Аннотация: Перевод 6 главы из первого тома "Книги Утраченных Сказаний" Толкина.
Перевод Анариэль Ровэн
6 глава из "Книги Утраченных Сказаний" (1 том "Истории Средиземья" Толкина)
VI
ВОРОВСТВО МЭЛЬКО И ЗАТМЕНИЕ ВАЛИНОРА
Заглавие снова взято с обложки тетради, содержащей текст; рассказ, торопливо записанный карандашом (см. примечание 8 к последней главе) с исправлениями, внесенными во время работы и позднее, продолжается без перерыва.
Теперь возвратился Эриол в Домик Утраченной Игры, и его любовь ко всему, что он видел вокруг себя, и желание понять становились все сильнее. Непрестанно жаждал он услышать новое об истории эльдар; и каждый вечер вместе с прочими приходил он Комнату Огня сказаний. И вот однажды, когда он прогостил уже некоторое время у Вайрэ и Линдо, случилось так, что Линдо, сидя в своем глубоком кресле, начал по его просьбе рассказ:
- Внемли же, о Эриол, коль желаешь [ведать], как померкла краса Валинора и как эльфы были принуждены покинуть берега Эльдамара. Быть может, тебе уже известно, что в дни радости эльдалиэ Мэлько обитал в Валмаре как слуга дома Тулкаса; там лелеял он свою ненависть к богам и жгучую зависть к эльдар, но лишь вожделение к красоте самоцветов, скрытое за притворным безразличием, преодолело, наконец, его терпение, принудив к тонкому и злому расчету.
В те времена одним лишь нолдоли было ведомо искусство создания сих прекрасных творений, и, несмотря на их щедрые дары всем, кого они любили, сокровища, которыми они владели, были за пределами счета и меры, и потому Мэлько обретался средь них когда только мог, ведя хитрые речи. Так долгое время выпрашивал он себе в подарок драгоценные камни, подстерегая, быть может, неосторожных, чтобы выведать об их тайном искусстве; но не преуспев во всем этом, он начал сеять дурные желания и раздоры среди гномов, изрекая им ложь о Совете, на котором эльдар были впервые призваны в Валинор (1).
- Вы - рабы, - говорил он, - либо, ежели вам угодно, дети, которым приказано играть в игрушки и не велено ходить далеко либо знать слишком много. Может статься, скажете вы: "Добрые времена даровали нам
(с.141)
валар"; но попробуйте только выйти за поставленные ими пределы, и вы узнаете жестокость их сердец. Внемлите: они используют ваши умения, а красу вашу берегут как украшение своих владений. Это не любовь, но лишь себялюбивая страсть - проверьте сами. Потребуйте наследие, что предназначил вам Илуватар: весь бескрайний мир, созданный, дабы странствовать в нем, со всеми его неизведанными тайнами и всем, что воплотится в творения столь великие, каковые невозможны в этих тесных садах, заключенных между горами и окруженных непреодолимым морем.
Многие, несмотря на истинное знание, которым Нолэмэ делился с ними, внимали Мэлько и, хотя и неохотно, приклоняли свой слух к этим его словам, сделавшись беспокойны, а Мэлько все подливал масла в огонь, распаляя тлеющие страсти. От него постигли они много такого, что знать никому не во благо, кроме великих валар, ибо будучи понята лишь наполовину, эта потаенная и глубокая мудрость губит веселье; сверх того, многое из сказанного Мэлько было искусной ложью или полуправдой, и нолдоли перестали петь, а их виолы не звучали боле на холме Кор, ибо сердца их состарились, по мере того как ученость их возрастала, страсти - распалялись, а книги мудрости умножались как листья в лесу. Ибо знай, что в те дни Аулэ с помощью гномов изобрел алфавиты и письмена, и множество диковинных повестей было изображено знаками-рисунками на стенах Кора, а на камне были начертаны или вырезаны руны великой красоты. Давным-давно Эарэндэль прочел там многие удивительные предания, немало из которых, думается, до сих пор можно увидеть, если не обратились они во прах. Остальные эльфы не слишком-то задумывались о подобном и временами печалились и страшились из-за умалившегося счастья своих сородичей. Все это было великой радостью для Мэлько, который трудился, терпеливо выжидая благоприятного случая, хотя и не приближаясь к успеху, ибо, невзирая на все его старания, сияние Древ, красота самоцветов и воспоминания о темном пути из Палисора удерживали нолдоли - и Нолэмэ неизменно говорил против Мэлько, умеряя непокой и недовольство своего народа.
Наконец, столь сильно встревожился он, что держал совет с Фэанором и даже с Инвэ и Эллу Мэлэмно (который был главой солосими), и согласился с их словами, что надлежит поведать о темных происках Мэлько самому Манвэ.
Прознав об этом, Мэлько страшно разгневался на гномов и, явившись первым пред Манвэ, низко склонился и донес, что гномы-де осмелились при нем роптать против власти Манвэ, утверждая, что в мастерстве и красоте они, коим Илуватар судил владеть всей землей, намного превосходят валар, на которых им приходится трудиться безвозмездно. Тяжело стало у Манвэ на сердце от этих слов, ибо
(с.142)
давно он опасался, как бы великое дружество валар и эльдар не разрушилось по воле случая, памятуя, что эльфы - дети мира и должны однажды вернуться на лоно земли. Однако кто скажет, что все эти деяния, даже кажущееся бессмысленным злодейство Мэлько, не были участью, предрешенной древней судьбой? Но холодно обошелся Владыка Богов с наушником, и, как раз когда он расспрашивал Мэлько, явилось посольство Нолэмэ, которое, получив дозволение Манвэ, поведало ему правду. По причине присутствия Мэлько вышло так, что говорили они об этом деле не столь искусно, как могли бы, и, быть может, само сердце Манвэ было уязвлено ядовитыми словесами Мэлько, ибо отрава его злобы поистине сильна и коварна.
Однако и Мэлько, и нолдоли были отосланы с укоризной. Мэлько было приказано воротиться в Мандос и жить там в покаянии, не смея являться в Валмаре несколько лун, пока не минует великий праздник, что ныне приближался; но Манвэ, страшась, что зараза недовольства перекинется на другие племена, велел Аулэ отвести нолдоли в другие места и построить им новый город, дабы они могли жить там.
Велика была скорбь на холме Кор, когда пришли туда эти вести, и хотя все были возмущены предательством Мэлько, ожесточились они также и на богов, и ропот стал громче, чем прежде.
Речка, называемая Хири, сбегала с холмов, расположенных к северу от прохода к побережью, в котором был построен Кор, и текла по равнине неизвестно куда. Может быть, она вливалась во Внешнее Море, ибо в гористой местности к северу от корней Сильпиона, в долине, окруженной скалами, она уходила под землю; и там решили нолдоли поселиться или, скорее, переждать, пока минует гнев Манвэ, ибо покамест не смогли они примириться с мыслью покинуть Кор навечно.
В скальном кольце вырубили они пещеры и в них сложили свои сокровища: самоцветы, золото, серебро и чудесные творения; но умолкли их голоса в древних домах Кора, где остались лишь их картины и книги мудрости, и только на улицах Кора и всех дорогах Валмара все еще лучились [?самоцветы] и резные мраморы, повествовавшие о днях счастья гномов, что ныне было на ущербе.
Теперь Мэлько отослан в Мандос и вдали от Валмара замышляет мятеж против богов и гномов и месть им. Пробыв почти три века под сводами Мандоса, Мэлько завел себе нескольких друзей среди
(с.143)
тамошних мрачных духов и склонил их ко злу, пообещав им отдать во [владение?] обширные области и земли, если они придут на помощь, когда он воззовет к ним в час нужды; и он собирает их к себе в темные ущелья гор, окружающих Мандос. Оттоль рассылает он соглядатаев, что незаметны подобно мимолетным теням, когда Сильпион в цвету, и узнает о делах нолдоли и обо всем, что происходит на равнине. Вскоре после того и в самом деле случилось устроенное валар и эльдар великое торжество, то самое, о котором упоминал Манвэ, велев Мэлько избавить на это время Валмар от своего присутствия; ибо знай, что они веселились целый день раз в семь лет, справляя приход эльдар в Валинор, и каждый третий год устраивали меньшее празднество - в память о прибытии белых кораблей солосимпи к берегам Эльдамара. Но раз в двадцать и один год, когда совпадали оба торжества, устраивался праздник еще более великолепный, длившийся семь дней, по какой причине такие годы именовались "Годы Двойного Веселья"*; и эти праздники все Корэльдар, где бы они ни были в широком мире, всегда отмечают. И как раз приближаются дни Двойного Веселья, и все боги и эльфы приготовляются встретить их как можно более великолепно. Долгие вереницы эльфов в великой пышности с танцами и пением шествовали от Кора к вратам Валмара. Для этого торжества была проложена дорога от западных ворот Кора до самых башенок высокосводчатых северных врат Валмара, обращенных к Древам. Была она вымощена белым мрамором, и множество тихих ручьев, стекая с гор, пересекало ее. То и дело взбиралась она на мостики, искусно огороженные изящными, светящимися подобно жемчугу перилами. Мосты эти невысоко вздымались над водой, посему дивной красы лилии, что росли на лоне неторопливо струившихся по равнине потоков, раскрывали свои широкие цветки по краям дороги, и ирисы выстроились вдоль нее; ибо по хитро проведенным руслам чистейшая вода текла вниз от ручья к ручью, сопровождая путника прохладным журчанием. Местами с одной или другой стороны высились могучие дерева, а порой дорога выбегала на поляну к фонтанам, взметнувшимся благодаря волшебству высоко в воздух, для отдохновения всякого, кто следовал этим путем.
Вслед за облаченным в белое народом Инвир шествовали тэлэри, и звон их согласных арф мелодично трепетал в воздухе; а за ними ступали нолдоли, снова, по милости Манвэ, соединившись со своим родом - дабы подобающе встретить празднество. Но в музыке, которую рождали их виолы и прочие инструменты, прибавилось щемящей нежности. Последним шел народ
берегов, и их созвучные свирели и голоса влекли за собой память о приливах, шепоте волн и стенающем крике прибрежных птиц - здесь, на равнине, столь далекой от моря.
Затем все они остановились пред вратами Валмара и по слову и знаку Инвэ в один голос грянули Песнь Света. Ее сочинил и научил их петь Лирилло (2), и она повествовала о стремлении эльфов к свету, об их странствии сквозь чреватый опасностью мрак, через который вело их желание увидеть Два Древа; также пелось в ней о том, как в величайшей радости лицезрели они богов и с новой силой возжаждали войти в Валмар и ступить в благие владения валар. Тогда отворились врата Валмара, и Норнорэ призвал их войти, и все великолепное собрание прошло внутрь. Там встретила их Варда, стоя в окружении сонмов манир и сурули, и все боги приветствовали гостей, и во всех чудесных чертогах начался пир.
По обычаю на третий день облачались они во все белое и голубое, и восходили к высотам Таниквэтиль, где Манвэ говорил с ними, как считал подобающим, о Музыке Айнур и славе Илуватара, о том, что грядет, и том, что минуло. И в этот день Валмар и Кор пустели и затихали, а крыша мира и склоны Таниквэтиль расцветали искрящимися одеяниями богов и эльдар, а горы полнились эхом их речей. Но позже, в последний день веселья, боги приходили в Кор и, воссев на склонах его светлого холма, с любовью взирали на чудный град, а потом, благословив его во имя Илуватара, покидали Кор перед тем, как расцветал Сильпион - и так кончались дни Двойного Веселья.
Но в сей роковой год Мэлько кощунственно осмелился избрать в своем сердце самый день речей Манвэ на Таниквэтиль для исполнения своего замысла, потому что тогда и Кор, и Валмар, и заключенная в кольцо скал долина Сирнумэн пребывали без охраны - ибо кого в те далекие времена остерегался вала или эльф?
На третий день этого торжества, именовавшегося Самириэн, он вместе со своими темными приспешниками крадучись миновал неосвещенные залы обиталища Макара (ибо даже этот неистовый вала отправился в Валмар, дабы почтить праздник, и все боги явились туда, не считая одних только Фуи и Вэфантура; даже Оссэ был там, на седмицу оставив свою вражду и ревность к Улмо). Здесь новая мысль посетила сердце Мэлько, и тайком он сам берет оружие и вооружает своих подручных мечами безжалостными и весьма острыми, и это было кстати для них: ибо теперь все они пробираются в долину Сирнумэн, где ныне жилище нолдоли. Но поскольку в сердца
(с.145)
гномов проникли наущения Мэлько, то сделались они осторожны и подозрительны вопреки обыкновению эльдар тех дней. К сокровищам были приставлены сильные стражи, которые не пошли на праздник, хотя это нарушало обычаи и установления богов. И вот, внезапно разразилась жестокая схватка в сердце Валинора, и стражи были убиты в то самое время, покамест на Таниквэтиль царили величайшие мир и радость - посему никто не слыхал их криков. Теперь Мэлько знал, что отныне вечно пребудет война между ним и всем остальным народом Валинора, ибо он умертвил нолдоли - гостей валар - перед дверьми их домов. Собственной своей рукой поразил он Бруитвира, отца Фэанора (3) и, ворвавшись в каменное жилище, которое тот защищал, Мэлько завладел чудеснейшими драгоценными камнями - самими Сильмарилями, запертыми в шкатулке слоновой кости. Теперь похитил он все самоцветные сокровища, и, нагрузив себя и своих спутников до предела, он изыскивает способ ускользнуть.
Знай же, что недалеко от того места у Оромэ были огромные конюшни и поля, на которых паслись добрые кони - там, где начинались дремучие леса. Туда прокрадывается Мэлько и захватывает табун черных коней, подчинив их себе при помощи ужаса. Все его соучастники скачут прочь, уничтожив менее драгоценные творения, которые, как сочли они, невозможно унести. Описав широкую дугу и мчась со скоростью урагана - как могут скакать только божественные кони Оромэ, оседланные Детьми Богов - они оказались далеко к западу от Валмара, в нехоженных пределах, где слабел свет Древ. Задолго до того, как все спустились с Таниквэтиль или как закончилось празднество и как нолдоли вернулись к своим домам и нашли их разоренными, Мэлько и его [?воры] достигли дальнего юга и, обнаружив перевал в горах, перебрались на равнины Эрумана. Долго пришлось Аулэ и Тулкасу оплакивать свою беззаботность: давным-давно оставили они этот проход, возведя горы, преграждавшие злу путь на равнину, ибо этим путем привыкли они возвращаться в Валинор, добывая камень в пределах Арвалина (4). Говорится, что этот объезд, трудный и опасный, не входил сначала в замыслы Мэлько, ибо скорее бы он отправился на север через пролегавшие вблизи Мандоса перевалы, но его предостерегли от этого, ибо Мандос и Фуи так и не покинули своих владений, а все расселины и ущелья северных гор населены их народом, и, несмотря на всю свою мрачность, Мандос никогда не восставал против Манвэ и не сочувствовал злодеяниям.
Как было ведомо в старину, далеко на севере Великое Море сильно
(с.146)
сужалось, и без кораблей Мэлько со своими подручными мог без труда переправиться бы в мир. Правда, на севере царил лютый холод, но Мэлько он не был страшен. Но этого не произошло, и печальная повесть следует назначенным ей путем, а иначе и по сей день светили бы Два Древа, и эльфы все еще пели бы в Валиноре.
Наконец, завершились празднества, и боги отправились обратно в Валмар, шествуя по белой дороге, ведущей из Кора. Огни мерцают в граде эльфов, и там все спокойно, нолдоли же печально бредут по равнинам в Сирнумэн. Сильпион мерцает в этот час, и прежде чем ослабело его сияние, первый плач по мертвым, что слышал Валинор, раздается из горной долины, ибо Фэанор оплакивает смерть Бруитвира; и не один он из гномов узрел, что духи их убитых унеслись к Вэ. Тогда гонцы поспешно скачут в Валмар, неся весть о случившемся, и там они застают Манвэ, ибо он еще не успел покинуть города и отправиться в свои чертоги на Таниквэтиль.
- Увы, о Манвэ Сулимо, - воскликнули они, - зло проникло через горы Валинора и пало на Сирнумэн, что на Равнине. Там лежит мертвым Бруитвир, родитель Фэанора (5), и многие нолдоли вместе с ним, а все наши сокровища: самоцветы и чудесные творения - долголетние самозабвенные труды наших рук и сердец - похищены. Где они, о Манвэ, чьи очи зрят все сущее? Кто совершил это зло, ибо нолдоли взывают об отмщении, о [?справедливейший]!
Тогда ответствовал им Манвэ:
- Внемлите мне, о дети народа нолдоли! О вас печалится мое ердце, ибо яд Мэлько уже преобразил вас, и алчность поселилась в ваших сердцах. Когда бы не возомнили вы, что ваши камни и изделия (6) более драгоценны, нежели общий праздник или же установления Манвэ, владыки вашего, сего бы не случилось, Бруитвир го-Майдрос и иные несчастные были бы живы, а ваши сокровища понесли бы не б*льший урон. Но предрекает моя мудрость: из-за смерти Бруитвира и его сотоварищей величайшее зло падет на богов, эльфов и людей, что грядут. Если бы не боги, что привели вас к свету и наделили вас всем потребным для работы, научая вас в дни былого вашего неведения, ничто из тех чудесных творений, что ныне любите вы столь сильно, никогда бы не было создано; а единожды сотворенное может быть воссоздано вновь, ибо могущество валар неизменно. Но всей славы Валинора и всей красы и прелести Кора дороже мир, счастье и мудрость, каковые вернуть гораздо труднее, единожды их утратив. Оставьте же роптать на валар, говорить против них или равнять себя в сердцах ваших с их величием; ступайте же ныне в раскаянии,
(с.147)
твердо памятуя, что это Мэлько причинил вам сии невзгоды и что это ваше тайное общение с ним навлекло на вас все эти утраты и горести. Не доверяйте более ни ему, ни иному, кто нашептывает вам тайно слова недовольства, ибо плоды сего - унижение и тревога.
И посланные в замешательстве и испуге вернулись в Сирнумэн, будучи повергнуты в крайнее уныние; но на сердце у Манвэ было тяжелее, чем у них, ибо, хотя все обратилось к худшему, он предвидел, что самое плохое еще впереди. И так вершилась судьба богов - ибо нолдоли слова Манвэ показались холодными и бессердечными, и не заметили они ни его скорби, ни его сочувствия. А Манвэ думал, что они странно изменились и сделались алчными, и жаждут лишь утешения подобно детям, лишившимся чудесных игрушек.
Вот Мэлько видит вокруг себя пустоши Арвалина и не ведает, как ему спастись, ибо мрак там непрогляден, а он не знает сих земель, простирающихся до крайнего юга. Тогда посылает он вестника, требующего неприкосновенности по праву глашатая (хотя это был слуга Мандоса, отступник, совращенный Мэлько), через перевал в Валинор, и тот, стоя перед вратами Валмара (7), чтобы боги говорили с ним. Когда же его вопросили, откуда он явился, тот ответствовал, что от айну Мэлько. И Тулкас забросал бы его каменьями со стены и убил бы, если бы не остальные, что не дозволили до времени дурного обращения с пришедшим и, несмотря на гнев и отвращение, допустили его на огромную золотую площадь перед палатами Аулэ. Сей же час в Кор и Сирнумэн послали за эльфами, ибо было решено, что сие их тоже касается близко. Когда все было готово, вестник занял место возле обелиска из чистого золота, на котором Аулэ начертал рассказ о том, как воссияло Золотое Древо (возле палат Лориэна был серебряный обелиск с рассказом о другом Древе), и неожиданно Манвэ произнес "Говори!", и его голос был как раскат гневного грома, так что все зазвенело, но посланец, не смешавшись, изрек следующее:
- Владыка Мэлько, повелитель всего мира от крайнего востока до внешних склонов валинорских гор, своим сородичам айнур. Ведайте, что в возмещение за многоразличные ужасные оскорбления и за долгий срок несправедливого заточения, каковые он, невзирая на высокие его кровь и положение, претерпел от ваших рук, забрал он, как то подобает ему, малую толику сокровищ нолдоли, ваших рабов. Вельми опечален он, что убил нескольких из них, дабы они не содеяли ему вреда по злобе своих сердец. Но те святотатственные поползновения вычеркнет он из своей памяти и также все былые обиды, что вы,
(с.148)
боги, причинили ему, забудет он настолько, дабы вновь явить свое присутствие в месте, называемом Валмар, буде прислушаетесь вы к его условиям и выполните их. Ибо знайте, что нолдоли должно прислуживать ему и украшать ему жилище; сверх того, по праву требует он...
Но в это самое мгновение, когда вестник еще больше возвысил голос, раздувшись от собственных дерзостных слов, столь сильный гнев охватил валар, что Тулкас с несколькими домочадцами бросились на него и, схватив, принудили к молчанию, а над площадью совета поднялся гул. На самом же деле Мэлько и не думал выгадать что-либо при помощи сего оскорбительного посольства, кроме замешательства валар и выигрыша во времени.
Тогда Манвэ велел отпустить вестника, но боги поднялись, восклицая в один голос:
- Это не глашатай, но мятежник, вор и убийца!
- Он осквернил святость Валинора! - возгласил Тулкас, - Он бросил нам в лицо оскорбление!
Во всем этом эльфы были единодушны. Хотя и не было у них надежды вернуть драгоценности, кроме как схватив Мэлько - что было делом почти невозможным, но не стали бы они ни о чем договариваться с ним и относились к Мэлько и его приспешникам как к разбойникам. (Это и имел в виду Манвэ, изрекая, что смерть Бруитвира будет причиной величайшего зла, ибо именно это убийство столь сильно разгорячило и богов и эльфов.)(8)
С этой целью обратились они к Варде и Аулэ, и Варда говорила за них перед Манвэ, Аулэ же был еще более настойчив, ибо и его сердце страдало из-за похищения стольких редкостей дивной работы и мастерства. Но Тулкас Полдорэа не нуждался в ходатайстве, пылая гневом. Слова сих могучих заступников тронули совет, и Манвэ, наконец, вынес решение возвестить Мэлько о том, что его предложение и он сам отвергнуты, и что он со своими сообщниками отрешен навечно от Валинора. Сии слова хотел Манвэ сообщить посланцу, веля убираться с ними к своему хозяину, но народ вали и эльфы не снесли этого и под водительством Тулкаса привели отступника на самую вершину Таниквэтиль и там, объявив, что тот не глашатай, и призвав гору и звезды в свидетели сего, сбросили его на камни Арвалиэна, так что он погиб, а Мандос заключил его в глубочайшие из своих пещер.
Тогда Манвэ, видя в сем неповиновении и неистовом деянии семя ожесточения, отбросил свой скипетр и возрыдал; но остальные говорили с Соронтуром, Королем Орлов Таниквэтиль, и послали с ним к Мэлько слова Манвэ: "Убирайся навеки, о проклятый, и не смей более вести переговоры ни с богами, ни с эльфами. И пусть ни ты, ни те, кто прислуживает тебе, не ступят более на землю Валинора, пока стоит мир".
(с.149)
И Соронтур разыскал Мэлько и передал ему сказанное, поведав [?также] о гибели его посланника. Мэлько хотел убить Соронтура, обезумев от гнева из-за смерти своего вестника. И поистине, это деяние не было в согласии со строгим правосудием богов, хотя обитателей Валмара в значительной мере вынудили к этому; но впоследствии Мэлько злобно обвинял в этом богов, исказив происшедшее в рассказ об ужасной несправедливости. Тогда-то и зародилась вражда и ненависть между Соронтуром и сим злодеем, особенно разгоревшиеся в ту пору, когда Соронтур и его народ прилетели в Железные Горы и поселились там, наблюдая за всем, что делал Мэлько.
И вот, Аулэ приходит к Манвэ и молвит ему слова ободрения, говоря, что Валмар еще прочен, а Горы высоки и надежно защищают от зла.
- Внемли! Если опять Мэлько вздумает устроить беспорядок в мире - разве не случалось ему прежде быть в оковах? И сие может произойти вновь. Ведай также, что скоро я и Тулкас завалим проход, что ведет к Эрумани и морям, дабы Мэлько никогда не мог снова попасть сюда этим путем.
Еще Манвэ и Аулэ решают поставить стражей в тех горах, покамест не станет известно о делах Мэлько и о том, где он обитает.
После Ауле заводит с Манвэ речь о нолдоли и просит за них, молвив, что встревоженный Манвэ обошелся с ними сурово, ибо зло исходит поистине от одного лишь Мэлько, в то время как эльдар - не слуги и не рабы, но создания дивной красоты и благости и на вечные времена - гости богов. Тогда Манвэ дозволяет им ныне, буде пожелают они, возвратиться в Кор и, если есть на то их воля, вновь приняться за изготовление самоцветов и прочего, и все, что нужно им прекрасного и драгоценного для этой работы, будет дано им с еще большей щедростью, нежели ранее.
Но Фэанор, услыхав об этом, рек:
- Так, но кто вернет нашим сердцам радость, без которой невозможны творенья прекрасные и волшебные? Ведь Бруитвир мертв, и мое сердце тоже.
Тем не менее, многие возвратились в Кор, и возродилось некое подобие прежней радости, хотя по причине умалившегося счастья их сердец не могли они создать самоцветов былого сияния и великолепия. Но Фэанор, скорбя, остался в Сирнумэн с немногими и, хотя трудился денно и нощно, никак не мог он сотворить камни, подобные Сильмарилям, украденным Мэлько; и с той поры ни одному умельцу не удалось сделать этого. Наконец, оставив свои старания, предпочитал он проводить время возле могилы Бруитвира, названной Курганом Первой Скорби*, и это подходящее
* На полях написано название на языке гномов: "Кум а Гумлайт или Кум а Тэгранайтос".
(с.150)
имя, ибо все несчастья, что обрушились позже, произошли из-за смерти того, кто был похоронен здесь. Там углубился Фэанор в мрачные раздумья, пока разум его не затмился из-за тоски, царившей в его сердце, и тогда он встал и отправился в Кор. И там обратился он к гномам, жившими своими обидами и печалями, умалившимися богатствами и славой, и призвал их покинуть свою темницу и отправиться в мир.
- Валар уподобились трусам; но сердца эльдар не ослабели, и мы еще узрим принадлежащее нам, и если не сможем взять свое хитростью, то отымем силой. Да будет война между Детьми Илуватара и айну Мэлько! Что, если погибнем мы в нашем странствии? Мрачные чертоги Вэ ненамного хуже этой блестящей тюрьмы... (9)
И он убедил некоторых предстать вместе с ним перед Манвэ и потребовать, дабы нолдоли было дозволено покинуть Валинор с миром и чтобы валар доставили их без помех на берега, откуда их встарь перевезли.
Манвэ был удручен их просьбой и воспретил гномам произносить подобное в Коре, если они по-прежнему хотят жить там вместе с другими эльфами; но потом, отринув суровость, он много поведал им о мире, его устройстве и об опасностях, уже сущих в нем, и еще более грозных, что могут появиться вскоре по причине возвращения Мэлько.
- Мое сердце чувствует, а мудрость - предрекает, - молвил он, - что немного времени осталось до того, как иные Дети Илуватара, отцы отцов людей, вступят в мир - и знайте: в Музыке Айнур, что не изменится, было явлено, что в конце концов мир перейдет на долгие времена под власть людей. Но будет то к счастью или к печали, Илуватар не открыл. И не хочу я, дабы раздор, страх или гнев царили между несхожими Детьми Илуватара, и желал бы я, чтобы много веков в мире не было созданий, могущих враждовать с пришедшими людьми и повредить им, пока их племена не окрепли, пока народы, живущие на земле, еще дети.
К этому он прибавил множество сведений о людях, их природе и о том, что произойдет с ними, и нолдоли был поражены, ибо чрезвычайно редко случалось им слышать от валар о людях; и потому мало размышляли они об этом, полагая, что создания сии слабы, слепы, неуклюжи, смерть преследует их, и что никоим образом не могут они равняться со славою эльдалиэ. И теперь, хотя Манвэ излил свое сердце в надежде, что нолдоли увидят, что действует он не без цели и без причины, успокоятся и уверятся в его любви, те, скорее, были изумлены, открыв, что айнур столь серьезно относятся к людям, и слова Манвэ достигли лишь противного его желанию. Ибо, страдая, Фэанор исказил их, обратив в
(с.151)
злобное подобие истины, и, снова представ перед народом Кора, он произнес такую речь:
- Вот, теперь мы извещены, отчего привезли нас сюда как груз прекрасных рабов! Отныне, наконец, нам ведомо, по какой причине стерегут нас здесь, лишив завещанного, и почему не правим мы бескрайними землями - на случай, если не уступим их народу, еще не рожденному. И этому жалкому племени, настигаемому ранней смертью, роду копошащихся во мраке, криворуких, непривычных к песне и музыке, что будут уныло ковырять землю своими грубыми орудиями и кто - как говорит Манвэ Сулимо - от Илуватара, отдает сей повелитель айнур целый мир со всеми его чудесами и тайнами - расточая им наше наследие! И к чему эта речь об опасностях мира? Всего лишь уловка, чтобы обмануть нас, словесная личина! О вы, чада нолдоли, что более не желают оставаться домашними рабами богов, хотя бы и ласково с вами обращались, восстаньте, взываю к вам, покиньте Валинор, ибо час настал и мир ожидает!
Поистине, великого изумления достойно тонкое коварство Мэлько - ибо кто скажет, что в сих исступленных речах не было ни капли горькой правды, или не поразится, взирая, как самые слова Мэлько исходят из уст Фэанора, его врага, который не ведал и не помнил, где источник этих мыслей; но, может статься, [?перво]причина всех этих печалей существовала прежде самого Мэлько, и так должно было случиться, а тайна ревности эльфов и людей - загадка без ответа, из тех горестей, что лежат в туманных корнях мира.
Но как бы то ни было, неистовые слова Фэанора тотчас привлекли к нему множество приверженцев, ибо, казалось, пелена окутала сердца гномов - и сие случилось, может статься, не без ведома Илуватара. А Мэлько, услышь он это, радовался бы, глядя, как его злоба дает плоды сверх ожидания. Но теперь, однако, сей злодей блуждает по темным равнинам Эрумана, и на юге - дальше, чем кому-либо доводилось заходить - он отыскал край глубочайшего мрака и счел его подходящим местом, чтобы на время припрятать там украденные сокровища.
Там ищет он и находит мрачную пещеру в холмах, сокрытую паутиной тьмы, где черный воздух тяжело и удушвюще липнет к лицу и рукам входящего. Весьма глубоко уводили эти извилистые пути. Старинные книги гласят, что под землей они сообщались с морем: здесь позже пленены были на время Солнце и Луна (10). Здесь обитал изначальный дух Мору, о которой даже валар не ведают, откуда или когда она явилась,
(с.152)
и которую народы Земли нарекли множеством имен. Может статься, явилась она порождением туманов и тьмы на границах Тенистых Морей в кромешной мгле, что царила после того, как разлились Светильни, и до того, как воссияли Древа, но более вероятно, что она была всегда. И поныне она обитает в тех зловещих местах в обличье мерзкого паука, прядя из мрака цепкую паутину, что ловит в свои тенета звезды, луны и все блестящее, что странствует по воздуху. Поистине, из-за нее так мало струящегося сияния Двух Древ изливалось в мир, ибо жадно она поглощала свет, который питал ее, но производила она лишь ту тьму, что есть отрицание всякого света. Унгвэ Лианти, Великая Паучиха-Опутывательница - так звали ее эльдар, именуя ее также Вириломэ Мракоткущая, от чего до сих пор гномы говорят о ней как об Унголионт-Паучихе или Гвэрлум Черной.
Между Мэлько и Унгвэ Лианти завязалась дружба с самого начала - как только повстречала она Мэлько и его приятелей, бродивших по ее пещерам; но и сияния самоцветных сокровищ возжелала Мракоткущая сразу, как только узрела их.
Теперь Мэлько, ограбив нолдоли и принеся скорбь и смятение в царство валар из-за того, что убыло сокровищ, замыслил нечто более мрачное и серьезное, дабы упрочить свою власть; посему, видя вожделение в глазах Унгвэ, он предлагает ей все те драгоценности, за исключением одних только трех Сильмарилей, если она поможет ему свершить задуманное. С готовностью обещает она сие, и так чудеснейшие камни, прекраснее коих мир не видел, перешли во владение гнусной Вириломэ и, опутанные паутиной тьмы, были спрятаны глубоко в пещерах восточных склонов тех великих гор, что ограничивают Эруман с юга.
Мысля, что сейчас самое время нанести удар, покамест Валинор все еще в волнении, и не ожидая, пока Аулэ с Тулкасом заложат проход в холмах, Мэлько и Вириломэ до расцвета Сильпиона прокрались в Валинор и затаились в долине у подножья холмов; но все это время Мракоткущая плетет свою самую бессветную паутину и злокозненные тени. Их пускает она по воздуху, так что вместо дивного серебряного сияния Сильпиона по всей западной равнине Валинора стелется смутная зыбкая темень, в которой трепещут слабые отсветы. Тогда набрасывает она черный покров невидимости на Мэлько и на себя и, крадучись, они пробираются на равнину, пока боги пребывают в изумлении, а эльфы Кора - в страхе; тем не менее, не подозревают они еще, что сие дело рук Мэлько, видя в этом скорее работу Оссэ, чьи шторма временами нагоняли с Тенистых Морей хмарь и мглу, туманившие светлый воздух Валинора - хотя за это на Оссэ гневались
(с.153)
и Улмо, и Манвэ. Тогда послал Манвэ свежий западный ветерок, которым привык он отгонять в таких случаях морские испарения обратно к восточным водам, но это легкое дуновение не причинило никакого вреда тяжким и цепким сплетениям ночи, которые широко распростерла Вириломэ. Так Мэлько и Ночная Паучиха незаметно достигли подножья Лаурэлин, и Мэлько, собрав всю свою божественную мощь, вонзил меч в прекрасный ствол, и хлынувшее оттуда пламенное сияние непременно сожгло бы его самого, как и меч, если бы Мракоткущая не бросилась бы, изнывая от жажды, пить этот свет, приникнув губами к ране и высасывая из древа жизнь и силу.
Вина злой судьбы в том, что содеянное заметили не тотчас, ибо наступило время обычного глубокого покоя Лаурэлин; и вот, никогда древу больше не пробудиться к блеску, источая красоту и радость на лики богов. Столь много света выпила Гвэрлум, что внезапная гордыня взыграла в ее сердце, и она, не вняв предупреждениям Мэлько, уселась поближе к подножью Сильпиона и испустила пагубные ночные испарения, что потекли, подобно черным рекам, к самым вратам Валмара. Тогда Мэлько берется за оставшийся у него из оружия нож, желая поранить ствол Сильпиона, насколько позволит время. Но некий гном, по имени Даурин (Торин), что шел от Сирнумэн, исполненный дурных предчувствий, узрев это, бросается к Мэлько с громким криком. Столь бурным был натиск сего неукротимого гнома, что, прежде чем Мэлько опомнился, тот обрушился на Вириломэ, что в паучьем обличьи неуклюже разлеглась на земле. Тонкий клинок Даурина вышел из кузницы Аулэ и был закален в мируворе, иначе никогда бы не причинил он вреда сему скрытному [?существу], но вот он отрубает одну из ее длинных ног, и лезвие клинка запятнано черной кровью, ядом для всех [?созданий], чья жизнь - свет. Тогда Вириломэ, корчась, набрасывает на него свою нить, и он не может освободиться, а Мэлько безжалостно закалывает его. Вырвав сияющий тонкий клинок из слабеющей руки, Мэлько вонзает его глубоко в ствол Сильпиона, и черный яд Гвэрлум губит сок и самую жизнь дерева, чей свет внезапно гаснет до тусклого отблеска, теряющегося в непроглядном мраке.
Тогда Мэлько и Вириломэ обращаются в бегство, притом не медля, ибо шедшие за Даурином, видя его судьбу, в ужасе бросились к Кору и Валмару как обезумевшие, спотыкаясь в темноте, да и валар уже скачут по равнине, спеша как только возможно, хотя и поздно уже защищать Древа, что, как теперь ведомо, в опасности.
(с.154)
На сей раз нолдоли подтверждают их опасения, поведав, что поистине Мэлько - виновник бедствия, и одного лишь жаждут они - схватить его и его приспешников, покамест те не ускользнули за горы.
Во главе этой великой погони мчится Тулкас, не спотыкаясь в сумраке, и сам Оромэ не поспевает за ним, ибо даже его божественный конь не может скакать в сгустившейся темноте со стремительностью разъяренного Полдорэа. Улмо слышит крики в своем доме в Вай, а Оссэ [?подымает] голову над Тенистыми Морями, и не узрев света, струящегося по долине Кора, он выбирается на берег Эльдамара и торопиться примкнуть к айнур в их погоне. Теперь единственное светлое место, оставшееся в Валмаре - это сад, где золотой источник бьет из Кулуллина, и Вана, Нэсса, Урвен и многие девы и владычицы валар пребывали в слезах, но Палуриэн опоясывает своего супруга, что застыл в нетерпении, а Варда скачет от Таниквэтиль рядом со своим владыкой, держа перед ним как факел пылающую звезду.
Тэлимэктар, сын Тулкаса, вместе с великими, и его лицо и оружие сверкают серебром во мраке, но все боги и весь их народ рассыпались в разные стороны, и у некоторых в руках [?поспешно зажженные] факелы, так что по всей равнине блуждают тусклые огоньки и голоса перекликают- ся в темноте.
Пока Мэлько мчится прочь, погоня проносится мимо Древ, и вали едва живы от боли при виде сего поругания; Мэлько же и несколько его приспешников, некогда - из детей Мандоса, расстаются с Унгвэ, которая под покровом ночи убирается на юг, через горы в свое жилище - погоня же так и не настигает ее. Остальные устремляются к северу с чрезвычайной быстротой, ибо спутникам Мэлько известны тамошние горы, и они надеются провести [?его]. В месте, где наконец-то поредела завеса тьмы, их заметил один из разрозненных отрядов вали, где был Тулкас, который с громким криком бросается за ними. Поистине, случиться на равнине сражению меж Тулкасом и Мэлько, не будь расстояние столь велико: как только приблизился Тулкас к Мэлько на полет копья, полоса тумана вновь скрыла беглецов, и издевательский хохот Мэлько доносился, казалось, то с одной стороны, то с другой, раздаваясь то из-за самого плеча Тулкаса, то далеко впереди, так что Тулкас неистово мечется туда и сюда, а Мэлько ускользает прочь.
Тогда Макар и Мэассэ вместе со своей свитой поскакали на север с наивозможной поспешностью, дабы поднять Мандос и поставить стражей на горных тропах, но то ли Макар опоздал, то ли Мэлько перехитрил его -
(с.155)
ибо проницательностью Макар не отличался - но даже увидеть сего айну не случилось им, хотя наверняка ушел он этим путем и впоследствии сотворил много зла в мире. Но никто из тех, кому я внимал, не рассказывали об его полном опасностей возвращении в ледяные царства севера.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) См. стр.117.
(2) В списке дополнительных имен валар, упомянутом на стр.93, именем Лирилло назван Салмар-Нолдорин.
(3) "Отец Фэанора" - последний вариант после продолжительных колебаний между "сын Фэанора" и "брат Фэанора".
(4) О том, как для сооружения гор Валинора добывался камень в Арвалине (Эрумане), см. стр.70.
(5) "Родитель Феанора" исправлено из "сын Фэанора" - см. прим. (3).
(6) После слова "изделия" стояло следующее предложение, впоследствии зачеркнутое: "которые боги, пожелай они этого, сотворили бы за час" - предложение примечательно само по себе, а также по причине его вычеркивания.
(7) Часть рукописи, начиная со слов "перед вратами Валмара" и кончая "не смешавшись, изрек следующее", написана вокруг небольшой карты мира, помещенной и описанной на стр.81.
(8) В этом месте повествования рукопись состоит из отдельных абзацев с указаниями их порядка; точное место предложения не совсем ясно, но наиболее вероятно, что оно должно стоять здесь.
(9) Многоточие в оригинале.
(10) "Позже" - исправлено из "встарь". На полях напротив этого предложения стоит вопросительный знак.
ИЗМЕНЕНИЯ В ИМЕНАХ И НАЗВАНИЯХ
в Воровстве Мэлько и Затмении Валинора.
Эллу Мэлэмно < Мэлэмно (в Главе 5, стр.120, в добавленном предложении вождь солосимпи назван Эллу).
Сирнумэн < Нумэссир (первые два раза; далее везде Сирнумэн).
Арвалин < Харвалиэн < Хаббанан (стр.145), < Харвалиэн < Хармалин (стр.147); Арвалиэн впервые на стр. 148.
Бруитвир стоит вместо более раннего имени, по-видимому, Марон (Maron)
Бруитвир го-Майдрос < Бруитвир го-Фэанор. -го здесь патронимический аффикс, со значением "сын такого-то". См. выше прим.(3) и (5).
(с.156)
Мору. Это имя может также быть прочитано здесь - как и в других местах - как Морн (см. Приложение). Заменило здесь другое имя, вероятно, Морди.
Унголионт < Гунглионт.
Даурин (Торин). Первоначально впервые возникает как Фэанор, измененное сначала на "(?) Даурлас.......родич Фэанора", а потом на "некий гном, по имениДаурин (Торин)". Далее везде Фэанор исправлено на Даурин.
Комментарии к Воровству Мэлько и Затмению Валинора.
История о том, как Мэлько совратил нолдоли, была впоследствии рассказана совершенно иначе: появилась тема раздора между сыновьями Финвэ Фэанором и Финголфином (Сильмариллион, с.69), отсутствующая в настоящей повести, где Фэанор - сын Бруитвира, а не Финвэ Нолэмэ. Первостепенный мотив позднейшей истории - страсть Мэлькора к Сильмарилям (там же, с.67) - представлен здесь лишь как вожделение ко всем самоцветам нолдоли вообще: в самом деле, важной чертой первоначальной мифологии является то, что хотя Сильмарили присутствуют, их важность относительно невелика. Принципиальное сходство с поздним вариантом заключается в том, что Мэлько нацеливает свою атаку на нолдоли и что он использует аргументы, до некоторой степени весьма сходные: эльфов, которым по праву принадлежат бескрайние царства на востоке, валар заключили в Валиноре. При этом в словах Мэлько примечательным образом отсутствуют упоминания о приходе людей: этот мотив вводится в рассказ далее и совершенно иначе - самим Манвэ (с.150). Более того, преимущественное общение нолдоли с Мэлько имеет своей причиной его вожделение к их самоцветам, а в Сильмариллионе (с.61) нолдор сами обратились за его наставлениями, пока остальные эльфы держались поодаль.
Далее повествования полностью расходятся: в Сильмариллионе тайные козни Мэлькора обнаружены в ходе расследования ссоры принцев нолдор, в то время как здесь все раскрывается гораздо проще - из-за беспокойства Финвэ Нолэме за свой народ. Поздний вариант, конечно, превосходит ранний: там валар разыскивают Мэлькора как явного врага, поскольку его интриги разоблачены (хотя он и сбежал), а в данном повествовании, несмотря на все доказательства, что он нисколько не исправился, ему просто сказано отправиться в Мандос и поразмыслить. Существует уже зародыш истории Сильмариллиона об изгнании Фэанора в Формэнос, куда его сопровождает Финвэ, хотя здесь целому народу нолдоли велено уйти из Кора в скалистую долину на севере, где уходит под землю речка Хири. Этот приказ
(с.157)
выглядит скорее мерой предосторожности, нежели наказанием, наложенным на них Манвэ.
В связи с местом изгнания нолдор, названным здесь Сирнумэн ("Западный Поток"), можно заметить, что отдельном примечании, найденном в небольшой записной книжке, упомянутой на стр.23, сказано следующее: "Река, протекавшая во втором гористом жилище гномов в Валиноре, называлась кэлусинди, а ее источник - капалинда".
Чрезвычайно интересен абзац на стр.142, где о Манвэ сказано, что он знал, "что эльфы - дети мира и должны однажды вернуться на лоно земли". Как я ранее заметил (с.82), между "миром" и Великими Землями часто ставится знак равенства, что неоднократно проявляется в настоящем рассказе, но мне не совсем ясно, имелось ли это в виду в данном месте. С моей точки зрения, эта фраза означает, что во времена "Великого Конца" эльдар, будучи связаны с Землей, не смогут уйти с валар и духами, что существовали "до мира" (с.66), туда, откуда те явились (ср. окончание первоначального варианта МузыкиАйнур, с.60).
Что касается рассказа о похищении драгоценных камней, то настоящее повествование также сильно отличается от позднейшей истории, в которой нападение на нолдор Формэноса, похищение Сильмарилей и убийство Финвэ происходили после встречи на юге Мэлькора с Унголиант и уничтожения Двух Древ: Унголиант была вместе с ним в Формэносе. Так же отсутствует в ранней версии всякое упоминание о посещении Мэлькором Формэноса (Сильмариллион, стр.71-72), после которого он прошел через Калакирья и отправился по берегу на север, позднее вернувшись тайно в Аватар (Арвалин, Эруман), чтобы разыскать Унголиант.
С другой стороны, великий праздник уже предоставляет Мэлько возможность похитить Сильмарили из жилищ нолдоли, хотя в данном случае это праздник в честь определенных событий (см. Сильмариллион, стр.74-75), что делает обязательным присутствие на нем тэлэри (ср. Сильмариллион: "Лишь тэлэри за горами все еще пели на морских берегах, ибо времена года мало трогали их...").
О темных приспешниках Мэлько из Мандоса (про иных из которых сказано, что они были "некогда из детей Мандоса", с.154) позднее ничего не говорится, как и о похищении коней Оромэ. И в то время как здесь сказано, что Мэлько хотел покинуть Валинор через перевалы северных гор, но передумал (за этим следуют размышления о том, какова была бы судьба Валинора, уйди он на север), то в позднем повествовании его уход на север - всего лишь обманная уловка. Но интересно, что первый вариант содержит зародыш второго: все время прослеживается идея о движении сначала на север, а потом - на юг, хотя и в разных местах повествования и с иной мотивировкой.
Любопытно также появление мысли о том, что близкий родич Фэанора - продолжительные колебания между братом и сыном останавливаются на отце - был убит
(с.158)
Мэлькором в жилище нолдоли Сирнумэн - предшественнике Формэноса.
В этом абзаце есть несколько географический указаний. Два Древа росли к северу от Валмара (с.143), как и показано на карте (см. стр.81-82); также, согласно тексту и карте, Великие и Внешние Земли близко подходят к друг другу на крайнем севере (с.146). Чрезвычайно примечательно, что пустое место в горах Валинора, которое я пометил на карте буквой "е", оказывается "перевалом в горах", через который Мэлько и его свита перебрались из Валинора в Арвалин-Эруман, проходом, который оставили Тулкас и Аулэ во времена создания гор, чтобы возвращаться в Валинор (с.145).
От следущей части рассказа почти ничто не перешло в более поздние варианты. Поучение Манвэ исчезло (но кое-что из его содержания воскресает потом в другом месте повествования (Сильмариллион,с.68): "Нолдор начали роптать [против валар], и многие исполнились гордыни, забыв, сколько из того, что они имели и знали, получили они в дар от валар"). Интересно, что Манвэ, именуя отца Фэанора, использует патроним го-Майдрос: хотя впоследствии Майдросом зовут старшего сына, а не деда героя, это имя с самого начала оказывается связанным с родней Фэанора. Нет никаких позднейших следов ни странной истории бывшего слуги Мандоса, который принес валар оскорбительное послание Мэлько и которого сбросил с Таниквэтиль неукротимый Тулкас, выказав прямое неповиновение Манвэ; ни истории о том, как боги послали Соронтура в качестве вестника к Мэлько (осталось необъясненным, откуда Соронтур знал, где искать Мэлько). Здесь сказано, что впоследствии "Соронтур и его народ прилетели в Железные Горы и там поселились, наблюдая за всем, что делал Мэлько". Как уже указано в комментариях (стр.111-112) к Оковам Мэлько, Железные Горы, расположенные, как сказано, к югу от Хисиломэ (стр.101, 118), соотносятся с более поздними Горами Тени (Эрэд Вэтрин). С другой стороны, согласно Сказанию о Солнце и Луне (с.176), Мэлько, сбежав из Валинора, строит "новое обиталище в тех северных землях, где вздымаются Железные Горы, весьма высокие и ужасные на вид", а в первоначальном Сказании оТурамбаре* сказано, что Ангбанд лежал под северными отрогами Железных Гор, которые так названы из-за "Железных Преисподних" под ними. Из утверждения, что Соронтур из своего жилища на Железных Горах наблюдал "за всем, что делал Мэлько", также следует очевидным образом, что Ангбанд находился под Железными Горами. Сама же история о том, что Соронтур (Торондор) гнездился на Тангородриме, прежде чем переселиться в Гондолин, надолго сохранилась в традиции "Сильмариллиона" (см.Неоконченные Сказания, с.43 и примечание 25).
* Полное название это повести - "Сказание о Турамбаре и Фоалокэ", где Фоалокэ - дракон.
(с.159)
Таким образом, очевидно, что топоним "Железные Горы" на протяжении Утраченных Сказаний прилагается к разным объектам, если не предположить, что эти горы образовывали непрерывную цепь, южная часть которой (в будущем - Горы Тени) ограждает Хисиломэ с юга, а северная часть, расположенная над Ангбандом, дает имя всему хребту. Доказательства этой мысли будут даны позднее.
В первоначальной истории о пребывании в Сирнумэн нолдоли дано разрешение (хотя и по ходатайству Аулэ) вернуться в Кор, но горюющий Фэанор остается там с немногими; таким образом, это соответствует ситуации позднего повествования: нолдор в Тирионе, а Фэанор - в Формэносе, хотя отсутствует мотив изгнания Фэанора и его противозаконного возвращения в город эльфов. Важное различие заключается в том, что по Сильмариллиону (стр.61-62) ваньяр уже давно покинули Тирион и жили на Таниквэтиль и по всему Валинору: об этом в раннем рассказе нет ни слова; и, конечно, раннее повествование отличается от позднего главным образом тем, что когда Фэанор подымает знамя мятежа, Древа все еще освещают Валинор.
Судя по повествованию, после утраты сокровищ, пока нолдоли принимаются за работу с умалившейся радостью, а Фэанор тщетно пытается заново сотворить Сильмарили, проходит довольно много времени: этот элемент исчез в более позднем сюжете, гораздо более сжатом, где Фэанор (отказавшись отдать Сильмарили валар для исцеления Древ и не ведая, что Мэлько уже похитил их) знает заранее, что не сможет воссоздать камни точно так же, как Йаванна не сможет воссоздать Древа.
Посольство Фэанора и других гномов к Манвэ с требованием, чтобы боги перевезли их обратно в Великие Земли, было исключено из повествования, а вместе с ним - поучения Манвэ касательно прихода людей и его ясно выраженное нежелание, чтобы эльдар вернулись "в мир", пока люди еще дети. Ничего такого не возникает в Сильмариллионе в качестве мыслей Манвэ (также нет там и указаний на то, что знание Манвэ было настолько велико); в самом деле, если в раннем повествовании именно данное Манвэ описание людей и факт, что он учитывал интересы людей, приводят к тому, что Фэанор разражается речью против Манвэ, утвердившись в своем мнении относительно истинных мотивов привоза эльфов в Валинор, то в Сильмариллионе (с.68) эти мысли предстают как ложь Мэлькора (я уже замечал выше, что в рассказе Мэлько ничего не говорит нолдоли о приходе людей).
Из слов Манвэ мы узнаем нечто ранее неизвестное о Музыке Айнур: в конце концов мир перейдет на долгие времена под власть людей. В ранней версии есть несколько размышлений "в сторону" о предрешенности всего: так, "ревность людей и эльфов" рассматривается как непременная часть разворачивающейся истории мира, и еще выше замечено (с.142): "Но кто скажет, что все эти деяния, даже кажущееся бессмысленным злодейство Мэлько, не были участью, предрешенной древней судьбой?"
Но несмотря на все эти радикальные изменения, воззвание Фэанора сохранило свои характерные черты; речь к нолдоли Кора напоминает своим ритмом речь
(с.160)
к нолдор Тириона, освещенного светом факелов (Сильмариллион, стр.82-83).
Как видно, в повествовании о Мэлько и Унголионт все существенные элементы присутствовали ab initio: колебания относительно ее происхождения, ее жилище в необитаемых пределах на юге Внешних Земель, то, что она поглощает свет, производя паутину тьмы; ее союз с Мэлько, его плата - самоцветы, украденные у нолдоли (хотя это было впоследствии иначе истолковано), история о том, как Мэлько пронзил Древа, а Унголионт выпила из них свет; а также великая погоня, устроенная валар, которая терпит неудачу из-за темноты и тумана, позволивших Мэлько бежать из Валинора северным путем.
Тем не менее, между первой и последущими версиями этого сюжета почти столько же различий. В Сильмариллионе (с.73) Мэлькор отправляется в Аватар, зная, что Унголиант живет там, а в данном повествовании она находит его, пока он бродит в тех местах, изыскивая возможность бежать. Также здесь ее происхождение неизвестно, и хотя можно сказать, что эта деталь сохранилась в Сильмариллоне ("Эльдар не знают, откуда она явилась", там же), там объяснение все-таки дано: "Иные говорят", что она была "прежде мира", соблазненная Мэлькором, который был ее владыкой, хотя она и отреклась от него. Идея "изначального духа Мору" (с.151) проясняется в статье раннего словаря языка гномов, где имя Муру толкуется как "название Изначальной Тьмы, олицетворяемой Гвэрлум, или Гунглионт"*.
Старому варианту явственно недостает выразительности Сильмариллиона в описании спуска Мэлькора и Унголиант с горы Хьярмэнтир на равнины Валинора, где в это время валар и эльфы справляют великий праздник: в ранней версии он давно минул. В Сильмариллионе нападение на Древа происходит во время смешения света (с.75), в то время как здесь в полном цвету Сильпион; подробности уничтожения Древ переданы совершенно иначе из-за присутствия гнома Даурина, впоследствии бесследно исчезнувшего. Так, в старой версии не говорится прямо, что Унголионт выпила свет Сильпиона, а сказано, что Древо умерло из-за ее яда на клинке Даурина, который Мэлько вонзил в ствол; в Сильмариллионе Унголиант также досуха выпивает "Источники Варды". Загадочно, что гном, убитый Мэлько, был сначал назван Фэанором. Возможно, отцу вдруг ненадолго улыбнулась идея, что Фэанор не примет участия в истории нолдоли в Великих землях; но в набросках последующих сказаний (стр.238-239) Фэанор умирает в Митриме. В данном абзаце впервые возникает мирувор, по раннему словарю квэнья - "нектар, напиток валар"; ср. с Дорога вдаль идет, с.61, где отец пишет, что это было имя, данное валар напитку, который они пили на празднествах, и сравнивает его с нектаром
* В рассказе (на с.156) имя Гунглионт было заменено на Унголионт.
(с.161)
богов Олимпа (в английском переводе Намариэ слову мируворэ соответствует слово "нектар", там же, с.58).
Одно из важнейших отличий данного повествования - возвращение Унголионт в ее логово на юге, так что вся история о "Ссоре Воров" (Сильмариллион, стр.80-81), о балрогах, пришедших на помощь Мэлькору, и бегстве Унголиант в Нан Дунгортэб в Утраченных Сказаниях отсутствует; передача ей самоцветов нолдоли в ранней версии отнесена к моменту первой встречи Унголионт с Мэлько - а по Сильмариллиону, камней у него тогда еще не было, потому что нападение на Формэнос еще не состоялось.