- Горкинцы что ли? Да, на самом деле - это вы ни на кого не похожи. Они - ну, люди как люди... Они одеждой только отличаются - все в длинных рубахах, штанах цветных, тюбетейках. Красиво, на самом деле. Они за этим вообще здорово следят - что б все по-человечески было - у них цеха образовали... Да, сам сейчас все увидишь, если проблем на входе не будет, но не должно, вроде.
- Почему?
- Потому что семь лет я провел на этой станции. Здесь я и стал электриком, а потому - Скатом.
- Не понял...
- Ну, электрические скаты раньше были. Да может и сейчас есть.
***
Если бы в тот день он не пошел гулять с Дашей, если бы не придумал эту глупую прогулку по мосту вечером, если бы они не задержались, целуясь у гермоворот (это тогда была самая модная фишка - когда парочки снимали противогазы на поверхности и целовались на скорость - у кого больше дыхания хватит, кто не забоится), если бы... Много если бы... А если б Даша не рванула к родителям - было б совсем хорошо. Он кричал, он звал, а она побежала к туннелю, к знакомым палаткам.
По станции в клубах газа в ряд двигались десять фигур. За любым движением на платформе, путях, в туннелях - следовал выстрел.
Направо? Налево? Север? На север было нельзя - они шли с севера. И он побежал на юг. Бежал, перепрыгивая через людей, какие-то коробки, стулья... Как трус. Это Даша побежала к своим - а он испугался. Испугался, глядя, как его друзья, как подкошенные, валятся на пол, хватаются за грудь, глаза, судорожно пытаются вдохнуть воздух, тянут к нему руки. К нему, который совершенно случайно оказался в противогазе.
Он бежал вперед, не зная - что найдет там - позади была станция, залитая газом, выстрелы. Впереди - неизвестность.
Туннель был давно заброшенным, темным - уже три года никто не ходил в том направлении. Он бежал под горку - метро уходило вглубь. Стены все гуще и гуще были покрыты слизнями - потолок над ним шевелился и хлюпал, внизу валялись уже умершие их собратья. Он начал задыхаться на бегу, и стянул противогаз: в нос сразу ударил знакомый запах разложения. Чем дальше он шел - тем сложнее было передвигать ноги - слизней становилось все больше. Брезгливо скривившись, он начал распихивать их руками, слизни посыпались ему на голову. Все больше и больше. Лавиной. Он полз и полз - страх гнал вперед. Задыхаясь, отплевываясь. Вперед! Не видно было ни стен, ни потолка, ни пола - только вздымающаяся масса тел, маслянисто поблескивающих в тусклом свете фонаря. Чем глубже шел туннель - тем больше было слизней, казалось, кто-то щедрой рукой запихал их туда.
В одном из боковых туннелей он увидел ЭТО: огромный пульсирующий полупрозрачный ком, ежеминутно исторгавший из бездонного зева новых слизней. Именно оттуда они расползались, покрывая слизью стены. Оно было, безусловно, живым, но не обратило на беглеца никакого внимания, а лишь продолжало создавать и отторгать своих детенышей, которые бесславно сотнями ежедневно гибли, равнодушные к своей участи.
Вот они - легендарные железные ворота. Что за ними - не знал никто, но когда-то их навечно закрыли для них. Снаружи и они были густо усыпаны слизнями - он долго-долго очищал поверхность, что б ударить по воротам и позвать. Он стучал и стучал. Назад всеравно пути не было. Тишина. Оставалось просто лечь и умереть. В туннеле, из которого он пришел, с шелестом опустился "полог" из слизней. Идти некуда. Он опустился на пол, уже не обращая внимания на неприятное похрустывание под тяжестью его тела, и свернулся калачиком. Слизни тотчас же начали осваивать новую поверхность.
...
Через сутки ворота открыли - потому что если человек пришел и остался лежать у ворот - значит больше некуда идти. Край настал. Все те, кто приходил до него, сначала просто робко стучали, а потом начинали злобно пинать ворота ногами, кричать и плеваться - зачем таким открывать? Был, правда, еще один, но он пришел с поверхности и сначала долго говорил с ними.
Горкинцы втащили ослабевшего незнакомца в свой туннель, там же стянули с него всю одежду, слипшуюся от слизней, переодели и повели на станцию. Юноша был молчалив и задумчив. На Горках все работали - его определили помощником в цех электриков - на станции стоял свой мощный генератор, цеховщики обслуживали его, чинили электроприборы и прочее.
Прозвище дали там же - Скат. Так заведено было на Горках, что б всем подобранным давать прозвища, ведь на этой станции у них начиналась совсем другая жизнь.
***
Танк подбежал к воротам и принялся колотить по ним.
- Ты чего?
- А чего? Вечереет, сам видишь, быстрее надо. У нас тут еще этот - контуженый. Пускай открывают.
- Не мог подождать? - строго спросил Скат. - Я сигнал знаю.
- Ну, извини.. Я по-привычке, нахрапом.
- Нахрапом ты знаешь, где будешь? В другом месте короче...
За воротами послышался шум. А затем и приглушенный голос:
- Что надо?
- Это Скат. Я за помощью. Мне надо к Лекарю до ночной молитвы. Со мной еще трое. Мы вооружены.
Если честно, меня напрягло то, как Скат отчитывался перед тем, кто стоял за дверью - ведь, если он прожил на станции семь лет - его должны были там знать и обойтись без лишних формальностей.
- Ждите, - раздалось из-за двери.
- Вот фанатики дурные, - прошипел Танк и начал чеканить шаги вдоль двери, - по-до-жди-те! Так много у нас времени...
- Слушай, вот ты какой нервный. Не фанатики - это раз. Фанатики они такие же, как мы - выскочки, а эти - москвичи, - оборвал его Скат.
- Кто-о? - ехидно переспросил Танк.
- А ты не знал? Они так зовут весь центр после Аметьево, а аметьевцы, соответственно - москвичи. И вообще, не пудри голову детям.. Хотя Трагику сейчас, явно, не до разговоров. Короче, слушай, Рыжий - на Горках живут мусульмане, которые не общаются ни с одной станцией, кроме Проспекта Победы. Мы идем к ним, что б подлечить Сашку. Фанатиками их прозвали за четкое соблюдение всех традиций и обрядов. После Атома в Казанском метро ни одна религия не прижилась, был в 2014 году еще до войны большой съезд, когда все вроде как думали договориться.. Тогда и попытались создать единый для всего метро свод законов, ну и прочее. И вот на том собрании постановили, что Бога никакого нет, потому как если б был - не допустил бы ничего.. Ну, и попов всех, которые были, публично казнили. Ну, не только попов, там народу подобралось много всякого, даже сектанты были. Мусульмане тогда возмутились, и ушли, вот с тех пор их фанатиками и зовут. Я семь лет с ними прожил - что б мне кто начал верой их мозг промывать - нет такого. Они все молитвы, праздники соблюдают; мечети у них, правда, нету - места не хватит, но коврики все с собой носят исправно - что б молиться в нужное время. Так что из них фанатики такие же, как из тебя с Саней москвичи. Понял?
- Да понял-понял...
Вот он педант прямо - все разжевывает.
Время тянулось и тянулось, нам все не открывали. Солнце заходило, и легкий ветер с Волги начал гнать клубы пыли по улицам. Тачку с Саней поставили в тенек, но всеравно - он был ярко малинового цвета и беспрерывно стонал.
- Да сколько можно! Эй! Сектанты! Тьфу, Фанатики! Открывайте, давайте, пока нас тут не сожрал кто-нибудь! - заорал Танк.
- Погоди. Они всех подряд к себе не пускают.
- Ну, а ты-то не абы кто! - Не удержался я. - Почему мы тут сидим и ждем Туристов?
- Потому что я ушел от них восемь лет назад. И хотя у меня остались друзья на станции - по законам ее я считаюсь предателем.
- А почему тогда ушел?
- Потому что... Ну, не важно, почему ушел. Считай, цель была другая. Мне тогда дело к 30 шло.. Знаешь, кризис, все такое, переоценка личности...
- К трид-ца-ти???
- А что, так плохо выгляжу?
- Погоди-погоди, Скат, а сколько тебе лет?
- Ты гляди ка, - присвистнул Танк, - это он к тебе подваливает?!
- Ну, тридцать шесть.
- Ёк - макарёк... Я думал - пятьдесят...
- Га-га-га, Скат! Ты у молодняка не котируешься! - заржал Танк.
- Ну дык, ясное дело, мне в твоем возрасте все старше тридцати древними старцами казались.. А уж тем более вам - у вас там в двадцать три уже человек не жилец! - Скат засмеялся и напряжение спало, словно бы мы и не стояли у замкнутых ворот в лучах садящегося солнца. В этот момент даже Танк показался мне вполне сносным, и почему-то поверилось, что чудо-доктора на Горках помогут Трагику.
Заскрипели ворота.
- Проходи по одному.
Открылась узкая щель, Скат сделал мне знак рукой и шагнул, втаскивая тележку за собой, дальше пошел я. Шаг в темноту - и на голову опустился тяжелый предмет. Ну и встреча. Я упал как подкошенный, но сознание не потерял. Вот они - достоинства эволюции: постоянные головные боли, которые я даже иногда не замечал, сделали мою голову невосприимчивой к любым внешним воздействиям. Пока череп не пробит - я теряю сознание только от внутренней боли, но никак не от внешней. Показывать это, однако, было бы не благоразумно: я упал на влажный пол и затих. Пахло как-то совсем иначе - не как у нас на станции: не было ни гнили, ни плесени. Я услышал, как сзади с грохотом упал Танк.
Хозяева станции молча подняли нас и потащили куда-то вниз. Я решил не открывать глаза, хотя очень хотелось посмотреть и на станцию, и на людей. Крайне неудобно висеть вниз головой - приливает кровь, и начинаются столь знакомые мучительные боли...
Они несли и несли, лязгнул замок - и нас куда-то швырнули, потом я ощутил, как меня посадили к стенке, и одели на шею тонкий острый обруч. В свете единственной свечи, оставленной в центре помещения, слабо угадывались фигуры моих спутников. Наконец, нас оставили, и я попытался пошевелиться, но в тот же момент ощутил острую режущую боль - в шею впивался обруч. Выходит, я был прикован им к стене у которой должен был сидеть только что не вытянувшись в струну. И судя по позам - Скат, Танк, Трагик тоже. Бедный Саня - каково же ему будет, когда он придет в себя. Я потрогал обруч, ощупал крепеж на шее. Крепкий. Зараза. Остается только сидеть и ждать, когда все очнутся... Я потер ногу и постарался устроится поудобнее.
***
- Они уже на Горках?
- Да, к нам поступил сигнал.
- Они пойдут дальше?
- Да, мы не сможем их удержать.
- Они пойдут к Проспекту Победы?
- Да. Они будут проверять слепые туннели.
- Мы нажмем на кнопку?
- Да. Когда они выйдут к источнику света.
***
Когда сидишь. Кажется, отдыхаешь. Но вы попробуйте сесть и прижать голову к стене или спинке стула. Удобно? У меня затекло все тело, заныла спина, ужасно хотелось хоть немного сползти вниз, но каждое такое движение отдавало резью в шее. Сколько они в отключке уже? Полчаса? Час? Или десять минут, а так просто кажется...
Первым очнулся Танк... Заерзал, проматерился...
- Елки-палки, огнепоклонники. Э! есть, кто живой?
- Я! Танк, где мы?
- Это ты меня спрашиваешь? Я тебе могу только сказать, что с нами.
- Что?
- О, молодой человек, это нам выпала редкостная удача - столкнуться с сектой огнепоклонников и даже поучаствовать в их обряде.
- Секте? А как же там, их всех переубевали?
- Это новая секта. Кучка придурков, которые верят в целительную силу огня. У них огнеметы - ну и они с ними устраивают зачистки. Огнепоклонники считают, что должны очистить зараженный мир от скверны и исключительно огнем. Санитары, блин.
Из другого угла послышались стоны и шевеление
- Ой. Господи, как больно. Не молчи Танк, говори что-нибудь, - почти прошептал Трагик.- Хоть не так муторно, отвлекаюсь. А как ты понял. Что это они? А что потом будет?
- Видишь свечку? Они ж, блин, идеологи. Человек у них тоже, навроде свечи. Голова - пламя. Огонь задуваешь - и в свечке уже толку никакого. Голову если тебе отрезать - ты тоже, скажем так, бесполезен. Ну, конкретно ты, правда, И с головой-то не особо... В смысле пользы для общественности.
- Танк. Опять? - послышался голос Ската.
- Ох ты ж, праведник наш очнулся. Я провожу просветительские беседы с молодежью. Сею доброе, разумное и как его там. Потому, на правах старшего наставника мне позволена некоторая критика в адрес этих. Ну, так вот, это у них вроде как ритуал такой с пленниками - на шейку обруч и свечку перед глазами, что б задумывался. Жизнь свою проанализировал, заценил метафору.. Так что вы не шибко-то, башкой крутите. Обруч острый - царапает и режет быстро. Перерезать вообще - не перережет, но покалечить и кровь пустить - запросто.
Я ощупал шею - так и есть - запекшаяся кровь:
- А ты откуда знаешь все это.
- Я у них уже был... - и в полумраке я почувствовал, что Танк усмехнулся.
- Жить будем? - прохрипел Саня.
- Определенно. Правда не долго. - Опять глупо подхохотнул Танк. - Меня в тот раз ребята наши выручили - нашли этих огнепоклонников больных, которые меня на поверхности сцапали у одного торгового центра, и вместе с ним сжечь собирались, "дабы пресечь скверну" как они выражались...
- Я одного понять не могу, - отозвался Скат, - всю дорогу огнепоклонники на поверхности. Как они могли попасть в метро, да еще и сюда.
- А может ты переоцениваешь горкинцев?
- Не, Лех, не переоцениваю, - Скат впервые обратился к Танку по имени, - ты даже не представляешь, на каком уровне здесь все было. Они же цель себе поставили - сохранить все, что человечество изобрело и освоило. Цеха электриков, врачей, механиков, писателей и поэтов (хотя они и не любили себя цехом называть), аграрников. У них под землей тут на стенах не слизни росли, а огурцы с капустой, понимаешь! Они не в палатках, а в квартирках жили, спали на кроватях, детей в школу отдавали...
- И эти крысы все зажимали? - усмехнулся Танк.
- Не зажимали. Они мир свой берегли, и не хотели с центром пересекаться никак. Пока на наших станциях резались, да корпус мудрил чего-то, горкинцы жили нормальной человеческой жизнью.
- Ладно-ладно, понял, что ты их защищаешь. Но что ж не остался, всеравно понять не могу. Чего на Тукая-то пришел?
- Не мусульманин я. Такой ответ устроит?
- Меня сейчас ничего не устроит, - опять засмеялся Танк, - я весь такой из себя жизнью неудовлетворенный.
- Ну и дурак, - усмехнулся Скат.
Дверь лязгнула и на пороге появилась полусогбенная фигура в белом со свечой в руке.
- Покайтесь, нечистые! - завыла фигура.
- Сам совесть поимей! - рявкнул Танк. - Мы тут задницы уже все отсидели!
- Отриньте телесные помыслы! - Не обращая внимания на него продолжала завывать фигура, раскачивавшаяся с каждым словом все больше. - Ибо жизнь ваша подобна пламени на свече, но грязна и осквернена.
- Ну, уж где нам. - Продолжал Танк. - Это только ты тут чистенький, весь в белом.
- Приготовьтесь принять очистительный огонь. Приготовьтесь встретить закат вашей души и новое перерождение ее в пламени. Приготовьтесь уподобиться Фениксу и возродиться на утро.
- Слушай, водички у тебя нет? А то жарковатая атмосфера? - подал голос Скат.
Огнепоклонник ее немного покачался, а потом ушел, хлопнув дверью. Я совсем не разделял бравады Ската и Танка. Было страшно. Саня у стенки, похоже, опять отключился. Везет. С каждой секундой я осознавал все большую и большую безвыходность положения.
Дверь опять скрипнула - и к нам вошло уже восемь огнепоклонников с дубинками. Они подошли и начали расстегивать, стягивавшие шею обручи. С каким облегчением я сполз по стене, но нас быстро подняли на ноги, и пинками начали подгонять к выходу. Мы оказались в одном из туннелей и пошли, судя по свету, к станции. Несмотря на страх, я не мог оторвать взгляда от маячившего впереди света: вот она, первая станция после Аметьево, где я побывал. Наверное, и последняя, но все же.
В сопровождении конвоиров мы поднялись по небольшой металлической лесенке с путей и залезли на станцию. Горки разочаровали меня - судя по рассказу Ската, я ждал, что окажусь в сказочном дворце, а это была всего-навсего какая-то низкая приземистая станция, потолок словно наваливался на тебя. Никаких колонн, как на Аметьево, никаких украшений.. Просто один свод и все. Нас вели к центру, а я продолжал оглядываться - на этой станции совсем недавно жили, и это тоже было в диковинку мне, привыкшему к жизни только в туннелях.
Вся платформа была покрыта небольшими отсеками: часть из них была жилыми, часть хозяйственными. Раньше горкинцы жили в палатках, но в них было мало уюта, потому они принесли с поверхности листы гипсокартона и оградили себя стенами. Пусть и без потолка - но это было подобие комнат. Застройка велась по генеральному плану, потому все строения были абсолютно симметричны, а вдоль отсеков тянулись узкие улочки, достаточные, что б двое могли разминуться, но недостаточно широкие, если по ним побежит орда нападающих.
И нигде не было следов захвата, пока мы не дошли до центра платформы. Тут видно стало, что вторая половина станции приняла удар на себя - повсюду царил хаос, не осталось ни одного целого отсека, видны были следы от потушенного пожара, но нигде я не видел ни одного горкинца. Повсюду сновали белые фигурки огнепоклонников, деловито копающихся в чужих вещах, одежде, инструментах, книгах.
В самом центре на постаменте стояла наскоро сколоченная конструкция из пары распорок и поперечной балки с которой свисало восемь небольших петель. Прямо напротив конструкции стояли огнеметы. Я сразу представил - что же именно здесь задумано и зажмурил глаза. Пускай у меня срочно заболит голова, пускай. Танк присвистнул.
- Шикарный поворот. Нас поджарят или только подкоптят?
Огнепоклонники подняли нас на постамент и закрепили руки петлями: если Скат и Танк все-таки хоть как-то стояли, то мы с Саней повисли на руках: после всего пережитого, да еще и на пустой желудок это оказалось последней каплей - я начал терять сознание. Саня, судя по позе, тоже находился в отключке. Он висел на одной руке, так как ко второй зараженной огнепоклонники побоялись прикоснуться. Все. Темнота.
В центре станции за балку были подвешены четверо. Фигуры, закутанные в белое суетились вокруг них, переодически вскидывая руки, вознося какие-то неведомые молитвы. Затем хаотичные движения прекратились и огнепоклонники, взявшись за руки, начали скользить по кругу, вокруг приговоренных, все ускоряясь и ускоряясь.
- Сжечь! Сжечь! Сжечь! - повторяли сектанты, перейдя на бег.
Внезапно еще один человек в белом взбежал на помост и поднял руки - все звуки и танец прекратились, станция замерла и начала слушать.
- Дети мои! - заговорил оратор неприятным скрипучим голосом, откинув капюшон с лица. Его примеру последовали все остальные, оголив абсолютно лысые черепа с вздувшимися венами. - Сегодня великий день, когда мне был подан знак. И мы смогли проникнуть под землю. Мы там, откуда пришло зло - из чрева земли вылетели ракеты. В чреве земли сейчас находятся неверные и ничто не в силах остановить их. Ни одна стихия. Вода испокон века истребляла неверных, но всегда находился какой-нибудь Ной, который на утлом суденышке плавал по волнам и вскоре заново начинал плодиться. Воздух! После страшного года Атома пришел карающий ветер с Волги, но и он не истребил неверных: они скрылись в метро. Земля! Несчастная земля истерзана, изрыта и подчинена человеку. И лишь против одной стихии он беспомощен - только огонь всесилен!
Сегодня мы с вами начнем триумфальное шествие по подземелью и выжжем всю заразу, что в нем собралась. Мы пустим очистительное пламя огнеметов в туннели, и все грешники, неверные и нечистые истлеют в минуты, познав истину. Слушайте все! Пусть символом начала нашей великой миссии станет показательная казнь четырех незнакомцев. Увы, мы не смогли пленить местных жителей, но далеко им не уйти. Пламя настигнет их всюду. Да сольемся же мы в очистительном танце! Да свершится правосудие!
Толпа восторженно выдохнула и продолжила кружиться. Внезапно со стороны северного выхода послышался шум и крики.
- Прорыв, - заметались огнепоклонники, - не прекращать ритуал!
Из северных туннелей молча бежали люди, лица их выражали абсолютную решительность и ненависть. Ненависть за то, что ворвавшиеся с поверхности сектанты, нарушили привычный и степенный ритм их жизни. Гремели выстрелы и сектанты один за другим начали падать. Но уже через несколько минут белые фигуры пошли в наступление: они стреляли и прятались за хрупкими стенами, продолжая разрушать станцию, кто-то бросился к огнеметам, что б стрелять в горкинцев, но они достали дымовые шашки.
Дым несколько затормозил бой, но сыграл на руку огнепоклонникам - они попрятались по станции, начали ползать по полу и бить дубинками горкинцев по ногам.
От грохота аметьевцы очнулись.
- Начало-о-ось! - удовлетворенно выдохнул Танк.
- Положение у нас только шибко невыгодное, - отметил Скат.
- Это чем ж тебе партер не угодил? - поинтересовался Танк.
- Пулю схлопочешь, тогда поймешь, - ответил Скат, не прекращая крутить кистями рук и отвязываться. Танк последовал его примеру, а уже через несколько минут они отвязывали Трагика и Рыжего.
- И вниз! - закричал Танк, стараясь перекричать загрохотавший крупнокалиберный
пулемет. - Тут сейчас. По ходу, очень жарко будет! Блин! Не в этот туннель! Давай в левый!
На путях с грохотом появился бронированная горкицами мотодрезина. Со скрежетом она доехал до середины станции и открыл огонь. Башня, как у танка, поворачивалась на крыше и выкашивала станцию.
Огнепоклонники с ревом бросились на дрезину, а на постаменте продолжал экзальтированно кричать оратор:
- Нет! Вы не смеете обратить очистительное пламя против нас же! Вы не смеете разить нас нашим же оружием! И как знак свыше - нас не возьмет ваш огонь!
Вопреки его пламенным речам, огнепоклонники падали под градом пуль, но со звериным упорством рвались вперед - к дрезине. Вскоре самые отчаянные облепили ее и начали искать вход. Тогда со станции застрекотал другой пулемет горкинцев, уничтожая оставшихся на ней захватчиков. Те же, кто были внутри мотодрезины, приняли решение - и двинулись в туннель.
- Это что вообще? - перекрикивая грохот спросил Рыжий?
- Это бронированная мотодрезина - закричал в ответ Скат, - она всегда стоит у северного входа, что б отразить нападение аметьевцев, если вдруг они решат атаковать станцию. Пригодилась, как видишь, в другом деле совсем. По-оберегись!
Сверху упал огромный кусок штукатурки.
- Этот все-таки, не жилец, - отметил Танк, оттаскивая Трагика в сторону.
Наконец пулемет прекратил выступление оратора, а в туннель, вслед за дрезиной, бросились на подмогу горкинцы. Огнепоклонники, не привыкшие к подземелью, испуганно заметались по туннелю, где их всех и перебили до конца.
Прошло еще несколько минут - и на постамент поднялся начальник станции. После грохота снарядов голос его показался очень тихим и спокойным. Но все услышали команду - начать приводить в порядок станцию, убрать тела и замыть пятна крови.
Лекаря я представлял как-то иначе - сухим седовласым старцем, молчаливым и степенным. Он оказался и вправду в возрасте (хотя теперь я уже не брался угадывать - сколько кому) но толстым, усатым и громогласным.
- Митрич, здорово. Мы к тебе, - проталкиваясь сквозь толпу, почти закричал Скат.
- Ба, кого я вижу! Ну, здравствуй-здравствуй! С чем пожаловал? Какую хворь по молодости да любви нагулял, а?
- Митрич, беда. У нас пацан один в слизь Туристов вляпался.
- Давно? - лицо Митрича не переставало улыбаться, несмотря на то, что глаза посерьезнели.
- Уже сутки как.
- А раньше привезти не мог?
- Ну, извини, - улыбнулся Скат.
- Ладно, бегом в операционную, там посмотрим.
Пока мы бежали по платформе, Скат успел шепнуть мне, что когда-то очень давно Митрич жил на Аметьево, но исчез с нее еще до мора и обосновался на Горках. Судя по его возрасту - это действительно было очень давно
Операционная оказалась таким же небольшим отсеком станции, как и все остальные комнаты и цеха. Нам повезло, что она стояла там, где еще не успели похозяйничать огнепоклонники.
- Вот, черти, бардак то какой.
- Скажите, с ним все будет в порядке? - не удержался я
- А фиг знает... Я ж в этом не разбираюсь вообще, - лукаво усмехнулся Митрич, - в себя его приводите, сейчас наркоз пускать по вене, мне надо, что б он услышал меня.
Саню положили на блестящий металлический стол и спешно раздели по пояс. На руку было страшно смотреть - она вся распухла и покраснела до плеча. Я начал тормошить Трагика, и он открыл глаза.
- Как звать? - деловито спросил Митрич, не переставая что-то переливать, доставать, протирать руки.
- Саня... Попов Александр...
- Отлично, Санек, значит слушай. Мы тебя сейчас отключим и подлечим, но когда я позову тебя - ты должен открыть глаза. Понял? Я так и скажу - Са-ня!
- Понял.
- Отлично. - Митрич воткнул вену на левой руке иглу, трубка от которой тянулась к капельнице, - ассистент, блин, будет или нет?
Распихивая нас, в операционную, и без того тесную, вбежали двое невысоких смуглых мужчин.
- Ну, отлично. Руку держите. - Митрич достал шприц и воткнул иглу в пластиковую бутылку на капельнице, - ну, чего, Сань, дерьмом во рту завоняло?
- Нет... а теперь да...
- Угадал. Спи. А вы - пошли отсюда.
Час. Другой. Мы сидели у входа в операционную. Сначала я прислушивался к звукам, доносящимся из-за двери, но потом перестал и пошел бродить по станции. Там во всю кипела работа - жители восстанавливали стены, уносили остатки тел огнепоклонников, отмывали пол от крови. Совершенно удивительно было чувствовать себя ребенком среди горкинцев, ведь у себя на станции я был старше многих, со мной должны были считаться. А здесь.. Здесь все просто сновали мимо меня, даже не поднимая глаз. Одеты они были и впрямь необычно, как предупреждал Скат, и цвет их костюмов абсолютно скрашивал серость станции. Я невольно залюбовался всем этим буйством красок, так что даже споткнулся...
Передо мной лежало тело в белой хламиде. Выше шеи, там где положено быть голове, было раскуроченное кровавое месиво, а с шеи спадала разорванная цепочка. К огнепоклоннику подошли горкинцы, подняли его тело и понесли в импровизированный крематорий в углу станции. На полу остались только кровавые пятна и небольшой продолговатый медальон, вероятно, он свалился с разорванной цепочки. Я поднял и перевернул - на черном фоне переплетались три серебристые буквы: "ЦКЛ", автоматически сунул медальон себе в карман, огляделся и пошел обратно к операционной. У входа курили Танк, Скат и Митрич
- Ампутировали по плечо, - проговорил Скат, - а все из-за какой-то дурости... Скажи спасибо, что вообще спасли, там вопрос шел про гангрену уже... Резали наверняка - слизь быстро поднималась.
Я стоял и ошарашено смотрел на них. Ну, по локоть.. Но по плечо! Саня ведь так загорелся идеей про проводников. А теперь ему что с одной рукой? С одной левой рукой. Я разозлился. Разозлился на этого хваленого Лекаря с Горок, которого так хорошо знал Скат, но ничего не сказал, потому что врач очень внимательно и пристально на меня смотрел. Я заметил это не в первый раз.
- Ну, пошли уже, он скоро в себя должен приходить, - бросил сигарету Митрич и, переваливаясь, пошел в операционную.
- Митрич когда-то был анестизиологом, у него из наркоза народ выходит быстро, считай, что Трагику повезло. На все метро анестезиолог вообще один оказался. Ну, пошли поздравлять.
Я вошел в операционную, и сразу замер при виде саниного плеча. Пустота. Но он действительно уже был в себе и тихо-тихо повторял, глядя на Митрича
- Я вам очень благодарен. Правда. Очень. Знаете, я все понимаю, я рад, что хоть так получилось. Спасибо вам огромное.
- Да ладно-ладно, потом бутылку старику с поверхности притащишь и будем квиты. Ты, главное, со штанами своими одной рукой учись управляться быстрее.
Мне в глаза бросилось то, что у Сани выбрита голова за ухом - тот редкий пух, который встречался на наших головах, отсутствовал. И там же приклеен был тонкий узкий пластырь.
- А это зачем?
- А это так, бонусом, - усмехнулся и подмигнул мне Митрич.
- Ну, как ты - спросил я, когда все вышли.
- Ты знаешь, намного лучше чем было. Рука, конечно, болит зверски, но мне Дмитрий Дмитриевич сказал, что с собой даст мне таблеток каких-то.. Так что вобщем ничего. И голова! Голова свежая легкая на удивление. Я вообще не помню, что б так себя чувствовал.
Саня попробовал приподняться, я перехватил и помог. Трагик сел и тогда я увидел, что и за вторым ухом были выбриты редкие волосы, а из под пластыря тянулась полоска запекшейся крови.