Впервые меня посетило творческое вдохновенье. Полночи не спал - перед глазами шло детство. Едва дождался вечера, чтобы сесть и записать. Не знаю, с чем это связано. Но...
Детсад
Себя осознано помню с первого посещения детского сада -пришли поступать. Хотя, мне кажется, что помню еще раньше, когда не было и 3-х лет и жили на Свердлова,4. Но, скорее всего, это из рассказа старших. Детсад N3 находился на углу Комсомольской и Садовой (сейчас Серова) в здании Кировского райкома партии со стороны двора. Так вот, привела меня в садик бабушка Анюта (бабушек у меня было две и жили мы все вместе). Я четко запомнил, как в это время нянечка несла в какой-то большой посуде пшенную кашу с сахаром - мою любимую - и я попросил каши. Нянечка не могла нарадоваться - какой хороший мальчик. Но это было, конечно, исключение, так как ел я и дома и, впоследствии, в саду плохо и был худым. Приводила и забирала меня из садика, в основном, бабушка Анюта. Годам к пяти я научился читать слова из печатных букв по вывескам магазинов. А еще я любил плакаты. Их тогда много продавали в киосках "Союзпечати" и стоили они копейки. По пути бабушка покупала мне очередной плакат, и я по ним тоже научился читать. Любовь к советским плакатам осталась до сих пор. У меня всегда было серьезное, даже унылое, выражение лица, что в детстве выглядитстранно. И это выражение лица осталось у меня до сих пор.
Из "садикового" времени очень ярко врезалась в память еще одна картина. Бабушка водила меня в сад всегда по одному маршруту: от дома по Скориковскому переулку (напротив центрального входа в парк Чкалова), по проспекту К. Маркса, по Садовой до Комсомольской, а там сразу за углом налево был садик. Обратно мы иногда ходили через парк Чкалова, вниз по лестнице в 72 ступени (сосчитал лет через 10). Так вот, когда мы утром шли в садик, к стройке на углу проспекта и Садовой (там теперь большой дом с башенкой на крыше) на открытых грузовиках в сопровождении солдат привозили странных строителей. Дело было зимой, мороз, и у них головы были покрыты чем-то, похожим на буденовки гражданской войны. Теперь я понимаю, что это были немецкие солдатские головные уборы с опущенными отворотами. Бабушка рассказала мне тогда, что это были пленные немцы.
В садике нам - худосочным послевоенным детям - давали перед едой пивные дрожжи и рыбий жир.
После 1-го класса на летних каникулах снова ходил в тот же сад.
Это называлось оздоровительная кампания.
Дом
Мой 3-этажный дом под номером 1 по Скориковскому переулку находился на расстоянии метров 70 от проспекта К. Маркса по левой стороне и был там в то время самым большим. Там прошло все мое детство, и помню я этот дом очень хорошо.
История его такова. Разрушенный войной дом отдали для восстановления и дальнейшего проживания сотрудников двум организациям: "Днепросельэлектро" и мукомольно-элеваторному техникуму (существует и сейчас на проспекте К. Маркса напротив театра Горького под названием Технологического колледжа). Вселились мы в этот дом в 1947 году, мне шел тогда третий год. Причем дом тогда еще не был достроен, вход временно был устроен через одну из квартир первого этажа, а поднимались мы к себе на 3-й этаж по временным деревянным сходням.
Сейчас с трудом представляю, как пожилые бабушки могли преодолевать эти препятствия. Впрочем, дом в конце концов был достроен. В доме было 10 квартир на этажах и 3 в подвале. Сейчас с большой теплотой вспоминаю ту жизнь, она была совсем не такая, как сейчас, когда не знаешь соседа с другого этажа. А тогда ходили к соседям в гости. Помню, в нашей квартире был единственный телефон на весь дом, причем довольно долго, лет 8 - 9. Так все соседи, при необходимости, звонили от нас, а также приходилось их приглашать к телефону. И это не считалось чем-то особенным. Первый телевизор появился в 1955 году у одного из соседей, так к нему со своими стульчиками приходили много гостей, а дети - так точно все.Телестудия тогда в нашем городебыла экспериментальная, сигнал принимался до 1958 года из Харькова, и все это телевидение было серым и убогим. Но мы, дети, не пропускали ни одной передачи. А потом интерес к телевидению почему-то пропал. Надо сказать, что все квартиры в доме были отдельные, о коммуналках я знал понаслышке, но мне кажется, что такая теплая атмосфера была в коммуналках.
Несколько слов скажу о нашей семье. Она была тогда довольно большая: папа, мама, сестра старшая на 12 лет, я и две бабушки -папина и мамина матери. После эвакуации, где были все вместе, естественно, кроме меня, так и остались бабушки с нами. Папа работал директором "Днепросельэлектро", а мама инспектором в Коммунбанке. Сестра прожила там с нами всего три года, в 1950 году в 18 лет вышла замуж за офицера и уехала с ним в Калининград.Бабушки были уже пожилые и, конечно, не работали, а вели хозяйство. Мамина мама, бабушка Лиза, очень вкусно готовила, а папина - бабушка Анюта -на дореволюционном "Зингере" шила и перешивала вещи для всей семьи.
Что же это за Скориковский переулок, который по названию никто не знал и который находился (и находится) в центре? Как я уже сказал, он уходит от проспекта К. Маркса напротивцентрального входа в парк Чкалова в сторону Днепра всего метров на 150, поворачивает направо и выходит к боковому фасаду оперного театра. Раньше на месте театра был детский парк. В переулке, кроме моего дома, было два 2-этажных дома. Как раз напротив моей 3-этажки был длинный темный дощатый забор, за которым находился райпромкомбинат - тогда были такие полукустарные предприятия местной промышленности.Там то ли заливали галоши, то ли выпускали что-то подобное. Разделяла нас булыжная мостовая, а тротуаров не было. Вместо него у моего дома была неширокая дорожка, выложенная красным кирпичом, а через дорогу - просто утрамбованная земля. После дождя там были сплошные лужи и грязь. Иногда деревянные ворота райпромкомбината открывались и оттуда выезжала подвода, на которой восседал извозчик с огромными грязно-серыми усами (мы с пацанами прозвали его Цыган). Это был ведомственный транспорт комбината. Кстати, в те годы такого транспорта в городе была едва ли не больше, чем машин. В моем детсаду тоже была подвода - привозила продукты. Коня звали Орел.Однако вернемся в переулок.Всоседнемдворебыла какая-то контора (называлась "Бурводстрой"), а сразу за ней, у забора на отрезках рельсов стоял, неизвестно как попавший туда ... узкоколейный паровоз - ржавый и черный. Такие называли "кукушка". Вот в таком виде в самом центре Днепропетровска почти до конца 50-х годов был пребывал мой переулок.
Люди
Теперь о людях - жильцах дома, наших соседях. Дом был поделен между двумя ведомствами, так что соседями были сотрудники "Днепросельэлектро" и мукомольно-элеваторного техникума. Они занимали семь квартир на этажах и три комнаты в подвале.Три квартиры, кроме этого, занимали начальник СМУ, восстановившего дом, начальник предварительных ж/д касс (тогда) и офицер милиции - с семьями Причем, так сложилось, что жильцыэтажей с жильцами подвала не общались Во всяком случае, мне так запомнилось. Сейчас, по прошествии целой жизни, я помню всех до единого жильцов дома по именам и фамилиям. Воспроизвожу по памяти список жильцов.
Кв.1 Потоцкая Валентина Кузьминична с мужем, дочерью и матерью,
Кв.2 Либман Абрам Владимирович с женой, двумя дочерьми и старик тесть,
Кв.3 Чмель Геннадий Тимофеевич с женой, дочерью и матерью,
Кв.4 Годфрид Давид Абрамович с женой, дочерью, сыном,
Кв.5 Кушнарев Михаил Владимирович с женой и дочерью,
Кв.6 Рабин Григорий Самойлович с женой и двумя дочерьми (потом
Сытник Никон Титович с женой и сыном),
Кв.7 Натерзон Лев Израилевич с женой и двумя сыновьями,
Кв.8 Дегтярев Иван Иванович с женой, сыном и теткой жены,
Кв.9 Темкин Михаил Захарович с женой, дочерью, сыном, матерью и тещей - это наша семья,
Кв.10Мурзин Николай Михайлович с женой, двумя дочерьми с мужьями и их сыновьями.
В подвале:
Тыква Николай с женой
Бобылев ( мы с пацанами дали ему кличку "скула") с женой,
Лозовский (имя-отчество не знаю) с женой, четырьмя сыновьями, одной невесткойи внуком. Кстати, всех членов семей тоже помню по именам-отчествам.
Когда через год после отъезда с мужем в Калининград сестра родила девочку, к ней поехала помогать по дому бабушка Анюта. Это был 1951 год. Мне исполнилось семь лет, и я поступил в среднюю мужскую школу N37. Она находилась на улице Московской. Потом в этом здании была детская флотилия.
Как известно, в нашей стране в 1948-49 годах развернулась борьба с "безродными космополитами" - под таким соусом насаждался антисемитизм. И это непосредственным образом коснулось нашей семьи. Причем, тогда я все воспринимал как ребенок, не задумываясь над перипетиями жизни. Не помню точно: то ли в 50-м, то ли в 51-м году папу исключили из партии и сняли с работы. Он поступил на работу, связанную все с той же энергетикой, в Запорожье и приезжал домой в субботу вечером на выходной. А году в 52-м он вынужден был уехать далеко - в Башкирию. Там он руководил строительством теплоэлектроцентрали в городе Кумертау. Как я совсем недавно узнал от сестры, он, приехав из Запорожья в командировку в Москву, от кого-то узнал, что ему вообще опасно возвращаться на Украину и уехал в Башкирию, даже не заезжая домой. Дома остались мы с мамой и бабушкой Лизой. Мне мама велела, если будут спрашивать, говорить, что папа в длительной командировке в Кумертау. Бабушка Анюта вернулась из Калининграда году в 53-м. Мы с мамой в 53-м же году летом ездили к папе в гости. Это было мое первоебольшое путешествие на поезде, да еще с пересадками. Тогда после амнистии 53-го года из тюрем выпустили уголовников, в поездах, на вокзалах обстановка была тревожная, и мама очень переживала, пока мы не доехали. Из Башкирии папа в 54-м годубылотозван в Москву в Главк, восстановлен в партии и направлен на работу в Липецк.Домой папа вернулся в 1955 году и работал начальником областного энергоуправления. Был уважаемым в городе человеком. Он прожил еще десять лет и умер в возрасте 58 лет.
В 52-м году приехал (кажется, из Винницы) новый жилец Сытник Н.Т. с семьей. По-моему, он занял должность, занимаемую Рабиным, которого к тому времени так же, как и папу уволили с работы и, соответственно, вселился в его квартиру. Мама предложила Рабину с семьей пожить у нас, пока что-нибудь не решится с их квартирой. Так что целый год (1952-53) они занимали нашу самую большую комнату, где обычно жили две бабушки. Одна из их дочерей Нонна была моя ровесница, и мы дружили. Через год у них все успешно решилось с квартирой, и они переехали к себе, оставшись нашими друзьями.
У нас была большая трехкомнатная квартира с потолками, кажется, 3,5 или 3,8 метра. В ней, как иво всем доме, был большой недостаток: не было водяного отопления. Топили грубы (сейчас это слово исчезло из лексикона вместе с предметом) и печь на кухне углем. Это было очень неудобно не только потому, что нужно было заготавливать уголь и дрова и топить печи (в 1958 году в городе появился газ и, вместо угля, в грубах горели форсунки). У нас часто трескалась штукатурка на грубе от нагрева, и мама не разрешала сильно топить (особенно после ремонта). Поэтому в квартире было холодно.
Пацаны
Вместе с Н.Т. Сытником приехал его сын Виталий (правда все его называли Витя, и так я называю его до сей поры). По-моему, дело было осенью или зимой, я был во дворе один, когда появился новый пацан. Я с удивлением тогда увидел на нем детские кирзовые сапожки. Почему-то именно эта деталь врезалось в память. Мы познакомились, и я повел его показывать местные достопримечательности. Он оказался на два года старше меня и старше всех пацанов во дворе. Наверное, поэтому он сразу стал заводилой среди нас. До этого я дружил с моим ближайшим соседом Сашей. Еще был его двоюродный брат Леша и сосед из восьмой квартиры Юра. И были три пацана из подвала: братья Леня и Валик и их племенник Толик. Больше наших ровесников в доме не было. Витя сразу раздал всем клички. Меня дома называли Гарик. Я стал Гарис Шмит, потом просто Шмит, Леня стал Лэня Джелетенский, потом Плёнс, Валик - Валаба. Что означали эти прозвища, откуда они взялись, я не знаю по сей день. Кстати, интересная трансформация. Когда меня назвали Шмит, бабушке Лизе послышалось - Чита(это было имя обезьяны из нашумевшего тогда "Тарзана"). Она тут же вступилась за своего любимого внука и сказала: он красивее всех вас. В ответ меня стали называть Красавцем. Это было полнейшим издевательством, и кличка прилипла ко мне на годы.
Ходили в школу.Я со своим ближайшим соседом и другом детства - Сашей - в мужскую школу N37 (Саша на класс младше). С 1954 года школы стали, как тогда говорили, смешанными, и мы перешли в ближайшую к дому школу N81 (бывшую женскую). Младшие пацаны Леша и Юра пошли в первый класс, и Витя перешел из школы N2 тоже в 81-ю. После школы все свободное время проводили во дворе. Он был довольно просторный (так казалось тогда). За пределы переулка, кроме школы я не выходил - запрещали родители. Еще можно было в детский парк и соседний двор. В самом начале 50-х годов на углу переулка и проспекта строили большой дом.В 1953 году его построили, а мы все еще называли соседний двор "стройка".
Детский парк тех лет стоит, чтобы о нем рассказать. Вход был с проспекта К. Маркса - там, где сейчас площадь перед оперным театром. Это была колоннада со ступенями вниз. Напротив входа была круглая клумба с цветами, в центре которой возвышался бюст Сталина на постаменте (в 1957 году Сталина заменили на Войцеховича и назвали детский парк его именем). Немного дальше от входа с правой стороны был летний кинотеатр. В тихие летние вечера с моего балкона было отлично слышно звуковое сопровождение фильмов. Еще дальше от входа была карусель с подвешенными самолетиками. Интересно, что она была не электрическая, а ручная. То есть по кругу висели самолетики, а внутри круга родители вручную вращали карусель. Там же был высокий столб с привязанным сверху канатом с петлей у земли. В эту петлю каким-то образом садились и перешагивали, отталкиваясь ногами от земли. Это называлось "гигантские шаги". На аллеях стояли гипсовые пионеры с горном и девушки с веслом. По воскресеньям по периметру парка детей катали на ослике, запряженном в тележку. А в левом дальнем углу парка была его главная достопримечательность - бассейн. В центре его был слон, который из поднятого хобота поливал все кругом водой, а по углам то же делали гипсовые лягушки. В этом "лягушатнике" мы с пацанами со двора проводили свободное время. Нужно сказать, что ребятни там было всегда много. Чтоб попасть туда, мы, естественно, не обходили парк по проспекту, а лазали через забор - благо кто-то из предыдущих поколений загнул в этом месте торчащие из забора пики. Точно так же - через забор - мы ходили в школу и из школы домой. Парк как раз располагался между выходом из нашего переулка и школой, в которую я ходил с 4-го класса.
Школа.
Как я уже упоминал, до 1954 года мальчики и девочки обучались раздельно. Поэтому три начальных класса из четырех я учился в мужской школе. Первые дни в школе смутно запомнились тем, что мне там не понравилось. Я был тихим и послушным мальчиком, и мне вначале было там не слишком уютно. Теперь просто объясняю это особенностями тех лет. После войны прошло совсем ничего - всего 6 лет. У многих моих одноклассников отцы не вернулись с войны. Матери часто просто не справлялись со своими сыновьями, и тех, как принято говорить, воспитала улица. Было в первых классах много второгодников, которые зачастую были на два-три года старше. Много было ребят, которые просто бедствовали в своих семьях. В связи с этим было много случаев воровства. Сейчас страшно вспоминать, но некоторые пацаны грызли макуху, на которую сейчас ловят рыбу. Я и самтогда попробовал ее - как будто грызешь доску. На переменах приходилось делиться домашним бутербродом, потому что просто подходили и просили: "Дай мандра". Мандро - это хлеб (на воровском жаргоне). Иногда отдавал свои завтраки в обмен на транспортиры (сейчас школьники, наверное, не знают, что это, а тогда почему-то именно они были в ходу). Мне они нравились, а без завтрака можно было потерпеть. Запомнился один эпизод. Как-то возвращались мы с бабушкой Лизой из школы (в первом классе за мной приходили) и уже возле самого дома я спросил бабушку, а что такое ХУЯ. Именно в таком виде, с ударением на последнем слоге. Бабушка сказала, что это очень плохое слово, ругательство, и его никогда нельзя произносить. А все объясняется очень просто. Это слово, которое склоняли по разным падежам так называемые нехорошие мальчики, было для меня тогда незнакомым. Учился я хорошо, с первого класса был отличником, но воспоминания о средней мужской школе N37 остались какие-то тягостные.
В 4-й класс я пошел в 81-ю школу - бывшую женскую, а теперь смешанную. Совсем другое дело! Рядом девочки. Меня посадили за одну парту с очень красивой девочкой - Милой Кожемякиной. Но это соседство продолжалось совсем недолго - вскоре Мила вместе с родителями уехала подниматьцелину. В новой школе появились новые друзья. Особенно сдружился с Юрой и Славой. Разговаривали тогда все больше о футболе и о море. Само собой разумеется, ходили на футбол (наш "Металлург" играл в классе "Б"). Морем бредил я. Зачитывался "Морскими рассказами" Станюковича, зубрил морскую терминологию и - самое интересное - ходил в 4 и 5 классе в школу в морской фуражке, так называемой "мичманке". Дело в том, что тогда демобилизовался с Черноморского флота мой двоюродный брат и подарил мне ее. Я думаю, что этим и объясняется моя тогдашняя любовь к морю. Еще один эпизод тех лет. Приблизительно в 1956 году восстановили бывший Зимний театр (теперь театр им. Горького). Нужно заметить, что в середине 50-х годов следы войны в городе были повсеместно. Много разрушенных домов было огорожено деревянными заборами довольно долго. Так вот, когда здание театра восстановили, там обосновался ДК Строителей, и в нем заработали разные кружки. Мы с ребятами перепробовали разные, но нигде не задержались. Однажды нас всем классом повели записываться в хор. Начали сортировать мальчиков по голосам: первый альт становитесь справа, второй альт - слева. Мне было интересно, какой же альту меня, а может быть - баритон? Когда до меня дошла очередь, руководительница хора после того, как я пропел отрывок из предложенной песни, говорит: а ты, мальчик, стань в сторонку, будешь мне помогать. Так меня благодаря моему музыкальному слуху, вернее, его отсутствию, навсегда выперли из искусства.
В школе я закончил 7 классов, после чего поступил в техникум, а потом в госуниверситет. У меня так сложилась жизнь, что в техникуме я был старше своих однокурсников на год, а в университете - на два. А вышло так потому, что летом после 5-го класса со мной произошел случай, который перевернул всю мою жизнь.
В воскресенье 12 августа 1956 года мы с приятелем со двора пошли на футбол, мы тогда не пропускали ни одного матча. Играли "Спартак" (Ужгород) и "Металлург" (Днепропетровск). Я вот уже больше 50 лет помню, что встреча закончилась со счетом 2:1 в нашу пользу. А что было сразу после матча, когда произошел случай, не помнил ни тогда, ни сейчас. После матча, когда вся толпа устремлялась к выходу, мы всегда сокращали путь через невысокий забор с трибуны и вниз по довольно крутому и высокому в некоторых местах откосу. В тот злополучный день я, наверное, неудачно упал и... очнулся в больнице через 6 дней. Коротко говоря, до моего полного восстановления прошло приблизительно полгода. В феврале не имело никакого смысла идти в свой 6-й класс, от которого я безнадежно отстал. На семейном совете было решено, что я постепенно втянусь в учебу снова в 5-м классе. Так я отстал от своих сверстников на год. Теперь я оказался в одном классе со своим ближайшим другом по дому Сашей. А мои друзья Юра и Слава оказались на класс старше.
О техникуме я никогда не думал. Но мои друзья Юра и Слава, которые теперь оказались как бы на год старше меня, после 7-го класса поступили в Механический техникум и на протяжении всего своего 1-го курса, соответственно, моего 7-го класса с восхищением рассказывали, как там хорошо. Нужно сказать, что это, пожалуй, был лучший в городе техникум. Мы Сашей после 7-го класса пошли в техникум, о чем я никогда не жалел. В 1964 году поступил в университет на физфак. И там оказался на 2 года старше однокурсников благодаря году, потерянному в школе и еще году, на который учеба в техникуме превышает учебу в старших классах школы. Таким образом, мое детство закончилось на 2 года позже, чем у моих сверстников. ` июнь,2008