Маугли

Скверик психиатрической клиники освещали утренние лучи чистого яркого солнца, отбрасывая густую тень от старых деревьев. Была суббота, и больные, освобожденные от лечебных процедур, наполняли его бестолковым движением и гулом бессвязных речей. Особняком от остальных держались маугли - так здесь называли тех, кого с детства по тем или иным причинам воспитали какие-либо домашние животные. Маугли занимали дальнюю часть скверика у хозяйственных построек и мусорных баков. По узкой аллее на четвереньках неторопливо прогуливалась Котя. Это была симпатичная молоденькая девушка, заботу о которой некогда взяли на себя кошки, жившие в квартире ее матери-алкоголички. Она щурила янтарные глаза, мурлыкала и слегка повиливала задом. Бесформенный больничный халат только затруднял ее плавные вымеренные движения. За ней так же на четвереньках неотступно следовал чудаковатый юноша по имени Пес, чуть ли не с младенчества воспитанный дворовой собакой. Иногда он останавливался, приседал и принимался яростно чесать у себя ногой за ухом, но после быстро вскакивал и нагонял Котю. Она делала вид, что не обращает на Пса ни малейшего внимания. Ее кошачья натура требовала, чтоб она с ним враждовала. Но с другой стороны, это был знакомый Пес, и к нему все же следовало относиться терпимо. Больше того, Котя догадывалась, что он испытывает к ней определенные чувства, и это не могло не льстить ее самолюбию. Наконец Псу надоело ее безразличие, и он забежал вперед, преградив Коте дорогу. - Гав, гав! - решительно произнес он и облизнулся. Котя выгнула спину и зашипела. - Гав, гав, - сказал он мягче. - Мяу? - спросила она. - Гав, гав, - смутился он. - Мяу, мяу! - удивилась она. - Гав, гав, гав, - объяснил он. - Мяу, мяу, - кокетливо изогнувшись, отозвалась она, обещая ему дальнейшее общение. Пес обрадовался. От избытка охвативших его эмоций он подбежал к ближайшему дереву, задрал ногу и помочился на него. Правда, позабыл при этом спустить пижамные штаны, истертые на коленях до дыр. Но какое это имело значение! Потом он вернулся к Коте и от всего сердца лизнул ее в щеку. Ей это понравилось, и на кошачий манер она хотела прикусить его за хвост. Хвоста у Пса, естественно, не было, и тогда она сомкнула остренькие зубки на его ягодице. Не желая показывать, что ему невероятно больно, он принялся искать будто бы многочисленных блох в складках своей пижамы. За этой сценой с клумбы холодным взглядом наблюдал, приподняв голову и часто высовывая язык, Питон. Его папашей был творческий человек, дрессировщик цирка, и на воспитание сына ему было глубоко наплевать, как, впрочем, и мамаше, воздушной гимнастке, - этим занимались отцовские ручные змеи. Питону была небезразлична Котя. Греясь на клумбе в лучах солнца и переваривая кусок жилистого мяса, утащенный им перед завтраком на кухне, он молча страдал от ревности. В свою очередь на Питона посматривала Птичка, воспитание которой взяли на себя канарейки в квартире ее матери, редкой эстетки, днями напролет не встававшей с дивана и слушавшей их пение. Птичка сидела орлом на скамейке и чирикала, безостановочно вращая белобрысой головкой. Прерываясь лишь на то, чтоб почистить воображаемые перышки на ночной рубашке под халатом. Но Птичка совсем не замечала, что с нее из-под лавки напротив не сводит глаз Таракан - самый несчастный и презираемый из всех больничных маугли. В его родном доме с беспробудными пьяницами-родителями о нем совершенно никто не заботился. Даже пример бедному ребенку не с кого было взять, кроме как с тараканов, кишмя кишевших в квартире. Поэтому он ничего не умел делать, только передвигаться на карачках, прижимаясь к земле, принимать пищу и забиваться во всякие щели. Всем смыслом его жизни было любование Птичкой и наслаждение ее прекрасным чириканьем. - На обед, ублюдки! - прокричал подошедший к ним, низко пригибаясь, сутулый длиннорукий человек по имени Павиан. Среди маугли он занимал привилегированное положение. В младенчестве воспитание Павиана его мать, трудившаяся уборщицей в зоопарке, доверила украденной по месту работы для продажи обезьянке. Но у скромной уборщицы не оказалось знакомых, готовых выложить за нее хоть какие-нибудь деньги. Пришлось оставить обезьянку у себя в доме. Вскоре уборщица решила, что нечего той даром хлеб есть, и поручила ей заботу о своем сыне. Поэтому его умственные способности, благодаря стараниям хвостатой няни, были вне всяких сомнений - эти способности позволили ему впоследствии выучить несколько десятков слов, правда, в основном матерных. Бывало даже, что он за бутылку пива помогал здешнему дворнику. - На обед, ублюдки! - повторил Павиан, яростно скребя себя под мышкой. - Живо, мать вашу так! Уф! - Гав! - с явным удовольствием сказал Пес. - Мяу? - поинтересовалась Котя, притворяясь, что не поняла, о чем, собственно, идет речь. - Гав, гав! - охотно пояснил Пес. - Мяу, мяу! - не без жеманности ответила Котя, и вместе с ним весело затрусила на четвереньках к больничному зданию. - Чик-чирик, - проворковала Птичка, соскочила со скамейки и последовала за ними, прыгая и размахивая руками-крыльями. Ее сопровождал, как всегда, проворный молчаливый Таракан. Последним на обед полз Питон - полз тяжело, с отрыжкой, из-за мяса, переваренного не до конца. Его, отчаянно гримасничая, подгонял метлой Павиан. - Живее, кретин, живее! Уф-уф! - приговаривал он. В продолжение нашей истории надо сказать, что вскоре у Коти и Птички родились очаровательные дети, отданные, кстати, в детский дом. Пес не без основания считал, что у Коти ребенок от него, впрочем, Питон с этим категорически не соглашался - на то он имел свои резоны. Но больше всех был счастлив Таракан, уверенный, что стал отцом сынишки Птички. Правда, Павиан в обоих этих случаях придерживался совершенно иного мнения. Да, еще он удивлялся, почему у Пса, Питона и Таракана никого не родилось - ведь он их тоже не оставил своим вниманием.