Гулямов проводил Алексея до места нового обитания. Синяя стрелка на стене указывала направление - туда, где размещались заключенные. По дороге вертухай нецензурно выражался, и скорее всего, это было не в адрес 'зэка', а касалось ситуации, что он, бывший подполковник, от которого трепетал весь район Ташкента, теперь несет службу рядовым надзирателем и помощником сержанта у черта на куличках. Более того, под началом судьи, с которым сидел на пирушках и заседаниях, обсуждая те или иные события в аппарате власти, о смещениях кого-то и назначениях, мысленно желая себе хорошего продвижения по карьерной лестнице. И их обоих скинули к Нептуну, правда, в разных должностях. У Исаева-то была ситуация лучше, чем у Акмаля, и возможности вернутся на прежнюю службу разные. А вот у него - вилами по воде писано... Сам он пустил свою карьеру коту под хвост, когда наехал на владельца казино с требованием выплатить 'налог', а тот оказался братом государственного советника по идеологии Шерали Азизходжаева, естественно, через час наручники сжимали запястья самого подполковника, который рот разинул от явившихся к нему инквизиторов из центрального аппарата Министерства с ордером на арест. На следующий день судья Садулла Аширматов быстро разжаловал его в рядовые и вкатил ему пять лет службы на летающей тюрьме. В одночасье он лишился поста, погон, друзей и родственников, которые сразу отказались от незадачливого рэкетира. Кстати, на третий день же новой службы его лицо изуродовал капитан Нодир Ахмаджанов за нежелание мыть его носки, от которых исходил тошнотворный запах. Три удара электрошокера, - и лицо оказалось в глубоких порезах. Врачи долго потом восстанавливали кожу, да только от шрамов избавить не сумели. Хотя, тут не было пластических хирургов - одни лишь мясники.
Пока надзиратель чертыхался и тихо бубнил себе что-то под нос, Алексей продолжал идти и с любопытством осматривал корабль. Они были где-то в середине, ибо нигде иллюминаторов не было, только тамбуры, переходы, отсеки и цеха, в которых копошились люди, причем они были заняты работой и по сторонам не зевали. Впрочем, недалеко стояло по два-три охранника, и поэтому никто не отвлекался. Мерно гудели приборы и какие-то устройства - летающая тюрьма функционировала в космосе вполне исправно уже много десятилетий, и могла протянуть еще пару сотен лет, если за ней прилежно ухаживать. Именно этим и занимался обслуживающий технический персонал, тогда как заключенные работали на переработке руды и извлечения крупиц 'гулия'. Получалось так, что на одну тонну руды приходилось по два грамма этого ценного минерала, но эти граммы с лихвой окупали все затраты на транспортировку с поверхности Нептуна. Что касается заработной платы, то у заключенных ее и не было, они были обязаны бесплатно трудиться, чтобы получить прощение у правительства.
Проходя мимо цехов, Воронович заметил, что здесь немало и женщин, только в основном они трудились в ювелирных цехах - изготовляли украшения из золота, платины и 'гулия' по дизайну, что чертила им сама Гульнара Каримова. Ведь вся продукция затем продавалась в магазинах Солнечной системы под брендом Guli. Однако не следует думать, что им было легче. Тюрьма есть тюрьма, и послабление не делалось никому, даже прекрасному полу. Более того, садисты-охранники больше всего любили измываться именно над ними, поскольку женщин было легче сломать и унизить.
Чем дальше углублялись они внутрь корабле, тем душнее становилось, грязнее и меньше роскоши. То есть, если на этажах начальства и административно-надзирательного персонала было светло, ковры восточной выделки были постелены на полу, на стенах висели подсвечиваемые бра картины или статуи великих деятелей Демократической Республики Узбекистан, то для заключенных такой обстановки никто и не думал создавать. Зато здесь было больше охраны, которой было и скучно следить за работой подневольных людей, и они отрывались на них угрозами и издевательствами.
Так шли они не менее получаса, встречая только изможденных зэков, которые на вид уже теряли человеческие очертания, например, были персоны с выпуклостями на лбу или затылке, типа гребней или рогов, свисающими как у слона ушами-парусами, длинным и когтистыми руками, больше походившими на лапы динозавров. Алексею становилось не по себе, наблюдая за такими персонами, понимая, что это от долгого проведения в космосе, а ведь через год-два и он мог мутироваться, стать черт знает кем.
- Не отвлекаться! - зло говорил Гулямов, угрожая электрошокером - когда Алексей притормаживал и начинал внимательнее рассматривать проходивших мимо. Ему хотелось поизмываться над этим журналистом, ибо в родном Ташкенте он не раз становился объектом насмешек и ехидных статей, появляющихся в сети Всепланетной киберпаутины. Кто писал это выяснить экспертам Министерства не всегда удавалось, ибо авторы использовали специальные программы, изменяющие стиль и орфографию, и никакая криминалистическая экспертиза не могла установит принадлежность перу тому или иному журналисту.
Когда они дошли до сектора 'Ц', Акмаль буркнул:
- Стоять, хайвон!.. Не двигаться и не задавать вопросов!
Потом он кнопкой на стене вызвал дежурного по сектору. Менее чем через минуту к ним из люка подскочил небольшого роста человек в красной полосатой робе. Это был тоже узник, только привилегированный, из тех личностей, кто выслужился перед администрацией и получил право быть руководителем. Типа главный раб над рабами. Только он не работал, а контролировал, чтобы остальные исправно трудились, не ленились и не собирались в группы, поскольку это воспрещалось (считалось, что таким образом устраняется опасность заговора или бунта), не крали 'гули' или еще что-либо ценное на корабле. Был, естественно, и осведомителем, информирующий администрацию о политической благонадежности человека, о чем он говорит или размышляет (вот уж как это узнавал - сплошная тайна). Он также распределял еду и определял трудовой распорядок, возможность каким-либо заключенным посетить женский отсек, если заслуживал такое в порядке поощрения. Не будем скрывать, на 'Исламе Каримове' существовала принудительная проституция, и услугами женщин пользовались практически все, кто обитал тут, правда, для охраны и обслуживающего персонала были отдельные дамы, как говорится, 'чистые', без мутаций или инфекционных заболеваний...
- Бригадир Ешуа Коскинович Файзуллазаде по вашему приказу прибыл! - несколько вяло и сухо доложил мужик, приложив руку к сердцу. Акцент выдавал в нем кавказца, возможно из Северной Монархии Азербайджана. Алексей присмотрелся к нему. Было видно, что это очень хитрый и мерзкий человек, его выдавали глаза - такие недобрые, подозрительные и жадные. Тыквообразная голова, плешь, короткая борода в форме 'испаньолка', желтые зубы и корявый нос, из ноздрей которого торчал пучок волос. При этом его грудь как бы выдвигалась вперед, словно там были какие-то шары. 'Может, заболевание какое-то?' - подумал Алексей.
Представившись, Файзуллазаде косо посмотрел на журналиста. Скорее всего, тот тоже ему не понравился, почувствовал, что Алексей - человек с твердой волей и сломать его будет не просто. А таких бригадир не очень-то жалел.
- А где инфа на себя? Погоняло какое? - грозно спросил Гулямов, протягивая руку к электрошокеру. Ему хотелось наказать этого нагловатого мужика за столь непочтительное отношение к рядовому Министерства по демократизации. - Почему не доложил? Решил, что уже срок отмотал, падла? Или уже 'пахан' зоны? - этому человеку хотелось, чтобы перед ним трепетали все, особенно заключенные и бригадиры. Потому что несколько лет назад, на Земле, перед ним лебезили многие, пытались получить его благосклонный взгляд, ползали на коленках. А теперь ситуация была иной, и это коробило душу надзирателя.
Файзуллазаде испуганно посмотрел на него и вытянулся в струнку, что грудь прямо вспухла. После чего, смотря поверх головы Акмаля выложил на одном дыхании:
- Двести тридцать вторая статья Уголовного кодекса Демократической Республики Узбекистан, часть вторая, пятнадцать лет лишения свободы, отмотал пять лет. За особые заслуги перед государством и примерное поведение переведен в должность бригадира сектора 'Ц'! Именуюсь 'Бакинцем' по реестру администрации!
- Так-то, - пробурчал охранник, возвращая руку в прежнее положение. - Значит, так, Бакинец. Вот это заключенный Воронович, личный контроль господина Исаева, поэтому ты несешь ответственность головой за него, то есть чтобы он все знал и выполнял! Статус у него 'П', поэтому и работа соответствующая! Будешь ежедневно докладывать в координационный центр, что и как о нем! Вопросы есть?
- Никак нет, господин начальник! - также бодро ответил Ешуа Коскинович, топнув левой ногой, как требовали правила и стукнув кулаком правой руки по груди. - Слава Гульнаре Каримовой! Гип-гип-ура президенту Абдугани Каримову! Почтение директору Закиру Исаеву и уважение всем работникам надзирательской службы!
- Слава, слава... Все, ступайте оба, - сказал Гулямов, ткнув Алексея в спину, мол, не стой, как истукан, проваливай в люк, да поживее.
Журналист не стал спорить и пролез через него. Вслед за ним протиснулся Файзуллазаде и закрыл за собой люк. Но сделал это не из-за вежливости.
- Таковы правила, - пояснил он. - Каждый отсек должен быть герметичен. Если метеорит пробъет обшивку или случиться пожар, то погибнет только какая-то часть, но не весь корабль. Так что первое правило: всегда закрывать за собой люки! Кто не исполняет - получает штрафные баллы.
- Ясно, - коротко произнес Алексей, озираясь. Это тоже был коридор, от которого по обе стороны отходили двери, ведущие в жилые отсеки. Сам коридор был длинным и упирался в закрытый люк, сквозь который доносился гул и лязг, наверное, там работали машины и какие-то агрегаты. Запах здесь был тошнотворный, видимо, вентиляция не справлялась, или фильтры давно прогнили и их никто не собирался менять - забота об арестантах не входило в первоочередную задачу администрации и технического персонала.
Однако ответ не очень понравился бригадиру, он вплотную подошел к журналисту и стал более внимательнее рассматривать его, словно в микроскоп. Взгляд был неприветливый, желчный.
- Чувствую, что ты птичка особого полета... Здесь есть правило: когда входит сотрудник Министерства, то ты должен смотреть поверх его головы и доложить, кто такой, по какой статье сослан сюда и сколько уже отсидел. Если обычный служащий корабля, то только фамилию и сектор, где ты живешь и работаешь. У тебя ныне сектор 'Ц'. Ясно?
- Ясно, - спокойно произнес тот, словно это не его касалось. Видимо, такое терпение и невозмутимость раздражали кавказца.
- Далее, я - самый главный среди вас всех в этом секторе. Для вас судья, бог, отец, что скажу, то и выполняйте. Станете перечить, то сообщу куда следует и будут проблемы. И это ты должен усвоить как третье правило.
- А сколько этих правил в тюрьме?
Вопрос разозлил Файзуллазаде. Он рявкнул:
- Сколько надо, столько и есть! Четвертое правило: вопросы начальству, в том числе и мне не задавать! Только я имею право спрашивать! Кем был на воле?
- Журналист, - усмехнулся Алексей. Было смешно, как этот мужик пытался продемонстрировать свою суровость, непреклонность и значимость своего особого статуса на 'Исламе Каримове'. Чистый подхалим и стукач, таких не любят нигде - ни в тюрьме, ни на свободе, ни в армии. Впрочем, Вороновичу, отслужившему в десантно-штурмовой бригаде, разделаться с этим пижоном не стоило какого-либо труда. Он мог с легкость побороть и пятерых матерых уголовников, что, кстати, один раз и произошло, когда вечером возвращался домой и подвергся нападению неизвестных. Хотя Алексей был уверен, что на него стравили бандитов именно сотрудники Министерства, потому что они знали, когда он придет, один ли будет и насколько серьезен для стычки. Уже тогда журналиста пытались прижать к ногтю. Видимо, недооценили его ни бандиты, ни те, кто науськивал. В подъезде дома произошла короткая, однако яркая схватка, после чего на полу остались лежать, издавая стоны и ругательства, пятеро нападавших, а Алексей, переступив через них, прошел в квартиру. Вызывать карателей для задержания и составления протокола он не стал, понимал, что те сами где-то рядом, ждут результата... сами приедут и подберут неудачников. Утром, когда вышел на работу, то в подъезде никого не было, даже пол от крови был вымыт. Лишь в углу валялся золотой зуб, который был выбит прямым ударом из челюсти самого хамавитого бандита.
- Жу-ур-на-лист? - икнул кавказец, и его глаза налились кровью. - Ага, понятно, писака хренов... ясно, почему у тебя статус 'П'... Что же... не завидую тебе... Протяни руку!
Алексей уже знал, зачем. Бригадир детектором считал код под кожей и сказал:
- Да, теперь ты зарегистрирован у меня. Значит так, твоя камера вот эта, - и он ткнул в ближайшую дверь. Открыв ее при помощи кода, который был известен только ему, как бригадиру, первым вошел внутрь и включил свет. Это было небольшое помещение с восемью койками в два яруса у стены. Сбоку - письменный стол и телевизор. Ниша для унитаза и умывальника. Два плафона на потолке. Ничего лишнего, минимум удобств. Ах, да полки с книгами, и, не смотря на них, Алексей уже знал, что это за издания и кто является автором. Все тридцать пять сочинений Ислама Каримова в бумаге и кожаном переплете, сорок два Гульнары Каримовой и двенадцать Абдугани Каримова - это все, чем располагала библиотека отсека. Иная литература воспрещалась, поскольку считалась вредной и не соответствующей идеологии национальной независимости[1]. Неприятный запах усилился - в отсеке вентиляци работала еще хуже, чем в кордире. 'Привыкнешь, не принцесса' - зло прошипел Бакинец, увидев, как сморшилось лицо у Вороновича.
В камере были люди, и они спали, укрывшись старыми и вонючими одеялами. Никто не проснулся от яркого света и шума. Видимо, все были сильно усталыми и не реагировали на происходящее вокруг. Свободной было одно место на втором ярусе. На нее и указал грязным пальцем Ешуа:
- Это теперь твоя кровать, можешь занять. Твоя смена начинается через три часа! Ты можешь поспать! Потом завтрак в кантине, после - работа, потом душ и политинформация!
- Чего-чего? Какая еще политинформация? - удивился Воронович. - Какая тут может быть политика, да еще с информацией? Тюрьма - это собрание партактива?..
Файзуллазаде позеленел:
- Слушай, остряк! Ты не дома, а в тюрьме! Такие шутки здесь не проходят. Пропустишь политинформацию - пеняй на себя!
- Понял, - пожал плечами Алексей и полез на верхний ярус. Спавший под ним не пошевелился. Бригадир выключил свет, сказал что-то на своем языке, но журналист не обратил внимания. Его клонило ко сну. Впервые за эти полтора месяца полета он ощутил прелесть горизонтального положения, когда можно растянуться и расслабиться. Он не заметил, как заснул... В сладких грезах видел восточный базар, себя, идущего мимо лавок и жующего виноград с лепешкой, и улыбающегося продавцам сладостей, овощей и фруктов, а также национальных костюмов и изделий ремесла. Играла музыка, раздавался веселый девичий смех...
Проснулся от того, что кто-то сильно тормошил его. Алексей испуганно вскочил, еще находясь в полусонном состоянии. Яркий свет долбанул по глазам и пришлось зажмуриться. В уши ударили сразу несколько различных звуков: громкая музыка, глухое и нестройное пение, гудение вентилятора и резкий крик под ухо:
- Эй, вставай! Ты новичок что ли? Вставай, пока не засекли! Иначе хреново будет! За неисполнение гимна - карцер на трое суток! Проклятый Зуфаров следит за всем!
Ничего не соображая, Алексей скатился вниз и открыл наконец-таки глаза. То, что предстало его взором, вызвало секундное замешательство. В помещении стояло семь человек, которые, приложив руки к груди, пели уже второй куплет гимна:
'Багри кенг узбекнинг учмас иймони,
Эркин, ёш авлодлар сенга зур канот!
Истиклол машъали, тинчлик посбони,
Хаксевар, она юрт, мангу бул обод!'[2]
Алексей не мог поверить, что это люди, хотя к этому был готов и ранее видел уже результат мутационных изменений. Но это было уже выше понимания, потому что в них было четверть человеческого. У одного голова слилась с туловищем, он был бы как квадратным, и из него торчало шесть конечностей, в которых можно было признать три когтистые руки и три ноги-копытца. Вместо носа - широкий зев, уши как лианы свисали вниз, а глаза качались на усиках. Второй был синего цвета, его голова была усеяна рыбьей чешуей, узкие глаза и тонкое тело, как бамбук, этакая длиннотелая рыба. Третий - красной кожей, с вытянутой челюстью, глазами по бокам, чем-то напоминал крокодила, низкорослый и припухлый. Четвертый тоже казался рептилией. Пятый, шестой стояли поодаль, но Воронович понял, что и эти тоже явно мутанты. 'Бог ты мой, какой кошмар!' - мысленно воскликнул он, вспоминая слова директора тюрьмы, мол, здесь полным полно чудовищ. Вот к чему приводит работа на переработке руды с 'гулием'! - ужаснулся он.
Седьмой - был его соседом, голова как кочан капусты - расслаивался, но глаза серьезные и добрые. В руке, которой он тряс за плечо Алексея, чувствовалась сила и в тоже время нежность. Он повторил:
- Пой! А то индивидуальный мониторинг будет плохой...
И Алексей, не желая злить новых товарищей, а точнее невидимого соглядатая, коим был какой-то Зуфаров, подхватил припев:
'...Улуг халк қудрати жуш урган замон,
Оламни махлиё айлаган диёр!'
Когда гимн закончился, раздался голос, начинавший девиз страны:
- Вечная слава 'Человеку, определившему эпоху'!
И находившиеся в отсеке глухо ответили, стуча по груди кулаками:
- Вечная слава! Вечная слава!
Алексей произносил слова, не особенно утруждая себя старанием. Данная церемония осточертела ему со школьной скамьи и трудно себе даже представить, как ненавидел он эту речевку. Когда все закончилось, то вздох облегчения прошелся по отсеку.
После этого все повернулись к Алексею и молча стали его рассматривать. В их глазах не было ни злости, ни смятения и в тоже время особого любопытства. Сложно было понять, что они хотят, поскольку в их уже не человеческих глазах невозможно было что-то прочитать. Наконец человек-капуста произнес:
- Ты кто?
- Я Алексей Воронович, - представился журналист, не зная, следует ли протягивать руку. Да и боязно было пожимать конечности этих существ. Да и те не подали руки, скорее всего, такие жесты были не приняты в тюрьме.
Это имя было известно всем, и кое-кто из заключенных сделал жест, типа, отлично. Остальные заулыбались.
- Да, мы знаем тебя... заочно. Читали твои статьи в Interplanet, и не скроем - они нам нравились. Значит, и за тебя взялись...
Воронович кивнул:
- Взялись...
- Ох, и что... в Узбекистане нет больше независимых журналистов?
Вопрос был не простой. Почему-то Воронович вспомнил последний час своего суда. Его коллега по перу Наталья Девлисяпова, с которой он работал в одном информационном агентстве и которую считал как бы 'своим', вдруг попросила у судьи слова, и в своем выступлении обрушилась... на Алексея. 'Он поливал свою родину грязью и оскорблял узбекский народ! - кричала она, тыкая пальцем в сторону опешевшего и удивленного подсудимого, ожидавшего совсем иного с ее стороны. - Его писульки в межпланетной сети вызывали у меня недоумение и презрение. Я не понимала его и сейчас заявляю: ты, Воронович, не патриот, а предатель родины! Тебе не место среди честных граждан Узбекистана! И чем дальше ты будешь от Земли, тем спокойнее и благополучнее будет в нашей стране!' После этого Воронович понял, что ему следует провести переоценку многого в своих отношениях с коллегами и понять, что не каждый, кто 'дружит' с тобой, является другом и соратником. Но были и те, кто продолжал хранить дружбу с опальным журналистом и на требование судьи высказаться или отказывались от слова, или только поддерживали защиту и требовали свободы для Алексея.
Естественно, отвечать сейчас незнакомым людям о своих связях с теми, кто еще остался дома и продолжал работать в тяжелых и опасных условиях, было неразумно, и поэтому Алексей уклончиво сказал:
- Может и есть, а может я был последним. Об этом можно будет узнать, если во Всепланетной киберпаутине появятся альтернативные статьи о нашей власти и режиме...
Человек-рыба прошептал:
- Дай бог, чтобы не дотянулись до них лапы садистов!
И тут же он получил удар в бок от соседа, мол, молчи, забыл, что нас прослушивают?
- Меня зовут Эркин Ахмедов, я когда-то был ученым, - протянул руку человек-капуста. - Может, обо мне вы слышали.
Воронович изумленно отшатнулся.
- Как Ахмедов? Эркин Баратович? Тот самый, которого десять лет назад наградили Нобелевской премией за открытие в области астрофизики? Академик?
- Он самый, - усмехнулся тот. - Но награду я не получил, ибо меня на следующий день арестовали, за три часа осудили и этапировали на Нептун. Вкатили статью 'Создание незаконных религиозных организаций' и 'Участие в антиправительственных выступлениях'. Статьи триста сорок вторая и четыреста первая, пункт второй.
- Ага, помню! Официально было сказано, что вы попали в авиакатастрофу и умерли, не приходя в сознание через два часа... Я читал ваш некролог в газете 'Халк сузи'[3], было много соболезнований со всей Солнечной системы...
- Как сказал Марк Твен, слухи о моей кончине несколько преувеличены. Все было подстроено, как я думаю, Министерством по демократизации, ибо только там работают такие умельцы подковерных и жутких операций. Нашли какого-то бедолагу, засунули в геликоптер и подняли в воздух, и над Гиссарским хребтом взорвали. Обгоревшее тело представили как мое, даже генетическую экспертизу продемонстрировали, - пояснил Ахмедов. - А премию, наверное, получил кто-то из чиновников, представившись моим близким родственником.
- Да, точно, был какой-то ваш двоюродный брат...
- У меня никогда не было двоюродного брата - только кузины.
Почесав подбородок, Алексей сказал невесело:
- Мда... Вас давно похоронили, а вы, оказывается, и не думаете отдавать богу душу...
- В ближайшее время не планирую, как бы эти гады не старались, - тихо ответил академик. И тут же рукой указал на товарищей: - А это мои коллеги по несчастью... Они тоже попали сюда по сфабрикованным обвинениям.
- Геннадий Резников, - представился человек-рыба. - Кандидат технических наук. Работал когда-то в Институте физики солнца.
Человек-крокодил вышел вперед и прогундосил:
- Я Радик Ли... Доцент Технической академии, специалист по квантовой теории...
Третьим был квадратный человек:
- Разрешите представиться: Сигизмунд Арсеньев, артист Драматического театра города Коканда...
Далее предствления шли как пулеметные очереди:
- Кузиев Ахмед, инженер-атомщик, - это говорил человек-рептилия.
- Бронислав Хокайдо, кибернетик, профессор, - человек, который так назвался, был похож на дерево-баобаб. - Имею честь быть потомком японского профессора Хокайдо, который жил в Узбекистане с пятидесятых годов прошлого века.
- Серсенбай Кожехан, - этот вообще напоминал отопительный радиатор, настолько трубчато-ребристым казался на вид. - Геохимик, доктор наук, работал на лунный разработках компании 'Зеромакс-Гугуша'. Теперь разрабатываю здесь 'гулий', хе-хе...
В этот момент Алексей почувствовал, как кто-то мягко, но настойчиво вторгается в его мозг и начинает как бы изучать его, перелистывая все в памяти. Это было трудно пояснить, поскольку не было соответствующих слов, однако все казалось так, что он, Воронович, является книгой, а его рассматривают в микроскоп, и ничего невозможно скрыть. Как не пытался он выдавить чужака из своей сущности, его энергетика продолжала обволакивать все тело и каждый орган. В данной ситуации складывалась непонятная картина, ибо сказать журналист ничего не мог, но и промолчать об этом тоже было нельзя. Но все решилось само собой - тот, кто был телепатом, видимо, удовлетворился узнанным, и исчез с астрального пространства человека.
Тем временем знакомство завершилось, Ахмедов почему-то вопросительно посмотрел на квадратного, словно тот должен был что-то ему сообщить. Конечно, Сигизмунд кивнул, тихо прошептал:
- Не беспокойтесь, он - свой.
Но этого не понял Алексей, хотя интуитивно связал проникновение в свое 'я' и жест артиста Драматического театра:
- Что значит - свой?
Тут академик приложил длинный и гибкий палец к губам, мол, лишних вопросов не задавать, ответим позже. А вместо этого произнес:
- У нас десять минут чтобы одеться и умыться, потом бежать в кантину, иначе лишимся завтрака.
- Так сейчас утро?
- Здесь нет понятия утра, дня и вечера, тут все определяется по режиму работ. Каждая смена работает по двенадцать часов, потом четыре часа сна, один час отдыха, три часа политинформации и идеологической учебы, пять - сна. Раз в неделю дают два часа культурной жизни - это мы встречаемся с представителями прекрасного пола, выполняющих тут, сам понимаешь, интимные услуги. Хотя это позволительно только тем, кто набрал баллы. Но мы не ходим, так как наши физиологические потребности из-за мутации изменились... да и не каждая женщина захочет общаться с такими... уродами, как мы... Ладно, нам нужно приводить себя в порядок...
Что подразумевало под этим журналист не совсем понял, так как люди были уже не теми, кого родили их матери, и что следовало приводить в себя? - ответа на это не было, а спросить было как-то неудобно.
Пока другие одевали тюремные робы на свои странные тела, Алексей решил умыться. Умывальник находился в небольшой нише. Он подошел к раковине и нажал на кнопку подачи воды. Из крана потекла тоненькая струйка, и тот час в нос ударил кислый запах урина. Журналист принюхался и произнес:
- Блин... мне кажется, что вода пахнет мочой...
- Так и есть, это там есть моча... - спокойно ответил специалист по квантовой физике Ли. У него был такой голос, словно заложило нос.
- Как так?
Тот пояснил:
- Дорогой мой, здесь нет морей и артезианской скважины - все-таки мы в космосе, вся жизненная система зациклена в одну сеть: отходы и жидкость перерабатываются в удобрения для оранжереи и в питьевую воду и подаются вновь нам. Конечно, фильтры давно сгнили, заменять никто не собирается, жидкость поэтому плохо очищается. Так что мы пьем и моемся тем, что сами же освобождаем из организма. По моим расчетам, урина здесь более тридцати процентов.
Алексей чуть не стошнило. Увидевший эту реакцию профессор Хокайдо захихикал, так мелко и нервно:
- Привыкайте, молодой человек, это вам не Земля и не курорты Луны. Вода здесь дефицит, и пока вы стоите, вода течет и у вас отсчитывают баллы за нерациональное потребление корабельных ресурсов. Здесь установлен датчик, который считывает информацию о вашей персоне через имплантированный под кожу микрочип, и сообщает все Зуфарову.
Журналист отключил подачу воды и с омерзением сказал:
- Нет, я не могу так мыться...
- Привыкнешь, - хлопнул его по плечу Резников, смотря на него рыбьими глазами. - Мы тоже вначале нос воротили, а потом голод и нужда заставили игнорировать такие неудобства. Теперь для нас эта мочевидная жидкость - лучше всякого шампанского или пива!
- Ох, лучше мне об этом не говорите... А у администрации... этих надзирателей и обслуживающего персонала... тоже такая вода? Такие условия?
- Что ты, что ты! - замахал всеми странными конечностями квадратный человек. - У них самая отфильтрованная вода, причем их система никак не подсоединена к нашей. Там вода обрабатывается ионами серебра, всякими химикатами, разрушается все, что может повредить организму. К примеру, в нашей воде много гормонов... Люди принимают гормональные препараты, однако они выводятся из организма с жидкостью, не разрушаются и не фильтруются, и попадают обратно к человеку. Однако на некоторых это действует ужасно: изменяется обмен веществ, появляются раковые опухоли, начинаются изменения на генетическом уровне... мутация...
'Вот, блин', - подумал Алексей, еще раз решив для себя, что с этой тюрьмы нужно бежать. Пока он не знал, как, но был уверен, что здесь надолго не задержится. Понимая глупость своего вопроса, все же поинтересовался:
- А... мыло, шампунь и зубная паста полагается?
Хохот был ему красноречивым ответом. Воронович вздохнул и отошел от раковины. Другие быстро умылись, после чего все встали строем и вышли из камеры. Там уже двигались в разные направления другие заключенные, на Алексея никто внимания не обратил - новички быстро становились 'старыми'. Чеканя шаг, группа Ахмедова прошла сто метров и остановилась возле большой двери, на которой кто-то грубо намалевал синей краской 'Жрательня для подонков'. Горела красная лампа, явно сигнализирующая, что входить пока нельзя. У двери стояли, не шелохнувшись три надзирателя с оружием. На всех они смотрели с ненавистью и презрением.
- Когда зажжется зеленая, то это означает - мы можем входить, - сказал Ахмедов журналисту.
Едва он это произнес, как погасла красная лампа и загорелась зеленая, огромные двери разошлись, открывая проход, и в голову Алексея ударил запах столовой. Точнее того, что в уголовной среде называли 'рыгаловкой'. Действительно, это были не ароматы изысканной кухни, а что-то пережаренное, остро-кислое, сладковатое, плюс запах нечистот и все той же мочи. Словно в туалете работала кухня.
- Фу-у-у, - не выдержал Воронович, чувствуя, что его сейчас стошнит. - Пахнет общественной уборной.
- Это так и есть, - хихикнул профессор Хокайдо. - Мы поглощаем свое дерьмо...
Они строем вошли в помещение. Там уже кормилось не меньше сотни человек, хотя процесс больше напоминал процедуру вталкивания чего-то в челюсть. Гнетущая атмосфера обступила их сразу, словно они находились в морге или в крематории. Мрачно и тоскливо. Казалось, что здесь подавлялось все, даже мысли, и только энергетика страха и безнадежности распространялась по всему помещению. Впрочем, что говорить, ведь тюрьма - это не курорт, и здесь, вдали от Земли, все было ужаснее на четыре световых года. На стене оказалась вывешенна одна из 'гениальных' реплик Гульнары Каримовой: 'Ужин - то, без чего я сама не могу. Я практически не ем мяса, большей частью это рыба, курица. Обожаю салаты, сама их придумываю. Когда мы едим не дома, я обычно заказываю салат и десерт, много-много десертов. Друзья говорят: 'Ты опять будешь есть свою ботву и сладкое?!' Зато завтрак у меня очень легкий: соевый коктейль с голубикой и овощи на пару, обед - фрагментарный, на бегу, и обязательно несколько стаканов сока'. Звучало как издевательство, хотя так оно и было - администрация умела использовать политику для унижения заключенных. Между столами ходил Ешуа Коскинович и внимательно смотрел, кто и как ест. Увидев новую группу, он рукой указал на свободные места, и все прошли туда. Алексей успел заметить, как недобро сверкнули глаза Файзуллазаде, когда узрел журналиста среди заключенных.
В этот момент летающая тюрьма слегка вздрогнула. Алексей вопросительно посмотрел на Ахмедова.
- Это отчалил транспортный корабль. Скорее всекго, тот, который доставил тебя сюда, - пояснил тот.
- Я прилетел на 'Генерале Рустам Иноятов'...
- Следующий подойдет через три месяца... или раньше, если такая необходимость возникнет, - академик не знал, как близок он к истине. Действительно, через несколько дней должен был наведаться корабль, на борту которого находились люди, получившие разрешение от правительства Узбекистана на посещение летающей тюрьмы. Но пока об этом никто не знал.
Они сели за металлический стол. Каждый прикоснулся ладонью к сенсорному устройству. Сигнал был распознан автоматикой, обработан и в соответствии с объемом наработанных баллов корабельным компьютером было определено количество пищи. В ту же минуту из специальной ниши одна за другим выехали тарелки с едой.
У Алексея остановилась одна, и она была наполовину заполнена какой-то бурой жидкостью. Запах был отвратительный, даже трудно передать его словами. Какая-то страшная смесь биохимических индигриентов.
- Что это - дерьмо? - потянув носом, спросил Алексей.