X. Зимний шелест летних трав
Вначале не было ничего, кроме редких, мутных и бессмысленных всплесков - это обращалась к нему система самодиагностики. Потом долго шла обработка массивов внутренних данных, и пробуждалось темное, могучее, тупое - функциональное ядро управления. Оно было сложнее, чем вся мудрость веков, и проще, чем мысли опарыша. Затем прошла генерация интерфейсного слоя, закончилась загрузка операционно-вычислительной надстройки, пустились сенсорные подсистемы, возобновились когнитивные процедуры, и Антаглоуф снова начал существовать.
Он лежал на спине, как и тогда, наутро после смерти. Прямо над головой светило свежее, омытое дождями и выстуженное ветрами, осеннее солнце. Яркие его лучи совсем не слепили глаза мертвеца, хоть и били точно в них. Но все-таки плыли перед ходоком зеленые круги и пятна. Светло. Чисто. Холодно. И что-то нежно шепчет по щеке - вверх-вниз, вверх-вниз...
Кто-то всхлипывает прямо над ходоком. Плачет, похоже, давно - все слезы и причитания ушли, остались тихие судорожные вздохи. Горе глубокое, мрачное, тяжкое.
- Да не плачь же ты, не плачь! - ворчливо и ласково увещевал другой, грубоватый голос. - Он же все - для тебя только! Чтобы ты жила! Он сейчас не жалеет ни о чем. Да и, может, подымется еще! Я с ним уже всякого навидался. Думаю, подымется!
"Данкаут, - вспомнил ходок. - Подобрали меня, значит".
Он попытался приподняться на локте, но получилось только шею повернуть. Кожа скрипнула, с нее облетела белая пыль.
- Очнулся! Живой! - радостно воскликнули рядом и осеклись. Ну да, живым-то такое лишь по привычке назовешь.
Тут же потянули за руку, помогли сесть. Зрение на миг размылось, но потом снова обрело остроту. Антаглоуф увидел, как сминается толстый слой инея на его одежде, осыпается с плеч и груди. Это ж надо! Изморозью покрылся, пока лежал. И не подумаешь, что до того одежда пламенем занималась.
- Очнулся, очнулся!.. - без конца повторяла сестра, крепко обнимая Антаглоуфа и качаясь с ним из стороны в сторону. - Очнулся! А я...
- Да, она тут все глаза выплакала, глупая, - сдержанно пояснил Данкаут. - Я ж говорил, что подымется.
- Так он весь продырявленный был! - воскликнул еще чей-то девичий голос за спиной. - И снегом-то подернулся, как стылое бревно. Я, было, тоже испугалась.
- Эко диво - продырявленный, - хрупнул горлом ходок. Голоса почти нет - весь в крик ушел. - Покойнику можно.
Эх, подумал Отражатель, можно-то можно, да вот функциональность близка к минимальной. И восстанавливаться он долго будет. Но живым об этом знать не обязательно, тем более - ей, Кейрини.
Больше даже не раны повредили ходока, а внутренний пожар, который полыхал, сжирая структурные связи и компоненты... мертвую плоть, стало быть. От него по всему телу, как подсказывают ощущения, спеклись какие-то комки, стержни и ядрышки. И снаружи, и глубоко под кожей. Ладно, главное - разум он, вроде бы, не разрушил. Послужит мертвяк еще.
И здесь она, сестра здесь, здесь и с ним... Наконец-то. Чудо, истинное чудо.
Он осторожно водил непослушной рукой по узким плечам Кейрини, дотрагивался до кончиков длинных волос. А пальцы-то почти ничего не слышат пока, почти нет в них откликов... Ходок смотрел на девушку, которая доверчиво прильнула к груди своего мертвого брата, и не верил глазам и мыслям. Боялся, что в следующее мгновение все развеется, как призраки на лысой поляне. Но всей душою надеялся, что уж теперь-то все будет хорошо. Пусть и умер - что с того. Правда, в кипящей ключами долине ждет его темный колдун...
Теперь Антаглоуф смог все-таки спокойно оглядеться, медленно поворачивая голову. Шея двигалась, как приржавевшая. С лица и с воротника тоже посыпался иней. Откуда его столько? Неужели ночью было так холодно? А, может, и не одна ночь прошла?
- Сколько я тут? - прошелестел Отражатель.
- В дороге мы, почитай, второй день-то, - ответила девушка, которая все так же сидела где-то позади ходока. Он с трудом обернулся и увидел, что это была Брисса. Вот, значит, как, смогли найтись. Наверное, и знакомые уроды тоже с ними едут.
Едут?.. Только сейчас Антаглоуф уяснил, что сидит, оказывается, в открытой повозке. А повозка трясется, качается - движется. Плывут кусты по сторонам - ладная дорога, добротно расчищенная, хоть и не шибко накатанная. Ходок приподнялся сильнее, заглянул через плечо сестры - так и есть, перед телегой мерно колышутся крутые рога и вытянутые черепные шишки тягуна. Ну, постарались бывшие невольники! Мало того, что сбежать умудрились, да горелого упыря забрать, да и встретиться потом ... Так еще и чью-то повозку угнали. Все лучше, чем пешком ковылять. Но, пожалуй, держаться у дороги сейчас для них опаснее, чем даже лес...
- Что ж вы по дороге, а? Не боязно? - спросил Отражатель. - Увидят - кто-то костей не соберет, а кого-то - в сети, путы и колодки...
- Кто увидит, эти-то? С рынка? - хохотнул Данкаут и скривился. Должно быть, опять чешуя пересохла. - Им, после тебя с твоими серыми друзьями, еще долго будет не до погони.
- Ой, про серых не надо, про серых не надо... - испуганно зачастила вдруг сестра. Антаглоуф чуть удивился, но спрашивать пока не стал.
- Не надо - я и не буду, - продолжил чешуйчатый охотник. - А дорога тут, сам погляди, не такая уж проторенная. Если и встретим кого-нибудь - или разминемся, или отобьемся. Сил хватит, нас нынче много.
- Так-то оно так, а все же... - глухо протянул ходок. - Ну, пускай. Но случись чего - я помочь не смогу сейчас.
- Ну так ведь не нужно! - Кейрини отстранилась, заглянула в глаза-уголья и провела ладонью по неживой руке. Снова еле слышно зашептала там кожа. - Говорят же - справятся. А ты лежи, ты отдыхай... И так перепугал очень... Когда лежал и не шелохнулся... Я уж тут... Не поймешь ведь теперь, что с тобой. Все равно не дышишь даже...
- Ну, снова начала, - недовольно поморщился Данкаут. - Хватит уже. Твой брат еще всех нас... э, переживет. Ведь рассказали, как он там носился - говорят, толком и углядеть не могли, а он раз - и троих отлупил своей дубиной. Дубину, кстати, подобрали - аж обуглилась.
- И одежда на нем обгорела тоже... - робко добавил кто-то. Антаглоуфу опять пришлось вертеть закостеневшей шеей, и он увидел там Катрин, которая уселась, подогнув под себя ноги, и, прижав кисти к лицу, не сводила с ходока глаз.
- И ты здесь... Все сбежать успели... - Отражатель наметил улыбку на непослушном лице. Девчонка тоже застенчиво улыбнулась, наклонилась к нему и пробормотала:
- А я как боялась... Счастливый ты... Сестру отыскал, домой везешь...
Странно покосилась на Кейрини и отвернулась, быстро приложив пальцы к переносице. Никак плачет?
- Да что это вы все, сговорились, что ли... - с неудовольствием отметил Данкаут. Ходок поддержал его:
- И правда, перестаньте... Видите - я очнулся, я разговариваю... Значит, колдовства во мне еще много. Глядишь, и на поправку пойду.
"А потом - и в горы, на службу страшную..." - добавил про себя Антаглоуф. Но вслух продолжать, конечно же, не стал. Только грустно усмехнулся про себя и крепко прижал к плечу сестру, вдыхая лопнувшим носом запах ее волос - пряный, чуть дымный почему-то. Так много еще придется ей рассказать, и так не лежит душа к этому...
Точно, а ведь он упустил что-то важное, о чем-то Данкаут обмолвился... А, вот.
- Стало быть, говоришь, много вас теперь? - скрипнул Антаглоуф, медленно оборотив лицо к охотнику. - Кто и откуда - тоже рабы с торгов? И сколько же?
- Ну, с полтора десятка наберется, - прикинул урод, почесывая чешую на подбородке. - Откуда - так с рынка, ясное дело.
- И где сейчас остальные? С нами едут? На повозке-то, по-моему, нас пятеро всего...
- Ну, не пятеро, а семеро, - поправил его Данкаут. - Остальные идут на других телегах. Там две еще. На одну-то ведь не погрузишься, если такой толпой.
- На каких еще других? - недоуменно спросил Отражатель. Попробовал легонько подвинуть сестру и приподняться на локте - не удалось, закаменевшее тело тотчас свалилось обратно.
- Да-да, там они, за нами, - правильно истолковав безуспешную попытку ходока, подтвердил чешуйчатый. - Позади. К нам сразу прибились. Ну, кому тоже вырваться побыстрее удалось... О тебе спрашивали, к слову.
- Спрашивали?.. И что же? - осведомился Антаглоуф. - Надеюсь, не про то, как бы с упырем вернее совладать?
- Вот еще, - со всей серьезностью ответила Катрин, переводя взгляд с ходока на его сестру и обратно. - Ты их от злой неволи спас. Как нас. Они по гроб жизни тебе обязаны. Спрашивали, ну... жив ли. То бишь...
- Я понял. - Ходок попытался отмахнуться, но лишь вяло шевельнул рукой. - Можешь им сказать, чтобы обязанными себя не чувствовали - я не их искал, а сестру мою. Если хотят - пусть идут своей дорогой. Еще не хватало, чтобы за нами по принуждению тащились.
- Да они сильно и не переживают по такому случаю, - слегка пожал плечами Данкаут. - Благодарны - и все. Потому и беспокоились, справлялись о здоровье. А надо будет - разойдемся. Пока за нами едут потому, что так всем удобнее. И отбиться легче - что от зверей, что от разбойников. Оружия-то мы тоже прихватили.
- Оружия? - Антаглоуф, проверяя лицо, с усилием поднял примороженные брови. С них снова опало снежное крошево.
- Немного, но все-таки. И пригодится, и сменять можно будет, если что.
- Да, дело-то очень славное... - согласился ходок.
Сестра вскоре задремала прямо на его груди, прижавшись щекой к оледеневшей куртке. Лед растаял, струйки воды сползли по покойничьему телу - навсегда бездыханному, теперь - почти что безвольному. От девичьей щеки, пылающей нездоровым багрянцем, растеклись тонкие мокрые полоски - как слезы. Кейрини временами заходилась от кашля, но не просыпалась. Часто, с присвистом, вдыхала студеный воздух, горько пахнущий хвоей, влагой, грибами, прелым листом и близкой зимой. Все же совсем не оправилась еще от хвори, от лихорадки своей, от пекущей боли под ребрами, на которую жаловалась... Но пекло там, конечно же, иначе, не как у Антаглоуфа - как у живых. А живым сносить огонь внутри куда как труднее...
- Укройте-ка ее чем-нибудь, замерзнет же... - попросил Антаглоуф. - И переодеть бы... И отвара горячего...
- Отвар на стоянке сготовлю, - вздохнула Катрин. - А укрыть - это мы сейчас, это скоро... М-м... Брисса, куда накидку уложили? Из шерсти которая...
Накидка нашлась, сестру укутали, и все пошло своим чередом. Скрипели колеса, стучали копыта, урчало в толстом брюхе тягуна. Иногда сзади доносился негромкий говор - с другой телеги, должно быть.
Вскоре Антаглоуф ощутил острый голод - такого не было с самого первого пробуждения мертвеца. Тело само по себе, помимо воли ходока, попыталось встать и, наверное, слезть с повозки, но не удалось. Оно только задергалось и заерзало на полу, как придавленный жук. Живые заметно испугались. Сестра проснулась, взвизгнув, вскочила на ноги. Над ходоком склонилось нахмуренное лицо Данкаута:
- Что с тобой такое? Припадок, что ли?
- Нет, просто тело очень жрать хочет, - честно ответил Антаглоуф. Но не стал уж объяснять, что оно по временам самовольничает. Зачем другим об этом знать? И так ведь боятся.
- Жрать?.. - удивился охотник. Чешуйки с бровей поползли к переносице. - Ну, это можно быстренько сообразить. Еды хватает. Да и зверья тут полно, можем поохотиться, если тебе живая кровь нужна...
- Нет, мне не кровь... - немедля отказался Антаглоуф. Придумают же! Хотя их понять легко.
- Тогда чего? - еще больше нахмурился Данкаут. Со страхом каким-то, что ли.
- Я землю ем, - поспешил успокоить его ходок. - Камни, песок, опалые листья, ил со дна... Ну, и всякое такое.
- Сейчас я схожу, сейчас принесу! - Катрин вскочила и прежде, чем кто-то успел бы ее остановить, спрыгнула с повозки. Прямо на ходу - ладно хоть, рогач тянет медленно.
- Да куда ж ты, шальная!.. - только и успел крикнуть ей Данкаут, дергая за повод, прицепленный к ярму. Тягун недовольно фыркнул и встал.
Девушка быстро вернулась, запыхавшись, с кучей серой лесной земли на куске полотна. Заодно прихватила пару камней и горстку хвои. Передала все это Данкауту, влезла на повозку и смущенно спросила:
- Ну что же, подойдет это? Или еще принести что-нибудь?
- Куда ты понеслась-то в одиночку, совсем ума нет... - ворчал Данкаут. - Тут под каждым кустом сидит по три зубастых твари, и все человечину жалуют.
<...>
|