Анариэль Ровэн. Часть iii "Файливрин" поэмы "Лэ о детях Хурина" (вариант I)

Дж. Р. Р. Толкин

ЛЭ О ДЕТЯХ ХУРИНА

Вариант 1

Глава III - "Файливрин"

Перевод Анариэль Р.

Заметка от переводчика

Цитаты из "Неоконченных преданий" приводятся по изданию под редакцией А. Хромовой, цитаты из "Утраченных сказаний" - из перевода ТТТ, остальное в моем переводе.

В виде пдф файл можно скачать по ссылке https://yadi.sk/i/1jo6I0IU3XTgTJ

Анариэль Р.

{3 том "Истории Средиземья", стр. 56}

ФАЙЛИВРИН

Сын Фуилина, сердцем верный,

1340 обагренное кровью оружье Бэлэга

с покрова прели подобрал с отвращеньем

и в дупле схоронил исполинского терна,

а после обратился к Турину, что был в смятенье мыслей,

и тихо молвил: "Что толку в этом,

1345 о злосчастносердый сын Хурина, -

печали мученьем в молчанье терзаться

без чаянья иль совета?" Но чадо Хурина

исступленно воскликнул, тем словом разбужен:

"Я буду с Бэлэгом, не брошу его,

1350 ты, неверный голос! Все напрасно.

О смерть мрачнорукая, прими меня;

коль состраданьем можешь быть движима, освободи от скорби,

к груди его охладелой меня, побежденного, брось!"

Ответил Флиндинг, в ком страх сменился

1355 состраданьем и гневом: "Пробуди свою гордость!

Не так, безрассудно, на Тангородрима

высотах сказывал скованный Хурин".

"Проклятье твоим соболезнованиям - теплее их сталь!

Коль смерть не является к смерти возжелавшему,

1360 Мечом получу ее! Мечом! Где же он?

Жестокий и стылый, где пристанище твое,

губитель Бэлэга? Добьюсь отмщения,

убей меня быстро, забвенья даритель!"

"Не желай, злополучный, свою приблизить кончину,

{стр. 57}

1365 не пятнай снова клинок несчастливый

друга кровью, коего от рабства спас Бэлэг:

не враг его ранил - рок поверг.

Да, мысли, что отмщенья ты можешь добиться

оскверненный клинок гневом ублажая,

1370 умиротворяя его жажду трижды ненавистной

кровью свирепых ратей Бауглира.

Иль на тебя вражда отцовы наложила цепи?

Иль от этого зла последнего ослабла она?

Не мечтай, что Моргота твоя смерть опечалит

1375 иль плач по тебе сложат гламхот ужасные -

вражде здравствующего радовались бы они меньше

и обещанью мщенья; не вотще доблесть,

пусть храбрости редко наградой победа.

Разгоряченный, Турин вскочил на ноги

1380 и снова в исступленье воскликнул: "Вы, орки,

что хвосты поворотили, как трусы? Что медлите,

когда наследник Хурина и лезвие Бэлэга

ожидают вас в гневе? Вам на беду и горе

созрело возмездье; коль встречи боитесь,

1385 по вашим шагам буду гнаться по гневной земли

четырем сторонам. Вперед, по следу!"

Теряя силы, боролся с ним Флиндинг,

и безрассудному слуху слово мудрое

твердил, задыхаясь: "Обожди, Турин!

1390 Ныне тебе нужно заняться ранами,

и силы собрать, и искать совета!

Кто на брань торопится - не носит страха знаков,

а свои клятвы исполняет и отложенное мщение".

Остыло безумье; потрясен, погрузился

1395 под сплетеньем ветвей Турин в безмолвие,

мрачно мысля о мести жестокой,

пока день не угас пробужденья его,

и звезды ранние не показались, бледные.

Ложе Лучнику в той земле унылой

1400 устроил Флиндинг; там, где прискорбно погиб он,

остался Бэлэг, листвой лишь

горестный гном слегка присыпал его.

Но Турин бесслезный, оборотившись внезапно,

на труп бросился и в раскрытые уста

1405 поцеловал его, остывшие, и веки сомкнул ему.

{стр. 58}

Лук черный на том же ложе оставил

и расставанья слова свил для него:

"Доброго пути тебе, Бэлэг, к долгому празднеству

близь Тэнгвэтиль в чертогах без времени,

1410 где под златом куполов, за блеском морей

блаженствуют боги". Дрожал его голос,

но в глазах измученных слезу высушило

огнем страданья, что душу жгло.

От тьмы разуменье его померкло снова,

1415 когда воздвигли высоко над другом любимым

курган - груду грязи и листьев.

Легко земля легла на усопшего -

скорбь тяготила сердце живого.

Та мука отметила мрачности знаком

1420 вид его и лик, и вовек не исчезла.

Так постигло Турина третье горе.

То место оставил он в безумье, без хотенья иль замысла;

если б не преданный Флиндинг, он принял бы смерть,

иль сгинул в землях, где зло таится.

1425 Проснулись в этом гноме Нарготронда

бодрость и храбрость, разбужены ненавистью,

посему своего угрюмого друга берег он и вел;

луч его лампы направлял странников,

днем они хоронились, чтоб ночью спешить,

1430 укрытые мраком иль испареньями мутными.

О дороге трудной нет речи в сказании,

тропа вела их по опушке леса:

там ветви нависшие, беспросветно-тоскливые,

ненасытно искали, исполняясь злобы,

1435 в безмолвном мраке поймать их души.

Все ж на запад брели они, терзаемы жаждой

и голодом горьким, от погони нередко

в пещерах с лощинами ища убежища:

их судьба ограждала. Дале достигли они

1440 у Дор-на-Фауглит предела последнего

кургана могучего, что грозно высился

под луною полночной венчаный туманом,

усыпан росой, что как слезы сочилась.

"Укрыли курган сей травы, что не вянут,

1445 клинки упокоив кланов семи -

числа нет полегшим из племени фэери.

{стр. 59}

Народ нарек ту брань былую

Нирнайт Орнот, нет слезам счета.

Крепок курган тот кровью погибших.

1450 Солнце, луна ли - не ступят на холм

ни люди, ни эльфы; слуги же Моргота

ворошить страшатся ушедших останки".

Слова те вымолвив, развеял Флиндинг долей

Турина тоску. Простер тот длань

1455 в сторону Тангородрима и трижды проклял

Моргота Бауглира, мук виновника.

Повлеклись оттуда они медлительным шагом

через Сириона исток, струи тонкие;

внове выплеснулись кружева серебра

1460 из родника сверкающего в укутанных дымкой

Тенистых Горах, чьи венцы недосягаемые

согнулись послушно пред угрюмыми главами,

что завеса скрывает, - высями Севера.

Лишь здесь пересечь исток нестрашно оркам,

1465 чтоб не переплывать Сирион, чьи воды прибывшие

вдоль леса и луга, болот и вереска,

в хладном лоне - глуби земной

по руслам прорубленным, по краю пустынному

лиги нехожены, любы Ильмиру,

1470 скоро текут, снискав хвалу

в преданьях гномов, и впадают в море.

Так добрались они до корней, до грозных подножий

Тенистых Гор, сосною поросших:

Хитлум охвачен их хмурой грядою.

1475 О ту пору их принял призрачный сумрак

и путей паутина, темных, нечистых,

Нан Дунгортина, где богов безымянных

сокрытые капища окутаны тайной:

они старше, чем Моргот иль златые боги,

1480 владыки древние огражденного запада.

Однако незримые стражи угрюмой долины

тропы не заступили трепещущим странникам,

вреда не содеяли дрожью пронизанным.

Но из томительной дали смех временами, -

1485 издевки демонов долгое эхо,

резкий и грубый во мраке безмолвном,

Жестокий, нечестивый, - не раз достиг Флиндинга.

{стр. 60}

Лихой сей хохот, глухой и жуткий,

звучал в утесах в час жестокий

1490 убийства Бэлэга. "То Бауглира глас,

что непреклонно преследует нас злобной насмешкой", -

содрогнулся Флиндинг, но сгинул страх,

предчувствия черные умчались бесследно,

когда взобрались они на кручи, на крошащиеся скалы,

1495 что ограждали тот дол бдительного ужаса.

На юге маячили яры Хитлума -

теплее, отрадней. Отправились странники

при свете солнца по теснинам и долам,

чрез пажити горные, пустоши, осыпи,

1500 по кряжам и скатам искрящихся вод,

что к Сириону неслись его струи пополнить,

да тек быстрее к востоку, а после -

на юг, к океану, к устью песчаному.

Сон их осилил после странствия семидневного

1505 в звездной ночи, когда близки были путники

к тем землям возлюбленным, что знал Флиндинг

в прежнее время. Ранним утром

солнца-колеса стрелы белые

устремились радостно к изумрудным долам

1510 и веселым склонам, что раскинулись пред ним.

Там ладные стволы исполинов-буков

горделиво высились, в ложе листвы

корнями зарывшись, в коричневое злато;

нарядом прозрачным укрывшись - зеленью.

1515 На рассвете волновали ветви воздетые

крылья ветров, что порхали по склонам,

благовоньями вея луговин цветущих,

к мерцающей кромке трепета вод.

Там шумели плюмажами камыш и тростник,

1520 вскинув, как копья, неспокойные листья,

пронизанные солнцем. И вернулась радость

к беглецу Флиндингу, чье лицо заря

залила златом, чьи локоны, блистая,

на солнце сверкали: "Восстань от скорби,

1525 Турин Талион, и от тяжких дум!

На водах Иврина вечен смех.

Чистые ключи той чаши прохладу

бессменно сытят, от скверны хранимую

{стр. 61}

Вод Правителем, ветхим Ильмиром,

1530 что в древние дни созда?л ее красу.

И по сие время вести от него из Внешнего Океана

часто приходят, его чары неся,

надежду и доблесть, сердец исцеленье

неприятелям Бауглира. Ильмир нам друг,

1535 что один помнит в Пределах Радости

нужды гномов. Нарога воды

(что прозван "стрежень" в наречье гномьем),

увидев свет, весело скачут

по ка?мням и склонам в клочьях пены,

1540 к тайным чертогам летя, на юг,

к Нарготронду: он гномами выстроен,

что от смерти и рабства в муках страшных

после Нирнайт Орнот немногим числом

спаслись, уцелев. Оттуда, исступленный, обегая

1545 Холмы Ловчих, жилище Бэрэна

и девы Дориата, дочери Тингола,

он петляет и змеится по земле ив,

Нан-Татрина полянам, затем девятнадцать лиг

в веселии странствует, чтобы с Сирионом свой ток

1550 слить у Полудня. К соленым топям,

где бекас, и баклан, и морские ветра

поют и резвятся, они струятся вместе,

тихо катясь к престолу Ильмира,

где воды Сириона и волны морские,

1555 плеща, встречаются. Там песчаные пляжи

Солнце неспешно ласкает лучами,

там поет без устали Океана зыбь,

и кличут морские птицы в согласье торжественном,

стенают уныло снежнокрылые стаи,

1560 бессчетных голосов беспрестанный зов.

Там сверканьем окатышей покрыто взморье:

перламутр искрометный иль мрамор бледный

ввечеру горят в брызгах пенных,

под луной блистают; стенают, трутся,

1565 когда гонит в гневе Глуби Житель

к стенам суши снежногривые воды;

когда долговласые конники на лошадях взмыленных

с уздой и уди?лам дымной пены,

вервиями водорослей и взморником опутаны,

1570 к грому несутся в грохоте прибоя".

{стр. 62}

Так, древнего Ильмира, что долог памятью,

чары чуя, не молчал Флиндинг.

То волшебство святое питало Иврин

и бурливый Нарог; дороги не знал туда

1575 Морготов орк, и через сей стремительный ток

похитчикам не было ходу. Коль охоту имели они

добраться до стран, что простирались далее

(покуда о Нарготронде не знали они ничего),

то пускались чрез Хитлум, на высоты взбираясь,

1580 что в озерном зеркале зрели свое отраженье, -

Тенистые Горы виднелись за гладью

сверкающей Иврина. Рассказу эльфа

Турин внимал, оборотившись в слух:

в слове том ему слышался плеск волн -

1585 раковин Ильмира грозное эхо,

что в бездне трубят. И пока к берегу спускались они

вод ликованья, обновилась у Турина

в груди надежда. Долгий и узкий

тянется залив меж утесов скалистых,

1590 что, затканы зеленью, его зорко хранят;

размыкаются камни, где заканчивается он,

и вдруг отверзается брешь, проход.

Оттуда исток точится тонкими нитями:

новорожденный Нарог девятнадцать фатомов

1595 над искрометной мощью стремится вниз чудно

и в сверкающий кубок стеклянно-прозрачную

влагу льет, что его ласкою выточен

в хрусталя прохладе, в лоне камня.

Там испили воды на исходе дня

1600 усталый Турин и его стойкий спутник.

Воспрянул Турин, стихла его боль,

освободился дух от страданья тенёт,

когда у плеска волны на поляне сидели они,

как опускается солнце, в восторге взирая:

1605 садилось оно за гряду диких гор,

чьи вершины пурпурные пропороли закат.

Потом скатилось оно во тьму, и тени непроглядные

по кручам карабкаясь, окутали сумраком

окрашены в багрец маяки последние.

1610 Возносясь к небосводу в доспехе камня,

ожидали горы восхожденья луны

{стр. 63}

над бескрайним востоком, и во сне нерушимом

отразили размыто заводи Иврина

их бледные лики. В размышленья глубокие

1615 погрузясь, безмолвные, ни звука они не пробудили,

покуда благоуханьем хладным и дыханьем резким

свежих бризов не повеяло на скитальцев.

Тогда отыскали они для сна песком устланный

горный грот; там огонь развели,

1620 и пламенный цвет на поленьях буковых

весело вспыхнул; вился дым

тонкой струйкой, как Турин незапно

глянул на Флиндинга, пламенем озаренного,

и выговорил неуверенно слова вопрошающие:

1625 "О товарищ, не ведаю твоего прозванья, и цели,

и крови рода твоего - но что за рок связал тебя

с путем усталого странника-безумца,

убийцы Бэлэга, своего брата по оружью?"

Тогда гном, испугавшись, как бы от горя безрассудство

1630 не охватило сызнова Турина душу,

своих тягот и скитаний историю поведал:

как Смертельной Тени, Таур-ну-Фуина,

буераки бездорожные его страхом опутали,

об удалом Бэлэге, из лучников храбрейшем,

1635 о поступке, на который осмелились они на склоне пасмурном, -

в песнях воспето с тех пор не раз то деянье;

как рок свершился, открыл он без охоты,

в сплетении терний, в густой чащобе,

когда Моргота мощь устремилась далече.

1640 В оковах скорби рассказ его стих,

и хлынули слезы из глаз Турина,

сдерживаться он перестал, освободил потоки

страданья беспредельного. Долго он плакал

неслышно, потрясенный; в неисходной кручине

1645 песок сжимая тисками пальцев.

Но страх оставил сына Фуилина,

не подбирал он благородно бесстрастных утешений,

ибо, задремав, уснул мертвым сном.

Вдруг глас потревожил его сладкозвучьем,

1650 он проснулся и поразился: костер потух,

увядала ночь, недвижно все было вокруг,

и в безмолвье мрака вздымалась песнь,

{стр. 64}

взмывая звучно к звездному небу.

То Турин, стоя у струй озерных,

1655 возносился над истоком стихших вод,

что ныне лились чуть слышно; глас его воспарял,

величавой печали звучала песнь,

плач о Бэлэга славе бессмертной.

Небывало свивал он слова чудесные,

1660 так что дерева и воды ответили, пробудившись,

и слезы лили по стрелку скалы.

То песнопенье помнят доныне:

сохранили гномы его в Нарготронде,

биться с Бауглиром бранные дружины

1665 везде побуждала "Дружба Лучника".

Турин затем оборотился к Флиндингу,

вернулся к костру, бросился наземь

и спал непробудно, пока солнце взбиралось

в высокие небеса и странствовало к западу.

1670 В просторах бескрайних сна блуждая,

узрел он виденье: казалось, бредет он

по хладным булыжникам склона нагого,

к впадине, вырезанной в котловине кромешной,

чей край неровный искорежена мукой

1675 в запрете окаймляла поросль - ее изломал

нож полуночника. Чернела враждебно

чащоба темная, лощина терний,

с подточенными временем тисами перемешанных.

Безлистые члены скелеты обреченно -

1680 обгоревшие, почерневшие, без коры, нагие, -

возносили скорбно. То был след молнии:

стылые обугленные персты, непрестанно указующие

в сумрак студный. Там в тоске воззвал он:

"О Бэлэг, брат мой! О Бэлэг, поведай,

1685 где прах твой схоронен в сем угрюмом краю?" -

и неустанно эхо вторило "Бэлэг!";

но глас отдаленный, слабый, неясный

различил он, что звучал подобно ночному клику

над покоем пучины: "Не взыскуй меня боле.

1690 В кургане гибельном сгнил мой лук;

мою рощу спалила свирепая молния;

здесь насельником страх; не посмеет никто осквернить

сей гневный яр - ни гоблин, ни орк;

{стр. 65}

никто не доберется до врат мрачных дебрей

1695 той опасной тропой; путь для них закрыт,

но к ожиданию долгому дух мой умчался

в чертоги Луны за морскими волнами.

Будь храбрость тебе ободреньем, друг одинокий!"

И проснулся он, изумлен; рассудок его исцелился,

1700 храбрость подбодрила его, и громко Турин

позвал Флиндинга, вставая на ноги.

Вот солнце пустило свои стрелы сребристые

чрез спутанные пряди падающего потока,

сверканьем и трепетом радуг увенчанного.

1705 "В какую сторону обратим мы стопы, о Флиндинг,

иль обитать нам отныне у струй пляшущих,

у вод ликованья никем не тревожимым, вдвоем?"

"К Нарготронду, к гномам, с охотой бы

обратились мои стопы, - ответил Флиндинг. -

1710 Его Кэлэгорм и Куруфин, лукавые Фэанора

сыновья основали, явившись с севера;

возвели они оплот противу злобы Бауглира,

а ныне живут, таясь, в сокровенном союзе

с прочими братьями в рощах востока,

1715 отчаянные и неукротимые супротивники Моргота.

Майдрос, коего Моргот мучил, искалечив,

властелин их и повелитель, в левой он держит руке

свой блистающий меч; темный Карантир,

Дамрод и Дириэль, на подъем скорый Маглор -

1720 вот искателей семеро наследных сокровищ.

Ныне правит Ородрэт гротами и землями

и множеством жителей Нарготронда.

Там до зрелых лет возросшая живет

юница нежная, легконогая Финдуилас,

1725 его дитя и отрада, его темных палат

свет и смех; встарь ее я любил

и поныне люблю, ею болен, и любовь зовет меня".

Там, где меж камней и валунов Нарога ток

клокотал строптиво, путем своим торопясь,

1730 споро на полдень тропу отыскали они:

с улыбкой им лето стелило дорогу

день ото дня, по долу и лесу,

где празднично птичий напев изливался

и трели трепетали в ветвях дерев.

{стр. 66}

1735 Ничьи глаза не узрели их, стезю торящих,

пока не достигли они теснины, откуда навстречу Нарогу

вся в блеске и злате направляется Гинглит.

Там сливает она с его своевольем свои воды безбурные,

и по хранимой равнине они уносятся вместе

1740 к Холмам Ловчих, чьи к небосклону скалы

в платьях зеленых устремляются на юге.

Там надзирали недремлющие Стражи Нарога,

чтоб горе к гномам не нагрянуло с севера,

ибо на юге Океан стоял дозором,

1745 а Нарог резвый хранил восток.

Их башни лесные на высотах бдели,

не выдавая себя светом, скрываясь меж дерев,

на взгорьях громкие рога не трубили

тревогу звонко; беззвучно стража

1750 скрытная тайком чужака окружала;

словно в ожиданье недвижные дикие звери,

что преследуют ловко на лапах бархатных

беспечную жертву враждой неотступной.

Так стражи призрачные бились,

1755 бродячего орка или дикого недруга

неслышно преследуя, в засаду заманивая.

Немотствуют мертвые и безмолвны стрелы

Нарготронда гномов проворных,

что слушали неусыпно слово иль шепоток

1760 из своих тайных станов, и толки до Бауглира

не долетали отнюдь; твердую веру имели гномы

и на восток от Нарога в открытую битву

их до времени не призывали ни совет, ни повод.

хотя щитами, стрелами и сталью в ножнах,

1765 достохвальными витязями их воинства умножились

крепость и храбрость, и дорогами дальними

их разведчики и следопыты на ловитву пускались.

Так выслеживали странников, пока не сгустился лес

и под обрывистым брегом не забурлила река,

1770 торопясь в пене под опорами кряжа.

В полумраке дерев пробирались они ощупью;

там рок укрыл от оперенной гибели

Турина Талиона - петля древесная,

извилистый корень обвил ему ногу;

1775 запнулся он, и мелькнула молниеносно белоперая

{стр. 67}

стрела, что срезала ему волос прядь

и в древе позади, нежданная, затрепетала.

Тогда над другом крикнул, осердясь, Флиндинг:

"Кто приветит в неведенье товарищей стрелами?

1780 Гном Флиндинг из Нарога племени

со спутником испытанным, сыном Хурина,

спасаются от севера, взыскуя воли".

Его слова не отозвались в деревах эхом;

лист не шевельнулся, поколебленная ветвь

1785 не хрустнула, шаг осторожный шумом

не тревожил тишь. Беззвучные, застыли

на полянах вкруг путников зеленые тени.

Дальше двинулись други, но глаза

незримые взирали на них и торопкие шаги

1790 неустанно, неслышно по их следу стремились,

пока от куста прошелестевшего иль темной кущи

они в страхе напрасном шарахаться не начали -

ведь засим не летели в них скорые стрелы

и добрались они до округи, ревностно лелеемой:

1795 по краю прекрасному, меж рощ цветущих

шли путешественники, ни души не встретив

на пажитях, пашнях и пастбищах Нарога,

на укрытых деревьями плодородных нивах

меж горами и потоком. Брошенные мотыги

1800 в полях виднелись, лестницы лежали

в травах густых отрадных садов;

каждое древо, повернув свою крону лохматую,

косилось украдкой, и, навострив уши,

подслушивали былинки; хотя полудень сиял

1805 над зеленой землей, члены их холодели.

Возносящих в свете свой высокий щипец

хоромины иль крова не узрели они в той стране,

но множество странников приметную, широкую

протоптали тропу. По ней направил стопы

1810 гном Флиндинг, чьи ноги не забыли

этой белой дороги. Так добрались странники

до границ той страны, что, меж стеной и водой

уменьшаясь понемногу, наконец превратилась

в цветущие куртины вдоль пути обочин.

1815 Низвергаясь резво с верховного пика

Холмов Ловчих, влага пенная

{стр. 68}

ту стезю пересекала; там из резного камня

с узкой аркой, грациозной и легкой,

поставлен был мост, блиставший изгибом

1820 над брызг игрой бурлящего Ингвиля,

что, мча стремглав, шумел внизу.

где воды его сливались с во?лнами Нарога,

там круч обрывистых крепости громоздились

уступами, что нависали над струями быстрыми;

1825 там под покровом дерев дорога по крутояру,

временем выглажена, извивалась, широкая,

выбита в глади отвесного склона.

Темнели хмуро безмерные врата,

в горе прорезанные; их огромны опоры,

1830 воротины и перемычки из грузного камня.

Они были крепко закрыты. Тут грянула труба,

словно фанфары призрачные, что доносятся глухо

из чрева горы, из чертогов гулких;

Со скрипом ворота отворились, громыхая,

1835 внутрь распахнувшись; во множестве народ

проворный появился наперевес с копьями

и, живо окружив изможденных пришельцев,

в плен без слова увлек смятенных

сквозь врата отверстые во тьму подземелья.

1840 Со скрежетом и рокотом огромные двери

поворотились тяжко на петля?х могучих

и затворились с грохотом, точно грома удар,

и грозный гул грянул в пустотах,

под сводами невидимыми отдаваясь раскатами;

1845 сгинул свет; странников вели

впотьмах долго путями извилистыми,

их ноги запинающиеся пленители направляли,

пока слабые блики пылающих факелов

не замерцали во мраке; прерывистый говор

1850 многих голосов, вместе собравшихся,

услышали они. Высокий свод распахнулся.

Вдруг из-за поворота вышли они в изумленье

и узрели собрание - торжественное, безмолвное

где тихо в полутьме толпы ожидали

1855 под высокими сводами, что в сумраке терялись.

Ручьи точились между в молчанье стоящими,

с отголосками плеска петляя проворно

{стр. 69}

средь люда толпящегося; и, бледный, бил,

возносясь на пятьдесят саженей, водомет,

1860 что брезжил блекло и с блеском алым

хлестал, вспыхивая в свете огнистом,

и к подножью дальнему государя в венце

в полумрак низвергался - к трону резному.

Послышался голос, под сводом разнесшийся,

1865 рек король: "С грозного севера

проник кто в Нарготронд,

о человек безвестный и невольник-гном?

Ни изгой, ни бродяга здесь гостем не станет

и, коль не желает смерти, не получит ничего,

1870 и те, чьи очи узрели наш приют последний,

станут всуе просить меня о благостыне иной".

Тогда Флиндинг ответил, Фуилина сын:

"Или стража иссякла в лесах Нарога,

с тех пор, как Ородрэт правит сим народом и землей?

1875 Иначе как гонимые проникли сюда,

коль, твоему произволенью послушная, не желала того стража?

Ужли ты не слышал, что стрелок твой тайный,

пустивший стрелу под леса сенью,

узнал наши имена, о Нарога владыка,

1880 и, наше родословие сведав, стрел с тетивы

не слал сызнова?" Тогда смутно прокатился

негромкий ропот по собранию,

и молвили многие: "Немало в том истины -

обретен потерянный, утраченный древле:

1885 тот к Нарготронду знал тайный путь,

кто родился здесь, сделавшись из младенца отроком".

Другие молвили: "Годы минули,

как искали сгинувшего сына Фуилина.

Какой знак иль доказательство мы зрели иль слышали,

1890 что возвратился утраченный? Впрямь ли с сутулой спиной

изнуренный странник - и есть храбрый вождь,

разведчик, что уходил в дозор, презрев опасность,

вдаль от дома, далее всех от Нарога?".

"Вашу историю мы слышали, - властительный Ородрэт

1895 ответил страннику, - Но неосторожно было бы ей верить.

Что ты, из пленных единственный, кого за лиги долгие

орки Ангбанда в узах жестоких

утащили в пещеры, кто на возвращенье осмелился,

{стр. 70}

удачей иль доблестью из долгого рабства, -

1900 какое дашь подтвержденье? Какое предъявишь ручательство,

чтобы смертный муж, наши подземелья укромные

увидев, жив остался, поверенный нашей тайны?"

Так проклятье, наложенное за лютую резню

в Лебедей Гавани, овладело его сердцем.

1905 Но Флиндинг ответил яро, Фуилина сын:

"Неужто сын Хурина, посаженного на хо?лме,

скованного страшным бессмертным роком,

неведом, безвестен, в оправданье нуждается,

чтоб оградить его от удела соглядатая и недруга?

1910 Скиталец усталый, стойкий Флиндинг,

хоть обличье его и лик пламя мучений

и плена страдного, пытки балрогов

изувечили и опалили, уповал в своем сердце

на радостную встречу, как воротится в дом,

1915 о котором мечтал он долго средь тяжких трудов.

Иль эти подземные чертоги в узилище оборотились,

в меньший Ангбанд в земле гномов?"

Вспыхнул гнев в сердце Ородрэта,

умножилась молвь, многоголоса,

1920 согласья не слышалось в толпы ропоте;

как вдруг отрадный воспарил напев,

сладостный глас над люда говором

к сумеречным сводам возносил мелодию

и, звонким эхом высеченные в камне арки

1925 захлестнув, трепетал, нежный и тихий,

привета и встречи слова сплетая:

о них уставшие от тягот пути молили,

с тех пор как невзгоды гномы познали и скитанья.

И утихли толпы; не оборотился ни единый,

1930 издревле знаком был и люб тот вознесшийся глас.

И узнал его Флиндинг, у ног короля,

словно изваян из камня, безмолвно застыв

с сердцем тяжелым; наследник же Хурина

был изумлен и подвигнут на тоскливую думу,

1935 и, всматриваясь в тень, в коей скрывался трон,

престол властительный, трижды уловил он

мерцание, проблеск, как от покровов белых.

То была хрупкая Финдуилас, стройная и быстрая,

что, прелестью чаруя, в зрелость вступила

{стр. 71}

1940 и расцвела славно, - она слово привета

вознесла, милосердная, и уснул гнев.

Глубо?ко в сердце любовь она берегла,

что возросла в смехе в старые годы,

когда весело резвилась отроковица в лугах

1945 с легконогим наследником Фуилина.

Лет разлуки палящим шрамам

те очи не обмануть, сияющие радушием,

влажные от слез, тоскливо трепещущих

при виде мрачных морщин: ими изрезало горе

1950 Флиндинга лик. Финдуилас молвила отцу:

"Что за морок обманный в сомненье тебя вверг?

То Фуилина отпрыск, Флиндинг, в чей верности

не посмел бы никто усомниться. А если мрачный, одинокий,

скорби обреченный его спутник из людей,

1955 коли клятва верна, и впрямь наследник

Хурина Талиона, в сей храмине чье сердце

не поверит сему человеку иль в любви откажет?

Но разве нет знающего среди нас, кто некогда видел

сего доблестного меж людей, дабы родства знаки

1960 распознать и узнать во взоре и стати,

мукой меченых? Моргота наперсники,

я думаю, голодая и страдая от жажды,

не являются без товарищей, и не бывает у них лиц

столь печальных и честных, очей столь решительных".

1965 Турина сердце вострепетало, дивясь

сочувствию чуткому, участия ласке

в сладостном голосе, исполненном мудрости,

что годам тоски поддаться не спешила.

И Ородрэт, чье сердце редко знавало жалость,

1970 но крепко было привязано к сей кроткой девице,

послушался слов ее, прислушался к увещеваниям -

и сомненья свои, опасенье измены страшной

и скорый свой гнев отставил король.

Обнаружились в собранье те, кто древле сражался там,

1975 где пал Финвэг в пламени мечном,

а Хурин Талион храбро торил

толпы демонов, темных гламхот,

и, призваны, взглянули и громко воскликнули:

"Се, лик отца его вновь на земле явился,

1980 и крепкие руки, и необоримая стать;

{стр. 72}

хотя такой тревоги и страданья не было видно в его родителе,

чьи сияли ясно смеющиеся глаза,

на пиру или в брани, в радости или скорби".

В доверье отказать тем словам было нельзя -

1985 как не поверить Флиндингу, когда увидели его лицо

родня и други - и родитель подоспевший.

И вот отец и дитя, встретившись, обнялись

под деревами, свивавшими ветви густые

в темных вратах чертогов глубоких,

1990 что построил поодаль род Фуилина

в сердце сумрачных лесов обитая

от склонов к западу Ловчих Нагорья.

Из четырех родов, что верны владыке,

хранителей сторожевых башен, опекунов нагорья

1995 и стражей моста, блистающей дуги,

арки над кипеньем Ингвиля пенного,

из крови Фуилина избирали первыми -

благороднейших родом, храбростью славных.

При встрече утраченного в тех чертогах подземных

2000 веселье было смешано со слез потоками,

ибо года непобедимые, что страданий ярмом

обличье и лик Флиндинга верного

исказили и отяготили, смех остудили,

игравший легко во взгляде его и на устах.

2005 Ныне любовной заботой обле?гчены тяготы,

грусть сердечную смирила песня;

вспыхнули светочи, свечи затеплились:

Турина Талиона к застолью праздничному

с товарищем верным зовут на пир,

2010 где ломятся столы под блюд изобильем,

где на темном дереве, блестящем от воска,

ковши и чары, кувшины с вином

горят, гравированные, серебром и златом.

Темный ток питья заветного,

2015 меда хмельного, стремит Фуилин

в чашу точеную с причудливым краем,

мастерством старинным древних кузнецов

дивно созда?нную, чудес исполненную;

сверкал и жил в серебре ее бледном

2020 народ фэери поры полуденной

Королевств Блаженных; с челом, увитым

{стр. 73}

златом гирлянд, с волос сияньем,

развеваемых ветром, с вольными стопами,

перемежающимися в движенье, на лужайках невянущих,

2025 не зная устали, минувшего эльфы

танцевали вечно на заповедных пажитях

у Богов в садах; там Глингал сиял,

там цвел Бансиль, мерцая лучами, -

как мотыльки в лунном блеске цветы его.

2030 Холмы Туна, зеленые, высокие,

Кор украсил, кольцами обвив, -

белостенный град, где башня Инга

бледной иглой проколола сумрак,

а ее хрустальный светильник отбрасывал ярко

2035 тонкую дорожку на Моря Тени.

Чрез гнев Богов, погибель и разор,

усталость скитаний, тяготы изгнанья

в счастии созданный пронесли сей фиал,

в беде сберегли с надеждою гаснущей,

2040 когда от минувшей мудрости мало осталось.

На пиру ныне Фуилин редко наполнял ее,

разве что товарищу верному в любви залог.

Радостен, поднес ту братину Фуилин

ради сына своего Флиндинга, что воссел подле отца,

2045 Турину Талиону, в стойкого знак

союза любви, что убыли не знает.

"О дитя Хурина, Хитлума властителя,

мукой помеченное, пусть мед эльфийский

поднимет твой дух, надеждой исполнив;

2050 и не покинь нас, когда закончится пир,

в сем жилище останься; коль палаты подземные

под сумрачным сводом бессветого камня

не противны страннику - здесь готов ему кров.

Отпив долгий глоток сладости,

2055 Турин Талион ответил искренне

с благодарностью сердечной, и долго гости

смеха раскатами, застольем шумным,

слезными лэ и шальною музыкой,

волшебством менестрелей, что славные песни

2060 чудесно сплетали, ограждали сердца свои

от недобрых предчувствий; ожидало ложе

усталого Турина, когда во тьме безмолвной

свет, и смех, и веселья возгласы

{стр. 74}

утишил сон; тонкий и льдистый,

2065 серп Луны, косой, серебрился

над серыми струями, над бессонным журчаньем

ночного Нарога, гномьей реки.

В лесах густых, в высоких кронах

с глухим уханьем охотились совы.

2070 Так судила судьба, что в доме Фуилина

сыскал пристанище скорбный рок

Турина статного. Труд делил он и бой,

Флиндинга друг, с Фуилина народом;

Древле забытое обрел он знание,

2075 ибо свет еще не оставил того стана осажденного,

а мудрость медлила в затмившемся племени,

что берегло в памяти Горы Запада

и лики богов, боле славы исполнено

блистанья и силы, нежли сумерек роды

2080 или люди, о благе былом небрегшие.

Благоволенье ему явили и Флиндинг, и Фуилин,

в чьем жилище он поселился. Тем временем лето роскошное

увяло, и запада ветры осенние

листву срывали с ветвей зыбких;

2085 лесов устои в стынущем злате

и блеске буром глубо?ко тонули;

листва шелестела в чертогах без кровли:

вздохи, шуршанье. И вот, Ладья Серебряная, -

парящий месяц со стройной мачтой, -

2090 огнем полна, словно горн - златом,

чей трюм нагружен жарою летней,

чьи снасти свиты из блистания пламени,

вздымалась, румяная, от туманных причалов

на краю земли над окоемом Вечера.

2095 Так месяцы летели, и много он странствовал

по лесу с Флиндингом, и ждала судьба,

присмирев на время, пока тот радости искал,

науку изучая, союзу причастный

знаменитых гномов Нарготронда.

2100 Тропами рощ он странствовал далече,

и страны той секреты узнал скоро,

не пугался он хлада, непогодой закален, -

снег ли сек, косой ли дождь

{стр. 75}

с серых небес, бессолнечно-злобных,

2105 стылый, жестокий, хлестал землю,

пока не взяли силу воды избура-желтые

стремительного Нарога, что вздымались, буйные,

и мусор мчали, и, мутно пенясь,

неслись стремглав; иль, бледно мерцая,

2110 недвижным вечером не воздвигся льдистый

хрустальный купол над тишью глубокой,

над молчаньем долин и леса застывшего,

словно призраков строй под мерцанием звезд.

И днем, и ночью без ну?жды опасности

2115 он искал, рискуя, жестокой местью

ненасытно преследуя исчадий Ангбанда;

но, когда, пути заметая, настала зима

и снег кусачий хлестал по лицам,

а буран свирепый ярился в холмах,

2120 меж вершин одиноких, в чертогах все чаще

зрели его в дружбе с народом Нарога:

мастерства он достиг в ремесле рукодельном,

в изысканном искусстве музы?ки и песни

и несравненной поэзии, сверх знания леса

2125 и учености признанной; чудные повести

уста златые Турину поведали

в тех подгорных чертогах, где долгое время

короля горделивого в палаты и к очагу его

являлись товарищи пировать и веселиться,

2130 ибо убедила родителя дивная Файливрин

пригласить их к застолью и благосклонность явить.

Без радости согласился на то сей суровосердый

государь, ни с кем не советующийся: холодна его ярость,

состраданье медлительно и долог гнев;

2135 но исступленным и лютым пламенем ненависти

его грудь горела, ведь отродья адовы

смерти предали его сына Халмира,

легконогого ловчего оленя и вепря.

Сродство в этом властитель нашел

2140 в своем сердце вскоре с сыном Хурина,

безмолвным и угрюмым, погрузившимся в сон

тоски и раскаяния, непреклонно растущей

неудовлетворенной вражды. Посему со временем расположенье

явил король и дозволил Турину

2145 воссесть за свой стол, славу обретшему

{стр. 76}

в рискованных странствиях на север и запад

деяньями многими средь избранных витязей

и бестрепетных лучников; далече в схватках,

в засаде тайной, в стычке незапной,

2150 где жужжали безжалостно жала оперенные -

стрелы отравленные, на тропах туманных

он играл свою роль, но радовался тому мало,

ведь щиту и стали Турин вверялся,

скучала рука его по меча рукояти,

2155 клинка не смея коснуться или обнажить

с убийства Бэлэга. Любили его крепко

и дела его восхваляли, хоть не желал он того и не искал.

Когда сказывали истории о старопрежнем:

о доблести достопамятной, о давних победах,

2160 о полузабытой славе и незабвенной скорби,

тогда спеть в веселии просили Турина

о содеянном в Дориате, под древ сенью,

у брега мрачного, что чурается света,

где Эсгалдуин, эльфова река,

2165 с заводями меж корней, безмолвьем укрытыми,

с водоворотами глубокими, журчащими таинственно,

стремительно мчалась у хмурых врат

Тысячи Пещер. И Турину вспоминались

лесные стежки, где встарь с лучником -

2170 другом Бэлэгом - бродил он отроком

по холмам и долинам, по болотистой чаще

под зачарованными деревьями; тогда речь его прерывалась

и умолкал рассказчик.

К скорби Турина,

растроганная, тому дивилась прекрасная дева -

2175 Финдуилас хрупкая, что Файливрин -

мерцающий блеск зеркальной глади

озера Иврин - эльфами с любовью

наречена заново. Ночью она размышляла,

а днем раздумывала: что за страдание горькое

2180 гложет его грудь и гонит радость;

ибо страшную судьбу и смерть, что погубила

лучника Бэлэга, в молчанье нерушимом

Турин хранил, и нельзя было узнать эту историю

от его друга преданного - что совершилось в глухомани

2185 с Флиндингом и Турином. Но у Файливрин в сердце

{стр. 77}

ослабела любовь к обличью скорбному,

к стану согнутому и силе надломленной,

иссохшему смеху и тоскливым очам

испытанного Флиндинга, хоть было исполнено ее сердце

2190 состраданья глубокого и дружбы нежной.

Рано постарев, тронутый сединой,

был он мудр и мягок, разуменьем богат,

видением и предвидением, однако гневливости лишен

и дерзкой доблести, но, коли приходилось сражаться, -

2195 пусть от остатнего страха стыло сердце -

от повинности он не уклонялся; не ведал он ненависти,

но редко улыбался, разве вдруг свет

озарял его мрачное лицо и загорался взгляд его:

верно, видел он, как по траве Финдуилас

2200 скользит, легконогая, иль бледно брезжит

серебристым проблеском в чертоге тенистом*.

Но обратилось к Турину ее мятежное сердце

противу мудрости, и воли, и разумения яви:

во снах она искала его, его безысходное горе

2205 облегчая любовью, так что лучились смехом

очи, вновь засиявшие, и ее имя эльфийское

твердил он трепетно, пока неумирающей весной

брели они с легким сердцем средь волшебных цветов,

взявшись за руки, по раздолью блаженному

2210 в стране, что освещена не земным светом,

не лунным и не солнечным, по прихотливым дорожкам

к обрыву над мрачной пропастью пробуждения.

Сердце измученное, от скорби неизле?ченное

Турина статного обратилось к Финдуилас.

2215 Растроган и изумлен, свою сердечную тайну,

частью осознанную, частью подспудную, устало блуждая

стезями раздумий, извилистыми и тесными,

в час печальный ночной стражи,

он раскрывал, одинокий, но, верный сердцем,

2220 запирал и прятал - иль терзанье свое хоронил

во сне беспамятства, снов лишенном,

куда ни бесконечной войны не проникло эхо,

ни яви миров - ни приюта, ни дружбы,

ни очага, ни горя, ни гула моря -

_______________

* Здесь обрывается машинописный текст "B", оставшаяся часть текста приводится по рукописи. См. Примечание касательно источников этой части, стр. 81.

{стр. 78}

2225 край, никаким не озаренный светом.

"О скорбное сердце! О нечестивые руки!

О изгой, чье не искуплено злое деяние!

Неужто, о лжетоварищ, вероломство

добавишь к своему бремени; своего брата по оружию

2230 Флиндинга предашь, Фуилина сына,

кто берег тебя, безумного, в смертельной опасности,

к водам исцеления неверные стопы твои

направил и привел в край мира,

к прибежищу любви своей, в обитель своей жизни?

2235 Убийце и грабителю не сгубить его надежды!"

Так сковал он любовь верности веригами,

облек ее хладным словом вежества;

все ж искал он и желал красы Финдуилас,

слова ее приветные ловил с радостью,

2240 обликом ее любуясь, когда не боялся Турин

взгляда чужого. Но был глаз, что все примечал:

мимолетные отсветы на лике Финдуилас,

словно просверки солнца в разрывах туч

над полями блеклыми, - те блики вспыхивали

2245 когда Турин был подле; трепет его улыбок,

из тени тайные неотрывные взгляды,

вздохи украдкой - то от взора не скрылось

его друга Флиндинга, кто обрел свой дом,

но любви лишился из-за обманчивых лет,

2250 кто взирал и дивился, не говоря ни слова,

чье потемнело сердце меж ненавистью и жалостью,

смятенное и усталое в паутине судьбы.

Дева Финдуилас, став бледнее и тоньше

меж старой любовью, оставленной ныне,

2255 и новой, отвергнутой, ночью плакала;

и народ изумлялся прозрачной белизне

ее рук на струнах арфы, по хрупким плечам

волосам золотым рассыпанным в беспорядке,

и блеску ее глаз: пламя вспыхивало

2260 раздумий тайных в тех безмолвных глубинах.

Предчувствием смутным отягченные, многие

свою мрачность прятали под радостным смехом.

В тишине и песнях, снеге и буре

минула зима, и в мир явился

{стр. 79}

2265 юный год отроком беспорочным

все так же листва зеленела, свет золотился

блистали цветы; но не навестила весна

увядших сердец; хоть, неостановимо надвигаясь,

опасность, и страх, и рока поступь

2270 угрожали их рубежам; приближались к их чертогам -

слухи витали - отряды железные.

Орды орков роились и рыскали

у границ их страны, от Нарога к востоку.

Моргота мощь устремилась далече,

2275 не отступая перед засадами; и уступали лучники

дол за долом, хотя древки отравленные...

Здесь на обрываются и "А", и "В", и я почти уверен, что дальше поэма продолжена не была.

ПРИМЕЧАНИЯ

1409 В машинописи "В" - "Тэнгвэтиль", в рукописи "А" - "Тайнгвэтиль". В предыдущих случаях все было наоборот; ср. со строками 431 и 636.

1417-1418 Эти строки в машинописи "В" взяты в скобки, а строка 1418 вычеркнута; на полях стоит пометка для удаления, но рядом с нею - вопросительный знак.

1448 В рукописи "А" - "Нирнайт Унот", то же самое напечатано в "В", но карандашом исправлено на "Нирнайт Орнот". Ранее в поэме (строки 13, 218) встречалось "Нинин Удатрииол", исправленое в "В" на "Нинин Унотрадин" (также приписка "Нирнайтос Унотрадин" к строке 13). Ср. со строкой 1543.

1469 В рукописи "А" - "Улмо". То же самое напечатано в "В", но там это имя вычеркнуто карандашом и заменено на "Ильмир", однако данная поправка тоже была зачеркнута. Я даю "Ильмир"; ср. примечание к строке 1529.

1525 В рукописи "А" - "Турин Талион", то же самое напечатано в "В" (не "Турин Талиодрин", см. примечание к строке 1324).

1529 Ильмир: так уже и в "А", это же напечатано в "В"; то же самое в строках 1534, 1553, 1572, 1585. См. примечание к строке 1469.

1537 Эта строка в машинописи "В" зачеркнута карандашом.

1542-1543 Эти строки в "В" взяты в карандашные скобки, а на полях приписано "Не так". Хотя "Унот" здесь осталось неисправленным, я даю "Орнот" (см. примечение к строке 1448).

1558 "кличут морские птицы в согласье торжественном": ср. со сказанием "Пришествие эльфов и возведение Кора", I.124.

1673-1676 Ср. со строками 1036-1039.

{Стр. 80)

1696-1697 Ср. со строками 1283-1284.

1710-1711 В машинописи "В" полностью вычеркнута строка 1710 и частично - 1711. На полях приписан такой вариант строки 1711: "основан Фэлагундом, с севера бежавшим". Еще на полях приписано "до Нирнайт Унот". В рукописи "А" в строке 1711 стоит "found", а не "founded" {то есть "нашел", а не "основал"}, но поскольку текст записывался весьма поспешно, эта может быть и неважно.

1713-1720 В машинописи "В" эти строки взяты в скобки, как если бы они нуждались в пересмотре, и на полях приписаны две строки, в качестве вставки после строки 1715 приписано следующее:

Что в чертоги древние не вернулись - домой,

Потерпев пораженье на поле слез.

Я не включил эти строки (записанные, как кажется, одновременно с другими комментариями к этому пассажу, сделанными на полях) в текст, поскольку "историческая ситуация", стоящая за ними, весьма запутана; см. комментарии, стр. 84-85.

Напротив этого места на полях сделана следующая приписка: "но Нарготронд был основан Фэлагундом, сыном Финрода (его братья были Ангрод, Эгнор и Ородрэт). В Нарготронде жили Кэлэгорм и Куруфин".

1719 В рукописи "А" - "Крантор", в "В" напечатано "Крантир".

1724 В рукописи "А" - "Файливрин", то же самое напечатано в "В", где на полях приписано "Финдуилас"; то же самое в строке 1938. См. строки 2130, 2175, 2199.

1938 "Финдуилас": как в строке 1724.

1945 В машинописи "В" во второй полустроке "Fuilin's youngling" слово "youngling" (англ. "ребенок, молодой человек") было вычеркнуто, а рядом приписано "Флиндинг", но результат - "Fuilin's Flinding" (с аллитерацией во второй полустроке) вряд ли входил в намерения автора. Впоследствии на полях было приписано какое-то другое слово, но разобрать его не удалось.

1974-1975 На полях в машинописи "В" приписано "Не так".

1975 В рукописи "А" - "Финвэг", то же самое напечатано в "В", где впоследствии было исправлено на "Фингон". Я оставляю имя Финвэг, поскольку данный персонаж все еще носит это имя в "Сильмариллионе" 1930-го года.

1993-1998 И в рукописи "А", и изначально в машинописи "В" эти строки шли в другом порядке:

Из четырех родов, что верны владыке,

благороднейших родом, храбростью славных

хранителей сторожевых башен, опекунов нагорья

из крови Фуилина избирали первыми

и стражей моста, блистающей дуги,

арки над кипеньем Ингвиля пенного.

2027 В рукописи "А" - "Глингол", то же самое напечатано в "В", где исправлено на "Глингал". Я оставил "Глингол", этот вариант присутствует как в "Утраченных сказаниях", так и в

{с. 81}

"Сильмариллионе" 1930-го года; в опубликованной работе Глингал - имя золотого древа Гондолина.

2028 В рукописи "А" - "Бансиль", то же самое напечатано в "В", где оно позднее было исправлено на "Бэльтиль". Я сохраняю "Бансиль" по той же причине, что и "Глингол" в строке 2027.

2030 В рукописи "А" - "there high and green the hill of TШn", то же самое напечатано в "В", где оно было исправлено карандашом на то, что в напечатанном тексте - "the hilltops of TШn were high and green"; "was" в строке 2031 не было исправлено на "were", но то, что автор имел в виду именно "hilltops" (множественное число), следует из текста "С", см. стр. 82.

2130 Я даю здесь "Финдуилас", хотя напечатанное в "В" имя Файливрин в этой строке осталось без изменений, в отличие от строк 1724 и 1938. См. примечания к строкам 2175 и 2199.

2164 В рукописи "А" - "Эсгадуин", то же напечатано в "В", где оно карандашом исправлено на "Эсгалдуин".

2175 В "В" напечатано "the frail Finduilas that Failivrin"; в ходе написания "А" "Файливрин" было изменено на "Финдориэль" (то есть "the frail Findoriel that Failivrin...").

2199 В "А" и "В" - "Финдуилас"; на полях в "А" приписано "Файливрин". Во всех остальных случях ("Файливрин" в строке 2242, "Финдуилас" в строке 2253) эти имена и в "А", и в "В" такие же, как в печатном тексте.

Примечание касательно источников этой части

Машинописный текст "B" обрывается на строке 2201, но дальше аккуратно дописано еще 75 строк. Это добавление сделано на хорошей бумаге, которой много лет пользовался отец (для университетских лекций, "Сильмариллиона" и "Властелина Колец"), когда писал чернилами и карандашом (то есть когда не печатал свои работы на пишущей машинке): этой бумагой - страницами, которые абитуриенты не использовали на экзамене, - его снабжала Экзаменационная школа Оксфордского университета. Однако отсюда не следует, что строки эти написаны уже после переезда из Лидса в Оксфорд (ср. стр. 3), поскольку отец был внешним экзаменатором в Оксфордском университете в 1924-1925 годах; но это предполагает, что последний этап работы над "Лэ о детях Хурина" (прежде чем отец взялся за "Лэйтиан") следует датировать либо концом 1924-го года, либо началом 1925-го. Окончание рукописи "А" тоже написано на этой бумаге.

Здесь также следует рассмотреть еще один небольшой отрывок, аккуратную рукопись, которая охватывает строки с 2005 по 2225 и которую я назову "С". Судя по текстологии, рукопись "С" была создана после "В" - я полагаю, что их разделяет небольшой промежуток времени, а некоторе поправки, сделанные в "B", были внесены и в "C". Далее я привожу список наиболее существенных отличий "С" от "В" (небольшие изменения в пунктуации и связи предложений не отмечены).

Заглавие в "С" - "Турин в доме Фуилина и его сына Флиндинга". Может быть, так должна была называться четвертая часть поэмы, но это маловероятно, если третья часть должна была сохранить название "Файливрин".

2005 Машинопись "B": "Now in kindly love was care lessened", рукопись "С": "Now was care lessened in kindly love".

2020 В "C" слово "noontide" карандашом исправлено на "summer".

{с. 82}

2027-2028 В "C" точно так же, как и в "B", "Глингол" карандашом исправлено на "Глингал", а "Бансиль" - на "Бэльтиль".

2029 Изначально и в "В", и "С" было "like magic moonlight from its mothwhite flowers"; в "B" это было исправлено на "mothwhite moonlight from its misty flowers", а "С" - на "like moths of pearl in moonlit flowers".

2030-2032 В "С" изначально было то, что мы имеем в "В" после правки ("were" вместо "was", строка 2031); но эти строки были вычеркнуты и заменены на следующие:

Там на взморье зеленый высился холм,

увенчанный Туном, чьи вверх стремились

белые стены, где башня Инга...

2036-2053 Эти строки в "С" опущены, а в строке 2054 вместо "There" стоит "Thence".

2069 После "After hunting owls" в "C" идет несколько строчек с точками, знаменуя пропуск, затем текст начинается снова со строки 2081.

2083 "waned to autumn" в "С" исправлено карандашом на "waned lowards winter".

2090 "as of furnace golden" в "C" исправлено на "as a furnace of gold".

2114-2116 в "С" опущены.

2123-2128. В "С" опущены строки 2124, 2125b-2127, и дается следующее:

...и в изысканном искусстве музы?ки и песни,

сверх оружного мастерства и сноровки лесной.

Короля горделивого в палаты и к очагу его...

2135-2138. В "С" эти строки (где говорится о сыне Ородрэта Халмире, убитом орками) опущены, и дается следующее:

...состраданье медлительно и долог гнев.

Но сродство настроя властитель нашел...

2142b-2143a. В "С" эти строку опущены, и дается следующее:

...тоски и раскаяния. И вскоре честь ему

оказал король; дозволил Турину...

2158 В "C" "were told" было исправлено на "men told" {"люди сказывали"}.

2164 В "С" написано "Эсгалдуин"; см. примечание к этой строке на предудущей странице.

Комментарий к Части III, "Файливрин"

В этой весьма примечательной части поэмы сюжет претерпевает серьезные изменения по сравнению со "Сказанием о Турамбаре" (если и была промежуточная стадия, от нее не осталось никаких следов); одновременно углубилась и расширилась история нолдор-изгнанников - по сравнению с ее наброском в "Рассказе Гильфанона". Все это не упрощает

{стр.83}

представления поэмы, поскольку в ходе продолжительной работы над ней историческая канва менялась несколько раз.

Самое примечательное в этой части поэмы - описание Нарготронда, которое имеется только в "Лэ о детях Хурина". При всех последующих переработках и преобразованиях саги о Турине это место никогда не переделывалось, если не считать усложнения отношений в треугольнике "Турин - Гвиндор - Финдуилас", о чем я писал в "Неоконченных сказаниях", стр. 155-159. Здесь можно увидеть сходство с Гондолином, весьма подробно описанным в сказании "Падение Гондолина", - и только в нем. Как я писал в предисловии к "Неоконченным преданиям", примечателен тот факт, что "единственным полным вариантом истории о пребывании Туора в Гондолине, его браке с Идриль Кэлэбриндал, о рождении Эарэндиля, предательстве Маэглина, разорении города и спасении беглецов - центрального сюжета Первой эпохи, с точки зрения отца, - так и осталось повествование, написанное им еще в юности" (стр. 5). И Гондолин, и Нарготронд были созданы единожды и не были пересотворены. Эти образы сохраняли свою силу и оставались мощными источниками вдохновения - возможно, тем более мощными, что они не были переделаны, а переделаны они не были в силу своей мощи. И история Туора, и история Турина должны были существовать отдельно, за пределами сжатого повествования "Сильмариллиона", в виде пространных прозаических повествований, и то, что отец успел написать, двигаясь в этом направлении, я напечатал в двух первых частях "Неоконченных преданий"; но, намереваясь воссоздать Гондолинг, отец так больше и не добрался до этого города: поднявшись по бесконечным склонам Орфалх Эхор и пройдя через вереницу геральдических врат, он, вместе с Туором, остановился, глядя на Гондолин, лежащий посреди равнины, которую так и не пересек. Переделка истории Турина продвинулась гораздо дальше, но новое повествование обогнуло Нарготронд по касательной.

Основание Нарготронда

Начать мне хотелось бы с рассмотрения исторического фона. Ключевой вопрос, связанный с ним, - это основание Нарготронда. В "Сказании" (II.81-82) Нарготронд никак не назван, это просто пещеры родотлим; как и в поэме, вождем этих гномов был Ородрэт, однако он был изолированной фигурой, не связанной никаким родством с другими князьями. В "Сказании" ничего не говорилось и о том, как возникла эта твердыня, но то, что появилась она (подобно Гондолину) после Битвы Внезапного Пламени, не подлежит, с моей точки зрения, сомнению, поскольку, как я писал в комментарии к "Рассказу Гильфанона" (I. 242), "всей позднейшей истории многолетней Осады Ангбанда, закончившейся Битвой Внезапного Пламени (Дагор Браголлах), перехода людей через горы в Бэлэрианд и прихода их на службу к королям нолдор только предстояло появиться; несомненно, эти наброски производят впечатление, что между

{стр. 83}

приходом нолдоли из Кора и их страшным поражением [в Битве Бессчетных Слез] прошло короткое время".

В поэме эта идея по-прежнему четко представлена, в строках 1540-1544:

...к тайным чертогам летя, на юг,

к Нарготронду: он гномами выстроен,

что от смерти и рабства в муках страшных

после Нирнайт Орнот немногим числом

спаслись, уцелев.

Напротив этого места отец написал "Не так", и этот комментарий с очевидностью означает "Нарготронд был основан не после, а до Битвы Бессчетных Слез", что явствует из пометки отца к строкам 1710-1711:

Его (Нарготронд) Кэлэгорм и Куруфин, искусные Фэанора

сыновья основали, явившись с севера...

Здесь отец приписал: "до Нирнайт Унот". Но когда же, в таком случае, был основан Нарготронд? В "Наброске мифологии", с определенностью написанном после поэмы (коль скоро он был призван объяснить ее подоплеку), уже фигурирует в зачаточном виде Осада Ангбанда и прорыв Морготом этой блокады - хотя это всего лишь краткое упоминание и ничего не говорится о битве, которой закончилась осада; и там сказано, что тогда "гномы, илькорины и люди рассеяны... Кэлэгорм и Куруфин основывают королевство Нарготронд ни берегах Нарога на юге северных земель". В "Наброске" (в его самом раннем, непеределанном виде) также говорится, что это Кэлэгорм и Куруфин отправили войско из Нарготронда на Битву Бессчетных Слез и что это войско соединилось с войском Майдроса и Маглора, но "опоздало к главному сражению". Дальше: "они разбиты и отброшены на юго-восток, где они долгое время жили и не вернулись в Нарготронд. Там уцелевшими правил Ородрэт".

Возникает вопрос: как объяснить, что в более раннем варианте повествования, в поэме (где Нарготронд основан Кэлэгормом и Куруфином после Битвы Бессчетных Слез), Турин, придя в Нарготронд, обнаруживает, что там королевствует Ородрэт, а не Кэлэгорм с Куруфином? Почему они "...ныне живут, таясь, в сокровенном союзе // с прочими братьями в рощах востока..." (1713-1714)?

Единственное объяснение, которое я могу предложить, такое. Когда отец писал строки 1540-1544, он исходил из того, что Нарготронд основан после Битвы Бессчетных Слез (это вполне очевидно). Но когда он писал строки 1710-1715

Его (Нарготронд) Кэлэгорм и Куруфин, искусные Фэанора

сыновья основали, явившись с севера;

возвели они оплот противу злобы Бауглира,

{стр. 85}

а ныне живут, таясь, в сокровенном союзе

с прочими братьями в рощах востока,

отчаянные и неукротимые супротивники Моргота.

- в силе был уже следующий вариант исторической ситуации (в этом не было бы ничего нехарактерного: в "Лэ о Лэйтиан" историческая подоплека тоже меняется от песни к песне). Поэтому слова "явившись с севера" относятся к бегству Кэлэгорма и Куруфина после битвы, которой закончилась Осада Ангбанда; а "ныне живут, таясь... в рощах востока" относится к периоду после Битвы Бессчетных Слез, когда они "не вернулись в Нарготронд" и "уцелевшими правил Ородрэт", как сказано в "Наброске"*. Тогда получается, что приписка, сделанная отцом у строк 1710-1711 ("до Нирнайт Унот"), ошибочна: он решил, будто в этих строках описывается старая историческая ситуация (что совершенно верно применительно к строкам 1540-1544), хотя на самом деле - новая. Это объяснение, наверное, выглядит натянутым, но это не настолько большая натяжка, как некоторые очевидно верные разгадки других загадок истории "Сильмариллиона". Во всяком случае, я не вижу другого объяснения этой трудности.

В двух строках, добавленных после 1715-ой - "что в чертоги древние не вернулись - домой, // Потерпев пораженье на поле слез", - имеются в виду, по-моему, Кэлэгорм и Куруфин, что подкрепляют отсылку к более поздней исторической ситуации (то есть что после Битвы Бессчетных Слез они не вернулись в Нарготронд).

Исправление строк 1710-1711, в результате чего это место приняло вид "(Нарготронд) основан Фэлагундом, с севера бежавшим", и пометка на полях у строк 1713-1720 "но Нарготронд был основан Фэлагундом, сыном Финрода..." отражают, безусловно, более позднюю стадию, которая, тем не менее, была достигнута вскоре после написания "Наброска". Основные стадии развития истории Нарготронда на тот момент выглядели следующим образом:

(1) Ородрим правит живущими в пещерах родотлим, которые впервые поселились там после Битвы Бессчетных Слез.

(2) Нарготронд был основан Кэлэгормом и Куруфином после Битвы Бессчерных Слез.

(3) Кэлэгорм и Куруфин основали Нарготронд после прорыва Осады Ангбанда; они отправились с войском на Битву Бессчетных Слез и не вернулись, оставшись на востоке;

Остатками гномов Нарготронда правил Ородрэт.

(4) Нарготронд был основан Фэлагундом, сыном Финрода, и его братьями Ангродом, Эгнором

* Ср. со строками 1873-1874: ""Или стража иссякла в лесах Нарога, // с тех пор, как Ородрэт правит сим народом и землей?"

{стр. 86}

и Ородрэтом после прорыва Осады Ангбанда; там жили Кэлэгорм и Куруфин.

Еще одним признаком развития исторической канвы и генеалогии князей гномов является упоминание о Финвэге, позднее исправленном в тексте "B" на Фингона, что пал "в пламени мечном" в Битве Бессчетных Слез (1975). Финвэг уже упоминался в поэме (строка 29), но там его имя было написано как Финвэ (Нолэмэ) - а это имя основателя рода; этот Финвэг упоминается в "Наброске", каким он был изначально написан, в качестве сына Финголфина.

Ранее все сыновья Фэанора были перечислены лишь в "Сказании о Науглафринге" (II.241); теперь, в строке 1716 и далее, с именем Крантир (в "B" исправленном из "Крантор") и именем Дириэль вмест раннего "Динитэль" (?Дуритэль), их имена приобретают формы, которые им было суждено долго сохранять. Возникают и характерные эпитеты: Маглор "скорый", Крантир - "темный", а "лукавство" Куруфина, уже упоминавшееся в "Сказании о Науглафринге", распространяется здесь и на Кэлэгорма. Говорится, что Майдрос держит меч в левой руке, из чего с очевидностью следует, что история о том, как Моргот повесил его на скале за правую руку, а Финвэг (> Фингон) спас, уже существовала, как это явствует из "Наброска". Пытки и увечье Маэдроса уже упоминались в набросках к "Рассказу Гильфанона" (I. 238, 240), но повествования об этом не было.

Вернемся теперь к основному сюжету этой части поэмы. Поэма идет дальше "Сказания", поскольку в ней упоминается о судьбе меча Бэлэга, чего не было в "Сказании"; однако здесь Флиндинг прячет меч в дупле дерева (1342), и больше этот клинок не играет роли в повествовании. Если бы поэма была написана дальше, Турин бы получил свой черный меч в Нарготронде, в дар от Ородрэта, как в "Сказании" (II.83). В "Сказании" говорилось, что Турин "не носил меча меча после убийства Бэлэга и довольствовался тяжелой палицей", в поэме этот момент возникает снова, однозначно проговоренный: "скучала рука его по меча рукояти, // клинка не смея коснуться или обнажить // с убийства Бэлэга." (2154-2156). Рассказывается теперь и о похоронах Бэлэга: с ним кладут его великий лук (1399 и далее), а поцелуй Турина упомянут еще в "Сказании"; то, что горе из-за смерти Бэлэга навсегда оставило след на лице Турина (в строке 1421 сказано, что это третья из его скорбей), - устойчивый элемент легенды.

География

В "Сказании" (II.80-81) о путешествии Флиндинга и Турина от места гибели Бэлэга до Нарготронда сказано очень мало: при свете светильника Флиндинга "шли они ночью, таясь днем. И сокрылись они в холмах, и орки не сыскали их". В поэме, однако, путешествие описано весьма подробно и содержит некоторые примечательные черы; более того, это описание ничем не противоречит первой

{стр. 87}

карте "Сильмариллиона" (она будет напечатана в следующем томе), которая датируется тем же периодом и, возможно, была нарисована для поэмы. В полночь путники минуют Курган Павших (Mound of Slain), который виден в свете луны "у Дор-на-Фауглит предела последнего" (1439-1440); дальше этот мотив в истории Турина не появляется. Единственное предшествующее упоминание о великом могильном кургане имеется в набросках к "Рассказу Гильфанона", где он назван Холмом Смерти (Hill of Death), воздвигнутым Сыновьями Фэанора (I.241). Дальше в поэме говорится, что после слова Флиндинга о кургане Турин, несмотря на тяжелое душевное состояние, "простер... длань // в сторону Тангородрима" и трижды проклял Моргота - как поступил Фэанор в час своей смерти после Битвы-под-Звездами ("Сильмариллион", стр. 107); явно одно предшествует другому. Упоминается и о том, что курган недоступен для зла (1450-1452).

Турин и Флиндинг здесь пересекают Сирион недалеко от его истока в Тенистых Горах: здесь Сирион еще можно перейти вброд (1457 и далее); это первое упоминание об Истоке Сириона. Рассказывается и о великом странствии Сириона к морю: как он некоторое время течет под землей (1467; ср. с II.195, 217), а также по землям, которые любит Ильмир (Улмо). Затем путники оказываются в Нан Дунгортине, который уже упоминался в "Сказании о Тинувиэль" (см. II.35, 62-63): после бегства из Ангбанда Хуан находит Бэрэна и Лутиэн "в той северной части Артанора, что после названа была Нан Думготин, земля темных идолов": "даже тогда то был зловещий край, темный и мрачный, и ужас таился под сенью его угрюмых деревьев". Отец долго не мог решить, где разместить Нан Дунгортин: согласно языку словаря гномов, эта страна находится к востоку от Артанора (II.62), согласно "Сказанию о Тинувиэль" - в "северной части Артанора", а здесь - к западу от Сириона, в долине на южных склонах Тенистых Гор. На первой карте "Сильмариллиона" Нан Дунгортин тоже сначала располагалась к западу от Сириона (на запад от Острова Волколаков), но потом она переместилась к северу от Дориата, где и осталась.

Говорится, что когда Турин и Флиндинг выбрались из долины Нан Дунгортин, на юге они увидели "яры Хитлума - // теплее, отрадней" (1496-1497). На первый взгляд это выглядит непонятным, но я полагаю, что имеется в виду следующее: в тот момент они находились на склонах Хитлума (то есть под южными склонами Тенистых Гор, ограждавших Хитлум), и, глядя на юг (или, точнее, на юго-запад), они видели более отрадные земли дальше, вдоль подножий, по направлению к Иврину. Здесь впервые появляется Иврин, из которого течет Нарог, что четко проговорено. Строка 1537, где объясняется смысл названия "Нарог" ("что прозван "стрежень" в наречье гномьем"), была вычеркнута, но я полагаю, что это сделано не потому, что отец отказался от этой этимологии, а потому что строка ощущалась отцом как неуместная. В этой связи можно упомянуть, что в списке древнеанглийских эквивалентов эльфийских имен, который был создан через несколько лет после поэмы и который связан с переводами Эльфвине эльфийских текстов на его родной язык, появляется и перевод названия "Нарог" - Hly?da, и перевод названия "Нарготронд" - Hly?dingaburg. Hly?da было древнеанглийским названием месяца марта ("шумный

{стр. 88}

месяц ветра", ср. с квэнийским названием марта "сулимэ" и синдаринским "гваэрон"); родственные слова - hlu?d (в современном английском - loud, "громкий"), hly?d - "звук", hly?dan - "издавать звуки". Смысл имени, без сомнения, - "громкая (река)"; ср. с названием реки Lydbrook в Глостершире {н.-а. brook - "ручей"}.

Идя вниз по течению Нарога на юг от Иврина, путешественники доходят до ущелья,

откуда навстречу Нарогу

вся в блеске и злате направляется Гинглит.

Там сливает она с его своевольем свои воды безбурные,

и по хранимой равнине они уносятся вместе

к Холмам Ловчих, чьи к небосклону скалы

в платьях зеленых устремляются на юге. (1736-1741)

Чуть раньше Флиндинг описывал Турину, как "исступленный" Нарог, миновав Нарготронд, обегает Холмы Охотников, "жилище Бэрэна // и девы Дориата, дочери Тингола" (1544-1546). В этих строках впервые упоминается река Гинглит, Хранимая Равнина и Холмы Охотников (Hills of the Hunters) (все они показаны на первой карте "Сильмариллиона"), хотя холмы описаны, но не названы в "Сказании", II.96. На карте Нарготронд располагается неподалеку от северной оконечности Холмов Охотников, которые тянутся далеко к югу, достигая морского побережья западнее устья Сириона. Об этих холмах сказано много разного. В "Сказании" западный берег Сириона высокий и порос деревьями, в поэме там возносятся утесы, одетые зеленью; в "Сильмариллионе" (стр. 122), где эти холмы называются Таур-эн-Фарот, или Высокий Фарот, это "огромное лесистое нагорье", а в "Нарн" (стр. 116) Высокий Фарот - "бурый и нагой". В поэме эти холмы также именуются "the Hunters' Wold" (1816), "the Wold of Hunters" - "Ловчих Нагорье" (1992), где слово wold, вероятно, использовано в старом смысле "лес, лесистое плоскогорье". Если судить по неоконченной акварели отца, на которой изображены Врата Нарготронда и которая была создана, судя по всему, в 1928 году (см. "Pictures by J. R. R. Tolkien", N 33), отец представлял себе эти холмы как высокое скалистое нагорье, вздымающееся над густыми лесами подножий. В строке 1746 "башни лесные" стражей Нарога "на высотах бдели"; эти сторожевые башни находились на севере Холмов Охотников и смотрели на север (1743-1745), и, возможно, именно по этой причине на первой карте "Сильмариллиона" северная оконечность холмов (и только она) густо покрыта лесом.

Когда Турин и Флиндинг шли на юг по западному берегу Нарога, река бежала у подножья этих холмов, "торопясь в пене под опорами кряжа" (1770), и эта страна, с ее полями и садами, по которым шли путники,

меж стеной и водой

уменьшаясь понемногу, наконец превратилась

в цветущие куртины вдоль пути обочин (1812-1814).

Точно также и на карте Нарог бежит все время ближе к северо-восточному краю Холмов Охотников. По дороге путники пересекают пенящийся Ингвиль, бегущий с нагорья, по тонкому мосту; это

{стр. 89}

первое упоминание об Ингвиле (ср. с "Сильмариллионом", стр. 122: "недлинный поток Рингвиль, пенясь, стремглав стремился к Нарогу от Высокого Фарота"), но перекинутый через эту реку мост больше нигде не упоминается.

Страна Воскресших из Мертвых (то есть Бэрэна и Лутиэн после их возвращениия) теперь размещается в Холмах Охотников (1545-1546), там же, где изначально и на карте. Однако эта страна меняла свое месторасположение еще чаще, чем Нан Дунгортин. В "Сказании о Науглафринге" она находилась в Хисиломэ (однако в рукописи сделана пометка, согласно которой ее следовало переместить в "Дориат за Сирионом", II.249); в "Сказании о Тинувиэль" Бэрэн и Тинувиэль "стали могучими фэери в краях к северу от Сириона" (II.41). Их Холмов Охотников Страна Воскресших из Мертвых была перенесна в другое место, и так несколько раз.

Прежде, чем покинуть Нарог, мы впервые встречаем в повествовании топоним Нан-Татрин (1548), эта местность в "Утраченных сказаниях" уже носила имя Тасаринан на эльдариссе (однако слово "Нантатрин" фигурирует в "Гномском словаре", I.267, в статье "Сирион", а слово "Дор-татрин" - в "Списке имен" к "Падению Гондолина", II.345).

В поэме гораздо больше, чем в любых последующих вариантах истории, рассказывается о пребывании Турина и его спутника у Иврина: многое из того, что стоит за соответствующим местом в "Сильмариллионе" (стр. 209), уже есть здесь. Согласно "Сильмариллиону", Турин, испив воды Иврина, наконец плачет и его безумие проходит; затем он складывает песню о Бэлэге ("Лаэр Ку Бэлэг", Песня Великого Лука) и "поет ее громко, презрев опасность"; а после этого расспрашивает Гвиндора, кто тот такой. В "Лэ" все эти детали уже присутствуют, пусть немного в другом порядке. Флиндинг рассказывает Турину о Нароге и Сироне, о даруемой Улмо защите, и Турин чувствует возвращение надежды (1586-1587); спутники торопливо спускаются к озеру и пьют (1599-1600); и "освободился дух от страданья тенёт" (1602). Наступает ночь, они сидят у огня на берегу Иврина, и Турин спрашивает Флиндинга о его имени и судьбе, и именно ответ Флиндинга приводит Турина к слезам. Флиндинг засыпает, но ближе к утру просыпается, слыша, как Турин поет плач по Бэлэгу, стоя у кромки воды (и здесь песня именуется "Дружба Лучника"). После этого засыпает уже Турин, во сне возвращаясь в жуткую котловину на краю Таур-на-Фуин, где он убил Бэлэга. Турин ищет могилу друга и обожженные молнией деревья, - и слышит голос Бэлэга, который доносится издали: Бэлэг велит Турину прекратить поиски, но искать утешения в мужестве.

И проснулся он, изумлен; рассудок его исцелился,

храбрость подбодрила его, и громко Турин

позвал Флиндинга, вставая на ноги. (1699-1701)

Структура эпизода в "Лэ" четкая и прочная, образы мощные и запоминающиеся. Я уже писал в предисловии к "Неоконченным преданиям", что в высшей степени прискорбно, что в позднем сказании о Туоре отец не продвинулся дальше

{стр. 90}

прихода Туора и Воронвэ к последним вратам, когда Туору открывается вид на Гондолин, лежащий посреди равнины. Не менее прискорбно, что отец впоследствии не пересказал в прозе и этот эпизод - пребывание Турина и Гвиндора у озера Иврин. Аналогичное место в "Сильмариллионе" никак нельзя счесть равноценной заменой; лишь в поэме мы можем полностью проникнуться горем и ужасом Турина, убийцы собственного друга.

Рассказ поэмы о тактике секретности защитников Нарготронда в общем и целом следует за "Сказанием" (II. 81), где "соглядатаи же и стражи родотлим... предупредили об их приближении, и все, кто был за пределами своих жилищ, уходили с их пути. Затем родотлим затворили двери в надежде, что чужаки не найдут их пещер...". Когда Флиндинг и Турин добрались до входа в пещены, родотлим "сделали вылазку и, захватив их в плен, увлекли в свои каменные чертоги и привели к своему вождю, Ородрэту". Все это использовано в поэме, но в сильно расширенном и разработанном виде; в поэме также рассказывается, как Турин споткнулся о корень и нацеленная на него стрела пролетела мимо, а Флиндинг с укором обратился к невидимым лучникам, после чего путешественникам больше не докучали. Возможно, из поэмы менее очевидно, чем из "Сказания", что жители Нарготронда покинули свои сады и угодья, дабы путешественники не нашли входа в пещеры, раз уж "множество странников приметную, широкую // протоптали тропу" (1808-1809) - хотя дальше и говорится, что в великом чертоге Нарготронда путешественников ожидало собрание жителей города (1856). Кроме того, в "Сказании" не говорится, будто в путников стреляли, а из поэмы неясно, почему таящиеся в лесу стрелки тут же не объявились и не препроводили Турина и Флиндинга в качестве пленников в пещеры - раз уж пограничники до такой степени поверили Флиндингу, что больше стрелять не стали. Я думаю, дело в том, что новый элемент - стрела, вылетевшая из леса, - не в полной мере был сращен со старым рассказом о том, как родотлим в испуге попрятались, надеясь, что Турин и Флиндинг не найдут входа в пещеры. Однако описание "приусадебных участков" Нарготронда само по себе представляет огромный интерес в силу немногочисленности упоминаний о сельском хозяйстве у обитателей Средиземья в Древние Дни.

Впервые описываются великие врата Нарготронда: три деревянные двери, какими их представлял себе отец, изображены на его рисунке, созданном в Дорсете летом 1928 года, а огромные "опоры, // воротины и перемычки из грузного камня" (1830) можно разглядеть на акварели, относящейся к тому же периоду, но несколько иной по замыслу ("Pictures", N 33 и 34).

В "Сказании" страх и подозрение, которые внушают родотлим те нолдоли, что побывали в рабстве, имеют своей причиной "злодеяния гномов в Ко?пас Алквалу?нтэн", и этот момент есть и в поэме (1903-1904).

{стр. 91}

Тем не менее, в "Сказании" никто всерьез не ставит под сомнение идентичность и добрую волю Флиндинга, хотя внешне он изменился настолько, что "немногие узнавали его". В поэме, однако, Ородрэт предстает враждебным и устрашающим, характер этого персонажа детально обрисован: он скор на гнев (1973), однако гнев этот холоден и длится долго (2133-2134), Ородрэт не склонен к жалости (1969, 2134), суров сердцем и не принимает чужие советы (2132-2133), но способен как на глубокую привязанность (1970), так и на пылкую ненависть (2135). Впоследствии, по мере развития легенд, Ородрэт как персонаж постепенно делался все слабее и менее значительным, что весьма необычно. По прошествии многих лет, размышляя над развитием саги о Турине, отец записал, что Ородрэт "личность довольно слабая"; см. также "Нарн", стр. 160: "он, как всегда, обратился за советом к Турину". В конечном итоге Ородрэт должен был лишиться своего места в качестве второго короля Нарготронда, переместившись в следующее поколение ("Неоконченные предания", стр. 255, примеч. 20). Все это очень непохоже на сурового и мрачного короля подземных чертогов, каким он явлен в поэме; пока еще не появился ни Фэлагунд, ни мятежное влияние Кэлэгорма и Куруфина (см. далее стр. 246).

Убийство орками Халимра, сына Ородрэта (2137-2138; в рукописи "C" отсутствует, см. стр. 82), - новый элемент сюжета, которому суждено было появиться снова, хотя и не в "Сильмариллионе", где имя Халмир досталось правителю Народа Халэт.

В "Сказании", как я заметил в своих комментариях (II. 124), "появляются прекрасная Файливрин и ее безответная любовь к Турину, но сложности, проистекающие из-за ее прежних отношений с Гвиндором, совершенно отсутствуют, и она - дочь не Короля Ородрэта, но некоего Галвэга (который впоследствии исчез бесследно)". В поэме Галвэг уже отсутствует, и Файливрин - дочь Ородрэта и возлюбленная Флиндинга, дарившая его взаимностью прежде его пленения; именно ее мольба, обращенная к отцу в присутствии множества собравшихся, заставляет короля изменить свое решение и приводит к тому, что Флиндинга и Турина допускают в Нарготронд. Возможно, след этого вмешательства можно различить в весьма сжатом повествовании "Сильмариллиона" (стр. 209): "Вначале собственная родня не признала Гвиндора, что покинул Нарготронд юным и полным сил, а ныне вернулся, видом напоминая старца из народа смертных, - по причине пыток и тягот; однако Финдуилас, дочерь короля Ородрэта, узнала его и приветствовала его, ибо она любила его прежде Нирнаэт, Гвиндор же столь сильно любил ее красу, что дал ей имя Фаэливрин, что означает "отблеск солнца на глади Иврина"". В поэме принцесса носит имя Файливрин и в рукописи "A", и в машинописи "B" - изначально. Это имя в "B" было, хотя и не везде, заменено на "Финдуилас" (1724, 1938, 2130), однако ближе к концу обоих текстов оно появляется уже с самого начала (2175, 2199), а "Файливрин" ("мерцающий блеск зеркальной глади // озера Иврин") - это прозвание, которое дали Финдуилас эльфы.

{стр. 92}

В "Лэ", как и в "Сказании" Турин не скрывает, кто он, - в отличие от "Сильмариллиона", где Турин останавливает Гвиндора, готового назвать его имя, и говорит, что он Агарваэн, сиречь Запятнанный кровью, сын Умарта, Злосчастного (стр. 210). Финдуилас (Файливрин) вопрошает:

Но разве нет знающего среди нас, кто некогда видел

сего доблестного меж людей [Хурина], дабы родства знаки

распознать и узнать во взоре и стати,

мукой меченых? (1958-1961)

- и после:

Обнаружились в собранье те, кто древле сражался там,

где пал Финвэг в пламени мечном,

а Хурин Талион храбро торил

толпы демонов, темных гламхот (1974-1977)

и они говорят, что в Турине "лик отца его вновь на земле явился". У строк 1974-1975 отец приписал на полях "Не так". Этот комментарий относится к идее, будто в Нарготронде было много гномов, которые сражались в Битве Бессчетных Слез (см. стр. 84-85); согласно же более поздней истории, из Нарготронда мало кто отправился на Нирнаэт, и из этого небольшого отряда не вернулся никто, если не считать самого Флиндинга/Гвиндора.

В "Сильмариллионе" (стр. 210) не говорится, что Турин - вылитый отец, напротив, сказано, что "он был поистине сын Морвэн Элэдвэн: с темными волосами и бледной кожей, сероглазый". Ср. также с "Нарн" (стр. 161), где Турин говорит Арминасу так: "Но не стыжусь я того, что волосы у меня черные, а не золотые. Ибо я не первый из сынов, кто похож на мать". О самом Хурине там же сказано, что он был "ростом ниже других людей своего племени - этим он вышел в родичей матери, - всем же прочим был он подобен своему деду Хадору: белокожий, златовласый, могучий телом и пылкий духом" ("Нарн", стр. 57).Однако Турин уже в "Лэ" "подросток черновласый из разгромленного племени" (417), а во втором варианте поэмы и у Хурина темные волосы (стр. 97, строка 88).

На пиру в честь Флиндинга и Турина, устроенном в доме Фуилина, отца Флиндинга, в глубине лесов на склонах Охотничьих Нагорий (1989-1992), Фуилин наполняет медом великолепную старинную серебряную чашу, принесенную из Валинора:

{стр. 93}

в счастии созданный пронесли сей фиал,

в беде сберегли с надеждою гаснущей,

когда от минувшей мудрости мало осталось. (2038-2040)

Именно о таких сокровищах, как эта чаша, украшенная резными изображениями "народа фэери поры полуденной // Королевств Блаженных", Двух Древ и башни Инга на холме Кор, думал отец, когда писал о сокровищах, которые Финрод Фэлагунд принес из Валинора ("Сильмариллион", стр. 114); "утешение и бремя в пути" (там же, стр. 85).

Это первое упоминание о башне Инга (Ингвэ, см. стр. 28), воздвигнутой в городе эльфов, что

бледной иглой проколола сумрак,

а ее хрустальный светильник отбрасывал ярко

тонкую дорожку на Моря Тени. (2033-2035)

Точно так же впоследствии свет серебряного светильника Миндон Эльдалиэва "глубоко проникал в туманы морей" ("Сильмариллион", стр. 59).

Согласно текстам "А" и "В", в строках 2030-2032 холм, на котором расположен город эльфов, изображенный на чаше Фуилина, назывется Тун, и он коронован белостенным градом по имени Кор, что является аномалией, посколько название "Тун" уже было отдано городу (см. II. 292) и в "Наброске мифологии", а также в "Сильмариллионе" 1930-го года холм называется Кор, а город - Тун. В тексте "C", однако, эти строки были изменены, и город называется Тун (стр. 82).

Подробный рассказ об отношениях Турина и Финдуилас, которым обрывается поэма, является указанием на большой масштаб планируемой работы: если судить только по тому, сколько эпизодов лежало впереди (падение Нарготронла, дракон, утрата Финдуилас, путешествие Турина в Дор-ломин, Морвэн и Ниэнор в Дориате и их путешествие в Нарготронд, зачаровывание Ниэнор драконом, Турин и Ниэноар среди Лесного народа, появление и гибель дракона, смерть Ниэнор и Турина), в поэме должно было быть еще несколько тысяч строк.

Остается осветить несколько отдильных моментов. Здесь впервые возникает название "Эсгалдуин", но форма в "А" и "В", каким он был напечатан изначально, - "Эсгадуин". В тексте "С" - "Эсгалдуин".

В строках 2088-2094 Луна предстает как корабль - Серебрянная Ладья с мачтой, трюмом и снастями, отплывающая от причалов на краю земли; однако эта образность никак не пересекается с описанием Корабля Луны в "Сказании о Солнце и Луне" (I.192-193).

Улмо теперь зовется Ильмир (впервые это имя возникает в тексте "В" в поправке к строке 1469, однако дальше и в "А" и в "В" оно написано с самого начала); в "Наброске" он сначала представлен как Улмо (Ильмир), а потом зовется Ильмир, что заставляет остановиться на мысли, что Ильмир является гномской формой его имени (в словаре языка гномов его имя было Гулма, I. 270). Также он зовется Житель Глуби в строке

{стр. 94}

1565 - как и в позднейшем "Туоре" ("Неоконченные предания", стр. 22, 28). Флиндинг упоминает о посланиях Улмо, что слышатся в водах Иврина, и говорит, что Улмо "один помнит в Пределах Радости // нужды гномов" (1531 и далее); ср. со "Сказанием", II. 77.

Напоследок можно упомянуть о словах, которые Турин произносит над Бэлэгом во время похорон (1408-1411). Турин говорит о том, что Бэлэг станет жить в Валиноре, в чертогах богов, но не упоминает о времени "ожидания", ср. со строками 1283-1284, 1696-1697.

Комментарии: 4, последний от 13/08/2011. © Copyright Анариэль Ровэн (перевод: Анариэль Ровэн) (svetlanataskaeva@yandex.ru) Размещен: 10/05/2009, изменен: 08/06/2018. 99k. Статистика. Поэма: Переводы История Средиземья, 3 том - Лэ Бэлэрианда: переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Перевод "Файливрин" - 3 части первого варианта поэмы Дж.Р.Р.Толкина "Лэ о детях Хурина", примечаний и комментариев К.Толкина. Скачать файл в пдф.

Анариэль Ровэн : другие произведения.

Часть iii "Файливрин" поэмы "Лэ о детях Хурина" (вариант I)