Аннотация: Серебро на конкурсе "Золотой кубок 2012/13".
В этот раз я поступаю как правильная девочка: никаких подруг, парней; минимум одежды и сестринский "запорожик" 60-х годов.
В машине пыльно, душно и пахнет плесенью, но ни одна мелочь не помешает мне попасть на концерт "Небесных гарпунов". Ни-ни.
Я любовно глажу синенький билет - иероглифы, ангел на фоне облачков - и кладу сокровище в бардачок. Тридцать тысяч зрителей, Москва, световое шое... Мурр!
"Гарпуны" лучшие - играют джаз с тех пор, когда в России его еще никто не играл, и в своими песнями воспитывают правильных парней и девочек. Вот я - правильная девочка, и через восемь часов буду на концерте.
- В эфире новости музы... крр... ш-ш, - прокашливается, как старый туберкулезник, магнитола. - Всего четыреста двадцать минут отделяют столицу от долгожданного визита "Гарпунов"...
Я икаю и делю четыреста двадцать на шестьдесят. Семь? Семь?! В Бога душу мать!
Триста сорок восемь минут до момента "Х". "Бум-бум-бум", - вот так стучат по машине ветки. Один дворник сломался, и справа ни черта не видно; я искренне надеюсь, что с этой стороны в России не ездят.
Дорога петляет по лесоболоту: сосны, сосны, камыши. Трясина булькает огромными, с кокосик, пузырями и явно замышляет какую-то пакость.
- Даже думать не смей, - я грожу пистолетом грязюке.
Пистолет тоже сестры, красивый, а на повороте у меня протыкается шина.
Конечно, в "запорожике" нет запаски. Зато... есть плесневелый парень в багажнике? Плесневелый и крайне мертвый.
Мы смотрим друг на друга одинаково удивленно.
Я последнее время никого не убивала, тогда откуда эта хреновина? Откуда! Откуда?! Отку...
Самопощечина помогает немного сосредоточиться. Размышляем логически: ключи от машина и гаража есть только у меня. Были еще у моей близняшки, но после похорон Петра мы не общаемся уже шесть лет. Ладно, что тут думать - взломать замок может даже ребенок.
Надо определилить время смерти. Я дергаю руку трупа, и она еле двигается. Окоченение, ага. Это пара-тройка суток. Тпру... лицо уже мягкое - четыре дня. Поза тела соответствует положению, в котором мышцы затвердели, - судя по скрюченным рукам и коленям, парень сидел за рулем. Сидел за рулем, а потом жмурика перенесли сюда. Зачем?
И откуда плесень? В моем гараже сухо, выходит, бедняга сначала отсырел и только затем "полез" в машину.
Мда.
Я снимаю с трупа одежду - ищу документы, затем осматриваю самого "нежданца" в поисках ран. Повреждений нет, документов не видать; одна плесень, белая и пушистая, прям как я. В брюках зеркальце, на куртке ручная вышивка "D.O.A", а на запястье бумажный браслет с тиснением: "Бархат".
Интересненько. Четыре дня назад я была в этом клубе, и более чудовищного совпадения быть не может, потому что "Бархат" - закрытое общество серийных убийц.
Члены клуба не охотятся друг на друга и не устраивают козней.
Кроме Виктора, но он мертв.
Я всматриваюсь в лицо парня, и не пойму, видела его раньше или нет.
Лайза, Дмитрий Темкин, Валет, Олег Суворов, Константин Бенкендорф, Полинезиец, Кровавые сестры - вот с кем мне довелось поговорить тогда. Обычные добропорядочные психи.
- Кто ты?
Хуже всего, что концерта мне, видимо, не видать, как райских пажитей.
Когда в завесе дождя появляется женская фигура, я пытаюсь завязать в узел гаечный ключ.
- Машина сломалась? - участливо спрашивает девушка. Вся такая хорошенькая, прямо "Альпен Гольд" с клубникой.
- Жизнь моя сломалась!
Гостья осматривает место трагедии. Болтает, будто сбежала от мерзкого парня и уже третий час мокнет под ливнем.
- Может на спущенном поедем? - интересуется девушка.
- Можно ехать на спущенном колесе?
- Ну... да.
Господи Боже, у меня курсовая по фортификации в современной военной науке, а я знать не знаю, что можно кататься на ободе.
Триста двадцать две минуты чтобы оказаться в раю. Радио отказало, шина волочится по земле, как нога киношного зомби, а "Альпен Гольд" без конца жует жевачку. Я стараюсь не нервничать - в концо концов, девушка мне помогла. Я стараюсь.
- Что за диски? - указывает она на коробочку под сиденьем.
- "Гарпуны".
- М, - кивает со знанием дела шоколадка. - Послушаем?
- Не-а, - качаю головой, - до концерта нельзя.
- М. Это как с сексом до свадьбы?
Я вынуждена согласиться.
- Ох, скучно, - ноет попутчица. - И чем так воняет?
- Трупом в багажнике.
- Фу, не смешно! - девушка вытаскивает из рта жевачку, смотрит по сторонам и... тайком ЛЕПИТ под панель!
Моя нога непроизвольно вжимает "тормоз" в пол.
Сто двадцать седьмое правило поездки со мной - никакого мусора. Я объясняю это "Альпен Гольду", и машу перед ее носом пистолетом. В ответ девушка нечленораздельно орет.
- Наказание таком свинству смерть, но! - я дулом поправляю себе челку. - Я сознательный человек, и забочусь о генофонде нации. Даю умным второй шанс. Эй?
Грязнуля продолжает кричать, и я отовариваю ее рукояткой по уху; снова повторяю сентенцию.
- Решить задачу, - я задумываюсь на пару минут, - Из Каира и Александрии навстречу друг другу вышли два верблюда. Александрийский - с опозданием на двадцать минут, но он быстрее в два раза и с утра немного переел комбикорма. Насколько он будет ближе к Каиру, чем второй, когда они столкнуться лбами?
Девушка начинает судорожно думать: то морщится, то перебегает взглядом с меня на дорогу и обратно. Все равно, что смотреть на запуск дизельного двигателя. Спустя пару минут попутчица выдавливает:
- На т-треть от расстояния между г-городами?
- Господи, да что ты за шляпа, - я вздыхаю. - Тут же простая геометрия - когда они встретятся, то окажутся в одной точке. То есть, на одном расстоянии. Ну?
- Ладно, - я смотрю на пистолет. - Мне предстоит чудесный концерт, так что дам второй шанс, - снова размышляю с минутку. - В запертой комнате две бутылки: шнапс и рябиновый спотыкач. Что первое ты откроешь?
Глаза у девушки становятся круглые-круглые.
- А если не п-пью?
- Тебе просто нужно что-то выбрать и открыть.
- Но з-зачем?
- Потому что... Господи Боже, потому что у меня в руке пистолет размером с твою голову!
"Альпен Гольд" снова начинает хныкать, и я повторяю трюк "рукоятка-ухо".
- Ну? Что первое ты откроешь?
- Ш-шнапс?
Я шумно выдыхаю и приставляю пистолет к груди красотки. Так крови меньше. Правда-правда.
- Дверь. Дверь ты откроешь первой.
Двести пятьдесят две минуты до моего счастья. Дождь постепенно стихает, лес сменили поля, а девушка с "нежданным телом" молча катаются по багажнику. Кажется, жизнь налаживается.
Когда я укладывала "шоколадку", то снова заметила инициалы "D.O.A" на куртке трупа, и они все не дают мне покоя. Нашито вручную, но зачем? ФИО? Нет, русские люди вышивают инициалы по-русски. Загадка? "D.O.A" или "Мертв по прибытии" - есть такой триллер середины прошлого века, мы с братом и сестрой смотрели как-то. Мужчина приходит к врачу, узнает, что отравлен, и начинает расследовать собственную смерть. Какая связь? Яд - плесень? Труп в моей машине пытался узнать, кто его прикончил?
Или здесь загадка? Если да, то ответ мне искать и искать - в клубе многие увлекаются старыми детективами. Я вспоминаю последний раз говор о кино с Виктором. Когда же это было? Месяцев шесть назад. Потом Виктор покончил с собой - самостерся из мира, исчез, как исчезают звуки и голоса в тумане.
Виктор. У каждого серийного убийцы... нет, у каждого человека есть самый жуткий кошмар из прошлого. Триггер, переключатель - называйте как хотите. Кнопка, которая превращает вас в чудовище. Для нас с сестрой кошмпаром был Петр. Милый брат, который сумел подавить волю двух сердец и превратил их детство в непрекращающийся кошмар.
Однажды Виктор нашел меня и предложил помощь. Может быть, увидел жажду крови в моих глазах, может, почувствовал родственную душу, не знаю.
- Я спасу вас от брата, а ты взамен станешь мне помогать, - так он сказал. Мне оставалось только кивнуть и на следующий день мучителя освежевали. Сестра так и не узнала причину смерти.
Я вспоминаю, как мы рыдали на похоронах, и ежусь от холода. Обожаемый брат - чудовище - снова брат; лишь шаг от любви до ненависти.
Шрамы на теле можно залечить, прикрыть; шрамы на сердце не проходят никогда. Меня они изувечили, превратили в монстра, сестру обошли стороной. Наверное, хорошо, что есть такие люди - люди, которые не сломаются, сколь бы страшно не было.
Я выдаю себе очередную самопощечину. Хватит, прошлое, изыди.
Но откуда же тело?
В ближайшей деревне я пытаюсь найти шину. Козье молоко, козьи шарики, козий сыр, козьи сапожки. Запаски? Нет, никаких запасок. Разве только от трактора.
- Не подбросите до Черной речки? - спрашивает деловитый мужчина. Костюм; немного шатен, немного седой; на вид лет сорок. Актер? Историк? Прохвост? Да, явно последнее.
- Нет, боюсь, это не самая лучшая идея.
Прохвост саркастически улыбается - так, наверное, улыбаются еноты с высшим образованием.
- Боитесь?
- Не то слово, - я киваю несколько раз для верности.
- Меня?
- Себя.
- Я взрослый мальчик, который может помочь в Черной с колесом.
Ладно, возьмем, на енота похож.
Мы оставляем деревню позади, и попутчик расслабленно вытягивается. Иногда он начинает принюхиваться и недовольно морщит нос.
- Я тут страховку на дом делал.
- И как? - видите, я сама вежливость.
- Не страхуется.
- Печально.
Дорога круто взбирается на холм - там стена облаков и порой выглядывает бледное, как пастила, солнце. Я скупо улыбаюсь.
"Мертв по прибытии". Нуар-фильм пятидесятых, переснят в восемдесят восьмом. И? Может быть, шифр? 1950 и 1988. Эм. 38 лет разницы.
Нет, бред.
Зайдем с другой стороны: способ убийства.
Лайза и Кровавые Сестры - дрель и бензопила, авторские подписи - гербарии. Эта троица еще постоянно ссорится об авторских правах и ненавидит меня из-за хорошей внешности. Женщины - страшная сила.
Дмитрий Темкин - опасная бритва; подпись - смерть в ванной и слова на запотевшем зеркале.
Валет - душитель, он обычно бросает карты на тела. Однажды мы подрались из-за жертвы. Ну, да с кем не бывает.
Олег Суворов - использует паяльник, ему даже "подписей" оставлять не нужно.
Константин Бенкендорф - вот он как раз отравитель, только жертвы - женщины, похожие на мать.
Полинезиец - людоед, рядом с трупами всегда чек и чаевые.
Бенкедорф? Мы с ним никогда особо не ладили, и Костя как-то сказал, что у меня глаза его матери. Брр!
Остальные члены клуба? Всего около двадцати человек...
И Виктор. Был. Он сильно отличался от всех - потому что использовал одних психов для убийства других. В клубе из-за этого Виктора боялись.
Я вспоминаю дождливую Москву и как сжигаю его тело на задворках спального района.
Самый близкий человек.
Нежный любовник.
Учитель.
На прощание он оставил записку, где раскаивался в преступлениях и в моем "обращении". Такие же послания он разослал всем своим жертвам. Помню, я изорвала бумажку в клочья и той же ночью покалечила троих.
- А что с машиной? - прерывает молчание мужчина. - Тяжеловато идет.
Правило сорок второе поездки со мной - никакой матной ругани.
- Жаба весит триста сорок грамм минус две семнадцатых жабы, - я произношу каждое слово медленно, как в школе для идиотов. - Сколько весит жаба? Только быстро, я спешу.
Мужчина несколько раз моргает. Мимо с яростным ревом проносится дальнобойщик, и окна обдает волной коричневой грязи.
- Разве может быть две семнадцатых жабы?
- Ну, не знаю, ножки там, бородавки.
Кадык "енота" судорожно поднимается и опускается.
- Триста... триста сорок? Да?
Я нажимаю на спусковой крючок. В багажнике мест больше нет.
Сто шестьдесят шесть минут, у меня проколоты две шины. Небо чуть светлое, чуть пасмурное - оттенка плесневелой сливы. Я решаю, что из-за стресса можно дать слабинку и послушать "Гарпунов".
- Е-хо-хо-хоо! - саксофонист на концертной записи выдает фирменный клич, и звучит "Реквием си-минор для трубы".
В багажнике теперь трое, еще двое пристегнуты на заднем сиденье, какие-то туристы-ходоки клинических габаритов. Эти гады посмели обозвать "Гарпунов" старьем!
Наверное, стоит выбросить всю свору на обочину, но выйдет некрасиво. Похоронить некогда.
Да, я культурная убийца.
Дорога бежит мимо путей, складов, мимо железнодорожного моста через насыпь. Вдруг я замечаю фигуру впереди, и машину останавливает полицейский на велосипеде. Симпатичный, здоровенный. Мужик, а не велосипед. Велик розовый, девчачий и, кажется, вот-вот испустит дух под весом владельца. Спортсмен с минуту таращится на меня, потом на машину и подъезжает поближе. Мда, и пистолет где-то у толстячков.
- Девушка, все в порядке? Тут красавицам вроде вас ездить не стоит, люди пропадают.
- Что? А, ну... - я непроизвольно кошусь на багажник, и полисменище, будто назло, замечает мой взгляд.
- Везете что-то ценное?
- Нет, как раз это отдала бы задаром.
Некоторое время мы вежливо молчим.
- Родственники? - мужик кивает на толстяков. Я накрыла их одеялами и надвинула кепки на лица, так что жмурики кажутся спящими.
- Ум, - полицейский кивает; вдруг начинает принюхиваться.
- Ну и запашок у вас! Помыли б свою "девочку".
Я издаю нечто среднее между икотой и гудком паровоза. Правило девятьсот третье - никто и никогда не называет "запорожик" "девочкой". Наказание... ну, вы понимаете.
Полисмен с ужасом замечает кровавое пятно на ветровом стекле:
- А это что?
- Ну... - думай, думай! - женские дела.
Мужчина бледнеет и начинает медленно тянуться к кобуре.
И что мне делать без пистолета? Ухх.
А, ну и ладно, что я, не серийная убийца?!
Никогда не стоит недооценивать противника на розовом велосипеде. Я бреду по полузатопленной тропинке, в голове туман, в руках и животе огнестрельные раны глубиной с Марианскую впадину. Пришлось кое-как обмотаться лоскутами от рубашки, но толку мало. Из меня, так сказать, ощутимо капает.
Черти сколько минут до воссоединения с мечтой, машина угнана полицейским, я истекаю кровью - все прекрасно.
Зато есть время обдумать труп в багажнике. Нет, фильм, уверена в нем ответ. Что там еще? Ммм. Актеры - ничего особенного, режиссер - не помню, композитор...
Я чувствую головокружение - то ли от догадки, то ли от потери крови - и останавливаюсь посреди дороги. Музыку к фильму написал Дмитрий Темкин - музыкант русского происхождения. Пару лет назад в "Бархате" появился мужчина, который звали так же.
Лет тридцать, незаметный, слащавый - вроде рафинада в смокинге. Мы обсуждали способы избавления от тел, смеялись, как сделать наиболее захватывающие "послания" для следователей, делились последними достижениями криминалистики.
Горячо! Но Темкин не стал бы подбрасывать тело или отравлять, он обычно режет жертв. Что за чертовщина?
Через минут сорок дорогу вновь обступают деревья, так густо и близко, будто идешь по длинному туннелю, и за поворотом обнаруживается "запорожик". Двери открыты, рядом с водительским сиденьем лужа крови - она тянется вглубь леса.
Я заглядываю в багажник и едва не падаю в обморок - тело номер один исчезло.
Труп оказался не трупом? А окоченение, плесень, бледность, наконец? Нет, фармацевтика в наше время творит чудеса, но...
Так, вводим правило одна тысяча шестьсот двадцать шесть: проверять пульс у незнакомых жмуриков в багажнике и, если что, добивать.
Среди вещей я замечаю зеркальце и вспоминаю Темкина - он оставляет надписи на стеклах в ванной. Подсказка?
Мне приходится включить свет в салоне, иначе в сумраке леса ни черта не видать. На поверхности зеркала - пусто. Если подышать, тоже. Странно.
К черту, впереди концерт!
Ага, а ключей в замке зажигания нет. Я вздыхаю, беру пистолет с заднего сиденья и отправляюсь по следу. От кровопотери меня начинает ощутимо шатать и тошнить.
Ветки, ветки, паутина. Яма.
Кто-то орет благим матом.
Когда в чаще проступают очертания некоего алтаря, мне уже кажется, что на лице вырос мох. Впереди на земле начерчена пентаграмма, в углах звезды торчат палки, посередке привязан давешний спортсмен-полисмен. Мой недотруп тоже псих? Мда. И где он?
- Помогите? Помогите?! Кто-нибудь?
Я молча подхожу и начинаю искать ключи в карманах "жертвенного агнца".
- Помогите? - замечает меня полицейский и тут же начинает кричать еще громче: - Господи, спасите! Спасите!!!
Вот, ключи! Я победно улыбаюсь.
- Так, ты заставил меня бегать, испортил рубашку и прочая, прочая. Смерть за такое должна быть очень мучительной. Но! Если решишь задачку - просто оставлю тебя здесь.
Мужчина хмурит брови, и это ему, надо признать, идет. Добавляет благородности, что ли.
- И где выбор? Либо чокнутая девка, либо псих из багажника?
Я пожимаю плечами.
- Ну да. Не надо было сопротивляться. Вообще, как можно быть таким невежливым? Встречаешь симпатичную девушку с полной трупов машиной и тут же пытаешься ее арестовать. Нет бы меня пытать, изнасиловать, на свидание пригласить, в конце концов.
- А что можно было? - озадаченно спрашивает мужчина.
- Ну, наверное. Так, задача, я спешу. Ты - помидор, который лежит в холодильнике.
- Почему именно помидор?
- Не знаю, наверное, потому что я хочу есть. Но, если хочешь, сделаю огурцом или... патесоном.
- Вообще я люблю маслины.
- Маслины? Как-то не по мужски быть маслиной.
- Хорошо, останусь помидором.
- Прекрасный выбор. Итак, из-за ядерной войны отключается электричество, и холодильник начинает размораживаться со скоростью ноль целых пять десятых градуса в сорок минут. Сколько лет будет помидору, когда он испортится?
Полисмен несколько раз моргает.
- Ну, раз помидор - это я, то сколько и мне - тридцать шесть.
Однако! Первый правильный ответ за три года.
- Верно, - удивленно произношу я, и тут из чащи появляется "багажный маньяк". Он абсолютно гол и покрыт плесенью - неудивительно, что лицо такое.
Недотруп стонет и еле двигается навстречу. Кажется, ему плохеет с каждой секундой.
С приближением становятся видны расчесы - плесень буквально заживо пожирает бледную кожу, и страшнее пытку сложно представить.
Я чувствую жуткое дежавю: шесть лет назад, кровоточащая масса вместо моего брата и гроза за окном. Он был еще жив и молил взглядом прекратить мучения, но мне хотелось другого. Хотелось видеть агнонию, чувствовать, как злоба и тьма пропитывают меня, как они клокочут в горле и, кажется, вот-вот захлебнешься.
Я поднимаю пистолет. Хватит.
Грохот - плесневелое тело дергается и замертво, на этот раз точно замертво, падает. Полицейский орет, шумят растревоженные птицы в лесы, а меня вдруг накрывает гул выстрела и швыряет навстречу земле.
Семьдесят минут до концерта. Мой "запорожик" мчится через поля, за рулем - полицейский. Профиль у него хорош, но слабость и наручники мешают сосредоточиться. Кажется, есть риск умереть от потери крови, и это очень-очень хорошо, ибо в тюрьму совсем не хочется.
- Развязался? - спрашиваю я. Мужчина настороженно оглядывается.
- Развязался. Не хочешь объяснить? - он кивает на трупы сзади.
- Не хочу. Предпочитаю героическую гибель от рук полиции, так что веди медленнее, пожалуйста.
- Если ты и погибнешь, то не от моего оружия.
- От чего же?
Вместо ответа мужчина поворачивает зеркало заднего вида, чтобы я увидела себя.
- Ох, - в отражении девушка с запавшими глазами и белой плесенью на лице.
На коже "багажного трупа" был яд, и теперь мне светит не менее комшарная смерть? Чудесно.
Кто же за всем стоит?
Убийство с использованием другого убийцы в качестве оружия. Так бы сделал Виктор, но он развеян по ветру.
Я же помню!
Учитель покончил с собой, ибо где-то между мной и жертвами в нем проснулась совесть. Худшее, что может случиться с мерзавцем. С любимым...
Указатель впереди показывает, что до Москвы осталось тридцать километров. Лесов здесь все меньше, и к обочине тянутся бесчисленные заправки, деревеньки и шиномонтажные мастерские.
Где-то впереди двадцать миллионов жителей и концерт.
Нет, думай о враге!
Где связь между зеркальцем, клубом, фильмом и телом в багажнике, которое должно убить меня так... как я убила своего брата?
Зеркало - должно быть посланием, но каким? Что оно может значит? "Посмотри на себя"? Ну, смотрю.
Вижу собственное лицо. Такое же у моей сестры-близняшки.
Я чуствую холодок внутри. Виктор перед смертью отправил всем жертвам извинительные послания, а ведь моя сестра тоже была жертвой.
Моя сестра.
Сломалась, как и я когда-то. У отражения в зеркале становится затравленный взгляд.
А ведь, стоило сказать Виктору "нет" и ничего бы не было. Ни убийств, ни клуба, ни смерти брата, которая, как бумеранг, вернулась через годы.
Здоровенный, плесневелый бумеранг.
- Ты как-никак спасла меня, - снова подает голос полицейский. - Так что... если выполнишь несколько условий, я постараюсь помочь тебе.
Я начинаю хохотать. Надо сказать, когда вас тошнит, а все тело жжет от ядовитой плесени, делать это непросто.
- Добавь к этим "условиям" еще два: "если она не окочурится по дороге" и "если ее не убьет собственная сестра".
- Условие первое: больше никаких трупов.
Отражение в зеркале печально улыбается.
- А второе?
- Идет дождь. Под каким кустом прячется заяц?
![[]](/img/t/terehow_andrej_sergeewich/bum/zap1.jpg)