Шея затекла, распухла, даже трогать страшно. Башка гудит - отлежал на каменной скамье, подложив вместо подушки собственную руку. Руку тоже отлежал. И ноги. И вообще - все. Оух... Тестирование закончил.
Теперь, когда сижу, вцепишись ладонями в холодный засаленный камень скамьи, все плывет перед глазами. Взгляд с трудом фокусируется на толстых деревянных брусьях, подпирающих потолок большой комнаты, отделанной под сарай. Посреди условно жилого пространства сложен огромный слабочадящий камин, дым прозрачными беловатыми клубами выползает в отверстие, проделанное в коническом потолке. Мебель, как таковая, отсутствует, ее заменила вделанная в стену длинная каменная скамья, на которой одиноко сижу я, бедный и несчастный, грязный и оборванный. Таким и проснулся.
Где я?
Спроси еще - кто я? Хочешь, скажу?
Грешно шутить над больной головой. Все-таки, где я? Понятно, что в Ируне, в Испании, но какого черта я делаю в этом хлеву? Помню, что приехали ночью, еще какое-то время тащились по улицам, потом остановились, я сполз с седла и, спотыкаясь, побрел... Кажется, Кугель меня поддерживал, куда-то завел, усадил. Все, дальше не помню. Заснул, значит. Ну, и где все? Трудно было разбудить, переправить в нормальную постель? Хотя бы разделся, а то в этих лохмотьях, в грязных, пропотевших тряпках. Черт! Все плечо раздергано на нитки. Буф пулями размолотило: вот оно, значит - куда. Два раза. Счастлив твой бог, Снегирь. А шея? О! Шея - о!
Помыть бы надо это хозяйство, в зеркало рассмотреть. Даже щеку раздуло. Опять заражение...
Блядь, как сразу-то не допер! Мы же вломились в страну ночью, галопом, со стрельбой, без всяких документов, повоевали на посту, повеселились, понагличали и отбыли в ближайший приграничный город, не реагируя на вопросы и отдельные недружественные жесты охреневших вояк, разбуженных при исполнении. Нахамили и, хвост задравши, дальше поперли, досыпать. Послали их нах. Во были глаза у пограничной стражи! Во!!! Вот такие! Cпать не ложились, к утру, небось, прочухались и разыскали наглецов, спокойно дрыхнувших в ближайшем городке. Гонсало с Кугелем повязали, а меня прохлопали. Не заметили!
Хрен - не заметили. Заметили и сволокли в тюрьму, заспанную тушку разбудить не получилось. В тюрьме я.
Говно, а не тюрьма. Сбегу. Вся в щелях.
Хлопнув щелястой дверью, в комнату зашел Гонсало с парящим горшком в руках. М-м-м! Мясо! Хочется? Ага! Значит, здоров.
Дверь снова скрипнула, пропустив на порог зловещую фигуру в свисающем до пола коричневом грубом шерстяном плаще. Словно старый взъерошенный гриф, сложив за спиной крылья, шагнул комнату. Мрачный, широкая щляпа надвинута на крючковатый нос, глаз не видно - только щеки и узкий небритый подбородок. Молча приблизился, выпростал из-под плаща руки и водрузил на скамью лепешку и меховой бурдюк. Не из медведя - меховой. Из коровьей или лошадиной шкуры, шерстью наружу, или из другой неведомой зверушки. Но воняет лошадью. Литра на три.
Лепешку на скамью положил примерно туда, где я недавно слюни во сне пускал, а до меня кто-то задницей салил, салил, пока в конец не засалил. Рядом клацнул донышком по камню горшок, выпущенный из богатырской гонсаловой руки. Понятно. Садитесь жрать, пожалуйста.
Так же молча тюремщик развернулся и вышел, оставив нас вдвоем вкушать принесенное богатство. А дверь плотно не прикрыл. Сразу сбежим или сначала позавтракаем? По мне - можно сразу: сбежим, найдем приличный трактир и уже там поедим. Хитрый Гонсало за ночь где-то раздобыл тюремный плащ - такую же колючую власяницу, почти новую. Если я под нее занырну - выйдем вдвоем, никто и не заметит. Молодец, Гонсало, здорово придумал!
- Откуда это?
- Что? Это? Это капа, ваше сиятельство. Можно сказать - национальное... Без капы не комильфо. La capa, как говорят кастильцы, abriga en invierno у preserva en verano del ardor del sol! Плащ укрывает зимой и предохраняет летом от жара солнца. Вам? Купим, если пожелаете. Но альмавива вам больше подходит по статусу, граф.
- Где Кугель?
- Сейчас ложки принесет. Ложек не оказалось.
- Каких ложек? Мы где - в тюрьме?
- Бог с вами, ваше сиятельство. Утро еще. Мы на постоялом дворе, привыкайте.
- К чему? Здесь что, во всем городе не оказалось нормальной гостиницы? Мы прячемся?
- Нет, граф, мы не прячемся. Обычный постоялый двор, ventas, других здесь нет. Завтракайте и пойдемте к алькайду предъявлять наши бумаги. Стоит поторопиться, разрешить некоторое недоразумение: мы не совсем правильно пересекли границу. Часа через два пополудни, если не изволим пошевеливаться, нас может побеспокоить альгвасил, задавая неприятные вопросы. Нам нужны осложнения с коррехидором?
Алькайд, альгвасил, коррехидор. О как! Чего-то их много на нас. Вываленной информации вполне хватило, чтобы я ожесточенно помотал ноющей головенкой на распухшей шее и твердо сказал:
- Не нужны!
Дверь снова скрипнула: боком, толкая ее задом, зашел Кугель, прижимая к себе плошку с чем-то... Чем-то вроде салата. Капуста, морковь, что-то еще. Присоединив свою внушительную лепту к нашему общему столу, вытащил из кармана серебряные ложки и вручил каждому. Правильно, что купил их тогда в Бордо, теперь вижу. Пригодились.
- Вот это - настоящее оливковое масло. Испанское! Как пахнет...
Че, Гонсало - и дым отечества нам сладок и приятен?
Черпнул ложкой салат, принюхался. Довольно непрятный, резкий запах. Во Франции мне казалось, что оливковое масло вообще-то не пахнет, не портит вкус. Зачерпнул мяса - та же вонь. Как можно по такому соскучиться? Не хочу. Все-таки болен.
- Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство?
- Так себе. Ты как? Посмотришь потом мою шею?
- Давайте сейчас. Отойдите к свету. Вот так. М-м-м...
Всмотрелся, сокрушенно покачал головой, хотел потрогать, но передумал, отдернув руку. Близоруко жмуря глаза, опять всмотрелся, почти прижавшись носом к моей шее.
- Царапина, ожог, воспаление. Гонсало, графу нужен врач. Позвольте, я протру вином и сделаю повязку?
- Давай.
Пока Кугель крутился надо мной, продолжил пытать жующего Гонсало.
- Помыться, переодеться, нормально поспать?
- Здесь - нет. Умыться у колодца. Переодеться в новый костюм можете в карете. Кугель?
- Слышу.
- Врача?
- Поищем.
- Альгасил?
- Алькайд. Спрошу - покажут. Возможно - там же, где и раньше.
- Найдем?
- Найдем.
- Лошади? После вчерашнего они вряд ли смогут в ближайшие дни... Моя ранена.
- Моя убита, пуля попала в голову. Ту, на которой вас догнал, придется вернуть. Мы в Испании: в карету запряжем мулов, купим нам пару коней - три из упряжки годны в заводные, четвертую оставим здесь.
Когда вылезли наружу, утро было в самом разгаре. Огляделся. В кино тратили деньги, создавая декорации пыльного американского городка на Диком Западе. Такого, что посреди пустыни: скалы, апачи, ковбои, гремучие змеи. Дураки, ехали бы сюда.
Дома вдоль улицы построены с размахом, большие, но какие-то полуразвалившиеся. Где дыра на крыше, где-то стена осыпалась, где-то ползабора внутрь двора завалилось - ну так, на первый взгляд. Сходу.
Ковбои тоже присутствуют - у стены нашего сараеобразного караван-сарая, прямо на земле, сидят, нахохлившись, четверо аборигенов, закутавшиеся в свои капо... капы... плащи. Носы опустили внурь - вынюхивают что-то там у себя под плащами или высматривают? На наш выход не среагировали, давно сидят. Двое таких же мрачных типов в потрепанных широких шляпах с обвисшими краями устроились у деревянного столба на выезде со двора, тихо беседуют. Вряд ли - о нас. Мельком брошенный взгляд одного равнодушно скользнул и переместился на прежнюю точку. Что-то там интересное на пыльной буроватой земле. Второй вообще не пошевелился.
А над всем этим - жаркое весеннее солнце, сияющее лазурью небо и под ним, под ним - где-то, всего в двух-трех десятках верст, бушующая яркая зелень, прозрачная синева моря и типичный французкий умытый городок под красными черепичными крышами.
Сен-Жан-де-Люз, из которого мы еле унесли ноги...
Гонсало, махнув нам рукой, чтобы подождали, быстро пересек двор, остановившись у собеседников. Что-то им сказал, с ним раскланялись, завязался довольно оживленный разговор, но я не прислушивался. На свежем воздухе мне поплохело. Тяжеловато стоять. Поплелся к забору, к тому месту, где из него выпал здоровенный камень, образовав сверху нишу как раз под мой зад. Заразное это дело, как погляжу - плюхнулся, закрыл глаза и отключился. Что-то в этом есть...
Очнулся, когда Кугель потянул меня за рукав. Взглянул в обеспокоенные глаза - что?
- Алекс?
- Придремал. Все нормально, не беспокойся.
- Алекс, Гонсало договорился, нас проводят к врачу. Идем за ними, обопрись на меня.
- А? Хорошо, идем.
Город-то какой здоровенный. Шли, шли. У дома доктора опять нашел себе подходящий пролом, в котором можно сидеть, привалившись спиной. Оказывается, здесь думают о горожанах, молодцы. Не просто так - развалины, всегда можно присесть.
- Граф, извините, что долго. Единственный здешний врач позавчера уехал в Толосу и вернется не раньше конца недели. Надо ехать в Сан-Себастьян. Граф, вы слышите? Нас проводят к алькайду и мы тут же выезжаем. К вечеру вы будете лежать в постели под надлежащим врачебным присмотром. Соберитесь, граф, это недалеко. Кугель, придержи с той стороны его сиятельство.
- Все нормально. Гонсало, я дойду. Нормально, Кугель.
Надо было взять карету...
Кто ж знал, что этот городишко такой громадный. Соберись...
...Что же я так расклеился...
К дому алькайда попал неумытый, непереодетый. Извини, алькайд, так получилось. Меня завели внутрь и оставили на стуле в первой комнате. Наверное, в приемной. Гонсало пошел наверх, Кугель убежал за каретой.
Все-таки, заражение... Че быстро-то так? Гребаный детский организм.
Попадос... Попандопуло...
- Ваше сиятельство?
Открыв глаза, увидел склонившееся обеспокоенное лицо Гонсало, а рядом с ним...
Попандопуло...А этот что здесь делает? Брежу. Бред? Сгинь, Попандопуло, сгинь...
- Ваше сиятельство, сеньор маркиз! Не виноват! Ваше сиятельство, не предупредили! Ваше сиятельство! Простите! Ваше...
Хорошее доброе лицо расстроенного и чем-то испуганного сорокалетнего мужика: семьянина, отца и мужа, верного слуги отечества. При чем здесь Попандопуло? Никакой не Попандопуло, служака...
Так это что - местный альбатрос, то есть - авансил? Как похож. Вылитый Попандопуло. А там кто? Наш провожатый? Он так и дежурил?
- Гильермо.
- Да, ваше сиятельство.
- Гильермо, дай ему денег за помощь. Заплати.
Гильермо, повернувшись к нашему провожатому, протянул руку с монетой, что-то проговорил. Наверняка - золотой, у нас других нет.
На хищном суховатом лице мужчины не отразилось никаких эмоций.
- No, sefior, no, muchisima gracia.
- Что он говорит?
Гонсало, не отвечая, вновь обратился к нашему добровольному помощнику. Тот перевел взгляд на меня и неожиданно улыбнулся. Хорошо улыбнулся. Хороший человек.
- No, senor, gracias, soy pobre, pero soy caballero.
Понятно, кабальеры денег не берут. Грациас.
Коллега. Драный, как и я - на плаще две аккуратных заплатки. А у меня буф на плече пышно изорван и на правом колене дырка. Коллега.
- Грациас, кабальеро.
Испанец скупо поклонился и, резко развернувшись, вышел.
- Ваше сиятельство, сейчас вас перенесут в спальню, разденут, омоют и уложат в постель. Через два часа мы, подготовив карету и мулов, выедем в Сан-Себастьян. Может быть, лучше привезти врача сюда, к вам? Вы выдержите дорогу?
- Да, Гильермо. Представь мне, наконец, этого человека.
- Милостью короля, алькайд Ируна сеньор Франсиско Лопес. Вопрос с бумагами улажен, сеньор маркиз, недоразумение на границе разьяснилось. Отдыхайте, ваше сиятельство, набирайтесь сил.
Даст бог, наберусь. Алькайд что-то вроде городского мэра, я уже понял.
- Благодарю вас, сеньоры...
Грязь, нищета, антисанитария, пыль, развалины, ни деревца, ни доктора, ни пожрать...
- Гонсало, здесь везде так?..
- Это наша родина, маркиз.
"Это наша родина, сынок..."
- По-прежнему смеешь утверждать, что ты - дон Киприано де Палафокс и Портокарреро, граф де Теба?
Ни хрена я уже не утверждаю. Достал. Пусть Гонсало, когда очнется, все объясняет дураку. В глазах плывет, сейчас со стула грохнусь. Часа два зудит, проблядь. Пошел нах!
- Молчишь, быдло!!!
Пока не бьет, распаляется. Испугал дитю голым задом. Сука. Сопляк.
В остальном все правильно. Пыточная. Допросная. Подвал. На стене - цепи, с потолка веревки свисают, на синеющих углях налитые малиновым клещи. Белеют потихоньку, раскаляются. Гнетущая атмосфера каменного мешка в свете трех факелов. Я на стульчике, все- таки - принесли. Алькайд с молодым мудаком за столом, на табуретках. Два палача - как положено - здоровые громилы, небритые хари в фартуках. Типа - рабочая одежда мясника. Впечатляет.
А вообще - полная дурь. Идиоты.
.
Бодро подхваченный под локотки двумя дюжими слугами, поддерживаемый искательным алькайдом и Гонсало, я совсем уж было был препровожден в большую светлую комнату на втором этаже, где миловидная девушка заканчивала взбивать постель, на табуретке стояли медный таз и кувшин, а рядом - наполненная водой кадушка. Аж потянулся к ней, к кадушке, сделав почти самостоятельно несколько шагов. И тут на лестнице раздались тревожные крики, разговоры на повышенных тонах, команды, грохот сапогов, и все хорошее, что намечалось на утро, закончилось. В комнату без стука ввалился запыхавшийся молодой хлыщ в начищенной кирасе поверх мундира и, без всякого почтения, не обращая внимания на нас, больных и высокородных, начал что-то кричать струхнувшему, беспомощно оглядывающемуся алькайду. В безудержном потоке слов молодого нахала все время повторялось "siete ninos de Ecija", как будто эта психа-эсиха всем должна была все объяснить и, уж, как минимум - подобное беспардонное поведение. Что раскукарекался, как на пожаре! Здесь важное дело не завершено - меня до кадки не дотащили, аккуратно брякнули на ближайший стул. Какого хрена я должен все это выслушивать? Мне бы срочно ополоснуться и - в постель, отдохнуть перед поездкой. Осел! Ну, как есть - осел! И-ааа! И-ааа! Эсиха!
Девушку испугал, вышмыгнула. Кто теперь меня ополаскивать будет?
Слегка очухавшийся от чудиковых воплей алькайд обрел способность соображать и, жалобно заглядывая мне в глаза, проплямкал непослушными губами, явно стараясь переложить ответственность за сложившуюся ситуацию на невоспитанного типа, устроившего здесь концерт.
- Ваше сиятельство, позвольте представить сеньора Альваро де Браганца, милостью Его Католического Величества - альгвасила в Ируне.
Судя по энергичным воплям и способу появления, Браганца - начальник местной полиции. Рвет и мечет, борется с преступностью, невзирая на лица, место и время суток. Чего-то нарыл, не откладывая вломился к прокисшему от безделья мэру и теперь берет его за жабры, ставя под удар мэрскую карьеру в присутствии высокопоставленного гостя. А чо? Хрен по моему виду догадаешься, что высокопоставленный. Оборванец какой-то, доходяга.
Вот мэр и приссал - вдруг о таких скандалах и неуставных отношениях в рядах местной власти станет известно в столичных кругах? Пенсии можно лишиться. Черт меня знает, а ну как вспомню испанский, не смотря на все заверения Гонсало, пойму, о чем кричал альгвасил. Может, мэр у него корову украл? Родственники помогут. Кстати, а где они? Чего-то я про них с утра забыл.
Но парень - молодец! Ненамного меня старше - лет двадцать с небольшим, а уже альгвасил. Старается, трудяга-аристократ, несет на себе бремя... Хрен такого подкупишь: напреступничал - изволь отвечать. Вот на них и держится страна. Жаль, сразу не оценил. Хорошее, правильное, сразу видно - аристократическое лицо. Кожа белая, не тронутая солнцем, нос прямой, лоб высокий, губы полные, волосы каштановые, волнистые, рост за метр восемьдесят, фигура атлетическая. Аккуратен, опрятен, умен. Воплощенная целеустремленность и воля. Кто не с нами - тот против нас! Плохо, если с годами сломают: станет обрюзгшим, жадным, цепляющимся за свое место, вороватым чинушкой, таким же, как все. Надо будет потом, когда поправлюсь, поближе познакомиться.
- Небольшое недоразумение, ваше сиятельство. Сеньора де Браганца уведомили, что кто-то видел в городе разбойников из ужасной банды "Семь ребят из Эсихо", по слухам совершившей прошедшей ночью нападение на пост у границы. Простите, ваше сиятельство, сеньор де Браганца слишком яро исполняет свои служебные обязанности. Это ужасное недоразумение, ваше сиятельство, сейчас же разъяснится. Сеньор де Браганца не знает, его ввели в заблуждение. Прошу вас, ваше сиятельство...
Лопес повернулся к Браганца и, придав торжественности голосу, c благоговейным придыханием (как ему только это удается) произнес.
- Его сиятельство маркиз Вильяфранка-дель-Бьерсо!
Типа - убил Браганцу. Нет? Ранил? Тоже нет? Мимо?
Удивил, вот это будет точнее. Браганца посмотрел на меня, потом на Лопеса, потом еще раз на меня. Видно было, как в голове альгвасила крутятся ролики. Ну же! Ну!
- Сеньоры, могу ли я видеть маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо?
- Да как вы смеете, какое непочтение! В моем присутствии! Я не позволю!
Очередная выходка молодчика вывела Лопеса из себя. Конечно, то, что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Браганца дворянин, хамит, а Лопес - просто Лопес, но все-таки! Отвечать за мальчишество этого?!
- Сеньор Альваро де Браганца, ваше родство... ваш дядя, сеньор и виконт де Лос-Палакьос де Вальдуэрна, маркиз де Санта-Круз...
Лопес не находил слов. Сейчас лопнет! Сейчас его хватит удар!
- ...Не дает вам права, извольте объясниться...
- Стоит ли мне напоминать вам, любезнейший сеньор Лопес, что еще год назад я имел честь бывать при дворе Его Католического Величества. Если бы не ужасная превратность жестокой судьбы, забросившей меня в ваше приграничное захолустье, в эту проклятую богом дыру, где я, блестящий столичный дворянин, состоящий в родстве с одним из самых уважаемых владетельных домов Испании, вынужден общаться с разным отребьем... Не поймите меня правильно, сеньор Лопес. Я имел счастье видеть при королевском дворе блистательного гранда Испании, двенадцатого маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо, более того, я даже был почти представлен ему. Уверяю вас, сей государственный муж давно пересек рубеж тридцатилетия, чего не скажешь о том молодом человеке, что сейчас сидит перед нами. Кстати, почему он сидит, когда я стою!
Теперь настала очередь Лопеса хватать ртом воздух, как живой карп на рыбном прилавке. Убит.
- Но бумаги! Вот этот идальго предъявил мне бумаги на въезд в страну его сиятельства маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо с сопровождающими! Приметы! Все совпадает, бумаги в полном порядке! Как же так...
А вот так! Браганца высунулся в коридор, махнул рукой. Зашедшая следом четверка солдат рассыпалась по комнате, каждый перекрыл какой-то вход-выход, грохнул прикладом о пол и застыл.
Бля...
Как не вовремя я не в форме. Гильермо?
Хлыщ вновь обратил внимание на меня.
- Так что вы нам скажете? Кто вы?
Гильермо попытался всунуться.
- Сеньоры...
- Не тебя спрашиваю! Молчать! Пусть он скажет.
А вот это уже грубость. Пожалуйста, мне не жалко, скажу.
- Я дон Киприано де Палафокс и Портокарреро, граф де Теба. Видите ли, сеньоры...
Хотел объяснить, но вынужден был замолчать, уж слишком заливисто, громко захохотал сеньор Альваро де Браганца. Типа - рубль нашел. Неудобно перебивать столь бурно радующегося человека. Разумнее переждать приступ.
Даже старающийся стать незаметным Лопес удивленно таращится из своего угла. Наконец, Браганца справился с рвущими его спазмами, глаза блеснули сталью.
- Ах, это тоже вы? Именем короля вы арестованы!!!
Еще и шпагу достал, картинно ткнув меня кончиком под повязку на шее. Осторожней, герой, она острая. Сам не поранься.
- Сеньоры!..
Гонсало сделал шаг, пытаясь привлечь к себе внимание развоевавшегося красавца.
- Молчать! Этого тоже.
Вот теперь алькайд проникся. Все-таки - в его доме! В его резиденции! Хотя - черт их здесь поймет: резиденция это или частный алькайдов дом. Но - арестовать маркиза! Тьфу, ну пусть - графа, все равно. Ввалиться вот так, натоптать, нагнать вонючих, потных солдат. Орать на хозяина в присутствии!.. Да кем бы он ни был, хлыщ, но есть же какие-то рамки! У алькайда семья, кто отвечать будет?
- Сеньор Альваро де Браганца! На каком основании!
- А вы не догадываетесь? Забавно. Ну же, Лопес...
Хамло. Наглое зарвавшееся хамло. Привык тут, понимаешь, аристократа из себя корчить. Мелкий дворяшка, за невесть какие провинности сосланный в тьмутаракань, одурел от безнаказанности. У меня дядя! Я родственник! Говно ты, а не родственник, голь-шмоль перекатная. По тому, как нос дерет - из самых низов.
- Уберите шпагу, сеньор. Граф ранен.
Повинуясь движению головы альгвасила, двое солдат кинулись, заламывая руки Гонсало, пытаясь свалить на колени, пригнуть к земле. Р-раз! Один полетел в угол, но на освободившейся руке тут же повис другой. Я не успел крикнуть, предупреждая - последний из солдат, зайдя сзади, ударил прикладом в затылок. Гонсало обвис.
- В камеру. А вы... Ты сам пойдешь, или?..
- Сам.
- Сеньор граф, все разьяснится... Зачем вы это сделали, ваше сиятельство, граф?..
- Пойдемте, сеньор Лопес. Надеюсь, это покажется вам интересным. Уверен, он все расскажет.
Переливание из пустого в порожнее требует массу сил и сжигает нервные клетки переливающего, что, безусловно, утомляет даже такого настырного мудака, каким оказался привыкший добиваться своего самоуверенный индюк Браганца. Вот уж, воистину - хоть кол ему на голове теши, но если Браганца решил, что накрыл главаря банды дорожных разбойников, то переубедить его невозможно. Все факты трактует только в пользу своей версии, противоречащие ей - отбрасывает, как ложные, стремящиеся сбить сверх-аристократа Браганцу с намеченного пути. Он такой - всех зарвавшихся плебеев на чистую воду выведет! Что значит - не бандит-убийца-грабитель? А кто же?!
Матерый! Матерого взяли!
Ну, не колется подозреваемый на участие в шайке, сколько не повторяй один и тот же вопрос, сколько не угрожай, не буйствуй, не препирай к стене фактами. Фактами, прошу заметить! Неубиваемыми! Откуда столько денег, золотишко откуда? Откуда в карете куча оружия, шматья на целый полк? Откуда поддельные документы? Кто ночью вломился в страну, потеряв в схватке с доблестными пограничниками две трети отряда?
Кто пытался выдавать себя за гранда Испании, а сам-то, сам-то! Быдло крестьянское, ты на руки свои посмотри, на морду покоцанную, посконную! Вырядился! Сказочку сочинил. Да кто поверит в такое, животное, сразу видно, что от сохи - ничего умнее не придумал. И, далее - от общепонятного idiot до simplet, ganado de trabajo и burros de carga. Естественно, озаботился переводом, а то как бы я узнал суть претензий, предъявленных высшим обществом (в его лице) мне, земляному червяку.
В общении друг с другом алькайд и альгвасил давно перешли на родной, скрывая от меня тайну сделанных оргвыводов из ответов на заданные вопросы. Вот когда пожалел о погибшем Монтихо. Ан настал таки момент, хотя думал, что не дождется. Пошевеливая остатней мозгой, я решил, что разумнее помолчать: пусть с борзой знатью мои родственники разбираются. Может быть, у Гонсало лучше получится донести до Браганцы эту мысль? Есть же какие-то родственники, вытащившие меня из Германии? Ну вот, с этого и начнем, потом приступим к обсуждению, что делать с миллионом. Тем более, что кратковременное оживление в затуманенном болезнью мозгу, вызванное встряской при аресте, закончилось, и силы мне уже требовались на то, чтобы не свалиться, а не на бесконечную пустопорожнюю болтовню.
Не получив за последние полчаса ни одного ответа, альгвасил, как любой попугай, когда нет реакции публики, задолбался орать и заткнулся, то есть объявил обеденный перерыв. Не то чтобы - объявил, но, через какое-то время, обратив внимание на наступившую тишину и открыв глаза, я не обнаружил ни альгвасила, ни алькайда, а только двух палачей, молча подтащивших поближе еще одну табуретку и устроившихся за ней перекусить. Как раз они передавали один другому бурдюк с вином, а на их импровизированном столе лежали какие-то копченые ребра, судя по всему, завалявшиеся в камере от предыдущих клиентов.
Вино прямо струйкой из воздуха ловят.
Попить бы, но ведь не дадут. Не стоит и унижаться.
Теперь можно и пооглядываться, повертеть головой, меня для этого здесь оставили. Чтобы проникся и сник.
На полу тоже каменные плиты, а вдоль стены тянется канавка. Кровоток. Как раз начинается у непонятного сооружения из бруса, в углу. Никогда бы не подумал, что пыточный станок: принял бы за катапульту или еще за что-то древнее, метательное, чего никогда не видел. Старые, коричневые от времени брусья, толстые, замасленные веревки. Наверно, ими привязывают и медленно, с треском, растягивают. Верно, вон за то колесо вертеть. А где испанский сапог? Никаких сапогов. Огонь почти погас, клещи остыли. На маленьком столе у стены разложены разные штуки, инструменты, но отсюда не видно. Встать что ли, сходить, посмотреть? Да ну нах, еще завалюсь. Потребуется - сами покажут.
Настоящий музей инквизиции, и мужики подстать, ишь, как мехом заросли. Грудь, спина, плечи. Щеки! Сюда бы еще иссохшего священника-фанатика и мое школьное представление о средневековом пыточном подвале полностью совпадет с реальностью.
Во как жрут! Страшно. Молодцы, хорошо играют, артисты. Не было бы мне так хреново, боялся бы, а больному - похрен. Может, лечь на пол, поспать? Не получится. Холодно.
Эх, была бы возможность вызвать сюда Леху и Алку. Как бы славно мы погуляли по кабачкам на пути в Бордо. Познакомил бы Леху с моими друзьями, ввел его в наш круг, отличный же парень, они бы поняли, а их всех, скопом, принял бы в нашу с Лехой команду. Кугель бы это одобрил. Вместе бы на шпагах учились, вдвоем быстрее бы дело пошло. Лехе здесь бы понравилось. Геройствуй хоть на каждом углу, сияй своей белозубой улыбкой, живи в полную силу! Как бы у Алки лучились глаза, она же такая красавица, у испанцев бы дух захватило. Наконец бы и ей повезло - не принц, но настоящий граф. Совсем другая судьба. Накупил бы платьев, бирюлек всяких, порадовал бы... и сам... Жалко девчонку, хорошая она. Эх Алка, Алка, свет очей моих... Как они там без меня... А в Бордо бы всех наших в театр сводил. Мелюзгу бы десертами кормил, пусть отрываются. Купил бы Галлии и Казяве по самому большому малиновому макарону! Нет, Галлии шоколадный, она любит. Эт вам не те макароны, что вы привыкли, это, понимаешь, МАКАРОН! Шмотки всем новые бы справил. Да что там, дом бы купил в Бордо, и жили бы мы все, поживали. Деньги лучше Большому отдать, он по справедливости...
Эх, Большой!
Мог бы - оживил. И отца с мамой. И деда.
А еще - Николу сюда, и Гену.
Отец бы мною гордился, все-таки - сын офицера, не скиксовал в пути. Ну, почти.
Да, много хороших людей... Всех бы забрал.
Браганца ворвался как ветер. Одышливый Лопес сильно отстал, багровая физиономия, натужно пыхтя, просунулось в низкий проход, когда альгвасил, словно Зевс-громовержец, уже тучей завис надо мной.
Разве дворяне так носятся? Плавнее надо, величавей...
- Встать!
Оп! Петуха пустил.
- Встань, быдло, и стой, когда с тобой разговаривает благородный человек!
Добавь еще - молодой, сопливый, безмозглый.
Поучить Браганцу манерам, а то решит, что боюсь? Очень хочется.
- Сеньор де Браганца, кто дал вам право так ко мне обращаться? По крайней мере, это не вежливо.
Никогда не видел, чтобы люди так резко бледнели. Истерика - безмолвная, голос потерял. Корежит.
Из человеколюбия надо бы промолчать. Но кто сказал, что Браганца - человек? У двадцатилетнего лося-аристократа глаза поперли наружу, рот перекосился, рука метнулась к эфесу. Если слюна пойдет...
Нет, справился. Слюнку втянул.
- Hagame Usted el favor...
Сбился, перешел на французский, стараясь, чтобы каждое слово сочилось ядом.
- Сделайте одолжение, ваша милость, подскажите, как к вам обращаться, сеньор! Грязный разбойник?! Может быть - Merced? Или - Nobleza, плебей?
А ведь он меня ненавидит. Искренне, глубоко. Почему? Откуда это личное?
- Alteza, крестьянин! Grandeza!!!
Завидует? Да пусть даже - все документы подделка, но - кто-то поверил, прогнулся перед моими высокими титулами, о каких он даже не мечтал в своих грезах. Перед которыми лебезил, на пузе ползал! Подличал, унижался, только чтобы переползти на ступеньку повыше, хотя бы приблизиться, ручку облобызать, иметь счастье лицезреть! А я - грязными лапами! Так просто - и маркиз! Граф!!!
- Мерзавец, холоп! Как ты смеешь! Своим поганым языком! Раб! Может быть, Magnificencia, жалкий, вонючий оборванец?
Пусть жалкий, вонючий, но у меня - было! А у тебя - нет, и - никогда!
И уж даже на секунду допустить, что это - правда! - для Браганцы невыносимо. Больной? Как это... Шизофреник?
- Или, раз ты генерал у бандитов, то - Excelencia?! Или - как к Его Католическому Величеству, королю...
- Достаточно. Что вы, сеньор де Браганца, какой из меня генерал. Grandeza вполне устроит. Будьте любезны.
- Ах ты!...
Далее - минуты на три. Если бы я хотел заучить эти слова, то, конечно бы, слушал. А почему алькайд сидит за столом, тихий, словно мышка, и сочувственно на меня посматривает? Не нравится мне его послеобеденное сочувствие. Что-то здесь не так.
- Так знай же, холоп! Тебе не удастся уйти от возмездия за все твои злодеяния!
Ему бы в театре выступать. Какая напыщенность! Дешовка.
- Надеюсь, тебя повесят, но даже, если милостью коррехидора ты отправишься на каторгу...
Надеюсь, нет. Интересно, потянут мои родственники коррехидора... Кстати, кто таков? Судья?
- ...и даже, если тебе, изворотливому и лживому, как все люди низкого происхождения, удастся сбежать оттуда, откуда никто не возвращается, выскользнуть, вывернуться каким-то дьявольским происком, я, алькайд Ируна сеньор Альваро де Браганца, не позволю тебе! Никогда!!! Слышишь - никогда! Выдавать себя за высокорожденных особ, чернить их имя своими перемазанными в земле пальцами! Чтобы даже помыслить не мог! Чтобы никто и нигде не усомнился в твоем происхождении!
Чего он зациклился на этом происхождении? Боже мой, каких только дураков не носит земля...
- Каторга и плети сделали бы это, но зачем ждать? Все в наших руках, в руках истинного правосудия!
Руки бы тебе оборвать!
- Сеньор алькайд, испытывая понятную мне жалость к заблудшему крестьянину...
Не удержался, пнул. У нас с алькайдом корпоративная солидарность. Оба от сохи.
- ...не согласился отметить твои лоб и щеки достойными их узорами. Как сказано в старой поговорке - все равно эта лиса скоро кончит жизнь на прилавке бургосского скорняка. Но - кое-что мы можем! Кое-что могу я...
Заткнись и отправь меня в камеру. На соломку.
- Сеньор Альваро де Браганца, остановитесь! Вина графа де Теба еще не доказана, и не нам судить...
Буль-буль, толстяк. Тем более! Ни хрена не доказано.
- Мне стоит вам напомнить, сеньор провинциальный алькайд, что я бывал при дворе Его Величества? Мне еще раз стоит вам это напомнить?
Да здесь, наверно, уже куры знают, где ты бывал!
- Я имел честь встречать при дворе Его Католического Величества дона Киприано де Палафокс и Портокарреро, графа де Теба и, клянусь, эти встречи навсегда останутся в моей душе, в моей памяти!
Альгвасил сменил позу, обвиняюще ткнув рукой в мою сторону, и картинно выставил ногу. Ножку.
Не везет тебе, альгвасил, мне кажется - нет здесь ценителей мужской красоты.
- Этот хитрый, подлый разбойник, грязный плебей, смеет позорить имя моего - не побоюсь его так назвать - друга! Несмотря на свою молодость, даже - юность, не достигнув еще двадцатилетнего рубежа, его сиятельство один из самых блестящих вельмож Испании, обласкан вниманием при дворе Их Католических Величеств - личным вниманием королевских особ, если вам это что-то говорит, сеньор Лопес! И не вам судить! Копайтесь в своей грязи, не лезьте туда, куда вас не спрашивают! Политика - не вашего ума дело, Лопес!
Ну, дурак! Говорит - словно лом проглотил. С него плакат можно рисовать.
Бендеру.
Что-то ситуация начинает беспокоить. Врет про графа де Теба?
Повинуясь команде Браганцы, подскочившие палачи сдернули меня со стула, засунули вытянутые руки в петлю свисающей с потолка веревки и стянули кисти мертвым узлом. Парой рывков, не заморачиваясь с пуговицами и завязками, обнажили до пояса, выставив на всеобщее обозрение синие ребра, цыплячью грудь и цепь позвонков на спине. Бр-р! Как представлю... Не Аполлон. Жаль.
Веревочку подтянули, и я завис на цыпочках, как колбаска в кладовке.
Что ощущал? Радость, что штаны остались на мне. А то - черт знает чего можно ожидать от Браганзы, милого друга графа де Теба. Освоившись и перестав дергаться, почувствовал холод. Пока - все.
Один из палачей вышел вперед, дождался, когда я сфокусировал на нем взгляд, и показательно, пару раз, хлопнул по полу бичом, демонстративно раскрутив свернутый до этого в круг здоровенный толстенный кнут. Наверно, на стене где-то в тени висел, я его не заметил. С мой палец толщиной, а у рукоятки вообще в запястье. Хреново. Убъет, одного удара хватит.
Чо, Лопес, глазки прячешь? У самого дети есть? Ну, смотри.
Браганза что-то скомандовал: палач пошел мне за спину, второй снизу ухватился за ноги, зажал, чтобы не дрыгался.
Удар развалил меня на две части, под грудью. Огненный металл впился по всему кругу и пошел внутрь, к сердцу, разрывая мышцы, круша в щебень кости, выжигая нервы.
Смерть Браганзе! Будь проклят!!!
Своего крика я не услышал. Услышал, когда замолчал. Тишина.
И всхлипы. Мои всхлипы...
Взглядом натолкнулся на взгляд Лопеса. Смотри, Лопес, смотри.
А-а-а!
Второй удар раскаленным штырем проник в мозг.
Смерть, смерть Браганзе!!! Смерть Лопесу!!! Смерть палачам!!! Смерть!!!
Третий.
В глазах полыхнул огонь и унес меня в блаженство беспамятства.
Но все равно - как больно!!! Боль!!! Боль!!!
- Сеньор де Браганза, я так не могу...
- Да замолчите же вы, наконец! Вот ваша тысяча.
- Но это же...
- Еще сотня. И хватит об этом, слюнтяй.
Очередной резкий толчок, подбросивший в воздух, ожег болью спину. От такого же недавно очнулся, неизвестно сколько провалявшись без сознания. Достаточно, чтобы загрузили в тюремный фургон и отправили в неизвестность. Но об этом я подумаю потом.
Судя по палящему свету, пронизывающему сквозь решетки зловонный сумрак моей кареты, утро давно прошло. Решеток четыре, во все стороны, но все наверху: чтобы выглянуть, надо встать, а вставать мне пока рановато. Лежу на животе, головой по ходу движения, уткнувшись щекой в провонявшую мочой коровью шкуру, постеленную на дно. По-другому не получается. Можно попытаться лечь по диагонали, но - толчки! На колдобинах швыряет капитально, сколько не цепляйся. Пошло оно все нах...
Я уж думал - капец! В хомяка!
Странно, что не подох. Спину, чтобы понять, даже трогать не надо: на груди такие взбухшие рубцы, что со спиной все ясно. Каша. Нихрена не бинтовали, так и зашвырнули в фургон, еще и сапоги содрали: валяюсь босой в драных портках. Обоссанных многократно. Пытался привстать на четвереньки, но руки не держат. Странно, что ничего не помню с момента последнего удара, полный провал. Чтобы так уделать штаны нужно не меньше недели. В лежку.
Поили? Не помню, но судя по состоянию коровьей шкуры - неоднократно.