Аннотация: Был он просто Лёва, жид обыкновенный. Стал товарищ Троцкий - комиссар военный...
Жизнь замечательных людей
ТРОЦКИЙ И ЛЕДОРУБ
Был он просто Лёва,
Жид обыкновенный.
Стал товарищ Троцкий, --
Комиссар военный.
(народная песня)
В детстве товарища Троцкого все звали просто Лейба Бронштейн, а вовсе не Лев Давидович Троцкий. Мальчонкой он рос хулиганистым и непослушным. Когда, например, вечерами после ужина дедушка читал вслух Талмуд для всей семьи, маленький Лейба хныкал и капризничал, мешая остальным приобщаться к древней мудрости. Родным его это не нравилось.
-- Таки прямо гой какой-то! -- возмущался старенький дедушка Абрам.
И был абсолютно прав: мальчик Лейба вёл себя как распоследний гой. Он кривлялся и строил рожи в синагоге, дрался с детьми раввина, бросал собакам кошерную пищу, сморкался в ермолку и пакостил в отцовской аптеке. Однажды он подменил дедушкино слабительное порошком из шпанских мушек. 76-летний дедушка был немало удивлён таким чудом господним и несколько дней не вылазил из публичного дома. В другой раз маленький негодник подменил на кухне добрую говядину мерзостной свининой! Семейство Бронштейнов едва руки на себя не наложило. Уж не говорю про гнусную привычку малолетнего филистимлянина проигрывать в рюхи новенькую одежду и швыряться в своих братишек и сестрёнок праздничной мацой.
Чаша терпения родных переполнилась и день их гнева наступил, когда за пасхальным столом однажды Лейба весело заявил, что станет черносотенцем, и громко запел "Боже, царя храни!"
Экзекуция прошла при единодушном и очень шумном одобрении всех присутствующих.
-- Дождёшься! Стукнут тебя ледорубом по голове! -- в сердцах сказал отец, засовывая назад в брюки ремень из лакированной кожи с увесистой медной бляхой.
-- Папа, а что такое ледоруб? -- сквозь слёзы спросил любопытный мальчик, потирая опухший красно-синий зад.
-- Ну, это такое орудие специальное у альпинистов, чтобы на горки залазить.
-- А кто такие альпинисты? А Моисей тоже был альпинист? Он ведь тоже на горку лазил. А у него был ледоруб? Он что, хотел им боженьку по голове стукнуть?
-- Не болтай ерунды, мишуген. Альпинисты -- это такие люди, от безделья лазят по горам, искушают господа почём зря. А Моисей не был альпинстом -- он был человек праведный.
-- А я, когда вырасту, тоже стану альпинистом. У меня тоже будет ледоруб, и я всех буду стукать им по головам.
-- Нет, сынок, ты будешь аптекарем, как все твои предки. И не зли меня, поганец, не то хуже будет.
* * *
После этого памятного разговора прошли долгие годы. Никаким аптекарем Лейба не стал. Он сделал более выгодную и интересную карьеру: от мелкого фарцовщика контрабандой в Одессе до генерала Красной Армии. Его беспокойный живой ум подарил человечеству такие полезные изобретения, как газовая камера, гильотина, концлагеря, ВЧК, а также голем-убийца с дистанционным управлением, которого позже придурочные америкосы переименовали в Шварценеггера-Терминатора. За эти выдающиеся достижения Советом ООН и специальной комиссией ЮНЕСКО по правам человека Лейбе Бронштейну-Троцкому была присуждена Нобелевская премия. За это его и невзлюбил завистливый горский бандит товарищ Сталин.
* * *
Спасские куранты пробили полночь. Гулкое уханье сов, живших в башнях Кремля, гармонично вписывалось в рычание голодных медведей, в последнее время стаями бродивших по обезлюдевшим московским улицам. Из Мавзолея нёсся тоскливый вой. Это проклятая душа Кремлёвского вурдалака томилась, лишённая по приказу товарища Сталина свежей пищи. Время от времени доносились издалека взрывы и пулемётные очереди -- это доблестные воины ЧК-НКВД, патрулировавшие Москву на танках и бронеавтомобилях, стреляли в редкие светящиеся окна враждебных советской власти обывателей, не желающих экономить драгоценное для родины электричество. Именно отсюда, кстати, и пошла знаменитая песня про "московских окон негасимый свет".
Товарищ Сталин, или, как он сам себя любил называть, Дядя Джо, одетый в ковбойский костюм, подаренный ему американскими рабочими, сидел у камина в своей кремлёвской спальне. Он стрелял из "Кольта" в большой портрет Троцкого и радостно хохотал при каждом попадании. Рядом по стойке "смирно" стоял его камердинер Клим Ворошилов, загримированный под циркового "рыжего".
-- Вот ти Клим, випьешь яду, если я тибе пирикажу? -- глубокомысленно произнёс отец народов, отложив на хрустальный столик револьвер.
-- Враз, товарищ Сталин!
-- Ну, так випей. Я пириказиваю.
И вождь, лукаво усмехаясь в усы, налил водки в огромный бокал, искусно сделанный из черепа экс-императора России Николая Второго.
-- Пей, Климушка, пей, дарагой! За драгаценное здаровие таварища Сталина!
Клим, затряссшийся мелкой дрожью, тюкнулся коленками в дубовый паркет и жадно припал устами к сафьяновым, украшенным изумрудами сапожкам с золотыми шпорами.
-- Пощади, отец родной! Помилосердствуй! Я ведь ещё столько для партии, для народа не сделал. Хочешь, я для тебя тысячу, нет, сто тысяч, нет, десять миллионов врагов народа замочу! Собственноручно! Смилуйся! У меня ведь жена, детки...
-- Э-э-э... Что с табой, дарагой? Какой жена? Какой детки? Вах-вах! Такой здаровий русский мужик баится водка пить. Вай, пазор! Вай, нэ уважаю! Или, может бить, Клим, это ти меня не уважаешь, а? Маё здаровье пить не хочешь? Может, я тибе чем-та абыдел, а, Клим? Ти скажи чем, не бойся. Не нада баяться таварища Сталина. Он добрый. Он па мере сваих скромних сил пастарается исправить сваи ашибки перед таварищами!
Вытращив от ужаса глаза и надув щёки, Клим трясущимися руками схватил николашкину черепушку и мелкими глоточками осушил её. Особая сталинская водка (сам Сталин её, впрочем, не пил) крепостью 100 градусов тут же ударила в его крохотные павианьи мозги.
-- Всё, товарищ Сталин! Прошу считать меня коммунистом! Умираю за Вас! Прошу похоронить меня в кремлёвской стене! Именной маузер завещаю любимой партии!
-- Э-э-э.. . Вот что пьянство делает с челавеком. Не зря гаварят, что водка -- эта чистый яд. Ну, пачему ви, русские, так много пьёте, а? Ви некультурный народ. То ли дэло, ми, грузыны.
Клим в это время тихонько блевал себе за пазуху. Товарищ Сталин брезгливо отвёл свои жёлтые глаза. Взгляд его вдруг упал на изрешеченный пулями портрет Троцкого работы художника Левитана.
-- А, кстаты... Что там паделывает этот Иудушка Троцкий?
-- Интер-Националь? Вах, как нэхорошо! Там же дэвки всякие прадажные будут, сволочь разная нэпманская будет шампузей с ананасами жрать. Падавать палахой примэр пионэрам и камсамолкам. Зачем ми будем развращать нашу замечатэльную маладёжь? Нэт, Клим, не для этого строили ми советскую власть. Рабочим и крестьянам не нужен этот жидовско-белогвардейский Интер-"Националь".
Товарищ Сталин раскурил трубку, выдолбленную из берцовой кости товарища Кирова, и задумался. Его изъеденное оспой и проказой угрястое лицо сморщилось и стало похожим на старый бабушкин кошелёк.
-- Нэхороший чэловэк этот Троцкий. А, таварищ Варашилов?
-- Так точно, Иосиф Виссарионович. Исключительно нехороший. Порубить его шашками к ебене матери и никаких интернационалов!
-- Парубить, гаваришь? Эта харашо. Исключитэлно здравая мысл пришла в тваю тупую голову, Клим.
-- Рады стараться, товарищ Сталин!!!
-- Ладно, ладно. Старатэльный какой нашёлса. Иди лючше умойса. Вон, блэвотина в усах застряла.
Оставшись в одиночестве, лучший друг человечества лениво полистал присланные советской разведкой из Америки комиксы про Супермена, подразнил сидящего в углу в тесной малюсенькой клеточке Бухарина и, выпив затем стакан простокваши, лёг спать. Какое-то время лёжа в постели он тихонько напевал: "Товарищ Сталин, вы большой учёный...". Поворочавшись с боку на бок, вождь вытащил из-под подушки трубку внутренней связи и проговорил в неё:
-- Аллё, Лаврентий! Слюшай, дарагой, расстрэляй, пажалюста, жену и деток Клима. Они ему мешают думать о дэлэ. Атвликают ат работы. Да. Нэмэдлэнно.
Через несколько секунд из спальни доносился уютный храп.
* * *
"Нет, хорошая всё-таки страна Россия! Какие просторы, сколько всего! А народ, какой замечательный, чудесный тут народ!"
Так размышлял после третьей бутылки "Вдовы Клико" нарком Войны и Тотального уничтожения (нарквойтотун) товарищ Троцкий, выходя из открытого им недавно ресторана "Третий Интер-Националь". В ушах Льва Давыдовича ещё звучали звуки революционного джаза, в глазах мелькали увешанные брюликами пышные прелести жён и любовниц крупных ответработников. Всех этих Сарр, Рахилей, Фань. Вспоминалось, как взлетали под чарующие аккорды переделанного на манер канкана "Интернационала" загорелые стройные ножки полуголых танцовщиц, замотанных в кумачи.
Весело напевая про ананасы в шампанском и покачиваясь по сторонам, товарищ Троцкий направился к своему сияющему автомобилю. Охрана из пятидесяти вооружённых до зубов амбалов-латышских стрелков услужливо бежала навстречу, сметая всё на своём пути. Троцкий был не на шутку смелым: он передвигался по Москве с такой маленькой свитой и даже мог запросто, как обычный человек, сам пройти от авто до ресторана.
-- Дяинька! Дай на хлебушек! Пятый день не емши.
Грязное существо лет восьми в лохмотьях, из которых так и сыпались на чистый асфальт вши, жалобно смотрело на доблестного орла революции. Тот, брезгливо поморщившись, вынул из ножен шашку -- подарок эмира Бухарского -- и лёгким, изящным взмахом развалил жалкую порошайку на две аккуратные половинки. Швырнув испачканное оружие подбежавшему адьютанту, нарквойтотун снял и выбросил серые замшевые перчатки: на одну из них попала капелька крови.
-- Безобразие! И это в самом центре Москвы! В самом центре новой советской культуры! Когда мы, наконец, решим проблему беспризорности?! Когда мы, наконец, покончим с нею раз и навсегда?! С этим тяжким и позорным наследием царского режима!
Разволновавшийся Троцкий одним глотком осушил бокал холодненького шартрезцу, поднесённый перепуганной прислугой из "Интер-Националя".
-- Ну, вы же знаете Лев Давыдович, даже сам Железный Феликс ничего не смог с этим поделать. А уж он старался от души, -- адьютант -- облачённый в блестящую кожу, напудренный и накрашенный еврейский юноша -- хотел лишь вежливо поддержать беседу с вождём мировой революции.
-- Тоже мне, Железный. Ильич нашёл кому доверить серьёзное дело искоренения беспризорности! Мои люди в два счёта разнесли этого худорылого полячишку динамитом. Кстати, по приказу самого же Ленина. Решительнее надо, твёрже. Сверкающим мечом революции безжалостно обрубим тлетворные щупальца антинародной беспризорности!
-- Но товарищ Сталин -- ум, честь и совесть нашей эпохи -- говорит, что беспризорность должна исчезнуть сама собой. По мере роста, так сказать, благосостояния отдельных членов партии и правительства. В этом должно, так сказать, проявиться коренное гуманистическое отличие наших марксистских методов от методов, используемых эксплуататорскими классами западной буржуазии для уничтожения рабочего класса.
-- Ты кому служишь, одесский гадёныш, мне или этому сухорукому кривоножке?!!! На вот тебе, награду за труды... для товарища Сталина!!
И, сунув что-то за пазуху опешившему адьютанту, Лев Давыдович, сверкнув пенсне, прыгнул в машину с криком "Да здравствует мировая революция!". Авто моментально сорвалось с места и исчезло в облаках дыма и пыли. Напуганный адьютант вытащил из-под тужурки предмет, засунутый туда Троцким. Это была ручная граната. Без чеки.
От взрыва вылетели зеркальные стёкла в "Интер-Национале". Кишки адьютанта вперемешку с его щёгольскими кожаными доспехами повисли на фонаре. Голова злосчастного юноши, пролетев метров двадцать, сбила с ног беременную жену наркомпизда (народного комиссара пионерских здравниц) Иосифа Кобзоновича Орджоникидзе, Дору Моисеевну Гогель-Могель, у которой от ужаса сделался очередной преждевременный выкидыш.
* * *
Ночью Льву Давыдовичу снился ледоруб. Ржавый, мерзкий, измазанный кровью, он летал по воздуху, норовя врубиться в голову Красного генерала, которая вдруг сделалась лысая, как у Ленина. "Сматритэ, сматритэ! У нэго комплэкс кастрации, как у Фрэйда!" -- противно орал товарищ Сталин, сидя на куче разложившихся трупов царской семьи.
Троцкий иcкал своё привычное оружие, чтобы разобраться с этой сволочью, и не находил. Вместо любимой шашки в руках оказывалась какая-то тухлая мочалка. Ледоруб превращался в смеющуюся страшную рожу Ленина, которая начинала плеваться в Троцкого кровью. При этом она почему-то кричала: "Тг'оцкий -- это г'енегат Каутский! Ледог'убы всех стг'ан, объединяйтесь!".
* * *
-- Мала таго, что этот Иудушка асмелилса аскарбить вашего любимого важдя и учитэла!! Мала таго, что он асмелилса публично аскарбитэлно сомнэваться в маих величайших славах о пастэпенном преадалэнии бэспризорности и прочих тяжёлых и пазорных наслэдий праклятаго царскаго режима!! Помимо этих тяжёлых самих па себе прэступлэний против рабочего класса, Иудушка-Троцкий пасмел применить благародное халоднае аружие против папрашайки! Вся мая горская, абрекская кровь закипает про мысли о падобном кащунстве. Как будта нелзя была просто вистрэлить из писталэта!
Расхаживая по залу заседаний, товарищ Сталин гневно потрясал газетой "Жёлтая Правда", где досконально описывалось вчерашнее происшествие возле "Интер-Националя". Члены Политбюро подобострастно ловили каждое слово.
-- Та хад он! Хадина подколодная! Трэба засунуты этому бисову сыну чертячьи вилы в ево вонючу хавённу сраку и крутнуть, як их поханому жидовью куртил их обрублынны пыськы великославный хетьман Петлюра.
Это подал голос Никита Хрущёв, тихо поедавший до этого в уголке бутерброды с салом. Сталин, который не любил Никиту, а ещё больше не любил, когда великославным называли не его, кивнул головой двум жлобам в энкавэдешной форме. Те загнули ласты не успевшему прожевать сало Хрущу и уволокли его в соседнюю комнату. Оттуда послышались звуки мощных ударов и поросячьи крики, которые через несколько минут перешли в стоны и плач. Дверь открылась. Жлобы, уже без Хрущёва, вошли в зал, оправляя выбившиеся из-под ремней гимнастёрки. На раскрасневшихся потных рожах было написано чувство глубокого удовлетворения.
-- Ну, таварищи, какие ещё будут мнэния па этаму вапросу?
Товарищ Сталин угрюмо обвёл взглядом Политбюро. Государственные мужи нервно заёрзали на стульях, отводя глаза. Дедушка Калинин притворился, что впадает в маразм. Маршал Будённый притворился, что в усах у него запуталась муха. Берия притворился, что мучительно думает.
-- Ну, падлэцы, считаю да трёх... Раз, два...
--Да здравствует единственный в мире, лучший вождь и учитель, солнце человечества товарищ Сталин!
-- Смерть продажному прислужнику фашизма, бешеной кровавой собаке, злобному прихвостню мирового империализма, подлому агенту международного сионизма Иудушке Троцкому!
-- Смерть ему! Смерть! Смерть!
Особенно усердствовал дедушка Калинин, восторженно подбрасывая к потолку своё пенсне. Один из охранников, вытащив из кобуры пистолет, метким выстрелом разнёс пенсне в пыль. Всё дружно засмеялись шутке. Громче всех смеялся Калинин, близоруконько щурясь и приговаривая:
-- Как же я люблю Вас, товарищ Сталин, как люблю! Вы мне прямо как отец родной!
-- Вай, дарагой! Правда? Чем докажешь?
-- Чем угодно, хоть жизнью...своей семьи!
Сталин со смехом повернулся к охране.
-- Эй, биджо! Слишал, что Калинин сказал? Езжай к нэму дамой и расстрэляй всю его сэмью.
Истукан в красных петлицах, не говоря ни слова, развернулся и вышел. Калинин нервно захихикал, оглядывая собравшихся в поисках сочуствия. Члены Политбюро делали вид, что не замечают его.
Товарищ Берия, маслянисто поблескивая змеиными глазками из-под очков, потянул вверх руку с видом примерного ученика.
-- Что, Лаврэнтий, ти хочешь нам сказать?
-- У меня, товарищ Сталин, предложение касательно этого врага всего прогрессивного человечества, Иудушки Троцкого.
-- Ну-ну, ми тэбя вниматэльно слюшаем.
-- Фашист-сионист Иудушка Троцкий, как всем нам известно, осквернил благородное холодное оружие кровью какого-то грязного люмпена-попрошайки. Тем самым он опозорил как высокое звание коммуниста, так и партию большевиков, давшую ему, грязному подлецу и выродку, всё, о чём только может мечтать человек. Подавляющим большинством голосов, мы конечно, исключим этого мелкого ренегата и двурушника из наших славных рядов. Так же, как исключили мы фашистских шпионов и буружуазных наймитов, этих грязных, вонючих шакалов: Ежова, Ягоду, Рыкова, Тухлачевского, бухарика Бухарина и прочих отъявленных мерзавцев и дегенератов. Они тоже пошли против нас, бросили свой жалкий вызов трудовому народу, и где они теперь? А? Я вас спрашиваю!
-- Ти, Берия, кончай пиздеть как... как Троцкий. Гавари кароче: как ти предлагаешь ликвидировать эту праститутку? Как именно ми вичеркнем его нэ толко из наших рядов, но и из рядов живих ваабще?
Не успел товарищ Берия и рта раскрыть, как со всех сторон понеслись вопли членов Политбюро. Каждый старался ловкой выдумкой обратить на себя внимание великого вождя:
-- Повесить собаку!
-- Сжечь на медленном огне!
-- Утопить в канализации!
-- Подвесить за яйца на дирижабль "Максим Горький", который пролетит с ним над всей СССР!
-- Накормить тухлой обезьяниной!
-- Отправить в Поволжье!
-- Выдать Гитлеру!
Товарищ Сталин, покуривая трубку, сделанную из высушенной прямой кишки двурушника Ежова, сурово супился, слушая эти убогие предложения. Да, его соратники не отличались изысканной фантазией.
Товарищ Берия, обозлённый тем, что ему не дали закончить, схватил со стола хрустальный графин и разбил его об голову бесновавшегося рядом товарища Маленкова. Вспыхнула потасовка. Истошно верещал дедушка Калинин, которому Лазарь Каганович наступил на его козлиную бородёнку. На товарища Берию опрокинули книжный шкаф и ударили в висок чугунным бюстом Ленина.
В дверь ворвался избитый, весь в крови, в разодранной вышитой свитке Никита Хрущев. Размахивая вареником, он злобно бросился к товарищу Берии.
-- Г-а! Дай-ко я плюну в твои бисовы очи, вражья какашка!
Товарищ Сталин громко хохотал, глядя на эту потешную кутерьму. Вождя радовало, что его соратники могут расслабиться и хоть ненадолго забыть о нелёгких государственных делах. Но он всё-таки был Вождём и знал, что потехе -- час, а делу -- время. Иосиф Виссарионович сделал знак охране, и энкаведешники (или "сталинские соколы", как их звали в народе) кинулись разнимать дерущихся. Через пару минут всё было кончено.
Все были живы и относительно здоровы. Кроме дедушки Калинина, которого пришлось отправить в ЦКБ -- "соколы" нечаянно проломили ему череп и оторвали ухо.
-- Ничего, до свадьби заживёт, -- дружески пошутил по этому поводу товарищ Сталин.
Никиту Хрущёва как зачинщика безобразия под мудрым руководством товарища Сталина раздели догола, расписали отборной похабщиной и заставили плясать гопака. После чего выбросили в окно. Затем доставили шампанское и девок.
Заседание продолжалось до утра...
* * *
Было принято, выражаясь словами Ульянова-Ленина, "архигениальное решение" умертвить Иудушку Троцкого самым позорным предметом на земном шаре. Таковым, с подачи товарища Берии, сочли... ледоруб. Сначала предлагались мясорубка, хоккейная клюшка, плюшевая собачка, галстук Владимира Ильича Ленина, но товарищу Сталину понравился почему-то именно ледоруб. Подходящий нашёлся на складе вещдоков, конфискованных у врагов народа. Он принадлежал раньше племяннику Надежды Константиновны Крупской, инвалиду с рождения. Он охотился с ним за лягушками до тех пор, пока его не репрессировали.
Этим-то грозным орудием и решили ухайдакать нарквойтотуна. Таким образом рабочий класс выражал злейшему врагу трудового народа и предателю заветов Ильича своё революционное негодование и пролетарское поношение, переходящее в социалистическое глумление.
Привести приговор в исполнение поручили сумасшедшему художнику-маньяку Сальвадору Дали. Он сидел в камере смертников на Лубянке за ряд чудовищных преступлений против человечества: поджог жирафов в Московском зоопарке, изнасилование ослов в Доме Колхозника, убийство своей жены Гала (кровью и кишками которой он написал картину "Сальвадор Дали -- величайший гений всех времён и народов") и появление на тринадцатом съезде ударников умственного труда в оскорбляющем пролетарское и человеческое достоинство виде.
* * *
Узнав о готовящемся злодейском на него покушении, Лев Давидович переоделся в женское платье и сбежал в империалистическую Америку, тем самым ещё сильнее подчеркнув свою подлую, малодушную сущность пособника фашизма-сионизма.
На деньги, полученные от американской буржуазии за предательство трудового народа, Иудушка Троцкий построил небольшую крепость на Беверли-Хиллз, обнесённую рвом, в котором резвились голодные аллигаторы, анаконды и пираньи.
Помимо этих животных, Иудушку денно и нощно охраняли двести самых свирепых негров, каких только нашли в США. Вокруг крепости день и ночь расхаживал голем-убийца, разрывавший на куски всех, кто приближался к жилищу великого революционера. Сам Троцкий сидел в огромном сейфе фирмы Круппа. Оттуда он ежедневно рассылал всему миру сообщения, где разоблачал товарища Сталина. Так, весь мир узнал, что у товарища Сталина геморрой, нет левого яичка и одна нога короче другой.
Сидя под картиной Верещагина "Карл Маркс убивает своего зятя Энгельса", бывший нарквойтотун аккуратным мелким почерком выпускницы Смольного писал очередную статью для газеты "Предсмертные стоны цивилизации". В статье он детально проводил сравнительный анализ влияния работы Ленина "Диалектический кретинизм, или Эмпириопохуизм" на рост сознательности индейцев племени тамагочи, и влияние своей работы "Перманентная деградация малых народностей юга Японии" на рост революционных настроений у грузчиков второй категории в бухте Коломбо.
В самый разгар этого увлекательного занятия в дверь сейфа глухо постучали условным стуком. Осторожно выглянув в глазок, Лев Давидович узрел охранника-негра по имени Дубак Шакур. Обдолбавшийся шмали головорез, кривляясь, выкрикивал рэп:
-- Эй, масса, выходи давай.
Давай, открывай,
Почта принесли.
Много читать --
Вредно для здоровья,
Умный белый масса!
Мы будем резать белых,
Белых свиней, да.
Будем трахать их баб,
Дай ещё дури, чувак.
Весь мир говно,
Гетто -- ништяк.
КуКлуксКлан -- отстой,
Мартин Лютер Кинг -- крутой пацан,
Пошли все в жопу! Мазафака!
-- Проклятый нигер! Опять под кайфом. До чего же довели проклятые капиталисты чернокожие меньшинства...
На первой полосе "Нью-Йоркского психопата" под вопящим заголовком "Убийца женщин и жирафов в Америке!" была помещена абсолютно безумная рожа с усами, которым позавидовал бы и Будённый, и невменяемыми, остекленевшими глазищами. Статья, помещённая ниже, сообщала радостную весть о том, что "Вчера по заданию кровожадного Правительства СССР в нашу великую страну прибыл знаменитый убийца-садист, некроканнибал и потрошитель Сальвадор Дали. Великий человек приехал в Америку с целью обнаружить и убить ледорубом гения мировой революции Льва Троцкого. Посол Советского Союза мадам Коллонтай так прокоментировала этот факт на вчерашней пресс-конференции: "У бешеной кровавой собаки Иудушки Троцкого, этого пособника фашистской гидры, нет никаких шансов на спасение от карающего меча пролетарского правосудия!" Неужели это действительно так? И один из величайших умов нашего столетия обречён пасть под роковым ударом столь недостойного предмета, как банальнейший ледоруб? Мы будем пристально следить за ходом событий. Следите за нашими выпусками. Редакция назначает премию в 666 американских долларов тому, кто первым доставит нам снимки убиенного ледорубом генерала мировой революции. Читайте нас! Будьте с нами! Специальный репортёр Гарри Пердюкофф".
Выхватив именной маузер, Лев Давидович мышью шустрой шмыгнул под кровать. Страшный враг был где-то совсем рядом. Крался в ночи, сжимая в окровавленных жилистых руках ржавый ледоруб, оглашая мирную Америку людоедскими криками. Прижимаясь гладко выбритой, благоухающей дорогим одеколоном щекой к холодному металлу единственного своего друга, обливался горючими слезами бедный Иудушка, вспоминал шкодливое детство еврейского мальчонки и предсказание своего отца. Давно уже гнил старик где-то на дне Беломорканала. Но слова его -- "Дождёшься. Стукнут тебя ледорубом по голове!" -- теперь всплыли из прошлого и терзали бесстрашное сердце славного Льва.
* * *
А в Кремлёвских белокаменных палатах в это время проходил торжественный ужин по случаю объявления советским народом войны милитаристской Финляндии. Уши собравшихся терзала невообразимая какофония, производимая ансамблем рабоче-крестьянского джаза "Весёлые ребята". Наряженный героем гражданской войны Чапаевым, ударник социалистического труда, народный артист Утёсов козлино голосил модный шлягер "Выходила на берег Катюша...". Другой ударник соцтруда, Стаханов, блевал возле сцены и рассказывал невидимым собеседникам, какие они бляди и какой он знатный шахтёр.
Огромный стол, накрытый кумачом, уставленный икрой, осетриной, пельменями, жареными поросятами, ананасами, капустой по-гурийски и другими любимыми кушаньями товарища Сталина, вмещал двести в жопу пьяных рыл. По столу с визгом скакала, сверкая измазанными чёрной икрой пятками, народная артистка СССР Любовь Орлова. На ней кроме маршальского кителя, снятого с товарища Будённого, и его же шитой золотом и жемчугом бархатной будёновки, больше ничего не было. Пирующие, потехи для, тыкали её в ляжки вилками и кидались в неё едой. Орлова с хохотом уворачивалась, пиная в собравшихся посуду.
Всем эта забава очень нравилась, кроме Будённого, которому чертовски было жаль новёхонького кителя, заказанного у Версаче. Любитель лошадей нервно дёргал себя за усы и глушил неразбавленный абсент рюмку за рюмкой, матерясь сквозь зубы.
Хрущев, которому стало завидно, что какой-то глупой девке столько внимания, тоже скинул с себя абсолютно всё и, взгромоздившись на стол, стал отплясывать гопака. При этом он крутил над головой за хвостик жареного поросёнка. Хвостик оборвался и поросёнок, пролетев через весь стол, шлёпнул по лысине германского посла Риббентропа, азартно поедавшего котлеты по-киевски. Пока обиженный немец бормотал что-то про "русиш швайн", распоясавшегося Никиту скрутили салфетками и обрывками кумачовой скатерти и зашвырнули под стол.
Товарищ Сталин благодушно кушал пирожки с айвой и весело смеялся, видя, как хорошо его гостям. Он был очень радушным и гостеприимным хозяином. Рядом с ним сидел дедушка Калинин. Делая вид, что кушает капусту-по гурийски, он украдкой поглядывал на резвящуюся Любовь Орлову и краснел как школьник. Пакостно хихикая, товарищ Калинин елозил на стуле, словно ему подложили ежа. Товарищу Сталину это не нравилось.
-- Что ти всё хихикаешь, бэсстыдник? Исчо нэ успэли остыть тэла твоих родных, а ти уже пялишь бельма на чюжих баб?
-- Извините, товарищ Сталин, -- заблеял перепуганный до смерти Калинин, от страха начав рассовывать по карманам картофельное пюре, -- Я больше не буду.
--
Сма-атри, Клим, он больше не бюдет. Ти ему вэришь?
-- М-у-у, -- промычал Клим, уютно ворочаясь в крабовом салате. Ему снилось, что Любовь Орлова делает ему минет на трибуне мавзолея во время первомайской демонстрации трудящихся.
--
Видишь, кацо, Варашилов тибе не вэрит.
-- Да здравствует наш великий вождь и учитель, лучший друг советских женщин, товарищ Сталин! -- Жалобно пропищал дедушка Калинин.
-- Сма-атри, не абтрухайся сибе в штани, старий казёл... -- и товарищ Сталин дружески ткнул всесоюзного старосту под рёбра. Револьвером.
Калинин, косясь на револьвер, боязливо захихикал и чуть отодвинулся от товарища Сталина. За это лучший друг советских женщин прострелил ему коленную чашечку.
С разных концов стола до товарища Сталина доносились непонятные вопли. Это связанный Хрущёв, извиваясь, как голотурия, ползал под столом и кусал пировавших за гениталии. Товарищ Сталин начал скучать. По старому доброму грузинскому обычаю ему захотелось произнести тост. Товарищ Сталин очень выразительно посмотрел на жевавшего курицу под хреном Лаврентия. Тот, поймав укоризненный взгляд вождя, всё понял, выплюнул неразжёванные куриные косточки и, сняв висевший на спинке стула ППШ, выпустил длинную очередь в потолок. На головы присутствующих посыпались куски древней потолочной росписи, известка, дохлые летучие мыши и осколки гигантской хрустальной люстры.
-- Ша, канальи! Тихо! Батька говорить будет!
Воцарилась почтительная тишина. Довольно улыбаясь, товарищ Сталин прополоскал горло "Нарзаном", сплюнул на дедушку Калинина и в своей неторопливой манере начал произносить тост.
-- Уничтожить Фынляндию завещал нам ещё великий Лэнин. Виполняя заветы Ильича, сегодня, 22 июня, ровно в чэтире часа утра, наша доблестная Красная Армия биз абъявления вайны вторглась на территорию этай амерзитэлной страны. Вайну ми им абъявили уже потом. В шесть часов утра. Таков бил наш хитроумный стратегический замисел. Но, дарагие таварищи, с уничтожением ненавистной всему прогрессивному челавечеству милитаристской Фынляндии светлое бюдущее, наступлэние каторого так долго абещали балшэвики, ищщё нэ натупит. Ви вправе спрасить мэня: "А когда же оно наконэц наступит, дарагой наш таварищ Сталин?". Таварищ Сталин на это атвэтит вам так. Оно наступит тагда, кагда бюдет безжалостно стёрт с лица земли паследний враг мирового пролетариата, сионистский подпёрдыш, фашист и японо-германский шпиён, этот визивающий всемирное амерзэние прадажный предатэль интэрэсов рабочего класса, ванючий паедатэль свинского дэрьма, этат кастрированный ишак Иудушка Троцкий. Так випьем же за то, чтоби свэтлое бюдущее... наступило как можно скорее! И дэти наши увыдэли бы прэкрасний новий мир!!! Випьем за это!
И, осушив одним глотком бокал своего любимого "Кин-дза-дзараули", товарищ Сталин разбил его об голову дедушке Калинину. На счастье.
Вопли "Ура!", "Да здравствует любимый вождь и учитель товарищ Сталин!" и "Смерть Иудушке Троцкому!", сопровождаемые гохотом и звоном бьющейся посуды, сотрясали древние стены. Испуганные нетопыри и совы стаями носились под потолком Колонного зала, задевая повешенных на балках врагов народа. Враги народа, стуча костями, раскачивались туда-сюда и, казалось, тоже выражали своё ликование по поводу скорого наступления светлого будущего.
К утру праздник закончился. Уставшие члены Политбюро, герои соцтруда и прочие лучшие представители советского народа расползлись по своим норам отсыпаться и зализывать раны.
В Колонном зале остались только упившийся вусмерть передовик Стаханов, захлебнувшийся собственной блевотиной, и народный депутат Чукотки Макарка Захаров, который подавился омаром, и теперь синий, как Фантомас, лежал, уткнувшись своей палеоазиатской рожей в ананасы. Под столом храпел Никита Хрущёв. Ему снился XX съезд.
* * *
Голем-убийца тяжёлым мерным шагом расхаживал вдоль высокой железобетонной стены, отделявшей Иудушку Троцкого от всего прогрессивного человечества. Время от времени он стрелял во все стороны из двух стволов одновременно и швырял гранаты, попинывая трупы папарацци, пытавшихся проникнуть в замок Льва Давидовича.
Голем несколькими выстрелами разнёс в перья небольшую ворону, пролетавшую неподалёку и присел на корточки около рва -- отдохнуть и полюбоваться на крокодилов.
Из кустов росшей неподалёку жимолости выскочил Сальвадор Дали. Свирепо ругаясь по-испански, бандит подбежал к голему и столкнул его в ров с голодными рептилиями. В вонючей болотной воде закипела кровавая битва. Аллигаторы, анаконды, пираньи, пиявки и кубинские голубые раки набросились на голема с целью удовлетворить свой основной инстинкт. В смысле, насытиться человечинкой. Но, поскольку голем был сделан не из человечины, а из металлокерамики, им поначалу пришлось туго. Разодранные туши крокодилов вылетали на берег, где их хватали местные крестьяне и разбегались с ними по домам. Дома они шили из крокодильих шкур кошельки и портретики Девы Марии и Дона Хуана, которые продавали затем японским туристам. Но очень скоро от воды голем испортился. Отсыревшие контакты заклинило, и изобретение Троцкого, сияя красными глазками, погрузилось в кишащую гадами трясину, откуда его вытащили лишь в конце двадцатого века для съёмок фильма "Терминатор против Кинг-Конга".
Обпившиеся джина с тоником, пива и кока-колы негры были не в состоянии оказать Сальвадору Дали сколько-нибудь серьёзного сопротивления. Их лиловые головы лопались под ударами ледоруба, конечности отлетали от свирепо визжащей бензопилы "Дружба народов", глаза брызгали весёлыми разноцветными каплями после контакта с электродрелью. Только Дубак Шакур, Шакал О'Нил, Мумба Юмба и Кадум Кадур Адзип-младший до последнего отстреливались, забаррикадировавшись в господской библиотеке.
Озверевший от вида крови и оторваных конечностей Сальвадор зашвырял чернокожих героев своими соплями и ушной серой. В страшных мучениях Дубак и его бесстрашные товарищи испустили дух, призывая Барона Самеди отомстить за себя.
* * *
Пока происходили эти малоприятные события, Лев Давидович Троцкий не терял время даром, спешно собирая своё последнее изобретение -- машину времени. Идею этой машины в своё время украл у него известный британский плагиатор Герберт Уэллс (похихикав над "кремлёвскими мечтателями", он затем бессовестно использовал их "выдумки" в своих романах).
С помощью машины времени Лев Давидович расчитывал удрать в светлое будущее, где, как известно из романов того же Уэллса, нет ни коммунизма, ни капитализма; вся планета покрыта цветущими степями, по которым гуляют бабы и кони, и всем правит добрый батька Махно.
Прикручивая к стартёру таймер, революционный Лев то и дело хватался за любимый маузер, прислушиваясь к звукам побоища во дворе.
Вдруг взрыв страшной силы выбил бронированную дверь убежища. В чёрном дыму среди раскуроченного металла обозначилось нечеловеческое лицо, известное всему миру под именем Сальвадора Дали. В руках монстра алел свежепролитой кровью ужасный ледоруб.
Одной недрогнувшей рукой бесстрашный Лев вскинул маузер, другой рукой в это время поворачивая зажигание машины времени. Первая пуля с чмоканьем вонзилась Сальвадору между глаз. Вторая разорвала в куски его пламенное сердце. Третью он поймал зубами и выплюнул обратно в Троцкого. Четвёртую отбил ледорубом. От пятой просто увернулся.
Машина времени меж тем никак не желала заводиться.
"Дождёшься! Стукнут тебя ледорубом по голове!" -- раздался в ушах Льва Давидовича голос из детства. И тут на его косматую голову обрушился ОН. Долгожданный ЛЕДОРУБ. Все умные мысли повыскакивали из головы Льва через проделанную ледорубом дыру и разбежались кто куда. Льва Давидовича Троцкого, которого в детстве звали просто Лейба Бронштейн, не стало.
Сальвадор Дали, напевая "Танец с саблями" Абрама Хачапуряна, заснял убиенного на "поляроид" и, привесив ему на грудь мощное взрывное устройство, скоренько покинул помещение. Таймер бомбы зловеще тикал, отсчитывая последние мгновения.
Большая голова, из макушки которой торчал ржавый ледоруб, откинулась назад. Широкая струйка крови стекала между вытращенных из-под пенсне глаз, в которых застыли изумление, скорбь и предчуствие мировой революции. До взрыва оставалось три секунды. И тут машина времени, на которой восседал труп нашего героя, сработала! Заминированные останки нарквойтотуна перенесло аккурат в 11 сентября 2001 года, почему-то к башням торгового центра на Манхэттэне. Ну, а остальное вы знаете...