Герои: Софу Ди, Новый Ди, Лекс (Алекс) Рейтинг: PG
Жанр: а какой жанр у манги ПСоХ?
Примечание: продолжение серии про Лекса и Софу Ди.
"Гра-а-аф!" с нотками отчаяния в голосе в очередной раз крикнул Алекс, тоскливо вглядываясь вглубь магазинчика, где почти что час назад скрылся китаец. "Гра-а-аф Ди-и-и! Мы опа-а-аздываем! Уже на час! Где вы? Ау-у-у..."
"Ну-ну..." эхом откликнулся Виктор, разлегшийся на кушетке с бокалом рубиново-красного вина из личных запасов графа (естественно, взятого оттуда без всякого ведома и разрешения хозяина), и насмешливо следящий за нетерпеливо меряющим широкими шагами гостиную Лексом. "Я же предупредил, что раньше, чем через час, он не соберется. И это еще если тебе кру-у-упно повезет. А так... советую ехать без него. Проучи Ди один раз, и в будущем он будет собираться всего за сорок минут вместо обещанных десяти, а не за час..."
Журналист несколько злобно посмотрел на с довольной улыбкой смакующего напиток брюнета, явно наслаждающегося представлением. Ндя, теперь понятно, почему в магазине нет телевизора: зачем тратиться, если тут постоянно такая развлекуха?
"Если я уйду, он на меня обидеться. А я итак даже не попросил у него прощения за прошлый раз..."
"Милый мальчик," Лекса передернуло, а дракон заулыбался еще шире, "милый мальчик, граф постоянно на что-то обижается. Это, можно сказать, почти что его состояние души. Если он не осуждает человеческий род, не ест сладкое, или не изрекает высокоморальные нравоучения, он обижается. Будешь просить прощение каждый раз - разоришься. Столько сладкого нет во всем Париже".
"И что же вы предлагаете? Не каждый же раз меня будет спасать мантихора..." Алекс даже перестал осуществлять свое броуновское движение по комнате и остановился перед Виктором, который как бы неохотно поднял на него глаза от бокала, при этом правда не упустив возможности пробежать взглядом по великолепной фигуре склонившегося над ним юноши. Из его положения открывалась ТАКАЯ перспектива...
"Спасать?! Странное же у тебя представление о спасении... Ну, надо сделать так, чтобы Ди, так сказать, потерял свое моральное превосходство над тобой..." задумчиво произнес мужчина, опять вернувшись к созерцанию своего вина, но при этом все же продолжая краешком глаза наблюдать за молодым человеком.
"Это не ответ. Может, вы все же скажите, как?"
"Хм... хороший вопрос... Постой-ка... Кажется, мне кое-что пришло в голову... А не сказать ли тебе... правду?"
Выражение лица Алекса, до этого раздраженно-заинтересованное, мгновенно сменилось маской холодного недоумения, и он нарочито спокойным тоном сказал,
"Правду? Какую правду? Я не понимаю, о чем вы..." договорить он не успел. Одно неуловимо быстрое движение, и Алекс оказался прижатым к спинке кушетки, со склонившимся над ним брюнетом, который растерял все свое обычное забавляющееся равнодушие, и теперь выглядел очень и очень разозленным.
"Слушай, не надо строить из себя святую невинность, а? Если граф в упор не хочет видеть очевидное, его право, ками это вообще очень хорошо удается... но не надо держать и меня за дурака. Я, прости, конечно, все же дракон, и близорукостью не страдаю. Как и тупостью. И знаешь, что я тебе скажу? Мне все это начинает очень и очень не нравиться. Ди, без всякого сомнения, не идеален, далеко от этого, но он все же мой друг. И я никому не позволю дурить ему голову и играть на его чувствах. Так что..."
Светло-голубые глаза Алекса, казалось, еще посветлели и приобрели оттенок холодной стали, гневно сверкающей на солнце. Мелькнула рука, и не успевший опомниться Виктор отлетел на несколько шагов, врезавшись в столик. Фарфоровый сервиз с жалобным звоном покатился по полу, а мужчина с изумлением провел рукой по губам и уставился на алые капельки крови, оставшиеся на пальцах. Лекс же, так и не встав с кушетки, принял сидячее положение и сквозь зубы прошипел,
"Да какое ты имеешь право меня осуждать? Будь я действительно человеком, разве граф с тем же успехом не играл бы с моими чувствами? Разве через полгода, год, ну, в крайнем случае, два, он не сбежал бы в неизвестном направлении, оставив меня биться в агонии от незаживающих ран на душе, которые не смог бы залечить никто другой, кроме него самого? Потому что никто и ничто на свете не сравниться с магической красотой и обаянием ками? Я не прав? Они не так обычно поступают? И, к твоему сведению, я сейчас действительно почти что просто человек, только понимающий чуть-чуть побольше, потому что даже отказавшись от своей силы, я не разучился видеть!"
Гнев Алекса остыл так же быстро, как и вспыхнул. Плечи опустились, глаза погасли, и он устало провел рукой по и без того взъерошенным волосам. Потом тихо и как-то безнадежно заговорил,
"Я действительно не хочу ему ничего плохого, Виктор. Я не играю, не притворяюсь, не строю коварных планов. Наша встреча и на самом деле была случайностью, а когда я понял, с кем имею дело... Я уже не мог остановиться. Все говорил себе: нет, это последний мой визит, сейчас я попрощаюсь, а завтра же поеду дальше, прочь, прочь из Парижа... И не мог. Все откладывал, на день, на два, на неделю... Вот и дождался..."
"Дождался?" переспросил дракон. Его злость тоже испарилась, и он, не поднимаясь с пола, удобно сел по-турецки, с любопытством и даже каким-то пониманием глядя на молодого человека перед собой.
"Да... Моя сестра здесь". Лицо он теперь спрятал в ладонях, и так и сидел, съежившись на кушетке.
"У-у-у... Мои соболезнования... Я... могу задать тебе один вопрос?"
Алекс приподнял голову и подозрительно сощурился на брюнета,
"Можешь. Но я не обещаю, что на него отвечу".
"Почему ты так не хочешь вернуться? Разве уже раз почувствовав вкус силы, тебя не тянет попробовать его вновь? Почему ты так яростно отказываешься от того, что принадлежит тебе по-праву? Неужели это так плохо?"
Человек на кушетке глубоко задумался, но Виктор не торопил его с ответом, с удовольствием следя за игрой неверного света лампы на его блестящих волосах, золотистой коже и в почти прозрачных глазах, сейчас задумчиво созерцающих что-то в неведомых даже дракону далях. Через пару минут Лекс все-таки нарушил тишину.
"Это... не я. Эта сила... Она делает меня другим, совсем, совсем другим. Я думаю иначе, поступаю иначе, начинаю видеть вещи по-другому... А я не хочу. Не хочу потерять самого себя, таким, каким я являюсь сейчас. Это моя жизнь, и я хочу прожить ее по-своему, пусть и человеком".
Виктор понимающе кивнул,
"Ндя, ясно... Сила она всегда сила, и чем она больше, тем своевольнее, непредсказуемее ее порывы... Но ты ведь понимаешь, что твое прошлое, твоя сестра, твой народ не оставят тебя в покое? И, скорее всего, тебе в конце концов придется сдаться? Только не начинай кричать и возмущаться, ты и сам понимаешь, что выстоять практически нереально..."
Лекс упрямо сверкнул глазами,
"Понимаю. Но я постараюсь отхватить себе столько времени, сколько смогу".
Дракон еще раз кивнул, а потом внимательно посмотрел на человека,
"А как же Ди? Что ты планируешь в отношении него?"
Алекс смутился, но потом обреченно вздохнул и ответил,
"По своей воли, таким, какой я сейчас, я его никогда, ни за что не брошу... Это уже выше моих сил... Но если все измениться... Если Я изменюсь... Я не знаю. Я не знаю, что буду тогда думать, чувствовать, как поступать... Скорее всего..."
Договорить ему не дал предмет их разговора, наконец-то возникший в дверях. У обоих мужчин все серьезные, да, если на то пошло, вообще всякие мысли тут же вылетели из головы. Они могла только ошеломленно пялиться на возникшее перед ними видение.
Одежда Ди всегда была идеально подобрана так, чтобы подчеркивать его тонкую красоту, дополняя и оттеняя ее. Но сегодня... сегодня он превзошел самого себя. Его чеонгсам был золотым, в буквальном смысле этого слова. Но это была не просто золотая ткань, это была вышивка, подобной которой люди, наверное, не видели со времен великих китайских императоров прошлого. На материи, бесконечно тонкой и легкой, золотым пламенем цвели невиданные цветы, огненными сполохами переливались дивные птицы, солнечными отсветами щеголяли невероятные звери. При этом, стоило Ди шевельнутся, они все оживали: цветы распускались и росли, птицы порхали и парили, звери легко скользили или грациозно прыгали. И, благодаря неведомому Великому, с большой буквы, Мастеру, сотворившему это чудо, сияющее золото не слепило глаза и не вызывало раздражения своей неумеренностью, потому что невероятным образом в это сверкающее великолепие драгоценного металла были вплетены шелковые нити других цветов, которые то тут, то там отвлекали на себя внимание зрителя: вот крадется иссиня-черная пантера; вот склоняет изящную головку белый, как миг перед рождением мира, лотос; вот алая птица неведомой породы взлетает куда-то ввысь... И каждый всполох золота отражался в невероятных глазах Ди, заставляя их гореть невиданным огнем; и каждый цвет, возникающий будто из ничто и через мгновение в этом же ничто погружающийся, подчеркивали цвет кожи, волос и губ этого неземного создания.
Алекс тихо сполз с кушетки на пол, где и примостился с таким видом, как будто его ударили чем-то тяжелым по голове. Виктору сползать было некуда, но выражение лица у него было совершенно идентично выражению блондина. Они бы, наверное, так и просидели там еще неизвестное количество времени, но тут граф заметил хаос, царящий вокруг: перевернутый столик, валяющиеся тут и там фарфоровые чашечки и осколки, оставшиеся от заварочного чайника, живописной лужицей блестящие на полу. Удовлетворенно-самодовольная улыбка тут же исчезла с его лица, и он голосом, заслышав которой прятались даже самые храбрые и дикие существа в магазинчике, поинтересовался,
"Не могли бы вы мне объяснить, каким образом мой любимый фарфоровый чайник оказался в столь плачевном состоянии?"
Слова (а в особенности их тон) графа подействовали на мужчин как арктический холод на африканского туземца: они оба мигом вскочили, все их мысли прояснились, и они несколько виновато переглянулись. Потом Алекс вздохнул и с самым несчастным видом, который только мог изобразить, заговорил,
"Боюсь, что это моя вина, граф. Мы с Виктором немного...э-э-э... не сошлись во мнениях, и я... хм... погорячился..."
"Погорячился, это так теперь называется?! Да ты мне в морду заехал!" с немного наигранным негодованием воскликнул дракон, пытаясь выглядеть оскорбленным в лучших чувствах. Так как на его губах предательски расплывалась довольная ухмылка, это ему не очень удавалось.
Ди оценивающим взглядом посмотрел сначала на Алекса, потом на Виктора, потом на начинающий припухать фингал на лице последнего, и внезапно одарил уже немного нервничающего блондина ослепительной улыбкой.
"Ох, да ничего страшного, дорогой Алекс! Я, в общем-то, и не очень любил этот чайник... Он такой старый, что уже давно успел мне мне надоесть. Надо периодически вносить разнообразие в нашу жизнь, не так ли? Завтра мы вместе съездим, и подберем что-нибудь новенькое. А насчет беспорядка не беспокойтесь: раз Виктор остается в магазине, он тут и приберется. Ему ведь все время скучно - а тут такая возможность развлечься..."
Дракон даже не нашелся, что на это ответить: так и остался стоять, хватая ртом воздух. А Ди между тем приблизился к Лексу, еще более обворожительно ему улыбнулся, и буквально пропел,
"А нам ведь пора, правда Алекс? Кажется, мы даже немного опаздываем..."
Тут его взгляд упал на откатившуюся в сторону бутылку стащенного Виктором вина. Брюнет, который, несмотря на все свое "искренное" возмущение, не упускал возможности полюбоваться на графа, мгновенно понял по изменившемуся выражению лица ками, ЧТО он увидел. Надо сказать, реакция у него была отличная...
Прежде, чем Ди успел озвучить свои мысли, а Алекс понять, в чем, собственно, дело, Виктор буквально схватил их обоих за шиворот и в мгновение ока выволок из магазина к уже два часа ожидающему их заказанному китайцем лимузину. Открыв дверцу и втолкнув внутрь машины сначала тихо ойкнувшего ками, а потом слабо сопротивляющегося журналиста, он преувеличенно бодро крикнул что-то вроде,"Да-да, вы уже ОЧЕНЬ опаздываете, вам надо поторопиться, желаю хорошо провести вечер, чао," приказал ошеломленному водителю гнать, что есть мочи, и шумно захлопнул дверь. Машина тут же рванула с места и через секунду уже скрылась за поворотом.
Облегченно вздохнув, Виктор вернулся в помещение, плюхнулся на кушетку и пробормотал,
"Пронесло..."
Потом он, уже с обычной своей шкодливо-забавляющейся улыбкой на лице, сладко потянулся и, подумав пару мгновений, поднял с пола многострадальную бутылку и валяющийся рядом бокал.
"Ну, не пропадать же добру..."
...
Вечер, на который так торопился бедный Алекс, был ежегодной сходкой журналистов, на которую приглашались лишь самые успешные или перспективные представители этой профессии. Он не афишировался: сами присутствующие, естественно, ничего и никогда о нем не писали, а те, кто оставался за бортом, не могли этого сделать по причине, соответственно, отсутствия. Так что никто, кроме самих журналистов, о ней не знал.
Но это совсем не означало, что это была какая-то третьесортная вечеринка. О, нет, совсем нет. Прием устраивался в доме одного из самых известных меценатов Парижа, который, давно смирившись с отсутствием у себя писательского таланта, нашел своей творческой жилке иное применение: он выискивал молодых, подающих надежды журналистов, вынужденных прозябать в маленьких газетенках, и спонсировал их продвижение наверх. Таким образом, получить приглашение на его ежегодный праздник было огромной честью, означающей, что на тебя обратили внимание и, возможно, скоро ты сможешь оказаться на вершине журналистского Олимпа.
Конечно, кроме неуверенно озирающихся по сторонам молодых людей в явно взятых на прокат смокингах, здесь присутствовали и птицы совсем другого полета: мужчины, элегантные, одетые в сшитые на заказ у самых известных модельеров костюмах; и женщины, в платьях, которые можно увидеть лишь на подиумах в первый день показа, и таком количестве драгоценностей, что ими легко можно было нарядить пару десятков рождественских елок. Это были те, кому уже не надо было бороться за место под солнцем, чьи имена знали по всему миру, те, которым теперь принадлежало право судить и миловать своих менее известных и успешных коллег.
Поэтому-то Алекс так и нервничал, стремясь побыстрее попасть на этот праздник жизни: он отлично знал, что каждое сказанное здесь слово, каждый брошенный вскользь взгляд может означать взлет или падение его так недавно начавшейся карьеры. А опоздание на два часа - совсем не то начало, которое он планировал для этого вечера.
Хотя... С ним был граф, и косясь на этот вызов даже самому богатому воображению, поднимающийся с ним по лестнице, Лекс был почти уверен, что это того стоило. Рядом с таким спутником он вряд ли останется незамеченным, а зная обаяние и ум Ди, Нортон был уверен, что тот сможет очаровать всех здесь присутствующих.
...
Надо сказать, надежды Алекса полностью оправдались. С той секунды, как они показались в дверях, граф тут же оказался в центре внимания. Кто бы в этом сомневался... Ну, и обаятельный блондин, который привел это божественное создание на банкет, тоже не остался в стороне.
Сейчас, по прошествию нескольких часов, они наконец-то сумели отделаться от наплыва желающих с ними пообщаться, и тихо стояли в самом углу зала, отдыхая от бесконечной легкой, ни к чему не обязывающей беседы с сильными мира сего, по ощущению похожей на балансирование на тонкой нитке над бездонной пропастью. Граф выглядел одновременно и довольно-польщенным, и слегка раздраженным. Причину своего неудовольствия он тут же не примянул высказать Лексу,
"Господин журналист, поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что когда вы приглашали меня на это мероприятие, вы говорили о "приятном вечере", "танцах", "изысканной закуске", а не о том, что я должен работать вашим, как это сейчас называется? PR-агентом, вот. Если честно, то я надеялся провести с вами время в более... интимной обстановке, разговаривая с вами об интересных вещах, а не поддакивая этим расфуфыренным тупицам".
Ди обиженно поджал губы, а Алекс виновато потупился. Если быть честным, его друг был абсолютно прав - молодой человек действительно сознательно воспользовался талантами китайца, чтобы произвести впечатление на публику и привлечь к себе внимание. Что поделаешь, надо извиняться...
"Вы правы граф, я действительно преследовал свои интересы, приглашая вас на этот вечер. Но меня оправдывают два факта: во-первых, если бы не вы, я бы давно уже давно сбежал с громким криком, или утопился бы в во-о-н том фонтанчике. Вы - единственный человек на земле, который способен сделать такое скучное времяпрепровождение терпимым и даже интересным... А во-вторых... я даже в своих самых невероятных фантазиях не мог предположить, что вы будете настолько бесподобно выглядеть! Ни у кого просто нет шансам устоять перед вами, поэтому все эти люди к нам и липнут!"
На щеках графа заиграл легкий румянец, и он снова засиял своей обычной улыбкой, которая, впрочем, была обычной только для Лекса. Из других живых существ видеть ее доводилось только Виктору и одному юному китайцу, находящемуся в это время в Японии. Да и то в последнее время редко.
Хотя в эту секунду нашелся еще один человек, который смог ее оценить...
"Дорогой братец, как я рада тебя видеть! О, и неужели это и есть тот самый граф Ди, о котором я столько слышала?!"
Оба мужчины повернулись на голос, но с совершенно разными выражениями на лицах. Граф - с любопытством и удивлением, а Лекс - как будто ему только что выстрелили в спину, и он хочет в последний миг своей жизни взглянуть в глаза совершившему этот подлый поступок.
...
Мари Нортон, без всякого сомнения, была сегодня второй звездой на этой вечеринке. Хотя она, конечно, не согласилась бы с этим мнением... Во всяком случае, мужских взглядов она притягивала ничуть не меньше, а, возможно, даже и больше, чем граф.
Алое шелковое платье, облегающее настолько, что не оставалось никакого простора воображению, было, тем не менее, совершенно закрытым. Длинные рукава, высокий воротник, подол, доходящий до пола... Этот крик цвета мог бы выглядеть вульгарным, но, как и у графа, неведомому мастеру удалось этого избежать. Платье являлось воистину произведением искусства. Ни один из современных модельеров, чьи имена в наши дни у всех на устах, не сумел бы добиться такой гармонии, пропорциональности и удивительной элегантности в этом, казалось бы, вызывающем вечернем туалете. На идеальной фигуре девушки он смотрелся бесподобно. А цвет, как и у Ди, был призван подчеркнуть ее природные достоинства.
Волосы того же кроваво-алого оттенка, что и шелк, были уложены в высокую, но как будто небрежную прическу, из которой выбивались несколько непослушных прядей, сбегающих на высокий белоснежный лоб женщины. Зеленые глаза от такого обрамления сияли еще ярче, кожа буквально светилась, нежный румянец полностью гармонировал со всем этим великолепием. Губы, накрашенные помадой в тон туалету и кудрям, изгибались в той высокомерно-презрительно-довольной усмешке, которую так часто можно увидеть на лицах признанных красавец мира. Некоторые назвали бы ее стервозной. Зная сестру, Алекс мог бы подтвердить, что они не ошиблись.
"Ну же Лу...Лекс, милый, представь же меня своему... другу..."
Молодой человек едва сумел скрыть раздражение, когда его сестра сначала намеренно запнулась на его имени, а потом еще и произнесла слово "друг" таким тоном, которым обычно говорят о ком угодно, но только не о друге.
Но делать было нечего: сбежать от Мари, когда она уже завидела добычу, невозможно, оставалось только надеяться, что удастся от нее побыстрее отделаться.
"Граф Ди, позвольте мне представить мою сестру, Мари Нортон. Мари, это мой хороший друг, граф Ди".
Китаец церемонно поклонился, не переставая, впрочем, с изумленным интересом разглядывать стоящую перед ним женщину. Она же соизволила только слегка кивнуть и благосклонно улыбнуться. Лекс сжал зубы, чтобы не сказать ничего лишнего, и сосчитал до десяти.
"О, как я рада, что вас здесь повстречала! Это такой приятный сюрприз!" продолжала щебетать Мари с абсолютно невинным выражением на лице. Поскольку Лекс это ее выражение знал слишком хорошо, то у него не оставалось сомнений в том, что его сестрица оказалась здесь отнюдь не случайно. Черт, черт и еще раз черт.
"Правда?" вежливо поинтересовался граф, но прежде, чем он успел добавить еще что-нибудь, женщина с энтузиазмом выпалила,
"Да, да, конечно! Лекс так тепло о вас отзывался! Говорил, что вы такой умный, у вас потрясающее чувство юмора, великолепный вкус, бездна талантов... Ну, и что вы сказочно красивы, тоже... Если честно, я думала, что он несколько преувеличивает - ну, знаете, все журналисты к этому склонны - но теперь убедилась сама, что он был абсолютно прав!"
Алекс был готов провалиться сквозь землю. И главное, мерзавка все так подстроила, что и не возразишь - если начать все отрицать: "Я такого не говорил!" и так далее, граф смертельно обидится, и тогда точно можно будет удавиться... Так что Нортон решил смириться со своей участью и храбро поднял глаза на своего спутника. И не зря. Ками выглядел стра-а-ашно довольным, на его щеках появился румянец, глаза засияли еще ярче, и он кинул благосклонный взгляд на молодого человека. Журналист покраснел. Ндя, надо запомнить на будущее, что можно, в общем-то, особенно и не изощряться в комплиментах: на Ди и грубая лесть действует не хуже.
Граф, между тем, смотрел на Мари уже совсем благосклонно. До молодого человека начало доходить, что скоро они отсюда теперь не уйдут.
"Как жаль, что мы с вами раньше не были знакомы, мадемуазель Мари... Алекс, это ваша вина!" недовольный взгляд в сторону притихшего журналиста.
От неловких оправданий его спасла, как ни странно, именно сестра.
"Ну, не надо обвинять бедного Лекса! Он не мог нас познакомить просто потому, что меня не была во Франции, я все время жила дома, на родине!"
"На родине?" в голосе графа прозвучало удивление. "Но... Алекс, я думал, что вы француз..."
Мари опять не дала ему вставить ни слова. Она весело (слишком весело!) рассмеялась, и объяснила,
"Что вы, что вы, граф! Хотя это и комплимент, наверное... Но нет, мы совсем-совсем не французы. Мы, вообще-то, из Ирландии..."
"Ирландии?!" теперь Ди был действительно поражен. Он оглядел сначала Мари, а потом Алекса с ног до головы, а потом недоверчиво хмыкнул.
"Нет, не может быть... Вы, мадемуазель Мари, еще ладно: цвет волос, во всяком случае, подходит... Но Алекс?! Не может быть... И внешность, и манеры, и произношение, и поведение..."
"А Лекс вообще очень легко ассимилируется... Опыт у него... богатый. И у него природный дар к языкам!"
Блондину ничего не оставалось, как согласно кивнуть головой и выдавить слабую улыбку. Он уже понял, куда клонит его сестра, но никак не мог придумать, как перевести разговор в другое русло.
"Но..." растерянно начал китаец, "но... хм... а почему вы не живете на родине? Почему переехали во Францию?" он теперь стоял, переводя взгляд с довольно, даже можно сказать, хищно улыбающейся Мари на мрачного, старательно отводящего глаза Алекса. Услышав последний вопрос, юноша едва слышно чертыхнулся и уже было начал что-то говорить, но его опять беспощадно перебили.
"А вы спросите об этом у Лекса... Я то вообще не представляю себе ничего лучше, чем жизнь дома, на родной земле, в окружении родных и близких... А вот брат... Ну ладно, если бы он был просто десятым сыном троюродного дяди, так сказать! Но он ведь наследник! Он - глава семьи! И после смерти отца, он просто сбежал! Не захотел, видите ли, отказываться от свободы! Бросил всех нас на произвол судьбы, и теперь все наши дела, дела нашего рода, пришли, мягко говоря, в упадок, потому что все, кто имеет более-менее законное право на наследство, передрались, и тянут каждый в свою сторону! Не дай Бог, еще до кровопролития дойдет! И все из-за того, что мой милый братец боится принять на себя ответственность!"
Граф смотрел теперь только на Нортона. И с каждой секундой его глаза становились все более и более холодными. Когда женщина замолчала, он обманчиво мягким голосом поинтересовался,
"Это правда, господин журналист? Вы действительно бросили свою семью?"
Тот провел рукой по волосам, отчего несколько золотистых прядей выбились из туго стянутого хвоста. Потом он тихо и устало сказал, уже прекрасно понимая, что сейчас объясниться ему не дадут, и Мари все равно сумеет интерпретировать его слова в свою пользу. Да и что бы он смог сказать в свое оправдания? Не рассказывая всего, он не сможет доказать свою правоту... А для Ди, для любого Ди, нет ничего хуже, чем предательство своего рода и отказ от выполнения долга перед ним...
"Все не так, как вы думаете, граф... Вы не знаете всего..."
"А что он должен знать? Разве то, что я рассказала, не правда? Разве я не приехала сюда, потратив уйму времени только на твои поиски, чтобы уговорить тебя вернуться? Разве я сотню раз не пыталась тебя убедить? Может быть, если у меня это не получается, получиться у графа: он кажется мне человеком, для которого долг перед своим родом не является пустым звуком!"
Она читала его мысли... Не в буквальном смысле, конечно, но они прожили вместе слишком долго, и знали друг друга слишком хорошо... Ди теперь смотрел на него холодно и презрительно: ни малейшего проблеска уже ставших такими привычными теплоты и понимания....
Алекс даже не стал больше пытаться чего-либо говорить: все равно это уже бесполезно. Он молча развернулся и не обращая внимание на удивленный вскрик сестры и молчаливое неодобрение графа, быстро пошел к выходу, расталкивая недовольно оглядывающихся на него небожителей. Теперь ему здесь ничего не светит: остается либо сдаться и вернуться домой, либо продолжить свой нескончаемый бег прочь, прочь от своей судьбы... и надеяться, что череда людских лиц, чужих стран и новых впечатлений сумеет стереть из его памяти так некстати попавшегося у него на пути золотоглазого ками...
...
В магазинчике было тихо. Виктор, развалившись на кушетке, спал, его лицо было исполнено безмятежного спокойствия существа, знающего о совести только понаслышке. Даже звери, казалось, наконец-то прекратили свою бесконечную возню, и теперь их едва слышное сонное дыхание наполняло полутемное пространство таинственного заведения своим убаюкивающим, мирным звуком.
Но... по крайней мере одно существо не спало. Тонкая, изящная, гибкая фигурка неслышно скользнула по гостиной и исчезла за дверью, ведущей вглубь магазина. Все так же бесшумно она преодолела запутанную вязь коридоров, безошибочно выбирая нужное ей направление.
Дверь, перед которой она остановилась, была заперта: навесной замок, старинный, испещренный вязью древних символов порядка и силы, сразу отбивал желание у кого-либо проникнуть внутрь. Но не у пришедшего...
Ключ, раньше висевший на золотой цепочки у графа на шее, но в спешке сборов снятый и позабытый в ворохе одежды, легко вошел в скважину. Повернулся: щелчок, еще щелчок... Бессильно упал на мягкий ковер теперь уже бесполезный кусок металла, и медленно, как бы нехотя распахнулись створки...
Женщина, чье лицо пряталось в тенях, живущих в комнате, обернулась. Фигура, стоящая в дверном проеме и четко выделяющаяся на фоне льющегося из коридора света, застыла, не шевелясь, не двигаясь, как будто боясь... чего-то. Пару секунд обитательница этих покоев изучала ее, а потом тихо хмыкнула и заговорила. Ее голос был настолько прекрасен, что даже у этого незваного визитера защемило в сердце, несмотря на его, казалось бы, полный и врожденный иммунитет к способностям всех тварей, живущих на земле...
"О, вам не стоит опасаться, мой юный повелитель... Вы еще слишком молоды, чтобы мои чары имели на вас действие... Вот лет через... пять, я бы посоветовала вам держаться от меня подальше... А пока вы в безопасности... Но... вас ведь привело сюда что-то? Или... кто-то?"
Кивок, сначала неуверенный, но потом еще один, уже решительный. На пол у ног женщины упал какой-то узелок.
"Это... одежда. Там кровь, тебе должно будет хватить, чтобы найти... его. Мне нужно... но ты ведь знаешь, что мне нужно? Просто следуй своей природе..."
Улыбка изогнула губы женщины, и если бы ее сумел кто-либо увидеть, холодок, смертельный холодок пробежал бы по его спине...
"Да, мой господин. Твоя просьба для меня... наслаждение. Но... я так давно здесь, а вокруг будет столько соблазнов..."
Небрежный взмах рукой.
"Меня не интересует судьба людей. Делай, что посчитаешь нужным. Главное, чтобы он... попал в поле твоего зрения".