Уважаемый автор! Ваш герой ЗНАЛ о том, чем заканчиваются его эксперименты с любимыми женщинами? Или он у Вас Синяя Борода? Если я правильно поняла рассказ, то его возлюбленная ПОВЕРИЛА в возможность чуда? Тогда объясните мне, глупому и недалекому, и тоже очень доверчивому читателю - за какие грехи Вы наказали своих героев?
Или - "Рожденный ползать летать не может"? А кто у Вас в рассказе, собственно, поползень? Мне почему-то представляется, что уверовавший несоизмеримо - хотя бы в миг рождения веры - сильнее и истиннее того, для кого чудо не является ни открытием, ни потребностью души.
И - вдогонку - пару слов о прозе как таковой. Цитата:
"Мы сядем на край обрыва и будем любоваться закатами. Ты знаешь, они все такие разные. И все по-своему великолепны. Если солнце садится в облака, то чудесной иллюминацией расцветают над ними букеты лучей, если зной порождает легкую пелену, то красный диск, погружаясь в неё, тихо тлеет, словно от собственного жара."
Неужели Вы, господа литераторы-мужчины, действительно так сентиментально многословны, выспренни и убоги, когда обольщаете понравившуюся Вам женщину? И даже пылание крови не подталкивает Вас к истинной прозе? Ну, хоть перья-то пушить возможно изобретательно и живо? Хоть сколь-нибудь вдохновенно?
* * *
А теперь, уважаемый автор, давайте попробуем подойти к Вашему рассказу серьезно, а не из одного лишь душевного порыва обвинить человечество в неспособности летать.
Давайте закроем глаза на избитость сюжета и поверим, что мы говорим о настоящем и единственном открытии. И проверим внутренней практикой искренность Вашего героя. Для этого придется воспользоваться совершенно необходимым в творческом процессе приемом - подробной визуализацией происходящего.
Вы - в силу нормальных творческих законов - воплощаетесь в своего героя. А я, читательница - в Вашу героиню. И посмотрим, что должно происходить в условном пространстве текста на самом деле, а не в одном лишь умственно-поверхностном режиме.
По условию сюжета герой влюблен в девушку и готов предложить ей лучшее, на что способен, - полет над городом в ночном небе. В художественной реальности может происходить что угодно, в том числе и полет. И мы с Вами - оба - это знаем и в это верим по умолчанию.
Ваш герой, шагнув в воздух и устояв на высоте, предлагает то же самое повторить своей партнерше. Похоже, он уверен в результате полностью, он не усомнился ни на миг и усомниться не может, иначе полет априори исключен. У меня не возникает подозрение, что моя героиня (или второе "я" - возлюбленная Вашего героя) подергается искушению или провокации - для этого нет никаких оснований. Заподозрить коварство девушка не может, и ничто не предполагает трагического исхода. Полет возможен - говорит мужская фигура, замершая в ожидании в воздухе около крыши, - шагай смелее, и ты обретешь свободу. Предположим, я готова шагнуть с крыши, готова полностью довериться и чуду, и человеку, и самой себе, и Богу - раз он поддерживает над землей одного, то поддержит в порыве и меня.
Ваша героиня шагнула не усомнившись.
Но это не может быть правдой. Даже в художественном пространстве между крышами. Миг сомнения неизбежен.
Он не означает неверия в высшее, он означает лишь опыт и доверие к естеству законов земли. Никакое чувство его никогда не отметет.
А дальше, по естественной логике даже самых высоких человеческих отношений, основанных на любви, должно произойти (если, конечно, Ваш герой не естествоиспытатель не принадлежащих ему жизней) следующее: Вы (Герой) - в данный момент есть человек любящий - то есть чуткий. Вы улавливаете этот самый неизбежный миг сомнения, так как девушка напротив Вам дорога, не так ли? В ней Ваша надежда на понимание и неодиночество. И Вы (Ваш герой) протягиваете ей руку в поддержку. Разве не то же самое Вы бы сделали, например, на лестнице? Или помогая перепрыгнуть через канаву? Совершенно естественный и неизбежный жест. Жест поддержки какой угодно: мужской, товарищеской, духовной и физической. Знак "Не бойся, я рядом", помогающий преодолеть пропасть. Или неверие - даже если оно имело место.
Жест, который, однако, в контексте рассказа отсутствует даже намеком.
Я же (Ваша героиня) столь же естественно на жест и отвечаю, протягивая свою руку: знак (уже с моей стороны) полного доверия и готовности к единству над крышами и в любых иных полетах.
Теперь законный вопрос на уровне уже физическом: даже если бы Ваша визави оборвалась, не почувствовав опоры, неужели бы не хватило мужской силы удержать несколько мгновений девушку без опоры? Что и стало бы в рассказе истинной кульминацией, смыслом и напряжением? И придало бы глубину и невторичность избитому сюжету? Да и вообще могло бы привести к совсем иному финалу, в котором себя победили бы оба, обретя не просто свободу "полетов", а силу преодоления более важную?
Так неужели не хватило бы?
Однозначно не так.
Утверждаю столь уверено еще и потому, что в моей жизни аналогичная ситуация имела место. Не над крышами, естественно, а на сторожевой башне Псковского кремля, когда мне (не хрупкой и отнюдь не невесомой барышне двадцати лет) не позволил обрушиться с высоты четырехэтажного строения такой же любитель приключений. Причем он отнюдь не был романтично влюблен, а просто нормально выполнил мужской долг поддержки, спасши тем самым мне жизнь - ни много ни мало. Вот прямо так и было: шестьдесят с хвостиком килограммов живого тела удержаны одной мужской рукой на весу и водворены обратно на узкие строительные леса - внутри башни между этажами не было никаких перекрытий и исход такого полета был бы однозначен.
Я хочу сказать, что даже при очень настойчивом стремлении к духовному символизму (как в Вашем рассказе) нельзя нарушать на физическом уровне естественную логику происходящего. Иначе получается абсурд: Ваш герой, висящий в воздухе, провоцирует возлюбленную на нетрадиционное восприятие действительности, не соизволяя ее поддержать и ничуть не заботясь о последствиях - этакий роковой искуситель, захотевший острых ощущений. Мне не показалось, что Вы ставили себе задачей именно такой образ.
Естественно, что когда нарушена логика, то все многозначительные намеки на то, что над миром стало меньше звезд, работают в читателе совершенно в непредсказуемых направлениях: все поспешают летать, не умея? Все решили свести счеты с жизнью? Звезды некому стало зажигать? И чем, собственно, герой "героен"? - своей врожденной способностью игнорировать притяжение земли? Святые, положим, свои дары свыше отстрадали в муках и очищении от ложного "я", а Вашему - с чего бы вдруг столь яркий дар был отдан в пользование? За какие заслуги? Врожденное же - не стоит, собственно, ничего по высшему счету, - игра сил природы, никого ни к чему не обязывающая загадка, и уж тем более ни за какие горение звезд не ответственная...
* * *
Лучшая проза и лучшее объяснение в любви в этом рассказе - от Иоанна. Поставить такой эпиграф и - ровным счетом ничего не сказать. Читателю обидно, будто его обокрали.
Некий проблеск в финале, в самых последних строчках, дает намек - вполне абстрактный и ничем, увы, не подкрепленный - на всеобщую мировую скорбь, но читатель, узревший "букеты лучей" на фоне "чудесной иллюминации" уже не способен ни поверить, ни полететь.