Правду сказать, я насмотрелся на этого Дантесишку во время военного суда. Страшная французская бульварная сволочь с смазливой только рожицей и с бойким говором. На первый раз он не знал, какой результат будет иметь суд над ним, думал, что его, без церемонии, расстреляют и в тайном каземате засекут ка-зацкими нагайками. Дрянь! Растерялся, бледнел, дрожал. А как проведал чрез своих друзей, в чём вся суть-то, о! тогда поднялся на дыбы, захорохорился, чёрт был ему не брат...
А.И.Синицин (Аудитор военного суда над Дантесом).
С детских лет мы знаем о трагической дуэли А.С.Пушкина с Ж.Дантесом-Геккереном, окончившейся гибелью поэта. История эта изучена, казалось бы, вдоль и поперёк, но при этом кое-что в ней остаётся неясным и противоречи-вым.
Так, считается, что Пушкин стрелял в Дантеса, желая его убить, но пуля, попав по одной версии - в руку, которой прикрывался француз, а по другой - в пуговицу его кавалергардского мундира, отскочила. Дантес якобы упал (а Пушкин этому обрадовался), но затем поднялся как ни в чём ни бывало и на следующий день чувствовал себя превосходно!
Могло ли такое быть? Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним об ору-жии дуэлянтов.
В "Евгении Онегине" Пушкин подробно описал процесс заряжания дуэль-ного пистолета - с большим знанием дела, основанном на богатом личном опыте (поэт был заядлым дуэлянтом, не позволяя "надменным потомкам" знат-ных фамилий оскорбить простого дворянина "игрою счастия обиженного рода", хотя сам никого не убивал - стрелял в воздух, удовлетворяясь извинениями, отметим это особо). Обратим внимание на строки:
Гремит о шомпол молоток,
В гранёный ствол уходят пули...
Что значит - "гранёный ствол"? А вот что. В те времена стволы гладко-ствольного оружия снаружи были, как и сейчас, цилиндрическими. А вот ство-лы оружия нарезного снаружи имели форму шести- или восьмигранной призмы. Может быть, это делалось для того, чтобы нарезное (более опасное) оружие можно было с первого взгляда отличить от гладкоствольного. Факт, что ствол нарезного пистолета был гранёным и, следовательно, пистолеты Онегина и Ленского - не гладкоствольными, как почему-то принято считать, а нарезны-ми!
Это подтверждает другая строка: "Гремит о шомпол молоток". При заря-жании гладкоствольного пистолета молоток не нужен. Пулю и пыж просто проталкивают вниз шомполом. А вот когда заряжают с дула нарезное оружие... При выстреле пуля должна врезаться в нарезы, для чего её диаметр делается больше калибра оружия. Вот её и "заколачивают" в ствол, уперев в неё шомпол и стуча по нему молотком.
Итак, пистолеты пушкинских героев (а это - обычные, "стандартные" ду-эльные пистолеты) были нарезными. Естественно, сам Пушкин и Дантес ис-пользовали те же "Лепажа стволы роковые". В музее Пушкина хранятся эти пистолеты. Достаточно взглянуть на их гранёные стволы. Зная это, попробуем оценить историю о пушкинской пуле, отскочившей то ли от пуговицы, то ли от руки...
Стрелялись с десяти шагов. В "Истории военного искусства" А.А.Строкова мне попалась схема боевых порядков пехотного батальона той поры. Размеры этих порядков указаны на схеме в шагах (по тогдашним уста-вам). Пересчитав эти цифры в метры, я убедился, что речь идёт о двойных ша-гах (была такая мера длины: шаг левой и шаг правой считались одним шагом). Очевидно и дистанции стрельбы мерялись такими же, двойными, шагами (оце-ните, кстати, в этом свете дальность стрельбы "малоэффективного" гладкост-вольного ружья той поры - 400 шагов (640 метров - как у АК-74!), а на 200 шагах половина солдат попадали в цель - при том, что на обучение стрельбе давали два патрона в год!).
Десять шагов превращаются в 16 метров (согласитесь: если мерять оди-ночными шагами, получается всего 8 метров - гарантированное взаимное са-моубийство!). С такой дистанции пуля из ПМ (калибр - 9 мм, длина ствола - 5 см) легко пробьёт руку, а, попав в пуговицу, загонит её в тело владельца! Что же сделает нарезной пистолет калибром вдвое больше, чем ПМ, а длиной ство-ла - вчетверо больше?! Вес его пули и её начальная скорость в несколько раз превосходят аналогичные показатели пули ПМ. Какая же у неё кинетическая энергия?!
Вспомним того же Пушкина. Пуля Дантеса попала ему в район тазобед-ренного сустава, и он рухнул, как подкошенный. Ибо удар такой пули сравним с ударом лома.
Представим себе "максимальный" вариант. Дантес стоит, прикрываясь ру-кой. Пуля попала в руку, под которой - пуговица. В этом случае пуговица и осколки костей руки должны были вылететь вместе с пулей с противоположной стороны!
Единственный вариант, при котором пуля могла отскочить от пуговицы - если бы она попала в пуговицу стоящего боком к Пушкину Дантеса по каса-тельной, лишь слегка задев её. Даже и в этом случае француз должен был по-лучить сильный толчок, от которого действительно мог упасть.
Но такое "касательное попадание" означает, что Пушкин промахнулся? Могло ли такое случиться? Из уже упоминавшегося ПМ сегодняшние офицеры стреляют с 25 м и, при более-менее регулярной тренировке, попадают в "яблоч-ко". А с 16 м, да ещё - из пистолета со стволом вчетверо длиннее?! А то, что Пушкин был хорошим стрелком и регулярно упражнялся, известно (помните: секундант Ленского попадал с 5 саженей в туза? Наверняка поэт описал свои способности). Так мог ли он промахнуться?
Конечно, Пушкин был ранен. Но - за несколько секунд до своего выстре-ла! Тут одно из двух: если рана вызвала шок - поэт вообще не смог бы вы-стрелить. А если нет - к моменту выстрела потеря крови должна была быть небольшой; от этого Пушкин не мог ослабеть настолько, чтобы плохо видеть своего противника. Да и потом, как известно, в такие стрессовые моменты в крови у человека резко подскакивает уровень адреналина, так что в первые ми-нуты раненый просто не замечает своего ранения, полностью сохраняя ясное сознание.
Если Пушкин был разгневан на Дантеса и жаждал его убить, он должен был сохранить ясность мысли и твёрдость руки до самого выстрела и только потом, добившись цели, начать "отключаться". Примерно так это и произошло.
Дантес же, как известно, остался жив и здоров. Вывод: никакого ранения он не получал! Но ведь говорят: после выстрела Пушкина француз упал? Ну и что? Однажды, в те же годы, князь Голицын тоже стрелялся с одним францу-зом. Так тот упал в обморок от одного вида наведённого на него пистолета, даже не дождавшись выстрела. А не по той ли причине упал и Дантес - ведь, судя по его поведению на суде после дуэли, или по тому, как он бросился изви-няться, когда Пушкин вызвал его в первый раз (и даже женился на сестре Ната-льи Гончаровой) - храбрецом этот пассивный гомосексуалист не был...
Кстати, то, что поэт был ранен в бедро, подтверждает это: это надо же бы-ло так промахнуться! С аналогичной дистанции Мартынов попал Лермонтову в сердце, убив поэта в мгновение ока. Так что Михаил Юрьевич невольно поль-стил Дантесу, написав:
...хладнокровно...
Пустое сердце бьётся ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И сердце, судя по всему, колотилось, и душа в пятки ушла, и рука тряслась!
Но если Пушкин не мог промахнуться и при этом не попал в Дантеса, куда же он целился? А туда же, куда и Лермонтов в своей дуэли с де Барантом - в воздух! Вспомним слова поэта:
Но отправлять его к отцам едва ль приятно будет вам.
Да! Одно дело - дворянину вызвать обидчика на поединок, защищая свою честь, и совсем другое - христианину (да и просто человеку) совершить убийство, взять грех на душу... Вспомним опять же Лермонтова в дуэли с де Барантом: "Я решил показать ему, что русские офицеры не уступят французам в храбрости!" - сказал он своему троюродному брату Акиму Шан-Гирею. "Показал тем, что в воздух выстрелил?" "Ну а что же, убивать его, по-твоему было?!"
Для таких прекрасных стрелков, как Пушкин и Лермонтов, выстрел в цель гарантированно означал - "на убой", поэтому они очень осторожно относи-лись к своему умению. И, по свидетельству очевидцев, перед смертью Пушкин говорил: "Его (Дантеса) смерть не доставила бы мне удовольствия. Я его про-щаю."
Так не много ли чести вот уже 160 лет мы оказываем французскому прохо-димцу - приписывая ему ранение от руки Пушкина, которое он не получал?..