Один старый волшебник умер в самый разгар дня в наиизумруднейшем из своих миров. Не то, чтобы это кого-то удивило - волшебник был очень стар, к тому же, бесконечное умирание давно уже стало его хобби. Не самое невинное развлечение, быть может, но кто бы смог остаться нежным, облачившись в его одежды?
Нельзя сказать, чтобы его не любили - в конце концов, он почти не приносил вреда, а среди его коллег уже одно это почиталось едва ли не за святость. Впрочем, нельзя было сказать и обратного, по крайней мере, вслух и громко - у старого волшебника, пусть и мертвого, но от того не менее деятельного, удивительным образом сочетались отличный слух и крайне противоречивый характер: он бежал от огня и прятался от тени с такой ловкостью, что казался сотканным из льдинок. Было ли так на самом деле - вопрос, который никогда не занимал окружающих, в том числе и по причине их, окружающих, отсутствия.
На похоронах волшебника собралось немало народу. Больше всего было, конечно, летучих белок - эти юркие бестии никогда не упускали шанс угоститься задарма, а готовили тут превосходно. Их, впрочем, никогда не выгоняли - веселая возня шустрых зверьков прекрасно оттеняла общую скорбь, дополняя и обогащая тонкий вкус. Древний маг знал толк в хороших винах, хотя не пил уже как минимум два столетия - по большей части, по личному выбору, нежели из-за отсутствия потерянного в одном любопытном эксперименте рта.
Радужные галки, еще одни неугомонные гости, громко расхваливали свои товары, давно потускневшие от времени. На самом деле, конечно, они не продали бы ни одно из своих сокровищ и за тысячу лет, но кто бы упрекнул их за столь наивное хвастовство? Разве что, всегда угрюмый слизнееж, еще год назад начавший свое нелегкое путешествие к обители скорби, да так и застрявший на полпути - но слизнееж читал нотации всем окружающим и по совершенно любому поводу, так что к нему уже давно никто не прислушивался. Его это, конечно, совершенно не смущало - слизнееж знал порядок всех вещей и свое место в нем, и никогда не согласился бы на меньшее. В конце концов, каждый должен делать то, что он должен - и слизнееж справлялся с этим лучше, чем кто бы то ни было.
Самым шумным, конечно же, было молчание облачного кита, чье гигантское тело наполовину высунулось из-за едва видневшихся на горизонте юных гор. Горы лениво перебрасывались оскорблениями и вулканическими бомбами, но кит не обращал на них внимания - помимо прочего, их пятисотлетняя ссора неплохо прогревала его живот, что благотворно сказывалось на пищеварении. Кит всегда умел находить положительные стороны в происходящем, потому и разросся столь хорошо, хотя лично он винил во всем дурную наследственность и плохую погоду - еще бы, в изумруднейшем из возможных миров никто не смел запрячь ветра для утоления собственной жадности. В таких условиях трудно не раздобреть, не меняя, впрочем, общего мировоззрения. Облачный кит шумно вздыхал, срывая неосторожно подкравшиеся деревья с насиженных мест, и завистливо смотрел на мертвеца в гробу, как раз сейчас игравшего с мастером Нимасом в ложные шахматы.
Надо сказать, я совсем не ожидал увидеть его здесь в это время года. Обычно мастер Нимас избегал излишне неловких движений, трудясь над новыми формами неизменности, и совсем не находил времени для праздных развлечений. Как я слышал, его последнее миллионолетнее заключение окончилось совсем не так, как было написано в мрачных трактатах, предварявших его рождение. Как говорили, его последнее замечание по этому поводу было: "Всегда ли идущий знает о том, куда ступает?" Думается, если в реальности все было именно так, никто бы не расстарался запомнить. Так или иначе, сегодня он сидел здесь, непринужденно жонглируя семьюдесятью миллионами разноцветных пешек, рассыпанных по четырем одинаково фальшивым плоскостям реальности. Не возьмусь утверждать точно, но, кажется, три из них были явно лишними, а еще восьми попросту никогда не существовало.
- Как вам мое новое воскрешение, лорд Нимас? - спросила флейта сверкающей боли, невесомо порхая в пальцах древнего, как мир волшебника. - Не правда ли, трагическая гибель двунадесяти богов, разделавших мое тело на торжественном пиру, была действительно волнующа?
Мастер Нимас ничего не ответил старику, безмятежный в кошмарной какофонии безумного праздника и великой войны. Тогда волшебник вновь повторил вопрос, подкрепив его огромным метеоритом, в мгновение ока расколовшим изумруднейший из миров и яростным пламенем обратившим все живое в пепел. Сам я выжил лишь чудом, в последний миг укрывшись одеждами ложных мировоззрений. Тогда мастер Нимас улыбнулся, легко ступив на поверхность огненного моря. Вначале мне показалось, что он шагнул ко мне, будто намереваясь спросить о чем-то, но это было не так, совсем не так. Все с той же легкой улыбкой Нимас мягко отстранил меня, заставив взлететь с уцелевшего островка в заполненное пеплом небо. Затем бессмертный мастер склонился к крошащейся на глазах земле, легкими жестами направляя волны и приливы, а когда вновь поднялся, в руках его был небольшой росток, что выжил лишь чудом, укрывшись под моими ногами. Мастер Нимас показал свою находку волшебнику, мимолетным гневом разрушившему один из своих миров, и обоих собеседников скрыла налетевшая пепельная буря. Последнее, что я запомнил - это злобный крик неумирающего мага и тихий смех мастера Нимаса. Впечатленный этой новой мелодией, я отправился дальше, оставив самый рубиновый из миров далеко за спиной.