Аннотация: Черный крест. Часть вторая. "Погоня за чудовищем". Написана в августе 2003-его года.
ЧЕРНЫЙ КРЕСТ-2
ПОГОНЯ ЗА ЧУДОВИЩЕМ
Часть 1
01. Я сижу в залитой мертвенно-синим светом комнате и разглядываю пустую упаковку из-под таблеток "антисекса". Интересно, что у таблеток в маленькой картонной упаковочке есть инструкция по применению.
Нам объясняли, что российский "антисекс" ко всему прочему еще и хорошее успокоительное, и снотворное, и одновременно еще к тому же "правильно балансирует микрофлору" в желудке человека. Особенные таблетки для мужчин. Особенные таблетки для женщин. Применять только перед сном, запив примерно стаканом воды. Одну таблетку в сутки, лежа в постели. В конце каждого месяца следует написать свой личный номер на опустевшей упаковке таблеток и отправить по определенному адресу. С определенных пор обычная, неэлектронная почта в России- дело очень надежное. Вам могут по почте выслать очень важные документы, вплоть до заграничного паспорта. Ведь за взлом вашего номерного официального почтового ящика взломщику полагается смертная казнь.
Таблетки антисекса некогда придумал Дмитрий Андреевич Пашкевич. Пашкевича убил Николай Александрович Ткаченко. Ткаченко погиб сам, наступив на противопехотную мину. С тех пор прошло уже два года, но я все это хорошо помню.
Помню так, что иногда мне даже кажется, будто те события для меня даже сейчас - бóльшая реальность, чем то, что я вижу вокруг себя сейчас.
02. Год назад я закончил Высшее Пехотное Военное Училище. Хоть мне и обещали, что за уничтожение черного креста зачтут последний год учебы как пройденный, но на самом деле я этого не получил. Пришлось учиться. Поняв, что меня в некотором смысле обманули, вспоминая слова Пашкевича: "Они вас используют и выбросят", я потерял веру в этот КГБ. Целый год, все усиливаясь, во мне развивалась "шиза": мне казалось, что меня вот- вот подставят, сделают что-то - и выгонят, потом заберут в армию на два года, послав в горячую точку, дадут своим ребятам приказ меня шлепнуть как-нибудь в бою, да так, чтобы никто не смог подумать, что меня убили свои. На войне гибнут солдаты.
Но ничего этого не произошло. Мне дали спокойно доучиться до конца и выпустили. Теперь я офицер. После учебы особая, для людей "на примете", практика: всего три месяца, и ты снова становишься в строй. На том месте, куда тебе укажут.
03. Даже если этого места не существует.
Институт, куда меня послали работать, настолько секретный, что, работая в нем, вы не имеете права говорить, где вы работаете. Вместо этого существует "легенда", которую вы говорите всем своим окружающим, если спросят. Даже самые близкие родственники, даже дети о вас должны знать только легенду и ничего больше. Просто иначе вам не жить.
Территориально же институт располагается в Подмосковье, на западе, на некогда Рублевском, так его здесь еще иногда по старой памяти называют, шоссе. Говорят даже, что раньше здесь селились в больших домах плохие люди. Но революция-реформация превратила эти места в сельскохозяйственные поля. Бескрайние поля пшеницы. Так что, если вы поедете по Западному шоссе из Москвы, на пятнадцатом километре под особым указателем свернете налево, проедете еще три километра и, заехав в густой березовый лес, остановитесь в тупике у ворот, и у вас есть соответствующие пропуска, и молодой офицер-охранник вас пустит за ворота, и вы припаркуете свою машину в подземном замаскированном гараже, и дальше пройдете к лифту, и вас там встретят два офицера охраны и у вас окажется опять с документами все хорошо, тогда в соответствии с тем, какая у вас магнитная карточка, лифт опустит вас минимум метров на сто под землю. Но чем глубже, тем секретнее, чем дальше под землю, тем выше ответственность, секретность и так далее. Вы никогда не узнаете о том, что происходит на этажах выше или ниже вашего. Это секрет.
Хотя лично мне и противно и даже немного стыдно работать в институте, который, как мне кажется, шиш с маслом принес пользы моему отечеству. Реально, думаю, ни копейки.
Научно-исследовательский институт по изучению религиозного и оккультного опыта Земли. Страшно секретно. Страшно расходно. Нисколько не доходно. Ни копейки.
Думаю, меня сюда взяли потому, что я уничтожил черный крест. Или для того, чтобы здесь я сошел с ума.
04. Иногда я ловлю на себе неодобрительные взгляды здешних стариков. Кто-то мне сказал, что это те самые ребята, которые начинали работу с Пашкевичем по проекту "Черный крест". Иногда восхищенные взгляды молодых офицеров. Они восхищаются, наверное, тем, что я уничтожил черный крест. Но мне в принципе на это плевать, потому что всех местных работничков для себя я уже навеки записал в шизоиды. Это часто одержимые какими-то абсолютно нездравыми идеями люди, производящие странные опыты в своих странных лабораториях.
Один из здешних обитателей, к примеру, после одной из экспедиций по Китаю, привез в свою лабораторию древний манускрипт. Парень был уверен, что если составить по рецепту манускрипта некое месиво черного порошка и его, этот порошок, поджечь, то он, зав. лабораторией, пройдя через "великий свет" уйдет в иное измерение. Намешав несколько десятков килограммов порошка, работая с размахом, парень вместе со всей своей лабораторией, а там работало еще ни много ни мало двадцать три человека, взлетел на воздух. Черный порошок оказался порохом.
Я видел обугленные тела лаборантов и лаборанток, ожоги на телах еще живых людей, но не дающие ни единого шанса на выживание... черные лица, сгоревшие веки и блестящие, неморгающие глаза умирающего в страшной агонии. Самого же "героя" просто разнесло вклочья. Жуткий дым, гарь и вонь, не смотря на вентиляцию, работавшую несколько суток в пожарном режиме, ещё долго напоминали нам о происшедшем. Хотя на следующее утро лаборатория была просто как новенькая. Готова к приему новых естествоиспытательных героев.
Так и живем, не пропустив ни дня. Еще один молодой (а особую активность проявляют обычно, конечно, лишь молодые сотрудники), так вот, еще один молодой сотрудник где-то в Бессарабии раскопал колоду карт, играя в которые, скажем, в дурака, у вас все время будут хорошие карты, обилие козырей и при всем при этом вы будете проигрывать постоянно и без перерыва. Молодой сотрудник на основе материала, полученного экспериментальным путем, написал сложную научную работу по "новой теории вероятности".
А еще одна молодая девушка в Германии в одном из древних замков нашла каким-то странным способом три мешка с серебряными пулями. И полный ноль информации по этому поводу. Еще уже немолодой сотрудник при изучении одного из замков в Польше обнаружил в подвале склад пустых гробов разных эпох. И полный ноль информации о том, кому эта коллекция запонадобилась. Самый старый гроб конца XVII века. Самый новый конца первой половины XX-го.
И такой инфы в институте полно, вагонами, успевай разгружать.
Не выдержав всей этой мерзости, я написал на имя товарища Первого докладную записку о нецелесообразности содержания нашего института. Всех вон, а помещения - под склад армейской тушенки.
05. А затем меня (я был наивен - тогда еще удивился) вызвал к себе "на разговор" директор, Карпель Анатолий Борисович. Он мне популярно объяснил "структуру работы нашего научно-исследовательского учреждения". Так вот. Оказывается, основная масса сотрудников института- это просто люди, которые по всей земле собирают информацию- скажем так, обо всем по-немногу. Но основной же проект, ради которого и был некогда создан институт это, конечно...
А что бы вы думали? "Черный крест".
Карпель еще сказал мне, что на сегодняшний день проект прикрыт, но есть огромное количество информации по проекту и прочая, а приказа об ее уничтожении сверху еще не поступало.
- Там,- сказал директор, многозначительно поднимая кверху глаза и указательный палец правой руки,- сейчас идет нешу-у-у-уточная борьба за наш проект. И чья еще возьмет, одному Богу известно. А пока... систематизируйте базы данных, которые у вас уже есть, которые вы сами добыли во Франции и наши, институтские, и ждите дальнейших распоряжений. Когда же захотите снова послать докладную записку на имя Главного, не утруждайтесь, зайдите ко мне. У меня тут с ним прямая связь.
Вы поговорите, а я послушаю.
06. Я целыми днями сидел в институтской, гектаров десять под землей, библиотеке. Здесь я однажды напоролся на книгу, в которой воедино была собрана информация об обмундировании военных разных стран в XX веке.
Оказывается, любопытно, наша форма очень похожа на форму немцев в 40-х годах. Только вот ботинки у нас покруче будут.
Ну, то есть форма не похожа, скажем так, а просто калька с той, немецкой, и все. Даже как-то не по себе стало. Жарко в библиотеке? Или кондиционер плохо работал? Не настроили еще?
А еще как-то раз я совершил преступление: не желая больше таскать подносами в библиотеку чай из буфета, взял с собой из своего отдела чайник. Мои сослуживцы очень обиделись. Они пьют чай в отделе каждые полчаса- не то, что я, бездельник- каждые пять минут, и я заставил их пропустить три чаепития. Хотя все прекрасно знают, что я днюю и ночую, кстати, лишь для собственного удовольствия, в библиотеке, им понадобилось на сей раз полтора часа, чтобы разыскать меня, и, следовательно, чайник. Пришлось извиниться, и купить себе свой.
Ну... через три дня они перестали обижаться.
07. Тем временем я покинул общежитие для молодых офицеров: мне дали квартиру на тридцать втором этаже тридцатипятиэтажного дома на Филевском парке. Мои товарищи удивлялись- они ждут значительно дольше. Стандартная современная квартира, "по потребности"- одна огромаднейшая комната и мизерные кухня и санузел.
А также огромный, я назвал его "моя Красная площадь", балкон. Даже страшно выходить. Воет ветер, и я смотрю на Поклонную гору.
Квартиру на самом деле в любой момент могут отнять, и я не спешу здесь "окапываться", делать ремонт и прикупать мебель. А может случится и так, что проживешь в ней лет сорок. Я купил раскладушку и два стола - для компьютера и на кухню. А также складные стульчики.
Мама радовалась до слез. Она говорила, что я совсем уже взрослый, а папа вспоминал, как ему дед рассказывал, что раньше с жильем было непросто. Мы отметили. На отмечание я еще приглашал Аню, но она не пришла. Когда родители ушли, я продолжал отмечать в одиночестве.
Я размахивал бутылкой как бы чокаясь с кем-то извне, с кем-то, кто находится там, вдали, у самой Поклонной горы, там, где монумент павшим героям последней войны, там, где на гранитных досках выгравированы золотом имена всех погибших в Третью мировую. Там есть имена и моих товарищей. Я чокуюсь с ними до двух ночи, а ветер уносит мои слова в никуда, к Москве-реке на север. Меня никто не слышит и никогда даже при всем желании не смог бы услышать: толстые специальные звукоизолирующие стены разделяют жителей этого дома, а так же высокий этаж и вой ветра. Утром обнаруживаю, что несколько заблевал свою, "Красную площадь".
08. Потом институт, как раз на новоселье, отнял у меня машину. Это броневик "Чайка-Москвич"- гражданский кузов на военной "основе". Кузов темно-темно-темно-серого цвета- такой, что понятно- не черный, но серый. Такой цвет только у... таких, как я, и все это понимают, особенно постовые. Но это на стационарах, а вот на не стационарах иногда и не понимают. Однажды меня оштрафовали за то, что я ехал на красный.
- Вам все ясно?
- Что?
- Ну, что вы нарушили?
- А что я сделал?
- Вы проехали на красный сигнал светофора.
- А где светофор?
Зато вместе с тем, что у меня изъяли машину, мне очень, очень секретно, под подписку, сообщили, что Москву и институт соединяет ветка метро.
Так вот.
Только об этом почти никто не знает. Прямая ветка от института к самому центру. С "институтской" ветки метро можно перейти по ходу на станции, соответственно по станциям- Смоленскую, Арбатскую и Площадь революции. На Смоленской вы просто сходите и поднимаетесь на лифте наверх, а после выходите в одну из служебных дверей вовне на станцию Смоленская "обычного" метро. Примерно то же самое и на Арбатской, только, выйдя из лифта, вам надо еще подняться по достаточно крутой и с неудобными ступеньками лестнице наверх.
На Площади революции же есть эскалатор, а выходите вы в некий узкий коридор, напрямую соединенный с отделением милиции. И вы выходите из отделения милиции. В гражданском. А это странно, потому что из отделений милиции обычно людей в гражданском увозят.
Но не это важно. Мне, для того чтобы попасть на свой Филевский парк, нужно выйти на станции Смоленская нашего метро, перейти на станцию обычного метро и потом, обычно, я выхожу на улицу со Смоленской синей ветки по переходу к Смоленской-2 голубой ветки- и прямиком и без пересадок домой.
А мой дом упоительно пахнет новостроем.
09. А я пытаюсь дозвониться Анне, но ее нигде нет. Нет на работе, нет дома, не отвечает ее мобильный телефон. Однажды голос мне сообщает, что мои номера, как служебные, так и домашние и мобильные, на ее мобильном заблокированы.
Я пытаюсь подстроить встречу, но мне все не удается. Я должен сидеть в институте ровно до семи, но Аня возвращается домой уже к половине седьмого. Она ускользает, как тень.
А через полгода звонит и просит больше ее не беспокоить, потому что и она, и ее родители считают, что в смерти ее брата виноват я. На словах они все как на войне были.
Тем временем я еще купил себе зеркало. В квартиру. Большое-прибольшое.
Я трачу зарплату на книги. И даже стихи стал читать. Но современные стихи:
- Дни мои уходят
Годы улетают
Желанья - не сбываются
И надежды - тают
Мне не нравятся. Нас воспитывали совсем на других стихах-
- Вы решили,
Мы согласны
Жизнь свою
Прожить напрасно?
Нет!
Нет!!
Я хожу от стены к стене, я, распростерши руки, летаю на своем балконе с банкой пива, а то и с двумя, я звоню не отвечающим друзьям и Анне, я читаю чужие депрессивные стихи...
Я смотрю в зеркало и больше не вижу там молодого наголо остриженного франта в модном клетчатом костюме темно-коричневого цвета в черную клетку и в военных черных парадных ботинках, начищенных до блеска. Вместо же своего отражения я вижу "Черный крест".
10.- Доброе утро!
- Доброе утро!
Мы с Карпелем делаем вид, что друг другу очень рады, и пожимаем друг другу руки. Он предлагает мне сесть. А это, впрочем, я уже успел сделать и без его приглашения. Карпель жмет на кнопку у себя на многоканальном телефоне:
- Роман Олегович! Зайдите пожалуйста! - и через какое-то время в кабинет, без стука, по-дружески входит Князев Роман Олегович - седовласый старикан из "старой гвардии", приятной наружности, с романтическими такими усами и бородкой, весь такой расфуфыренный и пахнущий трофейными французскими духами.
- Вот- представляет нас друг другу Карпель.
- Очень приятно!
- А мне как приятно! Вы ведь грохнули крест?
- Да что вы, слуга, ничего не стоящий, сделал, что должен был сделать,- мы друг друга пытаемся сразу подковырнуть. Но Карпель нас "разъединяет":
- Теперь вы, Алексей Алексеевич, переходите во вновь созданный отдел "Черный крест" под руководство Романа Олеговича! Прошу любить и жаловать!
Князев сверлит меня своим добрым взглядом голубых глаз - хорошо сказано, а?
Наверху, оказывается, все уже опять помирились,- говорит Карпель, и решили закрыть, и теперь уже окончательно (только после я узнал, сколько раз проект за всю его историю окончательно закрывали). Вам необходимо по возможности, везде, где только можно, достать информацию о черном кресте, где только она есть, сохранилась или обнаружится, перевезти ее в Россию, сделать копии информации, а оригиналы уничтожить. И еще... нужно кое-кого добить. То есть того, кого вы раньше не добили. Найти сначала, да, да... Но вы, Алексей, не беспокойтесь, вы теперь будете работать под неусыпным отеческим оком старших своих товарищей по проекту. С ними вас Роман Олегович познакомит после. А пока на новое место, и поздравляю с новым назначением, с повышением, в том числе и с повышением зарплаты.
"Ага,- думаю, теперь не только на хлеб хватит. Но еще и на чуть-чуть масла. Аллилуя!"
11. Прощаюсь со своими сослуживцами в уже не моем отделе систематизации информации, они устраивают в честь моего ухода чаепитие; беру свой чайник и ухожу. А вновь воссозданный проект "Черный крест" это всего лишь некогда созданный проект "Черный крест", только после небольшого перерыва.
Вновь открыли самый глубокий последний этаж. Туда снова ездят лифты. Библиотека прямо над нами, и, слава богу, до нее можно добраться по лестнице пешком. Но больше никуда. Везде пропуска и карточки. И вот, на этом целом этаже- боюсь говорить, сколько гектар- всего двадцать четыре седовласых старых... И я.
12. Старики меня не любят. И я это чувствую. И они хотят, чтобы я это чувствовал. Они все в черном, лишь белые рубашечки, они все считают себя специалистами. Один парень- кандидат по безопасности- почти никогда, в служебное время уж точно, не расстается с бронежилетом и кучей всяких защитных прибабахов степени готовности солдата "к бою". Странный такой.
Но то, по чему они себя считают специалистами, мне просто смешно!
Специалист по оккультизму.
Профессор по вампиризму.
Кандидат по апокрифам.
Лингвист- переводчик с нескольких, лет четыреста как несуществующих языков.
Все они серьезны, а меня считают баловнем судьбы и выкормышем ГБ по причине родственных связей. Ниже подполковника нет никого. Молодой лейтенант не в почете.
Спрашиваю полковника Февралева, когда он последний раз видел Дракулу. Февралев, натужно улыбаясь, объясняет мне, что вампир - термин, относящийся к мертвому человеческому телу, снятому с черного креста после распятия на нем.
- То есть к уже живому, или черт знает какому там телу,- уточняю я.
- Так точно.
И ехидная улыбочка, до максимума округляющая и так пухленькие щечки толстячка Февралева. Да... этих ребят армейские физкультурные нормы почему-то давно уже не касаются.
Назло им ставлю на свой рабочий стол портрет своего деда, самый известный из его "неофициальных"- там, где он стоит на какой-то лестнице на крутом склоне, во время своего еще студенческого отдыха где-то на юге России. На нем серый джемпер и джинсы. Руки в карманы. Нахально так улыбается, а на волосы надвинуты очки. Он еще не знает, что ждет его впереди. А то так бы не улыбался. Это, говорят, одна из его свадебных фотографий. Медовый месяц.
- Он бы не одобрил того, чем мы тут занимаемся,- говорит мне Князев, подбородком указывая на портрет деда. - Но ведь ты сам видел, что черный крест с его силой- реальность.
Фу! Не заметил, как незаметно он тут подошел!
А я тут пытаюсь по электронной почте, уже в сорок восьмой раз, убедить Аню встретиться.
Она пока молчит. Но мне кажется, что лишь пока. Не может же она быть такой твердокаменной?
13. Тем временем начинаются трения, потому что Князев требует от меня объемов, но я хочу лишь одного: чтобы мою базу данных, добытую мною на объекте 112, по черному кресту никто не трогал и чтобы мне дали все это скорее с бумаги занести в компьютер.
Да еще и личная жизнь.
Прячусь от начальника в библиотеке, и с отвращением наблюдаю там, сидя за интернетом, как молодые сотрудники института вовсю пользуются библиотечной невыносной фонотекой с грифом "демоническое".
-Гхе-гхе, не помешал? - Князев опять появился как из-под земли.
У меня к тебе дело есть!
Командировка в Ватикан.
Именно в тот момент, как Анна "дрогнула" и была готова со мной встретится.
"Я поняла, ты надо мной смеешься, так долго упрашивал о встрече, а теперь не можешь
Не звони мне больше никогда
Я поменяю себе ящик".
Театрально жестикулируя, требую у Князева, чтобы меня сегодня до дома доставили на служебном авто.
- Служебный автомобиль доставит вас сегодня вечером на аэродром, и будет стоять у вашего подъезда в 21 ноль-ноль. К этому времени вам необходимо быть готовым. Домой же вас сегодня я отпускаю сейчас (было 16-45 времени), но поедете вы на метро.
Зи воль, майн хертц.
14. Но я не сразу направляюсь к метро, домой. Сначала я захожу к нашему институтскому терапевту на прием. Приходится выстаивать очередь из трех "молодых спецов", активно обсуждающих, что бы такое сказать доктору, чтобы получить больничный, и это в середине августа. Выходит их товарищ, радостный, они что-то весело обсуждают, договариваются о встрече на пляже, смеются до тех пор, пока в дверях не показывается доктор:
- Следующий!
Я, воспользовавшись замешательством этих симулянтов, вскакиваю и захожу в кабинет. Доктор смотрит на меня с недовольством, думая, что я очередной симулянт, пришел просить неделю летнего отдыха. Но я по делу.
- У меня сыпь, шелушение и зуд на груди.
Доктор осматривает меня, что-то пишет в моей карточке, а после, посмотрев исподлобья через очки, так вот "припухлив" губы говорит:
- Просто аллергическая реакция. Какие-нибудь таблеточки употребляем?
- Только антисекс, но... по три штуки в сутки.
Доктор улыбается, но говорит жестко и категорично:
- Немедленно перестать. А то что хуже...
Я смущаюсь.
- Почему вы принимаете столько таблеток антисекса?
- Они мне больше не помогают.
Доктор берет какой-то бланк и начинает в нем что-то быстро писать.
- Что это?
- Направление к нашему психологу, доктор улыбается..
- Мне бы этого не хотелось...
Тогда терапевт говорит, что мне бояться нечего, что в отличие от других учреждений в нашем институте направление к психологу в личное дело не вносится и так далее.
"Все равно мне не хотелось бы.
Всем не хотелось бы" - читаю я во взгляде врача.
- Кстати, тут у нас, но вы об этом никому не говорите, прошу очень, все побывали - доктор вертит у виска - с подозрениями, контингент такой.. Даже директор! Но об этом - никому.
Только потом я узнал, что эти слова врач говорил всем направляемым на обследование к психологу по приказу самого директора, для расслабления бдительности.
- Хорошо, но сегодня у меня командировка.
- Ну да. А вы вернетесь и сходите.
Я выхожу, снова минуя этот детский сад. За спиной слышу голос доктора:
- Ну, у кого еще диарея, обострение грыжи или ОРЗ?
Детский сад притихает, для того, чтобы, когда с очередным посетителем доктор исчезнет в дверях своего кабинета, прыснуть смехом.
15. Я машу тряпкой на своем балконе, смывая блевотину с пола. Я машу банкой пива в сторону мемориала всех павших в Третьей мировой. Я чуть не переворачиваюсь через перила и, упав на пол балкона, со страху ползу по полу на чертвереньках к двери. Мои соседи сверху остеклили балкон и при всем желании не смогли бы увидеть то, что происходит на моем балконе.
Мне нужно взять себя в руки.
В 20:45 я завязываю шнурки. А в 20:55 стою у подъезда в ожидании машины, которая меня довезет до военного аэропорта. Приезжает такая же "Чайка-Москвич", как у меня была раньше. Только белого, "гражданского" цвета. По старым гэбэшным правилам, прежде чем сесть в машину, осматриваюсь по сторонам, и что?
Я снова вижу ее. Только это уже не сон. Она что-то говорит, но я не слышу что. Когда я пытаюсь подойти к ней, то, всего на полсекунды мой мимолетный взгляд, направленный в другую сторону, приводит к тому, что она исчезает. Ее больше нет там, где она только что была.
Взгляд шофера меня спрашивает: "Ну что, мы едем или как"?
Я говорю ему, что едем. По пути в аэропорт замеряю температуру электронным градусником. 39:9.
16. В аэропорту на КП молодые офицеры долго объясняют мне, что на Рим сегодня транспортников, пассажирских, гражданских или военных, нет. Но после, на КП прибывает- быстро, запыхавшись, тормоза машины пронзительно взвизгнули- какой-то полковник, передает мне некий конверт, на нем написано, что он (конверт) предназначается мне и что я должен вскрыть его лишь в Риме по прибытии. В нашей армии постепенно привыкаешь к тому, что твое задание тебя всегда найдет. Сиди, не парься и релаксируй, пока есть время. Так говорил великий Орлов. После чего полковник начинает разговор с офицерами на КП, и они мне "устраивают" штурмовик -Су до Рима. Скорость- 1200 кмч. Через полтора часа мы будем на месте, если ничего не случится.
17. В полете чем мы занимаемся, как вы думаете? А просто трепимся с летчиком! Постепенно разговоры и улыбки вытесняют песни, и мы вместе поем:
Ах, Севастополь,
Ты вновь русский город!
И волны твои перед штормом темны
Стоят в ожиданьи команды:
Тревога!
Пушки стальные
Линкоров грозны!
Хорошим и общительным парнем оказался этот летчик. Но, пролетая недалеко от Милана, он, получив какое-то сообщение от диспетчера ВВС России в Италии, стал вдруг серьезным, перестал шутить и улыбаться, а мне сообщил, что нам, как штурмовику, полностью под завязку груженному боеприпасами, нужно тут слетать на заданьице, побомбить партизан в горах.
Самолет совершает крутой разворот. Потом резко снижается, и я вижу дымы ракет, уходящих куда-то вдаль, в хорошо освещенную заходящим солнцем гору, слегка покрытую деревьями. Потом самолет совершает второй разворот и начинает поливать все те же холмы из крупнокалиберных пулеметов. Немного бьет по ушам.
Спрашиваю летчика после того, как мы отбомбились и снова взяли курс на Рим, как он стрелял по партизанам из пулеметов, как надеялся по ним попасть на таких скоростях и высотах. Летчик ответил, что у него на прозрачном экране выведенный диспетчером наземной наводочной службы квадрат, который необходимо было "обработать", и что ему до фени, куда полетели все эти ракеты и снаряды, лишь бы в этот квадрат. И еще, если бы с земли пехота могла бы целеуказателями поймать что-нибудь существенное, то диспетчер послал бы сигнал на экран летчика, и тогда бы он, летчик, смог бы самонаводящимися ракетами обстрелять цель. Но, видимо, на земле идет бой нашей пехоты просто с людьми, оснащенными просто стрелковым оружием.
- По нам даже ни разу не жахнули из ПЗРК!- как бы немного обидевшись на партизан сказал летчик.- Не то, что было в Албании!
Я никогда не воевал в Албании, но то, что с ней произошло, говорит о том, что там происходило- сейчас Албании просто нет. А албанцы осваивают просторы России по границе с Китаем.
18. В Риме на прощание с летчиком чуть ли не целуемся, но меня за плечо деликатно, но настойчиво отводят в сторону к трофейному натовскому "хаммеру" встречающие- трое пехотинцев, рядовой, лейтенант и капитан. Нам некогда. По пути в машине открываю конверт и читаю, что там написано: "Ватикан, библиотека, книга 5864, доставить в Москву в институт Князеву Р. О.".
Спрашиваю моих сопровождающих, обязаны ли они подчиняться моим приказам.
Нет, они просто должны доставить меня в Ватикан. Там сопроводить к офицерам охраны. Но мне все-таки удается уговорить сопровождающих сделать мне двухчасовую экскурсию по вечному городу. Рядового на пулемете несколько смущает почему-то перспектива экскурсии, но после все устаканивается, капитан командует лейтенанту повозить меня по Риму.
Итальянцы очень добродушный и гостеприимный народ. Когда мы стояли в пробке, какой-то мужчина, очень приветливо улыбаясь подарил нам бутылку вина.
- Грация, грация, синьеры!
Но через два часа мы прибываем все равно в Ватикан. Тут я понимаю смущение рядового, бывшего на пулемете в машине: он, спрыгнув, миновав охрану, видимо его здесь знали, понесся в туалет.
Пока проверяют мои документы на КПП в Ватикане офицеры охраны наших войск, капитан, который должен был проследить, что я зашел внутрь здания- внешнее кольцо за воротами и мостом мы с капитаном миновали по своим корочкам без проблем- тестирует уже откупоренную бутылку вина химанализатором. Я спрашиваю его, зачем, на что он мне отвечает:
- В этой бутылке вино, конечно, есть, но в основном цианистый калий.
- В следующий раз при таком раскладе попрошу дарителя выпить со мной во славу России.
19. А я все пытаюсь вспомнить, как она мне явилась в болезненном видении. В училище нас учили различать слова по губам говорящего. Что же она мне говорила? Странно, но я, кажется, начинаю, понимать... что-то типа:
Ты один
Во тьме.
20. Миновав охрану, захожу внутрь, предварительно попытавшись попрощаться с капитаном, но он мне говорит, что доставит меня еще в аэропорт на самолет, летящий обратно в Москву.
И было утро... и был вечер. Ночуем на диванчиках, но ни свет ни заря вскакиваем и продолжаем работу. Офицеры охраны мне объяснили, где библиотека. Захожу туда, но потом спускаюсь на четыре этажа под землю. Огромное книгохранилище редких раритетов. Нахожу молодого священника-служителя библиотеки в "рясе". Говорю, что имею полномочия и доступ забрать книгу 5864.
Священник улыбается и что-то начинает лепетать на своем так быстро, что транслятор, висящий у меня на шее, выхватывает и переводит лишь отдельные его слова. В конце концов понимаю, что парень хочет мне сказать: типа, я должен найти книгу в хранилище сам, а вот там, конечно, в самом темном углу библиотеки, дверь, ведущая в хранилище.
- Спасибо.
Когда я открыл дверь и вошел...
Дверь за мной захлопнулась и я оказался один In the darkness.
Я попытался открыть дверь, но снаружи - я слышал это - ее судорожно кто-то закрывал на ключ. И успел сделать к тому моменту, как я схватился за ручку, один оборот. У меня условный рефлекс пехотинца: я выхватываю пистолет. Руки трясутся, выхватываю из сумки прибор ночного видения, напяливаю и включаю. Беру рацию:
- Капитан! Капитан! На помощь! СОС!
- Тарасенко ? Ты где?
- Не знаю точно, но где-то на последнем подземном уровне библиотеки. Меня здесь заперли в темном помещении... и тут кто-то есть!
- Хорошо! Держись! Сейчас мы тебя запеленгуем, не выключай рацию- помощь идет!
Я слышу, как капитан на повышенных тонах разговаривает с офицерами охраны и после крики: "Быстро! Быстро! Вниз на последний уровень!"
Я включаю лазерный прицел- он вместе с моими нервами танцует в тряске по стенам этой странной катакомбы . И вот я наконец вижу их...
21. Впереди один силуэт- парень с пистолетом, но без ПНВ, сажусь на колено и делаю один выстрел ему в грудь. Он падает. Второй, идущий за первым, тоже без ПНВ, но с "калашом", начинает обрабатывать закуток, в котором я нахожусь, длинными очередями. Пришлось лечь. Еще два выстрела -и парень с "калашом" падает. Но за углом коридора, уходящего куда-то в дальнейшее подземное пространство Ватикана, он высунулся - я вижу еще одного человека, уже с "Абаканом". Под стволом- ножки. Вместо магазинов применяются пулеметные цинки. А еще А еще у него есть ПНВ. Два горящих зеленым огня-глаза. Небольшой (я сказал- всего лишь небольшой) и непроизвольный выброс мочи в штаны. Ну, хоть не два горящих адским красным огнем глаза. Я охаю и начинаю стрелять в парня. Делаю два выстрела в дверь, хрена- она металлическая. Металлический лист под деревянной обшивкой.
- Тарасенка! Отойди в укрытие,- кричит капитан снаружи,- мы сейчас ее расхреначим!- и после, без паузы- взрыв.
Дверь сносит начисто, и она падает, конечно, на меня. Бьет по голове. Затем вбегают по двери, по мне, пятеро пехотинцев, и светят фонариками в глубь коридора катакомбы. Кричу им, что здесь еще есть один парень с "Абаканом". Ребята один за другим кидают пять гранат и убегают, опять по мне. Гранаты с большой задержкой, поэтому я успеваю до взрывов выползти. Снаружи меня хватает за руки капитан:
- Ты как?
А потом гремят взрывы. Гранаты с толстой оболочкой, так что взрыв одной не ведет к детонации другой. Пять взрывов подряд. Перед тем, как ребята снесли дверь, видел, как за углом исчез силуэт сопротивленца с автоматом. По всему было видно, что он особо не спешил и не беспокоился.
Все кричат: кто это? Кто-то говорит, что сопротивленцы - партизаны. Я же, перекрикивая всех, кричу, чтобы мне сюда подали этого гребаного библиотекаря, он с сопротивленцами заодно. Пятнадцать рядовых начинают ломать все вкруг в поисках того парня. Но он, конечно, исчез.
22. Мы выбегаем на улицу на площадь. Прошу капитана разыскать- "но не один иди, со своими ребятами" - книгу. Сам же разговариваю с офицером охраны, прошу связь с ГРУ наших войск в Риме. Через полчаса связь есть. Генерал- командующий успокаивает меня, говорит, спокойно так, кстати, что в дом по адресу родственников парнишки уже выехали пять "хаммеров" с нашей пехотой, дал мне адрес и сказал, что я могу взять с собой еще у охраны пехоты этак человек десять, и отправиться.
- Кстати, только что был на связи с Москвой, ваша паника меня прервала- баааааааальшой привет от Мирошниченко!
- Спасибо.
С собой из охраны я не беру никого, кроме своих сопровождающих.
- Вот адрес!
- Через полчаса будем!
И мы несемся по Риму, мигая мигалками и громко оглашая все вокруг сиреной.
23. Оказавшись на месте, успеваем застичь тот момент, как с воплями, ругаясь, ногами вышибая двери, наши парни- пехотинцы из ГРУ, фактически полевые разведчики- врываются в дом к родственникам священника-библиотекаря. Вокруг клубится прозрачными легкими розовыми облачками "успокоительный" газ. Все наши в противогазах. Мы надеваем противогазы тоже.
Комната за комнатой, комната за комнатой, испуганные лица и крики: "Вперед-вперед"! Странно, но пехотинцы не спрашивают меня, кто я такой и почему иду с ними впереди всех. Опрокинутая мебель и мои успокоительные речи в транслятор и просьбы сказать, где... этот... Патрик...(его имя, я вспомнил, было на бейджике, прикрепленном к рясе).
24. А он сидел в подвале и трясся от страха. Успокаиваю:
- Патрик, вы только дайте мне эту книгу, и все. Я обещаю вам, что не держу на вас зла и буду перед судом ходатайствовать о вас, чтобы вам скостили срок за сотрудничество с партизанами. Если же вы мне отдадите книгу, я скажу, что вы сотрудничали с русским комитетом - это весьма весомо на суде. Вам могут снять до пяти лет тюрьмы. Патрик, отдайте только мне эту книгу!
Патрик, подняв голову ко мне, еле сдерживая слезы и истерические всхлипы попросил меня обещать ему лишь одно:
Не играть с черным крестом в его заманчивые сатанинские игры.
Книга 5864 у меня в руках. Пакую ее в особый контейнер. Пора домой.
Ребята-пехотинцы под руки выводят Патрика из дому. Он закован в наручники. В самолете на Москву быстро набросал ходатайство о снижении суровости меры пресечения. Добрый я стал. А ведь они меня убить могли.
Realy.
Часть 2
01. В Москве день "добиваю" дома, но звонит Князев- узнать, как дела. Говорю, что все хорошо.
Читаю старые стихи, эпохи революции-реформации:
- Гни меня, гни!
Ломай меня, ломай!
А я буду только сильнее,
Я стану еще свободней!
Мне начинает казаться, что после полугодовой тоски я постепенно начинаю "отходить" от Анны.
02. На следующий день с утра в своем сверхсекретном отделе с удивлением обнаруживаю, что у нас новый сотрудник! Князев представляет нас друг другу: вот, познакомьтесь. Ее зовут Света, и фамилия ее Тимофеева. Она недавно закончила с отличием военный институт связи. Теперь будет работать в нашем отделе по своему профилю. Я улыбаюсь.
- Можно мне в библиотеку?
- Ах да, кстати, вот вам, Роман Олегович, ваша книга, возьмите пожалуйста. Соврал одному человеку, что ее уничтожу на благо всего человечества, дабы соблазнов не было.- Но Князев смеется:
- Нет, дорогой вы мой! Я послал вас в эту командировку не для того лишь, чтобы вы эту книгу достали, а для того, чтобы вы после, достав книгу, ее еще и изучили. Отчет положите мне на стол через две недели.
- Света, склонившись по делу над столом Князева лучезарно улыбается.
- Ну, а теперь, мне можно в библиотеку?
- Да хоть в отгул!
Пользуюсь. У него сегодня хорошее настроение.
По дороге к "нашему" метро спрашиваю старичка полковника Масленникова, ну, того, который все время в состоянии "к бою", чего это он так все время в защите ходит. Он мне отвечает, что он не в защите все время ходит, но сам на себе, на своей шкуре опробывает системы защиты от вампиров.
- Видите ли, я уж тридцать лет как в проекте, его то закрывают окончательно, то вновь открывают, но мы, из-за невнимательности к системе индивидуальной защиты, внутри проекта против вампиров, каждые эдак года полтора теряем человек по пятнадцать в различных экспедициях и экспериментах.- Я все понял.
Дома опять летаю на балконе. Но теперь уже совершенно трезвый и без пива. Пытаюсь закурить, но начинаю кашлять, бросаю сверху со своего этажа и зажигалку, и сигареты и плюю. Поворачиваясь назад, к двери, в окнах, в стекле балконной двери вместо своего отражения вижу ее. Она опять беззвучно губами мне говорит о том, что
Один
В темноте.
Мне уже привычно. И скучно. Когда температура 39,0, такой кайф, если при этом еще без соплей и без кашля! Но приходится так же терпеть издержки, в моем случае- время от времени появление призрака. Впрочем, раньше она мне помогала. Может и теперь вывезет?
03. А тем временем я сканирую страницы книги 5864. Тщательно переписываю текст на листки пронумерованной бумаги, печатаю текст в текстовом редакторе- отправляю на перевод, постоянно ношу рабочие записки старичку-лингвисту и старичку-переводчику - единственные старички, которые на меня не смотрят волками. И работа уже закипела.
Старичок-переводчик, впрочем, слишком глубоко вникая во все подробности текста на каждое слово из книги дает кучу вариантов, помимо, как ему кажется, основного. Так и пишет: основной вариант + вероятные переводы слова в скобках, штук по восемь минимум. Лингвиста и переводчика угощаю настоящим английским чаем, недавно Эдик Григорьев прислал из оккупированного Лондона.
Работа продвигается, мне интересно рассматривать яркие, ручные , вручную покрашенные иллюстрации старинной книги. Однажды мы с этими ребятами, кстати, Горобец и Гуськов (переводчик и лингвист соответственно), в предвкушении премии за быстро сделанную работу, а я даже на рабочем месте стал каждый день на час-полтора задерживаться, катая на "сиди" болванки массивы хорошего качества картинок, JP 18, отсканированных из книги, так вот, сидели мы с Горобцом и Гуськовым допоздна, переводили, ух, разошлись- текст, вот последние страницы; по несколько слов на лист- обилие страшнющих иллюстраций -- демоны и прочая лабуда.
Если же - один лист
А этого не будет никогда - другой лист
Черный крест будет уничтожен - третий лист
То каждый - лист
Воскрешенный крестом - еще лист
Станет - еще один
Сам себе -
Пересечение (так перевел Гуськов)
Но это лишь...- голубой орнаментальный фончик из цветочков.
А дальше кто-то вырвал последнюю страницу книги. И пропасть. Неизвестно что.
Что это лишь?
Мои старички, а их общение со мной заставляет и всех остальных стариков "растапливать лед", обескуражены. Я не могу этого допустить. Как это я раньше не заметил, что в книге нет одной страницы, так по-варварски вырвана, с мясом? Только все более-менее наладилось.
04. Я срочно связываюсь с тюрьмой для иностранных граждан в Москве. Нахожу там Патрика, отпрашиваюсь у Князева и еду. Но с глазу на глаз "воспитатели" в тюрьме не дают мне переговорить с Патриком. Лишь по теле- через мониторы и камеры.
А парень стал выглядеть ничего, видимо, воспитатели во всю с ним стараются, он повеселел, ему здесь ежедневно говорят о целях русского вмешательства во все мировые дела, говорят о доброте русских и т.п. Кроме того, его хорошо кормят и дают, видимо, много, но в режиме, "спать". Воспитатели передают, что адвокат Патрика как-то обронил им, что Патрику, грозит, благодаря моему ходатайству, всего четыре года. Что-то еще сверх того могут скостить.
Я говорю им, что очень рад и со своей стороны, если нужно, готов написать еще какое-нибудь ходатайство. Но это уже к адвокату. Мне дают визитку.
Я спрашиваю Патрика, что он знает о последней странице книги 5864. То есть прямо: где она? Он книгу не читал и не переводил. Хотя и знал о ее опасности. Лет пять назад кто-то из России ее раскопал в старых хранилищах Ватикана, тогда-то ей и дали номер. Затем паренек сообщает мне, что за день до моего приезда в библиотеке побывала какая-то русская девушка, которая, имея ограниченный доступ к книгам, полчаса просидела с номером 5864, после чего сдала ее Патрику, и больше он эту девушку никогда не видел.
- Как она выглядела?
- Среднего роста, черные волосы, смуглая, карие глаза.
Тут я подумал, что русская- неславянской внешности.