Однажды один юноша, наделенный умом, но не целью, был мельником. Не то, чтобы ему была так уж нужна мука, но он равно любил есть хлеб и делиться им. Не слишком рационально, соглашусь. Конечно же, от пращуров через двунадесять поколений ему досталась мельница - и это было совершенно несвязанное событие. События вообще никогда не бывают связаны, зато вот антонимы при ближайшем рассмотрении оказываются одинаковыми слишком часто.
О, вы бы видели эту мельницу! Огромная, до самого неба, наполовину сложенная из такого тяжелого камня, что даже свет, казалось, льнул к нему в благоговейном страхе, а на другую - из дерева столь древнего, что сама Память казалась в ее стенах излишне юной. В таком-то месте юноша и работал дни напролет. Он не был особенно усерден, впрочем, но кто без греха? Он делал, что мог.
Внутри мельницы, конечно, грохотали жернова и скрипели вороты - не так, чтобы это было строго обязательно, скорее, просто традиция, да и окружающим бесконечный шум скорее нравился - ничто так не вдохновляет, как работа, к которой лично ты не имеешь никакого отношения. И да, как водится, сам наш мельник был от этого громыхания слегка не в себе - несложно заблудиться в четырех стенах, когда у каждой секунды есть свой особенный звук. Еще мельник никогда не улыбался - ведь очень трудно радоваться людям, занятым всякой ерундой вместо действительно важного дела. Хлеб сам себя не испечет, как говорится.
Шло время, город становился все больше, а нелюдимый мельник продолжал свою работу. "Может быть, я сам и одинок, зато мой хлеб - достояние каждого" - так рассуждал он, и был, по крайней мере, в своих глазах, совершенно прав. Впрочем, не только в своих: стоило ему заболеть - а болел он крайне редко, как в городе наступали тяжелые времена. Хлеб тогда был куда важнее одной человеческой жизни - именно из-за таких рассуждений мельник и болел столь редко. В конце концов, замены ему не было, а есть почему-то хотели все. Так он работал. А город рос. В общем, каждый занимался своим любимым делом, пока события не приняли угрожающий оборот.
Надо отметить, события вообще очень любят угрожать. Возможно, это как-то связано с природой странных аттракторов, хотя также очень может быть, что это они просто так развлекаются. Сомнительное, конечно, удовольствие, но у событий вообще не слишком много способов самовыражения, а заниматься исключительно важными делами не удавалось даже нашему мельнику.
Город рос, и его потребности росли вместе с ним. Булки, бублики и лаваши - с этого эпоха хлебных форм только начиналась. Потом в бой пошли пироги и целые батареи пирожных. Мельник начал сдавать, впрочем, не показывая виду. Город все еще ломился от еды, ведь тот единственный поставщик горбатил спину от утра и до утра. Город еще не знал о приближающемся голоде. И голод пришел, и жители, конечно, едва не повесили несчастного мельника - его спасла лишь поразившая его тяжелая болезнь: попросту никто не хотел притрагиваться к нему, чтобы вытащить на площадь, в страхе заразиться. А мельник страдал и думал.
И жили в том городе две актрисульки - назовем их, скажем, Феридой и Ридой, чтобы отличать от полчища им подобных. Так вот, жили Ферида и Рида в маленькой каморке под лестницей доходного дома госпожи Кю. Жили бедно, в основном, по причине полнейшей бесталанности обеих, но всегда помогали друг другу - и мельнику, когда познакомились с ним ближе. Длительный голод - хороший советчик и прекрасная сводница, потому оно так и было. Каждый день то одна, то другая, выкраивали минутку, чтобы зайти к одинокому мельнику и просто посидеть в его мельнице, слушая грохот колес и говоря о всяких девичьих глупостях - вроде бы и сами с собой, но неизменно так, чтобы он услышал и порадовался. И мельник слушал, не отрываясь от работы, и жернова, казалось, крутились быстрее. Быть может, так оно и было, а может, увлеченный рассказами мельник нет-нет, да и пропускал очередной такт. Впрочем, муки и впрямь каким-то чудом выходило больше.
А город все рос, и скоро даже талантов мельника перестало хватать. В отчаянии он хватался за все, лишь бы произвести еще немного, лишь бы ускорить процесс. В зерне ему не было недостатка - уж об этом-то жители города позаботились, но вот сами колеса не могли разогнаться еще быстрее - по крайней мере, без рассказов двух подруг и некоторых тайных ингредиентов. Да, мельник подкармливал жернова своей кровью. Дело было так.
Случилось однажды, что ладонь мельника попала в жернова - конечно, по ужасной неосторожности и еще потому, что работал он уже будучи тяжело больным. Руку удалось спасти, и даже пальцы с тех пор не беспокоили его больше, чем обычно ожидается от здоровых пальцев, но одна загвоздка с тех пор не давала ему покоя - оказалось, что смоченные кровью жернова, пока процесс не остановился от недостатка материала, сделали больше и лучше, чем когда бы то ни было. Долго ли, коротко, но мельник стал подпитывать механизмы собой - конечно, лично ему от этого лучше не становилось, но и город жил припеваючи.
Отчаяние - такая же часть жизни, как и радость. Для мельника в разросшемся городе отчаяние было единственной частью жизни. Еды уже не хватало, несмотря на все ухищрения. И тогда он убил Фериду.
Не то, чтобы это был неожиданный ход с его стороны. В выспренних поэмах часто говорится о руке судьбы и неизбежности происходящего. Не будем спорить и мы, но факт остается фактом - в один не самый прекрасный день обезумевший мельник перемолол одну из своих подруг в жерновах, а город в последующие месяцы практически купался в изобилии хлеба. Все были счастливы - ну, кроме Риды, подруга которой неожиданно пропала, и госпожи Кю, доходы которой нежданно уменьшились. Зато мельник ходил гоголем - еще бы, ведь именно ему, наконец, доставались вполне заслуженные почести. В те дни он даже, бывало, отлучался с мельницы, прилично одетый и источающий улыбки, от которых девицы млели и расцветали в ответ. Конечно, все это было лишь для удобства поисков Фериды, ведь, втершись в доверие, найти зацепки куда как проще.
А однажды пропала Рида.
Никто не знал, куда задевалась эта некогда смешливая, а сейчас все больше испуганная девчонка. Просто однажды она не пришла к мельнику - ну, по крайней мере, он так говорил, и не было повода не верить спасителю города. Видимо в городе объявился похититель девиц - так решило вече, и тотчас постановило организовать патрули. Увы, народные дружинники так никого и не нашли, а люди продолжали пропадать и в последующие месяцы, и чем дальше, тем больше - все более люди искусства, видимо, новоявленному маньяку чем-то не угодили местные театралы и художники. Другое дело, что это происходило не настолько часто, чтобы началась паника, хоть и куда больше, нежели это принято в приличном обществе. Что ж, то была просто еще одна местная достопримечательность: "А еще у нас есть свой убийца-похититель".
Годы шли своим чередом, и мельник, конечно, становился старше. Он так и не озаботился тем, чтобы оставить наследника. В старости он ослабел, и призрак голода вновь начала тревожить почтенных обитателей. Тогда народ собрался у мельницы и потребовал ответа у своего героя - что же будет дальше? Мельник пытался успокоить горожан, говоря, что все будет в порядке, но те не верили ему. Слово за слово - и вот в благодарной публике загуляли не слишком добрые измышления. Неизвестно, кто поднял клич первым, но вскоре все уже вопили: "Убить мельника!". Так проходит земная слава.
Видя неладное, мельник вскричал: "Что ж, будет вам!" - и закрылся в мельнице. Толпа бросилась было взламывать двери, но тут древний камень заходил ходуном, крошась на глазах и разваливаясь на части. Вся мельница сперва покосилась, осела, а затем и вовсе рухнула на обезумевших горожан, погребая под собой многих особенно неосторожных.
Когда пыль осела, перед взглядами ошеломленных людей предстала... Мельница, такая же, как и была, зыбкая в наступающих сумерках. "Что же это? Как же так?" - вопрошали друг друга сбитые с толку жители, потрясенно глядя на обломки камня и дерева у подножия и величественное здание, возвышавшееся над ними. Ответ пришел очень скоро.
Умирающее солнце скрылось за горными пиками, и алое пламя заката, наконец, угасло. Тогда стало ясно, что стены мельницы красны не от солнца. Нет - то были тысячи литров крови, связанные памятью сотен - и волей убившего себя мельника. Так вязью переплетающихся символов и странных желаний выросла Кровавая Мельница, на века ставшая символом - и надеждой этого города, мрачным богом, казнившим голод руками торжествующих жертв. Так оно и пошло.
В последующие годы Кровавая Мельница только ширилась, постепенно заменяя собой все виды производств, становясь могущественнее от каждой жертвы, пока религия и политика той страны не изменились под давлением обстоятельств, сплетаясь в одно - но это уже совсем другая история.