Лёгкая, счастливая пьеса, переполненная шумом и радостной игрой, чистым, светлым и отдающим творчеством. Удивительное произведение, единственное в своём роде, которому я не смогла отыскать в своей памяти аналогов, даже перекопав те любимые залежи давних времен, когда к детской литературе все - и пишущие, и читающие - относились как к высшему искусству. Конечно, можно и до сих пор радоваться Киплинговскому "Маугли" или "Маленькому Принцу" Экзюпери, но это - далеко, это - Там, а не здесь; это мифы, быть может, с детства любимые и самые-самые, но - дары прошлого. А последней искромётной детско-юношеской хроникой была "Кондуит и Швамбрания". И с тех пор - глухая тишина. И тяжелейший кризис в российском "детлите".
Детская литература в России уже не в резервации - она вымирает. А о живой и неспекулятивной прозе для подростков - именно о них, а не о проблемах Терминатора, американское убожество давно из ушей лезет, - мечтать забыли. Дети никому не нужны и не интересны. На конкурсе - лишь две пьесы, соприкасающиеся с детством - Кудрявцевой и Члаки. У Ильи драма в достаточной мере условна, и отнести пьесу "Хороший мой" к жанру "детлита" при всех её достоинствах затруднительно. Я бы не рискнула.
Мой поклон - и читательский, и с приветствующей радостью человека пишущего - Татьяне Кудрявцевой. Спасибо, Таня, за то, что сумели воплотить полтора часа непрерывной радости, и за то, что Ваша пьеса попала на этот конкурс.
И даже за то, что она оказалась на нём завершающей.
* * *
"Жизнь артиста" - одна из редких удач на нашем конкурсе. И не только, думаю, на конкурсе. Вероятно, в исходном варианте это была повесть? А если нет, то легко в повесть переводится - публикацию прозы легче осуществить в офф-лайне, чем публикацию драматургического произведения. Автору нужно пытаться, снова и снова, не сдаваясь и не впадая в отчаяние. Искать возможности предлагать пьесу (лучше повесть) в оффлайновые журналы. И участвовать - обязательно! - во всех сетевых (и не только) конкурсах. Легко, конечно, не будет.
Если окажутся живы "Тенёта" (будущий год у этого конкурса - юбилейный, авось до юбилея Леонид Делицын свой проект всё-таки дотянет) - обязательно номинировать. Не захочет сайт Проза.ru (предположим, из-за возможного несоответствия необходимому рейтингу) - предлагать на другие сайты. Есть "Самиздат", "Сетевая Словесность", "Вечерний гондольер" - немало.
* * *
Как всегда, когда творение состоятельно, о нём легче молчать с шумными вздохами, чем излагать содержание.
Очень сложно цитировать пьесу - она настолько литая и органичная, что фразы из текста выдирать можно только с кровью и потерями; пьеса - поток свивающихся струений речи, где каждый момент немедленно порождает отклик и продолжает себя в миге следующем, и это искрящееся ветвление не прекращается до самого финала. Своего рода принцип скороговорки, когда нужно успеть сказать главное, а главное тут - всё и сразу. Но тем не менее цитирую в надежде, что в ком-то из будущих потенциальных читателей вспыхнет зелёный свет - сюда, сюда нужно!
Напоминаю, кстати, перед нами РАДИОпьеса. Несколько иной драматургический жанр, чем пьеса для постановки на сцене - в нём зрительный ряд восприятия полностью исключён. Здесь - на законных основаниях - больше прозы, а ремарки превращаются в художественные миниатюры. В тексте они продвигают действие под грифом "От Автора", и именно они сплетают и организуют движение смыслов "Жизни артиста".
* * *
Ничего из ряда вон выходящего не происходит: есть рядовая школа с весьма скромными учителями, по уши обременёнными подопечными детьми. И есть дети, ставящие спектакль по бессмертным Гоголевским "Вечерам на хуторе".
Нормальные, неиспорченные ребятишки, в каждом из которых уже заложены семена будущих проблем и внутренних конфликтов.
Цитата:
"- Лебедев, по прозвищу, Глиста во фраке, блистал по математике среди пятых, шестых, а может, и седьмых классов. Лебедев слыл надеждой Биссектрисы. Но сейчас он тупо посмотрел на неравенство и приравнял нуль к единице."
Или вот ещё:
"Есть люди, им легче огород вскопать, чем улыбнуться кому чужому. А бабушка сроду ни на кого не крикнула. Ни на людей, ни на курей. Оладья - вылитая она! В бабушке тоже весу много было, и тоже двигалась неслышно. Мыслей злых не держала, - вот что, потому и походка просторная. Оладья такая же бесхитростная. До седых волос дожила, а врать не научилась. взрослые все врут. Особливо, если оправдаться надо. А Оладья только вспыхивает, ни дать, ни взять, дитя. Биссектриса вон ее отчитывала (Шорох на днях подслушал): "Чего шумно у вас так на уроке, Софья Николаевна, ни в какие ворота не лезет!" Ну, отговорилась бы, что крик - по теме, из всеобщей заинтересованности. А Оладья как воды в рот. Мы тогда про "Чёрную курицу" обсуждали.
... ХРИПА (взволнованно, толстым голосом):
- Курица - бедная! Курицу вообще, если в руки взять, у нее сердце, знаете, как бьется! Лучше не брать и вообще не мучить! Птицы от вздрога даже мрут!
"...От АВТОРА:
- Пятый "б" одобрительно загудел. Правильно, руки прочь от Оладьи. Семафорова, правда, одной ногой метнулась - Пантешкина пожалеть, но другая нога, осторожная, ее на месте удержала. В Семафоровой постоянно боролись чувства с мыслью. Чувства были, как бабочки, а мысли, как иголки. Вот захочется ей, например, Пантешкину посочувствовать, что он мокрый и обсмеянный, она уже даже знает, что ему скажет:" Пиши, Пантешкин, в ООН, ссылайся на Конвенцию о правах ребенка", а тут мысль - хоп! и пришпилит бабочку на острие. "Замуж за Пантешкина выходить нельзя, такой с потрохами съест, будет бороться за справедливость, вон, у него зубы какие острые!" Или, допустим, вот уж совсем решит она сказать Скорлупкиной, просто так:" Давай дружить!", а мысль тут как тут: "Она собаку на помойке подобрала, может, собака заразная, или там лишайная." И расхочется дружить. Очень даже востроглазая уродилась Семафорова Света."
...Обращаю - попутно - внимание читателей на язык: ведь это настоящая, стилистически подвижная и ясная проза, с отработанными интонациями и естественной прямой речью. Очень энергетичная, между прочим, проза. При всей своей кажущейся простоте.
"... При этих словах папин подбородок воинственно взлетал вверх, как качель. В папе бурлили южные гены. Семафоровой папа родился в Баку. Там прошло его детство, в семье военного. Зато мамино детство пролегло через огороды в деревне Сонково. Когда папин подбородок взлетал вверх, мама топала ногой. А когда мама топала ногой, падала люстра. Мама была крупная и осанистая рыжая блондинка, ее хорошая фигура взросла на деревенском молоке.
Света впитывала в себя скандальные страсти, как разлитый суп харчо - хозяйственная губка. Разбираться в семейной жизни было куда интереснее, чем в механизмах. Про семейную жизнь папы и мамы Света знала все."
...Ещё неосознанное отношение к миру у детей, пока вполне беззлобное, безобидное и совсем не укрепившиеся - могут и измениться черты характера при определённых обстоятельствах. Света Семафорова запросто может стать редкой стервой, а Башка, например, - ленивым на чувство занудой.
Ничего подобного, однако, в пьесе происходит не будет. Наоборот - душевные качества героев начнут развиваться вспышками, как сверхновая звезда, во взаимодополнении, с искренней и веселой самоотдачей, с того момента, когда две учительницы вдруг решатся поставить силами детей школьный спектакль по Гоголевским "Вечерам на хуторе". И дети моментально перейдут вместе с взрослыми в длящееся и длящееся непрекращающееся творческое состояние, когда слабый становится сильным, жадный - бескорыстным, злой - великодушным. И происходить всё это будет настолько естественно, без малейшей авторской натяжки, что когда читаешь пьесу, никакие доказательства врождённого добра в человеческом существе просто не нужны - читатель чувствует: да ведь так и должно быть! ведь так и было - легко, радостно, сподручно и само собой! когда-то... давненько... но было - точно. Я это помню. Уверена, что помнят и другие. Но, Боже мой, какими же неподъёмными булыжниками завалена ныне эта радость бытия! А в пьесе вспышка творчества катится и катится, расширяясь и наделяя каждого героя (а попутно и читателя) душевной щедростью. Непрерывный катарсис, избежавший всяких надломов. Исходный посыл автора, в принципе исключающий потерю веры в жизнь, - удивительное явление.
Татьяне Кудрявцевой в простодушном, подвижном и ненавороченном тексте, переполненном непосредственной и живой почти детской речью, удалось выразить ту формулу, которая редко даётся даже мастерам мирового слова: Жизнь есть Творчество, а Творчество и есть Жизнь.
Со всеми героями - от учителей до ребятишек (и даже включая их родителей) - в пьесе происходит расцвет. Цепная реакция света. Прикосновение через театр - возможность выражения и развития дремлющих чувств и одарённости. Выныривание полноты жизни из вялой, бездеятельной спячки - озаряет и будит. И разбуженность эта не настроенческого уровня, а активного, деятельного, когда походя пробуждается жажда помочь на материальном уровне, когда каждый готовно протягивает руку, когда углы и несходства диаметральных характеров вдруг вливаются во взаимное дополнение, и каждый оказывается важен, нужен и на своём единственном месте. И - пробуждённая духовность: заметить слабость другого, воздержаться от язвительности, увидеть, признать. Дремавшие способности распахиваются во всех взрывообразно, и все оказываются талантливы, и рады братству других, и отдавать своё оказывается легко - реакция радости катится нарастающим комом. И всё это - не сантименты и не сюсюкание, не мечтания - а естественная, убеждающая реальность.
Каждый из героев проходит через это радостное обновление. И это замечательно. Такая способность - исключительна в современной литературе.
* * *
Дети как дети - живые, шумные, подвижные; буйные на переменах, остро и непосредственно на всё реагирующие. Ну вот никакого в упор экстрима. Если не считать сам процесс воспитания, неуловимый и непрерывно меняющийся, ежесекундно взрывающийся "горячей точкой".
И учителя более чем рядовые, не Сухомлинские, - строгая, несколько тяжеловесная директриса, обременённая ответственностью; физрук, пытающийся научить ребятишек "правильному вису" на канате, и, конечно же, - учительница литературы - затуманенная любовью к русской словесности, толстенькая и неказистая, перескакивающая время от времени со стандартно-правильной учительской фразеологии к совершенно детской озадаченности.
Цитата:
"ОЛАДЬЯ (рассеянно, вслух):
- Что бы такое купить, чтобы это была еда, лекарство и - витамин сердца?
БАШКА (шумно):
- Вообще-то это лимон, Софья Николаевна."
Никто звёзд с неба не хватает, правда названа как есть: вся жизнь учительниц - в школе, почти все они - с несложившейся семьёй, живут непритязательно; школа явно небогата - в ней нет даже актового зала со сценой.
Творческий восторг от постановки спектакля рождается на фоне рядовых школьных будней - именно таких, какими всегда и бывают в городах нестоличных, где у учителей ну ничегошеньки в помощь нет, кроме собственного сердца и способности любить детей.
А начинается спектакль и не с Гоголя даже, а с самой идеи постановки спектакля, осенившей, параллельно и независимо, и учительницу литературы Оладью и директора школы Биссектрису. Только Оладья в силу непосредственной близости к массам уже и роли стала распределять, и обошла, ничего не ведая, своё начальство - у начальства сердечко ревниво сжалось... Ой, будет палки в колёса совать...
Но, цитата:
"Оладью легко было растрогать. Впрочем, Биссектрису тоже. Их взгляды встретились в одной точке. Но не врезались друг в друга, а образовали луч. Солнечный центр у этих разных взглядов был один. Он помещался в школе! Это была их Вселенная. Старая модель. Когда любовь вращается вокруг детей, как Земля вокруг Солнца. Луч запрыгал по кабинету солнечным зайчиком. Биссектриса и Оладья смутились самих себя, немодных. Теперь модно - радоваться только материальному. Оладья с Биссектрисой выпадали из времени. Как писатели-классики. Но их никто не научил этим гордиться."
И луч этот, которому дали вспыхнуть, начал множиться, загораться то там, то тут, согревать еще маленькие потёмки, образуя сияющую сферу естественной радости.
Обескураживающая интонация доброты.
"ТОНЕНЬКИЙ ВСХЛИП.
От АВТОРА:
Хрипа вытянул шею на своей последней парте. Все тоже тянуть стали. Гоголь же к слезам не располагает. Он к смеху располагает. Над самим собой, всем известно.
СКОРЛУПКИНА (безутешно):
- Вы про меня забыли, Софья Николаевна. Я - Скорлупкина, Катя. У меня роли нет!
- Оладушка вдруг осеклась. Она поняла, как именно это могло быть.
ОЛАДЬЯ (с сожалением и раскаянием, про себя):
- Я расписывала им роли, шел второй час ночи, и дождь за окном тоже шел, на кухне было уютно, я проговаривала каждую роль: за Миму, за Шорохова, за Башкирцева, за Хрипу с Орешниковой. А голоса Скорлупкиной я не помнила! Она же тихая очень. У нее голос только на днях прорезался, когда она щенку роль просила. О щенке беспокоилась, а о себе нет. Как же я из виду это выпустила... А все потому, что чересчур увлеклась. Себе вот тоже роль назначила! Императрицы. Даже порепетировала немножко.
От АВТОРА:
- Императрица у Оладушки вышла похожей на Биссектрису. Величавой, собранной, красивого роста - высокого. Оладье никогда не удавалось быть такой, как она! Оладушка вечно что-нибудь забывала, куда-то опаздывала, что-то теряла. Вот и сейчас...
ОРЕШНИКОВА:
- В классе было беззвучно. Точно на картине Архипа Ивановича Куинджи "Лунная ночь на Днепре". Мы все смотрели на Оладушку, а она вдруг посмотрела куда-то в пространство...
От АВТОРА:
- Оладушка посмотрела Скорлупкиной в глаза. И увидела в них себя в пятом классе. Она тоже медленно бегала и невысоко прыгала. Она сочиняла стихи, но никому их не показывала. Ей нравилось петь, но на пении она не решалась открывать рот. Оладья мечтала стать артисткой, но про это так никто и не узнал. Как и она сама теперь вовремя не узнала Скорлупкину...
ОЛАДЬЯ (терзаясь, про себя):
- Это непростительно, непростительно!
От АВТОРА:
- Оладья сказала это самой себе, сняв очки, опять надев и снова сняв. Мысленно сказала, но все услышали. Как будто были не пятиклассники, а телепаты. Или цветы, которые все слышат. А первым Башка услышал, Владимир Галактионович. У всех в классе родители были молодые, а у него нет. Башка привык их оберегать, прикрывать от стрессов. Все равно что огурцы от мороза. Как-никак он был поздний ребенок. Да еще и сын невропатологов. В голосе Башкирцева зазвучали вдруг нотки его отца, детского невропатолога Галактиона.
БАШКИРЦЕВ (полуутвердительно-полупримирительно):
- Софья Николаевна! А вы дайте Скорлупкиной роль императрицы! По праву режиссера. Вы же главный режиссер, вы все можете!
От АВТОРА:
- Оладушка пришла в себя. Она благодарно посмотрела на Башку и пожертвовала собой. Ради искусства. Ей даже показалось - она сама эту задачу решила. Со взрослыми такое часто случается, надо же им как-то сопрягать мечты с действительностью.
ОЛАДЬЯ (с улыбкой в голосе):
- Вот, возьми, Катя! Учи слова! Они не простые, а царские!
От АВТОРА:
- Оладья произнесла это с легкой улыбкой и протянула Скорлупкиной страничку с ролью. Профессия новая - главный режиссер - Оладью сразу захватила. На ум находки пришли неожиданные, режиссерские.
ОЛАДЬЯ:
- Хрипа у нас будет Небо держать, в прологе. А по небу месяц станет двигаться, со звездами.
От АВТОРА:
- Все успокоились и начали шуметь. И всем захотелось тоже в грязь лицом не ударить - благородное что-нибудь совершить."
Простенький такой текст. Будто бы. Но когда читаешь - чувство, что из горла пробивается живой птенец, колотится, чтобы выпорхнуть наружу. В пьесе нет ровно ничего, что могло бы вызвать чувство боли, а читала её, давясь горькими слезами. Не скажу, чтоб вот прямо сентиментальными на почве детства - да нет же, в другом, думаю, причина: когда наталкиваешься на животворную интонацию хоть в литературе, хоть в общении с живыми людьми, только тогда, наверное, и понимаешь, что же так стремительно теряем... И невозможно простить себе этой потери. Отсюда слёзы.
* * *
Почти до самого финиша жюрирования - осталось меньше суток - я наблюдала за сайтом. И, как все, наверное, авторы, особенно прицельно за разделом "Результаты". Просматривала ежедневно. И видела непоколебимую оценочную "тройку" - общую сумму, родившуюся усилиями членов жюри за радиопьесу Татьяны Кудрявцевой. И разбирала досада, что литературно-сетевые мэтры НЕ СЛЫШАТ этого голоса.
Коллеги, дорогие и уважаемые, ведь на сайте Проза.ru счётчик стоит! И до вчерашнего дня (до 9 февраля) под пьесой Татьяны значилось лишь 2 (ДВА!) посетителя. Один, естественно, - сам автор, имеющий обыкновение просматривать залитое в форму произведение, чтобы убедиться, что оно встало без потерь и ошибок. А второй - член жюри Литконовского конкурса Тайганова. Сегодня - специально зашла посмотреть перед тем, как отправлять рецензии Саше Соколову, - появился некто третий. А остальные члены жюри - так уж выходит математически-статистически - пьесу или не читали, или не дочитали до конца.
Да, у Кудрявцевой проза определённо не сетевая. В ней напрочь отсутствует все те приёмы, которые столь дороги искушенным интернетовским пишущим и читающим. Нет в помине фрейдистских заглублений в подсознательные бездны с комплексами то Эдипа, то Электры; нет унижений и оскорблений, нет жестокости, нет убийств; нет даже просто дурного состояния духа - напротив, чистая радость бытия в каждом абзаце, почти в каждой строке. Есть - урождённая человеческая НОРМА. И получается, что нормы уже не слышим. Получается, что - не нужна. "Нафталин". Нестоличность. Провинция. Тихий голос радости существования.
Уважаемые коллеги, российскую провинцию и по сей день уговаривают не умирать вот такие вот учительницы. И вот такие дети. Это и есть Россия - не Москва, не Питер, не прочие города-мегаполисы, а только эта простодушная и непосредственная самостоятельная радость. И позволю себе идиотский вопль души - сколько в ней, в русской провинции, выживающей за счёт лишь собственных резервов, душевных и физических, в провинции, столетиями коренящейся в ни на что не претендующих малоплодоносных землях, сколько в ней возможно разместить европейских стран? И это - никому из нас, получается, не нужно и не интересно? Мелочь досадная, вроде мухи? Так выходит?
* * *
Большинство населения человеческого - женщины. Матери и воспитатели, бывшие, настоящие и будущие. И ещё - дети. Похоже, сам факт их существования и наличия у них каких-то там собственных естественных и здоровых чувств оценивается как нечто само по себе исходно посредственное. А вот было бы у Кудрявцевой в пьесе корыто абсурда, пара трупов, хотя бы один инцест и сумасшедшие исполнители ролей - было бы "Ууу!". Высоко бы оценили.
По своим оценочным параметрам распространяться не стану - пьесу приняла целиком и так, как она создана автором. Всю, кроме названия.
* * *
Пара критических замечаний.
1. Название "Жизнь артиста" плюс ещё и довесок разъяснительный - подзаголовок про 5 "б" - очень неудачно. Во-первых, громоздкое. Во-вторых, его начало - "Жизнь артиста" - давненько набившее оскомину. Но не в том даже дело - подобное название предполагает иное содержание. Автоматически. По стереотипу. Которое пьесе совсем не соответствует. Читатель с полной боевой готовностью готовностью настраивается на нечто богемно-сомнительное. И даже это мгновение настройки на старте - жизнь артиста - тут же сбивается в "пятый "бэ" класс", и сразу - невольно - возникает дурное предчувствие, что автор или неумело будет писать, или приспособленчески настроен. И не исключаю, что именно название не поспособствовало любопытству членов жюри Литконовского конкурса.
На мой взгляд, его смысл сменить. Даже самый простой вариант по схеме: "Этот, Тот и Остальные" (где вместо указаний прозвища детей) был бы выигрышнее для автора и привлекательнее для читателя.
2. Местах в двух ощутилось снижение энергетики - закупорка. Было досадно. Но быстро исправилось, и каналы речи опять заискрились. Произошло это около "гастролей".
* * *
Да, утверждение, а не отрицание.
Надежда, живая, плодотворная надежда - не вымученная, ненасильственная, не сконструированная, не выдуманная. То, чего люди хотят, как глотка исцеляющей живой воды.
Спасибо.
* * *
Десять баллов.
____________
P.S.
"Хороший мой" Ильи Члаки, "Пустырь" Евгения Чашникова и "Жизнь артиста" Татьяны Кудрявцевой - три наиболее удачных воплощения современной драмы, взаимодополняющие друг друга и тематически, и стилистически. Это три пьесы, с моей точки зрения, полностью соответствуют и жанровым, и творческим требованиям драматургии и заслуживают высшей оценки. Поэтому пьесе Ильи Члаки я добавляю недостающий до десятки балл.