-----1

Тенор Дима никогда не смог бы забыть эту девушку, которую звали Каллиста. Имя ее напоминало ему название украшения, как "камея" или "диадема". Она и сама была похожа на украшение. Легкая, прозрачная, серый плащ будто насквозь пропитан солнцем. Ангел.

Она появилась, вернее, материализовалась на хорах в день святого Николая. Был престольный праздник храма, поэтому на клиросе находилось много приглашенных певчих. Она вошла в последний момент и решительно подрулила к главному. Регента переглянулись. Никто ее не знал. Девушка что-то шепнула Николаю Ивановичу, главному регенту, и он сказал:

Хорошо. Отправляйтесь к сопрано, потом поговорим.

В суматохе никто не успел удивиться, как быстро незнакомка договорилась петь без всякой рекомендации и проверки. Приписали это чудо знакомству. Или гипнозу.

Однако, девушка не подкачала. Пела она грамотно, уверенно и даже несколько солировала. Голос ее по тембру и громкости явно выделялся среди других. Диме сначала это не понравилось: ну, вот, опять выскочка! Но когда подошла очередь теноров вести мелодию, голос девушки плавно ушел, уступив место другим. При этом она как-то передала им энергию мелодии, и все четверо теноров взвились ввысь, как птицы. Дирижер поднял брови и даже улыбнулся краем рта.

Николай Иванович понял, что незнакомка что-то сделала, и силился уловить здесь связь с тем, отчего хор так слаженно поет. Он поглядывал на нее с видом человека, пытающегося что-то понять или вспомнить, пока не почувствовал боль в висках. Тогда он назначил сложную ектению, и пока раздавали ноты, потянулся к своему термосу. Вскоре мучительное чувство непонимания произшедшего заволокло туманом самодовольства, и он забыл о девушке. Но зато Дима не забыл. Он во все глаза смотрел на нее. Она была в шляпке цвета морской волны, обтягивающей голову. Шляпку украшало перо какой-то голубой птицы. Каре черных волос подчеркивало тонкий, немного азиатский, профиль. Губы ее тоже были тонкие, две параллельные полоски. Девушка обернулась и посмотрела на Диму большими синими глазами. Он был потрясен. Она сияла. Он видел ее как цветное изображение на черно-белой пленке.

После службы девушка поблагодарила потерявшего вдруг дар речи Николая Ивановича, поболтала с певчими, принимая с неохотой комплименты, но отказалась идти к праздничному застолью. Дима мялся, сжимал в руках свою сумку на длинном ремне и решительно не знал, как ему поступить. Он не любил женщин и никогда не бегал за ними. Но в этом случае ему казалось, что если он упустит возможность поговорить с девушкой, то и жить дальше не имеет смысла.

В юности Дима пережил измену первой девушки, которую любил. Он застал ее в объятиях своего собственного отца. Отец давно умер, но Дима с тех пор не доверял ни одной женщине, кроме своей матери. Он влюблялся, конечно, но это было для него так мучительно, словно происходил припадок тяжелой болезни, от которой с каждым разом становилось все хуже. Ему казалось, что мозг его разрушается. Он склонялся к самоубийству. Появление незнакомки грозило ему очередным рецидивом влюбленности с жуткими последствиями, которые он больше не хотел переносить. Не мог, не имел сил. "Еще раз, - думал Дима, - и я больше не буду колебаться и покончу с собой".

Но на этот раз в душе его происходило что-то животворящее. Как будто пробивался источник чистой воды, журчал, растекался и поил все его существо невыразимым спокойствием. Он видел, как девушка надела перчатки, и все вдруг потеряли к ней интерес. Она взяла в руки свою изумрудного цвета сумочку и прошагала к выходу. Походка ее была такая легкая, как будто на ногах были балетные тапочки, а не громоздкие зеленоватые ботинки с красными каблуками.

Диме вдруг стало смешно и весело. "Пойду, узнаю хотя бы ее имя. Наверняка, оно какое-нибудь экзотическое. Или сказочное", - подумал он. Дима побежал за незнакомкой, которая свернула за угол, и обнаружил, что она уже очень далеко. Он удивился и помчался еще быстрее.

Вдруг сорвался дождь. Он постепенно наращивал мощь. "Вот это по-питерски", - почему-то без раздражения подумал Дима и принялся доставать из сумки зонт. К нему бросились попрошайки, надеясь получить привычную мзду, но Диме на этот раз было не до них. Зонт запутался в рваной подкладке сумки. Дима не стал его вызволять. Он побежал дальше и догнал "леди", как он про себя называл незнакомку, в тот момент, когда она раскрыла свой зонт прямо ему в лицо.

Послушайте! Как вас зовут? - звонко сквозь дождь спросил Дима.

Зонт был пестрый и вертелся, завораживая разводами. Потом он схлопнулся и исчез. Исчезла и девушка.

Возле решетки парка пробивалась свежая трава. На темнеющий от дождя булыжник мостовой прямо к ногам Димы слетел бумажный самолетик. Дима поднял его. На одном крыле было написано размытыми дождем печатными буквами:

МЕНЯ ЗОВУТ КАЛЛИСТА.

Дима понурил голову и поплелся к остановке, поправляя съезжающую с плеча сумку. Зонт он так и не раскрыл.

-----2

Каллиста пребывала в тревожном состоянии. И зачем она выбрала этот клирос! Все равно он дает мало очков. Ей просто хотелось чуть-чуть поправить дела и избежать волокиты в подборе других объектов. Она могла выбрать семью и помочь ей, как Мэри Поппинс. Могла бы помочь умирающему примириться. Или утешить жестоко обиженного ребенка. Могла бы, наконец, остановить самоубийцу. Но хороших семей появлялось все меньше, а самоубийств происходило все больше, и все дольше проходили согласования вмешательств с диспетчером. Поэтому она решила избежать этого. Однако, такого поворота событий Каллиста никак не ожидала.

Дело в том, что в этом месте она наткнулась на новое пространственно-временное разветвление. На карте развилок оно не было обозначено, следовательно, только что появилось и еще не было зафиксировано. Цвет его не предвещал ничего хорошего. Еще во время церковной службы Каллиста достала мобильник и просмотрела ближайшие события нового луча, с ужасом обнаружив, что здесь она сама влияет на ход событий. Один из объектов собирается покончить с собой, а ее присутствие ставит в его решении окончательную точку. Каллиста повернула голову и посмотрела на НЕГО.

Это был щуплый сутулый тенор в очках. Землистое лицо, сальные волосы, пиджак, давно вышедший из моды. Длинный нос. На вид - лет тридцать. На лбу написано, что страшный неудачник. Он смотрит на нее, не отрываясь. В глазах читается долгое и страшное отчаяние, решимость. Абсолютно низкая самооценка. Жутко гримасничает и поднимается на цыпочки, когда поет.

Каллиста постаралась дать ему временное успокоение. Пускай немного расслабится. Поет он хорошо, пусть насладится пением. Пусть услышит себя. А она пока подумает, что делать.

Значит, в новосозданной развилке он умирает. Что ж, выбор за каждым, но ход вещей был нарушен ее присутствием, а это было неправильно. Это был прокол. Если бы объект напоследок влюбился в простую девушку, безответно, конечно, то все пошло бы к чертям своим чередом. Воля клиента - закон. Но появилась она, и он влюбился в нее. Хотя сам пока и не догадывается. Значит, она должна предупредить об этом начальство и, возможно, постараться предотвратить самоубийство. Вмешаться. Тут уж о заработанных очках мечтать не приходится. Когда пятки горят.

Вскоре служба закончилась. Каллиста попрощалась с певчими и включила режим маскировки. Все тут же потеряли к ней интерес. Все, кроме него. Она знала, что он идет за ней и даже бежит. Начинался дождь. Каллиста остановилась, открыла свой зонт и покрутила его. Быстро выбрала направление. Зонт захлопнулся, и она помчалась к ближайшему порталу. Оглянувшись, она увидела внизу растерянного тенора. Каллиста вышла из времени и быстро смастерила бумажный самолетик. Потом вытащила фломастер, написала на нем свое имя и пустила самолетик, скорректировав глазами его траекторию.

-----3

Каллиста летела к порталу. Она протянула вперед трость сложенного зонта и нырнула в трубу метро. Промчалась над вестибюлем, пунктом пропуска и понеслась вдоль эскалатора вниз. Потом она пролетела сквозь стенку и оказалась прямо под городскими коммуникациями. Навигатор мерно мерцал на зонтике. Задумавшись, она чуть не врезалась в портал, который приветственно загудел, как трансформатор.

Хватит гудеть, я не Капитоныч. Вечно ты нас путаешь! - сказала она порталу.

Портал застеснялся, округлился и процвел нежно-розовым. Каллиста торопилась. Она сунула в нутро портала зонт, раскрыла, повернула и принялась составлять из его узоров картинку. Узоры двигались как паззлы. Каллиста состряпала премиленький домик на берегу речки в стиле Томаса Кинкейда и обвела пальцем контур, который сразу замерцал. Затем она нажала на домик как на клавишу и вошла в портал. Картинка выросла и вобрала Каллисту в себя.

Девушка закрыла глаза и вдохнула свежий горный воздух. Она стояла на берегу речки, бугущей вдоль ароматных кустов и эдельвейсов. Прозрачная вода журчала по камням под чудесным мостиком. Мостик был каменный, и маленький дом - тоже. Кругом простирались горы. Пели птицы. Каллиста пошла вдоль пышных цветочных бордюров мимо скамейки прямо к сказочной голубой двери домика и толкнула ее.

Эй, кого там несет, - послышалось изнутри.

Каллиста вошла внутрь и осмотрелась.

Хорошо, что ты дома, - сказала она, - и в таком отличном расположении духа.

Когда ты уже научишься здороваться, Каллиста?

Навстречу ей из-за компьютера встал молодой светловолосый человек в потрепанной домашней одежде. Он чмокнул Каллисту в щеку и принялся наклоняться и приседать, разминая затекшее от неподвижности тело.

Привет, - сказала она, - смотри, как дом расширился! Когда ты ноешь, он уменьшается.

Действительно, изнутри дом выглядел значительно больше, чем снаружи.

А чего мне грустить, - светловолосый поднял руки, соединил их и покрутил торсом вокруг талии, - все подопечные в порядке, а некоторые даже на праздник пошли. Это же здорово!

И он радостно засмеялся.

Когда он смеялся, темно-розовые шторы на окнах колыхнуло ветром, и они стали светлее. Каллиста огляделась. Все здесь было выдержано в викторианском стиле. Резная мебель, обои, ковер на полу, стопки старинных книг, пейзажи на стенах - все радовало глаз приглушенными тонами и благородными сочетаниями красок. Каллиста сняла перчатки и бросила их в фисташковое кресло.

Но я к тебе по делу!

О, неужели великая Каллиста пришла бы просто так, навестить старого друга!

Серьезно, Кэлли, у нас проблема.

Не у нас, а у вас.

Да похоже, что именно у вас, - Каллиста взяла друга за локоть и тревожно заглянула в глаза.

Я, похоже, совершила ошибку. Влезла в новое разветвление, не распознав его, и спровоцировала этим будущее самоубийство одного из твоих подопечных. Так что все очень даже серьезно.

Ну ты даешь. А кто твоя жертва?

Некто Дмитрий Лукьянов. Говорю - это твой. Пробей по базе. Северная Европа.

Молодой человек озабоченно бросился к ноутбуку.

Город?

Санкт-Петербург. Он поет у чудотворца. Тенор.

А, помню. У меня в Спб трое Димитриев, но тенор - один.

Он пронесся пальцами по клавиатуре и в ужасе отстранился от экрана.

Ну и цвет! - сказал он пораженно и встал. Потом принялся ходить по комнате, сжимая руки.

Что же ты наделала, дорогая! Нет, это я не досмотрел... Что теперь будет?!

Он метался по комнате. Дом стал сужаться. Вокруг потемнело, шторы приобрели багровый оттенок. Стены, съезжаясь и темнея, начали съедать кресла. Каллиста так и не успела схватить свои перчатки с одного из них.

Прекрати сейчас же, - холодно сказала она, - возьми себя в руки, Каллиопий. Мы должны действовать. Мы что-нибудь придумаем. Созывай консилиум. Всех Кэлли и кого-нибудь из мудрейших для совета.

Дом прекратил уменьшаться, но было все еще тесно. Каллиопий подошел к картинам на стене. Их было шесть. Каллиопий нажал на каждой раме цифровой код, и пейзажи исчезли, а вместо них стали поспепенно проявляться портреты. Они были живые. Из четырех смотрели светловолосые молодые люди в кудряшках, похожие на Каллиопия, как братья, с голубыми веселыми глазами. На пятом высветлился блондин постарше, рыжеватый и задумчивый. На шестом портрете никого не было. Братья вертели головами и косились на Каллисту, которая стояла немного сбоку. Она вышла вперед, чтобы они могли увидеть ее как следует.

Скоро заполнился и шестой портрет. На нем появился пожилой сухощавый джентльмен в английском сюртуке старого покроя. Он тоже был кудрявым блондином, хотя кудряшки его были тщательно приглажены.

Пожилой открыл собрание.

Итак, Каллиопий, вы сообщили нам о неотложном деле и просите о консилиуме. Кто уже здесь?

Добрый день, господа, благодарю вас. Я позвал братьев Каллистрата, Каллимаха, Каллиника и Каллиста, а так же господина куратора Европейского региона Кронида и господина куратора города "Санкт-Петербург" Кириака. Запиши, Каллист, - обратился Каллиопий к младшему, который достал откуда-то гусиное перо и чернильницу.

И он предоставил слово Каллисте. Она рассказала о произшедшем без утайки. Потом тяжело вздохнула и добавила:

Как я понимаю, это редкое событие требует вмешательства и тщательного просчета последствий. Я хочу пойти на крайние меры ради брата Каллиопия и на Соучастие в определенном временном промежутке.

Но, дорогая, это значит, что тебе придется отсутствовать достаточно долго, - сказал Кириак, - кто же будет выполнять твои обязанности?

Сестры-музы Каллисфения и Крискентия могут помочь и взять на себя моих писателей. Но не думаю, что это продлится долго. В конце концов, писатели могут и подождать. Съездят в отпуск. Пусть думают, что у них писательский затык. Потом я наверстаю с ними. Только мне одной не справиться.

Ты же мастер сюжета.

Это так, я признанный мастер, но тут человеческая жизнь на кону. Как вы знаете, она намного сложнее, чем самый кропотливый сюжет! Поэтому, если вы одобрите внедрение, буду просить помощи от всех вас. Вы должны будете следить за моими действиями и посылать СМС с указаниями, как поступать, если кого осенит.

Добьемся стабильного результата, увидим свежую развилку и сразу сообщим тебе о выполнении задания! - радостно воскликнул братец Каллиник.

Не торопись, брат. Мы еще ничего не решили, - мрачно сказал Каллимах и поднял палец, - это очень опасно для нее. А если она влюбится в смертного? А если он окажется упрямым и не захочет с ней расставаться?

Тогда начнуться катаклизмы, которые не так-то легко будет унять, а про наши проделки узнают ВСЕ, - сказал Каллистрат.

Дети, неужели вы думаете, что ОН не знает, что здесь происходит? - усмехнулся Кронид.

А может быть, смертному будет достаточно просто рассказать об ангельском мире, вот и все, - сказала Каллиста.

Или найти ему девушку, - поддержал ее Каллиопий, - по общему контуру у него может быть девушка. Самая подходящая в прошлом году умирает, а следующая проявится только через три года... Может, удастся вытащить ее пораньше?..

Ты говоришь о человеке, как о чемодане.

Сама ты чемодан, - вспылил Каллиопий, - мой подопечный из-за тебя будет подвержен атаке сюжетов! Где-то может появиться трещина в мире, а ты - "чемодан"!

Во-первых, я не чемодан, во-вторых, не виновата, - возмутилась Каллиста, - а в третьих, лично собираюсь помочь тебе, Каллиопий, и без меня ты тут не обойдешься!

Она вздернула короткий нос и отвернулась.

Не ссорьтесь, - спокойно приказал Кронид.

Думаю, надо разрешить, - сказал Кириак и вопросительно покосился в сторону Кронида.

Она делает это из любви к брату, - сказал Кронид, - может, у нее получится.

Мы поможем! - пискнул младший Каллист и покраснел. Надо сказать, что возраст у ангелов определялся характером.

Все засмеялись и принялись исчезать, благословляя друг друга. На месте картин стали появляться пейзажи, но уже другие, не такие, как прежде. Каллиопий, улыбаясь, рассматривал один.

А этот мне нравится, - сказал он, - пожалуй я его оставлю.

Каллиста подошла к нему и заглянула в глаза. Оба рассмеялись. Дом снова стал расширяться, и Каллиста взяла перчатки с вынырнувшего кресла.

-----4

Дима, чувствуя себя безвольным идиотом, шел за девушкой по храму, привычно уклоняясь от блаженных причастников, бросающихся в объятия друг друга с поздравлениями и жующих просфоры. Батюшка давал целовать большой блестящий крест и периодически взревывал величание, подстегивая угасающее пение прихожан, которое больше походило на мычание, разбавленное одиночным тонким старушечьим голоском.

Он нырнул под театральный шнур заграждения от туристов и врезался в их толпу. Иностранцы вежливо посторонились. Они стояли тихой любопытной стайкой и вбирали впечатления, интенсивно загоняя их в память, потому что фотографировать не разрешалось. Каллиста была уже у дверей. Дима не видел, чтобы туристы заметили ее. Это его опять удивило. Такая яркая девушка нигде не могла пройти незамеченной. Что-то тут было не так.

В какой-то момент Дима засомневался, а не повернуть ли ему в трапезную. Он хотел есть. На церковном дворе он нацепил кепку и посмотрел в небо. Там погромыхивало. Собирался дождь. Дима оглянулся и увидел, что незнакомка уже очень далеко, бежит, мелькая красными каблуками. "От меня бежит", - догадался Дима, и сердце его упало. Он привык к такому. Но почему-то не остановился, а еще больше припустил, как охотник за зверушкой. Какая-то бодрость, веселое упрямство появились в нем; это было новое и приятное. "Спрошу хотя бы, как ее зовут", - несмело подумал он. А потом - смелее: "А может, и телефон даст".

Сорвался дождь. Дима остановился и попытался достать зонт из сумки. Зонт запутался в рваной подкладке и не вылезал. Дима сердито хлопнул по сумке и побежал дальше, к воротам церковного садика, потому что девушка уже вышла из них и двигалась вдоль решетки с другой стороны. Он был уверен, что она сейчас исчезнет. Дима пулей вылетел из ворот и вдруг обнаружил ее прямо перед собой. Она открывала зонт с пестрыми разводами. Плащ девушки был сухой. Дима осадил назад и воскликнул:

Послушайте! Как вас зовут?

Она резко закрыла зонт. На мгновение Диме показалось, что девушка исчезла. Сердце его сильно и приятно билось. Сверкнула молния. В ожидании грома Дима поднял голову и оглядел мокрые крыши домов, принимая дождевые струи на свое лицо и очки. Там летал невесть кем пущеный бумажный самолетик, намокая и трагически ломая траекторию. Опустив голову, Дима увидел девушку прямо перед собой.

Она улыбалась. "Леди", - почему-то подумал Дима.

Привет, смертный! - весело сказала она. - МЕНЯ ЗОВУТ КАЛЛИСТА.

Ударил гром. Дима снял очки и принялся их протирать с такой силой, словно хотел выточить увеличительные стекла для телескопа.

Привет, а я Дима, - пробормотал он. Его немного татарские глаза скосились к переносице. Он покраснел.

Дима-Дима, - сказала Каллиста, - давай тогда зайдем хотя бы в подворотню. Мы же не хотим превратиться в лягушек. Надо - наоборот.

Дима кивнул, и они побежали в ближайшую подворотню. Когда они вбежали, девушка схватила Диму за рукав, и он опять обратил внимание, что ее одежда совершенно сухая. Он снова удивился. Его удивление как-то перебивало страх; иначе говоря, удивляясь, он не успевал начинать бояться привычным унылым страхом, к которому привык. Зачем же ей зонтик?

Зонтик мне нужен совершенно для других целей, - ответила она на его мысли.

Для каких же? - нелепо спросил Дима, ужаснувшись собственной дерзости.

Я передвигаюсь с его помощью с места на место. У меня и навигатор есть. Вот хочешь, домой тебя доставлю? Просто скажи адрес.

Дима включился в игру. Игра ему нравилась. Но он не хотел домой.

Что вы... делаете? - спросил Дима, имея в виду...

Но она поняла.

О, уже есть вопросы? Что я делаю с твоей головой? Я не инопланетянка, если ты об этом. Разве ты чувствуешь насилие? Чувствуешь, что кто-то копается у тебя в голове? Просто немного музыки.

В голове у Димы заиграла прекрасная моцартовская "Душа". Каллиста нерешительно посмотрела на его вытянувшееся лицо и сказала:

Нет, наверное, лучше вот это.

В голове что-то переключилось и заиграли Сен-Санса. Ария Далилы, без голоса, оркестровка, вспомнил он.

Правда, больше бодрит? Вселяет уверенность... Ой, - спохватилась она, - ты не подумай, что я намекаю на то, что тебе не хватает уверенности. По-моему, ее хоть отбавляй.

Дима любил эту музыку. Оркестр играл воодушевленно и мощно. Создавалась полная иллюзия присутствия. Это не какие-то там наушники, Дима чувствовал запах оркестра, как будто сидел в первом ряду партера. Да что там - стоял на дирижерском месте и вдыхал запах пульта и пота первой скрипки. Он закрыл глаза и даже зашевелил кистью правой руки в такт качающимся волнам бурного моря.

Каллиста внимательно смотрела на него.

Удивительно, как вы похожи с... Он тоже ужасно любит музыку.

Дима оторвался от моря и взглянул на нее.

Кто на меня похож? - строго спросил он, не выходя из дирижерского образа.

Да так, один ангел. Потом расскажу. Если разрешат... - смутилась Каллиста.

Дима опомнился.

Знаете, а ведь вы все же как-то влезли в мою голову.

Музыка приглушилась, будто кто-то выкрутил громкость, но совсем не пропала.

Ты рассердился? - спросила она.

Н-не знаю. Но все же не позволю собой манипулировать, - неуверенно заявил Дима и смутился.

Молодец, - Каллиста изучающе смотрела на него, - злишься самую малость, ровно настолько, чтобы нормально общаться с девушкой. В обычном твоем состоянии ты совсем размякаешь и не сопротивляешься манипуляциям. В этом вся проблема. Только дурак не захочет тобой манипулировать, Дима. А потом ты спохватываешься, но все уже зашло слишком далеко: ты влюблен в манипулятора, вернее, в манипуляторшу! Она видит, что ее верный раб взбунтовался. Она неприятно поражена. Она называет тебя занудой и исчезает. Так? Сценарий известный?

Э-э-э, - сказал Дима, - а вы кто?

В голове у него заиграла мягкая фортепьянная импровизация. Музыка как будто успокаивала, но при этом придавала ему уверенности в себе.

-----5

Однако, ты не пошел в трапезную, - сказала Каллиста и озабоченно осмотрелась. Дождь переставал, и последние капли слетели с неба на ее протянутую руку.

Бог тебя любит, - сказала она.

А, так вы из-за этого? - разочарованно протянул Дима, заподозрив Каллисту в расчетливо-протестантских намерениях. Он даже забыл о музыке в голове и снова рассердился.

Я же говорила, как полезно тебе сердиться, - сказала она, - придется какое-то время тебя взбадривать, пока не привыкнешь. Но я имела в виду совсем не то, что ты подумал. Когда я говорила, что Бог тебя любит, я хотела сказать, что хочу угостить тебя чашечкой кофе с бутербродом. Ты же голодный?

Ну что вы, Каллиста, - Дима смутился, - я в состоянии заплатить за себя... и за вас. Честно говоря, я сам собирался пригласить... Ведь вы тоже с утра не ели?

Они вышли из-под арки и побрели по весенним лужам, залезая на поребрики и перескакивая через мутные потоки несущейся воды.

Маленькая кофейня вмещала всего шесть столиков. Дима и Каллиста пристроились у окна. Дима хотел пройти к стойке, но девушка остановила его властным жестом и сказала:

Ты же не хочешь меня отравить?

Пока он соображал, что это значит, Каллиста заказала еду и расплатилась. Дима подбежал к ней и перехватил поднос. На подносе красовались две чашки с кофе и четыре бутерброда: с ветчиной, красной икрой и два с сыром.

Кофе твой любимый, со сливками, - сказала Каллиста.

Кто вам сказал?

Узнала у твоего... друга.

Но у меня нет друзей.

Будут, - лаконично сказала Каллиста и пригубила из чашки. Она присела рядом с Димой на длинное сиденье. Бок о бок.

Для начала скажу, что знаю о том, что ты уже хочешь меня убить. Я разрушила твою схему общения. Да? - прошептала ему на ухо Каллиста.

Нет! - с ужасом воскликнул Дима и оглянулся, не услышал ли кто. "Все становится понятным. Она сумасшедшая", - подумал он и принялся жевать, он всегда спасался таким образом от тяжелых мыслей. А в мыслях уже действительно проскользнуло такое, еще не оформленное, смутное, ожидающее идеологического оправдания чувство. Кто-то в нем требовал смерти, романтической и красивой, смерти как избавления от надежд. Пока неизвестно - чьей. Эта девушка была в его голове всего-навсего девушкой, сгустком ожидаемой невыносимой боли и разочарования. Но она была особенной. Это наводило на мысль, что его смерть будет уже не так совершенна, что при этом он не возвысится над всеми ими, как думал раньше. Но вот если умрет она вместо него... леди Совершенство и смерть... сочетание намного более привлекательное, чем смерть непонятого спасителя мира, каковым он себя считал. Разбить схему может только секс с ней, а это, как он отлично знал по опыту, невозможно.

Из этих смутных мыслей на поверхность выходило только желание секса.

Дима пребывал в тупой задумчивости и не заметил, как съел все бутерброды. Она к ним даже не притронулась.

Вы - ангел? - робко спросил Дима.

Ангел, - хмыкнула она, - пойдем, убьешь меня - и дело с концом. Но сначала давай выпьем на брудершафт.

Каллиста встала и пошла к стойке. Дима пожирал глазами невесомое тело, даже пытался обрисовать в воображении ее зад, но у него ничего не вышло, и он отчаялся. Девушка вернулась с двумя бокалами шампанского.

По древней традиции, - сказала она и вложила в Димину руку бокал, - выпьем за любовь и за то, чтобы ты перешел на "ты", а то надоело.

Она перегнулась через стол к Диме и обвила свою руку с бокалом вокруг его руки. "За любовь", - подумал Дима, - может, наконец, обломится?" Оба выпили залпом. "А теперь - целоваться", - Каллиста по-змеиному вползла на сиденье и приблизила к Диме лицо. Ее глаза оказались совсем близко и пронизали Диму электрическим током. Он не увидел в них никакого дна, только голубую бездну, как вид на ущелье с высокой горы. Голова у него закружилась, он закрыл глаза, и в этот момент Каллиста поцеловала его в губы.

Дима подумал, что произошло землетрясение. Он открыл глаза. Они стояли на вершине высочайшего пика. Свистел ветер в ушах. Под ними был ледник, а вокруг, куда не повернись, простирались горы до самого горизонта. Слепило солнце, и Дима снова зажмурился.

Я подумала, что здесь тебе удобнее будет убивать меня, - она стояла рядом, держа его за руку, - никого нет. - Она обвела рукой горы. Глаза ее не предвещали ничего хорошего. Каллиста была одета в черный лыжный костюм с обтягивающим капюшоном. Она немного дернула Диму за руку, отчего он заскользил и чуть не свалился в пропасть.

Что за... как вы это сделали?! - вскрикнул он.

Мы уже поцеловались на брудершафт, - строго и угрожающе сказала Каллиста, - не смей больше мне "выкать". Я этого не люблю. "Вы" надо говорить, когда уважаешь человека, а не тогда, когда презираешь его.

Я вас не презираю, - сказал Дима и опасливо покосился вниз.

И тут же она его столкнула.

-----6

Он заскользил по леднику к краю пропасти, пытаясь перевернуться на живот, а потом летел, затаив дыхание и думал: "Этого не может быть!" Потом сильно ударился рукой о попавшийся выступ и подумал: "Может!" Рана на руке ощутимо саднила. Он ударился еще несколько раз, пытаясь схватиться или хотя бы замедлить падение, но это ему не удалось. Дна все не было. Наконец, оно начало стремительно приближаться, и Дима успел разглядеть его. Он зажмурил глаза и попрощался с жизнью, ожидая удара в голову. "Хорошо, что в голову", - подумал он.

Но он не умер. Его рвануло вверх, как будто раскрылся запоздалый парашют, и он повис в метре от земли, прямо на каком-то кусте. Дима открыл глаза. Волосы еще продолжали шевелиться на его голове. Он схватился за голову и попытался остановить их. Они были твердые как солома. Очков не было. Дима протянул руку и попытался дотянуться до земли. Неожиданно ветки куста затрещали, и он боком рухнул на камень, расцарапав вдобавок нос.

Дима полежал и перевернулся на спину. Все-таки он живой. Может быть, в шоке. Но не мертвый, это точно, потому что все болит. Лежит в ущелье, куда не проникает солнце. В кармане - мобильник, но антенны нет. Высоко-высоко в облаках теряются стены ущелья. Выхода отсюда, скорей всего, тоже нет.

Да это все глюки, думал он. Забавляется девица, подмешала чего-то ему в кофе. Наверное, какая-нибудь организация проверяет на нем новый препарат.

Ноги захолодило. Дима покосился на свои ботинки и увидел, что они лежат в луже, образованной из множества ручейков, стекающих по скалам, и ноги его образовали небольшую плотину. Он привстал, оперевшись на руки, и медленно вытащил себя из воды. Переломов нет. Только колени сбиты, подумал Дима. Он горестно понурил голову. Значит, все это правда. Он переместился в пространстве, а может быть, даже во времени. Понятно, почему эта девушка показалась ему такой... необычной.

Но если данные обстоятельства реальны, то надо отсюда как-то выбираться. Дима посмотрел на ручеек и увидел, что он течет куда-то, значит, есть проход. Потому что если прохода нет, и он должен здесь погибнуть, то вмешательство высших сил бессмысленно. А в том, что это были высшие силы, Дима не сомневался. Ведь не разбился же он, упав с такой высоты. Ни одного перелома, одни ушибы и ссадины. Можно, конечно, списать все на куст...

Дима со стоном поднялся и одернул штаны. Куртка порвалась в нескольких местах. Кепка и очки не наблюдаются. Сумка - тем более. Хорошо, что в ней была всего пара книжек и всякая ерунда. Зато мобильник при нем.

Я пошел, - сказал сам себе Дима.

Он схватился за стены ущелья и поплелся вниз по ручью, протискиваясь в теснинах и благодаря Бога за свою тощую конституцию. Вскоре ущелье расширилось. Ручей уже не журчал по-младенчески, а уверенно разговаривал, как подросток. Стали появляться островки белых цветов. Дима замучился перебираться по камням и сбил ноги. В ботинках хлюпало. Нежные музыкальные руки, которыми он так гордился, были испорчены. Но он не хлюпал носом, не переживал, ему было хорошо. "Как же это я раньше так не делал, - думал он, - а ведь сколько раз меня приглашали в походы: в лес, по реке на байдарках и даже в горы!" Дима всегда отказывался от таких предложений в ранней юности, а потом его и приглашать перестали. Ему было противно от мысли, что он проведет время впустую. То ли дело - почитать хорошую книжку или поиграть на пианино. Можно и в компьютер залезть. Не злоупотребляя, конечно, ведь это вредно.

Неожиданно скалы расступились, и Дима увидел внизу обширную долину вокруг его ручья, который превращался в бурную речку. Долина была длинная и красивая, с небольшими водопадами и навесными мостами. В зелени садов виднелись разноцветные крыши домиков. На пологую сторону горы уходила канатная дорога. В другом конце маленькой долины просматривался автомобильный тоннель. "Как в сказке", - подумал Дима. Он испугался. А вдруг он в другой Вселенной? Дима не любил фэнтези и всякие там "За гранью". Его раздражали попытки людей уйти от действительности таким образом. Надо принимать бой с жизнью лицом к лицу, а если проиграл, не бояться это признать и уйти с достоинством!

Потом он успокоил себя. За границей такие красоты бывают. Английский он знает кое-как, немецкий немного,объясниться сумеет. Дима решительно зашагал вниз по цветочному лугу. Но не успел пройти и нескольких шагов, как из-за скалы прямо на него вылетела девица. Они столкнулись и отскочили друг от друга, извиняясь.

Девушка была русской. Дима близоруко сощурился и пригляделся к ней. Маленькая. Одета в простые брюки и свитер. На ногах - хорошие кроссовки, на спине - рюкзак, в руках - корзинка. Стриженая шевелюра каштановых волос, карие глаза и веснушки на коротком толстом носу. Ничего особенного. В жизни Дима таких даже не замечает. Хорошими в ней были только черные брови вразлет.

Девушка тоже встревоженно присматривалась к нему.

Господи! Что это с вами? Вы разбились?

Немного, - ответил Дима и занервничал.

Может, скорую вызвать? - продолжала она. - Может, у вас переломы или повреждения внутренних органов.

Да нет, - сказал Дима, - а тут у вас и скорая есть?

Фельдшерский пункт. У них фургончик.

А. Не надо. А лучше скажите мне, пожалуйста, где я нахожусь и какое сегодня число.

Понятно, - огорчилась девушка, - голова. Пойдемте со мной.

Нет-нет-нет-нет! - сказал Дима и отдернул плечо, к которому она потянулась.

Сегодня двадцать второе мая четырнадцатого года, и мы находимся в... - терпеливо сообщила девушка.

"Хотя бы во времени не переместился", - облегченно подумал Дима.

А вы кто? - недоверчиво спросил он. - Медик?

Нет, я не медик, просто Света. Я тут живу и работаю на турбазе. У нас высокогорный курорт. А вас как зовут? Вы, случайно, не певец?

Я - Дима, и я действительно певец, как вы догадались? - удивился он и с болью вспомнил, что уже вот так же знакомился сегодня с девушкой. Чем все закончилось?...

Откуда вы?

Я упал и пока больше ничего не могу сказать, извините, - соврал Дима. Он не хотел в больницу. Он хотел домой, в свою девятиметровку с компом и диванчиком.

Девушка помолчала, изучая его из-под часто поднимающихся ресниц.

У вас и куртка порвана... - задумчиво сказала она. - Пойдемте уж ко мне, может, я зашью. И зеленка у меня есть.

При слове "зеленка" Дима поморщился. Под носом треснула засохшая кровь.

Я, наверное, выгляжу не очень, - сказал он.

Это точно, - сказала девушка и пошла вниз по еле заметной тропинке.

Дима поплелся за ней.

-----7

Света жила в длинном здании, напоминающем барак, с балконами на каждом этаже, даже на первом. Это был дом для персонала, спрятанный в зелени горы от глаз туристов. Сама турбаза находилась ниже, у водопадов.

Сезон уже заканчивается, хотя официально он длится круглый год, но персонал помаленьку разъезжается, - рассказывала Света, забираясь по высоким ступенькам и открывая дверь своим ключом.

У нас тут на первых этажах отдельные входы. Вот мои хоромы. Не знаю, может, домой уеду в межсезонье. Но не хочется, чтобы кто-то другой тут хозяйничал. Я уже привыкла.

Квартира была маленькая, но совершенно отдельная: комната, крошечная кухня и даже ванная. Меблировка бедная, драные обои. Дима увидел кресло и повалился в него. Он устал и хотел есть. Девушка принесла из кухни аптечку и вытащила оттуда пластырь, зеленку и ватные палочки.

У меня в ванной есть зеркало. Возьмите все это, пойдите в ванную, обмойте и осмотрите свои раны, нет ли чего серьезного. И помажьте, где достанете. А я пока сварю чего-нибудь.

Дима тяжело поднялся и заставил себя шевелить ногами. Это было все еще двадцать второе мая, но ему казалось, что он не спал неделю. В ванной он разделся и осмотрел себя. Сильно сбиты колени, но не настолько, чтоб не принять ванну. Дима включил воду и залез в нее, не дожидаясь, пока наберется. Правая рука повреждена: ниже локтя рваная рана. Лицо в зеркале опухшее, в царапинах, под носом все еще грязь, хотя по дороге он вытирался ее платком. Неужели эту девчонку ему подсунула Каллиста? Нет, это безумие.

Но Диме не хотелось раньше времени считать себя сумасшедшим. Неприятно, да и зачем паниковать.

Возьмите там вафельный такой халат! Это я с работы принесла, - крикнула в дверь девушка, - и идите кушать.

На полочке Дима заметил несколько шампуней и гелей. Он аккуратно помыл голову, найдя на голове болезненную шишку, обмылся под душем и, ойкая, обтерся полотенцем. Потом надел халат и вышел.

Из кухни вкусно пахло жареным луком.

Я решил помыться, - бодро сказал Дима, входя в кухню.

Света стояла под абажуром и резала салат. В квартире было темновато из-за двунглей за окном. Волосы ее отливали золотом. Она взглянула на Диму и бросила нож.

Какая у вас рана на руке! Вы так ее и не обработали! И колени!

Девушка вымыла руки и перевязала Диме рану. Колени она просто помазала зеленкой. Дима втягивал через зубы воздух и снова ойкал. Ему было стыдно, что Света прикасается к его ногам и видит, какие они волосатые.

У вас красивые ноги, - сказала она.

Света заставила Диму выпить сто грамм водки, "для лечения". Они весело болтали. Девушка налила Диме настоящего борща и положила огромную ложку сметаны. Потом были макароны с котлетами и жареным луком. Перед чаем с пирожками Дима разомлел и вытянулся.

В сущности, что такое жизнь, - сказал он, - череда случайностей.

Дима покосился на Свету и продолжил:

И люди, люди! Иногда просто хочется стать серийным убийцей.

Света смотрела на него, подперев щеку рукой. Она примолкла. В глазах ее не было ни ужаса, ни корысти, ни тупой обреченности. Они были внимательны.

Вот скажите, - напирал Дима, - что для вас все эти человеческие сообщества? Не успеют объединиться вокруг какой-то идеи, а уже претендуют на истину. И никто - слышите ли - никто после этого больше ее не ищет.

Не ищет, - эхом отозвалась Света.

Не ищет никто истину, в том и беда. Человеку гораздо удобнее присоединиться к сообществу, которое говорит, что знает истину в последней инстанции, чем самому ее искать. Кто-то нашел, а я буду рядом, и не надо думать: очень удобно жить, когда тебе говорят - как. Они не понимают, что истина-то и заключается в поиске.

Это как уборка: один раз убрал и больше можно год не убирать? - живо откликнулась Света.

Точно.

Не понимаю, какой от них вред? Вы что, очень пострадали от таких... сообществ? - спросила девушка.

Самый-то главный вред. Они ловят истину и сажают ее в клетку, а она не живет в неволе. Они окружают ее золотыми заборами, ее там уже нет, а все думают, что есть. Они становятся элитой, начинают презирать остальных людей, ищущих. Даже уничтожать их. Такова история. Такова жизнь. Любое, самое лучшее начинание, порыв объединиться рано или поздно приводит к уничтожению инакомыслящих. В конце концов уходят даже друзья. Это грустно. Понимаете?

Вы поэтому приехали? Развеять разочарования? Я тоже.

Голосок девушки был исполнен сочувствия. Она так это сказала, что Дима с благодарностью посмотрел на нее и вдруг заплакал, закрывшись здоровой рукой. Сказалась усталость и нервное истощение от пережитого за день. Дима хлюпал носом, а Света подсела к нему и, отодвигая его руку, стала поить с ложечки чаем и приговаривать:

Поешьте пирожочков, они такие вкусные. Я пекла для больной подруги. Еда - она очень утешает, честное слово. Знаете, что! - воскликнула она. - Все идеологи - дерьмо. Пошлите вы эти сообщества подальше! Ведь можно и одному жить. Появляться среди людей, только когда им нужно. Не тебе! А им! Только когда просят! Иначе опять увязнешь, начнешь зависеть.

Будешь ждать, когда попросят. Не лучше того, когда бегаешь и просишь сам. Хрен редьки не слаще. Это же гребаное общество!.. Я пробовал, - глухо сказал Дима, потупившись. - Зависишь. зависишь и зависишь! В этом вся беда. Не получается одному жить. Иллюзия обособленности приводит к деградации. А безвыходность - к...

Он перестал плакать и ожесточенно посмотрел в лицо Светы.

Какой вы несчастный, - сказала она.

Ты, Светочка, еще очень молодая девочка, - Дима не заметил, как перешел на "ты", - и не понимаешь многих вещей. Но ты молодец, не ожидал от тебя. Прости, что я тут навязался тебе на голову. Надо идти спать.

И не навязался. И не молодая. Мне уже двадцать четыре. А вам?

Тридцать два. Я уже старый.

Дима в виде иллюстрации встал и ссутулившись поплелся в коридор.

Где тут у тебя коврик, я прилягу, - пошутил он.

В таком-то халате, - серьезно сказала Света, - только на кровать. Сейчас я постелю.

Дима смотрел, как она ловко вставляет одеяло в пододеяльник, а подушки - в наволочки. "А она ничего", - подумал он. И опять стало жгуче-противно от самого себя. Стараясь ни о чем не думать, Дима по приказу Светы завалился в чистую постель и зажмурился. Косточки распустились, и ему стало очень хорошо. Сквозь дрему он услышал, как Света сказала: "Пойду в прачечную, брошу вашу одежду" и провалился в сон.

-----8

Утром Дима с ужасом увидел девушку рядом с собой. Да и где ей еще быть? Других кроватей не наблюдалось. Он, правда, надеялся, что она пойдет к какой-нибудь подружке. Но надеялся ли?

Света лежала, закинув одну руку за голову. Ее волосы растрепались по подушке, а рот немного открылся. Дима никогда не видел возле себя живую спящую девушку. Он принц, а она спящая красавица. На красавицу, конечно, она не тянет, однако сейчас, в полумраке рассвета... Надо поцеловать, и она проснется. Или лягушка превратится в принцессу. Но пока она спала, Дима чуть отвернул одеяло и посмотрел на ее грудь. Не голую, в футболке, конечно. Ему же можно, раз она сама легла рядом, тем самым разрешив ему это. Футболка была тонкой. Он с усилием оторвал взгляд. Из-под волос выглядывало маленькое изящное ухо. Дима притронулся к уху губами. Оно было теплое.

Дима положил голову на руку, уперев ее локтем в подушку, и долго смотрел на спящую, улыбаясь. Она проснулась и тоже улыбнулась, протирая глаза и потягиваясь, отчего у Димы знакомо запульсировало под халатом.

Что? - спросила Света хриплым от сна голосом.

Она откинула одеяло, встала и пошла в ванную. Она была в трусах!..

Дима мысленно заметался. Заманит окрутит женит на себе родит ребенка отнимет жилье и заставит платить алименты, а если не отнимет, то всю жизнь будет пилить его и ругаться с его мамой. А может, она уже во сне что-то с ним сделала! Дима посмотрел под одеяло с ужасом и вспомнил, что его одежда исчезла где-то вовне, в какой-то прачечной, а он лежит почти голый и такой беззащитный.

Он слушал плеск и шум воды в душевой и пытался себя успокоить. Бежать некуда, он тут никого не знает. Денег у него нет, так что домой не добраться. Ему может помочь только эта девица. И она уже помогла ему, проявив человечность и даже деликатность. Не станет же она его после этого насиловать. Так что надо успокоиться и хотя бы дождаться одежды.

Света вошла в таком же халате, как у него, и с мокрыми волосами. Дима лежал доской и не мог пошевелиться. Девушка села к нему, выставив колено, и наклонилась над ним. Он испуганно смотрел на нее.

Что ж, лицо вроде получше, - буднично сказала Света и встала, - давайте посмотрим колени, а потом - руку.

Она бесцеремонно откинула одеяло и рассмотрела его колени.

Уже подсохли. И хорошо. На вас, как на собаке.

Девушка закинула одеяло обратно и потянула к себе его забинтованную руку.

Вы хоть выспались? - спросила она, не глядя на него.

Она была очень серьезной. Ни намека на заигрывание. Диме даже стало немного обидно, хотя он все равно боялся.

Почему ты говоришь мне "вы"? - спросил Дима дрожащим голосом.

Потому что я вас уважаю. А вы хотите других отношений?

Она понуро разглядывала его больную руку, а потом вдруг скользнула под одеяло и прижалась к нему.

Я думаю, тебе не помешает еще и так полечиться, я же вижу, что нравлюсь тебе, - сказала Света и взяла в руки то, что мучало Диму, - только я сверху, потому что коленки твои оставляют желать лучшего.

Последние слова она произнесла очень игривым тоном, соединяя при этом Диму с собой, мягкой и горячей. Это было легко сделать, потому что штык у Димы был давно готов. Света взобралась на него и медленно сняла халат. Вытаращенные глаза Димы остановились на ее голом теле, а потом, когда она качнулась на нем, уставились в потолок и сильно зажмурились. Он вцепился в простыни и охнул. Слезы покатились по его щекам.

Света испугалась. Она такого еще не видела.

Тебе больно? Больно? - в смятении шептала она прямо ему в ухо. - Я тебе что-то сделала?

Н-нет, - сказал он, - извини, я такой плакса.

Слезы текли по его лицу, но он улыбался.

-----9

Потом она его кормила, не разрешая вставать. Дима потерял всякую осторожность и болтал без умолку. Он рассказывал про свою работу, про свой голос, а Света с обожанием смотрела на него. Он травил клиросные анекдоты, и она хохотала как сумасшедшая. Она гладила его по волосатым рукам и ногам и говорила, что у него самые мужские на свете конечности.

Ты мне потом споешь? - спросила она, забирая поднос с едой, и из кухни уже:

А почему ты плакал, малыш?

На оба вопроса отвечу только после поцелуя, - нагло сказал Дима.

Девчонка появилась в комнате и серьезно посмотрела на него.

Я не целуюсь без любви.

Диме тут же захотелось ее поцеловать.

Иди сюда, - строго сказал он.

Но она не так поняла и по дороге сняла халат.

Весь день они провалялись в постели, потому что у Светы был выходной. Она говорила, что завтра он останется без нее, и что поэтому они должны выполнить план. Голова у Димы была как в тумане. Он покорно чмокал ее везде, где она просила, и все надеялся добраться до губ, но она все обещала и обещала, и не выполняла.

Ночью они проснулись для этого только один раз, на боку, да так и заснули, прижавшись друг к другу носами. Утром она проспала и убежала на работу, не позавтракав. Работала Света в СПА-салоне.

Так прошло две недели. Дима и Света гуляли по горам, готовили вместе пищу и занимались любовью. Света приглашала его покататься на канатной дороге, но он наотрез отказался. Дима округлился, цвет лица его из-за горного воздуха улучшился. Раны зажили, хотя руке все еще требовалась перевязка. Света зачесывала Димины волосы назад, открывая очистившийся лоб. Она купила Диме летнюю одежду и очки. Когда она была на работе, он сидел в интернете, но уступал компьютер ей, когда она приходила домой, и включал телевизор. Света знала, что он скоро уедет домой, в Санкт-Петербург. Дима иногда играл на пианино в местном ресторанчике и заработал на обратный билет, но все тянул с отъездом.

Однажды в воскресный день он гулял в горах один. Дима привык в этот день быть в церкви, привык к большому сборному хору. Он скучал по шуточкам регента Николая Ивановича, и по Рахманинову, и по Чеснокову, и даже по ласковой альтихе Ульяне, одобрительно бьющей его по спине и безумно его этим раздражающей. А особенно он вспоминал Каллисту. Несколько раз ему казалось, что он видел ее в горах. Вдруг ему снова показалось, что голубоватая шляпка с пером мелькнула между молодыми дубами и пропала за поворотом скалы. У Димы забилось сердце. Он бросился за видением и настиг ее, когда она уже собиралась открывать зонтик.

Я видел тебя раньше, - прерывисто сказал он, - значит, ты не видение? Как ты здесь очутилась?

Каллиста подняла на него свои невероятные глаза и смело приблизилась.

Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как... - начала она насмешливо, но Дима с напором перебил ее:

Господи, Каллиста, прости меня за тот раз. Я действительно тогда имел дурные мысли. Чтоб тебя убить. Это было какое-то помрачение. Я давно хотел это тебе сказать.

...как день ненастный, опечалился чему, говорит она ему, - Каллиста ласково потрепала Диму по щеке, - значит, не хочешь больше меня убивать?

Нет.

А себя?

Н-нет.

Тогда готовься. Прощайся со своей половинкой. Ночью отчаливаем. Куда? Домой. Как? Возможно, во сне, - отвечала она на его мысленные вопросы.

Я умру? - все же спросил Дима, переминаясь с ноги на ногу.

О нет. Ты теперь, наконец-то, живой. Я думала, с тобой будет труднее. Уж очень ты мудреный. Но сюжет оказался предельно простым.

А как жить? - невпопад спросил Дима.

Скажу. У тебя не путь одиночки. Хороший одиночка не конфликтует с обществом, а прощает его, потому что любит, способен любить. А простому человеку нужна семья. Она его греет, пока он учится любить. Она как яйцо, пока он еще не сформировался в полноценного цыпленка. Понятно?.. У тебя уже есть семья. Так что выбор за тобой. Света беременна, только она этого еще не знает. Не говори ей сейчас. Приедешь за ней потом.

За ней? Это - она? Моя девушка?

А то нет. Ты что, принцессу хочешь? Да брось, Светлана тебе нравится. Видела я, как ты на нее смотришь. Думаешь, другие лучше? Нет! Верь на слово. Я повидала людей. В девятнадцатом веке...

Ты такая старая? - засмеялся Дима.

Опомнитесь, молодой человек. Говорить такое девушке.

Каллиста вздернула нос, резко раскрыла зонт и повертела им, выбирая направление. В следующее мгновение она пропала, оставив вместо себя планирующий самолетик. На нем было написано: МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ