Летучей мыши до коликов в желудке осточертел ее собственный муж. Видеть его больше не могла. Денег не зарабатывал, врал по любому поводу, изменял с каждой встречной симпатичной мышью. Впрочем, это была ерунда - она сама была такая же. Главное, что он не нес яйца. Нет, не то, чтоб куриные или перепелиные, а даже обычные мышиные. Ну, не нес, хоть ты тресни! А какой, спрашивается, муж без яиц? Недоразумение одно, а не муж!
И как-то осенью, когда кузнечики отпиликали на скрипке и завалились спать, Летучая мышь пожаловалась на своего благоверного знакомой журавлихе.
- Точно, подруга, с нынешними мужьями просто беда, - согласилась та.
- Эх, мне бы найти себе другого - внимательного и трудолюбивого. Разумеется, красавца.
- Оно, конечно, неплохо бы. Но, прости, ты сама девушка не первой свежести. Поклевала я тут недавно на помойке осетрину второй свежести - редкая гадость доложу тебе.
- Что же делать?
- Пожалуй, я тебе помогу. Скоро мы улетаем в Бразилию, в лесу там водится много диких обезьян, а летучих мышей - вообще без счета. Специально для них князь Орловский проводит ежегодный карнавал. Поэтому познакомиться с подходящей мышью не проблема.
- А что, давай-ка смотаюсь.
Через несколько дней Летучая мышь отправилась с журавлиной стаей в Бразилию. Правда, она едва поспевала за журавлями и уже на следующий день ухайдакалась до последней степени, и весь остаток пути с согласия вожака стаи проделала, держась за его заднюю ногу, повиснув вниз головой. В полете бедняжку сильно раскачивало и болтало из стороны в сторону, отчего, естественно, мутило и становилось дурно. Случалось, что и вовсе тошнило на заграничные красоты, проплывающие под ней.
Приземлившись в Рио-де-Жанейро, Летучая мышь прежде всего купила себе коротенькие белые штанишки, как объяснила ей журавлиха-приятельница, ходить здесь без них дурной тон. Кроме того, приобрела по сходной цене дамскую человеческую маску и отправилась на знаменитый бразильский карнавал.
Какофония звуков многотысячной толпы, латиноамериканской музыки, взрывов китайских петард оглушили Летучую мышь и повергли в полуобморочное состояние. От ярких красок рябило в глазах, воздух переполняло сладострастие. Пахло плотскими желаниями, гнилыми фруктами и кофе.
Главное действо, конечно, происходило в центре улицы, по которой двигались полуобнаженные летучие мыши, соревнуясь в исполнении зажигательной самбы. Как ни крепилась Летучая мышь, но не выдержала и сама стала невольно пританцовывать, повиливая худенькими бедрами.
- Как у вас хорошо получается.
- Что? - спросила она, оглянувшись на голос. Возле нее стояла статная летучая мышь в маске человеческого мужчины.
- Извините, я давно за вами наблюдаю. Меня покорила грация ваших движений и изящество ваших форм. Вы, наверно, профессиональная танцовщица латиноамериканских танцев?
- Что вы, отнюдь нет. Я лишь поддалась настроению всеобщего праздника и затанцевала.
- Да? Удивительно! Разрешите представиться: Генрих фон Айзенштайн, - назвалась маска. - Ну а как мне обращаться к вам, таинственная незнакомка?
- Я эта... - задумалась на мгновение она. - Я - Розалинда.
- Очень приятно. Не уединиться ли нам на чердаке вон того дома, - показал он крылом на светлое здание с колоннами.
Летучая мышь окинула взглядом ладную фигуру Генриха, оценила его светские манеры и проникновенный бархатистый голос и ответила:
- Почему бы и нет. Да легко.
Не будем описывать, когда муж и жена узнали друг друга. Скажем только, что было много слов, взаимных обвинений и патетических речей, что было пролито море слез, пока они наконец не помирились и не обнялись.
Потом супруги в трюме грузового судна, перевозившего пеньку, добрались до родного Дрездена, где и зажили счастливой семейной жизнью. Правда, муж по-прежнему не зарабатывал денег и любил приврать по любому поводу. Но зато неожиданно для себя снес пасхальное яйцо Фаберже, а где-то дней через десять из него вылупился и сам Петер Карл Фаберже вместе со своей ювелирной мастерской. Родители были в полном восторге!