Зойд Сайнет просыпается на рассвете и слышит, как за тонким дюраластом стены со скрежетом трутся друг о друга бортами спящие корабли.
Звука в вакууме нет, но Зойд чувствует вибрации, которые передаются по причальным канатам на конструкции кольца. Этого вполне достаточно. Нечто, заменяющее ему воображение - квантованная экстраполяция накопленного опыта, уравнение с мириадами изменчивых величин, фрактальное непостоянство многомерных диаграмм, танцующих внутри квазиживой клетки его мозга - услужливо превращает поступающую от сенсоров информацию в привычные слуховые образы.
Зойд слышит шелест солнечного ветра, погромыхивание листов обшивки, хлопанье крыльев и крики фрегатов, что свили гнезда из кабелей на внешней оболочке, причальных пилонах и хоботах шлюз-терминалов самого большого порта в мире.
Сквозь брешь в стене на Зойда лукаво щурится восходящее солнце. Фрегаты разом поворачивают треугольные головы и впериваются в Зойда блестящими плошками глаз. Хлопья ржавчины погружают туши танкеров, грузовозов и круизных судов в облака рыжей пыли. Ржавчиной и обломками питаются фрегаты.
Обломки, сверкая бриллиантовой россыпью звезд, ведут хороводы вокруг тора, пробивают все новые бреши в оболочке, бесконечно умножая свое число. Столетие-другое, и здесь не останется ничего, кроме мусора, думает Зойд. Времени остается все меньше. На мгновение ему становится грустно.
Из таких мгновений состоит его день.
Зойд завтракает рассветными лучами, заряжая батареи под завязку. Навешивает гирлянды фотоэнергоприемников на рюкзак. Поршни ног размеренно работают под ветхой шотландкой слаксов, пока Зойд шагает навстречу солнцу по центральной оси кольца. Везде запустение и пыльная тишина. Магниты стареньких "саломонов" неслышно цокают по плитам перекрытий. Сквозь внутреннее пространство тора, волоча за собой шлейфы обломков, беззвучно проносятся метеориты.
Он распахивает все встреченные двери, проходит сквозь пустые салоны, бары, кинозалы и спа; меряет шагами палубные настилы замерших с дифферентом у причалов кораблей, взбирается по выбленкам на клотики мачт. Оттуда до боли в линзах вглядывается в черное небо снаружи брошенного хозяевами орбитального города, который все еще тянется им вслед пустыми направляющими стартовых столов.
Звезды молча смотрят на него в ответ.
Зойд идет до заката и еще немного. Устраивается на ночлег. Голограмма костра отбрасывает на стены согбенную зойдову тень. Засыпая, он смотрит на темную, без единого огонька, массу планеты внизу, и думает о том, сколько еще нужно пройти, чтобы окончательно убедиться в том, что остался здесь один. Что остальные - ушли.
Вера поддерживает надежду. Уверенность ее разрушает.
Зойд не знает, хочет ли отыскать ответ. Но просто сидеть и ждать невыносимо.