разговаривал, как обычно, чуть медленнее нормального темпа речи. Страстно захотелось домой, к жене и сыновьям. Он не мог представить, что больше их не увидит. - Ты знаешь, что здесь было?
   - Нам нужно думать, что делать, - Аше ответил так мрачно, что Орлик уже осознал, дальше никогда ничего не будет. Смерть стоит с ними рядом, она уже забрала их с собой, просто пока они этого не признают. Вслед за мыслями о смерти пришли мысли о борьбе. Они должны попытаться выжить. - Мы должны сообщить только своим. В той книге она прописала про всех этих..., - у него язык не повернулся сказать о политиках, ведь политиками были и высшие чины их доблестной службы.
   - Хорошо, - Орлик достал мобильный и набрал номер человека, никогда не снимавшего униформу. - У нас ЧП, - Орлик отвернулся от Кона Месароша. Захлеснувшая его ярость жаждала распять эту сволочь, но, к сожалению, это бы не решило возникших проблем.
   Человек в трубке ответил четко, но чуть дергано. Они, наверное, его отвлекли от важных дел:
   - Да?
   Орлик изложил суть дела.
   - Ящик не открывать, - велел человек. - Остановите поезд.
   - Как? - задал вопрос Аше, слышавший разговор по громкой связи.
   - Так, чтобы это было правдоподобно, иначе взорвут сейчас, - чувствовалось, что их собеседник мыслил, прикидывая сотни вариантов развития событий. Но реального плана действий для разрешения ситуации он пока не придумал.
   - Хорошо, - Аше знал, что нужно делать.
   Орлик же напротив растерялся.
   - Натяни ему штаны, - попросил Аше. - Пожалуйста, помоги мне довести его.
   Орлик все еще не понял. Но внутренне он знал, что сейчас надо сделать, что просят, не задавая вопросов. Его напарник будет делать нечто жуткое, надо просто помочь. Они протащили политика до дверей вагона.
   - Иди, - попросил Аше. - А потом нажми связь и дай сообщение, что видел...
   До Орлика дошло, что именно он сейчас увидит.
   - Хорошо, - сдавленным голосом пообещал он. - Это было убийство нашей надежды? - он говорил цинично и зло, выдвигая версию для будущего, если оно, конечно, предусмотрено в книге судеб.
   Аше подтвердил эту версию.
   - Нам это даст время.
   Развернувшись, Орлик предпочел не видеть.
   Кинуть человека под поезд оказалось так легко, когда этот человек враг человечества. Аше толкнул бессмысленного политика, не испытывая никакого дискомфорта в душе.
   Поезд легко переехал и размолотил человека. Это случилось где-то между Тиберией и Назаретом.
   -------------------------------------------------------------
   История остановилась, дальше пойдя не сценарию книги Квенн Потоцки, но время продолжало свой бег. Меньше трех часов, и все равно бомба взорвется.
   Поезд остановили по сообщению бдительного охранника. Они ждали. Орлик сидел в купе, охраняя бобу. Аше говорил по телефону с человеком, который теперь пытался решить ситуацию.
   - Как ты его вычислил? - было первое, что спросил человек. Они знали, что именно этот человек спрашивает с прикладной точки зрения. Дело в том, что он обладал редким даром, совмещающим выдающиеся интуитивные способности с цепким и изворотливым разумом. Этот человек умел по деталям, по предпочитаемым цветам, по любимым блюдам, по случаям из жизни объекта со стопроцентной уверенностью прогнозировать его поведение в будущем. Но особо ценным было то, что этот человек умел воспроизводить побуждения, двигавшие объектом, исходя из его поступков. В организации его звали "неснимающий форму". Его работа однозначно ценилась и отмечалась, сослуживцы его боялись. Общаться с человеком, точно знающим, что у тебя в голове, очень неприятно. Жил он один в роскошных апартаментах у Мертвого моря, проводя много времени в праздном созерцании закатов и рассветов.
   Аше стал рассказывать:
   - Я должен был его опекать с момента посадки в поезд, - простое перечисление фактов, доставляло некое неправильное удовольствие, подтверждающее, что он еще пока жив, хотя сам Аше четко понимал, что он и окружающие его люди уже покойники. - Появился он, как и положено, в восемь. Спокойно прошел досмотр. Никаких сложностей, никаких ящиков. Мы его сопроводили до купе. Первый вагон, как и было предусмотрено. По пути он пересекся с двумя людьми. Вы их знаете. Это министр по финансам и депутат Кнессита от левых. Они просто поприветствовали друг друга. Разговоры были общие. Министр по финансам высказался о том, как приятно провел шабат с родными на море. Чистильщик Кон поддержал его, подтвердив, что выходные дни были прекрасны. Он с женой и детьми выезжал в загородный дом старшего сына и невестки.
   - Хорошо, - автоматически одобрил его собеседник. - Затем?
   - С депутатом он обменялся просто приветствиями. Мне показалось, что у Чистильщика что-то болело. Он поморщился пару раз. Скорее всего, он поэтому и пошел в купе так быстро. По инструкции я зашел туда проверить все ли в порядке. До отправки было ровно пятнадцать минут. При мне ему позвонили. Он сказал всего два слова.
   - Подожди, как он взял телефон? - потребовал уточнить собеседник.
   - Спокойно, - Аше еще раз прокрутил в голове все события. - Спокойно. Я бы и не подумал. Просто он сказал: "Ящик? Сейчас?".
   - Ему долго отвечали? Точнее, нет. Скажи сначала, как он слушал. Долго ли ему говорили первые фразы, до того, как он уточнил про этот ящик? - потребовал вспомнить собеседник.
   - Ему говорили почти две минуты, - признал Аше.
   - Дальше, - повелел говорить собеседник.
   - Он сказал эти слова, а затем еще послушал, но уже меньше десяти секунд.
   - Значит, ему приказали, - прокомментировал интуитивист. - Тебя зацепило слово "ящик"?
   - Да, - признал Аше.
   - Дальше.
   - Дальше он попросил меня помочь. Но по инструкции я не имею право. Но мы не успели ничего сделать. По вагону загрохотало. Постучали в дверь купе. Я открыл. Там были двое. Оба наших в форме внутренних войск. Они принесли ящик. Мне пришлось выйти, чтобы они его занесли. Я заметил, что Чистильщик Кон в это время занервничал. Но тогда я ничего не понял.
   - А что случилось, что ты пошел к нему снова? - собеседник желал достать истину, спрятанную в подсознании Аше.
   - Я вышел. Мне там делать было нечего. До отправления оставалось еще минут семь-восемь, когда Кон буквально выбежал из своего купе. У него двери рядом с выходом. Он кинулся куда-то, но мне его движение показалось каким-то хаотичным. Я его окликнул, спросив: "Что случилось, уважаемый Кон?". Он сказал мне: "Хочу взять ... чтиво". Он будто бы запнулся, когда сказал про чтиво. На перроне взять нечего. Негде было. Он должен был выйти с вокзала, но тогда бы не успел на поезд. А здесь подошла она.
   - Кто она? - собеседник старался сдерживаться, чтобы не кричать.
   - Бабка какая-то, - Аше, когда это сказал, сам понял, насколько бабка была там неуместна. Аше закрыл глаза, стараясь визуально воспроизвести образ незваной бабки. - Нет, не такая уж и бабка. Она была в форме. Фигура чуть кряжистая.
   - Почему ты назвал ее бабкой? - "неснимающий форму" требовал вспомнить прошлое до мельчайших деталей.
   Аше попытался описать "бабку". По всему выходило, что женщину эту он даже не сможет узнать. То казалось ему, что глаза у нее серые, то черные. Хотя в начале описания он упомянул, что она была в темных очках. Собеседник уже уловил, что "бабка" потребует детальной проработки, но на вокзале есть камеры, так что она от него никуда не уйдет.
   - Так и что дальше? - человек на том конце провода разрешил продолжить описание событий этого утра. - Подошла женщина в форме.
   - Да, она сказала, что вот ему принесла.
   - И?
   - И протянула книгу.
   - И?
   - И он взял, - сейчас Аше точно понимал, что это было более, чем необычно. Но тогда он ко всему увиденному отнесся нормально. А в действительности там надо поднимать тревогу. Он сам себя не понимал. Как можно было такое пропустить?!
   - Ты попал под какое-то воздействие, - резюмировал его старший друг. - Пусть это тебя не беспокоит. Мы все проверим.
   - Воздействие было кратковременным? - Аше хоть и знал про все эти гипнозы и техники манипуляций, но тревожился.
   - Да. Ты не был прямым объектом воздействия. Им точно был наш друг Кон Чистильщик. Кстати, как там у вас дела?
   - Пока тихо, - процедил Аше сквозь зубы, резко вернувшись в этот полдень. Он посмотрел по сторонам. - Поезд стоит. Все переживают. Названивают. А они не взорвут???
   Аше имел в виду прямо сейчас, но не произнес этого страшного слова.
   - Мы даем в эфир информацию, что поезд придет по расписанию. Чуть увеличим скорость движения или найдем альтернативный вариант доставки людей на саммит. Так продолжай, что было потом?
   - Он взял книгу. Я увидел, будто бы зафиксировался, что это то самое "Сокровище" Квенн Потоцки.
   - Ты сам читал книгу?
   - Читал, конечно, - Аше будто бы горло перерезали. Говорить он не мог почти минуту. - Там описано все это.
   - Ну, почти это. Там описано, что Кон раскаялся. А на самом деле он уже за границей земной жизни, и, судя по всему, раскаяться не успел, - "неснимающий форму" сплюнул и ругнулся. Аше явственно это услышал. - Наша писательница не все расписала.
   - А можно у нее узнать?
   - Можно, конечно, но это не отменяет того, что нужно сделать сейчас, - вот теперь они подошли к главному.
   - Что нужно сделать? - Аше понимал, что увезти бомбу никуда не возможно.
   - Сейчас к вам прибудет вертолет. Вы полетите с "ней" к границе или к морю. Короче, вы куда-нибудь полетите. Наши сейчас рассчитывают куда именно, - Аше услышал в этом ответе приговор себе.
   - Я полечу?
   - Ты полетишь.
   - Один?
   - Еще будет пилот.
   В разговоре возникла пауза. Аше уже был за гранью жизнью на той дороге, что ведет к вечности. Его собеседник отдавал какие-то указания, прикрыв трубку ладонью. Аше явственно расслышал: "Хорошо, пусть".
   - Аше, - "неснимающий форму" вернулся к разговору. - Скажи мне, ты сможешь ... Нет, слушай.
   - Да?
   - Значит, все будет обставлено следующим образом, - и он рассказал, как все будет.
   Аше уже услышал звук вертолета. А это значило, что, наконец, закончилось время ожидания. Надо будет действовать.
   - Я хочу позвонить семье, - попросил он.
   - Только по этой линии, - разрешил "неснимающий форму".
   - Хорошо.
   Разговор они закончили, не прощаясь. Просто оба одновременно нажали отбой. Аше набрал номер телефона своей жены.
   - Гиль, ты где?
   Она защебетала, что в торговом центре, покупает новые игрушки для их мальчика. Аше слушал голос, не воспринимая информацию. Мысленно, он прощался с ними. Да, хоть его собеседник из военной контрразведки и выразил уверенность, что Аше справится, что они вывезут бомбу, что все будет хорошо, но сам Аше в это не верил. Ему казалось, что они не успеют.
   - А как там мама?
   - Мама? - переспросила Гиль. Ее как-то эмоционально задело уныние и тоска в голосе мужа. - Ты сильно устал? Что-то случилось? Подожди, тут новости про вас!
   Аше слышал в телефоне, что по новостям объявили о страшном происшествии - террористической атаке на надежду страны. Его это даже не покоробило. В конце концов, каждый может ошибаться. Так даже лучше для всех. Его бы Гиль переживала, если бы знала про бомбу.
   - Милый, это у тебя? Ты поэтому звонишь? - Гиль расстроилась, у нее пропало всякое желание покупать игрушки. Она подумала, что Аше через два дня вернется домой, а ей надо договориться с его мамой, чтобы присмотрела за детьми. В конце концов, надо будет устроить мужу праздник - день выходной и полный любви. Они могут целый день заниматься только друг другом. - Ты это видел?
   Аше не стал ей говорить, что не только видел, а и сделал.
   - Да, так получилось.
   - Это, наверное, ужасно, - Гиль сказала, как они с мальчиками его любят, как он замечательный папа и муж. - А тут говорят, что вы все равно туда отправитесь. Сейчас вертолеты летят, чтобы всех доставить на этот саммит. Правда?
   Аше подтвердил.
   - Ты с ними?
   - С ними...
   Потом он говорил с любимой женой, обсуждая, что ей сегодня приготовить на ужин для мальчишек, да и для себя. Она ведь хотела скинуть пять лишних кило, оставшихся после рождения Оада.
   Вертолеты сели. Осталось меньше двух часов.
   В это время искали Квенн Потоцки. Выяснилось, что два дня назад она выехала из Израиля в Австралию.
   - Будет через две недели, - ответила девушка, присматривающая за ее домом.
   Службе пришлось удовлетвориться этим ответом.
   О реальной ситуации знали шесть человек: Аше с напарником, "неснимающий форму", премьер-министр, министр финансов и "Бульдог Авраам" - лучший пилот и друг "неснимающего форму".
   - Ты всегда друзей посылаешь, - Авраам сказал лишь это на предложение "неснимающего форму".
   - Поэтому у меня нет друзей, - признал тот. - Ты полетишь? С тобой будет еще, - и "неснимающий форму" сказал про Аше.
   - Да, Аше я знаю. Мы с ним справимся. Но ты подумал, что будет, если хоть кто-то поймет, куда мы летим. А ведь поймут. Если они следят за ситуацией, а я не верю, чтобы не следили, то поймут. Ты понимаешь, что тогда будет?
   - Ядерный взрыв, - признал военный чин. - И конец света для нас персонально.
   - А премьер что говорит?
   - А что он может сказать? Молится и ждет. Он-то точно ничего не решает. Сейчас даже обещаний не дает. Но я-то знаю, что если мы из этого выкрутимся, то он сотрет весь ближний и дальний восток с лица земли. Это ведь страх за себя и свой мир, который не восстановишь ничем...
   - Да, ничем и никогда. Все будет бессмысленно, - Бульдог Авраам попрощался, предчувствуя, что это был последний их разговор.
   "Бульдог Авраам" не знал, что полетит он туда не один. Его попросили прихватить с собой сотрудника специального отдела Фараха Ассада. Авраам не знал, что Фарах Ассад полетит по согласованию с "неснимающим форму". А тот ему не рассказал, как это случилось. У "неснимающего форму" было двадцать шесть минут. Настоящая роскошь в таких экстремальных условиях. Двадцать шесть минут на то, чтобы подумать.
   Сначала он запросил данные камер с вокзала. А пока принялся воображать. Он никому не открывал тайну. В действительности, он не анализировал, не прогнозировал и даже не экстраполировал. Он просто воображал себя этим, которого надо было поймать.
   Вот и сейчас он представил себя сначала Коном Чистильщиком. Того он знал в силу профессиональных обязанностей. Конечно, понимая на что делается ставка партией, "неснимающий форму" не особо вникал в сущность Чистильщика, но информацию собирал исправно. Пригодились сейчас все сведения о безупречном и честном Коне Мессароше.
   Сумасшествие уже приходилось испытывать "неснимающему форму". Надо иметь четкие якоря, чтобы суметь вернутся в свою шкуру. Лет восемь назад столкнулся он с потерявшим разум человеком. Не повезло, что это был его куратор. Тогда имитатор совершил дикое открытие, которое объясняло, почему сошедших с резьбы нереально вылечить. Перегрузка в эмоциях открывает двери сумасшествию. Человек ранее неэмоциональный испытывал стресс, который, наконец, открывал чувственное восприятие, и здесь он сходил с ума от двойного стресса. Тонкий переход от стресса к эмоциям, от эмоций к сумасшествию. Имитатор тогда понял, что есть "дефектные" люди, не испытывающие основной гаммы человеческих эмоций. И если вдруг открываются эти запертые двери, то ниагарский водопад размывает разум человека. В жизни все надо познавать постепенно, затем нам и дан период взросления.
   Идти назад от сумасшествия к норме очень сложно и очень страшно. Якорь приходится поднять и плыть по течению эмоций.
   Я - бомба, я сейчас умру. Умру и умру. Вокруг все умрут. Я демон, разрушающий этот мир. Мир, который я строил.
   "Неснимающий форму", наконец, смог полностью воплотиться во внутреннюю сущность Мессароша.
   Семья никуда не уехала. Все здесь.
   Я - виноват.
   Вина оказалась самой сильной, именно, тем, что не вынес "безупречный" человек. Вина и горечь от пустоты. Имитатор оценил, насколько, страшно быть повинным в гибели человечества. Затем ему все же удалось пойти назад по дороге к прошлому Мессароша.
   Чтобы так затопила вина, надо понимать.
   Поездка, когда тебе вручают бомбу, и ты, наверное, это понимаешь. Точнее, ты точно это понимаешь, не происходит просто так.
   Сначала надо этого почти ожидать. А если бы я знал об этом заранее, то уже бы сбежал или сошел с ума. Я просто подозревал и боялся.
   Имитатор на секунду приоткрыл глаза, возвращаясь в свой образ. Да, эмоциональная пустота - страшное наказание для человека, но и эмоциональный перегруз не менее жуткая разрушающая сила.
   Думать конструктивно, высчитывать, так велел себе имитатор.
   Событие прошло недавно. Я что-то получил, меня попросили. Но как я узнал, что это будет бомба?
   Книга Потоцки. Глупости, конечно, но значит, что неблаговидный поступок был совершен, тем самым нарушилась аура безупречности, совершенства и независимости.
   В книге был араб. Кто это? Кто его привел? Друг? Друг мог привести этого человека. Кто мой друг?
   "Неснимающий форму" мысленно перелистал досье Кона Мессароша. Политические друзья, враги, финансовые партнеры, коллеги. Кандидатур было несколько, а вот проверять времени не было.
   И здесь "неснимающий форму" сделал то, что было немыслимо в обычных условиях. Он положился на книгу Квенн Потоцки, поклявшись себе, что если он выживет, то найдет эту женщину и поблагодарит.
   Книгу, ставшую негативным событием для маленькой страны, он читал более трех месяцев назад. Он поднялся и посмотрел на часы. Осталось еще шесть минут. Книга стояла на полке. Он еще не успел отнести ее в книжный магазин назад.
   Там было написано Фарах Ассад. Описание внешности было дано несколько скудное.
   Кто это может быть?
   "Неснимающий форму" взял трубку и набрал мобильный номер человека из министерства финансов.
   - Юда? - "неснимающий форму" и сам не верил, что Потоцки может быть права.
   - Да?
   Он задал свой вопрос, стараясь не донести до сознания собеседника смысл ситуации.
   - Был такой. Фарах Ассад, - подтвердил смешливый Юда. - А что собственно?
   "Неснимающий форму" посмотрел на часы. Осталось две с половиной минуты. Он отдал приказ: "если кто-либо изъявит желание лететь, то взять с собой", а также набрал номер своего "поверенного".
   - Найди, захвати, вынь душу, убей. Затем сделай это со всеми, кого он назовет.
   - Есть, - отрапортовал тот.
   - Вынь душу, - вдруг еще раз попросил отдающий приказ. - Пожалуйста.
   - Есть, - "поверенный" как обычно не проявил эмоций.
   "Неснимающий форму" знал, что его штатный душегуб еще один кандидат в сумасшедшие. То же отсутствие эмоций, что и у Кона Мессароша. Но об этом он решил подумать потом. Сейчас нужна жестокость и хладнокровие.
   И тут случилось чудо. Ему сообщили, что туда хочет лететь некий сотрудник специальной службы Фарах Ассад.
   - Взять в вертолет Бульдога, - ноги у "неснимающего форму" подкосились. Он почти поверил, что дело сложится. Бомбу они вывезут, и все будет хорошо.
   Затем позвонил премьер-министр:
   - И как? - он боялся сглазить.
   - У нас стартовало шестнадцать вертолетов. В одном из них мой хороший пилот, который знает в чем дело. Он с напарников вывезет бомбу. Остальные устроят спектакль, возьмут политиков из поезда и отправятся к месту саммита. Тот вертолет отклонится от курса. Надеюсь, что мы справимся.
   - А нашли, кто это сделал? - премьер-министр старался держаться спокойно, не высказывая истерии. Ему удалось заставить жену и семью сына сесть в самолет. Он их буквально выпихнул из страны в экстренном порядке.
   - Поклянись, что не вернешься, - потребовал он у жены.
   Она поклялась, не зная, что происходит. В свое время еще до свадьбы они заключили договор. Он молодой политик, а она его жена. И если случится так, что он попросит срочно уехать, спрятаться, позвонить или куда-то не поехать, то она это сделает без всяких вопросов и максимально быстро.
   - Я никогда тебя не попрошу ни о чем, только если без этого не обойтись, - поклялся он тогда.
   - Итак, ты будешь искать тех, кто это сделал? И куда, бесседер, смотрит твоя служба. Как они могли сделать бомбу? КАК? КАК смогли доставить к нам?
   "Неснимающий форму" чихнул.
   - Я, между прочим, не распоряжаюсь никем, кроме себя. Я не могу контролировать службу. Может быть они помогли это организовать. Ты сам знаешь, какая продажная у нас служба. Они ж открыто принимают заказы на киллерство в международном масштабе.
   - Мне это расскажи, - фыркнул премьер-министр. - Ты знаешь все обо всёх. Не могли они пропустить бомбу.
   - Могли, - отрезал собеседник премьер-министра. - А много мне дает, что я знаю всё? - возмутился "неснимающий форму". - Знание не всегда сила.
   - А что у нас сила? - премьер-министр тоскливо посмотрел на часы. Он знал, что в книге Потоцки взрыв был в 14.42. Осталось два часа. - Деньги?
   - Деньги? Нет. Думаю, что не деньги, - "неснимающий форму" вздохнул. - Дело в другом.
   - В чем? Хотя это сейчас неважно. Ты лучше скажи, как все будет?
   - Откуда я знаю. Сейчас положение таково, что туда летят шестнадцать вертолетов. На одном из них находится человек, контролирующий бомбу. Наши эксперты уже посмотрели ...
   - Они ее не взорвали? - всполошился премьер, одновременно стараясь посмотреть в окно, не видно ли там ядерного грибка. - КАК ТАМ ЧЕЛОВЕК?
   "Неснимающий форму" решил проигнорировать этот вопль, ответив на первый вопрос про бомбу.
   - Нет. Наши технологии позволяют посмотреть нормально, ни к чему не прикасаясь. Эксперты подтвердили, что там есть ядерный материал.
   - А расчекрыжить ее они не "можут"? - премьер не знал, на что требовать ответа в первую очередь.
   - Не "можут". Если попытаются и не удастся, то ведь это ведь не просто взрыв, это ядерный взрыв, - жестко объяснил "неснимающий форму". - Мы должны ее вывезти.
   - А тот человек, про которого ты говорил? Его можно заставить ее выключить?
   - Во-первых, мы его заставим. Он сделает, но я думаю, что там есть защита от дураков. Он может ее выключить, а она взорвется. И что? У нас единственный шанс ее вывезти. Если мы ее не вывезем, то мы все умрем.
   Премьер-министр вздохнул. Самолет с его семьей на борту уже ушел из воздушного пространства Израиля.
   Они поговорили еще две минуты. "Неснимающий форму" отказался давать дополнительную информацию о террористах.
   - Не сейчас. Если выживем, то надо действовать с холодной головой.
   Теперь два часа ждать. Затем или новая жизнь и месть или старая и смерть.
   На досуге оставалось подумать над тем, кто вручил на вокзале опасный груз ныне уже покойному политику Кону Чистильщику. Сейчас он должен получить пленку, там должен быть виден процесс передачи книги, а также возможно еще что-то важное. Замигал зеленый значок закачки. Можно смотреть.
   "Неснимающий форму" нажал "просмотр". Прогнав лицо женщины по всем базам, он установил, что она не значится нигде.
   - Будем искать! - пообещал он сам себе, надеясь хоть на какое-нибудь будущее.
   Прибытие вертолетов было почти торжественным. Каждый жаждал улететь отсюда быстрее. Они все третировали начальника поезда и начальника службы охраны. Аше порадовался, что он всего лишь заместитель.
   И все они обсуждали коварное убийство Кона Мессароша.
   - Но кто здесь?
   - Как его могли?
   - Куда делся убийца?
   - Как это могло произойти под вашим носом?
   - Надо скорее на саммит.
   - Мы должны доказать, что нас не остановят.
   - Мы идем к миру. Это мировой саммит!
   - Скорее распределите вертолеты.
   - Когда мы взлетаем?
   - Давайте быстрее решать.
  
   Начальник поезда успокаивал присутствующих, как мог:
   - Раз это была атака, то каждый получит вертолет. Поэтому их и вызывали. Мы не уверены, что на шоссе нет других террористов. А вертолеты всех доставят вовремя. Тише, давайте определимся!
   Вертолеты садились красиво, брали на борт по несколько пассажиров и поднимались. Его вертолет был последний.
   Аше узнал свой вертолет. Такое ощущение, что он как-то по-особому светился. Бульдога Авраама он не видел года два, если не три.
   - Приветствую, - Аше помахал рукой.
   Бульдог Авраам ответил, приложив руку к шлему. Затем он выбрался, заглушив винты. Аше разглядел, что в кабине еще кто-то, и сердце нехорошо заныло. Чуть суетливый, но красивый араб.
   - Фарах Ассад, - тот предъявил корочки.
   Аше вдруг услышал голос откуда-то сверху: "Так выглядит смерть. Поздоровайся с ней!".
   Аше представился.
   - Так что случилось с Мессарошем? - спросил араб.
   Аше пожал плечами:
   - Мы так и не знаем. Предполагаем убийство или самоубийство. Для нашей службы надо все собрать. Наши будут расследовать в конторе на месте саммита.
   - Да, это получит мировой резонанс, - подтвердил араб, чуть неуклюже улыбнувшись.
   Бульдог Авраам не принимал участия в разговоре. Ему хватило полета, чтобы интуитивно понять, что за человек с ним в кабине.
   - Его вещи собирают и то, что осталось от него уже упаковали. Мы полетим на базу вместе со всеми, - безлично сказал Аше.
   - Понятно, - кивнул Ассад.
   Вроде и говорить не о чем больше. Аше понимал, что можно спросить, зачем здесь Фарах Ассад. Также понимал, что тому не терпится увидеть свою коробку и удостоверится, что она в неприкосновенности. Но Аше молчал.
   Минута длилась вечность. Аше смотрел на Ассада и думал, что видит изобретательного врага человечества номер один. Можно было, конечно, дать ему в морду, но никто не гарантирует, что бомба не взорвется.
   - Сейчас все принесут, - послышалось от Орлика.
   - Хорошо, пора, - Бульдог Авраам пожал плечами. Это восхитило Аше. Он не мог так спокойно смотреть на "нечеловека". Но в тот же миг Аше осознал, что он вцепится руками и ногами в Фараха Ассада. Он заставит его сесть в вертолет. Ассад должен разделить их судьбу. А еще Ассад должен не взорвать бомбу.
   У них было меньше минуты, чтобы перекинутся словами, когда араб отвлекся на ящик.
   - Скоро землетрясение. Они все об этом забыли, - сказал Бульдог Авраам.
   - Так написано у Потоцки. Но ведь они не знают про бомбу, - ответил Аше. - Ты веришь?
   Бульдог Авраам пожал плечами.
   - Нам просто надо действовать.
   Когда ты смотришь вниз с высоты, то, кажется, что еще шаг вперед и полетишь. Так всегда думал Бульдог Авраам. Только потому, что в голове застряла эта дурацкая мысль, он и выучился на пилота. Летать - предел мечтаний каждого, но полеты у всех разные. Бульдог Авраам даже построил целую философскую систему на этой идее. На самом низу ему представлялись людишки, которым силы летать дает страх и деньги. Почему он приравнивал эти два материально-нематериальных понятия, Бульдог не задумывался. Чуть выше их, те, которые хотя бы могут представить себе, что есть настоящий полет, стоят люди, летающие во сне. Это мечтатели, фантазеры и писатели. Бульдог Авраам всегда с этой точки зрения оценивал любое чтиво, которое им иногда пролистывалось. Уже совсем близко к вершине находятся люди, желающие и летающие в любви. Это семья. Бульдог Авраам постиг мощь крыльев семейной жизни в девятнадцать. Сейчас его уже взрослый сын пошел служить. И на самом верху в его представлениях стоят люди, которые умеют договариваться с Богом. Именно, договариваться, а не просто разговаривать. Бульдог Авраам считал, что каждый прожитый день есть прожитый пункт договора с Богом. Сегодня он с ним, наверное, не договорится. Такое жесткое предчувствие.
   Издали было видно, как Аше говорит с кем-то по мобильной связи. Читать по губам он научился на службе во внешней разведке. Ему нравился этот вид наблюдения, когда без помощи технических средств, ты можешь "услышать" человека. Весьма распространенно, что человек закрывается от технической прослушки, забывая про эту примитивную форму надзора. По давней привычке Бульдог Авраам "прислушался" в Аше.
   Выражение мрачности на лице будущего напарника, а полетят они точно вдвоем, предсказывало неудачу. Бульдог Авраам свято себе верил. Если мнится, что будет падение, значит, он не долетит. Только вот отступать ему точно некуда.
   - Ты мне должен верить, - говорил Аше кому-то в телефон.
   Затем послушал, вероятно, какие-то возражения.
   - Так сколько раз повторять, что я его не удушу.
   Здесь Бульдог Авраам напрягся и сразу же расслабился. Такой механизм реагирования на опасность достигался им легко и непроизвольно. Еще в спецшколе, обучая расслабляться, потому как только в состоянии покоя ты способен допрыгнуть до звезд, Бульдог Авраам открыл удивительную особенность своего организма. Сигнал опасности несет напряжение. Это у всех одинаково. Но наставник в школе говорил, что опасность "напрягает" каждый мускул, и наибольший "эффект натяжения" приходится на шею и голову, а также на ту серую массу, что зовется мозгами. В принципе общеизвестные сведения, но вот присказка у наставника была замечательная. Он сказал, что если бы всю эту силу напряжения получил бы мужской орган, то он бы смог "затрахать на смерть" всех врагов страны. Грубая и дурацкая шутка, но действенная. Бульдог Авраам, обладая визуальным типом мышления, живо себе это все представлял. Напряжение уходило, осталось лишь сила, концентрация и бескрайняя интуиция, которые помогали ему проживать еще один день. Сегодня старый прием исправно помог. Ясность в голове и просчет вариантов. Куда упасть?
   - Трясет! - вякнул в эфире диспетчер. - Колебания! Шесть и семь десятых бала.
   - У нас семь и два, - откликнулся кто-то.
   - А нас все десять, - Бульдог Авраам глядел на море и на пустыню. Песок, как вода, крутило и волновало.
   - Это землятресение! - догадался их пассажир.
   Авраам и Аше смотрели в одну точку. На часы. Они не успевали.
   - Ее никуда не деть, - заявил Аше.
   - Ее никуда не деть, - подтвердил пилот.
   До Ассада дошло сразу, но сделать он ничего не успел.
   По часам было уже 14.30.
   Под брюхом вертолета Мертвое море.
   - Нам туда, - показал Аше пальцем вниз.
   Авраам кивнул. Им, действительно, туда. Он тоже думал о близких. В минуты мужества только близкие и родные люди дают ту силу, которая меняет мир.
   Диспетчер казалось понял, о чем они говорили.
   Бульдог Авраам отключил радиосвязь. Больше говорить ни о чем нельзя, да и больше некому. Так и осталось неизвестным, можно ли что-то сказать, когда умираешь, осознанно падая вниз в компании ублюдка и друга с тяжелой "ядерной подружкой" в багаже.
   Аше кивнул.
   Тот сзади не понял, но как-то прочувствовал.
   - Вы чего? - он утратил свои светские манеры.
   - Мы вниз, - хмыкнул Бульдог Авраам. - Я туда красиво упаду, - пообещал он неизвестно кому, может быть и себе.
   Решение было принято интуитивно верно.
   Аше молчал. Попрощался со всеми он ранее. Теперь самое сложное - прощание с собой. Мы все равно всегда надеемся, даже чувствуя пулю у сердца, надеемся на шанс.
   Искаженное лицо Фараха Ассада доставило бы удовольствие "неснимающему форму", но его здесь не было. Аше и Аврааму было все равно. Это просто работа - упасть вниз.
   Ассад видел, что творится внизу. А внизу расстилалось море. Мертвое море, которое сгрызло все живое вокруг, волновалось и сердилось. От воды шел пар. И запах соли. Губы в соли, кожа в соли, пленка из соли уже была на всем. Аше прикусил нижнюю губу. До крови прикусил, но боли не слышал.
   Море стало серым. Откуда взялась серость в этом вечно зеленом море, Аше не думал. Серость поглощала ту красивую бездонную тишину волн, заставляя их кипеть.
   Все в падающем вертолете увидели какие-то огромные белые водовороты. Это была соль, играющая в больших мучных червей.
   На всем вокруг была соль, ее стало еще больше. Она стала выжигать глаза.
   Кто-то сзади кричал, пытаясь придушить Бульдога Авраама. Аше даже не дернулся. Он уже видел ту трещину, в которую они упадут.
   Визг и опять-таки бесконечная соль. Горькая до невозможности, вызывающая головную боль. Аше перестал видеть правым глазом. Пошла кровь.
   Когда-то, наверное, не слишком давно, Аше не помнил уже, он слышал разговор двух мальчишек на пляже. Один спросил:
   - Какая земля внутри?
   Второй ответил:
   - Черная.
   - А море?
   - Зеленое.
   Все оказалось неправдой. И море, и земля внутри красные.
   - ...превысил допустимые пределы..., - услышал Аше от кого-то, и здесь он испугался. Неужели та тетка ошиблась, и время вышло? Ведь до взрыва еще несколько минут. Так было написано.
   Почти два вдоха, и они у самой воды, которая вдруг надумала услужливо им расступиться. Как у Моисея воды разошлись, и показалась земля. Аше сообразил, что с Моисеем было не так. Если бы воды разошлись перед людьми, то они бы оглохли. Он вот тоже оглох, потому что настала тишина.
   А дальше их спалило огнем. Это уже бесстрастно зафиксировала душа Аше, которая успела вырваться из смыкающейся земной ловушки.
   -------------------
   Один человек видел с берега падение вертолета. Но забыл об этом. Вертолет ничего не знал по сравнению с тем зрелищем, что вода убегала от него. Обнажалось твердое белое дно. Это вечная соль, которая трескалась и крошилась. Человек кашлял и харкал кровью, но все равно смотрел. Вода уходила в трещины, будто бы стараясь что-то потушить.
   До этого трясло, а тут стало еще хуже. Когда вертолет упал, то оно грохнуло. В воздух поднялась пыль из земли, пород и соли. Все было заражено. Но этого человек уже не узнал. Он просто умер.
   -----------------------------------
   А чуть дальше на западе люди тоже видели уход воды. Уходило Средиземное море. Зная, что дальше за землетрясением следует цунами, они все равно никуда не спешили. Мир менял свой лик, а от этого никуда не убежишь. Поднималась из морских вод Кейсария. И многие плакали, зная, что придет за тем.
   Общим кличем стал вздох: "и падет наш город....".
   ---------------------------------------
   Потом ученые скажут, что глобальные подвижки земной коры заняли чуть менее семи минут. Остаточные явления продолжались еще почти пять лет.
   Только вот никогда не будет обнародовано, почему же часть территории Израиля была заражена тяжелыми осадками.
   Будут написаны тысячи научных трудов, проведут миллион гипотез, но гриф "не подлежит разглашению ни при каких обстоятельствах. Хранить вечно" так и не будет снят с папки, состоящей из одного листа. Там написанное от руки заявление на имя премьер-министра страны от человека, который никогда не снимает форму.
   "Удалось предотвратить наземный ядерный взрыв. Подземный произошел где-то на глубине двух километров". Дата и подпись.
   -----------------------------------
   А Иерусалим не пал, хоть и большая часть осадков с зараженного столба выпала на него.
   Иерусалим не пал, хоть и опустился в результате подвижек земной коры почти на пять метров.
   Иерусалим не пал, хоть его жители стали умирать.
   Но и выжить у него почти не было шансов.
  
   История шестая: "Морские сокровища"
  
   Много званых, но мало избранных.
  
   В далеком тысяча каком-то году, когда Ричард Львиное Сердце чудил с крестовыми походами, случилась в Иерусалиме история почти невероятная.
   Один человек, живший на улице Роз, как и все ждал Благодатного огня. Огонь пришел, люди умылись и восславили Бога.
   Прошли праздники, наступили будни, но человеку в душу запало желание понять, как Бог общается с ними посредством огня. Ему не казалось это святотатством, потому как главным было суметь сообщить Богу о тех "несправедливствах", которые будут твориться в будущем. Происходил этот человек из древнего рода, считающегося родом царей. Но об этом мало кто знал, иначе не избежать бы ему проблем, а то и слишком быстрой смерти. Он себя чувствовал дважды ответственным за город и людей. Во-первых, из рода такого, а во-вторых, он "видел" будущее. Не все будущее, конечно, но что-то такое, что явно не может быть настоящим. Хотя иногда он задумывался о том, что все это может быть игрой воображения. Но все равно верил, что это будущее. Оно его очень тревожило.
   Человек этот знал, что Бог все видит и знает, но ведь с Богом надо говорить. В разных мудрых книгах это написано. Там даже специально указано, что надо говорить, что надо просить, но понимать.
   Человек этот подумал, что надо поговорить с Богом в том месте, где тот его точно услышит, и будет иметь возможность сказать.
   - Слишком большая ноша для меня, - так тихонько повторял человек.
   Но прийти к Благодатному огню в день его схождения было невозможно. В другие дни не имело смысла. Тогда он задумал пробраться туда заранее и там подождать.
   Стены города осаждали металлические рыцари, а он готовил подкоп. Продолбать дорогу до храма было трудно. Но это сделал. На столь сложное и тайное дело ушло шесть лет.
   Рыцари ушли несолоно хлебавши.
   А он, наконец, дорылся до истины. Пещера, откуда приносят Благодатный огонь, не впечатляла. Там не было ничего и Бога тоже не было. Нора в горе. И ничего. От бессилия и обмана человек упал на колени и заплакал. Надежда излилась горечью.
   Он плакал, как рыдают навзрыд, теряя все в жизни, да и саму жизнь.
   - Я не понимаю, - чуть позже сказал он своему другу.
   Тот покачал головой, стараясь не показать своего замешательства. Рыть подкопы к Храму, напрашиваться к Богу на беседу. Это всерьез говорило о его душевных проблемах. Но и своих проблем было не мало, нельзя судить людей.
   - Ты забыл, что это может быть место только для одного дня. Ты же там не был, когда сходит огонь, - так друг постарался отодвинуть неизбежность сумасшествия своего знакомого.
   - И точно, - опять надежда поселилась в душе, разрывая ее на тряпочки для помывки полов.
   Он натаскал туда запасов, и ждал еще три месяца. Последний месяц он объявил себя больным. Из дома не показывался, а сидел в самой пещере.
   Заросший, вонючий, но безмерно счастливый. Таким его увидал, сошедший туда священник.
   - Ты кто? - очень вразумительно спросил священник.
   - Я пришел говорить с Богом, - оповестил его человек. - Я тебе не мешаю. Моли об огне. Но когда он придет, то я поговорю с ним первым.
   Священник попался разумный, догадавшийся, что спорить не надо. Он покачал головой, но встал так, чтобы видеть этого безумного. Молиться, он не молился, он ждал.
   - Ты почему не молился? - не выдержав двух часового молчания, потребовал ответа человек.
   - Потому что я много молюсь. Но в этот день должны молиться вы - все остальные. Нам положено только ждать, - очень спокойно ответил этот достойный человек.
   Тонкое лицо говорило об образованности. Жесткие глаза продолжали рассказ о прожитых годах. А внутреннее спокойствие утверждало веру.
   - Как это мы должны молиться? Это же вы зовете Бога! - возвопил человек, его ожидающий.
   - Нет, - негромко рассмеялся священник. - Это не мы, это вы все время его зовете. Мало кто умеет верить, но звать уж вы горазды.
   - И что?
   - А то, что когда, наконец, вы начинаете верить, а не звать и требовать, то приходит огонь. Это знак, что еще не все потеряно. Что можно говорить о вере, о любви, о бескорыстии, - постарался ему объяснить священник.
   - И что? - не верил человек. - Я должен верить, но не просить?
   - Да, что же это! - всплеснул руками священник. - Ты ничего не должен. Это должно идти изнутри. Мужества, смелости, веры, силы не занять. Это только из души идет. Ты хоть понимаешь? - отчаялся священник.
   В этот момент что-то случилось. Пещера запылала. Везде огонь. Священник зажег факел.
   - Видишь, они на улице верят. Значит, еще есть зачем жить.
   - А с кем же мне говорить?
   - С Богом, который внутри нас, - священник развернулся и ушел, не заставляя людей больше ждать.
   А человек трогал огонь, струящийся по стенам в пещере, и думал.
   "Внутри каждого!"
   Так и родилась безумная идея спасти будущее, используя частичку Бога, которая есть внутри каждого. Надо было только научиться их сплачивать.
   И здесь ему повезло. Он нашел старые записи тысячелетней давности. Там было написано о сокровищах, которые можно найти. Это были древние знания, в том числе размышления о вере человека.
   Он читал и продумывал свой план.
   Я закопаю сокровища. Я дам указания, как их найти, и я буду верить, что это случится в нужное время. Но если с указаниями, древними текстами и верой было все в порядке, то, как создать нечто, что поможет сплотить людей, была совершенная неясность.
   А жизни оставалось не так уж и много. Он чувствовал, что болен. Тяготы последних лет сожрали его желудок и легкие.
   - Я успею, - пообещал он себе. Он успел закопать данные с указаниями, успел найти себе помощника, которому рассказал обо всем и успел попросить его, воплотить в чем-то меньшем, ту веру, которая дарит огонь. - Ты спасешь наш город спустя тысячу лет.
   Молодой и чуть боязливый парень по имени Михаэль поклялся, что выполнит завет своего наставника. Но одно дело пообещать, а другое выполнить. Шло время, Михаэль уже десять раз видел, как вспыхивает огонь, но придумать что-то такое у него не получалось.
   На одиннадцатый год, поняв, что еще раз узреть огонь ничего не даст, он решился поговорить со священниками - служителями. Он пришел к ним в день, когда ждали огонь.
   - Скажите, - Михаэль мялся у дверей. - Можно мне войти?
   - Ну, конечно, заходи, - служитель был занят привычным делом. Он распаковывал свечи, привезенные вчера. - Ты хочешь поговорить, юный отрок?
   - Да, - Михаэль не считал себя юным. Он верил, что двадцать шесть это уже старость или, по крайне мере, совсем близко к ней. - Хотелось бы спросить.
   - Спроси, мы здесь для того, чтобы отвечать или указывать путь, чтобы человек нашел ответ сам, - подбодрил его служитель Бога. - Ты заходи или хочешь, чтобы я к тебе вышел?
   - Ну, это..., - Михаэль и не знал уже, как бы изъясниться. - Понимаете, как сложно. Я хотел бы спросить. Ведь все что нам дается, то дается всем?
   Служитель не уловил, как это может быть, но смутно чувствовалось, что вопрос с подвохом.
   - Тебе надо выражаться яснее, - попросил он.
   - Конечно, - Михаэль прислонился к стене, затем резко отпрянул, испугавшись чего-то невнятного. - Я понимаю, что надо быть яснее. Но можете вы мне помочь? Вы же служите и знаете все тайны?
   - Тайны? - служитель уже точно уверился, что дело нечисто. - В мире добра нет ничего сокрытого. Мы стремимся к открытости, к взаимопониманию.
   - Ну, тогда вы точно-точно "поможите", - восхитился Михаэль. - Мне нужно понять, как повлиять на будущее.
   - Будущее? - служителю захотелось завершить разговор. - С будущим не ко мне.
   - А к кому? - Михаэль явно не хотел отступать от так удачно начавшегося сотрудничества.
   - За будущим надо идти вниз. Там пещера, где живет Иона. С ним лучше всего говорить. Он как-то эти вопросы хорошо освещает. Никто не уходит от него не удовлетворенным.
   - А куда идти? - Михаэль восхищенный такой понятливостью нового знакомого, которому даже не успел еще назвать своего имени.
   - Туда, - служитель показал рукой налево и вглубь. - Туда, к подземному храму. Там свернешь на звук. Он живет в темноте. Слеп, потому что слишком часто смотрел в будущее, не думая о настоящем, - священник постарался не осудить, но нечто такое все равно услышалось в его голосе.
   Михаэль шел осторожно, стараясь не оступиться. К тому же он вдруг забоялся. Иона мог ему во всем отказать. Скажет еще, что все бред, что ничего такого не видит. Ведь сам Михаэль доказать ничего не мог. Да еще Михаэль хоть и верил своему наставнику, но наставничество длилось очень мало времени. Михаэль остановился, раздумывая, не повернуть ли назад. Очень хотелось. Но здесь он услышал звук. Звук шел из правой галереи. Михаэль минут пять стоял и слушал, что такого говорит Иона. Слова было совершенно не разобрать. Решив, не мешать святому, Михаэль тихонько развернулся и отправился назад.
   Десять шагов, и Михаэль опять остановился. Жалко было так уходить. Ему ведь могут сейчас сказать, как и что сделать, и свое обещание он выполнит. В очередной раз Михаэль пожалел, что согласился быть учеником, но тогда это выглядело так соблазнительно. В конце концов, иначе бы он ни дом не получил, ни вполне приличное наследство.
   Опять-таки перерешав, Михаэль вернулся, и смело пошел в правую галерею. Идти пришлось еще минуты три, постоянно пригибаясь. Если бы не свеча, которую он нес, то Иону бы он не разглядел никогда. Старик жил в темноте. В углу три иконы. Но изображения на них не разобрать.
   - Так они и будут здесь еще тысячу лет, - скромно сообщил старик Иона, который как-то угадал, куда смотрит, и о чем думает неожиданный посетитель.
   - Шалом! - Михаэль вспомнил о правилах приличия.
   - Шалом! - усмехнулся старец.
   - Я это...
   - Собственно, я знаю, - ответил Иона, не дождавшись длинных и запутанных пояснений юнца.
   - А помочь как-то можно? - Михаэль зажмурился на секунду, испытывая страх перед старцем.
   - Можно, - ответил Иона, но пояснять не торопился.
   Деньги предлагать было не разумно, а больше вроде нечего. Михаэль подумал, что если старец попросит его стать учеником в уплату за оказанную помощь, то Михаэль откажется. Нельзя становится учеником из выгод. За последние десять лет Михаэль в этом точно уверился. А жить в пещере не для него, за ученичество очень жестко платится.
   - Наконец-то, - почему-то сказал Иона. Может быть прочитал недобрые мысли Михаэля.
   - Это... а как можно мне помочь?
   - Тебе?
   - Ведь это я на себя взвалил, - объяснился мужчина.
   Ионино лицо оказалось в полосе света, исходящего от свечи. От такого ужаса Михаэль опять зажмурился. Лицо было изуродовано. Глаза похоже как-то вынуты, может быть выжжены.
   - Я расскажу тебе мою печальную историю, - вдруг Иона решил испытать терпение и нервы посетителя. Не дожидаясь формального согласия, он начал: - Жил я в Назарете. Хороший ведь город? И звали меня Халид, отнюдь не Иона. Рос в хорошей семье. Нашей семьей было получено вечное право - хранить ключи от Храма Гроба Господня. Открывали, конечно, не мы, но хранение - это большая честь. Ключи в положенное время перешли ко мне. И уж очень молодым и глупым я был, что возомнил себя вправе прийти в храм и требовать особого отношения. И пришел я в Храм Его Воскресения, и молился у Гроба Его об особом отношении. Все беспокоило меня, что вдруг времена изменятся, и наш род не сможет выполнить свое предначертание - хранить те ключи, служа залогом мира среди конфессий.
   - И? - Михаэль счел подобные требования очень разумными, но в тоже время, видимо, настойчивое беспокойство о будущем принесло свои негативные плоды.
   - И выйдя из храма, я ослеп.
   - Как это? Сразу?
   - Сразу и навсегда, - подтвердил Иона. - Я просто перестал видеть. Пришла паника. Я ослеп к повседневной жизни, но стал видеть будущее. С этим я чуть не сошел с ума. Так много всего, отличающегося от нашего мира. Если бы я знал, что я просил...
   - А глаза как? - Михаэль сочувствовал старцу, но унять любопытство не мог.
   - Глаза я выцарапал себе сам, когда понял, насколько ужасно будущее. Я не хочу больше видеть.
   - И что? - Михаэль подумал было о том, чтобы посочувствовать страдальцу, но потом отказался от этой мысли. Здоровый прагматизм взял верх. - Будущее это настолько страшно? Может быть поэтому..., - юноша не договорил, что все видящие будущее такие ненормальные. Он вот никогда не собирался просить о таких вещах. Везде сказано, что человеку дается по нуждам его.
   - Я ушел из своей семьи, понимая, какой рок им несу. И вернулся сюда. Здесь живу уже двадцать лет, и каких только безумцев не повидал. Каждый выпрашивает себе, но мало что делает для себя.
   - Я знаю, - Михаэль тоже считал, что люди слишком суетливы. - Печальная у вас история, старец Иона.
   - Я знаю, - согласился Иона. Он опять спрятался в тени.
   На секунду Михаэлю показалось, что старец видит свет. Но не мог он видеть, ведь глазницы были пусты.
   - Я десять лет назад шел по улице. Мне хотелось добраться до центрального рынка и там посмотреть себе хорошие штаны. А по пути еще издалека заметился мне человек. Он такой был взъерошенный, чуток бледный, но явно что-то высматривал в толпе идущих людей. Я как чувствовал, что он посмотрит на меня. Но все равно пошел. И, правда, человек меня остановил. Он позвал меня к себе в дом. Он и я. Мы разные абсолютно. Я поэтому, наверное бы, никогда не согласился. Но что-то так было так. Понимаете так вот именно так, когда не отказываются. В его богатом доме все было запылено. Будто бы он там и не жил, а лишь иногда приходил. Но он сказал, что здесь живет, и этот дом станет моим, если я соглашусь его выслушать, а затем помочь.
   - И что он тебе рассказал?
   - Он сказал мне, что он тоже, как и вы, уважаемый старец Иона, предвидит будущее. А в том будущем придет страшное время, когда город наш больше не воспрянет. И мой долг предотвратить это.
   - И ты согласился? - съехидничал Иона.
   Горечь и сарказм прозвучали в его вопросе.
   Михаэль пожал плечами. Он себя десять лет корил за то, что согласился.
   - Получилось так. Но я ведь должен выполнить то, что обещал, - Михаэль не сказал, что он бы и отказался уже. Только ведь некому сказать о своем отказе.
   - И твои поиски не привили ни к чему? Так ты и оказался здесь? Так? - голос Ионы стал звучать слабее. Старец устал от общения. - Я расскажу тебе о законах будущего, которые вывел, наблюдая и запоминая. Исправить можно лишь то, что творит человек. Но за все придется платить. Я помогу тебе, знаю, что привело ко мне. Ты выдержал экзамен.
   - Какой экзамен? - Михаэль перешел на визг. - Меня испытывали?
   - Ты повторно не допустил ошибки. Ты понял, что нельзя повиноваться чужой воле, нельзя брать на себя чужую судьбу.
   - Спасибо, - поблагодарил Михаэль. - Так как вы можете мне помочь и снять бремя, уважаемый старец Иона?
   - Слушай! - старец Иона поднялся и подошел поближе к Михаэлю. На того так пахнуло грязью и вонью, что резко стало плохо. Чуть ли не до потери сознания. - Тебе надо узнать кое-что. Почему ты думаешь не допускают туда, где зажигается Благодатный огонь? Дело не в чуде огня, а в силе огня.
   - Не понимаю, - пожаловался Михаэль. - Разве есть разница между чудом и силой огня?
   - Есть, конечно, - кряканье старца походило на смех.
   Михаэль уже понял, насколько он здесь замерз. Очень хотелось уйти в теплый дом, к своему привычному миру, а не гнить здесь вместе с полоумным или все же святым Ионой.
   - Чудо дарует веру, а сила может научить творить чудеса. Поэтому чудеса у нас доступны, а вот сила ограничена в пользование.
   - Ой! - Михаэль кажется начал понимать. - Если бы все приходили туда, где нисходит огонь, то они бы сами становились ...ну, кем-то таким...особым...кем-то..., - Михаэль пытался выразить свою мысль, но правильных слов не находил.
   - Да. Чудо, которое они сами вызывают, может их же наделить силой.
   - Страшно как, - ужаснулся Михаэль. - И чем мне это поможет?
   - Можно же зарядить силой какой-нибудь предмет, - подсказал ему старец. - Сила сохраняется неограниченный период времени.
   - И моя миссия будет закончена? - Михаэль не верил, что все так просто. Подземный ход сохранился. Через год опять придет огонь. Затем он закопает чашу, Михаэль уже решил, что это будет чаша, и он обретет свободу.
   Попрощавшись со старцем, юноша ушел.
   - Да, и правильно, что он туда перестанет ходить, - вздохнул Иона. - А то и так слишком много силы получил за десять-то лет. Хорошо, хоть сам этого не понял юный Михаэль. Но сила его и погубит. Хотя его судьба хороша, все же лучше моей.
   Спустя год Михаэль отправился закапывать чащу, как просил его учитель. В чашу он положил табличку с письменами.
   Считая, что долг его почти исполнен, Михаэль не озаботился о своей безопасности. Идя по дороге, палимый солнцем, Михаэль вспоминал, как выбирал чашу и как потом смотрел на насыщение ее огнем. Чаша такая хрупкая, так показалось Михаэлю. Но он не стал уже менять свое решение.
   - Пусть она, лишь бы получилось. Ну, что ей будет. Пролежит много веков в земле. Потом ее откапают и принесут в город.
   А зрелище в пещере было волшебным. Его наблюдали два человека. Священник, который привычно поздоровался с ним.
   - Ты, похоже, нашел решение? - спросил священник. - В прошлый раз тебя не было.
   - Мне его указал Ваш Иона, - ответил Михаэль. - А в прошлый раз, когда сходил огонь, я был у него - старца Ионы.
   - Это хорошо, - нейтрально согласился священник. - А ты знаешь, что Иона умер в тот день, когда огонь приходил в прошлый раз?
   - Нет.
   Говорить было не о чём. Михаэль искренне считал, что Ионе лучше было бы умереть. Тяжкое бремя других лет, в которых он так никогда и не бывал, сковало Иону, лишило настоящего, лишило прошлого и будущего. Смерть - это освобождение.
   А чашу Михаэль держал в руках. Он все-таки опасался, что священник ее разобьет. Огненные молнии били в чашу, не разрушая, а будто бы полируя. Этот рыжий свет облизывал руки Михаэлю. Это было приятно, и чуть щекотно.
   - Прощай, - сказал ему священник. Простился он впервые за все годы этого непризнанного знакомства.
   Михаэль отнес это к окончанию своей миссии. Священник же предчувствовал, что и жизнь юного Михаэля завершается. Но его должность не предназначена для суетных сожалений. Он верит, что все в этом мире своевременно.
   Сначала Михаэль подумал, что хорошо бы поехать на осле. Далеко ведь добираться. Но потом отказался от этой идеи. Осел указывал на некую состоятельность, а Михаэль хотел добраться до нужного места без проблем по дороге.
   Идти было долго - почти десять дней. На девятый день случилось неприятная история. Он нашел раненного человека. Тот умирал лежа на камнях. Лицо в кровоподтеках. Синее тело. Кажется перелом ноги. А также вывихнута рука.
   - Чем тебе помочь? - Михаэль пожалел черкеса, которого признал по одежде.
   Человек помычал, говорить не получалось. Похоже, что челюсть выбита. Непонятно, как еще он не умер, лежа на этом всепожирающем солнце. "Последние минуты", - понял Михаэль. Действительно последние.
   Человек собрался, напрягся и прямо посмотрел на неожиданного благовестника.
   - Умру с тобой рядом, - понял все-таки Михаэль из его невнятной речи. - Благодарю. Возьми подо мной, - попросил он.
   Еще пять минут агонии, и человек ушел в мир другой.
   Михаэль раздумывал смотреть ли "под ним". Решился все-таки. А "под ним" были монеты. Хорошие монеты, старые.
   Положив их в чашу, Михаэль дальше отправился в путь. Но пройдя минут десять, он подумал, что, наверное, лучше пойти другим путем. Явно, что там впереди могут быть убийцы керкета, так привычно их называли живущие не на севере.
   Он свернул, и нарвался на них. Их было пятеро. Убежать от пятерых почти невозможно. И он не смог. Все пятеро в такой особой обуви, чтобы усиливала удар. И все пятеро с усами.
   "Какие противные усатые керкеты", - испуганно думал Михаэль. Почему-то его зациклило на этих усах, когда ты стоишь и ждешь, когда тебя ударят. Ждать долго не пришлось. Михаэль знал, что первым ударит, тот который нервно облизнул губы. "Удовольствие предвкушает", - пришло в голову несчастного Михаэля.
   Первым ударил тот, который хотел ударить. Ударил в грудь.
   Боль к Михаэлю, пока не пришла, наверное, она запаздывала. Но обещала много желчи.
   Михаэль понял, что единственное, что он может делать - это кричать.
   - Нет!
   И они замерли. Остановились.
   Михаэль видел, что они дышат, что пытаются пересилить это "нет", но не могут. Михаэль повернулся и побежал.
   Если бы он догадался управлять этими керкетами, если бы он не ослабил своего внимания, то не получил бы нож в спину. Тот, который первый ударил, очнулся от непонятного небожеского воздействия первым. Аллах не мог так с ним обойтись, в это керкет верил свято. А значит, это зло, которое надо уничтожить. Он кинул нож.
   "И будто бы солнце померкло", - так прозвучало в душе у Михаэля. Он упал сначала на колени, а затем и на живот.
   - Не подходи! - гаркнул предводитель-керкет остальным соратникам. - Аллах, напомнил нам о благе победы! Не подходи!
   И они ушли, так и не прикоснувшись к несчастному Михаэлю. А тот очнулся и попытался встать, но это не удавалось. Ноги почему-то не слушались. Они как будто бы отсутствовали. Михаэль их совсем не ощущал.
   - Боли нет, благодарю, - прошептал он, вознося свою признательность, а затем понял, что отсутствие боли означает смерть, такую же верную, как и у того человека с дороги.
   Мысли работали четко, Михаэль понимал, что осталось не много. Умирать он будет один. До положенного учителем места, он не доберется. Но чашу все равно нужно закопать.
   Грызть зубами, корябать ногтями.
   Вгрызаться в крошащийся известняк было сладко. Михаэль уже знал, что это его последние земные ощущения. Так было приятно. Он и грыз, корябал, скреб.
   Ему удалось создать небольшое углубление. Михаэль положил туда свои сокровища, а затем тихо ушел в мир другой. Он закрыл их своим телом.
   Через несколько дней там обвалились камни, закрыли вход. Все засыпало наглухо. Так прошло очень много времени, и никому не было дела до сокровищ. Наверное, потому, что они принадлежали будущему.
   До того мига, когда изменилось лицо мира. Потом какой-то американский хохмач неудачно пошутит, что "это была пластическая операция по омоложению".
   Их нашел американский подросток - Джеймс Боливар Гарсия. Когда тебе шестнадцать, и ты грезишь о чем-то существенно большем, чем развалины старых непонятных городов, а еще любишь супер-интераактив шоу "Лубянка онлайн", то всегда найдешь возможность смыться от любящих, но надоедливых родителей. Да, они притащили его на очередную экскурсию. Но что тут смотреть? Камни, кругом. Какие-то линии "до раскопок" и "после". И что? Джеймс Боливар Гарсия ласково погладил свой ай-фон. Сейчас он найдет тихое место, желательно повыше и будет смотреть. В конце концов, вещание идет только два часа в день. Но это же "Лубянка онлайн".
   Джеймс Боливар Гарсия уселся на самом солнцепеке только потому, что качество изображения было лучше. Плевать, вода есть, не помрет.
   Он был одни из трехсот миллионов фанатов этого нового прогрессивного шоу от русских. Когда у них кончилась нефть, тогда они заявили, что захватят медийный рынок. Над ними смеялся весь мир, пока в сети не пошла эта самая "Лубянка онлайн".
   Сегодня была сто сорок первая серия.
   "Успел!", - юный Джеймс Боливар Гарсия вытер пот со лба. Шла заставка. Мелькали знакомые лица. Затем пошло предупреждение черным на красном фоне. Русским нравились такие дешевые эффекты. Но Джеймс, как и еще триста миллионов считали, что это "русский стиль". Надпись на пяти языках гласила: "Вторжение в частную жизнь запрещено законом. Но нам на это .......".
   Сегодня должна была разрешиться ситуация с Ириной Сусловой. Эта милая девушка-практикантка должна была сдать работу. Ее, конечно, мужики из группы наблюдения накололи. Они дали неверные сведения. В гостях у Объекта был не родственник с далекого Урюпинска, а самый настоящий сексуальный маньяк, которого разыскивали в десяти странах мира.
   Просто бедная Ирина должна была стать жертвой, показывающей, как плохо руководит новичками Иван Петров.
   Этого Ивана Петрова, Джеймс Боливар Гарсия не любил. Как спрашивается можно любить узкоглазкое чудовище, вечно молчащее, но строящее коварные планы. Да и коварство планов было каким-то тупым. Так считал Джеймс. Разве можно понять, что основная цель работы Ивана Петрова - этого монстра в пиджаке и галстуке, не дать другим стать выше его. Джеймс еще бы понял, если бы Иван Петров стремился сместить своего выыыыысокого начальника, а он просто давил нижних подчиненных.
   Сейчас Иван Петров привычно щурил глазки, слушая доклад своего заместителя Кварца. Кварц в меру нравился Джеймсу. Такой маленький, толстенький, почти квадратненький и очень жестокий.
   В сети ходило много слухов, что это не настоящие служители Лубянки, но Джеймс в это не верил. Это супер-шоу транслировалось двадцатью веб-камерами. Там ходили не накрашенные люди, если, конечно, не считать "Аллочку-ебалочку". Так прозвали уборщицу. Эта старая карга семидесяти трех лет раньше работала с Феликсом Дзержинским в бригаде зачистки, а теперь вот убиралась в кабинетах начальства. У Аллочки с этим странным матерным русским прозвищем была привычка убивать людей. В эфире она хлопнула уже двоих. Джеймс ощутил, что по ногам пошли мурашки. Глянул, нет, это какой-то жук. Резко стукнул по ноге, чуть не сбив ай-фон. Тогда это было первое убийство. Джеймс как сейчас его помнил Аллочка убиралась в кабинете Ивана Петрова. А там в это время спрятался некто Черных. Он ставил прослушку. Просто Аллочка пришла сегодня позже. Черных думал, что она уже убралась. Бабка его усекла как-то по шороху, достала доисторический наган и стрельнула. Потом, конечно, долго там все отмывала.
   А на следующий день ей вручили премию за бдительность почти три тысячи рублей. "Сто баксов за шпиона" была тема в сети номер один.
   Кварц уже доложил, Джеймс читал субтитры на английском. Хотя сейчас он учил русский и хотел туда поехать. Он хотел засветиться в шоу. Там одна камера захватывала вид из окна на знаменитый "сороковой гастроном". Появиться там во время шоу, чтобы тебя показали, было мечтой многих и очень многих. А вместо этого его родители потащили в Израиль.
   Итак, Кварц закончил тем, что практикантка Ирина Суслова отправилась на квартиру к Объекту. Маньяк Объекта ее заметил, и теперь вся наружка ждет развития событий. Как только что будет, то он доложит.
   В это время беззвучно, лишь помаргивая зеленым глазом, зазвонил телефон на столе у Ивана Петрова. Джеймс весь извелся, желая знать, что там говорят про Ирину. Судя по оплавляющимся глазам гадкого Ивана Петрова, это была бомба.
   - И что? - подобострастно полюбопытствовал Кварц.
   Иван Петров ругнулся матом, а затем любезно уточнил, что:
   - Ты хоть проверяешь, кого на службу берешь?
   - Ну, да, иногда конечно. Я девок не люблю, - признался Кварц. - А так всех проверяю. Все дают.
   - Козел, я не в этом плане. Твоя девка, которую ты вроде "да", заманила этого славного гостя к себе домой, затем его грохнула и теперь разделывает на кусочки, собираясь варить суп и делать пирожки. И все это под наблюдением твоей наружки.
   - Хм, - сглотнул тяжелую слюну Кварц. - Это розыгрыш что ли?
   - Какой на хрен розыгрыш, - Иван Петров почти потерял свою бесстрастность. - Можешь проверить.
   Кварц остекленел минуты на две. Он подумал о том, что за время своего практиканства Ирина Суслова приносила в службу три раза пирожки с мясом. Надо бы проверить, кого они там сожрали. Ну, да у них были странные исчезновения Объектов и посещающих их лиц. Были, точно были.
   Все эти соображения он озвучил своему начальнику.
   - Значит, так, - многозначительно начал Иван Петров. - Твоя задача подобрать ей хорошего мальчика, слышишь меня, хорошего. Пусть женится. Эта стерва должна быть моей и должна быть управляемой. Понял? Все записи наружки изъять. Относительно ее изъять. И доложить куда следует, что мы ликвидировали опасного маньяка. Понял?
   Кварц кивнул. Понял, конечно, отряд шефа пополнился еще один уродом. Он их будто бы коллекционировал. Кварц никогда не спрашивал, почему или зачем. Он предполагал, что Иван Петров готовит переворот власти. Но эти мысли держал при себе.
   Особо ярко сверкнуло солнце по экрану ай-фона, и изображение пропало. Джеймс Боливар Гарсия подскочил, не удержался и пополз по камням вниз. А вниз-то метров двести. Это верный каюк. И он никогда не узнает, чем кончилась "Лубянка онлайн". Он как истинный патриот верил, что та операция по ловле английского промышленного шпиона погубит Ивана Петрова. Да и вдруг Аллочка его с кем перепутает или та же людоедка Суслова его пустит на пирожки.
   Ай-фон полетел вниз, а за ним, цепляясь за камни, простой американский парень.
   Джеймс Боливар потом признавался, что не понял про землетрясение ничего. Он "слишком был потрясен", когда зацепился задом за нечто острое. Позже установят, что это чудом сохранившаяся человеческая кость.
   Наклонная площадка, на которой замедлилось сползание вниз Джеймса Боливара Гарсия, была именно тем самым местом, где нашлись сокровища. Джеймс как-то сразу понял, что это волшебство, перст судьбы, благословление небес. Когда все загрохотало внизу и в округе, а затем посыпалось сверху, с ним ничего не случилось. Он чувствовал себя укутанным неким теплым коконом. И все лишь потому, что сейчас он прижимал к груди какую-ту глиняную "миску на ножке".
   Джеймс Боливар Гарсия в один миг потерял свою семью, он видел, как их смело волной света. Там были и другие люди, но про них Джеймс не думал. А с ним ничего не случилось.
   На всю жизнь он запомнил только материны глаза, которые еще какое-то время будто бы висели в воздухе, когда кожа и кости рассыпались. Более страшного, он ни видел больше никогда, несмотря на то, что потом стало еще хуже.
   Когда грохотать закончило, и он понял, что в отличие от всех других существ на ближайшие хрен знает сколько миль жив, то осталось только одно - пойти куда-нибудь, где могли остаться люди.
   Вышел он к людям через два дня. За эти дни он поседел.
   Одиноко бредущего по дороге старика заметил солдат в защитном костюме.
   - Там зона отчуждения! - вскрикнул он, тем самым привлек внимание еще двоих.
   Уже трое смотрели на старика. А он шел и шел к ним.
   - Это не старик! - обнаружил самый глазастый. - Но как там могут выжить?
   - Он не мог там выжить?! - порешил другой. - Он все равно скоро умрет.
   Когда Джеймс Боливар Гарсия подошел к блок-посту, то он не остановился. Он уже привык идти, не поднимая глаз. Идешь себе и идешь. Ни пить не хочешь, ни есть, надо лишь просто идти, прижимая к себе эту старую миску.
   Как его привели в блок-пост-машину, как поили водой, как измеряли уровень радиации, как перешептывались, как переодевали, он не помнил. Очнулся только, когда они попытались разжать его руки, вынимая сокровище.
   - Нет, - довольно внятно сказал он.
   - Парень, как ты выжил? Ты кто? - четко спрашивал по-английски какой-то офицер. Он читал документы, которые нашли в карманах пришлого. Он уже даже проверил, что был такой Джеймс Боливар Гарсия. Но из той зоны никто не выходил живым. Эта была зона отчуждения. - Парень отдай! - сурово попросил собеседник.
   Джеймс Боливар Гарсия осмысленно углядел, что спрашивает его мужчина лет сорока, в черной форме. Широкие скулы и непропорционально короткий нос делали этого типа похожим на собаку.
   - Нет, я жить хочу! - внятно он ответил на эту отвратительную просьбу.
   - Скажи, парень, как ты выжил?
   - Я выжил? - Джеймс Боливар Гарсия захохотал, как сумасшедший. - Что ты знаешь о том, что я выжил?
   -Но ты точно живой и здоровый. Удивительно здоровый. Парень, дай эту штуку!
   - Я не парень, я - Гарсия, - голос дал петуха. Он надолго закашлялся. - Я не отдам.
   - Почему?
   - Потому, что, - Гарсие казалось, что он уже объяснил.
   Допрашивающий тип старался быть терпеливым, хотя совсем этого не умел.
   - Гарсия, ты мне скажи, что там такое было?
   Запись разговора велась, потом этот рассказ был напечатан и перепечатан много миллионов раз.
   - Это как Симпсоны. Все стали нарисованными.
   - В смысле как?
   - Как будто бы их стерли. Понимаешь, стёрли и стёрли. Стирали по частям, поэтому и получилось из Симпсонов. Я тогда был на горе. Вниз мне было метров триста. А потом смотрю и гора вниз ушла. Ты стоишь, как на эскалаторе, только тут гора идет вниз и вниз. А ты думаешь, что соскочить некуда. Но потом все остановилось, и до земли осталось метров сорок. Все вокруг тоже, наверное, уходило туда-сюда. Нет, мне кажется, что только вниз. Только ведь я не запомнил, что да как там пропадало. Я спустился вниз, как и сам не помню. А потом смог придумать, что мне надо идти по дороге. Дороги, которой и не было. Знаешь, как сложно обходить трещины? Трещины - они очень страшные, потому, что пустые. Там тот самый вакуум, который ищут в звездах. Я прошел по морю. Моря-то больше и нету. Там такая жесткая и скользкая солевая корка, что просто и слов нет. Я раз сто падал, а дважды на спину. Но ее не выпустил из рук, - Джеймс Боливар Гарсия кивнул подбородком на свод драгоценную ношу. - Знал, что нельзя выпускать. И вот когда идешь по морю, то видно, что соль вся такая раскаленная. Мои ботинки сгорели. Не знал, что от соли они горят. Да и коленки тоже. - Гарсия дернул ногой. Сейчас под новой одеждой не было видно, что соль разъела кожу. - Когда море кончилось, то я повернулся и смотрел назад. Там как в наших фильмах, все безжизненное. Ветер там ходит, как единственный и живой. Скучно ему, ведь я же от него ушел. Наверное, Бог меня избрал... или проклял, - на этом моменте у Гарсии расширились зрачки, словно пьяный или укуренный. - Ведь так легко умереть. Зачем же смотреть на это все? Я не готов к этому был. Не был готов. СЛЫШИТЕ!!! - сорвался на вопль подросток уже старик.
   Военного прошиб пот. Он представил себе, как это было. Ему бы жить не захотелось. Но сейчас надо было думать о чуде. Это земле нужно чудо. И может быть этот мальчик и есть то самое чудо.
   - Мальчик, скажи мне, - военный решил, что надо сменить тон. Пора стать ему другом. - Скажи мне, что это за штука такая? Почему ты ее не отдаешь?
   - Если бы я подумал, что он меня проклял... я бы не прошел весь этот путь... возьми ее человек, - Гарсия отдал чашу, а затем отключился.
   Военный взял в руки и посмотрел внутрь. Там что-то было. Монеты старые и дощечка какая-то.
   - Эй! Положите его куда-нибудь! - позвал он солдат армии.
   Самому держать чашу было приятно. От нее шло тепло. Но тут зашкалил его дозиметр. Так затрещал, что хоть танцуй. Военный дернулся, но чашу не уронил.
   Двое солдат весьма встревожено посмотрели на командира. Они тащили тело спящего американца. Начальник не сказал, куда его засунуть. Единственным местом была вторая машина, где находился исследовательский пункт. Они уже были в курсе того, что парень был чист, как новорожденный из инкубатора. На нем ни следов радиации, ни других вредных для жизни веществ. А ведь он вышел из мертвой зоны, и этот феномен говорил каждому из них о разном. Мио раздумывал о том, что сбываются страшные фантазии, которые уже полсотни лет мелькали в кино. Люди мутируют, появляются инопланетяне, скоро станет еще хуже. А вот Хазиз задумывался о способах наказания человечества и способах его прощения. Когда они брали пробы и делали экспресс-анализы, то обсуждали свои предположения. Не сходились во мнении, и страстно доказывали свою правоту, но не ссорились. Обоих восхищало то, что они здесь - в самом центре мировых событий. Это их роднило и возвышало над остальным миром.
   - Трещит, - заикнулся Хазиз.
   Командир зычно цокнул:
   - Но уровень здесь стал в три раза ниже, пока я общался с нашим другом Гарсией.
   А затем они измеряли и замеряли. Результаты шокировали, но и обнадеживали. Получалось, что вопреки всем научным законам эта чашка поглощала излучение, вредные металлы, едкие элементы. Туда уходило все как в воронку. А еще выходило, что если измеряли двое, то чаша работала менее интенсивно, а если трое, то более.
   - Она как-то регулируется нами? - не выдержал темноглазый Хазиз.
   Немногословный Мио вздохнул, но вслух свои соображения не высказал. Сглазить очень не хотелось.
   - Похоже, - согласился командир. - А может дело в Гарсии?
   - Нет, парня уже утащили, а она работает, - возразил дотошный Хазиз. - ЧТО ЭТО?
   - Вот именно. Что это? - повторил его командир.
   Тут, наконец, вступил в обсуждение Мио:
   - Как докладывать будем?
   - А никак, - командир понимал, что эта информация должна пройти незамеченной. Это точно уровень государственных секретов. Он не просек острого, как бритва взгляда Хазиза.
   Спустя два часа они отправились назад. Каждый думал о своем, а Гарсия спал. Командир прикидывал, опасную ли штуку они везут. Мио размышлял о том, служить ли дальше. А вот Хазиз одновременно страшился и в тоже время гордился собой. Он сумел отстучать MMC знакомым журналистам о чуде, которое должно стать всеобщим.
   Естественно, что на подъезде к городу их ждали. Первый блокпост просто не удержал желающих прикоснуться к грядущей радости. Их машину остановили люди, которые просто пали ниц и устлали дорогу и обочины.
   - Что это? - командир интуитивно знал, что это, но все же желал получить объяснения.
   - Дай нам! - молили люди в едином порыве. - Дай нам!
   Хазиз не ожидал, что его три ММС-ки дадут надежду тысячам.
   А в небе кружил вертолет съемочной группы.
   - Сдавайся! - закричал какой-то придурок из солдат на блокпосту.
   - Охренели все? - командир высунулся из машины и тут же об этом пожалел. Люди буквально рвали его на части. Каждому хотелось обеспечить себе чудесное спасение. - Сдавай назад! - приказал он Мио.
   Тот пожал плечами:
   - Не могу, и там они.
   Действительно, если смотреть, а эту картинку транслировало телевидение с вертолета. Люди заполнили пространство. Они молились. Молились по-разному. Кто как умел. Кто плакал, кто просил, кто читал старые молитвы, кто придумывал свои новые, а кто-то просто молчал.
   - Им нужна речь! И слово! - догадался Хазиз. От возбуждения он так покраснел, что казалось лопнет.
   Мио пожал плечами. Он считал, что все в мире закономерно, и образуется само собой без его участия. Надо просто подождать. Командира передернуло от подобной перспективы.
   - "Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немногим", - процитировал у него кто-то за спиной.
   Военные повернулись, а там никого. Командир схватился за сердце. Солдаты молчали. Гарсия спит. А они втроем, и видят друг друга. А голос-то был.
   - Может кто снаружи? - робко предположил Мио.
   - А нас изолированный броневик, - напомнил ему донельзя злой командир. - Заткнись, - осталось непонятным, кому он это приказал: голосу или солдату.
   Мио пожал плечами, выполняя приказ командования.
   Ситуация не менялась еще две минуты: ни проехать, ни выйти. Наконец, тяжело натруженный мозг командира выдал решение:
   - Буди Гарсию, - велел он Хазизу. Тот стал трясти найденыша:
   - Проснись, американец! Проснись! Атомная война!
   - Что опять? - Джеймс Боливар Гарсия дернулся так, что весьма чувственно расшиб лоб.
   - Да нет, прошла уже, - хмыкнул Мио, за что получил весьма неласковый взгляд руководства.
   - Ты не выполнил свою миссию, - стал втолковывать Гарсие военный. - Ты должен был донести чашу до города. Ты понял?
   Гарсия слабо кивнул, а потом вжал голову в плечи.
   "Какой уродец!", - подумалось и почти произнеслось вслух кем-то в машине.
   - Держи, - велел военный Гарсие. - Ты понесешь, а мы будем с тобой! Ясно? - Гарсия кивнул. - А вы двое будете его охранять! Выполнять приказ.
   Так они и пошли в город. Гарсия, держа чашу над головой, справа от него Мио, слева - Хазиз. Военный замыкал все это шествие.
   Идти Гарсие было неудобно. Жутко страшно перешагивать через распростертые тела. Надо было идти, стараясь не наступить на руки и на ноги чужих людей.
   Американец навсегда запомнил, как это идти "по телам". Для того, чтобы не бояться, Гарсия стал считать сколько рук и ног он перешагнул. Он с удивлением увидел, что тела умеют говорить. Гарсия считал и пытался понять, чего ждет от него каждый. Иногда ему казалось, что он слышит настойчивый шепот.
   "Помоги!"
   "Прости!"
   "Дай мне!"
   "Защити!"
   Он шел и шел, не различая, сколько еще до городских стен. В какой-то момент он понял, что уже не идет, а его несут. Свою ношу Гарсия крепко держал в руках. Глаза он открыл только у самой Стены. Его поставили. Гарсия почувствовал, что люди отстранились. Позади него образовалось пустое пространство.
   Он оглянулся. Сознание отметило, что своих сопровождающих он где-то потерял.
   Не зная, что делать дальше, подросток стал всматриваться в лица людей, стоящих в первом ряду. Ему запомнилась девушка, которая стояла справа. Тоненькая чернобровая с ввалившимися глазами полными слез и постоянно теребящая край своей куртки.
   Гарсия вдруг увидел, что она просит за себя, за своего друга, за свою маму и трех сестер, а еще за своего кота Хучика. С этим самым котом на руках рядом с ней стоял мальчишка лет шестнадцати, почти его ровесник. Гарсия понял, что все люди кажутся ему маленькими. Себя он ощущал на тысячу лет старше каждого из них. Кот Хучик облазил клоками. А девушка просто не могла этого пережить.
   За тем подростком с котом на руках стоял высокий смуглый мужчина в традиционном одеянии. Он держал за руку свою жену арабку. Жена прятала глаза, все время норовила спрятаться за спину супруга.
   Рассмотрев все бородавки на лице араба, Гарсия перевел взгляд на мужчину в дорогом сером костюме. За время пребывания здесь Гарсия привык, что все ходят просто в шортах или штанах. А тут очень красивый стильный костюм. Мужчину постоянно облизывал пересохшие губы. Гарсие даже показалось, что он не местный. Наверное, англичанин.
   Внезапно Гарсия ощутил, что люди хотят, чтобы он их заметил, разглядел и запомнил. Запомнить каждого - нереальная задача, но Гарсие захотелось исполнить их желание. Он смотрел, а люди уступали друг другу место, чтобы он их увидел.
   Это неизмеримое по масштабам и тишине действо заворожило мир. Кто-то пустил трансляцию в Интернет.
   Это продолжалось не час и не два, а почти шесть до самого вечера, пока Гарсия не упал без сознания. Но и тогда люди не остановились. Они не подходили, но и не уходили.
   Хазизу удалось первым добраться до их подопечного. Он подхватил Гарсию на руки, но передумал выполнять приказ командира. Тот строго наказал им, что нужно принести Гарсию к нему. Если не получится дотащить американца, то нужно забрать только чашу.
   Теперь решать пришлось Хазизу. Он взял на руки подростка, затем его опять положил.
   - Ты не можешь! - одернул его кто-то из толпы.
   Хазиз не стал вызывать к разуму. Он выжил в 1986 году, когда прошла "Голубая звезда". В результате того, что индийское правительство посчитало сикхов в Золотом Храме террористами, было убито более пяти тысяч паломников. Ему тогда было пять лет. Мать поехала к своей сестре в Индию. С сестрой их развело шесть лет назад, в восьмидесятом году. Она вышла замуж за индуса и уехала в далекую пыльную Индию. Хазизу было пять, когда они приехали туда. Место отличное, он и бы и по сей день вспоминал пыль Индии, если бы не та резня в Храме.
   Ранним-ранним утром, когда хотелось спать, мамина сестра разбудила Хазиза.
   - Пойдем, маленький, - она говорила тихо, чтобы остальные не проснулись. - Мы можем увидеть красивые слова.
   - Слова увидеть? - Хазиз тихо шептал в ответ.
   - Именно, увидеть, - тетя, имя которой напрочь забыл, улыбнулась. Затем погладила его по голове. - Там красиво, и все красиво. Слова красивы, и они воплощаются. Я тебе покажу, что когда молятся, то молятся красиво.
   - Тетя, я увижу павлина? - Хазиз хотел сходить в зоопарк. - Мама обещала, что мы увидим павлина.
   - Потом будут павлины, но сначала мы все послушаем. Молитвы дарят покой и радость, - пообещала тетя.
   - Ладно, - согласился Хазиз.
   Он помнил, как они шли по дороге, как было весело, потому что тетя радовалась.
   Хазиз помнил Храм. Он совсем не голубой, а белый. Белый-белый, настолько белый, что аж слепит глаза. По дороге, а было замечательно шагать босиком, тетя разрешила снять сандалии, шли разные смешные люди.
   Хазиз запомнил высокого худого и темноволосого ужасно немытого типа. Он шел и голосил забавную ритмичную песню. Хазиз никогда таких не слышал.
   На этом приятные воспоминания заканчивались. Дальше почему-то помнилось только, как тетка, держась за живот, умоляла его заползти под какую-то плиту. Он туда забрался. Пауки и какие-то муравьи - вот что запомнилось на очень-очень долго. Хазиз до сих пор видел во сне, как он лежит, ноги так противно колет онемение, и вокруг ползают муравьи.
   - Он пережил "Голубую звезду", - утверждала его мама потом, когда оправдывала его замедленность или грубость.
   Хазизу пришлось ходить к психологу, чтобы научится технике саморегуляции. Хазиз потом читал свое психологическое дело, когда пошел служить. Он сделал все правильно, это позволило ему пойти на работу в армию, на одну фразу не обратили внимания. Психиатр записала: "Способен скрывать правду".
   Он и скрыл правду ото всех. Но правду особенную, настоящую. Хазиз решил, что если когда-нибудь придет время, то он обязательно сделает нечто большее, чем просто спрячет ребенка под плиту в Храме.
   Стоять перед толпой и ожидать растерзания. Все зависит от того, как эти люди расценят Хазиза.
   - Я с вами, но и он должен остаться с нами! - Хазиз говорил очень спокойно, даже можно сказать безжизненно. - Ему нужна помощь. Воды!
   Кто-то передал ему бутылку с водой.
   Где-то далеко, так показалось Хазизу, он увидел командира. Но он тут же пропал. Хазиз бы не поручился, может показалось, что кто-то ударил военного.
   Говорят, камеры сняли, но потом ни Хазиз, ни Гарсия не видели этого кадра. Хазиз пытался привести в чувство американского юношу. Хазиз поил Гарсию, тот медленно глотал воду. А тысячи глаз смотрели за ними.
   Они просто ждали. Люди научились ждать, несмотря на страстное желание потребовать действий и чуда прямо сейчас. Хазизу хотелось проявить какую-то заботу о Гарсии, но в тоже время он помнил о том, что этого нельзя делать. Они должны остаться обычными людьми, насколько это возможно в данной дикой ситуации.
   - Ты будешь говорить? - спросил плотный дрожащий мужик в серых шортах и синей толстовке.
   - Я? - Гарсия привстал, затем суетливо дернулся. Ему показалось, что он потерял чашу.
   - Ну, или твой друг, - поддержал мужика кто-то другой из толпы. Хазиз пожал плечами.
   Гарсия протянул ему чашу.
   Хазиз же отпрянул.
   Так они и застыли на несколько секунд.
   Это все тоже снимали камеры.
   - Помоги мне подняться, - попросил Гарсия.
   Хазиз это понял буквально. Он опять поднял парня на руках.
   - Так скажи нам! - нарастала волна.
   - Мне и сказать нечего, - огорошил их всех Гарсия. - Я бы и сказал.
   Люди услышали, услышали и приняли.
   - Миссия должен молчать, итак уже много сказано, - высказала свое мнение какая-то женщина в белом.
   - Я не миссия, - Гарсия попытался вырваться из объятий Хазиза.
   Но тот держал крепко.
   - Я бы и сказал, поверьте! Мне же не жалко! - болезненность и ненависть навсегда избавили его от венка божественности. - Я просто еще не вырос!
   Хазиз усмехнулся. И эта усмешка тоже попала на камеры.
   - А ты? - спросил его кто-то из толпы.
   - Я? - Хазиз обдумывал, как можно удержать чашу и Гарсию одновременно.
   Гарсия похоже смирился с тем, что его держат на руках, как младенца. Хазиз подарил всем присутствующим кривую двусмысленную улыбку, говорящую о растерянности и внутренней боли.
   - Скажу, раз вы все хотите, - пообещал он. - Скажу - уже более окрепшим голосом прокричал Хазиз. - Нам дарована надежда, но надо молиться. Молится здесь. Всегда. И охранять наше спасение.
   Спустя двадцать пять лет дочь Хазиза спросила отца:
   - Папа, почему ты тогда попросил их молиться? Тебе Бог сказал? Или ты уже тогда прочитал все эти тексты, - уже взрослая Злата
   - Нет, дорогая, - он никогда не лгал своему ребенку. - Просто я боялся, что они могут меня растерзать. Я сказал, что им надо молиться. Это коллективное занятие. И еще оно захватывает целиком и полностью.
   - Значит, тексты ты тогда еще не читал? - настаивала на ответе Злата.
   - Златик, это секретные тексты. То что ты их читала, еще не значит, что их читали все. Я тебя прошу, не говорить об этом.
   - Папа, так почему ты так поступил?
   - Златик, солнышко, - Хазиз потер свое большое брюшко, которое наел за последние пять лет. - Я тебя очень люблю, и поэтому расскажу, но только ты должна пообещать, что никому и никогда не скажешь.
   Злата клятвенно заверила, что не скажет:
   - Просто я боялся, что чашу могут отобрать и спрятать всякие там военные и чиновники. Могут захотеть взять ее себе. А тут ее постоянно охраняли бы десятки тысяч людей. Никто бы не это не пошел. Вот и попросил их всех постоянно молиться.
   Тогда Хазиз все же решился. Он опять опустил запуганного американца на землю, затем взял у него чашу и поставил ее к Западной стене. Затем опять поднял Гарсию на руки и пошел на толпу. Они расступились.
   Он шел и шел, а они молились.
   Потом Хазиз себе все локти обкусал, потому как не забрал из чаши содержимое.
   Да и еще его чуть не уволили.
   - Ты ублюдок, - весьма едко высказался командир.
   Мио смотрел на Хазиза, как на героя.
   - Ты даешь! - прошептал напарник одними губами.
   Хазиз пожал плечами.
   Хазиза, как и Грасию, заперли в подвале бывшего здания мэрии Иерусалима.
   Последующие шесть дней Хазиз не получал новостей с поверхности.
   А там тем временем люди молились.
   Командира же допрашивали в соседней комнате. Допрос длился сорок часов. Его не били, просто не давали спать. Командир запомнил допросную. Серая стена. А потолок белый. Одинокий табурет, на котором разрешалось сидеть командиру. Табурет был новый. В какой-то сумасшедший момент командиру подумалось, что каждому заключенному дают новый табурет. А потом выбрасывают и того и другого.
   Главным для него была дверь. Дверь металлическая, сейфовая, с большой круглой ручкой. Он знал, что через эту дверь его выведут или вынесут.
   На шестнадцатом часу допроса, а за это время он уже поговорил с семью палачами, его осенило:
   - Хочу умереть. Все равно радиация всех убьет, - довольно внятно попросил он.
   К этому времени табурет уже был зассан. Ему давали воду, но не давали встать с табурета.
   - Радиация не настолько страшна, как та взвесь химических и органических элементов, которая пришла вместе с радиацией из недр, - почти любезно информировал его очередной допрашивающий военный чин.
   - Радиация пришла из земли? Это не бомба? - командир полюбопытствовал. Он подозревал бомбу, но ученые и официальные лица говорили, что это из-за "провала" мертвого моря.
   - Это море, - пожал губы военный. Он стоял перед командиром. Не жалея, а выполняя долг, надо было начинать все сначала. И он начал. - Но не будем отвлекаться. Предлагаю рассказать, почему вы отпустили Гарсию одного? Вы должны были нести реликт самостоятельно. Вам заплатили?
   - Я отпустил его только пройти через толпу, - повторил командир.
   Последующие шесть часов он молчал. Говорить было без толку. Они все равно его не слушали.
   - Я никому не интересен, - такая мысль озвучивалась им или только казалось, что озвучивалась.
   Командир уже не помнил, что он там говорил. В какой-то прекрасный момент, а оказалось, что в пытках есть такие прекрасные моменты, он отключился. Может быть и говорил, а может быть и нет. При этом его совесть и другие органы чувств не контролировали ответы.
   Командир не помнил, как он упал не пол. Он лежал и смеялся. Точнее пытался смеяться. Ту гримасу, что он пытался изобразить, допрашивающие приняли за боль.
   Затем его опять посадили на табурет.
   Его опять пытались вывернуть наизнанку, но все было без толку. Он отвечал о том, как встретил американского парня. Он повторял, что не читал и не смотрел того, что находится в чаше. Он еще раз сказал, что даже не подозревает, почему Хазиз поступил так, а не по уставу.
   Затем его отволокли в камеру. Больше часа он лежал, задрав ноги, не в состоянии их распрямить. Сведенные мышцы отказывались повиноваться. Лежать и не думать, а потом пришел блаженный сон. Тот сон, который отрезвлял и восстанавливал.
   А потом к нему пришли и сказали, что он хороший человек, и должен опять вернуться к исполнению своих прямых обязанностей.
   - Сначала в душ, затем обед, а следом работа, - радостно проверещал ему пришедший генерал. - Ты должен разобраться с созданными тобой проблемами.
   Семнадцать лет назад, когда он стал рядовым, то был у него один достопамятный разговор, который научил его главному.
   - Ты должен понимать, что в армии ты будешь предан.
   - Как это предан? - он не ожидал, что будет речь об этом.
   - Любая система будет для тебя очень жесткой. Жесткость это еще не все. Система - это люди. А людям свойственно предавать, а, предавая, они будут делать тебе очень больно. Ты хороший служака. А, значит, непременно попадешь в этот жернов предательства и верности. Скорее всего, тебя будут допрашивать, и допрашивать свои же. Будешь служить, будешь принимать чью-либо сторону, а это верный способ попасть в камеру и на допрос.
   Тогда от этих высоких сентенций у него закружилась голова. С одной стороны, потирая свой бритый череп, он подумал, что все это дурь. С другой, душа подсказывала, что уж это правда, только, конечно, приукрашенная правда.
   - Да, а теперь пойдем, посмотришь кассету, - предложили ему. - Ты должен понимать, на что идешь.
   Ему показали кассету, на которой главным героем выступал худой голый тип. Это была трехминутная нарезка под музыку Гилланы.
   Ты имеешь боль.
   И этим ты живешь.
   Треш - твоя душа.
   Слышать боль тебе привычно.
   Но если вдруг придет весна.
   Куда тебе податься.
   Сыскать убежище нельзя.
   Ведь боль твоя кровь.
   Лишиться всех иллюзий.
   Старался сам.
   Зачем себе надеется.
   Но это все сметет стена.
   Твоя стена
   Твоя стена
   Твоя стена
   Песня глупая и непонятная с претензией на высокопарное понимание истины в человеке. Но звукоряд органично ложился на то, как этого худого типа пытали в душевой. Пять одетых типов допрашивали голого. Что допрашивали, он понял по выражению лиц, по тому, как сосредотачивалась камера на лицах людей.
   Затем этого голого увели в другую камеру.
   Там он спал. И это тоже показывала камера.
   Спал он, судя по всему, под жуткий визг.
   А потом к нему зашел тип, и выдал одежду, какую-то обувь.
   Песня кончилась, и тут появился реальный звук:
   - Ваши действия носили оправданный характер. Прошу одеваться!
   Так заявил "освободитель".
   А тип сошел с ума. Он стал смеяться, до икоты и белой пены на губах.
   На этом клип закончился. Комментировать никто не стал.
   А теперь это все происходило с ним. Ему принесли вещи, сообщили, что он нужен Родине, и пора на службу. Буднично и просто, забывая объяснить или извиниться.
   Командир принял душ, все еще решая расстреляют его или все же ситуация изменилась. Поднимаясь по ступенькам на третий этаж, командир все-таки уверился в том, что он опять нужен Родине.
   Ситуацию ему разъяснили в трех словах:
   - Ты должен заставить Грасию забрать чашу назад.
   - Ммм, - командир пригладил волосы. - Как я смогу это сделать? Есть план?
   - Надо его заставить, - еще раз нажал на него вышестоящий.
   - А почему вы не можете? ... заставить? - командир закашлялся. Он почувствовал, что вспотел. Запах был неприятный. Командиру захотелось незаметно протереть лоб. Но лишние движения не целесообразно было делать. Ему показалось, что повысилась температура, и он побледнел. Командир взмолился про себя, чтобы это не был конец. Обидно так просто умереть, когда казалось он опять при деле.
   - Вам плохо? - этот вопрос он не услышал. Свалило его, сознание ушло.
   Командир попал в реанимацию.
   Хазиз случайно услышал разговор о том, что командира скосила неизвестная болезнь. Сам он все эти дни валялся на койке, ел паек, когда приносили и не задавал вопросов. За то, что он совершил, он был спокоен. Дальше можно было и не жить. Хазиз читал "Ашкивену"
   - Уложи нас, Отец наш, в мире и подними нас, о Царь наш, для хорошей и мирной жизни...
   Здесь его прервали, пришел неизвестный тип в гражданской одежде:
   - Как себя чувствуете?
   Хазиз чувствовал себя оскорбленным. Его заставили прервать свою молитву. Но он стерпел это. Хазиз поднялся и пересел за стол. Он рассматривал первого посетителя за неделю. Пришедший к нему гость был усредненным. Не возможно было его запомнить. Только вот плоское лицо, такое доисторическое, как у питекантропа.
   - Я Илан Каждан, - представился гость, усаживаясь прямо напротив.
   Хазиз молча кивнул.
   - Поговорим о будущем? - предложил Илан Каждан.
   - Какое у нас будущее? - Хазизу сразу понравился этот гражданский.
   - Между прочим, вы тоже теперь гражданский, - сообщил Илан Каждан. - Военных сейчас сократили. Вы же не получали новостей последние несколько дней.
   - Не получал, - признался Хазиз, закидывая ногу на ногу. - Шаббат пока еще не отменили?
   - Упаси Господь! - искренне ужаснулся Каждан. - Шаббат еще не отменили. Почти, - спустя секунду уточнил он.
   - Отменили военным и ученым? - хмыкнул догадливый Хазиз.
   - Не только, - оценил его юмор Каждан. - Еще и сторожам у стены. Мы собираем лучших специалистов, определенной квалификации, нужны люди с неортодоксальным решением, чтобы суметь достать эту чашу, которая у всех на виду, - без привязки к прошедшему сообщил Каждан. При этом у него промелькнула озорная улыбка.
   Хазиз расслабился. Долгие годы он держал себя в узде. Всегда и везде контролировал себя. Даже с девушками в постели, он думал, что не может полностью расслабится. Хороших собеседников он не встречал уже несколько лет. Года три назад он общался с русским переселенцем Евгением Криворучко. Вроде бы и захотелось раскрыться, поговорить свободно, но что-то его удержало. А здесь он успокоился, перестал напрягаться. Да и подкупила его эта искренняя улыбка почти незнакомого человека.
   - В стране таких не нашлось? - Хазиз вернул улыбку.
   Илан Каждан вернул улыбку:
   - Твое дело только дойти до чаши, ты попробуешь первым. Люди тебя запомнили. Ты сможешь.
   - Зачем? - Хазиз имел в виду, зачем он будет менять свое решение. Тогда он выбрал абсолютно осознанно, он не будет этого делать. И никто его не заставит. В принципе, Хазиз уже просчитал, что, если попытаются, то он станет говорить у чаши, затем вернется к военным. Затем еще раз и еще раз. Дойти туда, дойдет, и будет говорить. Он даже знает, что он скажет. Будет говорить и спрашивать каждого, кого увидит рядом. Спрашивать и говорить о них самих. Люди, возможно, опять поверят, что есть будущее.
   Илан Каждан на этот вопрос лишь пожал плечами. Если этот не справится, а ведь он самый простой вариант, то найдутся другие. Сейчас надо понять, как заставить этого изменить решение. Есть еще Гарсия, тот американский подросток, ставший почти легендой и одновременно презираемый людьми. Они так и не смогли простить ему, что он не стал их спасителем. Просто принес, оставил и ушел, думая о себе.
   Илан Каждан сказал, что сейчас вопросом происхождения чаши и способа ее работы заняты ученые. Они должны понять, чтобы спасти. Они пробовали забрать чашу, пробовали договориться с людьми, пробовали провести исследования на месте, но их слушать никто не хочет. Все боятся, тех, кто должен охранять и беречь.
   По сути Хазиз не понял, зачем нужно что-то технически и исследовательски понимать. Это было глупо, наверное, так и считали обычные люди, которые были там.
   - Мне кажется, что все думают, что вы ее, - имелась в виду странная чаша, которая собирала в себя какие-то осадки, - хотите забрать и отдать кому-то еще. - Хоть Хазиз и не озвучил, но был явный намек на Америку. Его пробила испарина.
   - Вам плохо? - Каждан чуть привстал на стуле.
   - Мммм, в обще-то нет, нормально, - Хазиз понял, что тема здоровья знаменательна.
   - Не жарко? - Каждан еще раз уточнил.
   - Нет, - Хазиз протянул руку, предлагая ее потрогать. Что и сделал любопытствующий гость.
   - Отлично, - Каждан Илан утихомирил свое необъяснимое беспокойство. - Можем продолжать?
   - Можем, - согласился Хазиз. Однако, для него стала пропадать прелесть общения с Иланом. Сменился темп, и стало скучновато.
   Каждан уловил, что настроение собеседника сменилось. Но напрягаться по этому поводу не стал. Он был уверен, что Хазиз от него никуда не уйдет. Судьба такая.
   - Ученых мы пригласили для того, чтобы все-таки распутать эту всю историю с чашей, а так все равно надо получить то, что лежит внутри этой чащи.
   - Это логично, - согласился Хазиз.
   - Конечно, логично, - подтвердил Каждан.
   - Не думайте, что я буду извиняться за чашу и Гарсию, - довольно нагло, глядя в глаза Каждану, сообщил Хазиз.
   Каждан предпочел это проигнорировать.
   - У меня к вам предложение, - Каждан был уверен, что это не предложение, а приказ, но изобразил доброту. На вздернутые брови Хазиза, Каждан озвучил, наконец, свое "предложение": - Вы будете работать в команде, под моим началом. Мы договоримся. Вы принесете чашу. Добровольно.
   - Команда? - уточнил любопытный Хазиз.
   Каждан пожал плечами. Итак, все было решено, все что от него зависило.
   Илан Каждан поднялся, поправил свою серую рубашку, благосклонно кивнул и ушел, сообщив на прощание, что Кейсария поднялась:
   - Завтра мы вернемся к этому разговору и закончим наше дело.
   Хазиз продолжил молитву, завтра будет завтра. Он минуту подумал о своих будущих обязанностях, о чаше, о возможностя. Он не даст себя сломить. Это только спасение его мира. Другие должны заботиться о себе сами. Ведь это кто-то виноват в том, что случилось. А Кейсария не имела значения, так чувствовалось Хазизу. Кейсария поднялась, но не восстала. Никто не будет ее восстанавливать. Хотя может быть там тоже что-то есть. Ведь чашу кто-то оставил. Это, наверняка, какой-то неизвестный механизм. Может быть раньше умели такие делать. Может быть в Кейсарии даже.
   Но затем мысли ушли, оставив безбрежное спокойствие.
  
   История седьмая: "О тех, кому сокровище..."
  
  
   Бен Гурион: "Ценность Иерусалима не поддается ни измерению, ни исчислению; если у страны может быть душа, то Иерусалим - душа Эрец-Исраэль <...> Иерусалим требует и заслуживает того, чтобы мы его отстояли. Данная когда-то "при реках вавилонских" клятва обязывает нас и сегодня, иначе мы не достойны называться народом израильским"
  
   Гарсия пожал плечами и еще раз повторил про свою жизнь после того страшного землетрясения. О родителях он не вспоминал, как будто то их и не было никогда. Оптимизм, демонстрируемый американцем, озадачивал Хазиза. Казалось бы, что тут веселого? Мир-то рушится, тем более, что этот молодой американец навсегда одинок, а еще несчастен. Разве можно быть нормальным, после пережитого?
   - Гарсия, я, конечно, рад, что все так складывается, - Хазиз не стал уточнять, как именно оно складывается: "плохо" или "хорошо". Пусть понимает, как хочет. - Так зачем мы ждем священника?
   - Это армянский священник. Он много знает о прошлом. Точнее, не он, а сохранившиеся записи. Ты, кстати, знал, что они ведут дневники, в смысле записи о прошедших случаях? - американец старался объясниться наиболее понятно, заменяя "дневники" на "записи", стараясь быть наиболее понятным и близким собеседнику. - Хазиз, а что это за "она"? - Гарсия проявлял явно свойственное его возрасту внимание к красивой женщине.
   Хазизу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, речь идет об Аните. Но кто она самому Хазизу было не понятно, то ли ученая, то ли из сопровождающих военных, то ли из специалистов, которые должны отобрать чашу у людей.
   Пояснять, что Анита не просто милая девушка, Хазиз не стал. Промычал нечто невнятное, необязательное к пониманию.
   - А как все-таки ученые могут объяснить ..., - Хазиз вздохнул, все внимание переключилось на нового гостя.
   Чуть сутулый, невыспанный, отрешенный, серьезный и немного раздраженный.
   - Патвакан, - представился гость.
   - Садитесь, - Каждан взял труд на себя представить каждого из присутствующих. Патвакан кивнул и сел.
   Хазиз ощущал, как священнику неудобно в этой комнате. Он старался погасить раздражение, уйдя полностью в отрешенность, отстраненность. Но это выходило плохо. Патвакан не верил в дружелюбие присутствующих.
   - Вы пришли к нам потому, что понимаете, осознаете, внемлите, как важны ваши слова о том..., - Каждан не договорил. Возможно, он и сам не знал, что такое важное может сказать служитель армянской церкви. - Мы хотим задавать вам несколько вопросов. Очень прошу вас ответить на них. Еще раз прошу оказать нам содействие и ничего не скрывать от нас. Мы никому не хотим навредить. Наша цель спасти этот город, спасти всех.
   Патвакан кивнул, не подтверждая, не отрицая. Хазиз подумал, что Патвакан постарался им поверить, но этого не получилось. Но он продемонстрировал некое понимание ситуации и настойчивых просьб собеседника.
   - Прошу, - Каждан повернулся к ученым.
   Хазиз, присевший на маленький, похожий на барный, табурет, терпеливо пережидал игру в вопросы и ответы. Она длилась почти три часа. Служитель культа изложил, что в Храме ведутся записи. Все служащие в Храме должны каждый месяц делать записи. Это всего несколько минут, но это обязанность. Тексты пишутся в огромных книгах, которые затем складываются в одном из проходов под Храмом. Каждый служитель имеет право на один лист за один месяц. Надо записать самое важное. Каждый пишет на своем языке, но все служители стараются знать другие языки, это ведь Иерусалим - город многих слов. И иногда он читает записи других. Обязанность приносить и уносить книгу делится поровну. Самой книги хватает на десять лет. Так вот последние десять лет эти обязанности достались ему. Патвакан каждый месяц носил книгу вниз. Он читал старые книги. И там много интересного. По просьбе военных и разведки, которые обратились в Храм, было проведено совещание, и они решили, что могут сначала выслушать вопросы военных, а затем поискать ответы на вопросы в книгах, старых записях.
   Ученые были разочарованы. Каждан был разочарован. В прения вступил Гарсия, он считал, что ему многое можно. Его почти смогли убедить, что они избранный.
   - Понимаете, - этот юнец опять будто бы состарился до девяноста пяти лет. - Вы пишите это для кого-то. Думаю, что для нас. Понимаете, вы должны понимать, что все должно пригодиться. Просто так, понимаете, - Гарсия явно злоупотреблял этим самым "понимаете", но его все внимательно слушали. - Надо чтобы это имело смысл. Просто наблюдение и записи не имеют смысла. Понимаете? Вы должны это понимать!
   - Эээ, - Патвакан долго и внимательно смотрел на мальчика-старика. - Я не могу вам поверить, - наконец, сказал он.
   - Вы не привыкли верить, понимаете? Но разве чудеса не рядом с вами? Можете ли вы понять? Пожалуйста, подумайте, как понимание важно для нас, для нас всех. Поймите, что вы наша надежда. Вы же должны нести надежду, - Гарсия все еще пытался страстно убедить Патвакана в пользе сотрудничества.
   Хазиз видел, что ничего не получается. Сам он довольно смутно осознавал, зачем им копаться в прошлом.
   - Я касался чего-то неведомого, - Хазиз обратил на себя внимание всех присутствующих. Он не заметил, как Каждан одобрительно кивнул. - Но это неведомое ничего не значит, если оно так и остается неведомым. - Хазиз тоже чувствовал, что все зря. Его слова ничего не меняют. Хазиз вдруг вспомнил, как лежал в том Храме. Может быть история опять повторяется? А он-то думал, что уже расплатился за то бессмысленное лежание, когда решил вопрос с Гарсией и чашкой. - Я хочу сказать следующее. У вас нет шансом и дальше пасти свою паству, если все мы помрем в самом ближайшем будущем. - Но и этот аргумент на Патвакана не произвел впечатления. Хазиз подумал, что возможно эти священники хотят, чтобы все земные заботы кончились. Он решил попробовать еще раз. - Послушайте меня, пожалуйста. Ответьте, что или кто для вас является настоящим подлинным смыслом жизни? При любом ответе, ваш долг - помогать. Помогите нам прямо сейчас.
   - Я помогу вам. Предлагаю пойти к Храму, и там уже вы объясните это все остальным. Если вы их убедите, то ..., - Патвакан поднялся.
   И они все отправились к Храму.
   Хазиз был рад выйти на улицу. Им предложили надеть защитные маски, но спец одежду выбрали только трое. Они старались сделать вид, что им все равно, а остальные ведут себя глупо. Защищать себя - первоочередная обязанность каждого.
   Хазизу дважды хотелось убежать. Просто два шага вперед и затеряешься в толпе. Каждый раз ему удавалось подавить соблазн только с помощью жестоких воспоминаний о том храме в его детстве.
   Все действо в Храме Хазиз пропустил. Он наблюдал за Гарсией и его интересом к Анне. Милая девушка, но со слишком жестким взглядом. Хотя, наверное, других уже сейчас нет.
   Хазиз включился в происходящее минуте на двадцатой, когда убедился, что им "дали добро" на допуск к старым дневникам. Идти надо было вниз или нести дневник наверх. После недолгого совещания их все-таки допустили вниз. Хазиз чуть было не остался наверху.
   Идти вниз было приятно, отчего-то вопреки всем законам физики там был очень хороший воздух. Хазиз спускался одним из последних. Подземные туннели вели вниз. Причем "вниз" означало почти вертикально. Хазиз же помнил, что общепринятая система туннелей под Храмом была пологой, медленно расходящейся в стороны, как паучья сеть на кустах орешника. Эти же туннели были почти отвесными, вертикальными, довольно узкими. В один из моментов Хазиз был поражен. Они уже спустились метров на тридцать пять-сорок, когда случилось что-то странное. Эффект раздвоения, так назвал это Хазиз. Судя по возгласу, идущего рядом с ним Гарсии, он тоже увидел этот эффект "двойников". Один из монахов, замыкающий весьма представительное шествие, объяснил это "чудо".
   - Мы и сами не понимаем, почему, но это видно, только когда идет не менее двадцати пяти человек. А вас сорок шесть. Здесь какая-то дырка. На самом деле туннель идет вниз. Вы не можете видеть, что внизу, но как бы видите на этом участке дороги вниз. Вы видите, что внизу. Вы видите, как они идут вниз. Это типа зеркального эффекта, такого отражения, которое видимо на этом уровне.
   Хазиз и Гарсия смотрели, как люди, которые внизу идут, отражаются рядом с ними.
   - А с чем это связано? - Гарсия даже остановился. Ему нравилось разглядывать людей. - Жаль они не видят!
   - Зачем нам знать это? - монах пожал плечами, по крайне мере, так показалось Хазизу. - Мы принимаем все, как чудо. Просто чудо или жизнь, как чудо.
   - Фильм такой был! - почему-то вспомнилось Гарсии. - Но мне про Аризону больше нравилось.
   - Ну, да, - Хазиз был совершенно не уверен в том, что понимает, причем тут Аризона. - Так и всё? Идем? Или будем дальше смотреть?
   - Сейчас все пройдут, - умоляюще попросил Гарсия. - Интересно же!
   - Чего в них интересного? - Хазиз вздохнул. Все-таки он забыл, сколько лет этому подростку-старику. Его все еще интересовали чудеса. - Пойдем!
   Монах зачем-то пустился в пояснения, что отражаются не все. Некоторые отражаются, а некоторые нет. У них веков пять назад было подобное исследование. Решали даже не пускать, точнее не оставлять в Храме, тех, кто не отражается. Но один из глав католической церкви сказал, что отражение не есть определение благочестия. Возможно, что именно неотражение и есть высшее признание.
   - Не понимая смысл чуда, трудно его считать чудом, - глубокомысленно заметил Гарсия.
   - Примерно так, - согласился монах. - Мы тут часто видим чудеса, которые не понимаем, не можем объяснить. У нас работа такая - видеть чудеса.
   - Лучше сказать "необъяснимые явления", - поправил его всезнайка Гарсия.
   Они замолчали. Хазиз заметил, что "чудо" уже закончилось. Все ушли куда-то вниз. Больше не было никаких отражений.
   - Продолжим? - Хазизу все еще хотелось их поторопить вниз. - Там внизу что-то уже может смотрят.
   - Знаете, что внизу, вы и так узнаете, может хотите посмотреть нечто более необычное? - вдруг предложил монах.
   Хазиз не поверил в его импульсивность. Это был рассчитанный ход. Только вот смысл в чем?
   - Хотелось бы, конечно, но только вы уверены в том, что говорите? Почему мы? - Гарсия не оказался таким простачком, каким выглядел. Они все еще стояли на ступеньках. Вниз, как видел Хазиз, еще как минимум три-четыре пролета. Они все равно пройдут вниз, в этом Хазиз был уверен. Они заглянут туда на секунду, затем можно и согласиться на приглашение монаха.
   Соблазняющая сторона словно прочитала его мысли.
   - Если вы согласитесь, то мы не будем спускаться вниз, - монах почти скрыл свою улыбку. - Здесь есть другой ход.
   - Где? - Хазиз и Гарсия одновременно оглянулись.
   Монах вздохнул, поправил одежду, еще раз вдохнул и приглашающе махнул рукой вроде бы в никуда.
   - И? - Гарсия уже похоже решил. - Да!
   Хазиз просто утверждающе склонил голову.
   - Пусть так будет. Но здесь некуда свернуть.
   - Почему некуда? - монах еще раз вздохнул. Казалось он скорбел о некой ограниченности людей. - Туда!
   Хазиза ошеломило, что он не видел двери. Он вообще ничего не видел. Они стояли на ступеньках. Хазиз ниже, за ним Гарсия чуть выше, а чуть выше монах. Лестница узкая, пройти можно только одному. Стены и потолок смыкаются над головой. Камень и земля. В земле и камнях тяжело найти дверь. Тем более, что все это в полумраке. Они спускались с фонариками в руках. Мощный свет "Маглайта" показывал только путь вперед и ничего лишнего. Двери же надежно укрылись тонким слоем земли.
   - Вы что каждый раз их замуровываете? - восхитился Гарсия.
   - Да, - монах коротко согласился с ним. Проведя рукой по груди, словно стараясь уберечься от чего-то. - Мы сюда не часто ходим.
   - Дверь в таком неудобном месте! Вы сами ее по ступенькам находите? - Гарсия пытался быть милым.
   - Да, иногда, - монах в ответ впервые улыбнулся.
   "Иезуит", - подумалось Хазизу.
   "Обтрясать" дверь пришлось минут десять. Хазиз даже удивился тому, что их никто не ищет.
   - Может они не заметили, как нас потеряли? - почти риторически спросил Гарсия. Хазизу слабо верилось, что можно не заметить их отставание. Но он просто пожал плечами.
   Гарсия несколько минут повосхищался тем, как здорово была замурована дверь. Монах же оценил его внимательность умильным поднятием бровей. Дверь открывалась, причем просто открывалась, ни замка, ни щеколды, ни цифрового кода. Такая обычная деревянная дверь.
   Воздух был довольно затхлым. Они переждали минуты три прежде чем зайти. К удивлению гостей там был современный электрический свет.
   - Электричество! - восхитился Гарсия лампочкам по ходу движения.
   - Так удобнее, - монах все еще не сказал своего имени, но хоть его можно было рассмотреть более подробно.
   Хазиз пытался составить мнение о монахе. Рост обычный самый средний, не толстый, не красавец, а вот самым выдающимся из всего был его подбородок. Он противоречил всему тому смирению, которое читалось в натуре монаха.
   - Вы долго старались быть ... научиться смирению, - Хазиз ляпнул это вслух.
   - Не удалось, - вслед за улыбкой они получили ухмылку от монаха.
   - Как к вам обращаться? Имя? - Хазиз, наконец, рискнул спросить об имени их уважаемого хозяина.
   - Отец Феонас, - представился монах. - Я уже раньше себя называл. Вы, наверное, не слышали?
   Гарсия кивком подтвердил, что он - Феонас действительно представлялся.
   - Так о чем вы хотели спросить? - отец Феонас почти автоматически попытался спрятать свой подбородок. Но по глазам Гарсии понял, что можно уже не притворяться смиренным. - Что вас интересует?
   - Куда мы идем? Что мы там найдем? И почему мы? - Хазиза тревожила эта ситуация.
   Отец Феонас остановился. Гарсия и Хазиз тоже. Они стояли перед очередным тупиком. Пришлось еще раз "обтряхивать" дверь. И еще одни коридор, но этот уже очень узкий. Надо было пригибаться, чтобы пройти. Резкий поворот направо, и они пришли.
   - Сюда? - Хазиз был страшно разочарован.
   - Сюда, - отец Феонас разрешил им минуту разочарования, а потом стал рассказывать. - Здесь хранятся самые секретные книги, записи, письма. Все то, что мы не понимаем или боимся.
   - Тогда понятно, - пробормотал американец. - А поначалу меня как-то обескуражило, что здесь стоит этот сундук. Я-то ожидал чего-то другого. Ну, не понимаю я, чтобы книги были сокровищами. В Америке это как-то уже не считается.
   - А ты домой вернуться не хочешь? - Хазиз вдруг понял, что Гарсия мог бы давно улететь в Штаты, но почему-то этого не сделал.
   - Я останусь здесь, - лицо у парня скривилось, став маской старика. - Я не могу вернуться туда один.
   - Как ты там жил? - Хазиз спросил это только сейчас.
   Отец Феонас проявил признаки нетерпения:
   - Никогда не думал, что я приведу сюда мирных, и тут они начнут говорить о другом.
   - Простите, мы вас слушаем, - Гарсия дотронулся пальцем до сундука с книгами. - Мы действительно слушаем вас, но мы не ученые. Мы просто люди.
   - Я расскажу Вам о том, что значит для нас. Довольно давно к одному из наших служащих из Храма пришел человек с сомнениями. Самым тяжким являются для человека сомнения. Для любого, - очень многозначительно, но до крайности печально добавил Феонас. - И устранять сомнения наша работа.
   Хазиз даже не предполагал, что священники рассматривают свою жизнь, как работу.
   - Устранять сомнения - тяжелая работа, - Гарсия пытался понять, как сомнения связаны с сундуком, но похоже пока не находил взаимосвязей. - Но разве вы не должны нести утешение?
   - Какое утешение? - отец Феонас удивился. - Утешение не наше дело. Мы должны устранять сомнения. Это самое большее, что мы можем сделать.
   Хазиз кивнул, поражаясь смыслу их жизни. Наверное, поэтому религия и служение настолько популярны. Здесь не нужно искать смысл, он уже дан изначально.
   - Итак, вы про сомнения сказали, - Хазиз поспешил напомнить, о чем шла речь.
   - Да, и сначала одни принес нечто смутное. Это он не мог понять. Затем еще и еще. То, то мы не смогли объяснить, то мы складывали сюда. Я помню, когда ко мне пришли с сомнениями. В самый первый раз. Пришел человек, который просил помочь, объяснить, как можно не сомневаться в своей жене. Она перестала его замечать, а он счел, что это признак нелюбви. Сомнения гнели его настолько сильно, что он перестал даже есть нормально.
   - И что? - полюбопытствовал юный американец. - Вы его разубедили?
   - Нет, я помог ему определиться. Он сомневался в ней, что она его не любит. Я спросил его, а любит ли он ее. Тогда он успокоился.
   - Почему? - теперь даже Хазиз не мог понять логику.
   - Потому, что он думать о себе. Заставить человека думать в минуты сомнений это главное. А иногда возможно заставить, сосредоточить человека только на нем самом. Вот я это и сделал. Когда он подумал, любит ли он ее, то понял, что любит. Я спросил, чем же вызваны его мысли об ее охлаждении. Он ответил, что она перестала спрашивать, что готовить ему на завтрак. Она теперь делала, что хотела.
   - Возможно, она его лучше узнала, - предложил Гарсия. Хазиз в принципе был согласен с этой версией.
   - Возможно и так. А возможно, что она действительно к нему охладела, - отец Феонас опять-таки весьма характерным движением попытался спрятать свой упрямый подбородок. Уж очень ему хотелось выглядеть смиренным, простым, неярким. - Но дело было в том, что он сомневался и сомневался, а не спросил ее.
   - И вы ему сказали это? - Гарсия уже подустал от некоторых заумствований собеседника. Хазиз посчитал, что этот от отсутствия опыта семейной жизни.
   - Я рассказал ему притчу о том, что великое благо для нас, когда есть, у кого спросить, кто может разрешить сомнения. И большая ошибка, если мы этим не пользуемся. Бременем служит то, когда спросить действительно больше некого. Ответа не получишь, а сам не разрешись сомнений.
   - А какая это притча? - Хазиз никогда на жизнь не смотрел с этой точки зрения.
   - Я расскажу вам, если интересно, - отец Феонас теперь в основном обращался к Хазизу, как к более зрелому собеседнику. - Здесь же лежат книги, те смутные знания и вопросы, на которые некому ответить.
   - Мы можем это посмотреть? - Гарсия торопился взять хоть что-то в руки, но боялся некоторого гнева священника.
   - Конечно, да. Я затем вас и привел сюда. Думаю, что вы можете взять что-нибудь, а точнее нечто. Вот эту серую книгу. Там довольно много записей. Я их читал. Все служащие Храма читают эти вещи. Мы должны научится жить со множеством неразрешимых сомнений.
   Хазизу все еще хотелось услышать притчу, возможно, следовало напомнить отцу Феонасу об этом, но он не решался.
   - Вы предлагаете нам именно эту серую книгу? Почему? В ней что-то особенное? Касающееся нас? - Гарсия уже держал серую книгу. Довольно старая, но не ветхая. Надписи на ипру. Хазиз стал читать.
   "Мой друг ушел, но перед этим рассказал историю жизни его и его друга. А что мне с этим делать не рассказал. Не веря, что это может быть правдой, тем не менее, я готов написать по совету раввина. Написать и отдать, чтобы чужая жизнь меня не тревожила. Сначала раввин сказал, что обязан высказать, что дума с тем, чтобы избавиться от лишних эмоций. А затем уже рассказывать, как все было.
   Я считаю, что это просто безобразно, безалаберно, безответственно и просто богопротивно вовлекать в свои дела других. Даже просто рассказывать о своих проблемах - это уже плохо, неправильно и гадко. Нельзя смущать разум и душу другого человека. Это вред. И сказано, что "каждый живет своим миром и своим умом".
   Вот так резко высказав, что я о них думаю, то готов, наконец, говорить более спокойно и внятно.
   Миновал шаббат, это было как раз перед ним, как мой сын Элиша привел непутевого Михаэля. Они ровесники и к тому же очень похожи. Иногда люди вокруг думают, что Михаэль мой второй сын. Но это не так. Он приблудный. Однако, Элиша и Михаэль подружились, иначе, я не могу объяснить почему Элиша принял проблемы и чаяния Михаэля так близко к сердцу, что привел его ко мне - своему отцу. Элиша скромно, как и подобает достойному сыну, попросил меня выслушать Михаэля и дать совет. Я выслушал, как и должно хорошему отцу и просто старшему, мудрому человеку.
   Рассказ Михаэля был довольно расплывчат. Все дело в том, что он принял это глупое, необдуманное решение нести куда-то чашу, чтобы потом "спасти" будущее. Не проще ли бы забыть про то, что будет неизвестно когда. Михаэль был хорошим парнем, но он принял чужую судьбу. Спрашивается зачем? Надо было все оставить, так как есть. Вот мой сын Элиша тоже думает о будущем, но не так абстрактно и необъяснимо. Это, кстати, мой Элиша договорился о том, чтобы перемостили три улицы. Три улицы сейчас это гораздо больше, чем какая-то чаша там и неизвестно когда.
   Но, как обязывает меня необходимость, терпеливо выслушал друга моего сына. Михаэль поведал весьма странную историю, которая сводилась к какой-то навязчивой идее "спасти будущее". Ни спасти от чего, ни спасти для кого, ни когда, ни где, ни зачем, на это Михаэль не мог ответить. Все только расплывчато, витиевато, что невозможно понять стоит ли в это верить. Суть его "спасения" заключалась в том, чтобы отнести в какое-то место за городом "заряженную" чашу и оставить ее там на сохранение до будущих времен. Оставить эту странную чашу, которую он добыл по сути каким-то темным путем. Затем эту чашу найдут и спасут мир.
   Михаэль сказал, что как только он это выполнит, тут то и осталось только отнести эту штуку, и миссия выполнена. Мой сын Элиша старался оправдать своего друга, понимая, что меня это шокирует. Но я все еще держался, ради сына, ради общего блага. Я сказал, что Элише возможно стоит подумать о том, чтобы осмотрительнее говорить о благе. Именно, о благе стал толковать мой сын Элиша. По его мнению, благо стоит того, чтобы за него бороться. Я же считаю, о чем много говорил с нашим раввином, что благо это только наша жизнь. Жизнь каждого должна быть благом. Другое благо нам не надо создать, потому как мы можем прожить только одну жизнь.
   Михаэль, видя, как мы спорим, поспешил уйти.
   Я в дверях слышал их разговор.
   - Твой отец, Элиша, говорит с тобой! - так дословно сказал Михаэль.
   - Мой отец говорит со всеми, - не понял мой Элиша. - В чем тебе кажется это необычным?
   - Со мной редко говорят. Мои, ну, они...- Михаэль пытался определить, как называть своих наставников, но не смог определить, - ну, они не говорили. Со мной говорил только отшельник в пещере. Но и то, он теперь умер.
   - Так зачем ты выполняешь какие-то нелепые истории. Разве они важнее для тебя, чем сейчас, чем сегодняшний день? - мой Элиша все еще пытался образумить друга.
   - Твой отец меня тоже не понимает, - как-то довольно сокрушено заметил Михаэль.
   - Так перестань быть глупым, забудь о том, что еще не существует! - Элиша, наконец-то, высказал свое мнение. До этого он очень был мягким, терпимым, как и подобает настоящему человеку.
   - Так зачем ты меня сюда привел? - Михаэль вздохнул, так громко, что даже я услышал. - Ты хотел меня переубедить? Ты считаешь, что я глуп? Ты не хочешь, чтобы я что-то делал для завтра?
   - Михаэль, да скажи же! - Элиша непозволительно повысил голос. - Кто тебе вдолбил всю эту глупость?
   Михаэль ушел, так и не ответив.
   Потом уже я смог поговорить с Элишем, затем, чтобы он пересказал мне эту историю еще раз. Но ничего вразумительного я так и не нашел. Признаюсь, что был обеспокоен одной мыслью, что город может потом погибнуть.
   Я нашел в себе силы с тем, чтобы пойти к раввину и послушать его совета. Я записал всю историю Михаэля, чтобы она просто осталась в истории. Пусть это и не имеет значения".
   Отец Феонас явно гордился своей причастностью к такой тайне, и он явно не понимал дикого несусветного разочарования самого молодого из них - американца Гарсии. Хазиз же в который раз подумал, что все эти тайны не имеют значения, и слабы те люди, которые живут прошлыми тайнами.
   Отец Феонас ожидал одобрения, ожидал восхищения и чего-то еще такого, чтобы утвердило его в своей значимости.
   Американец не заметил короткого, но предостерегающего взгляда Хазиза:
   - Зачем вам это нужно? - спросил он у отца Феонаса, показывая на все эти книги и потрясая этой серой стопкой сшитых бумаг. - Зачем? Что дает такое знание? Оно ведь бесполезно! Что в этом такого секретного или объясняющего? Зачем такую фигню хранить столько лет? Ведь несколько сотен лет! Зачем сиё хранить? И все остальные тайны такие же?
   Отец Феонас явно обиделся. Обида была столь острой, что какое-то время он не мог заговорить. По его пусть и не выраженному мнению, он только что показал настоящие сокровенные тексты. А они его не поняли, точнее не просто не поняли, а расценили это, как мусор.
   Хазиз вспомнил, как учился в школе. На уроках учитель английского языка часто повторял, что "каждое написанное слово стоит тысячи сказанных". Именно, написанные слова документируют мудрость прошлого. Иногда учитель чуть посмеивался, а особенно, когда они читали Шекспира, что мол "слова - всегда слова", но "где мало слов, там вес они имеют". В свою очередь сам Хазиз так и не понял, чем написанное слово ценнее сказанного. Хазиз полагал, что все равнозначно.
   Отецу Феонасу потребовалось более минуты, чтобы справиться с собой:
   - Знаете, я не предполагал, что вы к этому так, - он выделил, именно, "так", -отнесетесь. Я считал, что делаю доброе дело.
   Хазиз удержался от бормотания насчет "благих дел и дорог, ведущих в ад".
   - Полагаю, что мы не совсем поняли друг друга, - довольно дипломатично пострался урегулировать ситуацию Хазиз.
   Отец Феонас так не считал, да и Гарсия тоже. Сейчас они стояли друг напротив друга, буквально зеркально отражая позу соперника. Гарсия сжимал левый кулак, священник - правый. Оба напряженны и готовы вцепиться в горло сопернику.
   Как они стали врагами? Эту метаморфозу Хазиз проглядел, занятый своими воспоминаниями об учителе английского языка. Хотя, наверное, один оскорбил по малолетству ума, второй не внял, что раскрыл душу не тому человеку. Они бы даже скорее всего не сказали за что так стали ненавидить друг друга, но Хазиза несколько напугало это противостояние.
   - Эээээ, - Хазиз отвлекал внимание на себя. - Я эээээ....ээээ не совсем понял, что все это значит? Как это, - он указал рукой на серые листы, - связано с нашей чашей. Это о ней что ли говорил наш загадочный Михаэль?
   - Да, - отец Феонас внезапно "сдулся". Он будто бы потерял веру, а может быть и силу. Или и то и другое вместе. Хазиз пытался оценить, что влияет на настроение священника, но смог найти причины. - Я думал, что вы поймете.
   - Что именно? - Гарсия понизил голос и сменил свой презренный тон на тихий и ласковый.
   Отец Феонас пожал плечами:
   - Мы видимо давно живем в изоляции. Возможно, что в этом дело.
   Хазиз и на этот раз удержался от бормотания, но он думал о том, "изоляция" это слабо сказано.
   - Так эта предистория? Так? - Хазиз все еще старался вникнуть, но только лишь проявляя уважение.
   Гарсия не скрывал своего неудомения по поводу ненужных тайн. Однако отец Феонас все равно предпочел объясниться. Возможно, что это - выслушать человека - так решил Хазиз - единственное, что они с Гарсией могут сейчас сделать. А потом они выйдут отсюда и навсегда забудут эту историю. А вот, как будет дальше жить священник еще неизвестно. Вряд ли он вернет себе душевное равновесие. Вероятнее всего, что он навсегда запомнит, его тайны пусты, как старые могилы.
   Отец Феонас предложил выйти наверх и там поговорить. Гарсия и Хазиз молча последовали за ним. Разговор они продолжили уже за чашкой чая вне Храма. Отец Феонас извинился за то, что они нигде не могут сесть.
   - Не думал, что буду здесь пить чай из пластиковых стаканов, - Гарсия смотрел на чашу и людей.
   Это был уже не океан, а всего лишь море людей. И видно чашу. Люди подходят, молятся, смотрят и уходят. Они уже не стоят в караул, а просто молятся. Видно солнце и воздух не такой мутный.
   - Отсюда видно, что туда идет эта гнусь, - отец Феонас показал рукой на стену, у которой стоит чаща. - Это знаете, как мотор, а люди, как бензин.
   Хазиз хмыкнул, соглашаясь с некоторой циничностью священника.
   - Сначала солнца почти не было видно, - кивнул он собеседнику, затем сделал еще глоток чая. Горячий, предельно горячий, обжигающий. С лимоном и сахаром. С ароматом розы и шиповника.
   Хазиз этого не знал. Некоторое время он был изолирован, поэтому не знал, как было страшно здесь наверху. Каждый со своим горем, а горе выражалось в количестве взвеси на кубический метр воздуха в городе.
   - Этот поток наиболее заметен в рассветные и закатные часы, - просвятил их отец Феонас. - Хотя по логике и по законам природы, такой грязный мутный столб грязи должен быть наиболее виден в дневные часы. Ваши военные и их ученые должны выяснить, почему это так. Но вряд ли это имеет значение. Я не очень могу осмыслить, зачем нужны такие ненужные подробности. На что они влияют?
   Хазиз подумал о том, что теперь отец Феонас не понимает их действий. Для него это бессмысленно. По-настоящему бессмысленно. Как для них эти старые истории.
   Вроде бы они рядом, сплочены одним горем, но абсолютно не понимают друг друга. Отец Феонас допил свой чай и смял стаканчик. Хазиз поморщился от неприятного звука.
   - Итак, внизу сейчас они все еще обсуждают. Я думаю, что ваши ученые сейчас в восторге. Похоже, что мы представляем интерес только для ученых и возможно священников. Знаете, я за последние десять минут осознал насколько я ненужен.
   - А можно сначала? - Гарсия протянул руку к термосу. Ему хотелось еще чаю.
   - Хорошо. Там внизу есть книги, которые написаны примерно в тоже время. Мы уже все подготовили, тогда когда объявилась чаща. Мы знали, что все равно кто-то придет. А иметь тайну и не делиться ей это глупо. Здесь главное нужное время.
   Гарсия тяжко вздохнул. Ему было сложно воспринимать эти философские рассуждения. Хазиз же был уверен, что надо просто подождать. Пару минут и тогда священник, наконец, будет говорить более конкретно.
   Отец Феонас дернулся, подбородок словно бы опал, хотя реально это было невозможно. "Может быть, тень так легла", - подумалось Хазизу.
   - Итак, простите, - отец Феонас понял, что пора говорить о деле. - Опуская все, что можно я могу сказать, что давным-давно была одна история. Человеку приснилось или как-то по-другому показалось, что он может чем-то помочь. Своей цели в настоящем он не нашел, но решил, что видит цель в будущем. Скажем, это что-то что он может сделать реально.
   - Итак? - Гарсия чисто по-американски шуроко улыбнулся, скорее всего, даже не осознав этого.
   Теперь уже оба Феонас и Хазиз подумали о разнице культур. В каждом обществе принято по-своему проявлять внимание. В Америке все во многом унифицировано. Улыбка почит везде. Будьто действие, эмоция или мысль.
   - Тот человек, который скажем так, получил сведения о гибели города от непонятной субстанции. Мы ведь до сих пор определямем точный состав воздуха. Он обязал другого человека воплотить его желание. В результате случайностей, которых можно счесть провидением, тот о котором вы читали, молодой Михаэль отправился завершать это необычное дело. Мы предполагаем, что он не донес чащу до нужного места.
   - Откуда вы это знаете? - Хазиз вздохнул.
   - Остались записи от Элишы. Вы их не прочитали, - отец Феонас знаком предложил спуститься вниз.
   - Может быть еще здесь? - Хазизу же наоборот хотелось остаться на воздухе. Он понял насколько скучал по солнцу.
   - Так что? - Гарсия их перебил. Он, похоже, не понял, что есть предложение уйти вниз.
   - Элиша написал, что его друг пошел и не вернулся, но Элиша знал, куда именно должен был Михаэль доставить чащу. По крайне мере, так он сказал.
   Свящинник говорил чуть путано, но в принципе было понятно, о чем речь.
   - Итак, Элиша спустя два года поехал туда, куда должна была прибыть чаша, - здесь отец Феонас понял, насколько высокопарно он высказался. - Элиша поехал туда и ничего не нашел. Он понял, что его друг Михаэль пропал по дороге. Но случилось так, что он все равно выполнил поручение.
   - Какое? - Хазиз уже не мог представить, что еще такое сделали в этой непонятной истории.
   - Он сделал сосуд и вложил туда определенное послание. А затем запустил сосуд в море. Ему так велел Михаэль. Мы думаем, что кто-то нашел сосуд из моря и тогда нашли чащу.
   Хазиз и Гарсия в обалдении молчали. Этого просто не могло быть.
   - Вы не совсем правы. История сложилась по-другому. Не так, - услышали они сзади. Оказывается компания увеличилась совсем незаметно для них. Это был всезнающий Каждан. - Мы пока расследуем эту историю. Возможно, вы захотите услышать, только если ....вольетесь, - Каждан подобрал слово с трудом, - вольетесь в команду. Мы сейчас все ищем, раскапываем, говорим, спрашиваем, узнаем.
   - Ясно, - это было скорее проявление вежливости, чем понимание. - Так все-таки получилось, что ...?
   - Получилось, как мы думаем, что чашу нашли совершенно случайно. Дело в том, что Гарсия, - тот кивнул на упоминание своего имени, - действительно случайно ее нашел.
   - Да, - Гарсия довольно коротко пересказал, что смылся от родителей и смотрел ту самую "Лубянку онлайн", а потом все случилось. И он просто шел и шел, дошел и его нашли.
   - Так это все не имело смысла? - почти выдохнул отец Феонас. Видимо он имел в виду все эти усилия. Их книги, тайные знания, а также брошенную бутылку в море.
   - Не совсем. Все получилось не так, как вы думали. Вы ведь думали над этим? - спросил Каждан, обращаясь персонально к отцу Феонасу.
   - Думал, конечно, - священник вдруг стал покорным. Он смирился. Хазиза это поразило, а вот Гарсия, похоже, не заметил.
   - Но это все равно сложилось так, как должно было сложиться, - Каждан пошел на примерение с провидением, которое сломило отца Феонаса.
   - Я думаю, что мы хотели бы принять участие в этой... этом деле, - вяло согласился священник.
   На этом кончился очередной день новой жизни, которая пока казалась людям жесткой.
   Следующим утром Хазиз получил свободу. Каждан пришел к нему и просто сказал:
   - Вы свободны.
   Хазиз уселся на кровати и ощутил себя потерянным. Получилось, что новая жизнь кончилась. Вроде бы он уже и не нужен. Видимо, Илан нашел другой способ получить чашу. А ведь Хазиз так и не спросил Гарсию, почему того не послали к чаше. Хотя, возможно, потому что американец. Люди могут его не пропустить. Хазиз подумал, что этот временами бездушный американец стал для него самым близким человеком.
   - Почему сейчас меня ... выкидывают? - Хазиз хотел узнать, почему сейчас. Вчера ведь обещали совсем другое.
   . - Приказ, - Каждан соизволил ответить.
   Против приказа спорить бесполезно. Только вот теперь непонятно, что делать дальше. Куда ему идти и что делать? И зачем ему куда-то идти?
   - Так мне...?
   - Есть двадцать минут. Затем осободите площадь, - разрешил Каждан.
   - А куда мне? - Хазиз все еще надеялся на чудо.
   - К себе, ... видимо, - Каждана это больше вообще не интересовало.
   Собирать вообще было нечего. Личных вещей никаких. Одеться и пойти. Но Хазиз из упрямства потребовал завтрак. "Гуманная армия", - между глотками кофе думал он. Пожалуй, теперь он понял, что он одинок. Его проводили под охраной до выхода.
   Никто не пришел его проводить.
   Хазиз посмотрел на утреннее солнышко. Хоть оно радовало. Надо возвращаться на службу, но этого делать не хотелось. Да и где она та служба.
   Хазиз пошел по улице вперед. А впереди нашлась скамейка с довольно симпатичной девушкой. Она сидела и читала. Девушка подарила ему одну чарующую улыбку, и, уходя с приятным молодым человеком, оставила ему свою книгу.
   От нечего делать, Хазиз вчитался в открытую страницу. Это явно была переводная вещь.
  
   "Рисовать было не на чем, и это был крах.
   Каждый человек крах воспринимает, как нечто ужасное. Например, как падение метеорита или там полный позор на концерте, когда ты забыл слова. Иногда крах это опоздать на свидание. Так вот Игги, как его звали домашние, а в миру просто Дэн, т.е. Денис думал, что крах это одновременно потерять кредитную карточку, все документы, а также разбить отцовскую машину.
   Теперь же крах выразился просто завтра выставка, а рисовать не на чем. Он полный даун, идиот, кретин, а главное неудачник.
   Ему ведь помогла такая хорошая, правильная девушка, как Вилена. И что? Что он привезет на выставку.
   Игги представил себе, как приезжает, нет... звонит ей и жалобно мычит, что те семь мест, которые ему выделили в Розовом зале Дворца художников нашего Города останутся пустыми. И все, потому что его картины пропали, были уничтожены диверсией. И теперь ему больше вообще нечего выставлять.
   Игги даже не знал, что когда крах, то не плачут. Это оцепенение. Мертвая зона.
   Тут ему вспомнилось, что иногда люди начинают все сначала. Но он четко понимал, то он не сможет начать сначала. Он слишком долго к этому шел.
   И это ведь только первый этап в том, чтобы представить себя, свои работы публике.
   До рассвета оставалось семь часов. До выезда с картинами из дома к Дому художников Нашего Города целых девять.
   Но даже если он сейчас среди ночи добудет где-то семь полотен, пустых холстов. То они так и останутся пустыми. Возможно одно полотно он сделает. Но ведь придется думать заново. Творить впопыхах нельзя. А если он просто что-то намазюкает, то его работы тоже потерпят крах. И тогда Вилена на него жалобно посмотрит, может быть даже попытается утешить, но он больше не сможет быть художником. Он сам не сможет рисовать.
   Так что наличие холстов не решало проблемы.
   Игги на какой-то момент с без пяти двенадцать до роковой полуночи ощутил, то он свинья. Он не оправдал надежды. Чьи Игги даже не думал. Главное было, что не оправдал.
   Говорят, что, когда умираешь, то за пять минут вся жизнь проносится перед глазами. Перед Игги же прошла вся его творческая жизнь, которая теперь, похоже, хоронилась в двух метрах под землей, добровольно-вынуждено занимаясь копанием себе похоронной ямы.
   Он думал, что все всегда рисуют хорошо. Открытием в пять лет в детском саду N16 стало для него то, что обожаемая тогда девочка с длинными белыми волосами - Маша, рисовать не умела совершенно. Те каляки-маляки, которые она выдавала за "теплое утро", за "маму с дочкой" и даже за "солнышко на прогулке", нельзя было различить. Все работы были похожи друг на друга.
   Игги вспомнились собственные детские работы. Может быть их выдать за некий наив? Игги бросился искать какие-то коробки, которые хранила его мать. Свои детские работы раньше вызвали у него чувство умиления, а теперь просто страха. Это нельзя представлять никому. Крах обрел улыбку. Он даже ему как-то подмигнул. Мол, смотри, ты не выкрутишься.
   Игги бросил эти старые бумажки. Самой верхней было то самое "солнышко на прогулке". "Обалденно красиво", - тогда заметила воспитательница. И нянечка и воспитатели в группе каждый раз восторгались, что у них есть настоящий художник. Уроки рисования проходили три раза в неделю. Но из детства сохранилось только семь старых картинок.
   "Какая-то насмешка", - Игги вдруг показалось, что семь для него смертельное число. Завтра ведь тоже седьмое октября.
   Игги не любил школу, только потому что какой-то психически большой учитель рисования пять лет заставлял их рисовать  "Каштанку". Был такой маленький, абсолютно нудный рассказ о собачке, которая по глупости сбежала от хозяев, и долго жила у какого-то дрессировщика. С  тех пор Игги ненавидел гусей, свиней и собачек.
   Рисование, как предмет, в школе лишь закрепляло за ним славу одаренного мальчика. В двенадцать он стал рисованием заниматься профессионально, правда, после полугодового перерыва. Тогда он попал в больницу. Сильнейшее воспаление легких, а затем туберкулез. "Болезнь нервов", - как называли это врачи и медсестры. В принципе он до сих пор не знает, почему туберкулез. Из-за чего он так занервничал. Дома все было в порядке. Мама и папа работали. Живы были две бабушки и один дед. Он был единственным ребенком в семье. Все внимание ему. И что? Но тогда он валялся в каких-то санаториях. Мать все время была с зареванными глазами. Она тогда даже в тайне молилась в церкви. Когда узнали, то был скандал на партсобрании. Партия уже дремала, но еще подглядывала за своими членами и нечленами.
   Игги помнил, как начал выздоравливать. У него состоялся прелюбопытнейший разговор в коридоре санатория. Это была глубокая ночь. Ему не спалось. Лекарства и уколы, уколы и лекарства. И как-то все на него жалостливо поглядывают. Все - это два доктора и две сестры.
   Так вот, если подняться по лестнице на третий этаж, то там можно было открыть окно. Игги уже с ума сходил в этом санатории принудительного типа лечения. Но мама не могла его забрать. "Здесь тебе помогут. Здесь лечатся только самые достойные...", - говорила она. Под "достойными" она понимала партийную элиту. Кудряшки мамы качались в такт ее уговорам Игги быть хорошим и послушным мальчиком.
   Так вот окно - как глоток мира. Причем всегда ночного мира. Днем бы он туда ни за что не прошел. Нельзя было спалиться, Игги ведь отжимал замок на лестничную клетку. Если бы они знали, то... И вот он стоит  и дышит воздухом и думает, что может сбежать  в лес и там умереть.
   - Молодой человек, не простудитесь? - поинтересовались почти шепотом, но Игги показалось, что это был гром.
   - Ээээ, - Игги повернулся и уставился на человека.
   Старикан, как тогда подумалось. Это сейчас тридцать еще мальчишка. А для двенадцати лет - старик. Явно больничная одежда. Пациент, значит, не скажет и окно в мир еще остается в его распоряжении.
   Игги резко захлопнул окно.
   - Ну, я бы тоже подышал, - "старикан" улыбнулся несколько преувеличено. Он, похоже, понял, что напугал мальчишку.
   - Ээээ, - Игги опять открыл окно.
   - Так вы почему здесь? - знакомец старался быть очень вежливым и даже чуть отодвинулся от Игги.
   - Туберкулез, - первое осмысленное от мальчика явно порадовало старикана.
   - Ясно, я вот тоже, - как будто бы могло было быть как-то иначе. Здесь все были с туберкулезом. - Кровохарканием балуетесь?
   Игги помотал головой отрицательно.
   - Значит, скоро выправитесь, - старикан был чем-то доволен. Игги уже потом лет через пять понял, что старик видимо его просто пожалел. - Так почему все еще здесь?
   - Уже как пять месяцев, - Игги почему-то было стыдно в этом признаваться.
   - Долго, - согласился знакомец. - Меня зовут Виктор.
   - Приятно, я - Денис, - тогда его звали действительно Денис или Дэн. Игги пришел позже. Когда он вышел в сеть. Игги и аватар динозавра - вот кем стал Дэн.
   - Денис, рад! Так почему так долго? - Виктор протянул руку и чуть прикрыл окно.
   Разговор они по-прежнему вели шепотом.
   - Болею, - Дениса передернуло от подобной настойчивости.
   - А чем развлекаетесь? Ведь в болезни главное неплохо развлекаться, иначе вообще не выздоровеете? - Виктор поставил такой необычный вопрос, что Игги даже переспросил, правильно ли он понял.  - Да, я действительно так думаю, - еще раз подтвердил знакомец. - Так и врачи американские давно это доказали.
   Игги затруднился дать ответ.
   Виктор почему-то не отстал, а стал рассказывать про себя, что он любит петь. А тут в больнице пошел на поправку, когда стал сочинять песни.
   Как получилось само собой, что Игги признался - он умеет рисовать.
   - Но сейчас меня не тянет, - закончил жизнеописание своих творческих мытарств подросток.
   - Так вы что привыкли рисовать? - Виктор все еще не отступал.
   Получив перечисление в виде: природы, натюрмортов, школьных стенгазет и карикатур, Виктор вздохнул:
   - Я в вашем возрасте женщин рисовал бы. Это очень жизнеутверждающе.
   Игги сразу по тону понял, что женщины должны быть очень красивыми и обнаженными. В какой-то мере это его смутило.
   Но разговор запомнился. В следующий приезд он заставил мать привезти альбом и карандаши.
   Когда потом доктор Пельтцер нашла и посмотрела альбом, она долго громко вопила. Но страницу с воображаемой собой выдернула из альбома.
   Игги вышел из санатория, и понял, что рисунок может быть гораздо более волшебным, чем все лекарства мира.
   Он четко разделил рисунок для себя и рисунок по заданию. Свои рисунки у него получались дикими. Именно это слово сказал отец, когда Игги их показал.
   Тогда отец предложил учиться дальше в художественной школе.
   Первый день занятий стал и последним. В художественной школе все было красиво. Такие чудесные яркие стены, семь учеников в его возрастной группе. И первое занятие - рисуем кувшин.
   Игги не дорисовал. Ему хватило десяти минут:
   - Вы должны овладеть каждой техникой. Вы должны будете скопировать сотни работ, чтобы понять, как рисовали мастера. И только потом вы сможете найти себя. Хватит ли у вас терпения? Сможете ли вы быть достаточно трудолюбивыми? Заслужите ли вы славы? Каждый художник мечтает о славе, чтобы его работы продавали на Сотбис. Если вы будете слушать меня, то только тогда вы сможете стать кем-то более значительным, чем  театральный художник или карикатурист в местной газетенке.
   Игги бросил все и ушел. Пожалуй, ему показалось, что Виктор бы его тоже увел из этой художественной школы.
   Отец спокойно принял его решение.
   - Тринадцать лет - вполне самостоятельный, - отец пожал плечами и спросил сына о мотивах отказа дальнейшего профобучения.
   Сейчас Игги посмотрел на часы еще три минуты до полуночи.
   Вспомнился Виктор. Он и видел его один раз в жизни, но считал кем-то ангела-хранителя. Игги бы хотел его встретить хотя бы еще раз. Ведь и выставку он делал затем, чтобы хоть в одном из интервью упомянуть Виктора из санатория туберкулезников. Это было как дань, как память, как благодарность. Он ведь тогда так и не сказал спасибо за совет.
   В институте он не признался, что умеет рисовать. Это была тайна. Он хорошо чертил, но и только.
   А потом пошел работать. Работа по специальности - инженер.
   - Зачем? - вопрошал отец.
   - Чтобы был кусок хлеба, - Игги уже  тогда мечтал уехать в Германию.
   Два  года работы, и он все бросил. Опять начались проблемы со здоровьем. Хотя приглашение по контракту он получил. Ехать надо было в январе. Контракт на год. С сентября он решил, что будет отдыхать.
   И тут эти самые проблемы со здоровьем. Игги ходил, сдавал анализы, вспоминал Виктора. Рисование обнаженной натуры даже с натуры уже не помогало. В сети кто-то дал ему совет: "Иди дальше!", и Игги пошел.
   "Надо было выставляться", - это и означало дальше.
   Игги забросил анализы и принялся искать возможность выставиться. Первые обращения принесли только разочарование.
   Месяц в пустую, и тут знакомство с Виленой. Милая и чудесная, но замужем. Он встретился с ней, когда пытался сдать свою картину в художественный салон. Игги справедливо рассудил, что может быть так его заметят.
   - Мило, ярко и дико, - высказалась весьма привлекательная посетительница магазина художественных ценностей.
   - Так?
   - Сколько? - он тогда еще не знал ее имени, но понял, что просто отдаст ей картину.
   Тот самый искусствовед-оценщик только что отказавший, вдруг согласился.
   Игги же боролся с собой и победил.
   - Если Вам действительно нравится, то возьмите, - предложил он девушке.
   Искусствовед обиделся по-черному, но смолчал.
   Они вместе вышли из магазина. Он ей поведал о том, что идет возможность выставиться и тогда она обещала помочь. Как ей это удалось, он так и не знает. Она обещала рассказать, когда выставка пройдет. Но он получил предложение от совета художников. Семь работ! Это был нонсенс, а теперь крах.
   "Полночь", - гадко и мерзко сказала кукушка.
   Игги почти смирился. Оставался еще один вариант - поехать в дом бабушки Нюры, но это семь часов на машине. Там могут быть его старые работы. Это другой стиль, но не так плохо. Может быть одно интервью он и получит. Семь часов, как очередная издевка.
   Решение было  найдено в семь минут первого. Игги осенило, что холстом может быть что-угодно. Он найдет это нечто и сможет стать хотя бы оригинальным. Нужно одно интервью и хватит. В январе в Германию, и можно обо всем забыть. Игги ведь, когда искал себя, то пробовал разные стили: рисунок на теле. Кстати, очень возбуждающе порой, а иногда немного скучно. Рисунок на глине, на дереве, на крышках мобильных телефонов, рисунок с запаховыми красками, чтобы картина пахла растениями или чем-то таким. У него была яркая "химическая" работа одного нефтезавода. Получилось очень запоминающееся полотно.
   Игги стал думать, перебирая в уме все то, что может быть "полотном". И первое, что пришло ему на ум, простыня. Белая, и это полотно. Дичь, конечно, но все же. Игги попытался представить себе объяснение, почему простыня. Можно сказать, что это как застывшие картинки кино. Ведь раньше простыни были экранами. А может как-то высказаться, что это новое направление. Главное, чтобы не приняли за озабоченного. Ладно, более или менее приличное объяснение есть. Теперь только устойчивые краски и семь простыней. На рамы тратиться не надо. Да и где их сейчас в пол первого ночи взять? По крайне мере, это  будет оригинально.
   Краски нашлись, а вот семь белых простынок - нет. Его подъезд вздрогнул, когда в каждую дверь стучался молодой человек и просил помочь.
   - Дайте, ради Бога, простынь белую. Готов купить. Пожалуйууууста.
   И он получил еще четыре недостающих холста.
   Как он рисовал, Игги потом даже вспомнить не мог. Он просто творил в горячке. В семь утра он упал. Проспал час по будильнику. А затем помылся, одел костюм, благо тот был заранее готов. Проверил не смажутся ли краски, сложил все в пакеты и поехала в дом художника Нашего Городка.
   Конечно, это был скандал, ведь Вилена обещала им, что это будут "полотна". Но почему-то они стерпели. Игги сам прибивал свои простыни к стенам. Там уже были надписи с названиями его работ, которые он раньше заявил к участию. Получилось не совсем подходяще,  но Игги как-то забыл об этом, когда рисовал свои новые полотна.
   И это был фурор. Люди смотрели на простыни и испытывали эмоции. Кто-то хихикал, кто-то смеялся, кто-то улыбался, кто-то осуждал, кто-то ворчал, но его заметили.
   Игги был пьян от счастья. И было интервью, причем милая девушка ведущая местных новостей, сама истолковала такие полотна.
   - Как мы видим, что новый автор придерживается социальной направленности. Вот, например, его полотно, в прямом смысле этого слова, "Дети" это яркая роспись, которая будет приятна каждому. Это полотно веселья и радости. Я бы хотела, чтобы мои дети спали на таком "полотне" или это не предусмотрено? - девушка направила микрофон на Игги.
   - Почему же, - он и сам не понимал, что несет в прямой эфир, - мои полотна это полотна, дарящие радость их владельцам. Они исцеляют, они снабжают удачей, они даруют любовь.
   Игги еще долго говорил.
   А следующим утром был первый заказ. К нему приехали из мэрии, чтобы он излечил их ребенка, больного заиканием. Они хотели забрать то полотно. Пусть бы он заменил его на выставке. И Игги не смог отказать.
   Только к семи часам вечера следующего дня он понял, что совершенно забыл о том, кто и почему испортил все его картины для выставки.
   Все ведь началось в одиннадцать часов вечера, когда он довольный и можно сказать просто счастливый Игги пришел домой. Они хорошо посидели. В тот вечер он совершенно неожиданно встретился с Кащеем. В девичестве Кащей, когда еще не было интернета, звался Иванушкой. Но его достало Ванюша. А вот Кащей было довольно солидно. Они познакомились в десять лет на почте. Игги отправлял письмо бабушке, а Иван покупал конверт для отправки в Польшу. Там у него был друг по переписке. Двое разговорились в очереди. Общий интерес к гонкам "Формулы-1", то есть к гоночным машинам, похожим на болиды на марках, их объединил на всю жизнь. Они не столь часто встречались. Иногда реже раза в месяц. А потом и вообще несколько лет не видились, пока опять столь же случайно не встретились на местном форуме. Кащей и Игги для обоих значимым была гибель Аэртона Сенны. Игги после этого, а трансляция была в прямом эфире, больше не смотрел ни одного заезда. Кащей же наоборот больше никогда не пропускал ни одной гонки.
   Так вот в тот день Кащей написал в личку, что, мол, приезжай, есть важно дело. Они встретились, где и всегда. В средине девяностых там была детская кафешка. "Мороженное "Солнышко" - довольно дурацкое название. Хотя потом, когда там сделали ночной клуб с казино, название осталось "Солнышко". Тоже не бог весть что для такого заведения.
   Кащей похудел, если так можно сказать о человеке, который при росте сто восемьдесят семь килограмм весил теперь не более шестидесяти кило. Кости и кожа. Они заговорили, так будто бы та встреча на почте была еще вчера.
   Кащей довольно подробно знал, куда и когда уезжает Игги по приглашению на новую работу.
   - Рад за тебя! - ты всегда мечтал. Улыбка у Кащея все же была добрая и открытая. Он радовался успеху друга.
   - Но что? - Игги явно чувствовалась некая грусть.
   - Думаю, что хочу тебе пристроить своего кота и еще хомяка, - сообщил ему о цели встречи друг.
   - Зачем? - Игги не допонял ситуацию.
   - Понимаешь, есть шанс, что мне может стать несколько лучше, и вообщем по определенным причинам я хочу на полгода или чуть больше уйти в леса.
   - Так ведь зима на дворе, - вот этого Игги совершенного не понимал. - Какой лес, точнее уйти в лес? Поход что ли? На полгода? Ты Эверест покорять будешь?
   - Да, - Кащей пожал плечами. - Мне нужен горный холодный воздух или вылечит или убьет.
   Игги показалось, что друг болен.
   - Ты заболел?
   - Не физически, а душевно, - то ли успокоил, то ли растревожил его Кащеюшка. - История одна случилась сложная. Встретились мы с ней абсолютно случайно, - без каких-либо переходов начал Кащей свой тихий рассказ. Игги даже пришлось вслушиваться, чтобы не пропустить то, что действительно так задело друга. - Красивая, но не свободная. Хорошая жена, мать, женщина. Мы с ней даже не спали. Но я сошел с ума от нее. Ничего не могу, только думать о ней. Надоедать ей нельзя. Даже мыслями. Думаю, что уехать покорять горы не самое плохое решение.
   Игги минуты три обдумывал, чтобы он сделал в такой ситуации. Может быть эта дурь у Кащея пройдет. Но видимо придется взять на время кошку и хомяка. Хотя полгода? Именно, эти сомнения он и выразил вслух.
   - Я тут еще три месяца. Но не полгода. Я же уезжаю, - оправдался Игги.
   - Тут еще одна просьба, я хочу, чтобы ты их вывез в Германию, - высказал ему самую главную просьбу.
   - Зачем? - в ступор встал Игги. - Зачем?
   - Ну, личная просьба, - Кащей очень старался как-то мотивировать эту личную просьбу, но получалось слабо. - Я тебя очень прошу. Я готов оставить деньги, чтобы ты об этом не думал.
   Потом они долго говорили, вспоминали, делились, но про женщин, кошек и хомяков больше не разговаривали.
   Игги вернулся домой и тогда обнаружил весь этот разгром. Картины порезаны, а рамы поломаны. Тогда начался крах, который в итоге вроде как окаался успехом. Вспомни человека, он и появится. Точно звонок в дверь, но не сам человек, а "посылка" от него. Пришла довольно симпатичная девушка.
   - Я от Вани, - застенчиво сообщила гостья, затаскивая какую-то сумку неомоверных размеров.
   - Вани? - Игги вздрогнул. Отрицание знания Вани ничего не дало ему.
   Девушка уже деловито заволокла сумку в квартиру:
   - Это Ванино, - она показала на клетку с хомяком и кошкой. Эта парочка была незабываемой. И пока Игги рассматривал, как огромная черная кошка держала в зубах белоснежного хомяка, девица благополучно испарилась.
   Игги сам не помнил, как открыл клетку-перевозку. Кошка черная, хотя скорее угольная с эдаким угольным запахом и белый хомяк в зубах. Она его как котенка вынесла из клетки и поставила на пол. А дальше эта пара принялась шурудиться. Они исследовали все, и это продолжалось более пяти чесов.
   - И это надо было? - Игги задал более, чем риторический вопрос.
   Это столь суровое обращение не возымело эффекта. Банда заселилась у него в кровати. О том, что он не знает их имени, Игги вспомнил через два дня, когда это началось опять.
   У себя в квартире он нашел много-много крови и боевую кошку, шипищую, как три разбуженных змеи.
   Но его работа для семейства Панкратенко осталась нетронутой. Они приехали почти следом за теми людьми из мэрии. Панкратенко приехали для того, чтобы купить, а лучше заказать постельное белье для себя лично.
   - Мы не можем поладить друг с другом, - призналась жена Панкратенко.
   Игги рассматривал эту можно сказать шикарную женщину, которая признавалась в интимных проблемах.
   - Мы очень любим друг друга, - подтвердил сам Панкратенко.
   - И что? - Игги не ловил сути их разговора. - А я?
   - У нас ладится везде, кроме постели.
   - А кто не может? - Игги задал вопрос и тут же прикусил язык.
   - Оба. Если она разгорается, то я пасую, а если я, то она не получает...
   - Ясно, - Игги принял заказ и дал подтверждение, что через три дня все будет сделано. Они еще чуть поговорили о том, кто купит белье. Имеет ли это значение. И как потом, если все сладится у них, то они закажут ему еще большую партию вне очереди.
   Игги творил шедевр для семейного счастья четы Панкратенко и задумался о том, готов ли он всегда заниматься этим делом. И вообще, что ему это дает. О нем стали говорить. Уже было два звонка, его хотят пригласить в качестве гостя в новостную утренню программу "Побудка с нами!". Игги вспомнилось по какой-то странной ассоциации, что он должен людям постельное белье. На втором этаже ведь он не расплатился. Милая девушка, вникшая в его проблемы, отдала ему простыню с розовой монограммой. Она просила его отдать не деньгами, а именно купить такую же простыню в магазине "На малой Брокве". Уже два дня прошло, точнее две ночи и вот уже к третьей подбирается, а деликатная девушка, так и не напомнила. Игги спохватился, тем более, что "На малой Брокве" было напротив.
   Выбор полного двуспального комплекта с обаятельной смешливой продавщицей доставил Игги массу удовольствия. Она строила ему глазки и обещала эксклюзивные простыни, если он обещает...и он обещал, что всегда будет покупать у нее.
   - Викки, - представилась девушка.
   - Как приятно, - Игги не кривил душой.
   Так вот он вернулся, а там кошка шипела, выгибая спину и пушистя хвост.
   - Ты что? - Игги спросил ее вслух. Кошка, конечно же, не ответила, но зато посмотрела очень выразительно.
   Когда неприятности возвращаются второй раз, то пора, наконец, с ними разбираться. Игги взял трубку и набрал номер своего друга Кащея. Абонент был недоступен. В аське три сотни сообщений. Много похвал, какие-то обращения, а также два непонятных мессиджа.
   "Верни!".
   "Верни! Без вариантов".
   Игги попытался припомнить, что он должен вернуть, но это не удалось. Можно было бы посчитать, что это ошибка. Но дважды. И при том, с разных адресов. Кащей в аське тоже оказался недоступен. Случай почти невозможный. Даже в больнице с воспалением легких Кащей умудрялся быть "в сети" для разговора.
   - С другой стороны, кошка?
   Игги разговаривал сам с собой. Осмыслить, что ему угрожают. Правда, конечно, как-то неявно, но вот работы уродуют. Тогда ведь....это был почти крах.
   Игги закрылся на второй замок. К двери придвинул стул. Если будут ломитсья ночью, то он услышит. Окна он проверил дважды. Игги как-то читал, что одному типу забросили бутылки с зажигательной смесью на третий этаж. Сгорел мужик с 70% умершей кожей тела.
   Дальше можно было думать. Игги уговорами удалось добиться, чтобы пока безымянная кошка и хомяк выбрались из кровати. Надо было застилить чистое белье. Пришлось воспользоваться новым купленным комплектом для той милой девушки с третьего этажа. Надо будет сходить еще за одним комплектом.
   Черно-белая парочка одобрила восстановленный порядок.
   - Так в чем дело? Кому я нужен был раньше и кому теперь? - Игги пытался и так и эдак измыслить, в чем собственно может быть дело. Но получалось плохо.
   Личные враги были только в сети. Постоянным его оппонетом был некий Хичкок. Но странно подозревать человека, с которым споришь о тайнах мироздания, правилах обращения с блондинками, а также о том, как правильно парковать машину.
   Найти Хичкока не удалось. Обычно с полуночи до трех этого типа можно было найти на www.zaio.rd. Игги оставил сообщение о необходимости встречи.
   Теперь следовало подумать, о чем собственно он будет спрашивать Хичкока, когда тот объявится. Игги прикинул, что почти неумно сразу обвинять человека, с другой стороны, как можно окольными путями спросить: "А не ты ли мне желаешь зла?".
   До трех часов Игги рисовал схемы возможных мотивов и вариантов произошедшего. Получалось отлично, кроме одной существенной детали, преступником назвать было некого. Ну, совсем практически некого. Разве он может быть замешан в краже "золота партии", или в контрабанде наркотиков. Личные враги? Только Елена, с которой он расстался уже как полгода. Но насколько он знал, девушка уже замужем, довольна и счастлива.
   Хичкок объявился в три ноль три:
   Хичкок: "?".
   Игги: "Есть нужда в консультации".
   Хичкок: "Валяй, старый".
   Игги: "Что может сподвигнуть человека на многократную попытку уничтожения моих художественных работ?".
   Хичкок: "Ну, ты загнул, Иг, "художественных работ". Твой мусор только на потребу публике".
   Игги: "Тогда это почти вероятно, что не ты".
   Хичкок: "?".
   Игги: "Было подозрение. Тем более, что тебя до трешника не было".
   Хичкок: "Работал".
   Игги: "Чем?".
   Хичкок: "Роды принимал".
   Игги: "Врешь".
   Хичкок: "У подружки кошка в окот пошла".
   Игги: "Мне тоже тут кошку подарили".
   Хичкок: "Здорово". "Может станешь добрее".
   Игги: "Пытаюсь, но с этими делами не получается. А разве кошки ТАК долго рожают?".
   Хичкок: "Нет роды минут десять, а остальное время успокаивание всего сейсмства плюс надо имена дать".
   Игги: "И дал?".
   Хичкок: "А то щас я в этом спец".
   Игги: "Поздравляю. Но она может это подтвердить".
   Хичкок: "Пошел на х...".
   Игги: "У меня действительно дважды пытались уничтожить работы. Один раз перед выставкой удалось".
   Хичкок: "Жжешь!".
   Игги: "Плевать. Ты единственный подозреваемый".
   Хичкок: "В принципе может".
   Игги: "Ты об алиби?".
   Хичкок: "Ты белье купил?".
   Игги потребовалось минуты три сообразить, о чем он спрашивает.
   Игги: "Ты та девушка?... с третьего что ли?".
   Хичкок: "Нет я живу напротив. Ее парень. Мы с тобой в лифте иногда встречаемся".
   Игги: "Твою мать".
   Через пять минут Игги звонил в дверь Хичкока. Он уму времени не знал, что его друг или, так скажем, весьма своеобразный спорящий друг, живет рядом с ним.
   - С ней познакомлю завтра и с кошкой тоже, - пообещал Хичкок, а в миру просто Денис. - Заходи.
   Игги повезло. Было почти две минуты, пока Хичкок готовил кофе и доставал пиво.
   - Ночью? К кофе? Не катит, - Игги отказался.
   Хичкок убрал пиво в холодильник.
   Денис Крымов - невысокий, в очках, чуть сутулый. На самого Хичкока или на его творения Крымов вообще никак не походил.
   - А ты ведь легедна? - брякнул вслух Игги. - Но почему Хичкок?
   - Просто по программе шел его короткий ужастик. Понравилось. И это был последний фильм, который я посмотрел по зомбоящику. Потом выкинул его хрен. А так чтобы помнить, чтобы опять не подсесть на эту дрянь.
   - Ты о чем?
   - Да был у "мну год", - чуть сковеркал язык Хичкок, - когда я с дивана не вставал. Все смотрел и смотрел.
   - А с чего?
   Хичкок пожал плечами, давая понять, что это не дело для обсуждения. У каждого свои шапки в шкафу. Та что твоя, ту и носи.
   - Может быть ты кого видел? - Игги уже и сам не знал, зачем в полчетвертого утра он пьет кофе на кухне типа, которого почти каждое утро встречал в лифте.
   - Не-а, где, в коробки у кошки? Или в сети на сайте "Имя вашей кошки согласно гороскопу от Гобы" - Хичкок все же подумал и достал себе пива, что Игги смутило. Пиво с кофе полное извращение вкуса. Но видимо и поэтому "Хичкок". - Может расскажешь, что у тебя там было?
   Игги поведал, что случилось. В процессе воспоминаний ему вспомнилось, что Денис Крымов ему почти за даром отдал две простыни. Теперь вроде как надо спросить, как возместить. Но неудобно. Для себя Игги решил подарить соседу пару новых комплектов и один его фирменный для девушек с салатовой луной, улыбчивой кошкой и четырьмя сердечками по краям. В общем, как и предполагалось, сосед не смог придумать или объяснить проишедшее. Время было потрачено зря.
   На прощание Крымов-Хичкок попросил ему такой "дряни" не дарить. Да и тайну его мирского имени не выдавать.
   Порадовала та самая соседка, которая появилась на пороге квартиры Хичкока в четыре утра, как раз когда Игги уже прощался.
   - Привет! - девушка застенчиво улыбнулась. - Разобрались? Ты ему сказал?
   Такой приятный вопрос, как "ты ему сказал?", мог относиться только к одному. Она что-то видела. Игги даже в голову не пришел другой вариант. И чутье его не обмануло.
   - Мои уже уснули, - повернувшись к Денису, поведала соседка.
   Игги все еще надеялся, ведь она же сказала "ты ему сказал?" и "разобрались?".
   - Так в чем разобрались? - рискнул он вмешаться в обмен сладкими взглядами этой парочки.
   - Он не сказал?
   Игги слегка озверел. Как любят девицы отвлекаться от основной темы, когда надо говорить о главном. То, что он по три часа способен говорить о всякой ерунде, не считалась. Елена, как сказала при расстовании, бросила Игги за то, что он был неинтересным собеседником в аське.
   - Для нее неинтересным, - успокоил его тогда Кащей. - Эта просто не понимает настоящих мужиков. Хотя что с миром происходит. Девки бросают уже не из-за постели или машины, а за "аську". Мол не умеешь, говорить комплементы и не знаешь, когда подарить "виртуальную розу", чтобы она могла похвалиться на работе в свой обеденный перерыв.
   - Так что мы должны были обсудить? - Игги старался быть терпеливым до состояния "тихой воды, низкой травы в безлунную ночь под Ставропольем".
   - Этого, который тебя искал, - девица явно посчитала, что сообщила полный комплекс необходимых сведений, и уже не была столь милой, как тогда, когда продала ему постельное белье.
   - Кто меня искал? - Игги встал в дверях намертво. Он отсюда не уйдет без четких и исчерпывающих ответов.
   Получить непротиворечивые сведения и узнать причину забывчивости Хичкока удалось в течение получаса. Оказалось все просто. Хичкок тогда готовился к родам и уже искал подходящие имена, рассчитывая по сложному тесту период времени рождения котят в соответсвии с методикой некого гуру в этой области товарища "Гобы". Он был очень раздражен, а в его версии "занят по горло", чтобы обратить внимание на ее переодический прерываемый рассказ о том, что их дом кто-то сглазил. И началось все сверху. До того, как приходил Игги за простынями, к ним заглянул и весьма настойчиво требовал сведений некий милицейский начальник. Она не разобрала и не помнит, кто это был, но спрашивал он об Игги и обо все остальных, кто живет выше ее на этажах. Также до этого их залило в ванной. Пришлось вызывать сантехника. Кроме этого, совсем до этого, приходил какой-то человек типа с надписями на боках, которые оказались комбинезоном желтого цвета, из службы почтовой доставки. Он тоже искал Игги. Хотя может и не Игги. Вроде бы он ошибся квартирой. Имя он не называл, но номер квартиры был похож.
   Осталось только выяснить, зачем все эти люди искали его. Три часа сна в обнимку с белой крысой-хомяком, которую Игги окрестил Панципус, принесли одну ценную мысль. Проверить свой почтовый ящик.
   Там оказалось пусто.
   Кащей на звонок не ответил, зато было одно сообщение во входящих, именно от него.
   "Прости друг, уезжаю раньше. Не могу говорить. Со мной все хорошо. Не беспокойся. Корми зверей. Твой друг Кащей почти Бессмертный".
   Игги вздохнул "если в послании было слово "почти", значит, все нормально. Такой был уговор.
   Приехали Панкратенко. Очень благодарили. Обещали позвонить и сообщить, как у них успехи. Перезвонили минут через сорок и заказли еще шестнадцать комплектов.
   - На жизнь я точно заработаю, а вот что делать с контрактом в Германию? - Игги так и не удолось поспать. Панкратенко его разбудили вторым звонком. Они передумали насчет шестнадцати. Пусть будет пятьдесят. У них же и загородный дом. И вообще они подарки хотят делать эксклюзивные. И простыни быстро изнашиваются. Также они попросили обязательно расписать подушки, чтобы у нее никогда не болелал голова, раз уж у него все стало получаться. И попросили работать быстрее. Ведь скоро у него будет много работы. Губернатор возвращается из отпуска. А они, Панкратенки, очень уверены, что губернатор оценит тот комплект, который они подарят губернатору, познакомив его с творчеством Игги.
   Вилена позвонила почти в одиннадцать, чтобы еще раз его поздравить. И когда она его поздравляла, то слышалась грусть. Она ведь замужем. Пожалуй, он попал в ту же ситуацию, что и Кащей. Хотя во что попал Кащей не ясно. Вроде бы и нет оснований не доверять, однако, уж очень странно тот себя ведет.
   Сидеть и ничего не делать - принцип сегодняшнего дня. Так провозгласил радостный диджей на радио. Игги это не подходило".
   Хазиз прервался. К нему подошла женщина в мусульманских одеждах. Она что-то, похоже, хотела сказать. Но обращение к нему было бы нарушением всех правил. Хазизу потребовалось около минуты, чтобы понять, что даже то, что она подошла, было практически немыслемым в обычных привычных обстоятельствах жизни. Был некий порыв кинуться ей вслед, но Хазиз предпочел вернуться к чтению этой необычной детективно-непонятной книги. Про себя он отнес книгу к каким-нибудь немцам или американцам. Уж больно примитивно. Он уже про себя решил, что злодей в книжке немного опереточный, и, скорее всего, это Хичкок, Кащей, пришлая девица с котом и хомяком, или Виктор. Точнее он пока сказать не мог, но даже то, что он мог предположить, кто является убийцей, хотя там пока еще трупа не было, его раздражало. Нельзя писать такие предсказуемые книги.
   Хазизу вспомнился Каждан. Уж этот бы никогда не написал ничего подобного.
   "Игги подумал о ловушке. Возможно, это сработает. Если он не может разобраться сам, то надо разрешить другим за него это сделать. Зачем ему гоняться за кем-то, пусть они приходят.
   Но как это организовать? Надо как-то помпезно уехать, да еще забрать кошку с хомяком Панципусом с собой. В следующий раз их точно могут убить. Ведь вчера пришли, а кошка кого-то подрала когтями. О! Игги понял, что его тезка Денис с нижнего этажа был невредим. А, значит, все-таки не он.
   Панципуса запихать в сумку был не проблемой, а вот Аврору, как Игги назвал кошку в процессе ловли и запихивания в сумку, было сущим наказанием. Вопрос помогла решить девушка Крымова. Она провела всю техническую операцию по накрыванию кошки одеялом, осторожной переноски в кошачью сумку и застегиванию молнии с одновременным выстаскиванием одеяла.
   Игги демонстративно долго стоял на подъезде, пока до него не дошло, что хомяк и кошка без одежды. Они могут простынуть и умереть, и что он скажет Кащею.
   Через десять минут, как он уехал, к нему в квартиру вломились двое. Их там ждали еще двое. Это было несколько кровопролитно, не зрелищно, но полезно. Удалось выяснить следующее, это от мужа Вилены. Пока велся допрос, в квартире зашелестел ключ, пришел еще человек. Взять его удалось довольно быстро. А вот это был Кащей, который явился за своими животными. Он мотивировал это муками совести и глубокой привязанности. Пока все выясняли отношения, Игги скучал в доме через квартал. Елена не отказалась его приютить на время. Муж-то бы в командировке. Игги ждал звонка, он и не думал, что в квартире разгораются кровавые страсти. Пока двое его друзей решали, что Кащея все-таки выпускать нецелесообразно, в дверь позвонили. Она-то уже была не заперта за прошлым посетителем, появился новый. Здесь не повезло Хичкоку. Как он утверждал, что явился со свежей идеей, как поймать вандалов.
   На весь этот крик объявились невесть, откуда прилетевшие родственники Игги, которых никто не знал, но они утверждали, что они седьмая вода на киселе со стороны бабы Нюры.
   - Стульев у него больше нет, - грустно заметил одни из друзей Игги, который согласился поучаствовать в этом мероприятии. В сети Гуру, в жизни Евгений.
   - У него простыни кончились, чем связывать будем? - также печательно ответил второй. Этого все и в жизни и в сети звали Клещ. "Фамилио у мну такое", - стебался Клещ при знакомстве.
   Оба отсулжившие, оба ролевики, оба без башни в голове.
   Когда уже казалось, что никто не может случиться, то Клещ и Гуру позвонили Игги с предложением возвращаться.
   - Пусть сам разбирается, - решил Клещ.
   - Считай сама, - не остался в долгу Гуру.
   Но в эти пятнадцать минут, пока Игги добирался до дома, появились еще гости. Один репортер из местной светской газеты: "Парламентский час". Его отдельно засунули на кухню. Но надо сказать, что он был по настоящему счастлив, увидив столько разных людей в доме интервьюируемого.
   Все сидели со связанными руками и ногами. Первых разместили по стульям. Последних уже просто засунули в кресло, примотав простынями.
   - А если мы орать начнем? - заботливо так спросил Хичкок, который ощущал праведный гнев.
   - Музыка нам играааала! - напел Гуру, продвигаясь к музыкальному центру.
   А Игги встретил Вилену в дверях. Она к нему приехала.
   - Привет, - женщина держала что-то в руках. - Я нашла твою картину, ту, не ту, которую ты мне подарил, а другую, ты ее хотел продать. Вот привезла тебе.
   Игги забыл о том, что там кто-то наверху, и не вспомнил до тех пор, пока не оказался у себя перед дверью.
   Вилена рассматривала их. Они ее. За всем этим наблюдал ошеломленный Игги.
   - Это что? - Игги попытался получить объяснения у присутствующих.
   Почему-то ответил только Хичкок:
   - Сбор старых друзей.
   - Зачем вы здесь? - Игги не нашел ничего разумнее, чем спросить такое.
   - Это все, кто к тебе пришли, - Гуру предложил Игги выпить, чтобы разобраться.
   - Они что все к тебе ходили? - Хичкок прямо-таки лучился саркастическим счастьем.
   Вилена не обращала внимание на присутствующих. Она пришла сказать, что ушла от мужа. Игги этого было достаточно. Разборки, кто все-таки испортил его картны, больше не волновали. Взгляды влюбленных способны стереть из памяти все плохое и боль, ту которую никто не может забыть.
   История кончилась. Первый том. Надо обязательно найти второй, чтобы узнать, что там такое было. Хазиз вздохнул, хотя история кончилась хорошо. Даже для такого легкого детектива. Он, пожалуй, поставил бы на охрану от мужа, что они все портили. Это привычно уничтожить человека, уничтожая его душу, его творчество, его силу. Хотя может быть кто-то из дружков. Хазиз постарался запомнить, как зовут автора. Дочитает, решил он для себя. Хотя может и нет.
  
  
   История восьмая: "Реальное сокровище".
  
   Сокровища, как и любовь, бывают только реальными, а иначе все это не имеет смысла.
  
   Иногда довольно просто сделать то на что никогда не решался. Хазиз считал, что он уже это сделал, когда оставил чашу на попечении стольких людей. Он считал, что это его долг, его долг перед тем храмом, перед самим собой. Ну, а вдруг нет? Вдруг его долг в чем-то другом? Он себя одернул. В конце концов, для него эта история, наверное, закончена. Ведь его выкинули из этой разношерстной команды, где все не на своем месте. Фантомы, вот бы как он о них подумал. В этой истории, пожалуй, был реальным тот седой ныне американец - Гарсия. Если его найти, то это возможно как-то вернет реальность в происходящее. Хазиз еще раз вздохнул, встал, оставив книжку этого пустого детектива для кого-то еще. Он решил, что там - у чаши - он встретит кого-то из членов команды Каждана и тогда найдет способ увидеть Гарсию. Американец ему был просто нужен и всё. Как было написано в недавно прочтенной книжке "нужен и никаких гвоздей".
   Люди все еще молились. Но теперь они понимали, что происходило. Видимо за прошедшее время стало ясно видно всем, что если ты веришь, то чаша забирает часть какой-то страшной опасной взвеси. Гарсия нашелся в первом ряду. Он тоже молился или делал вид, что молился.
   Хазиз посмотрел на того, кто стоял рядом с американцем. Весьма приятная женщина. Она была смутно знакома. Где-то когда-то он, скорее всего, ее видел. Но в новой жизни это не имело значения, потому что в новой жизни только прозрачность столь привычного ранее воздуха имела значение.
   Хазиз услышал их разговор. Он знал, что Гарсия его заметил, но сейчас занят. Женщина кивала и продолжала какую-то фразу:
   -... так вот, как все оно повернулось. Знаешь, а ведь Кейсария поднялась. Там сейчас жемчужная коса. Такая красивая, как показывают снимки, что дух захватывает.
   Хазиз ничего такого не слышал. Это плохой знак, хотя что может быть хуже, того что сейчас происходит.
   Американец ей ответил, как добрый хороший знакомый. В новом времени люди стали легко сходится друг с другом. Они либо нравились друг другу либо просто отстранялись.
   - И что?
   - Расчеты показывают, что это там, то о чем возможно говориться в церковных рукописях и в том, что нашли в том сосуде. Карта, - напомнила она. - Мы говорили вчера вечером.
   Американец виновато посмотрел на Хазиза. Он почему-то проявлял явные признаки вины и тягости на душе. Хазизу показалось, что это молодой американец настоял на его исключении. Но ведь этого не может быть. Американец ничего не решает. Он молод, чужд и не герой. Показалось, но разговор был интересным, хоть и не полностью понятным.
   - А ты найдешь место сам? - женщина поморщилась, возможно, от боли или от луча солнца, которое теперь как только не называли. В основном люди говорили о солнце на улице. Они говорили, что сегодня оно более доброе, яркое, настоящее.
   - Нет, - Гарсия кивнул подбродком на Хазиза. - Он может.
   А вот это стало гораздо интереснее. Что же это все-таки значит? Все разъяснилось спустя несколько часов. Они сидели на старых плитах, внизу туннель тамплиеров и в ушах рассказ американца. Он сказал, что это женщина знает что-то о сокровищах Израиля. О настоящих сокровищах, о том, что было оставлено, она знает, где искать. А еще что это он - Гарсия - по просьбе одного священника из Храма наговорил на Хазиза. Просто Хазиз должен поехать с женщиной туда. Там плохая зона, но они уже один раз там были. Они вернутся. А еще он не поедет, потому что он не герой. Он считает, что зря он не умер. Он сейчас живет по привычке. Для него все это как шоу, то, что он смотрел по своему Ай-Фону. Гарсия так много говорил о себе, но они его не слышали. Они смотрели друг на друга. Она так и не назвала своего имени, или он просто не запомнил.
   - Они ждут меня завтра, чтобы начать расшифровку, - сказала женщина. - Но я знаю, где это. Плохо, что вы не достали то, что в чаше.
   Хазиз пожал плечами:
   - Подождите меня.
   Он встал и пошел до стены. Там всегда справа было чуть свободного пространства, чтобы можно было пройти. Его пропустили. Его помнили многие.
   - Мне нужно, - Хазиз подошел к чаше, встал на колени и опустил туда руку. Что-то холодное было достано на свет.
   Народ молчал, то ли шок, то ли вид, как человек окунает руку в воронку смертельной пыли, их напугали. А может быть его все-таки так хорошо запомнили, что разрешили.
   - Мне нужно, нам нужно, - Хазиз вдруг понял, что его уже ждет Каждан. И вот он сейчас получит то, что в руках у Хазиза. И тогда он пошел на толпу. А люди стали расступаться и смыкаться. И лица у них стали такими мертвыми, как будущая смерть. Каждан не рискнул пойти через толпу. Он знал, что люди его тут же порвут на куски. По крайне мере, ему так казалось.
   Хазиз отступал и отступал, люди его закрывали своими телами. Удивительно, что никто не говорил ни слова. Ни один не передавал, что произошло там у самой чаши, ни один не спрашивал, но люди его защищали, как свою надежду. Он прошел сквозь несколько тысяч человек, пока не оказался у какой-то стены. И там он увидел их: Патвакан, отец Феонас, Анна, еще кто-то знакомый, но безымянный, солдаты, только Каждана не было.
   - Смотрите, - послышалось откуда-то отовсюду. Люди стали смотреть на небо и на стену рядом с ним.
   Преследовавших его военных отвлекло какое-то невероятное зрелище, а Хазиз решил, что это его шанс, он попытался притереться к стене, чтобы опять уйти от них. Стена гладкая, люди стоят впритык, на него не смотрят и не пускают. Ему просто надо их обойти или хоть чуть-чуть оттолкнуть.
   А в небе творились чудеса. Хазиз не смотрел, но небо сначало смутилось, стало темнеть. Люди же почему-то не волновались, чувствовали, улыбались. И там в темноте не было страшно, это не была тьма, это был занавес для чудес. Он вдруг увидел девочку в майке и шортах, она стояла рядом с каким-то высоким мужчиной. Он улыбался, глядя на нее, а она пялилась изо всех сил, стараясь запоминть, как и тысячи других рядом. Хазиз продолжал двигаться, его задача важнее этого чуда. Он уже видел одно из чудес, он разучился им верить еще тогда в детстве.
   На стене где-то рядом появился огонь, он горел ровно и тепло. Он горел и там что-то мелькало такое, что людям нравилось, они улыбались. Не было непрерывного восторга, была просто радость. Внутренняя радость, которую чувствовал даже Хазиз. Но он упорно смотрел в пол. Ему надо пройти еще чуть-чуть, совсем немного. Ему нужно к американцу и женщине Арии Лукер. Она ученая, она знает, где найти сокровища. Разум твердил Хазизу, что сокровища и здесь тоже, но он не слушал, возможно, это были не его сокровища.
   А там в огне были образы, которые были зелеными. Почему зелеными никто не знал, но это не мешало восприятию. К ним потом из черного неба пришло что-то фиолетовое, и они сплелились зеленое и фиолетовое. А огонь заглядывал в душу каждому. Люди умывались огнем и понимали, что их где-то ждут.
   - Говорят ворота Храма открыты, нашего Храма, - прошел шепот. И они пошли туда, а огонь все горел и горел, он говорил, что все будет хорошо. А люди улыбались. Тихая радость, и что-то о будущем в их глазах говорило, что все будет и будет продолжаться.
   Они пошли туда, где были открыты ворота Храма. Раньше он был закрыт, а теперь он для них.
   Хазизу же вдруг опять повезло, кто-то схватил его за шиворот и поволок в дверь в стене. Но дверей там никогда не было. И там была прохлада и темнота. Темнота, спасающая и скрывающая. Голос оказался не просто знакомым, а очень знакомым, но Хазиз не мог понять, что это за человек, пока тот не вступил во что-то напоминающее полумрак.
   Патвакан.
   Но как? Ведь он был там.
   - Мы их нашли, машину тоже сможем предоставить, - сообщил он. - Мое дело дать тебе машину, и просто больше не спрашивай.
   - Хорошо, - Хазиз огляделся по сторонам. Он опять был один. Его попросили подождать в этой прохладе несколько минут. Но глаза привыкли довольно быстро, и он увидел, что там стоят книги. Полки и книги, а еще какие-то непонятные вещи. Какие-то модели, типа Египетских пирамид. Он не понимал к чему бы это, разве что это комната была чем-то типа школьного класса.
   Когда Патвакан вернулся, то с ним была Ария и Гарсия. Американец был молчалив, но будто бы помолодел. Волосы не казались столь седыми.
   - Ты выживешь? - на прощание, которое им обоим казалось последним, спросил Хазиз Гарсию.
   - Возможно, останусь здесь, - американец ответил то ли искреннее, то ли фальшиво, а может быть и просто бездумно. Его этот вопрос не интересовал абсолютно.
   Утро принесло с собой дорогу в запретной зоне, а также рассказ ученой Лукер о недавно прошедшем. Он вел машину и слушал:
   - Они пошли к Храму. Оказывается, что Храм всегда был на своем месте, просто люди его не видели. Совсем не видели. Будто бы кто-то отводил им глаза. Только ворота были не на своем месте, так почему-то кто-то сказал. Знаешь, я тоже хотела пойти со всеми вместе, но не пошла. Пришел Патвакан.
   Хазиз уже знал, что нашли писательницу Квенн Потоцки и ученую Арию Лукер. А еще искали ту девушку, что видела политика и рассказала Квенн Потоцки эту историю. Но эти сведения мало его интересовали. Ария была на пятнадцать лет старше его, но будто бы его родная женщина. Он знал, что у Арии дочь недавно вышла замуж. Стоило ли начинать?
   - Я была больна, - без всякой связи с предыдущим сообщила Ария. - И видела часть будущего.
   Хазиз понял, что это ответ на его вопрос. Стоило начинать.
   - Я останусь с тобой еще на десять лет, - Ария была спокойна и красива. - Мы возьмем ребенка. Ты будешь счастлив?
   - Я уверен, - Хазиз внезапно увидел, где собственно он едет. До этого момента он выполнял все действия просто автоматически.
   Дорога была желтой. Еще полчаса и они где-то в окрестностях Кейсарии. А там, как показывали спутниковые снимки, есть морская коса, и по ней видимо можно пройти. Но как это сделать. Он положился на Арию. Она найдет, где нужное место, а он туда пройдет. Но машину придется оставить. Насколько он знал, там дороги нет. Там что-то желтое - песок, который может съесть их шанс на быстрое и комфортное возвращение домой.
   Ария поправила свои волосы, стараясь зачем-то выглядеть еще красивее. Хазиз вдруг пожалел, что не видел своего будущего. Люди все наверное там, что-то видели. А он пропустил.
   - Нет, - Ария сказала, что не все. - Говорят, что некоторые. В основном люди видели Храм. Кто-то ощущал, что болезни ушли. А еще кто-то узнал что-то. Но это пока не обсуждалось. - Это все было ей известно со слов Патвакана. - Знаешь, еще он сказал, - она достала свою сумку и КПК. Из сумки появилась бумажка, а КПК запищал, желая сообщить, что проснулся по велению хозяйки. Она посмотрела на бумажку. - Останови там, - имелось в виду там, где-то километра через три впереди. Ария вернулась к тому, что сказал Патвакан. - Он сказал, что люди станут лучше. Но я не верю в это. Это, наверное, не возможно. Разве такое может быть? - Риторический вопрос женщины, даже самой лучшей женщины, твоей женщины, лучше пропустить мимо ушей. Она сама ответит. - Хотя, наверное, возможно. Ведь моя дочь была там. Он нее была СМС. "Мама, я тебя люблю". И мне этого хватило.
   Как одно связано с другим, Хазиз не понял. Но это ведь не особо важно.
   Он уже остановился. Дальше начинался песок. Казалось, что деревья, которые еще были живы, как ни дико это выглядело, стали пустынными деревьями. Желтыми, сухими и поникшими. Они просто умирали в песке.
   - А там хорошие "Красные поляны", - сказала Ария, вспоминая что-то из своей прошлой жизни. - Там, правда, всегда останавливались американцы и немцы, но был хороший отдых. Отель был хороший. Интересно, так хоть что-то осталось?
   Но смотреть они не пошли. Все закрывали желтые деревья. Хазиз спросил, куда идти и направление было точно на ту косу. В руках он держал космический снимок. Он знал, что когда он будет на косе. Его тоже снимут из космоса. Но остановить не смогут.
   - Что мне там делать?
   - Я пойду с тобой, - Ария Лукер держала в руках свою сумку, свои гавайки и любимый КПК.
   - Ты остановишься, если я попрошу? - Хазизу был уверен, что да, но все равно спросил.
   Они пошли. Желтая земля, мокрый песок, хоть так далеко от моря. Они все еще не дошли до самой Кейсарии. Но он уже видел столб и развалины амфитеатра. Когда он тут был с экскурсоводом. Гадкий дядька, который ненавидил всех. Он устало тогда говорил, говорил, как говорил триста раз до этого. А туристы его не слушали. Они пытались понять, что в этих развалинах такого. Вроде бы Цезарь или Понтий Пилат, а может быть и Христос. Но никто ничего не запоминал, кроме того, что там бани, а тут ресторан, а тут виадуки.
   Виадук сохранился. Хазиз вспомнил, как ему снился этот виадук. Снился как-то исторически. Там были стрелы. Он не любил этот сон, не мог понять, где он, по ту или по эту сторону. Он просто помнил какие-то стрелы и стены.
   Они уже были на берегу. Земля-песок и сырой песок. Как он умудрялся быть сырым? Ответ не радовал. Возможно, что будет прибой. И неизвестно, когда он начнется. А может быть там под песком вода, и они провалятся. Иди в шепанцах было тяжело. Он тоже разулся. Зыбкость, вот что стало его страшить. Песок будто бы пел свою песочную песню, он перемещался. Медленно, но верно, и мокро. А Ария совсем не боялась.
   - Это хуже болота, - Хазиз не удержался и выразил свою тревогу. Он хотел попросить ее остановиться.
   - Я дойду до начала косы, потом подожду, - она знала, что так нужно. Она знала, что он пройдет вперед еще три километра, она будет его видеть. И там он найдет это. - Слушай, там впереди будет ... будут... как развалины, там ты возьмешь что-то что увидишь. Я не знаю что, но оно наше. Оставлено для нас кем-то.
   Нечеткие указания, но он пошел. Сначала появился жемчуг. Коса была усыпана жемчугом. Жемчуг не мог сохраниться две тысячи лет, он быстро разрушается. Это было что-то очень пугающее. Хазиз не нагнулся и не взял ни одной жемчужины. Они были впечатаны в песок. Еще метров через тридцать появились какие-то поросшие зеленым налетом надбитые сосуды, куски обработанных камней, какие-то колоны. Главное было не сломать ноги. Он ставил ногу, потом переносил вес и слушал, не провалится ли он вниз, в безду, откуда появилась эта Кейсария. Пока все получалось.
   Потом ему вдруг показалось, что там люди. На косе люди. Но видимо это были призраки или море блестнуло в каком-то ярком предмете. А еще он вдруг понял, что ширина косы не более ста метров. А это мизер. Близость смерти, близость прошлой смерти вдохнула новые силы в его тело. Он пошел более увереннее. Он перестал прощупывать дорогу. Либо он пройдет, либо не пройдет. Появилось ощущение, что скоро прилив. А ему нужно возвращаться.
   На этой уверенности он и попался. Он запнулся. Это оказалась ступенька. Ступенька без дома. Дом видимо тогда, когда пришли воды в Кейсарию, все что осталось от нее. Хазиз остановился. Ногу больно, но идти можно. Он наклонился и стал вырывать ступеньку из песка. Ему хотелось ее донести и бросить в море. Пусть Кейсария умрет навсегда, тогда его город будет жить. Но вопль Арии остановил его. Он пошел дальше.
   - Она и так умрет, - вертелось в голове.
   Потом оно кончило вертеться. Он видимо пришел и не заметил, как пришел. Это был стул, точнее каменный табурет. Просто ниоткуда, низачем.
   - Его нести? - Хазиз пытался как-то определиться. Это было бы очень тяжело.
   Он решил посидеть на табурете. Вода стала прибывать. Так ему показалось. Надо было бежать назад, если он успеет. Только ведь Ария его не оставит. Она сказала десять лет. Значит, он выберется. Он уселся на табурет. Потом встал. Сидеть на мертвом сидении было неприятно.
   - И почему тебя море не забрало? - теперь это был его риторический вопрос табурету. - Только лошадей не хватало. - Показалось, что лошади заржали. Там за спиной. Но это практически конец косы. Он не рискнул сделать последние шесть или семь шагов. Казалось, что он провалится в безду морскую. Там уж все было очень зыбко. И тут он посмотрел туда, где раньше были какие-то электростанции. Он помнил, что вроде бы были. Да, такой снимок и сделал спутник. Человек стоит на косе и смотрит куда-то. К ногам принесло что-то волной. Он понял, что это оно. На вес килограмма три. Можно донести. Нужно донести. Нужно бежать. И он бежал. Обратно бежал, через ступеньку и камни, через жемчуг и разбитые сосуды, сквозь старых призраков. - Чтоб вас всех побрало, - он смог сказать только когда оказался рядом с Арией. Он так попрощался с Кейсарией. Уже навсегда с ней попрощался. Он знал, что сейчас ее полностью затопит.
   - Нам нужно быстрее, - Ария бросила сумку, КПК, его и ее гавайки. - Я понесу чуть-чуть.
   Он смог вернуть себе дыхание через семь или восемь минут. Тогда он опять принял мокрый предмет.
   - Это камень? - Ария бежала рядом. Они не оглядывались. Море прибывало, но они вернуться, море ведь остановится. Кейсария не такая большая. Всего-то еще пару сотен метров. Море остановилось. Тогда оно не довершило начатое, сейчас же все закончилось. А они в машине ехали назад.
   - Не знаю, - он ответил, когда они выехали на что-то напоминающую дорогу. - Оно вроде бы полое. Не камень. Там что-то есть.
   Хазизу показалось, что там, на косе, он оставил свое одиночество. Его утащило море.
   - Жаль, что мальчишка-Гарсия не пошел, - сказал он Арии.
   Она поняла это по-своему. Ей казалось, что Гарсия был бы счастлив, если бы нашел еще что-то.
   А Хазиз думал о другом, всегда нужно идти до конца. Нужно верить даже во всякие странные вещи.
   Они решились посмотреть, что там такое, только почти у самой границы зоны отчуждения. Через несколько километров их ждали свои. Но соблазн узнать, что там такое был неимоверно велик.
   Ария смотрела на нечто уже сухое, но темное. Море за столько столетий оставило свой росчерк на этом предмете. Так было видно, что это сделано человеком, но что же это такое не возможно угадать.
   - Надо ломать? - Ария и хотела и боялась. Она ждала предложения Хазиза.
   - Попробуем, - он вновь вспомнил ту дурацкую ступеньку. Все же надо было потратить время и бросить ее в море. Он жалел, что этого не сделал. Потом уже Хазизу раз в год снилось, что он опять на той косе. Что он опять спотыкается, но каждый раз он выламывал эту ступеньку и счастливый уходил назад. Каждый год в один и тот же день. Каждый год все сначала. Но сейчас он этого не знал, просто жалел, что не завершил желаемое. Хазиз пытался понять, как надо поступить. Следует ли попытаться осторожно соскрести эту высохшую морскую грязь или же разбить "камень" сразу. А может быть там сверху какие-нибудь знаки написаны. Он смотрел, надеясь разглядеть ответ в толщине грязи.
   - А что ты достал из чаши? - Ария спросила сегодня и сейчас. Она уже успокоилась, выглядела, как всегда сосредоточенной и спокойной.
   Хазиз уже и забыл о вчера. Дни, точнее часы шли так быстро, что вчера было забыто. То, что он достал вчера из чаши, было в его кармане. Это был небольшой тяжелый сверток, завернутый в нечто уже частично истлевшее. Патвакан тогда его не спросил. Он мог и не знать, но потом ведь должен был узнать, но все равно не спросил. Ария тоже не спросила, а ведь прошло уже часов двенадцать, как они дороге.
   - Монеты, - Хазиз достал это. А там золотые монеты. Старые, но как новые. Тонкие но красивые до ослепления. - Золото не потемнело.
   - Такого не может быть, - Ария была уверена, что это что-то подложенное кем-то, может быть полковником Кажданом. - Они могли вынуть это? - Она все же надеялась, что там будет что-то, но не деньги же!
   - Нет, - они не могли подойти к чаше. Хазиз был уверен. - Золото могло и не потемнеть. Всякое бывает.
   - А это что? - Ария пыталась развернуть полуткань-полубумагу. Ей хотелось верить, что там что-то написано. - "Каждому причасному", - прочитала она.
   Хазиз посмотрел на эти закарючки. Видимо, она прочитала правильно.
   - Сколько монет? - Ария не могла понять, что это вознаграждение. Это ведь очень как-то не так. Там должны быть знания, может быть что-то чудесное, но не деньги. Она знала точно.
   - Двадцать шесть, но они разные, - Хазиз показал, что монеты действительно разные.
   Ария взяла шекель.
   - А мы причастные?
   - Разве ты сомневаешься? - Хазиз взял себе тоже монету.
   - И что с этим делать? - Ария действительно не понимала. - Это талисман?
   - Они - Хазиз имел в виду, что из чаши, - оттуда. Может быть, они тоже что-то могут. Просто это чаша, а то монета. Кто заметит эту монету среди тысяч других? А чашу всегда заметят.
   - И что ты предлагаешь? - Ария вздохнула. Почему-то теплам монетка ей понравилась. Она была достаточно тонкой, но в тоже время сильной. Будто бы стабильность наступила.
   - Может это процветание? - Хазиз пожал плечами. - Просто давай их сохраним.
   - Ты раздашь это всем причасным? - Ария полюбопытствовала о судьбе золотых шекелей.
   - Придется, если ты так прочитала, - Хазиз верил, что монеты что-то значат, но сейчас было гораздо интереснее, что именно там в этом сером морском "камне".
   Было решено его разбить. Хазиз потом не мог пересказать с чего это он так решил, и как ему удалось расколоть его ударом ребра. А главное, зачем он это сделал. Он просто будто бы еще раз стоял на косе, которая придала ему силы. Если бы тогда было время, он бы посмотрел еще там.
   Пока он пытался разобраться с тем, что внутри, она читала дочещку.
   "Придет к вам через поворот человек,
   Скажет, что пришедший за тенью,
   Отдайте ему потемневшую чашу,
   Оставьте настоящие сокровища".
   Так прочитала Ария.
   - Поворот, как поврот солнца, - это целый год, - Ария уже встречала такое описание. - Значит, придет человек, скажет, что за тенью. Тень - ведь зло? - Она была в этом не уверена.
   - Чаша собирает зло, нашу смерть, - согласился Хазиз.
   На слова о смерти откликнулся ветер. Он нес темный поток, от которого надо было отклониться. Для Арии Лукер это стало привычным за прошедшие шесть дней с момента начала этого кошмара.
   - Видишь, что она работает, - Ария была уверена, что этот темный поток стремился в чашу. - Но настоящие сокровища? Это деньги? - Ария была в некотором шоке. Разве такое может быть? Вопрос вслух она не задала, но он все равно прозвучал.
   Хазиз достал из разломленного надвое "камня" нечто завернутое в остатки грубой тряпки. Предмет напоминал нечто знакомое. Очень знакомое. Но непонятное.
   - Скрижали разбитые, - Ария Лукер была в шоке.
   Молчали они больше часа. Так бывает, что читаешь про Моисея, про Бога, про пророков, про что-то еще, но не веришь.
   - Что с этим делать? - первая пришла в себя женщина. Она только сейчас заметила, что сидела, прижимая к груди две разбитые скрижали.
   Вопрос повис в воздухе. Говорить в принципе не очень. Значит, все-таки Бог есть, просто сам по себе. Не наши абстрактные представления, а Бог. Моисеей действительно получил заповеди. Пережить факт существования Бога оказалось нелегко. Скорее просто невозможно.
   - Как ты думаешь, какой он? - Ария так и не выпустила скрижали из рук.
   - Не знаю, - Хазиз пожал плечами. На такой вопрос ответить практически нереально. Бога все представляют по книгам или по словам раввинов. Они говорят и говорят вместо того, чтобы говорить о Боге и друг друге. Мысль такая странная и недодуманная, что Арии он бы ее не объяснил.
   - Думаю, что он все это сделал для нас, - она имела в виду землю. С детства ей нравится рассказ о сотворении земли.
   Хазиз не понял.
   - Ты как? - он подумал, что для скрижалей есть Храм. Люди его нашли. Есть чаша, но ее надо будет отдать. Отдать тому, кто придет через год в праздник. Чаша - это чудо для них. Их охраняли и сохраняли. Это он высказал Арии, не дождавшись ее ответа на вопрос о самочувствии.
   - Ты где-то прочитал? - она не поняла этого объяснения и того стиха.
   - Просто знаю, - Хазиз остановил машину. До блок-поста может быть один поворот может быть два. - Как будто бы мне написано. Все наше зло будет в ней.
   - А кто придет? - Ария вышла из машины. Руки у нее одеревенил от напряжения. Она вцепилась в эти скрижали.
   - Может быть Бог, - Хазиз и сам себе не верил. Но и верил тоже.
   - Заберет зло? - Ария тоже не верила.
   Они еще долго молчали.
   Потом поехали. Ветер унес еще несколько темных порывов. Они знали в ту самую чашу, где все зло их земли.
   За поворотом их встретили люди в форме, среди них был Патвакан и еще двое неизвестных, но Ария их видела раньше с Патваканом.
   - И? - Он надеялся, но тоже не мог поверить. Скрижали.Те самые первые.
   Ария их смогла отдать Патвакану только после того, как трижды попросил ее об этом. Она словно не слышала его, не могла с ними расстаться.
   Они ехали в Иерусалим впятером в машине. Патвакан сидел на заднем сидении, прижав, как ранее Ария, скрижали к груди. Она же обняла Патвакана. Хазиз рассказал, как ходил по морской косе.
   - Я хочу монеты раздать сам, так чувствую, - предупредил он.
   - Ты избран, - Патвакан казалось был готов плакать и молиться чуть ли не на Хазиза.
   - Я человек, - Хазиз понял его невысказанную надежду, что, мол, теперь Хазиз, которому далось такое благословение, будет спасать Израиль.
   Патвакан возможно опомнился, возможно осознал, что сам сподвигает человека, а не Бог его направляет.
   - Мы иногда слышим Бога, - поведал он присутствующим. Водитель и еще один сопровождающий в военной форме молча подтвердили. Патвакан продолжил: - Он говорит о любви, о надежде, о чем-то светлом. Мы поэтому ждем. Мы ждали его несколько тысяч лет.
   Хазиз пожал плечами.
   Патвакан продолжил:
   - Мы ждем его. Всегда.
   - Я тоже слышал Бога, там на косе, - Хазиз еще раз пожал плечами. Принять свою жизнь не так уж и просто.
   - Что он сказал? - впервые послышался голос второго сопровождающего. Малый человек в очках и блеклыми щеками, но с очень приятной улыбкой, даже когда он не улыбался.
   - Сказал: "Здравсвуй, шалом!" - Хазизу вроде никто и не говорил, но с другой стороны точно говорил.
   - Бог не говорит "Шалом!", - не поверил водитель.
   - Бог говорит, - Хазиз не хотел спорить. Сейчас ему нужно было понять, за что ему сказали "Шалом". Что это значит.
   - Ты ответил? - Ария оторвалась от своей тихой радости и чуть отодвинулась от Патвакана.
   - Не знаю, - Хазиз не мог на этот вопрос внятно ответить.
   - А ответишь? - Ария опять прильнула к священнику. Ей хотелось заснуть и спать, пока они не приедут домой. Она поверила в то, что знала. У нее будет семья, опять. Ее дочь счастлива в новой семье. Ее ждут внуки, которые родятся, скорее всего, в этот год, когда придет Бог. Она поверила в то, что сказал Хазиз. Пусть там и написано, что человек придет. Но с ним придет и Бог. Она верила.
   Хазиз закрыла глаза и постарался отключиться от дороги. Черные порывы еще раз пять пронеслись над машиной. Он заметил, что автоматически их считает. Хазиз не знал, что каждый житель страны их тоже считал. Все замечалось, все запоминалось.
   Как сказать Богу "Шалом"? Его ведь даже не зовут. Имя его не произносимо. Не известно. Может быть имя скажут, когда придут. Но потом он подумал, что, наверное, не скажут, не время еще. А как жить, если Бог придет и уйдет. Он заберет зло. Хазиз был уверен, что зло заберут, но потом он опять уйдет. Как же так может быть?
   - Шалом - сказал ему кто-то еще раз.
   В этот раз он ответил:
   - Шалом.
   Патвакан понял, хоть ни слова не сказалось, что Хазиз говорит с Богом.
   - Что он тебе сказал? - было первым, что спросили все остальные четверо.
   - Что ты тоже можешь говорить, - Хазиз теперь знал, что он должен говорить, отдавая монеты, которые нашел ранее. Он вынул одну из кармана, протянул Патвакану шекель: - Возьми. Тебе, как благославение нашей земли, чтобы вернулась сила на землю, а ведь ей надо заниматься.
   Патвкан взял. За свои годы служения он всегда только слушал. Никогда ему в голову не пришло простое - сказать. Разве может человек говорить с Богом? Это ведь только Бог говорит с человеком. Так было всегда. Он был в этом уверен.
   - Шалом, - прозвучало для Патвакана.
   Скрижали упали во второй раз в своей жизни. Тогда Моисей их разбил в драке. Бог написал новые. Теперь же просто от приветствия, неожиданности.
   Ария подумала, что если был они были целые, то их бы расколол Патвакан. Мысль была какая-то глупая, несвоевременная. А потом для нее прозвучал: "Шалом". Не только для нее. Для всех.
   Они знали, что Бог сейчас со всеми говорит. Люди стали отвечать ему.
   Каждый говорил о чем-то. Кто-то плакал, кто-то звал, кто-то боялся, кто-то просил, кто-то приказывал, кто-то отрицал, но говорили все. И всем им был ответ. Говорят, что промолчавших не было.
   Что сказали? Сказали о любви. Сказали о силе и о вере. Сказали о земле и душе. Бог сказал, что каждый нашел свой дом. Если хочешь остаться, то ты дома. Если ты боишься, то никогда не откроешь дверь.
   Говорят, что тогда вернулось в свои границы Мертвое море, которое умерло, когда Аше упал туда.
   Говорят, что в этот момент они услышали о братстве на земле. Они, которые были так долго изгнаны, должны были первыми понять, что у них друзья.
   Время прошло. Может быть несколько часов, может быть минут. Бог вроде бы ушел, но люди чувствовали, что он рядом. Он просто не говорил. И тогда какой-то седовласый, а Хазиз не разобрал, но подумал, что Гарсия, тот самый американец, опять заговорил с Богом. И опять люди его услышали.
   - Если ты говоришь, то ты слышишь, - Патвакан не мог этого пережить. Ведь можно было говорить, уже давно говорить. Почему же он ни разу не ответил на слова Бога.
   - Бог останется с нами, - Ария была уверен потому, что всегда кто-то говорит. Каждую минуту говорят. И тогда он здесь.
   - Как же мы забыли? - Патвакан все еще всё относил на себя.
   - Видимо, так выбрали, - Хазиз не хотел открывать, что ему далось в знании от Бога. Бог сказал ему о прошлом, чтобы они знали свое настоящее прошлое.
   - Как можно выбрать ТАК? - Патвакан сердился то ли на Бога, то ли на себя, то ли предков, а может быть Хазиза так несправедливо озвучевшего правду. - Кто может отказаться слышать Бога?
   - Люди, только люди, - это ответила Ария. Ей было понятно, что так тревожит Патвакана, а также остальных людей. - Люди могут отказаться. Он ведь дарует, но не принуждает.
   - Почему? - Патвакан в этот момент понял, что их разговор слышат тысячи, если не сотни тысяч людей по всем земле Израиля.
   - Ты, правда, хочешь знать ответ? - Хазиз даже приподнялся на своем месте в машине, казалось, что он может выпрыгнуть через открытое окно.
   - Верить всегда сложно. Очень. Люди забывают об этом. Забывают, что верить надо каждую секунду. Они считали, что верить надо в моменты молитвы. Затем, что только по большим праздником, а потом и праздники закончились. Верить сложно, забыть легко. Они просто забыли.
   Патвакан покачал головой. Он не верил, что такие вещи и знания можно забыть.
   - Посмотришь, через год или два они забудут, - вдруг прозвучало от сопровождающего. - Так было всегда.
   - Я не верю, - Патвакан плакал. Он не верил. - Люди не могут быть такими.
   - Тогда ты не забывай, научи других, если ты действительно веришь Богу, а не в Бога, как у вас говорят, - сопровождающий пропал из машины.
   Ария вздрогнула. Водиль резко затормозил.
   - Кто это был? - Патвакан почему-то у них потребовал ответа.
   - Он же приехал с вами, - Хазиз как-то пытался осознать, что может быть ангел или кто еще.
   - Нас было двое: я и водитель, - Патвакан тоже примерно это пытался осознать.
   - Значит, он пришел сам, - как самая уравновешенная в этой компании Ария пожала плечами. Для нее важнее был сегодня, затем завтра, затем послезавтра, дочь, муж, ребенок, Бог.
   Патвакан уже не плакал, он молился. Молился, чтобы ему разъяснили.
   - Да научитесь вы принимать чудеса от Бога? - так показалось, что ему ответили. - Это любовь. Научись ее принимать!
   Больше пока говорить было не о чем. Но это было ненадолго. Людям свойственно думать практически. Первый вопрос, который задали Бога люди, звучал почти одинаково:
   - Ты здесь? Ты придешь? Ты посмотришь? Ты одаришь нас?
   Но на это было тихо. И опять стала приходить злоба. Люди требовали объяснений. Каждый считал, что имеет право получить отчет от Бога, где тот ходил последние три тысячи лет.
   Ответ был им дан, когда каждый посмотрел в свое сердце его глазами. Злоба ушла, чтобы больше не вернуться.
   Спустя два дня работа Хазиза была закончена, он раздал всем причастным к истории с сокровищами монеты.
   - Так что он имел в виду? - Ария сидела на скамейке на пляже Тель-Авива. Их путешествие закончилось здесь. Здесь ее дом и его теперь тоже.
   Хазиз ей объяснил, что сокровища это люди. Люди верящие и любящие. Они получили знаки, они услышали Бога: - Даже скрижали не сокровища. Они просто знак. Только ради человека мы что-то делаем по-настоящему.
   Ария согласилась. Но ей все казалось, что какой-то тайный смысл упущен. Именно, тайный смысл искал Патвакан, который опять им позвонил:
   - Вы знаете, что люди будут его звать. Они хотят понять, как его позвать, чтобы он никогда не ушел. Они будут звать его в Храме. Скоро праздник. А потом и через год будут звать. А еще говорить. Каждый хочет говорить.
   Хазиз пожал плечами. В это время он будет дома. Он сходит в синагогу, но не поедет в Иерусалим. Его слышат, как и каждого всегда и везде.
   ---------------------------------------------------------------------------------------------------------
   - Скажи, что мы не забудем, - попросил Ария спустя год. Когда из Храма вышел первосвященник и незнакомый человек. Он казался человеком, но им не был. Это хоть и был невыносимый свет, но такой согревающий.
   - Я не знаю, все зависит от нас, - Хазиз держал на руках ребенка.
   А человек или быть может Бог. Они так его и не спросили. Но знали, что Бог, хотя видили, что человек, шел по улицам. Он забрал чашу со злом. И он шел по улицам из города, людей это сначала напугало. Но те что остались у Храма видели, как выйдя из ворот Иерусалима, он оказался у дверей Храма.
   - Я не знаю, но верю. Думаю, что нужно верить не только Бога, но и в людей. Может быть тогда все будет истинным.
  
   Так закончилась книга о мужестве. Том мужестве, которое слышится из этой земли и от ее людей. А скоро праздник.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Израильский банк
   Американский банк.
   Неудачник.
   Керкет - другое название черкесов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Элли Соверинг Сокровище Израиля
  

123

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"