Обновление от 5.07.16. Рассказ о любви и выживании. О нахождении своего места в жизни и силе характера.
1.
Доминик неслышно прикрыл за собой дверь и отрешенно остановился посреди малой гостиной хозяйских покоев. Твердая решимость в этот последний момент боролась в нем с бездумным страхом, грудь сдавливали тиски неуверенности в принятом решении, мешая сделать глубокий вдох и немного расслабиться.
Канделябры на каминной полке были усажены множеством свечей, напоминая переплетающиеся изогнутые ветви, приютившие высоких стройных птиц. Они неусыпно таращили яркие немигающие глаза на него в немом укоре, неспешно перебирая оплываюшими парафиновыми лапами, и в шелесте этом чудилось юноше тихое перешептывание, насмешка и осуждение.
Он медленно закрыл глаза и выдохнул. Это только плод его воображения. У него нет выбора, и это лучший из возможных вариантов. За закрытыми ставнями завывал зимний ветер, отрывая недавно появившиеся сосульки и с мелодичным звоном разбивающий их о грубые стены. А в комнате было тепло. Даже душно. Доминик еще помнил тот пронизывающий все тело холод, от которого не мог избавиться с начала зимы. И вот всего сутки он в этом доме, а холод вновь вернулся. Только сковав его душу. Он не решился подойти ближе к камину, как бы ни мечтал об этом, ведь разрешения такого ему не давали. А лорд Освальд первым делом акцентировал внимание на неукоснительном исполнении его правил и приказов. За любую малейшую провинность последует наказание. Об этом юноша уже был наслышан.
Хозяин вошел бесшумно, просто в какое-то мгновение в проеме двери в соседнюю комнату появилась его высокая фигура. Доминик не смел поднять на него глаза и нервно глядел на рисунок вычурного ковра под ногами.
- Ты пришел. Сам, - ровно, с едва заметной ноткой интереса произнес мужчина.
- Да, сир, вы же приказали, - тихо ответил Доминик
- Я рад, что ты столь благоразумен и не стал прятаться и пытаться сбежать. - Мужчина вошел в комнату, и Доминику волей неволей пришлось посмотреть на него. Пламя свечей озарило лицо, углубило тени в резких чертах, заиграло в золотистых волосах рыжими усмешками, и придало немного теплоты холодным синим глазам.
- Я понимаю насколько это бесполезно, - пересохшими губами промолвил он. За этот бесконечно короткий день Доминик успел многое узнать от слуг, из их оговорок, из явных наставлений. А вчерашний разговор с лордом Освальдом в кабинете дядюшки Томаса до сих пор гремел у него в ушах.
- Ты очень здравомыслящий юноша. Мне это нравится, - усмехнулся Освальд и медленно обошел юношу, придирчиво того осматривая. - Ты хорошо сложен и со временем при должном внимании будешь просто великолепен. Я не жалею о своем выборе. А ты? - Он остановился за спиной юноши и последние слова тихо прошептал тому на ухо.
- Разве он у меня был? - почти беззвучно ответил Доминик.
- Ты честен, - удивленно и довольно выдохнул хозяин. - Что ж при всех твоих достоинствах ты заслуживаешь награды.
Длинные пальцы хозяина медленно двинулись по скуле Доминика, постепенно разворачивая лицо. Синие глаза Освальда пристально рассматривали лицо юноши, а пальцы трепетно поглаживали нежную кожу еще не познавшую бритвы. Доминик в это время прилагал все усилия, чтобы не отшатнуться или поморщиться, не хотел давать лишнего повода для власти над собой. Хотя внутренне разрывался от бессилия и отвращения. Оцепенело наблюдал, как жесткий рот мужчины оказывается все ближе и ближе. Он ощутил горячее дыхание с привкусом табака и корицы на своих губах, показавшееся ему ужасно мерзким и странным. Доминик непроизвольно содрогнулся от такой ожидаемой, но все же оказавшейся внезапной близости. Язык Освальда настойчиво и властно исследовал его губы, пока не заставил раскрыть рот. Но тут хозяин резко отстранился и расхохотался.
- Неужели я подарил тебе первый поцелуй?
Доминик лишь густо покраснел, но глаз не отвел от лица Освальда. В конце концов, он оправдываться ни в коем случае не будет.
- Что ж, это забавно. - Мужчина провел указательным пальцем по шее юноши, очертил линию ключиц и спустился в вырез рубашки. - Таких, как ты, я еще не встречал, поэтому я буду нежен. Не бойся. Тшшш. - Он приложил палец к губам Доминика, заставляя того замолчать. - На этот раз я все сделаю сам. Но только на этот. Запоминай, учись. И тогда у нас с тобой не будет проблем. Ты мне нравишься, не хотелось бы быть с тобой суровым. Но,- он резко схватил его за волосы и притянул лицо вплотную к своему. - Любое нарушение моих правил будет сурово караться. Им подчиняются все. Ты меня понял?
Доминик слабо кивнул, стараясь не обращать внимания на боль. Хватка в волосах ослабла и превратилась в ласку. Он вновь ощутил прикосновение к своим губам и в этот раз уже сам раскрылся ему навстречу.
- Молодец, - отстранившись, похвалил хозяин и начал ловко раздевать юношу. Белый хлопок рубашки на широких крыльях улетел в темный угол комнаты, притягивая взгляд своей безысходностью. Пламя свечей затрепетало, будто встрепенулись парафиновые птицы, чтобы приблизиться, рассмотреть получше, насмехаться шипением фитилей.
Доминик открыл глаза и долго неподвижно лежал в постели, отрешенно разглядывая лепнину на потолке. Сердце, еще минуту назад учащенно бившееся, уже успокаивалось. Так происходило всегда, когда снился этот сон. Из всех воспоминаний именно первое преследовало его периодически по ночам. Поэтому он старался загрузить себя работой, чтобы сновидения не приходили вовсе.
Парень усмехнулся, резким движением откинул одеяло и вдохнул свежего воздуха, врывавшегося в его комнату из открытого окна. Лето должно было вот-вот наступить, а зной уже вовсю господствовал в столице. Но это было и к лучшему, Доминик всегда любил жару.
Он подхватил висевший на спинке стула халат, накинул поверх ночной сорочки, раздвинул шторы и вышел на балкон. Особняк еще спал, только стража шумела форменными сапогами по мощеным дорожкам парка, на который выходили окна его комнаты.
Доминик провел ладонями по кованым перилам, подставил лицо светлеющему небу. Скоро глубокая синь начнет принимать в себя свет нового дня, преображая эту ночь. Что-то его потянуло на поэзию. Доминик фыркнул и встряхнул головой. Длинные каштановые пряди волос тут же упали ему на лицо. Он раздраженно убрал их назад и, достав из кармана синюю ленту, стянул их на затылке в хвост. Хозяин предпочитает длинные волосы, как бы это ни было неудобно для самого Доминика.
Что ж, раз он поднялся так рано, стоит приступить к своим обязанностям. Подумать только, он уже одиннадцать лет провел в этом доме. Завтра ему исполнится двадцать пять. Замечательный возраст. Столько возможностей. Для свободного человека. Для дворянина... которыми он уже давно не является. Но все могло быть и хуже.
Доминик тщательно оделся: шитый строго по его тонкой фигуре костюм темно-зеленого цвета, в тон к глазам, украшенный вышивкой черной шелковой нитью и жемчугом, с идеально белым кружевом на рукавах и воротнике. Все как предпочитает Освальд. Доминик никогда не нарушал указаний. Возможно, поэтому и остался при хозяине так долго, в отличие от всех остальных воспитанников.
Парень спустился на кухню, где уже вовсю кипела работа. Попросил для себя кофе и проверил меню на день. В связи с такой жарой решил заменить на ужине запеченную утку на лобстера. Гостям графа это должно прийтись по вкусу. Подхватив свою чашку горячего напитка, отправился в кабинет. Скоро дворецкий принесет утреннюю прессу и корреспонденцию. А до этого времени можно перепроверить бухгалтерские книги, которые вот уже три дня он разбирает. Скоро сдавать налоги королю, поэтому граф требует, чтобы все было проделано как можно быстрее.
Работа Доминика увлекала. Он мог часами, забыв обо всем, рыться в бумагах, сопоставлять и изучать числа. Разбирать переписку. Учителя, нанятые в свое время графом, были приятно удивлены его познаниями и склонностью к языкам. Иногда ему казалось все это настолько естественным, и в то же время безумно далеким, связывающим его с прошлой жизнью, почти забытой и теперь какой-то нереальной.
Часы пробили восемь утра - время завтрака. Следует спуститься в столовую и поприветствовать лорда Освальда. Доминик аккуратно сложил все записи, закрыл книги и покинул кабинет. Он пришел первым, следом двое воспитанников, один, Арчи, совсем молоденький, лет пятнадцать, чуть старше самого Доминика на момент появления в этом доме. Высокий, пока еще нескладный, узкий в кости, как и нравится графу. С миловидным лицом, сейчас осунувшимся из-за недосыпания и частых слез. Его всего неделю назад привезли, еще не привык. Доминику стало досадно. Он плохо переносил общество других воспитанников графа, не понимая их постоянного самоуничижения и негодования на жизнь. Новенький прошмыгнул мимо Доминика, едва заметно вздрогнув под его взглядом, и сел на свое место, низко опустив голову.
Доминик презрительно поморщился и посмотрел на второго юношу, Мартина, который уже больше двух лет жил в доме графа. Он подрос, окреп. Занятия на гибкость и пластичность придали его фигуре еще большую стройность и не позволили развиться плечам. Но все это парень мог наблюдать и у себя, все воспитанники проходили одинаковое обучение. Мартин не глядит на приближенного графа, его правую руку и секретаря, в нем чувствуется неприязнь и отвращение. Он мимоходом ободряюще похлопал Арчи по плечу и занял привычное место. Ему девятнадцать и он через многое прошел, но во всем виноват он сам. В Доминике не было сочувствия. Не стоило пытаться сбежать, не стоило противиться своему положению. Его долго этому учили. Порой Доминику приходилось лечить на юнце следы этого обучения, и он не понимал такого глупого упорства. Но ко всему привыкаешь. И Мартин остепенился. Даже начал выполнять несложные поручения. Еще год, два и будет влюбленными глазами смотреть на Освальда, ходить за ним при возможности по пятам. Доминик часто такое наблюдал у особо строптивых юнцов.
Знакомый звук шагов за дверью заставил выпрямиться и поднять голову у всех присутствующих. Слуги поспешно заканчивали с сервировкой стола, а двери распахнулись, ни на секунду не задержав графа Освальда. В свои сорок три он был все таким же энергичным и полным сил, с волевым надменным лицом и длинными золотистыми волосами, лишь кое-где прореженными сединой.
Хозяин сел во главе стола и привычно протянул руку, в которую секретарь незамедлительно положил первоочередные послания, достойные немедленного внимания графа.
- Замечательное утро. Доминик, садись ты уже. - Весело бросил Освальд, разворачивая первое письмо, пока слуга накладывал завтрак.
Парень последовал приказу графа и занял свое место по правую руку от него. Пригубил чашку кофе. По утрам он не мог есть, желудок сводило и даже вид еды вызывал отвращение. И все это знали. Юноши вовсю принялись уплетать завтрак, вежливо отвечая на короткие вопросы Освальда об успехах в обучении. Такие моменты навевали на Доминика умиротворение. И даже непроизвольно губы тянуло улыбнуться, но не настолько, чтобы поддаться этому чувству. Он не позволял себе расслабиться, всегда готовый выполнить любое поручение хозяина. За это его и ценили. Поэтому он и добился таких высот.
- Арчи, Мартин, после урока фехтования заедет портной привезет ваши костюмы на сегодняшний ужин. Не опаздывайте на примерку, ѓ- напомнил Доминик, когда завтрак подошел к концу и юношам разрешили удалиться.
- Да, сэр, - ответили они и вышли за дверь.
- Ты положительно их пугаешь, - насмешливо проронил Освльд, читая очередное послание и отхлебывая маленькими глотками чай из маленькой белой фарфоровой чашечки.
Доминик невозмутимо пожал плечами. Ему было это безразлично.
- Ты готов к поездке? - тем временем спросил граф, посмотрев на секретаря.
- Да, ваша светлость, у меня все подготовлено. Уже известно время? - серьезно кивнул парень.
- Сегодня вечером. Ты знаешь, что должен сделать. Перекупщик свяжется с тобой в условленном месте завтра в полдень. - Хозяин сложил длинные пальцы перед лицом и коснулся ими гладко выбритого подбородка. - Я жду тебя послезавтра не позже одиннадцати. Ты знаешь, как я не люблю опозданий.
- Значит, мое присутствие на ужине не требуется? - уточнил Доминик.
- Справимся без тебя, - рассмеялся Освальд, вынудив и секретаря слабо улыбнуться. - Я рассчитываю на тебя, - уже серьезно добавил он, поднявшись.
- Слушаюсь, ваша светлость, - коротко поклонился парень, - отчеты я уже упорядочил, сейчас же подготовлю все на время моего отсутствия.
- Хорошо, - кивнул граф, покидая комнату и выслушивая остальные донесения.
2.
Доминик только раз был в этой части материка, полгода назад в будучи сопровождением графа. И то настолько южнее они не отправлялись. Конечно парень предполагал, что в Каефе будет жарко, но чтобы настолько. Пот, казалось, лился ручьями, воротник напоминал удавку, а легкий летний костюм был неимоверно неудобен. Доминик с досадой проводил взглядом местных жителей, одетых в шелковые свободные балахоны. Ему бы такой сейчас не помешал.
Он вот уже двадцать минут сидел в кафе и ожидал. Человек графа запаздывал, но это было нормально. Такие люди всегда непредсказуемы. Доминик осушил уже четвертый стакан холодного кислого сока, который хорошо утолял жажду. Но ведь сейчас была середина дня, местные жители только по большой нужде покидали уютные темные дома в такое время. В кафе находились преимущественно иностранцы. Они тихо беседовали на мягких, удобных дастарханах, вкушая неведомые яства и пережидая зной.
Доминик сидел, отделенный ширмой от остального зала, у небольшого окна и разглядывал улицу. Слишком светлая, режущая глаз. Солнце выбелило камни стен, иссушило все вокруг. Песок, казалось, находился везде, в туфлях, складках одежды, ноздрях, даже скрипел на зубах. Как хорошо, что станция находилась близко к городу, и путешествие по пустыне было не долгим.
- Сэр Доминик Адер? - почтительно поинтересовался у него пожилой мужчина в белом местном наряде.
- Да, а вы...
- Мустафа, просто Мустафа, ваш покорный слуга, - с любезной улыбкой поклонился пустынник и присел, не дожидаясь приглашения, напротив парня.
- Вы принесли? - напряженно спросил Доминик.
- Конечно, как и было оговорено. Но моему покровителю необходимы гарантии, вы же понимаете, этот бизнес не столь безопасен, как хотелось бы, - широко улыбнулся южанин.
Парень молча вытащил из внутреннего кармана плотный конверт и положил на стол, медленно пододвинул его к Мустафе и откинулся на мягкую спинку. Пустынник торопливо схватил узловатыми пальцами конверт и спрятал в складках просторного балахона. А затем осторожно извлек маленькую деревянную коробочку.
- Все охранные заклинания не тронуты, только получатель сможет извлечь содержимое, - пояснил Мустафа, поставив предмет перед Домиником.
Парень накрыл коробочку белым шелковым платком, с непростым магическим узором и осторожно спрятал в карман. Он поднялся, собираясь уходить, но тут пустынник, пристально глядя на него и доброжелательно улыбаясь, проговорил:
- Удивительно, как вы похожи на своего отца!
Доминик замер, внутри что-то болезненно сжалось, руки похолодели. Он заставил себя вымученно улыбнуться и ответил:
- Мне сложно судить, я его совсем не помню.
- Очень жаль, достойнейший был человек и ученый. В нашей среде его часто вспоминают. Таких умов теперь нет. Какая трагедия! - медленно сказал Мустафа, следя за реакцией парня.
- Вы правы, - решил сказать хоть что-то Доминик. На него накатывали волны необъяснимой тревоги и хотелось поскорее закончить этот разговор. Что-то пошло не так, и Освальду это не понравится. К тому же история с родителями... об этом вообще лучше не думать.
- Ходили слухи, что их сын тогда был свидетелем... всего... произошедшего... - продолжал, как ни в чем не бывало, пустынник.
- Прекратите! - вдруг сдавленно воскликнул Доминик, и моментально опомнившись, взял себя в руки и уже спокойно добавил: - Я почти ничего не помню из того времени. Оставим эту тему. Прохладного дня!
- Прохладного дня! - попрощался Мустафа, усмехнувшись, и подозвал разносчика.
Парень поспешно вышел из кафе и более не обращая внимания на жару почти побежал к гостинице. До отъезда было еще пара часов, а прогулка по городу его больше ни в коей мере не привлекала. Что-то жуткое обосновалось в его груди и толкало запереться в надежной комнате на все замки и не видеть никого. Налетел горячий пустынный ветер, совершенно не охлаждающий, а только колющий лицо многочисленными захваченными в плен песчинками. Навесы на домах, создающие тень, затрепетали под его напором, и Доминику почудилось в этом звуке приближающееся хлопанье крыльев огромных стервятников, кружащих над ним, отбрасывающих свои исковерканные тени и глумящихся над его беспомощностью. Парень закрыл глаза и встряхнул головой, пытаясь избавиться от назойливого образа, вышел из благодатной тени и продолжил путь посередине улицы, самому жаркому и открытому месту.
Доминик не стал дожидаться вечера. Прямой портал в Каефу из столицы открывался только дважды в сутки, рано утром и поздно вечером. Одним таким он и прибыл сюда, так же должен был и вернуться. Но странная встреча в кафе не давала покоя и вынуждала действовать. Поэтому парень быстро собрался и заказал извозчика на станцию. Билет удалось поменять без проблем, зато немного отпустила тревога. Всего через полчаса он отправится в обратный путь, ну и пусть на четыре часа дольше выйдет, и по сути почти в то же время он и прибудет домой как и намечалось. Но зато будет спокоен. Всего три дополнительные остановки. И уж лучше чем сидеть в гостинице и изнывать от жары.
Прохладный темный зал ожидания был безлюдным. У прохода на посадочную площадку даже контролер не стоял. Доминик нервно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, но внешне постарался остаться равнодушным. Мало ли вдруг за ним наблюдают. Большие настенные часы громко, размеренно тикали, отмеряя время до посадки. Парню не терпелось покинуть этот город, выбросить из головы последний разговор с пустынником и отдать графу опасную вещицу. Он не имел ни малейшего понятия, что именно везет сейчас в потайном кармане, но то, что все очень серьезно не сомневался. По-другому у хозяина и не могло быть. Слишком специфическая работа, слишком странные дела.
Стрелка часов качнулась к без четверти пять. Пора. Доминик поднялся, неосознанно проверил на месте ли рапира и, взяв саквояж, направился к выходу. Тут же появился контролер, мельком глянул на билет и с фальшивой улыбкой предложил пройти на посадку.
Сколько Доминик ни путешествовал канатной дорогой, а всегда она вызывала в нем трепет и восхищение. Он стоял на большом открытом пространстве под жгучими лучами солнца и смотрел, как неспешно на него надвигается большая железная кабина, невозможно яркого пурпурного цвета. Канаты скрипели и стонали под тяжестью этого исполина, что казалось немыслимым войти туда и добавить еще и свой вес. На равном удалении друг от друга виднелись опорные вышки, поддерживающие нехитрую конструкцию дороги. Жаркий ветер норовил занести песком все вокруг, запорошить им волосы парня, изрезать лицо. Доминик поднял платок и скрыл нижнюю половину лица. Скоро он уже покинет это негостеприимное место.
С тяжким стоном кабина зависла у площадки. Контролер подскочил и услужливо отворил дверцу, через которую вышли пожилая пара пустынников с внуком и молодой северянин, скорее всего, торговец. Доминик осторожно вошел, как всегда внутренне замирая над пропастью между платформой и полом кабины. Но вот нога уверенно нашла твердое основание, и по телу прокалилась волна ликования.
Ряды мягких сидений были едва на половину заполнены. Но по пути еще три пересадки должно быть, поэтому пассажиров может прибавиться. Доминик выбрал место у окна, по ходу движения и постарался устроиться поудобнее. Ему было недосуг разглядывать других людей, напряжение потихоньку отпускало, на губах едва наметилась улыбка. Он смотрел в окно на медленно поплывшее назад большое черное здание станции, так сильно разящееся с местными белыми низенькими постройками; на светло-желтый песок, заполонивший все видимое пространство.
Все. Они миновали станцию, оказались высоко над землей и начали медленно подниматься все выше и выше, будто норовя поравняться с солнцем. Пронеслась мимо первая вышка, одарив мимолетной тенью, затем вторая. На третьей должен быть портал. Он всегда на третьей. Доминик устремил взгляд вперед, пытаясь, как и всегда, угадать момент, когда разверзнется дыра в пространстве, и так же не сумев сделать этого. В долю секунды перед пурпуром кабины вспыхнула голубая, пронизанная всполохами молний глотка портала. Уши заложило, в животе образовался противный ком. Кабину встряхнуло, люди дружно выдохнули, только тут осознав, что затаили дыхание, и продолжили переговариваться. За окном теперь был совершенно другой пейзаж.
Бескрайняя зеленая равнина, изредка принявшая на себе маленькие домики в обрамлении высоких деревьев. Ход кабины размеренно увеличивался, поднимая людей все выше. В воздухе теперь витала свежесть. Доминик вдохнул полной грудью. Скоро все кончится. На разговоры вокруг он не обращал внимание, погрузившись в свои мысли.
Его узнали. Этот человек был знаком с его отцом. Слишком явные намеки. Но на что? Почему Доминик не может ничего вспомнить о родных. Только какие-то разрозненные отрывки из самого далекого детства. Как-то раньше не было времени задуматься об этом. Столько дел для хозяина, столько вещей требовало его внимания. А теперь... теперь ему кажется странным, что он ничего не помнит. Нет, не так. Он просто не придавал значения тому, что видел или слышал в то время. Четырнадцать лет это много и мало для потрясенного подростка. Сейчас обрывки фраз складывались в его памяти в некое подобие картины.
Вот он долго болеет. Очень долго, лихорадка мучит неимоверно. Постоянная жажда. И он знает, что никто не придет. Некому прийти. Но почему он это знает, откуда? Жар прошел, но сил совершенно не было. Приходили люди, много людей. Что-то спрашивали. Он тогда не мог говорить. Будто все слова разом забылись. Странное слово, оно врезалось в память: посттравматический синдром. Это с ним? Его перевозят, обращаются не то чтобы грубо, но безразлично. Дом, чужой, как и чужой этот человек, который назвался дядюшкой Томасом. Холод, шепот. За его спиной часто шептались в том доме. Он научился говорить заново. Несколько раз приходили полицейские. Спрашивали... о родителях. Помнит ли он. А что он мог тогда помнить? Сейчас кажется, что что-то ведь должен был. Как они тогда с ним разговаривали ласково, медленно, осторожно. Будто он душевнобольной. Но может им так и казалось. Это позже Доминик оттаял, начал немного говорить с людьми, осознавать окружающее. А тогда жил как в бреду. Только два раза приходили те полицейские. Что же они тогда хотели? Вспомнить бы их вопросы. А потом... потом в один из вечеров появился граф Освальд.
Доминик прикрыл глаза и постарался отрешиться от всех мыслей. Следует обдумать это позже. Вернуться домой и воспользоваться связями, чтобы что-то разузнать. Как внезапно прошлое напомнило о себе. Это может стать проблемой. Граф не любит проблемных людей. Решения зачастую принимает радикальные. Но ведь он знал... должен был знать. Чтобы такой человек и был не в курсе проблем Доминика. Это тоже стоит обдумать.
Кабина дернулась и остановилась. Доминик даже не заметил, как они прибыли на следующую станцию. Люди выходили и входили. Разные и такие одинаковые в своей вечной озабоченности и поспешности.
- Я ни в чем не виноват, - прошептал Доминик, стараясь успокоить самого себя. - Не виноват. Он должен это понять.
Дорога предстояла длинной, парень незаметно для самого себя задремал. Проснулся от резкого толчка, подбросившего его на сиденье. Не сразу поняв, что происходит и где находится, Доминик вскочил на ноги и сжал рукоять рапиры. Люди вокруг кричали. Кабина канатной дороги ходила ходуном, раскачиваясь в разные стороны. Мельком глянув в окно, он понял что они зависли прямо перед очередным порталом, который уже раскрылся готовый принять их. Что произошло?
Неприятный, страшных скрежет заглушил все остальные звуки. Кабина на будто на мгновение замерла в тишине и спокойствии, а затем что-то лопнуло. Задняя часть стремительно ушла вниз, люди повалились друг на друга, вскрикивая и хватаясь за что попало, покатились к стане. Паника нарастала. Доминик крепко вцепился в сиденья, изо всех сил стараясь не разжать пальцы. Разбились стекла. Длинный, затухающий крик. Кто-то вывалился. Кабину еще раз встряхнуло, и стало ясно, что трос вот-вот полностью оборвется. Доминик зажмурился. В это просто невозможно было поверить! Страх охватил его всего. Но этот страх был совершенно новым, непривычным. Тот старый, давно сроднившийся и почти забытый, был липким и противным, этот же яркий, свежий.
Безумие вокруг продолжалось какие-то пару секунд, ощущение быстрого падения и вспышка, ослепляющая даже сквозь сомкнутые веки. Последовал сильный удар, швырнувший Доминика вперед, в гущу людей и отключивший его сознание.
