Такаги Магира Борисовна. Журавлик для ангела

***

- Ты снова пропустила завтрак. Так не пойдет, Лисси.

- Ну и что? Я читала, поэтому не заметила, как медсестра принесла поднос, - упрямо вздернутый подбородок и откровенно спокойная ложь. С самого первого ее дня здесь - постоянно одно и то же.

- Если будешь продолжать в том же духе, тебе непременно станет хуже, - и как мне ее убедить? Я уже столько раз пытался найти верный способ - бесполезно.

- А если я стану соблюдать режим, то выздоровею? - лед. Самый настоящий лед. Который сухой, острый и очень больно жжется. И так каждый день.

- Лисси...

- Я знаю, что Вы скажете. И знаю свой диагноз. Зачем так переживать о теле, которое все равно долго не протянет?

- Звучит довольно цинично. Но, думаю, ты не совсем понимаешь, о чем говоришь...

- Когда я была маленькая, мы с мамой несколько раз ходили на море. Она очень хотела, чтобы я научилась плавать. Но у меня ничего не вышло, я слишком слабая. Поэтому я просто ложилась на песок у кромки воды и смотрела в небо. Временами волны дотрагивались до меня, но страшно не было, потому что я ясно видела облака, ощущала песок подо мной. А сейчас у меня такое чувство, будто я лежу на берегу в полной темноте. Солнечный день давно закончился, море становится все холодней... Тело постепенно теряет чувствительность, я таю в набегающих волнах. От этого холода так невыносимо больно! Я не могу ни шевельнуться, ни закричать - только из глаз текут слезы, похожие на морскую воду. Они еще горячие, как и мое сердце - последнее, что я чувствую. Но слезы тоже остынут. Рядом нет никого, чтобы спасти меня, некому поделиться теплом живых ладоней с моим тающим сердцем. И скоро я окончательно растворюсь, исчезну, превратившись в холодную равнодушную воду...

- Вот, значит, как ты это видишь... - от этого совершенно не по-детски серьезного взгляда сжалось все внутри, перехватив дыхание.

- Я не боюсь смерти, если Вы об этом. Но мне очень обидно, ведь после того, как это произойдет, от меня не останется ничего настоящего. Я не успела понять, что значит жизнь. Нет друзей, по которым я бы скучала, лежа здесь. Я не сделала ничего, чем можно гордиться. Как и того, за что маме стоило бы меня хоть раз отругать. Не нашла в себе каких-то талантов, не придумала, кем могу стать, когда вырасту. И мечты у меня никогда не было. Мне жаль своей жизни, потому что она закончится, так и не начав хоть чего-то стоить. А единственному близкому человеку - маме - я оставлю лишь воспоминания, горькие, как эти лекарства. Это намного страшнее, чем просто закрыть глаза и перестать дышать.

- Прости. Я не должен был спрашивать.

- Все в порядке. Вы хороший доктор. И, кажется, хороший человек. До этого со мной так серьезно разговаривала только больничный психолог, но ей явно было все равно, что я скажу. А Вы правда переживаете. У Вас так с каждым пациентом? - захотелось отвернуться, только бы не видеть этих печальных темных глаз. Но - нельзя. Этот слишком взрослый ребенок заслуживает уважительного отношения к себе.

- Нет. Мне приходилось иметь дело с разными пациентами. Некоторые были почти твоего возраста, всего на пару лет старше. Но ни от кого из них я не слышал таких рассуждений. Ты меня поразила, - на бледном личике мелькнула слабая тень улыбки.

- Спасибо. Я буду считать это комплиментом.

- Согласен. Знаешь, я думаю, ты еще не раз услышишь от меня эту фразу, - пожалуйста, пусть она улыбнется по-настоящему! Хоть однажды...

- Посмотрим.

- Слушай, может, тебе что-то нужно? Хочу сделать тебе подарок, - что со мной? Рядом с этой малышкой я такой дурак... Чувствую свою беспомощность - но ничего не могу сделать. Ужасно.

- Не стоит. Но спасибо за идею, - искусанные вчерашней лихорадкой губы задрожали. И мрачный философ исчез, превратившись обратно в слабого ребенка, едва сдерживающего слезы. - Вы не могли бы... Я хочу побыть одна.

- Конечно. Вечером увидимся. И постарайся не забыть пообедать, - резче обычного прикрыть дверь - с намеренно громким щелчком. Чтобы не подслушать невзначай. Чтобы это маленькое измученное сердечко смогло сохранить остатки гордости, скрыв от мира всю глубину своего отчаяния. В моих силах сделать для нее только это...

***

Снова тишина. Больница - шумное место, что бы там не думали счастливчики с крепким здоровьем. Писк приборов, мягкий стук жидкости в капельницах, скрип обуви, шорох халатов, участливые голоса и вздохи боли... Но в этой палате всегда так неестественно тихо. Ни ветра за окном, ни шуршания страниц читаемой книги, даже ее дыхание - практически бесшумно. Помнится, при первом осмотре я на миг испугался - без стетоскопа казалось, что это хрупкое тельце вообще не делает вдохов. Как ребенок может быть настолько беззвучным? Столь молчаливых людей я и среди взрослых, пожалуй, не встречал.

- Она всегда была такой, - устало произнесли за моей спиной. Кэтрин. Деловой костюм, безупречно прямые волосы, руки сосредоточенно и чуть надменно сложены на груди. Эта взрослая, состоявшаяся женщина - и храбрая юная девочка в палате, куда мне так тяжело каждый раз заходить. Все-таки они невероятно похожи, хоть это и не сразу бросается в глаза. Черты лица, манера держать себя, даже пугающая серьезность красивых глаз. Разница лишь в возрасте - и во взгляде. Потому что в глазах матери плещется упрямое пламя, свойственное людям, которые никогда и ни с чем не смиряются. А от моей странной пациентки веет ледяной безнадежностью. - Я столько раз пыталась ее хоть чем-нибудь заинтересовать, но, кажется, мир за пределами ее мыслей моей дочери только в тягость.

- Это можно понять - она с детства была лишена возможности полноценно радоваться жизни.

- Жизнь - это не только спорт во дворе, в окружении толпы одногодок. Но ее волнуют только книги. Себя она давно похоронила, заменив все выдуманными историями про чужую жизнь, - кто угодно давно бы рыдал от отчаяния, но только не Кэтрин. Сухие глаза женщины, которая никогда не сдается, жестко смотрят прямо перед собой. Интересно, чего бы такая смогла добиться, не трать она все силы на многолетнюю борьбу за жизнь единственного ребенка? Сложно представить...

- Недавно она сказала мне, что ничем не заслужила Вашей гордости.

- Как это похоже на мою дочь - несправедливое отношение к самой себе она переносит на окружающих, - усмешка. Такая горькая, что внутренности свело судорогой - как и утром в разговоре с Лисси.

- Она вообще понимает, насколько умна для своих лет?

- И близко нет. Но, - взгляд скользнул по моему лицу, оставив невидимый след, саднящий, как после ожога, - интересно, что Вы это заметили. Большинство списывает ее необычное поведение на капризы больного ребенка.

- Капризы? Она хоть знает, что это такое? - просто стоять и смеяться над моей незатейливой шуткой оказалось неожиданно легко для нас обоих. У Кэтрин такой красивый смех - поразительно звонкий для столь глубокого голоса. Наверное, если бы Лисси однажды засмеялась, это звучало бы не менее здорово. Но что может заставить повеселеть человека, наглухо запертого в своем безнадежном одиночестве? Ни я, ни Кэтрин этого не знали.

***

Измятые белые ленты змеями легли на прикроватный столик. Снова эта ужасающая тишина...

- Можно посмотреть? - без малейшего любопытства в голосе спросила Лисси. Ей все равно?

- Конечно, - покладисто соглашаюсь. Хотя, будь моя воля, лучше бы несчастному ребенку этого не видеть... Но уже поздно - темные глаза сверлят взглядом густую вязь болезненно-розовых пятен на обеих руках - от ладоней и до середины предплечья, будто маскарадные перчатки от психа-дизайнера.

- Понятно. Это не будет мешать мне пользоваться руками, как до ожога? - звучит безжизненно и сухо. Будто пение механической куклы. А я-то думал, что она опять расплачется...

- Нервы и мышечная ткань не были задеты. При небольшой тренировке ты даже жонглировать сможешь, если захочешь.

- Хорошо. Только вряд ли мне это понадобится.

- Доктор... - слабо позвала Кэтрин. - Выйдем на минутку? - знакомое отчаяние во взгляде. Тень того же чувства отразилась в глазах Лисси - но только тень. Даже сейчас она осталась верна своей безэмоциональности.

- Кажется, я знаю, о чем Вы хотите спросить.

- Значит... - обхватывает себя руками, словно ей холодно. Но продолжает держать спину идеально ровной - кажется, никакие невзгоды не способны заставить этих двоих склонить головы. И откуда, черт возьми, взялось бредовое желание подойти и обнять ее? Пора что-то делать - магнетические глаза двух слишком сильных женщин странно на меня влияют...

- Убрать шрамы не удастся. При другом раскладе я бы посоветовал запастись терпением и готовиться ряду операций, но...

- Но Лисси слишком плохо переносит наркоз, - закончила за меня Кэтрин.

- Верно. К тому же, с ее диагнозом найти донора...

- А медикаменты?

- Мази от рубцов? Вы же умная женщина, Кэтрин. Думаете, от них есть хоть какой-то толк? Мне жаль, правда. Но Лисси придется смириться и с этим.

- Смириться... Будто мало того, что ей уже пришлось вынести!

- Кэтрин...

- Вы не понимаете, Николас. Эти я разрешила ей готовить, хотя знала, что из-за болезни она может упасть в обморок. Я виновата в том, что она опрокинула на себя несколько литров кипятка! Эти шрамы - моя вина! - и снова я вынужден деликатно отвернуться. Что-то внутри уверенно шепнуло - мать, как и дочь, не хотела бы показывать кому-то своих слез.

- Я пойду в палату. Автомат с салфетками и прочей мелочью - за углом. Возвращайтесь, когда приведете себя в порядок, - ответом мне послужил грохот. К стеклянной двери мы кинулись одновременно. На пороге валялась книга - мятые листы, надорванная обложка. Все-таки даже у такой невероятной сдержанности есть предел. Открытие меня не обрадовало. Как и Кэтрин, судорожно прижимающую к груди потрепанную книгу.

***

- Не спишь?

- С чего бы? Здравствуйте, доктор, - вновь спокойное лицо. Очередная книга на коленях - боже мой, еще толще предыдущей! И рукава пижамы, натянутые так, чтобы полностью закрывать руки до кончиков пальцев.

- Зови меня Николас. Ты слишком взрослая для таких формальностей.

- Разве? - после того случая в голосе Лисси появились незнакомые нотки, неприятно щекочущие слух. Словно на лед выплеснули пузырек медленно действующего яда... Или мне просто кажется? Срывов больше не было, как и слез. И это пугало больше всего.

- И все же. Мне так будет проще, а тебе... Разве в твоем возрасте не хочется чувствовать признание наравне со взрослыми?

- Не мне. Хотя я о таком читала, - равнодушный кивок.

- Ясно, тогда извини. А, да... Я принес тебе кое-что. Ты тогда отказалась сказать, чего тебе хочется, поэтому я немного пофантазировал сам. Держи.

- Что это? - похоже, немного заинтересовать ее мне все же удалось. Взгляд оценивающе прошелся по красочному пакету.

- Возьми и открой.

- Я... - впрочем, все и так ясно. Уже по тому, как побелели пальцы, сжимающие края рукавов...

- Тогда я помогу, - шуршание, от которого извечная тишина палаты крошится острой пылью. - Как тебе? Это называется митенки¹. Надеваются вот так, - демонстрирую, примеряя серые вязаные рукава-перчатки на себя. - Прости, тут только три пары, и все одного цвета. Я хотел найти что-то более жизнерадостное, но не получилось.

- Это ничего. Я могу?..

- Конечно. Дай руку... Знаешь, а тебе идет!

- Думаете? - вторую Лисси надела уже сама. И, кажется, в густой синеве глаз что-то потеплело.

- Ага. Ну как, удобно? - хрупкие, бледные кисти медленно сжались в кулачки. Тонкая ткань немного натянулась на костяшках - но кошмарные шрамы все равно остались скрыты.

- Да. Но как Вы узнали?

- Просто подумал, что тебе, сидя здесь, сложновато следить за модой. Поэтому я пошел в магазин и попросил что-нибудь, популярное у молоденьких девушек. Значит, тебе нравится?

- Очень. Спасибо, Николас.

- Рад, что ты довольна. Позвать маму? Ей наверняка тоже захочется посмотреть.

- Через... через минуту, хорошо? Мне... нужно дочитать главу.

- Конечно. Позови, когда закончишь, - все же хорошо, что я взял несколько пар сразу. Те, которые сейчас на ней, в ближайшие несколько секунд промокнут насквозь...

***

- Концерт? Здесь, в больнице? - в последнее время мы с Кэтрин часто беседовали вот так, прячась от мира в небольшом уголке между кофейным автоматом и пальмой в кадке. Кстати, кто додумался поставить такое растение в больничном коридоре? Хотел бы я посмотреть на этого умника, когда пальма перерастет свой "горшочек"...

- Да. Несколько молодых звезд бесплатно выступят для детского отделения. Хотя, если судить по популярности этих ребят, полагаю, сбежится вся больница, - грустно, что столь красивая женщина так редко улыбается. Зрелище фантастическое, на мой взгляд... Стоп, о чем это я?

- Думаете, Лисси это будет интересно? - скептически, конечно, зато верно - девочка все так же только и делает, что спит и читает книги. Подаренные мной митенки, правда, носит. И не снимает - даже во сне. Кажется, что-то полезное я для нее все же смог сделать - пусть и не как врач, но...

- А ей нравится музыка?

- Если бы ей хоть что-то всерьез нравилось, разве я бы об этом не узнала? - и то верно. Что-то я стал часто говорить глупости... Не стоило спать на лекциях по психологии в колледже, а, Ник?

- Простите, не подумал. Но попробовать все равно стоит. Говорят, музыка находит путь к любому сердцу.

- И Вы в это верите? - снова улыбка - такая мягкая, пусть все еще немного грустная.

- Ну... наверное, я немного романтик. Хотя по моей профессии этого и не скажешь, правда? - временами такое чувство, что об этот взгляд можно разбиться насмерть, как если попасть под грузовик.

- О людях судят по их поступкам. Вы, например, хороший человек.

- Ваша дочь мне говорила то же самое, - нет, как врач, я часто такое слышу от пациентов и их близких... Но в этот раз что-то явно иначе. Только вот что?

- Неужели? - дружный смех.

***

Как я и думал - в холл уже успела набиться целая толпа. Хорошо хоть, ведут себя пристойно, это все-таки больница, а не стадион во время рок-концерта. Кстати, о концерте - откуда вся эта аппаратура? С собой принесли? Ну ничего себе...

- Уже начинается? - временами кажется, что Лисси унаследовала свою бесшумность от матери. Еще ни разу я не смог распознать приближение Кэтрин до того, как она сама решала обнаружить себя.

- Еще пять минут. Как Лисси?

- Не хочет никуда идти, - безрадостно отчиталась женщина.

- Я догадывался, что так будет. Схожу за ней, - разумеется, Кэтрин не уступает дочери в упрямстве. Но у меня есть козырь в рукаве - маленький подарок, который я сделал Лисси, ведь можно же считать за услугу? Нечестно, конечно, шантажировать ребенка презентом, о котором тот даже не просил, но... Что мне еще остается?

Я оказался прав. Энтузиазма девочка не проявила ни на полпроцента, но после недолгих уговоров все-таки перебралась на кресло-каталку. Удивительно - но книжка, которую мне пришлось у нее чуть ли не силой отобрать (иначе концерт наверняка прошел бы мимо внимания моей своенравной пациентки), была уж вовсе невероятной толщины. Рекорд она, что ли, поставить хочет? Впрочем, сомневаюсь. Рекорды - стихия амбициозных людей. А равнодушие Лисси... Все еще не могу подобрать слов, чтобы описать его во всей красе. Необыкновенный ребенок.

Оказывается, мы немного опоздали - длинноногая девушка со смутно знакомым лицом старательно пела что-то лиричное, заодно обстреливая глазками собравшихся. Медсестру рядом с нами отчетливо скривило - могу ее понять, все эти ужимки не годятся для благотворительного выступления. Надо будет потом перекинуться словечком с организаторами, чтобы больше такого не повторялось.

- Она плохо поет, - внезапно подала голос Лисси. Надеюсь, у меня на лице сейчас не написано огромными буквами "Я удивлен"? Так оно и есть, но проявить подобную бестактность...

- Что?

- Она плохо поет, - повторила девочка тоном, от которого захотелось поёжиться. Может, Андерсена ей как-нибудь принести почитать? У них со Снежной Королевой нашлось бы немало общего...

- У нее не такой уж и плохой голос, - похоже, она в настроении немного поспорить. Неплохо, совсем неплохо! Что ж, поспорим...

- Это неважно. Она поет, будто играет роль, совершенно не вслушиваясь в текст. Тот, кто дал такую серьезную песню этой легкомысленной певичке, настоящий дурак, - давненько я не видел Лисси сердитой. И чего она так разошлась? Пожалуй, не стоило отбирать книгу - ребенок, лишенный любимой игрушки, всего за несколько минут откровенно разозлился. И еще - где Кэтрин? Но я додумать эту мысль до конца я не успел.

- Абсолютно согласен, ей эта песня не идет, - рассмеялся кто-то совсем рядом. Мы с Лисси дружно повернулись на голос. Молодой парень, наверное, чуть старше двадцати. Кожаная куртка и джинсы, небрежно взлохмаченные волосы, блестящая сережка в ухе - классический студент-хулиган из ближайшего бара. Пришел навестить кого-то из больных? - Ты очень точно сказала.

- Потому что это правда, - теперь Лисси решила испытать свой фирменный ледяной взгляд на новом собеседнике. Только вот... Парень почему-то не спешил мрачнеть и отворачиваться, как обычно поступают жертвы ее дружелюбия. Напротив - присел на корточки рядом и с любопытством разглядывает девочку.

- Ага. Тебе здесь скучно?

- Я лежу здесь больше полугода. А сейчас у меня забрали книгу и привезли сюда, хотя я сказала, что не люблю концерты. Конечно, мне скучно!

- Да, это нехорошо. Кстати, классные у тебя штуки на руках, очень круто смотрится, - кивок на митенки. - Хочешь, научу, как избавиться от скуки?

- Телевизор предложите посмотреть? - угрожающе тихо. Кажется, маленькая Снежная Королева с минуты на минуту устроит настоящий скандал...

- Лучше. Смотри! - из кармана куртки на свет появился листок бумаги. Обыкновенный такой листок, белый до стерильности, в форме правильного квадрата, - кстати, глаза моей подопечной тоже медленно приближались к этой форме... - Запоминай, как надо складывать - вот так, а потом еще раз, и еще. Сгибаешь здесь... Готово! Нравится? - На протянутой ладони лежала маленькая птичка. Фигурка из бумаги? Неожиданно.

- Что это? - похоже, Лисси удивлена не меньше моего.

- Журавлик. Говорят, они исполняют желания. Если сделаешь своими руками тысячу таких - сможешь пожелать, что хочешь, и оно сбудется. А еще это очень весело. Обязательно попробуй, ладно?

- А... Хорошо, - разглядывая неожиданный подарок. Крохотный журавлик довольно мило смотрится в тонких руках, затянутых серым. Словно кадр из кинофильма.

- Вот и молодец. Кстати, это - тоже для тебя! - не глядя, взмах рукой за спину - и в подставленную ладонь ложится микрофон. Он - один из выступающих артистов? Надо внимательнее следить за новостями - его лицо мне совершенно незнакомо. Как и это странное выражение на лице у Лисси...

А ведь он действительно запел! Простенькая грустная мелодия под аккомпанемент обычной гитары. Мягкий, чуть хрипловатый голос, вкрадчивый, как секрет, рассказанный шепотом. Хитро поблескивающие глаза из-под лохматой челки. И роскошная улыбка - широкая настолько, что, глядя на нее, ощутимо заныли скулы. Как вообще можно петь, одновременно улыбаясь? Этот парень под стать Лисси - такой же странный.

- Я был более искренним, чем та девчонка, как думаешь? - после выступления парень практически сиял, столько счастья искрило в его глазах и улыбке.

- Кажется, - еле слышно отозвалась девочка.

- Я рад. Еще увидимся - только, пожалуйста, не здесь. Ты очень красивая, но тебе не к лицу больничная пижама. И пообещай быть без каталки, идет? - довольный юноша, не дожидаясь ответа, вскочил на ноги и рванул на другой конец холла - к заждавшейся толпе поклонников.

- Николас...

- Да?

- Кто это был?

- Прости, малышка, не знаю. Я же говорил тебе, что сам давно отстал от моды.

- О чем Вы вообще разговариваете с пациентами? О графике уколов? - фыркнула та самая медсестра возле нас. - Игнорируй его, милая, он зануда! - вот так комплимент! Спасибо, сестра, я запомню... - Это был сам Ангел!

- Что-то я крыльев не заметил, - забавная шутка, а, Ник?

- Ангел? - Лисси тоже решила принять участие в обсуждении. Как необычно.

- Да, Ангел. Это его творческий псевдоним. Он певец, актер, даже в рекламе сниматься успевает! А какой красавчик - чудо просто! Видела, как он улыбается? Настоящий ангел, прямиком из рая... - девушка мечтательно сложила руки - вылитая хористка в экстазе молитвы.

- Николас!

- Да, Лисси?

- Отвезите меня палату. Пожалуйста. Я устала, - ну вот, непредсказуемый ребенок снова притих. Даже страшно немного - опять эта плотная аура задумчивой тишины вокруг нее. Она расстроилась? Похоже на то. Но почему?

***

- Боже... Николас, ну что с ней такое? - пальцы, держащие стаканчик с кофе, едва заметно подрагивают.

- Я Вам уже рассказал все, что знаю сам, Кэтрин. Но объяснить, почему она так себя ведет - не могу.

- После того случая она ни с кем не разговаривает, даже книги в руки не берет. Просто лежит и смотрит в потолок. Как такое вообще могло произойти? - если бы я знал! Никакой логики в поведении ее дочери я не нашел. Ведь ничего плохого не случилось, тогда почему девочка так сильно замкнулась в себе? По сравнению с этим ее прежнее поведение можно считать образцом жизнерадостности. Надо что-то делать...

- Лисси, ты меня слышишь? - никакой реакции. - Лисси, твоя мама волнуется. Не хочешь сейчас разговаривать - не надо, просто скажи ей, что все хорошо, и мы больше тебя не побеспокоим. Ведь все хорошо? - наконец-то она ответила на мой взгляд!

- Нет, Николас. Не все хорошо. Я чувствую себя... странно, - а это еще что значит?

- Что-то болит?

- Нет. Просто я... Не знаю.

- Плохое настроение? - слава богу, ей не стало хуже. Прогнозы и так...

- Пожалуй, - нервный рывок плечами - видимо, она и сама не знает, в чем дело. И хорошо - значит, это наверняка скоро пройдет само собой, как и началось. Надеюсь.

- Может, тебе что-нибудь нужно? Знаю, я уже спрашивал, но вдруг что-то изменилось? - девочка прикусила нижнюю губу. Забавный жест - сейчас она так похожа на маленького ребенка! Надо бы позвать Кэтрин, ей наверняка понравится.

- Может быть... Плеер?

- Что?

- CD-плеер. И наушники. Чтобы слушать музыку. У меня когда-то был свой, но он сломался. А новый мама не стала покупать, потому что я не просила.

- А... У тебя ведь здесь нет дисков. Что ты будешь слушать? Скажи, если у тебя есть любимая группа, я поищу...

- Не нужно, - и откуда только взялось это хитрое выражение на бледном личике? Лисси, ты меня пугаешь... - И позовите медсестру, мне нужна ее помощь.

***

За те два дня, что я отсыпался после дежурства, мир перевернулся с ног на голову. Иначе как объяснить, что, выйдя на работу, я застал Лисси завтракающей? Упрямый ребенок, регулярно "забывающий" поесть минимум 1 раз в сутки, гордо восседал на койке, отгородившись от мира здоровенными наушниками, и вдумчиво жевал какую-то булочку. Кажется, она даже слегка покачивала головой в такт музыке... Я так и не рискнул войти в палату, боясь спугнуть фантастическое зрелище. Вместо этого пошел искать Кэтрин. Но эта затея тоже провалилась - дежурная медсестра заявила, что женщина уехала за покупками для Лисси. Девочка попросила ее что-то привезти? Непостижимо...

Вечером мне снова пришлось удивиться. Палата, прежде пустая до четкого ощущения давящей тишины, преобразилась. На прикроватном столике выросла пирамида из коробочек с дисками. Рядом, на самом краешке, теперь ютился видеомагнитофон с пультом. От множества пестрых кнопочек до тошноты рябило в глазах. Стопка книг переместилась в угол, их место заняли несколько пачек с журналами. А напротив единственной койки хмурый рабочий устанавливал на стену телеэкран.

- И что здесь произошло? - быстрый взгляд на Кэтрин. Странно - она, похоже, тоже не в курсе. Но эти перемены...

- Понятия не имею. Она где-то достала плеер, двое суток не расставалась с ним, а сегодня утром вручила мне список покупок из 49 пунктов, - женщина усмехнулась.

- Даже когда она поступает непривычно, она все равно делает это по-максимуму, не так ли?

- Правда.

- Кстати, плеер принес я, - слегка приподнятая бровь. Жест, достойный величайших актрис, так естественно смотрится в исполнении обычной женщины... Хотя - о чем это я? Ни Кэтрин, ни Лисси не назовешь обычными. Заурядный здесь только я.

- Еще один подарок? - почему-то я почувствовал себя смущенным. Ей неприятно мое внимание к девочке?

- Она попросила. Я хотел купить и несколько дисков, но она отказалась. Выглядела при этом загадочной, как кошка в полнолуние, - незаурядная женщина рассмеялась. Я такой хороший шутник? Наверное, это просто облегчение от внезапных перемен.

- Ясно.

- А что еще было в списке? Кроме бытовой техники и журналов.

- Бумага.

- Бумага? В смысле, блокнот? Или альбом для рисования?

- Нет. Просто разноцветная бумага. Двадцать пачек листов. Знаете, такие небольшие квадратики для коротких сообщений?

- Двадцать пачек - это...

- Тысяча листов. Николас, Вы знаете, зачем они ей?

- Не уверен. Хотя в этом есть что-то смутно знакомое...

***

- Вы считаете, это нормально?

- Не знаю, Кэтрин. Но ведь ничего плохого не произошло? Она просто смотрит телевизор...

- Она смотрит этот фильм уже пятый раз подряд! И плачет, как маленький ребенок, над финальной сценой. Если бы я верила в фантастику, то решила бы, что мою дочь подменили.

- А разве не этого мы для нее хотели? Она оживает на глазах, у нее появились новые интересы, новые эмоции.

- Я понимаю. Просто... мне страшно, Николас, - впервые я увидел в глазах несгибаемой Кэтрин тоскливую безысходность.

- Почему? - некоторые вопросы лучше не озвучивать.

- Я боюсь того, что будет дальше, - продолжать было бы излишне - мы оба знали, какое будущее ждет ее дочь.

- Кэтрин... - что я мог сказать? Что вообще можно сделать в такой ситуации? Не существует единственно верного ответа, во всяком случае, я его не знал. Поэтому сделал первое, что пришло в голову - все-таки обнял ее за плечи. Такая теплая... Не дрожит, не плачет. Но тогда откуда это чувство, будто что-то внутри вот-вот безнадежно сломается? И не только у Кэтрин...

***

- Мне сказали, что ты теперь следуешь режиму.

- Я подумала, что немного разнообразия не помешает, - опять этот хитрый прищур. Она шутит? Да нет, показалось...

- Впрочем, я только рад. Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо. Разве что голова стала болеть чаще. Это важно? - значит, уже скоро...

- Нет, не думаю. А что это у тебя за выставка? - весь прикроватный столик завален фигурками из цветной бумаги. А так же - полки и прочие горизонтальные поверхности, включая подоконники и приборы. Журавлики?

- Вы не помните, Николас? Если сделать тысячу таких, то сбудется любое желание.

- Где-то я это уже слышал... Подожди-ка! Тот парень, с концерта! Он дал тебе журавлика и спел песню. Как же его звали...

- Ангел, - бледное личико словно подсвечивают изнутри. И голос у Лисси вдруг стал такой... довольный?

- Точно, Ангел. Решила последовать его совету?

- Почему бы и нет? У меня достаточно свободного времени, верно?

- И то верно. А с желанием ты уже определилась?

- Конечно. Если бы я не знала наверняка, чего хочу, это было бы бессмысленно.

- Скажешь? - да, мне любопытно! Что-то же изменило ее, кардинально изменило, и это видно уже не только нам с Кэтрин. И я, бесполезный врач, просто сгораю от желания узнать причину.

- Попробуйте угадать, - невероятная девчонка откровенно насмехается.

- Не знаю. Разве что... - от догадки перехватывает горло на вдохе. - Лисси, ты хочешь выздороветь? - молчание. Секунда, другая, третья...

- Нет. Еще версии?

- Но... Почему?

- В этом нет смысла. Я знаю, что меня ждет. И Вы тоже это знаете, Николас. Глупо было бы надеяться, не правда ли?

- Надежда не бывает глупой, - впервые я на нее разозлился. По-настоящему. Так спокойно рассуждать о собственной смерти... Так ведь не должно быть!

- Может быть. Но все равно, Вы не угадали. Попробуете снова?

- Сдаюсь. Ты была и остаешься для меня загадкой, Лисси.

- Мне считать это комплиментом?

- Безусловно.

- А Вы щедрый на хорошие слова, Николас. Ей это нравится, между прочим.

- Ей?

- Вы сами знаете, о ком я, - у нее что, рентген в голове? Как она узнала? Я ведь и сам еще... Я - что? Не уверен? Только в том, что касается действий. А в мыслях - уже давно... Стоп!

- Сколько ты уже сделала? - киваю на журавликов. Надо сменить тему, срочно!

- Двести шестнадцать.

- Так много?

- Это только начало, Николас. Мне еще многое предстоит успеть, - я не нашел, что ответить. В чем же твой секрет, девочка? Что за мечту ты скрываешь в глубине сердца, если она тебе дороже жизни?

***

- Николас...

- Знаю, Кэтрин. Мы делаем все, что можем.

- Конечно. Долго... еще? - врачам часто приходится слышать этот вопрос. И каждый раз хочется соврать, обнадежить, пусть и ненадолго... Но сейчас я не могу врать. Только не ей.

- Максимум - неделя.

- Значит... - стандартное "Мне жаль" прозвучало бы как издевка. Поэтому я могу лишь нейтрально согласиться:

- Да. Я... могу что-нибудь для Вас сделать? - отрицательный кивок. Чужая жизнь, тающая, как огарок свечи... И мы двое, запертые в темной комнате без единого выхода, можем лишь наблюдать за последними минутами крошечного огонька...

***

- Лето скоро закончится, - быстрый взгляд в сторону окна.

- Верно. Не хочешь, чтобы осень наступала? - сегодня Лисси была даже бледнее обычного. Синяки под глазами и бескровные губы - не знаю, что бы я отдал, только бы вернуть ей краски настоящей жизни, хоть ненадолго. Но это ведь невозможно, верно? Медицина не всесильна. А чудес не бывает...

- Все равно я этого уже не увижу, - я не впервые слышу от нее подобное. Но раньше в голосе было злое отчаяние, сдерживаемое с огромным трудом, а теперь... Не знай я Лисси, подумал бы, что она улыбается.

- Ты не должна так говорить.

- Но так и есть. Вы зря волнуетесь, Николас. Я больше ни о чем не жалею.

- Не так давно ты говорила иначе.

- Вы сами сказали - кое-что изменилось.

- И это кое-что... оказалось настолько важным?

- Да. Вы за меня не рады, Николас?

- Рад. Это именно то, чего мы с твоей мамой хотели.

- Мне нравится это "мы", - последнее слово намеренно выделено, дерзкий взгляд прямо в глаза. Опять я попался!

- Ты догадалась?

- Разумеется.

- И давно?

- Думаю, даже раньше Вас, Ник.

- Ты впервые меня так назвала...

- Сейчас уже можно, не так ли? Сложись все иначе, я бы охотно сказала, что теперь буду называть Вас так всегда.

- Можешь называть меня, как тебе угодно. И обращаться на "ты", - прикусываю губу почти до крови, лишь бы позорно не заплакать на глазах у пациентки... нет, на глазах у той, которую хотел бы называть дочерью. Сложись все иначе...

- Хорошо. Мне так даже больше нравится. Ник!

- Да, Лисси?

- Ты позаботишься о ней?

- Я постараюсь. Но не уверен, что смогу.

- У тебя получится. Особенные люди для того и появляются в нашей жизни, чтобы ради них мы делали то, чего сами от себя не могли ожидать.

- Когда ты так рассуждаешь, я чувствую себя глупым ребенком, - слабо улыбаюсь.

- Все не так уж плохо, - синие глаза озорно блестят, согревая и подбадривая. Когда она успела стать такой?

- Надеюсь, - звонкий шлепок - что-то соскользнуло с одеяла на пол. Журнал. Пестрая глянцевая обложка, в центре - фото темноволосого парня с гитарой наперевес. - Это же... Снова этот парень, Ангел?

- Он самый. Красивый, правда?

- Ага, - потрясенно киваю. Какой же я идиот! Только сейчас заметил - на всех журналах, дисках с музыкой и фильмами, заполонивших палату - одно и то же лицо. Дерзкий взгляд из-под косой челки и невозможно счастливая улыбка. И мелодичный голос, который я частенько слышал из динамиков в последнее время, тоже был мне знаком. Как же я раньше не понял? - Кстати, как там твои журавлики, Лисси?

- Осталось совсем немного. Позовете маму?

- Да, конечно, - выхожу из палаты, продолжая ругать себя за недогадливость. Значит, все это время...

***

В какой момент мы поняли, что что-то не так? Не знаю, но ощущение пришло сразу к нам обоим - от палаты, в которой осталась Лисси, повеяло той самой невыносимой тишиной, которая так пугала меня раньше. Кэтрин обогнала меня, ворвавшись в комнату первой - и замерла на пороге. Мы оба знали, что увидим. И все равно оказались к этому не готовы.

Лисси, моя маленькая Снежная Королева, лежала, закрыв глаза. И улыбаясь - так широко и радостно, что я на миг усомнился в реальности происходящего. Если подумать, я ведь так ни разу и не видел ее улыбки... до этого момента. Так и знал - со счастливым лицом она по-настоящему красива. Словно бабочка, освободившись от кокона, расправила крылья...

- Последний... - едва слышно прошептала Кэтрин.

- Что?

- Это... последний. Я считала вместе с ней... - на узкой ладони, затянутой серой тканью, лежала маленькая бумажная птичка. Журавлик безумного салатового оттенка. "Зеленый - цвет надежды", - всплыло откуда-то из глубин памяти. Я сжал руку Кэтрин в своей. Теплая... И почти не дрожит.

- Последний, тысячный... Значит, она все-таки успела.

Несгибаемая женщина рядом со мной упала на колени, захлебываясь в беззвучных слезах.

***некоторое время спустя***

Зал ожидания в аэропорту. Ряды безликих кресел для отдыха, числом приближающиеся к бесконечности, и неоновое разноцветье табло, навевающие скуку на измученных ожиданием пассажиров. В том числе - и на светловолосого мальчишку лет одиннадцати. Симпатичное, еще так по-детски круглое личико выглядит печальным. Может быть, все дело в капризно надутых губах с опущенными уголками? Или так кажется из-за слишком серьезного взгляда серых глаз...

Пальцы отстукивают смутно узнаваемую мелодию на пустой банке из-под колы - негромко, но звук получается довольно резкий. Пассажирка с кресла напротив раздраженно смотрит на беспокойного ребенка. Но неодобрительно замечание, высказанное так явно без единого слова, вызывает обратный эффект. Банка с противным скрежетом падает на зеркально гладкую плитку пола, а затем летит куда-то в зал, радуя собравшихся зевак грохотом и атмосферой приближающегося скандала. Нетерпеливая дамочка, так высоко ценящая тишину, вскакивает с места, явно собираясь отчитать непоседливого мальчишку. Тем временем, полет банки резко прерывается - рельефной подошвой тяжелого ботинка из черной кожи. Хозяин столь впечатляющей обуви... вернее, хозяйка, ледяным взглядом тормозит порыв дамочки. Протянутая рука с хищным деловым маникюром замирает совсем близко от нежного детского уха.

- Вы что-то хотели? - лицо вредной женщины отчетливо зеленеет, делая ее похожей на лягушку.

- Он... Этот наглый маленький...

- Не слишком ли много Вы на себя берете? Применять физическую силу к чужому ребенку из-за такой мелочи... Да еще и в общественном месте и при стольких свидетелях... - с пугающе мягкой улыбкой продолжила девушка. - Суда не боитесь? - дамочку покоробило - то ли от страха перед ледяным взглядом собеседницы, то ли от осознания реальности такого исхода. Хватая ртом воздух и неуклюже моргая, женщина-лягушка молча вернулась на свое место. Ее оппонентка снова улыбнулась - на этот раз ласково и куда теплее.

- Ты... Вы кто? - потрясенно выдавил белокурый виновник конфликта.

- Просто терпеть не могу, когда обижают слабых, пользуясь чужой беспомощностью. Пойдем, - не дожидаясь возражений, странная девушка потащила мальчика к креслам. - Садись. И давай рассказывай, с чего тебе вдруг захотелось подразнить эту стаю шакалов, - арктический взгляд в сторону притихшей скандалистки.

- Просто здесь очень скучно, - мрачно поведал мальчик, ковыряя носком кроссовок пол. Его спасительница звонко рассмеялась.

- И все? Мог бы придумать что-то оригинальнее, чем пинать пустую банку. Во дворе с друзьями в футбол не наигрался?

- Мне нельзя заниматься спортом - мама говорит, что у меня сердце слабое, я от этого могу заболеть. Поэтому со мной никто не дружит.

- Даже так? Это очень грустно, - продолжает улыбаться девушка. - А кроме спорта у тебя есть увлечения?

- Нет.

- Правда? Совсем плохо. Ладно, не расстраивайся только, договорились? Вот, держи, - снимая с шеи дорогие стерео-наушники и что-то колдуя над крохотными кнопочками плеера. - Послушай пока, а когда твоя мама вернется, я с ней поговорю. Хочешь? - но увлеченный музыкой мальчик уже ее не слушает, сосредоточенно зажмурив глаза. Девушка смотрит на него - долго и многозначительно, темные глаза довольно искрят синевой радужки.

***спустя полчаса***

- Ох, спасибо большое! - продолжает раскланиваться белокурая молодая женщина с усталым лицом. - Если бы не Вы, не знаю, что бы он здесь натворил...

- Ничего страшного, - отмахивается девушка. - Мне уже пора, - опускаясь на корточки перед вновь погрустневшим мальчишкой. - Понравилась музыка? - кивок. - Вот и хорошо.

- А... кто это был? - робко спрашивает, возвращая наушники владелице.

- Один очень хороший музыкант. Это его последний альбом, сборник гитарных соло. Слышал когда-нибудь про певца Ангела?

- Нет, - сник светловолосый.

- Неважно. Если правда понравилось, попроси маму купить тебе диск - я видела несколько в магазине за углом. Хочешь?

- Хочу!

- Здорово. Тогда у меня для тебя есть кое-что еще. Закрой глаза и дай руку, - он послушно протягивает бледный кулачок, в который загадочная девушка бережно что-то вкладывает. Невесомый шепот завораживает, приковывая непостоянное детское внимание к себе. - Любая мечта может исполниться. Нужно только найти то, что тебе действительно нравится, и хорошенько постараться ради этого. И тогда тебе уже никогда не будет скучно, обещаю. И не грусти, ладно? - тонкие пальцы мягко взъерошили светлые волосы.

***зал прилета***

Высокий темноволосый парень привычно поправил спадающую на глаза лохматую челку. Как же эти перелеты утомляют...

- Здравствуйте, - красивая девушка лет 16-ти с улыбкой протягивает руку. Фанатка?

- Дать автограф? - уточняет юноша с улыбкой, от которой у всех женщин поблизости перехватило дыхание.

- Не нужно. Вообще-то, я - новый стафф² , - смеется она.

-А, понял! Извини, ошибся. Пойдем? Кстати, классно выглядишь.

- Спасибо, - пожимает плечами. Парень еще раз внимательно смотрит на нее. Безупречно гладкие длинные волосы, выразительные темные глаза с синим ободком, красивое и почему-то знакомое лицо. Черные джинсы, заправленные в кожаные ботинки, черная же футболка с полубезумным ярким рисунком, куртка, лихо повязанная на поясе. И...

- А как называются эти шутки? Я такие уже где-то видел, но забыл спросить. Отлично смотрятся!

- Митенки, - девушка нежно проводит пальцем по тонкой ткани серой перчатки-рукава. - Это подарок. Но, - хитрый прищур, - я знаю, где такие продаются.

- Правда? И чего же мне эта информация будет стоить? - пропуская ее вперед в служебный автобус.

- Надо подумать, - радостный двухголосный смех.

***спустя 10 минут***

Девушка осторожно, чтобы не разбудить уставшую с дороги знаменитость, накрывает парня своей курткой. После чего садится рядом, с нежностью разглядывая сонное лицо с безмятежной полуулыбкой на губах. Заворочавшись, юноша пристраивает голову к ней на плечо. Она улыбается - так невозможно счастливо и искренне, находит в списке плеера любимую песню и тоже закрывает глаза...

***снова зал ожидания***

Белокурый мальчик разглядывает вещицу, лежащую на его раскрытой ладони.

- Бумажный журавлик? Красивый какой... Это она тебе подарила? - кивок.

- Ну и зачем он мне?

- Ты разве не знаешь? Если сделать тысячу таких своими руками, то твое самое заветное желание обязательно исполнится.

- Заветное желание... То есть, мечта? - женщина согласно улыбается - одними глазами, такими же бездонно-серыми, как и у ее сына. Мальчик с минуту задумчиво молчит.

- Ладно, нам пора! Билеты я купила, можем ехать домой.

- Ага... Мам, зайдем в магазин по дороге? Тут рядом.

- Хочешь что-то купить?

- Диск. И еще... Мам, я хочу стать музыкантом! Купишь мне гитару? - в маленькой руке белеет слегка помятый журавлик, исполняющий мечты...

1 - Митенки - фр. mitaines - перчатки без пальцев, удерживающиеся на руке с помощью перемычек между пальцами или за счёт пластических свойств материала, из которого они сделаны. Позволяют защитить руки от холода, но не сковывают движения пальцев.

2 - Стафф - англ. staff - штат, персонал, группа людей, выполняющих работу. В данном случае - один из сотрудников, помогающих артисту в работе (гримеры, костюмеры и прочие "безликие полезные люди").

Комментарии: 27, последний от 02/06/2011. © Copyright Такаги Магира Борисовна (mageera@yandex.ru) Размещен: 25/04/2011, изменен: 25/04/2011. 44k. Статистика. Рассказ: Фантастика Моногатари		Ваша оценка:
Аннотация: Говорят, журавлики из бумаги могут исполнять желания - любые, даже самые невероятные. Чего может хотеть человек на пороге смерти? Та, что никогда не жила по-настоящему, благодаря случайной встрече обретает мечту. Но что это за мечта - и причем здесь ангелы? Читаем) К всем известному произведению японского разлива прямого отношения не имеет) Черновой вариант.

Такаги Магира Борисовна : другие произведения.

Журавлик для ангела