У самой лесной окраины, где деревья гнутся от страха к земле, жил старый заброшенный дом. Летом он кутался в в полушубок из бурого мха, поглядывая на волнующееся васильковое море. Весь мир ему казался маревным сном, в котором привольно гнездились невнятные миражи. То белки по крыше скачут, в горелки играют. А из древесных окраин чье-то горячее дыхание опаляет лесные границы, словно не пуская чужаков сию обитель. Дикие травы поедают узкую тропку, что тянется от полотна асфальта. Город гудит вдалеке, эдакое чудище выдыхающее клубы дыма. Людское колдовство здесь редкость. Вереницы машин и то лишь наплывом в особенно погожие дни. Слишком длинная дорога в другой край,крюком опоясывающая лесной массив. Дом уже забыл, когда сам принадлежал к людской гордости. Правда хоть и создан он был человеческими руками, но душа его ближе к старости тянулась к древесному царству. К угрюмому ельнику да светлому березняку, что перекликаются через овраги, в озерца глядятся. Такое же тихое величие дремало в уставших бревнах. Время нарядило его в мох, задуло серостью. Изредка старый дом навещали лесные духи, врываясь в тянущиеся сны со смехом на перевес. Порой даже Царь Лесной вальяжно заглядывал у границ своих по отдыхать, на сторону человеческую поглядеть зорко. То в облике совином прилетит, то по волчьему завоет, аль вовсе вихрем лиственным опадет к порожку. Ловко он пополнял свой дом опустевший из городского ока, что глядело на сосновые "мачты" высотками да лэпами. По весне лесные духи стаями горделивыми отправляются в город. Пряное раздолье апрельской погожести рьяно просится на волю, к огрубевшему бетону, тревожить людские творения молодой порослью. А Царь Лесной в эти дни угодлив, да щедр, любые проказы закрутит в рыжий локон. Вот молодые духи и рвутся на весеннюю жатву, в незнакомом мире по странствовать, души людские зашептать, в лесную купель увлечь. Так баловство привольное... "Ох и много ж мы по осени людей увели в царство свое! Так, что зря хвастают они, да свою булатность славят. Так же легко как и прежде уходят в истоку, перерождаются молодыми деревьями, родниками да цветами" - обернувшись человеком Царь довольно загибал пальцы. Молод он был еще, пришел в дом свой после августовского пожара и только три человеческих года успел потратить. А уж по меркам лесным это всего-то первый вздох. Хотя Дом совсем не разбирался в лесном летосчислении...Жизнь его казалась сном и даже память о хозяевах сохранилась лишь как дуновение весеннего ветра, как отрывки цветущей сиреневой духоты. Бывало когда сны его становились чересчур монотонными, а внутри нарастал непонятный гул. Как незримое море аукалось с пустотой...В дни такие дом расправлял свои старые крылья, признак подаренной души. Немногие рукотворные могут по щеголять таким подарочком. Правда полет давался дому нелегко, первые взмахи по бессилию точно дождевые капли в расцвет жары. Но уж больно тянуло за детьми лесными в полет, к людскому "лесу"...К надеждам, миражам и снам, что прячутся наяву.
А город дивно пригожий в дни весенние. Листва подарок веснянки уже хвастается изумрудным переливом. Аллея словно море волнующееся над головой или глас небесный так снисходит к утомлению полуденному, где каждый ищет тень как объятья прохлады. Парк со старыми арками, искусственный оазис, вот где истинное место паломничества в эти апрельские дни. Еще не ощущается грядущая маята пятого месяца и воздух окрашен яркими запахам спадая от яблоневых свадеб к беснующейся духоте сирени. Пронзительно голубое небо с непривычки кажется слишком ярким. Как откровение после мартовского заморозка... Оно точно обрамляет город. Эта жгучая лазурь острее солнечных лучей прорезает душу и кажется будто ты и есть отражение небесного купол. В таком мажорном порыве предвкушая, щедрое лето легко не заметить как в дуэте листвы и солнца резвятся лесные проказники. А они скача с тополя на тополь шепотком приманивают к себе открытые души. Влюбленные пары в самом расцвете своего чувства, самый желанный трофей. Достаточно просто задеть нужную струнку и потихоньку разрастается стайка неприкаянных душ. Дом лишь смотрел на сии забавы, будто любуясь представлением. Крылья уставали от долгого полета и он бывало тоже подобно призраку отдыхал в зеленых уголках города. Правда привычного покоя здесь не было. Короткая передышка...Иногда дом следил за тихой едва заметной жизнью своих сородичей. Вросшие в бетон многоэтажки не умели отдавать тепло, потому и не было у них своей души. Их монотонный сон изредка прерывали людские эмоции, но даже эти всплески жизни пробуждали сии чудовища лишь на несколько мгновений. Бодрствование они считали лишним трудом. Зачем поддаваться искушению быстротечной жизни, которая подтачивает стены, разбивает окна дождем...Легче величественно чернеть в алой задумчивости заката, воспринимая людей как часть сна. Один человек, другой человек...Один сон, еще один сон...Дому чудилось в этих суждениях звуки медленной смерти. И если у осени да зимы сие событие означает неизбежность нового перерождения, то здесь статика предусматривала вечный покой...Ничем не сменяемый... Хотя может наш лесной житель привык с природным мотивам, унаследовал слишком много лишних чувств от людей своих. Но как бы то не было городские сородичи казались ему пустыми скорлупками, которые роняют рыжехвостые белочки.
В таких же стянутых стенах будто в гробницах или кто знает...волшебных коконах жили его друзья. Дети порой проглядывали все окна будто ждали лесного гостя. Нежно млел уставший вечер и луна раньше времени выскочила на прогулку. Может духи-проказники выманили ее полюбоваться случайным уловом. Дом тихонько приземлился на полянку, что стерегла теснящиеся двухэтажки клеверным спокойствием. Из пыльного подъезда точно из пасти чудища выскользнули маленькие призраки. Почти незаметные в людском мире сестра и брат жили у двоюродной тетки. История их была столь же мала сколь невелики были они сами.
Десять лет жизни на двоих...Духи бы назвали сей срок отрывным листочком. Малыши привыкшие к одиночеству...Даже сказки им ближе реальности, они хотя бы запечатаны в бумагу, с картинками и цветным корешком книги. А взрослые...это только эхо огромного мира. Тетя постоянно работала, так же ловко скача с места на места как лесной дух, но подгоняла ее отнюдь не ярая веселость. Аля и Владик видели ее только по вечерам, уставшую...Выскользающую из лампового света распыленного по узкому коридору. Тетя торопливо целовала детей о чем-то разговаривая с соседкой, женщиной средних лет, похожей на опустошенный сосуд выдыхающий сиплые слова. Аля и Владик боялись этой няньки, слишком мало в ней было чувств. Сидела она с детьми охотно, ибо работала на дому. И весь день следовал по расписанию, от завтрака, до прогулки или дневного сна и дальше с подобными скудными остановками. А еще был детский садик куда детей водили пару раз на неделе, ибо был он особенный, санаторный. Странное слово...Да и место странное. Как можно привыкнуть к чужим, даже если они воспитатели? И куда уехали папа с мамой? Если и правда уехали?Тетя Таня же была чересчур весела, будто своим смехом хотела подсластить горькое лекарство. Аля никак не могла привыкнуть к ее вечно уставшему лицу, вечно обращаясь в мыслях к образу мамы. Владик же напоминал доверчивого щенка, отзывающегося на любую ласку. И жили они в своем маленьком мирке с игрушками да книжками. Дом познакомился с детьми в зимний день, когда маленьких следопытов привезли на прогулку, вместе с другими малышами - детсадовцами. Что-то вроде ближнеприцельной благотворительности. Чинные воспитатели прогулялись с детишками по ближайшим аллеям, самым обжитым тропкам леса, которые были хронически исчерчены лыжней, точно отдыхали после массового старта. Угрюмый, заваленный снегом дом напугал детей. Только Аля и Владик, бывалые любопытники умудрились пробраться по сугробам к полуоткрытой двери. Холодна темнота и сырость не испугали юных исследователей. Они шустренько разогнали темноту достав из карманов разноцветные фонарики. Надеялись найти лешего или хотя бы домового. Дом до селе мирно почивавший в снежном уюте, встрепенулся. Его долгий сон оказался лишь черным падением. Каково это пробудившись ощущать себя пустой скорлупой. А может этот сон был дарован ему как забытье, чтобы не вспоминать о своем медленном угасании... Аля и Владик вдруг увидели как из уязвленной черноты проступают контуры былой жизни. Как будто включили старый проектор...Теплый свет разлился по бревенчатым стенам, следуя за призрачными силуэтами былой хроники. Семья или один человек...Лесник или одинокий старик на краю леса. Задолго до рождения города это место звалось по - другому. И Дом отчетливо вспоминал то золотое поле, то свою древесную жизнь в виде полу лесных грез о небе. Дети как завороженные наблюдали за ожившими воспоминаниями, боясь потревожить внезапно проснувшийся свет. Но видение оборвалось из-за доносившихся с улицы криков. Кажется кого-то потеряли? Или уже пора в город? В любом случае Дом еще долго смотрел вслед зачарованной паре...
Так началась эта дружба. Бессловесные полеты, в небесной синеве, детский шепоток, так Аля пыталась рассказывать Дому сказки, но каждый раз забывала самый конечек оставляя сюжет не завершенным букетом...Владик наблюдал, как из щелей выглядывают тени и воспоминания, пытался выяснить не спрятался ли где-то домовенок.
Дом показывал им город паря над пирамидальными тополями словно маленький божок. Дети робко смотрели на слабо светящееся море. Казалось, что оно хочет проглотить их. Лес вдали представлялся еще страшнее своим молчанием завораживал...просил взгляда как милости или может быть приказом снисходил до всех дышащих...его многотравием. После таких полетов детям спалось особенно крепко, точно небо накрывало с головой. А дом отправляясь восвояси к своей скучающей дороге. И все чудилось ему что меж бревнами нечто острое свербится. Прорывается наружу...но душой сие чувство страшно было назвать. Зарастал тогда дом лишними мыслями, а может вовсе мхом бурым. Становился мягче хотя черстветь собирался...Минуты сии разбавлял Лесной Царь своим вниманием. Смеялся так звонко что земля под ногами ворочалась. "А душа -то тебе мешает... У меня-то спокойнее будет" - оборачивался владыка то лисом то соловьем уговаривая дом отдать свою душу для нужд лесных. "Хрупок ты...ибо людскими руками создан. И болеешь людской хворью. Беспокойство...порывы необъяснимые. Метания. Зараза прилипучая. Эдак раньше времени в труху обратишься. А душа-то славная пропадет...Ох и жалко же" - рассуждал ловкий оборотник сидя на скошенном порожке. В прохладце ночной сладко жаловалась на растрепанность отцветающая сирень. Город постепенно гас, молчание лесное в противовес ему наполнялось приглушенными звуками. Дом никак не мог заснуть вздрагивая от дуновения ветерка шороха мыши. Внутри что-то клокотало...словно маленькая буря ворочалась под крышей. Ночь скромница хитрющая из дум людских случайно оброненных ткала призраков да стайками легкими посылала к спящим. Дом в ее подоле звездном видел давно забытые лики. Ощущал тепло...будто кто-то тихонечко перестраивал ноющие бревнышки. Под утро часто снились бывшие хозяева или случайные охотники, туристы забредавшие в эти края. Альбом тающие образов истончался ближе к рассветом в мягком розовом свете становясь росой. Остывал в еловых лапах смех лесного божества еще долго будоража сны приграничного сторожа. Дом успокаивался только в назревающей духоте, когда последние нотки свежести испарялись. Днем меньше всего тревожили непрошеные воспоминания да мысли мимо следующие. Жизнь текла своим чередом, деревянное крыльцо украшала молодая поросоль, едва заметно пробивались цветы. Под серенькими ступеньками поселился полоз, изредка мирно греющийся на солнышке. И все так мирно текло, как ручеек полусонный...Грезилось, будто вся вечность будет столь же тиха, постоянна как камень слушающий песню солнца. Но это упорное "однажды" все же произошло, встав на пути весеннего праздника.
Вечерок пах марганцем...смог полз по небу. Желтизна от засыпающего солнца забрызгала многоэтажки. Дом всю неделю прозябавший в снах с трудом расправил крылья. Тяжело было держаться на воздухе будто вот-вот рухнешь. Воздух неподвижный, будто ветер кто-то пленил. Ни вздоха, ни дуновения. Уставшие от жары улицы пахнут перегноем и брагой. Город изнывал от собственного зловония, но прямые штыри - заводские трубы, упорно плевались запахом краски. Многоэтажки быстрее отживали свои дни в таком диком вареве, выплевывая из стареющих стен домочадцев. Люди не знали куда деть свою маяту. Дома духота, улица накалена после майского дня, вода живущая в границах искусственного хранилища уже пахла болотом словно издеваясь над людским пленом. Дом воспринял такую погоду, как нечто само собой разумеющееся, а уж для города-то сия катастрофа была предсказуемым финалом. Приземляясь у все той же замызганной сталинки Дом вдруг ощутил привкус горечи в кольце заметно поредевшего палисадника.
Клевер заржавел...поник. Плача у ног девичьих. Хрупкая линия очерченная жестким светом. Безобразно яркий фонарь слишком рано занял свой сторожевой пост. И свет его будто поедал фигурку, расплавлял как свечу. Таня устало присела на черный потрепанный чемодан, с усилием сдерживая слезы. Отчаянно остро кололо в груди, будто стекла насыпали. Соседка выплывая из темноты, как второстепенный персонаж бросила ей неумелое утешение: "Тебе ж врач сказал, что все хорошо будет...Езжай-ка лучше в больницу. Зря, что ли с суточной отпросилась". "Как же они там не доглядели. В детском саду-то думала..." - устало и безэмоционально сказала Таня припоминая в уме все ли упаковало. "А им-то, что? Дите-то чужое. Поезжай давай, тебе же сказали, что операция прошла хорошо...Чего теперь волноваться-то" - монотонно отвечала женщина. "Они сказали, про операцию...Но не про дальнейшее. Мне по телефону сказали, что это лишь "пока"- девушка неохотно нашла телефон, набирая номер такси. Дом не досмотрел сцену, легко вспорхнув следом за жалящей мыслью...
Ночь свята как молитва не произнесенная над ложем...куда несут ребенка или старца видеть сны. В ней не осталось что-то шаловливое но гаснут ветряные порывы в тесной гибели сосен. Эти одинокие стрелы стоят на пороге...охраняют свой дом. Свою купель, где дремлют души...Лес сегодня весел, в языческим огнем собираясь язвить небеса. Веснянка растворяется в прогретом воздухе, отдав свою красоту природе. Лес готовится уже к осеннему наступлению, медленно поглощает выгоревшие рощи молодой поросолью. Новоприбывшие души в руках Лесного Царя легко превращаются в уснувшие деревья, падая в землю семенами. Но пока это лишь сказки не больше. Огненная мистерия охватила весь лес алым маревом застилая деревья дымной шапкой. Незримая тайна майской ночки...так завершалась весенняя жатва. Ярким переливом успокаивалась трехмесячная охота за душами. Сосны стрелами вонзаются в небо...вот-вот расколется оно дрожа от натуги. Дом боялся даже сунутся в чан со столь густым огненным варевом. Но внутри настойчиво зрел острый лед. Пришлось все же прийти на поклон к лесному царю. Он-то гордый сидел в центре озерца что теперь плевалось оранжевыми брызгами. Пламя рождалось из воды. Дом вступил под свод леса в самый разгар праздника. Чернота откликнулась эхом...кто-то злой рассыпал мешок с шорохами и они поползли в тесноту расширяя ее до озерных впадин. И как-то пугающе зычно откликались из дальних концов леса недавно уведенные души. Страшнее этого раскрывается облик хозяина леса. Он пытается вспомнить свою человеческую личину но слишком больно жалят приобретенные воспоминания. Право лисья шкура и то привычнее ему, чем сия усмешка. "Пришел таки, гость дорогой! Просто так поглядеть или..." - улыбнулся Лесной Царь наблюдая за пляской шаловливых детишек. Дом робко передал ему свою просьбу, словно завернутую в выдох надежду. "Мальчишку исцелить? Ох, как неожиданно-то! Ну да! Могущество мое велико, сие мне по силам. А взамен-то я что получу?!" -Лесной Царья молодел с каждым словом к концу хвастовства своего превращаясь в рыжеволосого пастерленка. В глазах его отражалось пламя и слова точно стрехи голодного огня вспугнули резвящихся духов. Они точно по команде собрались в круг странным возгласами призывая из чащоб светящийся туман. Из него по контуру подобно птицам вылетали человеческие души. Перемахивая через пламенеющее озеро они становились вровень с лесными хранителями. Теперь они принадлежали лесу. Древесная чаша наполнялась спокойствием, лишь легкий ответ, почти, что свист в кроне ночи потревожил занавес праздника. "Душу? - Лесной Царь вмиг вернулся к ярой мужественности, взрослея за долю секунды - Свою? О, это щедрый дар. Но подумай хорошенько, не высока ли цена? Ведь век людской в любом случае подобен взмаху крыльев. С нашего полета это все равно, что вздох в канун летнего буйства. И ради этого ты отдашь мне свою душу?". Ночь медленно остывала, проплешина синевы гордо хвасталась звездным хвостом. Дом снова вспомнил острый фонарный свет и око в больничном корпусе, что блекло отцветает, прощаясь с весной. Лесной Царь взглянул на остывающее озеро и будто припоминая, что-то свое, сокровенное и потайное молча кивнул головой. Водная гладь расступилась отпуская на волю столп неимоверно яркого света. Эта разящая стрела рванула к городскому миру прорезая небесную тишь треском, эдакая обезумевшая молния. Щедрым даром вспыхнула над городскими крышами, вроде мгновенной шапки. От непонятной перегрузки в больнице на несколько секунд пропал свет. Таня встрепенулась, стряхивая прилипчивые сны. Темнота напугала ее, как будто из детства вспомнился чулан или вовсе как признак "изысканного" воспитания ночь проведенная в темной комнатке, под замком. Чернь - это враг, это неизвестность, которой и так полно внутри, под вздохом, плачем, молчанием...Но зато когда дрожащие лампы вновь противно зажужжали, Таня снова поняла, где находится...Владик заворочался на кушетке, словно перебарывал кого-то во сне. "Мама" - крикнул порывисто, раскинув руки... "Здесь, я. Здесь, солнышко мое" - отозвалась девушка, присев на завернутый краешек одеяла "Пить!" - мальчик открыл глаза. Тане показалось, что до этого момента она не жила вовсе...
На следующее лето дети снова ездили в лес, вместе с группой из санаторного садика. Удивительно, но место где стоял дом будто по волшебству заросло высокими люпинами. Лес готовился занять отвоеванную пядь земли. Но стоял ли здесь когда-то старый, заброшенный домик... Странно, но никто из детей не помнил о сем. Только Аля и Владик от чего-то помнили, что-то сказочное и заповедное, запертое в давно ушедших порывах весны.