Осевое время.

I
В сухом остатке - Родина и смерть.
Песок пустынь, ковыль Саур-Могилы,
Как посмотреть, почти неразличимы,
Когда твой выбор - Родина и смерть.
Когда, мой брат, твой выбор - долг и честь,
Спокойная уверенная сила.
Как ни назвать, а Бог один над миром,
Не попустил безвестно в землю лечь.

II
Как не назвать их всех по именам:
Филипов, Нурбагандов, Прохоренко - 
Богатырей, достойных славы предков.
Я памятник из слов построю вам.
Алпатьев, Гришин, Маслов и Картуз,
Вы - связь времен и сцепка поколений
В том поезде от скифских поселений,
В составе, уходящем на Тартус.

III
Слова скрепляя рифмой по торцам,
Как известково-цементным раствором,
Я ряд за рядом поднимаю в гору
И вместе с кладкой поднимаюсь сам.
Уже видны за Рановой луга,
Поют в теплушках конники Белова,
Стрельцы идут на Астрахань на Волгу
И от Ельца воротит Тамерлан.

IV
В Коломне собираются полки,
Сливаясь, как Москва-река с Окою.
Два князя, два Донских перед тобою,
Потомок благодарный, разгляди.
Боброк Волынский наблюдает строй,
Определяя место для молитвы.
Здесь монастырь поставит  после битвы,
Когда с победой... ежели живой...

V
Смиренный инок, юноша Андрей,
Идет к Москве, взволнованный виденьем,
Как Феофан восходит по ступеням
В "Преображенье", что на Ильине.
Сиянье красок, ликов красота - 
Святые старцы, столпники, Мария
На стенах проступают, как живые,
И в куполе суровый лик Христа.

VI
Игумен Сергий, нас благослови.
Предстань за нас премудрый Епифаний.
В беседе тихой, кроткими словами
Фаворский Свет воочию яви.
Андрею мнится Троица и храм.
Плывут, как бы в тумане исчезая.
Он слова не найдет, не понимает,
И удержать не может ясный план.

VII
"Когда пошел, Господь вам помоги",
Князь проклятый, под гнетом отлученья,
Он княжеское сбросил облаченье,
Он с первых схваток бьется впереди.
Боброк Волынский долгих три часа
Удерживает лучшую дружину.
Уже бояр легло до половины,
И москвичи попятились назад.

VIII
- Теперь пора! Лишь дерн из-под копыт.
И ветер в спину, и стрела в полете.
И копья застучали по пехоте, 
По фряжским броням. И Мамай бежит.
- Руби, Боброк! - Ты, княже, поспевай.
- Держи правее, конные уходят!
- Гони к реке их! Почернев от крови
Пошла Непрядва пеной через край. 

IX
Какое солнце встало над Москвой!
Какое просияло возрожденье!
Руси Великой осевое время,
Где вместе и художник и герой.
Они за Правду, Родину и Честь
Трудились, не боясь ни отлученья,
Ни гибели, ни полного забвенья.
Могилы их неведомы, где есть.

X
И мы оставим робость, и  тотчас
Приступим к первой части, помолясь.

XI
Жизнь долгую герою моему
Судил Господь, когда еще в утробе
Он пережил великий мор в народе,
Родился сиротой. Но, по всему,
Великий князь и дядя Иоанн
Не обижал детей родного брата:
Оставил треть Москвы, в кремле палаты,
А в трети власть и княжескую дань.

XII
Чума косила княжеских детей.
Остался Дмитрий и, за ним, Владимир.
Не оставлял заботами своими
Князей-сирот святитель Алексей.
Воспитывал их вместе с ранних дней.
Товарищи в учебе и проказах,
Они любое дело делать разом,
Как близнецы, привыкли без затей.

XIII
Владимир учен грамоте и знал
Два языка - татарский и литовский.
С Литвою воевал уже подростком,
Там и невесту милую сыскал.
Нашел ее, конечно, Алексей - 
Политика, союзники - бывает.
Но жизнь с Аленой ровная прямая - 
Пример для многих нынешних семей.

XIV
Повсюду рядом (разве, кроме битв):
В поездках по уделу, в горе, счастье.
Когда все это не любовь отчасти,
То мне другой не надобно любви.
И то сказать, похоже, что князья
Своих любили жен, оберегали.
Мы многое теперь не понимаем,
Испиты постмодерном донельзя.

XV
Подстать и жены. Вроде не видны,
Рожали через год, потом кормили,
Воспитывали, нянчили, хранили,
Да ждали милых Лад своих с войны.
Погибнет муж, и "честная вдова"
Вдруг управляет княжеским уделом
Ничуть не хуже. Видно, между делом
Всему так наблатыкалась она.

XVI
Владимир в завещанье отписал
Алене часть удела персонально.
Такого на Москве еще не знали,
А город Лужа вдовьей долей стал.
"Матерая вдова", она в Кремле
Среди бояр, бывало, заседала.
Но и беда ее не оставляла - 
Похоронила всех своих детей.

XVII
Поговорив о странностях любви
Вернемся к своему повествованью.
Владимира мы видим под Рязанью.
Доспех его в грязи, и конь хрипит.
Четвертый конь от тяготы хрипит,
Полки рассеяны в лесах, болотах.
Одни к реке, другие за протоку
Бегут, не понимая где они.

XVIII
Откуда налетает этот рой
Рязанских кметей, жалит, исчезает.
Из леса стрелы страха добавляют.
Бой вятичей, как есть, коварный бой.
Олег Иваныч знатный стратилат.
Учен Боброком. Прямо против князя
Московского не выстоять им сразу,
Но вот поймать внезапно, измотать!

XIX
Владимир мчит по пойме, по кустам.
Разгром. Позор, не столько и побиты,
Сколь разбежались наши московиты,
И нету управления войскам.
До ночи разбежавшихся собрать,
Поставить стену из щитов червленых,
На флангах - кметей... Да какое, к черту,
Сражение тут правильное дать.

XX
Давно ли сам вот так же из засад
Громил тумен разбойный Тохтамыша,
И гнал к Москве. И, видно, так уж вышло,
Бежал с Москвы трусливо супостат.
Давно ли сам, упрямый, молодой,
Командуя боярами Олега,
Громил Мамая, почернев от гнева,
От горя по погибшим за рекой.

XXI
Что погибали, стоя на костях.
Сражались, гибли...и не отходили.
Боброк все ждал, все медлил - или-или - 
Пока не пал великокняжий стяг.
Тогда всю боль вложил он в свой удар.
И как одно соборное звучанье -
Рязанцы, москвичи, серпуховчане - 
Над полем Куликовым крик "ура".

XXII
Знакомый кметь за Доном у костра
Бубнит, тихонько шевеля губами,
Не видя никого. "Будь здрав, боярин" - 
Подсел Владимир - "выдюжил вчера"?
"Запомнят, князь, теперь тебя в веках" -
Лукаво улыбается Софоний.
Сейчас чернец, рязанский... Сколько крови
Напрасно льется в русских городах.

XXIII
Всегда в походах, вечно на коне
Учился князь, не зная поражений,
Готовясь к своему предназначенью,
Вассал примерный в мире и войне.
Война с Литвой - обычный ход вещей,
Семейные наследственные дрязги.
Не то Ливонский орден, враг отвязный;
Упертый, окончательный Кощей. 

XXIV
Ходил на Тверь, среди князей иных
Творил и разоренье и осаду.
Так поделом, сожженный Дмитров "брату
Молодшему" он не забыл. Один
Хозяин должен править на Руси.
Вот после разоренья Тохтамыша
"Великие" забегали, как мыши.
Глядь, а ярмо на шее вновь висит.

XXV
В дни тишины он строил свой удел.
Поднялся кремль дубовый над Окою.
Он старый Боровск укрепил стеною,
Да строить храмы строго повелел.
После татар на землях родовых
В Москве воздвиг он каменны палаты.
Сам Феофан в умеренную плату
Распишет стены видами Москвы.

XXVI
Однажды, объезжая свой удел,
Уже обременен обильной данью,
Он в Радонеж заехал с подаяньем,
Где бедствующих иноков узрел.
С тех пор он часто посылал припас,
Сам приезжал к святому за беседой.
Не по душе ему война с соседом,
Прав преподобный, прав который раз...

XXVII
Олег не стал преследовать войска.
Собрал Владимир только за Окою
Свои полки, пригодные для боя,
Прикрыл Коломну, к Дмитрию послал.
Он проиграл: у княжества нет сил
С недавнего татарского погрома,
Олег гневлив, потребует Коломну,
А там затеет распрю Михаил.

XXVIII
Но, видно, так вела его судьба,
Единственное в жизни пораженье
Открыло путь разумному движенью
Победой общей стало из стыда.
Олег, осилив, мира не давал.
Князь Митрий, одолев свою гордыню,
Послал за преподобным; и отныне
Он клятву помнить твердо обещал.

XXIX
Услышал Сергий искренность в словах,
Благословил, немедленно собрался,
И, помолясь, с Олегом повстречался,
И усмирил Олега буйный нрав.
Он видел горечь, а не гневный пыл,
Досаду и тоску непониманья.
В беседе тихой, кроткими словами
Гнев праведный Олега укротил.

XXX
И заключили "вечный мир" князей,
И Федора женили на Софии,
Сплетеньем двух династий осадили
Бояр, охочих до чужих земель.
И тот князьями утвержденный ряд
Ни дети их, ни внуки не нарушат.
Русь укрепится тем единодушьем
И устоит средь будущих неправд.

XXXI
Пока Великий князь жив и здоров,
По всей земле покой и изобилье
Оглянемся, что предки сотворили,
Что нам осталось с древних тех веков.
Какие князь Владимир города
Построил, обиходил и украсил,
И не был ли сей труд его напрасен,
Что нам пошло на пользу и когда.

XXXII
Во-первых, Ярославец. Кто ни то
Не слышал город Малоярославец?
Спроси китайца, скажет и китаец:
Утратил волю здесь Наполеон.
Он вел в Калугу квелые войска,
К складам российской армии, припасам,
Но здесь уперся в русское упрямство.
Ушел от битвы воин в первый раз.

XXXIII
Вот Серпухов, он дважды с карты стерт
В набегах Тохтамыша, Едигея.
В двадцатом веке, прямо в наше время
Он стал щитом от гитлеровских орд.
А Лавра, где когда-то князь спасал
В пустыне голодающих монахов?
Во время смуты, мора, глада, мрака
Кто помощь нам и веру подавал?!

XXXIV
Мы отвлеклись, а в этот самый час
Князь Дмитрий осознал недомоганье.
И закачалась почва под ногами
У князя и у княжества зараз. 
Пора и о душе. Митрополит
Алексий завещал им жить по-братски,
Но лествичного права отказаться.
Он должен поступить, как жизнь велит.

XXXV
По старине, как есть, наследный принц - 
Владимир Храбрый, лишь за ним Василий.
И вот уже в мечтах серпуховские
Бояре разом в думу собрались.
Великий князь бояр тех похватал.
Да присягать Василию заставил
Бояр московских. Может против правил,
Но к их же пользе был такой финал.

XXXVI
Владимир медлил, долго не решал.
А как решить, когда и днем и ночью
Жена червем сомненья душу точит.
Он добрый, так и добрые грешат.
"О детях ты подумал, ладо мой?
Не хочешь распри? Помнишь Алексея?
Так расспроси князей тех безземельных
Как добрели до участи такой".

XXXVII
"Хоть твой Боброк, добро, что княжий зять,
А кто он есть без княжего кормленья?
Сегодня в думе, завтра в богадельне.
А дети - байстрюки, ни дать, ни взять".
И ведь права, что скажешь ей в ответ?
Что не обидит княжичей Василий?
А Васькин сын? А Юрий со своими?
Теперь он в очередность, или нет?

XXXVIII
Владимир медлил. Только старший брат
Вдруг начал прибирать его уделы,
Бояр неволить. Тут уж не стерпел он, 
Собрал дружину, малый свой отряд,
И стал искать союзников. Литва,
Рязань и Тверь, понятно, отпадали.
Ордынцы? Эти только и мечтали
Пожечь, прижать. Да он не Калита.

XXXIX
Он был из тех, что изменили мир,
Что создавали новую эпоху.
И в этом мире лучше скоморохом,
Чем князем, посаженным из орды.
И в этом мире он навряд найдет
Поддержку против Митькиного дела,
Он сам его поддерживал всецело,
Теперь своя дружина не поймет.

XL
И он поехал, зол на целый свет,
Каким бывает только добродушный,
Открытый человек, всегда послушный,
Когда он должен выговорить "нет".
Он  отстоял бояр и города,
И треть Москвы. Благоволенье в братьях.
Лишь очередь наследную утратил,
От власти отказался навсегда.

XLI
Пожалуй, и не знали два Донских,
Что нынче государство учреждали.
Поплакали, проказы вспоминая.
Простились. Без свидетелей. Одни.
Прошли года в тревогах и трудах:
Москву готовил к битве с Тамерланом,
Встречал икону миром, строил храмы,
Не забывая Страшного Суда.

XLII
На стенах осажденного кремля
Под стрелами нукеров Едигея
Он вряд ли думал про былое время.
Верней, о том, что ноги вот болят.
Что он стареет, даром не пройдет
Хожденье по московским заборолам.
Что не полезно надрывать так горло,
Скликая растерявшийся народ.

XLIII
А, может быть, о том, что князь Боброк,
Его соперник вечный и учитель,
Теперь в тепле. Тиха его обитель -
В монастыре свой доживает срок.
Смирился и утешился старик,
Простил себе разбившегося сына.
И он, Владимир, воевода, ныне
В ответе за покой его молитв.

XLIV
Что получился знатный стратилат
Из Юрия... Его заступит место.
В Василием не дружен, служит честно,
Душою и талантами богат.
Боголюбив, пришел его черед
Заботиться о Троице. Строитель,
Иконописцев чудных покровитель.
Во всем заменит дядю, так пойдет.

XLV
Морозец пробирает по утрам,
Крошится лед, хрустит под сапогами,
Спаси Господь, всех москвичей собрали,
Сидят в кремле в боярских теремах.
Москву не сдаст. Напрасно ждет орда.
Достаточно и пороха и хлеба
Успел он заготовить напоследок
Перед осадой в тайных закромах.

XLVI
Из Русских княжеств ни одно, друзья,
К Идигу в помощь не пришло с поклоном,
Никто не прибежал искать "законно"
Великого княженья под себя.
Идигу понял, изменилась Русь:
Она дралась, горела, откупалась,
Заискивала, все еще боялась,
Но это больше не его улус.

XLVII
Последний подвиг, Господи, храни
Владимира Андреича Донского!
В доспехе на Московских заборолах
Он смотрит вдаль за реку и огни,
Туда, далеко за ордынский стан,
Где Дон, и степь, и пряничные страны.
Туда пойдут купцы и караваны
К тебе, Тьмутараканский истукан.

XLVIII
Земная слава - не земная твердь.
Томительная слава скомороха.
Сочувствие притворное и хохот -
Исчезнет все, лишь выйдет он за дверь.
Безвестный, безымянный воин-смерд
В рдяной траве на поле Куликовом,
Безвестный ополченец в Дебальцово,
Их выбор сделан - Родина и смерть.

XLIX
Когда твой выбор - правда, долг и честь,
Что для тебя владельцы полумира?
Есть музыка и небеса Пальмиры,
И "Сталинград", что на Евфрате, есть.
И древний уцелевший минарет,
И Рождество на улицах Халеба
Есть твой подарок городу и небу.
И надпись на кириллице "мин нет".

L
Когда твой выбор - вера и любовь,
Как белый ангел в голубом сиянье,
Как смертный ангел, ангел безымянный
Склоняешься чумную чистить кровь.
Хранители, творцы Руси Святой!
Из века в век вы первые в сраженье.
Что в мире выше самоотреченья?
Что больше жертвы, жертвовать собой?

LI
А в этот час, искусный в ремесле
Вдали от буйных ратей Едигея
Андрей Рублев восходит по ступеням
В Успенье во Владимирском кремле.
Фаворский Свет, смиренье, чистота
На лицах грешных, ликах преподобных.
И в высоте, в сем празднике духовных
Исполненный любовью Лик Христа.
   
2018 - 04.2020