-----

В монастыре идет литургия. Регент мать Феоктиста по-лебединому выгибает руки, дирижируя, и сверлит черненькими глазами певчих. Справа от нее стоят сопрано: послушница Вера и послушница Ника, слева - альты, их четверо: мать Фекла, мать Меркурия, мать Нимфодора и послушница Света. Напротив нее гудит женский бас - Екатерина. Она вольная трудница.

Мать Феоктиста ругает мать Феклу:

- Матушка, ну нельзя же петь так фальшиво. Ну не стыдно вам?.. Подтягивайте. Вот-вот-вот-вот!... Сливаться надо, матусечка, не мешать девочкам. Сосредоточьтесь! И не спать, не спать!..

У мать Феклы апостольник сполз набок, торчат седоватые прядки. Она усиленно таращится на регента, доказывая этим, что не спит. Ночью матушка не выспалась, сидела за компьютером.

Во время чтения Апостола все садятся на скамеечку. Мать Фекла тут же засыпает. Рот у нее приоткрыт. Послушницы видят это и хихикают. Мать Меркурия смотрит на часы и вдруг начинает отчаянно жестикулировать:

- Мать Феоктиста! Мать Феоктиста! Матусь! - шепчет она, пытаясь привлечь внимание регента, которая уселась на пол в перерыве между пением и перебирает ноты.

Апостол заканчивают читать.

Мать Феоктиста укоризненно смотрит на мать Меркурию и легко вскакивает с пола. В руках у нее кипа нот. Она раздает "Херувимскую" Софрониевскую.

- Аллилуйа, глас седьмый, - угрожающе шипит она.

Начинают петь. Мать Меркурия не прекращает попытки привлечь внимание:

- Аллилуиа, аллилуиа... мать Фе...! Мне надо уйти!... А-а-алилу... ехать!.. ия...

- Тихо, - приказывает Феоктиста и внимательно смотрит на красиво идущую по солее чтицу. Та на ходу говорит стих. Она снова взмахивает рукой.

- Аллилуиа... - мучаясь, поет мать Меркурия, - Иваныч ждет, когда еще машина... Аллилуиа... Мать!..

- А после "Херувимской" нельзя?.. Аллилуиа, аллилуиа...

- Нет! Я вообще зря пришла, просто он с мотором завозился... А-а-аллилу-и-а!.. Бежать уже надо!

- А куда вы?..

- В район - в магазин, в аптеку и по поводу дров.

- Хорошо. Матусечка, не забудь, что я просила, купить. Окей?

- Ну что ты, мать, конечно... спасибо... - Меркурия натягивает рясу и скуфейку уже у выхода с клироса.

- И духови твоему, - отвечает хор.

Читают Евангелие.

Вера со Светой в черных платках по самые глаза шепчутся. Могучая трудница Екатерина осуждающе смотрит на них. Мать Фекла спит, держась за аналой. Глаза у нее открыты, но она спит. Мать Нимфодора секретно передает послушнице Светлане записку и делает значительное лицо.

- Слава Тебе, Боже наш, сла-а-ва тебе!

Спели ладно. Мать Феоктиста довольна.

- Молодцы, - ласково и удивленно мурлычет она и достает красивую ектенью.

Но на "Херувимской" опять огорчение, несмотря на предупредительные угрозы:

- Будете лажать - убью. Поняли?.. Мать Нимфодора, придерживайтесь Светланы, пожалуйста! - шипит регент. - Вступайте без атаки!

Она взмахивает, начинают петь: "Иже херувимы, тайно образующе"...

Во время Херувимской песни мать Феоктиста подсказывает:

- И-и-и-и-же хе-е-е...выше,выше...е-ру-ви-и-и-и...сливайтесь!..и-и-и... Мягче, не нужно этих "ге-ге-ге"! ...и-и...Мать Фекла!...и-и-мы-ы, хе-ру-ви-и-имы. Тянем концы..

Регент постепенно краснеет и выходит из себя. Хор не обучен.

- Та-а-а...Мать Ф..!а-а-айно... заткнитесь!.. - успевает сообщить она. - Вера! О-о-обра... Заткнись, я сказала, Фекла!.. Вера, молчать!

Мать Фекла обиженно садится на скамейку и через минуту засыпает. Розовощекая Вера замолкает с видом кроткой мученицы.

Хор испуганно смотрит в ноты. Поют, в основном, по памяти. Грамотная - только Екатерина. Она умными глазками поглядывает на регента. Нимфодора почти налегла на Свету и сует к ее рту свое ухо. Поют все разлаженно и неровно. Феоктиста удручена. Она студентка, ей некогда заниматься с певчими.

- Я кому руками показываю? И-и-и... Ровнее! И-и-и-и. Жи. Вотво-о-о-о-ря... Ника, не пищи!... а-щей Тро... Концы вместе!..

Кое-как добрались до "Аминь", "отложили попечение". Священник выдвигается с Чашей и шествует, басовито бубня, к царским вратам.

- Мать Фекла, не спать, - приказывает регент, - не сидеть! Пойте!

Фекла сонно вскакивает, задевает аналой. Вера с Никой хихикают. Нимфодора горячо растолковывает Светлане значение ее записки, содержащей ценный рецепт соления помидоров.

Началось пение "Яко да Царя". Феоктиста жалобно хмурит брови: показывает, что она очень, очень сильно сдерживается, и готова в мученицы, как давеча Вера.

Пока народ вяло выводит с дьяконом "Верую", мать Феоктиста прячется за борт клиросного аналоя и оседает на пол вместе с Никой, таща ее за руку вниз. Они должны делать задание по английскому языку, потому что Феоктиста, как уже говорили - студентка, а послушница Ника в прошлом - учительница.

"Милость мира" исполняют довольно прилично. На "Достойно есть" регент опять сердится на мать Феклу и во время пения слов "Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим" показывает ей кулак.

Наконец, спели Евхаристический канон.

Во время долгого причастия на клирос взбирается новенькая рясофорная, Дормидонта. Сидящие на скамейке встают, чтоб подвинуться, но один конец перевешивает. Скамейка дергается и смешно подскакивает. Вера сваливается на пол к Нике и Феоктисте, да там и остается, заглядывает с любопытством в тетрадку по английскому. На освободившееся место сажают новопостриженную Дормидонту. Одобрительно жужжат вокруг нее, поздравляют с постригом и традиционно спрашивают, как ее имя. "Недостойная, грешная инокиня Дормидонта", - моргает девушка. Она похожа на первоклассницу.

Дормидонте поправляют новый апостольник, сидящий неловко, слишком глубоко под подбородком.

Но если его стянуть вперед, он же будет болтаться?.. - недоумевает она.

- А ты резиночку пришей, вот смотри, как удобно, - мать Феоктиста дергает свой головной убор, являющий собой кусок ткани с вырезанным для лица отверстием, который действительно пружинит у нее под подбородком.

Все смеются.

- Разыгрываете меня? - подозревает Дормидонта.

- Какой там! Епископ сам велел резиночки пришивать, и указ такой был. Мы все пришили, да, мать Нимфодора?

Нимфодора кивает и смеется. Мать Фекла просыпается и, улыбаясь, тоже долго кивает.

Мать Дормидонта озадачена. Трудница Екатерина взволнована:

- А когда это вышло? Указ? Я не слыхала. Почему - с резиночками?

- Но это же удобно, - мать Феоктиста серьезна, она опять оттягивает и отпускает апостольник. Тот пружинит.

- А ты после службы спроси хоть у мать Серафимы, если нам не веришь.

Опять начали петь. Екатерина не может успокоиться. Она знает все порядки и установления, но пропустила про резиночки под подбородком! А ведь сама помогала шить апостольники!.. Она решает непременно прояснить этот вопрос.

После службы мать Дормидонта надевает клобук и сходит вниз, в месиво из простых людей и причастников, жующих просфоры. Подходит к старой матушке Серафиме и спрашивает ее про резиночки на апостольнике. Та улыбается:

- Да... В чувстве юмора им не откажешь.

- Кому, епископату?

- Этим - тоже... Однако, мы осуждаем?

- Нет, я только хотела спросить: вы сами-то эту резиночку вшили или нет? Надо вшивать, или нет?

- Что ж, дружок, разве это главное?..

Мать Серафима раздражается, делает жест, словно отмахивается от мухи, и уходит.

Дормидонта идет на паперть и хочет направиться в свой коровник, где она состоит в телятницах. Наперерез ей бросается замученная мыслями массивная Екатерина.

- Матушка, ну что, вы узнали?..

Мать Дормидонта задумчиво чешет под апостольником.

- Узнать-то узнала... какие веселые тетки наши матуси. Двадцать четыре года на свете живу, и никто сроду так не разводил. Видела? Они оттягивают ткань, и она пружинит. Поди разберись - есть там что или нет. Ведь пружинит же! И на лице хорошо держится, не то, что у меня.

- А я тридцать шесть лет живу, и сроду надо мной так не прикалывались, - гудит Екатерина.

Дормидонта подозрительно щурится на нее.

- А тебе зачем знать про наши дела, - ехидничает она, - ты даже еще не послушница. Не твое дело. Любопытство - порок!..

- Мне просто интересно, - смущается Екатерина, - прикол это или нет все же.

- Думаешь, прикол?.. - мать Дормидонта сонно зевает. - Ну ладно, с праздником тебя, сестра! Пойду спать - с утра уже со скотиной намоталась.

Худенькая мать Дормидонта перескакивает лужу и несется в келью, придерживая тонкой ручкой огромный клобук.

Екатерина оторопело стоит и вдруг, словно очнувшись, кричит вслед:

- Матушка Дормидонта! А все-таки, я не поняла - с резиночкой или - без?..