Тесенгольц Алексей Харитонович : другие произведения.

Мои воспоминания - начало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Мои воспоминания
  
  Алексей Тесенгольц
  
  У каждого, даже самого заурядного человека, есть свои воспоминания в жизни И, конечно же, случались различные смешные, или просто, забавные истории. Мне, например, было бы интересно сейчас прочесть подобные истории моих родителей. То, что я буду писать, это не мемуары, просто я коротко опишу, происшедшие со мной и моими знакомыми наиболее интересные (на мой взгляд) моменты в различные периоды моей жизни.
  
  Эвакуация
  
  Детство моё было бесцветным. Военные годы помню очень смутно, а после 5-ти -6-ти лет уже чётче. Сестра старше меня на 4 года и хорошо помнит период эвакуации. Она вспоминает, что когда нас везли на Урал, гитлеровские самолёты неоднократно бомбили наш эшелон и только благодаря высокому мастерству машиниста паровоза, который искусно притормаживал в нужное время, бомбы не попали в вагоны.
  Слава Богу, что Он сохранил нашу семью и в дороге никто из нас не погиб и не потерялся. Впоследствии были известны сотни случаев погибших и пропавших без вести.
  Сестра вспоминает, что на одной из остановок мать побежала на станцию и добыла бутылку супа. Неожиданно налетели самолёты и машинист начал свои манёвры. Мать, сколько могла, выдыхаясь бежала за поездом и выбросила бутылку с супом в кусты, чтобы легче было догонять поезд.
  От бдительного ока военных этот манёвр не ускользнул и они усмотрели в нём диверсию. Пока разобрались и проверяли, поезд ушёл. Мать тогда была молодая, красивая и ей как-то удалось объясниться. Её даже на военном эшелоне подбросили до следующей станции, где остановился наш эшелон. Бабушка осталась с нами и кричала на всех языках: " Гыволд!"
  
  Банный день
  
  На одной из длительных стоянок мать затеяла для меня банный день. Когда меня поставили в миску, где намочили и намылили, неожиданно налетели самолёты и началась бомбёжка. Машинист не стал дожидаться моей мойки и тронулся. Все прыгали и забрасывали детей в любые вагоны и куда попало.
  Мне выпало счастье оказаться в грузовом отсеке паровоза, где естественно лежал уголь. Когда меня извлекли оттуда, то с моим окрасом меня мог бы усыновить любой негр.
  Очень часто нас обстреливали, в том числе и трассирующими пулями, и мать постоянно прижимала наши любопытные головы книзу. Но сестра возражала - ей хотелось непременно схватить красивую пульку и доиграться с ней.
  
  
  
  
  Моё позорное детство
  
  
  Был я очень шкодливый тип. Не то, что по-мальчишечьи озорной, а именно пакостный, да ещё и вороватый. Прошло почти 60 лет, но "венгерские события" мне хорошо врезались в память.
  После освобождения Венгрии наши войска остались там, и мой отец дослуживал до демобилизации в одной из авиационных частей. Он забрал нашу семью и мы жили в г. Папа два года. Нас расквартировали в большом доме в нескольких комнатах врача, которого призвали в армию и когда он попал в плен, то по стечению обстоятельств, оказался в нашем городе Бердичеве. Было уже счастьем для его семьи, что он остался жив и, судя по его рассказам, когда он вернулся домой, был вполне удовлетворён условиями жизни в лагере военнопленных. Вернувшись домой, он был очень участлив к нашей семье.
  Думаю, информация о том, как обращались фашисты с нашими заключёнными в концлагерях, и о газовых камерах, и крематориях им было известно. Вполне возможно, что это сравнение их утешало, не считая чувства вины.
  До нас в этой квартире жила семья какого-то майора, которая показала себя не с лучшей стороны. Это можно было судить по состоянию квартиры и настороженному отношению к нам хозяев.
  Мою мать, может поэтому, называли майоршей - отец был старший лейтенант.
  Хозяйка квартиры, не усмотрев в нашей семье какой либо опасности, была с нами очень любезна. Тогда она ещё не оценила моё присутствие.
  Очень скоро я ей дал о себе знать. В одной из комнат стоял белый рояль, и я тщательно изучил его внутренности. Уже не помню, что я там откручивал и отклеивал, к счастью, в нашей семье никто на рояле не играл, и я остался безнаказан. Бил меня отец нещадно, но все его усилия были тщетны.
  Комнаты были обставлены старинной резной мебелью с инкрустацией. Кроме того, гарнитур был украшен всевозможными узорами и окантовкой из латунной узенькой ленты. Я называл её золотой.
  Быстро сообразив, что ленточку можно извлечь, я стал познавать тайны краснодеревщика. Ленточка была запрессована в канавку, которая тоже была окрашена под золото, поэтому сразу и не было замечено моё делопроизводство.
  При уборке мать наткнулась на добротный клубок проволоки за трюмо и не могла понять, что это такое. Я прикинулся невинным ангелом и разделял её тревогу. Но справедливость восторжествовала, и я получил очередной курс ременной терапии.
  Страсти улеглись, а я продолжал исследования. В одной из комнат была библиотека, на полках которой стояли толстые книги с обложками, отделанные металлом и с застежками. Они так искусно были сработаны, что я не смог, к счастью, разгадать секрет мастерства.
  То были тома Библии с плотной мелованной бумагой и цветными иллюстрациями. Хорошо помню изображения с распятием и снятием Иисуса с креста. Каким-то чудом у меня не поднялась рука и здесь нашкодить.
  По периметру дома в Erdgeschos находились всевозможные подсобные помещения и сараи со всяким хламом. У меня там было над чем поработать. Хозяйка часто была шокирована, как это я без разрешения мог что-то там взять или вытащить трубу для своих нужд.
  
  В одном из окон погреба я усмотрел пустые бутылки, соорудил подобие удилища с палочкой вместо крючка и стал выуживать бутылки. Возмущению хозяйки не было предела: она прочла моей матери целую лекцию о моём криминальном поступке, и как я мог посягнуть на чужую собственность.
  
  Салют
  
  Во время праздников пускали ракеты, и выпросить пару штук у солдат было без проблем. В семье не одобряли, что я тащу домой "всякую гадость" и, пристроив связку трофеев в печке за кучкой лучин, стал ждать своего звёздного часа. Было, то ли 1-е, то ли 9-е мая, печь уже не топили и я решил, что до наступления холодов эти ракеты извлеку.
  Но на меня нахлынули много других забот и ракеты в печи были забыты. Они о себе напомнили, когда мать зажгла те приготовленные лучины. Начало отопительного сезона ознаменовалось праздничным салютом. К счастью, мать от испуга захлопнула дверцу и ракеты метались в замкнутом пространстве.
  Конечно, мне опять влетело, да и печь повредилась. Меня это мало волновало, куда больше, почему ракеты не вылетели через трубу и не взвились над домом?
  Помню, что мне сшили маленькую шинель: как сын офицера, я презирал гражданское пальто, а мы, мальчишки, и не допускали другой мысли, что обязательно все станем лётчиками, или в крайнем случае, шоферами. Тогда я уверял одноклассников, что мой отец на истребителе сбивал "Мессеры". О том, что отец со времён войны возглавлял ГСМ (горючесмазочные материалы), моим мальчишкам не обязательно было знать.
  
  Школьные годы
  
  В Венгрии я пошёл в 1-й класс русской школы. Учеником я был - "мечта педагога". Весь процесс школьного обучения был чёрной полосой в моей жизни.
  По возвращении на Украину этот школьный кошмар продолжался. Я не любил учиться и, как говорят: "Прокурил в школьном туалете весь букварь". Любил я только физкультуру и пение, ну может терпел физику, если бы не формулы! Для меня это было "если бы лето, да без комаров!". Любил, когда делали опыты, учитель это уловил и регулярно я что-то там ему помогал.
  
  Перекуём антиквар на свистки
  
  В Бердичеве мы жили в большом одноэтажном, многоквартирном доме. Чердак был общий и большую часть занимали вещи интеллигентной соседской семьи Нималовских. Там был целый склад антикварных изделий. В то время избегали выставлять в доме предметы буржуазного быта, например, подсвечники с позолотой. Для нас с другом это был непочатый край работы. Большинство антиквариата ушло в руки старьевщика в обмен на свистки, карандаши и пр. мелочь.
  
  Пороховых дел мастера
  
  В послевоенные годы не составляло никакого труда найти, порывшись в старых окопах, ржавый пистолет, ружьё, патроны и снаряды.
  
  Бог нас помиловал, но многим нашим сверстникам повезло меньше: кому опалило лицо, кто потерял пальцы или руки, а некоторые поплатились жизнью.
  Мы надпиливали корпус гильзы или патрона, чтобы высыпать порох, который использовали для зарядки самопалов.
  Однажды мы выкопали какой-то снаряд. Я в нашем дворе вкопал его в землю, обложил большой гвоздь камнями, чтобы он стоял вертикально и упирался остриём в капсель снаряда. Затем я взобрался на опорные рельсы столба. Раньше два куска рельса прикручивали проволокой к деревянному столбу, который не касался земли и не сгнивал от сырости.
  Друг подавал мне камни, а я пытался попасть в гвоздь, который стоял на капселе. В восьмилетнем возрасте мы были уверенны, что снаряд после выстрела войдёт глубоко в землю, ведь из ствола пушки он вылетает бойком вперёд! Мимо проходил сосед и заинтересовался нашим экспериментом. Я ждал от него дельные советы, но, увидев снаряд, он побледнел и на несколько секунд онемел. Этого времени мне хватило сориентироваться, что нужно бежать. Целый день я где-то бродил, пока не улеглись страсти перепуганных соседей. Но отец с ремнём, как в почётном карауле, терпеливо ждал меня.
  
  Смерть вредителям!
  
  Мать моего друга охраняла огромный погреб, где какая-то организация хранила овощи. Там было множество голых слизней, и нас поощряли, когда мы их собирали и выбрасывали. Как-то мы их насобирали особенно много и решили по всем воинским законам расстрелять этих несчастных беспозвоночных. Зарядили свои самопалы порохом и дробью, сложили в углу приговорённых и почти одновремённо прозвучали наши залпы... Нет, с нами ничего страшного не произошло, но мы не могли раскрыть ни глаз, ни ртов - всё было залеплено останками этих слизней.
  Старший брат моего друга оказался более предприимчивый: он в этом погребе показывал диафильмы, сдирая с таких, как мы по 10 или 15 копеек. Он заготовил примитивные билеты и мы спускались в "кинозал".
  По той же системе мы стреляли из воздушного ружья по мишени кисточками. В те годы и диафильмы, и пневморужьё было редкостью. Если б он сейчас был жив, то стал бы крупным дельцом.
  
  Кошачьи разборки
  
  В нашем дворе, в соседнем доме жила моя тётя (сестра отца). К её дню рождения мама спекла торт и послала меня отнести имениннице. Пересекая двор, я увидел, что на нашу благородную кошку покушается какое-то облезлое трёхцветное страшилище. Я аккуратно поставил торт на невысокую крышу погреба, на цыпочках подкрался к кошачьей разборке, ловко схватил облезлого пришельца за шиворот и ещё за что-то и поднёс его к нашей кошке на расправу. Спустя несколько секунд я уже был в шоке: мои руки превратились в нечто невообразимое в царапинах разных размеров и в различных направлениях примерно, как шедевр абстракциониста.
  При этом боль была неимоверная, как будто мои руки ужалили миллион пчёл одновремённо. Почему-то кошачьи царапины вызывают сильную боль.
  Когда страсти улеглись, мать вспомнила о торте. Кошки, позабыв недавний инцидент, с удовольствием дегустировали торт. Он был ещё цел, но, даже местами, облизанный кошками, утратил своё праздничное предназначение.
  Это был уже второй случай в моей жизни из серии кошачьего пиршества. Ещё живя в Венгрии, мать тоже спекла торт к моему дню рождения. Он в готовом виде был выставлен на рояль. Через какое-то время кошка аккуратно слизала весь крем, но обошлось без кровопролития.
  
  Лестничная трапеза
  
  К дому, где жила моя тётя, вела старая, добротная и широкая деревянная лестница. На ней постоянно восседали соседи, ведь это было время коммуналок.
  Здесь отдыхали, вышивали, выносили еду в мисках, делились информацией и, конечно же, обсуждали отсутствующих соседей и общих знакомых. Сейчас телевизор вытеснил эти посиделки, хотя в них была своя прелесть.
  Тётя меня часто потчевала на этой лестнице, там всё казалось вкуснее, и я с удовольствием всё поедал на свежем воздухе. Чтобы мама не запрещала там кушать, я постоянно нахваливал, что у тёти Сони был очень вкусный суп или борщ. Тогда я даже не догадывался, почему у мамы на лице играет загадочная улыбка Джоконды. Позже выяснилось, что она относила еду тётке, а та меня "угощала". Дома всё было невкусно, другое дело - на лестнице!
  
  Так я школярничал
  
  О том, какой я был ученик - было упомянуто. В выдумках, чтобы не учиться, моя фантазия работала довольно ладно. Зимой я над столом учителя на потолок прилеплял снежку. Я рассчитывал, что в процессе таяния она по капле размоет мои двойки или мою фамилию, но капало совсем не на нужный объект.
  Кислотой на переменке я смазывал стул учителя, надеясь на то, что, испортив платье или брюки, преподаватель не придёт на следующий день в школу и много других мелких пакостей, что было придумано до меня. Неоднократно утром раскрыв глаза я делился с матерью тревогой, не сгорела ли школа и может быть сегодня отменят занятия?
  Учиться я упорно не желал и ничего нельзя было сделать: может быть было упущено начало, т. е. основа закладки знаний, или я был безнадёжно тупой. Со мной и сестра занималась: я даже ей отвечал выученное, но утром всё было забыто напрочь.
  Недавно сестра напомнила логику моего мышления тех лет: "Папа нужен, чтобы зарабатывать деньги, мама варит, стирает, шьёт и т. д. А зачем нужна Шелька? Пусть умирает".
  
  Расстрел учителя
  
  Отец, вернувшись после командировки из Москвы, привёз мне игрушечный пистонный пистолет. В те годы они ещё не продавались, разве только в столичных городах. Конечно же, я взял его в школу.
  На одном из уроков учительница, удивившись моему вниманию, обращалась с объяснением нового материала непосредственно ко мне. Неожиданно я хладнокровно вынимаю свой пистолет и, не моргнув, дважды в неё стреляю без пистонов. В моём воображении в то время разворачивались военные действия и, в самый кульминационный момент, я расстрелял самого главного фашиста.
  Моё оружие было конфисковано, позвонили отцу, поведали о моём терроре и меня позвали к телефону.
  В потоке угроз я воспринял только: "Домой не приходи, убью!". Моё горе разделил одноклассник, получивший двойку, которому тоже был обещан подобный "приговор" и мы решили отодвинуть день нашей казни.
  
  Вдали от дома
  
  Мы немного пошатались в поисках пристанища и облюбовали дом с приличным чердаком. Допоздна мы наблюдали через слуховое окно, как суетились на улице прохожие и завидовали им. Ночь была неспокойная на непривычном ложе. Как-то промучились мы в большом ящике, где из стенок торчали большие гвозди. Мы их всё время задевали и они звенели, как гитарные струны. Утром, ощущая страшный холод и голод, выбравшись на улицу, мы решительно направились к школе в надежде погреться и поесть чего-нибудь.
  Мы переживали, что в такой холод могут отменить занятия, а было-то всего градусов пять тепла, но нам казалось, что мороз - 30№. Во дворе школы нас встречали, как почётных гостей. Стояли наши мамы с заплаканными глазами, остальные были тоже чем -то перепуганы. Мы и не предполагали, что наши родители эту ночь не спали и ещё были задействованы службы поиска пропавших детей.
  Отец утром не пошёл на работу и ждал сообщений, наверное, не выпуская из рук мой любимый старый, потрескавшийся офицерский ремень. Когда я явился, он наградил меня испепеляющим взглядом и ушёл на работу. Мать меня успокоила, что папа на этот раз не будет меня бить.
  
  Можно всё запомнить и без 25-го кадра
  
  По географии задали выучить все союзные республики и их столицы. Мать предупредила, что будет лично меня проверять. К её удивлению, я отчеканил ей всё на уровне отличника. Ещё больше она удивилась, когда мне по этой теме поставили двойку.
   -Вот видишь, я говорил, что географичка ко мне придирается!
  Через какое-то время, вытирая окно, мать увидела странный узор на стенке у окна. Надев очки, она ещё раз повторила все союзные республики и их столицы. Я уже не помню, была тогда мать или сестра.
  
  Зарождение отечественного конькобежья
  
  Как и все мальчишки, я страстно желал научиться кататься на коньках. В те годы в магазинах свободно коньки не продавались, но мы как-то ухитрялись доставать старые и переделывали на свой лад.
  Коньки с круглыми носками назывались снегурками. С помощью верёвок и палки коньки прикручивались к валенку на носке и пятке. Держались такие крепления довольно прочно, но нужны были именно войлочные битые валенки. Верёвка скручивала и сжимала обувь с большой силой и это чувствовалось даже через валенок.
  
  Первые заезды я пробовал у водопроводной колонки, где всегда летом были лужи, а зимой лёд. Бесчисленное количество падений и ушибов, что должен был пройти каждый начинающий - и я начал пробовать выходить на дорогу.
  Булыжная мостовая покрывалась слоями снега, машинами тщательно утрамбовывалось и получалось довольно гладкое покрытие.
  
  Обретя некий опыт, мы переходили к следующему этапу конькобежного спорта. В тех же снегурках отпиливались полукруглые носки, заостряли переднюю часть, и коньки уже назывались обрубыши, которые были удобны для разгона. Хотелось больших скоростей, но это было сложно; во-первых, коньки были широкие, во-вторых, в валенках не разгонишься, да и ещё наша экипировка состояла из ватного пальто или телогрейки и широких шаровар из чёртовой кожи. Спортивные костюмы были непозволительной роскошью.
  Но душа просила скоростей и мы длинными крючками из проволоки цеплялись за борта проезжающих машин.
  
  Это считался довольно высокий класс езды и опасный. Ехать за задним бортом - не видно дороги и при торможении можно врезаться в борт. Держаться в стороне, обзор хороший, но правый край дороги был с большими неровностями, сугробами и самое главное, водитель видел нас и специально вилял к обочине, чтобы от нас избавиться. Для некоторых этот слалом заканчивался очень печально.
  
  В начале 50-х стали появляться настоящие крепления на ключах, и можно было ездить в ботинках. Отец, видя моё стремление к единственно полезному увлечению, привёз из Москвы ботинки с настоящими беговыми коньками. Это было воплощением мечты и объектом зависти всей ребятни. Я уже вполне сносно ездил и готов был к более высокому этапу, по крайней мере, я тогда так считал.
  
  Но, как бы не так: ботинки были на несколько номеров больше моей ноги, они предназначались и для моей старшей сестры и, вообще - на вырост. Мать сшила матерчатые (ватные) валенки, но ноги ёрзали в них, а узкие коньки зарывались в снег. Эти коньки (мы их называли дудыши) предназначались для льда. Пришлось нам посещать каток и учиться осваивать настоящие коньки на нормальном льду, по сути, начинать всё сначала.
  
  Некий Мейер жил у самой реки и летом возглавлял лодочную станцию, а зимой каток, который содержался на приличном уровне. Там была раздевалка, давали напрокат коньки с ботинками, освещение, музыка и надлежащее содержание льда. Кто помогал чистить лёд, катались бесплатно.
  
  Много лет спустя спорткомитеты и разные спортивные общества никакими катками вообще не занимались.
  
  Наши кумиры
  
  Круг моих друзей тоже был далеко не высокого уровня и мы друг друга стоили. Мы тянулись за старшими, стараясь во всём им угодить. Им было по 16, а нам по 10 и эта возрастная разница - целая пропасть.
  
  Когда они играли в мяч, который тоже был редкостью, мы, малыши, стояли во втором или третьем круге, чтобы, кому посчастливиться, подать, улетевший мяч.
  
  Если старшие ходили воровать, они использовали нас стоять на "стреме" или на "шухере". Воровали на станции уголь, сою, но бывали и более серьезные кражи. Чтобы со мной хоть как-то общались (я был там единственный еврейский мальчик), я не отказывался, да мне это и нравилось!
  
  Но, святая святых был футбол. Других массовых развлечений не было, и это доходило до фанатизма. Дирекция и администрация всегда присутствовали на всех матчах. После очередного гола оркестр играл туш, и это было слышно далеко за пределами стадиона и подбадривало тех, кто не мог присутствовать. Игроков заводской команды боготворили, о них ходили легенды и это не преувеличение.
  
  Цена пропущенного гола
  
  Накануне одного из городских финальных матчей тренер команды кожевенного завода попросил вратаря нашей заводской команды пропустить гол, чтобы проиграть. За это ему пообещали пару хромовых сапог. Вратарь Илюша Световой был человек порядочный и предоставил это предложение решать команде.
  
  Так как послевоенное время было голодное, футболисты единодушно решили проиграть. Хромовые сапоги были проданы и на деньги купили еду себе и семьям. Это был благородный поступок, и его по достоинству оценили.
  
  Высоцкий, ты не прав
  
  Вообще, я не любил футбол и, может, как ни странно, это спасло меня от дальнейших неприятностей. Я понемногу отошёл от своей компании, которая выполняла любое желание или прихоть старших товарищей. Некоторые попали в тюрьму, кто-то спился, а иных уже нет в живых.
  
  Лет 30 спустя меня кто-то окликнул и, минуту поговорив, я с трудом вспомнил одного из старших товарищей, которым я подавал мяч. Он вернулся из тюрьмы и обживался. Мучительно ища общую тему для разговора, мы остановились на кино. Он находился под впечатлением фильма "Место встречи изменить нельзя" и стал возмущаться, что Высоцкий скомпрометировал себя в роли Жиг лова и, что он "западло". Доводы о том, что тот актёр и завтра сыграет роль любого "зэка" ни к чему не привели. Проведя много лет в зоне мой "приятель" приобрёл другие взгляды на жизнь, и понять его может только ему подобный.
  
  Другого "друга" я сам узнал. Тот был совсем не агрессивно настроен, а даже наоборот - вполне весел. Отбыв на лесоповале свой срок, он то ли остался, как вольнонаёмный, то ли был не выездным, не помню.
  
  Когда я спросил, завязал ли он со старым, тот смеётся: "Стою в автобусе, а впереди у лоха из пиджака выглядывает портмоне. Я его подцепил, раскрыл, а там рублей двадцать и я их положил назад. У меня в боковом кармане сертификатов на 50 тысяч, а пальцы всё равно тянутся".
  
  Нужна печать Министра обороны? Нет проблем.
  
  Встретив моего самого близкого друга детства, узнав, что у него проблемы с работой, решил помочь ему. Я занимал административную должность на одном предприятии и рекомендовал туда его, как хорошего мастера. Мы долгое время не виделись и я не знал, что тот стал пьяницей.
  
  Через короткое время его уволили, и когда я встретил его мать, то спросил чем занимается Сеня и на что он пьёт? Она со слезами отвечает, что он подрабатывает, чем может.
  - Ну, например?
  Она оглядывается:
  - Ты никому не говори, он подделывает документы.
  - Как это, подделывает?
  - В пивных он знакомится с бывшими военнослужащими, которых уволили со службы за "пьянство" и лишили пенсии. В их военных билетах он подделывает записи, изготовляет из резины печати и закрепляет эти подписи.
  - Не хило!
  Пожил Сеня ещё несколько лет и пополнил список остальных наших бывших кумиров. Но всё это было позже, я забежал вперёд.
  
  
  Мы строили и, наконец, построили
  
  
  Отец задумал построить дом, и я тогда познал все прелести подсобного труда. Неоднократно меня поднимали ночью, чтобы разгрузить машину горячего кирпича, а днём его переносить на другое место. Все материалы были "дефицитом" и свободно ничего не продавалось.
  
  После работы приходили друзья отца и помогали, как могли. Среди них были первоклассные мастера своего дела, и я любовался, как ладно у них всё получалось. Не обошлось и там без курьёзов, с кем-то я там подрался, но это не заслуживает внимания.
  
  Все столярные работы выпали на долю моего двоюродного брата. Был он на лет десять старше меня и был мастером на все руки.
  
  В одной мастерской он с рабочими делали окна, двери, лутки и другую столярку. Я им принёс еду и, засмотревшись, ударился головой об стропило. Сухая балка зазвенела и все кинулись ко мне. Это я так подумал, что начнут утешать и жалеть мою пострадавшую голову. А они собрались около балки и стали искать на ней трещину от моего удара.
  
  Было обидно и из-за этого ещё больнее. Такие уроки рабочего юмора мне частенько приходилось испытывать, да и не только мне... Тяжёлый, подсобный труд пошёл мне на пользу, в свои 14 лет - я окреп и возмужал.
  
  Но школа по-прежнему продолжала меня угнетать и было ещё много позорных страниц в мои школьные годы. Каким-то образом я закончил семилетку, просидев в каком-то классе два года и с помощью отца, который занимал высокое положение на заводе, поступил в техникум.
  
  Учебной основы у меня не было и, вряд ли я бы там учился без помощи моей будущей жены.
  
  Наша группа в техникуме была довольно дружная. Был совершенно другой контингент людей, в котором я находился раньше. Здесь было много евреев, а в школе я был один.
  
  Праздники мы отмечали в нашем доме. У нас не было элитарных групп. Я обходил всех подряд и предлагал участвовать в наших складчинах. В то время по три рубля было вполне достаточно.
  
  Пополним закрома Родины
  
  Поездки в колхоз на уборку урожая нас очень сблизили. Всё это потихоньку меняло и формировало мой непростой внутренний мир. Общение и дружба с Линой сыграло решающую роль.
  
  Когда мы жили и работали в колхозе продолжительное время, то устраивали художественную самодеятельность. В основном нас хорошо принимали и неплохо кормили, но были и исключения: то нам мяса не додавали, то молока. Впервые мы пытались бороться за свои права и жаловались в райком. Чего-то мы добивались, но не всегда нам сходило. Однажды, когда мы уже уезжали домой и стояли в ожидании машины, привезли два бидона парного молока, которое нам недодали.
  
  Мы почуяли, что справедливость восторжествовала, на радостях пили, кто, сколько мог, и даже через силу - принципиально.
  
  Победу мы торжествовали недолго; едва отъехав от села, наши желудки взбунтовались и мы стали стучать по кабине, чтобы остановили у леса. Парное молоко, да ещё в таком количестве, взыграло своё действие и по пути к дому мы довольно часто разделялись - мальчики налево, девочки направо. Думаю, руководству колхоза об этом доложили и они радостно потирали руки.
  
  "Энтузиазисты", вперёд!
  
  На следующий год мы своим организмам опять напомнили о полном очищении.
  Из соседнего колхоза приехал представитель и предложил желающим подзаработать на разгрузке сахарной свеклы из вагонов. Тарифы были заманчивые и мы (мальчики), полные энтузиазма, без разрешения классного руководителя отправились вечером на место разгрузки. Впереди шагал Игорь Розенберг и восклицал: "Энтузиасты, вперёд!".
  
  Мы приступили к работе, когда стало совсем темно. Нам объяснили, что нужно раскрыть боковые люки и свекла посыплется самотёком. Штатные грузчики носились с какими-то досками и щитами, но мы не понимали для чего всё это?
  Откинули нижние люки и свекла действительно сама хлынула вниз, но это было мизерное количество, по сравнению с тем, сколько её лежало в вагоне.
  
  Те, кто обладал навыком и техникой разгрузки, быстро справились и перешли к следующим вагонам, а мы провозились всю ночь. Буряки конусные, плотно прижатые друг к другу и мы выковыривали их по одному, изнемогая из сил.
  
  Когда, наконец, мы опустошили вагон, оказалось, нужно ещё убрать все те бураки, которые высыпались на рельсы под колеса вагона. Тогда до нас дошло, для чего наши соседи носились со щитами и досками. Буряки сыпались и скользили по ним, не попав на рельсы под колёса.
  
  Когда мы явились за расчётом, то получили соответственно во много раз меньше, чем выплатили постоянным разгрузчикам. Всё это происходило на сахарном заводе и мы, пока ожидали оплату, бродили по территории и глазели. Где-то мы набрели на патоку и, убедившись, что она сладкая и вполне съедобная, приложились к ней, компенсируя свой неудавшийся трудовой подвиг.
  
  Добравшись до своего жилья, мы расслабились, очень хотелось спать, мы чувствовали дикую усталость и самое жуткое, что сладкое лакомство дало о себе знать по полной программе с вытекающими последствиями. Наши желудки отказались переваривать отходы сахарного производства под названием патока.
  Ни о какой работе не могло быть и речи. Конечно же, была разборка с "классным" и из героев - энтузиастов мы превратились в объект насмешек.
  
  Вскоре после операции (патока), приехала мать наиболее пострадавшего Игоря "Камертона" проводить следствие. Это не фамилия, а кличка. На уроке русской литературы Игорь рассказывал биографию Пушкина и сказал, что тот работал при дворе камертоном (вместо камергером). Этого оказалось вполне достаточно.
  
  Мы были молоды, всё скоро забылось и уборочная страда завершилась. Деньги за уборку урожая нам выдали, но после всех вычетов за питание и ещё за что-то, мы получили смехотворную сумму - чисто символическую, но мы не роптали.
  
  Модель от Тесенгольца
  
  С Линой мы уже серьёзно встречались. Как-то я зашёл за ней, чтобы пойти к нам домой. Привычно снял пиджак и накинул его на спинку стула.
  
  Через некоторое время Лина пошла одеваться, а я схватил со спинки стула свой пиджак и стал её дожидаться. Она никак не могла найти своё платье и надела что-то другое.
  
  Шли мы не спеша, минут 20 и меня удивило, что те, кто нас обгонял, оглядывались на нас и счастливо улыбались. Мало ли, наверное, мы красивая пара, вот и завидуют.
  Подошли мы к нашей калитке, я её открыл и прошёл вперёд. Завернув к лестничке, я увидел Лину, стоящую за калиткой, рыдающую от смеха. Оказывается, когда я накинул на спинку стула пиджак, там уже лежало её платье. Надев в спешке пиджак, я подцепил и платье.
  
  Так я прошёл пол города и никто мне не мог сказать, что за моей спиной из- под пиджака висит добротная часть цветного платья.
  
  А у кольца начала нет и нет конца
  
  На 3-ем курсе все должны были отработать на практике. Мой отец походатайствовал, и нас с Линой послали практиковаться в Москву.
  
  Это было лучшее время нашей жизни. Мы были молоды и беззаботны, да ещё вдали от родителей. Хоть никто и не мешал нашей дружбе, но в огромной столице среди миллионов людей, где никому не было до нас дела, мы спокойно могли ходить, держась за руку.
  
  У нас были целомудренные отношения, как у тургеневских героев и счастливее нас не было в мире.
  
  Мы попали на завод "Станкостроитель". Оборудование, которое мы там увидели, было нам известно только по учебникам. Мы ходили, раскрыв рты, и ахали, но через короткое время рты у нас закрылись и наши интересы переместились за пределы завода. Нас прекрасно понимали и работой не обременяли.
  
  Денег нам дали немного, но в то время цены были другие, да и мы были неприхотливы. Лина жила у своего дяди, а я у друзей моего отца.
  
  Ездили на завод порознь, а иногда где-то встречались, чтобы ехать вместе. Однажды договорились встретиться на станции метро "Курская". Я приехал раньше и прохаживался. Потом до меня дошло, что мы не уточнили на какой именно станции "Курской", линейной или кольцевой.
  
  Я стал мотаться по станциям, но тщетно. После третьего или четвёртого рейса ко мне подошёл милиционер и предложил следовать с ним.
  
  После путанных моих объяснений они разочаровано поняли, что этот местечковый молокосос никакой угрозы для метрополитена не представляет.
  Лина уже ждала меня на заводе и волновалась. Конечно, она оказалась ленивее меня и по станциям не моталась.
  
  
  
  
  Путёвка в жизнь
  
  Весь преддипломный период подготовки и защита дипломной работы были для меня нелицеприятны, как-то я защитился и мы с Линой, не без помощи отца, получили направление на наш завод.
  
  На побегушках мы были недолго и вскоре Лину устроили в технологический отдел, где она и проработала до пенсии, а я пожелал начать с ученика фрезеровщика и спустя полтора, два года получил рабочую квалификацию.
  
  Захотелось мне попробовать свои силёнки на ИТР-овской должности, отец договорился, чтобы меня назначили в ведущий цех технологом. Ведущий цех - громко сказано, просто там было место. Да и технолог, по сути, мальчик на побегушках, обеспечивающий подготовку инструментов и приспособлений к моменту изготовления деталей.
  
  Про армию подобных работников удачно выразился Никита Михалков: "Кипучие бездельники". Сотни людей делали более или менее добросовестно нужную, а чаще вообще ненужную работу, в результате технический прогресс в целом топтался на месте.
  
  
  Запахло армией
  
  
  Я достиг того возраста, что встал на учёт в военкомате. Физически я был здоров кроме зрения, наверное, об этом позаботились гены всех моих предков.
  
  Довольно унизительная церемония была стоять голым перед членами комиссии, в которую входили и молодые девушки. Много лет понадобилось высшим чинам, чтобы в их мышлении произошла эволюция. Сейчас разрешено допризывникам оставаться в плавках.
  
  В первый год меня забраковали по зрению. У меня было желание служить в армии и я сожалел, что не прошёл.
  
  На следующий год вся церемония медкомиссии повторилась, но более в жёсткой форме. Меня и мне "подобных" отправили в житомирский областной госпиталь на обследование, как на предмет симуляции. Заключение было беспощадным - не годен.
  
  По-моему, всё повторилось и на третий год. Это уже было слишком. Душа моя возроптала и, видя безнадёжность моей солдатчины, мы с Линой надумали расписаться.
  
  Решение не было спонтанным: мы сидели за одной партой и столько дружили, что было уже неприлично быть не женатыми.
  
  
  
  
  Жених на костылях
  
  Помниться, мы подали заявление в ЗАГС, то ли собирались, но свадьбу пришлось на месяц отложить. С производства регулярно посылали людей отрабатывать на стройку. В обеденный перерыв два великорослых придурка решили померяться силами. Так как бойцовый ковёр отсутствовал, пришлось бороться на железобетонных плитах. Ступня попала между плитами и при обоюдном падении хрустнула большая берцовая кость. Понятно, что этим счастливчиком оказался именно я.
  
  Гипс, больница, костыли, да ещё мне неделю не оплатили, т.к. нашли это не несчастным случаем на производстве, а баловством. На регистрацию брака я шёл ещё хромая, мне не хотелось хромать даже с палочкой. В 61-м году всё было скромнее, по крайней мере, у нас. Не требовалось присутствие свидетелей, мы были только вдвоём, да ещё во временном помещении городского комитета комсомола - в городском ЗАГСе был ремонт.
  
  При формальном заполнении протокола Лину спросили, на чьей фамилии она отныне будет? Я скромно молчал, и она пожелала остаться на своей - Кравченко.
  
  Заведующая ЗАГСОм начала её то ли стыдить, то ли уговаривать: "Как так, только начинаете семейную жизнь, а уже разные фамилии!" Лине, как порядочному советскому человеку стало стыдно, и она согласилась на Тесенгольц.
  
  Накануне я спрашивал или она перейдёт на мою фамилию, нет, не хотела. Жить в то время, когда ещё свежи в народной памяти события с делом врачей, носить фамилию Тесенгольц вместо Кравченко, было почти подвигом.
  
  После торжественной церемонии, уже на улице, Лина спросила, почему я не поздравляю её? Ах, да! Я извлёк обручальное кольцо, и она протянула свой пальчик. В те годы не требовали прилюдно надевать кольца. Я никогда не испытывал желание носить кольцо и проносил это нежелание по сей день.
  
  Окольцевав Лину, я завершил своё поздравление и хмыкнул: "Ага, не вышло!". Она прекрасно поняла, что я имел в виду и в течение всей жизни при каждом удобном случае высмеивала меня за такое поздравление. Формально она оставалась на своей девичьей фамилии. На тысячах технологических бланков она расписывалась по-старому и все её называли только Кравченко. Думаю, она этим очень гордилась, чтобы оправдать ту, свою минутную слабость в ЗАГСе. Зато здесь, в Германии она настоящая Frau Tesengolts, a нe Krawtschenko. Не один нормальный немец такую фамилию не выговорит.
  И свадьбе было этой места мало...
  В те годы мало кто делал помпезные свадьбы в ресторанах. Всё пиршество происходило в нашем доме. Надо сказать, мало кто имел такие хоромы и три комнаты считалось роскошью. Невеста была не в фате, а в скромном голубом платье, а вместо оркестра играл баянист, и то хромой - наш сокурсник. Казалось бы, дом большой, а фактически каждая семья имела по одной комнате. Мать с отцом, сестра с мужем и мы с Линой, как в коммуналке, толкались на одной общей кухне.
  
  Семейная трагедия
  У отца с матерью были очень напряжённые отношения. И это было всё время, сколько я себя помню. По-моему, он и после войны вернулся в семью из-за нас с сестрой. Отец гулял, любил застолья с друзьями и с начальством, но пьяницей он не был.
  В далёкие 30-е годы мой бедующий отец полюбил красавицу Маню Фраер, они тогда играли в одном духовом оркестре.
  Старенькая никелированная труба - корнет лежала в большом сундуке на том самом чердаке с антикваром. Я её очень тщательно изучил на предмет разборки, но увы, все места соединений были мастерски подогнаны, заклёпаны и спаяны.
  Я пытался в неё дуть, но ни одного приличного звука не смог извлечь. Несколько раз я пытался воспроизвести главного горниста непобедимой армии или на худой конец пионерского горниста, мой интерес к трубе иссяк.
  Родители даже не проявили попытку учить нас музыкальному искусству. Обо мне речи и не могло быть, но и сестру не обучали, хотя в школе училась она неплохо.
  Отец был начальником электроремонтного цеха, а мать не работала, т.е. это называлось домашняя хозяйка. Всеми деньгами заведовал отец и свою хозяйку он не особенно баловал.
  Сколько я помню, мать всё время что-то нам с сестрой перешивала из старых папиных вещей на немецкой швейной машинке "SINGER".
  У него продолжительное время была любовница Маруся, которая работала кладовщицей в его цеху. Это была тема вечных раздоров, не считая его курортных романов.
  Мы с сестрой не любили отца - он был деспот. Не помню, чтобы он с нами играл или просто возился по-отцовски.
  Нередко, когда он читал газету, мы с сестрой стояли попеременно за его спиной и почёсывали ему голову. Иногда мы мыли ему ноги, наверное, он считал, что нам это приятно или вообще большая честь.
  А однажды после очередного омовения он предложил поцеловать ему ноги, за что будет вознаграждение в 1 рубль.
  Это не значит, что отец был тираном, но элементов этакого буржуазного мещанства у него хватало.
  Он был не жаден, и если это не выражалось в семье, то только из-за неумения матери найти разумные действия.
  Он помогал совершенно чужим людям: то ли выписать строительные материалы, то ли устроиться на работу и т.д.
  С Линой работал её коллега, который как-то рассказал, что, вернувшись из армии, он не мог устроиться на работу, а в деревню не хотелось возвращаться. Сидит на крылечке возле отдела кадров и думу гадает.
  Проходит мимо мой отец: "Чего зажурился, солдатик?". Он ему и рассказал свои проблемы. Через полчаса его уже оформили учеником токаря. Тогда это было большое везение.
  И подобный эпизод был далеко нередким. Я уже писал, что отец занимал высокое положение на заводе и часто его использовал на добрые дела.
  Вскоре отец и вовсе ушёл жить к Марусе, у них родилась дочь. Маруся была неплохой женщиной и мы с сестрой иногда посещали их дом к огромному возмущению моей матери.
  Может, всё бы и продолжалось ещё много лет, но на заводе выбрали нового председателя парткома, некого Бульбу. Где бы ни появлялся этот номенклатурный работник, он считал своим святым долгом все административные должности освободить от евреев.
  Принципиальный коммунист
  Бульба, изучив досье моего отца, без труда нашёл компромат и завёл задушевную беседу с моей матерью. Пообещав поговорить с моим отцом и пожурить его на парткоме, Бульба попросил мать написать заявление в партком, чтобы иметь основание развивать свою деятельность.
  Понятно, та по наивности "накатала телегу", в душе надеясь на спасение в любой форме. А уж парторг постарался и задействовал все формы наказания: были проведены все мероприятия на предмет исключения отца из партии, на городской доске "Крокодила" был изображён отец в окружении любовниц, да ещё и освободили от занимаемой должности.
  Сестра с мужем и я с Линой пошли в горком партии узнать, что происходит и за какие преступления столько наказаний? В партию отца восстановили, но не более и перевели на другую работу бригадиром шефмонтажа.
  Бульба тоже долго не "задержался" на заводе и его поспешили сплавить в маштехникум директором. Возглавлять такое учебное заведение довольно престижно, но это было серьёзное понижение в должности.
  Оставаясь до конца принципиален, он в первую очередь взялся за очистку преподавательского состава от ненавистных ему евреев.
  По-моему, он там протянул до пенсии и бесславно был забыт. Ему, конечно, было обидно, что его не оценили. Вот родиться бы ему раньше, он в 37-м году показал бы, на что способен.
  
  Солдатчина
  
  Подошло время очередного призыва и повторились все процедуры. Зрение у меня не стало лучше, зато в законе изменилась статья или пункт, по которой я оказался годен к нестроевой службе. Знать, то не женился бы.
  
  В житомирском областном госпитале я познакомился с таким же "дезертиром", как я, Володей Саленко, и мы с ним попали в одну часть. Везли нас в вполне комфортных условиях, в плацкартных вагонах. С нами в купе был ещё один приличный парень, Валик Багинский, вот мы втроём и держались.
  
  Привезли нас в Эстонию и там мы проходили карантин. После бани выдали нам форму. Старшина каждого спросил, какой номер сапог? Меня накануне предупредили, чтобы я брал на номер больше под портянки, а старшина ещё и от себя прибавил размер.
  
  Вначале, когда сапоги были деформированы, они были впору, но после нескольких дней мои ноги в них болтались. Хорошо, что была зима и я что-то там намотал.
  
  Еле дождавшись очередной выдачи сапог, я решил схитрить и взял размер почти впритирочку, как туфли. Я был счастлив первые два часа, пока не натёр кирзовыми сапогами ноги.
  
  Хоть был это стройбат, но командир роты попался солдафон - служака и муштровал нас по полной программе. Когда не всем удавалось ползти по снегу по-пластунски, он наступал ногой на спину, чтобы прижать солдата к земле.
  
  Через месяца два мы погрузились в товарные вагоны и нас повезли в Россию. Вологодская область, деревня Кипелово и кругом леса. Приехали мы не на голое место, до нас здесь стояли воинские части.
  
  Хлебный бизнес
  
  
  Осмотревшись, мы набрели на брошенную хлеборезку - комнату, где хранили и нарезали хлеб. На стеллажах лежало много буханок, брошенного нашими предшественниками, чёрного, чёрствого и замёрзшего хлеба. Не пропадать же добру, а выбрасывать тоже грех. Неподалёку была деревня, и мы спросили, не нужен ли хлеб для скота?
  
  - Да, возьмём с удовольствием, а если ещё и привезёте... Мы им привезли почти самосвал и они нас позвали к столу. Еда была самая обычная, но нас ещё и угостили каким-то вином.
  Налили всем по 50 грамм. Напиток вкусный, но на вино не похоже. Мы посчитали, что выпили неприлично малую дозу. Осмелев и повеселев, мы налили ещё по полстакана. Хозяин как-то странно на нас посмотрел.
  
  Долго сидеть было неприлично, да и в казарме могли заметить наше отсутствие.
  Не тут-то было - голова соображает, а ноги не слушаются. Вино очень старое и выдержанное, и такими дозами не пьётся. Кое-как добрались.
  
  Я в элите
  
  
  Контингент солдат был интернациональный; москвичи, ленинградцы, украинцы, латыши и много других.
  Узнав, кто мы, москвичи прибежали посмотреть на живого еврея из Бердичева. Ведь они о нашем городе знали только из анекдотов. Не знаю, что они ожидали увидеть в моей личности, но, немного пообщавшись, они обещали меня взять к себе работать. У них образовался некий клан и их считали элитной группой.
  
  Нас распределили повзводно и в разное время суток поднимали на разгрузку прибывших вагонов с различными строительными материалами, в том числе и цемента. Он лежал россыпью без мешков, да ещё и был горячий. Марлевые маски мало помогали, мы нагружали цемент на тачки и везли по настилу в склад.
  
  Нормально помыться после такой работы не было возможности, только с умывальника холодной водой. После целый день выковыривали из носа засохший цемент. Поэтому я с удовольствием перешёл к москвичам на растворный узел, где их бригада готовила раствор или бетон в бетономешалке.
  
  
  Повышение по службе
  
  Когда бригада этих "стариков" демобилизовалась, меня определили в бригаду строителей. Не скажу, что там было очень плохо, но я узнал, что весь этот объект обслуживает ОГМ - отдел главного механика.
  
  Работа с металлом меня больше прельщала, чем со строительными материалами и я отправился искать главного механика. Им оказался очень милый инженер - капитан Ильичёв. Я представился и спросил, могу ли работать в его службе? Сначала он без всякого энтузиазма принял мой порыв, но когда я сказал, что окончил техникум, да ещё и работал технологом, это его заинтересовало. В наших войсках мало кто имел даже среднетехническое образование.
  
  В строительных частях вообще была своеобразная обстановка; в части были свои начальники или командиры, а на работе другие, но считалось, что все мы призваны обслуживать именно УНР, - управление начальника работ.
  
  А назывались мы рабочие военного призыва, через год в министерстве обороны решили нас переименовать в рабочие - строители, а уже на третьем году службы, наконец, нас осчастливили до почётного звания - рядовой.
  Естественно, эти глобальные решения сопровождались новой формой одежды и миллионными затратами. Ведь кроме пошива одежды менялась бюрократическая система всей документации.
  
  Генералов было много, и каждый хотел оставить после себя след пошире. Сначала у нас были гимнастёрки с отложными воротничками, потом уже со стоячими, как во всей армии. Вместо шинелей нас одевали в бушлаты, а ботинок мы не дождались, только сапоги.
  
  Командиры в части всем своим видом показывали, что они здесь хозяева: это и политзанятия, и строевые, и поощрения, и наказания. На самом деле все мы должны были обеспечить бесперебойную работу объекта и подчиняться УНР.
  
  Главный механик на следующий день предоставил мне комнату со столом и я выписывал путевые листы шоферам, крановщикам, бульдозеристам и другим. Работа занимала час от силы и я валял дурака, читал, писал письма и т.д.
  
  Капитан принёс сломанный шкив и велел, нарисовать чертёжик для токаря, чтобы тот выточил новый. Вооружившись всем необходимым, я сделал чертёж по всем правилам с разрезом, со всеми размерами, с углами трапеции для ремня и даже с указанием твёрдости металла.
  
  Ильичёв не стал себя затруднять проверкой моего досье и сделал мне такой экзамен. Об этом я догадался позже, когда при переезде увидел своё произведение у него в столе, не тронутое рукой токаря.
  
  Шкив давно был выточен по образцу, а меня просто проверили на "вшивость".
  Командир роты, конечно, был недоволен моим продвижением по службе, но безропотно молчал, "кусая" меня при малейшей возможности. Для этого можно было найти много причин.
  
  После войны, став офицером, он не имел военного образования и, вероятно, не горел желанием возвращаться в деревню "крутить коровам хвосты". Вообще, в стройбат попадали офицеры, у которых "рыльце в пушку" и они считались на ранг ниже своих коллег из строевых частей. Ступенью ниже уже был дисбат.
  
  Нелюбовь к евреям была в нём доминирующая, да ещё моё образование, пусть не высшее, но и оно злило. Далеко не последний фактор имел место мой рапорт на него. Я писал, что он сапогом прижимал солдат к снегу во время нашего карантина, и эта молва облетела всю часть. Кому-то наш капитан Прокопов не угодил, я причины не знаю, но его коллега стал собирать компромат и спросил у солдат, правда ли это?
  
  Мне, конечно, всегда больше всех нужно, вот я и подтвердил, что лично видел. Меня попросили написать об этом эпизоде в рапорте. Иди знай, что Прокопов через два месяца станет командиром нашей роты и вспомнит меня "добрым" словом
  Против моего назначения на инженерную должность механиком он был не в праве возражать, но постоянно был на чеку в своей жажде мщения.
  Старослужащие уехали в дембель (демобилизация) и меня назначили начальником мастерских по ремонту строительной техники. На меня казарменный режим не распространялся - я приходил позже отбоя.
  
  Присутствовать на вечерней поверке свято и в армии, и в тюрьме, а я отсутствую. Несколько раз Прокопов дёрнулся поставить меня в строй, но ему популярно объяснили, кто есть кто и он, стиснув зубы, молчал.
  
  Явных нарушений у меня не было, но при желании всегда можно придраться. Например, после отбоя, лёжа на койке, я тихонько включал транзисторный приёмник. Но воинская бдительность капитана уловила нарушение устава, и я был водворён драить шваброй пол в коридоре. Это ему показалось мало и он предложил мне вести учёт вымытого пола с логарифмической линейкой.
  
  За разговоры в строю, он мне объявлял наряды вне очереди - чистить картошку.
  Но и я проявлял солдатскую находчивость. Зная, что мне сегодня предстоит чистка картофеля, я просил одного из дежурных из нашей мастерской в такое-то время позвонить моему командованию, что сломался трактор, бульдозер или машина и работа остановилась. Водителя я тоже просил, если спросят - подтвердить, что деталь сломалась.
  
  Тут же находили меня и гнали принять все меры и ликвидировать неисправность любой ценой. Главная задача всех была обеспечить бесперебойную двух, а то и трёхсменную работу на объекте. Мы строили взлётно-посадочную полосу, и никто не хотел рисковать, перепроверяя мой ложный вызов. Это был самый беспроигрышный вариант, и я им несколько раз воспользовался. Капитан Прокопов был не глупее меня и подозревал, что, когда я получаю наряд, где-то срочно что-то ломается, но ничего не мог сделать и только говорил про меня: "Он не умный, а хитрый"
  
  Мой командир взвода в конце службы проговорился, что Прокопов велел ему меня "приморить". Это означало, чтобы при каждом удобном случае наказывать меня. Взводный был неплохой парень и не стал меня преследовать, да что он мог мне навесить, ведь я дисциплину не нарушал.
  
  Больше всего ротного злило, что меня ежегодно премировали отпуском домой со стороны УНР, а точнее, по ходатайству Ильичёва. А уж совсем его взбесила договорённость моего главного механика с начальством о том, чтобы я ночевал в его квартире, когда он с женой поехали в отпуск, По солдатским меркам это был предел мечтаний - не ночевать в вонючей казарме. В помещении в два яруса спали 120 солдат.
  
  Служить в стройбате было огромное преимущество перед строевиками: мы получали зарплату, как на гражданке. Высчитывали за питание и обмундирование, половину оставшейся суммы перечисляли на книжку, а другую половину выдавали на руки. При моём окладе 110 рублей, мне оставалось 30 - 40 рублей. Этого вполне хватало, если не пить и не курить.
  
  Когда мы заходили в гарнизонный буфет, то выжидали, когда строевики - лётчики и другие - уйдут с кефиром и печеньем. Мы шиковали и покупали колбасу, сгущенное молоко и другую вкуснятину. Нам было неловко перед ними, хоть те и считали нас не армией, а партизанами, но в душе завидовали.
  
  Тем, кто злоупотреблял спиртным или чем другим, на руки выдавали очень мало, как в строевой части, и все деньги перечисляли на книжку, к которой доступа не было до демобилизации.
  
  Чтобы зря время не терять, Лина поступила заочно в московский институт и, сдав досрочно зачёты, выкраивала время и подъезжала ко мне на неделю - две.
  Я снимал за бесценок комнату и ночевать в казарму не ходил. Но к подъёму на утренней поверке обязан был присутствовать. Это не прихоть командира, а всеобщее положение.
  
  В казарму к отбою я, обычно, в будни не ходил, ссылаясь на занятость, хотя не было никакой работы, и я в своём кабинете писал письма Лине, читал или сидел с друзьями.
  
  С Володей и Валиком мы оставались в хороших дружеских отношениях. Был ещё один москвич Боря Незамайков, который окончил институт, но во время прохождения военной кафедры ему не доставало полного курса часов. Он прослужил года два и работал прорабом, что ему даже очень пригодилось для дальнейшей практики на гражданке.
  
  Он был очень обаятельный и интеллигентный парень. Я в то время даже не мог подумать, что лет через 10 ни с одним из них меня ничего не будет связывать. Воинская служба - не фронтовая, а может, мы все попали в различные условия и стали меняться.
  
  Я прошёл все этапы; был комсоргом роты, вёл и писал стенгазету, в которой восхвалял долг военных строителей укреплять мощь нашей армии. Я даже в партию вступил и, благодаря этому, несколько раз ездил в Ленинград в политуправление округа. Там жила Линына сестра с семьёй и я у них останавливался.
  
  Одна из поездок была накануне дня Советской Армии, и капитан Прокопов попросил меня купить для него бутылку коньяка. Представляю, через какую гордыню ему пришлось перешагнуть...
  
  В Ленинграде, на Невском, есть магазин "Советское шампанское", вот туда я и направился. В городе, да ещё в центре, офицеров всех родов войск тьма и, чтобы не козырять (отдавать честь), я взял в обе руки по авоське с пустыми коробками от обуви и избавил себя от обязанности всем салютовать. Знал бы Прокопов, то поперхнулся бы этим коньяком.
  
  Бродя по магазинам, я впервые увидел в продаже чёрную икру. Купил 200 грамм, пришёл домой, а там никого нет. Время было обеденное, и я решил закусить дефицитным продуктом. Намазал на батон щедрым слоем и, чтобы закрепить в памяти вкусовые качества, повторил ещё дважды. Вечером меня мутило. Мне объяснили, что батон мажут маслом, а потом тонким полу слоем икры. Где они раньше были?
  В общем, если не считать придирок Прокопова, служба у меня была неплохая. Я потихоньку мысленно сочинял прощальную обвинительную речь своему капитану. Но его неожиданно повысили в должности и в звании, и он стал политруком части.
  
  В нашей части служили ребята многих национальностей. На последнем году службы практиковалась аккордная форма труда. Обычно группе или бригаде давали некий объект или объём работы на какой-то период, как правило, до конца службы. Как они будут работать, не оговаривалось, но если они всё закончат раньше срока дембеля на месяц или на три, их отпускают домой. Чтобы выиграть даже месяц, нужно было "пахать" в две, а то и в три смены, но были случаи, когда люди не смогли рассчитать свои силы и не укладывались.
  
  Группа латышей взялась построить здание аккордным методом и на два месяца раньше срока всё было закончено. Их выстроили, поздравили, вручили деньги, в общем, проводили с почётом. Мы, первогодки, смотрели на всё это, как на чудо с белой и чёрной завистью. Ведь именно первый год службы особенно тяжёл и морально, и физически.
  
  Дедовщина была и в то время, но далеко не в такой степени, как сейчас. Она была детской игрой по сравнению с сегодняшними издевательствами. Например, принять "присягу" вновь прибывшим, заключалось в том, что молодого держало несколько человек, снимали с него галифе, и несколько раз били ложкой по оголённому заду. Процедура не столь болезненна, как унизительна. И то ей подвергались считанные солдаты. Меня миновала эта участь. То ли я был старше других, то ли просто повезло, но в первый год и надо мной смеялись.
  
  Существовал целый кодекс обязанностей "салаг" по отношению к "старикам". Например, "старики" изъявляли желание, чтобы молодой перед подъёмом грел зимой штаны одному из них. Но всё это было не более, чем шутка.
  
  Так вот, латыши получили дембель и уехали. Но в поезде на радостях расслабились, малость перебрали и вели себя некорректно. Бригадир поезда по телефону сообщил военному коменданту Ленинграда, что едут "защитники Родины" и там их встретили со всеми почестями.
  
  Отобрав определённые документы, их отправили назад дослуживать свой срок. Они ходили чёрные от горя, никто их не трогал, сочувствуя или радуясь их положению. Подъём на них не распространялся, и они ходили, как во сне. Не припомню, сколько они так промыкались, но это было поучительно для нас.
  
  Бывали варианты и похлеще. Я писал, что пьющим на руки давали самую малость и почти все деньги перечисляли на книжку в бухгалтерии части. За три года собиралась значительная сумма, примерно до 3 тысяч рублей. В то время за такие деньги можно было построить дом.
  
  Некоторые ухари, попав в Москву или Ленинград (все пути лежали через эти города), за неделю - две оставались без рубля.
  Вариантов лишиться денег было множество: одни, напившись, по щедроте русской души угощали весь ресторан, других обирали смазливые (невинные) девушки, третьи проигрывались в карты и.т.д.
  
  Подходил и мой дембель. Аккордных работ я не вычислил, ведь я возглавлял цех или мастерские, но некий план мелькал в мыслях. Несколько раз я намекал Ильичёву о необходимости приобретения большого токарного станка. Как нельзя кстати, несколько раз ломались длинные оси или валы к экскаватору и бульдозеру.
  
  Командование убедилось, что станок действительно нужен, ведь эти детали приходилось заказывать в другом городе, а это и долго, и дорого. Настал мой звёздный час - меня послали в командировку в район Балагое в одну из воинских частей оформить документы на покупку станка.
  
  Любая отлучка из казармы равносильна празднику и я в плацкартном вагоне отбыл по месту назначения. Впоследствии бухгалтер высчитал с меня некоторую сумму: оказывается, я по статусу своей должности обязан был ехать в купейном вагоне.
  
  Станок не произвёл на меня большого впечатления: он был не новый, а самое неприятное - он был с какой-то неполадкой. Меня предупредили, что его пытались где-то отремонтировать, но безуспешно. Если бы я уехал, не оформив документы, меня бы неправильно поняли... Тем более, пока его привезут, меня уже демобилизуют.
  
  Пока я ждал поезд на маленькой привокзальной станции, купил открытку и написал Лине письмецо. Что-то ещё я там покупал, меня уговорили купить лотерейный билет, и он пролежал более полугода в кармане гимнастёрки. Я обнаружил его совершенно случайно, когда работал в колхозе на уборке урожая. Лотерея была российской, на центральном почтамте я попросил таблицу нужного выпуска. Выигрыш был холодильник "Мир".
  
  Хоть меня и обещали отпустить раньше, но получил я свой обходной не намного раньше других. Собирая подписи о том, что я никому ничего не должен и, что за мной ничего не числится, я явился к замполиту, уже майору, Прокопову.
  
  Перед тем, как поставить свою завершающую подпись и печать, он изобразил на лице подобие улыбки и спросил, есть ли какие-нибудь жалобы или претензии? Щас! Ну, прямо телепат. Он, как чувствовал, что я приготовил свою пламенную речь ему на прощание и, думаю, у него тоже созрел некий акт, чтобы омрачить мой праздник.
  
  Я выдавил из себя слова благодарности. Он опять настоял, чтобы выслушать хотя бы мои пожелания, надеясь поймать меня за язык. У меня в гимнастёрке лежит квитанция от телеграммы, которую я послал Лине: "5-го декабря буду Москве". А этот майор провоцирует меня.
  
  Всей суммы денег в кассе не оказалось, где-то рублей 900, но я не стал ждать, оформил доверенность на друга и уехал в столицу.
  
  Через неделю деньги прибыли, но без паспорта мне их не давали. Военный билет для почты не документ. Затребовали паспорт тех, у кого я остановился.
  А остановился я у Линыного дяди, полковника в отставке. Я расслабился, ощущая себя "гражданским", не подумал о том, что он - военный и в первые минуты снял с себя все знаки различия, эмблемы, погоны и выбросил в мусоропровод. Для него это было личное оскорбление, всей Советской армии и флота в том числе.
  
  Всё стало на свои места - деньги я получил, Лина приехала и всё было прекрасно. Меня необходимо было малость приодеть, единственный свадебный костюм на мне трещал, да и брюки были узковаты, ведь за четыре года мода несколько изменилась.
  
  Это было время дефицита, свободно мало что продавалось, но у нас была куча времени и молодые ноги. А тут мы повстречали нашего приятеля из Бердичева, который собирался жениться. Он дал нам свою льготную справку для молодожёнов, попросил только туфли не покупать, они ему нужны. Мне купили даже шляпу и я впервые в своей жизни водрузил её на голову.
  
  Но люди хитрили. Любая пара подавала заявление в ЗАГС, получала нужную справку, закупалась, а потом оказывалось, что они не сошлись характерами. На такое шли очень немногие - это считалось безнравственно.
  
  Гражданка
  
  То, о чём мечтал каждый из нас - сбылось. А мечтали о гражданке, практически, каждую минуту. Армия не тюрьма, но гнетущее состояние не покидало нас.
  
  В то время в "Роман - газете" появилась "Один день Ивана Денисовича" и, находясь даже в армии, я испытывал массу совпадений с тюремной жизнью. Солдаты говорили о гражданской жизни, как о рае, как о панацее от всех бед. Как, однако, многие ошиблись и с теплотой вспоминали беззаботную жизнь, где не нужно было думать об устройстве на работу, о гардеробе. А у кого не было мамы или жены, о стирке своих вещей и о питании.
  
  У кого сложилась жизнь нормально, быстро адаптировался к гражданским условиям, но и немало тех, кто испытывали стресс, не меньше, чем в армии.
  Долго мне гулять не пришлось и, не без ходатайства отца, я был оформлен технологом в цех.
  
  За время моего отсутствия Лина обрела новых друзей. Волков я знал и раньше визуально по заводу, но мы быстро подружились, в том числе и с их родственником Львом и Белкой. Они не звери - это всё люди.
  Я их всех "поставил" на лыжи и "посадил" на велосипеды с выездами на природу и зимой, и летом. Позже мы и детей брали с собой.
  Все они были домоседами, но мы были молоды и все поддались на мою "провокацию" с лёгкостью. Думаю, этим они продлили себе жизнь намного.
  
  Местный детектив
  
  Отец уже не жил с матерью, а перебрался к Марусе. У них уже была 4-х летняя девочка Люда. Отец про неё писал в письмах ко мне в армию: "Людочка растёт хорошей девушкой". Мы втайне от матери иногда посещали их семью. Мать это чуяла и обижалась.
  
  И отец, и Маруся учились в вечернем техникуме, и Лина часто им помогала, занимаясь с ними по математике.
  
  С отцом в цеху работал Жмур. Он был мастер на все руки, а дома держал каких-то зверей и выделывал пушнину. Дело происходило еще в 37-м году и завистливые соседи "накатали телегу" на него. Долго не разбираясь, его забрали, и поехал он в места не столь отдалённые.
  
  Там, отбирая специалистов, спросили, есть ли слесарь. Жмур отозвался. Ему дали болванку, ржавый напильник и велели изготовить гайку М-36 (примерно).
  Он забил в отверстие заготовки кусок палки и пошёл в мастерскую искать наждачный станок. Ободрав железяку, он по гаечному ключу сделал грани, зашлифовал до товарного вида, выпросил за пайку хлеба у кузнеца метчик и как-то нарезал резьбу. Когда эту гайку показали начальнику отряда, тот спросил, какие инструменты дали заключённому и, увидев ржавый напильник, сразу оценил мастерство Жмура. Эта гайка спасла ему жизнь: те, кто прибыл с ним в одной партии, вскоре поумирали на лесоповале.
  
  Узнав, что Жмур мастер по мехам, его завалили шкурами и он, выделывая их, шил воротники, шубы и шапки всему начальству и их жёнам. Зверья хватало. Он пробыл в лагере несколько лет, его освободили, но обратно на завод не принимали, как врага народа. То ли свято считали, что зря не сажают, то ли боялись ответственности, и Жмур оказался в безвыходном положении.
  
  Мой отец, которого репрессия чудом миновала, написал в отдел кадров, или ещё куда нужно, что он ручается за Жмура или в этом роде. Это был огромный риск и Жмур оценил поступок начальника и друга.
  
  Сколько я помню, этот пожилой старик каждый год в какой-то день приносил нам торт. Он мне всегда напоминал старого Журбина из известного фильма.
  
  Жмур младший - сын его, Толя, был оболтус, отец его устроил в своём цеху электромонтёром. Он находился всегда под наблюдением на работе, но с дружками после работы он выпивал и довольно часто. Его познакомили с хорошей девушкой, молодой учительницей, и, казалось, всё стало на круги своя.
  
  Электроцех, которым руководил отец, был образцовый. Отец сумел сплотить коллектив. Если кто-нибудь строил дом, очень часто целыми группами или кто когда мог, приходили и помогали в меру своих сил, как когда-то и нам.
  Таким же образом и молодому Жмуру помогли с жильём, у него родились трое детей и на какое то время наступило благополучие. Но зов предков или чёрного ангела тянул его назад, и выпивки возобновились с новой силой и, что хуже всего, у него на почве алкоголя начинался психоз.
  
  Естественно, его жена и отец забили тревогу и обратились за помощью и к моему отцу, и ещё ко многим, вплоть до директора завода. Решение было однозначным: необходимо лечение наркологическое и психическое. Был у нас в соседнем городе такой центр рядом с г. Житомиром.
  
  Был один нюанс - лечение было добровольным и редко какой пьяница мог согласиться, что он алкоголик, все считают себя просто любителями выпить. Убеждали Толю не один день, и просили, и угрожали, и требовали, но тщетно.
  
  После принятия очередной дозы, в его алкогольно-психозном мышлении созрел план мести. Он достал припрятанный старый штык от немецкой винтовки и начал мстить. Ближе всех находилась жена, она же и стала первой жертвой. Он её не просто заколол, а, как заправский маньяк, нанёс ей примерно 18 ран и выбросил через окно.
  
  Оказывается, у него был список людей, способствующих его заточению на лечение. Этот список позже нашли, в нём были его жена, мой отец, ещё кто-то и директор в том числе. Надо отдать ему должное, детей своих он не тронул.
  
  В пяти минутах ходьбы жил мой отец с Марусей и маленькой девочкой. Квартира была на первом этаже и упростила Жмуру задачу. Было это в четыре часа утра, отец выходил из туалета. Видит, в окно влазит кто-то, и, когда тот спрыгнул на пол, то оказался в объятьях отца. Как-то высвободив руку, он ткнул отца лезвием . Отец схватил за штык, но конец оставался свободным и тот им орудовал.
  
  Жмур был здоровый 27-и летний мужчина и отец понял, что голыми руками с ним ему не справиться. Выпустив Толю из объятий, он кинулся в кухню за топориком или чем другим, чтобы обезвредить преступника. Но, не добежав до кухни, он получил сзади удар. Теперь уже отец почувствовал, что не сможет защищаться и бросился к входной двери звать на помощь, но был настигнут и получил удар под левую лопатку. Дверь он сумел открыть, выбрался на крыльцо, несколько раз крикнул о помощи и потерял сознание. Отец был крупный и толстый мужчина, это его и спасло.
  
  Может, Жмур и остановился бы на этом, но на шум выскочила Мария в ночной сорочке и тут же получила смертельный удар в сердце. Люда тоже проснулась от страшных криков и, испугавшись Бабайки из сказок, залезла в нишу от приёмника, который был в ремонте.
  
  Будучи в неистовстве молодой Жмур вошёл в тёмную спальню. Поисками включателя он себя не утруждал, потому, что хорошо выделялась белая постель. Пронзив пододеяльник во многих местах окровавленным штыком, видимо, он понял, что нужно уходить и таким же способом через окно покинул квартиру.
  Что с ним произошло далее - никто не видел. Неподалёку находился вокзал и его нашли, лежащего на путях, сбитого поездом. Может у него прошёл психоз и он осознал им содеянное, а может, попал под поезд случайно, направляясь расправиться с очередной жертвой. Кому-то повезло.
  Нам позвонили ночью, что произошло и мы с Линой прибежали. Крыльцо подъезда было залито кровью, а Маруся лежала в комнате тоже в крови.
  
  К счастью, отец выжил, хоть и потерял много крови, а штык прошёл в сантиметре от сердца, а о более мелких ранах говорить не приходится.
  Пока он был в критическом положении, от него скрыли смерть Марии. Когда меня к нему пустили, я сказал, кто на него напал. Он не мог это осмыслить.
  
  Чтобы избавить его от сиделки, меня положили к нему в палату, предварительно вырезав мне какой то жировичок на ключице, который меня не очень беспокоил, но и не украшал..
  
  Потом мы с Линой поочерёдно дежурили, потому, что лежал он долго. Во время перевязок из заживающих ран регулярно выдавливали какие то выделения. Его посещало множество людей, приходил и старый Жмур, он сидел и плакал. Боль за сына его подкосила так, что он недолго его пережил, по-моему, года два. Да и у отца за пережитое годов не прибавилось.
  
  Маленькая Люда за время болезни отца была представлена на воспитание своей многочисленной родне и, в первую очередь, бабушке - Марииной матери, которая не работала и была свободной. Девочка, конечно, разбаловалась и вышла из-под контроля. Бабушка вначале сочувствовала горю отца, но после расслабилась и нередко упрекала отца и нас всех в смерти своей дочери.
  
  Отец очень сильно переживал потерю Марии, он её по настоящему любил. Хоть она внешне намного уступала моей матери, но он в ней нашёл то, чего не могла дать моя мать. В молодости мать была довольно красива, и чем-то схожа с известной киноактрисой Кларой Лучко.
  
  Спустя какое-то время отца познакомили в Москве с женщиной - ребёнку нужна была мать. Вскоре они с Людой переехали в Москву и мама - Рая до конца своих дней была по-матерински привязана к Люде.
  
  Лина продолжала ещё два года учиться и ездила на сессии в Москву, да и я при удобном случае посещал столицу - то командировка, то курсы по повышению квалификации, то ещё что. Ведь в магазинах практически ничего не стояло - всё покупалось через базы, по знакомству и с переплатами. Мы ездили в Москву за шторами, занавесками, стиральной машиной, ковровыми дорожками и даже за мебелью . В ГУМе мы стояли в длиннющей очереди практически за всем по семь часов с нарисованным номером на ладони.
  
  Борщ по-московски
  
  На курсы по повышению квалификации посылали многих инженерно-технических работников от нашего завода. Пришёл и мой черёд. Это была чистая формальность для бюрократии, но всех устраивала.
  Жили мы в Балашихе и ездили в Москву на учёбу. В одной комнате нас было четверо мужиков и мы решили ужин готовить самостоятельно, по очереди, чтобы не искать вечером кафе.
  
  Когда настал мой черёд, я увидел в магазине "русские пельмени". Это блюдо я любил и был уверен, что мои коллеги будут не против. Так бы оно и было, если бы я знал, как их готовить. Казалось, всё просто: вскипятил воду, бросил туда пять пачек и все дела. Я не проделал только одно условие - не разъединил пельмени - и они слиплись в один целый комок. Ужин был испорчен и моё славное имя опорочено.
  
  Через три недели подошло моё время готовки и я рискнул сварить борщ, который никогда в жизни не делал. Купил две банки борщовой заправки, но содержимое продукта было водянистым. Мне интуиция подсказала, что мой будущий борщ нуждается в мясе и я купил две баночки свиной тушёнки.
  
  Пока я варил борщ, ребята играли в домино и изредка бросали мне со смешками дельные советы: "Алик, свари так, чтобы ложка стояла". У них остались "приятные" воспоминания о пельменях и они удивились моему смелому решению посягнуть на серьёзное блюдо. Но процесс пошёл и отступать было некуда. Я учёл пожелания трудящихся, нарезал картошки, бросил немного лапши, ещё чего-то и всю тушёнку.
  
  Обалденный запах расползся по комнате и доминошники стали подозрительно вытягивать шеи и втягивать вкусный воздух. Наконец борщ был готов. Я водрузил кастрюлю на стол под недоверчивые взгляды дегустаторов. Они ещё не забыли пельмени, но дурманящий запах из кастрюли упорно отгонял все подозрения.
  
  Честно говоря, я и сам не ожидал такой вкуснятины, никакой домашний борщ не мог конкурировать с моим. Ещё бы, какая ненормальная хозяйка сдобрит борщ двумя банками тушёнки? Сначала они бросали на меня подозрительные взгляды, не дурачил ли я их теми пельменями. Невозможно же одно блюдо сделать мерзким, а другое первоклассным.
  
  По их сытым и довольным лицам я понял, что полностью реабилитирован. Мы четверо осилили только половину. Характерно, что на следующий день ложка в борще стояла, что от меня и требовали.
  
  Через месяц один из нашей команды решил тоже сварить борщ и украдкой у меня спросил, где я покупал борщовую заправку?
  У него получилась буроватая, безвкусная жижа с плавающими кусочками капусты и свеклы. Он ведь не спросил, что я ещё туда добавил...
  
  Валька
  
  Я уже упомянул о своих армейских друзьях. Валик Багинский был хорошим парнем, не зря командир части метил его себе в зятья. Он пристроился в библиотеке, был комсоргом части, художником и ещё кем-то.
  Мы с ним не переписывались, но он знал из какого я города. 15 лет спустя, он заявился к нам домой. Вроде, был на военных сборах в Бердичеве и разыскал меня по простейшему варианту: у первого встречного спросил и тот объяснил, где я живу.
  
  Лина хорошо его помнила и мы хорошо провели время. На следующий день у моего тестя был день рождения, и я пригласил Валика тоже прийти. У него, якобы, украли деньги в казарме и я ему одолжил на дорогу.
  
  Как обычно, мы выпили по две - три рюмки, но когда стали подавать сладкий стол и торжество завершалось, Валик лихорадочно налил себе полный фужер водки. Было очевидно, что он выпивает.
  
  Хоть я и отправил ему фотографии, он мне не ответили и, конечно же, деньги не прислал. Ну и ладно. Нас с завода посылали в колхоз на месяц и мы оказались недалеко от Дзержинска, где проживал Валик. Общаясь с работниками сельского клуба, я спросил, знают ли они такую личность, как Багинский из Дзержинска? Да, это их район и его имя им известно, но при этом посмотрели на меня как-то странно.
  
  Они даже знают телефон дома культуры, где он работает. Я незамедлительно позвонил и попросил к телефону Багинского. Не скажу, что он мне обрадовался, даже узнав, что я нахожусь совсем рядом. Договорились о том, что они через неделю приедут к нам в колхоз со своей агитбригадой, тогда и увидимся. Никто никуда не приезжал, а мы, закончив уборку, уехали домой. Денег в колхозе не было и с нами обещали рассчитаться позже
  
  В декабре из колхоза прибыло сообщение, что деньги имеются и за ними можно приезжать. Не знаю почему, но выбор пал на меня. Оформив доверенность на 2 тысячи рублей, я отправился в колхоз.
  
  Декабрь был морозный и снежный, с вокзала в колхоз транспорт не ходил и я налегке зашагал по дороге, подгоняемый снежной порошей. Через минут 20 рядом со мной притормозила неотложка, меня спросили, куда я иду и, узнав о цели моего путешествия, предложили подвезти. Очень даже неплохо.
  
  Прихожу в контору, проверили мои документы. Всё в порядке, но деньги подвезут после обеда. Я вообще рассчитывал до обеда вернуться домой и с собой ничего не взял. По привычной для меня дороге я пошёл к кафе или столовую, где мы часто обедали. Увы, но было закрыто. Это заведение работало только в летний, уборочный период.
  
  А есть то хочется! Хоть идти к кому-то и просить. Я вспомнил о помещении, где мы ночевали и нередко выпивали, закусывая, чем придется. Отыскал, увидел осиротевшие голые кровати и направился к заветному столу, где происходила наша культурная программа. Выдвигаю ящик стола, а там лежит добрый шматок сала и краюха сухого хлеба.
  
  
  
  Получил деньги, отправился на вокзал, но мысль о Вальке не покидает меня. Дзержинск совсем рядом и я решился. Без труда отыскал дом культуры, спрашиваю, где найти Багинского и на меня опять выразительно посмотрели. Стоит Валька, что-то там рисует или оформляет, увидел меня, спешно поздоровался, как будто мы вчера расстались и куда-то заспешил, сказав, что сейчас придёт. Так я больше его и не видел.
  
  Я вспомнил, что его жена работала в больнице. Городок маленький и всё рядом. Нашёл, её тоже звали Валя. Объяснил, кто я и спросил, что происходит с Валиком? Она плачет: "Он спился, у всех одалживает деньги и никому не отдаёт" А какой был золотой парень!
  
  Через несколько лет мне довелось опять быть в Дзержинске. Я не собирался Валика искать, а просто спросил первого встречного, у кого была соответствующая физиономия, знает ли он такого? - Да, знал, он умер. Обычный финал.
  
  
  Незамайков
  
  Борино имя я уже упоминал. Он был улыбчивый и обаятельный, да и чем-то выделялся среди нас. В нём была какая-то интеллигентность. Приходил он тоже поздно и по причинам, связанным с работой, и по тем же, что и я - не хотел быть в казарме.
  
  Если мы с ним не успевали поговорить, то шушукались после отбоя. Был он близорук, с хроническим насморком и слегка картавил, как Ленин. Его демобилизовали на год раньше нас, но он постоянно звал меня салагой. Это в отместку за то, что его призвали на службу не в декабре, как меня, а в августе. Их послали на уборку урожая на целину, и это время в службу не входило.
  
  Через полгода он оформил себе командировку в наши края и подъехал повидаться с нами. Как первое время все скучают о доме, так и после дембеля тянет обратно, где служил и неважно, хорошо там было или нет.
  
  Прошло лет 20 и меня послали в командировку в Москву на ВДНХ - выставку. Наш завод там демонстрировал свою продукцию. Пришёл контейнер с нашим аппаратом - автоматическим фильтром - и мы его там монтировали.
  
  Недалеко от нас стоял огромный белорусский "КАМАЗ". У него были колёса свыше двух метров и многие посетители фотографировались на фоне этого колеса или просто становились во внутреннюю его часть.
  
  Много было и иностранцев и, конечно же, немцев. Когда снимали одну группу, кто-то замешкался и крикнули фотографу: "Noch ein Mal, noch ein Mal!" Через некоторое время опять я услышал немецкую речь, фотографировалась очередная группа, и я решил подшутить, или "сострить" и крикнул: "Noch ein Mal, noch ein Mal!". Они на меня посмотрели с изумлением, но поняли по акценту, а может по семитской внешности, кто я и не удостоили меня вниманием.
  Воспользовавшись пребыванием в Москве, я решил разыскать Борю. Дал в справочном бюро его данные и через 20 минут у меня был адрес. Городок Зеленодольск был в нескольких остановках от Москвы. Было неловко ехать с пустыми руками, я ведь не знал его семейного положения; могло быть, что Борис Николаевич уже заслуженный профессор, кто жена, какие дети, какая квартира?
  
  Нашёл дом, звоню, открывает молодая женщина. - Да, живёт здесь такой. Я представился, меня впустили в его квартиру и предложили подождать хозяина. Я оглянулся, не веря, что здесь живёт Боря. Спрашиваю, не путает ли она? Коротко описал его. Да, это он. Прошу показать его фотографию. Вроде он.
  
  Меня смутило, что комната похожа на пристанище бомжа: из мебели лёгкий стол с парочкой стульев и какой-то топчан для ночлега. На столе лежат неубранные остатки пищи за несколько дней, отодвинутые рядами. Правда, кругом лежат стопки журналов и вырезки из газет, а на полке или стеллаже, папки, бумаги и всякое такое, что говорит о проживании здесь мыслящего человека, интересующегося политикой и наукой.
  
  Боря меня сразу узнал и организовал с помощью той женщины нехитрую закуску. Та жила с мужем и ребёнком в соседней комнате с общей кухней. Посидели вечерок за воспоминаниями. Работает тем же прорабом, но, думаю, он и повыше сидел. От прямого ответа уходил, но и так всё понятно...
  С женой развёлся, есть взрослая дочь, которой он очень дорожит. Вскоре она должна приехать - наверное, будет учиться. Много ездит по стране и обещал заехать. В то время появились первые публикации историка Д. Волкогонова о Сталине. Об обратной стороне жизни вождя ещё не писали, и Борис тщательно собирал эти материалы.
  
  На полке лежит незаконченная диссертация. Он ещё в армии задумал, что напишет её по коллекторной системе сброса воды. Не знаю, как это правильно называется. Под аэродромом находилась сложная коллекторная система отвода воды и было что почерпнуть для будущей работы.
  
  Я даже не сомневался, что Незамайков будет большим человеком, а он туда же.
  Мы с ним перекинулись по письмецу и потеряли интерес друг к другу.
  
  
  Генка
  
  Был у меня ещё один дружок, Гена Виноградов. Жил он под Ленинградом, небольшого роста, застенчивый и улыбающийся. У него было лицо типичного русского парня. Он очень любил свою жену Валю и мать, часто о них говорил. Работал у нас он электриком и, почему-то, мы сдружились. Позже я узнал, что, будучи на Севере, он спился. Я в, общем-то, не пил и когда мы шли в казарму на обед или с работы, завидев нас вместе, Прокопов был доволен - значит Гена трезв. Его все любили и жалели.
  Когда я был в командировке в Ленинграде, Гена дал мне адрес своих и просил зайти. С большим трудом, но нашёл их. Меня переспросили или мне в Рыбацкое?
  Да, Рыбацкое. На самом деле, правильно было - дорога в Рыбацкое, вот мне и указали совсем другое направление.
  
  Приняли меня тепло, Валя сбегала за бутылкой - у них это свято. Сколько раз я убеждаюсь, что многие жёны виноваты в пьянстве мужей. Извечно крылатые застольные прибаутки: "Пей до дна", "Чтобы в бутылке не оставалось", " Что за мужик, который не пьёт?" и т. д.
  
  К сожалению, Гена продолжал пить, а когда его посадили на гаубтвахту, какую-то гадость выпил или съел и умер. После вскрытия врач сказал, что у него в желудке были и зубная паста, и гуталин и ещё что-то.
  
  Сообщили семье и мать с Валей на грузовой машине пытались приехать за телом, но застряли на бездорожье и приехали поездом. Мать меня с укором упрекнула: "Не уберёг ты его" Похоронили его на кладбище в далёкой Вологде. Мать его, наверное, уже умерла, жена вышла замуж. Мы с ней тоже обменялись парочкой писем, она молода, красива и долго горевать не будет.
  
  
  "Шнобель"
  
  
  Так Валька называл Володю Саленко. Мы с ним были друзья по несчастью из-за зрения и сдружились ещё в житомирском областном военкомате. Всего два еврея из целого украинского призыва - ещё бы не сдружиться...
  
  Это за него я написал его сожительнице письмо, за которое она меня очень благодарила. Я уже не помню, что писал, но любой женщине всегда приятно, когда без оскорблений и унижений с ней расстаются хотя бы письмом.
  
  Конечно же, и с ним мы не переписывались по тем же причинам, что он не любил писать. Но однажды, моя коллега, побывав в Киеве, встретилась с Вовкой, он оказался соседом её родственницы. Узнав, откуда она, он спросил, знает ли она меня?
  
  Мир тесен, или, как говорят немцы: "Das Welt ist eine kleine Dorf" Я даже заезжал к нему домой, познакомился с матерью, женой и дочкой, но мы с ним, живя в разных условиях, изменились и общих интересов почти нет.
  
  
  Папа купил автомобиль.
  
  
  Мечта о покупке машины я лелеял долго. Особенно это стало реально, когда отец продал дом и разделил самым честным образом деньги между всеми членами нашей семьи. Я положил свои 2500 рублей на срочный вклад и продолжал вынашивать свою мечту.
  А тут как раз подвернулись бесплатные профессиональные авто курсы. В автошколе был определённый штат преподавателей и, чтобы сохранить им полную ставку, решили набрать ещё одну группу.
  После окончания курсов нам присваивали 3-й класс и это нам давало возможность идти работать шофёром.
  Мой инструктор по вождению по-дружески не советовал работать водителем, приведя логичные аргументы. Тем более, работа у меня была неплохая.
  Не видя перспектив на своём заводе, я ушёл работать руководителем экспериментального цеха на авторемонтное предприятие.
  В это же время у нас родилась дочь Таня. Назвали мы её в честь нашей подруги Троицкой, которая приехала после харьковского института по направлению к нам на завод. Сначала она приходила, чтобы поиграть на пианино, а после и вовсе мы подружились. О ней я напишу позже, а сначала о машине.
  Я нацелился на старенький "Москвич", но Лине хотелось авто посовременнее. Через каких то знакомых я купил "Запорожец". Он был не новый, но неплохо выглядел. На новый не хватало денег, а главное, невозможно было купить.
  Только я освоил курс молодого бойца - начальные навыки, как почувствовал все прелести старой и плохо объезженной машины. Мотор перегревался и плохо тянул, да ещё и масло подтекало.
  Самостоятельно я не решался разбирать мотор и обратился за помощью к своему приятелю, который был в этом дога. Им был Сева Вознюк, бывший заключённый.
  Когда я работал начальником, то взял его на работу. К моему решению отнеслись очень настороженно и даже сочувствовали мне.
  Разобрали мы двигатель, Сева сам выточил нужные вкладыши и подогнал их, как говориться, ручной доводкой. Я купил новые гильзы и поршни, т.е., что нельзя было сделать самому и мы приступили к сборке.
  Не скажу, что у нас, вернее, у Севы всё гладко шло и кое что он собрал неправильно, но мы прочли инструкцию и всё получилось. Может он и не виноват: в "Запорожце" сделано всё как будто специально наоборот.
  Хоть я и старался машину правильно обкатать, всё равно она продолжала летом нагреваться до предельных температур, допустимых для масла.
  
  К Чёрному морю
  
  Не смотря на перегревание и малую мощность, я рискнул съездить к морю. Дочь уже подросла лет до пяти - пусть оздоровится. Мы с Линой уже побывали в Ялте ещё до Тани.
  Линына сестра с семьёй жила в Ленинграде и мы решили ехать двумя машинами. Митя - её муж недавно тоже купил "Запорожец", но опасался ехать в столь далёкий рейс.
  Я уже считался на его фоне опытный водитель. Поехал поездом в Питер, чтобы помочь шурину перегнать машину до Бердичева, а там уже ехать порознь.
  Он с помощью некоего дяди Васи уже подготовил машину и мне было поручено проверить, смазать и отрегулировать люфт в колёсах. Заднее левое велено было не трогать, его смазывал дядя Вася.
  Не успели мы проехать и сотню километров, появился неприятный запах чего то горелого. Сразу мы решили, что где то, что то жгут. Отъехали ещё несколько, но ко всему прибавился запах горелой резины.
  Заднее левоё колесо источало жар. Думаю, что Митя перепутал какое колесо нужно было проверить. К счастью, это был единственный курьёз в дороге.
  Слабости своей машины я почувствовал очень быстро - практически на каждом подъёме. У Мити машина оказалась удачливее: он то и дело обгонял меня и ждал, когда я приползу.
  Мы запланировали остановиться за Одессой. В километрах 60-и пролегает коса, где по одну сторону Белгород - днестровский лиман, а по другую простирается море.
  Подъехали мы поздно вечером в "кемпинг", попросту в огороженный забором, участок песка. Пристроились рядом с забором, но решили до утра переночевать, а в световое время поискать, что получше.
  Утром, когда мы огляделись, то поняли, что нам крупно повезло; за ночь столько транспорта понаехало, что на нас ещё с завистью поглядывали.
  Наше пристанище выглядело неплохо. За машинами мы растянули по палатке, а между - растянули навес. Я где то выломал жердь и сделал подпорку к навесу.
  Там мы поставили столики и в тени спасались от дневного зноя. Менее комфортабельно выглядел общественный туалет. Он представлял собою, сваренную из металлических листов конструкцию, которая днём нагревалась до тропического климата. А на полу стояла невысыхающая лужа с соответствующим запахом.
  Было ещё одно неудобство, вот только не помню именно здесь, в Каролино - Бугагазе, или в другом месте. Чтобы не тратить время на приготовление обеда, мы питались в прибережных кафе. К обеду там выстраивались длиннющие очереди, но нам подсказали, как можно схитрить.
  Там располагалось три кафе. Мы подходили к раздаточному окну и нахально выкрикивали: "Первое для ребёнка!". Ребёнок - это свято, не будешь же из за одного блюда стоять в очереди. Этот монолог приходилось выкрикивать в трёх кафе за разными блюдами.
  Но и было нечто оригинальное. Можно было купить молоко, предварительно заняв очередь в ожидании молоковоза. Но каждому хотелось это драгоценное время провести на пляже. Кто то придумал гениальную систему; вместо себя оставляли бидончик, банку и др. посуду, а некоторые клали просто камушек.
  Картина выглядела забавно - змейкой стоят ёмкости, посуда и камни и ни одного человека. Я успел сфотографировать эту неживую очередь. Когда приезжала машина, все занимали свои места.
  Лиман - мелкий и грязный разлив воды. На его дне прорыли канал для катеров, и то, только в месте причала. И "Комета", и " Ракета", так назывались эти суда, на подводных крыльях и в особых глубинах не нуждаются.
  Как то увидев у соседа раки, я спросил где он их ловил? Оказалось, что в лимане. В стенках прорытых каналов раки прорыли норы и обитают там.
  Так как вода совершенно грязная, ныряя можно было спокойно ощупывать норы с закрытыми глазами. Если в норе сидел "хозяин", как правило, клешнями вперёд, проникаешь в нору ладонью и захватываешь обе клешни. Если хватает воздуха, то другой рукой ищешь следующую жертву.
  Митя плавать или нырять не умел и сидел в лодке, потихоньку подгребая за мной. Выныривая с уловом, я бросал его в лодку. Иногда вместо рака в норе находилась рыба - жирный бычок.
  У здешних раков были очень длинные усы, до полуметра. Приспосабливаясь к местным условиям, видимо, у них произошла некая эволюция.
  По другую сторону косы было море и я там ловил крабов. С этим делом было сложнее. В пляжный сезон, крабы уходили поглубже и с непривычки сложно было нырнуть на глубину до пяти и более метров.
  Да краба и взять сложнее. Когда к нему приближаешься, он становится на задние лапы - на дыбы и угрожающе выставляет навстречу клешни. Перекусить палец ему не по силам, но до крови частенько прокусывал, впрочем, как и рак.
  Я не любил лежать часами под солнцем, а предпочитал надеть маску и ласты и любоваться подводным миром.
  В этих местах было не очень интересно, гораздо красочнее когда в море лежат большие куски, отвалившихся скал. Все они под водой обрастают различными водорослями, мидиями или мхом. Вся эта растительность придаёт таинственность подводному пейзажу.
  А ещё проплывёт косячок рыбы или, подрагивая, слегка перемещается морской конёк, как бы, внимательно изучая или выбирая чем поживиться.
  Как то выплывая из за большого камня я увидел, приближающеюся огромную рыбу. Я заметил её раньше и растерялся: сразу я решил, что это акула и даже не знал, как вести себя - защищаться нечем, да и не умею, а удрать не успею. К счастью рыба заметила меня и стремглав повернула, нырнув в глубину.
  Я увлёкся, передвигаясь над дном в поисках крабов и далековато ушёл от берега. А когда я глянул в пучину, куда уплыла моя рыба... Я пробкой вынырнул но поверхность.
  
  Скумбрия пошла
  
  У меня с собой были кое какие снасти и я ловил бычков. Я был обучен горьким опытом. Когда мы с Линой впервые были в Одессе, у меня с собой ничего не было из снастей кроме лески.
  Несколько раз под вечер я видел на пирсе рыбаков со спиннингами. Приблизившись, я увидел, как они тянут по несколько рыбок сразу.
  На следующий день я пошёл в магазин, чтобы вооружиться всем необходимым. Но, кроме киевской катушки и крючков там ничего не было. Я выломал подходящую палку, придал ей примерный вид удилища, прикрутил несколько колец для схода лески - получилось нечто вроде спиннинга.
  Я попросил у хозяйки квартиры нитки мулине, сделал из них кисточки и привязал к крючкам.
  Вечером я отправился на промысел, но рыба не подошла. Лишь на третий день рыбаки засуетились: "Скумбрия пошла"
  Человек 20 облепили пирс и пошёл клёв. Наживкой служили выдавленные из маленьких рачков мясо, которые продавались кругом, как семечки.
  Рыбка небольшая, идёт стайкой и заглатывают почти каждый крючок. Когда тянешь, впечатление, будто сопротивляется большая рыба.
  
  Плов из малюсков
  
  Ещё моё внимание привлекло, что со стенок волнореза ребята выламывают мидии и уносят мешками. Я спросил нашу хозяйку, что они делают с мидиями?
  Она усмехнулась: "А вы принесите!.."
  Стал я выламывать малюсков и оказалось, что это не так просто: они прочно обосновались и покидать жильё в ближайшее время не собирались. Я порезал руки о острые края створок. В следующий раз я планировал использовать для этих работ какую-нибудь железку. Но больше не пришлось - не получилось.
  Когда я притащил и вывалил содержание улова, хозяйка велела для начала очистить наружные створки от различных, налипших на них ракушек, водорослей и другой гадости.
  Всё это она бросила в кипящую воду и все раковины моментально раскрылись. Затем мы с Линой получили новое задание процесса. Из больших раковин нужно было выковырять содержимое, а мелкие бросали целиком в котёл.
  Мы собирались на какой то концерт, тем более мы выполнили самую черновую работу и хозяйка пообещала к нашему приходу приготовить блюдо.
  Это оказался плов с рисом, с мидиями и разными специями. Вкус напоминал то ли крабов, то ли раков, а может и тех, и других. Маленькие раскрытые створки были заполнены рисом и очень украшали блюдо. Плов был очень вкусный и сытный. Может я бы и устрицы ел, но их ведь употребляют живыми...
  
  Поездка невезения
  
  У любого водителя, даже с минимальным стажем в какой-нибудь поездке обязательно произойдут приключения, а на "Запорожце" и подавно.
  С резиной на любую машину всегда было плохо. Гораздо важнее было проводить политзанятия и коллективно изучать материалы всех съездов, а не налаживать производство автошин.
  У нашего Волка в Минске работал брат, да ещё в автомагазине. Договорились - заказ был принят и вскоре нам велели приезжать за колёсами.
  Ко дню Конституции в декабре выпадало три выходных и мы решились ехать. Самая капризная система в "Запорожце" это печка. Зная её слабость, накануне дня поездки, я включил печку и, убедившись в её исправности, успокоился.
  Ранним утром мы двинулись в путь. Было не очень холодно, но через пол часа я включил печку. Она не зажигалась. Там придумали сложнейшую систему. Какой-то электромагнитный насос подавал горючее, бензин через поплавковую камеру капал на свечу накаливания, воспламенялся и гнал тёплый воздух в салон.
  Мы периодически выходили из машины и бегали вокруг неё, чтобы согреться. Въехали в Минск в сумерки. На следующие утро я пораньше поднялся и пошел на встречу со своей печкой. Повозившись в включателе, я что-то там обнаружил несерьёзное: то ли рычажок согнулся, то ли ещё что, но печка заработала.
  День мы провозились, упаковались и улеглись пораньше отдыхать. Утром, перед тем, как ехать, я включил печку и та весело загудела. Я решил машину не глушить и печку не выключать.
  Выехав за город, я включил приёмник и под хорошую музыку мы понеслись в путь. Шёл небольшой снег, пороша неслась нам навстречу, но нам было тепло и приятно.
  Доехали до первой заправки и я выключил печку - уж очень было жарко. Больше печка не включалась. Не стану я разбирать её здесь на дороге. До ближайшего населённого пункта часа два езды. Это город Солигорск. Доехали и даже нашли станцию техобслуживания. К сожалению, там обслуживали только "Жигули" и нам объяснили, как добраться до станции, где принимают все машины.
  День был праздничный и дежурная бригада сидела в ожидании клиента. Они нашему появлению обрадовались, как близким родственникам и были уверены, что праздник ещё не пропал.
  Стали они возиться с печкой: что-то там устраняли, или делали вид, но печка упорно отказывалась включаться. Их насмешливые взгляды прекратились - они разбирали её раза четыре. Наконец, они определили, что поплавок уровня топлива имеет дырочку, туда проникает больше положенного бензина и он перекрывает иглой подачу топлива.
  Запаяли, поставили, заработала. Пока кто-то из них пошёл за выпивкой, я печку включал и выключал раза четыре. Теперь я поклялся её до Бердичева не выключать, даже если прийдёться от жары раздеваться до гола.
  С почты я позвонил Лине, что задерживаемся на часа четыре, и к именинам тёщи не успеем. Мороз усилился, на дороге был гололёд. Если мы по какой -то причине останавливались(не выключая печки), то Волк выходил и подталкивал машину, чтобы я не буксовал, а смог сдвинуться с места.
  Я ехал по центру дороги до 70-ти км.час и занимал свой ряд только при встречном движении. Когда я кого либо обгонял, или разъезжался, водители крутили пальцем у виска: по такому гололёду быстрее 30- 40 км.час никто не решался двигаться. Им -то ехать час - два, а мне ещё пол - дня.
  Проезжая очередное село, мы увидели на горизонте огни Житомира, значит, осталось нам ехать часа полтора. Та как печка работала исправно, я решил выполнить клятву и не выключать её, но остановиться, чтобы раздеться до рубашек(для начала) мы себе позволили.
  Полное удовлетворение мы испытывали недолго - когда я включил передачу, машина не реагировала. Решив, что это какой-то рычаг отсоединился от коробки передачи, я опять оделся, поддомкратил машину и полез под неё.
  До коробки я не успел доползти, как обнаружил, что сломалась правая полуось. Ситуация обнадёживающая!!! Вспомнили название книги "Что делать?"
  Что же ещё, буксировать. Было уже начало 12-го ночи, праздничный день, да ещё и гололёд. Мало кто из нормальных людей решиться на выезд. Решили, что Волк идёт в одну сторону, а я в другую искать что-то живое или движущее.
  Встретил какого-то запоздалого прохожего и спрашиваю, - или живёт где-то здесь шофёр? - Да, через несколько хат. Действительно, во дворе стоит грузовая машина. Стучу, выходит заспавшийся мужик. Объясняю ситуацию.
  - Глубоко сочувствую, но буксировать не могу, так как недавно был в гостях. От него исходил изрядный смард и он мог не продолжать.
  Мы с Волком торжественно встретились у машины, надеясь друг у друга узнать обнадёживающие новости. А что за окно светится? Подходим, стучимся. Долго не подходили, вернее, не решались за дверью вести с нами диалог.
  Спросили кто мы и чего хотим? Коротко изложили ситуацию. Не знаю, поверила ли женщина нашей легенде, но, видимо, она увидела нас в какую щёлку - мы стоим такие солидные в очках и шляпах...
  Впустили нас погреться. Огляделись, наверное, сельсовет или какая контора. На столе телефон. Спрашиваем, - можно ли позвонить? - Да, конечно, это село Олиевка Житомирского района. У волка сын живёт в Житомире на квартире и учится в техникуме. Позвонили и попросили перезвонить Лине и дали номер телефона. Лина позвонила через несколько минут. - Что можно предпринять?
  В нашем подъезде живёт начальник транспортного цеха, зайди к нему и он примет меры. Через 10 минут Лина сообщила, что они все уехали. - Позвони Севе. Третий Линын звонок нас не обнадёжил: Сева тоже пришёл со дня рождения и ехать не может, да ещё и в гололёд.
  Бабка сидела и слушала наши деловые переговоры, как у Ленина в Смольном и сказала: " Идёмте ко мне в хату, переночуете, а утром будете решать, как уехать". Она уже была спокойна, что мы не преступники, а, очень даже, порядочные люди. Посему, с какой то лежанки была изгнана молодая пара и предоставлена нам.
  Мы в тепле разомлели и я только начал было засыпать, как во дворе кто то стал кричать. Бабка будит нас, - за вами приехали, мужчина зовёт Алика.
  После Линыного сообщения Севка лёг в тёплую пастель под бочок к жене и стал представлять, как мы с Волком стоим посреди пустынной дороги, ночью, под морозным ветром... Он оделся и поехал за нами.
  Укрепили буксировочный трос, но даже тяжелая "Волга" не могла сдвинуться с места по льду. Кое как подтолкнули и поехали.
  Сева опасался работников ГАИ и, конечно же, нас тормознули. Для начала проверка документов. Сева потихоньку отходит к подветренной стороне, чтобы его дыхание не уловил инспектор. Все старые "Волги" гаишники знают и он поинтересовался у кого была куплена машина. Предупредив, чтобы ехали очень осторожно, нас отпустили.
  Долго я не ездил на своём "Запорожце" и вскоре продал его. Характерно, что спустя месяц после продажи, приехал новый хозяин и спросил или есть у меня запасная полуось. Может в той же Олиевке ему тоже не повезло...
  
  
  Автомобиль в мешке
  
  После одесской поездки я стал искать варианты, как побороть перегрев масла в машине. Мне посоветовали заливать авиационное, что заливают в желдордизеля. На нашем заводе они ходили и не было проблем.
  Потом я где то вычитал, что если увеличить объём картера, то масло не так нагревается. Я взял текстолитовую заготовку и вечером на фрезерном станке изготовил прокладку толщиной 50 мм. В машине стояла пробковая 3-х мм.
  Да, объём масла увеличился до 7 литров и на 10 % температура снизилась. Но мне этого было мало. Я прочёл ещё несколько вариантов охлаждения двигателя.
  Например, вынести масляный радиатор за пределы мотора и т.д. Но я не успел это осуществить потому, что продал машину.
  Я давно нацеливался на "Москвич" - 407, но Лина хотела что посовременнее. Кто то мне сказал, что в Виннице продают такую машину. Не долго думая, я поехал искать этот экспонат. Да, действительно, хозяин умер и его жена продаёт. Договорившись за 3000 рублей, я уехал.
  Так как она была не на ходу, я договорился с Севой буксировать её. Мы прокачали тормоза, больше не было смысла там возиться, хозяйка отдала мне в ящике и в мешках всё, что было к этой машине и меня потянули в Бердичев.
  В первую очередь я разобрал кузов, почистил, смазал. Благо, всё было на винтах и тот же Сева помог покрасить машину в светлосалатовый цвет.
  Хоть хозяйка и утверждала, что покойный муж сделал капитальный ремонт двигателя, она или лукавила, или просто не была в курсе. Ездить то она ездила, но масла сжигала неимоверно много.
  Пришлось покупать новый и он мне честно прослужил до нашего отъезда в Германию. В двигатель я практически не заглядывал и забыл, что такое перегрев масла. Разумеется, всё остальное ломалось, изнашивалось и менялось.
  
  
  
  Алхимики
  
  
  Как то приехал к нам Сева и обратил внимание на Линыно обручальное кольцо: "Лина, а почему у тебя такое тоненькое колечко?"
  - Такое купили. Тогда не было возможности покупать толстые и дорогие.
  - А у вас есть какое-нибудь золото?
  - Да, наверное, одна серёжка без камушка и два зуба или коронки, не помню.
  - Ну-ка, показывай. Хочешь, я тебе сделаю из всего этого настоящее кольцо?
  Мы знали его способности и не сомневались, что он не обманет и сделает.
  Для Севы это было привычным делом и он принялся за работу. У него в гараже был токарный станок. Для начало нужно было выточить цигель - формочку. Обычно Сева её точил из нержавеющей стали. Но в этот момент то ли её не было, то ли лень было искать и он взял заготовку из титана.
  Разломав на кусочки все золотые изделия, он заполнил формочку и поместил в печь. Золото расплавилось и красиво заполнило всю формочку. Подождав, пока всё достаточно остыло, Сева привычным движением стал вытряхивать золотую заготовку. Но кольцо упорно не желало покидать своё место. Он и выбивал, и на станке обтачивал титан, и зубильцем выковыривал - всё тщетно.
  Принёс он нам этот кусок золота с остатками титана. Мы уже позже узнали от инженера - химика, что при нагревании титан имеет свойство впитывать в себя, как губка другие материалы. Из физики это называется диффузия.
  Сева просил спросить, как можно вытравить титан, не причиняя вреда золоту. В заводской лаборатории работала та самая инженер, которая нашла формулу состава кислоты и за неделю - другую нам вручили золотой порошок в чистом виде. Конечно же после всех чисток несколько грамм золота пропало.
  Возникла другая проблема: ни один пункт золото в таком виде не принимал, а только в виде лома, что мы дали Севе.
  Наконец, Линын брат у себя на Донбассе кого то нашёл и Лина получила своё кольцо. Даже в таком утраченном виде оно было больше старого.
  Ну не знал Сева химии, в своих "универститетах" он это не проходил.
  
  Шпулька
  
  Я упомянул, что Сева отсидел в зоне лет за разбой. Он родился с золотыми руками. Я видел самодельный фотоаппарат, который он сделал в юности, вот только объектив он использовал готовый, ну может ещё что, это уже детали.
  Когда юношеский период закончился и нужно было устраиваться на работу, он пошёл на швейную фабрику учеником слесаря-наладчика. Через несколько месяцев он сдал на 1-й разряд. Начальник цеха ему торжественно объявил: " Ну, товарищ Вознюк, тебе присваивается 1-й разряд слесаря-наладчика"
  - А что нужно сделать, чтобы получить 6-й разряд, спросил Сева ?
  - Вот такую шпульку, - смеётся начальник.
  - Можно взять?
  - Пожалуйста, только верни, это очень ценная штучка.
  Через неделю Сева положил на стол начальника старую и новую шпульки. Те переглянулись: "Сделай ещё одну, но здесь, в цеху". Они уже наблюдали, как этот пацан будет делать сложнейшую деталь. Характерно, то Сева не знал технологии изготовления шпульки и делал совершенно по-другому, чем ещё больше поразил всех.
  Особенно мастеров интересовало, чем он будет сверлить отверстие под иглу. В те времена мелкие свёрла были дефицитом. А Сева заточил швейную иголку и с маслицем потихоньку продырявил пластинку.
  Вторую шпульку он сделал быстрее первой и когда её вставили в гнездо машины, она там, как была. Обычно, даже опытному мастеру приходиться подгонять эту деталь по месту. Севе дали 4-й разряд, что тоже неплохо.
  Я уже писал, что ему стали носить ремонтировать оружие, пока он не попался со своим самодельным пистолетом.
  Опишу ещё несколько историй, связанные с Севой. Ему по-прежнему носили ремонтировать всякое - разное, в том числе и оружие. Сыновья подрастали и от всевидящего ока 12-и летнего сына не укрылось, что принесенная на ремонт мелкокалиберная винтовка спрятана в ящике под тахтой. Патроны для такого возраста достать без проблем и, в свободное от уроков время, он с балкона стрелял по воробьям.
  Приходит к ним домой участковый милиционер и рассказывает, что в противоположном доме девочка сидела за уроками и перед её носом сквозь стекло, пролетела пуля и врезалась в шкаф. Прямая между пулевыми отверстиями в окне и шкафу показывала на Севин балкон. Хорошо, милиционер знакомый или приятель их семьи и не пустил инцидент в дело.
  Со средним сыном произошло похлеще. Молодые ребята собрались на охоту. И накануне, вечером в гараже, немного выпив, обсудили план на завтра. Севиному сыну пришло желание проверить ружьё. Он перегнул затвор, убедился в наличии патрона и захлопнул затвор. По закону подлости ружьё выстрелило без нажатия курка, и пуля свалила насмерть стоящего напротив товарища.
  Никто ничего не мог доказать или подтвердить. Завели уголовное дело и всё, как водится в такой ситуации. Ружьё нашли исправным, значит случайно зацепил за курок. Убийство непреднамеренное и за него положен срок.
  Сева зашёл к прокурору и попросил осмотреть при нём винтовку. Он в этом хорошо разбирался и надеялся, хоть на какую зацепку. Ничего не обнаружив, он перегибал затвор и закрывал, пытаясь уловить причину. На 15-й или 16-й раз боёк сработал, и прокурор это заметил. Может ему дали не полную меру. но три года тот получил.
  Я уже писал, что Сева восстанавливал автомобили. Начал он с ого, что купил после аварии "Запорожец", отрихтовал его, покрасил и продал. Потом таким же образом сделал ещё несколько машин. Вскоре он стал известен и отбоя от, нуждающихся автолюбителей отбоя не было. Собрав деньги, купил новые "Жигули", но поездив на них, почувствовал недостаточную жёсткость конструкции. Его выбор пал на "Волгу" 21-й модели.
  
  Бизнес на рыбе
  
  Поехал он с семьёй дикарём к морю. Сняли квартиру и отдыхали. У хозяина была "Нива", и где-то он зацепился на ней. Сева скуки ради предложил отрихтовать её, а заодно и подзаработать. Использовал подручные средства, какие были у того в гараже и хозяин был в восторге: "Ты оставайся здесь и за год заработаешь целое состояние". Оно и понятно, ведь контингент здесь из обеспеченных людей и расценки на два порядка выше.
  На следующий год, собрав необходимый инструмент для рихтовки, небольшой компрессор для покраски, Сева отбыл на Юг. Когда до места назначения оставался день пути, они остановились на ночь у берега моря на ночёвку.
  Утречком отправился Сева к морю. Его привлекло странное скопление людей. Там находился рыболовецкий совхоз и рыбацкие суда подъехали с уловом. Рыбаки тут же продавали желающим рыбу по 10 рублей за ведро. Правда, рыба была разного калибра - какую зачерпнули ведром. Эту рыбу тут же солили, сушили и выносили продавать на автотрассу в виде тарани.
  Вместо тяжёлой и вредной работы с рихтовкой и покраской машин, Сева лежал на травке и продавал рыбку, заработав за два месяца не меньше, чем на машинах.
  Семейная жизнь у него не сложилась. И он, и его жена Люда рассказывали свои обоюдные претензии, но это уже другая тема, а может и книга, которую смог бы написать писатель, но не я.
  При всех своих недостатках, (а тюрьма накладывает мало хорошего на человека), Сева пришёл к Богу. Он стал приносить нам литературу, связанную с Иисусом Христом, где писалось, что Он еврей. Сева этим хотел пробудить у нас интерес. Но я все эти брошюрки выбрасывал.
  А Сева на столько серьёзно втянулся, что у него возникло желание проповедовать. Он и сам поражался, что совершил все грехи, которые описаны в Библии, с ужасом осознал их и покаялся.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ,
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"