"Пустырь" настолько вовлёк моё внимание в пространство пьесы, что когда она закончилась, я почувствовала себя осиротевшей. Закончился разговор, который был мне очень интересен, пришлось расстаться с героями, которых - всех, за исключением одного лишь криминально-больного гражданина в шляпе, - полюбила. Очень хотелось продолжения. Такое полное общение и взаимный контакт с произведением и тем самым с автором случается нечасто.
Так же, как и драму Ильи Члаки, "Пустырь" Евгения Чашникова принимаю полностью таким, каков есть. Пьеса сделана профессионально. Но без критических замечаний обойтись не могу даже в том случае, когда произведение входит в прямой резонанс и вызывает отклик - ну, работа у меня такая, куда денешься.
1. Возможно, автору следовало бы ещё поработать над диалоговой речью героев с целью сделать её более акцентной в отношении характеров персонажей. В некоторых местах для меня остались ощутимыми те моменты, когда автор с речи одного героя переключается в речь его собеседника: происходит быстрая смена самОй лексики, за которой не всегда успевает интонационная структура речи. Таких сбоев в пьесе немного - три или четыре, - но лучше бы их не было совсем.
2. Не слишком удачным мне кажется старт пьесы: темнота, остановка, женщина подвёртывает ногу и вывихивает лодыжку, тут же появляется лицо мужского пола - читатель-зритель невольно настраивается на некий романтический стандарт. Далее действие автором развивается совершенно иначе, чем можно было бы предполагать, но внутреннее эхо медлит в ожидании стереотипа, отвлекая внимание от быстро развивающихся микросюжетов в общем действии дольше, чем это необходимо.
Возможно, автор в какой-то мере именно на это и рассчитывал: читатель надеется на одно, а происходит нечто противоположное, и по теории его интерес должен такой структурой подогреваться. Так и происходит, но, однако, с некоторым запаздыванием. Возможно, это проблема уже читательская - привык к любовной жвачке и надеется беспрепятственно ещё раз пройти по знакомому кругу.
3. Наиболее активное действие полностью перенесено во второй акт. Или, точнее, то, что по сюжету таковым является - пьеса на самом деле у Евгения Чашникова хоть и рассчитана на полнометражную постановку, но тем не менее одноактная.
Нежелание автора делить "Пустырь" на две части возможно счесть обоснованным - действие по своей логике и структуре совершенно цельное. Пытаюсь представить себе: а каким образом, в самом деле, разламывать надвое Армагеддон, пусть и местного внутригородского масштаба? Никаким, - оказывается. Такая экстремальность должна оставаться единой и по законам материальным, и по духовным.
Тем не менее первая половина (условная половина, - именно та часть, которая выложена не в Архиве Литкона, а продемонстрирована открытым конкурсным текстом) - есть группа завязок, конфликтов, возникающих и проявляющих себя на глазах и читателя-зрителя. Все герои, за исключением супружеской пары, приходят в пьесу, можно сказать, девственными, и лишь происходящее втягивает их в необходимость проявлять и обнажать своё душевное ядро.
С одной стороны, такой принцип есть проявление формы естественности событий; с другой - читатель уже привык прямо со старта оперировать готовой символикой, полагаясь на давно наезженные рельсы. Принимая и понимая авторскую задачу, тем не менее сожалею о той нетерпеливой читательской категории, которая способна сойти с дистанции прежде времени.
* * *
Пересказывать содержание пьесы не вижу возможности: её физическая структура расположена в уровне непредсказуемого сюжетного развития, и мне не хочется излагать приключения героев суконным языком. Но некоторых моментов, касающихся наполнения нефизического, коснусь: несмотря на то, что пьеса построена на материале совершенно реалистическом, "Пустырь" сопрягается с метафизикой человека. И сделаны эти соприкосновения автором точно и удивительно ненавязчиво.
Структурная завязка:
"Ночь, улица, фонарь..."
Автобусная остановка. И несколько человек - совершенно разных характеров - оказавшихся в момент Икс совмещенными во времени-пространстве.
У каждого - собственная проблема и свой конфликт с жизнью и человечеством. И никому из присутствующих, похоже, сегодня не удастся добраться до дома. Во всяком случае, сделать это будет весьма затруднительно. И окажется возможным лишь тогда, когда каждый из героев пройдёт через индивидуальную кармическую воронку. Через проблему выбора, организованного Ноосферой. Я называю это "Средой", кто-то неуглубляющийся сочтет обычной случайностью, а Михаил Гаёхо, полагаю, отнёс бы происходящее к разряду Случайностей Неслучайных. Так или иначе - герои на несколько роковых часов оказываются в ловушке: на окраине города, холодной осенью посреди ночного пустыря, без всякого транспорта и без надежды выбраться вон.
Ситуация внезапно отягощается присутствием на пустыре маньяка - с одной стороны; и его давней жертвы - с другой. Жертва, к тому же, с давних пор вооружена. Более того - уже год, как преследует того, кто заставил её пережить чудовищное унижение. И кто к финалу пьесы окажется преступившим - явно под вопросом.
Кому интересно, как автор развил сюжетные коллизии, предлагаю прочитать "Пустырь".
* * *
Мне было интересно другое. А именно: что происходит с людьми, попавшими в водоворот собственного Армагеддона? Когда перед каждым - выбор: остаться собой прежним, или же радикально изменить свой подход к мирозданию? Когда автор очевидно пытается решить задачу не только в целом, но и для каждого героя персонально, и делает это незаданно, предоставляя всем героям полную внутреннюю свободу? Когда каждому из персонажей автор предоставил возможность от стартовой точки через испытание (у любого - своё и собственное) пройти единственный путь развития и либо остаться пребывать в прежнем качестве, лишь дополненном еще раз неосознанным опытом; либо, перешагнув рубеж Армагеддона, перейти в новое состояние?
* * *
1. Тема Армагеддона.
Армагеддоном сейчас больна вся Россия. И не только. Под это понятие подводится кризис смысла бытия, охвативший современную русскоязычную литературу. В Сети устремлённость просто обескураживает - Армагеддон в том или и другом воплощении едва ли не единственная интересующая писателей тема. И, видимо, она останется с нами до тех пор, пока не произойдёт обновления человеческих смыслов и самогО образа жизни.
В этом отношении показателен и наш конкурс: все участники, предпочитающие абсурдисткое решение задачи, так или иначе выражают именно эту идею. Даже когда не называют её прямо. Не хватило, к сожалению, времени и энергии сделать итоговую статью по конкурсу, поэтому предлагаю участникам (хотя бы тем, кто нашёл в себе желание освоить творения собратьев по перу) самим проанализировать то, что было выставлено на Литкон. Статистически: сколько оказалось на конкурсе пародий, сколько - вторичных, несамостоятельных переработок сюжетов мировой известности, сколько трупов (я их насчитала намного больше, чем самих пьес), сколько психических искажений... И сколько произведений, тяготеющих к символике абсурда. А самое главное - сколько авторов в своих творениях, прорвав круг отрицания жизни, добились выхода из депрессии.
Трое. Только трое. Из сорока одного участника.
Думаю, что статистика именно этих параметров многих бы удручила: большинство авторов обнаружило и подтвердили бы свою несамостоятельность материально. Наглядно.
* * *
Стиль, в котором написан "Пустырь", я склонна определять как своего рода новаторский. Как постсоцреализм. Где "соц" означает "социальный", разумеется, а не "социалистический". В котором полностью сохранена реалистическая традиция, но её материальной несущей основой становится абсурд. Непридуманный, несконструированный и неизмышлённый - тот, который сопутствует ежедневной жизни россиян настолько, что уже принимается за некую неизбежную данность чуть ли не от Бога.
На конкурсе в этот поток попадает еще пьеса Павла Рулева "О чём говорила птица": и направленность в сторону российского менталитета, и давно утерянная "народная" симфоническия интонация у обоих авторов явно имеет общий источник происхождения - неравнодушие к горькой родине. Больше никаких хотя бы приближающихся аналогий на прошедшем конкурсе я не обнаружила.
В пьесе герои через частные взаимоотношения выходят сквозь пустырный Армагеддон на уровень переоценки жизни. Попутно обращаю внимание на то, что автор очень удачно, на мой взгляд, ввёл в ткань пьесы "народные" диалоги, передав через них особые качества российской ментальности: уже устоявшуюся привычку к катастрофам, граничащую не столько с равнодушием, сколько - и это чреватее! - ЖЕЛАНИЕ, чтобы произошло ЧТО-ТО - хоть что-нибудь, пусть смертельно опасное и уничтожающее, но - очищающее! Качество события уже давно не имеет значения - "народ" жаждет Армагеддона, потому что никаким иным способом не видит возможности остановки привычного абсурда.
Цитата:
"РОМАНИСТКА. Мальчики! Вы только послушайте! (Налаживает диктофон, включает.) Интервью на пустыре!
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Вы думаете, что конец света будет?
ДРУГИЕ ГОЛОСА:
- Обязательно. Уже сколько раз назначали.
- Его не может не быть. Слишком много грехов.
- Почему будет, когда есть? Армагеддон, не видите? Чего вам ещё?
- Не нагнетайте! Живы пока.
- А ты почём знаешь? Это тебе кажется, что ты жив. По привычке. А на самом деле - нет ничего и пусто всё.
- У каждого свой Армагеддон.
- Какой?
- Жизнь...
(Пауза.)
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Как вы представляете конец света?
- Взрыв всего, а не какая-нибудь Хиросима.
- Земля сгорит.
- А люди?
- Люди? Не знаю...
- На другую планету улетим.
- С грехами?
- Зачем? Грехи - старая мебель. А там квартира будет новая.
(Пауза.)
ГОЛОС РОМАНИСТКИ. Конец света нужен, на ваш взгляд?
ДРУГИЕ ГОЛОСА:
- Конечно!
- А как же. А то царства Божия не сделаешь.
- А как его делать, если сгорит всё?
- Не всё. Только грешники.
- А вы - праведник?
- Н-ну..."
Ещё "глас народа":
"ГОЛОСА:
- Бли-и-ин...
- О, освещенье дали!
- Твою мать!..
- Говорила баба - дома пей!
- А что дом? Пепел, поди.
- Видал? В обмороке, дурак!
- Вот хуякнулись-то... Вот это хуякнулись.
- Слава тебе, Господи! Свершилось!
- Гриб-то? Как-поди, атомный?
- Нет, подосиновик.
- А-а-а!..
- И стены нет.
- Какой?
- Чтобы наши тени остались.
- А-а-а!..
- Чего пялимся? Ослепнем!
- Либо лечь лучше? Так почки бы не застудить.
- А чего лёжа увидишь? Второго случая не представится.
- Молиться надо, а не баланду травить! За грехи наши всё!
- Молись, раз грешен.
- А для Хиросимы гриб не маловат ли?
- Нам хватит.
- Сейчас маленькие в моде.
- Бабы?
- Бомбы. Местного радиуса. И тоже, говорят...
- А головой к центру? Или наоборот?
- Ногами к центру - их две. Голова одна, её за горизонт.
- Кто там, наверху? Я здесь, внизу! Вызываю вас на дуэль, сволочи!"
...Оказывается - не нужно придумывать мистических коллизий и абсурда, потому что он сполна явлен в ежедневной реальности, которую лишь остаётся организовать сюжетным стержнем. Экстрим становится бытовым уровнем действия, и тем самым - драматургической основой "Пустыря". Неожиданные повороты действия, акупунктура болезненных точек нашего состояния и сознания, но при этом - отсутствие безысходности: жить, сохраняя достоинство, всё-таки возможно. В очевидно негативных условиях - явный антинегативизм. Побеждённых и раздавленных в пьесе нет. Каждый из героев в меру своих душевных сил делает шаг вперёд. И это победа автора.
2. Имена героев.
Имена персонажей пьесы - тоже своего рода микросюжет.
Цитата из самого начала - перечень действующих лиц:
"ПРИСУТСТВУЮЩИЕ
(по мере появления на подмостках):
МИКРОФОН
ГОЛОС
ЖЕНЩИНА
БЕГУЩАЯ
ВЫСОКИЙ
СРЕДНИЙ
ЗУБАК
РОМАНИСТКА
БРАТКИ
ПАССАЖИРЫ"
"Женщина", "Высокий", "Средний" - обозначения в самом начале действия почти видовые - постепенно сливаются с сущностным наполнением героев: Женщина становится архетипом властного и сильного женского начала, Высокий - от измерения роста постепенно переходит в обозначение опыта уже духовного, который герой сумел в себе реализовать и подтвердить выбором "не убий"; Средний - символ тоже оказывается растущим: воспринимаемый поначалу как "середнячок" и "ни рыба ни мясо", этот персонаж постепенно раскрывает свою способность оберегающего начала, которому некогда заниматься собой и хватать с небес звёзды, ибо он постоянно занят уравновешиванием людей, чтобы они не сдвинулись к роковым крайностям; Средний - миротворец, тихий нефилосоствующий мудрец, мудрость свою осуществляющий незаметным ежеминутным делом. Кстати, обратила внимание, что это душевное призвание, в нашем восприятии по привычке ассоциирующееся с качествами скорее сугубо женскими, автором передано именно мужчине. Полагаю - сознательно.
Голос и Бегущая - очень нестандартные характеры.
Голос разделен автором в две линии проявления: герой, выраженный этим поименованием-символом, соучаствует в действии непосредственными поступками, открыто проявляя решительность и стопроцентную готовность к любому самому сложному ответу на требование реальности в необходимые моменты; и этот же Голос - ещё и голос самой Среды, через Человека себя осознающей. В пиковые моменты, требующие глубокого восприятия, Голос осознаёт себя речью поэзии - без всякой рифмы и сделанности, лишь теми единственными словами, которые рождает в нём мгновение. Удивительно, что автору удалось уловить и остановить это таинство живорождения творческой речи - именно того самого первого импульса, который позже отрабатывается любителями рифмы и размера, и, быть может, приводит впоследствии в бОльшему формального совершенству, но с неизбежной потерей истинности переживания.
Цитата:
"ЖЕНЩИНА (проследив взглядом уходящих). Читайте ещё. Такое же корявое и навылет.
ГОЛОС (помедлив). Это или приходит, или нет. Принадлежит минуте. И с ней исчезает. Вытесняется другим. Настаивать на прежнем - уже неправда.
ЖЕНЩИНА. Сразу и неправда?
ГОЛОС. Как сохранить этот пустырь? Безнебесность? И смог? Эти дальние огни, Бегущую с её оторванным карманом... И с душою, скребущей дно бытия? И эту чёрную шляпу, надетую на тень человека?
ЖЕНЩИНА. Поэты как-то умеют.
ГОЛОС. Всё вместе взятое - почти никто. Да я и не поэт. Я голос. Что-то так хочет.
ЖЕНЩИНА. Что-то?
ГОЛОС. Окружающее. Среда пребывания. Или я хочу, может быть. Надо выплюнуть слова, а то разорвёт."
На мой взгляд, стихи-моменты, стихи-мгновения (можно определить их форму как свободный стих или верлибр) органично вписались в текст пьесы. Стихи, которыми звучит темнота, создают особое измерение, в котором проявляется, усиливается и концентрируется смысл происходящего. И действие, даже самое малое, совершённое человеком, выделается поэтическим Голосом в самостоятельный след, в распространяющийся кругами звук, в само звучание Ноосферы, безличностно всё происходящее запоминающей и оценивающей. Короткие верлибры - следы пребывания человека в мире.
Цитата:
"РОМАНИСТКА. Вася... (Ищет выход.) Вась, подожди. (Возится с диктофоном.) Сейчас... Я стояла, ночь записывала. Фон. Думаю, может, что-нибудь... Когда работаешь, хорошо атмосферу ощущать... Тишина, шёпоты, далеко собака воет... И вдруг вот это...
(Немного тревожной тишины. Голос - спокойный, сожалеющий, обращённый то ли к самому себе, то ли к невидимому собеседнику, который поймёт.)
...Шепчут жалобы,
Шепчут.
Кто должен услышать?
Шепчут жалобы,
Шепчут.
Не могут поверить,
Что говорящие
стали немыми."
И ещё один фрагмент, где Голос уровнем поэтического соприкосновения общается не столько с другим человеком, которому уже всё сказано в диалогах личных и вполне прозаических, сколько с уже его поступком - сопровождающим выбор, предупреждающим, останавливающим:
"Из глубины медленно идёт Женщина. Приостанавливается. Слушает. Опять идёт.
ГОЛОС (только голос, человека не видно.)
С горизонта слетает
жёлтая птица,
Не вылупился в смоге
вчерашний птенец.
Жёлтая птица,
Корзину земную очистив,
положит другое яйцо.
Терпения много.
(Голос замолкает. Женщина ускоряет шаги. Её догоняют слова из темноты.)
Не раздвинулись крылья птенца.
Стреножила тонкая паутина.
А было так просто
содрать её клювом,
Отважившись спасти себя
болью.
(Женщина почти бежит, но слушает тишину и ждёт.)
Забыв о себе,
Они нашли опору во всём.
Всё подставило плечи.
Дальний свет согревал горизонт.
Они пошли.
А она осталась,
Остановившись в себе.
Рядом с ней
Светлым эхом парила возможность.
Открой невидимый глаз. Посмотри.
Я жду."
...Нет-нет, не нужно настораживаться от поэтических метафор - это лишь прямая речь души. В пьесе напрочь отсутствует высококрылая заумь - автор "Пустыря" явно осознанно избрал принципиальную простоту для изложения своих задач. И стихи, проговариваемые Голосом, нужны ему только как момент остановки, для отделения поступка от человека. И присутствие этой речи расширяет героев до участников действа уже мистического. Каким, по большому счёту, и является жизнь. Всё - связанно, всё - взаимпроникающе, и там, за Пустырём, окружающим нас, начинает угадываться продолжение. Это уже совсем другое мироощущение - пробуждающее.
Через испытание на Пустыре проходит каждый. Собственно, у Евгения Чашникова пустырь - открытая аллюзия пУстыни, места, в которое добровольно уходили отшельники, чтобы испытать себя на духовную зрелость. Как известно, одиночества наедине с собственной жизнью выдерживали отнюдь не все. Кто-то возвращался в мир. Однако - с опытом, которого в стандартных условиях жизни не приобрёл бы никогда. Но единицы превозмогали себя и выходили на иной уровень самосознания.
То же происходит и в пьесе: из множества соседствующих на пустыре людей порог перешагивают лишь трое. И в финале пьесы они обретают имена. Которые, собственно, были у них всегда, но не имели возможности стать символом достоинства.
* * *
Так поступали когда-то все древние народы на заре своего бытия: имя себе человек должен был заслужить поступком. У индейцев-шеванезов безымянными оставались лишь дети, по малолетству пребывающие около матерей, и носили одно название - "ути". Потеря имени и по сей день во многих землях означает не только потерю чести (как, предположим, при гражданской казни в царской России), но прямую потерю души.
* * *
Победитель, как правило, одинок. И одиночество сильного - тяжелейшая драма для души. У Чашникова победителей стало трое. Самый зрелый - Голос - предложил двум другим попытаться сосуществовать в единстве - ещё одна победа на Пустыре.
3. Тема писательства.
Видимо, действительно актуальная уже на общенародном уровне - мне знакома эта стихия спонтанного словотворчества по работе с народным самиздатом - принципиально неписательским - как, думаю, мало кому в Сети. Писала об этом явлении и еще буду - оно напрямую связано с ростом российского менталитета, но это особая тема.
Евгений Чашников выразил идею словотворчества аж в трёх персонажах: Голос, говорящий небу стихами: Романистка, записывающая хронику жизни как она есть, без привнесения отсебятины, на диктофон, с которым не расстаётся даже в постели; и Бегущая, озвучивающая собственные глубинные сопряжения с жизнью очень выразительными, на мой взгляд, монологами.
Цитата:
"БЕГУЩАЯ. Странно как всё... Мир такой странный. Никакой логики. Человек думает, что ему плохо, а на самом деле ему хорошо. Живой умирает, а мёртвый верит, что жив. Странно. Жизнь может не только уйти, но и вернуться. Вода земли дышит в небо, а небо, окутанное пустотой, выливает дождь. Да, наверно, этому можно поверить.
ЗУБАК. Чему?..
БЕГУЩАЯ. Что можно воскреснуть.
ЗУБАК. Кто-нибудь скажет мне, почему, когда она тут, мне хочется её... чтобы её тут не было?"
Еще цитата. Говорит Бегущая, услышавшая поэтическое присутствие Голоса:
"(Бегущая стоит за костром, прикрыв глаза, то ли кивая себе, то ли покачиваясь. Кажется, что пламя охватывает её ноги, и ей придётся сгореть, а она неестественно на это согласна.)
БЕГУЩАЯ. Как происходит... Как происходит? Не понимаю. Что вызывает. Что откликается. И почему бегут, когда нужно наоборот. Мужчина рождает слова. Слова скользят из тьмы. Догоняют. Это только звук. Незначительное колебание воздуха. А жизнь обрывается им в ответ. Дышать уже невозможно. Хочется наполниться ещё больше. И умереть. Чем-то умереть. Но остаться для ощущения. И умирать. И оставаться. Умирать и оставаться. Зачем в этом смерть? Наверно, это тоже дно. За ним уже ничего нет. Ты пуста. Необъятно пуста для наполнения. Да. Ведь нужно совершить такую работу. Связать из небытия живой узел. А она ушла. Сбежала. Бедная. Беднее меня. Потеряла то, чего не измерить. Бежала, чтобы опередить потерю...
(К костру подошёл Голос. Стоит. Между ними взлетает пламя. Соединяет? Разъединяет?)"
...Слово, оторванное от бытия, беднеет и лишается опоры. И лишь в прямом сопряжении с жизнью оно возвращает себе исконную магию.
И позиция автора, что Жизнь есть Творчество, а Творчество есть Жизнь - очень близка мне.
4. Гендерная тема.
В "Пустыре" поднята актуальнейшая тема социальной самореализации сильной женщины. Женщина и сила - это действительно сила? или всё-таки - слабость? Женщина в бизнесе - явление новое для современной российской культуры. Что это такое вообще? Самореализация, как полагают феминисты? Или жадное стремление к власти? Абсолютизированный эгоизм? Энергетическая система, отвергающая всё, что не есть она сама? Духовный коллапс?
В пьесе носителем этой идеи стала Женщина. Имени собственного в финале она так и не обретает, несмотря на то, что другие персонажи её называют Галиной. Не выходит героиня в финал.
Гендерная тема Чашниковым переносится из материального уровня в совершенно иной: супруг миллионерши, Высокий, пытается понять своё назначение не через прямое деяние, а скорее путём противоположным - через недеяние. В пространстве пьесы - через осознанный и настойчивый отказ от зла. Именно это напрочь отвергается его женой (Женщиной). Она не просто глуха - она ненавидит это превышение, в которое не хочет искать дорогу, она рвётся уничтожить не просто мужчину как качество физиологическое, - она рвётся свести на нет его духовную вертикаль.
Её противоположность - Бегущая. При кажущейся полной зависимости от мужского внимания в ней воплощена почти эпическая внутренняя свобода на уровне духовном: Бегущая переполнена жаждой самоотдачи, которое воспринимается поначалу как откровенная неразборчивость. На самом деле она не находит применения самому главному свойству, которое и созидает в женщине душу не просто живую, но и переводит в режим наивысшего служения: Бегущая пытается усыновить всё человечество. Но, не зная пути, любви материнской служит через встречающихся ей мужчин телом женщины. Естественно, никто не может быть ей спутником, понимая совсем в ином ключе, и Бегущая встречает лишь отторжение.