Темежников Евгений Александрович : другие произведения.

Хроника монголов. 1221 г. Завоевание Хорезма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Взятие сыновьями Чингис-хана Ургенча. Взятие Чингис-ханом Термиза и Балха. Завоевание Толуем Хорасана, взятие Мерва, Насы, Нишапура. Завоевания Чингис-хано Герата и Газни, сражение на р.Синд. Завоевание Субудаем и Джебе Рея, Казвина, Тебриза, Хамадана, Термеза.

Завоевание монголами Хорезма

   1221 г. от Р.Х.
   6729 г. от С.М, 617-618 (с 26.II) г.х., год Змеи (27.I.1221-14.II.1222)
  
   Источники   Продолжение
  
  
   Взятие сыновьями Чингис-хана Ургенча (IV).
   Взятие Чингис-ханом Термиза и Балха (весна).
   Завоевание Толуем Хорасана, взятие Мерва (25.II), Насы, Нишапура (10.IV).
   Завоевания Чингис-хано Герата и Газни, сражение на р.Синд (25.XI).
   Завоевание Субудаем и Джебе Рея, Казвина, Тебриза, Хамадана, Термеза.
  
   ЮАНЬ ШИ цз.1. Тай-цзу (Чингис-хан) [1.1, с.470-472].
   Весной года синь-сы, 16-го [от установления правления], император напал на города Бухара и Самарканд. Царевич Джучи атаковал города Янгикент и Барчкенд, оба [города] пали.
   Летом, в 4-й луне, походная императорская ставка была в Темэньгуань. Цзиньский владетель прислал Угусунь Чжундуаня преподнести грамоту с просьбой о мире, называя императора "старшим братом". [Чингисхан] не согласился. Ман Гу, исполнявший обязанности губернатора цзиньского Дун пина, бежал, бросив город. Янь Ши занял его. [Государство] Сун прислало Гоу Мэн-юя просить о мире.
   Летом, в 6-й луне, Ши Гуй, честно и справедливо управлявший сунским [уездом] Ляиьшуй, перешел с войсками на сторону [монголов], за что [Ши] Гуй [стал] управлять тремя округами -- Цзи[чжоу], Чун[чжоу] и Шань[чжоу].
   Осенью император напал на Балх и прочие города. Царевичи Джучи, Чагатай и Угедей по отдельности атаковали Урунгеч и другие города, которые пали.
   Зимой, в 10-й луне, царевич Толуй овладел городами Меручак, Xepa и Cepaxc. Мухали вышел к Хэси и овладел округами Цзя[чжоу], Суйдэ[чжоу], Баоань[чжоу], Фу[чжоу], Фан[чжоу] и Дань[чжоу], штурмовал Яньань, [но тот] не пал.
   В 11-й луне Чжаи Линь, аньфуши сунского Цзиндуна, выразил покорность [Чингисхану] вместе с городом и всем к нему принадлежащим. За это [Чжан] Линь [стал] исполнять обязанности главнокомандующего в округах Цан[чжоу], Цзин[чжоу], Бииь[чжоу] и Ди[чжоу].
   В том же году было высочайшее повеление округу Дэшунь-чжоу.
  
   РАД. Краткая летопись Чингис-хана [1.2, т.1, к.2, с.256-257].
   Чингис-хан в этом году расположился у Бухары и взял [ее]. В этом же году он взял Самарканд и города, имеющиеся в тех окрестностях. Царевичи, взяв Отрар, прибыли к нему. Джучи-хан, захватив Янгикент, Барчин и его окрестности, вернулся назад. [Чингис-хан] послал Чжэбэ-нойона и Субэдай-нойона в погоню за султаном Мухаммедом Хорезмшахом в Хорасан, Ирак и Азербайджан. Он отправил Джучи, Чагатая и Угедея на осаду Хорезма, а сам пошел к пределам Нахшеба и Термеза с намерением переправиться через Джейхун [Амударью]. В передовом отряде он послал Тулуй-хана с войском на завоевание городов Хорасана. Тот в ту зиму взял большую часть их. Сам же Чингис-хан, переправившись через Джейхун, взял Балх и пришел в Таликан.
  
   СУН ЦЗЫ-ЧЖЭНЬ. Елюй Чу-цай [1.8].
   В следующем году его превосходительство доложил императору, что ночью 15-го дня 10-й луны [года синь-сы] [31.X.1221] произойдет затмение луны, а мусульмане заявили, что не будет затмения. Этой ночью [действительно] произошло затмение луны на восемь десятых. Его величество, очень удивленный этим, сказал: "Если ты знаешь даже о всех небесных делах, то что же говорить о делах людских!".
  
   ЦЗИНЬ ШИ. VIII. Сюань-Цзун. Син-дин 5-е лето [2.1, с.213-214].
   Во 2-й месяц генерал Пуча-ань-чжэнь, прошедши с войском через Си-чжэу, разбил сунцев при горе Цзин-цзюй и овладел крепостью Хуан-ту-гуань. Ань-чжэнь вошел в крепость Мэй-линь-гуань и взял городок Ма-чэн-сянь. Потом его войско, по достижении реки Ян-цзы-цзян, взяло Хуан-чжэу. Он взял в плен более 70 человек, мужчин и женщин императорского рода, и представил их государю Сюань-цзуну. Затем войско возвратил назад. Главнокомандующий Я-ута, разбив сунцев, возвратил город Сы-чжэу. Пройдя места Хао-чжэу, он дошел до города Гао-кэу, но здесь прекратились у него съестные припасы, почему он возвратился с войском в Си-чэн.
   В 3-й месяц сунцы осадили Тунчжэу и Дэн-чжэу. Вань-янь Олунь сильно напал на них и заставил отступить. Император Сюань-цзун говорил министрам: "Ныне служащие при мне чиновники фын-эй и фын-чжи стали невнимательны к делам внешним. Известно, что во времена государя Чжан-цзуна служащим при государе по истечении трех лет делали ревизию, после которой повышали их чинами или понижали. И в настоящее время, постановив законом испытания, следует возбудить через то во всех рвение".
   В 5-й месяц сунцы завладели городом Чу-циу, но цзиньское войско, разбив их в сражении, взяло город обратно. Главнокомандующий губернии Шань-си Вань-янь Саибу, по повелению императора отправясь с войском на помощь в губернию Хэ-дун, беспрестанно поражал сунское войско и взял обратно города Цзинь-ань и Пин-ян. Сюан-цзун хотел наградить Саибу, но прокурор Хулу сказал императору: "Вань-янь Саибу, дав свободу военачальникам и солдатам, кои своевольно производили грабежи и насилия, преступил желание государя пресечь беспорядки и доставить жизнь народу. За сие его должно подвергнуть суду".
   Государь не судил Саибу как человека заслуженного, но оставил награду. Сын старшего брата Саибу генерал О-лунь сразился с сунцами в пределах Тань-чжэу. Войско О-луня было разбито; убитых было более семисот человек. Но О-лунь скрыл это и представил императору, будто бы одержал победу. Тогда прокурор Налань объяснил государю это дело, но император опять за заслуги Саибу не судил его племянника. Похвалив Наляня за донос, повелел записать ему это в заслугу и при испытании чиновников взять во внимание.
   В 6-й месяц сенаторы донесли императору, что зять государев, чиновник ду-юй по имени Пуса-ань-чжэнь, хочет отложиться. Император, рассмотрев доклад, признал оный несправедливым и скапал к Ин-вану Шэу-чуню: "Я вижу в этом докладе одни пустые слова, не имеющие вероятности. Чтобы осудить на казнь одного из первостепенных вельможей, непременно нужно сообразоваться с суждением о нем подданных настоящего и будущего веков".
   Он снова повелел исследовать дело, и когда оказалось действительным, то казнил Пуса-ань-чжэня и его двух сыновей. Его братьям оказал прощение за великие заслуги их деда Пуса-чжуна и отца Пуса-куя.
   В 7-й месяц лагерь И-юн-цзюнь, отложившись от государства Цзиньского, овладел городком Дан-шань-сянь и в ночи напал на Юн-чэн-сянь, но Гао-вань, вступив в сражение, разбил оный.
   В 8-й месяц линьхуайский главнокомандующий поразил злодеев "красной одежды" в селении Фу-энь. В девятый месяц председатель врачебной управы Хэу-цзи и его помощник Чжан-цянь-ин при лечении императорского внука прописали ему лекарство, действия коего внук императорский не мог вынести и от сего помер. Хэу-цзи и Чжан-цянь-ина приговорили к смертной казни, но Сюань-цзун сказал: "Хэу-цзи и его помощник достойны смертной казни. Впрочем, если бы это случилось с детьми моих дядей или братьев, в таком случае следовало бы поступить по законам. Но за моего внука я не хочу казнить людей".
   Засим, дав им по семидесяти ударов палками, лишил чинов.
   В 11-й месяц корпус шаньсийский разбил войско Ся при Ань-сэ-пу.
   В 12-й месяц монголы овладели городом Цзин-чжао за крепостью Тун-гуань. Сверх того, взяли город Лу-чжэу. При сем генерал Вань-янь-лу-цзинь бросился со скалы и умер. Хао-шэу с несколькими всадниками выбрался из города, но монголы нагнали его. Хао-шэу, заняв позицию при одной песчаной горе и нападая на них со всем усилием, погиб в сражении. Пуса Лэоши убит в сражении внутри города, а Хэ-силе Цзылу был взят в плен неприятелем. Монголы требовали от него покорности, но он не покорился им и был умерщвлен. Генерал Му-цзя-цзяо-чжу истребил войско бунтовщиков из Шэнь-циу при Чэнь-ва. Генералы Сунь-юй и У-гу-чу склонили к подданству две тысячи бунтовщиков городка Тай-хэ-сянь; главных из них злодеев казнили, а прочим оказали прощение. Злодеи "красной одежды" ночью вошли в городок Мэн-чэн-сянь и, побив множество народа и войска, ограбили оный и удалились.
  
   ГАН МУ. Син-и, 14-е лето. Царства Гинь правления Син-дин 5-е лето [2.2].
   В 4-й месяц царства Гинь Генерал Ян-нин сразился с Монголами, и будучи разбит, умер.
   В 5-й месяц Монголы взяли царства Гинь город Дун-пьхин, и оставили Генералов Янь-ши и Ши-гуй для охранения. Двор Гинь определило Генерала Мунгу-гана губернатором в Пьхи-чжеу, Генерала Вань-тьхин-юй правителем канцелярии главнокомандующего при Хуан-лин-гань.
   Дун-пьхин долго находился в осаде. Подвоз съестных припасов снова отрезан был. Губернатор Мунгу-ган и корпусный надзиратель Ван-тьхин-юй немогли далее оставаться в сем городе, и с войсками своими пошли на юг в Пьхи-чжеу. Монгольский Сурэ-хутури ударил на них в дороге, и оставил на месте 7.000 человек убитыми. В следствие чего Янь-ши вступил в город и поместил Сенат в губернском правлении. Салитай, по распоряжению Короля Мухури, разделил Дун-пьхинь на две части, и препоручил Генералу Янь-ши округи Энь-чжеу и Бо-чжеу на севере, а Ши-гуй перенес правление в Цао-чжеу.
   Зимою, в 10-й месяц, Монгольский Мухури внезапно напал на Ся. Тангуты присоединились к нему со своим войском. В следствие чего завоевал города царства Гинь: Цзя-чжеу и Суй-дэ-чжеу.
   В 11-й месяц обложил Янь-ань-фу.
   Мухури, вплавь переправившись чрез Желтую реку при Дун-шен-чжеу, пошел с войсками на запад. Тангутский Государь, услышав о сем, пришел в страх и отправил Генерала Дахая угостить Мухури в Ордосе: сверх сего предписал Генералу Дагэ-ганьпу присоединиться к Мухури с 50.000 войска.
   В 10-й месяц Мухури пошел с армиею на восток и вступил в Цзя-чжеу. Нючженский Генерал Ван-гун-цзо уклонился. Мухури на время препоручил управление города Генералу Ши-тьхянь-ин, а сам осадил Суй-дэ и разбил крепостцы Ма-чжай и Кхэ-жун-чжай. Тангутский Государь приказал Генералу Мипу с своими войсками присоединиться к Мухури. Мипу спросил у сего полководца о церемонияле взаимнаго свидания. "По тому же образу, сказал Мухури, как твой Государь видится с моим Государем".
   - "Не имея повеления, отвечал Мипу, от моего Государя, несмею сделать поклонения".
   Почему и отошел с своими войсками. Но тогда как Мухури пошел осаждать Янь-ань, Мипу держа лошадь, учинил поклонение пред ним. Нючженский главнокомандующий Хада и Генерал Нахата-майчжу выступили против Монголов. Хада с 30.000 расположился на восточной стороне города. Монгольский Генерал Мунгу-буха пошел вперед с 3.000 конницы, и условился, чтобы засадные войска поднялись в полночь. И так Мухури приказал солдатам с кляпцами в роту скрытно идти и засесть на восточной стороне города в двух логах. На другой день Мунгу-буха, усмотревши издали Нючженские войска, притворно бросил знамена и литавры, и побежал. Нючженские войска погнались за ним. Мухури выступил с засадою в тыл им. Небо сотряслось от литавренного боя. Войска Нючженские совершенно рассеялись. Мухури, преследуя их, убил около 7.000 человек. Хада ушел в город Янь-ань, и, укрепившись в оном, не выходил более. По крепости стен городских и по глубине внешнего рва, Мухури вдруг немог взять сего места: почему, оставив часть войск, для обложения сам с армиею пошел на юг, и осадил Фу-чжеу и Фан-чжеу (оба в Гань-су).
   Чжан-лин, Генерал царства Сун, отложился и покорился Монголам. Мухури определил его главнокомандующим Восточной Дороги в губернии Шань-дун. Ли-фу из Цзяо-си обратно бежал.
   Ли-цюань, как скоро получил начальство еще над патриотами в Лянь-шуй, сделался гораздо надменнее и самонравнее. Он уже пренебрегал Двором, самовольно предприял путь к горе Цзинь-шань, и там молился, обещаясь умереть за престол. Цяо-син-цзян встретил его в Чжен-цзян-фу на судах, и сделал великое пиршество. Ли-цюань, по возвращении, разговаривая с своими сообщниками, сказал: "Цзян-нань есть прекрасная, несравненная страна. Надобно с вами по прибытии туда построить суда, чтобы воспользоваться выгодами судоходства. Цзяо-си должно быть важным проходом в Нии-хай и удобным для привоза всех товаров".
   Он, назначив сие место главным для себя прибежищем, препоручил управлять оным старшему своему брату Ли-Фу. В сие время взаимная торговля только что открылась. Северные жители преимущественно уважали южные товары. Цены возвышались в десять крат. Ли-цюань завлекал купцов на южную сторону гор, и, отправляя их товары на судах, по полам делился. Из реки Хуай поворачивали в море, и приходили в Цзяо-си. Ли-фу, перевозя далее сухим путем, собирал половинные пошлины и потом дозволял производить мену с прочими городами. Извозчиков всех поручил Генералу Чжан-линь. Сей немог сносить того. Он получал доходы от шести солеваренных заводов. Ли-фу, по благоволению брата своего к Генералу Чжан-линь, захотел войти в половинную часть. Чжан-линь соглашался, чтобы Ли-фу брал соль сколько ему угодно, но не уделял ему солеварен. Ли-фу, рассердившись, сказал: "Так ты забыл милости? Дождавшись Инспектора, я оружием получу твою голову".
   Чжан-линь пришел в страх. Сообщник его Ли-ма-элль советовал ему поддаться Монголам. В следствие сего Чжан-линь предложил, что он покоряется им с городами области Цзинь-дун. Мухури определил его главноначальствующим Восточной Дороги губернии Шань-дун над округами: И-ду, Цан-чжеу, Цзинь-чжеу, Бинь-чжеу и Дай-чжеу. Ли-фу в расстроенном положении возвратился в Чу-чжеу. Чжан-линь в письме к Цзя-ше писал, что он не сам по себе отложился, но Ли-фу принудил его к тому.
   Объяснение. Чжан-линь возвратился из царства Нючженскаго в отечество. Отступить от иностранцев и перейти к Китаю сообразно с порядком. Ныне, без всякой причины покорившись Монголам, снова отступил от Китая, и перешел к иностранцам. Перенести высокое дерево в мрачный лог, не таково ли есть непостоянство Генерала Чжан-линь? Почему, чтобы выказать непростительную его вину, прямо написано: отложился. Впрочем, отложение Генерала Чжан-линь произошло от притеснений Генерала Ли-фу с братом. Чжан-линь, нарушив порядок, не достигнул цели и, завернувши голову, как слепой сунулся: где же усердие к престолу? Бежать есть поступок обыкновенного человека. При достоинстве полководца унизился до подражания обыкновенным людям. Написав: обратно бежал, сим порицает крайнее его неблагоразумие. Ли-фу с прочими, раздражив Чжан-линь, потом бежал: так ли должно служить Государю? Посему-то Ган-му и называется Ган-му, и, исключая великих мужей, никто не может сочинять оной.
   Замечание. Искони не было, чтобы вельможи, состязавшиеся о личных выгодах, не привели своего государства в худое положение. И Цзя-ше может ли оправдаться пред светом?
  
   НАСАВИ. гл.25. О положении Хорезма после отъезда Теркен-хатун оттуда [3.2, с.95-96].
   Когда упомянутая выехала из Хорезма и покинула его, она не оставила там никого, кто мог бы упорядочить дела и управлять массой [людей]. Власть над [городом] взял в свои руки Али Кух-и Даруган, а он был смутьян и забияка. Кух-и Даруганом его прозвали за его большую лживость; значение этого имени: "ложь такая, как гора".
   Из-за неумения устроить дела, незнания законов управления и ничтожности его понятия в делах руководства люди оказались в тяжелом положении и смятении. Исчез почтительный страх перед властью. Души людей склонились к тому, что в их природе: к междоусобице, взаимной вражде и ненависти. Доходы дивана стали объектом расхищения для любого мошенника и добычей каждого хищника. Если упомянутый Кух-и Даруган писал требование в какую-либо местность о сборе хараджа в сумме 100.000 динаров, а ему доставляли из них только 1.000 динаров, то он радовался и этому. Ему казалось, что эти деньги -- дар, великодушно отданный ему, что это -- проявление любви и расположения к нему.
   Так продолжалось до тех пор, пока не возвратились в Хорезм после смерти султана некоторые чиновники дивана, такие, как мушриф Имад ад-Дин и Шараф ад-Дин Кёпек. Они подделали письма от имени султана, а так как люди еще не знали о кончине султана, то они взяли в руки средства дивана. Кух-и Даруган воздержался от решения дел, так как услыхал, что султан жив и [противостоит] татарам.
   Положение [в Хорезме] оставалось таким до возвращения сюда Джалал ад-Дина и его двух братьев, Узлаг-шаха и Ак-шаха, после смерти султана.
  
   НАСАВИ. гл.26. Как возвратились в Хорезм Джалал ад-Дин и его братья Узлаг-шах и Ак-шах и как они в испуге бежали оттуда, разделившись на две группы по причине раздоров [3.2, с.96-97].
   Когда султан отправился к милости Аллаха и был похоронен на острове, как это описано ранее, Джалал ад-Дин с двумя упомянутыми братьями перебрался морем в Хорезм. С ними было около 70 всадников. Когда они приблизились к Хорезму, их встретили из города с лошадьми, оружием и знаменами, и благодаря этому улучшилось их положение. Прекратилось расстройство, и люди радовались их прибытию, как радуется человек, страдавший недугом, но получивший спасительное лекарство, или как тот, кого отчаялись увидеть, а он вернулся к своим друзьям.
   К ним собралось 7.000 всадников из числа султанских войск, из тех, кто скрывался в пустынях и кого выбросили в Хорезм разные сборища и группы. Большая часть их была из племени Байавут, а предводителем их был Бучи-Пахлаван, прозванный Кутлуг-ханом. Они питали склонность к Узлаг-шаху из-за родственных связей с ним, отвергали его согласие на отказ [от наследования], отвечая неблагодарностью на благое дело. Они сговорились схватить Джалал ад-Дина и заточить его или же убить. О том, что готовится против Джалал ад-Дина, узнал Инандж-хан. Он сообщил ему об этом и посоветовал уехать. И он пустился в путь, направляясь в Хорасан с 300 всадников во главе с Дамир-Маликом. А те (Узлаг-шах и Ак-шах) оставались после него в Хорезме три дня. Они получили тревожную весть о движении татар со стороны Мавераннахра по направлению к Хорезму. Тогда они выступили вслед за Джалал ад-Дином, направляясь в Хорасан. В дальнейшем, если будет угодно Аллаху, мы расскажем о том, что произошло с ними и с Джалал ад-Дином после их отъезда.
  
   НАСАВИ. гл.27. О Низам ад-Дине ас-Самани, о его пребывании в моей крепости Хурандиз на протяжении некоторого времени и о его поспешном отъезде из нее из-за боязни [3.2, с.97-99].
   Низам ад-Дин ас-Самани был из семьи достойных ученых и раисов, обладал добродетелями, унаследованными с тех времен, когда свет стал приходить на смену мраку, а ночи и дни стали чередоваться. Члены благородных семей не отрицали [древности] их происхождения, а если кого-нибудь из них встречали, то говорили: "Я встретил господина".
   Упомянутый был благородным, достойным, даже скорее звездой достоинств. Светило падало к стопам его, знатоки красноречия чуть ли не поклонялись ему. Когда он произносил речь, говорилось: "Да не сомкнутся [его уста]!", а когда писал, то просили: "Да не остановятся его десять [пальцев]!"
   Он был переведен в Хорезм по желанию султана, с тем чтобы подобный человек постоянно находился при нем и он [мог] советоваться с ним о делах и устроении государства. Он получил от султана завидный чин и высокое положение. Когда он оставил султанскую службу, то захотел укрыть в какой-либо крепости то, что сохранилось, страшась утратить последнее, еще не захваченное бедой. Он прибыл в крепость Хурандиз и пробыл там два месяца. Несмотря на свою знатность и высокое положение, он несколько раз выступал в крепости с проповедями из-за жара его души и колебания его надежд. Возможно, если бы его попросили выступить с проповедью в Хорезме, когда люди были [обычными] людьми и время -- [обычным] временем, он отказался бы от этого. Когда он в своей проповеди упоминал о султане, то не мог удержаться от плача, начинал рыдать и слушавшие тоже начинали плакать и кричать.
   Когда татары овладели Насой -- а это был первый из захваченных ими городов Хорасана -- и он узнал о том, что они убили имама Шихаб ад-Дина ал-Хиваки -- да смилостивится над ним Аллах, -- его охватил страх и им овладели испуг и трусость. Вместе со мной он обходил укрепления крепости и показывал мне места, с которых соскользнули бы муравьи, если бы поднимались, и куда не могла бы залететь птица в высоком полете, и говорил: "Вот здесь появятся татары!"
   Случилось так, что один из главных [татарских] тиранов, Начин-нойан, на 3-й день после захвата ими Насы прибыл к крепости и подступил к тому единственному месту, откуда можно было спуститься [из нее]. Едва Низам ад-Дин увидел это, его терпение истощилось и он впал в панику. Он настоял на том, чтобы я проводил его по горам какой-либо безопасной стороной вместе с его свитой, вьючными животными, гулямами и всем скарбом. Я сделал это с неодобрением скрытым, даже явным и удивился страху, который овладел столпами и вельможами державы. Они при этом не верили, что крепость может [их] защитить и что какая-то сила может отразить и отогнать [врага]. Да сохранит Аллах нас от беспомощности!
   И вот упомянутый (Низам ад-Дин) ночью спустился [из крепости] по горам с западной их стороны, татары же расположились с восточной стороны. Когда они спустились с горы, то оказались на холме, по которому нельзя было пройти, и они катились до самого подножия холма. При этом у них разбилось несколько вьючных животных. Упомянутый прибыл в Хорезм, где в то время находились вернувшиеся с острова сыновья султана, и прислал указ Узлаг-шаха [о пожаловании мне] богатого икта.
   Так вот, когда проклятый Начин-нойан увидел, что эта крепость как орел в воздухе -- нет [к ней] ни доступа, ни приступа, он направил посла и предъявил требования. Он потребовал десять тысяч локтей сукна и предъявил несколько других подлых требований на свой позор, а он был отмечен его бесчестьем и клеймен его огнем или, скорее, срамом. Для него не было достаточно одежд, захваченных у жителей Насы! Я согласился на то, что он требовал, чтобы отвратить большую беду при помощи меньшей.
   Когда ткани были собраны, никто из крепости не осмеливался отнести их, так как все знали, что они (татары) убивают всякого, кто выполняет их желание. Наконец два дряхлых старика из жителей крепости добровольно согласились на это. Они привели своих детей и завещали заботиться о них и делать им добро, если они оба будут убиты. Это сукно было доставлено проклятому, тот принял его, убил обоих стариков и удалился. Затем он стал совершать набеги на всю округу и согнал столько скота, что им наполнились степи и стали тесны для него равнины и пустыни. Ничто не миновало его рук, а селения сжигались дотла.
   Очень удивительно следующее: в то время как гибель распространилась по всему Хорасану, а упомянутая крепость отличалась от других мест тем, что уцелела от их набегов и избежала их мести, в ней появилась чума и принесла гибель большей части ее жителей. В один день из крепости выходило столько похоронных процессий, что они догоняли одна другую. Ангел смерти избавил их от мучений осады. И слава Тому, кто назначил смерть [уделом] для тварей! И хорошо сказал тот, кто сказал: "Кто не гибнет от меча -- гибнет иначе! Различны причины, но беда одна!"
  
   НАСАВИ. гл.28. Об отъезде Джалал ад-Дина из Хорезма и причина этого [3.2, с.99-100].
   Когда Джалал ад-Дин узнал, что его брат Узлаг-шах и эмиры, выступающие заодно с ним, решили схватить его и сговорились его уничтожить, он пустился в путь с тремястами всадников во главе с Дамир-Маликом. Он за несколько дней пересек пустыню, отделяющую Хорезм от Хорасана, а караваны ее проходят за 16 дней пути при обычных чередованиях переходов и остановок. Он вышел из пустыни к округу Насы.
   Чингис-хан же, получив сообщение о возвращении сыновей султана в Хорезм, направил туда огромное войско и приказал войскам в Хорасане рассеяться по границе упомянутой пустыни и наблюдать из засад. Они устроили вокруг этой пустыни кольцо от границ Мерва до пределов Шахристаны, а это один из округов Фаравы, с тем чтобы схватить сыновей султана, когда те, вытесненные из Хорезма, задумают уйти в Хорасан. На границе пустыни, близ Насы, стояло семьсот всадников из них (татар), и люди не знали причины их пребывания здесь, пока из пустыни не вышел Джалал ад-Дин. Он сразился с ними, и каждая из сторон достигла предела возможного в поражении врагов, в ударах, наносимых мечами и копьями. Битва закончилась поражением татар. Они бросили награбленную добычу, свои пожитки, снаряжение, оружие и припасы. Из них спаслись лишь редкие одиночки и бежавшие заранее. Это был первый мусульманский меч, обагрившийся их кровью и игравший частями их тел.
   Джалал ад-Дин говорил мне после того, как его дело возвысилось и его власть укрепилась: "Если бы не твои татары -- то есть татары округа Насы -- и не подмога лошадьми, принадлежавшими им, нам не удалось бы добраться до Нишапура из-за слабости наших коней, на которых мы пересекли пустыню".
   А часть татар, потеряв надежду спастись от мечей и копий, в беспорядке бежала, [скрываясь] в каналах округа, но крестьяне извлекали их и гнали к городу, где им рубили головы.
   В ту пору я находился в городе Насе на службе у эмира Ихтийар ад-Дина Занги ибн Мухаммада ибн Хамзы. Упомянутый еще не знал, чем закончилось дело с татарами, как вдруг к нему прибыло письмо от раиса Джаванманда -- а это одно из селений Насы. В нем говорилось: "К нам сегодня днем прибыли всадники в количестве около 300 человек с черными знаменами. Они утверждали, что среди них Джалал ад-Дин и что они истребили татар, находившихся близ Насы. Мы не поверили им, пока кто-то из них не подошел близко к стене и не сказал: "Вам простительна эта осторожность, и султан благодарит вас за это. Спустите нам что-либо из съестного и корма для коней, чтобы утолить голод и помочь нам продолжить путь. Иначе вы, потом узнав положение, пожалеете"".
   Он (раис) продолжал: "Тогда мы спустили им то, в чем они нуждались, и через час они тронулись в путь".
   Когда владетель Насы убедился в том, что тот, кто напал на татар, находившихся в [округе] Насы, был Джалал ад-Дин, он послал одного из своих приближенных с лошадьми и навьюченными мулами в знак службы, но тот не догнал его. Джалал ад-Дин направился в Нишапур, а тот, кто отправился с лошадьми и мулами, остался в крепости Хурандиз, пока не прибыли через три дня после него Узлаг-шах и Ак-шах, бежавшие от татар, и он предоставил лошадей и мулов им. Сам же Джалал ад-Дин прибыл в Нишапур победителем, радуясь тому, что в угоду Аллаху всевышнему он обагрил свой меч кровью безбожников.
  
   НАСАВИ. гл.29. Об уходе Кутб ад-Дина Узлаг-шаха и его брата Ак-шаха из Хорезма после отъезда оттуда Джалал ад-Дина, о причине этого [бегства] и о том, чем закончилось дело их обоих [3.2, с.101-102].
   Когда Джалал ад-Дин выехал из Хорезма, спасаясь от языков гибели и убегая от того, что замыслили против него души и глаза, пришло сообщение о том, что татары отправили войско в Хорезм с целью лишить [братьев] возможности быстро осуществить свои намерения и вытеснить их из укреплений их надежд. Поэтому Кутб ад-Дин в испуге бежал оттуда со своим братом Ак-шахом, не зная, что делать, так как в это время он был лишен сведений о местопребывании Джалал ад-Дина и помощи от него. Он пустился за ним, разыскивая его, проходя там, где он проходил, и шел как помощник или как соперник, пока не достиг Мардж Шаига. Здесь к нему явился посланец из Насы с лошадьми, предназначенными [в подарок] Джалал ад-Дину. Этот дар, хотя был незначителен и ничтожен, был принят с благодарностью. Он за это наделил владетеля Насы некоторыми местностями сверх области, которая была у него под властью. Правитель Насы очень обрадовался этому. Он готов был удовольствоваться лишь тем, что его оставили в безопасности, так как он возвратился в Насу во времена татар и вернул свое наследственное владение без указа (мисал), подтверждающего [это], и без султанского распоряжения, которым можно было бы доказать [право на владение] и оправдаться.
   И вот, когда они были заняты урегулированием дел владений икта, к ним прибыл вестник с письмом от моего двоюродного брата по отцу Сад ад-Дина Джа'фара ибн Мухаммада. Он предупреждал, что к крепости подошел отряд татар, собирающий сведения о Джалал ад-Дине, его цели и о том, какие султанские войска прибыли после него. Татары не знали о прибытии Узлаг-шаха [в крепость]. В своем письме он упоминал, что сам он вышел из крепости, чтобы отвлечь татар стычкой, пока не выступит султан, то есть Узлаг-шах, вооруженный для боя или готовый бежать.
   Узлаг-шах тотчас сел на коня и выехал. Татары преследовали его до Устува в области Хабушан и настигли его в селении, называемом Вашта. Он занял позицию против них и выстроил [свой отряд]. Обе стороны усердствовали в битве и не щадили своего оружия. Затем дело завершилось поражением безбожных, и они обратились в бегство. Поистине, был водопой для нацеленных копий и состязание для быстроногих коней. Из татар спаслись лишь всадники на скакунах и те, кто спрятался в извилинах вади.
   Узлаг-шах и его спутники были ослеплены тем, что одержали скорую победу, и забыли о том, каков может быть в будущем удар судьбы. Они полагали, что в местностях Хорасана не осталось татар, кроме тех, кто уже попал под острия [копий] или был отогнан к потокам мечей. И вот, когда они находились на этой своей стоянке, на них неожиданно напал другой отряд из проклятых [татар]. И лишь тогда, когда нападавшие окружили их, как ожерелье шею, они ужаснулись, и то, что было легким, стало трудным, а за победой последовал разгром.
   Он облачился в одежды смерти, обагрив их кровью,
   но еще ночь не скрыла их, а они стали зеленой тафтой.
   Он умер мучеником за веру, да помилует его Аллах, и вместе с ним погибли его брат Ак-шах и все, кто был с ними из жертв несчастий и тех, кого захватили клыки бедствий. Татары вернулись с головами их обоих, насаженными на копья. Назло благородным и на досаду тем, кто это видел, они носили их по стране, и жители, увидев эти две головы, были в смятении, и [казалось], повторилась для них трагедия Хасана и Хусайна. Да спасет Аллах этот наш мир от той бездумной, что пожирает своих детей без жалости, от жестокой [судьбы], не соблюдающей долга в обращении с гостями [в сем мире]. На превратности судьбы и жестокость времени жалуются [только] Аллаху. Да!
   У этих погибших были драгоценные камни, подобные блестящим звездам, но татары не разыскали их. Простонародье этого селения вышло к убитым и собрало драгоценности. Мало разбираясь в них, они продавали их по самой низкой цене на мелочном рынке. Как рассказывал мне правитель Насы Нусрат ад-Дин, он купил у них несколько бадахшанских драгоценных камней, каждый из которых весил три или четыре мискаля, и любой из этих камней стоил тридцать или меньше динаров. Упомянутый (Нусрат ад-Дин) приобрел в их числе один алмаз за семьдесят динаров. Он был доставлен впоследствии Джалал ад-Дину. Тот узнал алмаз и сказал: "Этот камень принадлежал моему брату Узлаг-шаху. Его купили для него в Хорезме за четыре тысячи динаров". Джалал ад-Дин отдал его в Гяндже ювелиру, с тем чтобы он вставил его в перстень, но тот заявил, что потерял алмаз, и это подтвердилось. Велели оглашать по городу о потере в течение двух дней, однако он не был найден.
  
   НАСАВИ. гл.41. Об осаде татарами Хорезма в зу-л-када 617 г.х. (I.1221) и захвате его ими в сафаре 618 г.х. (IV.1221) [3.2, с.131-133].
   Я решил уделить особое внимание описанию его осады, в отличие от других городов, учитывая его серьезное значение, а также то, что его [падение] явилось началом торжества татар.
   Когда сыновья султана удалились из Хорезма, как мы упоминали об этом, татары вторглись в его пределы, но находились поодаль от [города], пока не закончилась подготовка их войск и снаряжения к осаде и пока из других стран не подошли подмога и подкрепление [татарам]. Первым из них прибыл Баичу-бек с огромным войском. Затем подошел сын Чингис-хана Уктай, который в наши дни является ал-хаканом. Вслед за ними мерзкий [Чингис-хан] отправил свой личный отряд во главе с Бугурджи-нойаном с его злейшими дьяволами и ужасными ифритами. За ними направил он своего сына Чагатая и вместе с ним -- Толана-Черби, Устун-нойана и Кадан-нойана с сотней тысяч или большим количеством [воинов].
   Они начали готовиться к осаде и изготовлять приспособления для нее в виде катапульт (манджаник), черепах (матарис) и осадных машин (даббабат). Когда они увидели, что в Хорезме и в его области нет камней для катапульт, они нашли там в большом изобилии тутовые деревья с толстыми стволами и большими корнями. Они стали вырезать из них круглые куски, затем размачивали их в воде, и те становились тяжелыми и твердыми как камни. [Татары] заменили ими камни для катапульт. Они продолжали находиться в отдалении от него (Хорезма) до тех пор, пока не закончили подготовку осадных орудий.
   Немного спустя в Мавераннахр явился Души(Джучи)-хан со своими воинами. Он послал к ним (жителям Хорезма) людей, предупреждая их и предостерегая, и обещал им пощаду, если они сдадут его (Хорезм) без боя, и сказал, что Чингис-хан подарил [город] ему и что он воздержится от его разрушения и намерен сохранить [город] для себя. Об этом будто бы свидетельствует то, что за время своего пребывания вблизи от него (Хорезма) это войско не предпринимало набегов на его сельские местности, отличая Хорезм от других областей большей заботой и большей милостью, опасаясь за него, чтобы он не стал жертвой судьбы ущерба и чтобы его не достигла рука уничтожения.
   Разумные из числа жителей склонялись к заключению мира, однако глупцы взяли верх над их мнением и взглядами: Но дело того, кто оставил [его] без внимания, уже пропало.
   Султан, находясь на острове, писал им: "Поистине, в отношении жителей Хорезма у нас и у наших предков непреложные права и обязательства -- нынешние и прежние, которые возлагают на нас долг советовать и сочувствовать им. Этот враг -- враг одолевающий, и вы должны заключить мир, [избрав] самый добрый путь, и отвести зло наиболее подходящим способом".
   Однако глупец одолел мнение благоразумного, сделанное предупреждение не помогло, и власть ускользнула из рук обладавших ею.
   Тогда Души-хан устремился к нему (Хорезму) со [скопищем, подобным] морю, соединив [все] отдельное в одно целое. Он стал брать его квартал за кварталом. Когда он захватывал один из них, люди искали спасения в другом, сражались очень ожесточенно и защищали свои семьи как только могли. Но положение стало трудным, зло обнажило свои клыки, и у них осталось только три квартала, где люди толпились в тесноте.
   Когда их сила истощилась, и у них не было другого выхода, они направили к Души-хану достойного факиха Ала ад-Дина ал-Хаййати, мухтасиба Хорезма, которого султан уважал за совершенство в науке и делах. Он молил о милости и просил заступничества: это было в то время, когда [в город] уже вонзились когти Души-хана и его клыки и грудь были в крови. И разве нельзя было [сделать] это прежде, чем к этому принудила необходимость и истекло время для такого выбора?
   Души-хан приказал оказать ему уважение и разбить для него шатер из числа шатров хана. Когда Ала ад-Дин предстал [перед ханом], то среди прочего, упомянутого им, он сказал: "Мы уже увидели, как страшен хан, теперь настало время нам стать свидетелями его милосердия". Услышав это, проклятый воспылал гневом и воскликнул: "Что страшного они видели во мне? Ведь они сами губили моих воинов и затянули сражение! Это я видел их грозный облик! А вот теперь я покажу, [каков должен быть] страх передо мной!"
   По его приказу стали выводить людей одного за другим, поодиночке и группами. Было объявлено, чтобы ремесленники отделились и отошли в сторону. Те, кто так поступил, спаслись, а иные считали, что ремесленники будут угнаны в их (татар) страну, а остальные будут оставлены на своей родине и будут жить в своих жилищах, в родных домах, -- и не отделились. Затем мечи, а также секиры и стрелы обрушились на них, пока не повергли их на землю и не собрали их во владениях смерти.
  
   ССМ. XI. Покорение Туркестана [1.3, ї 260-261].
   ї 260. Царевичи Джучи, Чаадай и Огодай, взяв город Орунгечи, поделили между собою, на троих, и поселения и людей, причем не выделили доли для Чингис-хана. Когда эти царевичи явились в ставку, Чингис-хан, будучи очень недоволен ими, не принял на аудиенцию ни Джучи, ни Чаадая, ни Огодая. Тогда Боорчу, Мухали и Шиги-Хутуху стали ему докладывать: "Мы ниспровергли непокорствовавшего тебе Сартаульского Солтана и взяли его города и народ. И все это ведь Чингис-ханово: и взятый город Орунгечи и взявшие его и делившиеся царевичи. Все мы, и люди твои и кони, радуемся и ликуем, ибо небеса и земля умножили силы наши, и вот мы сокрушили Сартаульский народ. Зачем же и тебе, государь, пребывать во гневе? Царевичи ведь сознали свою вину и убоялись. Пусть будет им впредь наука. Но как бы тебе не расслабить воли царевичей. Не признаешь ли ты за благо, государь, принять теперь царевичей!"
   Когда они так доложили, Чингис-хан смягчился и повелел Джучию с Чаадаем и Огодаем явиться и принялся их отчитывать. Он приводил им древние изречения и толковал старину. Они же, готовые провалиться сквозь землю, не успевали вытирать пота со лбов своих. До того он гневно стыдил их и увещевал. Тут обратились к Чингис-хану стрельцы Хонхай, Хонтохор и Сормаган: "Государь! Царевичи еще ведь только обучаются бранному житью, наподобие тех серых соколов, которых только еще начинают напускать на хватку. Добро ли смущать их подобным образом? Не впали бы они со страху в нерадение. А ведь у нас - всюду враг от заката солнца и до восхода его. Натравил бы ты лучше нас, Тибетских псов своих, натравил бы на вражеский народ, и мы, умножаемые в силах небесами и землей, мы доставили б тебе и вражеского золота с серебром и тканей с товарами, и людей с жилищами их. Ты спросишь, что это за народ такой? А есть, говорят, в западной стороне Халибо-Солтан Багдадского народа. На него бы мы и пошли!"
   Когда они так докладывали, государь все возражал, но при этих последних словах смягчился Чингис-хан и стал отдавать им приказания. Он милостиво обошелся со всеми троими и повелел Адаркидайцу Хонхаю и Долунгирцу Хонтохору оставаться при нем, - а Сормахона отправил в поход на Багдадский народ, на Халибо-Солтана.
   ї 261. Затем, он отправил в поход и Дорбетца Дорбо-Докшина на город Абту, принадлежащий народу Ару-Мару-Мадасари, в земле, лежащей между двумя народами: Хиндус и Багдад.
  
   АЛТАН ТОБЧИ. XIII. Походы Чингис-хана [1.4, с.227-228].
   Джочи, Чагатай и Угэдэй, трое сыновей, войдя в город Ургенч, втроем разделили между собой [пленных] людей, не выделив доли Чингис-хагану. Когда эти трое сыновей прибыли, то Чингис-хаган, будучи недоволен Джочи, Чагатаем и Угэдэем, рассердился и три дня не желал их видеть. Тогда Богурчи, Мухули и Шиги Хутуг втроем сказали: "Как бы там ни было, но они завоевали [тот] народ и город, покорили солтана -- [владыку] народа сартагулов. Если сыновья твои взяли город Ургенч и доделили добычу, то ведь и сыновья твои, и добыча-- все это принадлежит [тебе,] хагану. Небо и Земля увеличили [наши] силы, и когда еще не был покорен сартагульский народ, многие мужи и женщины, радуясь, подчинялись тебе. Хаган, зачем так гневаться? Твои сыновья поняли свои неправильные поступки и устрашились. Да! Это им назидание на будущее! Как бы ты не сломил нрава своих сыновей. Если окажешь им благоволение, то соблаговоли разрешить им сидеть с тобой вместе".
   Когда Богурчи так сказал, Чингис-хаган успокоился и велел прийти Джочи, Чагатаю и Угэдэю, трем своим сыновьям, и, сердясь, выговаривал им; слова предков приводил, слова старые толковал.
   И выговаривал им так, что они были не в состоянии стереть пот со лба, что пали ниц на землю. И когда они выслушивали поучение, сгорая [от стыда] за корыстолюбие, то Хонхай-хорчи и Хорирун-хорчи сказали: "Зачем [их] так бранить и порицать, ведь царевичи еще недавно начали [воевать], еще учатся; если так обучать царевичей, то как бы они не остались такими же; зачем так выговаривать? Царевичи испугаются, как бы души у них не замерли. Ведь кругом [у нас] от захода солнца до восхода враждебный народ. Лучше бы ты послал [их] прогнать тибетцев; Небо и Земля умножат наши силы, и мы бы привезли золота, серебра, шелковых тканей, разных товаров, привели бы тебе пленников. Есть ведь разные народы, вот, говорят, в западной стороне есть Халибай-солтан у багдадцев. Пойти бы нам на него походом!"
   Когда было так сказано, хаган перестал гневаться, был успокоен их речами и, согласившись с ними, отдал повеление: "Хонхай, Хогтухай и Чирахан, вы [отправитесь] втроем, другие же, Адархадай, Хорихай и [еще] двое -- Дотогатай и Хонтухай, пусть останутся около мени".
   Он отправил Отэгэдэя и Чирахана в поход на Халибая-солтана багдадского.
   Также отправил он в поход Дорбэтэй Дорбэй-догшина на город Абду народа Ару Мору Мадашири, находившегося между багдадским и индийским народами.
   Также отправил он Субэгэтэй-багатура против народов канглы, кипчак, оросат, сангут, асут, хасут, сэркэсут, башмир, булар, кэрэл -- против этих чужих пародов одиннадцати стран, чтобы он переправился через многоводные реки Иджил и Дзайхан и дошел бы до города Хий-э, обнесенного стеной.
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.19. О судьбе, постигшей Хорезм [1.7, с.83-87].
   Это название того края; а изначально он назывался Чжурчжэния, однако жители называют его Ургенч. До того как Фортуна отвернулась от него, он был одним из тех мест, о которых говорят: "Страна благая, и Господь милосердный. Здесь находился трон султанов мира, и здесь жили великие сыновья человечества; его края опирались на плечи величайших людей своей эпохи; в нем были собраны самые диковинные вещи того времени; его дома блистали возвышенными идеями: а его земли и области были как множество розовых садов от присутствия достойных людей, великих шейхов, собравшихся в одном месте вместе с величайшими султанами своего времени.
   Там есть все, чего ни пожелаешь, духовное и мирское -таково было положение той страны.
   Хорезм для меня - лучшая из земель, пусть никогда не уносит ветер его приносящие дождь облака!
   Счастье написано на лице человека, которого встречают сияющие лица его растущего потомства!"
   Когда Чингисхан завершил завоевание Самарканда, были покорены все страны Трансоксании, и его враги раздавлены мельничными жерновами несчастий, но с другой стороны уцелели области Дженда и Баржлык-Кента; так что Хорезм остался посредине, как палатка, у которой обрезали поддерживающие её верёвки. Поскольку он желал лично преследовать султана и очистить страны Хорасана от своих врагов, он направил против Хорезма своих старших сыновей, Чагатая и Угэдея, с армией бесконечной, как ход времени, и такой, что она заполнила горы и пустыни. Он также приказал Туши послать туда в виде подкрепления войско из пленников, захваченных в Дженде. Царевичи проследовали через Бухару, послав вперёд авангард, который мчался, как злой рок и летел подобно молнии.
   Хорезм к тому времени был покинут (обоими) султанами, но в нем все еще находился Хумар-тегин, один из военачальников и родственник Теркен-хатун; оставшись в нем также и некоторые из главных эмиров, а именно Могл-Хаджиб, Эр Бука Пахлаван, сипахсалар Али Дуругини и несколько других им подобных, перечислять имена которых - долгое и бесполезное занятие. Кроме этого в городе оставалось так много вельмож и ученейших людей своего века, что их число невозможно было сосчитать и измерить; а жители превосходили численностью крупинки песка или гальку. А так как во всем этом множестве и собрании людей не было назначено предводителя, к которому бы они могли обратиться, если совершались неподобающие поступки, который бы решал вопросы государственного управления и занимался делами всего общества, с чьей помощью они могли бы противостоять ударам судьбы, Хумар, по причине его близости к царской семье, был единогласно выбран султаном и назначен наврузом.
   И они не обращали внимания на беспокойство и беспорядок, царящие в мире, и удары и напасти, которым подвергала Судьба свои творения, великие и малые; пока вдруг не увидели небольшой отряд всадников, подобный облаку дыма, который прибыл к воротам города и начал угонять скот В результате восторжествовали некоторые из тех слепцов которые решили, что они пришли в таком малом количестве из хвастовства и осмелились на такую дерзость ради забавы Они не уразумели, что за этим последуют бедствия, что после вершины этого бедствия будут другие вершины, а за ними - адские муки. Весь народ, пеший и конный, безрассудно хлынул из во рот и напал на небольшой отряд. Монголы, будто играя в какую-то дикую игру, то бросались на них, то уносились прочь.
   Наконец, когда они достигли Баги-Хуррама, который лежал на расстоянии фарсаха от города, из засады выскочили татарские конники, богатыри и удальцы внушавшие страх воины, прятавшиеся за городскими стенами. Они преградили им путь и назад, и вперед и напали на них, как волки на оставшиеся без пастуха стадо овец. Они пускали в этих людей стрелы и, умело работая копьями и саблями, гнали их перед собой и к наступлению ночи уложили на землю почти 100.000 воинов. И в таком же лихорадочном возбуждении с воплями и криками, они ворвались вслед за ними в город через Кабиланские ворота и набросились как огонь на место называвшееся Танура.
   Когда солнце стало садиться, неприятельское войско из предосторожности удалилось, но на следующей день, когда тюркский сабельщик поднял голову, скрывавшуюся за горизонтом, бесстрашные и отважные воины вскочили на коней и устремились к городу. Некий Фаридун Гури, один из главных полководцев султана, ожидал их у ворот с пятьюстами воинами и, приготовившись отразить атаку, лишил этих проклятых возможности нападения. И они продолжали биться и сражаться до конца того дня.
   Вскоре прибыли Чагатай и Угэдэй с войсками, натиск которых был подобен водному потоку, и ряды которых следовав один за другим, как порывы ветра. Они объехали город вокруг и отправили к его жителям посольство с предложением покориться и сдаться.
   Все войско затем охватило город, как круг охватывает свою середину, и расположилось у его стен, словно воплощение Судьбы. Они занялись приготовлением орудий войны - дерева, баллист и снарядов к ним. И так как в окрестностях Хорасана не было камней, они изготавливали эти снаряды из древесины тутовых деревьев. Как было у них заведено, в течение дня они осыпали жителей города обещаниями и угрозами, посулами и проклятьями; и время от времени те и другие посылали друг в друга по нескольку стрел.
   Наконец, когда приготовления к бою были окончены и все необходимые орудия приготовлены, когда прибыло к тому же подкрепление из Дженда и других мест, они со всех сторон тотчас бросились штурмовать город и с пронзительным криком, подобным грому и молнии, выпустили на него град стрел и снарядов. Они приказали собирать всякий мусор и засыпать им ров; а после этого вперед погнали пленных, образовавших круг, которым велено было разрушить основание внешних укреплений и бросить землю в глаза неба
   Когда фальшивый султан и предводитель войска Хумер, опьяневший от несчастий, увидел резню, которую они устроили, его сердце разорвалось надвое от страха уничижения, а знаки победы татарского войска совпали с его тайными догадками: он лишился разума, и перед лицом Провидения советы и наставления оказались сокрыты от него. Он сошел с ворот и тем самым посеял ещё больше замешательства и беспорядок между людьми.
   Татарская армия установила на стене свое знамя, воины взбирались наверх, и земля гудела от их воплей, криков, рева и шума. Горожане сражались с ними за каждую улицу и каждый дом, в каждом переулке они вступали и бой и в каждом ту пике отчаянно сопротивлялись. Монголы тем временем поджигали их дома и кварталы горшками с горящей нефтью и убивали жителей одного за другим при помощи стрел и бал лист. И когда неумолимая вечерняя тьма начала сворачивать мантию солнечного света, они стали возвращаться в свой лагерь. Утром горожане некоторое время продолжали сражаться, и когти войны обнажались, когда они пускали в ход мечи, стрелы и знамена. Но к тому времени большая часть города была разрушена; дома с находившимися в них имуществом и сокровищами превратились в кучи земли; и монголы уже не надеялись поживиться накопленным ими добром. Тогда они договорились между собой прекратить использовать огонь и вместо этого лишить жителей города доступа к воде из реки. Оке, через которую в центре города был построен мост три тысячи воинов монгольского войска приготовились и бросились на середину моста; но горожане устроили им там ловушку, и ни один из них не вернулся назад. После этого случая горожане воодушевились и усилили сопротивление. За стенами города орудия войны также работали с удвоенной яростью, ре битвы ещё больше разбушевалось, а буйные ветры смятения ещё сильнее задули на земле и на небе. Квартал за кварталом, дом за домом монголы захватывали город, разрушая его здания и убивая его жителей, пока наконец, весь город не окался в их руках. Потом они выгнали жителей на равнину, тех, кто были ремесленниками и мастерами, а таких набралось более 100.000, отделил от прочих; детей и молодых женщин обратили в рабов и угнали в плен; оставшиеся же мужчины были поделены между монгольскими воинами, каждому из которых выпало казнить 24 человека... После этого войско занялось грабежом и разорением и разрушило то, что осталось от домов и жилищ.
   Хорезм, который был средоточием мужчин-воинов и прекрасных женщин, на пороге которого Судьба преклоняла свою голову, и где свил своё гнездо феникс Фортуны, стал обиталищем шакалов и местом охоты сов и коршунов, радость надолго покинула его дома, а его замки были обречены на запустение, его сады так зачахли, что можно было подумать что слова взамен их [прежних] садов дали два [новых] были сказаны имея в виду их положение. О его парках и увеселительных местах пером "всего мимолетного, которое преходяще" были написаны эти строки:
   Сколько всадников спешивалось рядом с нами, мешая вино с прозрачной водой;
   Затем в одно прекрасное утро Судьба вдруг забрала их -ибо таково обыкновение Судьбы.
   Если быть кратким, то когда монголы завершили завоевание Хорезма, угнали пленников, прекратили грабежи. убийства и кровопролитие, то они тех из жителей, которые были ремесленниками, разделили и отправили в восточные страны. И сегодня там много мест, обустроенных и населенных жителями Хорезма.
   Царевичи Чагатай и Угэдэй возвращались через Калиф который они присоединили к Хорезму через два дня.
   А что касается сражений и убийств, то я услышал о таком количестве погибших, что, несмотря на поговорку "Делай так, как делалось прежде", не поверил этому рассказу, а потому не записал его. "О Всевышний, убереги нас от всего зла этого мира и от мук мира грядущего".
  
   РАД. Об отправлении Чингис-ханом своих сыновей Джучи, Чагатая и Угедея в Хорезм и завоевании ими того Государства [1.2, т.1, к.2, с.214-217].
   По причине, которая упоминалась выше, когда Чингис-хан покончил с завоеванием Самарканда, он отправил Чжэбэ, Субэдая и Туку-чара дорогой на Хорасан и Ирак в погоню и на поиски султана Мухаммеда Хорезмшаха, сам же то лето провел в тех [самаркандских] пределах для отдыха и чтобы откормить лошадей, намереваясь потом лично пойти следом за султаном в Хорасан.
   Так как владения Мавераннахра были завоеваны полностью, а другие края точно также стали сохраняемыми и управляемыми монголами, Хорезм, - первоначальное имя которого Гурганч, а монголы его называют Ургенч, - очутился посредине, словно упавшая палатка с перерезанными веревками, - то [Чингис-хан] захотел его также завоевать. Вот в это время он и назначил [в поход] на Хорезм старших своих сыновей: Джучи, Чагатая и Угедея с войском, по численности подобным песку пустыни, а по необъятности - происшествиям [текущего] момента. Осенью этого же года они двинулись в ту сторону с эмирами правого фланга, отправив в качестве авангарда [манк-лай], который называют "язак", целое войско.
   Как было рассказано в предшествующей главе, султан Джелал-ад-дин после смерти отца ушел в Хорезм, но ввиду заговора [против него] некоторых эмиров вернулся [оттуда]. Его братья и вельможи из [числа] султанских эмиров, находившихся там [в Гурганче], вследствие молвы о приближении [монгольских] царевичей, двинулись следом за ним в Хорасан. В пути они были перебиты монгольским войском, по этой причине столица Хорезма была лишена султанов. Из числа влиятельных лиц султанского тюркского войска там находились из родственников матери султана Туркан-хатун: [некто], по имени Хумар, Мугул -хаджиб, Бука-Пехлеван, командующий войсками [сипах-салар], Али Маргини и группа других. Численность и множество горожан были таковы, что не поддаются описанию.
   Так как в том большом городе не было никакого определенного начальника, к которому обращались бы для установления порядка в делах и в важных вопросах во время наступления [столь] необычайных событий, то на управление назначили эмира Хумара во внимание к его родственным отношениям к султанше [т.е. царице-матери]. В один из дней, неожиданно, небольшое количество всадников монгольского войска подскакало к воротам [столицы] и устремилось угнать скот. Несколько недальновидных людей вообразили [себе], что [все] монгольское войско и есть это небольшое количество людей. Отряд конных и пеших направился на этих всадников; монголы помчались от них [в страхе], как дичь от силка, пока они не достигли окраин Баг-и Хуррама, расположенного в одном фарсанге от города. Там боевая [монгольская] конница вылетела из засады за стеной и окружила этот отряд. Они перебили около тысячи человек и следом за беглецами ворвались в город через ворота Кабилан [Катилан?] и проникли до места, которое называют Тиура. Когда солнце склонилось к западу, чужеземное войско повернуло назад и ушло в степь.
   На следующий день они снова направились к городу. Феридун Гури, командующий [мукаддам] войском султана, с пятьюстами всадников отразил нападение [монголов] на ворота.
   Тем временем царевичи Джучи, Чагатай и Угедей подоспели с многочисленным войском и под видом прогулки объезжали город кругом; затем остановились, и войска расположились лагерем кольцом вокруг города. Тогда послали [в город] послов, призывая население города к подчинению и повиновению. Так как в окрестностях Хорезма не было камней, то они [монголы] срубали большие тутовые деревья и из них делали замену камням для камнеметов. Согласно своему обыкновению, они изо дня в день держали в напряжении жителей города словесными посулами, обещаниями и угрозами, а иногда перестреливались, и [только] до тех пор, пока не пришли одновременно со всех сторон [бесчисленные] хашары, которые принялись за работу во всех направлениях. Издали приказ прежде всего засыпать ров. В течение двух дней [его] весь засыпали. [Затем] остановились на том, чтобы отвести [от города] воды Джейхуна, на котором в городе жители построили плотину-мост [джиср].
   3.000 человек монгольского войска приготовились для этого дела. Они внезапно ударили в середину плотины, [но] городское население их окружило и всех перебило. В результате этой победы горожане стали более ревностны в бою и более стойки в сопротивлении. Вследствие различия характера и душевных наклонностей между братьями Джучи и Чагатаем зародилась неприязнь, и они не ладили друг с другом. В результате их [взаимного] несогласия и упрямства дело войны пришло в упадок и интересы ее оставались в пренебрежении, а дела войска и [осуществление] постановлений [йаса] Чингис-хана приходили в расстройство. Вследствие этого хорезмийцы перебили множество монгольского войска, так что говорят, что холмы, которые собрали тогда из костей [убитых], еще теперь стоят в окрестностях старого города Хорезма. В таком положении прошло семь месяцев, а город все еще не был взят. За тот промежуток времени, когда царевичи отправились в поход на Хорезм из Самарканда вместе с войском и до прибытия их в Хорезм и осады его, Чингис-хан прибыл в Нах-шеб [Карши] и некоторое время пробыл там. [Затем], переправившись через реку Термеза [Амударью], он прибыл к Балху и овладел городом и [балхскою] областью. Оттуда он пошел осадить крепость Тали-кан. В те самые дни, когда он начал осаду крепости, прибыл посол от его сыновей, бывших в Хорезме, и уведомил [его], что Хорезм взять невозможно и что много [монгольского] войска погибло и частично причиной этого является взаимное несогласие Джучи и Чагатая.
   Когда Чингис-хан услышал эти слова, он рассердился и велел, чтобы Угедей, который является их младшим братом, был начальником [всего] и ведал ими вместе со всем войском и чтобы сражались по его слову. Он [Угедей] был известен и знаменит совершенством разума, способностью и проницательностью. Когда прибыл посол и доставил повеление ярлыка [Чингис-хана], Угедей-хан стал действовать согласно приказанному. Будучи тактичным и сообразительным, он ежедневно посещал кого-нибудь из братьев, жил с ними в добрых отношениях и [своею] крайне умелою распорядительностью водворял между ними внешнее согласие. Он неуклонно выполнял подобающие служебные обязанности, пока не привел в порядок дело войска и не укрепил [выполнения] ясы.
   После этого [монгольские] воины дружно направились в бой и в тот же день водрузили на крепостной стене знамя, вошли в город и подожгли кварталы метательными снарядами с нефтью [карурэ]. Население города кинулось к воротам и в начале улиц и кварталов начали снова сражение.
   Монголы сражались жестоко и брали квартал за кварталом и дворец за дворцом, сносили их и сжигали, пока в течение семи дней не взяли таким способом весь город целиком. [Тогда] они выгнали в степь сразу всех людей, отделили от них около 100.000 ремесленников и послали [их] в восточные страны. Молодых женщин и детей же угнали в полон, а остаток людей разделили между воинами, чтобы те их перебили. Утверждают, что на каждого монгола пришлось 24 человека, количество же ратников [монголов] было больше 50.000. Короче говоря, всех перебили и войско [монголов] занялось потоком и разграблением. Разом разрушили остатки домов и кварталов.
   Когда Чингис-хан услышал о шейхе шейхов, полюсе полюсов Наджм-ад-дине Кубра, - да будет милосердие Аллаха над ним! - он, зная обстоятельства его жизни, послал ему сказать [следующее]: "Я предам Хорезм избиению и грабежу. Тому святому своего времени нужно покинуть среду их [хорезмийцев] и присоединиться к нам!".
   Шейх, - да помилует его Аллах! - в ответ сказал: "Вот уже семьдесят лет, как я довольствуюсь и переношу горечь и сладость [своей] судьбы в Хорезме с этим народом. Теперь, когда [наступила] пора нисшествия бед, если я убегу и покину его, это будет далеким от пути благородства и великодушия!".
   Впоследствии сколько его ни искали, не смогли отыскать среди убитых.
  
   0x01 graphic
  
   РАД. Краткий рассказ о делах Джучи-хана [1.2, т.2, с.78].
   Оттуда Чингиз-хан снова отправил его с братьями, Чагатаем и Угедеем, [в поход] для покорения Хорезма. Когда они осадили то место, то взять его не удавалось по причине несогласия его [Джучи-хана] с Чагатаем. Чингиз-хан приказал, дабы в той войне предводителем был Угедей. Благодаря своим способностям он установил между братьями согласие, и они сообща взяли Хорезм. Чагатай и Угедей направились к отцу и прибыли к [нему] к крепости Таликан. А Джучи-хан через Хорезм направился в сторону Ирдыша, где находились его обозы, и присоединился к своим ордам.
  
   РАД. О Чагатае, сыне Чингиз-хана [1.2, т.2, с.89].
   Первый сын Чагатая - Мутугэн, появился на свет от Йисулун-хатун, отец любил его больше других детей, и так как Чингиз-хан его [также сильно любил], то [Мутугэн] большей частью находился постоянно при нем. В то время, когда Чингиз-хан послал его отца Чагатая [вместе] с Джучи и Угедеем на осаду Хорезма, а сам занялся осадой крепости Бамиан, этого Мутугэна поразили из крепости стрелой, и он скончался.
   Чингиз-хан поэтому впал в великое расстройство, и когда он взял ту крепость, то совершенно ее разрушил и убил всех ее жителей; он назвал ее злой [крепостью]. Когда Чагатай вернулся из [Хорезма], он прибыл как раз в то время, когда разрушали крепость. Чингиз-хан приказал, чтобы ни один человек не сообщал ему о смерти [Мутугэна]. В течение нескольких дней он ему говорил, что Мутугэн уехал куда-то. А потом под каким-то предлогом он однажды нарочно начал бранить сыновей: "Вы не слушаете моих слов и не исполняете того, что я вам говорю". Чагатай, преклонив колена, сказал: "Как прикажет Чингиз-хан, так я и поступлю; умереть мне, если я проявлю [в этом] нерадение". Чингиз-хан несколько раз переспросил: "Верно ли ты это говоришь и так ли поступишь?". [Чагатай] сказал в ответ: "Пусть я умру, если я поступлю вопреки [своим словам]". Тогда [Чингиз-хан] сказал: "Мутугэна не стало, не надо плакать и сетовать". [Вс]е загорелось внутри Чагатая, но следуя приказу отца, он стерпел и не заплакал. Спустя некоторое время он вышел под предлогом какой-то надобности, в уголке немного втайне поплакал и, утерев глаза, отправился к отцу.
  
   РАД. О Чагатае, сыне Чингиз-хана [1.2, т.2, с.94-95].
   А после этого он послал его с Джучи и Угедеем осадить Хорезм. А так как у [Чагатая] с Джучи не было согласия, то [Чингиз-хан] приказал, чтобы старшим и начальником был Угедей, хотя он и был младше [годами]. И он благодаря [своим] способностям установил между братьями согласие, и они сообща взяли Хорезм.
  
   АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.15. О поход трех сынов Чингис-хановых в так называемую землю Харассм, и о приведении сему Принцу многих городов в подданство около границ Индейских [1.04, с.254-365].
   По завоевании великой Бухарии и взятии города Самарканда, Чингис-хан послал своих трех сынов Чучи, Угадая и Чагатая с многолюдною армией под столичный город земли Харассмкой, в котором засели четверо из первых господ двора Султана-Магомета, а именно: Хамар, Могул, Гаджип и Фиридуни-Жери. Но Хамар, как ближний сродник Султанский, взял главную команду, и видя знатное у себя число войска к защите города, думал дорого оный продать Могуллам, ежели бы они напали на него. Однако как он не имел никаких вестей об их походе, и что он думал их быть еще далеко от сего города; то позволил обывателям пасти свой скот на ближних полях к городу. Сие дало случай передовому войску Могуллской армии отогнать наибольшую часть того скота по прибытии своем. То видя жители градские, учинили вылазку на Могуллов с 10.000 человек как конницы, так и пехоты, и настигши при некотором великом огороде принадлежащем к городу оное передовое войско, которое не скоро отходило, напали на него с великою жестокостью. Но Могуллы, которые засадили знатное число войска по обе им сторонам того огорода, видя неприятелей далеко зашедших, что уже не можно им было назад убежать, столь стремительно напали на них с переднего и заднего конца, что насилу из них сто человек спаслось. Гнались они за ними, при сем случае до городских предместий, где порубили всех, кто им тогда ни попался, а разоривши там все и разграбивши, зажгли. На завтрашний день вся Могуллская армия пришла под город, и осадила формально. Трое сынов Чингис-хановых уведомившись, что Фиридуни-Жери один из помянутых генералов, стал с 5.000 человек при одних городских воротах, дали ему знать, что ежели бы войско, из которого состоял гарнизон, захотело сдать город, то далось бы им позволение выйти с их женами и детьми, куда им заблагорассудится. Но Фиридуни-Жери объявил сие предложение Хамару, и другим главную имеющим команду надо гарнизоном, которые нимало не захотели оного принять.
   По семимесячной осаде, Могуллы отрядили 3.000 человек, чтоб отвести реку Цаигун (Амударью), которая текла под городом, дабы отнять у него воду. Но городские жители уведомившись о том заблаговременно, послали туда 6оль шее число войска, которое порубило все три тысячи Могуллов определенных на сию работу. И как несогласие между тремя сынами Чингис-хановыми было наибольшим препятствием к доброй удаче сея осады, толь наипаче, что один всегда противился намерению другого; то Чингис-хан уведомившись о сем, приказал, чтоб впредь Угадай главную имел команду над всеми при сей осаде; а он, чтоб большую заслужить у отца своего на себя надежду, велел немедленно учинить генеральной приступ к городу, и взяв оной зажег. Больше 100.000 человек было порублено в первой ярости победителей. Потом оставшееся жители выпущены вон из города, и отданы бы и в вечную неволю с женами своими и с детьми, которых столь великое число было, что при делении, которое чинил Угадай солдатами своею армии, каждому досталось по 24 человека. Сказывают, что в то время, как город был в осаде, Угадай послал с объявлением к одному благочестивому человеку в город, которой назывался Шеих-Тарсети-Кубру, что буде он не выйдет и не сдастся ему; то не возможно будет, чтоб не погиб с прочими градскими обывателями. Но Шеих сказал ему в ответ, что он привязан к счастью или несчастью города наикрепчайшим узлом, и для того не можно ему легко от того отрешиться, так что с прочими погиб защищавши себя с возможною храбростью.
   Между тем Чингис-хан, которой всю весну жил после взятия города Самарканда в своих квартирах около сего города, пошел в поход к городу Нахшапу в то самое время, в которое отправил трех своих сынов под столичный город земли Харассмкая, а взявши оный город без всякого сопротивления пошел оттуда под город Термис, которой начал сопротивляться. Но когда оный был взят приступом; то всех жителей велел порубить кроме одной старухи, которая обещала дать одну превеликую жемчужину за свой живот, буде бы его у нее не отняли. Как ее спрашивали, где у нее оная жемчужина; то она ответствовала, что оную проглотила: тогда. тотчас взрезали у нее чрево, и нашли в нем ту жемчужину подлинно. Сие видя Могуллы стали взрезывать чрева у всех мертвых, думая, и у них найти также некоторые дорогие вещи. Оттуда Чингис-хан повел свою армию под город Балк , которой в то время столь был велик, что считалось в нем 1200 великих мечетей, не включая малых, и 200 публичных бань для торговых людей и других приезжих. Когда он близко был города; то оной предлагал ему сдаться на договор: но Чингис-Хан нимало не хотел о том слушать, думая, что сколь долго Султан будет в живых, то никак не можно надеяться на верность градских обывателей, и сего ради понравилось ему лучше силою взять город, чтоб мог расположить по своей воле, что делать с гражданами. И как город не очень был крепок; то он его взял без труда в один генеральный приступ, после чего порубил всех граждан, и разрушил градские стены до основания. Потом послал своего сына Таулая, с многими заслуженными офицерам и с многочисленною армиею под город Хорассан; а покоривши все другие города сих мест, пошел сам для осады так называемого города Таллхан, которой будучи весьма крепок чрез изрядное свое местоположение, оборонялся больше семи месяцев очень сильно. Между тем Таулай взяв город Хароссан со многими другими городами около тех мест, пошел к своему отцу под Таллхан, что привело оного в состояние, чтоб учинить генеральной приступ. Наконец город был взят, и все в нем порублены. Город Андераб также был взят, не много спустя времени после взятия города Таллхана, с которым так поступлено, как и с первым. Оттуда пошел он для осады города Бамиана, которой защищал себя с великим сопротивлением. Между прочими знатными людьми, которые были убиты на сей осаде, убит был и сын Чагатаев, которого Чингис-хан очень любил. Сие его так оскорбило, что тотчас велел учинить генеральный приступ к городу, а наконец взяв оный, порубил всех без изъятия лиц, и разорил город до основания. Хотел он, чтоб впредь называлось сие место, на котором стоял оный город, Мау-балик, что значит по Могуллски: злой город.
  
   АЛЬ-АСИР. О захвате ими [столицы] Хорезма и ее разрушении [3.1, с.376-377].
   Что касается отряда войск, который Чингис-хан послал в [столицу] Хорезма, то он был самым многочисленным из них по причине большой величины города. Воины двигались, пока не достигли [столицы] Хорезма. В ней находилось большое войско, а жители ее славились храбростью и были многочисленны. Они вели самые ожесточенные сражения, о которых слышали люди. Осада продолжалась 5 месяцев. С обеих сторон было много павших. Убитых татар было больше, так как мусульмане защищали городские стены. Татары послали к своему царю Чингис-хану за помощью, и тот поддержал их большим числом людей. Когда они прибыли к городу, неверные непрерывно атаковали его и завладели частью его. Жители города объединились и стали сражаться с ними на окраине того места, которое они захватили, но не смогли выгнать их. Сражения велись непрестанно, и татары захватывали у них квартал за кварталом. Завладев кварталом, они вступили в бой с мусульманами прилегающего квартала. С ними сражались и мужчины, и даже дети. Так продолжалось до тех пор, пока они не заняли весь город. Они убили всех находившихся в нем и разграбили все, что в нем было. Затем они открыли [плотину] дамбы, защищавшей город от вод Джайхуна, и весь его затопили. Постройки в нем рухнули, и место его стало сплошной водой. Никто, конечно, не уцелел из его жителей. Если в других городах кто-то оставался в живых, либо спрятавшись, либо бежав, либо упав среди убитых и потом найдя путь к спасению, то тех жителей [столицы] Хорезма, которые спрятались от татар, затопила вода, или погребли рухнувшие постройки. И стала она руинами, пустошью.
  
   АЛ-ДЖУЗДЖАНИ. Насировы разряды [3.18]
   Чингиз-хан... Заслуживающие доверия люди рассказывали, что у Чингиз-хана было 4 сына; имя старшего было Туши (Джучи), имя младшего за ним -- Чагатай, третьего -- Угетай и четвертого, младшего из всех, -- Тули. Когда Чингиз-хан двинулся из Мавераннахра в Хорасан, то он отправил Туши и Чагатая с огромным войском в Хорезм, Кипчак и Туркестан, Тули с большой армией отрядил в города хорасанские, а Угетая оставил при себе...
   Туши, сын Чингиз-хана. Туши был старший сын Чингиз-хана. Он был чрезвычайно храбр, отважен, мужествен и воинствен. Мощь его доходила до того, что (сам) отец боялся его. В 615 г.х. (30.III.1218--18.III.1219), когда хорезмшах Мухаммед отправился истреблять племена Кадыр-хана Туркестанского, сына Иакафтана (?) йемекского, Туши из страны Тамгач также пришел в тот край, и в течение суток у него происходил бой с войском хорезмшаха, как об этом было изложено выше в рассказе о хорезмшахе. В то время как султан Мухаммед бежал с берегов Джейхуна, из окрестностей Балха, Чингиз-хан отправил Туши с Чагатаем и огромным войском в Хорезм. Войско монголов прибыло к воротам Хорезма и начался бой. В продолжение 4 месяцев жители Хорезма сражались с ними (монголами) и отражали неверных, которые, наконец, взяли город, предали весь народ мученической смерти и разрушили все строения, за исключением двух мест: 1) Кушк-и-Ахчека и 2) гробницы султана Мухаммеда Текеша. Некоторые рассказывают, что когда город Хорезм взяли и народ из города вывели в степь, то он (Туши) приказал отделить женщин от мужчин и удержать всех тех женщин, которые им (монголам) понравятся, остальным же сказать,, чтобы они составили два отряда, раздеть их до-гола и расставить вокруг них тюрков-монголов с обнаженными мечами. Затем он сказал обоим отрядам: "В вашем городе хорошо дерутся на кулаках, так приказывается женщинам обоих отрядов вступить между собою в кулачный бой".
   Те мусульманские женщины с таким позором дрались между собою на кулаках и часть дня избивали друг друга. Наконец (монголы) накинулись на них с мечами и всех умертвили, -- да будет доволен ими (убитыми женщинами) бог.
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.20. О том, как Чингис-хан удалился в Нахшаб и Термиз [1.7, с.87-88].
   После того как был взят Самарканд и он послал своих сыновей Чагатая и Угэдэя завоевывать Хорезм, Чингис-хан провел весну того года неподалеку от Самарканда, а оттуда направился в луга Нахшаба.
   Когда лето подошло к концу, кони нагуляли жир, а солдаты отдохнули, он выступил на Термиз. Прибыв туда, он послал вперёд гонцов, чтобы сообщить о своём прибытии и призвать людей покориться и сдаться и разрушить крепость и цитадель. Но жители, ободрённые надёжностью своей крепости, у которой половина стены возвышалась посреди реки Окс, и гордые многочисленностью своего войска, имущества и снаряжения, не думали сдаваться, а бросились в бой. С обеих сторон были установлены баллисты, которые не переставая стреляли день и ночь, пока, наконец, на 11-й день монголы не взяли город штурмом. Всех жителей, мужчин и женщин, выгнали на равнину и разделили между солдатами согласно их обычаю, после этого все они были убиты - не пощадили никого.
   Когда монголы закончили убивать, они увидели старую женщину, которая сказала им: "Пощадите меня, и я дам вам большую жемчужину, которой я владею".
   Но когда они стали искать жемчужину, она сказала: "Я проглотила её".
   После этого они распороли ей живот и нашли несколько жемчужин. Тогда Чингис-хан приказал распороть животы всем убитым.
   Когда они закончили грабить и убивать, он удалился в район Кангурта и Шумана, где провел зиму. Эти земли он также опустошил убийствами, и набегами, и коварными нападениями, и пожарами; и послал войска для захвата целого Бадахшана и всей той страны, и завоевал и покорил, все народы, одни добротой, но большинство жестокостью. Так что во всем этом крае не осталось и следа от его противников. И когда зима подошла к концу, он приготовился перейти реку.
   Все это случилось в 617 г.х. [1220-1221].
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.21. О том, как Чингис-хан перешёл реку у Термиза, и о захвате Балха [1.7, с.88-90].
   Балх превосходил другие области по причине многочисленности производимых в нем товаров и многообразия получаемых доходов; его территория была более обширна, чем земли других стран; и в прежние времена он был для востока тем же, чем была Мекка для запада. Как сказал Фирдоуси:
   Он удалился в прекрасный Балх, в тот нау-бахар
   Который в то время верующие почитали так же как арабы ныне почитают Мекку.
   Чингис-хан пересёк реку и двинулся на Балх. Высшие сановники города вышли ему навстречу чтобы сообщить ему о своей покорности и повиновении и несли с собой всевозможные тузгу и подарки. После этого, чтобы произвести перепись, он приказал вынести всех людей на равнину и пересчитать. Но поскольку Джелал ад-Дин продолжал сеять смуту и беспорядки в тех краях и направлял своего коня на поле мятежа и неповиновения, монголы не могли поверить выражениям покорности, и особенно в Хорасане. И поскольку море, уничтожающее страны и народы всё ещё бушевало, а буря бедствий еще не стихла, то не было у них никакого способа отвратить несчастье; и поскольку они были пленниками Судьбы, то покорность не принесла им пользы, как не могли им помочь ни повиновение, ни унижение, ибо мятеж был смертельным ядом и неизлечимым недугом. Поэтому Чингисхан приказал согнать жителей Балха, больших и малых, мужчин и женщин, на поле и поделить их по их обычаю на сотни и тысячи и предать мечу; и чтобы не осталось от них и следа - ни от старого, ни от малого. И долгое время дикие звери поедали их плоть, и львы спокойно кормились рядом с волками, а грифы мирно питались за одним столом с орлами.
   Ешь и рви на куски, о гиена, и обладай плотью человека, которому никто не смог помочь в тот день.
   И они забросали огнем цветущий город и сосредоточились на разрушении стен, и внешних укреплений, и домов, и дворцов. Всемогущий Господь сказал: "Нет никакого селения, которое Мы бы не погубили до дня воскресения или не подвергли бы его жестокому наказанию. Это было начертано в книге!"
   Когда Чингисхан вернулся из Пешавара и прибыл в Балх, он обнаружил там нескольких беглецов, которые попрятались по углам и щелям, и вышли из укрытия [после ухода монголов]. Он приказал убить их всех и тем исполнил то, о чем было сказано: "Мы их накажем дважды".
   И где бы ни оставалась стоять стена, монголы разрушали ее, и во второй раз они стерли все следы процветания с этой земли.
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.26. Краткое описание завоевания Хорасана Толи [1.7, с.99-101].
   Когда султан Мухаммед проезжал через Хорасан, Джеме и Субутай преследовали его в великой спешке со скоростью огня; они были подобны смерчу, и путь их армии пролегал через большую часть Хорасана, и мало было областей, через которые не прошла бы какая-то часть их войска. И когда они приближались к какой-либо провинции, попадавшейся им на пути, они посылали к ее жителям гонцов, возвещавших о появлении Чингисхана и предупреждавших их о том, что лучше им воздержаться от войны и вражды и не отказываться признать свою покорность, и обрушивавших на них угрозы. И когда люди решили покориться, они ставили у них шихне, выдавали им алую тамгу и удалялись. Но если жители отказывались подчиниться и покориться, и если на это место легко было напасть без промедления и взять его, они не знали жалости, и захватывали город и убивали его обитателей. Когда они уходили, люди начинали укреплять свои крепости и цитадели и запасать продовольствие, но вскоре теряли усердие, а так как слухи о монголах несколько стихали, им начинало казаться, что может быть это войско было паводком, который пронёсся мимо, или смерчом, поднявшим тучу пыли от лица земли, или вспышкой молнии, которая сверкнула и погасла.
   Когда Чингис-хан пересек реку и сам начал преследовать султана, он послал своего сына Улуг-нойона захватить Хорасан. Улуг-нойон свирепостью не уступал сверкающему мечу, а могуществом - огню и ветру; которые обращают в прах все, чего бы ни коснулись, а в своем искусстве наездника он 6ыл подобен молнии, которая, вырвавшись из пелены облаков, сжигает дотла то место, на которое упадет, не оставляя никакого следа, не задерживаясь и не мешкая. И от всех армий, которые были с ним, и от всех своих сыновей Чингисхан отобрал людей соразмерно их числу, и от каждого десятка он назначил одного сопровождать Толи; и эти люди были таковы, что если вдруг поднимался ветер войны, они загорались подобно огню и оковы спадали с их рук, и если бы их врагом был необъятный океан, они бы и его загнали в земное чрево.
   Двинувшись вперед, Толи направил командиров на каждый фланг, сам же остался в центе, а перед войском пустил он небольшой отряд, чтобы вести разведку. Он проследовал через Маручук, Багх и Багшур.
   А Хорасан тогда был поделен на четыре города: Балх, Мерв, Герат и Нишапур. Чингисхан самолично разрушил Балх, как уже было отдельно сказано; а что до других городов, то поскольку в тех странах совершались другие события до и после прихода монголов, об их судьбе [впоследствии] будет рассказано подробно. Что же до остальной части этой области, то он послал армии направо и налево, на восток и на запад и покорил ее всю, включая Абивард, Нису, Язир, Тус, Джаджарм, Джувейн, Байхак, Хаф, Санджан, Сарахс и Зурабад. И через Герат они пришли в страну Сиджистан, где убивали, грабили и неистовствовали. В один миг мир, поражавший изобилием, обезлюдел, и его земли превратились в пустыню, и большая часть живущих умерла, а их кожа и кости превратились в прах; и могущественные были унижены и погрузились в пучину гибели. И если бы нашёлся тогда человек, свободный от забот, который мог бы посвятить всю свою жизнь исследованию и изучению, а всё своё внимание - записи событий, то и он не смог бы уделить достаточно времени описанию одного-единственного края. Насколько же меньше возможностей у автора этих строк, который несмотря на свою склонность к этому, не имеет ни одной свободной минуты для занятий, разве что в долгом путешествии улучит час-другой, когда караван остановится на привал, чтобы записать эти истории.
   Если быть кратким, через два или три месяца Толи покорил города с таким числом жителей, что самый малый из них был огромной столицей, и если сравнивать их обитателей с водной стихией, то каждый из них был подобен океану, и целые области стали подобны ладони, и те из могущественных людей, что оказали сопротивление были раздавлены в кулаке бедствия. Последним из пострадавших был Герат, и когда он подверг той же участи, что и его собратьев, он повернул и стал ждать отца. Однако когда он соединился с ним, Талакан ещё не был взят, и с его помощью он также был покорён. А Хорезм и Дженд и весь тот край был покорён в течение двух месяцев. И ни один царь со времён Адама и до настоящего дня не совершал таких завоеваний, и ничего подобного не записано ни в одной книге.
  
   РАД. О выступлении Чингис-хана из пределов Самарканда со своим младшим сыном Тулуй-ханом, которого называли Екэ-нойон н Улуг-нойон, в погоню за султаном Хорезмшахом и о захвате городов, находившихся на [их] пути, как то: Нахшеб, Термез, Балх, Таликан, и тех пределов, об отправлении Екэ-нойона в Хорасан и о завоевании тех владений [1.2, т.1, к.2, с.217-222].
   Как это повторялось в нескольких местах, Чингис-хан в году могай, змеи, начинающемся с [месяца] зул-хидджэ 617 г.х. [1221], и месяцы которого соответствуют месяцам 618 г.х. [1221-1222], в то время, когда он осаждал крепость Самарканда, в начале лета, послал в погоню за султаном Хорезмшахом Чжэбэ-нойона, Субэдай-нойона и Тукучара. В это же лето он захватил Самарканд. После взятия города, в начале осени, он отправил царевичей в Хорезм, а сам той осенью с Тулуй-ханом соизволил отбыть из Самарканда и придти на луга и поросли [маргзар] Нахшеба. Оттуда он двинулся против Термеза дорогою, которую монголы называют Тимур-кахалгэ, из числа областей Кеша, Нахшеба [Карши] и Термеза. Оттуда он отправил вперед Тулуй-хана на завоевание Хорасана с большим войском; из каждых десяти человек он соизволил назначить одного человека при нем. Сам же он отправился на Термез. Когда он прибыл туда, то послал [в город] послов с предложением [населению] подчиниться и разрушить крепость и цитадель.
   Тамошние жители, рассчитывая на неприступность крепости, половину стены которой они возвели над Джейхуном, и гордые своим мужеством и храбростью, не подчинились и чинили жестокие битвы.
   На 11-й день [монголы] взяли город силою, выгнали [всех] людей одновременно в степь и, по своему обыкновению, разделив между войском, всех перебили. Какая-то старая женщина говорила; "Не убивайте меня, я вам дам крупную круглую жемчужину".
   [Монголы] ее потребовали. Та сказала: "Я ее проглотила!".
   Они сейчас же распороли ее живот и забрали эту жемчужину. Вследствие этого случая они стали вспарывать животы у всех трупов.
   Оттуда [от Термеза] он [Чингис-хан] пошел в район Кангурта и пределы Самана и захватил те места. Он стер их [с лица земли], грабя и избивая поголовно население, разрушая и предавая [все] огню.
   Затем Чингис-хан послал войско захватить Бадахшан и его округа частью ласкою, частью силою. Так как в тех странах не осталось следа от врагов и противников и все окрестные владения той стороны были полностью покорены и завоеваны и, благодаря этому, наступило успокоение, он соизволил принять решение о переправе через Джейхун.
   В это время зима упомянутого года пришла к концу. В начале года могай, змеи, с месяца зул-хидджэ 617 г.х. [1221], месяцы которого соответствовали месяцам 618 г.х. [1221-1222], он соизволил переправиться через реку Джейхун, через переправу Термеза, и направился в Балх, который был важнейшим городом Хорасана. Это время было тем периодом, в который Чжэбэ и Субэдай, переправившись [через Джейхун], выступили в погоню за султаном. Чингис-хан соизволил остановиться лагерем в виду Балха. Тамошние начальствующие лица явились к нему и изъявили подчинение и покорность и представили различного рода яства и подарки. Затем под предлогом того, что нужно сосчитать [людей], монголы вывели все население Балха в степь и по своему обыкновению разделили между ратниками и всех перебили, [затем] они разрушили гласис и стену города, подожгли дома и кварталы и совсем [все] уничтожили.
   Чингис-хан оттуда пошел к крепости Таликан, осадил [ее] и взял, отсюда он направился к [другому] Таликану; крепость последнего, известная под именем Нусрат-кух, была чрезвычайно укреплена и полна храбрыми людьми и большими запасами [всего]. Сколько он ни посылал послов и ни призывал [гарнизон] к подчинению, они не внимали [ему]. Их осаждали в течение семи месяцев, [но] вследствие крайней неприступности крепости [ее] не удавалось взять.
   В ту весну, в которую Чингис-хан осаждал Таликан, царевичи Джучи, Чагатай и Угедей были в самом разгаре захвата Хорезма, а Тулуй, выйдя через [Тимур-кахалгэ] и назначив правое и левое крыло [войск], сам шел в центре через Меручак и Багшур. Он захватил все те области и взял Мерв. Оттуда до Нишапура он целиком завоевал все округа и области, как то: Абиверд, Неса, Языр, Тус, Джаджерм, Джувейн, Хаф, Сенган [Шинган], Серахс и Зурабад, в которых каждый [их главный город] является весьма большим городом. Он также взял город Нишапур. В конце весны упомянутого года он уже захватил все те города и области. [Тогда] Чингис-хан послал из Таликана [к Тулую] с тем, чтобы сын Тулуй, прежде чем наступит жара, возвратился назад. Согласно приказу тот вернулся назад. По пути он совершил набег на область Кухистан, переправился через реку Чукчаран и захватил город Херат и его области, оттуда присоединился к [войскам] Чингис-хана. К моменту его прибытия Чингис-хан после многочисленных сражений взял крепость Таликан и ее разрушили.
   Тулуй-хан прибыл и в знак преданности преподнес ему [отцу] дары. Через небольшой промежуток времени из Хорезма прибыли Чагатай и Угедей и также преподнесли дары. Джучи же из Хорезма ушел к своим обозам [угрукха]. В битве под крепостью Бамиан поразили стрелою Мао-Тукана, сына Чагатая, который был любимым детищем Чингис-хана и которого Чагатай сделал своим наследником; от этой раны тот скончался. Чингис-хан по этой причине соизволил поспешить с ее завоеванием. Когда он захватил крепость, то отдал приказ [йасак], чтобы убивали всякое живое существо из любого рода людей и любой породы скотины, диких животных и птиц, не брали ни одного пленного и никакой добычи и превратили бы город в пустыню и впредь его не восстанавливали и чтобы ни одно живое создание в нем не обитало! Эту область наименовали Мао-Курган. До настоящего времени ни одно живое существо там не обитало, и она по-прежнему является пустопорожним местом.
   Затем он издал приказ [йасак], чтобы никто не доводил до слуха Чагатая этого события. Когда тот прибыл и потребовал сына, отговорились тем, что он-де ушел в такое-то место. После этого однажды все сыновья были налицо. Чингис-хан притворно начал сердиться на них, обернулся к Чагатаю и соизволил сказать: "Вы не слушаетесь моих слов и постановлений [йасак]!".
   Чагатай испугался, встал на колени и сказал: "Если я переиначиваю твои слова, пусть я умру!".
   Затем Чингис-хан соизволил сказать: "Сын твой Мао-Тукан убит в битве, я повелеваю тебе, чтобы ты не плакал и не горевал и в этом отношении не ослушивался моего слова!".
   От этого обстоятельства тот [Чагатай] стал вне себя, не имея ни сил терпеть, ни дерзновения на то, чтобы ослушаться его приказа. Он терпеливо переносил жжение сердца и печени и не заплакал, а по-прежнему занимался едою и питьем. Спустя некоторое время, он вышел в степь под предлогом малой нужды и тайно всплакнул, чтобы стало немного легче; вытерев глаза, он вернулся назад.
   После того Чингис-хан вместе с сыновьями и войсками проводил лето в предгорьях [дар пуштха] Таликана. В это время султан Джелал-ад-дин был в Газнине; к нему присоединился с сорока тысячами всадников Хан-мелик, который был наместником [вали] Мерва. Султан сосватал его дочь. К султану присоединился и Сейф-ад-дин Аграк, тоже из числа туркменских эмиров, с сорока тысячами людей, точно так же к нему присоединились и окрестные огузские эмиры.
   История Хан-мелика была такова: в то время, когда Чингис-хан отправил непосредственно следом за султаном Мухаммедом Чжэбэ и Субэдая и вслед за ними послал Тукучар-бахадура, упомянутый Хан-мелик, вследствие того, что обстоятельства султана окончательно пошатнулись и он считал бессмысленным пребывание в Мерве, ушел со своим войском и подчиненными к пределам Гура и Гарча, [оттуда] он отправил посла к стопам Чингис-хана. Чингис-хан дал ему срок и повелел, чтобы, когда Чжэбэ, Субэдай и другие войска дойдут до его области и народа, они не причинили бы им вреда. По этой причине, когда Чжэбэ и Субэдай дошли до области [Хан-мелика], они не тронули ее и прошли [дальше]. Тукучар, который шел следом за ними, переиначил приказ [йасак] и посягнул на эти области, как и на другие области и местности. Он вступил в войну с тамошними горцами и был убит. Хан-мелик послал к Чингис-хану посла [с словами]: "Я [в свое время] советовал султану Хорегмшаху [подчиниться тебе], он не внял [сему]. Злая судьба заставила его противиться тебе, пока он не испытал то, что испытал. Я, раб, перед этим послал к тебе, изъявил покорность и сказал, что я буду служить тебе от искреннего сердца и что я отстал от султана. Теперь Чжэбэ-нойон пришел и прошел, не обижая. Следом за ним пришел Субэдай-нойон и точно так же прошел, не причинив вреда. За ними пришел Тукучар, и сколько ни говорили [ему] гурцы, что мы, де, покорны, он не внял, угнал много народа и таракчиев(?) и вступил в войну с народом, пока не был убит. Куда же девались хорошие люди у державы Чингис-хана, что он послал подобных невежд на великие дела!".
   И послал с послом несколько кусков тканей по установленному правилу [в подарок]. Так как он был не уверен, каковы будут [последствия] дела Тукучара, и в то же время услышал, что султан Джелал-ад-дин после кончины отца прибыл в Газнин, которая перед этим была ему назначена отцом [в удел], и со всех сторон к нему собралось войско, - он тайно послал к султану Джелал-ад-дину [известие]: "Я-де хочу придти к тебе!".
   Чингис-хан же в это время, ради надзора и охраны дорог на Газнин, Гарчистан, Забул и Кабул, послал Шики-Кутуку с несколькими другими эмирами, как то: Такачак, Мулгар, Укар-Калджа, Кутур-Калджа, с 30.000 людей в те пределы, чтобы они по мере возможности покорили те страны, а также были сторожевым войском [караул], с тем чтобы он сам и его сын Тулуй-хан могли свободно заниматься завоеванием владений Хорасана. Хан-мелик находился близко к тем областям, где были Шики-Кутуку и то войско. Они считали его покорным [ил] им, он же тайком послал к султану Джелал-ад-дину [сказать]: "Пусть султан будет на привале в Перване, чтобы я присоединился [там] к нему".
   Многочисленному сборищу [тюрков]-канлыйцев, которые находились в тех пределах, он послал точно такое же уведомление, зовя их к вышеупомянутому месту, и сам внезапно выступил согласно этому решению.
   От караульного отряда Шики-Кутуку пришло известие, что Хан-мелик выступил с подчиненными и приверженцами к султану Джелал-ад-дину.
   Шики-Кутуку тотчас вместе с войском, пустившись в погоню за ним, настиг его, и был удобный случай напасть на него, но из осторожности [Шики-Кутуку] остановился до раннего утра, чтобы сразиться, когда станет светлее. Хан-мелик проскакал всю ночь и на рассвете соединился с султаном в местности. Первая, которая была условленным местом [сбора]. Канлыйцы и другие войска все прибыли туда, согласно назначенному сроку. Собралось многочисленное войско.
   За несколько дней до этого Такачак и Мулгар, которые были вместе с [Шики]-Кутуку-нойоном, совместно с несколькими другими эмирами осаждали крепость Валиан и вот-вот должны были ее взять. Султан Джелал-ад-дин, оставив обоз и тяжесть в Перване, совершил на них набег с войском и убил около тысячи человек из монгольского передового отряда [йазак]. Так как монгольское войско было малочисленным, оно, переправившись через реку, остановилось на той стороне реки. Обе стороны начали стрелять друг в друга стрелами. Ночью монгольское войско снялось и ушло к Кутуку-нойону и вторично пошло в погоню за Хан-меликом. Когда Хан-мелик догнал султана и сказал [ему]: "Монгольское войско подходит по пятам!" - султан выступил и подошел к монголам примерно на один фарсанг [расстояния]. Когда они сошлись и построили ряды, султан поручил [командование] правым флангом Хан-мелику, а левым флангом - Сейф-ад-дину мелику Аграку, а сам принял командование над центром. Он приказал всему войску спешиться, привязать к поясу поводья [чулбур] коней и мужественно сражаться.
   На следующий день монголы отдали [по войскам] приказ [йаса], чтобы каждый всадник укрепил на своем коне чучело человека из войлока и прочего и держал бы за спиной. В течение ночи они смастерили [эти чучела] и на следующий день построили ряды. Когда войско султана увидело эту тьму [войск], оно вообразило, что к монголам подоспело подкрепление, и сделало попытку к бегству.
   Султан закричал на них: "Наше войско многочисленно, мы построим ряды и возьмем их в кольцо справа и слева!".
   Войско остановилось, султан с войском забили в большие и малые барабаны [кус ва даманэ] и одновременно атаковали монголов. Войско султана превышало их числом. Оно делало круг, чтобы взять в середину монголов. Кутуку-нойон предупредил войско: "Когда мы [начнем] сражаться, следите внимательно за вращением моего бунчука [тук]".
   В то время когда вот-вот должны были окружить [монголов], те не выдержали и обратились в бегство. Вследствие того, что в степях тех пределов было множество ям и нор, монгольское войско падало со своих коней. Так как войско султана имело добрых и легких боевых коней, то они настигали и убивали [монголов]. В этой битве погибло большое количество монгольского войска.
   Когда известие об этом дошло до Чингис-хана, он, несмотря на то, что крайне опечалился, [ничем] не обнаружил [своего состояния] и соизволил сказать: "Кутуку привык быть всегда победоносным и побеждающим и еще никогда не испытал жестокости судьбы, теперь, когда он испытал ее, он будет осторожнее, у него приобретется опытность и он получит [надлежащее] знание о [военных] положениях". Затем тотчас же занялся устройством войска. Вслед за сим прибыли Шики-Кутуку и бывшие с ним эмиры вместе с тем войском, которое уцелело, будучи рассеяно.
   Султан Джелал-ад-дин, вернувшись назад с того боя, остановился у себя в палатках. Войско его привезло от монголов многочисленную военную добычу. Во время раздела [ее] между Хан-меликом и Сейф-ад-дином Аграком произошла ссора из-за одного арабского коня; Хан-мелик ударил плетью по голове Аграка. Султан не распорядился наказать [Хан-мелика], ибо он также не полагался на канлыйцев. Сейф-ад-дин обиделся. Тот день он [еще] оставался [в лагере султана], ночью же он выступил и в гневе ушел к горам Кермана и Сикрана. Сила султана вследствие его противления сломилась, да, кроме того, султан услышал, что подходит Чингис-хан с многочисленным войском. От страха для него закрылся путь благоразумия и правильного образа действия, и так как он не знал средства помочь [делу], то направился к Газнину, намереваясь переправиться через реку Синд.
   Когда Кутуку-нойон прибыл к Чингис-хану, он доложил о рвении и упущениях каждого и пожаловался на эмиров Укар-Калджа и Кутур-Калджа, бывших из племени баарин, на те упущения, которые они совершили вследствие присущих им шутовства и легкомыслия, и сказал: "Лица, известные остроумием, насмешками и шутовством, предполагают, что у них имеется доблесть, но от подобных людей в день, [когда нужно проявить] мужество, никакого [путного] дела не проистекает и кроме вреда ничего другого нет".
   По-монгольски же шутников называют "калджа".
  
   РАД. О положении Тулуй-хана при жизни отца, о его служении [отцу], о ведении [им] войн и о завоевании городов [1.2, т.2, с.109].
   Из Тимур-кахалгэ, который находится в пределах Бадахшана, [Чингиз-хан] послал Тулуй-хана покорить города Хорасана. Он отправился и [за] зиму завоевал Мерв, Меручак, Серахс, Нишапур и все области. В течение трех месяцев было покончено с теми областями, а весенней порой он по приказу Чингиз-хана ушел обратно из Нишапура, по дороге занял Кухистан и Херат и прибыл к Чингиз-хану в Талькан в то время, когда он, завоевав [эту] крепость, разрушил ее. И в то же лето вместе с братьями Чагатаем и Угедей-кааном они с отцом преследовали султана Джелал-ад-дина вплоть до берега реки Синд. Они разбили войско султана, и он, обратившись в бегство, переправился через реку. Оттуда они вернулись обратно и пришли в старинный юрт и [свои] станы.
  
   АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.18. О походе Таулаи-хана сына Чингис-ханова в провинцию Хорасан [1.04, с.397-409].
   Мы объявили в 15 главе, что Таулай отправлен от своего отца с великою армией для приведения в подданство провинции Хорасана. Но понеже мы там говорили о том весьма кратким образом; того ради здесь намерены предложить некоторые принадлежащие до того обстоятельства. Город Хорасан был в те времена преизрядный, а жители его так богаты, что они содержали себя в некоторой вольности, не хотя никакому подчинены быть самодержавному владению. Город Мевевр, которой от оного не далеко отстоял, также был очень силен. В сем последнем городе Султан-Магомет определил было губернатором, Маджар-Улмулка, но понеже его отец попал потом в Султанскую немилость: то и у Маджар-Улмулка отнято было оное Губернаторство, а на его место определен Баша-Улмулк. Сие случилось в то время, как Султан-Магомет был в земле Ирак. В приближении оного Таулая, и тогда как управлялся с городом Харасаном, Султан Магомет приказал коменданту города Мевру, чтоб он не весьма противился Могулской армии; но старался бы получить от Таулая доброй договор о городе Мевру. По сему указу Баша-Улмулк всеконечно оставил город, и отправился в Уязер. Часть гарнизона рассыпалась по ближним городам, а прочие остались в городе Мевру с позволением жителей. Таулай уведомившись о том, что чинилось в городе Мевру, отправил двух главных офицеров с хорошим войском, чтоб взять сей город. Когда сии генералы приближались к сему городу, то Шеих-Улисан, отец баги Улмулка , вышел им на встречу с многолюдством, и с богатыми подарками, и отдал им городские ключи. Могуллские Генералы будучи довольны сим покорением города Мевру, обратили свое оружие на другую сторону.
   Между тем некто буга-Туркманн, которой был прежде сего начальствующий над проводниками в службе Султана Магомета, и которой во время отлучения коменданта из Мевра, ушел в ближней лес с Туркманнами, которые были из гарнизона сего города, возвратился, несколько спустя времени по отбытии Могуллов из Мевру, с Тадиками, Туркманнами, и со всеми другими при ятствующими Султану, которые бегали во время приближения Могуллов. Сии люди приговорили согласно, чтоб быть комендантом в городе Мевру буга-Туркманну, и принудили всех городских жителей признать его за такова. Почти в тоже самое время Маджар-Улмулк уведомившись в земле Ирак, где он пребывал от того времени, как у него отнято губернаторство города Мевру, что Султан-Могомет умер в земле Абас-кун-Джечире, сел на лошака, которой был очень быстр, и прибыл в скорости к городу Мевру; но буга-Туркманн не пустил его в го год. Однако Маджар-Улмулк, по нескольких днях, нашел средство войти туда тайно, буга-Туркманн уведомившись о том, немедленно он со брал городских жителей, а сообщив им, что Маджар Улмулк, которой был прежде сего у них губернатором, прибыл в город, сказал что любя тишину и общее добро, с охотою уступает ему правление, и хочет жить у них простым человеком. Сие принято было с великим удовольствием от жителей.
   Земля Харассм была тогда уже в подчинении Могуллской власти; а Чингис-хан учредив там одного интенданта, чтоб ведать и смотреть все, что касается до полиции и до денежной казны. Тот, которой ведал денежную казну в городе Мевру, имел тайную переписку с помянутым интендантом Харассм-ской земли; но застава поставленная на дороге к Харассмской земле, перехвативши некогда посланного с таковыми письмами, послала его с ними к Маджар-Улмулку, которой тотчас велел умертвить тайного корреспондента с интендантом Харассмской земли. Когда все сие чинилось в городе Мевру, тогда Могуллские генералы, которые не боялись уже ничего от сего города, пошли брать города провинции Мазандерана; но как они приблизились к столичному городу земли баги-Улмулка, которой из города Ячера прибыв в Мазандеран, вышел им навстречу, и объявил все случившееся вовремя их отсутствия в городе Мевру; к тому ж прибавил и сие, что ежели б они изволили дать ему несколько войска, то бы всеконечно и немедленно мог опять привести в подданство Могуллам город Мевру, и буде бы жители отдались без сопротивления, то бы только наложил на них превеликую дань; но когда б захотели противиться, то бы поступил с ними со всякою должною им жёстокостью. Сие услышав Могуллские генералы, дали ему 7.000 человек; и он пошел к городу Мевру.
   Уведомившись на дороге, что Маджар Улмулк умножил свою силу в городе до 8.000 человек, не дерзнул идти далее, но послал к нему двух офицеров с письмом, в котором написано было, что понеже он не может быть долго в состоянии противиться Могуллскому оружию, то требуется, чтоб отдал опять сей город, потому что бага-Улмук послан для взятия с довольными полками от Могуллских генералов. Но Маджар-Улмулк повелев убить сих двух офицеров, приготовился к сильному защищению, и укрепил всяким возможным образом все места, чрез которые Могуллы долженствовали к нему проходить. Когда сия весть разнеслась по Могуллскому войску, которое под командою было у баги-Улмулка, то они убили своего командира, и по той же дороге возвратились. Маджар-Улмулк уведомившись о смерти баги-Улмулка, так великую о том возимел радость, что для сего учинил богатый пир главнейшим жителям города Мевру. Но сия радость не много продолжалась: ибо комендант города Амуя, которой был главной над Туркманнами, прибыл к нему на другой день после оного пира с несколькими Туркманнами своего гарнизона, и объявил что Могуллы идут к городу Мевру с великою армиею, да и не сомневается, чтобы их авангарды не прибыла уже в город Амуя. Хотя ведомость сия не весьма приятна была Маджар-Улмулку, однако не потерял он от того бодрости своей: того ради тотчас публиковал, чтоб каждый имел все в готовности, что надлежит к сильному защищению против неприятелей, которые скоро напасть на них имеют. Между тем комендант города Амуя собравши не большое войско Туркманнов, стал с ним на берегу некоторой реки, которая была между городом Мевру и Могуллами, чтоб их как возможно далее не пропускать. Но Могуллская авангарда напав на него нечаянно, его самого и некоторую часть его людей побила, а которые не были убиты, те взяты в полон от победителей. Это был сам Таулай, которой покоривши всеконечно провинцию Хорасан, шел со всею своею армией под город Мевру.
   Прибыл он в первый день месяца Муварема в лето 618 [3.III.1221], под оный город. С начала самого жители города Мевру покусились было остановить его далеко от города чрез многолюдную вылазку; но не противившись с час времени, потеряли больше 1.000 человек: того ради чрезвычайною побежали от них скоростью. Сия осада продолжалась больше трех недель; для того Таулай, который начал приходить в нетерпеливость, вооружил всю свою армию и приказал тем, которые были со щитами, идти наперед; оставшихся разделил на 200 частей, и повел сам на приступ. Но в то самое время, как он хотел приступ начать, Маджар-Улмулк стал требовать договора, и вышел сам с богатыми подарками для покорности оному Таулаю. Сей принц захвативши все сокровище и все то, что ни нашлось драгоценного в городе, приказал чтоб вышли все жители без изъятия; а сей город столь был тогда многолюден, что насилу чрез четыре дня выбрались из него все жители. Потом отделил всех художников от прочих, и помиловал их: а других всех велел порубить и, приказав одному из своих писцов переписать исправно число всех убитых при том случае, подать себе. Нашлось, что побито было больше 100.000 человек. Потом приказал губернаторство города Мевру некоторому человеку, которой назывался Амиричиа-Удин, а казну выдать некоторому именем Ярмисту, и повелел им накрепко сыскивать, что не укрываются ли где еще жители в городе, и отдать им земли их, дабы возобновить земледелие. Сие уже в четвертый раз как город Мевру разоряют таким способом, а всегда больше 50 и до 60.000 жителей в город убивали.
   Таулай отошедши от города Мевру, пошел осаждать Нешабур; и взяв сей город побил всех в нем жителей.
   Оттуда пошел под город Герат, над которым Мелик-Шамсудин-Магомет взял сам собою губернаторство, и вооружил около 100.000 человек на защиту города. Таулай по прибытии своем под сей город, тотчас послал уговаривать губернатора, чтоб сдался; но он посланного приказал убить: потом учинил сильную вылазку против Могуллов, что и чинил чрез семь дней ровно с толиким кровопролитием с обеих сторон, что повсюду кровь текла, как реки, а Таулай с своей стороны потерял там больше 1700 офицеров; не считая простых солдат; но 8 день по долгой и сильной битвы Мелик Шамсудин-Магомет был смертно ранен стрелой чрез что потеряли бодрость Гератские жители, и побежали в смятении в город; а Могулские полки вошли в него также с ними. Таулай, которой ими командовал, снял свой шишак, и кричал жителям чтоб сдались, что он сын Чингис-ханов, что он им обещает всякую милость, и что только будут они платить его отцу половину той дани, которую платили поныне Султану Джалалудину. Сии предложения учинили разногласие между городскими жителями: те, которые соглашались с оным Таулаем, сбирались на одну сторону, а военные люди, которые не хотели согласиться, становились на другую. Но Таулай тот час победил сопротивляющихся, и велел их всех побить, а жителям точно исполнил свое обещание. Определил потом губернатора, которому было имя Мелекя Абубекер, а гражданскую казну вручил некоторому, именем Менгетею, и возвратился к своему отцу под город Талкан.
   Гератские жители сперва были очень довольны своим губернатором и интендантом, которые и подлинно были достойные люди, но несколько спустя, времени по отсутствия Таулая, когда генералы Чингис-хановы потеряли вышеупомянутую баталию против Султана Джалалудина, жители города Герата, также Ма-Уреннерские и Хорасанские провинции думая, что уже вовсе несчастлив будет Чингис-хан, потому что оружие Султана Джалалудина начало побеждать его, убили губернатора и интенданта, которых Таулай у них оставил, и выбрали на губернаторское место некоторого именем Мелика-Мобарисудина, не сомневаясь, чтоб и все 6лижние города тоже не учинили, для избавления себя от могуллскаго ига. О сем уведомившись Чингис-хан, бранил своего сына Таулая, что не велел побить всех Гератских жителей по взятии оного города, ибо сие имя подало причину к дерзновению, чтоб учинить сие убийство, и тотчас послал одного из своих генералов называемого Илчиктеи-ноян с 80.000 человек, приказав не оставлять никого жива, в городе Герате. Илчиктеи-ноян прибыв под город, разделил свою армию на четыре части, из которых каждая была по 20.000 человек, и не переставал приступать к городу от четырех разных мест, пока не взял оного по шестидневной осады. От всех живущих в городе оставил токмо 15 человек, прочих всех порубил. Потом Могуллы разорили стены города Герата до основания, и возвратились к своему государю в землю Хорасан. Сие случилось в лето 619.
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.27. О Мерве и о постигшей его судьбе (оконч) [1.7, с.101-112].
   Именно в это время Чингис-хан послал Толи завоевывать страны Хорезма с отважными воинами и боевыми львами, и захватывая пленных в покоренных землях, которые лежали у них на пути, таких как Абивард, Сарахс и другие, они собрали войско из 7.000 бойцов. Приблизившись к Мерву, они послали через брод 400 всадников в качестве авангарда. Ночью они подошли к берегу на котором разбили лагерь туркмены, и наблюдали за их действиями. Там собралось 12.000 туркменских конником, которые каждое утро на рассвете подходили к воротам, чтобы напасть на город.
   Ночью черной, как вороново крыло, чье лицо было умыто смолой, Когда не было видно ни Марса, ни Сатурна, ни Меркурия, монголы устроили засаду у них на пути и ждали в безмолвии. Туркмены не могли узнать друг друга [в темноте], и когда они прибывали небольшими группами, монголы сбрасывали их в воду и развеивали по ветру уничтожения. Сломив таким образом их мощь, монголы как ветер обрушились на их лагерь и оставили после себя следы, которые оставляет волк, на павший на стадо. И так туркмены, число которых превосходило 70.000, были разбиты горсткой людей. Большинство их бросились в воду и утонули, а остальные бежали. Ибо пока монголам помогала Фортуна и пока их поддерживала Судьба, никто не мог победить их, и тот, чье время еще не пришло, бежал прочь, бросив оружие.
   Так монголы двигались до наступления ночи и собрали на равнине стадо из шестидесяти голов скота (включая овец) которое туркмены отогнали от городских ворот, а также другое добро, сосчитать которое не было возможности. На следующий день, который был первым днем месяца мухаррама 618 г.х. [25.II.1221] и последним днем жизни большинства жителей Мерва, Толи, этот разъяренный лев, прибыл со своим войском, подобным темной ночи и бушующему морю и числом превосходящим песок в пустыне в котором "все были знаменитыми воинами".
   Он самолично подошел к Воротам Победы с пятьюстами всадниками и объехал прямо вокруг города; и шесть дней они осматривали укрепления, стены, ров и минарет и пришли к заключению, что запасы горожан позволят им обороняться, а стены были мощным бастионом, которые выдержат их атаку.
   На седьмой день
   Когда сияющее солнце пыталось накинуть свой сверкающий аркан с высокой крепости, все войско собралось вместе и остановилось перед воротами Шахристана. Они вступили в бой, около 200 человек высыпали из ворот и перешли в наступление. Сам Толи сошел с коня. Он зарычал, как разъяренный слон, поднял над головой щит, и обнажил руку, и бросился на них. И монголы вместе с ним бросились вперед и загнали их назад за городские стены. Другие вырвались из других ворот, но монголы, стоявшие там, отразили атаку. Итак, горожане нигде не могли достичь результата и не могли даже голову высунуть за ворота. Наконец мир облачился в траурные одежды, и монголы выстроились в несколько колец вокруг укреплений и так простояли всю ночь, так что никто не имел возможности выйти
   Муджир аль-Мульк не видел другого выхода, кроме как сдаться и покориться. Поэтому утром, когда с солнце убрало черную вуаль со своего подобного луне лика он отправил Джамал ад-Дина, одного из главных имамов Мерва, в качестве своего посла и попросил пощады. Ободренный учтивыми словами и обещаниями, он собрал в подарок бывших в городе четвероногих - лошадей верблюдов и мулов - и отправился к Толи [лично]. Толи расспросит его о городе и более подробно о богатых и знатных. Муджир аль-Мульк вручил ему список в котором было двести человек, и Толи велел привести их к нему. О допросе этих людей можно сказать, что "земля сотряслась своим сотрясением", а о выкапывании их зарытого имущества, денег и вещей, - что "земля извела свои ноши".
   После этого монголы вошли в город и выгнали всех его жителей, вельмож и простолюдинов, в поле. Люди выходили из города четыре дня и четыре ночи; монголы останавливали всех, отделяли мужчин от женщин. Увы. Скольких красавиц, подобных пери, оторвали они от груди их мужей! Сколько сестер разлучили с братьями! Сколько родителей потеряли рассудок при виде насилия, чинимого над их дочерьми-девственницами!
   Монголы приказали убить всех горожан, в т.ч. женщин и детей, за исключением 4.000 ремесленников, которых они выделили и отобрали среди других, и некоторых детей, мальчиков и девочек, которых они увели в плен, и не щадить никого, ни мужчин, ни женщин. Жители Мерва затем были разделены между солдатами и пленными воинами, и, если говорить коротко, каждому из них выпало убить три или четыре сотни людей. Жители Сарахса отомстили своему кади [с такой жестокостью], которой не знали ислам или религия и перешли все границы в унижении и поношении [других мусульман]. И так многие были убиты к наступлению ночи, и горы стали как кучки земли, и равнина пропиталась кровью могущественных.
   Мы состарились на земле, на просторах которой всякий идущий ступает по щекам дев и грудям юношей
   Затем, по приказу Толи, укрепления были разрушены, цитадель сравняли с землей, а максура мечети, принадлежащей секте величайшего имама Абу-Ханифа - сожжена. Можно было бы сказать, что это стало расплатой за то, что произошло во время справедливого правления Шамс ад-Дина Масуда из Герата, визира государства султана Текиша, благодаря которому была построена Пятничная мечеть для последователей имама Шафии, которую ночью подожгли фанатики.
   Когда монголы закончили грабить, захватывать в плен и убивать Зия ад-Дин Али, один из знатных людей Мерва которого пощадили за то, что он отступил, получил приказ вступить в город и стать эмиром и правителем тех, кто вернулся в город, выйдя из углов и щелей. Монголы также оставили там Бармаса в качестве шихне.
   Когда войско ушло, те, кто прятался в норах и ямах вернулись назад и так набралось около 5.000 человек. После этого прибыла группа монголов, принадлежавшая к арьергарду, и они тоже хотели принять участие в убийствах. Поэтому они приказали, чтобы каждый принес в поле по подолу зерна для монголов; и так они сбросили в колодец смерти большую часть тех, кто уцелел перед этим. Затем они отправились по дороге на Нишапур и убивали всех, кого нашли, из числа тех, кто вернулся с равнины и бежал от монголов, пройдя навстречу м полпути. И так лишились жизни многие люди, и после того прибыл Тайши, который повернул от войска Джеме-нойона, и он также положил бальзам на раны, и всех, кого монголы нашли там, они освободили от уз жизни и заставили выпить напиток смерти.
   ...Клянусь Господом,мы живем в жестокие времена, мы бы ужаснулись даже, если бы это привидилось нам во сне. Положение людей так тяжело, что те, кто умерли, могли возрадоваться.
   А сейид Изз ад-Дин Нассаба был одним из великих сейидов и славился своим благочестием и добродетелью. И он вместе с несколькими другими людьми провел 13 дней и ночей, подсчитывая людей, убитых в годе. Считая только тех, которые были хорошо видны, и не учитывая убитых в ямах и норах, а также в деревнях и пустынных местах, они получили число более 1.300.000. Изз ад-Дин прочёл четверостишье Омара Хайяма, которое как нельзя лучше подходило к этому случаю.
   Форму чаши, в которой все это смешалось
   Даже пьяница изменить не сочтет возможным
   Столько прекрасных голов и ног -
   Кто своим искусством соединил их в любви и разделил в ненависти?
   Эмир Зия ад-Дин и Бармас оставались оба в Мерве до тех пор, пока к ним не пришло известие о том, что Шамс ад-Дин, сын Пахлавана Абу-Бакр Дивана поднял восстание в Сарахсе. Эмир Зия ад-Дин выступил из города с несколькими людьми, чтобы подавить мятеж; а Бармас, выведя из города ремесленников и других, кто должен был проследовать в Бухару, разбил лагерь за пределами города. После этого несколько человек, мера чьей жизни была отмерена и от которых отвернулась удача, решили, что шихне получил известия о султане и приготовился к побегу. Они тотчас ударили в барабан и подняли мятеж в последний день месяца рамазана 618 г.х. [7.X.1221]. Бармас подошел к городу и послал несколько человек чтобы они привели вельмож. Никто не явил ему своего лица и не оказал ему почестей; и в отместку за это он убил несколько людей, которых нашел у ворот города. После этого он удалился с теми кто его сопровождал, среди которых был ходжа Мухаззиб ад-Дин Даштабади, который проследовал за ним до самой Бухары. В Бухаре шихне умер, и люди из Мерва остались там.
   Возвратившись, Зия ад-Дин вошел в город под предлогом приготовлений к отъезду и раздал людям захваченную им добычу. Он также послал к ним сына Баха аль-Мулька в качестве заложника, сказав, что это был его собственный сын. Сам он не показал им своего лица, но поднял против них мятеж и восстановил городские стены и цитадель, и немало народа объединилось вокруг него. В этот момент прибыл монгольский отряд. Он счел благоразумным оказать им хороший прием и на некоторое время задержал их у себя.
   Когда Куш-тегин Пахлаван прибыл из ставки султана с большим войском и приступил к осмотру города, некоторые простолюдины восстали и перешли на его сторону. Зия ад Дин, поняв, что его дело не удастся при таком столкновении интересов, отравился в крепость Марга в сопровождении отряда монголов, находившегося в его распоряжении, и Куш тегин вошел в город, где он начал вводить новые порядки, чинить укрепления, улучшать сельское хозяйство и восстанавливать дамбу. Некоторые жители города отправили Зия ад-Дину секретное послание, в котором призывали его вернуться в город. Когда он вернулся и встал у ворот, один из его сторонников вошел в город и сообщил одному человеку о его прибытии. Новость тотчас достигла ушей Куш-тегина и врагов Зия ад-Дина. Куш-тегин отправил за ним отряд, и он был схвачен. Затем он потребовал у него деньги. Зия ад-Дин ответил, что отдал их проституткам. Куш-тегин спросил, что это были за проститутки. "Они, - сказал Зия ад-Дин, - почтенные мужи и люди, достойные доверия, которые служат сегодня тебе, как вчера служили мне; но когда пришло время сразиться они оставили меня и поставили у себя на лбах клеймо предательства".
   Когда Куш-тегин понял, что у него нет денег и получить с него ничего не удастся, он решил, что смерть Зия ад-Дина станет залогом его собственной жизни, и рассудил, что его уничтожение будет условием долговечности государства. После смерти Зия ад-Дина он со спокойным сердцем вернулся к своим строительным и сельскохозяйственным планам и работал над восстановлением речной дамбы, в то время как вода Рока снесла разрушила плотину его жизни и ввергла воды его существования в колодец погибели.
   Пребывая в неведении [относительно происходящего, он получил сообщение о прибытии в Сарахс Карачи-нойона. Ночной порой он отступил в направлении Сангбаста и тысячей отборных всадников. Карача отправился за ним в погоню и перехватил его у Сангбаста и перебил большую часть его войска, а его наместники остались управлять Мервом.
   Через три или четыре дня после этого, в Мерв прибыло около 200 всадников, намеревавшихся соединиться с Кутуку-нойоном. Половина из них продолжила путь, чтобы исполнить полученные приказы, в то время как оставшиеся осадили город и спешно направили посыльных к генералам Торбею и Кабану в Нахшаб с донесением о собирающихся у Мерва людях, ибо в то время к году, влекомые несметностью его богатств, со всех стон прибывали иноземцы, вышедшие из своих убежищ и обратившие свои лица к Мерву, и горожане, из любви к своему городу, также бросились в тот зловонный колодец.
   Не прошло и пяти дней, как Торбей прибыл к воротам с 5.000 человек и в сопровождении Хумаюна Сипах-саллара, получившего титул Ак-Мелик. Они захватили город за один час и, связав его защитников друг с другом верблюжьими поводьями, выводили их по десять или двадцать человек и ввергали в кровавую пучину. И так они замучили 100.000 человек, после чего они поделили между войсками кварталы и разрушили большую часть домов, дворцов , мечетей и святынь.
   После этого генералы вернулись к выполнению своих обязанностей в монгольскую армию, оставив Ак-Мелика с небольшим отрядом, чтобы схватить тех людей, которые, благоразумно попрятавшись по углам, сумели избежать удара клюва ворона, зовущегося мечом. Ак-Мелик прибегал к самым низким шпионским средствам, и когда было уже испробовано все, один человек из Нахшаба, бывший вместе с ними, притворился муэдзином и стал призывать к молитве, и всех, кто выбрался из своих укрытий, схватили и отвели в шкоту Шихаби, куда их набилось немало, а потом сбросили с крыши. И так погибло еще множество людей. И Ак-Мелик занимался этим сорок один день, а после этого вернулся туда, откуда пришел. И во всем городе не осталось в живых и четырех человек.
   Когда армия покинула Мерв и его окрестностях, все те, кто оставался в деревнях или ушел в пустыню, вернулись в город. И сын эмира, человек по имени Арслан, вновь занял должность эмира Мерва, и простые люди сплотились вокруг него.
   Когда известие о том, что произошло в Мерве, достигло Насы, один туркмен собрал там армию из своих соплеменников и пришел с ней к Мерву. Горожане перешли на его сторону, и так вокруг него собралось 10.000 человек и он был эмиром на протяжении шести месяцев, в течение которых он постоянно посылал отряды в Марв-ар-Руд. Пандж-Дих и Талакан, которые неожиданно нападали на монгольский обоз и уводили их скот и лошадей.
   В то же самое время, этот туркмен, желая взять Нису, отправился туда с большей частью своих сил и осадил город, правителем которого был Нусрат. Он продолжал осаду до тех пор, пока вдруг на них неожиданно не напал Пахла-ван, пришедший со стороны Язира, и он обратился в бегство. Когда он был на полпути назад, он подвергся нападению и был убит правителем замка.
   Тем временем из Талакана, чтобы сразиться с туркменом, пи шел Карача-нойон и неожиданно появился у Мерва. Он вновь на сыпал соли рану, убив всех, кого смог найти и уничтожив их запасы зерна. А вслед за ним прибыл Кутуку-нойон со 100.000 людей и начал мучить и истязать жителей. Их халаджи из Газни и афганцы, насильно согнанные в войско, своими руками твори ли такие зверства, которых еще не видели люди. Одних они сожгли на огне, остальных предали другим смертельным мукам, и не пощадили ни одно живое существо. Итак они провели сорок дней, а потом ушли; и в городе и деревнях не осталось и сотни живых душ, и пищи не хватало даже этим немногим. И в добавок ко всем этим несчастьям человек по имени Шах с небольшой шайкой негодяев обшарил все ямы и все потайные места, и где бы они ни находили жалкое изможденное существо, они убивали его. Нескольким таким несчастным удалось бежать, и они рассеялись по всей стране; и за исключением десятка или дюжины индусов проживших в городе десять лет, там никого не осталось.
   О ночи величавого Мерва, когда всемы быпи едины! Да позволит Всевышний тебе напиться из облака весеннего дождя! Мы уберегли тебя от превратностей и переменчивости. Судьбы, когда глаза Намерения были закрыты повязкой сн. Сегодня превратности Судьбы вновь пробудились и вспомни о своем намерении, и рассеялись подобно дождю в каждой земле.
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.28. О том, что случилось с Нишапуром (оконч) [1.7, с.112-119].
   Когда наступила весна 618 [1221-1222] года и Толи покончил с Мерсом, он отправился в Нишапур, и никто не знал о его приближении. Он собрал и отправит туда такое огромное войско, что в районе Туса они захватили все селения одним ударом и отправили к их товарищам всех, кто избежал меча Он также заблаговременно послал большую армии к Шадияху с камнеметными орудиями и [другим] вооружением, и хотя Нишапур находится в каменистой местности, они нагрузили камней за несколько перегонов и везли их с собой. Они свалили их в кучи, как собранное зерно, и даже десятая их часть не была использована.
   Жители Нишапура увидели, что дело нешуточно и что на этот раз пришли не те люди, каких они видели до этого, и хотя на городской стене у них было 3.000 исправных арбалетов, и установлено 300 камнеметных машин и баллист и запасено соответствующее количество снарядов из нефти, их колени задрожали, а сердце ушло в пятки. Они не видели иной возможности [спасения], кроме как посла к Толи главного кади Рукн ад-Дина Али ибн Ибрахим аль-Мутиши. Когда он пришёл к нему, он стал просить пощадить жителей Нишапура и согласился платить дань. Это не помогло, и ему самому не позволили вернуться.
   На рассвете в среду 12 числа месяца сафара [7.IV.1221] они наполнили утреннюю чашу войны и яростно сражались до самой полуденной молитвы пятницы, и к тому времени ров заполнился в нескольких местах, а в стене появилась брешь. А т.к. наиболее ожесточённый бой был у ворот Погонщиков верблюдов и в башне Кара-Куш и там находилось больше воинов, то монголы и установили своё знамя на стене Хусрау-Кишк и, поднимаясь наверх, они сражались с горожанами на крепостному валу в то время как силы, находившиеся у ворот Погонщиков верблюдов также взбирались по укреплениям. И весь тот день до самого наступления ночи они продолжали лезть на стены и сбрасывать с них людей.
   К ночи субботы все стены и укрепления были покрыты монголами; а сам Толи в тот день находился в трех парасангах от Чангарака. Тем временем монголы слезли со стен и начали грабить и убивать; а горожане сопротивлялись, рассеявшись по домам и дворцам. Монголы искали Муджир аль-Мулька и вытащили его из подземного хода. Чтобы поскорее освободиться из петли жизни, он стал говорить им грубые слова; и они, наконец, предали его позорной смерти. После этого они выгнали всех оставшихся в живых, мужчин и женщин, из города на равнину; и чтобы отомстить за смерть Тогачара, было приказано разрушить город до самого основания, чтобы это место можно было перепахать; и чтобы во исполнение мести в живых не осталось даже кошек и собак.
   После этого дочь Чингисхана, бывшая главной женой Тогачара, въехала в город со своей свитой, и они убили всех уцелевших за исключением четырехсот человек, которые были отобраны за их мастерство и увезены в Туркестан, где потомков некоторых из них можно встретить и по сей день.
   Они отрубили головы убитых от их туловищ и сложили их в кучи, положив головы мужчин отдельно от голов женщин и детей. После чего Толи, собравшийся проследовать в Герат, оставил эмира с четырьмястами таджиков, чтобы они отправили вслед за мертвыми всех живых, которых найдут.
   Мухи и волки пировали на груди садров; орлы на горных вершинах лакомились нежной женской плотью, грифы поедали шеи гурий.
   Земля умерла, потеряв тех, кто её покинул, словно они были её душой.
   Дома и жилища сравнялись с землей, дворцы, высотой соперничавшие с Сатурном, поруганные, были уничтожены и стали подобны земле; особняки навсегда покинули довольство и богатство, замки, когда-то надменные, пали к ногам убожества, розовые сады стали печной золой; многие земли стали пустой долиной.
   Увы, несчастья овладели ею, и её холмы превратились в низменности, привыкшие сгибать колени.
  
   АЛЬ-АСИР. О захвате татарами Хорасана [3.1, с.372-376].
   Войско неверных, посланное в Хорасан, переправилось через Джайхун и направилось в город Балх. Жители Балха запросили пощады. Неверные согласились пощадить их, и город был сдан им в 617 г.х. Они не учинили ни грабежей, ни убийств, а назначили своего шихну и ушли, отправившись в Заузан, Майманд, Андхой и Фарйаб. Они завладели всеми ими и назначили в них правителей. Их жителям они не причинили зла и горестей, а только забрали мужчин, чтобы те сражались вместе с ними с теми, кто сопротивляется им. Затем они отправились в Таликан, а это - область, охватывающая несколько городов. В ней есть укрепленная крепость, называемая Мансур-Кух, недосягаемая из-за ее высоты и возвышенного положения, а люди в ней смелые в бою. Они осаждали ее в течение шести месяцев, ведя сражения с ее защитниками и ночью, и днем, и не добились никакого успеха. Тогда они послали к Чингис-хану, сообщая, что не могут взять эту крепость из-за множества в ней воинов, ее укрепленности и недоступности.
   Чингис-хан прибыл к ним сам с соединением находившихся при нем войск и стал вести осаду крепости. С ним было много пленных мусульман. Он приказал им непосредственно участвовать в сражениях, [пригрозив, что] иначе убьет их, и они стали сражаться вместе с ним. Он стоял у крепости еще четыре месяца. Под ней было убито много татар. Когда их царь увидел это, он приказал собирать все, что можно из хвороста и [ветвей] деревьев. Они сделали это и стали строить [насыпи], кладя слой хвороста, а на него слой земли. Они это делали до тех пор, пока она не стала высоким холмом, параллельным [стене] крепости. Те, кто был в ней, открыли ее ворота, вышли из нее, и все, как один, бросились в атаку. Конные из них уцелели и спаслись, уйдя в те горы и ущелья, а пешие были убиты. Татары вошли в крепость, угнали в неволю женщин и детей и разграбили деньги и имущество.
   Затем Чингис-хан собрал жителей, которых он пощадил в Балхе и других городах, и направил их с одним из своих сыновей в город Мерв. Они подошли к нему, а в нем собралось около 100.000 человек из арабов, тюрков и других спасшихся мусульман. Все они расположились лагерем вне города, полные решимости встретиться в бою с татарами и питая надежду победить и захватить их. Когда татары прибыли, они вступили с ними в сражение. Мусульмане мужественно держались, а татары [до той поры] вообще не знали бегства. Так, когда один из них был взят в плен, он сказал, находясь у мусульман: "Если говорят, что татары убивают, это правда, а если говорят, что они убегают, то это неправда".
   Когда мусульмане увидели стойкость татар и их отвагу, они обратились в бегство. Большинство из них татары перебили и взяли в плен, и спаслись лишь немногие. Их имущество, оружие и верховые животные были захвачены. Татары послали в окрестные города, собирая людей для осады Мерва. Когда у них собралось столько, сколько они хотели, они подошли к Мерву и осадили его. Они яростно его осаждали, ведя непрерывные сражения. Положение жителей города стало тяжелым из-за бегства тех воинов и множества убитых и плененных из их среды. На пятый день после своего прибытия неверные послали к эмиру, находившемуся в Мерве в качестве главы тех, кто в нем, говоря: "Не губи себя и жителей города. Выходи к нам! Мы назначим тебя [снова] эмиром этого города и уйдем от тебя".
   Он послал к ним [гонца], требуя пощады для себя и для жителей, и те обещали ее. Тогда он вышел к ним. Сын Чингис-хана надел на него почетную одежду, выразил ему свое почтение и сказал: "Я хочу, чтобы ты показал нам твоих приближенных, чтобы мы посмотрели, кто из них годен служить нам, и мы возьмем их на службу, наделим уделами, и они будут с нами".
   Когда те явились, он [без труда] смог захватить их вместе с этим их эмиром, и они были арестованы. Сделав это, он приказал им: "Напишите мне [список] купцов города, старейшин и богатых людей и, отдельно, список ремесленников и мастеровых. И покажите это нам".
   Они выполнили то, что он приказал. Когда он посмотрел списки, он велел жителям города выйти из него со своими семьями. Они все вышли, и не остался ни один из них. Тогда сын [Чингис-хана] сел на золотое сидение и приказал привести тех воинов, которых он захватил. Их привели и казнили, а люди смотрели на них и плакали. Что касается простого народа, то неверные поделили между собой мужчин, женщин и детей и их имущество, [а ремесленников оставили для своих нужд]. Из-за [ужасных] криков, рыданий и стенаний, [этот день был подобен грядущему дню страшного суда, о котором сказано:] "И это - день, который увидят!" Они схватили богатых, избивали их и всячески истязали, домогаясь денег. Возможно, что кто-нибудь из них умер от жестокого избиения, а у него не осталось ничего, чем он смог бы выкупиться.
   Затем неверные сожгли город, сожгли гробницу султана Синджара и разрыли его могилу, разыскивая деньги. Все это происходило в течение трех дней. На четвертый день он (сын Чингис-хана) приказал перебить всех жителей города, заявив: "Эти не повиновались нам!" И всех их убили. Он приказал сосчитать убитых, и тех оказалось около 700.000.
   Затем неверные направились в Нишапур и осаждали его пять дней. В нем находилось соединение достойных исламских воинов, но они не смогли противостоять татарам, и те захватили город, выгнали его жителей в степь, перебили их, угнали в неволю жен и подвергли пыткам тех, у кого они подозревали наличие денег, как они это сделали в Мерве. Они пробыли в нем 15 дней, обыскивая и разрушая жилища в поисках денег. Когда они перебили жителей Мерва, им сказали, что многие из убитых на самом деле оказались невредимыми и спаслись, уйдя в страну ислама. Поэтому они приказали жителям Нишапура [отрубить] головы, дабы никто из них не уцелел.
   Покончив со всем этим, они отправили отряд в Тус. Там они сделали то же самое, разрушили его и разрушили Мешхед, в котором находится [гробница] Али ибн Мусы ар-Рида и ар-Рашида, превратив все в развалины. Затем они направились в Герат, один из самых укрепленных городов, осаждали его 15 дней, взяли его и помиловали его жителей, убив лишь некоторых из них. Над теми, кто остался цел, они назначили своего шихну и пошли на Газну. Их встретил Джалал Ад-дин, сын хорезмшаха, вступил с ними в бой и обратил их в бегство, как мы об этом еще скажем. Тогда жители Герата напали на шихну и убили его. Отступившие неверные вернулись к ним, с боем вошли в Герат, убив всех, кто был с ним, разграбили имущество, угнали в неволю женщин, разорили окрестности, разрушили и сожгли весь город. Затем они вернулись к своему царю Чингис-хану, который находился в Таликане, посылая оттуда отряды во все города Хорасана. Там они творили то же самое. И не избежал их зла и бесчинств ни один из городов, а было все, что они сделали в Хорасане, в 617 г.х.
  
   НАСАВИ. гл.22. Об осаде татарами Насы, убийстве Шихаб ад-Дина и истреблении населения [Насы] [3.2, с.88-92].
   И случилось так, что Чингис-хан отрядил [для похода] на Хорасан своего зятя Тогачар-нойана и эмира из числа своих предводителей по имени Берке-нойан с 10.000 всадников, чтобы они разграбили, сожгли страну, высосали мозг ее костей и кровь ее жил и очистили ее от жалких остатков и последних искр жизни. Отдельный отряд из них во главе с эмиром, известным по имени Бел-Куш, достиг Насы. Жители ее метали стрелы им навстречу. Одна стрела попала в грудь Бел-Куша, и он упал мертвым. За это они отомстили жителям Насы и осадили ее раньше других городов Хорасана. Они подошли к ней с полчищем, надвигавшимся словно черная ночь, и осаждали ее крепость на протяжении пятнадцати дней, не прекращая сражения ни днем, ни ночью. Против нее было установлено двадцать катапульт, которые тащили люди, собранные из областей Хорасана. Татары гнали пленных под прикрытиями-домами вроде таранов, сделанными из дерева и покрытыми шкурами. Если пленные возвращались, не доставив прикрытия к стене, им рубили головы. Поэтому они были настойчивы и наконец пробили брешь, которую нельзя было заделать. После этого все татары надели свои доспехи и ночью бросились штурмовать [крепость], овладели стеной и разошлись по ней, а жители спрятались в своих домах. А когда настал день, татары спустились к ним со стены и погнали их на открытое место за садами, называемое Адрабан, будто стадо овец, которое сгоняют пастухи.
   Татары не протянули своих рук к добыче и грабежу, пока не собрали их с детьми и женщинами на этом обширном пространстве. Вопли разрывали покровы небес, и крики наполняли воздух. Затем они приказали людям крепко связать друг друга, и те покорно исполнили это. Между тем, если бы они не сделали этого, а разбежались бы, стремясь к спасению, и бежали [даже] без боя -- ведь горы близко, -- то большинство их спаслось бы. И вот, когда они были связаны, татары подошли к ним с луками, бросили их на землю и накормили ими земных червей и птиц небесных. И сколько было пролитой крови, разорванных покровов, детей, убитых и брошенных у груди своих погибших матерей! Количество убитых из числа жителей Насы и тех, кто находился здесь из чужестранцев и подданных ее округа, было 70.000. А ведь это был лишь один из округов Хорасана!
   Шихаб ад-Дина ал-Хиваки и его сына, достойного саййида Тадж ад-Дина, привели связанными к Тогачар-нойану и Берке-нойану. Были доставлены также и сундуки с сокровищами Шихаб ад-Дина, которые были опорожнены перед ним, так что золото оказалось между ним и татарскими вождями. Оба они были убиты как мученики, а он (Шихаб ад-Дин) теперь похоронен в Насе в мазаре, называемом Мил Джафта.
  
   НАСАВИ. гл.23. Что случилось в Хорасане после бегства султана, - нет нужды в подробностях, ибо обстоятельства похожи друг на друга: повсюду только смерть, везде разрушение [3.2, с.92-94].
   Когда султан, спасаясь, отправился в Ирак, оставив позади области Хорасана и пренебрегая ими, за ним в погоню пустились Чжэбэ-нойан и Сюбете-Бахадур. А через реку [Джейхун] переправились в Хорасан проклятые Тогачар и Берке, и в Насе произошло то, о чем мы уже рассказали. Они (татары) разошлись по областям Хорасана, образовав отдельные отряды, и распространили [огонь] поджога. И всякий раз, когда один из таких отрядов в количестве тысячи всадников нападал на какую-либо местность, он собирал людей из окрестных деревень и двигался с ними к городу, где их силами ставили катапульты и пробивали бреши в стенах, пока не овладевали городом. А тогда не оставалось в нем никого, кто мог бы развести огонь или жить в доме. И душами овладел страх, причем у попавшего в плен было спокойнее на душе, чем у того, кто сидел дома, ожидая исхода событий.
   В это время я находился в своей крепости, известной под названием Хурандиз, одной из лучших крепостей Хорасана. Мне неизвестно, кто из моих предков первым владел ею, так как рассказы о ней противоречат друг другу в зависимости от склонностей [рассказчиков], а мне надлежит говорить только правду. Считают, что она находится в руках моих предков с тех пор, как возник ислам и занялась его заря в Хорасане. А Аллах об этом знает лучше!
   И вот в те дни, когда мир бушевал в смятении, крепость стала местом, куда бежали пленные, и убежищем для охваченных страхом, так как она была центром области, серединой возделанной местности. [Люди], имевшие свиту, и самые известные обладатели богатств спасались сюда бегством, босые и голые, и я по мере возможности прикрывал их наготу и помогал им в том, что их постигло, а затем провожал их к тем из их родственников, кого миновали мечи. И татары продолжали действовать таким образом, пока не захватили Хорасан до самых его окраин.
   К ним перешел некто по имени Хабаш, происходивший из Касиджа, а это одно из имений Устува Хабушана. Он был сархангом, но они, издеваясь, смеха ради титуловали его маликом, поставили его во главе вероотступников и поручили ему установку катапульт и управление пехотинцами. Люди претерпели от него страшные бедствия, невыносимые унижения и мучения, ниспосланные небесами. Он вступил на скверный путь и стал писать раисам поместий, а селения Хорасана имели стены, рвы и мечети, и раисы их были могущественны. И вот он приказывал какому-нибудь из них, чтобы тот явился сам вместе со своими подданными и доставил лопаты и мотыги, а также столько, сколько могли, луков и осадных орудий. И если раис соглашался на это, то он (Хабаш) осаждал их силами какой-нибудь город, захватывал его и изливал на жителей жестокие мучения. Если же кто-нибудь из раисов пренебрегал этим приказом и уклонялся, то Хабаш шел к нему, осаждал его, выводил из укрепления его и тех, кто был с ним, предавая их мечу и отправляя по пути смерти.
   Татары откладывали осаду Нишапура и предпочитали разорять другие округа, считавшиеся подчиненными ему, пока не закончили разрушение их всех: здесь было более двадцати городов. Затем со всеми своими силами они направились к Нишапуру, чтобы наказать его жителей большой бедой. К городу собрались и те их племена, которые были рассеяны в разных концах Хорасана. Когда татары подошли к нему, жители его выступили, начав сражение, и в грудь проклятого Тогачара попала стрела, завладевшая местом его души и избавившая людей от его зла: он отправился в "огонь Аллаха воспламененный, который вздымается над сердцами".
   Убедившись в превосходстве простонародья, татары поняли, что Нишапур удастся взять лишь с помощью подкреплений. Тогда они отложили осаду и написали Чингис-хану, обращаясь за подкреплением и помощью. Он послал к ним Кутуку-нойана, Кед-Бука-нойана, Толан-Черби и некоторых других эмиров с 50.000 всадников. Они подошли к Нишапуру и окружили его в конце 618 г.х. (II.1222). Это было после ухода Джалал ад-Дина в Индию, о чем мы расскажем, если будет угодно Аллаху.
   Когда татары приблизились, они остановились восточнее города, в деревне Нушджан, где было много деревьев и имелась в изобилии вода. Они находились здесь, пока не восполнили недостатка в осадных орудиях: защитных стенах, подвижных башнях, катапультах и таранах. Они направились к Нишапуру и в тот же день установили двести катапульт с полным оснащением и метали из них. Через три дня они овладели им и причинили ему то же, что и остальным городам. Он стал таким же, как и другие, и по нему прошел поток, несчастье охватило его кругом, и день и ночь оплакивали его. Затем татары приказали пленным сровнять его лопатами, пока земля не стала ровной, без комьев и камней, и всадник не мог бы здесь споткнуться, а они играли здесь в мяч. Большая часть жителей погибла под землей, так как они до этого устроили себе подвалы и подземные ходы, полагая, что они смогут там удержаться.
   Когда Джалал ад-Дин, как об этом будет сказано далее, вернулся из Индии и завладел областями Хорасана и соседними с ним частями Ирака и Мазандарана, то, несмотря на их разорение, откапывание кладов отдавалось на откуп за три тысячи динаров в год. Чаще всего откупщик брал на себя уплату такой суммы и в один день добывал ее, так как деньги были засыпаны в ямах вместе с их владельцами. Подобное происходило повсеместно и в других городах Хорасана, Хорезма, Ирака, Мазандарана, Аррана, Азербайджана, Гура, Газны, Бамйана, Сиджистана вплоть до границ Индии.
   И если бы я рассказывал об этом подробно, то ничего не пришлось бы изменять, кроме имени осаждавшего и осажденного, и нет нужды продолжать речь об этом.
  
   НАСАВИ. гл.30. О прибытии Джалал ад-Дина в Нишапур и отъезде из города по направлению к Газне [3.2, с.104-105].
   Когда [Джалал ад-Дин] прибыл в Нишапур и остановился здесь, оттачивая свою решимость вести священную войну, он начал писать эмирам, владетелям краев и узурпаторам, захватившим в это время различные местности из-за того, что некому было защитить их. Таких стало много, и острословы того времени называли их "эмирами седьмого года". Им было приказано поспешить с прибытием и сбором войск, и приказ был подкреплен обнадеживающим обещанием, что милость не будет нарушена.
   Ихтийар ад-Дин Занги ибн Мухаммад ибн Хамза к этому времени уже вернулся в Насу, завладел захваченным у него правом и вернул себе отнятое наследство. Хотя он был уверен в смерти султана, он не осмеливался объявить себя независимым. Бывало, писались указы и разрешения, а он заверял их знаком того, кто наследовал султану [Мухаммаду] в Насе до того, как ею завладели татары. Так он поступал, пока не получил указ (тауки) Джалал ад-Дина с утверждением его в том, чем завладела его рука, возвратившая [отобранное], и с обещанием прибавить, если он (Джалал ад-Дин) увидит с его стороны еще более усердную службу. Тогда [на грамотах] вновь появилась печать Ихтийар ад-Дина.
   Джалал ад-Дин находился в Нишапуре на протяжении месяца, отправляя гонцов в разные стороны для сбора войска и подкреплений, пока татары не узнали об этом и не поспешили воспрепятствовать его намерениям. Тогда он выступил из Нишапура с присоединившимися к нему хорезмийцами, быстро одолевая расстояния, пока не прибыл в крепость ал-Кахира, построенную в Заузане правителем Кермана Муаййид ал-Мулком. Сторожевые огни в ней из-за высоты казались звездами или, скорее, светлячками. Он (Джалал ад-Дин) собирался закрепиться в ней. Однако Айн ал-Мулк, зять Муаййид ал-Мулка, которому была поручена защита крепости, предостерег его от этого, сказав ему: "Нехорошо, если подобный тебе укроется в какой-то крепости, даже если бы она была построена на "роге" звезд ал-Фаркадан, на вершине [созвездия] ал-Джауза или еще выше и дальше. Крепости для владык -- это то же, что хребет лошади для льва. И даже если ты укрепишься в крепости, то татары [все равно будут] разрушать ее строения, пока не достигнут цели".
   Тогда Джалал ад-Дин велел принести часть золота, находившегося в хранилищах крепости. Оно было доставлено, и он распределил мешки [с золотом] среди сопровождавших его приближенных. Он покинул ал-Кахиру и поспешно отправился к границам Буста.
   Там он узнал, что Чингис-хан находится в Талакане с многочисленным отрядом и ополчениями, не поддающимися подсчету. И вот свет дня показался ему темной ночью, а остановка и бегство -- [одинаково] страшными, так как, куда бы он ни обратился, нет спасения ни позади, ни впереди него. Тогда [Джалал ад-Дин], продолжая подвергаться опасности, спешно двинулся в Газну, обходя все находящееся в домах и не ступая на землю для остановки. На второй или третий день ему сообщили, что поблизости находится Амин-Малик, двоюродный брат султана [Мухаммада] по матери, правитель Герата и его мукта. Он уже покинул Герат, стремясь удалиться от татар, и направился в Систан, чтобы овладеть им, но не смог. Теперь он возвращался, имея при себе десять тысяч всадников-тюрок, подобных львятам, бросающимся [на добычу]. [Они были] из числа отборных войск султана, спасшихся от бедствий, их количество возрастало, и они были готовы к бою. Джалал ад-Дин послал к нему [гонца], сообщая, что он близко, и побуждая [его] скорее явиться к нему.
   И вот оба они встретились и сговорились напасть на татар, осаждавших крепость Кандахар. Оба они выступили против них, а враги Аллаха, ослепленные, не видели, какие несчастья их подстерегают и какие ловушки их окружают. Они полагали, что враг только бежит от них, подобно газели, что никто не собирается нападать, что копья сопротивления притуплены и некому действовать ими, как вдруг они увидели эти копья, которые жаждут их горла и стремятся к их сердцам, и оседлали спину бегства. Но спаслись из них лишь немногие, и они принесли Чингис-хану весть о том, что случилось с его войском. Его охватило смятение, когда он увидел, что сподвижники его стали мясом для острых мечей и пищей для хромых орлов.
   А Джалал ад-Дин направился в Газну и вступил в нее славно, победно, прославляя Аллаха за то, что облегчил ему дело успеха. Может быть, тот, кто знаком с "Книгой путей и государств", знает, как огромно расстояние от Хорезма до Газны, на протяжении которого стояли войска Чингис-хана, искавшие Джалал ад-Дина. И все же он (Джалал ад-Дин) нашел противника подобно настигающей ночи, хотя преодолел большое расстояние. И слыхал ли ты когда-нибудь о войсках, так быстро прошедших расстояние в два месяца пути, и о массе, которая была так велика, что могла заполнить пространство между двумя морями?
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.2, гл.14. О султане Джелаль ад-Дине [1.7, с.280-291].
   Удача и процветание навсегда покинули Дом Текиша, и его счастливая звезда среди бедствий несчастья стала менять направление и клониться к закату, и не было никакой силы удержать её. Тайна повеления: "Ты даруешь власть, кому пожелаешь" была записана на челе империи Чингис-хана и его потомства, так же как смысл слов: "Ты отнимаешь власть, от кого пожелаешь", был ясно начертан на страницах жизни его противников, хотя человеческий разум и не в силах увидеть этого. Однако султан не желал, чтобы его сына, как и отца, поносили людские языки и чтобы в него летели стрелы упрёков слуг Всемогущего Господа.
   Мне остаётся искать славы там, где она обитает, и не моя вина, если то, чего я ищу, ускользнёт от меня"
   Сознавая всё это, султан Джелал ад-Дин, услыхав, что монгольская армия двигалась в направлении Ирака, отступил к Манкишлаку и, набрая лошадей, нашёл там гонцов, посланных в Хорезм. Его сопровождали его братья Узлак-Султан, который был предполагаемым наследником его отца, и Ак-Султан.
   А из главнейших эмиров в Хорезме в то время находились Бучи Пахлаван, дядя Узлак-Султана со стороны матери, Куч-Ай Тегин, Огул-Хаджиб и Темур-Мелик с 90.000 тюрков-канглы. А поскольку Узлак-Султан был любимцем Теркен-хатун, султан Мухаммед возложил па него султанат и управление Хорезмом, хотя он и был еще малым ребенком, и не очень способным к ученью. Когда прибыли султаны, мнения и чувства разделились. Все склонялись в разные стороны, и из-за слабости и бессилия Узлак-Султана и несогласия между министрами всякий слуга превратился в господина, и всякий притесняемый - в притеснителя. Некоторые эмиры, пользующиеся наибольшей властью и влиянием, но оседлавшие жеребца невежества и упрямства, придерживались мнения, что смогут чего-то достичь [самостоятельно], но если султаном станет Джелал ад-Дин, который был крепчайшей опорой и сильнейшей стороной, каждый получит подобающие ему чин и положение, которые нельзя будет превысить ни на шаг, и должности будут присуждаться [исключительно] сообразно заслугам.
   Браслет на ногу и пышная корона на голову, и жемчужное ожерелье на шею.
   Большая часть его собственных слуг и простого народа и большинство высшего сословия выказывали предпочтение султану, а наиболее разумные из придворных, те, кто с течением времени отведали сладость и горечь жизни и испытали ее радости и боль, были рады служить ему и объявили о своем желании перейти под его руку. Кроме того, между братьями были заключены прочные соглашения и обязательные для исполнения договоренности. Однако враждебно настроенные к нему эмиры замышляли обманом уничтожить Джелал ад-Дина. Один из их числа сообщил ему об их заговоре, и когда он понял, что в такое время люди помышляли о вражде и мятеже, а не о согласии и единстве, это побудило его искать возможности [спасения], оставив всякую надежду на получение трона и крепости Хорезма. Как подобает мужчине, он отправился по направлению к Шадияху через Нису. Достигнув Устувы,он на горе Шаякан столкнулся с татарской армией. Его крохотный отряд долго сражался с этими полчищами и противостоял им, постоянно атакуя их в условиях, в которых сын Зла мог единственно выбрать путь отступления. Наконец, когда мир укрылся черным как смоль покрывалом,
   Полководец взнуздал своего дракона и, подняв пыль, закрыл свет от мира -
   и в то время, когда "не было это временем бегства" он ускользнул от этих людей.
   И в тот самый час, когда султан покинул Хорезм, они получили известие о приближающихся к ним огромных полчищах и, не мешкая, поспешили вслед за султаном. На следующий день в том же месте они лицом к лицу столкнулись с теми, кто бился и сражался с султаном Джелал ад-Дином. И когда Ак-Сулгин, который находился при Узлак-Султане и другие старшие ханы увидали татарские полчища они ударились в бегство подобно тому, как звезды бегут от солнца, когда оно достает из ножен свои клинки, и все они отвернули свои лица от боя при первой опасности и показали пятки не приложив рук к сражению. И самые доблестные султаны этого века стали пленниками в руках татарских дьяволов и их военачальники и большинство их слуг стали пищей для острия сверкающего меча и добычей волков и гиен. И после двух дней позорного плена султаны заплатили за все зло, которое их отец причинил королевским домам и древним родам, и они были погребены под землёй или брошены в пасти хищным животным и пожирателям мертвечины. "И на все воля Боги Господа миров"
   Если из-за угла налетит вихрь и сбросит на землю незрелый апельсин
   Чем назовем мы это - тиранством или справедливостью Добродетелью или низостью -
   Тем временем султан Джелал ад-Дин, прибыв в Шадиях два или три дня занимался приготовлениями к тому чтобы уехать при первой возможности. Наконец в полночь, когда
   Не слышно стало криков зверей и птиц, и мир умолк -
   К добру или ко злу, -
   он внезапно, словно падающая звезда, вскочил на скуна веры в Господа и 15 дня месяца зуль-хиджа 16 г.х. [10.II.1221] отправился в Газнин, который был назначен ему отцом. С момента его отъезда до прихода монгольского войска прошло не более часа. Узнав, что султан покинул город, они тотчас устремились вслед за ним и подошли к месту, где дорога разветвлялась надвое. Здесь султан оставил мелика Иль-Дирека с отрядом, чтобы задержать врага пока он не удалится на безопасное расстояние. Через некоторое время, не имея более сил сдерживать их, Иль-Дирек отступил по другой дороге, а татары бросились вслед за ним, думая, что султан также прошёл по ней. Последний тем временем, проследовав другим путем, одним махом преодолел сорок фарсахов, несмотря на то, что жеребец его тщеславия начал хромать; и монголы прекратили его преследовать и свернули с дороги, по которой он следовал. Прибыв к Зузану, он хотел войти в город, чтобы дать немного отдохнуть своим лошадям, но жители города воспротивились этому и не позволили ему даже укрыться за крепостным валом, о чем он попросил, чтобы, если вдруг подойдет монгольское войско, он мог бы некоторое время защищаться, а они не смогли бы напасть на него одновременно сзади и спереди. "Если прибудет монгольское войско, - сказали они, - оно ударит по тебе мечами и стрелами с той стороны, а мы забросаем тебя камнями сзади, с этой стороны". Это было подобно рассказу о Хидре из Славного Корана: "И пошли они; и когда пришли к жителям селения, то попросили пищи, но те отказались принять их в гости".
   Если говорить коротко, то обнаружив дымоход вероломства открытым в гостеприимных домах верных вельмож Зузана, он проследовал к Мабизханабаду, который он покинул в полночь. На рассвете туда прибыли монголы, которые продолжили [свое преследование] до самой Бардуйи, которая находилась под властью Герата, а потом повернули назад.
   Султан продолжил свой путь и прибыл в Газнин. Амин-Мелик, который находился там с пятидесятиысячным войском, вышел ему навстречу; и все, как воины, так и местные жители, радовались его приходу и воодушевились его присутствием. Султан взял в жены дочь Амин-Мелика и провел зиму в Газнине, в Майдан-и-Сабзе. Известие о его прибытии разнеслось за пределами государства, и со всех сторон приходили отряды воинов и соплеменников "из всякой глубокой расщелины"". Саиф ад-Дин Игхрак примкнул к султану с 40.000 доблестных воинов, и эмиры Гура также явились к нему, прибывая со всех направлений.
   И войска собирались вокруг него, прибывая со всех сторон, ибо он не только принадлежал к знатному роду, но и был [могучим] воином.
   Теперь он обладал блеском и славой и имел многочисленное войско и множество слуг. И в первые дни весны, когда начали распускаться цветы, он вышел из Газнина и направился в сторону Парвана. Расположившись там лагерем, он получил известие о том, что Текечук и Молгор вместе с монгольским войском осадили крепость Валиан и уже готовились захватить её. Оставив тяжёлую поклажу в Парване, султан повёл своё войско, чтобы напасть на Текечука и Молгора. Он перебил тысячу воинов татарского передового отряда; и поскольку его войско превосходило их численностью, татары отступили за реку, разрушив мост и встав лагерем на другом берегу.
   И река образовала преграду между двумя армиями и они (лишь) пускали друг в друга стрелы до наступление ночи Ночью монгольское войско отступило, и султан также ушёл и, поскольку он прибыл туда с большим снаряжением, он велел достать его из своей сокровищницы и раздать войску. После этого он вернулся в Парван. Когда известие об этом достигло слуха Чингисхана, и он уз нал как султан поправил и привел в порядок свои дела. -
   Слух дошел до Афрасиаба, что Сухраб спустил лодку на воду. Из войска было отобрано множество всадников закаленных в боях - он послал Шиги-Кууку с 30.000 войска.
   Через неделю после прихода султана в Парван утром появилось монгольское войско. Султан тут же вскочил на коня отъехал на расстояние одного фарсаха и собрал свое войско поручив правое крыло Амин-Мелику, а левое - Саиф ад-Дину мелик Игхраку, а сам занял место в центре. Он приказал всему войску спешиться и, держа коней, биться до последнего поскольку численность правого крыла, вверенного Амин-Мелику превосходила численность монгольского войска, 10.000 всадников, все доблестные воины, напали на него и отбросили назад. Из центра и с левого фланга постоянно прибывало подкрепление, и, в конце концов, они прогнали монголов в их лагерь. В этих схватках много было убито с обеих сторон, много было рукопашных схваток и бесчисленного чередования силы и хитрости, и никто не хотел показать противнику спину. Наконец, когда чаша горизонта покраснела от крови заката, оба войска удалились каждое в свой лагерь, и монголы приказали каждому коннику посадить чучело на запасного коня. На следующий день, когда небесный мечник опустил свой клинок на голову ночи, противники подтянули свои войска и воины султана, увидав еще одну шеренгу позади монгольского войска, подумали, что это при было подкрепление. Они встревожились и стали советоваться, не бежать ли им и не укрыться ли в горах Баста и Тирах. Но султан и слышать об этом не хотел и отверг эти порочные слова, как сказано:
   Я говорю [своему сердцу], когда оно дрожит или волнуется:
   "Оставайся там, где ты есть, и ты получишь либо похвалу, либо покой"
   И вновь на следующий день они спешились, и монголы, испытав ярость и великую численность войска Игхрака, отобрали своих бахадуров и атаковали левый фланг. Воины Игхрака держались стойко и, не переставая стреляли из луков, и своими стрелами сдерживали монголов. И когда последние отступили перед этим натиском и направились к своему лагерю, султан приказал ударить в барабаны, и воины вскочили на коней и все вместе обрушились на монголов, и обратили их в бегство. Во время отступления, однако, они обернулись во второй раз и атаковали войско султана, уложив на землю почти пятьсот человек. В этот момент подъехал султан, как лев на лугу или как левиафан в бушующем море, и монголы были разбиты наголову; и два нойона с небольшим отрядом отправились к Чингисхану, а войско султана занялось сбором добычи.
   Во время этого занятия возник спор из-за коня между Амин ад-Дином Меликом и Саиф ад-Дином Мелик Игхраком. Амин ад-Дин Мелик ударил Мелик Игхрака кнутом по голове, но султан оставил это поступок без последствий, поскольку не был уверен, что войска канглы стерпят наказание. Саиф ад-Дин весь день оставался на своем месте, а когда опустилась ночь, он скрылся, подобно Джабале, сыну Айхама и поспешил к горам Кармана и Санкурана...
   Сила султана была сломлена этим побегом, и путь чести и успеха закрылся для него. Он проследовал к Газнину с намерением переправиться через Инд, и Чингис-хан, который к этому времени расправился с Талаканом, услыхав о том, что силы султана рассеялись, помчался вперёд, подобно сверкающей молнии или несущемуся потоку, с сердцем, наполненным яростью, и армией, чья численность превышала число капель дождя, чтобы разбить его и осуществить возмездие.
   Когда до султана дошли слухи о нём и ему сообщили о том, что он движется к нему с таким войском, что невозможно сопротивляться этим жаждущим мести полчищам и противостоять Императору Земли, -
   Ибо этот король подобен дракону, жаждущему возмездия и облаку бедствия.
   И гора из твердого камня становится морской водой при звуке имени Афрасиаба -
   он приготовился переправиться через Инд и велел держать лодки наготове. Орхан который находился в арьергарде, пытался отразить нападение передовых отрядов Завоевывающего Мир Чингисхана, но потерпел поражение и отступил, чтобы соединиться с султаном.
   Когда Чингисхан узнал о намерении султана, он поспешил вперёд и настиг его; и его полки окружили его сзади и спереди. На следующее утро, когда свет дня вспыхнул на щеке ночи и молоко рассвета брызнуло из груди горизонта, султан оказался между водой и огнем: с одной стороны были воды Инда, а с другой - войско, подобное всепожирающему огню, и с одной стороны было его сердце, охваченное огнем, а с другой - лицо, обращенное к воде. Тем не менее он не дрогнул, но повёл себя, как подобает мужчине, приготовившись к схватке и раздув пламя войны и битвы. И когда этот лев, облачившийся в одежды сражения, стал подобен пантере, прижавшейся к земле и готовой нанести удар сорвав завесу противника, он оседлал коня возмездия и бросился в бой. Победоносное войско Властелина Семи Стран атаковало правый фланг которым командовал Амин-Мелик, и они были отброшены назад, и большая их часть убита. Амин-Мелик обратился в бегство и помчался и Пешавар, надеясь, что резвость его коня спасет ему жизнь. Но монголы перекрыли дороги, и он был убит в пути. Левый флат также был оттеснен назад, но султан стойко держался и центре с семьюстами воинами и сражался с рассвета до полудня, нападая слева на правый фланг, а оттуда на центр противника; и в каждой схватке он укладывал наземь несколько человек. Но войско Чингисхана продолжало наступать, и численность его с каждым часом все увеличивалась, и султана уже негде было повернуться. Видя, что положение стало отчаянным, со слезами на глазах и пересохшими губами он перестал заботиться о славе и о своем добром имени. Ахаш-мелик, двоюродный брат султана по материнской линии удержал его, схватив под уздцы его коня. С пылающим сердцем и текущими по щекам слезами он простился со своими детьми и со словами:
   Если человек не прибегает к хитрости, даже приложив все усилия, он губит свое дело, обрекает его на неудачу и становится несчастлив.
   Но тот, кто обладает решимостью, которого неудача касается, если только он сам что-то задумал, -
   Тот живет как герой своего века до самой смерти, ибо он благоразумен, и если у него заложило одну ноздрю, он дышит другой, -
   он велел привести своего лучшего коня и, вскочив на него, вновь, подобно левиафану, бросился в пучину бедствий. После этого, потеснив монгольское войско, он повернул поводья и, сбросив кирасу, ударил хлыстом своего коня, заставив его прыгнуть в воду с высоты примерно десяти элей или более того.
   И я прижался к нему грудью, и мои широкие плечи и узкая татя скользнули вместе с ним по скалам
   И, преодолев широкую реку подобно разъяренному льву, он достиг берега безопасности
   И он коснулся ровной земли без единой царапины, а Смерть взирала на это в изумлении".
   Увидев его, плывущего по реке, Чингис-хан подъехал к самому краю берега. Монголы хотели было броситься [вслед за ним], но он остановил их. Они опустили свои луки, и те, кто был свидетелем этого, рассказывали, что, докуда долетали их стрелы, вода в реке была красной от крови. А что до султана, то он вышел из воды с мечом, копьём и щитом...
   И небеса воскликнули в изумлении:
   Никто на земле не встречал такого человека и не слыхал о таком от героев былых времен.
   Чингис-хан и все монголы в изумлении приложили руки к губам и Чингис-хан, увидав тот подвиг сказал, обратившись к своим сыновьям: "Вот о каких сыновьях мечтает каждый отец! Избежав двух водоворотов - воды и огня - и достигнув берега безопасности, он совершит множество славных дел и станет причиной неисчислимых бедствий Как может разумный человек не принимать его в расчет".
   В мире нет ему равных, кроме мудрого и прославленного сына Зала
   Храбростью он превосходит небеса и держится с великим достоинством.
  
   АЛЬ-АСИР. О захвате татарами Газны и городов Гура [3.1, с.377-379].
   Когда татары освободились от [завоевания] Хорасана и вернулись к своему царю Чингис-хану, он снарядил огромное войско в Газну, а в ней был правителем Джалал ад-дин, сын хорезмшаха. У него собрались те, кто остался из воинов его отца. Говорят, их было 60.000. Когда неверные прибыли в округа Газны, мусульмане во главе с сыном хорезмшаха, направились в место, называемое Балак. Там они встретились и вступили в жестокое сражение, продолжавшееся три дня. Затем Аллах ниспослал победу мусульманам, и татары бежали. Мусульмане убивали их, расправляясь с ними, как хотели. Уцелевшие из них вернулись к своему царю в Таликан. Услышав об этом, жители Герата восстали против правителя татар, поставленного над ними, и Чингис-хан направил против них войско. Тогда-то, как мы уже сообщали, его воины захватили Герат и разрушили его.
   Когда татары бежали, Джалал ад-дин послал из Газны посла к Чингис-хану, заявляя ему: "В каком месте ты хочешь сразиться, чтобы мы пришли туда?"
   Чингис-хан снарядил большое войско, большее, чем в первый раз, во главе с одним из своих сыновей , и направил его против него. Неверные прибыли в Кабул. К ним направились исламские войска. Противники выстроились друг против друга, и между ними произошло великое сражение. Неверные вторично бежали, и многие из них были убиты. Мусульмане захватили все, что было у них, и добыча была великой. С неверными было много пленных мусульман. Воины Джалал ад-дина избавили их от неволи и освободили.
   Затем между мусульманами возникли раздоры из-за этой добычи. Причиной здесь было то, что один из эмиров по имени Сайф ад-дин Аграк (Бограк) , родом из тюрков - халаджей, был смелым и отважным. Опытным и хитрым в боях. Он лично участвовал в жарких сражениях с татарами, и он сказал воинам Джалал ад-дина: "Вы опоздали [к бою], исполненные страхом перед ними".
   А среди мусульман был еще главный эмир по имени Малик-хан, состоявший в родстве с хорезмшахом и являвшийся владетелем Герата . Эти два эмира повздорили из-за добычи м вступили в схватку, во время которой был убит брат Аграка (Бограка). Тот сказал: "Я обратил в бегство татар, и из-за этой [не полагающейся Малик-хану добычи] убит мой брат!"
   Он разгневался, покинул лагерь и отправился в Индию. За ним последовало 30.000 воинов, которые хотели иметь его [своим вождем]. Джалал ад-дин всячески старался вновь расположить его к себе, отправился лично к нему, говорил о необходимости священной войны за веру, пугал его [наказанием] Всевышнего Аллаха, плакал перед ним, но тот вернулся и ушел, покинув его. Силы мусульман были подорваны, и они стали слабыми.
   В это время неожиданно пришла весть, что появился Чингис-хан с соединениями своих войск. Когда Джалал ад-дин увидел, насколько ослабли мусульмане из-за ухода тех войск, и что не могут устоять, он направился в сторону Индии. Он достиг Инда , а это - великая река, но не нашел суден переправиться через нее. Чингис-хан же быстро шел по его следам. Джалал ад-Дин не успел переправиться и его настиг Чингис-хан во главе татар.
   Мусульмане были вынуждены вступить в сражение и держаться до конца из-за невозможности переправиться. Они стояли [не двигаясь], как [обреченная на заклание] гнедая лошадь, которую если она пойдет назад, заколют, а если вперед, зарежут. Они [и неверные] выстроились друг против друга, и между ними разгорелся самый жестокий бой из тех, которые они знали. Все предшествующие сражению по сравнению с ним были игрушкой. В таком состоянии они были три дня. Был убит эмир Малик-хан, о котором выше шла речь, и пали многие другие. Убитых и раненых неверных было еще больше. Неверные отступили назад, удалились от них и остановились. Когда мусульмане увидели, что для них не может быть помощи, и что они еще больше ослабли из-за убитых и раненых, не зная числа таковых у неверных, они послали искать суда [для переправы]. Те, наконец, прибыли, и они переправились, ибо Аллах определил, чтобы это свершилось. На следующее утро неверные пошли назад в Газну, еще более уверенные в себе из- за переправы мусульман в Индию и того, что они теперь далеко от них. Достигнув Газны, они сразу же захватили ее, поскольку в ней не осталось защищавших ее воинов. Они перебили ее население, разграбили имущество и угнали в неволю жен. Никто не остался в ней. Они ее разрушили и сожгли. То же самое они сделали в ее окрестностях - грабили, убивали и сжигали. И стали все эти округа безлюдными и разрушенными до основания, "как будто и не были богатыми вчера".
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.22. О том, как Чингис-хан вернулся, чтобы снова сразиться с султаном [1.7, с.92-93].
   Из Талекана Чингис-хан отправил Текечука и группу военачальников расправиться с Джелал ал-Дином. Но войско султана было усилено подошедшим Игхраком и другими воинами прибившими из разных мест; и он наголову разбил войско которое снарядили, чтобы уничтожить его, так то было малочисленно и не получило подкрепления. Когда известие об этом поражении передали Чингисхану, он принял день за ночь, а в своей спешке перепутал ночь с днем и проезжал без отдыха по два перегона, так что невозможно было приготовить пищу.
   Когда он достиг Газни, он получил известие о том, что Джелал ад-Дин ушел оттуда две недели назад, намереваясь переправиться через Инд. Он назначил баскаком в Газни Мама Ялавачи, а сам продолжал преследовать Джелал ад-Дина, как ветер, который гонит облака, пока не настиг его на берегу Инда. Монгольская армия отрезала фронт и тыл войска султана и окружила его со всех сторон; они выстроились в несколько рядов друг за другом в форме лука, сделав Инд его тетивой. Чингисхан приказал своим людям сражаться что было мочи и постараться захватить султана живьем. Тем временем Чагатай и Угэдэй также прибыли из Хорезма Султан, со своей стороны, увидев, что настал день сражения и время битвы, устремился в бой с немногими оставшимися с ним людьми. Он поспешил с правого фланга на левый, а с левого бросился на центр монгольского войска. Он нападал снова и снова, но монгольские войска понемногу продвигались вперед, оставляя ему все меньше пространства для маневров и все меньше места для боя; но он продолжал сражаться, как разъяренный лев.
   И каждый раз, когда вонзались шпоры в бока его коня пыль смешивалась с кровью.
   Поскольку Чингисхан велел захватить его в плен, войско не использовало свои копья и стрелы, желая исполнить приказ Чингисхана. Но Джелал ад-Дин действовал слишком быстро и сумел уйти. Ему привели свежего коня, он вскочил на него, напал на них вновь и возвратился галопом.
   Подобно молнии он бросился в воду и скрылся подобно ветру.
   Когда монголы увидели, как он бросился в реку, они собирались было прыгнуть за ним, но Чингис-хан удерживал их. В волнении он приложил руку к губам и несколько раз повторил своим сыновьям: "Таким сыном может гордиться любой отец".
   Исфандиар взглянул назад и увидал его на суше, на дальнем берегу потока.
   И он сказал: "Не называйте человеком то существо - то разъярённый слон, величием и благородством наделённый"
   Так говорил он и смотрел туда, где шёл Рустам, отыскивая путь.
   Если быть кратким, все воины Джелал ад-Дина, которые не утонули в реке, погибли от ударов сабель. Его жёны и дети бы ли приведены к Чингисхану и тех из них, что были, мужского пола, включая грудных младенцев, приложили к груди смерти и отдали кормилице Ибн-Дайя, что означает, что их тела бы ли брошены воронам.
   На наше несчастье, Ибн-Дайя исследует то, с чем сообщаются слезные протоки.
   Поскольку сокровища и богатства, которые султан имел при себе, состояли из золотых и серебряных монет, он в тот день приказал, чтобы все они были брошены в реку. И монголы послали ныряльщиков достать из воды все, что было возможно.
   Это событие, которое было одним из удивительных деяний Судьбы, произошло в месяц раджаб 618 г.х. [VIII-IX.1221]. А есть поговорка, в которой сказано: "Дождись месяца раджаба, и ты увидишь чудеса".
   Чингис-хан последовал дальше вдоль берега реки, но послал Угэдэя назад в Газни, население которого добровольно сдалось монголам Угэдэй приказал вывести их всех на равнину, где те, что были ремесленниками, были отведены в сторону, а остальные из их числа были преданы смерти, а город также был разрушен. Он оставил Кутуку-нойона присматривать за пленными и ремесленниками, а сам вернулся через Гермсар Герата.
   Чингис-хан тем временем прибыл в Керман и Санкуран. Здесь он получил известие о том, что Джелал ад-Дин вновь переправился через Инд и похоронил своих погибших родственников. Он оставил Чагатая в Кермане, и так как Чагатай не нашёл его там, то он вновь продолжил преследование. Эту зиму он провёл в окрестностях Буа-Катура, который суть город Ашкатар. Правитель этого города Салар Ахмад, перепоясал свои чресла поясом покорности и сделал всё возможное, чтобы обеспечить армию провиантом.
   По причине нездорового климата большинство солдат за болели, и мощь войска уменьшилась. В том городе с ними бы ло множество пленников, кроме того они захватили в тех краях рабов-индусов, так что в каждом доме находилось от десяти до двадцати невольников. Все они были заняты приготовлением пищи - очисткой риса и т.д., и тот климат вполне подходил к их конституции. Чингис-хан отдал приказ, чтобы каждый в каждом доме очистил 400 маундов риса. Они выполнили это задание очень быстро - за одну неделю; после чего Чингис-хан приказал убить всех рабов, находившихся в армии. Несчастные не подозревали о том, какая судьба их ожидает и в одну из ночей, перед самым рассветом, все пленники и индусы были уничтожены, и от них не осталось и следа.
   Все соседние народы отправили к нему посольства и заявили о своей покорности. Чингисхан же направил посольство к Ране, который вначале принял предложение о сдаче, но за тем изменил свое решение. Чингисхан послал к нему войско, и он был захвачен и убит. Он также послал войско осадить Игхрака в укрепленной им цитадели
   Когда монгольские воины выздоровели. Чингисхан принял решение возвратиться домой по пути, пролегающему через Индию в землю тангутов. Он прошел несколько перегонов, но поскольку там не было никаких дорог, он повернул и пришел в Пешавар, и вернулся тем путем, которым пришёл.
  
   РАД. О преследовании Чингис-ханом султана Джелал-ад-дина, о поражении султана на берегу реки Синд и его переправе через реку Синд [1.2, т.1, к.2, с.223-224].
   Когда Шики-Кутуку прибыл к Чингис-хану и доложил о положении дела, тот уже покончил с завоеванием крепости Таликан, Чагатай и Угедей вернулись назад из Хорезма победителями, а Тулуй-хан победоносным вернулся из Хорасана. Они [все] вместе с войсками пролетовали в предгорьях [пуштаха] Таликана и отдохнули, а [их] четвероногие откормились. Тотчас, как только Чингис-хан услышал об этом обстоятельстве, он повелел, чтобы все выступили, и с таким огромным войском он в году лошади направился против султана Джелал-ад-дина из пределов Таликана. Он так поспешно гнал два перехода [кучэ], что не было возможности сварить пищу. Когда Чингис-хан достиг того места, где сражались Шики-Кутуку и султан, он спросил у Укара и Кутура: "Как стояли вы и как [стоял] султан?".
   Они показали. Он нашел их суждение и суждение султана негодными и сказал: "Вы [все] не знаете, какое место [пригодно] для битвы!".
   И обвинил обоих эмиров. Когда он прибыл в Газну, то услышал, что тому пятнадцать дней как султан ушел оттуда с намерением переправиться через реку Синд [Инд].
   Чингис-хан назначил им [жителям Газны] правителем [шихнэ], Мама-Ялавача и с наивозможной быстротой поспешил вслед за султаном. Султан у берега реки уже приготовил суда, чтобы переправиться. Ур-хан был в тыловом отряде [йазак-и кафа], он оказал сопротивление передовому [монгольскому] отряду и потерпел поражение. Когда Чингис-хан узнал, что султан хочет на рассвете переправиться [на ту сторону реки], он опередил его намерение и, проскакав ночь, на заре охватил его спереди и сзади. Монгольские войска со [всех] сторон окружили султана; они встали несколькими полукружьями друг за другом наподобие лука, а река Синд была как бы тетива и когда солнце взошло, султан увидел себя между водой и огнем.
   Чингис-хан заранее повелел: "Не поражайте султана стрелой, приложите все старания, чтобы какою-нибудь уловкою захватить [его живым] в руки!". Он послал Укар-Калджу и Кутур-Калджу отогнать его от берега; они помчались и тотчас увидели край войска султана. Затем монгольское войско атаковало [войско султана] и ударило [по его] правому флангу, которым командовал Хан-мелик, и перебило большинство [хорезмийцев]. Хан-мелик, разгромленный, бежал в сторону Пешавера. Монгольское войско перерезало [ему] дорогу и убило его. Левое крыло [султана] они также сдвинули с места. Султан в центре с 700 людей крепко держался и сопротивлялся такому великому войску от раннего утра до полудня. Так как он отказался от всякой надежды [на спасение], то скакал направо и налево и нападал на центр [монгольской армии]. Так как не было приказания [йаса] на то, чтобы стрелять в него, [монголы все] теснее стягивали кругом него кольцо, а он со всей имеющейся у него мощью отважно сражался. Когда он понял, что неблагоразумно сопротивляться горе и сталкиваться с морем, он сел на свежего коня, атаковал монгольское войско и заставил его отойти назад. Затем вскачь вернулся назад, подобрал поводья, перекинул за спину щит, подхватил свой зонт [чатр] и значок [`алам], ударил коня плетью и словно молния переправился через реку. На той стороне он спешился и стал обтирать воду с меча, Чингис-хан от чрезвычайного изумления положил руку на рот и, показывая Джелал-ад-дина сыновьям, говорил: "Только такой сын должен быть у отца! (Стихи) Раз он сумел спасти себя с такого места брани и выбраться из такой пучины на берег спасения, от него проистекут множество деяний и бесчисленные смуты!".
   Когда монгольское войско увидело, что он бросился в реку, оно хотело было ринуться следом за ним, в реку, но Чингис-хан воспрепятствовал.
   В одной достойной высокого доверия летописи рассказывают, что когда султан понял, что сопротивление невозможно, он утопил в реке большую часть своих жен, детей и обитательниц гарема, чтобы они не попали в унижение плена, сокровища же тоже побросал в воду, затем сам кинулся в реку и переправился. Воины же султана все полностью были перебиты. По другому сказанию, всех его детей мужского пола вплоть до грудных младенцев перебили, а гаремных красавиц расхитили. Так как казна султана в большей части состояла из золота, денег, драгоценных камней и драгоценных вещей, то он приказал в тот день все это бросить в реку [Синд]. После того Чингис-хан повелел, чтобы водолазы спустились [в воду] и то, что было возможно, нашли и вытащили. Когда они покончили с разделом добычи, они остановились по своему обыкновению.
  
   АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.16. О некоторых действиях Султана Джалалудина, сына Султана Магомета [1.04, с.265-373].
   Чингис-хан прежде нежели отправился от города Самарканда, послал Чена-нояна, Судай-баядура и Тогачар-Кантарета, трех наивернейших своих генералов с 30.000 человек конницы, за Султаном Магометом, которой переправился чрез реку Аму, чтоб ему уйти далее в Персию. По многих походах и возвращениях сии три Могуллские генералы, когда прибыли под город Герат, тогда Султан-Хан-Малик, которой в нем командовал, послал им объявить, что он есть слуга Чингис-Хану, и что он никакого сопротивления им показать не хочет. Сие услышав Чена-Ноян и Судай-баядур, пошли в свой путь за Султаном Магометом; но Тогачар-Кантарет думая, что не надлежит полагаться на красные слова, не приятельские учинил приступ к городу. Сие предприятие весьма ему дорого стало: ибо его войско не только было прогнано с великим уроном, но и сам ранен при сем случав стрелою в голову, от чего вскоре после того и умер.
   Султан Хан-Малик, к совершенной своей радости, уведомился, не много спустя времени после того что Султан Джалалудин, сын Султана Магомета, прибыл в город Газмиен: того ради он послал к нему с таким объявлением, что ежели он желает, то может прибыть к нему со всем войском, сколько может его собрать, чтоб учинить баталию с Могуллами. Чингис-хан, почти в тоже самое время, послал некоторого из своих главных офицеров, называемого Угар, а по прозванию Калшан, что значит на Могуллском языке, забавный человек, вместе с четырьмя другими генералами, которые назывались Шанги-Кутукту-ноян, Габачик и Малкав, а при них 30.000 человек войска для пресечения сообщения городам Гачмену, Сагиллу, и Кабулу с прочими областями Султана Магомета. Сии Могуллские генералы за благо рассудили разделить свое войско на многие части, чтобы в лучшем быть состоянии к примечанию неприятельских движений в сих местах. Катукту-ноян, которой с одною частью того войска был близ города Герата, уведомился при сем случае, что Султан-Хан-Малик вышел с немалым числом войска из Герата, чтобы совокупиться с Султаном Джалалудином, и что он стоял весьма близко его. По сил сего известия намерился он учинить на него нападение на другой день рано. Но Султан Малик уведомившись ночью, что есть Могуллские полки в близости от него без всякого замедления пошел с того места к Султану Джалалудину. Табачик и Малкав с своей стороны пришли столь тихо под город Сагилл, что едва было они не взяли оной, потому что жители думая, что Могуллы еще были далеко от их стене, не очень старались посылать уведомляться о том. Могуллские генералы видя, что им в том не удалось, осадили город прямым образом, и старались всячески, чтобы принудить оной к сдаче на договор. Но Султан Джалалудин умножившись людьми, которых к нему Султан Хан-Малик привел, столь нечаянно на них напал, что он их принудил побежать к Кутукту-нояну, которые при сем случае потеряли больше 1.000 человек. Оной не удовлетворившись сею первою удачею, пошел следом за Кутукту-нояном, и не переставал его утруждать, пока не принудил остановишься, и вступить с ним в бой.
   Могуллы видя, что нельзя им было избавиться от баталии, приготовились к оной с возможною ревностью. Султан со своей стороны, поручив левое крыло своей армии Султану-хан Малику, а правое некоторому из старых генералов своего отца, именем Сефу-Дианмалику, сам стал в средине, и в таком расположении столь сильно напал на Могуллов, что после весьма жестокого бою, продолжавшегося от утра до самой вечерней темноты, принуждены они наконец были побежать, и оставить там великое число побитых. Кутукту-ноян употребил в сей баталии обман, чрез который едва было не одержал победы; ибо приказал некоторому надежному офицеру набить все шапки и тулупы, которые могли найтись, соломою, и поставить не много позади лошадей и обозных верблюдов, как некоторой род второй линии. Сей офицер исполнил его приказ столь изрядно, что неприятели думая то быть помощью идущею к Могуллам, испугались, и хотели было бесчестно побежать, ежели б Султан Джалалудин, догадавшись о хитрости Кутукту-нояновой, не ободрил их собою и своими словами показывая , что то Могуллской обман, чрез который бы им выиграть баталию. Сие когда ободрило их храбрость; то они опять столь с великим устремлением напали на Могуллов, что спаслось токмо из них самое малое число с тремя генералами. Чингис-хан уведомившись о сем несчастии весьма огорчился, и приготовился идти вскоре со всеми своими силами в ту сторону.
   Между тем Султан Джалалудин прежде возвращения своего назад, велел разделить добычу на самом том месте, а при сем случае Султан-хан Малик, и Сефудин-Малик поссорились между собою за одну лошадь, что столь далеко распространилось, что Султан-хан Малик ударил в лицо плетью другого. Сефудин стал жаловаться за сию обиду Султану Джалалудину; но не видя, чтоб мог получить себе надлежащее удовольствие, отошел от сего Принца ночью со все ми людьми так называемого поколения Канкли, которые были под его командою, и ушел в Кирманские горы, Султан-хан Малик с своей стороны возвратился также не много спустя времени в свое Гератское губернаторстве.
   Султан Джалалудин уведомившись, что Чингис-хан идёт на него со всеми своими силами, пошел к реке Сирр-Инди. Но Чингис-хан не замедлил за ним следовать, и пришел нечаянно под город Газмиен, которого жители пришедши в страх, пустили его в город без всякого сопротивления. Сей принц тогда определил только там Губернатора, и уведомившись от Газмиенских жителей, что прошло тому только 15 дней, как Султан Джалалудин отбыл из сего города, пошел за ним следом в самой скорости, чтоб его нагнать, прежде нежели б мог переправиться чрез реку; и наконец прибывши близ лагеря сего Принца, стал ночью между рекою и оным, дабы чрез то всячески ему пресечь переправу. Султан Джалалудин увидев на рассвете, что он был окружен со всех сторон Могулским войском, воспринял намерение сильно с ними биться, не смотря на то, что не было ни какого сравнения между малою его армией, и великою Могулскою силою. Прежде начатия бою, Чингис-хан приказал своим наихрабрейшим офицерам, которые назывались Кугур-Калшан, и Котур-Калшан наблюдать с возможным прилежанием особу Султана Джалалудина и стараться, чтоб его поймать живого. Но после как баталия продолжалась от восхождения солнца до полудня, Султан Джалалудин будучи утесняем чрез Могуллов, и видя, что уже у него не много осталось людей, учинил последнее устремление, чтоб пробиться сквозь Могуллскую армию, и добежав благополучно до берегу реки, понудил свою лошадь, которая будучи сильна, перенесла его вплавь жива и здорова на другой берег реки в глазах неприятелей. Сия отвага весьма понравилась Чингис-хану, который сказал при сем случае, что можно назвать по правде счастливым отца, которой имеет такого сына. Между тем взял денежную Султанскую казну, и осудил в вечную работу невеликое число оставшихся людей, которые не были убиты на баталии. Потом послал Дубай-нояна, и Балай-наяна, двух надежных офицеров в погоню за Султаном, которые гонясь за ним всуе до самых Индийских границ, принуждены были возвратиться к своему Государю, не привезши с собою никакого точного известия касающегося до особы Султана Джелалудина.
  
   НАСАВИ. гл.36. О событиях в Газне после возвращения туда Джалал ад-Дина [3.2, с.119-122].
   Он прибыл в Газну в 618 г.х. (25.II.1221-14.II.1222). Люди радостно встречали его прибытие, как постившийся встречает месяц прекращения поста или пострадавший от засухи -- проливной дождь. На службу к нему перешли Сайф ад-Дин Играк ал-Халаджи, правитель Балха А'зам-Малик, правитель афганцев Музаффар-Малик и [предводитель карлуков] ал-Хасан Карлук -- каждый из них имел около тридцати тысяч всадников. С Джалал ад-Дином было столько же его войск и войска Амин-Малика.
   Когда Чингис-хан узнал о том, какая беда стряслась с его войском в Кандахаре, он отрядил своего сына Толи-хана с многочисленным войском, состоящим из отборных воинов, [верных], как потник седла, и [храбрых], как острые мечи. Джалал ад-Дин встретил его с твердым намерением вести джихад и усердно защищать ислам. Он столкнулся с ним у Парвана с конницей, подобной горным потокам, и воинами, [храбрыми] как львы. Когда показались оба отряда, он сам ринулся на центр Толи-хана, расстроил его [боевой] порядок, бросил под копыта конницы его знамена, принудил его бежать и оставить свою позицию. И [тогда] обрушились на татар мечи мщения. Сидя в седле ненависти, Джалал ад-Дин отсекал мечами концы шейных вен, отделял плечи от мест, где они сходятся. А как же иначе? Ведь они причинили большие страдания ему, его братьям и отцу, его государству, его родне и приближенным, охранявшим его. Он остался без отца и потомства, без господина и без раба, несчастье забросило его в степи, а опасности завели в пустыни.
   Толи-хан был убит в пылу сражения, в самом разгаре атаки. Было взято много пленных, так что слуги приводили захваченных ими людей к нему (Джалал ад-Дину) и вбивали им в уши колья, сводя с ними счеты. Джалал ад-Дин радовался и смотрел на это с сияющей улыбкой на лице. Так подвергли их истязаниям в этом мире, "а, конечно, наказание будущей жизни сильнее и длительнее".
   Отряд татар до этого осаждал крепость Валийан, и ее положение стало угрожающим. Но когда они узнали о том, какие жестокие мучения излил Аллах на [татар Толи-хана], они покинули ее, обманувшиеся в своих надеждах, испуганные, и Аллах даровал мусульманам спасение. Когда беглецы возвратились к Чингис-хану, он сам выступил против него (Джалал ад-Дина) с войсками, для которых, [если они] собирались, пространство было тесным и их обилие затопило бы равнину.
   Случилось так, что к этому времени войска халаджей [и карлуков] под предводительством Сайф ад-Дина Играка, Азам-Малика и Музаффар-Малика в гневе покинули Джалал ад-Дина как раз тогда, когда он больше всего нуждался в их присутствии и их помощи. А причина этого была в том, что когда они разбили сына Чингис-хана у Парвана, то тюрки при разделе добычи, доставленной им Аллахом, поспорили с ними на [свой] позор, печатью которого они были клеймены и его огнем таврованы. Некоторые из тюрок Амин-Малика даже оспаривали у Азам-Малика коня из татарской конницы, и спор между ними затянулся. Тюрк ударил его своей плетью, и это вызвало возмущение в их душах и ненависть в их сердцах. В их умах закипела злоба, так как они видели, что не могут добиться справедливого дележа. И как ни старался Джалал ад-Дин удовлетворить их, тюрки становились еще злее и несдержаннее в своем обращении и в отсутствии учтивости, у них было мало опыта в этих делах и они не хотели видеть, каковы будут последствия. Чужеземцы (ал-гураба) (гурцы и афганцы) жаловались друг другу, что эти тюрки считают, что татары не из рода людского, они не знают страха, так как мечи не оставляют на них следа, и они не отступают, ибо на них не действуют копья. Но ведь мы видели, как мечи расправлялись с их суставами, а с племенами -- копья и камни, [как] они довольствовались обетом, который нарушается, и соглашением, которое расторгается. [Они совершали это] "превознесением на земле и ухищрением зла. Но злое ухищрение окружает только обладателей его". Когда Джалал ад-Дин ублаготворял их, чтобы возвратить, и направлял послов для заключения прочного союза, тюрки отвечали ненавистью. "Дело Аллаха было решением предрешенным", и они покинули его. Таким образом, государи этого дома (Хорезмшахов) совершили ошибку, взяв в помощь тюрок против такого же племени из числа многобожников. Ведь кто сражается без непоколебимой веры и твердой убежденности, не надеется на воздаяние и не боится [адских] мучений, не гарантирован от слабости при нужде и от того, чтобы следовать своим желаниям в любое время и ежечасно.
   Когда Джалал ад-Дин узнал о том, что враг Аллаха выступил против него с главной частью своих войск и окружил его громадной силой в то время, когда его покинули эмиры с их отважными героями и толпами их воинов, он в предчувствии беды ощутил страх и понял, что не в силах противостоять Чингис-хану, если не возвратит [ушедших] и не последует их воле. Он решил укрыться за водами Синда, затем возобновить здесь переговоры с отколовшимися от него и дать им понять, что возвращение похвально и для обеих сторон более полезно. И если они согласятся на это, то он встретит Чингис-хана ранним утром, опираясь на помощь находящихся с ним тюрок.
   Между тем Чингис-хан опередил его в том, что он задумал предпринять, и дело сложилось не так, как предполагалось. У Джалал ад-Дина при его выезде из Газны были сильные колики, и в таком положении он не мог больше сидеть в паланкине. Однако он сел на коня, терпеливо снося невероятную боль и мучительные страдания. И это продолжалось до тех пор, пока ему не были дарованы окончательное исцеление и полное выздоровление. Тем временем поступило сообщение о том, что авангард Чингис-хана остановился в Гардизе. Тогда Джалал ад-Дин ночью сел в седло и при наступлении утра, озаренный содействием и водительством Аллаха, воздал хвалу за свой ночной переход и внезапно напал на этот авангард в Гардизе, и его выручили только прекрасные вожаки [табунов] и высекающие искры из камней [кони], а спасла его только быстрота конницы под покровом ночи.
   Когда об этом узнал проклятый, это напугало его и он было уже оплакивал свои надежды. Но он пустился в путь, не обращая ни на что внимания и совершая самые быстрые переходы. Джалал ад-Дин вернулся в свой лагерь на берегу реки Синд, но ему не хватило времени на то, что он намеревался сделать: собрать суда и возвратить отряды. Подошло лишь одно судно, и он распорядился переправить свою мать, жену и тех, кто составлял его дом и кого скрывали его покровы. Но судно разбилось, и переправиться было невозможно. И [в это время] явился Чингис-хан, готовый к битве. "А когда Аллах пожелает людям зла, то нет возможности отвратить это, нет у них помимо Него заступника!".
  
   НАСАВИ. гл.37. О сражении между Джалал ад-Дином и Чингис-ханом на берегу реки Синд. А это одна из величайших битв и самых страшных бед [3.2, с.122-123].
   Чингис-хан подошел к берегу реки Синд до того, как Джалал ад-Дин успел выполнить то, что задумал: вернуть отколовшихся эмиров. И вот налетели друг на друга конные, сошлись в бою храбрецы и держались стойко в течение всего этого дня. Затем настало утро среды, 8-го дня шавваля 618 г.х. (25.XI.1221). И тогда встретились обе стороны и сошлись ремни подпруги, Джалал ад-Дин предстал перед ним (Чингис-ханом) с небольшим количеством [воинов], покинутый большим их числом, с душой, переживающей позор, как будто он безбожник в страхе или еще хуже того.
   Затем он сам ринулся в самый центр [войск] Чингис-хана и разорвал его на части, пробив в нем просеки дорог. Проклятый сам обратился в бегство; разбитый, он подгонял корабль избавления и, ослабленный, стремился к спасению. Круг почти сомкнулся вокруг безбожных, и поражение продолжало охватывать обитателей адского огня. Однако проклятый до сражения выделил в засаду 10.000 всадников из числа отборных воинов, имевших титул бахадуров. Они вышли на правый фланг Джалал ад-Дина, где находился Амин-Малик, и разбили его, отбросив к центру. Вследствие этого расстроился боевой порядок [Джалал ад-Дина] и была поколеблена его стойкость. Битва прошла, [оставив] погибших, обагренных кровью [раненых], утонувших в реке. Некоторые воины подходили к реке и сами бросались в ее стремнину, зная, что неизбежно утонут и что нет пути к спасению. Во время битвы был взят в плен сын Джалал ад-Дина -- мальчик семи или восьми лет: он был убит перед Чингис-ханом. А когда Джалал ад-Дин, разбитый, вернулся к берегу реки Синд, он увидел, что его мать, мать его сына и все женщины его гарема вопят истошными голосами: "Заклинаем тебя Аллахом, убей нас и спаси нас от плена!"
   Тогда он распорядился, и они были утоплены. Поистине, это исключительное несчастье и невероятная беда!
   Что касается войск халаджей, покинувших Джалал ад-Дина, то Чингис-хан, после того как покончил с Джалал ад-Дином, вынудил их спуститься с горных хребтов, с их высоты и вершин, и заставил их выйти из лесных чащ и глубоких ущелий.
   Азам-Малик укрепился в крепости Дарваз. Ее держали в осаде, пока она не была взята и присоединена к другим, захваченным ранее.
   Арид Дийа ал-Мулк Ала ад-Дин Мухаммад ибн Маудуд ан-Насави, человек благородного происхождения, огниво щедрости которого постоянно высекало [искры], рассказал мне: "Я бросился в воду, совершенно не умея плавать, стал тонуть и был близок к гибели. Когда я попал в пучину бушующих вод, я вдруг заметил мальчика с надутым бурдюком. Я протянул руку и хотел утопить его и взять у него бурдюк. Но он сказал: "Если желаешь своего спасения без моей гибели, держись и ты за него (бурдюк), и я доставлю тебя к берегу". Я так и поступил, и мы спаслись. После этого я повсюду искал его, чтобы вознаградить за то, что он сделал, но не нашел его, хотя таких, которые спаслись, было немного".
  
   ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.25. Об экспедиции Джеме и Субутая (прод) [1.7, с.99].
   Джамаль ад-Дин Ай-Аба и некоторые другие вновь начали подстрекать к беспорядкам в Ираке и подняли мятеж. Они убили шихне, поставленного в Хамадане, и схватили Ала ад-Даулу, поскольку он заявил о сдаче города, заточили его в замке Гирит.
   Когда пришла весна Джеме прибыл в Ирак, чтобы отомстить за убийство шахне. Джемал ад-Дин Ай-Аба явилс выразить покорность, но пользы ему это не принесло, и он был казнен вместе с другими.
   После этого монголы покинули Ирак и подчиняли себе Тебриз, Марагху и Нахичеван, убив жителей всех эгих стран. Атабек Хамуш явился с изъявлением покорности, и ему были даны письмо и алая тамга.
   Оттуда они направились в Арран, взяли Байдакан и прошли через Ширван. Потом они подошли к Дербенту, про который никто уже не помнил, чтобы армия когда-то проходила через него или шла этим путем на войну, но они прибегли к хитрости и так прошли через него.
   Армия Туши располагалась в Кипчакской степи и рядом с ней; они соединились с нею и оттуда отправились к Чингисхану.
   Из этого рассказа видно, насколько велики были их могущество и военная доблесть, более того, он подтверждает и служит доказательством власти того, кто властвует над своими рабами; ибо когда от войска отделяется один отряд и разбивает столько царств, и царей, и султанов, будучи со всех сторон окруженным таким врагом и противником, которому никто не может сопротивляться или противостоять, это означает не что иное, как конец одной империи и начало другой.
  
   РАД. О прибытии Чжэбэ и Субэдая в область Ирак, Азербайджан и Арран, об избиениях и разграблениях, учиненных в этих странах, и об их уходе дорогою на кипчакский Дербенд [1.2, т.1, к.2, с.226-229].
   Когда султан Джелал-ад-дин бежал из Нишапура и направился в Газнин, Чжэбэ и Субэдай отправили посла к Чингис-хану [с известием]: "Султан Мухаммед умер, а сын его Джелал-ад-дин бежал и пришел в ту страну. Теперь мы, освободив сердце от [заботы] о них, согласно требованию, которое было определено приказом Чингис-хана, бог даст, сможем прибыть в Могулистан, [но] это ведает мощь великого господа и счастье Чингис-хана!".
   После того они еще все время посылали послов по разным текущим вопросам. Вследствие того, что в [завоеванных] областях еще не установилось спокойствие, ни один посол не ездил иначе, как в сопровождении 300-400 всадников.
   В результате всего, когда они [Чжэбэ и Субэдай] приступили к завоеванию Ирака, то сначала взяли Хар [?] и Семнан, оттуда они подошли к городу Рею и учинили [там] избиение и грабеж. [Отсюда] двинулись на Кум, [где] перебили всех тамошних жителей, а детей увели в полон. Оттуда [монголы] пошли в Хамадан. Сейид Маджд-ад-дин Ала-ад-доулэ подчинился и прислал подношения, [состоящие] из верховых лошадей и одежд, и согласился на [принятие монгольского] правителя [шихнэ].
   Так как [нойоны] услышали, что в Саджасе собралось большое скопище войск султана, с предводителями их Байтегин Селахи и Куч-Бука-ханом, они повернули на него и всех уничтожили.
   Оттуда они прибыли в Зенджан и там перебили населения вдвое больше, чем в других городах, не оставив ни одного жителя в этой стране. Снова вернулись в Казвин, жестоко сразились с казвинцами и взяли город силою. Население Казвина внутри города по своему обыкновению дралось ножами; в результате с обеих сторон было убито около 50.000 человек. В окрестных областях страны Ирак они учинили еще большее избиение и грабеж.
   Когда наступила зима, [монголы] находились у пределов Рея, в [местности] Хейл-и Бузург; в это время Чингис-хан находился в пределах Нахшеба и Термеза. В тот год разразилась невероятно жестокая стужа. Они направились в Азербайджан и в каждой местности, попадавшейся на пути, по своему всегдашнему обыкновению учиняли избиение [населения] и грабеж.
   Когда они прибыли в Тебриз, тамошним правителем [хаким] был атабек Узбек, сын Джехан-Пехлевана; он спрятался, послав [к монголам] человека с просьбою о заключении мира и прислал много денег и скота; [монголы], заключив мир, вернулись назад и направились в Арран, чтобы пробыть там зиму. Путь их лежал через Гурджи-стан [Грузию]. 10.000 гурджийских мужей вышли навстречу [монголам] и учинили битву. Гурджии [грузины] потерпели поражение, и большинство [из них] было перебито. Вследствие того, что [монголы] увидели в пределах Гурджистана лесные дороги и трудно проходимые чащи, они вернулись назад, намереваясь пойти в Мерагу.
   Когда они снова пришли в Тебриз, тамошний наместник [вали]; Шамс-ад-дин Туграи прислал [им] большую дань [мал], так что они удовлетворились этим и прошли мимо. Они осадили город Мерагу. По той причине, что в то время тамошним правителем [хаким] была женщина, которая жила в Руиндизе, в городе не было никого, кто бы, противостал им и принял меры. [Тем не менее население Мераги] вступило [с монголами] в бой. Монголы погнали вперед пленников-мусульман, чтобы те напали на крепостную стену. Каждого, кто возвращался назад, они приканчивали. Таким образом они сражались несколько дней. В конце концов силой захватили город и перебили простонародье и благородных людей. Они увезли с собою все, что было легко перевезти, а остальное сожгли и переломали. Затем они направились на Диярбекр и Ирбиль, но когда услышали о многочисленности войска Музаффар-ад-дина Кукбури, вернулись назад.
   Вследствие того, что Джемал-ад-дин Абиэ [?], принадлежавший к рабам Хорезмшаха, совместно с несколькими другими людьми восстал и убил хамаданского [монгольского] правителя [шихнэ], а Ала-ад-доулэ за то, что тот покорился [монголам], схватили и заточили в крепости Карит, [что в одном] из округов Лура, - [монголы] опять пошли в Хамадан. Несмотря на то, что Джемал-ад-дин Абиэ выходил навстречу им с изъявлением покорности, это не принесло пользы и его вместе с нукерами предали мученической смерти, а город взяли осадою и учинили там поголовное избиение. Это было в раджабе 618 г.х. [8-9.1221]. После опустошения Хамадана они направились в Нахчеван, взяли его и учинили [там] избиение и грабеж. Наконец, атабек Хамуш явился [к ним] с покорностью и [потому] ему дали ал-тамгу и деревянную пайцзу. Оттуда они направились на Арран, но прежде взяли Серав и учинили избиение и грабеж; точно так же [было поступлено и] с Ардебилем. Оттуда они пошли на город Байлакан, взяли его и перебили малых и больших. Затем они напали на Гянджу, которая была самым большим из городов Аррана, и ее также взяли и полностью разрушили. Оттуда они направились в Гурджистан [Грузию], а те, приведя войско в [боевой] порядок, приготовились к сражению. Когда они сошлись друг с другом, Чжэбэ с 5.000 людей отправился [в засаду] в одно потаенное место [гушэ-и панхан], а Субэдай с войском пошел вперед.
   В самом начале сражения монголы бежали; гурджии пустились их преследовать. Чжэбэ вышел из засады; их захватили в середину [обоих монгольских отрядов: отступавшего и напавшего из засады] и в один момент перебили 30.000 гурджиев. Оттуда они [монголы] направились к Дербенду Ширванскому, по пути они захватили осадою город Шемаху, учинили там поголовное избиение и увели с собою множество пленных. Так как пройти через Дербенд было невозможно, они послали ширваншаху сказать: "Ты пришли несколько человек, чтобы мы заключили мир!".
   Он прислал десять человек из вельмож [ака-бир] своего народа; [одного] из них [монголы] убили, а другим сказали: "Если вы покажете нам путь через Дербенд, мы вас пощадим, в противном случае мы вас тоже убьем!". Они из страха за свою жизнь указали путь, и те прошли.
  
   АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.17. О походе двух могуллских генералов в разные Персидские провинции, и о смерти Султана Магомета [1.04, с.377-385].
   Мы объявили выше, что Чингис-хан прежде нежели отступил от города Самарканда, отправил Чена-нойна, Судай-баядура, и Тогачар-Кантарета, трех наилучших своих генералов, каждого с 10.000 человек в погоню за Султаном Магометом, уведомившись, что сей Принц переправился чрез реку Аму[дарью], дабы далее убраться в Персию. Посылал сих трех генералов Чингис-хан, им приказал поступать без всякой жестокости с городами, которые им отворят ворота, а все оные до основания разорять, которые будут сопротивляться, и жителей оных брать в полон, к тому ж прибавил и сие: я надеюсь что вам меньше будет трудности в исполнении моих повелений, нежели вы думаете, и что я вас увижу вскоре возвратившись в общее наше отечество: ибо я не думаю долго замедлить в сих провинциях.
   Когда Тогачар-Кантарета убили под городом Гератом таким способом, как мы объявили в прежней главе, то оставшееся войско, которое было под его командою, пришло к Чена-нояну, Судай-баядуру, и уведомило их о несчастии которое им случилось. Сии уведомившись о том немедленно пошли к той стороне; но городские жители вы шли к ним на встречу со многими подарками, и доказали, что они никакого не имели участия в том, что сделалось у Тогачар-Кантарета с войском Султана-хан-Малика: того ради оные полководцы только взяли с них несколько съестных припасов, на содержание войска, и тотчас пошли под город Нешабур. Султан Магомет уведомившись, что Чингис-хан отправил 30.000 человек за ним в погоню, намерился, по совету господ своих советников, идти с малыми весьма людьми в так называемую провинцию Ирак, и послать Султану свою жену с сыном Киясудином в город Карендер. При отъезде из Нешабура, вручил он правление сего города и соседних провинций четырем человекам из первых господ своего двора, которые назывались Ташер-улмулк, Несамудин, Абулмагали-Катип, и Шаулагулк, не упоминая о других знатных особах, которые засели с ними в городе Нешабуре; а сам пошел в провинцию Ирак, в город Качвин, в котором сын его Султан Рукнудин имел команду с 30.000 человек. Когда он приблизился к городу, то сын его Рукнудин встретил с несколькими людьми своего войска, и проводил его в город показывая ему все знаки почтения.
   Между тем Чена-ноян и Судай-баядур пришедши под город Нешабур, послали уговаривать командующих господ, чтоб сдать город. На что они им ответствовали, что пусть прежде в утешение приведут особу Султана Магомета; а как исполнять счастливо сию часть положенного на них дела, то они не преминут отдать им город, когда возвратятся. С сим ответом послали они к ним многие богатые подарки. Чена-ноян и Судай-баядур рассудили за благо тем удоволиться, и послали к ним копию с указа, в котором им повелено, чтоб не чинить никакою зла всем тем городам, которые отворят ворота, а разорять все оные, которые будут чинить сопротивление. Потом взяв проводников в Нешабур, пошли под город Мачандеран. Взявши сей город силою, побили всех жителей без изъятия.
   Уведомившись, что Султан-Магомет в Качвине, пошли в провинцию Ирак; на пути поступали без всякой жестокости со всеми теми городами, которые им отворяли ворота, а не имели никакого сожаления о тех, которые их принуждали к употреблению силы. Город Илан, в котором мать Султанова сидела с самыми меньшими детьми сего Принца был весьма крепок чрез свое местоположение, и показался им, что весьма хочет защищаться; того ради не остановились они там, хотя оной был и на их пути. Но город Рейрудин не имел такого себе от них счастья; ибо они его совсем разорили, а жителей всех порубили, потому что они сопротивлялись. Султан-Магомет у уведомившись о приближении Могуллов, намерился пойти в город Карин-Дере; но попавшись на пути некоторым Могуллским полкам, едва в полон взят не был; ибо Могуллы рассыпавшись на вс стороны в такое его привели утеснение, что великим можно то назвать счастьем, что он мог спастись от их рук, и убежать в город Кариндер, потеряв свою лошадь, которую под ним убили стрелою.
   Потом несколько спустя времени уведомившись, что Могуллы идут к нему еще и в город Кариндер, отправился в так называемую землю Гилан, и для того Чена-ноян и Судай-баядур, которые всеконечно шли под Кариндер, не нашли его в сем город по прибытии своем: того ради оставили они несколько войска около Кариндера, а с прочим пошли за Султаном. Но Султан прибывши в землю Гилан, пошел в Инстидуру, а на пути потерял он сундук со всем своим прибором; а из Инстидуры поехал по Кулсуму в так называемую землю Абаскум-Качире. Могуллы видя, что он от них спасся, возвратились осаждать город Кариндер, а взявши оный по весьма сильном сопротивлении, взяли и Султанну жену Султана Магомета, и сына его Султана Каясудина. Оттуда пришедши осадили они город Илан, которой стоял в стране июль дождливой, что хотя не было ни колодезя в городе, ни реки в близости от него, однако всегда в нем довольно воды было, по тому что частые дожди, которые до того времени случались в сей стране, надавали оную изобильно; но как Могуллы прибыли под город, то не было 40 дней дождя, сие привело город ских жителей в такую бедность, что думая все обще, что толь чрезвычайной случай был видимым знаком небесного гнева над фамилией Султана Магомета, принудили они коменданта именем Начурдина пойти в Могуллской лагерь для договора с ними, которой только что был заключен, то начал так великий идти дождь, что все городские улицы были наводнены. Генералы Чингис-хановы взявши таким способом город Илан, и нашедши в нем великое Множество драгоценных камней, и других дорогих вещей, немедленно послали оные к своему Государю с матерью и детей Султана Магомета, которые были в сем городе. Чингис-хан велел их вскоре всех убить.
   Султан Магомет уведомившись о таком печальном случае, столь великую почувствовал болезнь, что тотчас пал мертв. От всего великого богатства, которое он имел прежде, не осталось, чем бы его можно было с честью погрести, так что принуждены были положить в том платье, которое на нем было при смерти. Сие случилось в лето 617 называемое Гилан, или змеи; государствовал он всего 20 лет.
  
   АЛЬ-АСИР. О захвате Мазандарана татарами, ушедшими на запад [3.1, с.369-370].
   После того, как татары, ушедшие на запад, отчаялись захватить хорезмшаха, они повернули и направились в города Мазандарана и захватили их в самое короткое время, не смотря на их укрепленность, трудность их достижения и защищенность их крепостей. Они были недоступными и в древние времена, и в новые. Даже когда мусульмане завладели всей страной хосроев от Ирака до крайних пределов Хорасана, с округов Мазандарана взимался харадж, но они не могли проникнуть в эту страну, пока она не была занята в 90-м году в дни Сулеймана ибн Абд ал-Малика. Его же проклятые захватили ее легко и просто по причине, угодной Всевышнему Аллаху.
   Захватив страну Мазандаран, они перебили его население, угнали людей в неволю, разграбили и сожгли города. Покончив с Мазандараном, они пошли на Рей. По дороге они увидели мать хорезмшаха, его жен, имущество и сокровища. О драгоценных ожерельях, подобных тем, что были там, никогда не было слыхано. А дело в том, что мать хорезмшаха услышала о том, что случилось с ее сыном. Она испугалась, покинула Хорезм и направилась в сторону Рея, чтобы потом уйти в Исфахан, Хамадан и страну Джибал и найти там защиту. Неверные случайно натолкнулись на нее и захватили ее и все, что было при ней, до ее прибытия в Рей. Среди [захваченного] были ценности, при виде которых наполнились [жадностью] их глаза и сердца, и подобных которым не видели люди, - удивительные изделия, драгоценные камни и прочее. Все это они отправили Чингис-хану в Хорасан.
  
   АЛЬ-АСИР. О прибытии татар в Рей и Хамадан [3.1, с.370-371].
   В 617 г.х. татары, прибыли в Рей, разыскивая хорезмшаха Мухаммада, поскольку до них дошло, что он, спасаясь бегством, ушел в сторону Рея. Они бросились по его следам. К ним примкнули многие воины, как мусульмане, так и неверные, и сброд грабителей и злоумышленников. Они прибыли в Рей, когда его жители были в полной беспечности. Заметили они их только тогда, когда те уже нагрянули к ним. Неверные захватили город, разграбили его, угнали в плен жен, раскрали детей и учинили такие дела, о которых не было слыхано. Не останавливаясь в нем, они поспешно двинулись дальше в поисках хорезмшаха. По дороге они грабили каждый город и селение, через которые проходили, и в каждом из них творили вдвое большее, чем в Рее - сжигали, разрушали, рубили мечами мужчин, женщин и детей, ничего не оставляя [за собой]. Так они, наконец, прибыли в Хамадан. Еще до этого в него прибыл хорезмшах с несколькими своими людьми, и он покинул город. Это - последние [достоверные] данные о нем. Одни говорят, что неизвестно, что потом было с ним, а другие говорят иное, а мы уже рассказывали об этом.
   Когда [неверные] приблизились к Хамадану, к ним вышел раис (староста) города, имея с собой ношу денег и одежд и верховых животных. Они попросили пощадить жителей, и те обещали пощаду. Затем неверные оставили Хамадан и пошли на Занджан, где натворили вдвое больше бед. Потом они прибыли в Казвин. Жители его укрылись во внутреннем городе Казвина и ожесточенно сражались. Неверные мечом проложили себе туда дорогу и вступили в схватку с ними и с жителями внутри [внешнего] города, дойдя до битвы на ножах. С обеих сторон было убито несметное число людей. Затем они покинули Казвин. Подсчитали число убитых жителей Казвина, и оно превысило 40.000 человек.
  
   АЛЬ-АСИР. О завоевании Татарами Мераги [3.1].
   В еафаре 618 г.х. (27.III-24.IV.1221) Татары овладели городом Мерагою в Адзербейджане. Причина этому такая. Мы рассказали под 617 годом, что сделали Татары с Грузинами.
   Кончился этот год, а они (Татары), все еще были в земле Грузин. По наступлении 618 г. (25.II.1221), они ушли из Грузинских областей, ибо увидели, что перед ними мощная сила и теснины, которые потребуют боя и головоломки. Они и ушли от них. У них был такой обычай: подойдя к городу и увидев сопротивление с его стороны, они уходили от него. Пришли они к Тебризу. Владетель его отделался от них деньгами, одеждами и скотом; они ушли от него к городу Мераге и осадили его. Но в нем не было владетеля, который бы защитил его, ибо им владела женщина, которая засела в крепости Руиндиз. Уже пророк - да благословит его Аллах! - сказал: "несдобровать народу, поручившему дело свое женщине".
   Когда они осадили его (Тебриз), то жители его вступили в бой с ними; но они (Татары) поставили осадные машины и подступили к нему. Было у них (такое) обыкновение: сражаясь с городом, они ставили впереди тех пленных мусульман, которые находились при них, (заставляя их) наступать и драться, а если они (последние) возвращались, то убивали их. Таким образом, они (пленные) бились по неволе и были достойны жалости, как тот рыжий (конь), про которого говорится: 'коли двинется вперед, (ему) подрежут ключицу, а коли двинется назад, подрежут поджилки'. Сами они сражались из-позади мусульман, а потому пленные мусульмане подвергались избиению, сами же они избавлялись его. Простояли они у нее (Мераги) несколько дней, потом взяли город штурмом 4-го сафара (30.III.1221), наложили меч на жителей его, которых было убито непомерное и несметное число, и ограбили все, что им годилось, а что негодно было, то сожгли. Некоторые из них (жителей) спрятались; тогда они (Татары) принялись за пленных и сказали им: "кричите на улицах, что Татары уже ушли". На крик их (жителей) спрятавшейся выходить, был схватываем и убиваем.
   Дошло до меня (известие), что женщина татарская вошла в дом и убила множество находившихся в нем людей, которые приняли ее за мужчину. Положила она оружие и (оказалось, что) это женщина. Тогда убил ее мужчина, которого она забрала в плен.
   От некоторых из жителей ее (Мераги) я слышал, что Татарин зашел в улицу, на которой было сто мужчин и стал избивать их одного за другим до тех пор, пока не уничтожил их (всех), но ни один не протянул руки на отпор. Постигло людей унижение и не отразили они от себя ни малого, ни великого. Да сохранит нас Аллах от посрамления!
   Оттуда они отправились к городу Ирбилю, и дошел слух об этом до нас в Моссуль; перепугались мы до такой степени, что некоторые решились выселиться, страшась меча.
   Прибыли письма от Музаффареддина, властителя Ирбиля, к Бедреддину, владетелю Моссуля, с просьбою об оказании помощи войсками. Он (последний) отправил доброе количество войск своих и хотел (сам) отправиться к пределам своих владений, со стороны Татар, охранять теснины, чтобы никто не прошел через них - все они (представляют) крутые горы и ущелья, по которым можно пройти не иначе, как всаднику за всадником - и удержать их (Татар) от прохода к нему.
   Прибыли (также) письма от халифа и послы его в Моссуль и к Музаффареддину, приказывая всем соединиться с его войсками у города Декуки, для отражения Татар, так как они (Татары) пожалуй уйдут от гор Ирбильских, по их недоступности с этой стороны, и отправятся в Ирак. Выступил Музаффареддин из Ирбиля в сафаре и пошло против них (Татар) множество Моссульского войска, а за ними последовало много добровольцев. Халиф послал также к Эльмелик-Эльашрефу приказание явиться лично с войсками своими, чтобы соединиться со всеми для нападения на Татар и избиения их.
   Но случилось так, что Эльмелик-Эльмуаззам, сын Эльмелик-Эльадиля, прибыл из Дамаска к брату своему Эльашрефу, находившемуся в Харране, взывая к нему о помощи против франков, которые были в Египте. Он просил его явиться лично, чтобы всем им (вместе) идти в Египет для освобождения Дамьята от франков. Эльашреф извинился у халифа своим братом и силою франков, (говоря, что) если он не явится на помощь его (Дамьята), то и он и другие (владения) пропадут.
   Начал он снаряжаться в поход в Сирию, чтобы (оттуда) пробраться в Египет и последовало, как мы уже рассказали, освобождение Дамьята. Когда Музаффареддин с войском своим собрался у Декуки, то халиф послал к ним своего мамелюка Куштемира, который был старшим эмиром Ирака, несколько других эмиров и около 800 всадников. Они собрались тут с тем, чтобы к ним присоединилось остальное войско халифа. Начальником над всеми был Музаффареддин. Увидев малочисленность войск, он не выступил против Татар.
   Говорят, что Музаффареддин сказал: "когда халиф прислал мне заявление идти на Татар, я ему сказал: ведь враг силен, а у меня нет войска, с которым я мог бы встретить его; если наберу 10,000 всадников, то освобожу отнятия области. Он приказал мне двинуться и обещал мне присоединение войска (своего). Когда я пришел, то у меня оказалось на лицо не более 800 тавашей. Я и остановился, и не видел надобности подвергать случайности себя и мусульман".
   Когда Татары услышали о сборе войск против них, то они отступили, полагая что эти войска погонятся за ними, но, видя, что никто не идет на них, остановились. Остановились также войска мусульманские у Декуки и, не видя ни врага, наступающего на них, ни помощи, идущей к ним, разошлись по своим землям.
  
   АЛЬ-АСИР. О завоевании Татарами Хамадана и об избиении жителей его [3.1].
   Когда войско мусульманское разбрелось, то Татары возвратились к Хамадану и расположились по близости от него. Был у них (поставлен) там свой правитель, который распоряжался в нем. Они послали к нему приказание потребовать денег и одежд у жителей города, которые в течение (прежнего) времени уже отдали (все) свое имущество.
   Старшиною Хамадана был алидский шериф из рода древних старшин этого города. Он улаживал дела городских жителей с Татарами и доставлял последним те деньги, которые собирал. Когда теперь (опять) потребовали денег, то жители Хамадана не нашли что нести им, и явились к старшине, а при нем был некий правовед, который сообща с другими уже (прежде) восставал против неверных с похвальным рвением. Сказали они обоим: "Эти неверные уже извели все наше имущество; у нас ничего не осталось, что бы (мы могли) дать им; мы погибли от того, что они отобрали наши деньги и от того унижения, которое нам причинил наместник их. Они (Татары) поставили в Хамадане своего правителя, чтобы он правил жителями его, как ему захочется".
   Шериф сказал: "Коли мы немощны перед ними, то какая (возможна) уловка? Нам ничего другого не остается, как задабривать их деньгами".
   Ответили они ему: "Ты для нас хуже неверных' и поносили его словами. Он сказал (на это): 'я один среди вас, делайте, что хотите".
   Правовед советовал выгнать татарского правителя из города, укрепиться в нем и биться с Татарами. Тогда народ восстал против правителя, убил его и укрепился в городе. Татары подступили к ним и осадили их. Добывать съестные припасы во всем городе было трудно, вследствие его разорений и избиения жителей; кто из них уцелел, (тот) выселился, и никто не мог добыть себе пищи иначе, как самую малость. Татары же не смущались отсутствием съестных припасов, потому что они едят только мясо, а скот их ест только растения земные, сгребая копытами землю с кореньев растений и поедая их.
   Когда они осадили Хамадан, то жители его вступили в бой с ними; старшина и правовед (находились) в первых рядах их. Убито было из Татар много народу; правоведу было нанесено несколько ран. Разошлись они, но потом, на другой день, вышли и сразились сильнее, чем в первый бой; Татар было убито также больше, чем в первый день, и правовед опять получил несколько ран, по терпел. Хотели они сделать вылазку еще и на третий день, но у правоведа уже не было сил сесть на коня. Стал народ искать старшину алидского, но не нашел его: он с людьми своими успел уже убежать чрез устроенный им подземный ход за город, в тамошнюю крепость на высокой горе, и укрепился в ней. Когда люди не нашли его, то они остались в недоумении, не зная что делать. Наконец все-таки сообща порешили сражаться, пока умрут. Они оставались в городе, не выходя из него.
   Татары, вследствие множества убитых своих, уже собирались уйти, но, видя, что из города никто не выходит на них, опять приободрились и, объясняя себе это изнеможением жителей, напали на них и сразились с ними в реджебе 618 г. (21.VIII-19.IX.1221 г.). Они ворвались в город с мечом (в руках); люди бились с ними на улицах, но оружие не действовало вследствие тесноты, а потому дрались на кожах. С обеих сторон было убито столько, что счесть (всех) может только Аллах всевышний. Осилили Татары мусульман и уничтожили их избиением; уцелел лишь тот, кто успел устроить себе лазейку, чтобы укрыться в ней.
   Избиение мусульман длилось несколько дней; потом они (Татары) бросили огонь в город, сожгли его и отошли от него к городу Ардебилю. Причина завладения им (Хамаданом), говорят, была такая: когда жители города пожаловались старшине шерифу на то, что с ними сделали неверные, то он посоветовал им написать халифу о присылке им войска с эмиром, который действовал бы заодно с ними. Они согласились на это, и он написал халифу, сообщив ему о своем страхе и угнетении, да о том, какому унижению и поношению подвергает их неприятель, и, прося его о присылке на помощь хотя бы 1000 всадников с эмиром, чтобы сразиться вместе с ним и соединиться вокруг него. Когда гонцы отправились (к халифу) с письмами, то некто, знавший о положении дела, послал к Татарам известить их об этом. Они выслали (людей) на дорогу, которые перехватили их (гонцов) и, отобрав у них письма, послали к старшине укорять его за то, что он сделал. Он отрекся, но они (в улику) отправили к нему письма его и письма жителей, попавшиеся в руки их. За тем Татары подступили к ним и сразились с ними, и случилось в битве то, о чем мы говорили (выше).
  
   АЛЬ-АСИР. О походе Татар на Адзербейджан, об овладении ими Ардебилем [3.1].
   Управившись с Хамаданом, Татары пошли в Адзербейджан, прибыли к Ардебилю, овладели им, произвели в нем избиение, бесчинствовали и разрушили большую часть его.
   Оттуда они двинулись к Тебризу, над которым начальство принял уже Шемседдин Эттограи, с общего согласия жителей, так как (прежний) властитель Узбек, сын Пехлевана, покинул город. Был он (Узбек) эмир беспечный, страстно предававшая пьянству, днем и ночью; он не показывался по месяцу и по два месяца и, как услышит шум, стремглав убегал от него. Ему принадлежал весь Адзербейджан и Арран, но он менее (всех других) творений Аллаха защищал свои владения от врага, который домогался их и устремлялся на них.
   Услышав о выступлении Татар из Хамадана, он покинул Тебриз и направился в Нахичевань, а людей и жен своих отправил в Хой, чтобы быть вдали от них. Тогда-то этот Эттограи стал править городом, установил единогласие, укрепил дух людей к сопротивлению, поставил им на вид последствия малодушия и слабости, и своими усилиями и стараниями укрепил город. Подошедши к нему и узнав, что жители города, единодушно решившись сразиться с ними, уже укрепили город и исправили стены и ров его.
   Татары послали к ним требовать у них денег и одежд. Они (жители) порешили между собою (дать) известное количество (всего) этого и отправили его к ним. Те взяли его и ушли к городу Сераву, ограбили его, убили всех, которые были в нем, и оттуда отошли к Бейлекану, одному из городов Аррана, ограбив все города и деревни, мимо которых проходили, и разоряя и убивая жителей, которых одолевали.
   Прибыв к Бейлекану, они осадили его; тогда жители его стали просить о присылке человека, с которым они могли бы заключить мир. Они (Татары) отправили к ним посланником одного из своих старшин и предводителей, но жители города убили его. Тогда Татары подошли к ним, сразились с ними и взяли город штурмом в месяце рамадане 618 года (19.X-17.XI.1221). Наложили они меч (на жителей) и не осталось ни малого, ни великого, да ни единой женщины. Они распарывали даже утробы беременных и убивали зародыши; насиловали женщин, а потом убивали их. Бывало кто-нибудь из них зайдет в улицу, на которой множество (людей), и убивает их одного за другим, пока не управится со всеми, но ни один из них не протянет на него руку.
   Управившись с ним (Бейлеканом), они основательно опустошили и разорили окрестности его, и направились в город Ганджу, а это мать городов Аррана. Но, узнав о многочисленности жителей ее, о храбрости их, оказанной во многих битвах с Грузинами, и об укрепленности ее, они не подступили к ней, а послали к жителям ее требовать денег и одежд. Отнесли им то, что они требовали, и они ушли от них.
  
   АЛЬ-АСИР. О прибытии Татар в земли Грузин [3.1].
   Управившись с мусульманскими владениями в Адзербейджане и Арране, (т. е.) одними овладев, а с другими заключив мир, Татары пошли в землю Грузин, (составляющую) также (одну) из этих областей. Грузины уже успели вооружиться против них, снарядились и выслали большое войско на окраины своих владений, чтобы отразить от них Татар. Пришли к ним Татары и произошла стычка; Грузины не устояли, а обратились в бегство. Поял их меч и спасся только тот, кто хорошо знал дорогу. Дошло до меня (известие), что убито их около 30.000. Опустошили они (Татары) города их, в которые приходили, разорили их и совершили в них то, что обыкновенно делали.
   Когда бежавшие прибыли в Тифлис, где был царь их, то набрали другой отряд и также отправили его против Татар, чтобы не дать им возможности проникнуть во внутреннюю часть владений. Завидели они Татар, когда те уже успели вторгнуться в их земли: не удержали их ни гора, ни ущелие, ни что другое. Видя, что они сделали, они (Грузины) возвратились в Тифлис и покинули (свои) земли.
   Татары сделали в них, что захотели по части грабежа, разбоя и разорения. Увидев (перед собою) страну с множеством теснин и ущелий, они не отважились углубиться в нее и вернулись оттуда. И напал на Грузин великий страх перед ними, так что я слышал от одного из старшин Грузинских, приехавшего посланником, как он говорил: кто вам скажет, что Татары обратились в бегство или взяты в плен, тому не верьте, а если вам скажут, что они поразили, то поверьте, потому что этот народ никогда не убегает. Взяли мы однажды в плен (одного) из них, так ведь он сбросился с коня, и так ударил себя головою об камень, что умер, но не отдался (живым) в плен.
  
   ГАНДЗАЦЕТИ КИРАКОС. гл.11. Как поднялось татарское войско и обратило в бегство грузинского царя [4.1].
   В 669 (1220-1221) году, когда грузины еще гордились победой, одержанной над мусульманами, у которых они отторгли множество армянских гаваров, нежданно-негаданно появилось огромное множество войск в полном снаряжении и, пройдя быстрым ходом через Дербентские ворота, пришло в Агванк, чтобы оттуда проникнуть в Армению и Грузию. И все, что встречалось им в пути, -- людей, скот и вплоть до собак даже -- они предавали мечу.
   Драгоценную одежду и иное имущество, за исключением лошадей, они ни во что не ставили. Быстро продвинувшись до Тифлиса, они повернули обратно, пришли в Агванк, к границам города Шамхор.
   И распространилась о них ложная молва, будто они -- моги и христиане по вере, [будто] творят чудеса и пришли отомстить мусульманам за притеснение христиан; говорили, будто есть у них церковь походная и крест чудотворный; и, принеся меру ячменя, они бросают ее перед крестом, [затем] оттуда все войско берет [корм] для лошадей своих, и [ячмень] не убавляется; а когда все кончают брать, там остается ровно столько же. Точно так же и с продовольствием для людей. И эта ложная молва заполнила страну. Поэтому население страны не стало укрепляться, а какой-то светский иерей, собрав прихожан своих, с крестами и хоругвями даже вышел навстречу им. И они предали их мечу -- всех перебили.
   Таким образом, повсюду встречая беззаботных, они истребляли [население] и разорили многие местности. Сами же, упрятав свое имущество в укрепленной местности, называемой Бегамедж, что в болотах и топях, расположенных между двумя городами -- Партавом и Белуканом, совершали оттуда стремительные набеги и разоряли многие гавары.
   Тогда царь грузинский Лаша и великий военачальник Иванэ, собрав войско, выступили войной против них и подошли к долине, называемой Хунан, ибо там находилось войско неприятеля. Сразились друг с другом и поначалу обратили в бегство неприятеля; но поскольку [другие части] неприятеля находились в засаде, он ударил с тыла и начал сечь грузинское войско. Повернули и выступили против [грузин] и обращенные в бегство [татары] и окружив с той и другой стороны, нанесли великое поражение войску христианскому. Бежали царь и все князья. А неприятель, забрав военную добычу, унес ее в свой стан.
   В другой раз собрал царь грузинский войско, еще более многочисленное, чем в первый раз, и вознамерился дать бой неприятелю. А [татары], взяв с собой жен, детей и все свое имущество, намеревались пройти через Дербентские ворота в свою страну. Но мусульманское войско, находившееся в Дербенте, не пропустило их. Тогда они перевалили через Кавказские горы по неприступным местам, заваливая пропасти деревьями и камнями, имуществом своим, лошадьми и военным снаряжением, переправились и вернулись в свою страну. И звали их предводителя Сабата Багатур.
  
   МАГАКИЯ. История народа стрелков [4.2]
   После того по повелению Хана своего, Чангыз-Хана, они устремились на Агванию и Грузию. Сведав о том, царь грузинский выступил к ним на встречу с 60.000 всадников, на великое поле Котман, насупротив крепости Терунакан. Как только начался бой, то по внушению сатаны, вечного врага всякой правды, владетель манасагомский, Хамидола, из за какой-то мести, подрезал жилу лошади атабека Иване. В то время не было уже в живых царя грузинского, Лаша. У него остались: сын Давид и дочь Русудан. Давид, попав в руки румского султана, томился в темнице, а Русудан правила государством при содействии Иване, имевшего звание атабека.
   Когда слух о нашествии татар, как выше сказано, дошел до Иване, то он, взяв с собой всю конницу царства грузинского; отправился в область Гаг, к великому и мудрому князю Вахраму, сыну Блу-Закаре, и призвав его со всем войском на помощь, выступил против татар. Над правым крылом начальствовал могущественный и великий князь Вахрам, над левым -- Иване; и в то время, когда они произвели нападение, совершено было проклятым Хамидола то преступление, о котором говорено выше. Лишь только татары заметили несогласие в лагере неприятелей, как с особенною стремительностью напали на грузинских всадников и безпощадно истребили их. Между тем великий князь Вахрам, владетель Гага, во главе правого крыла до самаго вечера нещадно гнал и рубил татар, так что все поле сагамское было покрыто убитыми татарами. Когда же он узнал об истреблении грузинского войска, то в глубокой горести оставил поле битвы и воротился в укрепленный замок свой, Кархерц. Это случилось в 663 г. (669) армянского счисления, после того через три года снова появились татары, взяли Гандзак-Шахастан (Ганджу), перебили и взяли в плен множество народу и воротились в страну свою с большой добычей и сокровищами.
   Мы расскажем здесь также и то, на что были похожи первые татары. Эти первые татары, которые появились в верхней стране, не походили на людей; ибо вид их был ужаснее всего что можно выразить: головы их были громадны, как у буйволов; глаза узкие, как у цыплят; нос короткий, как у кошки; скулы выдавшиеся, как у собаки; поясница тонкая, как у муравья; ноги короткие, как у свиньи. Бороды у них вовсе не было. При львиной силе они имели голос более пронзительный, чем у орла, и появлялись там, где их вовсе не ожидали. Женщины их носили остроконечные шапки, покрытые парчевой вуалью... намазывали лицо ... Они рождали детей, как ехидны и кормили их, как волчицы. Смертность у них едва была заметна, потому что они жили по 300 лет; и хлеба не употребляли в пищу. Таковы были те татары, которые впервые появились в верхней стране.
  
   ВАРДАН ВЕЛИКИЙ. Всеобщая история [4.5]
   С наступлением 670 -- 1221 года какое-то войско иноязычное с незнакомыми чертами лица, вышедши из страны Чина и Мачина - имя ему Мухал и Татар -- пришло и проникло в землю Гугарк'скую через равнины, находящаяся у пределов Ах'ованских, в числе около 20.000. На пути своем оно истребило все, носящее признак жизни, и быстро обратилось назад. Вслед за ним со всей своей силою пошел Лаша, настиг его у реки Котмана и, побежденный им, искал спасения в бегстве вместе с Иване. (Последний впрочем погиб под ударами) какого-то обиженного им князя, который (с этой целью) подрезал (подколенную) жилу у его лошади. Но Вахрам, владетель гугаркский, не подозревая о бегстве других, все шед вперед с великим мужеством, жестоко поражая неприятеля до самого Гардмана.
  
   КАРТЛИС ЦХВОРЕБА. История Грузии [4.3].
   И так, узнав о том - приближении татар, - высокий и величайший из всех царей - хорезмшах, который в ту пору по обилию дней своих был преклонных лет, а султанство и бразды правления владениями находились в руках сына его Джалалдина, владевшего (страной) от Джеона, Хорасаном и Ираном, призвал он (Джалал-ад-Дина) со всем его войском в 600.000 человек и двинулся на Чингис-каэна.
   Тот же выступил супротив хорезмшаха. Разразилась битва мощная и жестокая, в которой с обеих сторон было побито несчетное множество (людей) и были одолены хорезмийцы. Но престарелый хорезмшах со своим небольшим отрядом оставался в рядах (сражавшихся), и окружили его татары. Видя это, сын его - султан Джалалдин - муж доблестный и храбрый, мужественный и бесстрашный, словно бестелесный, силач отменный и дивный в боях, с малочисленным отрядом пришел на выручку к отцу, мгновенно подхватил его, и бежали оба в Хорасан.
   После этого вновь и неоднократно бился Джалалдин (с татарами), а именно - трижды ввязывался с ними в бой за Джеоном и четырежды в Хорасане, по сю сторону Джеона. И так, из-за грехов наших Господь предал страну нашу татарам, был он осилен сполна и изгнан. Узнав о бегстве и сокрытии его в крепостях, Чингис-каэн отправил (в погоню) за ним двух предводителей - Иаму и Салпиана, коих грузины именуют Себа и Джебо. Велел им пройти земли Хорасана и Ирака и, покуда хватило бы сил, разведать те страны. Двинулись же они с 12.000 всадников, без доспехов и снеди, но только с луками и без мечей. Прошли Туран, Джеон, Хорасан, Ирак, Адарбадаган и достигли Гандзы. И никто не противостоял им. Кто бы где ни явился, побеждали всех. Достигли пределов Грузии, приступили к опустошению земель Гаги. Проведали об этом Варам Гагский и атабаг Иванэ и сообщили царю Лаше о вторжении чуждых племен, чуждых языков, опустошении Сомхити. Царь же созвал войско свое и собрал 90.000 конников. Двинулись на татар, стоявших в окрестностях Гаги. Затем примкнули к ним с большой ратью атабаг Иванэ вместе с племянником Шаншэ - сыном своего брата амирспасалара Захария, мсахуртухуцесом Варамом Гагским, и выступили Они же (татары), стоявшие лагерем на берегу Бердуджи, ныне называемой Сагимом, мигом оседлали коней и вступили в схватку. И разразилась битва жестокая. Половина татар бежала, а (другая) половина скрылась в засаде и нагрянула с тыла. И тут постиг нас гнев Всевышний за безверие и прегрешения наши, и бежали грузины и воины их, и сам царь Лаша, и погибло несметное число душ христианских. В бою этом великий атабаг Иванэ - самцхийский спасалар - еле спасся живым, и был убит сын мечурчлетухуцеса Кваркваре - отменный воин Бека. И тут постиг нас гнев Божий сполна и обрек племя грузинское из-за обилия безверия нашего, и отвернулось счастье от победоносного, великого и славного дома Давидова, ибо по сю пору многомилостивый и предопределяющий судьбы Господь даровал высоко осчастливленному дому Давидова победы, и победоносный род Давида и Горгасала не ведал поражений. Но отныне, ввиду превратности судеб племени грузинского, не далась ему победа над татарами до самой поры нашей. И они, (некогда) славные и могущественные, (ныне) беглые, достигли города. Силу и славу их сменили вздохи печальные, ибо поскольку потревожили мы Господа делами злыми, постольку наполнил он сердца наши горем и посрамил нас перед врагами нашими.
   А татары достигли Самшвилде и оттуда повернули обратно и содеяли нечто дивное: пошли по дороге Дарубандской, и потому как не смогли противостоять им ни ширваншах, ни дарубандцы, прошли Врата Дарубандские и вступили в Кипчакию и навязали (здешнему населению) бой, и во многих местах бились с ними кипчаки, но повсюду одолели татары и так с боями удалились. И как я уже говорил, без доспехов и на некованых лошадях, проделав подобный путь, пройдя Кипчакию и обогнув море Дарубандское, достигли Каракурума и предстали пред царем своим Чингис-каэном.
   И поступили они столь необычно - прошли все пути-дороги, выйдя из Каракурума, и без роздыха да на некованых лошадях вновь в него же вернулись.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"