Живые, летящие, теплые миниатюры. От них чувство летнего солнечного ветра, сильного, но греющего. Все образы складываются в единый - умный, мягкий, женственный. И, что на мой взгляд, важно: героини Лааль никогда не проигрывают жизни. Отнюдь не хищницы, не преследовательницы мужчин, а пребывающие в самом тесном и естественном симбиозе с миром, где у них нет и не может быть ничего враждебного - ни нищеты, ни одиночества, ни непонимания. Всё это есть, конечно, - как не быть? Но жизнь им единокровная сестра, а неизбежные перипетии, не слишком часто радующие, - нечто само собой разумеющееся, стартовое условие прихода в мир сумерек всей будущей ясности полуденного солнца, по доброй воле и без всяких оценочных сомнений отдающего тепло просто потому, что таково его солнечное назначение.
* * *
Борис Ковальский определил как приговорил: "Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет... Вот об этом и повесть. О женском счастье. И о женском несчастье. Очень женская повесть".
Подозреваю, что уважаемого критика сбил с толку заключительный абзац, в частности - последняя его реплика, давшая возможность свести прозу Джандосовой к упрощению:
"Так мы и сидим до утра, и смеемся, и плачем, а жизнь наша идет, и смысла в ней не больше и не меньше, а ровно столько, сколько хватает на грузинское вино, на Борхеса с Довлатовым и на надежду о прекрасной, неземной и вечной любви".
* * *
Повесть, может быть, и "женская" - женщина же писала, и о женщинах, - факт, грубо говоря, биологический, а против факта не попрешь. Видимо, Борис, с явным оттенком пренебрежительного удивления определивший прозу Лааль "женской", вряд осознает всерьез, что большая часть читателей вообще - женщины. А так же и тот факт, что и народонаселения женского пола поболее половины в мире.
Но эти недоразумения - дело давно привычное.
Однако миниатюры Джандосовой отнюдь не о "женском счастье-несчастье". Совсем о другом - о врожденном даре отдавать что имеешь без насилия над собой. Согласна, что такой талант - когда он действительно есть - женщине присущ более, чем мужчине. Ответственность за детей к тому обязывает, потому и психология - в том случае, когда не искажена, - несколько иная. Но плюнет-поцелует-к черту пошлет - совсем не отсюда, не близкая и даже не дальняя родня миниатюрам. Автор как раз прямо и открыто говорит о том, что не так уж важно - прижмет или пошлет. Что не в том вся полнота и радость бытия. А творит автор в радости чистой и независимой; в уверенности, что уж если есть, что отдать, то и тот, кому по силам принять дарованное, найдется. А уж куда он потом плюнет - его проблемы.
Персонажи-мужчины в этих миниатюрах вообще явление стихийно-непредсказуемое, фактор среды: есть - ладно, примем в обогрев; нет - не смертельно, жизнь богата разнообразием и неожиданностями.
* * *
И еще у Ковальского: "Это - действительно лоскутки. Помню, мама собирала такие в специальный мешочек. На случай, если придется заплатку пришить. Я вываливал их иногда на диван, и получалось очень красиво. И разноцветно". Но притом в начале рецензии Борис допускает мысль, что Лааль предложила на конкурс "повесть".
У меня такого жанрового определения не возникло. Цикл миниатюр - да. Однако понятие "повесть" возникло в отзыве Ковальского не случайно, а как раз из-за того, что цикл сложен единым дыханием, одним творческим настроением, единственно жизнеспособным отношением к бытию. Раз уж - "повесть", то, стало быть, никак не "лоскутки". И тем более не "заплатки". Поток миниатюр, на мой взгляд, очень цельный и никакой дискретностью не страдает.
* * *
А ещё у Ковальского и такое напутствие, отеческо-братское: "Поскольку написано хорошим языком, иронично и самоиронично (что встретишь не так уж часто). Только, пожалуйста, не надо делать лоскутное одеяло! Нынче это не модно".
Думаю, что умная, тонкая и наблюдательная Джандосова не станет относится к тому, что "нынче модно" или не очень слишком серьезно. А вообще, конечно, не могу не поделиться с автором своим самым искренним сочувствием: как же тяжело и, главное, на спанталыку изобретенных мужчиной-критиком кочках приходится пишущей женщине преодолевать мужской скепсис в свой адрес...
* * *
И еще один иронично-высокомерный комментарий позволил себе критик:
"Похоже, автор вывалила разнородные заметки на белый вордовский экран, вставила сигарету в мундштук, пустила тонкую струйку дыма и призадумалась: интересно, может ли из всего этого что-нибудь получиться?"
Откуда только берутся эти предположения? Хоть первое, хоть второе, хоть третье? Почему столь настойчиво проявляет себя потребность в чем-нибудь, пусть даже в собственном воображении, но - обязательно уличить или принизить женщину, у которой, по констатации всё того же критика-мужчины, что-то - "может". Досадно, что умный и острый критик позволяет предвзятость и строит вольными догадками себе ловушку.
* * *
Искренне желаю автору писать много, с таким же неиссякающим удивлением перед жизнью, и зрелым оптимизмом радовать читателей. Удачи!