- А, это ты Ань... Ну, понимаешь. Тут такое дело... Короче меня Серега попросил поднапрячься, тут сервак упал. Ну как всегда, конечно, резервных копий не было. И пока мы все это восстанавливали, сидели, ждали пока загрузится... Вобщем, устал я. Мы сейчас все домой поедем.
- Олег, ты опять пил?
- Да почему пил. Ну, вот чего ты все время заводишься. Ну, не пил. Домой сейчас приеду - сама все увидишь.
- Да я по голосу слышу.
- Ань, спать ложись, а? Я устал уже.
- Да ты себя слышишь вообще? Ты каким голосом со мной разговариваешь! Осточертело уже совсем! Уже месяц свет в туалете не горит. Контакты б проверил... Сколько можно? Ребенок уже не помнит, как ты выглядишь! Дурак!
Когда спустя годы начали задаваться вопросом: почему через пару недель после того, как раздался сигнал "Атом", и толпы хлынули в подземку, по казанскому метро прокатилась волна насилия и грабежей, никто точно не мог ответить. Кроме него. Год за годом он стоял у метро после работы и пил пиво. Или коктейль. Когда холодно - лучше коктейль из банки, потому что от пива мерзнешь. Домой очень не хотелось - там не вкусный ужин, разогретые котлеты, там надо мыть посуду, купать ребенка, чинить что-нибудь. А здесь у метро - он свободный человек. Еще пятнадцать минут постоит - и только тогда пойдет.
Как всегда, в тот вечер Олег стоял у метро не один. На дорожке к скверику остановился мужчина лет пятидесяти. Поставил чемоданчик у ног и открутил крышку. Метрах в двух от него что-то шумно, но довольно мирно обсуждали две женщины с опухшими от алкоголя лицами. В руке у каждой были банки коктейля, знакомого Олегу красного цвета. И куда не кинь взгляд - везде стояли они... Те, кто не просто не спешили, но даже как могли пытались оттянуть возвращение домой. Причины у всех были разные, объединяло только одно: это было самое чудесное мгновенье дня. Ведь уже закончились одни хлопоты, но еще не начались другие.
Когда прозвучал сигнал, и лавина людей бросилась к стеклянным дверям метро, все эти трудяги, почтенные отцы семейства, да и просто бомжи были практически внесены в спасительное убежище. Как они бежали. Бежали со всеми, испытывая звериный страх и эйфорию: "Я-то успел!" Им не было страшно, не было грустно... Пары алкоголя еще не выветрились. Через час тишины, изредка нарушаемой чьим-то шепотом, на станции, тесно набитой людьми, раздался хорошо знакомый всем звук:
- Чпок! Пффф...
Кто-то из них всегда покупал не одну, а две-три банки коктейля или пива.
- Чпок! Чпок!
- Пффф! Пффф! - Послушно раздалось по всей станции...
- А за тишину! - Раздался не вполне трезвый голос. - Да. Да, за тишину! Что б там рвануло все наверху к едрене фене! Что б я больше никогда не слышал нытья Машкиного! И что б рвануло обязательно в гараже у начальства! Пусть бомба именно туда падает! Что б подохли они все там! Пускай только я теперь останусь! Слышали? Все слышали? Что? Не ожидали? Сами теперь подыхайте там, а я здесь жить буду!
Олег слушал и думал, что, наверное, все не так уж плохо... Понятно, что раз бежали, то тревога настоящая... Но пройдет день или два, неделя или месяц, тогда все и закончится. Тогда он придет домой, и все будет по-прежнему.
Так думал не он один. Первый месяц станция "Суконная Слобода" "гудела" и развлекалась. Все посторонние быстро покинули ее, потому никто уже не мешал Олегу и его товарищам, каждый из которых за много месяцев до Атома знал друг друга в лицо. Человек часто запоминает лица соседей и собутыльников отчетливей, чем лица дальней родни.
Шло время, а ворота так никто и не открывал. Станция продолжала не унывать, ежевечерне собирались у костров и травили байки. Все говорили, что еще немного, еще чуть-чуть и счастливая пора безделья закончится. Снова придется выйти на работу, идти домой... Конечно, после Атома это будет как-то иначе... Но ведь будет. Обязательно будет. Еду, да и все что понравится, они отбирали у жителей соседних станций, которые не всегда могли отразить нападение шумной компании. Иногда сидели голодными, но ведь не привыкать...
Через три месяца начали беспокоиться. К концу четвертого всем все стал ясно...
Тогда же по станции прошла идея, что Атом был послан как освобождение таким вот загнанным трудягам и работягам. Так бы они всю жизнь свою потратили на беготню из офиса домой, из кабинета в кабинет. А тут у каждого есть небывалый шанс: отдохнуть... Вопрос с едой решили довольно просто: жители Суконной выполняли черную работу на других станциях, а за это им хорошо платили, но не гнушались и разбоем. Пачкать руки никто не боялся. Да, и к дурному запаху грязных немытых тел скоро все привыкли... пусть вши. Пусть парша, пусть тошнотворный запах мочи. Зато одни! Зато без жен! Зато без начальства!
Сколько раз за все это время Олег лежал на полу и высчитывал минуты. В день Атома он простоял у метро ровно двадцать пять минут. Три минуты на то, что б спуститься на станцию. Минута запаса, что б дождаться поезда. Тринадцать минут до дома. Итого семнадцать минут. Три минуты на подъем. Еще целых пять минут - это пол пути до дома. Потом прозвучал Атом. И если б он бежал, то ему бы хватило трех минут, что б добежать до квартиры. Минуты, что б схватить дочь с сыном... И... И что потом? Сын еще маленький. До метро они бежали бы минут десять. Не успели. Но хоть попробовать...
Или можно было остаться дома. Интересно, а как там? Дома ведь почти не было ни консервов (так, маслинки разные), ни круп, ни макарон... Сколько бы они протянули на поверхности?
Олег все считал и считал... Иногда ему казалось, что если б он, выйдя из метро, не шел бы прогулочным шагом к дому, а сразу же бежал, то сэкономил бы две минуты... И тогда бы точно времени хватило. Тогда бы успели.
Двадцать пять минут, которые он провел у метро, могли бы спасти его семью. А может и не спасли бы... Ведь Аня, ну, как всегда, стала бы копаться, все спрашивать. Сашка бы опять заревел... Анька бы сразу стала звонить своей маме... Маме... А может, и он бы позвонил своей маме... По мобильному. Нет, мобильные, наверное, уже не работали. Ну, по-домашнему хоть на минуту позвонил маме... Одну минуту из двадцати пяти. А мама бы опять стала рассказывать про передачу народного целителя, опять бы не слушала его, опять бы рассказала, что в носки надо сыпать горчицу, к запястью привязывать чеснок, а в нос запихивать свеклу... И он бы ничего не смог ей сказать. Только: "Да, мама. Конечно, мама. До свидания, мама."
Олег лежал на грязной полутемной станции и думал, как бы он потратил эти двадцать пять минут сейчас. Теперь он спешил домой, как никогда прежде...