Я, Володя Бугримов, почти как Юра Гагарин. Но если он полетел старшим лейтенантом в космос, то я старшим лейтенантом вылетел из армии. И если он приземлился майором, то я - рядовым охранником в бутике. В Москве. Впрочем, мог бы приземлиться где-нибудь подальше и вообще без звания.
Итак, обычный февральский вечер.
На душе моей было так же холодно, темно и неуютно, как и снаружи, на зимней столичной улице. Но это - образно выражаясь и исключительно ради красного словца. Время близилось к закрытию нашего дорогого и модного бутика. Из-за отсутствия покупателей и даже праздношатающихся мы откровенно скучали и, томясь от безделья, терпеливо ждали этого счастливого момента. Приятно ласкал слух, внося шумовое разнообразие, тарахтящий распылитель воздуха во вместительном аквариуме с крупными рыбками. Куда слабее гудели лампы дневного освещения. Они заливали всё вокруг лиловым светом и превращали наши лица в застывшие синюшные маски, как у обитателей морга.
Кстати, мы - это менеджер бутика Гарик, сидящий в центре зала и нарочито подавляющий зевоту. Кассирша Люба - пышнотелая крашеная блондинка, пересчитывающая дневную выручку. Продавщица Вика, стоящая у застекленной витрины и с загадочной улыбкой рассматривающая собственные ногти. И, наконец, я - красавец-охранник, помогающий ей этим заниматься, то есть разглядывать её ногти. Меня всегда привлекало всё прекрасное в любых его формах и проявлениях. В данном случае яркоокрашенные ногти Вики. И мне очень хотелось понять: каким таким своим потаенным мыслям она улыбается? Не маникюру же или лаку для ногтей, купленному, как она хвасталась, по дешёвке на вьетнамском вещевом рынке. Отнюдь нет. Вероятно, как и Мона Лиза, чему-то своему сокровенно-интимному. Но, спрашивается, почему бы не предаться барышне сексуальным фантазиям?
Работа охранника в бутике меня нисколько не смущала. Не мог же я, не имея ни малейшей склонности к финансовым операциям-махинациям претендовать, скажем, на роль главного держателя акций холдинга? Или, хотя бы, на должность его генерального директора? Разумеется, не мог. Нужно довольствоваться тем, что есть. А довольствоваться было чем. Например, на мне был строгий серый английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный шёлковый, в широкую полоску галстук. Да, ещё начищенные до блеска итальянские ботинки. Ну а про свежий носовой платок в заднем кармане брюк и упоминать не стоило.
Эти двое парней, поднявшихся к нам на второй этаж, не понравились мне с первого взгляда. Хотя, судя по стильной и добротной одежде и потому, как они следили за собой, их вполне можно было отнести к категории наших постоянных клиентов. Но мне не понравилась их взвинченная, дёрганая походка. Нездоровый - и не от изъяна освещения - цвет кожи напряженных лиц. Бегающие блестящие глаза и вздрагивающие, как при нервном тике, руки.
Задержавшись на лестничной площадке, парни принялись издали изучать витрины с выставленными на продажу вещами, одежду, висящую на вешалках. Но больше всего - манекены негритянок, в натянутом на них соблазнительном нижнем кружевном бельё. Изучали они и нас четверых, томившихся в зале.
Парни беспокойно переминались с ноги на ноги. Особенно один, чуть ли не пританцовывающий (по-моему, что-то ирландское.) На зелёной ковровой дорожке, естественно, быстро образовались следы от их грязной влажной обуви.
В мои служебные обязанности, помимо прочего, входила обязанность выпроваживать нежелательных посетителей. Брать их за шкирку - и выпроваживать. Не шучу. Но, будучи по натуре человеком мягким и деликатным, меня это тяготило, и я не любил исполнять эту свою обязанность. Иногда, бывало, я натыкался на откровенную грубость и хамство. Иногда возникала даже лёгкая потасовка. Выражалась она в основном в обоюдном толкании и выяснения актуального вопроса: а ты кто такой? К счастью, подобное происходило не часто - не та у нас публика. Но сейчас был, вроде бы, именно тот случай - эти парни относились к числу нежелательных посетителей.
Я решительно направился к парням. Хотя, вместо этого, мне гораздо больше хотелось подойти к заросшему водорослями аквариуму на подставке в углу зала. Постучать по его стеклу, чтоб к стеклу важно подплыли полосатые, наподобие моего галстука, рыбки. Как обычно, они уставились бы на меня холодными глазами и принялись шевелить толстыми губами, словно говоря, что нечего, дескать, хулиганить, тварь ты сухопутная, дай нам поесть. Лучше всего - живого мотыля, да пожирнее.
Или, на худой конец, продолжать разглядывать Викины ногти. Но мало ли кому чего хочется?!
Приблизившись к нежелательным посетителям, я вежливо, поправляя галстук, поинтересовался:
- Не могу ли я быть вам чем-либо полезен?
Стоящий впереди плотный парень, с круглым скуластым лицом, уклонился от прямого ответа и пробормотал что-то совершенно невразумительное. Второй, что был повыше и с танцорскими задатками, и вовсе ограничился глуповатой ухмылкой. Столь содержательным и интригующим оказалось начало нашей беседы.
Я повторил свой вопрос, но уже настойчивее.
- Э-э, - протянул первый парень.
- Что "э-э"?
- Польза от тебя, голубок, будет вот какая. Покажи нам, где у вас здесь деньги лежат, - проговорил он, на сей раз внятно и уверенно.
- Ага, и давай живее! Ждать нам некогда! - поторопил меня его приятель. - Так, где хранится ваше бабло?
- Вестимо где - в швейцарском банке на четвёртой полке сверху. Ладно, ребята, всё. Повеселились, и хватит. Покиньте, пожалуйста, немедленно помещение, - твёрдым голосом попросил я. И с гордостью про себя отметил, что не ошибся в своих предположениях на их счёт. Глаз у меня всё-таки был намётанный.
- Не указывай нам, хмырь! Покинем твоё помещение, когда того пожелаем! - подбоченившись, огрызнулся первый парень.
Между тем второй, "танцор", зашёл ко мне с левой стороны. Расстегнул молнию на большой спортивной сумке, висевшей на его плече, и рывком вынул оттуда бейсбольную биту.
Я хотел с ехидцей спросить, играть в бейсбол он сюда явился, что ли? Но не успел, поскольку события стали развиваться в самом стремительном темпе. "Танцор" замахнулся битой, и я отступил к лестнице, хотя следовало бы отступить подальше в центр зала. Поэтому удар битой меня легко достал, придясь немного выше моего левого уха. Ощущение было ужасное. Я подумал, что голова у меня треснула, а мозги то ли разболтались, то ли спрессовались. Шея же свернулась на бок под острым углом.
Охнув от боли, я упал и, считая каменные ступени, покатился по лестнице, пока не распластался на площадке внизу. Распластался, словно баран, готовый к разделке или подстриганию шерсти. Сознание у меня спуталось и потемнело в глазах. Действительность воспринималась обрывочно, какими-то вспышками. Но я отлично чувствовал холод мраморных плит, которыми был выложен пол вестибюля.
Казалось, что все части моего тела, пронизываемого болью, существуют как бы независимо, отдельно друг от друга. Само собой напрашивалось сравнение с манекеном-негритянкой, расчлененным на составляющие и со съехавшими до колен кружевными трусами. Ещё мне было жаль, что помялся мой английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный галстук в полоску, не говоря уж о носовом платке в заднем кармане брюк. Что поцарапались итальянские ботинки. Неизвестно, когда теперь выдадут новые. В чём, спрашивается, мне было до тех пор ходить?
Сверху же, из зала бутика, слышался громкий шум, раздражающий слух.
В один из моментов прояснения сознания, через туманную пелену, я увидел, как мимо с топотом проносился парень, стукнувший меня бейсбольной битой. К груди он прижимал свою спортивную сумку.
Я протянул руку и схватил убегавшего парня за голень. "Танцор" споткнулся, замедлил движение, протащил несколько шагов меня за собой и рухнул во весь рост на пол. Тут же встал на четвереньки и попытался освободить свою ногу. Но я держал парня крепко. Тогда он, извернувшись, сильно ударил подошвой ботинка по моему лицу - и сознание окончательно меня покинуло.
- Как твоё самочувствие, Володя? - озабоченно спросила моя старшая сестра Шура, приехавшая навестить меня в больницу. Сейчас это была располневшая сорокалетняя женщина с продолговатым и добродушным лицом, одетая почему-то сразу в несколько шерстяных кофточек. Но в моём восприятии она навсегда останется другой. Тонкой стройной девушкой в нескладном ситцевом платье, часто провожавшей меня за руку в школу. Над этим ещё потешались мои одноклассники. Подобное было совсем не принято в нашем небольшом подмосковном городке.
- Так скажи, как ты себя чувствуешь? - спросила она ещё раз.
- Ничего, Шура, сносно, - ответил я. Шумно затянулся сигаретой и, поперхнувшись, ощутил резкую боль в груди - в трёх сломанных рёбрах. Я задержал дыхание. Тем более что дышать здешним воздухом было не слишком приятно - ароматы его наполняли ещё те.
Больница имеет один общий специфический запах. Но каждое отделение в ней, обладая своей собственной изюминкой, пахнет по-особому. Нашему травматологическому отделению был присущ запах гнойных бинтов, мази Вишневского и ампутированных конечностей. (Хорошо хоть, не моих!) Правда, в курилке, где мы сидели на кушетке, он почти не ощущался. В курилке витал стойкий дух табака, от которого Шура то и дело морщила нос. Но где ещё можно было уединиться зимой в больнице для разговора с близким человеком? Не в операционной же или перевязочной - они предназначались для иных целей. Потом, кто ж нас туда пустит?
- Бросал бы ты курить, дорогой, - покачала она головой.
- Обязательно скоро брошу и начну вести здоровый образ жизни, - пообещал я. - Только выберусь прежде из больницы.
- Я тебе тут кое-что привезла, - сказала Шура, протягивая мне пакет с продуктами. Как я понял по её полным сумкам, она успела побывать уже в столичных магазинах. Считалось, что в Москве все товары продаются лучше и качественнее, чем в Подмосковье. Не знаю, насколько они были лучше, но то, что дороже - это точно.
- Захватила тебе ещё несколько книжек. Остались от дяди Виктора. Я помню, что ты любишь читать, - она вынула из одной из сумок стопку дешёвых изданий карманного формата.
- Спасибо, Шура, - поблагодарил я, взвешивая на ладони стопку. - Почитаю.
- Честно, я думала, что ты выглядишь хуже. Но, оказывается, что ничего. Вполне терпимо.
Шура делала мне явный комплимент. Хотя мои синяки и гематомы почти зажили, вид у меня был отвратительный. Квазимодо Квазимодой. Лицо, словно после продолжительного запоя, - заплывшее и опухшее. Не полностью затянулись зашитые рваные раны. Но, справедливости ради, нитки из них не торчали. Такое вот слабое утешение.
Из-за вывихнутой ноги я заметно хромал. Главное же, иногда у меня нестерпимо болела голова.
- Я хотела сказать, что могло быть хуже, - поняв течение моих мыслей, поправилась Шура. Моя старшая сестра была чуткой и по-житейски умной женщиной. Поэтому к её словам я привык прислушиваться.
- Как вас здесь кормят? - спросила она, меняя тему.
- Так себе, сильно не разжиреешь.
- Ты ешь больше фруктов и пей сок. В следующий раз я ещё привезу, - произнесла Шура. Потом внимательно осмотрела курилку. Задержала свой взгляд на плакате Минздрава, висевшем у нас за спиной. - Пока ты не начал вести здоровый образ жизни, постарайся всё-таки меньше курить.
- Постараюсь.
- Признаться, я не ожидала, что эта больница окажется такой чистой и хорошей.
- Меня сюда устроило моё начальство. Это здание недавно построили, по-моему, турки. Да, внешний вид - ничего. Но медицинское оборудование старое и изношенное. Лекарств в обрез. С бинтами и теми проблема. В общем, сплошная показуха, - посетовал я.
- Ну, погоди, не всё сразу, - вздохнула Шура. - Но я и сама полежала бы в такой больнице.
- Только не накаркай.
- А что? Все мы люди, все под Богом ходим. Болячек у меня скопилась уйма. Но видел бы ты нашу районную больницу! Нищета - страшная! На больных там с потолка штукатурка падает, а со стен - тараканы. Не выдерживают бедные насекомые бытовых условий нашего лечебного заведения.
- Да знаю.
- Откуда, дорогой? Вспомни, когда ты приезжал к нам в последний раз?
- Извини, Шура, мне было всё как-то недосуг, - пробормотал я. Что я мог ещё ответить? Но так уж сложилась жизнь. Не хотелось мне возвращаться после увольнения из армии в свой родной провинциальный городок. Там просто нечего было делать.
- Почему ты молчишь? - спросила Шура.
- Немного задумался.
- Володя, а тех преступников поймали?
- Поймали. Оказались обычными наркоманами. Обкурились - и потянуло на подвиги. Как ни странно, оба из благополучных семей.
- Какая тебе разница, из каких они семей?
- В принципе, никакой, - согласился я. - Но их родители приходили ко мне в больницу с извинениями.
- Тебе, Володя, от извинений родителей ни холодно, ни жарко. Лучше бы денег дали на лечение, - заметила Шура. - А что говорит начальство с твоей работы?
- Начальство? Ему, начальству, никогда не угодишь. Поблагодарили, конечно, поохали. Пообещали выписать премию и попеняли, что я не сумел справиться с какими-то двумя несчастными наркоманами.
- Их бы на твоё место.
- Им и на своём месте хорошо, - усмехнулся я. - А на моё место они собираются взять более профессионально подготовленного охранника. Позавчера, кстати, ко мне приезжала одна продавщица из бутика, Вика. Она сказала, что у них уже работает какой-то бывший спортсмен-пятиборец.
- По-моему, несправедливо.
В курилку осторожно, бочком, вошла молодая женщина в тёмных очках. Накануне её привезли в наше травматологическое отделение. Она встала у окна и, вынув из кармана халата пачку сигарет, закурила.
Вид женщина имела самый жалкий. Она горбилась и старалась прикрыть рукой и воротником свитерка кровоподтёки на своём лице. Пёстрый халат, как на вешалке, болтался на её часто вздрагивающих, острых худых плечах.
Дежурная медсестра рассказала мне вчера строго по секрету, что эту молодую женщину избил её бывший муж.
"Вот изверг. Чуть не зашиб бедняжку до смерти. Ноги бы ему повыдёргивать. Но привыкай, Володя. Больница - это тебе не великосветский раунд", - в завершение произнесла она и принялась за чтение любовного романа из жизни высшего общества.
"Раундом здесь и не пахло", - согласился я с медсестрой.
- Что ж, начальству виднее, кого нанимать на работу, - сказала после паузы Шура.
- Нехорошо, конечно, такое желать. Но хотел бы я посмотреть на действия этого пятиборца, если бы его огрели бейсбольной битой по голове. Тут уж никакие профессиональные навыки не помогут.
- И смотреть не нужно. Ему будет плохо, - кивнула она. - Значит, Володя, с работы тебя уволили?
- Пока нет, но за этим дело не встанет. После больницы мне обещали дать группу инвалидности. А кому нужен охранник-инвалид? Правда, я где-то читал, гунны специально делали себе шрамы на лице, чтобы внушать страх своим врагам. Так что для запугивания грабителей я вполне ещё подойду, - заметил я и шёпотом добавил: - Особенно на пару вон с той мадмуазель у окна.
- Фантазёр ты, Володя. Вы распугаете с ней не только грабителей, но и всех покупателей с продавщицами. Охраннику в магазине следует иметь приятную и располагающую внешность.
- Откуда ж её теперь взять?
- Ну, не волнуйся. Со временем шрамы заживут, а то и вовсе исчезнут.
- Будем надеяться.
- Как там твоя Марина? - спросила Шура про мою гражданскую жену, а точнее сказать - сожительницу. - С ней всё в порядке?
- В абсолютном. Но жить вместе мы больше не будем. Марина не намерена меня содержать, - заметил я, осторожно ощупывая свои рёбра.
- Это Марина тебе сказала?
- Нет. Но, наверное, она так думает.
- Прости, Володя, это как-то не по-людски, - нахмурившись, произнесла Шура.
- Почему? У Марины нет передо мной никаких обязательств. Она вольна поступать как ей угодно. Потом, вроде бы, нашла мужчину своей мечты.
- Тогда понятно. Здесь ничего не попишешь, - согласилась она. - Что ты собираешься делать?
Это был именно тот вопрос, ради выяснения которого Шура и приехала сегодня ко мне в больницу. Но знать бы самому на него ответ. Теперь в Москве у меня не было ни работы, ни жилья.
- Не замыкайся в себе, Володя.
- Я не замыкаюсь.
- Так что ты собираешься делать?
- Понятия не имею, - честно признался я.
- Станешь снимать квартиру?
- На что? Не на пособие же по инвалидности.
- Верно. На это пособие даже не прокормиться. Вот что, Володя. Если ты решишь перебраться жить ко мне, то, конечно, я тебя не прогоню, - с трудом подбирая слова, произнесла Шура. - Ты мой брат. Наша родительская квартира такая же моя, как и твоя. Тебя оттуда никто не выписывал.
Она замолчала и принялась перекладывать свои покупки из одной сумки в другую.
- Ясно, - пробормотал я.
- Но ты знаешь, что характер у моего Геры - не мармелад, - вздохнув, сказала Шура.
Точно. Мармеладным характером этот мой родственник никак не отличался. Нет, чаще всего он бывал вполне приличным и адекватным человеком. Но порой в него словно вселялся бес. Он становился злым и агрессивным. Раздражался буквально по любому поводу - ругался и скандалил, покрываясь красными пятнами и брызгая слюной.
- Володя, ещё одно. У меня больной ребёнок, - напомнила Шура.
- Но он же в основном живёт в интернате, - сказал я, чуть было не добавив "для умственно отсталых", но вовремя прикусил язык.
- На выходные он приезжает к нам. Иногда с ним бывает очень сложно.
- Не представляю даже, как ты со всем этим справляешься. И больной ребёнок, и Гера с его характером, и работа диспетчером в ДЭЗе. Нет, ты заслуживаешь памятника.
- Спасибо, но я привыкла.
- В общем, Шура, я тебя прекрасно понимаю. Но сейчас так уж сложились обстоятельства. Мне совсем некуда деваться, - сказал я. Не хотелось стеснять семью моей сестры. Не хотелось доставлять ей лишние хлопоты и беспокойства - у неё была и без того несладкая жизнь. Но другого выхода у меня просто не было.
- Я обещаю, что проживу у вас недолго. Только подлечусь немного. Потом устроюсь на работу и подыщу себе какое-нибудь жильё, - пообещал я.
- Ни минуты в этом не сомневаюсь, - кивнула она. - Слушай, ты хорошо помнишь дядю Виктора? Ну, младшего брата нашего отца.
- Как же, помню. Но смутно. По-моему, долговязый такой мужик, с лужёной глоткой и косматыми бровями. Изредка он приезжал к нам. Обычно они закрывались с отцом на кухне, сидели там и выпивали. После скандалили до хрипоты, но быстро мирились и снова выпивали.
- Верно, - подтвердила Шура. - Между ними всегда были сложные отношения. Они почему-то никак не могли найти общий язык. Что-то у них там тянулось из далекого прошлого.
- Меня это не особенно трогало.
- Да и меня. Дядя Виктор работал зоотехником на птицеферме в одном подмосковном посёлке. Пока эту птицеферму не разогнали. А полгода назад он умер.
- Жалко. Очень жалко, - заметил я. - Но, кажется, ты мне об этом говорила по телефону.
Молодая женщина в пёстром халате у окна закурила вторую сигарету, сняла тёмные очки и бросила взгляд в нашу сторону. Я приветливо ей кивнул. В ответ она улыбнулась. Но из-за разбитой губы улыбка у женщины получилась кривая и однобокая. Как у гестаповца из старого советского кинофильма, допрашивающего пойманного партизана.
- Стало быть, дядя Виктор умер и отписал мне своё наследство. Правильнее сказать, нам двоим. Поскольку никаких других родственников у него не осталось. Всё его наследство - это двухкомнатная квартира в доме городского типа в посёлке Вихляево. Само собой, с обстановкой.
- Я и не знал.
- Володя, я ж тебе рассказывала о его наследстве ещё осенью, - упрекнула меня Шура.
- Разве? Что-то не помню, - пожал я плечами. Возможно, она действительно мне рассказывала, но я не придал этому никакого значения. Что ж, бывает.
- Сначала я подумала: зачем нам сдалась эта его квартира? Был хотя бы деревянный домик - тогда куда ещё ни шло. Приезжали бы отдыхать летом. А то квартира в посёлке - ни туда ни сюда. Но потом решила: вдруг когда-нибудь пригодится? Чего добру пропадать? Опять же, продать можно. Как твоё мнение?
- Точно, вдруг пригодится, - согласился я. - Но лучше бы дядя оставил нам квартиру в Москве.
- Оно, конечно, гораздо лучше. В общем, начала оформлять наследство. Ты не представляешь, как это сложно у нас с нашими бюрократами. Нужно собрать целую кипу документов, и ходить с ней по разным кабинетам. А у них, чиновников, то огромные очереди, то неприёмные дни, то они уехали куда-нибудь. Я все нервы себе истрепала, даже аппетит потеряла. Не говорю уж о том, что на каждом шагу приходилось давать взятки. Но куда без них?
- Большие?
- Это - как посчитать, - ответила она и, помолчав, добавила: - Извини меня, Володя, я всё записала на себя. Понимаешь, чтобы было меньше волокиты.
- Записала, так записала. Я не в претензии.
- Ну и отлично. Так вот, у нас с Герой есть к тебе предложение. Может, после больницы ты поедешь жить в тот посёлок? Чего нам всем ютиться в одной квартире? К тому же ты человек молодой. Вероятно, приведёшь какую-нибудь девушку.
- Зачем загадывать раньше времени? - смутился я. - Подожду я пока с девушками.
- Ой, не зарекайся. Это ж вполне естественно, и я не намерена тебе мешать. Но как мы в этом случае уместимся в нашей малогабаритной квартире? Вопрос.
- Давай, пожалуйста, не сгущай краски, - попросил я. - Что толковать о том, чего ещё нет.
- Нет, так будет, - убеждённо произнесла Шура. - Но есть один вариант. Я переоформлю все документы и владей имуществом дяди ты один. Но тогда больше ни на что претендовать не будешь. Мы составим соответствующую бумагу. Ладно, Володя?
Как известно, женщины с именами, которые могут быть и мужскими, имеют в характере черты, присущие противоположному полу. У Шуры сейчас это проявилось в полной мере. Женская мягкость сменилась мужской твёрдостью.
- Как скажешь, - кивнул я. С детства привык подчиняться своей старшей сестре.
- Вот и чудесно! Только, дорогой, ты не подумай, что я отправляю тебя к чёрту на куличики. Поверь, у дяди Виктора не так уж и плохо, - быстро сказала Шура, заметив мои колебания. - У него нормальная квартира на втором этаже. Дом городского типа с электричеством, магистральным газом и холодной водой. Есть колонка, чтоб подогреть воду для ванны или душа, - вдохновенно продолжала она. - Словом, квартира полностью пригодна для постоянного проживания.
- Крыша-то в его доме хоть не протекает? - спросил я.
- Нет, не волнуйся, не протекает. За домом следят, - обидевшись, ответила Шура.
- Тогда это то, что мне нужно.
- Конечно. В квартире дяди есть обстановка, холодильник, телевизор. Ну, всё-всё. А сколько в ней всяких интересных вещичек! Но беспорядок там ужасный. Будто Мамай прошёлся. Впрочем, это ерунда. Приберёшь потихоньку, избавишься от лишнего хлама, сделаешь косметический ремонт - и живи там хоть до скончания века.
В раздумье я погладил свою побаливающую шею. Меня настораживало, что очень уж всё славно Шура описывала. Если там и впрямь так замечательно, то почему она сама не переберётся жить туда с семьей? Ведь её квартира в подмосковном городке - далеко не предел совершенства. По сравнению с некоторыми столичными квартирами - просто собачья конура. Странно. Хотя сестра наверняка ответит, что не переезжает исключительно из-за работы, своей и мужа.
- Кстати, как с работой в том посёлке? - спросил я.
- Обыкновенно как - никак. Скверно, как и везде в сельской местности. Но я думаю, что при желании можно всегда чего-нибудь найти.
- До Москвы долго добираться?
- Точно сказать не могу. Но, по-моему, в течение двух часов, двух с половиной. Дорога, правда, неудобная. С пересадками. Да, совершенно забыла. У дяди огромная библиотека, - радостно произнесла Шура. - Даже Гера, насколько не охотник читать, и то в последний наш приезд взял себе несколько книг.
- Сама-то ты часто бываешь в дядиной квартире?
- Нет. Говорю же, далеко ехать, не ближний свет. Видишь, даже прибраться в ней не успела.
- Раз так, то поселяне и поселянки мигом всё разворуют, - заметил я.
- Не разворуют. Я договорилась с соседом Марком Петровичем, чтобы он присматривал за квартирой. Вполне положительный дядечка - рассчитывать на него можно. Мне кажется, что он с примесью еврейской крови.
- Что ж, будем надеяться на Марка Петровича.
- В общем, квартира дяди для нас всех - хороший выход. Только есть одно но. В самом посёлке иногда бывает не слишком приятный запах. Это когда дует ветер с определённой стороны.
- Почему?
- Понимаешь, Володя, такое дело, - замялась она. - Посёлок находится недалеко от мусорного полигона.
- Рядом с городской свалкой, что ли?
- Ну да. Но не рядом, а на некотором расстоянии. Потом, чем она тебя смущает? Это же не ядерный полигон. Местные жители, например, нисколько не жалуются ни на свалку, ни на неприятный запах, - сказала Шура, завершая наш разговор. - Ладно, я побегу. Скоро приеду к тебе с нотариусом. Оформим все документы прямо здесь, в больнице. Конечно, это влетит нам в копеечку. Но зато мы избавимся от всех хлопот. Володя, ты согласен?
- Естественно, - ответил я. Вероятно, самое моё место было сейчас на городской свалке. Дожил, называется.
- Познакомишься там с Помойником.
- Что это за фрукт?
- В посёлке узнаешь.
- Но всё же?
- Да мне самой ничего про него толком неизвестно. Ну, до свидания, дорогой. Быстрее поправляйся, - сказала она, поднялась и звонко чмокнула меня в лоб.
Прихрамывая, я проводил Шуру до выхода из курилки и немного по коридору. Затем, помахав ей рукой, вернулся обратно на свою насиженную кушетку, закурил и взглянул на женщину в пёстром халате, блуждавшую с потусторонним выражением лица у окна.
- Привет! - поздоровался я, возвращая её на землю.
- А-а?..
- Владимир, - представился я.
- Татьяна, - назвалась она, улыбнувшись мне всё той же кривоватой улыбкой. - Простите, я невольно слышала часть вашего разговора.
- Пустяки, нам от людей скрывать нечего.
- Ну, как-то неловко. Знаете, я лежу в палате с двумя старушками - милыми созданиями. И за день они уже довели меня до белого каления своими расспросами и наставлениями. Одно убежище от них - курилка, - оправдываясь, сказала Татьяна. У неё был удивительно красивый голос - низкий и мелодичный. К счастью, побои, нанесённые бывшим мужем, ему нисколько не навредили.
- С моими соседями аналогичная история. Почему-то у некоторых в больнице просыпается педагогический дар - неуёмная страсть к поучительству. Впрочем, несмотря на это, пойду в палату, - вздохнув, сказал я.
- Разумеется, отдохните - у вас такая напористая родственница.
- Что есть, то есть. До скорой встречи, - я поклонился Татьяне, затушил в пепельнице сигарету и поковылял из курилки. На ближайшее будущее у меня были обширные планы. Как-то: размышление над предложением Шуры, чтение принесённых ею детективов и, само собой, лечение получённых боевых ранений. Поэтому скучать мне не придётся.
Если я ещё питал слабые иллюзии насчёт того, что меня всё-таки оставят на прежней работе, то в воскресение утром они окончательно развеялись.
Сразу после завтрака ко мне в больничную палату пришёл менеджер нашего бутика Гарик. С собой он принёс бутылку армянского коньяка и коробку шоколадных конфет, которые водрузил на мою тумбочку, сдвинув с неё газеты и грязную посуду. Потом, разместившись на стуле, протянул мне конверт с деньгами. Чтобы, стало быть, я ни в чём не знал себе отказа. Конечно, в пределах выделенной суммы.
Мы потолковали о том о сём. Но главным образом - о его предстоящей поездке в Турцию. Ведь тогда в магазине он тоже пережил сильнейший шок и теперь нуждался в отдыхе.
Чувствовалось, что Гарика тяготит пребывание в больнице, со всеми её малоприятными атрибутами и лекарственными ароматами. В самом деле, кому все это понравится и к тому же воскресным днём. Посещение больницы - всегда испытание для впечатлительного человека, коим, несомненно, он являлся.
Не меньше Гарика тяготила и возложенная на него миссия. Заключалась она в том, что он должен был сообщить мне: к сожалению, дирекция бутика больше не нуждается в моих услугах. Но мне будет выплачено повышенное выходное пособие. Поэтому я смогу спокойно, не испытывая серьёзных денежных затруднений, подыскать себе новое место работы, которое соответствует моему нынешнему физическому состоянию.
- Володя, мы все считаем, что с тобой поступили несправедливо. Но таковы законы нашего отечественного бизнеса. Потом, по-моему, так даже лучше. Ты поставлен в известность и сразу начнёшь думать, как тебе устроить своё будущее.
- Я уже думаю, как его устроить, - сказал я.
- Вот видишь! Нет, ты можешь судиться с дирекцией бутика, чтобы тебя восстановили в твоей прежней должности. Но, лично я, не рекомендую. Тебе понадобится много времени, денег и здоровья. И не факт, что ты выиграешь дело. Совсем не факт, - заявил Гарик, постукивая пальцами по зеленоватому портфелю с золотыми застежками, лежащему у него на коленях.
- Не в моём характере судиться.
- Правильно. Давай держись, и не унывай.
- Замечательный у тебя, Гарик, портфель, - с восхищением заметил я.
- Из натуральной кожи крокодила, - похвастался он, предлагая мне его пощупать.
- Ты берёшь его с собой в Турцию?
- Да, а что?
- Ты осторожнее с ним там. Турки запросто могут упереть. На твоём месте я оставил бы его дома, - посоветовал я на прощание Гарику, пожимая ему руку. В принципе, он был неплохим парнем, и я, наверное, напрасно это сказал. Теперь перед отъездом у него прибавится тяжёлых дум. Но, действительно, будет жалко, если украдут этот портфель из натуральной кожи крокодила с золотыми застёжками.
- Радуйся, Володя, что в твоём магазине такие совестливые, порядочные люди, - заметил мой сосед по палате Коля, когда за Гариком закрылась дверь. Коля был мелким предпринимателем, владевшим торговой точкой на Черкизовском рынке. Он успешно выкарабкался из крупной автокатастрофы, сломав себе только ключицу, помяв бока и поставив шишку на лбу.
- Я только этим и занимаюсь, - ответил я.
- Вот мой двоюродный брат Герман тоже был охранником. Работал на продуктовом складе. И во время одного его дежурства склад ограбили, а самого связали и избили до полусмерти. Так его начальник - ну, чисто бандитская рожа - заподозрил Германа в соучастии ограбления. И заставил возмещать причинённый ущерб из собственного кармана. А тебе, Володя, повезло. Эти твои из магазина - люди приличные. На коньяк и коробку конфет разорились. Повышенное выходное пособие обещали выдать. Поэтому, я считаю, радуйся.
- Экий ты чудной мужик, Коля! Чему ему радоваться? Он что, умом тронулся? - возразил с койки в углу второй мой сосед Спиридон Михалыч - проще, дед Спиря. Пошёл пенсионер субботним утром в магазин за подсолнечным маслом и куриными яйцами, поскользнулся на обледенелых ступенях, упал и сломал ногу. - Человека искалечили, когда он защищал хозяйское добро. Человек, можно сказать, стал инвалидом. А начальники от щедрот своих раскошелились на какие-то конфеты и дешёвый коньяк.
- Володя, а что турки и впрямь могут стащить тот его портфель? - поинтересовался Коля.
- А кто им помешает? Не ты же. Украдут - и глазом не моргнут, - ответил за меня дед Спиря. - Вороватый народ, в точности как наш.
Разговор моих соседей по палате продолжал проистекать примерно в том же русле. Не вступая в него, я, зевнув, лёг на кровать и повернулся лицом к стене.
В армии я служил на севере в морской авиации в технической службе аэропорта. Иногда в выходные, покидая часть, я отправлялся на берег моря. Вот и сейчас мне хотелось побродить в одиночестве по берегу холодного северного моря.
Если у меня ещё теплилась слабая надежда, что я останусь с Мариной и буду, как и раньше, жить у неё, то после обеда она полностью исчезла.
Марина пришла во второй половине дня. Опустилась на скрипучий стул, стоящий возле моей кровати, и, чтобы подчеркнуть важность момента, положила ладонь мне на руку.
- Прежде всего, Володя, как твоё здоровье? - с придыханием спросила она. - Как ты сам?
- Гораздо лучше.
- Ты говоришь это серьёзно?
- Разумеется.
- Тогда отлично. Володя, нам нужно с тобой объясниться, - выдержав паузу, многозначительно произнесла Марина. - Понимаешь, твоя травма и то, что у тебя проблемы с работой, - ерунда. Это не играет никакой существенной роли. Всё дело в том, что я встретила человека, которого полюбила. Он меня - тоже.
- Так вот сразу?
- Нет, не сразу. Если откровенно, то познакомились мы ещё несколько месяцев назад. Но я не решалась тебе об этом сказать. Я проверяла свои чувства.
Марина - миниатюрная шатенка с блестящими карими глазами - имела весьма миловидную внешность. Но в её лице присутствовала некая неуловимая неправильность. Что это была за неправильность, я понял только сейчас, когда из больничного окна на неё падал рассеянный зимний свет. Заключалась она в полной симметричности правой и левой стороны лица Марины. Такое встречалось нечасто.
Ведь как обычно бывает у всякого нормального человека, включая женщин? Один глаз, как будто, без изъянов, другой же косой и с синяком под ним. Одна бровь тонкая и с изгибом, другая - толстая и прямая. Одна ноздря больше, другая - меньше, но зато с торчащими из неё волосками. Одно ухо сидит выше и прижато к голове, другое - ниже и оттопырено. В одной половине рта зубы есть, хоть и не все, в другой - вообще не предвидится. Бородавка и та, зараза, располагается не по центру, а обязательно где-нибудь на щеке, сбоку от искривленного носа.
Конечно, я преувеличиваю, но в целом - верно. Словом, нет и намека на порядок и гармонию в лице нормального человека.
- Почему ты молчишь?
- Я слушаю.
- Мне показалось, Володя, что ты куда-то отъехал, - упрекнула меня Марина.
- Если отъехал, то недалеко.
- Ну, неважно. В общем, мы с Денисом решили, чтобы он перебрался жить ко мне. Зачем ему по углам скитаться?
- Действительно, зачем? - согласился я. - Кстати, кто он?
- Денис родом с Украины, из Тернополя. В Москве у него маленькая фирма - что-то там связанное с вывозом мусора. Но по образованию он инженер-технолог.
- Ясно.
- Поэтому, Володя, извини. Боюсь, что ты не сможешь больше жить у меня. Я прекрасно к тебе отношусь. У нас с тобой были незабываемые часы. Но время идёт и всё меняется. Потом, если уж говорить начистоту, то мы никогда по-настоящему не любили друг друга, - грустно улыбнувшись, произнесла Марина. - Мне пора. Денис, наверное, заждался. Я привезла тебе бутылку красного марочного вина. И варёную курицу. Съешь обязательно, вкусная! Со специями! В желе! Значит, я побежала. Пока. Счастливо, и не унывай!
У дверей палаты она остановилась и оглянулась. Кивнула мне и моим соседям и пожелала всем скорейшего выздоровления.
- Тебе, Володя, ещё повезло, что твоя Марина на поверку оказалась порядочной женщиной, - заметил Коля после её ухода.
Сегодня сглупа я изменил своему правилу и разговаривал с Гариком и Мариной не в курилке, как с сестрой Шурой, а в палате. Тем самым я дал обильную пищу для пересудов своим скучающим соседям. Придётся мне теперь расплачиваться за эту оплошность, выслушивая их разоблачительные речи.
- Знаешь, как они, бывает, морочат голову нашему брату? Просто караул! - продолжал Коля. - У одного моего дальнего родственника Герберта жена была. Так обобрала бедолагу до нитки. Да ещё рога ему наставляла с кем не попадя. Хоть и наша, татарка по национальности. А твоя Марина курицу вон привезла, вино марочное и сказала всё прямо, без утайки: так, мол, и так - отвали, парень, я полюбила другого.
- Что ему толку от этой её правды? Изменяла бы где-нибудь потихоньку - какая трагедия? - заявил дед Спиря, от переизбытка чувств приподнимаясь на кровати.
- Категорически с тобою не согласен. Правда - всегда лучше вранья, - возразил Коля.
- Это как посмотреть. Потому как от этой правды человеку жить больше негде. Но если бы, скажем, они состояли в законном браке, тогда Володя мог бы начать качать свои права.
- По закону сожитель тоже имеет некоторые права, - буркнул Коля, поглаживая гипс на руке.
- Вот именно - некоторые, - хмыкнул дед Спиря.
- Ладно, довольно меня обсуждать. Нашли себе мальчика для битья, - вспылил я. - И без вас на душе муторно. Вы на самих себя лучше поглядите. Сами звёзд с неба не хватаете. Один разругался со всей своей родней. Второй, бизнесмен недоделанный, не знает, как расплатиться за взятый кредит. Но вот обсуждать других вы мастаки.
Коля раскраснелся и готов был вступить со мной в спор. Но его опередил дед Спиря:
- Ты прав, Володя. Но развлечений у нас здесь кот наплакал. Сколько можно смотреть телевизор и слушать радио. Вот мы и разбираем жизненные ситуации друг друга. А так мы, верно, не слишком удачливые люди, коль сюда попали.
- Вы, возможно, - да, а лично я - нет, - с жаром возразил Коля.
- Дурачок, бРльших везунчиков в больнице не бывает.
- Что ж, по крайней мере, у нас есть повод выпить. За нашего брата, неудачника, - произнёс я и достал из тумбочки бутылку коньяка, привезенную Гариком.
- Если только чуть-чуть, - моментально оживившись, сказал дед Спиря.
- Спасибо, я не буду. Мне вера запрещает, - заявил Коля.
- Молодец, мусульманин. Мы и не настаиваем. Грешить тебе не следует, - похвалил его дед Спиря. - Мы же махнём с твоего разрешения понемногу.
- Хотя подождите. Больным в данном вопросе делается послабление, - поколебавшись, заметил Коля. - Сейчас я порежу лимон.
В понедельник вечером я сидел в курилке и читал очередной женский детектив. Признаться, они мне изрядно надоели. Но читать детективы было куда приятнее, чем слушать в палате бесконечные препирательства Коли и деда Спири.
В курилку пришла Татьяна. Опустилась около меня на кушетку, достала из пачки сигарету и, щёлкнув зажигалкой, закурила. Если лицо Марины поражало своей симметричностью, то лицо моей соседки по кушетке, напротив, отличалось удивительной асимметрией. Причиной тому были не вполне зажившие раны и синяки. Но в целом она выглядела значительно лучше, чем при поступлении в наше отделение.
- Если не секрет, что ты читаешь? - дружески спросила Татьяна. В больнице люди быстро сходятся между собой. Совсем как в поездах дальнего следования.
- Детектив, - ответил я.
- Интересный?
- Одно слово - дамский. Наверное, двадцатый по счёту. Но любопытная деталь. Читая их, начинаешь сам смотреть на мир женскими глазами.
- По-твоему, это плохо?
- Ни плохо ни хорошо. Скорее - противоестественно, - пожал я плечами и посмотрел в окно. На улице, кружась, падали крупные хлопья снега. - Кстати, в криминальную тему. Статистика говорит, что в снегопад совершается больше преступлений, чем обычно.
- Гм. Наверное, преступники считают, что снег скроит следы их злодеяний.
Я поднялся и, как рекомендовал мне мой лечащий врач, для улучшения кровообращения прошёлся взад и вперёд по курилке. Ещё можно было бы присесть, хлопая в ладони над головой. Но боюсь, что это показалось бы невежливым по отношению к Татьяне. Да что там невежливым! Как бы она не сочла меня сумасшедшим!
- Нет, Таня, - сказал я, останавливаясь. - Всему виной генная память. Наши далекие предки не ходили в снегопад охотиться на мамонтов или северных оленей. Коротали время, сидя в пещере, у костра. Ну и тырили от скуки друг у друга каменные топоры и звериные шкуры.
|