Аннотация: Начало Великого западного похода. Тактика набегов на Сун и карательный рейд в Корею. Гибель Булгара и других поволжских городов. Завоевание Кавказа.
Начало Великого Западного похода
1236 г. от Р.Х.
6744 г. от С.М, 633-634 (с 3.9) г.х., год Обезьяны (9.2.36-5.2.37)
Весной, в начальной луне года бин-шэнь, 8-го [от установлення правления], [Угэдэй] приготовил для всех чжуванов пиршественный стол и собрал [их] на праздник. Была окончена постройка и сдан многопалатный дворец. [Угэдэй] указал напечатать бумажные ассигнации и пустить их в обращение.
Во 2-й луне [Угэдэй] приказал: Го Шэну в Инчжоу, Бо-шу-лу-цзю в Цзюньчжоу -- стоять [там] постоем, а Чжао Сяну из Дэичжоу -- идти вместе с Гуюком в поход на Сун, выполняя роль авангарда.
В 3-й луне дворец Конфуция достроили еще башней Императорской обсерватории.
Летом, в 6-й луне, снова было внесение в реестр дворов в Чжунчжоу, внесено дополнительно более 1.100.000 дворов. Елюй Чуцай ходатайствовал учредить бяньсюсо в Яньзине, цзинцзисо в Пинъяне для собирания и составления классических сочинений по истории и литературе, были призваны конфуцианский ученый Ляп Шэ -- исполнять должность главного начальника, а Ван Вань-цин и Чжао Чжу -- быть его помощниками.
В осенние луны [Угэдэй] приказал Чэнь Ши-кэ ревизовать все дела но [сбору] налогов шелками и серебром, и вообще всех налогов, наградить достойных и наказать виновных, выявить недостатки и вразумить нерадивых. Был издан указ преподнести крестьянские дворы в Чжэньдине императрице в качестве "банного иодворья", а крестьянские дворы всех округову Чжунъюа пожаловать князьям императорского рода и прочим родственникам императорского рода и членам императорской ставки, выделив [их следущим образом]: для Бату -- в округе Пинъянфу; для Чагатая -- в округе Тайюаньфу; для Гуюка -- в округе Даминфу; для Буралдая -- в округе Синчжоу; для Кулысана -- в округе Хэцзяньфу; для Бельгутая -- в округе Гуамнинфу; для Еку -- были выделены пожалования из дворов в Ифу и Дуфу, двух округов Цзинани; для Алчидая -- в округах Бипьчжоу и Дичжоу; для Отчигин-нойона -- в округах Пинчжоу и Лочжоу; для императорского сына Кодана, императорского зятя Чигу, принцессы Алахай, принцессы Хочжин-беки, гована Чилауна, Чагатая, Дуань-чжэиьу, Мэнгу-Халчжа, Алчи-нойона, Ки-нойоиа, Xo-доу и Джунсу -- на всех поровну выделили дополнительное пожалование дворов в округе Дуннин.
Елюй Чуцай доложил [императору] о нерациональности [этого], поэтому последовало повеление: прекратить титулованным особам ставить [своих] даругачи, а податные поступления с вышеуказанных дворов им будут выдавать чиновники, назначенные императорским двором; и без получения императорского указа -- не набирать солдат и собирать подати. Кодан, возглавляя Ван Ши-сяня и других [полководцев], вторгся в Шу, взял сунские крепости-заставы на внешней границе Шучжоу и обезглавил шуского полководца Цао Ю-вэня.
Зимой, в 10-й луне, Кодан вошел в Чэнду. Был объявлен манифест для Цинь, призывавший прийти с повинной, и в 20 с лишним уездах те, кто [ранее] боялся, все сдались. Царевич Кучу скончался. Чжан Жоу и прочие напали на Инчжоу и захватили его. Округ Сянъянфу покорился, Ю Сяня [поставили] вести дела в Сянъяне и Фаньчэне.
СУН ЦЗЫ-ЧЖЭНЬ. Елюй Чу-цай [1.8].
В [году] бин-шэнь (9.II.1236-27.I.1237) на собрании князей и высших чиновников его величество собственноручно взял кубок [с вином], чтобы поднести его превосходительству, и сказал: "Мы искренне доверяем Вам, потому что [таково] повеление покойного императора. К тому же, если бы не Вы, то в Поднебесной не было бы [того, что мы имеем] сегодня! То, что мы можем спать спокойно, -- это [результат] Ваших усилий".
Действительно, в последние годы [своей жизни] Тай-цзу (Чингисхан) неоднократно приказывал его величеству: "Небо пожаловало этого человека нашему дому. Когда-нибудь ты поручишь ему все государственные дела!".
Когда этой осенью в 7-ю луну (4.VIII-1.IX.1236) Худуху доложил [в императорскую ставку] о [результатах] переписи населения и его величество решил расчленить округа и области и пожаловать по частям князьям и знати в уделы на кормление, то его превосходительство сказал [ему]: "Когда хвост велик, то трудно двигать [им]. [При наличии уделов] легко возникнут раздоры. Лучше побольше давать [князьям и знати] золота и шелковых тканей. [Этого] было бы достаточно для выражения [Вашей] любви к [Вашим] родственникам". Его величество сказал: "Это уже обещано!".
[Тогда его превосходительство] еще сказал: "Если поставить [в уделах] чиновников непременно по приказу двора и не допускать самовольных сборов, кроме постоянных податей, то [эта система], возможно, и сможет существовать долго". [Его величество] последовал этому [совету].
Только в этом году [его превосходительством] были установлены [размеры] налогов в Поднебесной: [каждые] два двора [были обязаны] отдавать один цзинь (600 г) шелковой пряжи на покрытие казенных расходов и [каждые] пять дворов -- один цзинь шелковой пряжи для выдачи семьям [знати], которым были пожалованы [эти дворы]; [взималось] с каждого му полей высшего качества три с половиной шэна (1 шэн = 0,66 литр) [зерна поземельного] налога, [с каждого му] полей среднего качества -- три шэна, [с каждого му] полей низшего качества -- два шэна и [с каждого му] заливных полей -- пять шэн; [взималась] одна тридцатая часть [стоимости товаров] торгового налога и один лян серебра соляного сбора с каждых сорока цзинь [при продаже соли]. Эти [ставки] были сделаны постоянными нормами. Все придворные чиновники считали [эти налоги] слишком легкими. Его превосходительство ответил: "В будущем обязательно найдутся [чиновники], которые захотят добиться повышения по службе за счет выгод [от налогов для двора]. В таком случае [эти налоги] уже теперь являются тяжелыми!".
Когда в начале [существования] государства всюду встречались разбойники и купцы не могли [безопасно] передвигаться, то был издан приказ о том, чтобы во всех местах ограбления [купцов] заставлять крестьян (минь-ху) данного лу возместить убытки, если не будут схвачены действительные разбойники в течение года. [Связанная с ограблениями купцов задолженность населения] все время накоплялась и в каждом случае исчислялась десятками тысяч; если местные чиновники брали у мусульман серебро в долг, то [долг] в этом году удваивался, а в следующем году снова удваивался вместе с приростом; он (т. е. прирост) назывался "прибылью-ягнятами" и непрестанно наращивался. [Должники] часто разорялись вконец и даже закладывали жен и детей, но никогда не могли расплатиться. [Поэтому] его превосходительство, походатайствовав перед его величеством, полностью возвратил [их долги ростовщикам] казенным серебром. Всего было [уплачено] 76.000 дин [140 тонн серебра]. [Его превосходительство] еще в докладе императору просил установить, что отныне, независимо от срока [долга], более не должно быть прироста с того времени, как сравняются между собой [по сумме] первоначальный долг и прирост [его], и [это] стало твердым законом.
Когда чиновник из свиты Тогон предложил в докладе императору произвести отбор девушек [в Поднебесной для императорского гарема] и было дано приказание чжун-шу шэну отправить и исполнить императорский указ, то его превосходительство взял его, [но] не отослал. Его величество разгневался и, вызвав к себе [его превосходительство], спросил о причине этой [задержки]. Его превосходительство сказал: "Двадцать восемь девушек, выбранные прежде, еще находятся в Яньцзине. [Их] вполне достаточно для [выполнения Ваших] распоряжений в гареме. А когда Тогон передал [мне] повеление, что снова хотят повсеместно отбирать [девушек], то [я, Ваш] слуга, боялся снова возмутить народ и хотел вторично доложить [это дело] Вашему величеству".
Его величество помолчал, а потом сказал: "Можно!", и это [повеление] было отменено.
Когда [его величество] еще пожелал реквизировать лучших кобылиц в китайских землях, то его превосходительство сказал: "В китайских землях имеются только шелковые нити и пять хлебов. [И это] не те местности, где разводятся лошади. Если ныне произвести [отбор их], то [это] впоследствии непременно станет правилом. Это означало бы напрасно возмущать Поднебесную!". И тогда [его величество] последовал его совету.
ССМ. XII. Царствование Огодая [1.3, ї 274].
ї 274. Между тем Чормахан-хорчи привел к покорности Багдадский народ. Получив известия, что тамошняя земля хороша и славится хорошими товарами Огодай-хан повелел Чормахан-хорчину оставаться там в должности баскака-танмачи и ежегодно поставлять ему следующие местные произведения: желтое и литое золото, златотканные парчи и штофы с золотыми вышивками, жемчуга, перламутры, длинношеих и длинноногих западных коней, темногнедых верблюдов-элеут, павлинов, верблюдов-кичидут, вьючных мулов-хачидут и обыкновенных мулов-луусут. Посланные в помощь Субетаю царевичи Бату, Буря, Гуюк, Мунке и все другие царевичи, покорив, народы Канлин, Кипчаут и Бачжигит, разрушили города Эчжил, Чжаях и Meгeт, а также совершенно разгромили и полонили Орусутов. Они полностью покорили Асутов и Сесутов, а также население городов Белерман, Керман-кива и прочих городов, поставили даругачинов и танмачинов и возвратились на родину. Относительно Есудер-хорчина который был послан в помощь Чжалаиртай-хорчину, уже давно находившемуся в походе против Чжурчжетских Солонгосцев, относительно Есудер-хорчина последовало повеление о назначении его тамошним баскаком-танма.
ГАН МУ. Бин-шень. 3-е лето [2.2].
В 1-й месяц Монгольский Генерал Тэмодай напал на Цзян-лин.
При сем Кит. Генерал Ли-фу-мин умер.
Во 2-й месяц, Монголы в первый раз ввели ассигнации, названныя Цзяо-чао.
По представлению Елюй-чуцая, выпущено оных на 10 т. малых слитков (на 50.000 унцов серебра).
В 3-й месяц, Генерал Ван-мин с прочими произвел возмущение в Сян-ян, и покорился с сим городом Монголам.
Чжао-фань, находясь в Сян-ян, сблизил с собою Генералов северного корпуса: Ван-линь, Ли-бо-юань, Фань-вынь-бинь и Хуан-го-би. Рано и поздно пиршествовал с ними и обращался столь приятельски, что небыло никакого различия между высшими и низшими. Поселяне жаловались, что пограничныя предосторожности повсюду были оставлены в пренебрежении. Вскоре засим открылись военныя действия между армиями южною и северною. Чжао-фань допустил послабление в управлении. Почему Ван-минь и Ли-бо-юань зажгли в городе Сян-ян магазины и казначейства, и один за другим покорились Монголам. В сие время в городе еще находилось до 47 т. чиновников и народа. Имущества и хлеба в казначействе было почти на 300.000 унцов сереб. и 24 кладовых с военными припасами; все сие досталось в руки Монголам. Золото, серебро, соль и ассигнации невходят в сие число. Южного корпуса Генерал Ли-ху не старался ни о потушении пожара, ни о прекращении мятежа; напротив, пользуясь сим случаем, устремился к грабежу, и Сян-ян совершенно опустел. С того времени, как сей город обратно взят Генералом Ио-фей от Маньчжуров, он сделался многолюднейшим; имея высокия стены и глубокий ров, он служил оплотом для Западной границы, и в один день весь был превращен в пепел. Генерал Чжао-фань понижен тремя степенями, и оставлен при прежней должности.
Объяснение. Чиновников дома Сун истинно должно почесть слепыми в минуты решительности. Понимать гражданские обязанности, соблюдать порядок подчиненности, различать усердных от коварных, видеть благоприятствующие и противоборствующие обстоятельства - суть важныя качества в человеке, которыми он отличается от бессмысленных животных. Кто оставит обязанности в пренебрежении, порядок подчиненности без внимания, кто не в состоянии различать усердных от коварных, и быть решительным при благоприятствующих и противоборствующих обстоятельствах, тот может ли иметь какое либо преимущество пред бессмысленными животными? Ван-минь и товарищи его были известные Генералы, охранявшие Сян-ян: но немогли умереть за Государя; напротив, пользуясь обстоятельствами, польстили иноплеменникам Срединною землею, забыли благородство человека, и поступили в число зверей; как ненавистно сие! Посему написано: произвели возмущение, дабы чрез сие выказать их измену и бунт.
Монголы впервые сделали перепись народу в Китае и утвердили налоги.
В начале Монголы старались только о приобретениях, и покоренных жителей тотчас раздавали Генералам и офицерам. Самая малая деревушка принадлежала какому нибудь владельцу, и по управлению не имела связи с другими. Ныне Хан указал учинить перепись народонаселению, и возложил исполнение сего на вельможу Хадаху; и народ впервые причислен к областям и уездам. В сие время все чины просили, чтобы каждого совершеннолетнего мужчину считать за дом: но Елюй-чуцай воспротивился сему. Тогда единогласно сказали ему: "В нашей державе, равно и в Западных царствах, везде один совершеннолетний считается за дом. Как можно, оставя уложение великой державы, принять систему царства погибшого?"
Елюй-чуцай сказал на сие: "От древних лет, как существует Китай, никогда одну мужескую душу несчитали за дом. Но если в самой вещи принять сие, то успеем собрать подати только за первый год, а потом все разбегутся".
Монгольский Государь принял мнение Елюй-чуцая, и Хадаху представил Монгольскому Государю перепись, по которой оказалось 1.040.000 семейств или домов. В совете полагали, чтобы провинции разделить Князьям и именитым фамилиям в поместья. Елюй-чуцай представил на сие: "что толстым хвостом трудно ворочать; легко могут произойти неудовольствия. Лучше более награждать золотом и шелковыми тканями, что будет не меньшим благотворением".
- "Уже дано слово, сказал Монгольский Государь".
- "По крайней мере, сказал Елюй-чуцай: определить чиновников от Двора, чтобы кроме обыкновенных податей, самовольно ничего нетребовали. Тогда сие уложение может продлиться". Монгольский Государь согласился на сие.
Елюй-чуцай еще утвердил подати и пошлины. Каждыя два семейства обязаны были вносить один гин шелку в казну; пять семейств один гин шелку для раздачи именитым свойственникам и заслуженным чинам. С одной му 42 лучшей земли три гарнца с половиною, с одной му средней земли три гарнца, с одной му худой земли два гарнца с половиною. С одной му водяных пашен пять гарнцов. С купцов пошлины брать один с тридцати; за 40 гинов соли унц серебра. Все вышеизложенное положено непременным законом. При Дворе говорили, что сии налоги чрезмерно легки. Елюй-чуцай сказал на сие, что после не преминут представлять о выгодах, и тогда сии налоги учинятся тяжелыми.
Объяснение. Увы! Чжун-юань есть древняя земля Китая, прежнее достояние дома Сун. Гао-цзун неоспоривал, и она пришла под власть Нючженей; по падении Нючженей досталась Монголам. Это поистине есть великое пятно Срединному государству. Теперь образованнейший народ заточен в стране левополых, которые делают перепись населению и утверждают налоги. Звери утеснили людей, просвещенные стали ниже варваров. Не достойно ли это крайней жалости? Ган-му по необходимости записала сие.
Во 8-й месяц, Монголы взяли Цзао-ян и Дэ-ань-фу.
В 9-й месяц, Цао-ю-вынь сразился с Монголами при крепости Ян-пьхин-гуань, и будучи совершенно разбит, умер. После сего Монгольский Куйтын вступил в Чен-ду.
Цао-ю-вынь примкнулся с своим войском к крепости Сянь-жинь-гуань. Шпионы известили его, что Монголы скоро придут с 500.000 соединенных заграничных и Китайских войск. Цао-ю-вынь, обратясь к младшему брату Цао-вань, сказал: "От сего единого действия зависит судьба нашего отечества. По малости войск невозможно противостоять: но разве не можем отчаянно сражаться? Надлежит только занять высоты и крепкия местоположения, выступать неожиданно, и скрывать засады, и сим образом ожидать их".
Монголы осадили Ву-сю-гуань, и разбили корпус Генерала Ли-сянь-чжун. После сего вошли в Син-юань, и хотели устремиться на Да-ань-цзюнь. Генерал Чжао-янь-на предписал Генералу Цао-ю-вынь запереть Да-ань, дабы защитить Шу-кхэу. Цао-ю-вынь находил сие несообразным, но Чжао-янь-на настоял. И так Цао-ю-вынь отрядил своих братьев Цао-вань и Цао-ю-лян идти с войсками на заставу Цзи-гуань-яй и там более разставить знамен для показания неприятелям крепкого сопротивления. Цао-ю-вынь, взявши 10.000 отборнейших войск, в ночи переправился чрез Цзян и скрытно прошедши к Лю-си, поставил засаду, условившись, чтобы по прибытии неприятелей, внутри для знака ударить в литавры и зажечь огонь, а вне кричать: руби. Монгольские войска в самой вещи пришли. Цао-вань выступил дать сражение. Монгольский Батур и Дахай наступили с 10.000 пехоты и конницы, и начали упорное сражение. Стрелы, и каменья как град сыпались. Цао-вань, получивши несколько ран, приказал зажечь огни. Цао-ю-вынь, разделив свои корпус на три колонны, сам с тремя тысячами отборных солдат поскакал к заставе. Он наперед послал Полковника Лю-ху с 500 неустрашимых солдат устремиться на неприятельский передовый отряд, но не могли поколебать оного. Цао-ю-вынь приказал поставить подле дороги в засаде 300 человек конницы, а Полковнику Лю-ху молча устремиться на линию неприятеля. В сие самое время поднялась сильная гроза. Офицеры, видя, что дождь не перестает и сделалось так грязно, что ноги тонут, советовали пообождать, пока прояснится. Цао-ю-вынь с гневом сказал им, что "неприятель уже знает о нашей здесь засаде, и если несколько промедлим, то опустим время".
После сего, сомкнувши войска, пошли вперед. Цао-ю-вынь, услышав о сем, пробил 5 раз в литавру, выступил из заставы, и соединился с Цао-ю-вынь. Сии соединенные войска отчаянно дрались. Кровь лилась на пространстве 20 ли. В обоих сих корпусах, вместо железных лат, употребляли стеганые или кожаные, в которых, когда намокнут от дождя, невыгодно пешим сражаться. На рассвете Монгольские войска, будучи усилены железною конницею, окружили со всех сторон. Цао-ю-вынь, вздохнувши, сказал: "Небо предопределило сию грозу. Нам осталось только умереть".
После сего начал ужасно ругаться и убил верховую лошадь под собою, в знак, что он решился умереть. Он начал драться с большим остервенением, и вместе с Цао-вань умер. Корпус его весь был побит. В следствие сего Монгольския войска беспрепятственно вступили в Шу, и в продолжение одного месяца побрали все города и крепости в дорогах Чен-ду, Ли-чжеу и Тхун-чуань. Куйтын расположился в Чен-ду. Из четырех дорог в губерн. Шу осталась только одна дорога Кхуй-чжеу и принадлежащия к дороге Тхун-чуань-фу города: Лу-чжеу, Хэ-чжеу и Шунь-цин-фу.
Объяснение. Цао-ю-вынь достоин наименоваться образцем долга и справедливости. Старший и младший брат вместе умерли за престол, ничем не принуждаемые к сему. Подсолнечная наполнилась славою справедливости их. Как желательно, чтобы мир видел подобных сим мужам в большем числе. Прямо написано: умерли, и сим приписано им соблюдение долга.
Зимою, в 10-й месяц, Монголы взяли Вынь-чжеу. Областный правитель Лю-жуй и прочие умерли.
Войска Куйтыновы из Чен-ду вступили в Вынь-чжеу. Областный правитель Лю-жуй и товарищ его Чжао-жу-сян, взошедши на стену, твердо защищались и более месяца отчаянно дрались. Вспомогательныя войска ниоткуда неприходили. Лио-жуй, предвидя, что неможно спастись, собрал свое семейство и всех умертвил ядом, а потом трупы их, казенное и частное имущество и грамоту на достоинство, все предал огню. Когда город был взят, сам с двумя сыновьями зарезался; Чжао-жу-сян захвачен и в куски изрублен. Войск и жителей с ними умерло несколько десятков тысяч.
В 11-й месяц, Монгольския войска вступили в Хуай-си. Двор Сун указал Генералам: Ши-сун-чжч, Чжао-кхуй и Чен-хуа итти против их разными дорогами, Мын-гун разбил Монгольского Голодая под городом Цзян-лин.
Тэмодай осадил Цзян-лин. Ши-сун-чжи послал Генерала Мын-гун, для спасения города. Мын-гун отправил Чжан-шунь прежде переправиться чрез реку, а сам следовал за ним со всею армиею. Переменяя знамена и одеяние, он производил различные ложные движения; в ночи зажигал множество огней. Сим образом, напавши на Монголов, разбил 24 окопа их, отбил 20 т. пленных жителей, и возвратился.
Монгольский Генерал Чагань учинил нападение на Чжен-чжу. Областный правитель Цю-ю разбил его.
Монголы осадили Чжен-чжеу. Цю-ю учинил строгие и точные распоряжения. Оборонительные орудия имел без недостатка. Как скоро Монгольские войска, приближавшиеся к городу, были отбиты, то Цю-ю, пользуясь сею поверхностью, выступил сражаться у моста, и тугим самострелом убил одного предводителя. Тогда неприятельские войска несколько отступили. Цю-ю сказал: "Неприятель в десять крат многочисленнее нас. Трудно одержать победу над ним силою".
И так он скрыл в трех местах засаду, расставил баллисты с каменьями, и таким образом ожидал их у Западной стены. По прибытии неприятеля поднялась засада, и баллисты начали действовать. Убили одного храброго неприятеля, и неприятельское войско пришло в великое замешательство. Цю-го с отборными солдатами нечаянно напал на неприятельский лагерь, и сжег шалаши и палатки их. Чрез два дни все ушли.
Китайцы обратно взяли город Чен-ду.
КИРАКОС. гл.22. О разорений Армении и Грузии теми же войсками [4.1]
Спустя несколько лет после разорения города Гандзак бесноватое и коварное войско это как бы по жребию распределило между своими начальниками, соответственно значению каждого, захват, разрушение и разорение городов и гаваров, областей и твердынь всей Армении, Грузии и Агванка. И отправился каждый в доставшийся ему удел вместе с женами, детьми и всем обозом войска своего. Обосновались преспокойно, и стали верблюды и скот их осквернять и пожирать всякую зелень растущую.
К этому времени царство грузинское ослабело, ибо находилось оно в руках женщины по имени Русудан, дочери Тамар, сестры Лаша, внучки Георгия, -- женщины развратной и сладострастной, как Шамирам. Ей не нравились мужчины, которых ей предлагали, со многими была она в связи, но осталась вдовой. Делами царства управляла при помощи военачальников Иванэ, его сына Авага, Шахиншаха, сына Закарэ, Ваграма и других. И так как незадолго до этого умер Иванэ, его повезли и похоронили в Пхиндзаанке, где он основал в отнятом у армян [монастыре] грузинский монастырь; власть его перешла к сыну его. Но никто [из них] не мог противостоять невообразимому стремительному вихрю, поэтому все они бежали и попрятались в замках, где только могли.
И разбрелись [татары] по полям, горам и лощинам, подобно тучам саранчи или же подобно проливному ливню, омывающему землю. И отныне можно было видеть несчастье горькое и страну, достойную плача, ибо ни земля не скрывала хоронившихся в ней, ни скалы и леса не прятали ищущих там прибежища, ни твердые крепостные строения, ни лона ущелий -- все гнало прочь прятавшихся. Бодрость покидала людей мужественных, опускались руки у искусных стрелков, люди прятали мечи, дабы неприятель, увидев их вооруженными, не погубил бы без пощады. Голоса врагов снедали их, стук их колчанов нагонял ужас на всех. Каждый видел приближение своего последнего часа, и сердца их останавливались. Дети в ужасе перед мечом бросались к родителям, а родители вместе с ними падали от страха еще до того, как враг приблизился к ним.
И можно было видеть, как меч беспощадный рубит мужчин и женщин, юношей и детей, стариков и старух, епископов и иереев, дьяконов и причетников. Грудных младенцев, разбитых о камни, и прекрасных девушек, оскверненных и плененных...
Ужасен был внешний вид их (татар), и безжалостны они по нраву своему: ни слезы матерей не вызывали жалости, ни седины нисколько не трогали их сердец -- они с ликованием шли на убийство, как на свадьбу иди пиршество.
Страна вся была полна трупами умерших, и не было людей, чтоб похоронить их. Иссякли слезы на глазах любящих, в страхе перед нечестивцами никто не осмеливался оплакивать павших. Церковь облачилась в траур, исчезло сияние красоты ее, прекратилась в ней служба, алтари лишились литургии. Замолкло богослужение, и не слышны были больше звуки песнопений. Как будто мраком был объят весь свет, и полюбили люди ночь пуще дня. Страна осталась без обитателей своих, и бродили по ней сыны чужие...
Разграблены были имущество и богатство, но жадность их (татар) к вещам не была утолена. Они рыскали по всем домам и покоям, но там ничего не осталось; сновали повсюду, подобно диким козам, раздирали, как волки, [все, что попадалось им]. Ни кони их не утомлялись от скачки, ни сами они не уставали собирать добычу.
И на такую горькую долю обрекли они многие народы и племена, ибо господь в возмездие за злодеяния наши и прегрешения перед ним, которыми мы возбудили справедливый гнев его, излил на землю [всю] чашу гнева своего. Поэтому с такой легкостью они вторгались во все страны. И когда они разграбили все страны, собрали весь скот -- как спрятанный [владельцами], так и бывший на свободе, имущество и добро, захватили множество пленных, живших [до того] на вольных землях, и после этого только стали сражаться против всех твердынь, против множества городов, пустив в ход многообразные приспособления, ибо были они очень хитры и находчивы. Они захватили и разрушили множество твердынь и крепостей. И так как происходило это в летнее время и стояла сильная жара, а воды в хранилищах не было запасено (так как напали они неожиданно), и люди и скот, томимые жаждой, волей или неволей попадали в руки врага на горе и на беду себе. А те, случалось, убивали их, а случалось, оставляли [пленных] на службе у себя как рабов. То же самое делали они и в многолюдных городах, когда овладевали ими после окружения и осады.
КИРАКОС. гл.23. О взятии города Шамхор [4.1]
Один из [татарских] вельмож, по имени Молар-ноин, которому достались в удел эти края, прежде чем двинуться с места, где обитали они в долине, называемой Муганской, послал небольшой отряд, человек около ста, которые пришли, осели у ворот города Шамхор и преградили путь входящим [в город] и выходящим из него.
А город находился тогда под властью Ваграма и сына его Ахбуги, которые задолго до этого отняли его у персов. Жители города послали к Ваграму и его сыну [гонца] с просьбой о помощи и сказали: "Их мало".
Но [Ваграм] не помог и даже сыну, который хотел пойти [на помощь], не позволил сделать это, помешал, уговорив прибывших сказать, что, мол, [врагов] очень много. И горожанам тоже приказал не воевать с [татарами]. А войско иноплеменников росло изо дня в день, пока не прибыл их глава, которого звали Моларом, и не дал боя городу. Ров, прорытый вокруг городских стен, он [велел] забросать деревьями и щепой, чтобы легко было взобраться на стену. [Жители города] изнутри подбросили огонь и ночью подожгли [все то, что было во рву].
Назавтра Молар-ноин, увидев это, приказал своим воинам принести каждому по ноше земли и засыпать ров, и когда они засыпали, [ров] заполнился вровень со стенами.
И войска устремились на город, захватили его и вырезали всех мечом, сожгли строения, и каждый взял себе все, что мог найти. А потом они напали на другие подвластные Ваграму крепости в Терунакане, Ергеванке и Мацнаберде, которым владел некогда Кюрикэ Багратуни, сын Ахсартана. А в Гардман и другие области, в Чарек я Гетабак прибыл другой начальник, имя которого было Гатага-ноин. Ваграм же, находившийся тогда в Гардмане, тайно бежал ночью куда-то и спасся. Войско иноплеменников навязало бой крепости, осажденные вопреки воле своей отдали [татарам] лошадей, скот и все иное, что те требовали. И, обложив их податью, [татары] предоставили их самим себе, подчинив своей власти.
А те, что овладели Шамхором, пришли вместе со всем своим имуществом в Тавуш, Кацарет, Нор Берд, в Гаг и их окрестности и, доведя до крайности, осадили их.
КИРАКОС. гл.24. О пленении вардапета Ванакана и его спутников [4.1]
К этому времени великий вардапет, прозывавшийся Ванаканом, собственными трудами вырыл себе пещеру на вершине высоченной скалы, возвышавшейся против селения Лорут, к югу от крепости Тавуш. В той пещере построил он маленькую церковь и с тех пор, как во время набега султана Джалаладина был разорен его прежний монастырь, находившийся напротив крепости Ергеванк, тайно обосновался там. Здесь было собрано и размещено множество книг, ибо муж сей очень любил науки, а еще больше -- бога. Многие приходили к нему и обучались у него слову проповедническому. А когда людей стало [чересчур] много, он вынужден был спуститься из той пещеры; у подножия скалы он построил церковь и кельи и обосновался там.
Когда же татары опустошили страну и пришел в те края Молар-ноин, жители селения подались в ту пещеру, [которая была на вершине], и [она] наполнилась мужчинами, женщинами и детьми. Татары, придя, осадили их, а у них не было ни припасов, ни воды. Время было летнее, стояла сильная духота, и они начали задыхаться в своем узилище, как в тюрьме, а дети мучались от жажды и близки были к смерти. Враги же извне кричали: "За что вы погибаете? Выходите к нам, мы назначим над вами надзирателей и отпустим вас восвояси".
И повторили это с клятвами дважды и трижды. Тогда те, что находились в пещере, припали к стопам вардапета, умоляли его и просили: "Выкупи кровь нашу, спустись к ним и договорись о нас".
А тот отвечал им: "Я себя не пожалею ради вас, если только есть возможность спасти вас, ибо и Христос не пожалел себя, принял смерть ради нас и спас нас от засилья дьявола. Точно так же и мы должны доказать, что любим братьев своих".
И вардапет, отобрав из нас двух священников (одного по имени Маркое и второго [по имени] Состенес), которые позже, уже после этого, получили от него сан вардапета, спустился к [татарам]. В те дни были там и мы -- получали образование и обучались Священному писанию.
Главный [начальник их] стоял на холмике перед пещерой, над головой его держали балдахин от жары, ибо было это в праздник вардавара, [татары] захватили нас. Когда они (священники) приблизились к военачальнику, проводники их приказали им трижды поклониться, встав на колена, подобно верблюдам, преклонившим колена, ибо таков был их обычай. И когда они предстали перед ним, тот приказал поклониться на восток хакану, царю их. И затем стал обвинять: "Наслышан я о тебе, дескать, ты муж мудрый и известный, и внешность твоя тоже говорит об этом" (ибо, действительно, [Ванакан] имел благообразную внешность, спокойные манеры, окладистую бороду, украшенную сединой).
"Почему ты не вышел с любовью и миром навстречу нам, как только услыхал весть о прибытии нашем в ваши края? Тогда бы я приказал оставить в сохранности все, и большое и малое, что принадлежит тебе".
И молвил вардапет в ответ: "Мы не знали о вашем добросердечии; наоборот, страх и трепет объяли нас, мы боялись вас, языка вашего не знали, и никто из ваших не приходил к нам и не звал нас к вам; этим и объясняется промедление наше. Теперь же, когда вы нас позвали, мы явились к вам. Мы не воины и не владеем имуществом, мы скитальцы и чужбинники, собравшиеся здесь из самых разных стран, чтобы обучаться нашему богослужению. И вот теперь мы перед вами, делайте с нами все, что вашей воле угодно: хотите даруйте жизнь, хотите обреките на смерть".
Тогда властитель сказал ему: "Не бойся". Приказал им сесть перед собой и долго расспрашивал его о крепостях и о том, где бы мог быть Ваграм, ибо он полагал, что [Ванакан] является одним из светских властителей страны. А когда тот сказал все, что знал, а также и то, что не обладал никакой светской властью, [Молар] приказал ему спустить людей из пещеры, не боясь ничего, и обещал оставить каждого на своем месте под присмотром [татарских] надзирателей и во имя свое заселить [разоренные] деревни и поселки.
Затем иереи, бывшие с вардапетом, закричали нам: "Спускайтесь быстро и принесите с собой все, что там есть у вас".
И мы, дрожа от страха и ужаса, спустились к ним, как ягнята в окружении волков, ежеминутно ожидая смерти, читая в уме исповедание веры святой троицы, ибо еще до того, как спуститься из пещеры, мы причастились пресвятой плоти и крови сына божьего.
И повели нас к маленькому источнику, бившему в монастыре, и дали нам напиться, так как мы провели три дня в сильной жажде. Потом повели нас и бросили в какую-то темницу, а мирян [заперли] в церковном дворе. Сами же окружили нас и выставили дозоры на ночь, ибо день уже клонился к вечеру. Назавтра нас выпустили оттуда, повели на какую-то возвышенность над монастырем, и обыскав, отняли у всех все, что могло им пригодиться. А все, что было в пещере, -- всю церковную утварь, ризы и сосуды, серебряные кресты, два евангелия в серебряных окладах -- отдали вардапету, однако потом все это отняли у нас. И, выбрав из нашей среды людей, которые были в состоянии вместе с ними передвигаться, приказали повести остальных в монастыри и тамошнее селение. Оставили своих надзирателей, дабы другие не могли их обидеть. [Молар-ноин] приказал и вардапету тоже оставаться в том монастыре.
Один из его племянников, по имени Погос, был священником; [Молар-ноин] приказал ему вместе с нами следовать за ним. А святой вардапет из жалости к племяннику своему, совсем еще ребенку, сам пошел за ним, надеясь найти какой-нибудь способ спасти нас.
Долгие дни [татары] заставляли нас, босых, в нужде и лишениях, пешком следовать за собой. А надзирателями над нами назначены были персы -- люди, жаждущие крови христианской. Они еще более отягчали существование наше всякими муками, [заставляя] нас идти с быстротой лошади во время набегов. И если случалось кому-нибудь из-за слабости телесной или увечья замешкаться в пути, им безжалостно разбивали черепа, били батогами по телу, так что [люди] не могли вынуть занозу, если она попадала в ногу, и никто не мог напиться воды в страхе перед насильниками. А когда делали привал, нас отводили и запирали в тесном помещении, а сами, окружив, стерегли нас и не позволяли никому выйти во двор для житейских нужд, и [люди] отправляли нужду в тех же помещениях, где подчас они оставались по многу дней. Поэтому я не могу изложить на бумаге все те мучения, которые мы претерпели. Вардапета они не пустили к нам, а каким-то другим людям поручили строго стеречь его отдельно, вдали от нас.
Потом [татары] увели меня от моих товарищей к себе для ведения дел. Я должен был писать письма и читать; днем они водили меня за собой, а с наступлением вечера приводили и отдавали вардапету на поруки. [Утром] снова забирали, [и я шел с ними] пешком или на вьючной лошади без седла. И так продолжалось много дней.
А когда миновали летние дни и наступила осенняя пора, они собрались покинуть родную нам страну и удалиться в далекие чужие земли. Тогда все, рискуя погубить себя, стали ночами мало-помалу убегать и спасаться кто куда мог. Таким образом, милостью Христа удалось спастись всем, кроме двух иереев, которые намеревались убежать днем, но не сумели спастись. Их, поймав, привели в стан и убили у нас на глазах на страх и ужас нам, и так они поступали со всеми беглецами.
Затем однажды дивный вардапет сказал мне: "Киракос!"
-- "Что прикажешь, вардапет?" -- спросил я.
Он сказал мне: "Сынок, ведь написано же: "Когда будете в угнетении -- терпите".
Теперь нам следует изречения Писания испытать на себе самих, ибо мы не лучше прежних святых Даниила, Анании и Иезекииля, которые, находясь в плену, были весьма одержимы благочестием, пока их не посетил бог и не восславил их там же, в плену. Так и мы: давайте останемся и вверим себя попечительству божьему, пока он сам не посетит нас, как ему будет угодно".
Я ответил ему: "Как ты прикажешь, святой отец, так мы и сделаем".
И случилось однажды тому властителю, который взял нас в плен, прийти туда, где находились мы под стражей. Увидев нас, он повернул к нам, и мы пошли к нему навстречу. Он спросил нас: "Что вам нужно? Если вы голодны, я велю дать вам конины для пропитания", ибо они без разбору едят всякий нечистый скот, а также мышей и различных пресмыкающихся.
И сказал ему вардапет: "Мы не едим ни конины, ни иной пищи вашей; если хочешь оказать нам милость, отпусти нас, как обещал, восвояси, ибо я -- человек старый и больной и не могу пригодиться тебе ни в военном деле, ни как пастух и ни в чем ином".
И сказал ему военачальник: "Когда придет Чучу-хан, мы позаботимся об этом".
Этот Чучу-хан был управляющим его домом и вместе с войском участвовал [в то время] в набеге. Так приходили мы к нему дважды или трижды, и он всегда отвечал одно и то же.
Потом вернулся этот человек из странствия, и позвали нас ко двору властителя. И [властитель] послал к нам того человека с переводчиком и сказал: "Не правда ли, вы утверждаете, что приношения, делаемые для умершего, приносят пользу его душе? Так если это помогает умершему, почему же оно не спасет живых? Отдай нам все, что есть у тебя, выкупи душу свою и уходи к себе домой, сиди там".
В ответ вардапет сказал: "Все наше достояние -- это то, что вы у нас отняли: кресты и евангелия, кроме них, у нас нет ничего".
И говорит ему тот человек: "Если у тебя нет ничего, ты никак не сможешь уйти отсюда".
Вардапет ответил: "Я тебе говорю правду -- у нас нет ничего, нет денег даже на дневное пропитание; но если хотите, пошлите нас в одну из этих крепостей, что находится вокруг нас, и христиане, проживающие в них, выкупят нас".
Они назначили чрезмерно большой выкуп, но потом уменьшили его и послали [вардапета] в крепость, называемую Гаг. Он попросил назначить выкуп и за нас, дабы уплатить вместе со своим я наш [выкуп], но те не согласились, говоря: "Он нужен нам, чтобы писать письма и читать, я, если вы и дадите большой выкуп, мы все равно его не отдадим".
И мы со слезами расстались друг с другом. Он сказал мне: "Сынок, я пойду, паду ниц к стопам святого знамения во имя святого Саргиса и через посредство его стану умолять господа о тебе и других братьях, находящихся в руках нечестивцев. Кто знает, может, бог по доброте своей избавит и вас".
Ибо был в Гаге некий крест чудотворный, [помогающий] всем угнетенным, паче же всех -- плененным, и, кто уповал на него всем сердцем, тому сам святой мученик Саргис открывал двери темниц и узилищ, расторгал оковы и сопровождал их в телесном явлении до самых их жилищ. И молва о чудесах этих распространилась среди всех племен. Крест тот, говорят, был водружен святым учителем нашим Месропом.
И случилось так, как сказал вардапет: его выкупили за восемьдесят дахеканов. И когда его увели, в тот же день Молар сказал нам: "Не горюй из-за отъезда великого иерея, тебя мы не отпустили с ним потому, что ты нам нужен; я возвеличу тебя как одного из вельмож своих и, если есть у тебя жена, велю привести ее к тебе, а если нет, то дам тебе в жены одну из наших". И тотчас же выделил нам шатер и двух юношей для прислуживания нам и сказал: "Завтра дам тебе лошадь и развеселю тебя, будь покоен".
И ушел от нас. Но попечительством божьим нам удалось в ту же ночь тайком уйти и спастись. И пришли мы туда, где были вскормлены, в монастырь, что зовется Гетик. Он был разорен [татарами], строения все были сожжены. Там мы и обосновались.
КИРАКОС. гл.25. О разорении города Лори [4.1]
Военачальник всей оравы языческой, чье имя было Чагатай, проведал о непоколебимости города Лори и о несметных богатствах его, ибо там находились дворец ишхана Шахиншаха и сокровища его. Взяв с собой отборные, хорошо вооруженные части со множеством машин и всяким снаряжением, он прибыл туда, окружил [город] и осадил его.
А ишхан Шахиншах, взяв жену свою и детей, спустился тайком в ущелье, укрепился там в какой-то пещере и управление городом поручил семье своего тестя. А те, будучи мужчинами женолюбивыми, только и делали, что ели и пили, предавались пьянству, надеясь на прочность стен, но не на бога. Враги, подойдя, сделали подкоп и разрушили стену, а сами, расположившись вокруг, стерегли, чтобы никто не убежал. Жители города, видя, что город захвачен, от страха устремились к ущелью. При виде этого неприятель вступил в город и стал безжалостно убивать мужчин, женщин и детей, захватил имущество и добро их. Были найдены и сокровища ишхана Шахиншаха, который, обобрав и разграбив своих подданных, устроил для своих сокровищ надежный тайник: никто не мог его увидеть, поскольку отверстие ямы было очень узким, так что туда можно было лишь бросать [сокровища], доставать же их было нельзя. Убиты были я зятья Шахиншаха. Сами же [татары] стали рыскать по всем крепостям того гавара и где хитростью, где силой завладели многими [из них]. Ибо господь отдавал [их] в руки [татар].
Так было и с другими городами -- Думанисом, Шамшойлте и со столицей Тифлисом, где все было разграблено и захвачено, жители были вырезаны и взяты в плен.
[Татары] совершали повсеместные стремительные набеги, безжалостно нападали на [мирное население], грабили я убивали его, ибо не было никого, кто воспротивился бы им или же вступил в бой с ними. Они были спокойны во всех отношениях еще и потому, что царица грузинская по имени Русудан убежала и скрывалась где-то. Точно так же и все другие князья заботились [только] о собственном спасении.
КИРАКОС. гл.26. О том, как попал к ним в руки, ишхан Аваг [4.1]
А великий ишхан, сын Иванэ, которого звали Авагом, увидев все неисчислимое множество врагов, наводнивших страну, укрепился в неприступной крепости Кайен. Туда пришли и все жители гавара, они тоже расположились вокруг крепости. А когда войска иноплеменников узнали, что ишхан укрепился там, один из их главарей, которого звали Итугатаем, взяв многочисленное войско, пришел к крепости и осадил ее. Вся страна была наводнена войсками иноплеменников; так как место то было неприступным, туда сбежались и нашли убежище люди со всех концов [страны].
Вокруг крепости у подножия ее были всюду подкопаны стены; к Авагу посылали посольства [с предложением] покориться и без страха служить ям. Посылали много раз и говорили одно и то же. А тот, желая смягчить их, отдал им дочь свою и много сокровищ, надеясь, что они ослабят осаду. Но они, приняв посланное, с еще большей строгостью требовали его [покорности]. Между тем [люди], находившиеся вокруг крепости и внутри ее, стали мучиться от жажды. [Однажды] они погнали лошадей и весь свой скот к татарам, прося, чтобы кому-нибудь из них было позволено пойти за водой для нужд своих. Те согласились, и тогда вся масса людей устремилась к воде. [Татары] не дали вышедшим за водой вернуться, но никого не убили, просто уговаривали их выпустить [из крепости] свои семьи и обосноваться среди них. А те от страха поневоле выпустили [членов] своих семей; и, напоив водой, [татары] взяли их под стражу, отняли жен, которые им приглянулись, убив их мужей, а других [женщин] оставили при мужьях.
Аваг, видя, что [татары] не снимают осады и не прекращают убийств, вознамерился сдаться в руки врага, чтобы хоть немножко облегчить положение людей. И послал управителя дома своего, Григора из хаченских азатов, ласково называемого Отроком, чтобы тот раньше Авага встретился бы с главой их по имени Чармагун, который разбил свой шатер на берегу моря Гегаркуни. Узнав об этом, великий ноин очень обрадовался и поспешно отправил к Итугатаю, осаждавшему [Лори], [людей] с предписанием немедленно доставить к нему [Авага] и больше не притеснять жителей крепости и ее окрестностей. И они, взяв Авага, поспешили к нему. И [Чармагун], увидев [Авага], спросил: "Это ты Аваг?" -- тот ответил: "Я самый".
Великий военачальник спросил его: "Почему ты не пришел ко мне, как только я вступил в пределы твоей страны?"
В ответ ишхан молвил: "Пока ты находился еще далеко и отец мой был жив, он служил тебе, [посылая] богатые приношения, когда умер отец мой, я стал служить тебе в соответствии со своими возможностями; а вот теперь, когда ты вступил в мою страну, я явился к тебе. [Делай со мной] все, что тебе заблагорассудится".
Военачальник сказал ему: "В пословице говорится: подошел я к ердику, ты не вышел ко мне, подошел я к двери -- тогда ты только вышел ко мне". Велел ему сесть ниже всех вельмож, сидевших при нем, и приказал устроить великий пир в честь [Авага].
Принесли и подали очень много кусков разделанного и сваренного мяса как чистых, так и нечистых тварей и, как принято у них, много бурдюков кумыса из кобыльего молока и начали есть и пить. А Аваг и его спутники не ели и не пили. И сказал ему военачальник: "Почему вы не едите и не пьете?"
Аваг ответил ему: "У христиан не принято есть такую пищу и пить это питье. Мы едим мясо чистых животных, нами же закланных, и пьем вино".
И [Чармагун] приказал подать им то, что они просят. Назавтра он посадил [Авага] выше многих вельмож. И так изо дня в день он оказывал ему больше почестей, пока не посадил его вместе с вельможами по рождению. И велел всем войскам своим не осаждать крепости и города, принадлежащие ему. И страна его вздохнула спокойнее, множество пленных ради него было отпущено на свободу. [Чармагун] возвратил [Авагу] всю его страну и даже, более того, утвердил нерасторжимую дружбу с ним. И, взяв с собой [Авага] я все свое войско, пошел на город Ани.
КИРАКОС. гл.27. О городе Ани и о том, как предал его господь в руки [врагов] [4.1]
Город Ани был полон людей и животных. Его окружали крепкие стены. В нем было так много церквей, что в разговоре, когда клялись, говорили: "Клянусь тысячей и одной церковью Ани". Во всех отношениях город был очень богат, поэтому пресыщение их переросло в высокомерие, а высокомерие, как это было испокон века и по сей день, привело к гибели.
Чармагун послал к ним послов с предложением покориться ему. Правители города не осмелились ответить послам, не спросив князя Шахиншаха, ибо город принадлежал ему. А городская чернь и простой люд убили послов. Узнав об этом, войска иноплеменников, разгневанные, окружили город со всех сторон, воздвигли с большим искусством множество пиликванов и после жестоких боев взяли город. Некоторые из власть имущих города, спасая жизнь свою, сдались неприятелю. [Татары] звали толпу выйти из города, обещая не причинить ей зла. И когда вышло к ним из города все население, [татары] разделили их между собой и, предав мечу, беспощадно умертвили всех, оставив в живых лишь несколько женщин и детей, а также мужчин-ремесленников, которых угнали в плен. Затем они вошли в город, захватили все имущество и добро, разграбили все церкви, разорили и разрушили весь город, попрали и осквернили славное великолепие его. И нужно было видеть душераздирающее зрелище: разрубленные на части родители вместе с чадами своими, сваленные друг на друга в кучу, подобно камням; множество, [убитых] священников, иноков и церковнослужителей, старцев и детей, младенцев, юношей и девушек. Как в святом Евангелии, гласящем: "Предается он на голод и плен".
Такая же участь постигла и их, ибо они были разбросаны по всему полю, пропитанному их кровью и гноем раненых, нежные тела, привыкшие к мылу, почернели и вздулись. Те, кто никогда не переступал порога города, должны были идти пешие и нагие, в неволю; те, кто приобщались пречистой плоти и крови сына божьего, ели мясо нечистых и придушенных тварей и пили молоко гнусных кобыл, женщины скромные и целомудренные были обесчещены развратными и похотливыми мужчинами; святые девы, давшие богу обет сохранить в чистоте тело свое и в непорочности душу, подверглись всякому блуду и были осквернены распутством. Вот таков был исход дела.
КИРАКОС. гл.28. О разорении Карса [4.1]
[Жители] этого города, видя, что сделали татары с населением Ани, поторопились и спешно вынесли ключи городские навстречу им, надеясь, что те пощадят их. А [татары], воспламененные грабежом и не боясь никого, сделали с ними то же, что и с [жителями] Ани: разграбили имущество их и добро, истребили население и разорили город, обезобразили прекрасный вид его и угнали в плен жителей. И, оставив лишь несколько человек из черни, ушли прочь; вслед за ними пришли воины ромейского султана, они безжалостно предали мечу и угнали в плен спасшихся от татар, согласно реченному: "Ужас, и яма, и петля для тебя, житель земли!.. Побежавший от крика ужаса упадет в яму, и кто выйдет из ямы, попадет в петлю", а кто избежит и этого, "того ужалит змей". Так было и с несчастными жителями Карса.
То же самое войско захватило и город Сурб-Мари, за несколько лет до этого отнятый Шахиншахом и Авагом у мусульман. [Город] еще не восстановили, когда внезапно напал на них (жителей) с многочисленным войском один из вельмож [татарских], по имени Кара-Багатур, быстро захватил его и разграбил все, что нашел там.
И, сделав так повсюду в той области, они затем приказали жителям, пережившим резню и плен, отправиться каждому к себе -- в деревня и города, отстроить их во имя их, (татар), и служить им. И стала страна мало-помалу обстраиваться. Но как богу присуще и в гневе быть милосердным, так было и здесь, ибо "не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам". Когда [татары] совершили набег на нашу [землю], время было летнее, урожай еще не был даже убран и свезен в житницы, и потому верблюды и скот их съели и попрали весь [урожай]. А с приближением зимы они ушли в долину, называемую Муганской, в страну Агванк, ибо там они проводили зиму, а весной снова начинали свои набеги на разные области. Люди, избегшие меча, нагие и голодные, питались свалившимися и стоптанными колосьями. Зима была не очень суровой, как обычно, а мягкой и умеренной. И хотя не было у них волов, чтобы возделать землю, и семян, чтобы посеять, с наступлением весны по велению божьему земля сама уродила так, что было достаточно для прокорма населения. Повсюду было изобилие хлеба, которого хватило и для прокормления беженцев. Даже безжалостные грузины и те были очень добры и сострадательны к пришельцам, искавшим у них прибежища. Таким вот образом милосердный бог утешил попавших в беду.
МАГАКИЯ. История народа стрелков. гл.6 [4.2]
В те дни появилась комета, держалась несколько дней и исчезла. В те же дни случилось солнечное затмение, продолжавшееся от 6 часов дня и до 9 часов (3.8.1236).
Между тем три главных предводителя, о которых говорено выше, овладев Грузией и Агванией, воротились в степи муганские, где, вечно зеленеет трава и летом и зимою, так как земля там тучна, а воздух благорастворен. Пробыв некоторое время на своих пастбищах они снова вознамерились нашествовать на христиан, не считая ни вочто истребление христиан в Грузии и Агвании. Так, взяв знаменитую скалу Шмег (?) они перерезали тьму тём, и не было числа убитым. Кроме того они увели из страны бесчисленное множество детей. Ненасытившись и этим они вознамерились еще раз сделать набег на эти страны и уже окончательно перебить всех. Но провидение вседержителя Бога, которое не теряет из виду уповающих на него, недало совершиться беззаконному и злобному их умыслу и погубило двух из трех вышеназванных начальников. Вот в коротких словах то, что они задумали. На вечернем курильтае, т. е. собрании, рассуждали о том, чтоб напасть снова на завоеванные страны и всех перебить. Впрочем, это задумали не все трое, а только двое из них. Чорман же, по внушению Провидения говорил, "что страна и без того разорена; что следует дать возможность жителям возделывать землю, чтоб они могли половину произведений садов и полей дать нам, а другою половиною сами бы прожили".
И в то время, когда они об этом рассуждали, настал вечер, заседание было закрыто, и они отправились спать. Когда взошло солнце, то нашли мертвыми тех двух начальников, которые задумали злое; а Чорман, который стоял за устройство и благоденствие края, остался жив. Тогда Чорман, взяв с собою свидетелей происшествия, отправился к главному своему начальнику, Чингиз-Хану, рассказал ему о своем намерении и о замыслах своих сотоварищей, об их гибели и о своем спасении в ту ночь. Изумленный хан, слушая рассказ, сказал Чорману: "То что задумали оба предводителя не было угодно Богу, и потому они скоропостижно умерли, а ты не умер за свои добрые намерения. Бог повелевает завоевать землю, поставить ясак, хранить ее в благоустройстве и брать с нее тггу и мал, тагар и гупчур. Тех же, которые не подчиняются нам, не платят нам дани, следует убивать, жилища их разорять для устрашения тех, которые задумают нам сопротивляться".
Сказав это, хан приказал Чорману отправиться на свое место и держаться того образа мыслей, за который он был сохранен от смерти. И дал он Чорману в жены доброю жену свою Альтана-Хатун и назвал его Чорма-Ханом. Чорма-Хан же, взяв с собой добродетельную и милостивую жену Чингиз-Хана, Альтана-Хатун, воротился в Муган, зимнее местопребывание татар, вместе с 110 другими начальниками. На великом курильтае, созванном по повелению Чорма-хана, эти 110 начальников разделили между собою все земли. Разделив всю страну на три части, одни из них взяли себе в удел северные области; другиe -- южные; а третьи -- внутреннюю часть, которою они владеют до сего времени. Вот имена начальников, которые остались внутри нашей страны: Асуту-Нуин, который был костью Хана, Чагатай, названный Ханом, позже Сонита, другой Малый Чагатай. Бачу-нуин, которого назначили главнокомандующим всеми войсками, Асар-нуин, Огота-нуин, Ходжа-нуин, Хутту-нуин, Туту-нуин, Хурумчи-нуин, Хунан-нуин; кроме того еще 13 начальников, которые разделили между собою Грузию и Авганию, горы и равнины... Великий дом Чорма-хана был перевезен в Гандзак-Шахастан (Тавриз), который сперва был разорен ими, а после снова восстановлен.
МАГАКИЯ. История народа стрелков. Гл.7 [4.2]
Между тем великие и независимые князья грузинские, кто волей, кто неволей сделались их данниками, как мы выше писали, и каждый с известным числом всадников, смотря по состоянию, вступил к ним в халан. С их-то помощью татары брали непокоренные города и крепости, разоряли, брали в плен и беспощадно умерщвляли мужчин и женщин, священников и монахов, уводили в рабство диаконов, без всякого страха грабили христианские церкви и превосходные мощи святых мучеников; кресты же и св. книги, сняв с них дорогия украшения, бросали прочь, как нечто негодное. Как мне описать горе и бедствия времени ? О чем говорить? О насильственном ли разлучении отцов и матерей с детьми, о прекращении ли родственной любви между ближними и друзьями; о потере ли нмуществ; или о сожжении огнем прекрасных дворцов; об умерщвлении детей в объятиях матерей, и уведении в плен босыми и нагими нежно-воспитанных юношей и девиц?... Горе мне преходящему! Мне кажется, что все это совершилось за грехи мои!...
У Л У СД Ж У Ч И
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.39. О завоевании Булгара и земель ясов и руссов [1.7, с.184-185].
Когда Каан во второй раз собрал великий курилтай, они все вместе думали, как истребить и подчинить себе всех непокорных, которые ещё оставались, и было решено захватить земли булгар, и ясов, и руссов, которые граничили с владениями Бату, ибо, вводимые в заблуждение обширности своей территории, они не покорялись окончательно. Тогда он назначил нескольких царевичей помогать и оказывать содействие Бату, а именно Менгу-каана и его брата Бочека, своих собственных сыновей Гуюк-хана и Кадагана, из других царевичей - Колгена, Бури и Байдара, братьев Бату Хорау и Тангута, и ещё несколько царевичей, а также Субутай-бохадура из числа высших военачальников. Царевичи разъехались каждый в свою ставку, чтобы подготовить свои войска и армии; и весной каждый из них выступил из своей собственной земли и поспешил завершить это дело. Они сошлись все вместе в землях булгар. От множества их войск земля стонала и гудела, и даже дикие звери столбенели от шума их полчищ. Прежде мир славился крепостью своих стен и обилием запасов; и как предостережение другим они убили жителей или увели их в плен.
РАД. О войнах, которые вели царевичи и войско монгольское в Кипчакской степи, Булгаре, Руси, Мокше, Алании, Маджаре, Буларе и Башгирде, и завоевании [ими] тех областей [1.2, т.2, с.37-38].
Царевичи, которые были назначены на завоевание Кипчакской степи и тех краев, [были следующие]: из детей Тулуй-хана - старший сын, Менгу-хан, и брат его Бучек; из рода Угедей-каана - старший сын, Гуюк-хан, и брат его Кадан; из детей Чагатая - Бури и Байдар и брат каана, Кулкан; сыновья Джучи; Бату, Орда, Шейбан и Тангут; из почтенных эмиров: Субэдай-бахадур и несколько других эмиров.
Они все сообща двинулись весною бичин-ил, года обезьяны, который приходится на месяц джумад 633 г.х. [11.2- 11.3.1236]; лето они провели в пути, а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Бату, Ордой, Шейбаном и Тангутом, которые также были назначены в те края. Оттуда Бату с Шейбаном, Буралдаем и с войском выступил в поход против буларов и башгирдов и в короткое время, без больших усилий, захватил их.
Дело это происходило так: булары были многочисленный народ христианского исповедания; границы их области соприкасаются с франками. Услышав молву о движении Бату и эмиров, они снарядились и двинулись в поход с 40 туманами славного войска. Шейбан, составлявший авангард с 10.000 людей, послал известие [Бату], что их [буларов] вдвое больше монгольского войска и что все они бахадуры. Когда оба войска выстроились друг против друга, Бату, по обычаю Чингиз-хана, взошел на вершину одного холма и [целые] сутки смиренно взывал к богу и тяжко вздыхал, а мусульманам приказал помолиться соборно. Посредине [между обеими армиями] была большая река. Бату и Буралдай ночью переправились через [эту] реку и вступили в бой; Шейбан, брат Бату, лично вступил в сражение. Эмир Буралдай произвел нападение всеми войсками сразу. Они [монголы] устремились на шатер келара, который был их царем, и мечами перерубили веревки. Вследствие падения [королевского] шатра войско их [буларов] пало духом и обратилось в бегство. Как отважный лев, который кидается на добычу, монголы гнались за ними, нападали и убивали, так что уничтожили большую часть того войска.
Те области были завоеваны, и эта победа была одним из великих дел. Булар и Башгирд являются большой страной и [представляют собою] места недоступные. Несмотря на то, что [монголы] тогда завоевали ее, [жители ее] снова восстали, и она еще не вполне покорена. Государей тамошних называют келар, и они существуют еще доныне.
После этого, в ту зиму, царевичи и эмиры собрались в [долинах] рек Хабан и отправили эмира Субэдая с войском в страну асов и в пределы Булгара. Они дошли до города [Булгара] Великого и до других областей его, разбили тамошнее войско и заставили их покориться. Прошли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили царевичам покорность, были [щедро] одарены и вернулись обратно, [но потом] опять возмутились. Вторично послали [туда] Субэдай-бахадура, пока он не захватил [их].
ВАССАФ. О Джучи (прод) [3.9]
С наступлением поры дуновения весеннего ветра *** они двинулись (в поход) и сошлись в пределах Булгарских.
ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.1, с.196]
В лето 6744. Бысть знамение в солнци, месяца августа в 3, в неделю по обедех: бысть видити всем акы месяц четырь дни.
Той же осени придоша от восточные страны в Болгарскую землю безбожнии Татарии, и взяша славный Великый город Болгарский, и избиша оружием от старца и до уного и до сущаго младенца, и взяша товара множество, и город их пожгоша огнем, и всю землю их плениша.
НОВГОРОДСКАЯ 1-я ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.3, с.50].
В лето 6744... Той же лете пришедше безбожные татарове плениша всю землю Болгарскую. И град их великий взяша, и изсекоша вся их жены и дети.
В лето 6745. Бысть знамение в солнци, месяца августа в 3 день, на память святых отец Далмата, Фауста, исаакия, в уденье. Бымсть таково знамение: тьма бысть в солнце, с запада акы месяц бысть в 5 ночи, а с востока светло, и опять с востока тьма бысть, тако же акы месяц 5 ночии, а с запада светло, и тако исполнися опять.
То есть летопись астрономией подтверждаются, вопреки заявлениям новохроноложцев. Разница в один год в разных летописях означает разные стили: мартовский и ультрамартовский (см. Введение и источники).
