----

Бабушка Феликсина сама приготовила чай. Несмотря на то, что ей на днях исполнилось сто лет отроду.

Она вышла на веранду и махнула старческой рукой - позвала играющих учеников.

Ученики были людьми самого разного возраста и цвета кожи. Приехали к ней со всего света. Одни играли на стриженой лужайке в мяч, другие бродили по лесу с фотокамерами в поисках ранних маслят, третьи качались на качелях или просто бегали за бабочками и попугаями. Они сбежались отовсюду, привлеченные сигналом мобильных устройств, и шумно расселись за столом под сводом виноградных лоз беседки.

В большом Доме Феликсины на благословенной Псковщине всем хватало комнат. Дом был устроен прямоугольным периметром, с внутренним прозрачно-крытым двориком и широкими верандами снаружи. Это был очень вместительный дом, хоть и одноэтажный.

- Кто будет разливать чай? - спародировал весельчак Трифиллий.

Бабушка чуть заметно улыбнулась. Ей было приятно, когда цитировали фильмы времен ее молодости, например, этот - "Здравствуйте, я ваша тетя". Она с полным правом могла считать себя "самой старшей из присутствующих здесь дам".

Женщины быстро расставили чашки, молочные кувшинчики и корзинки с печеньем. Феликсина заняла почетное место возле самовара. Самовар работал на солнечных батареях, но ради Феликсины его конструкцию переоборудовали так, чтобы можно было топить самовар и сосновыми шишками. Сосен вокруг росло множество.

Малюсенькая старушка шевелила тонкими руками, будто разливает по чашкам чай, но на самом деле за нее работали руки помощницы Глафиры, которая была вдвое моложе ее.

Часы пробили пять раз.

- Сегодня, дети, я расскажу вам о Камне, - проскрипел слабый голос Феликсины, - а завтра мне надо умирать. Он сказал мне.

Ученики тревожно загудели.

- Много лет назад, - прервала Бабушка их ропот, - я впервые попала в это благословенное место. Тогда он и выбрал меня. Поэтому мы здесь.

- Тебя выбрал камень? - удивился Трифиллий.

- Это тот самый, на который вы, мама, ходите сидеть? - спросили сразу несколько человек.

- Да, этот. Теперь я могу признаться вам, дети, что это за камень. В нем заключается секрет моего творчества... Это было очень давно. Однажды, когда я была еще молоденькой - мне не исполнилось и тридцати - наша группа приехала сюда, в непроходимую глушь, в экспедицию, чтобы собирать фольклорные жемчужины...

Феликсина стала рассказывать. Голос ее креп и наливался тембром по мере развития рассказа.

- Заодно мы искали брошенные строения, которые затем выкупали за небольшие деньги, и поселялись в них на лето. В этой деревне мы приобрели три домика, настоящих, с печками, вполне пригодных для жилья.

Надо вам сказать, что сейчас уже не умеют так строить. Вокруг только и слышно об экологических домах, но... Теперь здесь людно, а тогда холм был чуть заселен полуспившимися колхозниками. В нормальном состоянии находилось не больше десятка серых домишек, остальные были брошены. Время было такое... Однако, ребята, никакой дом не сравнится с бревенчатым необработанным срубом, в котором коричневый, отшлифованный скребком и голыми пятками пол из полубревен, низкий потолок, и широко вокруг белой печки. Свет из окошек стелется уютно, ласково; лампа по вечерам висит низко, над самым столом, а до крючка на потолке, на котором лампадка перед иконой, можно дотянуться. И печка широкая, с лежанкой...

У нас была черная баня, внизу, под деревней. До озера ходили далеко, все время вниз, через орешник, набирали фундука, купались. Потом мылись в бане, по-деревенски: сначала мужчины, потом женщины.

- Что такое черная баня, мама? - спросила Глафира.

- Баня по-черному? - удивилась бабушка. - Без трубы, с высоким порогом и земляным полом. Внутри от копоти все черное от сажи, поэтому приходилось лавки застилать газетами и тогда мыться, стараясь не касаться стен.

Мы выходили из бани в сумерках, когда оставленная на пороге обувь еле просматривалась. Голубые босоножки светились на прогнившем дереве, как Фаберже на темном бархате. Пахло ароматной сыростью. Сквозь изумрудную листву просвечивала недалекая лампочка, намечающая путь омытым и дышущим телам наверх по скользким доскам. Эти доски под ногами так аппетитно причмокивали, словно мы были вкусными для них.

Мы были вкусными и друг для друга. Ночи становились там особенными из-за древней, нагретой печкой духоты старой избушки. Мы чувствовали себя спрятанными в этом доме с песней сверчка, скрипом половиц под домовыми и стучащей в окно ветки рябины. От неживого и мягко-вкрадчивого этого стука сердце становилось малюсеньким, как трепыхающаяся канарейка в руке. Хотелось объединиться и стать единым целым. А рано утром я одна уходила в туман и поднималась на вершину горы, к моему Камню.

Вот тогда-то я и познакомилась с ним.

Камень, вы знаете, очень древний. Он с незапамятных времен лежит на вершине холма. Я его полюбила, потому что наблюдала, как он вбирает дневное тепло и как отдает его в сумерках. Летней ночью он всегда теплый, особенно по вечерам, к тому же напоминает ложе: сделан как раз по моему росту.

С вершины холма я видела сияющий купол далекой церкви за десять километров отсюда и слышала звон колоколов. По утрам я ладонью впитывала последние градусы уходящего тепла, а вечером ложилась на заново нагретый солнцем Камень и лежала часами на самой вершине, под небом, размышляя.

По ночам мне стали сниться сны.

Мне снились разные истории. Они были яркие и запоминающиеся. Все вы знаете, какие: мои книги - это истории моего Камня. Поэтому я и стала историком, а потом - фантастом. Ведь Камень впитал в себя события едва ли не тысячи лет. Не знаю уж, сколько они живут. Жизнь у камней очень медленная. Они даже не успевают замечать нас, мельтешащих рядом. Вот я: знакома с Камнем больше семидесяти лет, а для него, быть может, это несколько мгновений.

Камни передвигаются, у них свои дела, свой разум, но мы этого никогда не заметим. Для них тысяча лет - как один день.

Я думаю, что время, как четвертое измерение, еще мало изучено. Плотность времени растений весной значительно превышает нашу, за счет чего растения отбирают у нас жизненную энергию, из-за чего весной умирает больше людей. Плотность времени камня, конечно, намного ниже нашей. Его время настолько прозрачно, что мы его не замечаем. Поэтому камни - энергетические доноры.

Наверняка, есть существа, для которых наш день - тысяча лет, и мы кажемся им камнями, а сами не в состоянии познать их существование в полноте. Познакомиться с человеком камень может, только если сильно проникнешься его сознанием, погрузишься в него. Вы заметили, что встреченные большие камни надолго остаются в памяти? Камень - это не бесформенная груда вещества, как мы его видим. Возможно, это только... отпечаток его пятимерного пальца на запотевшем окне нашей трехмерности.

Тогда впервые Камень показал мне мое будущее. В ту последнюю ночь перед отъездом мне снилось, будто я живу в этом месте в старости, что я знаменита, и ко мне съезжаются ученики. У меня нет своих детей, а Бог дал мне вас, так много детей на старости лет. А тогда все казалось лишь бессмысленным сном. Я смеялась над ним.

Феликсина качнула седой головой в белом платочке и повернула ладонь правой руки, тронутой дряхлостью, лежащей на столе, кверху. Жест был исчерпывающе понятным: вот, сбылось.

Все оживленно зашевелились. Некоторые смахнули слезу.

- А ваши пророчества, откровения, высказанные в фантастических рассказах, это тоже - Камень..? - спросил Трифиллий. - Неужели он знает будущее?..

- Если он так далеко помнит прошлое, думаю, и предвидение будущего простирается дальше. Мы же можем предсказать, что у нас будет завтра. В основных чертах. А то, что в следующую минуту?... Например, я предсказываю, что Гудвин сейчас зацепится волосами за ветку винограда.

Высокий датчанин с копной рыжих волос действительно вставал со стула, не рассчитал и с размаху ткнулся лбом в свисающее рядом виноградное щупальце.

Все засмеялись.

- Камень меня не обманул, - продолжала Фелистина. - Через семьдесят лет он привел меня сюда, к себе, умирать. Старый домишко тот давным-давно сгорел. Мы построили новый, почти на том же месте. Вы же знаете: я в выборе места не участвовала. Это - чудо, подаренное мне Камнем через вас.

А теперь прошу, дорогие дети, о последнем одолжении, ради Любви. Отведите меня завтра умирать на мой Камень перед заходом солнца. Я хочу остыть вместе с ним. Пусть он послужит престолом, на котором я предстану Всевышнему. А после можете класть в гроб и везти в церковь, если хотите. Гроб стоит под моей кроватью. Не могу настаивать, ибо предвижу трудности, но если можно будет, похороните меня возле моего Камня. Ведь не каждый из людей удостаивается дружбой с существом, для которого время течет совсем иначе.

Феликсина опустила плечи и оперлась старыми иссохшими ручками о стол. Она устала. Жестом бабушка попросила увести себя в дом. Ей предстояло всю ночь и почти весь последующий день принимать учеников и давать им напутствие. Нужны были силы на последний подвиг.