Весной года дин-кэ, 22-го [от установления правления], император оставил армию штурмовать столицу [государства] Ся, а сам, поведя войска и переправившись через [Хуан]хэ, атаковал Цзишичжоу.
Во 2-й луне был сокрушен Линьтаофу.
В 3-й луне были сокрушены две области Сини-на -- Таочжоу и Хэчжоу. Был послан Алчи-нойон напасть на Синьдуфу, который и был захвачен.
Летом, в 4-й луне, император, остановившись в [области] Лундэ, захватил Дэшунь и прочие округа Дэцзиньский цзедуши Ай Шэнь и цзиныпи Ma Цзяньлун погибли там.
В 5-й луне были отправлены Тан Цин и другие послами в Цзинь.
Во вставной луне1 [Чингисхан] скрывался от жары в горах Люпаныиань.
В 6-й луне Цзинь прислало Ваньянь Хэчжоу и Аотунь Axy просить мира. Император обратился ко всем сановникам и сказал так: "Мы с прошлой зимы, когда пять планет соединились, приказывали не убивать и не грабить, но находились пренебрегавшие отданными повелениями. Ныне немедленно объявить, здесь и повсюду, что приказываем тем, кто будет так делать, чтобы узнали о нашей воле".
В том же месяце Ли Сянь, владетель Ся, сдался. Император достиг уезда Циншуй в Сицзяне.
Осенью, в 7-й луне, [в день] жэнь-уш [Чингисхан] заболел. [В день] цзи-чоу почил в походной ставке Халао-ту на реке [в] Саари-кээр. Перед кончиной, обратившись к окружающим, сказал: "Отборные войска Цзинь в [горном проходе] Тунгуань, с юга поддержаны горами Ляншань, с севера защищены Великой рекой, поэтому трудно разбить [их]. Если сократить путь через Сун, то Сун, вечный кровник Цзинь, обязательно сможет разрешить нам [проход], и тогда пошлем войска к Тан и Дэн, прямиком протащим [их] к Да-лян. Цзинь будет в затруднении и обязательно заберет войска из Тунгуани. И [будь] их всех хоть десятки тысяч, то спеша на помощь за тысячи ли, люди и кони истощатся силами и хотя бы и дойдут, то не смогут сражаться. Разобьем их обязательно!"
Закончив речь, почил. Продолжительность [его] жизни -- 66 [лет]. Был погребен в ущелье Циняньгу.
Зимой, в 10-й луне, 3-го года "Чжи-юань", был дан посмертный титул "Шэн-у хуанди". Зимой, в день гэн-чэнь 11-й луны, 2-го года "Чжи-да" посмертный титул был дополнен до "Фа-тянь ци-юнь Шэн-у хуанди". Храмовое имя [Чингисхана] -- Тай-цзу. Находился на престоле 22 года.
Император имел важные замыслы серьезной глубины, использовал войска как божество, поэтому смог стереть с лица земли 40 государств, после чего усмирил Си Ся. Его удивительные свершения исключительны, их следы -- многочисленны. Как жаль, что в то время историографы не имелись в штате [двора Чингисхана], пожалуй, многое потеряно в записях и документах!
Чингис-хану в этом году шел 73-й год, от года же его рождения было полных 72 года. Он умер в пределах страны Тангут от приключившейся с ним болезни. Еще прежде, во время завещания сыновьям и отправки их назад, он заповедал [им], что когда с ним случится это событие [т.е. смерть], они скрыли бы его, не рыдали и не плакали, дабы его кончина не обнаружилась, и чтобы эмиры и войска там выждали, пока государь и жители Тангута не выйдут из стен города в назначенный срок, [тогда] всех перебили бы и не допустили, чтобы слух о его смерти быстро дошел до областей, пока улус не соберется вместе.
Согласно сему завещанию его смерть скрыли. Когда население Тангута вышло, [монголы] всех до одного предали мечу, [затем], взяв его [Чингисов] гроб, направились в путь. Они убивали каждое живое существо, которое видели, чтобы весть о его смерти не разнеслась по окрестным местам.
В месяц шун упомянутого года свиньи, соответствующего по началу 14-му рамазану 624 г.х. [28.VIII.1227], гроб с его [Чингис-хана] телом доставили в его орды и открыто объявили о его кончине. В четырех его главных ордах совершили оплакивание и его похоронили в местности, которую он перед тем однажды соизволил назначить в качестве великого заповедника [курук-и бузург] - "Всякая вещь погибает, кроме его естества, у него повеление и к нему вы вернетесь!"
РАД. О смерти Чингис-хана, об убиении государя Тангута и избиении всего населения этого города, о возвращении втайне эмиров с его [Чингис-хана] гробом, о доставлении [гроба] в орды [Чингиса], об объявлении этого горестного события и об оплакивании и погребении [Чингис-хана] [1.2, т.1, к.2, с.233-235].
Чингис-хан считал неизбежной свою кончину от этой болезни. Он завещал своим эмирам: "Вы не объявляйте о моей смерти и отнюдь не рыдайте и не плачьте, чтобы враг не проведал о ней. Когда же государь и жители Тангута в назначенное время выйдут из города, вы их всех сразу уничтожьте!".
В 15-й день среднего месяца осени года свиньи, соответствующего месяцу рамазану 624 г.х. [15.VIII-14.IX.1227], он покинул [этот] тленный мир и оставил престол, владение и государство [своему] именитому уругу. Эмиры, согласно его приказу, скрывали его кончину, пока тот народ [тангуты] не вышел из города. [Тогда] они перебили всех. Затем, забрав его гроб, пустились в обратный путь. По дороге они убивали все живое, что им попадалось, пока не доставили [гроба] в орды [Чингис-хана и его детей]. Все царевичи, жены [каватин] и эмиры, бывшие поблизости, собрались и оплакивали покойного.
В Монголии есть большая гора, которую называют Буркан-Калдун. С одного склона этой горы стекает множество рек. По тем рекам - бесчисленное количество деревьев и много леса. В тех лесах живут племена тайджиутов. Чингис-хан [сам] выбрал там место для своего погребения и повелел: "Наше место погребения и нашего уруга будет здесь!".
Летние и зимние кочевья Чингис-хана находились в тех [же] пределах, а родился он в местности Булук-булдак, в низовьях реки Онона, оттуда до горы Буркан-Калдун будет шесть дней пути. Там живет одна тысяча ойратов из рода Укай-Караджу и охраняет ту землю.
Дело обстояло так: однажды Чингис-хан был на охоте; в одном из этих мест росло одинокое дерево. Он спешился под ним и там обрел некую отраду. Он сказал: "Эта местность подходящая для моего погребения! Пусть ее отметят!".
Во время оплакивания люди, которые слышали тогда от него эти слова, повторили их. Царевичи и эмиры, согласно его повелению, избрали ту местность [для его могилы]. Говорят, [что] в том же самом году, в котором его там похоронили, в той степи выросло бесчисленное количество деревьев и травы. Ныне же лес так густ, что невозможно пробраться через него, а этого первого дерева и места его [Чингис-хана] погребения [совершенно] не опознают. Даже старые лесные стражи, охраняющие то место [курук-чиан], и те не находят к нему пути.
Из сыновей Чингис-хана место погребения младшего сына Тулуй-хана с его сыновьями Менгу-кааном, Кубилай-кааном, Арик-букой и другими их потомками, скончавшимися в той стране, находится там же. Другие же потомки Чингис-хана, вроде Джучи, Чагатая, Угедея и их сыновей и уруга, погребены в другой местности.
Охранители этого великого заповедника [гурук] суть эмиры племен урянкат.
В каждой из четырех великих орд Чингис-хана оплакивали покойного один день. Когда весть о его кончине достигла далеких и близких районов и местностей, со всех сторон в течение нескольких дней прибывали туда супруги [хаватин] и царевичи и оплакивали покойного. Так как некоторые племена находились очень далеко, то спустя, примерно, три месяца они продолжали прибывать вслед друг за другом и оплакивали покойного.
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.29. О восшествии императора мира каана на трон мировой империи и о могуществе мировой империи (прод) [1.7, с.122].
Состояние Чингис-хана ухудшилось, и так как его нельзя было трогать с места, то он скончался там где был 4 дня месяца рамадана 624 года [18.VIII.1227].
После этого все царевичи отправились в свои земли намереваясь в следующем году созвать собор, который на монгольском языке называется курилтай. Они прибыли в свои орды и занялись приготовлениями к этому курилтаю.
АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.19 (оконч). О возвращении Чингис-хановом в наследные свои провинции, и о смерти его (прод) [1.5, с.427-428].
Принцы его дети по силе последнего повеления своего отца, содержали его смерть очень тайно, и, собрав великую армию, пошли под город Тангут, который взяв по жестоком сопротивлении умертвили оного Шидурку со многими военными людьми, которые были в сем городе; а прочих всех взяли в полон.
После сего похода объявили они о смерти Чингис-хановой всем провинциям Империи, и догребли его тело на некотором месте, которое он сам себе выбрал: ибо будучи в некоторой день на охоте, и увидев одно дерево очень высокое и прямое, приказал, чтоб его под тем деревом погребли, что его дети и исполнили со всяким надлежащим почтением. Со временем вырос столь преизрядной лес около сего гроба, и столь великой, что пущенная из лука стрела насилу бы там прошла. От того времени прозвали сие место: Бур-Хан Калдин, и все Принцы от потомства Чингис-ханова, которые умирали потом в сих провинциях, погребались на том же мосте.
Чингис-хан родился в лето 559 называемое Тонгус, или свинья. Объявлен Ханом в тот же самый год называемый Тонгус, а умер в лето 624, которое Могуллы называют Таух, или курица, жил 65 лет, но государствовал 25 лет Ханом. По объявлении его смерти, дети его три месяца ровно плакали по нем, и все соседние Принцы, которые были други их отцу прибыли засвидетельствовать им участке, которое они имели в столь великой утрате.
Чингис-хан был Принц вели кого разума; сие можно видеть отчасти чрез порядок, каков он ввел в свое войско, которое разделил на многие десятитысячные корпуса, а каждой из сих корпусов имел собственного себе командира, названием Туман-Агаси. Ага значит командир, а Туман десятитысячной. Сии корпусы разделены были на тысячные батальоны, из которых каждой имел над собою главного называемого Мины-Агаси, то есть, тысячный командир. Сии батальоны также были разделены на роты состоящие из 100 человек, из которых каждая имела своего Капитана называемого Гус-Агаси, или сотник, а сии роты разделялись на плутонги состоящее из 10 человек, из которых каждой имел своего офицера называемого Ун-Агаси, то есть десятник. Но все сии разделения подчинены были одни другим, и получали себе приказы от главного командира над всем корпусом. Когда надлежало пойти в поход; то каждой из его подданных знал, сколько ему надобно было дать на армию. Он никогда не оставил похвального действия без награждения, а добродетели без похваления; но напротив того жестоко казнил за пороки и за преступления. Выбирал он не токмо сильных людей на войну, но притом смотрел, чтоб в них был еще и разум, а наихрабрейших из оных делал офицерами. Определял обыкновенно наилучших из пленников стеречь лошадей, а наихудших из них к овцам. Столь многие преизрядные установления подали ему много облегчения в покорении стран и ближних государств, в которых ни в одном не было надобного расположения. Имел также обычай собирать однажды в год всех офицеров как гражданских, так и военных и свидетельствовать, имеют ли они надлежащую способность к исправлению положенных на них дел, никогда не оставляя, чтоб не похвалить тех, которых он видел, что хорошо исполнили должности своих чинов. Наконец такой везде ввел порядок, что не возможно изъявить всех мер, каковы он принял для сего.
ССМ. XII. Смерть Чингис-хана [1.3, ї 267-268].
ї 267. Из снежных гор Часуту Чингис-хан двинулся к городу Урахай и осадил его. Выступив же из Урахая, он предпринял осаду города Дормехай (Лин-чжоу), когда явился к нему просить аудиенции Бурхан. Готовясь к представлению Чингис-хану, Бурхан подобрал для подношения государю, подобрал по мере, цветам и мастям всяких предметов и вещей в девятикратном числе, как то: золота с серебром, посуды с утварью, юношей с девушками, меринов с верблюдами и, во главе всего этого, золотые кумирни. И вот, разрешив ему представиться, государь принял Бурхана в сенях, за дверьми. Во время же этой аудиенции Чингис-хан почувствовал себя дурно. На третий день после аудиенции Чингис-хан соизволил повелеть: "Переименовать Илуху-Бурхана в Шидургу-Честного. А так как вместо Илуху-Бурхана будет теперь на свете Шидургу-Честный, то Чингис-хан и повелевает проводить на тот свет Илуху. Проводить же его на тот свет повелевается лично Толун-чербию!"
Когда Толун-черби доложил государю, что он наложил руки на Илуху и покончил с ним, Чингис-хан соизволил повелеть: "Когда я шел потребовать отчета у Тангутского народа и по дороге предпринял известную облаву на Арбухайских хуланов, то никто иной, как Толун-черби, подал мнение о необходимости прежде всего излечить мою болезнь. Так он болел душою о моем здоровье! Ныне Вечное Небо умножило мои силы и предало в руки мои такого друга, который прислал мне яду в речах своих. Мы совершили свое отмщение. Пусть же возьмет Толун себе в дар тот походный дворец, вместе со всею утварью, который доставил сюда Илуху".
ї 268. Разгромив Тангутский народ и покончив с Илуху-Бурханом, переменованным в Шидургу, государь соизволил повелеть: "Так как я истребил Тангутов до потомков потомков их и даже до последнего раба - мухули-мусхули угай болган, то пусть напоминают мне о таковом поголовном истреблении за каждым обедом, произнося слова: "Мухули-мусхули угай!"
Дважды ополчаясь на Тангутский народ за нарушение данного слова, Чингис-хан, после окончательного разгрома Тангутов, возвратился и восшел на небеса в год Свиньи. Из Тангутской добычи он особо щедро наградил Есуй-хатун при самом отшествии своем.
АЛТАН ТОБЧИ. XIII. Походы и смерть Чингис-хана [1.4, с.235-24].
В год свиньи [1227] августейший владыка, взяв с собой Йисуй-хатун, во главе конного войска сам выступил в поход. Увидев мыс горы Муна, августейший владыка отдал повеление:
"Вот убежище, когда в государстве непорядки,
Вот кочевье, когда в государстве мир,
Вот раздолье для медведей и оленей".
Такое повеление он сказал.
Увидев сидевшую на дереве сову, предвещавшую недоброе, владыка приказал Хасару: "Стреляй!" Хасар выстрелил. Сова взлетела, а в это время прилетела сорока, и крыло ее было прострелено. Владыка разгневался и замахнулся своим мечом. Вельможи-орлуки доложили владыке: "Говорят: хотел хорошего, а вышло плохо! Да ведает о том сам владыка!" Владыка согласился [с этими словами] и успокоился.
После этого раб-прислужник Мэчин доложил владыке: "Когда Хасар, младший брат твой, сидел пьяный рядом с Хулан-хатун, то он брал ее за руки".
Владыка разгневался и сказал: "Еще раньше он объединялся с семью хонгхотанами, а после случилось так, что не дал орлиных перьев и говорил непочтительные слова. Ныне же случилось так, что он убил сороку, предсказывающую хорошее, вместо того чтобы убить сову, предсказывающую дурное. Поистине он плохой, завистливый!" -- сказал он и велел своим четверым слугам сторожить Хасара, давать ему в пищу [мясо] дикого буйвола и оставить его, привязав к ограде у колодца.
Во время приготовлений к большой облаве на Хангай-хане [владыка] приказал: "Если войдут [в круг облавы] серый волк и красавица лань, то их не убивать. Если попадет черный человек с кудрявыми волосами на сизо-сером коне, то возьмите его живым!" Такое повеление он отдал.
Серый волк и красавица лань попали [в облаву], но не были убиты и вышли [живыми]. Захватили черного человека на сизо-сером коне и спросили его: "Ты чей?", -- но он молчал. Взяли его и привели к владыке. Владыка спросил, и тот сказал: "Говорят, августейший владыка монголов отправился в военный поход, и Шидургу-хаган послал меня в разведку.
Конь мой сизо-серый, что зовется Кус-Болод,
Которого догнать не могут быстроногие кони,
Ныне догнан, и четыре ноги у него ослабели.
Клыками наносящий раны я, что зовусь Хара Бодун,
Которого никто из простых людей не мог захватить,
Схвачен я [ныне] простыми людьми,
Черная голова моя ведь погибнет!".
Августейший владыка сказал: "Говорят, что хаган твой оборотень, правда ли это? Скажи!" Так он повелел.
Бодун ответил: "Утром он становится змеей -- ядовитой, желто-пестрой, ползущей, и тогда его нельзя захватить; в полдень становится он рыже-пестрым тигром, и тогда нельзя захватить его; вечером он становится красивым светловолосым юношей и сидит, играя, со своей хатун. Вот тогда его можно схватить!"
Помня слова этого человека, августейший владыка затем дошел до границы тангутской земли. Когда он подошел, то одна старуха, из породы ракша, принадлежавшая Шидургу-хагану, вышла навстречу воинам монголов и заклятьями умертвила многих мужей и меринов. Субэгэтэй-багатур доложил владыке: "Эта старуха, заклиная, умертвила много людей и меринов. Освободи же Хабуту Хасара от наказания".
Такое слово он сказал. Владыка согласился, велел оседлать и привести своего коня Джихурту-Хула и велел [Xacapy] выстрелить. Так как Хасар был в оковах и был измучен, он пошатывался, глаз его стал неверным, и он, выстрелив, попал в колено старухи. Та старуха упала на бок, и когда она умирала, то проговорила: "Пусть потомкам Хасара будут часто наноситься раны; пусть девушки из его потомства будут оставлены их мужьями!",-- и так заклиная, умерла.
Чингис стремился дойти до Аша Гамбу, привести его в смятение. Он захватил Аша Гамбу, напал и пеплом развеял народ его с островерхими юртами и вьючными верблюдами. Чингис-хаган сказал: "Ножами переколите гордых, задравших подбородки тангутов-вельмож. Мои воины, возьмите себе все, что сможете захватить и найти у тангутов!" Такой приказ он отдал.
Двигаясь от Цасуту-Тахира, он подчинил себе город Дорма-гэй. Когда Шидургу-хаган превратился в змея, то владыка сделался гарудой; когда [Шидургу-хаган] превратился в тигра, то владыка сделался львом. Когда [Шидургу-хаган] превратился в юношу, то владыка, сделавшись старцем, захватил его. Шидургу-хаган молвил слово владыке: "Не убивай меня! Утренняя звезда поднялась, мороза не будет. Плеяды поднялись, не будет ни бескормицы, ни голода. Если убьешь меня, то плохо будет твоей жизни; если не убьешь меня, то плохо будет твоему потомству!"
Вот какие слова он говорил. Владыка пренебрег его словами и стрелял, и рубил, но покончить с пим не смог. Шидургу-хаган сказал: "Ты мое тело и стрелял, и рубил, но не прикончил меня. В подошве у меня есть пестрый шнур, свернутый в круг три раза, им-то, обернув меня, и убей!"
И действительно, когда взяли тот шнур, обвили и убивали его, он сказал: "Теперь-то вы меня, обернув, убьете, но пусть после твои потомки будут так же убиты, как я! Гурбэлджин-гоа, мою супругу, вплоть до черных ногтей всю обыщите!" И, сказав так, он умер.
Августейший владыка взял в жены хатун Гурбэлджин-гоа. Красоте Гурбэлджин-гоа дивился весь великий народ, начиная с [самого] владыки. Гурбэлджин-гоа-хатун сказала: "Красота моя запятналась пылью твоих воинов. Прежде я была еще красивее. Если теперь я умоюсь водой, стану еще более красивой".
При этих словах августейший владыка сказал ей: "Умойся!" - и отпустил ее.
Хатун пришла на берег реки, поймала сизого жаворонка и на хвосте его написала письмо: "Я в этих водах умерла. Тело мое не ищи по течению, ищи вверху".
И отправила его своему отцу. По этим словам ее искали вверх по реке, и когда нашли, то каждый человек, задыхаясь от тяжести, принес по мешку земли и, вздыхая, засыпали ее. Говорят, что эта груда земли и есть [холм] Тэмур-Олху; говорят, что эта река и есть Хатун-гол.
[Чингис] покорил государство Тангут, убил Шидургу-хагана, разрушил город Дормэгэй, захватил княгиню Гурбэлджин-гоа, забрал всех тангутов до последнего потомка, разорил и довел их до крайности. Из тангутов очень многих отдал Йисуй-хатун.
На [обратном] пути он провел лето в Лубан-хане. В городе Дормэгай у августейшего владыки случился сильный жар, и в час окончания своей золотой жизни он сказал повеление:
"Подобные кабаргам четверо младших братьев [моих],
Подобные аргамакам четверо сыновей [моих],
Пять цветных и четыре чужих народа моих,-- слушайте вы:
И ремень у стремян вытягивается,
И железные стремена стираются!
Когда я собирал и соединял великий народ,
Подобных страданий я не испытывал.
На бесплодной белой кобылице я ездил,
Подложивши свою шубу из меха козы!
Когда я собирал и соединял великий народ,
Таких страданий я не испытывал.
В прежнем рожденье не сотворил ли я греха?
В этом рожденье не потому ли я страдаю?".
Когда августейший владыка сказал такое повеление: "Вы все, мои сайды, в ответ мне скажите!",-- то сунитский Кулугэтэй-багатур промолвил:
Очиху, Хачиху -- твои братья -- одни останутся. Да!
Связанные узами народы разойдутся по горам и лесам. Да!
Покочуем, [чтобы] отдохнуть у Хангай-хана. Да!
Твои жены и сыновья придут, плача и рыдая. Да!
Не угодно ли тебе сказать им доброе наставление?
Станут они кочевать по склонам высоких холмов. Да!
Твои дочери и сыновья придут, вопя и рыдая. Да!
Не угодно ли тебе сказать им доброе наставление?
Трудно уничтожить недавно рожденное тело.
Если уничтожим, то случится ли наша встреча в Нирване?
Трудно разрушить здоровое, [крепкое] тело.
Если разрушим его, то случится ли наша встреча в блаженном месте?
Твоей Бортэгэлджин Сэчэн-хатун, ставшей вдовою,
Угэдэю и прочим твоим сынам, сиротами ставшим,
Воду в пустынной земле,
Путь через горный проход
Не угодно ли будет тебе им указать!".
Когда он так сказал, то Чингис-хаган дал наставление:
"Ныне я [еще] не умру и моей оставляемой половине, моей Бортэгэлджин Сэчэн-хатун,
Угэдэю и прочим моим сынам, оставляемым сиротами,
Укажу, [как найти! воду в пустыне,
Укажу, [как найти] путь в горных ущельях.
У камня яшмы нет кожи,
На твердом железе нет коры,
В милом теле, в котором родился, вечности нет.
Без колебаний живите и мыслите твердо!
Вершина дела в том, что выполняется сотня дел!
Тверда душа человека, достигшего в своих словах правды.
Будьте скромны в своих желаньях и приятны для многих.
Ведь истина в том, что тело, меняясь, должно умереть.
Будущее доброе государство свое вы охраняйте!
У дитяти Хубилая есть свои слова,
Поступайте в согласии с его словами".
Такое повеление он сказал. На шестьдесят шестом году жизни, в 22-й год [правления], в год красной свиньи в 12-й день 7-го месяца он стал тэнгри.
Впрягли аргамаков в большую повозку, на нее возложили золотые останки владыки хагана, и, когда должны были двинуться в обратный путь, сунитский Кулугэтэй-багатур произнес похвалу:
"Обернувшись крылом парящего ястреба, ты отлетел, государь мой!
Неужели ты стал грузом грохочущей повозки, государь мой?
Обернувшись крылом хватающего добычу ястреба, ты отлетел, государь мой!
Неужели ты стал грузом повозки с вертящейся осью, государь мой?
Обернувшись крылом щебечущей птички, ты отлетел, государь мой!
Неужели ты стал грузом скрипящей повозки, государь мой?".
Так прославлял он [его] в то время, когда они шли. Когда же дошли до болотца [у горы] Муна, то ступицы повозки попали в грязь и не могли сдвинуться; запрягли в нее аргамаков всех пятицветных народов, но и они не смогли ее сдвинуть. Когда весь великий народ забеспокоился, сунитский Кулутэтэй- багатур, сотворив поклонение, произнес:
"Рожденный по воле вечного синего Неба августейший витязь, владыка мой!
Покинул свой великий народ,
Достиг ты своего высшего рождения.
Твоя основанная в спокойствии держава,
Твой правильно устроенный народ,
Твои сыновья и твоя жена, принесшая их тебе,
Твои родные ханские земли и воды -- там ведь они!
Твоя основанная в правдивости держава,
Твой устроенный налогами народ,
Твои любимая жена и сыновья,
Твои золотые чертоги -- там ведь они!
Твоя основанная на родине держава,
Твои соединившиеся жены и сыновья,
Твой издавна собранные многие народы,
Весь твой род и родичи -- там ведь они!
Увеличивающиеся народы и твое государство,
Омывавшие тебя твои воды,
Многочисленные монголы -- твой народ,
Дэлигун-Болдаг на Ононе, места твоего рождения - там ведь они!
Сделанное из челки гнедого жеребца твое знамя,
Твои барабаны, [сигнальные] трубы и зовы,
Весь твой говорящий народ,
Арал в Кэрулэнской степи, где ты воссел ханом,-- там ведь они!
Твоя Бортэгэлджин-хатун, раньше всех тебе повстречавшаяся,
Буйанту-хан -- твоя родная земля и вода,
Богурчи и Мухули, твои любимые други,
Все твои великие законы -- там ведь они!
Чудесным образом встреченная тобой твоя Хулан-хатун,
Твое хуры, и дудки, и песни,
Все целиком твои народы,
Твои священные ханские земли и воды -- там ведь они!
Из-за теплоты Харигун-хана,
Из-за красоты Гурбэлдшин-хатун,
Из-за многочисленности чужого народа тангутов
Не отвернулся ли ты от своих старых монголов, ты, государь мой?
Хотя и покинула тебя милостивая душа,
Все же мы вернем твой прах, подобный драгоценной яшме,
Покажем его твоей Бортэгэлджин-хатун,
Доставим его всему твоему народу", --
И когда он произнес так, -- хан-владыка соблаговолил [снизойти] милосердно,
И шевельнулась, скрипя, большая повозка,
И возрадовался весь народ!
До великой ханской земли тогда [его] провожали.
С этих пор его вечный прах, вернувшись оттуда,
Стал опорой для ханов и для дзайсанову
Стал святыней всего народа,
Стал вечными устоями -- восемью белыми юртами. Да!
Еще раньше владыка, проходя здесь, любовался и сказал слово,
Потому-то теперь и увязли ступицы повозки,
Среди великого народа возникли ложные слухи.
Погребли [в этом месте] его одежду и чулки поставили над ними] юрту.
Подлинный труп его, как говорят некоторые, был похоронен на Бурхая-Халдуне. Другие же говорят, что похоронили его на северном склоне Алтай-хана, или на южном склоне Кэн-тэй-хана, или в местности, называемой Йэхэ-Утэк.
ЮАНЬ ШИ. цз.120. Чаган [1.1, с.515-516].
[Чаган] также был вместе с [Чингисханом] в нападении на Си Ся и сокрушил там Сучжоу. [Он] повел войска к следующему [городу] -- Ганьчжоу, в нем был наместником Цзюйе Целюй, отец Чагана. Чаган выстрелом из лука послал ему записку, в которой приглашал его к себе и выражал стремление увидеться со своим младшим братом, а брату тогда было 13 лет. [Чаган] сказал, чтобы тот поднялся на стену, на высокое место, чтобы его можно было видеть. [Чаган] отправил посланца с императорским приказом, чтобы город сдался утром. Помощник его [отца] Ачжо с еще 36 людьми составил заговор, [они] убили Цзюйе Целюй -- и отца, и сына, вместе с ними убили и посланца, совместными силами [они] стали сопротивляться и защищать [город].
[Когда] стены были сокрушены, император хотел всех их закопать живьем, но Чаган замолвил слово за простой народ, что он не виновен, оставив вину только за [этими] 36 людьми. [Затем] продвинулись к Динчжоу, 100.000 людей Ся поспешили ему на выручку, но император лично вступил с ними в бой и нанес им сильное поражение. Следующим окружили Люпань, а владетель Ся крепко оборонял Чжунсин. Император направил Чагана войти в город и предложить на выбор -- несчастье или благополучие. Народ как раз стал совещаться о сдаче, но случилось так, что император почил. Полководцы тогда схватили владетеля Ся и убили. К тому же решили вырезать Чжунсин. Чаган изо всех сил увещевал остановить это, прискакал в город и успокоил оставшийся народ.
ЮАНЬ ШИ. цз.121. Субудэй [1.1, с.501].
[В год] дин-кэ [Субэтай] узнал о кончине Тай-цзу (Чингис-хана) и тогда вернулся.
ЦЗИНЬ ШИ. IX. Ай-Цзун. Чжэн-да 4-е лето [2.1, с.219-220].
Во 2-й месяц генерал Я-ута взял обратно Пин-ян-фу и схватил чиновника чжи-фу по имени Ли-ци-цзянь.
В 3-й месяц монголы завоевали Дэ-шунь-фу; при сем охранявшие город генералы Ай-шень и Мя-цзянь-лун лишили себя жизни.
В 5-й месяц монгольское войско взяло Линь-тао-фу и захватило начальника города Хутумэня. Монголы требовали, чтобы Хутумэнь покорился, но Хутумэнь не покорился. Они повелели ему встать на колени, но Хутумэнь не слушал их. Монгольские солдаты, озлобясь на него, рубили ему колени. Но поелику Хутумэнь и тогда не соглашался на их требования, то его убили. Жена Хутумэня, У-гу-лунь-ши, услышав о сем, сказала своим людям: "Мой муж не посрамил своего государя. Могу ли посрамить своего мужа?" И засим повесилась.
Злодей Ли-цюань, пришедши из И-ду-фу, снова завладел городом Чу-чжэу. Император Ай-цзун отправил генералов Окэ и Цинь-шань-ну, повелев им охранять город Юй-тай (Сюй-и). По вступлении войска Ли-цюаня в губернию Юй-тай, Окэ и Цинь-шань-ну с войском вышли из города навстречу неприятелю. Но сразившись с Ли-цюанем при горе Гуй-шань, они были разбиты, причем более 10.000 воинов убито. Министры при совещании о делах часто не выражали вполне своих мнений. Смотря на императора, они старались не проговориться, и это неприметным образом вошло в обыкновение. Посему Ян-юнь-и однажды, по окончании объяснения уроков императору, говорил ему: "Для вельможей существуют приличия в служении государю и обязанности, кои они должны выполнять в отношении к государю. По приличию они не дерзают узнавать по зубам лета лошади, на коей ездит император, и не потопчут травы, которую ест его конь. При выходе во врата императорские они бегут; при виде жезла императора или его седалища, они встают; при требовании их императором, они не ожидают, пока будет оседлан конь, и по принятии его указа не остаются в доме. Это суть приличия в служении государю, законы, коим должны следовать вельможи. Но когда они, по узнании выгод или вреда для государства, спокойствия или тяжести для народа, будут подробно доносить о сем, тогда сии старые приличия подобны пустой тарелке. В прежние времена, если государь прознавал возможным невозможное по сущности, ему непременно представляли невозможным. И наоборот, если государь назвал невозможным возможное по сущности, называли приличным. Если государь не следовал убеждениям, то хотя бы отрывался край одежды царской или разламывалась решетка, удерживали его, не переставая делать увещаний, и не страшились самой смерти. В настоящее время вельможи следуют только пустым церемониям в служении государю, но не знают великих обязанностей, кои должны исполнять в отношении к государю. На что ж будет опираться государство?"
"Вельможа! -сказал тогда император - Если бы ты не сказал мне этого, тогда я не мог бы знать о сем".
Ян-юнь-и часто был болен от паралича. В сие время он несколько поправился, почему император Ай-цзун спросил его о средстве, коим (тот) излечил паралич. "Я лечил только душу, - отвечал Ян-юнь-и, - когда душа спокойна, тогда не беспокоят и вредные пары. Так, - продолжал он, - бывает и в правлении государства: если государь наперед сделает правым свое сердце, тогда все служащие при дворе, подобно одному, делаются праводушными".
В 12-й месяц монголы покорили Шан-чжэу. В сем же месяце скончался монгольский государь Тай-цзу (Чингис-хан). Ему преемствовал третий сын - Тай-цзун Угедей.
ГАН МУ. Дин-хай, 3-е лето. Царства Гинь правления Чжен-да 4-е лето [2.2].
Летом, в 5-й месяц, Ли-цюань покорился Монголам с городом Цин-чжеу.
Ли-цюань целый год находился в осаде. Осажденные войска уже съели волов, лошадей и даже всех граждан. Дошла очередь есть солдат. Ли-цюань хотел покориться, но боялся, что войска будут противного мнения: почему, возжегши благовонные курительные свечи и обратясь лицом к югу, учинил поклонение и хотел зарезаться, а между тем уже научил своих сообщников спасти его, советуя испытать счастья в подданстве северу. Сим образом Ли-цюань покорился Монголам.
Монголы отправили посланника требовать от дома Гинь годичных даров.
В 6-й месяц Двор Гинь отправил посланника просить мира. Монгольский Тэмуцзинь уничтожил Ся и Государя его увез с собою.
Монгольский Государь покорил все города в Си-ся. Жители укрывались в горы и вертепы, чтобы спастись от оружия: но спаслось не более одного или двух изо ста. Поля покрылись человеческими костями. Монгольский Государь уклонился от жаров к горе Лю-пхань-шань. По прошествии месяца, Тангутский Государь Ли-сянь, истощившись в силах, покорился и увезен в Монголию пленником. Сим образом погибло царство. В сие время предводители наперерыв захватывали детей обоего пола и имущества. Один только Елюй-чуцай взял несколько книг и два верблюда с ревенем. Когда в войсках появилась зараза, то только ревенем можно было пользовать, и Елюй-чуцай употреблением онаго весьма многих избавил от смерти.
Объяснение. Уничтожение чужих царств почитается в Чунь-цю великим злодейством: но Тангутский Государь сам дал убежище одному неприятелю Монголов, и не посылал сына в заложники; а посему-то говорится: царство прежде само себя уничтожает, а потом люди его уничтожают; не один уничтожающий виновен в том. Владетель царства, получив повеление, недолжен оставлять оного. Если при сохранении повеления, еще из привязанности к жизни принимает поношение и не умирает у престола, то он не понимает повеления. Написав, увез с собою, сим обвиняет Государя Сянь, что не мог умереть на престоле и увезен; почему, в наставление потомству, Тангутский Государь Сянь назван по имени.
Замечание. От начала мира варвары никогда небыли столько сильны, как ныне Монголы. Уничтожают царства подобно как былинку исторгают! До толикой степени возвысилось могущество их. Для чего небо попустило таким образом?
Осенью, в 7-й месяц, Монголы от города Фын-сян напали на Цзин-чжао. Чжан-лин с прочими, возвратившись в Хуай-ань, для усмирения Ли-фу, казнил его. Монголы определили Ли-цюань правителем губерний Шань-дун и Хуай-нань. Ли-цюань из Цин-чжеу опять вступил в Хуай-ань и убил Генерала Чжан-линь.
Ли-цюань, по получении известия от Генерала Ши-цин, залился слезами, и убедительно просил Монгольского военачальника об увольнения его на юг, но не получил дозволения: почему отрубив у себя палец и показывая ему, клялся, что по прибытии на юг не приминет взбунтоваться. И так Монгольский военачальник именем Хана вверил Генералу Ли-цюань начальство над губерниями Шаньдун и Хуай-нань, с тем, чтобы он, самовластно распоряжая губерниею Шаньдун, ежегодно представлял Монголам подати. В следствие сего Ли-цюань с Монгольским Чжень-сюань-чай и несколькими толмачами, возвратился в Чу-чжеу. Он носил Монгольское одеяние и в письменных делах писал годы по Цикловым буквам, неупоминая летонаименования. Го-ань-юн, для спасения себя, убил Генералов Чжан-линь и Нодэ.
В 12-й месяц Монгольские войска вступили в горные заставы за страною Гуань. Чжен-сунь, правитель губернии Сы-чуань бросивши Сань-гуань, обратно бежал.
По вступлении Монгольских войск в Цзин-чжао, страна Гуань-чжун пришла в великий страх. Монголы еще разбили нагорныя крепости за страною Гуань, и дошли до Ву-чжеу и Цзе-чжеу. Чжен-сунь, оставя Мянь-чжеу, бежал; почему крепость Сань-гуань осталась без защиты. В сие время Нючженское правительство совершенно оставило Хэ-бэй, Шань-дун, Гуань и Шень; и все силы сосредоточило для защищения страны Хэ-нань и для прикрытия крепости Тхун-гуань. От городов Ло-ян, Сань-мынь и Си-цзин на восток до крепости Юань-цио-чжень в Пьхи-чжеу, почти на 2000 ли протяжения от востока к западу, поставлено было четыре главнокомандующих, под распоряжением которых считалось 200.000 отборных охранных войск. Политики (южного Китая) предложили, чтобы для воспрепятствования вторжению Монголов в юг, принять возможные меры по границам. Император отдал сие на рассмотрение совета.
Монгольский Тэмуцзинь умер у горы Лю-пхань-шань. Меньшой сын Толуй принял регентство.
Монгольский Государь, по двадцати двух летнем царствования, скончался на 66 году от рождения. Пред кончиною, обратясь к предстоящим, сказал: "Лучшия Нючженския войска находятся в Тхун-гуань; на юге примыкают к горам, с северной стороны укрепились великою рекою; в сей позиции трудно разбить их. Нужно испросить проход чрез Сун. Сия держава, будучи в вечной вражде с Нючженями, легко согласятся на предложение наше; тогда идти с войсками на города Тхан-чжеу и Дын-чжеу, и отселе прямо ударить на Да-лян. В сей крайности Нючженский Двор непременно потребует войска из Тхун-гуань. Но армия из нескольких десятков тысяч человек, прошед около тысячи ли для вспоможения, должна изнуриться; посему хотя бы и дошла, но не в силах будет сражаться, и легко будет разбита".
После сих слов скончался. В храме Предкам назван Тхай-цзу. Он оставил шесть сыновей, из которых старший был Чжоцинь, человек горячий и искусный воин; он уже не был в живых. Второй Чаганьтай, человек осторожный, бдительный; подчиненные боялись его. Третий Угедей, четвертый Толуй. По смерти Тэмуцзиня последний принял регентство.
Объяснение. Если старейшина иностранный скончается, то пишется умер. Тэмуцзинь выше хотя объявил себя Императором, но здесь так же написано: умер. Сим действительно он выставлен иностранцем и даже не может стать на ряду с удельными Князьями Срединного государства. Уже в 4-е лето правления Шао-дин (1231) Угедей повышен и назван Государем. О кончине его написано: скончался, потому, что Монголы, похитив Северный Китай, при втором колене мало по-малу переняли Китайския обыкновения; и потому уже нельзя поставлять их наравне с царство-притязателями. С толикою строгостью Ган-му уважает Китай и унижает иноземцев. Способ исторического писания одинаков против дома Гинь.
Монгольский Ши-тьхянь-цзэ напал на Генерала Вушань у Запарных гор; Вушань, будучи разбит, ушел в Цзи-сянь.
Ши-тьхян-цзэ, находясь в Чжен-дин, поправил городския стены, учинил военные приготовления, чтобы обезопасить себя от нападения. Как крепости Бао-гун-чжай и Бао-ду-чжай служили убежищем Генералу Вушань, то неможно было оставить их в покое. И так он пошел с войсками и отбил оные. Вушань ушел в Цзи-сянь, Ши-тьхянь-цзэ еще взял крепости Сянь-нэй, И-цзянь и Ма-ву.
Монголы вступили в Си-хо-чжеу. Правитель областной Чень-инь умер.
Монгольские войска приступили к городу Си-хо. Чень-инь с помощию жителей и войск денно и ночно отчаянно сражался. Но как вспомогательные войска не приходили, то город был взят. Чень-инь, обратясь к жене своей Ду-ши, сказал: "Поспеши сама решиться на что либо".
Ду-ши мужественно сказала ему: "Возможно ли в жизни вместе пользоваться жалованьем, а не вместе умереть за престол?"
Она немедленно отравила себя ядом. Два сына с невестками умерли подле матери. Чень-инь положил их в гроб и сожег, а потом пронзил себя мечем. С ним умерло двадцать восемь человек гостей.
Объяснение. Чень-инь, охраняя Си-хо, всеми силами старался защищаться. А когда отрезано было вспоможение, и город взят; то муж и жена один за другим погибли. Можно сказать, что они выполнили усердие в служении Государю, и в минуту опасности не искали спасения. С намерением написано: умер, чтобы сим приписать ему сохранение долга.
АЛ АСИР. О сражении Джалал ад-дина с татарами [3.1, с.405].
Когда Джалал ад-Дин освободился от дел с исмаилитами, и к нему пришло известие, что большая группа татар достигла Дамгана и приблизилась к Рею, намереваясь идти на страну ислама. Он выступил против них, вступил с ними в бой, и между ними произошло большое сражение. Татары бежали от него. Он перебил многих из них и несколько дней преследовал бегущих, убивая их и захватывая в плен. Совершив это, он остановился в окрестностях Рея, опасаясь другого соединения татар, [после того], как ему стало известно, что множество их направляется к нему. Остановившись, он [стал] ожидать их [прибытия].
РАД: Памятка об эмиров туманов и о тысячах войск
Те, что принадлежали к центру, правому флангу и левому и после него по наследству стали принадлежать его четвертому сыну Тулуй-хану, по прозванию Екэ-нойон, и те, что, будучи отданы другим [его] сыновьям, братьям, племянникам и матери, стали специально им принадлежать, соответственно с тем, что удалось выяснить за [наиболее] достоверное на основании исследования, и согласно [тому, что] занесено в "Алтан-дафтар" [Золотой свиток], за исключением многого такого, которое осталось неизвестным вследствие длительности [протекшего] времени и обширности территории [его владений] - [составляли] 129.000 человек.
РАЗДЕЛ. Те, которые принадлежали к голу, барунгару и джунгару, иначе говоря, - к центру и двум флангам, и по наследству достались Екэ-нойону, - было (их) 101.000 человек.
