Цуок : другие произведения.

Маринновый цвет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст не событийный, а скорее атмосферный. Мистика.
  
  
  
   Я шёл по звезде, изменяющей цвет,
   Дорогой, ломавшей своё направленье.
   От зыбкости этой теряя терпенье,
   Пытался увидеть систему в паденьи монет.
  
   Систему я строил, но всё изменялось
   И время сквозь пальцы текло из руки,
   И солнце по небу за ночью гонялось,
   В своей безнадёжности не замечая тоски.
  
   И лица прохожих расплавленным воском
   Стекали на землю, оскал обнажая.
   И вся моя жизнь оказалась наброском
   Для моря без дна и обрыва без края.
  
   А всё, что я знал, было не откровеньем,
   А просто случайным скоплением истин.
   И бред был покоем, а сон был сомненьем.
   И дни засыхали, как старые листья.
  
   А смерть лишь насмешкой над жизнью казалась
   Отсутствием ритма в течении звука.
   Я шёл по звезде, но она изменялась
   И я умирал от слепого испуга.
  
   И лица прохожих расплавленным воском
   Стекали на землю, оскал обнажая
   И вся моя жизнь оказалась наброском
   К картине, где ветер и небо без края.
  
  
   Я был болен одной из тех странных болезней, которые раньше называли душевными, а теперь психическими, пробуя сначала найти ошибку в биохимических процессах тела, чтобы потом пытаться исправить её химическими способами, а нежелание человека подвергаться бесчисленным анализам, объясняют развитием болезни. Уступив настойчивым просьбам родственников, я провёл бесконечные часы в лабораториях, позволяя колоть себя иглами и просвечивать аппаратами, представляющими самые современные и модные движения науки, чтобы получить от энергичного врача отчёт, что хотя все результаты показывают, что я абсолютно здоров, обследования рекомендуется повторять регулярно, не реже, чем два раза в год. Я отчётливо видел оба слоя его глаз, внешний, показывающий обязательное для доктора участие и внутренний, выражающий опасение упустить выгодного пациента, который сам по себе ему абсолютно безразличен. Успокоив таким образом родных, я продолжал оставаться в том болезненном состоянии, когда необходимость быть обычным для постороннего взгляда вызывает внутри ощущения канатоходца, для которого наступить в пустоту не страх разбиться, а боязнь испортить зрелище.
  
  
  
   Всё началось два года назад зимой. Я жил тогда в небольшом, но столичном городе, который гордился низким уровнем преступности и напоминал о желательном для граждан присутствии на церковных службах механическим звоном колоколов. Получив недавно наследство от дальнего родственника, я бросил работу, которая ничего не давая сердцу, выматывала меня физически, но была необходима из-за нужд жены и детей.
  
   Был вторник. Я вернулся с короткой прогулки домой и застал Настю на кухне, нарезающую овощи.
   - Размешаешь тесто? - спросила она.
   Я посмотрел на старую, щербатую миску и вдруг впервые увидел её цвет. Он был прозрачным, но глубоким, уплывающая в тесто ложка казалась в нём серебряной стрелой. Это не был, как, не присматриваясь считал я раньше, режущий глаз химический ультрамариновый, но это и не был один из тонов синего. Цвет неба, случающегося в неслучайную минуту без напряжения усиливающей приставки, уходящий в бесконечность цвет, куда мягко погружаются глаза и перехватывает дыхание от неожиданной скорости падения. Цвет радости, которую нужно только вспомнить, чтобы увидеть. Цвет, которому стало название: маринновый цвет. Помешивая и меняя время от времени направление круга, я смотрел как оживала вязкая смесь, становясь всё более тягучей. Я останавливал вращение и она покрывалась маленькими пузырьками. Я выбрал направление часовой стрелки и сразу же начал втягиваться в коридор, стены, пол и потолок которого были из молочного янтаря. Я действительно стоял в светлом коридоре. С одной стороны он заканчивался тупиком, с другой - была дверь. Удивительно, но я не чувствовал ничего, кроме ощущения повторения места. Я знал, что будет за дверью. Я шагнул к ней, но кто-то шепнул:
   - Анастасия..
   Я стоял на кухне.
   - Замечательно получилось, спасибо! - жена зачерпнула половником и первый блин растёкся по сковороде.
  
  
  
   Прошёл день и наконец-то закончился. Я был задумчив и вызвал неудовольствие своей рассеяностью в разговоре. Сославшись на головную боль и с трудом отделавшись от заботливости родных, мне удалось остаться одному. Я сел в кресло и закрыл глаза.
  
  
   И стал октябрь. Габриэль шёл по золоту листьев. Облаков не было, только самолёты рисовали на небе знаки чьей-то летящей судьбы. Некоторые деревья стояли ешё зелёные, но солнце уже было везде и везде было золото. Оно слепило жёлтым между ветвей, шуршало красным под ногами, переливалось белым между речных камней и лилось, лилось всё быстрей и быстрей с водой на юг. И куда-то на юг улетали птицы и Габриэль становился птицей и тоже летел, а золотые листья кружились вокруг него и начиналась музыка, но...Она жила в каменном городе, где стены домов люди раскрашивали в розовые и жёлтые цвета, но они всё равно оставались серыми и коричневыми. Она жила в очень большой комнате, где не было ни одного окна на восток, но целых три на север. И она не плакала только когда спала. И слёзы её были серебром, и шёл снег. А люди всё раскрашивали свои дома в яркие цвета и удивлялись, почему так задержалось лето.
  
  
   В дверь стучались.
   Я вздрогнул, вырванный случайно и навязчиво.
   - До свидания. - сказал я про себя.-До свидания, Габриэль, я тоже должен вернуться, я тоже должен.
   -Помоги нам.- Вдруг сказанное, громко и отчётливо, заставило меня снова вздрогнуть.
   Тот, кто произнёс это, был где-то здесь, в комнате.
   -Ты что, уснул?- Настя заглядывала в дверь.
   -Да, задремал немного.
   Почувствовав ложь, она тихо вздохнула, вошла и присела на кресло напротив. Я усилием успокоил дыхание.
   -Завтра придут Лена с Игорем, ты помнишь?
   Её глаза смотрели внимательно и чуть испуганно.
   -Конечно!- Я постарался сделать свой голос ненатурально бодрым и продолжил, проявляя заинтересованность, которой не испытывал. - Купить что-нибудь? Нужно?
   -Я думала запечь утку и салат сделать, твой... Всё есть, только яблоки... Но я собиралась сбегать с утра...
   - Не надо, я схожу.
   Подвинувшись ближе, я взял ёе руки. Они дрожали.
   - Не волнуйся, я хорошо себя чувствую. Я просто заснул немного.
   Настя торопливо улыбнулась и порывисто обняла меня.
   - Я не буду, и...всё хорошо.
  
  
  
   Мне снилось солнце. Я проснулся, открыл глаза и сразу же зажмурился, так сильно оно било в глаза белым, ещё холодным лучом. В коридоре слышалась какая-то возня. Внезапный взрыв хохота тотчас же сменился приглушенным переругиванием.
   -Ну вот! Опять ты разбудил папу!- устав шептаться, закричала трёхлетняя Лиза. Я рассмеялся и громко сказал: -"А я не сплю!"
   В спальню ворвался пушистый вихрь. Лиза с растрёпанными, ещё не сплетёнными в аккуратные косички волосами, Петенька в пижаме и дурашливый щенок нъюфаунленд. Вся компания была здорово чумазая и в комнате сразу запахло малиновым вареньем.
   -А этот откуда?- притворяясь удивлённым спросил я, одновременно отпихивая щенка, который запрыгнул на кровать и пытался лизать меня в лицо.
   Одеяло уже покрылось розовыми пятнами.
   -Алекс боится идти в спальню, он там остался, а Джелли ему подалили на день лождения..-укоризненно сообщил Петя, забывая от волнения свою манеру избегать слова с буквой р.
   -А у тебя день рождения...
   -Челез неделю! И ты обещал....
   -Обещал. Только ты так и не сказал какой породы.
   -Всё лавно. Только белую. Чтобы никто не мог увидеть нас на снегу.
   -А мне рыжую! - вступила в разговор Лиза.
   -Ты сама лыжая, как лиса....
   -Папа, ну что он...
   Я рассмеялся, и Лиза сразу же рассмеялась тоже. Она не умела сердиться долго.
   На кухне пахло кофе и какими-то пряностями. Насти не было. Я налил себе чашку и, потянувшись за табаком, обнаружил записку. Скоро буду. Яблоки!!!
  
  
  
   Шёл снег. Солнце поздоровалось со мной и ушло.
   Всё небо было облачным, белым и снег становился всё гуще. Я снял варежку и подставил ладонь. Снег ложился на руку неожиданно мягкий и таял не сразу.
   Хотелось подставить ему лицо. Я выбрал маленький переулок направо, чтобы продлить удовольствие от прогулки. Невысокие домики ещё спали, весёлые разноцветными ставенками на белом. Маленькая овощная лавка была уже открыта. Я толкнул низенькую деревянную дверь и поздоровался с хозяином. Он только начал раскладывать свой пахнущий летом товар, и многие корзины стояли ещё пустые.
   -Здравствуйте! Денёк-то хорош?! Ну теперь будет валить! Вам яблок?! Сейчас будут! Орехи пока не попробуете?! Моника! - закричал он в сторону подвала. Хозяин был краснощёк, весел и разговаривал только восклицательными знаками.
   -Спасибо. Нет. Мне только яблоки. Лучше зелёных, - смягчая улыбкой отказ от орехов, сказал я. Хозяин мне нравился.
   -Моника!!
   -Да иду я, уже пришла.
   -Оставь эту зелень! Яблоки принеси господину! Вам какой сорт?! Покислее?! Моника!!!
   Моника, крепкая девушка, глядя на которую сразу вспоминалось парное молоко и запах свежескошенного сена, уже несла без видимого напряжения гигантскую корзину. Легко наклонив её, она начала пересыпать яблоки. Они падали, стучали зелёным градом и превращались в нескончаемый поток.
  
  
  
   Этот сад был очень стар. Габриэль стоял среди чёрных перекрученных стволов. Под ногами был жёлто-зелёный яблочный ковёр, но ветвьям оставалось удерживать ещё так много плодов, что они гнулись, и Габриэль слышал, как просят деревья отдыха. И было тихо. Он посмотрел наверх и на сад, на яблоки, на него и на каждое дерево упало небо. Очень синее и очень тихое. И Габриэль позвал ветер, и тот пришёл на лицо последним теплом. Габриэль погладил ладонью ствол, а вокруг уже стучался яблочный град. Освобождённые ветви поднимались и шептали благодарные слова осыпавшимися листьями, и начиналась музыка. Габриэль шёл туда, где среди стволов виднелся увитый плющом, сложенный из грубых камней дом, такой же старый, как сад. И яблочный запах был во всём, в каменных ступенях крыльца, в деревянных половицах, в паутине под потолком, но её нигде не было. И Габриэль позвал и с ним позвал и закричал сад.
   А ветер заметался среди стволов и становился всё холоднее в своей тоске.
  
  
  
   -Смотри, он приходит в себя! Вам лучше? Выпейте воды! Может позвать доктора?
   Я сидел на стуле с расстёгнутым воротом. Взволнованная Моника настойчиво совала мне в руку стакан с водой. Я отпил большой глоток.
   -Спасибо... Нет, не надо доктора. Мне уже лучше... Я не помню... Что случилось?
   -Вы вдруг страшно побледнели и почти упали. Но я подхватил и посадил на стул. Вы были без сознания минуты две, не больше. Теперь вам лучше?
   -Да, спасибо. Вы право очень добры.
   -Что вы, не стоит! Я слышал, вы были больны? Ещё воды? Послать Монику проводить вас до дому?
   -Нет, я дойду прекрасно. Ах, яблоки...
   -Вы донесёте? Я уже положил.
   -Конечно. И, если можно, не говорите о моём обмороке? Жена... А это для Моники.
   - Всё как угодно... Спасибо!
   Подкрепив свою просьбу внушающими уважение чаевыми, я взял пакет и наконец-то выбрался из лавки.
  
  
   Снег падал стеной. Я прижимал пакет с яблоками и чувствовал, как им становится холодно. Нужно было идти домой и снова притворяться... Да нужно. Настя ждала, и яблоки замерзали, а мне ничего так не хотелось, как отгородиться этим снегом и всё-таки понять, что же такое происходит во мне. Или со мной?
   Я расстегнул пальто, спрятал яблоки от вьюги и пошёл короткой дорогой к дому.
   А снег всё усиливался. Приходилось щуриться и белым туманом казалось всё. Неожиданно резкий порыв ветра заставил совсем зажмуриться и что-то случилось. Снега не было. Я медленно открыл глаза.
   Ветер открыл маленькое окно в небе, оно было ярко синим, маринновым, и прямо на меня из окна спускался жёлтый и тёплый луч солнца. Я стоял в янтарном коридоре. Прямо передо мной была дверь.
   Пакет с яблоками я всё ещё держал в руках, перехватил его поудобнее, яблочный запах усилился, лишая остатков рассудительности, и я протянул руку, но дверь медленно открылась сама.
   И стал октябрь. Я шёл по бесконечному саду, между чёрных стволов, старых как само время. Наверно наступал вечер, было очень тихо, а небо казалось абсолютно прозрачным и солнце плыло огромным розовым шаром, сопровождая меня. Стало жарко, я снял ненужное здесь пальто и повесил его на ветку ближайшей яблони. Я шёл по зелёным яблокам и жёлтым листьям, через неподвижный воздух, наполненный, яблочный, а солнце менялось, светилось багровым и увеличивалось, закрывая справа уже всё небо. И не было никого кроме солнца, воздуха, яблок и меня. И тогда по наитию я закричал:
   -Габриэль! Где ты?
   И ветер прилетел. Он бил порывом и зимним холодом, он закручивал рыжие листья и яблоки в маленькие волчки, и я стоял посреди разноцветной воронки и ждал звука, но его не было. И ветер рванул пакет из рук и порвал его, и мои яблоки сразу же закрутило вихрем.
   -Габриэль! - снова позвал я.
   И всё кончилось. Я стоял под яблоней, было тепло и тихо. На ветке висело пальто, я надел его. Вдали сквозь стволы светилась янтарём дверь, и я пошёл к ней.
   -Собери яблоки, - вдруг тихо сказал кто-то.
   Не задумываясь, я наполнил карманы твёрдыми, прохладными плодами, поднимая их прямо с земли.
   -Ничего себе метель! Прямо рождество! Вот детишкам веселье сегодня! И вам хорошего дня!- соседка поспешила дальше. Я стоял, пряча под пальто пакет, в переулке у своего дома. Шёл снег.
  
  
  
   В квартире было жарко и шумно. Пока я снимал в прихожей пальто, детская компания и щенок пронеслась мимо с криком:
   -А мы идём иглать в снежки!
   -Потому что снег, - важно объяснила Лиза, задержавшись в прихожей, чтобы заглянуть в пакет.
   -Мама сказала, что ей некогда, и я тоже могу идти.
   -А где мама?
   -На куухне.- пропела Лиза и побежала за мальчишками.
   Я взял пакет с яблоками и пошёл к Насте. Та уже колдовала у плиты.
   - Как ты быстро, - она обернулась и, улыбнувшись, снова повернулась к кастрюле, в которой что-то помешивала.
   Я положил яблоки на стол и быстро обнял её со спины.
   -Пахнет вкусно. Но ты опять слишком много готовишь. Ведь не съедим.
   -Ты всегда так говоришь, а всегда съедаем. А в прошлый раз, когда приехал Франк, вообще не хватило, и мне было стыдно.
   -Когда приезжает Франк всегда не хватает и вовсе нечего стыдиться. А это что?
   -Тесто заварное для эклеров. Дети их любят и Лена. Ой, перестань! Лучше возьми ложку и помешивай, мне нужно отойти. Не дурачься!
   Я рассмеялся, отпустил её и начал помешивать.
   -А долго ещё?
   -Нет, не очень. Как загустеет. А зелёных не было?
   Я резко обернулся. Настя стояла у стола. В руке у неё было большое яблоко тёплого янтарного цвета.
   -Да ты мешай. Эти тоже подойдут. А пахнет как! Ты много купил? Я бы съела одно.
   - Посмотри в пакете, - не оборачиваясь, предложил я.
   - О! Как много! Но как пахнет!
   Настя включила воду. Я, боясь обернуться, чтобы не выдать смятения души лицом, продолжал мешать.
   - Всё хватит, уже готово.
   Она стояла рядом, в руке у неё было яблоко, всё искрящееся капельками воды.
   -Будешь?
   Она с хрустом откусила, я взял яблоко у неё из рук и откусил тоже, и сразу же солнце ударило в окно и всю кухню залило янтарным мёдом и миндалём.
   - Удивительно сладкое. Что это за сорт?
   - Не знаю.
   Настя подняла голову и я поцеловал её. Я целовал её, а яблоко истекало медовым соком, и от остального дома мы были спрятаны под этим янтарным колпаком. И замерло время, но вздрогнуло и разбило боем часов янтарь и он рассыпался жёлтым стеклом на мелкие осколки.
   -Откуда ты принёс их?- в её глазах были слёзы.
   -Из лавки. Почему ты плачешь? Не плачь.
   -Сама не знаю. Это яблоки... Даже жалко тратить на утку.
   Настя вытерла глаза рукавом.
   -Подожди.
   Я снова поцеловал её, теперь в глаза, но время уже неслось дальше и мы были втянуты в него. На кухню вбежал Джерри и начал прыгать на нас, пачкая лапами.
   -Давай я схожу ещё раз? В большой магазин. Может ты что-то забыла? Так я заодно куплю.
   - Не надо, зачем в такую метель...
   - Ты же знаешь, я люблю гулять в снег.
   -Тогда сходи. И знаешь, я совсем забыла, вина белого у нас нет, а я красного сегодня не пью.
   Настя часто отказывалась от чего-нибудь, повинуясь интуитивным намёкам своей души и никогда не объясняя причины. Она отвернулась и начала доставать свой любимый сервиз, обычно хранящийся в шкафу. Я почувствовал, что ей хочется остаться одной.
   - Пока, я ушёл.
   - Спасибо.
   Я оделся и вышел на крыльцо. Мир стал белым. Крыши соседних домов, улица, деревья, дети, уже соорудившие из снега две крепости, соседка, выбивающая ковёр, всё стало белым и тёплым. Хотелось смеяться, так вдруг всё стало радостно. По пути к калитке я попал под обстрел, отбился и, всё ещё смеясь, весь в снегу, почти побежал к трамвайной остановке.
  
  
   В новом, недавно построенном магазине, большом настолько, чтобы забыть, зачем собственно пришёл и, потерявшись между полок, купить совершенно тебе не нужное, я сразу захватил уже упакованные зелёныё яблоки и теперь стоял посреди уходящих почти в бесконечность винных полок, как обычно, ошеломлённый количеством названий и сортов. Я ничего не понимал в них, отдавая предпочтение коньяку, а Настя пила редко, но практически всё. Решившись, я взял Шардонэ подороже и посмотрев на яблоки, добавил к покупкам бутылку муската. Кассирша скучала без очереди и в мыслях поблагодарив среду, я быстро расплатился и поспешил домой.
   Там было неожиданно тихо. Настя сидела в кабинете, на коленях у неё лежала раскрытая книга, но она не читала, а задумчиво смотрела в окно.
   - Устала? Я всё принёс. А где дети?
   - Заходила Ивон за Алексом и забрала их к себе обедать. Я села почитать. Всё готово, а для утки рано ещё. А сколько времени?
   - Около часу.
   - Тогда я пойду, прилягу. Разбуди меня в три, хорошо? Если я не встану сама.
   - Конечно, отдохни.
   Я поцеловал её и отпустил. Дверь закрылась. Взяв книгу, оставшуюся лежать я наугад раскрыл её и прочитал, начиная с девятой строки: ;bergang (nicht immer leicht ) von einem Seinszustand zu einem anderen. (Переход (не всегда простой) от одного состояния сознания к другому). Я часто прибегал к этому способу гадать по книге её содержание, узнавая неожиданно что-то не о тексте, но для себя. Задумавшись, я перелистывал страницы пока мой взгляд не задержался на одной фразе: Ein ;bergang von einem Zustand des Seins zu einem anderen steht bevor. (Переход между состояниями сознания наступит сейчас). Я отложил книгу и подошёл к камину, намереваясь добавить дров, так стало мне вдруг холодно. Я наклонился над маленькой поленницей, но тут неожиданный звон стекла и протяжный вой вьюги, резким порывом распахнувшей окно, заставил меня обернуться и ледяной ветер ударил прямо в лицо.
  
  
  
   Листья становились коричневыми, а небо блекло, теряя свой насыщенный цвет, и становилось всё более прозрачным и холодным. Уходил октябрь. Моря не было. Была только река, быстрая среди камней и ледяная, как отражение неба. И сталью отливала вода её. Габриэль сидел у реки, а над ним кружились чайки. Им хотелось улететь за течением воды, но времени почти не осталось, и чайки кричали, и тоскливым был этот крик. Ветер менялся, становясь злым. Он рвал последние листья, и деревья замирали, протягивая чёрные пальцы к небу, возможно в последнем сне. Габриэль мог застыть древесным соком, мог плакать чайкой или потерять себя по-другому, раствориться струями между камней и забыть, но он оставался. Она плакала где-то, Габриэль не знал где, он не чувствовал, он терял власть знания места, но ещё оставалось время, и Габриэль ждал, потому что власть надежды была дана ему насовсем.
  
  
  
   - Ну и метель! Ты в порядке? Стекло цело?- Настя вбежала в кабинет.
   - Да, ветер, я сейчас закрою...- опомнившись, я начал закрывать окно. Настя помогла мне, и тут я заметил, что она босиком, а вся её рубашка и волосы в снегу.
   - Что случилось?
   - Настоящий буран, в спальне окно разбилось. Я проснулась и пока заткнула одеялом.
   - Ты вся замёрзла.
   Я отдал ей свои тапочки и начал стягивать свитер.
   -Не надо, я всё равно сейчас оденусь. Сколько времени?
   Я посмотрел на часы.
   -Без пяти три.
   -Я на кухню тогда, а то не успею. Может надо позвонить Ивон, узнать, что у них и дети...
   - Я пойду посмотрю окно. Надо что-нибудь сделать, пока мастер не придёт.
   Пол в спальне был весь мокрым от снега. Стекло треснуло, одна неровная часть его ещё держалась, а в дырке красовалось не только одеяло, но ещё и подушка, сложенная пополам. Второй кусок стекла лежал в луже, я осторожно, чтобы не порезаться, поднял его, собираясь отнести в подвал, но он скрипнул и рассыпался у меня в руках. Время затормозило, но не остановилось совсем, а медленно потекло. Я видел, как каждый маленький осколок, ударяясь о воду, взрывался брызгами, и они застывали в воздухе прозрачным хрусталём И я видел через хрусталь.
  
  
  
   Её звали Маурин, но это это было раньше, теперь это имя забыло её и она забыла своё имя. Но что-то удерживало и вместо того, чтобы исчезнуть, она осталась и ждала. Ждала, забившись в кресло, развёрнутое на восток и плакала, а взляд её находил лишь стену, потому что не было в этой комнате на восток ни одного окна. И слёзы становились серебром и когда серебром застилало стену она засыпала и во сне была Маурин, но только пока спала. Маурин помнила во сне как складывать заклинания западу, а под ногами был зелёный ковёр из трав, и она уже бежала по нему, начиная петь:
   Напиши для меня немного слов
   И дай мне знать, что будет ветер
   И наверное
   я научусь
   летать.....
   Но наступал момент солнца.
   Маурин поднимала к нему глаза и видела серую стену. И она просыпалась не закончив и плакала по чему-то, что нужно было вспомнить, а в комнате было целых три окна, но только на север. В них отражался пасмурный день, который медленно окутывал дом снаружи, но Маурин никогда туда не смотрела, потому что ждала солнца, хотя и не помнила этого, но не было в её комнате ни одного окна на восток.
  
  
  
   Телефон настойчиво звонил. Видимо уже давно, потому что Настя звала с кухни.
   - Ты можешь подойти, а то мне надо мыть руки?
   - Сейчас, слышу.
   Я поспешил вниз, но телефон уже замолчал.
   - С детьми всё в порядке, я с Ивон уже говорила, они там останутся на ночь, задумали во что-то играть. И Лизу мальчишки взяли тоже, представляешь? Наверно Игорь. Позвони ты, ладно? А то вдруг они передумали приходить, а я всё готовлю. Что за день такой, да ещё окно...
   - Ты не волнуйся, с окном разберёмся и Игорю сейчас позвоню. Да, ты в спальню пока не ходи, а то там осколки... Я сначала подмету.
   День разгонялся, стремясь к вечеру. Я договорился со стекольщиком, что он заедет уже сегодня и починит окно, поговорил с Игорем и помог Насте на кухне. На улице уже включили фонари. Они подсветили вьюгу, и снег, продолжающий засыпать город, перестал казаться злым и холодным в их жёлтых лучах. Пахло уткой и Рождеством.
   Я переоделся и сидел в кабинете, когда старые, оставшиеся Насте от деда часы пробили шесть.
   - Ты здесь? Я наверху, быстро. Если придут, ты открой сам.
   Я услышал, как она побежала по лестнице, и сразу же позвонили в дверь. Это был стекольщик, очень молодой парень в синем комбинезоне и накинутой на плечи куртке. Машина стояла прямо у калитки, но пока он добежал до крыльца, его замело, и теперь юноша весело отряхивал снег с кудрявых светлых волос. Я показал, что нужно починить, чем он и занялся, когда в дверь снова позвонили. Оставив Ханса, так стекольщик представился, одного в спальне я пошёл открыть. Это были Лена и Игорь, все в снегу, сразу же стало шумно, Игорь уже совал мне в руки бутылки, которые как фокусник вынимал из карманов, а я пытался помочь Лене снять шубу.
   - Привет, привет! Как добрались? Так метёт!- Настя, уже праздничная и красивая, спустилась, и сразу же всё разобралось. Мне вручили шубу и вешалку, у Игоря забрали бутылки, гостям выдали тапочки и вечер начал разбег.
  
  
  
   В гостиной стол уже ждал. Выпили за встречу, за снег, я разрезал утку и, извинившись, отправился посмотреть, как стекольщик работает, захватив вина и тарелку с закусками для него. Руки были заняты, я постучал локтем, но дверь не открылась. Из спальни не доносилось ни звука. Решив, что Ханс пошёл к машине за инструментом, я поставил тарелку на пол и, продолжая в правой руке держать бокал с вином, левой нажал на ручку. Мне пришлось приложить усилие, я вошёл и дверь резко захлопнулась за спиной. В чёрную неровную дыру в окне тянуло холодом, и в спальне было покрыто снегом почти всё: и кровать, и кресло, и ковёр, и кудрявый Ханс в своём синем комбинезоне, лежавший вниз лицом на ставшем белым ковре. Я выронил бокал, и вино вылилось в снег, сделав второе багровое пятно. Первое растекалось вокруг Ханса. Я подошёл и наклонился к нему. Комбинезон на спине на уровне сердца был порван, вокруг уже запеклась кровь. Почувствовав чьё-то присутствие, я резко выпрямился и окинул взглядом комнату. Ледяной ветер свободно гулял по ней, но и только. Нужно было немедленно позвать помощь, но что-то заставляло меня медлить и, осторожно придерживая за плечо, я положил Ханса на спину, чтобы посмотреть ему в лицо. Оно было уже совсем застывшим и казалось мёртвым, но я почувствовал слабое дыхание на губах. Он пытался сказать что-то.
   Внезапно Ханс открыл глаза. Ресницы запорошило инеем, но глаза оставались живыми, они светились синим, маринновым, и это было страшно, видеть этот цвет на белом лице.
   - Verfehlt nie den Weg... (Никогда не сбиться с пути...) - ему не хватало воздуха, речь прерывалась, но он продолжал.
   - Ich folge stets meiner Bahn durch die Nebel der Nacht. (Я всегда на своей дороге сквозь ночной туман).
   Ханс терял кровь и видимо бредил.
   - Ich hole Hilfe! (Я приведу помощь!) - я сбросил оцепенение.
   Он удержал меня, сжав мне руку с силой, неожиданной для раненого.
   - Das gr;nste Holz im Winter gibt ein sengendes Feuer(Самое зелёное зимой дерево даёт жаркий огонь).
   Маринновый цвет его глаз пронизывал. Ханс вздохнул, собирая дыхание. Ртом пошла кровь. Я хотел бежать, звать врача, что-то нужно было делать немедленно, но он ещё крепче сжал мою руку и вдруг улыбнулся. Кровь хлынула прерывистым потоком, почти не давая ему дышать, но он улыбался. Мы были в комнате, на улице шёл снег, но летнее небо отражалось в его синих глазах. Последним усилием, задержав бьющую потоком кровь, Ханс выговорил:
   - Die Menschen lieben das Licht, denn es bringt Hoffnung (Люди любят свет потому, что он приносит надежду).
   Его рука разжалась, глаза закрылись. Маринновый свет погас.
  
  
  
   Внизу стучали. Я выбежал из спальни, охваченный порывом действия, хотя для Ханса всё уже кончилось. Настя стояла в прихожей, собираясь отпирать. Она пристально посмотрела на меня.
   - Наконец-то приехали. Утка уже остыла. Ты взволнован? Что случилось?
   Разговаривая, Настя уже открывала дверь, а в дом, весёлые, извиняющиеся за опоздание, все в снегу, входили Лена и Игорь.
   Слова замерли у меня на губах. Я посмотрел на свои руки. Они были чистыми и на одежде не виднелось ни пятнышка.
   -Проводи ребят в гостиную, я сейчас, мне нужно на минуту...
   Как заговорённый, я не мог ничего ни сказать, ни сделать, пока она уходила по лестнице наверх и только мычал что-то невнятное Игорю, который говорил без умолку, впрочем, не нуждаясь в ответах.
   В том же состоянии я усадил их за стол, разлил вино и тут Настя вернулась. Я посмотрел на неё, понимая, что сейчас уже должен прийти в себя и помочь ей, но она была совершенно спокойна. Начали ужинать. Я молчал, Настя поддерживала разговор, время от времени поглядывая на меня, явно удивляясь, почему я молчу. Почувствовав, что речь вернулась, я извинился и вышел.
  
   В спальне было тепло и прибрано, только с кресла на пол съезжал брошенный в спешке плед. За целым окном падал снег. Действуя автоматически, я поднял плед, он оказался неожиданно влажным. Выронив его, я посмотрел на свою ладонь, приблизив её к лицу. Я знал этот запах или вспомнил его, но плед, так же как моя рука, был в крови.
  
  
  
   На деревьях уже почти не осталось листьев, а воздух казался совсем прозрачным и серым. Облаков не было, но солнце стало дальше, светясь белым, не согревающим теплом. Я стоял в саду, он продолжался в бесконечность и голова закруживалась, и не уснувшим, а мёртвым был этот сад. Я посмотрел вниз, надеясь унять кружение пространства и времени, и земля остановила его. Засыпанная сухими, тёмно красными листьями, такими же мёртвыми, как и всё, что было тут. И не было звуков. Воздух над листьями не дрожал, потому что земля уже давно отдала своё тепло и ей нечего было больше отдавать. И тогда я побежал, сам от себя или от этого растущего из багровых листьев чёрными стволами сада, но воздух застыл, и не стало ни ветра, ни тепла. Я бежал пока не задохнулся и почти упал под дерево. И красные листья лежали вокруг меня. Я хотел, я так хотел этого, и через тишину, через белый прозрачный воздух началась музыка. И пришёл голос. Он пел, и я знал слова, хотя и не понимал языка его. И пришёл ветер. Он поднял листья, и они закружились вокруг, а воздух становился всё прозрачнее, и я растворялся в ветре, я был ещё, но уже летел. Было холодно, но я чувствовал тепло и сад оживал. Я видел сверху, через красные листья, которые закручивало лентой и превращало в дорогу, уносящуюся куда-то, куда-то с невозможностью назвать направление, как листья летели, а сад набухал почками, светло зелёными, и уже выпускал свежие побеги, и они дрожали, но тянулись вверх к солнцу, тоже менявшему свой свет. Солнце наливалось, тоже набухало почкой, становилось жёлтым, и уже летели лучи его и казались табуном, разбегающимся в стороны, и искры высекали копыта этих коней. А музыка летела вверх, и время набирало от солнечных коней скорость, и уже не остановить было его, и я летел. Летел над зеленым садом, уже становившемся розовым от распускающихся на ветках цветов, но закручивалась, превращаясь в воронку, багряная лента сухих листьев и затягивала меня. И холодный ветер ударил по лицу.
  
  
  
   Я стоял в спальне, дверь была не закрыта, и снизу доносился обычный шум вечеринки, набиравшей ход.
   Спустившись в гостиную, я почувствовал голод и сев за стол, набросился на еду, одновременно прислушиваясь к разговору.
   - Чепуха! Работать и поменьше думать, мечты, материи там высокие, просто помеха - с явным удовольствием отпивая вина, говорил Игорь.
   - Ну, не знаю, если бы никто не мечтал, а только делал, всё было бы, но скучно то как. Как же можно без мечты? Я бы не смогла. - Настя подала мне тарелку с хлебом.
   - Ты ещё про "не случайные случайности" снова расскажи! - рассмеялась Лена.
   Настя беспомощно взглянула на меня. Я сразу же заступился за неё, сказав:
   - Вы вместе только по расчёту или всё-таки что-то вздрогнуло в момент знакомства в душах, и не случайно само это знакомство произошло?
   - Брось! Ты же знаешь, что когда я вижу полную блондинку, то не могу устоять! - Игорь противно расхохотался.
   - Вот и вся любовь? Сейчас обижусь! - Лена надула губки, сделав вид, что собирается зареветь.
   - Ну, перестаньте! Кто-нибудь хочет ещё салат? - вмешалась Настя, меняя тему. Но Игоря уже понесло.
   - Нет, подожди, если всё, как ты считаешь, имеет какой-то высший замысел, который нам, убогим, не понять, то мы-то здесь зачем? Раз в случайности ты не веришь, то надо в любом событии, каждой встрече искать смысл, а это согласись, уже попахивает бредом. А делом заниматься когда?
   - Ну, делом... Я вовсе не говорю, что ты должен смысл искать, ты и не должен. Я хочу сказать, что он есть. А каким, кстати сказать, делом, ты так занят, что и задуматься некогда? - заметив настороженный Настин взгляд, попробовал свести разговор в шутку я.
   - Полезным, а объяснять - так всё равно не поймёшь.
   Игорь замолчал и уткнулся в тарелку.
   - А как Лиза? И Петя? - вмешалась Лена. - Жаль их нет, выросли небось? Давно не видела, хотела посмотреть.
   - Да не очень выросли, обычно. А Катя?
   - У нас зуб ещё один! Ты бы заехала как-нибудь? Посмотрела. А то мне сложно, да и с няней оставлять её не люблю.
   - Обязательно заеду. Ты скажи, когда лучше.
   - Да когда угодно, я дома сижу. Позвони только.
  
  
   Бутылка опустела, и я поднялся, чтобы сходить на кухню за новым вином. Там было холодно. Настя оставила форточку открытой, и туда уже намело. Я закрыл её и, захватив сразу две бутылки, хотел идти обратно в гостиную, когда позвонили в дверь. В дверь звонили, а я почувствовал ставшее обычным смещение времени и места, и не перейдя, уже и здесь тоже не был и так и стоял, с вином в руках, а кто-то звонил и звонил в дверь. Настя вышла из комнаты.
   - Почему ты не открываешь? Надеюсь, что пришли всё-таки. А то пришлось бы в детской спать.
   Она открыла. Это был молодой парень в синем комбинзоне и накинутой на плечи куртке.
   - Габриэль,- сказал он, - меня так зовут, Габриэль.
   И посмотрел почему-то не на Настю, открывшую ему, а на меня. Его глаза, светло карие, переходящие по краям радужной оболочки в болотные, были усталыми и грустными.
   - Как хорошо, что вы смогли сегодня! - оживлённо начала Настя. - А то такая метель и стекла нет, как жить? Вы сможете сейчас сделать? Мы заплатим за срочность.
   - Час Борея - злой час.
   Настя непонимающе взглянула на него.
   - Работы много,- пояснил Габриэль. - Куда проходить?
   - Я провожу.
   - Вы извините меня, а то у нас гости ещё? - Настя прикрыла входную дверь и ушла в комнату.
   Я начал подниматься по лестнице, сделав приглашающий жест рукой, когда тихо, но отчётливо сказанное:
   - Подождите, - остановило меня.
   Габриэль стоял в прихожей, не трогаясь с места.
   - Это стекло цело,- его глаза больше не были усталыми, они зеленели и смеялись, и менялись дальше, пока не стали морской волной.
   Мы стояли на песке. Дюны уходили в бесконечность за спиной, справа и слева, а впереди было море. И не было других цветов, кроме жёлтого и синего.
   - Я почувствовал, что ты хочешь помочь. Час Борея - тёмен, но была возможность пройти. У меня мало времени. Что он сказал тебе? Где искать?
   Я понял, о чём он спрашивал и попытался, как можно более точно, передать слова.
   Он помолчал, потом посмотрел на меня и снова отвёл взгляд на море.
   - Времени почти не осталось. Найди тис со сломанной веткой.
   Вода менялась, начинала пениться и темнела, вместе с небом, которое уже собиралось грозой.
   - Надо уходить. Увидишь что-то стрелой - иди за ней.
   Последнюю фразу Габриэль крикнул, прорвавшись голосом через поднимавший песок ветер, и всё исчезло. Я стоял в прихожей.
  
  
  
   Было шумно и тесно. Игорь, раскрасневшийся и здорово навеселе, лез к Насте целоваться, одновременно требуя на посошок, обращаясь ко мне. Лена, уже с сумкой на плече, стояла в раскрытой двери и сердито выговаривала:
   - Да пошли, сколько можно! Настюш, гони ты его и спасибо, ужин вышел чудесный! Игорь, ну пойдём, наконец, поздно!
   - Вы пешком? А то мы сейчас такси позвоним, а то, как ты ...?
   - Да нет, дойдём прекрасно! Вечер-то какой! Да и жарко, лучше по воздуху пройтись.
   - Жарко? Скорее душно! Гроза будет, - Игорь оставил Настю в покое и теперь держал принесённую мной рюмку.
   - Ты как, может правда, лучше поедем?
   - Да не будет дождя, и зонтик у нас есть! Перестаньте вы! У меня всего четвёртый месяц и всё прекрасно, а вы волнуетесь, как будто мне завтра родить. Игорь, всё, пей, и уходим. - Лена повернулась и начала спускаться по ступенькам крыльца.
   Мы выпили и, оставив в прихожей рюмки, вышли на улицу. Вечер уже переходил в ночь. Воздух был тяжёлым и влажным, не тронутым даже слабым дуновением ветерка. Городок, обычно не склонный к ночной жизни, не спал, утомлённый жарой. Кругом доносились взрывы смеха, кто-то играл на гитаре, в домах и двориках горел свет.
   - Хорошо, если дождь будет, а то дышать нечем, ну пока, спасибо, ужин вышел прекрасный! Теперь уж вы к нам!- Лена поцеловала Настю, мы с Игорем пожали руки и остались с женой вдвоём.
   - Правда, душно как! Устала?
   - Да нет, не очень. Посидим на крыльце?
   - Давай. Я сейчас, принесу табак. Ты ещё вина хочешь?
   - Ой, нет. Я просто посижу, пока ты куришь. Загляни заодно, как там Лиза, а то она плохо спит в эту жару.
   Я поднялся в детскую, окно было открыто, Лиза сбросила покрывальце и спала на спине, смешно дыша открытым ртом. Я не стал её накрывать, задёрнул немного штору, чтобы не так доносились звуки с улицы, захватил табак и вернулся к Насте, сидящей на крыльце.
   - Спит. Убираться будем или до завтра постоит?
   - Да ну её, эту посуду. Спать хочется. Пойдём?
  
  
   Гроза не случилась. Прошла неделя, такая сухая и уже не радующая теплом, а гнетущая. Все ждали дождя, даже трава в парке, куда мы ходили гулять с детьми, не казалась больше свежей и сочной, а листья на деревьях начали съёживаться по краям. Наступила ночь на воскресенье. Не в силах уснуть, я сидел в нашем дворике и пытался читать. Книгу мне занёс Игорь, сильно рекомендуя, и теперь я пытался не потерять нить повествования, недоумевая, как можно было сделать бестселлером эту тоску. Через какое-то время я устал от текста и просто курил, наблюдая дым, медленно растекающийся в свете фонаря.
  
  
   - Добрый вечер. - Моника, работница из маленькой овощной лавки неподалёку, задержалась, проходя мимо калитки, чтобы поздороваться со мной. Она была в праздничном платье, но выглядела грустной.
   - Добрый! Какая вы нарядная сегодня! Вам так идёт. Куда же вы такая красивая и одна?
   - С вечеринки. Мы поссорились, ну и...- Она покраснела.
   - Хотите посидеть? Заходите, я сейчас нам прохладного чего-нибудь принесу.
   - Нет, я пойду, а то он придёт мириться, а меня нет, и мама всегда ругается, где я хожу...
   - Тогда хорошего вам вечера и не грустите, нельзя грустить в таком платье.
   Моника улыбнулась.
   - И вам хорошего! Спасибо. До свидания, я уже пойду, а то скоро дождь будет.
   - Неплохо бы! А вы точно знаете?
   - Конечно, я же деревенская. Я погоду чувствую.
  
   - Тогда до свидания ещё раз.
   Она быстро побежала по улице, на ходу обернулась и крикнула:
   - В понедельник заходите, нам вишню привезут!
  
  
  
   Я слышал какое-то время стук её высоких каблуков по мостовой, он удалялся, пока не стих. И сразу же задрожал свет фонаря, как будто собираясь погаснуть. Небо, ёщё не над городом, а где-то на запад от него, вспыхнуло красным, разрезанноё вспышками сразу нескольких молний. Я дождался грома и он возник, с такой силой звука, нарастающего не издали, а как-будто здесь, что я вскочил и быстро прошёл в дом, посмотреть всё ли спокойно. Все спали. Ветер уже начинал дуть, неся наконец-то прохладу и играя занавесками, поэтому я прикрыл окна, тихо, чтобы никого не разбудить, пройдя по комнатам. Мне сна не было, я был как-то странно возбуждён, я хотел грозы. А молнии были уже над городом. Я спустился с крыльца и стоя на дорожке, среди кустов сирени, ждал, подняв к небу лицо, первых капель дождя. И небо снова вспыхнуло, теперь уже не только красным, а всей палитрой огненных цветов и пролилось. И сразу же налетел ветер. Я мгновенно промок. Дождь менял направление, бил по деревьям, по листьям, как будто в экстазе или ярости, ветви гнулись, но сразу же выпрямлялись, чтобы подставить себя новым ударам. Я запрокинул лицо, хотелось кричать. Я чувствовал дождь, я был центром дождя. Молния сверкнула совсем близко ярко зелёным, остриём своим почти коснувшись земли. Грохотало так, что закладывало уши. Стало весело и холодно. Я побежал в дом, залез под одеяло и тут же уснул.
  
  
  
   Меня разбудило солнце. Последние облака, уже белые, растворялись в синеве, а тёплым, рыжим, пушистым шаром, солнце уже висело высоко, подмигивая из каждой капли на помолодевших листьях, из луж на дорожке, из блестящей мокрой черепицы соседских крыш.
   В доме, да и кажется во всём городе, уже суетилась жизнь. Гроза прогнала истому жары и ушла, оставив оживших людей разбирать последствия её. Я быстро оделся и сбежал вниз. На кухне никого не было. Я вышел во двор. Петька уже совсем залез в лужу, прыгая в ней и брызгая на Настю, которая смеясь, отскакивала от летящей воды с Лизой на руках. Той тоже было весело, она повизгивала и прятала лицо в ладошках, чтобы сразу же снова выглянуть.
   - Мы ещё не завтракали. Пойдём гулять?
   - Я спала так хорошо и дети. Ты поздно лёг? Смотрел грозу?
   - Ага. Было красиво. Я пойду, кофе сделаю.
   - Хорошо, мы уже тоже уже идём.
  
  
   Через полчаса, положив уснувшую Лизу в коляску, мы направились по любимой нами дороге в парк. Петя ехал впереди на велосипеде, действуя клаксоном на каждом повороте и стараясь проезжать точно по середине каждой лужи. За углом толпился народ, я заметил Монику и других знакомых. Большое дерево, вросшее частью в стену такого же старого дома, не выдержало грозы. Оно треснуло, и огромная ветвь его, не совсем отломившись, теперь лежала на мостовой, перегораживая улицу. Мы задержались. Кто-то включил пилу, и сталь режущим звуком вошла в живое ещё дерево. Настя собрала несколько веток, ставших букетом в её руках, и мы пошли дальше. Настроение сбилось, как всегда бывает при случайном взгляде на похороны, никак не трогающие тебя лично.
  
  
   Домой мы вернулись только к вечеру.
   Дети уснули, Настя заварила чай и сидела в кресле, задумавшись о чём-то, а я смотрел на ветки, стоящие в воде, ветки уже погибшего тиса. Я смотрел и видел внутри, как, ни на что не надеясь, всё равно, тянут они в себя воду, зная, что тоже погибнут, но всё таки пытаясь остаться здесь, совсем ненадолго, но этим хоть чуть-чуть продлить жизнь дерева, уже распиленного на дрова. Неожиданный порыв ветра ворвался в окно, взмахнул шторой и уронил вазу, разлив воду и рассыпав ветки. Настя бросилась убирать, я же замер, не в силах оторваться взглядом от воды, перетекающей через листья к краю стола.
  
  
  
   Сад оживал. Всё было, как в фильме, когда крутишь побыстрей плёнку, чтобы найти нужный кадр. Листья раскрывались и набухали уже бутоны и тут же летели вокруг меня розовыми лепестками, а соцветия увеличивались, превращаясь в яблоки и наливаясь соком.
  
  
  
   - Снова дождь! Слушай, я к детям, подотри тут.
   Ты заснул уже?
   - Да нет, задумался, ты иди, а то, правда, вдруг проснулись.
   Я взял полотенце у неё из рук и начал собирать пролившуюся воду, ветки Настя уже подняла, они снова стояли в пустой пока вазе.
   Вытерев стол, я приподнял немного букет, чтобы снова налить веткам воды. Цветов не было, только ветки и листья, но дурманящий яблочный запах закружил голову и я отчётливо вспомнил всё, что случилось зимой будущего года и слова, сказанные мне на странном морском берегу.
   Раскат грома, где-то совсем близко, заставил меня поставить вазу и метнуться к окну, створки которого, опасно звеня стеклом, распахнуло наружу.
   Я высунулся, чтобы закрыть его, и сразу в лицо хлестнуло ускоренной ветром волной дождя.
  
  
  
   Маурин проснулась в своей серой комнате, но что-то изменилось в ней, и она попробовала поймать то, что пела душа её и услышала свой голос, повторяющий последнюю строчку заклинания, которое она не успела дописать до конца.
   И наверное
   я научусь
   летать...
   И тогда Маурин посмотрела наверх, туда, где такой же серый как и всё здесь, должен был быть потолок, но его не было. Зелёной рекой на неё падали листья, их было так много, что за ними не виделось небо, а солнце светило Маурин в каждом листе. Слёзы капали у неё из глаз, но золотом начинало отливать серебро их, она не замечала этого. Маурин пела, пока оставалось время, и листья начинали танцевать её песнь.
  
   Напиши для меня немного слов
   И дай мне знать, что будет ветер
   И наверное я научусь летать
   Нарисуй для меня весёлых снов
   И дай мне знать, что будет ветер
   Остальное я сумею угадать...
  
  
  
   - Давай помогу! Да ты весь мокрый!- Настя притянула вторую створку, и шум грозы сразу стал тише.
   - Ничего себе ливень? Смотри, сиреневый куст согнуло совсем. Люблю дождь!
   - Я тоже, но не каждый день. Ты спать будешь?
   - Нет, я бы посидел ещё.
   - Ну, тогда спокойной ночи, я уже лягу.
   Она ушла, прикрыв за собой дверь, а я закурил и сидел, глядя на тисовые листья и слушая дождь.
  
  
  
  
   Прошла неделя, вся наполненная неожиданно набегавшими короткими, но яростными грозами, так же резко сменявшимися обратно в жару. В начале, радуясь свежести, принесённой дождями, люди уже устали от них, многие жаловались на головную боль. Лена, несмотря на беременность, чувствующая себя прекрасно, затевала в субботу шашлыки, мы входили в число приглашённых. Собраться должно было много народу, некоторых я не любил, но Насте очень хотелось пойти, и я не возражал, обещав даже сосредоточиться на еде и не вступать в ироничную полемику. Лаура, молоденькая студентка, которая иногда приходила к нам посидеть с детьми, согласилась остаться на весь день и, при необходимости, переночевать.
  
  
   В субботу с утра небо было чистым.
   - Надеюсь, сегодня дождя не будет.
   - На шашлык? Обязательно.
   - Ну, ты оптимист, как всегда.
   Лаура показалась у калитки.
   - Laura ! Ich bin so froh dich zu sehen ! Ich habe eine neue Puppe! Komm! Ich zeige dir! ( Лаура! Я так рада тебя видеть! У меня новая кукла! Пойдём! Я тебе покажу).
   Лиза подбежала к Лауре, схватила её за руку и потащила в дом, не дав той толком даже поздороваться.
   - Как удачно получилось, что мы познакомились. И дети её так любят.
   Настя высказала вслух наши общие мысли.
   - Ну, я пойду, поговорю с Лаурой и мне собираться нужно. Ты здесь будешь?
   - Схожу за газетой.
   -Только быстро, ребята нас к трём ждут, пока доедем...
   - Я быстро.
   Я купил газету и углубился в раздел Autoanzeigen, давно собираясь поменять машину. Лаура с детьми вышли во двор.
   - Папа, schau mal, ich habe schon gemacht(посмотри, я уже сделал)! Я сам доделал, мама только чуть-чуть помогала!
   Как обычно при Лауре, говоря сразу на двух языках, ко мне подбежал Петя, хвастаясь пистолетом, который он сам вырезал из дерева и покрасил чёрной краской.
   - Смотли! Плавда, как настоящий, да?
   - Ну-ка, да, это ты молодец! Можно подержать?
   - Только недолго, а то мы идём в палк, а Алекс уже там и Мики...
   -Ihre Frau hat gesagt, wir k;nnen f;r drei-vier Stunden in den Park gehen, weil das Wetter so sch;n ist (Ваша жена сказала, что мы можем на три - четыре часа пойти в парк, потому что погода очень хорошая).
   Несмотря на то, что Лаура приходила к нам посидеть с детьми уже больше года, она всё ещё стеснялась меня, и всегда как-то оправдываясь, начинала объяснять свои действия.
   - Sch;n! Laura, und wie geht es ihnen? UNI? Alles klar? (Хорошо! Лаура, а как у вас дела? Университет? Всё в порядке?)
   - Ja, danke (Да, спасибо) - она явно ещё больше смутилась.
   - Dann, viel Spa; im Park!( Тогда желаю вам побольше повеселиться в парке!)
  
   Пожалев её, я уткнулся в газету, и Лаура с детьми ушла.
  
  
   В три мы были всё ещё на автобане, задержанные пробкой, причина которой оставалась непонятной и соответственно раздражающей. Через полчаса нам, наконец, удалось доползти до очередного съезда и, проплутав какое-то время по незнакомым деревням, выбраться на правильную дорогу. Когда мы подъехали, party уже было в разгаре.
  
   - Ну и где вы застряли?- Лена, увидев нашу машину, вышла навстречу.
   - Да пробка. Вот если бы вы в город перебрались...
   - Нам тут нравится.
   - Ну да, а сама вечно жалуешься, что Игорь уезжает на работу, а тебе отсюда одной не выбраться. И когда ты права получишь?
   - Ты же знаешь, как он... Женщина и автомобиль - две вещи не совместимые, и так далее. А потом мне скоро будет не до того.
   - Не скажи, как раз легче, когда сама куда надо подъехать можешь, быстро, раз и готово.
   Пока девушки болтали, я уже обогнул дом и оказался в маленьком садике, где за большим столом уже сидела компания.
   - А мы уж заждались! Садись, давай, сейчас я уже вторую партию делаю,- Игорь орудовал полотенцем, горяча ветром угли под аппетитно пахнущими шампурами.
   - Мясо надо убрать, а то опять будем пепел есть,- спокойно заметил Николай, коллега Игоря по работе, пожимая мне руку и подвинувшись, чтобы дать мне место.
   - Кто бы советовал! - Игорь считал себя, и не без основания, специалистом по грилю и не терпел, когда ему советовали.
   - Не ссориться! Кому хлеба? Я свежего нарезала. - Лена усадила мою жену на другом конце стола и передала ей тарелку с хлебом, чтобы пустить по кругу.
   - А хлеб не режут, а руками ломать положено, - заметил скучным голосом Николай, беря кусок и передавая тарелку мне.
  
   В данном случае он был прав, но имея манеру всё время критиковать, вызывал раздражение и желание спорить, но вспомнив, что обещал Насте не сцепляться ни с ним, ни с Игорем, и дать ей возможность просто пообщаться с подругой, я промолчал и взяв кусок, передал хлеб дальше. Слева сидел незнакомый мне парень лет тридцати, который ещё не сказал ни слова и только внимательно смотрел в рот говорившим.
   - Danke (Спасибо) .
   - Wir kennen uns noch nicht ? Entschuldigung, habe mich nicht vorgestellt. Stas. Meine Frau ist eine alte Freundin von Lena (Мы ещё незнакомы? Извините, не представился. Стас. Моя жена давняя подруга Лены).
   - Ich hei;e Hannes. Ich wohne hier in der N;he (Меня зовут Ханнес. Я живу здесь неподалёку).
   - Да сосед это!- встрял Игорь. - Мы у его мамаши молоко берём, коровник у них. Вечно жалуются, что шумим, вот и позвали.
   Почувствовав себя неприятно, как всегда, когда человека обсуждают при нём, пользуясь незнанием языка, я не удержался и ответил:
   - Ich bin schon hungrig! Gibt es hier eigentlich was zu essen? (Я уже проголодался! Есть здесь что-нибудь поесть, в конце концов?)
   - Ну, пошёл нести. Настя, чего там твой муж говорит? - Работая на русскую фирму, Игорь не видел необходимости в изучении языка страны, в которой жил, однако, сам делая это постоянно, не выносил, когда при нём говорили что-то, чего он не понимал.
   - Igor sagte, Sie sind Bauer? (Игорь говорил, вы - фермер?)
   - Einbieschen. Das spielt keine Rolle mehr. (Немного. Это больше не имеет значения).
  
  
   Я ждал, что он продолжит, но Ханс ничего не сказал больше, а подняв глаза от тарелки, посмотрел ими прямо в меня.. Я помнил этот маринновый цвет, заполнявший весь воздух вокруг и кружащий голову. Уже смотрели на меня так, и именно эти глаза, холодной зимой будущего года я видел этот свет, лъющийся из глаз другого Ханса, умирающего на полу в моей спальне.
  
  
   Вокруг шумело застолье, но я почувствовал себя отгороженным от него, звуки доносились с опозданием, пока Игорь не порвал заслонку, возникшую в ушах, громко сказав:
   - Анастасия! Кормить мужа будешь? А то сидит болтает, а супруг голодный.
   - Как не стыдно, она в гостях, давай я положу, - вскочила Лена, но Настя уже шла вокруг стола ко мне за тарелкой.
   - Meine Frau, Anastasia (Моя жена, Анастасия), - познакомил я её с Хансом.
   - M;chten Sie auch noch was? (Вы тоже хотите что-нибудь ещё?) - Настя протянула руку, чтобы взять тарелку и у него.
   - Nein, danke, ich muss sch;n gehen (Нет, спасибо, я уже должен идти).
   Ханс встал, я тоже поднялся, чтобы дать ему вылезти с общей лавки.
   - Auf Wiedersehen (До свидания).
   - Ich denke nicht. War sch;n Sie kennen zu lernen (Я не думаю. Было приятно с вами познакомиться). - странно ответил он и, подойдя к Игорю, произнёс обычным голосом:
   - Vielen Dank f;r Einladung. War sehr lecker! Auf Wiedersehen (Большое спасибо за приглашение. Было очень вкусно. До свидания).
   - Чуус! Матери привет передай. Чёрт, как это, ааа.
   Алес гут митер?
   - Sch;ne Gr;;e an Ihre Mutter (Передайте огромный привет вашей матери), - помогла Игорю Настя, ждущая с тарелкой, пока тот справится с шампуром.
   Ханс улыбнулся больше ей, чем Игорю и, повернувшись в сторону стола, сказал общее "Auf Wiedersehen" и ушёл.
   - Убрался наконец! А то, что сидел, всё равно не понимает ничего.
   Настя, успокаивая, сжала мне руку, одновременно подавая тарелку с шашлыком.
   - Игорь прекрати, ты же сам его пригласил. Вот я пива ещё принесла. Кто хочет? Из холодильника, - Лена спускалась с крылечка, придерживая локтем, чтобы не уронить, ящик бутылок.
   - Да ты что! Тебе же нельзя сейчас такое таскать! Игорь, а ты куда смотришь!- одна из женщин выскочила из-за стола.
   - Я смотрю на шашлык!- расхохотался Игорь. - И правда, ну чего ты, мужиков что ли нет?
   Все заговорили, стало шумно, вечеринка начинала разгораться.
   - Мальчика конечно ждёте?- открывая пиво, спросил Николай.
   - Девку! - Игорь наконец то уселся за стол, водрузив на середину огромное блюдо ароматного, пахнущего костром мяса.
  
   - И Катей назовёшь, - я не удержался, чтобы не сказать, выдав уже мне показанное...
   - Катькой. А ты откуда знаешь? Вроде не говорили. Лена все Виолетт каких-то придумывает и Вероник, а я решил, что Катька будет.
   - Да рано ещё, - вступила в разговор Лена, - может мальчик всё-таки.
  
  
   Уже жалея о сказанном, как о тайне, которую не стоит открывать, я, боясь ляпнуть что-нибудь ещё, уткнулся в тарелку.
   Начинало смеркаться. Все развеселились, и к пиву добавилась пара бутылок водки, возникших как бы ниоткуда. Принесли гитару. Меня заставили спеть, чего я не любил, зная, что безголос, но восполнял хорошей игрой, когда не удавалось отказаться. Впрочем, я уже тоже чувствовал себя навеселе и, как и многие другие до меня, выпив, соглашался на то, что трезвым отказался бы делать. Всё шло как обычно, пока наш разгул не нарушил вой сирены. Несколько полицейских машин проехали по узкой улочке к следующему дому и там остановились. Доносились шаги и какое-то движение многих людей.
  
  
   - А ведь это Ханса дом. Ты с ним разговаривал,- произнёс в возникшей тишине интереса к происходящему Игорь, обращаясь сразу ко всем и конкретно ко мне, - что там могло случиться?
   В качестве ответа калитка, освещённая в наступившей уже темноте фонарём, открылась, и к нам направились два полицейских.
   -Guten Abend (Добрый вечер).
   Игорь посмотрел на меня, взглядом предлагая помочь ему объясниться.
   - Guten Abend? - не столько повинуясь его взгляду, а чувствуя необходимость реагировать, поскольку остальные молчат, вопросительно сказал я.
   - Entschuldigung f;r St;rung. Wir m;ssen Ihnen ein paar Fragen stehlen. (Извините за беспокойство. Нам нужно задать вам несколько вопросов ).
   - Gern, aber was ist passiert, wenn ich fragen darf? (С удовольствием, но что случилось, если можно спросить?)
   - Herr Holzmann ist gestorben. Und wie hei;en Sie? (Господин Хольцманн умер. А как Вас зовут?)
   - Stanislav Кaj. Ich bin als Gast hier. Herr Holzmann? Kenne ich nicht. Wie ist sein Vorname ? (Станислав Кай. Я здесь в гостях. Господин Хольцманн ? Не знаю. Как его имя?)
   - Hannes Holzmann (Ханнес Хольцманн).
  
  
   Я похолодел внутри. Игорь уже спрашивал на русском, что случилось, я начал объяснять и переводить. Вынужденный участвовать, я, одновременно, смотрел на происходящее, как бы отгороженный стеклом, и произносил про себя одну и ту же фразу:
   - Hannes ist tod (Ханнес мёртв).
  
  
   Вечеринка погасла, как свеча, задутая событием. Полицейские записывали имена гостей и всё время спрашивали, не слышали мы каких-либо необычных звуков. Вспомнили и тут же поспорили, когда Ханс ушёл. Тут наши мнения расходились, я переводил не всё, не желая вызвать в полицейских ненужные подозрения. Выбрав момент, я спросил одного из них, как погиб Ханс.
   - Ein Schu; (Выстрел), - ответил тот, внимательно посмотрев на меня и продолжил (с моей помощью) допрос Лены.
  
  
   Было уже темно. Около соседнего дома припарковались ещё несколько машин, подъехав уже без сирен, выдававших их принадлежность к полиции. Нашу компанию оставили на время в покое, записав адреса и предупредив, что могут вызвать, если возникнет необходимость. Мы перебрались в дом. Игорь открыл новую бутылку, молча выпили и снова разговорились, обсуждая событие. Возникло сразу множество предположений, абсолютно впрочем, беспочвенных.
   Все хотели моей версии, но я отмалчивался, сославшись на обычную для полиции скрытность. Настя была неожиданно слишком сильно взволнована. Она подсела ко мне и, не принимая участия в разговоре, только смотрела, найдя под столом мою руку и удерживая её. Веселье больше не разгоралось. Скоро начали разбредаться спать. Нас уложили в маленькой чердачной мансарде с окном в крыше. Настя устроилась на моей руке и, казалось, сразу заснула, так спокойно стало её дыхание. Я не спал, невольно возвращаясь мыслями к немногим фразам, которые Ханс успел сказать, и придавая им новый, в свете случившегося смысл.
  
  
   - Как ты думаешь, он покончил с собой? - Настя, оказывается, тоже не спала.
   - Я не знаю. Почему ты так решила?
   - Мне показалось... У него глаза были... Цвета января...
   - Какие?
   - Замёрзшие. Ну, как у человека, который потерял что-то... Навсегда...
   - А почему января? Ты расстроилась очень. Не сможешь уснуть?
   - Смогу. Только у него, правда, были зимние глаза.
   - Может ты и права. Мы разговаривали совсем не долго. А потом он ушёл.
   - Странно, незнакомец ведь, а мне так... не жалко, ну и жалко конечно, а как будто я его знала и это ещё не конец. Как будто что-то ещё случиться должно.
   Я ничего не сказал, а только крепче прижал её и долго гладил, успокаивая, её волосы, пока, наконец, не пришёл к нам обоим сон.
  
  
  
   Воскресенье началось пасмурным. Мы поднялись очень рано, все ещё спали, так что тихо, чтобы никого не разбудить, оставили записку хозяевам и уехали. Небо было облачным, чувствовалось, что с хорошей погодой можно теперь окончательно попрощаться. Настя всю дорогу молчала, только когда мы почти подъехали, вдруг произнесла, говоря больше с собой: "Странно, мне всё кажется - это как-то связано..."
   - Ты что-то сказала?
   - Нет, ничего... Хорошо, что мы уехали. Уже хочу домой.
   - Сейчас будем.
   Я поставил машину в гараж. Небо совсем затянуло, и было как-то не поутру сумрачно. На кухне было тепло. Лиза сидела за столом, с серьёзным видом рассматривая содержимое своей чашки, Лаура снимала кипящий чайник с плиты. Наше появление сразу нарушило тихую картину.
  
  
  
   - Sie sind schon da ! So fr;h ! Wir machen Fr;hstuck! Ich habe meinen Kakao selbst gemacht! (Вы уже здесь! Так рано! Мы готовим завтрак! Я сама своё какао сделала!)
   - Guten Morgen (Доброе утро).
   - Guten Morgen Laura. Wie geht es? (Доброе утро, Лаура. Как дела?)
   - Gut. Danke. Peter schl;ft noch. Soll ich f;r sie Cafe machen? (Хорошо. Спасибо. Петер ещё спит. Мне приготовить вам кофе?)
   - Ja, das ist genau so, was wir jetzt brauchen. Danke (Да, это как раз то, что нам сейчас нужно. Спасибо).
  
  
   Усадив, как обычно стесняющуюся Лауру, за стол, мы пили кофе, Лиза без умолку болтала, и от звуков её полного радости голоска отступала наша подавленность. Пришёл Петя, ещё заспанный, и сразу же стал выпрашивать разрешения уйти к своему приятелю на весь день играть. Лаура, узнав, что на сегодня она нам больше не нужна, радостно убежала, видимо, уже имея на воскресенье что-то в виду. Настя осталась с детьми, а я направился принять душ, по дороге зажигая свет, так как за окнами всё ещё было темно. День, успевший сменить утро, был таким же мрачным.
  
  
   Начинало накрапывать. Я залез под горячую струю, с наслаждением смывая усталость, оставшуюся от вечера, потом, спустившись на кухню, уже пустую, сварил ещё кофе. Настя заглянула в дверь предупредить, что она с детьми отойдёт к соседям, и я остался в доме один.
  
  
  
   И небо стало водой. Начав с редких капель, упавших из матово серого, насколько мог охватить взгляд, пространства не облаков, но неба, ставшего дождём, кто-то, ускоряя темп, всё лил и лил сверху холодные струи, пока не выбрал ритм тоски, заставлявший думать, что дождь будет идти вечно. И дождь шёл. И казалось, что серое небо давит, потом поднимается выше, но не даст трещины, и не будет солнцу пути к земле. Маурин уже не плакала больше. Она ждала. У неё не получалось ещё две строчки, без которых невозможно было позвать не солнце, но хотя бы один из лучей его. Маурин сидела в комнате с окнами на север, где лишь на секунду прозрачным стал потолок, чтобы ещё тяжелее опуститься на неё. Но золотом на серебре замёрзли на полу последние упавшие из глаз слёзы, и Маурин вспомнила своё имя. И начала ждать в каменном городе, где всё ещё не оставались на стенах жёлтые и розовые цвета, хотя люди красили в них свои коричневые дома и радовались, что перестал идти снег.
  
  
  
   - Ты ещё кофе сделал! Я бы тоже выпила чашку. Возьмёшь её? - Настя передала мне Лизу, дремавшую у неё на руках, та поудобней перевернулась, прижалась ко мне и сразу совсем крепко заснула.
   - Она встала в рань несусветную, как обычно, когда нас нет, а Лаура сразу тоже встаёт, вот Лиза и не спит дальше, - сняв куртку, всю покрытую мелкими каплями дождя, Настя села за стол.
   - О, холодный! Я свежий сделаю, а то мне тоже сонно и к тому же холодно. Ты всё время так и сидел здесь?
   - Задумался... Слушай, я отнесу её в кроватку и приду.
   На меня тоже сделай, я ещё чашку выпью. А потом пойду по работе материалы просмотрю, мне завтра опять шефу отчитываться.
   - Так ты даже не отдохнул из-за меня, - она вздохнула.
   - Ну почему из-за тебя? А потом, успею я отдохнуть.
   - Из-за меня. Я тебя на эти шашлыки потащила. Лучше бы отказались...
   - Перестань. Сейчас Лизу уложу и расскажу тебе кое-что. А то смотри, она ворочается, как бы не проснулась.
   - Как же, разбудишь сейчас её! Вот в четыре утра вставать - это любимое дело. Ну ладно, давай иди.
   Я быстро устроил дочку в кроватке, оделся и вернулся на кухню. Кофе для меня уже стоял на столе, Лиза подливала молоко в свою чашку.
   - Сахар положила. Ну, рассказывай.
  
  
   Я отпил глоток, закурил и объяснил ей свою идею составить доклад таким образом, чтобы моё личное присутствие в киевском отделении не выглядело необходимым, что впрочем, соответствовало действительности. Я служил в очень крупной фирме, которая в настоящее время расширяясь, открывала новые филиалы в разных странах, и, согласившись заниматься техническим и документальным переводом, причём за небольшую зарплату, оказался втянутым в бесконечные командировки, где плохо перенося самолёт, я постоянно чувствовал себя нездоровым, а потребовать больше денег не умел.
   Впрочем, всем иностранцам, работавшим здесь, платили меньше, чем своим, часто имея при этом в их лице лучших специалистов. В пятницу, вернувшись из Киева, в среду я должен был лететь на два дня в Москву, и перспектива потом опять ехать в Киев никак меня не прельщала.
   Через полчаса я уединился в кабинете, где, разложив на столе свои заметки, попытался сосредоточиться на завтрашнем докладе и провозился с ним до вечера. Вернулся Петя, я немного поиграл с ним, потом сели ужинать. Вечер уже потихоньку уходил в ночь. Уложив детей, мы ещё немного посидели. Я курил, Настя пила чай. Поболтав чуть-чуть ни о чём и, по молчаливому сговору, не касаясь случившегося в субботу, мы отправились спать.
  
  
  
   Три недели пробежали незаметно, полные обычной суеты. Лето кончилось, пусть не календарно, но атмосферно. Мне всё не удавалось договориться об отпуске, хотя чувствовал я себя совсем больным. Был вечер пятницы, я приехал из очередной поездки совершенно разбитый. Несмотря на поздний час, Настя ещё не спала, но ждала меня. Она была явно взволнована.
   - Слушай, вчера приходил полицейский. Комиссар, не в форме. С тобой очень хотел поговорить. Завтра будет звонить.
   - В субботу?
   - Да. Но он мне понравился. Приятный. Только, знаешь, он всё спрашивал про Николая.
   - Какого Николая?
   - Да этот, с Игорем который работает. Ты его не любишь.
   - Странно.
   - Я тоже удивилась.
   - А он что-нибудь сам рассказал?
   - Нет. Я спросила, что тогда случилось всё таки, ну... С Хансом...Он сразу так уклончиво: "Ведём расследование".
   - Но почему Николай? Остальные его не интересовали?
   - Представляешь, нет! Ты не помнишь, он не выходил тогда из-за стола?
   - Понятия не имею. Кажется, нет. Да, точно, он же рядом со мной сидел. Ещё чавкал так противно.
   - Стас, ты ещё полицейскому про это расскажи! Он и так Николая, по-моему, в чём-то подозревает!
   -Некультурное поведение за столом ещё не служит доказательством вины. Что ты смеёшься? Ладно, я устал страшно, приму душ и сразу лягу.
   - Есть не будешь?
   - Нет, после самолёта не смогу. Ты спать идёшь?
   - Я ещё посижу.
   - Тогда спокойной ночи.
   Я поцеловал её, быстро облился водой и провалился в сон.
  
  
   В субботу я встал поздно и ещё в полусне завтракал, когда телефон заставил меня, наконец, проснуться. Это был комиссар полиции, очень вежливо настаивающий на встрече через час. Я уступил, сказав, чтобы он заехал ко мне и, естественно, ни на чём не мог больше сосредоточиться, вспоминая злосчастные шашлыки и ещё раз обдумывая, что же могло случиться.
   Полицейский оказался пунктуален, минута в минуту через час он уже стоял на нашем крыльце.
   - Hornfelder, - представился он.
   - Stanislav Kaj.
   Настя не ошиблась, это был приятный, располагающий к себе человек моих лет. Я проводил его в гостиную, предложил кресло и сел сам, в ожидании вопросов.
  
  
   Вместо этого он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
   "Ханс Хольцман был убит выстрелом в сердце, предположительно из пистолета". Он назвал марку оружия, ни о чём мне не говорившую и продолжил: "Смерть наступила через несколько секунд. Можно воды?"
   - Да, да. Конечно.
   Я принёс воды и подал ему. Хорнфельдер протянул руку, неудачно перехватил, стакан выпал у него из рук и вода каплями, вместе с осколками стекла ударившись о ковёр, подпрыгнула и застыла в воздухе.
  
  
  
   Габриэль умел многое. Он имел власть ветра, пасущего облака, дурачась, управлял течением воды, изменяя скорость рек, знал, как позвать весну, рождающую из почек листья. Единственное, чего Габриэль не мог без Маурин - это уйти. Он хотел спеть разбивающуюся белую песню волны, но Маурин с ним не было, а для неё смерть давно не была таинством. Наверно поэтому она и не умерла, хотя без Габриэля Маурин не умела жить. Но имела власть ждать и ждала. И продолжала ловить обрывки слов и воспоминаний, и слова стекали песней с губ её и не законченным звуком обрывались, но Маурин пробовала снова и снова. А Габриэль тосковал у своей реки и тоже складывал своё горе в строчки и тоже ждал, потому что власть надежды была дана ему навсегда.
  
   Я заблудился в пустоте,
   Я строил город в темноте,
   Но потерял его огни.
   Течёт далёкая река,
   Меня уносит в облака,
   Где были только мы одни,
  
   Снег ляжет на день, пасмурный день,
   Который начался с дождя
   Снег ляжет на день, пасмурный день
   В котором снова нет тебя
  
   Я среди тысячи дорог
   Знакомый путь найти не смог,
   Не слышал шорох на окне.
   Как в море сбудется волна
   Ты не останешься одна,
   Ты всё равно придёшь ко мне,
   Снег ляжет на день, пасмурный день,
   Который начался с дождя....
  
   Габриэль не мог сейчас искать сложных слов, но и простые слова вызывали музыку и Габриэль плакал вместе со струной.
  
  
  
   - О, извините, как я это неловко...
   - Ничего страшного. Одну минутку, - я очнулся, быстро сходил на кухню за веником, убрал осколки и принёс новый стакан.
   - У меня к вам несколько вопросов.
   - Пожалуйста.
   - Вы были на вечеринке у господина? - он назвал фамилию Игоря.
   - Да.
   - Вы давно знакомы?
   - Не очень, но моя жена дружит с его супругой ещё со школы.
   - А с другими гостями?
   - Можно сказать, что нет. Шапочное знакомство. Встречался иногда у Игоря.
   - Что вы можете сказать о Николае Л.?
   - Практически ничего. Они с Игорем коллеги, вместе работают.
   - Когда вы встретили Николая впервые? И где?
   - Секунду. Нужно вспомнить. Кажется около года назад, была какая-то вечеринка... Ах, точно, прошлым летом мы отдыхали у друзей в Ла Линии и случайно встретили Игоря с Николаем. В супермаркете... Они путешествовали на автомобиле и остановились неподалёку на пару дней в кемпинге. В тот день был праздник какой-то. Мы посидели вечер, а утром они уехали.
   - Ла Линия?
   - Это деревушка рыбацкая, в Испании, на Гибралтарском проливе. Не туристическое место.
   - Немцы там отдыхают?
   - Да там никто не отдыхает. В кемпинге останавливаются, конечно. Но проездом.
   - Вы говорите по-испански?
   - Да.
   - Николай с Игорем были вдвоём?
   - Нет, ещё девушки какие-то с ними, русские.
   - Вы не помните, о чём разговаривали в тот вечер?
   - Нет. Честно говоря, мы тогда напились, кажется. Знаете, море, отпуск, ну и...
   - А на этом Grillparty, вы сидели рядом с Николаем, вы разговаривали?
   - Да, но, в общем-то, разговор за столом был общий. Ничего интересного, обычная чепуха ни о чём. Он почти и не участвовал.
   - А какие отношения у Николая с женой Игоря?
   - Понятия не имею. Я их видел вместе только когда бывал у Лены и Игоря в гостях. Обычные. Моя жена должна лучше знать.
   - Ну что ж. Спасибо, что уделили мне время. Если возникнут новые вопросы вы позволите с вами связаться?
   - Да, конечно. Не знаю, правда, чем я могу быть полезен... А что же, всё таки, случилось?
   - К сожалению, не могу сказать. Последнее. С господином Хольцманом вы тоже сидели рядом?
   - Между ним и Николаем.
   - Он вам понравился?
   Вопрос был совсем неожиданным, хотя и предыдущие тоже отличались странностью...
   - Да, но мы всего парой слов обменялись.
   - А до этого вы его видели? - спросил полицейский и как-то вдруг остро посмотрел на меня.
   - Нет, - чтобы сказать, я преодолел внутреннее напряжение не совсем правды.
   - Спасибо и ещё раз простите за беспокойство.
   Я закрыл за комиссаром дверь и, усевшись на кухне, долго курил, не в силах скинуть задумчивость от непонятного визита.
   Наступил октябрь. Я добился от шефа трёх отпускных недель и, наслаждаясь первым свободным днём, рассматривал за чашкой кофе каталоги отелей, собираясь съездить куда-нибудь с Настей и детьми.
  
  
   Было тихо, все ещё спали, я же встал по непонятной возбуждённости очень рано и, осознав, что уже не смогу заснуть, с удовольствием ощущения свободы сидел на кухне. Подошёл час птиц, в открытую форточку доносились обрывки их утренних разговоров и суеты. Я отложил каталоги и какое-то время наблюдал за движениями на террасе, где Настя оставляла для птиц хлеб. Солнце медленно шло вверх, просвечивая сквозь ветки, склонившейся к окну берёзы, и уже редкие листья просвечивали золотом. Золото вливалось в окно, блестело на большом медном тазе для варенья, на посуде в буфете, на обручальном кольце у меня на пальце, вся кухня была наполнена солнцем. Начинало слепить глаза, и я пересел на другой стул, сбоку от окна. С этого места не видно было террасы, но открывалось небо. Ярко синее, без единого облака, оно казалось листом, и самолет, взлетая, провёл белую линию наискосок. Дверь скрипнула и вошла Настя, ещё сонная и пушисто-растрёпанная.
   - А кофе есть?
   - Да, только уже остыл немного.
   - Ничего, я новый заварю. Ну, как, нашёл что-нибудь?
   - Да вариантов много. Нам же главное, чтобы купаться можно было, я правильно понимаю?
   - Да. И чтобы тепло...
   Настя отхлебнула из моей чашки.
   - Правда, холодный. Ты давно встал?
   - Да уже час может... Слушай, поехали сегодня в аэропорт, там помнишь агенство, возьмём last minute. Надо только определиться куда.
   - Мне всё равно, лишь бы море... Тебе кофе горячего подлить?
   - Да, спасибо.
   Через три дня мы сидели в небольшом ресторане на берегу и наслаждались погодой и рыбным супом. Дети уже наелись и убежали на пляж, где продолжили строительство из песка, прерванное обедом.
   - Петя за малышкой как присматривает хорошо.
   - Да, он мне помогает и с Лизой так чудесно возится. Ему нравится, что он старший.
   - Стас! Вот не ожидал!
   Я обернулся. К нашему столику подходил Николай.
   - Добрый день. Присаживайся... Выпьешь что-нибудь или...?
   - Да, пива, жарко, всё время пить хочется.
   - Una cerveza, por favor, - попросил я подошедшего официанта.
   - Как ты все эти языки усваиваешь, я не понимаю. Я вот на английском только, и то еле-еле.
   - Ну, пива попросить, это он на любом языке легко, - вступила в разговор Настя. - А ты тут отдыхаешь? Один?
   - С девушкой. Она в номере осталась, сгорела вчера, а теперь спит. Да вы должны помнить, Наташа, мы в прошлом году тоже в Испании встретились. С Игорем её подружка была. Он потом с Леной закрутил, а я человек устойчивый. То есть постоянный. Удивительное дело, какие совпадения бывают.
   - Случается. А вот и пиво тебе несут. Может, ты поешь с нами?
   - Нет, спасибо. Я сытый. Может, вечером вместе поедим?
   По взгляду Насти я понял, что ей не хочется, и под каким-то предлогом отказался.
   -Ну, тогда в другой раз. Вы надолго ещё?
   -Восемь дней.
   - Значит увидимся. - Николай большим глотком допил пиво и поднялся. - Спасибо, и до скорого.
   - До свидания.
   - Как он необычно разговорчив, ты не находишь? Мне тоже с ним ужинать не хотелось. Что-то случилось? У тебя лицо...
   - Да я вдруг расстроилась. Мне показалось... Да нет, чепуха.
   - Что тебя всё-таки беспокоит?
   - Ну, хорошо, скажу. Мне вдруг почудилось, что он за нами следит. И сейчас и тогда, в прошлом году. Видишь! Говорю - чепуха.
   - Это ты просто расстроилась от ненужной встречи. Я и сам не рад. Тем более были бы друзья, а то так...
   Ты только не переживай, мы его, может, больше и не увидим.
   - Надейся! Да ладно. Не дадим настроению испортиться! Расплатимся, да пойдём?
   - Да. Пора искупаться. Por favor, la cuenta (Счёт, пожалуйстa).
  
  
  
   Как ни странно, Николай действительно нам ни разу не попался, хотя других туристов, незнакомых, но узнаваемых по лицу, мы встречали часто, что было неудивительно, учитывая размеры посёлка. К сожалению, как и всегда в отпуске, дни скакали галопом, и уже пора было уезжать. В последний вечер, оставив уснувших детей, мы сидели в баре, недалеко от отеля. Было уже прохладно и ветрено, но воздух пах солью, морем, какими-то цветами, им хотелось дышать.
   - Хорошо здесь.
   - Да, я бы переехал.
   - Может когда-нибудь и переедем?
   - Почему нет. Это первый раз менять страну тяжело, а потом уже как получится.
   - Не знаю, может это у меня состояние поиска дома, ты понимаешь. Там уже всё не так и тут что-то не то.
   - Мне хорошо там, где ты.
   - Тогда и мне всё равно, где жить.
   - Ты ...
   Наступила ночь.
  
  
  
   Вечером следующего дня, усталые от дороги, но довольные проведённым временем, мы пили чай на нашей кухне. Я был свободен от работы ещё пять дней, которые собирался посвятить хлопотам по хозяйству. Бесконечные командировки, из-за которых я неделями отсутствовал, мешали мне помогать Насте, как хотелось бы, к тому же я почти не видел детей. Мы пили чай и разговаривали, строя планы на завтра, когда позвонили в дверь.
   - Кто это так поздно? - удивилась Настя, собираясь вставать.
   - Сиди, я открою. Понятия не имею. Я никому из знакомых и не сообщал, когда мы вернёмся. Ты?
   - Тоже нет.
   Мы вместе вышли в прихожую. Я открыл.
   - Слава Богу, вы здесь! Я уже не знала, что мне делать, куда идти!
   Это была Лена, но в каком виде! Заплаканная, в куртке, накинутой прямо на домашний халат. По лицу её текли слёзы, нос был явно разбит и уже распух, но всё ещё кровоточил, и она размазывала, всхлипывая, кровь вперемешку со слезами по лицу.
   - Лена! Что случилось? Входи скорей, ты же вся замёрзла! - Настя, отодвинув меня, честно сказать немного оторопевшего, повела подругу на кухню. - Может, нужен врач? Стас, позвони!
   - Нет не надо! Я не хочу. Я в порядке! - перестав на секунду рыдать, закричала Лена.
   - Хорошо. Ты только не волнуйся. Выпей воды.
   Настя усадила Лену. Я полез в шкаф за коньяком.
   - Ей сейчас что-нибудь покрепче надо.
   - Да ты что Ей же нельзя! Лена, ну не плачь.
   - Я уже всё, не буду. Можно мне у вас ночевать? - всё ещё всхлипывая, но, уже успокаиваясь, произнесла та первые слова с момента своего появления.
   - Конечно. Можешь оставаться сколько хочешь! Пойдём сначала в ванную, а потом я дам тебе что-нибудь надеть.
   Девушки ушли, а я остался на кухне курить, в ожидании объяснений. Минут через двадцать Настя вернулась одна.
   - Я ей ванну горячую налила, она уже лучше. Представляешь, Игорь её ударил.
   - Игорь?!
   - Да. У них сегодня Николай был со своей девушкой, Наташей кажется. Весь вечер они вспоминали, как вместе отдыхали в прошлом году. Это когда мы их в Испании встретили.
   - Странно. И полицейский про это спрашивал.
   - Какой полицейский? А уже поняла. Ну вот, а Игорь тогда был не с Леной. И когда Николай с Наташей ушли, она ему сказала что ей неприятно было два часа слушать, как он весело проводил время с другой. А он Лену ударил и сказал, чтобы не лезла ни в своё дело.
   - Он что, пьяный был?
   - Да нет, Лена говорит, трезвый. Они всего бутылку вина выпили за ужином. Только она сказала, что он с самого начала, как Наташу увидел, стал раздражительный, а до этого был весёлый. И вообще они всё время намёками какими-то разговаривали. Лена ничего не понимала, это ей тоже конечно не понравилось.
   - Странная какая-то история. Ты знаешь, я Игоря не люблю, но чтобы он женщину ударил... Не представляю.
   - Я тоже, но нос у Лены разбит. Он кулаком ударил.
   - Может её всё-таки ко врачу отвезти?
   - Нет, я посмотрела, там страшного ничего нет. Не сломал. Синяк будет. И она не хочет.
   - Вам виднее. А мы что делать будем?
   - Лена у нас пока поживёт.
   - Это понятно. А с Игорем? Я бы, честно говоря, с ним поговорил. Он совсем что-ли обалдел, драться...
   - Не надо. Лена просила, чтобы мы не вмешивались.
   - Мы уже вмешаны. Ну ладно, я пойду постель организую, а ты иди, посиди с ней.
   - Спасибо.
  
  
   В дверь стучали. "Вторая часть марлезонского балета",- подумал я и пошёл открывать. Это был, естественно, Игорь, действительно абсолютно трезвый и как-то по-деловому сосредоточенный.
   - Лена у вас?
   - Может быть поздороваешься? И звонок, кстати, работает.
   - Извини. Здравствуй. Я ищу Лену. Она здесь?
   - Да, но я не уверен, хочет ли она тебя видеть.
   - Что она вам рассказала?
   - Знаешь, что уж там рассказывать, когда у неё лицо разбито. Я девушкам обещал, а то бы я с тобой сейчас тоже кулаками разговаривал. Женщину ударить, к тому же беременную, собственную жену!
   Я думаю тебе лучше уйти. Я скажу Лене, что ты приходил.
   - Но она должна уйти со мной, сейчас!- голос у Игоря сорвался, стало заметно, что теперь он на грани истерики.
   - Хорошо, подожди.
   Я закрыл дверь, не пуская его в дом, и подойдя к ванной, позвал Настю. Она выглянула, и я объяснил ситуацию.
   - Не пускайте его, не надо!- закричала Лена из ванной.
   - Я пойду, попробую уговорить, чтобы он хоть до завтра разговоры отложил.
   - Стас, - Настя схватила меня за руку, - Только, я прошу тебя...
   - Да не волнуйся, не буду я его бить, этого идиота.
   Я вышел на крыльцо. Игорь больше не стоял под дверью. Он спустился в садик и сидел, согнувшись на деревянной лавочке, освещённой фонарём, и, кажется, плакал.
   - Игорь?
   - Ты же ничего не знаешь. Я не мог его выгнать, не мог. Я боюсь его...
   - Послушай...
   Он прервал меня. Слова выскакивали из него прерывистым, неровным потоком.
   - Тогда, год назад... я напился, а Наташа осталась со мной, всё наливала.. Николай и Оля ушли, хотели купаться.... Они работали раньше вместе, в Москве... Не хотели рассказывать... И больше я её не видел.
   - Кого не видел?
   - Олю! Она не вернулась! Наташа сказала, что уехала, но она не собиралась. Вещи...
   - Какие веши?
   - Олины. Они остались. Николай сказал, она просила послать посылкой, а ей надо было уехать, срочно...Я хотел собрать, но Наташа сказала, что сама...Я звонил потом. У меня телефон был, в Москву, Олиной маме, она с мамой жила... Я Ханса там видел!
   - В Москве?
   - Нет, в деревне этой, где мы тебя встретили... А мама говорит, Оли нет, пропала, в розыске...Мы когда дом этот сняли, я его сразу узнал. А он меня не запомнил. Теперь уже всё равно...
   - Слушай, хочешь рассказывать, давай связно. Я не понимаю ничего. - злиться на Игоря я уже не мог, в таком он был состоянии, к тому же кое-что я всё-таки понимал, и это мне совершенно не нравилось, - хочешь, я отвезу тебя домой, а с Леной всё в порядке, завтра попробуешь помириться.
   - Да, я поеду.
   Кажется, он только что заметил, что говорил со мной.
   - Я на машине, спасибо. Скажи Лене, что я её... Не надо, лучше сам... Можно я завтра с утра приеду?
   - Слушай, это ваши с Леной дела. Приезжай.
   - Спасибо.
   Он встал, вышел через калитку, я слышал его шаги, удаляющиеся направо по улице. Вдруг он остановился и крикнул из темноты:
   - Стас, я ничего тебе не говорил! И, судя по звуку, побежал. Я вернулся в дом.
   Настя сидела на кухне и курила.
   - Лена спит. Я её уложила. Ну что? Он как?
   - Да невнятно. Ничего толком не объяснил.
   Я пересказал Насте то, что услышал от Игоря.
   - Знаешь, лучше нам в это дело не вникать. Завтра приедет, помирятся. Может спать пойдём?
   - Пошли. Ну, сегодня выдался денёк!
   - Да, неплохо с дороги...
  
  
  
   Я проснулся раньше, чем хотелось бы, разбуженный рабочими, очередной раз исправляющими русло реки, текущей неподалёку. Мы жили на разливе и город, не желая быть затопленным по весне, каждый год пытался укротить реку. Впрочем, без особых успехов. Не кухне меня ждала записка. "Лена уехала домой. Я ушла с детьми на рисование. Целую, люблю." Я сделал себе кофе и закурил. На улице было холодно, идти никуда не хотелось, делать что-либо тоже. Я курил и наблюдал, как растворяется дым, пропущенный через холодный свет, скрытого дымкой солнца. И это случилось снова.
  
  
   Солнце стояло слишком высоко, чтобы слепить глаза, но всё пространство между ним и землёй было заполнено светом и гулом. Где-то работала пила, пъяная от бензина, и Габриэль слышал обрывающийся ударом падения крик живого ещё дерева. Ковш вгрызался в обрыв и, отплёвываясь камнями, трактор отъезжал в сторону высыпать землю, оставляя след грязью и раздавленной травой. Габриэль имел дар слышать и бежал, не в силах никому помочь, от этих стонов, последних криков, но душа рвалась и не было спасения для него. А солнце стояло уже слишком высоко, чтобы жечь, но имело дар видеть и сгорало от боли изнутри. Габриэль чувствовал эту боль и звал ветер, и тот прилетал. И были крыльями его облака. Он спешил дальше так, как всегда спешат ветра куда-то, но облака прятали сейчас землю, давая солнцу отдохнуть. А Габриэль ждал, потому что только Маурин могла помочь забыть о боли - ему.
  
  
   Я почувствовал, что должен немедленно идти. Куда? Я не знал этого, но непреодолимое движение уже захлестнуло. Оставаясь и там, чувствуя и слыша, как плачет Габриэль, я отмечал, как здесь, быстро иду к реке, вниз по улице. Внезапно, мне показалось, что заложило уши, возникла тишина. Я стоял на серых камнях прямо у воды. Но реки тоже не было слышно. В усилии ожидания что-то возникло, что-то, что нельзя пропустить, и я посмотрел наверх, в бесконечность прозрачного неба, до линии облаков.
  
  
  
   Самолёт тронулся, сразу же бросив себя в воздух, и устремился почти перпендикулярно земле вверх. Он поднимался всё выше, прорвал облака и, наконец, оказался в небе под солнцем, ярким до невозможности смотреть. И в голубизне этой, над белым полем облаков, похожих на море одуванчиков, самолёт вздохнул облегчённо и, сбросив напряжение подъёма, развернулся и плавно полетел на восток. Пилот не мог ещё позволить себе расслабиться, ожидая разрешения с земли на смену курса, кабина была вся залита солнцем, казалось, самолёт летел прямо на него. Микрофон ожил голосом, пилот ответил положенным набором фраз и направил самолёт по большой дуге, немного клоня его и подставляя бок солнцу. Стюардесса, заглянув в кабину, предложила кофе. Пилот улыбнулся ей и принял чашку, сдвинув один наушник. Самолёт сейчас не нуждался в управлении и ровно летел на запад.
  
  
  
   Не оставляя следа, серебрящейся линией, как будто стрелу выпустили из лука, самолёт вонзился в облака и исчез. Я очнулся. Надо было подумать, я помнил, что это знак, но сколько времени я провёл здесь ? Я не знал этого. Испугавшись, что Настя возможно уже вернулась и волнуется, я повернулся, чтобы идти к дому и сразу же увидел, что больше не один у реки. Неподалёку расположился с удочкой бородатый старик, который, казалось, спал. Однако, когда я проходил мимо, он неожиданно сказал:
   - Nach Lissabon (В Лиссабон).
   - Entschuldigung? (Простите?)
   - Ich meine das Flugzeug. Das willst du doch wissen? Oder nicht? (Я про самолёт. Ты же это хотел знать? Или нет?)
   - Ja, danke... Aber...( Да, спасибо.... Но....)
   - Geh jetzt. Ich habe was zu tun (Теперь иди. Мне есть, чем заняться), - он первый раз поднял голову и посмотрел в лицо. Его глаза были прозрачно-серые и смеялись. Я не помни, как дошёл, но осознал себя, когда стоял на крыльце, у двери своего дома. Я перешагнул порог и сразу же зазвонил телефон, как будто ждал моего появления.
  
  
  
   Звонила Настя.
   - Слушай, не разбудила? Я тут задержусь. Ты что делать собираешься?
   - Ещё не решил...
   - Знаешь, ты, может, отдохни сегодня, а подвал мы завтра вместе разберём? Всё равно ты не знаешь, что нельзя выбрасывать, а то будет, как в прошлый раз...
   - Хорошо. Не очень то и хотелось. Ты когда вернёшься?
   - Часа через три. Ты не скучай.
   - Я никогда не скучаю.
   - Везёт! Ну, пока.
   Я положил трубку и некоторое время смотрел на неё, прислушиваясь к тишине пустого дома. Потом, не зная зачем, собственно, поставил на огонь чайник, сразу же передумал, и, выключив плиту, пришёл в кабинет, где уселся в кресло. Мыслей не было, я был в каком-то странном состоянии тревожной разбросанности. Телефон зазвонил опять.
   - Стас?
   - Да.
   - Здравствуй, это Николай беспокоит. Мне Игорь твой номер дал. У меня просьба.
   - Какая? - внутренне я напрягся. Вчерашняя истерика Игоря, а теперь этот звонок явно имели какую-то связь. Николай долго, не давая перебить и объясняя ненужные детали, начал просить сделать для их фирмы перевод. Поймав паузу, я отказался под каким-то предлогом.
   - Жаль. Слушай, а ты Игоря давно видел?
   - А что?
   - Да нет, ничего, просто. Думал, может, организуем мальчишник, посидим. А что ты завтра делаешь?
   - Я занят.
   - Ну ладно, в другой раз. До свидания.
  
  
  
   Это был странный звонок и я никак не мог отделаться от чувства невольного участия в событиях, значения которых мне не хотелось понимать. В то же время что-то назревало вокруг, в воздухе, или только в моей голове. Я не знал, но, боясь нового приступа обычной для меня меланхолии, решил занять себя какой-нибудь работой по дому. Оставив подвал на завтра, как хотела Настя, я отправился на чердак, которым мы не пользовались. Он был просторным и пустым, только в углу прежние жильцы оставили несколько стопок старых книг, не потрудясь их выбросить. Давно собираясь просмотреть книги, возможно оставив часть себе, я намеревался заодно вымести пыль и паутину, чтобы сделать чердак пригодным для Пети и его живущих по соседству друзей. Мальчишки могли бы тут замечательно играть, о чём они сами, впрочем, давно просили. Расположившись на полу, я взял верхнюю книгу из стопки и прочитал название. Это были легенды о Нибелунгах, напечатанные готическим шрифтом, довоенное издание. Отложив Нибелунгов для себя, я взял следующую книгу. Она открылась примерно на середине, где кто-то синим карандашом подчеркну срочки, видимо важные для него. "Ihre kleinen H;nde waren beinahe vor K;lte erstarrt" (Её маленькие руки почти окоченели от холода). Я заложил страницу пальцем и посмотрел на обложку. Это были сказки Андерсена, переведённые на немецкий, а читал я "Девочку со спичками". Я пролистал книгу, но подчёркнуто было только несколько строк, и я вернулся к ним. "Es war eine warme, helle Flamme, wie ein Lichtchen, als sie die H;nde dar;ber hielt; es war ein wunderbares Lichtchen!" (Это было тёплое, светлое пламя, один огонёк, который она держала в руках, один чудесный огонёк ).
  
  
   На секунду мне показалось, что кто-то выделил эти слова специально, как будто хотел намекнуть о чём-то или подсказать. В крыше чердака, скошенной, покрытой светлого дерева досками, было прорублено маленькое окно. Ненадолго, но ярко, вошёл сквозь него одинокий луч и нарисовал жёлтый квадрат на полу. Я смотрел на солнечный квадрат и, как на экране показывают фильм, показалось на нём и мне.
  
  
  
   Это было вчера или только должно было случиться через сотни лет, или, может быть, завтра. Двигаясь по кругу времён, они легко меняли направление "по" или "против", но кто-то, метко брошенным камнем, спутал рябь на воде. Маурин не знала, когда она оказалась в этой комнате и, выпав в потерянную минуту своей судьбы, могла только собирать остатки воспоминаний, умещавшихся ей в ладонь, маленькую и совсем прозрачную от холода. Чужой дом, серый в сером городе, смотрел только на север окнами своих глаз, но Маурин держала в руке запах, застывший кусочком янтаря, кусочком медового яблока или кусочком солнца из живого сада, где можно было остаться и быть вдвоём. А город не знал тепла и не видел солнца, хотя оно просвечивало сквозь тонкие пальцы. Но только для неё.
  
  
  
   Книга выскользнула из рук, жёлтый луч начал медленно перемещаться, приближаясь ко мне. Я закрыл глаза, чтобы не спугнуть уже знакомого перемещения, а когда открыл их, вокруг не было ни стопки книг, ни чердака. Я сидел на каменной скамье, белой с грязными подтёками, на небольшой площади с выключенным фонтаном посреди и без единого дерева. Две улицы расходились в стороны, создавая прямой угол в предполагаемой точке пересечения. Там стояла скамья, такая же, как и та, на которой я сидел. Площадь была пустой. Я встал, необходимость выбрать улицу справа от меня или слева заставила какое-то время оставаться на месте в нерешительности. Справа послышались шаги. Я пошёл направо, но на улице уже никого не было, человек скрылся то ли в переулке, то ли в одном из домов. Я медленно брёл, рассматривая дома, старые, разной постройки, но казавшиеся одинаково тусклыми и серыми. В них явно жили, об этом можно было судить по цветочным горшкам на подоконниках и занавесках на окнах, но город не дышал, слишком тихо и мёртво было здесь всё. Чувствуя магнит цели, захватившей меня, всматривался я в окна, одинаково грязные и немые. Но ни одно ни открывалось, как ничего и не говорило мне. Улица закончилась перекрёстком.. На углу росло одинокое дерево, почти мёртвое, сухими листьями засыпавшее часть мостовой. Носком ботинка я поворошил листья. Звуков не было. Только теперь я обратил внимание, что мёртвой была здесь и тишина. Но страшно не стало, я шёл дальше по пустым улицам, поглощённый властью цели и знал, что где-то здесь, где-то совсем рядом, ждала Маурин, ждала своего Габриэля, и кто мог помочь им, кто мог помочь этому городу? Я не знал, почему, но это был я. Но кто мог помочь мне самому? Этого я не знал тоже и даже не хотел помощи. Вся жизнь казалась скомканной в одну точку, и наступила ночь. Но звёзд не было. Не было звуков, не было звёзд, не было жизни, которой искал я, но всё равно шёл дальше по серым улицам серого города. И вечность или один миг продолжался мой путь, не важно, но уже приходил рассвет, тусклый, как и всё здесь, когда я увидел огонь. Это окно было ответом. Там был свет, который я не находил, но искал. Я подбежал и резко распахнул дверь в дом. По лестнице, казалось, не ходили много лет, такими пыльными и заброшенными были ступеньки. Я начал подниматься наверх. На нужном этаже я остановился перед единственной дверью. Нужно было постучать, но я не мог сделать этого и просто толкнул её. И это случилось. В открывшийся проём я увидел её, забившуюся в кресло и сжимавшую свой кусочек солнца в кулачке, такую маленькую и такую, какой только и могла она быть. Звуков не было. Она не могла слышать, как распахнулась дверь, но почувствовала и подняла глаза. Она видела меня. Ладонь раскрылась, и солнце полилось из неё. И золотом покрылись стены, и она встала и сделала несколько шагов мне навстречу. И я хотел пойти к ней, но что-то задерживало. Голова закружилась...
  
  
   - Ты проснулся, - Настя обняла меня, и заглянула в лицо. Я протёр глаза. В распахнутое окно ярко светило солнце, было жарко.
   - Пойдём завтракать? Мария уже встала. Я проснулась, а она уже, слышу, на веранде. Знаешь, как подумаю, что ещё две недели... Здорово, да?
   - Неплохо. Я сейчас встану.
  
  
  
   Настя убежала, было слышно, как они с Марией смеются чему-то на кухне. На этот раз мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь. Хотя правильнее было бы сказать когда. Где я нахожусь - я знал. Мы были у наших друзей в Испании, в их домике на берегу, но к ним мы ездили почти каждый год. Я оделся и вышел на террасу. Настя сидела за столом в тени, а Мария, быстро заговорив со мной, одновременно начала наваливать на тарелку гору еды. Я отвечал что-то, совсем не слушая её, потому что смотрел только на Настю. Она была другой, хотя тоже очень привычной, много раз виденной, я помнил её и такой, но понял почему, только когда она встала. Настя была беременна.
  
  
   - Петя наверно уже проснулся. Ты как сегодня хочешь? Здесь останемся или поедем далеко?
   Она обращалась ко мне, и я сказал: "Как хочешь".
   - Тогда далеко.
  
  
   Настя ушла, Марию кто-то позвал с улицы и, оставшись на короткий момент один, я привёл в порядок мысли. Из странного города, куда вошёл я с пыльного чердака в ноябре, меня выбросило в август на два года раньше. В октябре родится Лиза, а на новый год к нам приедет Лена, ещё не замужем, но с приятелем, Игорем, с которым потом поссорится, чтобы через полгода помириться и выйти замуж всё-таки за него. Но следующим летом, как раз во время их разлада, мы встретимся с ним, Николаем и какими-то девушками, и случиться это здесь.
  
  
   - Ты всё сидишь? - жена вернулась с Петей, мы позавтракали и, зная заранее, какие чудесные две недели нам предстоят, я постарался выбросить всё из головы. И почти смог, только не уходил из памяти тот дом, и открывшаяся дверь, и солнце на ладони, и её взгляд, единственный взгляд Маурин. И страдая вместе с ней, я невольно задумывался, и Настя начинала тревожиться. Я чувствовал, что ещё не время всё рассказать и просто притворялся весёлым, чтобы не волновать её. И, притворяясь, забывался, и то, что было игрой, делалось моим настроением и становилось нам хорошо. Но город, где я нашёл Маурин, снова возвращался, теперь во сне, и я думал, что всё-таки успел распахнуть ту дверь, но сразу же чувствовал, что должен сделать что-то ещё.
  
   Август закончился, наступил сентябрь. Мы вернулись домой, где мне пришлось разрываться между работой и желанием побольше быть с Настей. Она болела, но хотя я знал, что через пару недель это пройдёт, сейчас мне хотелось страдать если не вместо неё, то вместе с ней. Болезнь прошла, мы нашли чудесную няню, молодую девушку-студентку, к которой сразу же очень привязался Петя, и Настя теперь могла больше отдыхать. В октябре родилась Лиза. Я ждал зимы, весь в заботах и смешных хлопотах, от которых устаёшь, пока они здесь, а через годы вспоминаешь радостно. И та пришла, необычным для местного декабря снегом. Кто-то сыпал и сыпал холодным серебром на дома, припаркованные машины, уже белые деревья и рано становилось темно. Но фонари зажигались, и тысячами маленьких звёзд светился мягко падающий снег. Настя пригласила Лену, та приехала с приятелем, которого я уже знал. Мы весело провели время, Настя радовалась компании, а я всё время прислушивался, в надежде знака, которого не получал. Ребята уехали, весна была наполнена работой и, в снах, тоской.
  
   Но наступило лето. Рано утром, в первый отпускной день я, по просьбе Насти, отправился в ближайшую лавку купить свежей зелени. Хозяин уже весело хлопотал, широко открыв двери.
   - Вам петрушечки?! Базилик есть чудеснейший! Возьмёте?! Моника!
   Та входила, улыбаясь, в руках у неё была большая корзина.
   - А вот она! Яблок не хотите?! Импортный товар! Сладкие, что мёд, попробуйте!
   Он протянул мне янтарного цвета яблоко, и я взял его.
   - Спасибо. Яблоки я куплю тоже. И базилик.
  
  
   Когда я отнёс покупки домой и уже ехал в агенство, чтобы забрать билеты на самолёт, обещавшие две недели у моря с друзьями, я почувствовал, что что-то мешает мне удобно сидеть и сунул руку в карман. На ладони лежало яблоко, и было оно живым, и разлился солнечный запах, и тёк солнечный сок, как воспоминание о возможности счастья.
  
  
   Город почувствовал в себе свет, и в открытые окна ворвался ветер медовым запахом. А вокруг, уходя в бесконечность розовым и белым, цвели яблони. И всё пространство было заполнено теплом. А где-то выше, за солнцем, над садом и городом, начинался маринновый цвет и не было края у него.
  
  
  
   Милая девушка в фирменной блузке авиакомпании начала выписывать давно забронированные билеты, в Малаге на стоянке уже ждал взятый для нас ребятами напрокат автомобиль, Мария убирала предназначенные нам комнаты в своём и так всегда чистом домике, но радость безумного момента незаданного поступка, разрывающего круги, уже захлестнула и солнце было вокруг и внутри меня.
   - Извините, передумал, - сказал я и купил билеты на Лиссабон.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2007 год
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"