Райтинг Тим : другие произведения.

Юность дефективного нонконформиста

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О борьбе пионеров и школьников с кровавым режимом

ЮНОСТЬ ДЕФЕКТИВНОГО НОНКОНФОРМИСТА

или

ШКОЛЬНЫЕ СТРАДАНИЯ ПЕТРОВА

___________________________________________________________

  
  

ОПАСНО - ФЕРРОМАГНИТ!

  
   Прошло всего лишь немногим более полугода, как великая группа "Deep Purple" записала альбом " Machine Head" со своим знаменитым "Smoke on the water". На подходе был "Made in Japan" и признание популярнейшей рок-группой планеты, конфликт Блэкмора с Гилланом ещё только начинался... А тем временем в далёком городе Ленинграде простой советский школьник Гена Корольков уже успел сильно пострадать из-за своей любви к их музыке.
   И ничего удивительного в этом, конечно же, нет. В те времена в СССР за рок-музыку безжалостно преследовали, и пострадали от этого миллионы и миллионы людей. Такая была тогда беспросветно душная жизнь под невыносимым идеологическим гнётом тоталитарного режима... Ну, по крайней мере, теперь, в ХХI столетии, многие искренне верят, что именно так оно и было.
   И вот скорбная Генкина история - яркий тому пример...
   Нет, иные современники скажут, конечно, что всё это чушь и бред. Какие ещё там "преследования"?! Самое страшное, что могло тогда быть в реальности - это занудные проповеди от комсомольского актива, который, между прочим, и сам втихаря слушал эту музыку за милую душу. А нашей смелой молодёжи и отчаянным подросткам было, конечно же, глубоко плевать на все эти нотации и агитации. И слушали, и распространяли, и никому за это ничего не было...
   Это так.
   Но Генке-то в ту пору шёл всего-навсего одиннадцатый год! Не больно-то поплюёшь, когда ты учишься в четвёртом классе, и все вокруг считают, что они для тебя начальство, цари, и боги - и родители, и учителя, и даже прыщавая дура-семиклассница, назначенная в вожатые. А твоё дело - только безропотно слушать, беспрекословно исполнять, и беззаветно верить во всю ерунду, которую они вешают тебе с утра до вечера...
   А тут - рок-музыка. Конечно, в их глазах это чистой воды преступление против морали, порядка и всяческих устоев. И оно должно быть безжалостно пресечено...
   Так что нет, товарищи. Чего бы уж теперь не говорили о том, что в СССР, мол, не было никаких реальных преследований за рок, - а всё равно было б величайшей несправедливостью лишать юного нонконформиста Геннадия Королькова этого высокого звания - Пострадавшего от Системы и Режима!
   Правда, сам-то Гена ни о чём подобном никогда не говорил.
   О Системе и о её жертвах очень любил потом митинговать его товарищ, - пострадавший, кстати, значительно меньше. Хотя именно он и втянул тогда Гену в эти несоветские увлечения. И в печальном финале этой истории тоже только он один и был виноват - этот беспутный Генкин одноклассник, отпетый хвастун и трепло Дима Петров...
  
   Случилось это поздней осенью, когда уже явственно близок был конец первой четверти, и нормальных школьников, как обычно, одолевали смешанные чувства - радость от предвкушения каникул, и мандраж в преддверии четвертных контрольных.
   Тогда-то Гена и увидел её в первый раз - виновницу всех своих будущих несчастий...
   С виду это была обыкновенная магнитофонная лента. В затасканной коробке, потёртой и даже надорванной у одного угла, с многократно перечёркнутыми и дописанными названиями содержимого, ясно говорившими о том, что эту многострадальную ленту перезаписывали уже неоднократно. Простецкая катушка из белой пластмассы, треснутая с краю, тоже не внушала никакого особого впечатления. Но ненормальный Петров держал эту ленту с таким видом, будто это был по меньшей мере пакет из сундука Билли Бонса, или какой-нибудь шлем Александра Македонского.
   "Ди папла!" - так он сказал с многозначительным видом, придыханием, и горящим взором.
   Да, Дима Петров был человек знающий, и названий западных групп выучил уже очень много. И уже исписал ими весь школьный туалет, и все обложки тетрадок - за что не раз был нещадно ругаем. "The Beatles", "Rolling Stones", "Led Zeppelin" - эти магические надписи пестрели у него повсюду. Хоть половину из них пока что даже ни разу и не слушал. И не очень-то знал, как они правильно произносятся... Кто ж их знает, как правильно произносить ту же "Deep Purple", учат-то в школе они не инглиш, а дойч, в котором почти так же, как пишется, так и говорится. "Дееп пурпле" - так Петров про себя и твердил, когда выводил это название на какой-нибудь очередной стене или парте. Ну, а на слух от старших ребят и усвоилось это "Ди папла". Да какая разница, раз они все так говорят!
   Гена, мальчик внушаемый и впечатлительный, сразу же очень захотел иметь у себя эту "дипаплу". Правда, в западной рок-музыке он разбирался ещё меньше Димы, и, если уж совсем честно говорить, - не очень-то ею и проникся за те несколько раз, как довелось послушать. Ну и что? Зато быть хоть немного причастным к чудесному миру больших парней, которые слушают и записывают эту чудесную полузапретную музыку - этого ему, как и беспутному Диме, хотелось сильно...
   Запись "Deep Purple" Дима взял у какого-то старшеклассника. Вернее, конечно, не сам взял. Кто-то выпросил для него у своего старшего брата, но об этом Дима скромно умалчивал.
   Самое главное, что при всём при этом у самого-то Димы никакого магнитофона вообще не было! Спрашивается, на кой чёрт тогда ему нужна была эта плёнка? О, это отдельная история...
  
   Петров считал себя самым крутым знатоком и поклонником западной музыки среди всех своих одноклассников.
   Наверное, так оно и было - ну, хотя бы потому, что в их четвёртом классе просто больше никто и не страдал пока что подобными вещами. Да и в других четвёртых-пятых тоже. От силы нашлось бы там, может, ещё двое или трое таких же "меломанов". Всё-таки этим увлекались ребята постарше - класса из седьмого-восьмого, по крайней мере. Не говоря уж о тех, кто вышел из школьного возраста - там уже встречались прямо-таки идейные хиппари и рокеры. А вот эти самые нетипичные юные пионеры, так неожиданно воспылавшие страстью к буржуазной музыке, были просто-напросто их младшими братьями. Как же им было не обезьянничать, и не перенимать у старших такие клёвые увлечения и манеры! Ведь о подобном нигде больше не услышишь, и в школе за это отчаянно ругают. Значит, дело того стоит...
   В Димином дворе таких особо одарённых детей были считанные единицы, но у них, конечно же, быстро сколотилась своя компания, свысока смотревшая на своих не столь "развитых" сверстников.
   А нормальные четвероклассники, только-только вылупившиеся из несмышлёного октябрятского возраста, пока увлекались тем, чем и положено в их возрасте: машинками, конструкторами, марками, играли в войну и в индейцев, строили шалаши и жгли костры в ближайшем лесопарке... Тем же самым занимался и Дима до недавнего времени. И ни о какой рок-музыке даже и знать не знал, потому что и никакого старшего брата у него не было. Но вот беда - Петрову всегда хотелось как-то выпендриться. Во-первых, чтоб все ему завидовали, а во-вторых - чтоб и самому считать себя не обычным учеником четвёртого класса, которых в стране миллионы, а кем-то таким... ну, он пока что и сам не знал - каким.
   Тут-то и подвернулась ему подходящая компания.
   Конечно, его, рядового советского пионера, простого лопуха без старшего брата-рокера и без всех сопутствующих атрибутов, в этот узкий круг нипочём бы не приняли. Но Диме сказочно повезло. С кем-то из этих ребят он ходил ещё в один детский сад, - вот и примазался на правах старого знакомого. Ничего - получилось. Чесать языком Дима умел, а большего там пока и не требовалось. Теперь пижон Петров постоянно крутился с этой компанией. Мало того - от гордости, что он стал "своим" в таких кругах, Дима больше всех задирал нос, и везде старался подчеркнуть, какие, мол, они особенные, современные, просвещённые, и так далее. Многие в классе его за это, конечно, недолюбливали.
   Одна беда - магнитофона-то при всём при этом у Димули не было...
   А только трепаться о записях, не имея их в натуре - это может прокатить лишь до поры до времени. А потом, конечно, человека без записей в их компании уважать нипочём не станут. Но что делать? Родители наотрез отказались покупать такую дорогую игрушку - что, в общем-то, и неудивительно. Магнитофон ведь стоил около 200 рублей, и для простых советских тружеников с зарплатой в 120 - это действительно баловство. Если сами не увлекаются музыкой, конечно. А таких среди предков, увы, немного... Тут Дима был не одинок - в их классе лишь несколько человек могли похвастаться, что у них дома есть магнитофон.
   Старшие-то ребята худо-бедно выкручивались: кто-то зарабатывал на маг горбом или фарцовкой, - в зависимости от талантов; кто-то всё-таки выпрашивал у предков - к запросам великовозрастного дитяти родители всё-таки относятся с бСльшим вниманием... В общем, хотя бы подержанный магнитофон в итоге удавалось приобрести, и парни писали эту вожделенную западную музыку, которую не услышишь ни по радио, ни с советских пластинок; их младшие братья тоже слушали её, жадно впитывая, и хвастаясь потом во дворе, а несчастный Дима... Ему оставалось довольствоваться лишь обрывками записей, что удастся послушать на чужих квартирах.
   Но при всём при этом дилетант Петров изображал из себя поклонника западного рока, пожалуй, яростнее всех. Ну, как оно чаще всего и бывает.
  
   Вот из-за магнитофона-то Дима и вовлёк простодушного Гену в свои мерзкие увлечения.
   Генка как раз был из тех счастливчиков, чьи родители имели дома магнитофон! Правда, сам он, пока не связался с Димой, своего счастья особо и не осознавал. Ничего, Петров его просветил... При этом чтоб скрыть свою чёрную зависть, Димуля ещё и с умным видом кривился на Генкин аппарат: старьё. Какой-то там "Днепр", ламповый гроб. Каменный век! У нормальных ребят давно на транзисторах. По правде говоря, Дима эти новые транзисторные модели и видел-то только на картинке, или, в лучшем случае, в магазине. У тех старших ребят, в чьи дома он был вхож, тоже были не новые аппараты, ламповые, хоть и помодерновей "Днепра". Но поскольку все эти парни мечтали о новых моделях, и часто о них говорили, так и Дима тоже кое-чего уже нахватался. Даже знал, что у современных аппаратов и внешний вид совершенно другой, у них всё должно быть такое чётко-прямое и угловатое, чёрное и серебристое, а не пузатое и разноцветное, как у всяких доисторических "Комет" или "Яуз". Не говоря уж о дубовых сундуках, вроде Генкиного! Петров это всё хорошо запомнил. И везде повторял, стараясь точно копировать презрительные интонации о "Кометах" и "Яузах".
   Но понты на публику - это одно, а когда нету своего аппарата, так будешь рад послушать и на "Днепре"...
   А история с "дипаплой" началась очень даже скромно.
   Заполучив драгоценную ленту, Петров ни о каких комбинациях поначалу не помышлял. Он задумал только провести дома у Генки сеанс приобщения к Современной Западной Культуре - то есть, послушать эту ленту, зазвав с собой ещё и нескольких ребят со двора. Ведь чем больше людей, тем приятней хвастаться!
   - Пойдём к Генке, "дипаплу" заслушаем!
   - Ого! У Генки есть?
   - Я достал!
   Чего ещё надо для счастья?
   Главное - для такого мероприятия нужно было выбрать подходящее время, когда дома не будет Генкиных родителей. Они не особо-то подпускали сына к этому магнитофону. То есть, включать-то разрешали, конечно, но вот чтоб так водить ребят - с этим было туго. Один раз уже застукали, и родителям всё это очень сильно не понравилось. И сама музыка, и слушающие её товарищи. Нотации Генке читали долго... Так что лучше, конечно, всё-таки делать такие дела вне поля зрения родителей.
   В этот раз всё удалось на славу. Правда, до прихода предков удалось прогнать "дипаплу" всего один разок, но все были довольны и этим.
   И вот тогда тщеславного фантазёра Диму понесло дальше.
   Он уже вовсю размечтался о том, как хорошо бы было переписать себе эту замечательную ленту! Ну, пусть даже и не себе... Пусть Генке. Да какая разница! Главное - будет у них эта запись, и перепишет он её, наконец-то, сам, как большой! А что такого? Конечно, нужен второй магнитофон. Но есть ведь столько знакомых среди старших ребят! Взять магнитофон на несколько часов - это сущая ерунда. Никто не откажет. Они же все его знают, и даже уважают...
   Гена, заразившись азартом Диминых фантазий, вполне всему этому верил. Ему уже тоже казалось, что они легко смогут организовать себе эту запись.
   Ради такого дела Генка согласился бы даже тащить к кому-то свой "Днепр" - но, к сожалению, это было вообще нереально. Дело даже не в том, что переть на своём горбу такой двадцатипятикилограммовый сундук не просто и для взрослого человека, не то, что для таких малолетних хлюпиков. Гена с Димой, конечно, так не думали. Они бы с ребятами уж как-нибудь донесли... но чего мечтать, уж этого-то Генкины родители точно никогда не позволят - таскать из дому такую ценную вещь!
   Но чего там, раз Дима сказал, что принесёт магнитофон - значит, принесёт.
  
   Конечно, конспирировать от родителей это дело нужно было ещё тщательнее.
   Уж за эти записывания-переписывания от них влетело бы точно, - во-первых, потому что Генке вообще разрешали включать маг только на воспроизведение, по непонятной причине считая, что на записи он обязательно что-нибудь сломает. А во-вторых, конечно, за эту "нехорошую" западную музыку. Уже проходили, знаем.
   Удивительное дело - им-то самим на кой чёрт нужен был этот магнитофон, если слушают на нём всё равно всяких Магомаевых с Пьехой или Сличенко с Зыкиной, от которых и в репродукторе-то не продохнуть?! Ну, или какой-нибудь там джаз, как Гендосов папаня, - тоже ведь ничего ж интересного, все эти трубы и саксофоны. А настоящая современная музыка, рок, от которого просто прёт энергией и свободой - этого не понимают, хоть убейся...
   Ну и ладно. Родители приходят только после семи, сто раз успеем всё переписать, и замести все следы.
   Оставалось только дождаться обещанного Димой магнитофона.
   Но Дима пока молчал. Конечно, все его россказни о том, что каждый из старших ребят будет прям-таки рад снабдить его магнитофоном, были чистой воды безответственным трёпом. Ни один нормальный человек не доверил бы свой ценный аппарат такому малолетнему обалдую. Не понимать этого мог только безнадёжно наивный Гена...
   Но что-то видать, в те дни нарушилось в законах природы. Не прошло и недели, как Диме действительно согласились дать магнитофон! Да ещё и на целый день!
   - Толик даст, - важно разглагольствовал Петров вечером во дворе. - Ага, Шавров. Ну, "Шабер". Он меня давно знает, мы с ним уже писали... Ну, он писал. С фирменного диска, знаешь сколько стоит! А я там тоже... Ну, я ему как сказал, что надо "дипаплу" записать, он сразу - "бери".
   - Врёшь, - неуверенно сказал кто-то.
   - Кто врёт?! Я?! На что спорим - завтра маг у меня будет! Ну? Что - ссышь?
   Ясно было, конечно, что Петров врал. И врал безбожно - ни с кем из старших он никогда не был в столь коротких отношениях, это было всем очень хорошо известно. Но вот магнитофон... Магнитофон, видимо, каким-то непостижимым образом ему всё-таки обещали! Иначе не стал бы Димуля так смело возникать - выяснись на следующий день, что никакого магнитофона ему не дают, так ребята уж показали бы этому хвастуну...
   - Гендосу запишем, - продолжал важничать Петров. - Пусть у него будет, мне-то зачем. Я себе потом ещё лучше запишу. Мне знаешь, какой маг купят!
   - Ну чего ты врёшь! - закричали уже все наперебой. - Да тебе родители вообще никакого не купят!
   - А что родители? У меня дядя на Севере работает, у него знаешь сколько денег! Он мне обещал...
   Про дядю с Севера ребята слышали уже не в первый раз. Ничего, пусть болтает Димуля. Всё равно его родители не разрешат никакому дяде, чтоб он дарил магнитофоны такому оболтусу и двоечнику.
   Сам Гена, кстати, сидел тут же, но в основном лишь как-то застенчиво молчал.
   Чувствовал он себя довольно неловко. Ведь со стороны-то всё это выглядело так, будто Дима старается только ради него, Гендоса. И магнитофон вот достал, и запись... Генка был аж смущён такой заботой. И не нашлось рядом старших ребят, которые могли б ему разъяснить, что старается этот понтярщик Петров вовсе не для Гены, ему всё это переписывание нужно-то только ради вот таких разговоров на лавочке. Потом будет хлестаться целый месяц, рассказывать этаким небрежным тоном: "Записывали мы тут недавно с Гендосом новый диск "Дипапл"... ага, я запись достал... ну, и мафончик ему организовал". Даже в классе станет об этом трепаться, хотя там-то большинству ребят всё это пока неинтересно, и они завидовать не станут.
   Но наивный и неиспорченный Гена ни о чём таком не думал, и был очень тронут Диминой заботой и вниманием.
  
   Всё шло прекрасно, но вдруг выяснилось, что чистой ленты у лопуха Гендоса нет. Та, на которую его родители обычно писали всякую лабуду с радио-телевизора, оказалась уже почти на три четверти записанной, а стирать Гена не осмелился. Тем более - касаться "основных фондов" отцовской фонотеки.
   - О чём ты думал, дебил? - возмущённо закричал Дима. - Я столько договаривался, утрясал, маг-то дают всего на день, завтра всё должно быть уже на мази...
   Он даже и не заметил, что это слабо согласуется с предыдущим враньём. Там было "сразу - бери", тут "столько утрясал"... Но бедному Гене даже нечего было и возразить. Действительно, для него же стараются, достают...
   - Я куплю плёнку, - покраснев, как помидор, пробурчал Гена. - Только займёшь рубль?.. у меня денег-то мало. Или два... сколько плёнка-то стоит?
   Вопрос застал Диму врасплох. Он, так старательно строивший из себя знатока звукозаписи, вовсе и не знал, сколько ж стоит лента. Покупать её ему никогда не приходилось, а из разговоров старших он знал лишь примерные цифры. Вот то, что фирменная лента стоит 15, а то и 20 рублей - это он запомнил хорошо, такими познаниями можно щеголять, а обычная... Чёрт её помнит, кажется три рубля маленькая, пять большая... или шесть?
   - Пять сорок - уверенным голосом назвал Дима "точную цену", и Гена ничуть не усомнился в его познаниях. - Рубль дам. Двух у меня нет... пока. У тебя-то сколько?
   - У меня... не хватает тогда, - вздохнул Гена. - Два рубля всего... и какая-то мелочь.
   - Хватит, - успокоил его Дима. - Купишь маленькую, на 250 метров. Сорок минут, должно влезть. На моей-то "дипаплы" только одна сторона, как раз... Сколько точно стоит - не помню. Но трёхи хватит, точняк! Пошли прям счас.
   И наплевав на домашние задания, приятели поспешили в магазин радиотоваров.
   В этом деле им повезло: ещё недавно в их районе новостроек даже продовольственный магазин был только один на всю громадную округу, а теперь пооткрывали кучу промтоварных, и "Радио" был всего в получасе ходьбы, что для закалённого советского новосёла - сущий пустяк. Тем более, этот короткий путь лежал через лесопарк, где в густых кустах можно было сделать привал и выкурить давно уж припасённую для такого случая сигаретку...
   Подумать только - ещё какую-то пару лет назад они ходили в этот лесопарк только с родителями или с бабушками, чтоб заниматься всякой ерундой, собирать цветочки-ягодки и любоваться природой... А теперь это - просто удобное место, чтоб спокойно перекурить в дороге. Идя по таким серьёзным и взрослым делам - приобретать магнитную ленту.
   В магазине Петрову пришлось опять наводить понт - строить из себя знатока, ни черта, в сущности, не разбираясь в деле. На полках стояло несколько лент разного размера и - о ужас! - в разной раскраски коробках. Чем они отличались друг от друга, Дима решительно не знал. Нет, он, конечно, слышал от старших товарищей, что существует плёнка второго типа - полное говно, старьё; тип шесть - которую чаще всего и использовали дворовые меломаны; и тип десять - самая новая, современная лента, лучше качеством, и её, вроде бы, влезает на ту же катушку больше, чем "шестёрки"... Но - ужас, ужас! - на коробках вовсе не было написано ничего похожего на эти самые "тип 6" и "тип 10"! Там стояли какие-то страшные и непонятные сочетания букв и цифр...
   А Гена спокойно ждал, что его опытный и всё знающий друг сейчас скажет ему, какую из этих лент им надо покупать, и смотрел на него с полным доверием и надеждой. Нет, ударить в грязь лицом перед Гендосом было никак невозможно! Дима пробормотал, чтоб протянуть время: "Погодь, как-то цены у них непонятно стоят, ни фига не поймёшь..." - и снова уставился на непонятные циферки, видимо, ожидая озарения свыше. Проще всего, конечно, было спросить у продавца, но, во-первых, не хотелось опять-таки позориться перед Геной, а во-вторых... Наш Димуля был смелый только выпендриваться перед сверстниками, а в разговорах со взрослыми моментально робел и тупел.
   Впрочем, цены, о которых Дима ляпнул вовсе не думая, его и выручили. Разглядев ценники, Дима понял, что денег у них хватает всё равно только на одну из лент, самую маленькую.
   - Во, бери эту, за три сорок!
   - А она годится? - неуверенно усомнился Гена. - Ты говорил 250, а эта какая-то маленькая...
   Он хоть знал о лентах ещё меньше Димы, но точно помнил, что таких маленьких лент никогда не видел ни у кого, ни во дворе, ни у отцовских знакомых.
   - А что на ней написано-то, глаза разуй! Она даже не 250, а 270! А меньше обычной - значит, новая, тип 10. Они такие и есть. Бери давай, не тяни!
   Но Гена обратился к продавцу.
   - Простите, это тип десять? - и тут Петров аж задохнулся от злости. Мало того, что Гендос ему не доверяет, так этот тюфяк, оказывается, ещё и ничуть не стесняется беседовать с продавцами! Не в пример некоторым... Ну-ка, и чего ответит продавец?
   - Десять, - процедил тот, не поворачивая головы.
   - Понял? - зло прошипел Петров. - Не верит ещё, главное... Иди уже в кассу, давай!
   Гена, смущённый от того, что обидел Диму недоверием, пошёл платить.
  
   Назад юные меломаны с шиком ехали на троллейбусе - всё равно сигарет больше не было, да и времени до прихода родителей оставалось не так уж много. Надо хотя бы успеть разложить учебники, и сделать вид, что уже давно и усердно занимаешься.
   Но увы, - на пути к этой благой цели, как всегда, оказались всякие неожиданные препятствия. Когда приятели уже шли через свой двор, Дима заметил знакомую компанию больших ребят, и, конечно, свернул к ним.
   Парни дымили сигаретами, кто-то лениво бренчал на гитаре, и на бодрое петровское "Привет!" только двое или трое ответили небрежными кивками. Впрочем, Дима был доволен и этим. Так и пошли бы они с Гендосом, наверное, дальше, но на их беду у одного из представителей дворовой элиты оказалось особо добродушное настроение...
   - А, мелюзга! Привет. Откуда пилите?
   - Из "Радиотехники"! - важно и гордо ответил донельзя довольный Петров, и вся компания рассмеялась. Теперь уже все повернули голову в их сторону.
   - Да ну! - постарался изобразить удивление долговязый Костя Кашин по кликухе "Кащей". - Вы, небось, "Маяк" покупали, или "Астру"? А где ж они? - он заглянул им за спину, будто и вправду пытаясь увидеть магнитофон.
   - Не-е, - расплылся в улыбке Петров, - мы ленту купили! Гендос, покажь. Во! Завтра с ним будем "дипаплу" писать!
   Вся компания опять расхохоталась. Дима сиял.
   - Ну, покажь, - протянул руку Кащей, и Гена испуганно попятился. Вдруг отберут? Но Дима толкнул его локтем, он-то знал, что эти ребята не занимаются такими глупыми мелочами. Да к тому ж и не станут же они обижать Диму, их хорошего кореша! Он сам схватил ленту у оторопевшего Гены, и протянул парням. - Вот!
   Лента пошла по рукам.
   - Ого, "десятка"! - сказал молчавший до сих пор малознакомый Диме парень; "Дэн" - только и вспомнил Дима его прозвище. - А что у вас за магнитофон?
   - У него "Днепр", - небрежно бросил Дима, как бы извиняясь за то, что у Гены такой пещерный магнитофон, - а у меня... у меня "Комета" двести первая ... ну, то есть, мне её Толик даст...
   - Так "десятка" ж ни на твой, ни на его не годится - нахмурившись, сказал Дэн.
   - Как не годится?! - ахнул совершенно обалдевший Дима. - Почему???
   - Потому. Плёнка новая, а мафоны ваши старые. Не подходит.
   Дима готов был провалиться на месте, но на его счастье кто-то возразил:
   - Не, слышь, ты чего-то не то... Это старую ленту, "шестёрку", нельзя на новых, она толстая, и головки износит. А новую-то почему на старых нельзя?
   - Да потому! Не знаешь, так слушай, чего говорят. Именно потому, что тонкая. У старых головок рабочий зазор другой, запись получится хреновая...
   - Блин, да ты знаешь, что такое рабочий зазор?! Это что, по-твоему, зазор между прижимом и головкой, да?
   - Знаю без тебя, что зазор - в сердечнике! А с толщиной магнитного слоя он уже не связан, что ли?
   Про несчастных Диму с Гендосом парни, похоже, забыли. Минут пять у них длился этот технический спор, всё с большим количеством страшных и умных выражений типа "индуктивных характеристик", но запас их иссяк довольно быстро - по-настоящему в радиотехнике никто из этих больших выпендрёжников тоже не разбирался.
   В итоге было решено, что писать на ленту десятого типа на "Днепре" можно. Но получится, скорее всего, говно. А может, наоборот! Может, даже лучше, чем на "шестёрке". Так что вы, ребята, запишите, а потом нам расскажете - интересно же.
   Дима оживился. Он же всегда был рад услужить старшим товарищам, а тут ему предлагали такую солидную роль - выступить "испытателем ленты"! А что? Гендоса, правда, надо уговорить, - его же лента...
   Но никого уговаривать не пришлось. Старшие товарищи, оказывается, просто шутили. Дима снова сник.
   Надо ж было так оплошать! Гендоса подвёл, заставил потратить деньги на негодную ленту... Да хрен с ним, с Гендосом. Главное - как сам-то опозорился!..
   Гена тоже стоял понурый и насупившийся. Плохую запись иметь ему не хотелось...
   - Сдайте её обратно, - сжалившись, наконец, над малолетними недоумками, подсказал Кащей. - Она ж нераспечатанная, примут. Обменяете на "шестёрку".
   - Ладно... Сбегаем завтра, - хмуро ответил Гена. - А точно примут?
   - Точно, - влез Дима, опять почувствовав себя на коне. - Сдадим, не фиг делать. У меня вон мать сапоги и то сдавала...
   О том, как же он, собственно, собирается сдавать ленту, если боится даже задать продавцу простой вопрос, хитрый Петров не уточнял. Видимо, заранее отвёл эту роль Генке.
   - И сколько времени твоя мать сапоги сдавала? Помнишь? И там вообще по паспорту надо.
   - Ну, может, и не по паспорту, но по чеку точно, - отозвался Кащей. - Вы чек-то оставили?
   Увы, друзья даже и не помнили, выбросили ли они этот чек, или он вообще остался у продавца.
   - Тогда ни хрена ты не сдашь.
   - А у нас денег-то больше нет, - чуть не плача проскулил Дима, с которого уже и слетели все понты. Кащею вдруг стало их жалко. В конце концов, все были пионерами.
   - Ладно, выручу вас, салажня. Не оставаться же вам без "дипаплы", меломаны грёбаные. Давай ленту, она на мой аппарат годится. Вот, трёха... полтинник... Сдача есть? Ну хрен с ним, завтра отдашь.
   Дима не верил своим ушам. Он совершает торговую сделку с самим Кащеем! С Кащеем!!! Оглупев от радости, он даже не смог сказать ничего членораздельного. Но что ж поделать - за какие-то пять минут с ним свершилось столько резких переходов от счастья к отчаянию и обратно, что не выдержала бы, пожалуй, и более крепкая головушка... Парни только добродушно посмеялись над ошалевшим малолетним "меломаном", и вернулись к своим взрослым разговорам.
   А приятели, окрылённые и по уши счастливые, поспешили домой. Дима подпрыгивал от радости, и всё ещё не мог нормально говорить, лишь только возбуждённо выдыхал: "Видал, да?.. Понял, да?", и Гена вначале вполне разделял его чувства. Но он всё-таки был куда разумнее Петрова. И поэтому вскоре задумался, и помрачнел.
   - Слышь, Димон... а чего мы радуемся, всё ж равно завтра ничего не купим. Сам же видел, там все остальные плёнки дороже... У тебя ещё деньги есть?
   Увы, у Димы, разумеется, ничего не было.
   - Не один же это магазин, - неуверенно протянул он. - Можно в другом посмотреть.
   - Ты знаешь, где?
   Петров кроме "Горизонта" и "Гостиного двора" ничего больше не знал.
   Но это, конечно, был не вариант. До них пока ещё доберёшься, а там вдруг тоже не окажется дешёвой плёнки... Не объезжать же все магазины города! Эх...
   Друзья опять ощутили себя по уши в дерьме. Кащеева трёшка, которую Дима минуту назад тащил прямо как какую-нибудь хоругвь, теперь лежала забытым комком в потной руке. Чёрт, надо уж было писать на "десятку"! Фиг с ним, смириться с потерей качества... да и кто его знает, были бы там потери? Мало ли что этот придурок Дэн болтает! Он и сам, наверное, не разбирается ни хрена. Вон, и ребята с ним не соглашались...
   Но идти и просить у Кащея назад свою злополучную ленту было невозможно. Мало того, что получишь по шее за назойливость, так ещё и никто из парней после такого вообще не захочет общаться с дурачком Петровым. Надо придумать что-то другое...
  
   Кипя от злости на весь мир, так по-дурацки и несправедливо устроенный, Дима решил двинуть к одному из своих "музыкальных" дружков. Авось он, или его старший брат Гриня чего-нибудь да подскажет. Гена поплёлся следом.
   Везуха! - Гриня как раз оказался дома.
   Дима, неожиданно обретя способность соображать, не стал отнимать у человека время, и, по своему обыкновению, бестолково излагать ему в подробностях всю ужасную историю. Он сразу перешёл к сути.
   - Не знаешь, где достать плёнку "шестёрку", на 250?
   - Опять у вас какие-то проблемы, - недовольно отозвался Гриня. - На Гражданке нет, что ль?
   - Не, мы там были сегодня. Нету...
   - Ну, и у меня нету. Была б свободная, продал бы, конечно... За пятёрку. Шутка, дурак! Чего пугаешься? Сказал же - всё равно нету.
   Дима понуро собрался отчаливать.
   - Погодь! Вспомнил - она в "Юном технике" на Краснопутиловской точно есть. Вчера один пацан покупал - рассказывал. Дуйте туда, не промахнётесь.
   - А это где? - спросил Гена.
   - Эх ты! Пионер называется. Знать надо родной город! Это в Автово... ну, почти в Автово. А ехать на троллейбусе от Кирзы... - от Кировского завода, бестолочь! - ну, или можно от метро "Московской"...
   - Там барахолка радиодеталями! - поспешил показать свои "познания" оживший хвастун Дима, у которого в памяти вдруг всплыли чьи-то рассказы про эту Краснопутиловскую.
   - Точно! - удивлённо глянул на него Гриня. - Бывал там?
   - Не, - смутился Дима. - Слышал.
   - А... ну, всё равно, найдёте. "Юный техник" там один, все знают. И идите сразу в магазин, на "толпу" не суйтесь, там всё равно по будням вряд ли кто плёнкой торгует. Да и вообще...
   Оглядев ещё раз этих недоделанных "рокеров", и по достоинству оценив их способности, Гриня счёл нужным добавить, что таких лихих коммерсантов, как Гена с Димой, на той барахолке влёгкую обведут вокруг пальца. Пообещают ленту, возьмут деньги - и тю-тю.
   - Короче, езжайте в "Юный техник", за два дня её там точно не могли раскупить.
   - Больно далеко...
   - Да, часа полтора... Зато сто процентов! А будешь бегать по всем магазинам наобум - больше времени потратишь. Ну, в общем, ваше дело...
   - После школы, наверно, не успеем... - проговорил задумчиво Гена, как будто сама по себе поездка была б для него обыденным делом. Хотя ни ему, ни Диме ещё ни разу не приходилось кататься одним через весь город. Диму же озаботило другое.
   - Какое после школы?! - возмущённо завопил он. - Туда ехать полтора часа в один конец, тебе ж сказали! А мне маг надо в четыре отдать уже. В 16-30, не позже, - "уточнил" он, напустив на себя, как всегда, очень деловой вид. Подавленный этим, Гена ничего не сказал.
   - Да чё вы бздите? - снисходительно пробасил Гриня. - Задвинете пару-тройку уроков, и успеете. Подумаешь, важность. Вы что, никогда не сачковали, деточки?
   - Сачковали... - неуверенно протянул Гена.
   Кое-какой опыт у него действительно был. Чего там, давно уж не первоклассник... Но одно дело - прогулять один урок, и потом найти какую-нибудь отмазку: "проспал", или там "тетрадку забыл и бегал домой"; другое - целых три. По рассказам старших ребят, конечно, дело плёвое. Они-то сачкуют постоянно, а самые отпетые, вроде Лысого или Мирзика, бывает, пропадают аж на несколько дней! Но на тех-то уж давно все махнули рукой...
   Гена задумался. Конечно, ему это не сойдёт с рук, классная руководительница сразу заметит по журналу, и на следующий же день потребует объяснений. Что тогда делать? Не подделывать же записку от родителей, как однажды сделал дурак Петров - его моментально разоблачили, и влетело в итоге вдвойне.
   А Дима вообще терзался страшными душевными муками. Его широкая натура была и хвастливой и трусоватой одновременно, так что, с одной-то стороны, он очень хотел совершить такой прогул, чтоб всем показать, какой он отчаянный и лихой, прямо вроде Мирзы! А вот с другой - отчаянно боялся...
   Трусость, естественно, победила. Дима сразу вспомнил, что как раз завтра ему необходимо быть на всех уроках, потому что везде его обещали спрашивать, иначе грозит двойка в четверти, и тогда родители уж точно не купят ему в этом году магнитофон (который, разумеется, они вовсе и не собирались покупать).
   А с Геной произошло что-то странное. Ещё пять минут назад он, в общем-то, был готов отложить эту несчастную запись до лучших времён, но вдруг почувствовал, что ему до зарезу хочется иметь у себя эту, всего один раз слышанную, "дипаплу"! Ему теперь казалось, что без "дипаплы" он будет совсем несчастным человеком... У бедного Гены горели уши, и голова шла кругом. Нет, надо писать! И никто не сможет сказать, что Гена, мол, лопух, - мог поиметь такую запись, да испугался, как этот гоношистый Димон...
   - Я поеду, - решительно сказал Гена, и Дима вытаращил на него глаза. Да что ж такое, опять этот тюфяк оказался смелее и круче его! - А со скольки там магазин?
   - С десяти... А может, с одиннадцати - буркнул Гриня. Ему уже явно надоело болтать с мелюзгой, и он демонстративно уткнулся в книгу. Приятели поспешили откланяться и вывалились во двор.
   Досаду и зависть Дима, конечно, постарался скрыть. Наоборот - изо всех сил изображал, как восхищён Генкиным решением. Молоток! Поезжай, конечно. Я бы тоже с радостью, да видишь... Ободрённому Гене уже казалось, что он и впрямь молодец, и прогул пройдёт как нельзя удачнее. Пакостник же Петров, восхищаясь на словах, втайне думал, как будет интересно, если этого смелого Гендоса завтра возьмут за задницу. А не возьмут - ну, значит, запись состоится. Тоже неплохо.
  
   Придя к Гене домой, заговорщики принялись составлять план предстоящего прогула.
   Они подошли к делу весьма серьёзно, на листочке в клетку расчертили хронометраж, стали прикидывать варианты с открытием в 10 и с открытием в 11, учли и урок литературы, который вела их классная руководительница Ксения Николаевна, и который по этой причине желательно было всё-таки не прогуливать... Тут им повезло - литература была первой. Но дальше ничего не получалось. В любом случае Гена успевал вернуться только к последнему уроку, на который уже и смысла не было идти - в этот день два последних урока был труд.
   - Ну и нормально! - с азартом убеждал Дима, который за свою жизнь прогуливал, пожалуй, ещё реже, чем Гена, но рассуждал, как обычно, с апломбом знатока. - Ксения увидит, а дальше... Ну, скажешь, что к врачу ходил! а что? Как вон Рыбкин...
   - Так то Рыбкин...
   Действительно, Алик Рыбкин, лопоухий зануда-очкарик из их класса, тут был вовсе неподходящим примером.
   Он и впрямь очень часто пропускал занятия под предлогом посещения разных врачей, но у Алика была замечательная сумасшедшая бабушка. Она обожала лечить своего внука от всяких истинных и выдуманных болезней и таскала его с раннего детства по всяким профессорам и клиникам. А главное - давно проела плешь всем учителям рассказами о том, что её Алик - крайне болезненный мальчик. Все учителя это твёрдо усвоили, и всегда верили Алику на слово, что он в очередной раз был у врача. Уточнять это, и лишний раз общаться с его экзальтированной бабушкой никто не желал.
   Злоупотреблял ли он этим доверием, или нет, - чёрт его знает... Но понятно, что имея в классе подобного феномена, всем остальным заикаться о врачах уже не приходилось. Классная точно удивилась бы на появление ещё одного такого "болезненного", и непременно потребовала бы записку от родителей.
   Однако Дима, ляпнув раз какую-нибудь глупость, немедленно начинал сам в неё свято верить, и горячо отстаивать.
   Конечно, врач - самый подходящий вариант. Ну да, если начнут спрашивать у родителей, то всё раскроется, - ну, значит, надо прикинуться больным в школе, после первого урока. Пойти в медпункт, симулировать температуру... Ребята вон рассказывали, что можно натереть подмышку солью, а ещё можно сунуть подмышку горячую железяку, подержать, а перед самым медкабинетом выкинуть... Дима даже и не задумался, что школьной медсестре давным-давно известно о всех таких уловках, и увлечённо фантазировал дальше, с видом знатока перечисляя все симптомы страшных болезней, про которые он когда-то слышал или читал. О том, как он сам в начале года не сумел грамотно симулировать даже самое обычное растяжение, чтоб откосить от физры, Дима предпочитал не вспоминать.
   Но Генка, окрылённый собственной храбростью и решимостью, уже не собирался идти и к медсестре. И так обойдётся. Если у мамы будет хорошее настроение, она ему записку напишет. А если не будет, ну тогда... тогда придумаем ещё чего-нибудь. Ерунда. Будем решать проблемы по мере их поступления, - так, кажется, говорил недавно кто-то из взрослых.
   После первого урока, на котором Гена успешно продемонстрировал классной руководительнице своё присутствие, получив от неё целых два замечания за болтовню и невнимательность, друзья благополучно урвали из гардероба Генкино пальтишко, Петров взял на хранение Генкин портфель, и несчастный прогульщик отправился в свой первый в жизни коммерческий вояж...
   Поначалу Гена испугано озирался, ожидая, что сейчас с какой-нибудь стороны над его горемычной головой обязательно прогремит вопрос, отчего это он не в школе; но ни в трамвае, ни в метро абсолютно никто не обратил на него внимания, и Гена понемногу успокоился. Как ни странно, нужный троллейбус у "Московской" он нашёл достаточно быстро. Без проблем нашёлся и магазин, и Гена совсем воспрянул духом. Перед входом он, правда, немного поволновался - вдруг нужной ленты всё-таки не окажется? - но удача в этот день явно улыбалась Гене, лента спокойно лежала под стеклом прилавка. Гена ещё раз внимательно перечитал все циферки и буквы, сравнил с записанными на бумажке, чтоб не случилось вчерашней ерунды! - нет, всё полностью совпадало, и счастливый меломан, купив ленту, радостно поспешил назад. Не в школу, конечно, - чего там ходить на этот несчастный труд, обойдётся, - а домой, готовить всё к записи, чтобы Диме не пришлось терять драгоценного времени.
   Но готовить там особо было и нечего. Магнитофон, как убедился Гена, пощёлкав кнопками, работал. Шнуры должен был принести Дима, он накануне как раз вещал с озабоченным видом: "Шнуры вот, вроде, все достал... там знаешь, какие проблемы бывают! ещё подбирать шнур приходится..." Чего ещё нужно готовить, Гена не знал. Помаявшись и послонявшись по квартире, он не выдержал, и крикнув своей глуховатой бабке, что идёт гулять, поспешил к Диме.
   Вот именно с этого момента удача и отвернулась от Гены начисто, но он пока этого, конечно, не подозревал.
  
   Паразита Димы дома вообще не оказалось.
   По словам его бабки, Дима должен был гулять где-то во дворе, если только, вопреки запретам, не ушёл болтаться в лесопарк. Гена в недоумении бросился во двор, - время уже поджимало, до священных 16:30 они уже едва-едва укладывались! - и счастью, почти сразу наткнулся на Петрова.
   Тот был занят очень важным делом: с двумя ребятами из параллельного класса выковыривал из кучи строительного мусора кусок толстенного телефонного кабеля. Это была большая ценность! - раскурочив его, можно было добыть много тонких проводков разной расцветки, из которых умельцы плели кучу разнообразнейших поделок. В другое время Гена и сам бы с великим удовольствием присоединился к такой удачной добыче. Но тут... Он довольно невежливо набросился на раздолбая Диму, который, видимо, совсем не помнит, какое важное дело их ждёт! Какого чёрта он вообще попёрся во двор, когда надо начинать уже прямо сейчас?!
   Раздолбай Дима лишь скорчил глупейшую улыбку.
   - Так это... Толян сказал, что можно и позже. После школы его встретил... Чего? Почему сразу тебе не сказал? А... ну так собирался, да понимаешь, бабка висела на телефоне. Пошёл, а тут вот - кабель. Давай, помогай!
   Кабель уходил глубоко в кучу мусора, и откапывая его, провозились они довольно долго. При этом, конечно же, как свиньи, уделались в грязи. Потом курочили кабель, потом делили проводочки, и когда, наконец, побежали к Диме домой за магнитофоном, Гена с тоской начал понимать, что сачковать столько уроков было, пожалуй, и незачем... А потом ещё дома Димкина бабка, увидев, как они извозились, ахнула, и заставила чиститься. Но вот и эта бодяга, к счастью, закончилась, и приятели понеслись с магнитофоном к Генке на своё заветное мероприятие...
   И вот, наконец, наступил вожделенный момент! Аппараты включены, гудят и светят лампочками. Шнур подсоединён, и знаток Дима, проверив сигнал, говорит, что всё нормально. Лента распечатана - от нетерпения Гена не стал разрезать полиэтиленовый конверт, а порвал его пальцем, - новенькая катушка с плёнкой, вкусно пахнущая какой-то химией, заправлена хитроумным зигзагом между шпенёчков и валиков - Гена уже несколько лет, как освоил эту премудрость, но процесс заправки ленты его увлекает до сих пор... Дима пускает свою ленту, выставляет на Генкином "Днепре" уровень записи, отчего на индикаторной лампе смыкаются тёмные полоски и она становится вся светло-зелёной. С полосками она, конечно, красивее, Генке с самого раннего детства нравилось, как мигает эта лампочка, но раз она стала светлой - значит, так и надо, Дима сказал - значит, сигнал правильный, всё хорошо. Петров отматывает ленту опять на начало, важно говорит "Внимание, мотор!", прямо как настоящий звукооператор, и запись начинается...
   Но ещё не доиграла даже первая песня, как вдруг в дверях комнаты показалась... Генкина мама. Друзья из-за громкой музыки не услышали, как щёлкал ключ в замке и открывалась входная дверь.
   Дима, увидев её, сразу выкрутил звук на минимум - он знал, что на уровень записи это не влияет, ничего страшного, - встал и вежливо сказал: "Здрасьти, Екатерина Сергеевна!" Ну надо ж, Гендос, зараза... Не мог предупредить, что предки появятся так рано! Пусть даже она и не запретит, но всё равно нормально теперь не попишешь. Что за радость писать почти без звука?
   А Гена и сам обалдел, увидев свою маму, которая должна была придти с работы ну никак не раньше, чем через два часа! Но весь в радости от своей музыки, он не почуял никакой беды, и только криво улыбнулся и брякнул: "О, привет! А чего ты так рано?" Мама ничего не ответила, а Гена всё так же беспечно объяснил происходящее: "А мы вот пишем..."
   - Прекращайте, - тихо сказала Екатерина Сергеевна, и Генка уже хотел обиженно заспорить: "А чё такого?", - но Дима, взглянув на лицо Генкиной матери, раньше друга почуял грозу, и остановил магнитофон.
   Она тоже пристально посмотрела на Диму и неожиданно спросила:
   - Ты был сегодня в школе?
   Ушлый Дима сразу всё понял.
   Как говорят в кино про шпионов, это полный провал... Гендоса кто-то заложил. Сейчас она спросит, а был ли в школе Гена - и что тогда? Выгораживать бесполезно, закладывать - западло... Спокойно! Диму взять голыми руками не так-то просто, Дима знает, кем надо прикинуться. И Петров, радостно лыбясь, затараторил:
   - Да, Екатерина Сергеевна, был! В смысле, не был. Ну, то есть, в смысле, я с утра был, а потом не был. То есть, я потом заболел, в смысле, меня к врачу водили... - при этом Дима скорчил такую рожу, что можно было уже и не уточнять, к какому именно врачу его могли водить.
   - Иди домой, - прервала его излияния Генкина мать.
   - Ага, - всё так же лыбясь, согласился Петров. - Я пошёл. Потом допишем, - обратился он уже к Гене, но Гена, который тоже всё понял, никак на это не отреагировал. Зато Екатерина Сергеевна сказала: "Я вот вам допишу!" таким голосом, что Дима предпочёл уже ни секунды не задерживаться, и вылетел за дверь.
  
   Конечно, Генке просто дико не повезло.
   Не пойди он за раздолбаем Димой, или пойди хотя бы на пять минут позже - он бы дождался звонка матери, отрапортовал бы, что всё, мол, нормально, со школы пришёл, пообедал, уроки сделаю, - и всё было бы замечательно. И ведь главное, знал же Гена, что мама ему обычно звонит после школы, но вот понадеялся, что в этот раз обо всём доложит его старая бабка. Она же видела, что он пришёл к двум, как обычно, что обедал, как обычно, да и уходя он же крикнул ей, что идёт гулять... Бедный Гена, конечно, никак не мог предусмотреть, что бабка ляжет спать, и не услышит телефона!
   А Екатерина Сергеевна, не дозвонившись домой в течение часа, пока Генка ходил к Диме, разволновалась, и стала обзванивать Генкиных одноклассников, чтобы выяснить, когда он ушёл из школы.
   И тут Гене страшно не пофартило ещё раз. Надо же было его маме позвонить в первую очередь не кому-нибудь, а Надьке Игошиной из их парадной! Паразитке Надьке, которую Генка как раз неделю назад двинул портфелем. А что, она сама его довела! С самого начала учебного года не давала покоя, постоянно дразнилась, задиралась со всякой ерундой, а потом сама же прикидывалась обиженной... В общем, неделю назад Гена не выдержал. Двинул несильно, конечно, - кто ж с девчонкой дерётся всерьёз? - и не по башке, естественно, значительно ниже... Правда, визг был слышен, наверное, через улицу.
   Понятное дело, что скверная Надька рада была ему отомстить. И когда Екатерина Сергеевна спросила, не задержался ли Гена в школе, Игошина сразу же заложила, что Гены там сегодня вообще не было! Да, да - вообще. Даже умолчала, поганка, о том, что на первом уроке Гена всё-таки был.
   Можно представить себе состояние бедной Генкиной мамы! Она и так жутко переволновалась, не случилось ли чего у них дома, раз никто не подходит к телефону, а тут ей сообщают, что её драгоценный сыночек, оказывается, даже не был в школе! А примчавшись домой, она видит, как этот паршивец преспокойненько крутит родительский магнитофон в компании с каким-то гопником олигофренического вида! Правда, при этом гопнике она ещё из последних сил сдерживалась. Но когда он вымелся из квартиры, Генка получил ремня от души. Во всю мощь и ярость праведного родительского гнева.
   И этим дело могло бы и кончится. Выплеснув все эмоции, мама, глядишь, успокоилась бы, и на радостях, что все живы-здоровы, простила бы юного прогульщика. Но дурак Гендос, вместо того, чтоб как каждый нормальный школьник, каяться и давать обещания, не придумал ничего лучше, чем упрямо твердить, что на первом уроке он был! Понятно, конечно, что его задела такая Надькина подлость. Но ведь мог бы, придурок, и сообразить, что по сути от этого уже ничего не меняется, и этот несчастный первый урок ничуть его не оправдывает! Что ж? В итоге глупый Гена добился лишь того, что мать ещё и повела его в школу к Ксении Николаевне - разбираться.
   И Генкины злоключения начали расти, как снежный ком...
  
   Классная не стала разводить бодягу на тему "учёба - первый долг школьника... чтобы вырасти достойным членом общества, ты должен прилежно учиться...", а сразу вникла в самую суть дела:
   - Ну что ж, Гена... Расскажи нам, вот мне и маме, где ты был в учебное время? Ради каких таких дел пренебрёг учёбой?
   Генке меньше всего хотелось услышать такой вопрос...
   Конечно, его мама в конце концов и сама поинтересовалась бы - где ж её чадо изволило болтаться вместо учёбы? И к этому Гена был уже готов. Рассказывать про магазин и про ленту он, конечно, не собирался - родители подобные вещи не одобрили бы, если б даже он всё это делал во внеучебное время. Хотя, казалось бы, что тут такого-то? - но разве им объяснишь... Точно прочли бы нотацию, что рано ему ещё этим заниматься, и что лучше бы он уроки учил, или записался в кружок, а то одна дурь на уме, и так далее. А уж если лента на фоне прогула...
   В общем, Гена быстренько скумекал себе легенду, что гулял он по лесопарку с ребятами из другой школы, которые во вторую смену. Маму, наверное, эта версия вполне удовлетворила бы. Тем более, от него даже и не пахнет куревом, если что.
   А вот Ксения Николаевна, как педагог с большим опытом в таких делах, смотрела в корень, ничему не верила, и устроила Генке допрос с пристрастием.
   - Что? Какой ещё лесопарк? Какие ребята?! Тоже прогульщики? Вторая смена... гм-гм. Проверим. Ах, из другой школы... Из какой? Замечательно. Какой класс? Ну, понятно, что "не знаешь"... Первый раз их видел, конечно. И что вы там делали? Что значит - "просто гуляли"? Знаете, всё это очень подозрительно!
   Действительно, неопытный Гена мямлил свою версию о лесопарке довольно неуверенно и невыразительно, так что заподозрить его во вранье было нетрудно.
   Но признаваться про ленту он всё равно не собирался, хотя знал, что теперь мама вынет из него дома всю душу с этими мифическими ребятами из другой школы. Конечно, - кто ж его знает, с кем он там связался, может быть, с какой-то дурной компанией, мало ли таких случаев рассказывали! Пока всё это не кончилось колонией, надо разобраться и принять меры... В общем, Гену ждал довольно весёлый вечер.
   Но он даже не предполагал, насколько...
   Нет, с "ребятами из другой школы" всё обошлось как нельзя лучше - Генке удалось убедить маму, что никакой плохой компании там нет. Ребята-то эти вообще мелкие, из третьего класса! И занимались они всего-навсего тем, что жгли костёр и ловили тритонов... Гена теперь говорил уверенно, и с очень честными глазами, потому что почти не врал. Они действительно пару раз играли в лесопарке с какой-то мелюзгой из другой школы. Правда, это было больше месяца назад, и после уроков, конечно... Но всё остальное-то правда! Выдумывать ничего не надо, и в деталях не запутаешься. Такой тонкий способ вранья пришёл в голову Генке совершенно неожиданно, но сработал как нельзя лучше. А о том, когда бывает сезон ловли тритонов, мама, к счастью, не имела ни малейшего представления.
   И Гена был уже счастлив, что версия о дурной компании пока что отложена, но тут вдруг мамин взгляд упал на раскрытый магнитофон...
   - А кстати! Ну-ка скажи, что вы тут делали с этим дегенератом... как его, - Петров? Он что, тоже с тобой прогуливал? Чего он там плёл, к какому это врачу его водили? Я вот схожу к его родителям...
   Гена испугался - мама действительно могла пойти. Хоть Дима-то в школе и был на самом деле, но всё равно, зачем ему лишний раз эти разбирательства! Гена бросился выгораживать товарища:
   - Нет, он был в школе, он только в четыре сюда пришёл! И бабушка видела! Мы музыку писали...
   - Писатели! - закричала Екатерина Сергеевна. - Чтоб к магнитофону не смел больше прикасаться! Учится кое-как, прогуливает, так ещё, видите ли, пишет! Марш уроки делать, разгильдяй!
   Генка, тише воды и ниже травы, поспешил сесть за учебники. Но уроки, естественно, ему всё равно ничуть не шли на ум.
   Во-первых, вскоре должен был придти с работы отец. Мама, конечно же, всё ему расскажет, и значит, придётся выслушивать ещё одну серию нравоучений, и ещё раз униженно каяться и торжественно обещать... Но ладно, это полбеды. А вот угроза насчёт магнитофона - это серьёзней. У отца к этому особое отношение, и, пожалуй, действительно не видать ему теперь магнитофона чёрт знает сколько времени. Надо хоть забрать оттуда ту злополучную ленту, из-за которой посыпалось столько неприятностей на горемычную Генкину головушку. Катушка ведь так и осталась там с того ужасного момента, когда их с Димоном так неожиданно накрыли...
   Гена потихоньку пробрался к магнитофону, открыл крышку... и остолбенел. Ленты там не было.
   Гена стал поспешно осматривать стол, на котором стоял "Днепр", и остальное пространство вокруг - может быть, второпях они всё-таки сняли катушку, куда-то засунули? Но нет, нигде ничего не было... Он лихорадочно пытался вспомнить, чего и как они делали при появлении мамы, но тщетно - в той кутерьме, конечно же, ничего не запомнилось. Может, упала под стол? Гена зажёг свет, и тут же услышал голос матери:
   - Ты что там ползаешь, негодяй? Я же тебе сказала - не смей подходить к магнитофону! Да что ж это такое-то, а? Ну подожди, придёт отец...
   Но Гена, потрясённый исчезновением ленты, начисто потерял соображение.
   - Тут лента была, - заблажил он. - Ты не видела? Мне ленту забрать... А её нету.
   - Какую ленту? - заорала Екатерина Сергеевна, окончательно выйдя из себя. - Ты что, русский язык не понимаешь, - не лезь к магнитофону! Не лезь!
   - Я не лезу, - уже чуть не заревел Генка. - Я только ленту забрать... Тут лента была... Моя.
   - Чего? Какая ещё твоя лента? Этого дефективного твоего, Петрова, что ль?
   - Н-е-ет... Моя... Я купил...
   И Генка с ужасом понял, что проболтался.
   - Купил?! Нет, ну посмотрите на него, - "покупатель"! Ну, ничего. Теперь ты от нас с отцом ни копейки не дождёшься. Избаловали донельзя! Постой-ка... Тебе деньги позавчера только дали - ты когда ж её купил, интересно, а?
   Генке показалось, что он проваливается сквозь пол.
   Но признаваться было невозможно - ведь если сейчас рассказать всю правду, то ему дополнительно влетит уже не только за саму ленту, а ещё и за то, что так удачно сплетённая история про тритонов окажется враньём! Нет, нет, надо что-то придумать! Но что?
   Генка уже чуть было не пустил слезу, как какой-нибудь первоклашка... и вдруг его осенило.
   - Вчера! Мы вчера её покупали, вместе с Димоном! Можешь у всех ребят спросить! В "Радиотехнике" на Гражданке...
   - Что? Опять Димон?! Тебе больше не с кем дружить, что ли, как с этим оболтусом? Чтоб я тебя больше с ним не видела, слышишь? "Димон"... Подожди, я ещё разберусь с этими вашими покупками. А ну-ка, собирайся! Сейчас пойдём к этому твоему Димону...
   Генка, вконец перепуганный тем, что всё-таки втравил товарища в "разбирательства", пытался даже спорить, плаксиво вопрошать: "А чё? А чё тут такого-то?" - но мать непреклонно повела его домой к Диме. Там Гена испугался ещё больше - ему было велено ждать на лестничной площадке, а мама пошла устраивать Диме допрос.
   Не ожидавший ничего подобного Петров никаких легенд и версий заготовить не успел.
   - Ну-ка скажи, - впилась взглядом Екатерина Сергеевна в глуповатую физиономию Петрова, - вы с Геной вчера что-нибудь покупали?
   - Покупали, - испуганно ответил Дима. - Плёнку магнитофонную, в "Радиотехнике". А что? Рубль я ему дал...
   - За рубль он ещё получит, - зловеще пообещала Генкина мама. - А где же та плёнка?
   - Плёнка? - глупо переспросил Петров. В панике он никак не мог сообразить, на чём ещё поймали Генку, и в чём его надо отмазывать. Так... плёнки той нет - факт. Значит... они её куда-то девали. Куда? Про Кащея Дима, естественно, не собирался заикаться ни в коем случае. Не хватало ещё, чтоб Генкина мать пошла и к нему за подтверждениями, а то, глядишь, ещё и стала бы требовать назад ленту! Тогда всё, конец всей Диминой "карьере" в компании взрослых парней... Для тщеславного Петрова это было бы просто крушение всей его Вселенной, и этого он боялся гораздо больше, чем всех родительских и учительских кар, вместе взятых.
   Однако Генку надо было как-то выручать, а поэтому простая молчанка здесь не годилась. Сначала Дима попытался по своему обыкновению валять дурака, корчить дебильные рожи и нести ахинею, - но всё было тщетно. От него не отставали. И тогда он решил "расколоться"...
   Да, ту ленту они отдали. Вернее, у них её отобрали какие-то незнакомые большие ребята. Они велели молчать, иначе убьют! Один наставил нож, а другой - самодельный пистолет...
   Чувство меры у неталантливого фантазёра Димы отсутствовало напрочь.
   Бабка Петрова, присутствовавшая при всём этом, только охала и ахала, глядя на своего непутёвого внучка. С самого начала, услышав, что речь идёт о магнитофонной ленте, она всплеснула руками: "Опять магнитофоны?! Какой кошмар. Слава Богу, что у нас его нет, и не будет! И так-то еле соображает, а так и последние мозги отшибёт этим грохотом!" Но поскольку прогульщиком Дима всё-таки не оказался - что стало ясно из срочного звонка классной руководительнице, - бабка успокоилась. И когда Генкина мать, окончательно возмущённая россказнями этого насквозь лживого мальчишки, воззвала к бабушке - "Что у вас за врун!" - бабка лишь махнула рукой, скорбно поджав губы.
   - Без толку. Я давно родителям говорю: его с такими замашками даже в дворники не возьмут, пойдёт коробочки клеить. Куда там... У них свои дела, им не этого.
   Екатерине Сергеевне пришлось продолжать допрос самой.
   - Ну, хорошо. Если, как ты говоришь, ленту у вас отобрали, на что ж вы сегодня у нас писали? А?
   - На мою! - не моргнув глазом, сразу ответил Петров. Он сразу сообразил, что сегодняшний Генкин поход за лентой надо скрывать. - У меня давно была, и я Гене одолжил. На мою, точно! - убедительно повторил он, очень довольный тем, как ему удалось отмазать Гендоса.
   - Отли-ично, - протянула Екатерина Сергеевна неожиданно спокойным голосом. - Вот это просто прекрасно. Сейчас мы сразу и выясним, кто из вас врёт.
   Она привела с лестницы несчастного Генку.
   - Ну-ка, скажи - чья была лента?
   - Моя, - недоуменно ответил Генка, не замечая, как Дима корчит ему страшные гримасы из-за спины матери.
   - Ну я ж ему дал, - значит, его, - нашёлся чего вставить Дима, уже чуть ли не в открытую махая Генке рукой, но Гена, от расстройства уже потерявший способность быстро соображать, этого не заметил, или не понял.
   - Чего дал, чего дал! Там твой только рубль был, так я тебе отдам, скупердяй!..
   - Замолчи! - прикрикнула на него мать. - Значит, всё-таки ты купил... Ну, а что ж твой дружок говорит, будто вы ту ленту кому-то отдали, а?
   - Отдали?.. - ослабшим голосом пролепетал Гена.
   У него уж в который раз за сегодняшний чёрный день почва поплыла из-под ног. Всё, мама знает, значит, уже и про Кащея... Никогда в жизни он не мог бы предположить, что Дима способен расколоться о таких делах! Вот тебе и Петров... Подобного напряжения Генка не выдержал. Придумывать какое-то новое враньё или отговорки сил больше не было, и он обречённо признался:
   - Это была другая лента.
   - Другая??? - мама даже пошатнулась, и опустилась на стул.
   Всё, у неё тоже кончились все силы - разобраться в этом хитросплетении сюжетов, которое нагородили эти два авантюриста, она уже решительно не могла. Да и не собиралась.
   И хоть Гена уже готов был честно рассказать, как было дело от начала и до конца, мать не стала его слушать.
   - К чёртовой матери! С этим магнитофоном... я вот скажу отцу, чтоб он вообще запирал его на ключ! как хочет! Или пусть лучше вообще уносит его из дому! Мы проживём, ничего... А то из-за этого чёртова магнитофона изоврался совсем! Мерзавец! Нет, никаких магнитофонов, пока не докатился до второгодников... А то и до колонии! Молчи, не хочу больше твоего вранья слушать! Марш домой! Отцу всё расскажешь, пусть полюбуется!
   Беседа с отцом кончилось для Генки плачевно.
   Правда, его даже не выдрали - это мама могла отлупить его под горячую руку, а отец был человеком, мыслящим прежде всего рационально. И поэтому он прежде всего желал выяснить мотивы, побудившие его непутёвого сына к столь ужасным проступкам, дабы повести потом целенаправленную рациональную борьбу с этими мотивами... Ну, и можно себе представить, чего он мог выяснить из Генкиного путаного рассказа, даже при том, что Генка честно пытался рассказать всё, как есть! Пробившись с ним больше часа, Семён Петрович с большим огорчением сделал вывод, что сын его, оказывается, сам не знает, чего он делает, зачем, и почему; а главное - очень подвержен дурному влиянию всяких дегенератов петровых... А посему необходимо не оставить ему ни одной секунды свободного времени, загрузить по самую маковку учёбой, кружками, и общественно-полезным трудом, и, разумеется, начисто отлучить от магнитофона! В общем, Генку ждала теперь очень весёлая жизнь...
   А злополучная лента вскоре нашлась. В шкафу. Причём, в коробке - а Гена тогда в панике и не подумал - куда ж пропала ещё и коробка? Убрала её сама Екатерина Сергеевна, когда, погнав Генку делать уроки, закрывала магнитофон, но напрочь об этом забыла. Да с таким сыночком и голову забудешь, не то, что какую-то ленту! Всё объяснилось очень просто, но Генке от этого легче не стало... Хоть отец и не унёс магнитофон из дому, но злосчастного юного "меломана" так запугали, что он действительно даже и не подходил к магнитофону до самого конца учебного года.
   И даже потом, когда ему объявили амнистию, никакого былого рвения к записям Гена уже не проявлял. Может, из упрямства, потому что в глубине души он всё-таки не считал себя особо уж виноватым, вот и демонстрировал такую реакцию на родительский запрет - мол, не больно-то и хотелось! Но если и так, то это дело у него что-то явно затянулось... Какой-то интерес к современной музыке и к записям он начал проявлять лишь в седьмом классе, когда увлекались ими уже все поголовно, и оставаться в стороне было бы просто странно.
   С Петровым же всё получилось строго наоборот. Меньше чем через год его родители совершили антипедагогический поступок, и всё-таки купили ему магнитофон!
   Но было уже поздно. Простым средством развлечения, как для всех нормальных людей, магнитофон для Димы уже никогда стать не мог, для него он прочно сделался сакральным предметом, а магнитная запись - культом, или даже религией...
   Впрочем, дома никто уже этому особо не удивился. Да и в школе тоже. Все давно уже поняли, что из этого Петрова ничего хорошего не выйдет.
  

_____________

  
  
  
  

ТЕЛЕФУНКЕН + СЛАВА = ЛЮБКА

  
   Половой дебют - тема, безусловно, интересная и важная. Тем более, что обычно никто не хочет рассказывать об этом правду. У всех всё было исключительно по большой любви, возвышенно и красиво...
   Вот и Дима Петров, который озабочен был с самого-самого раннего возраста, на первые реальные шаги решился только после окончания школы. Хлебнул для храбрости портвейну и подкатил к дворничихе Любке-Дистрофе, которая жила в их парадной.
   Пьющая Любка в свои двадцать шесть выглядела на все сорок, да к тому же и от природы была страшна, как... ну, прямо как скелет синих лампочек. Чёрт его знает, что обозначало это выражение - когда-то давным-давно, ещё в начальной школе, ребята рассказывали друг другу страшилки, и вот там кто-то и выдал соответствующим "загробным" тоном такую фразу: "...И тогда милиционеры пошли в подвал, и навстречу им вышел Скелет Синих Лампочек..." Сам рассказ все, конечно, давно уж забыли. Но вот этот фантасмагорический образ всем понравился, запомнился, и у них во дворе прочно вошёл в лексикон.
   Так вот, прелестница Любочка была, пожалуй, ещё страшнее этого Скелета. Но прибабахнутый Дима был неравнодушен к ней ещё с пятого класса...
   ...Слушайте, а может - ну его в задницу, этот дебют? Ну, в самом деле -- о чём там рассказывать, ничего ж такого оригинального у сопляка с падшей женщиной произойти не могло. Есть же в жизни куча других интереснейших тем, - радиоэлектроника там, скажем, или коммерция... Тем более, что ведь именно они же в том самом пятом классе и довели дурного Петрова до страстей по распутной работнице жилищно-коммунального хозяйства...
  
  
   В тот памятный день Дима завалился к своему соседу, семикласснику Лёньке Кузину, прямо-таки сияя от какого-то радостного возбуждения.
   Лёнька ж, напротив, - его визиту особо-то не обрадовался.
   Кузин уже прекрасно знал, что с этим Димой Петровым из пятого "б" лучше никаких дел не иметь. Тот ведь вечно придумает такую ерунду, что потом не будешь знать, как выпутаться! А сам прикинется дурачком, будто вообще не при делах.
   Взять хоть последний случай, когда он затеял переснимать картинки с голыми женщинами. Причём, даже не с настоящего импортного журнала, таких Дима никогда и в глаза-то не видел, а с какой-то толстенной книги по искусству, которую углядел дома у Женьки Красновского. А что, картинки там попадались такие - фиг догадаешься, что это тётки нарисованные, а не живые! Книгу ему Женька, естественно, не дал, - родители голову оторвут за то, что даёшь такую дорогую вещь кому попало, - но у себя перефоткать разрешил, чего тут такого-то?..
   А поскольку у косорукого фотографа Димули ничего путёвого, конечно, не получилось, то он вовлёк в свою мерзкую затею ещё и одноклассника Мишку, который разбирался в фотоделе куда лучше. У него отец фотолюбитель, и оборудования дома полно... Ну, и конечно же, в школе их с этими фотокарточками сразу и застукали.
   Так это бы ещё полбеды! Женя, наивный дурак, пытался даже повозникать, что это, мол, искусство, книга из нашего советского магазина, и вообще, что ж теперь, Эрмитаж закрывать? - хотя вся эта демагогия вряд ли подействовала бы на их идейную классную... Но тут оказалось, что дегенерат Петров додумался ещё наделать и фотомонтажей! - наприклеивал к тем тёткам головы со всех фото, что смог добыть: и одноклассниц, и вожатой, и даже нескольких учительниц... За такой "эрмитаж" скандалище был, естественно, грандиозный. А хитрожопый Димуля что? - умудрился пройти по этому делу не вдохновителем и организатором, а рядовым соучастником. Влетело же больше всех несчастному фотомастеру Мишке.
   Так что Кузин от этого авантюриста ничего хорошего не ждал. Но когда он увидел, какую вещь притащил Петров, радиолюбитель Лёнька сразу потерял всю бдительность.
   В руках у Димы был портативный катушечник "Телефункен".
   - Во! Смотри - вещь, да? Подарили!
   - Кто это тебе подарил? - удивился Лёнька. Он примерно представлял, сколько стоит такой магнитофон.
   - Батин знакомый. Да не, не думай! Он не работает...
   Оказалось, что Дима углядел этот аппарат в гараже у одного из отцовских знакомых, дяди Жоры, - тут Петров минут пять распинался, какой этот дядя Жора деловой, чего у него только нет, и при этом приврал, как всегда, больше половины. Ну и вот, среди прочего валялся там такой замечательный импортный магнитофончик, который, увы, был давно и безнадёжно поломан... Отремонтировать его почему-то не смогли, а потом хозяину стало и не нужно, он приобрёл новый кассетник, - заграничный и дорогущий, разумеется! - ну а останки этого "Телефункена" очутились в гараже. Дожидаться своего нового счастливого обладателя, Диму Петрова.
   Об остальном Димуля предпочёл не рассказывать, - как мать стыдила его за такое попрошайничество, бабка ругалась, что он и так весь дом захламил своими железяками, и только отец отнёсся снисходительно - да пусть ковыряется, может, и впрямь займётся радиолюбительством, меньше времени будет на всякую дурь.
   Дело оставалось за сущей ерундой - отремонтировать этот аппарат. Вот за этим он и пришёл к Лёньке.
   Семиклассник Кузин, конечно, большим специалистом тоже не был, он всего лишь только второй год занимался в радиокружке Дома пионеров... Впрочем, как сказать! Это уж, извините, смотря для кого - "всего лишь". Дилетанту-то Диме и до такой квалификации было ещё как до Луны. Он вообще только недавно узнал, каким значком чего обозначают на схемах, а до этого смотрел на те схемы с ужасом и трепетом, прямо как на какие-то тайные священные письмена для избранных. Ну, а когда выучил, да ещё и стал разбираться, как выглядят живьём разные радиодетали, - так сразу жутко этим загордился перед своими не столь развитыми сверстниками. Хотя, конечно, не сумел бы пока объяснить, как работает даже самая простая цепь.
   Но для ремонта импортного магнитофона таких познаний было явно маловато. Куда ж идти? Ясное дело - к Лёньчику! Старшие ребята, конечно, побольше его понимают в радиотехнике, но к таким и подкатить куда сложнее...
   Кузин, правда, Диминым энтузиазмом не заразился.
   - Дохлый номер. Если уж мастера его не отремонтировали... Да и схема нужна. Схемы-то у тебя нету?
   Уж что-что, а эту волшебную фразу юный радиолюбитель Лёнька уже знал прекрасно. Отличная отмазка: нет схемы, жаль, а так-то я бы сделал, конечно... Но тут Дима радостно выложил самое главное:
   - Ни фига! Не нужна, у него всё равно все платы уже вынуты.
   - Ах, вон чего...
   Стало ясно, почему Димуле так легко отдали эту коробку. Ну, что ж... Сделать самому новую электронику - дело-то, в принципе, возможное. Честно говоря, в магнитофонах Лёнька пока разбирался тоже слабовато, но знал, что об этом была куча подробных статей в журнале "Радио", и даже отдельные книжки - "Магнитофон своими руками", или что-то в этом роде.
   - Кинематика у него хоть работает?
   - Крутится, вроде. Я включал.
   - Ладно. Я статью со схемами, как сделать магнитофон, достану, спрошу в кружке. Только ты сделать-то сможешь, или будет, как с колонками?
   Лёнька прекрасно помнил, как Дима приставал к нему в прошлом году со схемой колонок, когда надыбал где-то большие басовые динамики.
   Журнал-то со статьёй про колонки Лёнька тогда ему принёс. И что же? - радостный Петров лишь быстренько перерисовал схемы фильтров и отдал. Кузин удивился: "Ты чего, там же дальше самое главное - как рассчитать объём ящика, настройка фазоинвертора..." Дима лишь махнул рукой: "А это чё, в натуре так важно? да ну, фигня, и так сделаю". Бедный Лёня даже и не нашёлся, чего сказать на такое агрессивное невежество...
   И это он тогда ещё не знал, что за динамики были у этого юного Самоделкина! Оказалось, Петров просто стырил их летом в пионерлагере из какой-то плохо стоявшей старой радиолы. Но, правда, сам-то Димуля кражей это вовсе не считал. Он же пионеров без музыки не оставил, честно вставил вместо тех динамиков другой, попроще, - из репродуктора... Им-то не один ли хрен на чём слушать свои марши! Разницы даже и не заметят.
   Но это всё мелочь, конечно; а главное, что те радиольные динамики, ясное дело, были никакие не басовые! Обычные широкополосники, только какой-то старой модели, нестандартно большого диаметра. На размер-то лопух Дима и клюнул... Так что с объёмом и с фазоинвертором он и впрямь мог не заморачиваться. Всё равно нормальных колонок из такого говна никогда бы не получилось.
   Впрочем, у малолетнего народного умельца Петрова в итоге не получилось вообще никаких. Его хватило только на то, чтоб обшарить все близлежащие помойки, и натаскать домой кучу фанеры для ящиков. И всё. Выпилить большие отверстия под динамики было уже слишком трудоёмко для его ленивой натуры...
   Так что, хорошо помня эту историю, Лёнька справедливо сомневался, что раздолбай Дима сможет собрать сложные схемы для магнитофона. Но добрый Кузин всё-таки обещал ему и статьи и книжки, и даже сказал:
   - Ну, если будет чего не получаться - заходи, спрашивай...
   - Замётано!
   Дима, конечно, предпочёл бы, чтоб Лёнька помогал ему не только советами, а сам бы и паял эти схемы. Но так прямо, в лоб, он, конечно, этого не сказал. Хитрый Димуля рассчитывал втянуть Лёньку в это дело постепенно, сыграв на том, что тот и сам, глядишь, в конце концов увлечётся. На крайний случай Дима даже готов был предложить Лёньке, что это у них будет общий аппарат, хотя и сам не особо понимал, как это они стали бы им владеть сообща.
   Но все эти Димины мечты обломились самым неожиданным образом.
   Когда Лёнька попросил у руководителя их радиокружка Юрия Алексеевича статью о самодельном магнитофоне и простодушно рассказал при этом о корпусе от "Телефункена", руководитель почему-то сразу пришёл в негодование.
   - Не рановато ли ты такими делами занялся, Кузин? Смотри, если ты за этим сюда записался, иди-ка лучше учись где-нибудь в другом месте!
   - А что такого-то? - изумился Лёнька. - Я же... Ой.
   До наивного Лёни только сейчас дошло, какая затея могла быть на самом деле у этого юного авантюриста Петрова. Ясное дело, руководитель ничего другого про них подумать и не мог! Ну ладно...
   И тем же вечером Кузин спросил у Димы прямо в лоб: кому ж это и за сколько он собрался продавать этот "фирменный" магнитофон?!
   Дима остолбенел - такого поворота темы он от Лёньки никак не ожидал. И даже не мог теперь сообразить, чего и ответить...
  
   А по правде-то говоря, оснований для подозрения у Кузина было выше крыши.
   Конечно же, Диму уже посещала светлая мысль, что такую вещь можно очень неплохо загнать. Про умельцев, которые лепят и продают самопал под фирму, он слыхал уж давным-давно, - хоть пятикласснику, вроде бы, и не подобало иметь интерес к таким делам... Но тут просто надо было знать скверную Димулину натуру! А Лёнька-то как раз знал. Слава Богу, уже достаточно наобщался с этим Петровым, и вполне представлял, чем у того забита башка.
   Дима чуть ли не с первого класса просто обожал все подобные темы, - может быть, даже больше, чем кино и приключенческие книжки! Прямо хлебом не корми - дай только послушать или побазарить о чём-нибудь аморальном или криминальном... в общем, обо всём таком, чем приличные люди Страны Советов не должны заниматься, а приличные дети - интересоваться. Ну, в точности, как говорила уже не один раз его бабка: "Тянет паршивца на всё плохое, как муху на говно".
   Педагоги, конечно, называли такую патологию какими-то более научными терминами, но с Диминых способностей и они обалдевали. Ведь этот дефективный Петров даже в советской прессе усердно вычитывал статьи о "негативных явлениях", обо всём, что "недостойно советского человека", и о тех, кто "мешает нам жить"! И при этом не возмущался, как полагалось бы нормальному пионеру, а только восхищался.
   Дошло до того, что уже и классная имела про это отдельную беседу с его родителями. Говорила, что не надо бы этому мальчику читать взрослые издания. И причём не только "Человек и закон", а даже и журнал "Крокодил"! Видите же, какая каша у него в голове...
   Подумаешь! Зато в свои двенадцать лет Петров уже знал обо многих вещах получше, чем иной взрослый. Какой-нибудь вшивый питерский интеллигент, озабоченный вопросами вечности, небось, не только живого фарцовщика не видал, а ещё и ни в жизнь бы не смог отличить фирменные джинсы от самострока. А вот Дима все премудрости о внутренних швах, лейблах и зиппере давным-давно усвоил наизусть! И куда прочнее, чем школьные предметы... Хотя у самого-то никогда ничего не было, кроме семирублёвых советских "техасов".
   Так что совершенно понятно, о чём тут мог подумать Кузин. Который прекрасно знал обо всех этих Диминых талантах и наклонностях, и теперь даже сам на себя удивлялся - как он вообще не заподозрил такого с самого начала?
   А Дима-то, - самое что смешное! - вовсе пока что и не собирался загонять этот "Телефункен"! У него здесь как раз был совсем другой интерес, чисто духовный... Ведь все же лопнут с зависти, увидев у него такой мафончик! Ништяк, как тут можно будет похвастаться и повыпендриваться... Ну да, толкнуть аппарат и первый раз в жизни заработать, наконец, нормальные бабки, а не копейки со сдачи бутылок - тоже нормальная тема, кто ж спорит. Но выпендриться-то куда лучше!
   И в итоге растерявшийся от неожиданного Лёнькиного вопроса Петров именно так всё и выложил, с несвойственной ему откровенностью:
   - Да я пока и не думал... Самим пригодится. Лучше сами с ним походим, пусть завидуют...
   Но тут Дима всё-таки спохватился, что несёт какую-то неделовую хрень, и, чтоб выглядеть солиднее, тут же добавил совсем другим тоном:
   - Не, ну потом-то и правда можно загнать! Сотню дадут, как думаешь?
   Никогда в жизни не державший в руках денег больше пятёрки, Дима постарался сказать это "сотню" как можно более небрежно.
   - Придурок! - разозлился Лёнька. - Сотню пней тебе дадут, просекут же сразу, что это самоделка галимая!
   - Ну, блин... Ясно дело, толкать и надо как самопал, а не фирму! Но ведь корпус-то настоящий!.. Ну, а сколько дадут, по-твоему?
   - Не знаю. Вот тебе статья, схемы, делай, а там как хочешь. Хоть за две сотни продавай.
   Лёнька хорошо помнил историю с фотографиями, и оказаться на Мишкином месте ничуть не хотел. Пусть этот проходимец сам собирает, сам и продаёт.
   Дима понял, что с Лёнькой сейчас беседовать бесполезно, кое-как поблагодарил за статью, и поплёлся восвояси.
   Да, хреново оно получилось, что и говорить... Сам-то он эти платы вряд ли спаяет, это Дима знал точно, чего уж самому себе-то врать. Да и где взять детали? У Лёньки, пожалуй, тоже теперь не выпросишь, а ведь он говорил, что уж диоды да резисторы с конденсаторами точно может натырить в своём кружке, кто там это говно считает... Может, даже и мощные транзисторы удалось бы выцепить. Ну что за жизнь, - ведь у всех нормальных радиолюбителей есть такие знакомые, которые могут таскать с предприятий дефицитные детали! А у горемычного Димы нет. И у родителей тоже.
   Хрен знает, чего этот Кузя так раскипятился-то? Надо было, наверное, сказать ему, что прибыль пополам, чего не сообразил-то сразу, дурак... Хотя, нет - ещё хуже получилось бы. Ладно, придумаем что-то другое.
  
   А вообще, Петров мечтал о переносном магнитофоне уже давно. Правда, идя в ногу с веком, больше думал не о катушечнике, а о кассетнике.
   Зачем он ему был нужен? - смешно даже спрашивать! Да каждый пацан во дворе знал, что с такой вещью жизнь сразу становится во сто раз лучше и интереснее! Одно дело - слушать музыку дома, и совсем другое - таскать везде магнитофон и демонстрировать миру. Ну да, качество звука, конечно, отвратительное, слушать западный рок на советском кассетнике, казалось бы, вообще невозможно... Фигня! - всё равно все слушали за милую душу. Как врубишь на улице такой аппарат на полную мощь - так там уж не музыка, а один хрип и дребезг, но зато все знают, что у тебя это есть! А чего ещё надо советскому школьнику? Главное, что пацаны завидуют, а взрослые возмущаются.
   Ну, а что? Дразнить обывателей - очень даже кайфовое занятие, только жаль, что роком с каждым годом возмущаются всё меньше. Разве что чокнутые старухи, которые плюются от этого грохота... Но и это неплохо. А добропорядочных советских граждан можно пугать ещё и блатняком! - они, бедняги, охреневают, когда узнают, что такие песенки можно услышать не только от пьяных на улице, а ещё и в записи.
   К тому же тут-то даже и качества не надо - с этими завываниями и дребезгами блатняк звучит ещё колоритнее! А перед теми, кто сам ценит такой жанр, можно чем-нибудь и похвастаться, рок-то есть уже у всех, а блат бывает редкий... А без кассетника как похвастаешься? - если только поставишь маг на окно.
   Впрочем, понять такое, конечно, дано далеко не каждому... Ну и, если уж честно говорить, не так уж много ребят страдало столь высокими идеями. Только особо одарённые, - вроде Димули. А большинству-то просто хотелось иметь переносной магнитофон, чтобы слушать музыку во дворе или в походе. И всё. Безо всяких этих выпендрёжей и эпатажей. Но неважно - как бы там ни было, а о такой технике мечтали практически все.
   Вот и несчастный Петров хоть и имел уже 201-й "Маяк" - бобинный аппарат не хуже, чем у самых авторитетных старшеклассников, всё равно мечтал хоть о каком-нибудь кассетнике. Но о том, что купят родители - естественно, даже нечего было и думать. Катушечник-то купили с трудом, да к тому же и не так давно. Им же не понять, - скажут: совсем свихнулся, зажрался, и всё такое прочее. Скажут: тебе ж это не для музыки, а для баловства... Ага. А у самих-то - вон полный сервант хрусталя набит, так он у них для чего? - есть-пить из него, что ли? Как бы не так.
   Говорят: "Вот будешь сам зарабатывать - хоть десять кассетников покупай"... Так это ж когда ещё будет! Разве что подвернутся какие-нибудь левые заработки, типа фарцовки. Да, старшие дворовые товарищи уже прочно внушили Диме мысль, что на рядовую зарплату красивой жизни не бывает. Так ведь и до левых-то тоже пока далеко... Плохо быть маленьким! Только сиди и мечтай, как дурак, что найдёшь кошелёк на улице, или выиграешь в лотерею, или, на худой конец, получишь подарок от богатых родственников.
   И вот теперь вдруг так подфартило с этим "Телефункеном"! Классная вещь! Да с таким ходить не хуже чем с кассетником, хоть ему уже и лет десять, если не больше, а выглядит современно, и куда красивей наших топорных. Да и по размеру даже похож на кассетник, а с закрытой крышкой и вовсе не поймёшь, что это катушечник... Только бы сделать его!
   Но полистав статью, и посмотрев на монтажные схемы, Димуля с ужасом и печалью должен был сам себе признаться, что никогда в жизни такого сделать не сможет...
  
   Как теперь ему быть, Дима совершенно не представлял.
   Осваивать по-настоящему радиодело для него было слишком сложно и скучно, достать готовые платы, чтоб не мудохаться с этой занудной пайкой? - так тут, опять-таки, нужны были деньги. Которых у несчастного Димы ни с какой стороны пока не предвиделось...
   И самое-то обидное, что эти платы ему даже не надо было искать, у кого-то просить, или ездить на легендарную радиотолкучку в Автово... - а туда, кстати, ещё и ездить-то пришлось бы контрабандой, не скажешь же предкам, что поехал на другой конец города, да ещё и в такое сомнительное место... Нет, Дима точно знал, что такие платы можно достать совсем рядом. В их же дворе!
   Как раз всего месяц назад ему довелось стать свидетелем одного знаменательного разговора...
   Петров тогда по своему обыкновению толкался во дворе около компании старших ребят, где толстый восьмиклассник Вова Долинин по кликухе Батон важно рассуждал, какой кассетник он себе купит после окончания учебного года. Успехи в учёбе у Вовы были, конечно, очень скромные, но предки якобы обещали ему в любом случае... Все охотно включились в разговор на любимую тему, и с большим увлечением обсуждали недостатки и преимущества "Весны" или "Электроники", хотя ни у кого из них не было ни того, ни другого. Дима слушал, как всегда, открыв рот.
   И тут между делом кто-то спросил у Батона:
   - А твой-то катушечник - чё? Толкать будешь?
   Батоновский магнитофон - старый-престарый переносной катушечник "Романтик" был своего рода героем и реликвией их двора, ещё с тех пор, как принадлежал старшему брату Батона, Славику. Тот был большой пижон, настоящий рок-н-ролльщик... Только давно это было, потом вот женился, и всё - пропал человек. Погряз в быте. Ему уже стало не до того, чтоб фланировать по улицам с мафончиком, вот и передал эстафету младшему. Ну, и Батон тоже старался не уронить честь семьи. Даже надеялся поднять её ещё выше, когда заимеет кассетник.
   - Конечно, загоню. На фиг он мне, когда кассетник будет. Эта рухлядь... - тут Батон спохватился, что не стоит, наверное, хаять свой аппарат раньше времени, сбивать цену. - А вообще, не думал пока. Чего, жрать-то он не просит. Посмотрю, если дадут нормальную цену...
   - Это сколько?
   - Да блин... Ну, меньше полтинника-то как-то и неинтересно просить!
   - Чего???
   Все вокруг, не стесняясь, заржали в голос. Уж тут-то, слава Богу, каждый знал, в каком состоянии этот магнитофон!
   Нет, играть-то он ещё играл. Но поскольку Вова таскал его куда только не лень, да ещё и давал другим, то бедный магнитофончик после такой зверской эксплуатации дошёл, как говорится, до ручки... Кстати, ручек-то у него уже и не было - ни той, что для переноски, ни регулировочных, все давно уже отломались или потерялись. Как и крышка. Пластмассовый корпус тоже был весь в боевых трещинах, и если поначалу Батон ещё пытался их заклеивать, то недавно решил вообще снять к чёрту разбитую верхнюю панель. На фиг она нужна? Не, ну опасно, конечно: если открытое нутро случайно залить водой, то сгорит же всё к чёртовой матери; а при том, как они обращались с этим несчастным аппаратом, там могли и не только водой... Нет, ни хрена! Заливали, но он всё равно работал!
   Зато без той панели стало можно впихивать на маг большую бобину, не на тридцать минут, как по паспорту, а на целых сорок пять. Если брать ленту шестого типа. А десятого - так и ещё больше. Вот только измученный лентопротяг "Романтика" "шестёрку" рвал, а "десятку" - тянул. И какой вариант был хуже - так никто и не смог решить...
   В общем, не было ничего удивительного, что батоновский "полтинник" так всех развеселил.
   - Вова, не гони. Тебе и сороковник-то за него не дадут.
   - Факт, не дадут. Размечтался! Если только на детали...
   - Да там ценных деталей-то - полтора транзистора! Не, лучше целиком загонять. Ты панель-то хоть ещё не выкинул?
   - А то он без панели не играет, можно подумать!
   - Тебе играет, а людям на фиг такой скелет...
  
   И вот теперь бедный Дима вспоминал о том разговоре в сплошных душевных страданиях. Ведь батоновский маг - это ж как раз то, что ему нужно! Прямо как нарочно - без панелей, которые и на хрен-то не сдались, с хромой кинематикой, которую туда же, но зато рабочая электроника! Которую можно было б просто взять и вставить полностью - это ж куда лучше, чем доставать платы по отдельности, а потом ещё соединять... В глубине души Дима всё-таки понимал, что для него и это будет тяжкая задача, даже при наличии схемы.
   Но... сорок рублей!.. Этот жмот Батон нипочём же не отдаст за меньшую сумму. Где ж взять деньги?
   Да, плохо, плохо быть маленьким! На добыче пустых бутылок много не заработаешь, таких умных кругом слишком много; перепродажей? - так ведь если перепродавать ту фигню, что доступна школьнику, вроде марок или ножичков, тоже дай Бог на сигареты наваришь, а не на магнитофон... А уж фарцовкой-то и подавно пока ещё не выйдет заняться по нормальному! Хотя...
   Промаявшись пару недель, безнравственный Петров с отчаяния решился, наконец, и на это мелкокриминальное дело. И попытался прибиться к компании старших товарищей - Лысого и Костярина из восьмого, которые уже давно и, в общем-то, успешно промышляли на Пискарёвском кладбище.
   Меняли они там, правда, у интуристов в основном всякую мелочь - значки на жвачки, но и это ж всё-таки какой-никакой, а навар! Дима присматривался-то к ним давно, ещё с четвёртого класса. Но было боязно, да и в школе за это стыдили: мол, ваша же родня там на кладбище лежит, и не за то они погибали в блокаду, чтобы вы побирались! Не до конца ещё испорченного Диму, честно говоря, по первости тоже смущала эта моральная сторона... Но ничего, преодолел - для него Костярин и Лысый были куда более авторитетны, чем все вместе взятые педагоги, вожатые и радио с газетами. Да и денежки-то нужны! Позарез.
   Лысого, правда, Димино желание влиться в славные ряды фарцы вовсе не обрадовало.
   - Чего, блин? Ну счас, вот только тебя нам и не хватало! Иди давай, уроки учи!..
   - А чё?!
   - Да ничё. Ты посмотри на себя-то, чучело! Какой из тебя, к хренам, фарцовщик?
   Опытный Лысый, слава Богу, тоже знал Диму не первый год, и давно оценил, какой у этого Петрова несерьёзный и малохольный вид. А главное - придурковатая манера, он же только так со всеми и общается! Ну какой иностранец захочет с таким иметь дело? Нет уж, на фиг, на фиг! Таких и на пушечный выстрел нельзя подпускать к Пискарёвке...
   Но другие пацаны из той же шоблы, к счастью, заступились:
   - Да пусть рискнёт! Что тебе жалко, что ли?
   И даже взялись научить обалдуя Диму каким-то правилам хорошего тона.
   Ну-ну... Это они ещё просто плохо знали, с кем имеют дело! Петров же всю свою школьную жизнь косил под дурачка, - надо ведь как-то сопротивляться враждебному миру учителей! - ну, и в итоге досопротивлялся. Начисто вжился в роль. Так что вести себя по-другому у него всё равно бы уже не получилось...
   Тем не менее, после кратких инструкций Дима довольно бодро отправился на свой первый выход. Запрятал, как смог, страх и робость, и даже нарисовал себе в мечтах грандиозные успехи, полный карман жвачек, признание в компании... А на кладбище лопуха Димулю почти сразу же и зажопили дружинники. Только успел сказать волшебную фразу "Мистер, чейндж!" - и всё. Чуть не повязали! Хорошо хоть, что местный, знал, куда сваливать - в старую часть кладбища, а там в лесопарк, и чащобой через канавы... Ничего, обошлось. Не догнали.
   Но на этом вся Димина "фарцовка" бесславно и закончилась. Лысый наотрез отказался больше его брать, да и сам он теперь боялся туда соваться.
   ...По классике советской морализаторской литературы следующими стадиями падения слабохарактерного и жадного до денег Петрова должны были уже стать шмон по карманам у пьяных, взлом ларьков, поимка, колония, и так далее... Но для таких дел Димуля, слава Богу, был слишком труслив. Да и не один раз уже мог убедиться, что всяких особо смелых и отчаянных очень быстро и успешно заметают.
   В общем, с деньгами была пока полная безнадёжность.
  
   И тут Петрову первый в жизни дико повезло - он нашёл в лесопарке часы.
   Вот просто так шёл - и нашёл. Совершенно случайно бросил взгляд на обочину дорожки, - и вот, лежат! Часы! С браслетом!!! Дима в диком восторге молниеносно ринулся, вцепился в находку, хотя опередить-то его никто не мог, - кругом ни души. Но где уж там было соображать! - с выпрыгивающим сердцем ломанулся через кусты подальше в чащу леса, и только там, в глубине, остановился, и еле отдышавшись, стал разглядывать свою находку.
   Часы были женские, на браслетке "крабиком". Дима такие уже видал у кого-то из родительских знакомых, и вроде, кто-то тогда говорил, что они золотые! Вот повезло! Это сколько ж за них можно будет отхватить...
   Здорово, что нашёл один. Были б тут эти товарищи, Дрюня с Гендосом, на встречу с которыми Дима и шёл в этот лесопарк, - так ещё пришлось бы делить. Знаем этих умников! Хоть и первый увидал, а всё равно начнут возникать, что раз вместе шли, то вместе и нашли. А так - фигушки.
   Но товарищи ошарашили Диму тем, чего он от них даже и не ожидал.
   - Надо в стол находок сдать, - заявил Гендос, когда Дима с ходу начал хвастаться бесценной находкой. - Или в милицию...
   - Объявления можно написать, - поддакнул Дрюня.
   - С какой это радости? - возмутился Петров. - Вы чего, книжек начитались про примерных пионеров? Что упало - то пропало!
   - Дурак ты. Человек потерял, расстраивается, - если б тебе так?
   Но Димуля за словом в карман не полез.
   - Во первых, не человек, а какая-нибудь шалава бухая. Щас тебе нормальная баба часы в лесу бросит! Во-вторых, если б ещё в нашем дворе нашёл, то можно было бы и объявления, а тут тыща человек прошла неизвестно откуда и куда.
   Конечно, Дима и в своём дворе не стал бы писать никаких объявлений, но об этом он уж предпочёл скромно промолчать.
   В итоге, разругавшись с товарищами, Дима гордо пошёл домой. Пусть, дураки, радуются своей честности. А он зато при часах.
   Естественно, Петров понастроил грандиозных планов, чего он купит, - кассетник, конечно, в первую очередь! - когда продаст эти часы. Золотые - значит рублей сто, не меньше... Да какие сто! Вон соседка, когда замуж выходила, рассказывала: за паршивое тоненькое колечко отдали восемьдесят, а часы такие здоровенные!
   Впрочем, мечты мечтами, но и думать о реальных вещах наш Дима, как ни странно, тоже иногда умел. Например - как их забодать-то, эти часы? Не понесёшь же в комиссионку! О нелегальных барахолках Дима слышал только в рассказах, да и боязно было туда соваться; попробовать толкнуть просто у магазина? - тоже боязно, если не загребут в ментуру, то просто отберут. Проклятый возраст! Надо что-то придумать...
   Но недаром же Петров ещё с начальной школы всё время крутился среди старших парней, и прекрасно разбирался, кто чем занимается в их дворе. Неожиданно осмелев, он решил не мелочиться и сунулся к самому известному барыге, фарцовщику Боре Баландовичу.
   Баланда, как не странно, почти и не удивился.
   - Часы? А, "Слава"... Не, не возьму. Неинтересно. Замучаешься сбывать, а навару хрен.
   - Они ж золотые!
   - Чего?! Ты такую глупость, смотри, никому больше не говори...
   - Ну, как же? - засуетился Дима. - Вот же тут, на браслетке, написано - "АУ". Аурум...
   Хоть химию в школе Дима ещё не проходил, но слово "аурум"-то он знал! Как и "це-два-аш-пять-о-аш".
   - Хренаурум. На золоте ставят пробу - запомни. А это позолота. И та, смотри, уже облезает. Да и пружина вон в браслетке ослабла, болтается... Ладно хоть ходят. И к тому ж ты их стырил, признавайся?
   - Нет! - заблажил Дима, испугавшийся такого оборота. - Я нашёл!
   - Ну, ясное дело, что нашёл, - совершенно равнодушно отреагировал Боря. - У бабки в комоде. Главное, что в ментуре как это скажешь - так сразу и поверят... Короче, вали со своими часами. Я таким говном не занимаюсь, иди вон к Дёфе или к Лысому, может, они возьмут. За пятнаху, и то вряд ли.
   - Пятнадцать?.. - упавшим голосом пролепетал Петров. - А сколько ж они в магазине?..
   - Сходи да посмотри, - всё так же равнодушно бросил Боря, развернулся и неспешно пошёл прочь.
   Да, конечно, надо было сразу посмотреть, сколько стоят эти часы в магазине, прежде чем строить воздушные замки. Но несчастный мечтатель Петров от радости не сообразил даже такой простой вещи...
   С мелкими дворовыми дельцами, к которым Баланда послал Диму, вышло ещё тоскливее.
   Пэтэушник Дёфа заявил, что ему самому за такие часы никто не даст больше пятнадцати рублей, и потому согласен их взять максимум за червонец. Да и то только, чтоб выручить юного коллегу. Лысый, правда, готов был отдать и пятнадцать, но только после реализации. То есть, вообще неизвестно когда.
   От мечтаний о сотне с лишним рублей падать мордой в такую паскудную реальность было, конечно, совсем невесело...
  
   Так что чудесный Димин магнитофон так и оставался пока в первобытном состоянии. Ребята, которые заходили к Петрову домой, видали, что эта коробка красуется у него на самом видном месте, и вынуждены были каждый раз выслушивать уверенный трёп, что скоро он сделает крутой маг под фирму. Но реально дело не двигалось.
   С батоновским магнитофоном перспективы так и оставались туманными, деньги никак не светили, а до конца учебного года оставалось не так уж и много. А там, если Батон надумает загнать "Романтик", то он ведь не станет ждать, пока Дима накопит свои копеечки... Тогда всё - ищи по новой неизвестно где.
   И тут на Димину беду случилось два события, из-за которых у него ещё больше разгорелось желание заиметь этот батоновский аппарат. Во-первых, краем уха он услышал, что кто-то видел в комиссионке такой же "Романтик", но в гораздо более приличном состоянии, всего за полтинник. Значит, Вовину развалюху, глядишь, можно будет стоговать даже не за сорок, а за тридцать пять, а то и за тридцать! Хотя для Димы-то, нищего, как полковник Кудасов, и тридцать рублей были пока что абсолютно недостижимой суммой. Но новость всё равно его воодушевила.
   А во-вторых, неожиданно ещё подвернулся случай подержать в руках этот вожделенный батоновский маг. Правда, кончилась эта история драматически...
   Вышло всё, в общем-то, случайно. Ребята решили выпросить у Батона магнитофон в школьный культпоход, - пятые классы везли на какую-то теплоходную экскурсию, и ясное дело, что такое мероприятие с музычкой проводить было б гораздо веселее. Только вот своего кассетника ни у кого из них не было... Давать напрокат никто из знакомых тоже не захотел, вот тогда и вспомнили про толстого Вову и его легендарный аппарат. Может, с этим-то старьём он не станет жмотиться?
   Ну, а поскольку Петров всю дорогу хвастался, что близко знаком со всеми старшеклассниками, просить послали именно его.
   Дима, конечно, сразу очень загордился возложенной миссией, но, слегка раскинув мозгами, и озадачился. Надо ж заготовить какую-то приличную легенду - а то ведь если скажешь, что на экскурсию, так Батон ещё, может, и не даст. Он же всегда не особо-то давал свой маг младшим товарищам - мало ли что эти пионеры-дебилы с ним сделают. Вот и тут наверняка скажет, что сломают, или в Неву уронят, или ещё что-нибудь...
   Целый день Петров усиленно думал, перебрал кучу всяких хитрых вариантов, но в итоге не изобрёл ничего лучшего, как попросить магнитофон для записи.
   Батон сначала даже не удивился - решил, что Дима просто оговорился.
   - "Астру", ты хотел сказать?
   - Не! переносной твой, "Романтик".
   - С "Романтика" писать?! Ты, часом, не заболел?
   Дима предвидел, что Батон удивится такой дикой просьбе, и пошёл излагать заранее заготовленную легенду: что они, мол, хотят записать известного во всём их микрорайоне шизофреника Мотю, когда он в очередной раз будет разглагольствовать на лавочке. Мотя действительно заливал так, что иной раз заслушивались и взрослые - хорошо поставленным голосом и литературно грамотной речью мог часами нести полнейшую ахинею. А если его умело спровоцировать - "Мотя, а ты с Брежневым встречался?" - так ещё и с антисоветчиной. У Димы с приятелями и впрямь была идея когда-нибудь записать Мотю, а потом поиздеваться над Серёгиной бабкой, которая целыми днями слушала радио, - подключить репродуктор к магнитофону. Ну вот, а поскольку кассетника достать не удалось, то они хотят попробовать на "Романтик", качество ведь тут не особо нужно...
   Хитрый Петров репетировал эту речь в уме не один раз, но вживую у него всё почему-то получилось совершенно путано и неубедительно. Батон, естественно, вникать в этот бред не захотел.
   - Чего? Бабка там у него с репродуктором, Мотя, кассетник... Фигня какая-то! Не дам. Занесёшь хрен знает куда, ещё отберут.
   Именно это-то Дима и боялся услышать! Он, конечно, начал божиться, что никуда из двора маг не понесёт, что ребята там все свои, но почему-то вышло всё это ещё неубедительней. Батон окончательно отрезал: "Не дам!" - и собрался уже уходить. Отчаявшись, Дима выложил последний козырь:
   - Ну, хочешь залог дам?
   - Залог? Да чего у тебя есть-то? Ножичек, фонарик?
   - Нет! Часы могу дать, позолоченные!
   - А, это те, которые ты недавно тут всем втюхивал? Хм... Говно какое-нибудь. Ну хрен с тобой, покажь свои часы.
   Батон, конечно, нашёл в часах кучу изъянов: вдобавок к облезающей позолоте и слабому браслету ещё и помутневшее стекло, но в итоге милостиво согласился.
   - Ладно, бери, чёрт с тобой. Только учти, твои сраные часы и половину мафона не стоят! Если что - будешь доплачивать.
   "Сколько?" - чуть было не ляпнул Дима... но вовремя прикусил язык! Это ведь что получится? - будто он уж заранее прикидывает, как зажилить мафон? Типа, чтоб не платить всю сумму наличностью, а вот таким хитрым образом впарить часы?.. Да ну, на фиг надо! Дима не такой дурак - ясно же, что Батон разозлится и заломит такую доплату, что ввек не рассчитаешься.
   Блин... А может, он и сам хочет сбыть свою рухлядь таким макаром?! потому-то так легко и согласился дать? Скажет потом: ничего не знаю, ты его купил, гони теперь мани... Чёрт! Вот и поди пойми, кто кого тут хочет обмануть... Сложная, оказывается, это вещь - деловые отношения!
   Слабые Димины мозги так перенапряглись от этой разверзшейся перед ним бездны, что он даже не сразу понял, о чём говорит ему Батон, и зачем он что-то вынимает из магнитофона.
   А у Вовы, на самом деле, не было на уме никаких таких комбинаций. Он был озадачен гораздо более реальным делом - забирал батарейки. Жмот проклятый!
   Ну что ж, Диме тоже поневоле пришлось вернуться от высоких материй к реальности... Новая забота - теперь ещё доставай батарейки! Целых восемь штук, и это надо ещё найти обычный "Элемент 373", по семнадцать копеек. А то ведь продают то же самое добро под разными космическими именами: "Марс", "Сириус", "Орион", - и уже дороже... А хватит всего-то на пару дней, если нормально гонять. Кассетные, говорят, куда меньше жрут, чем этот батоновский сундук.
   Из-за этой фигни, помнится, ребята во дворе как-то даже пытались запускать маг от велосипедной динамки - и ни черта не вышло, только вспотели, крутивши. А ещё кто-то из старших, вроде, рассказывал, как брали в поход аккумулятор от мопеда...
   Тьфу! Дима в очередной раз спустился с небес на землю, и вздохнув, стал думать над этой новой непосильной задачей. Товарищи, конечно, предложат сброситься на батарейки, но их же, меломанов, всего трое... Со всего класса хрен соберёшь, скажут: а мы ваш маг и не просили. А слушать-то, небось, будут, халявщики! Ладно, надо сперва глянуть, чего есть дома - вытащить пару батареек из фонарика, электробудильника или ещё чего-нибудь...
   Но когда Дима принёс "Романтик" домой, его внезапно посетила такая гениальная мысль, что сразу стало не до батареек. Надо же глянуть, влезут ли вообще платы с "Романтика" в Димино импортное чудо? А то ведь так потом купишь, да и окажешься с ненужной железякой, все будут смеяться. Нет, надо это дело немедленно проверить...
   Дима быстренько открутил нижнюю панель (верхнюю Батон так пока на место и не поставил), посмотрел на платы, стоящие одна над другой... Ни черта было не понять! Надо вытащить весь каркас, или как там это по-умному называют? - шасси, и померить, что ли...
   Однако заняться этой опытно-конструкторской работой Диме в тот вечер не дали. У родителей в очередной раз случился приступ педагогического рвения - устроили ни с того ни с сего беседу на тему Ответственного Отношения к Своим Обязанностям... В таких условиях магнитофоном не займёшься, конечно. Пришлось сделать вид, что засел за уроки, ну да ладно. После культпоходика ещё будет время.
   ...А вечером после культпоходика Дима появился на пороге у Кузина с разобранным магнитофоном. Вид у Димули был перепуганный и жалкий.
   - Лёнь, слышь! У меня тут деталька отломалась... вот. Глянь - чего это? Сделать можно?
   Лёнька заглянул в магнитофон, и хмыкнул.
   - Блин, это серьёзно! Капец твоему аппарату, Димон... Да ладно, шучу! Чего ты такой стукнутый-то?
   Петров, казалось, и впрямь вот-вот заплачет.
   - Да фигня у тебя тут на самом деле! Подстроечная катушка с ГСП... ну, генератор стирания и подмагничивания, пора б уж знать. Плюнь, он и без неё как играл, так и будет играть.
   - А зачем же она?
   - Для записи. А ты что, писать собрался на это говно?
   - Да нет... Это маг-то не мой, Батона. Отдавать надо, а тут...
   - А, вон что... - Лёнька узнал, наконец, знаменитый батоновский магнитофон. - А как же тебя угораздило катушку-то обломать? На хрена ты в него полез?
   - Да так... я глянуть хотел... - Дима помялся, помычал, но в итоге выложил правду: - Ну, как его платы ко мне встанут. Ну, в тот " Телефункен"...
   - Погодь, не понял. Так тебе что, Батон его продавать будет?
   Петров мог бы рассказать всё, как есть, но он по своему обыкновению заюлил, нагородил кучу всяких выдумок и посторонних подробностей, так что Кузин более-менее внятно смог понять лишь финал этой его дурацкой истории...
  
   На экскурсии поначалу всё получалось как нельзя лучше. Дима всех достал этим магнитофоном, получил кучу замечаний от классной и от других учителей, - и за похабный блат, и за неблагозвучный рок, чем был по уши счастлив, и свою миссию считал выполненной.
   Ну, и в итоге, конечно, доигрался. Классная несколько раз пригрозила отобрать магнитофон, и в конце концов действительно отобрала.
   Глупый Петров не придумал ничего лучшего, чем возбухнуть про "личную собственность", и только окончательно разозлил классную руководительницу.
   - Это собственность не твоя, а родителей! Вот пусть родители и зайдут за ним.
   Тут Дима, наконец, осознал серьёзность положения, и здорово струхнул.
   - Да это не мой... - пролепетал он, - Это мне дали... Мне отдавать надо!..
   - Тем более. Владельцу и отдам.
   Дима был в полной панике. Родителей дома нет, а бабка точно не захочет никуда идти, скажет: - Что за магнитофон? какого ещё Батона? Ах, Вовы. А у Вовы родители есть? Ну вот пускай они и разбираются!
   Это катастрофа... Страшно подумать, что теперь Батон с ним сотворит! Тут ведь теперь останешься и без часов и без магнитофона. Что же делать?
   Всю оставшуюся дорогу Дима лихорадочно выдумал всякие фантастические планы, как незаметно утащить маг и сразу свалить. Только куда свалишь с теплохода? Ну, значит, как только пристанут - схватить и бежать! Как в кино, прямо с борта перемахнуть на причал... То, что влетит за это от учителей - фигня по сравнению с Батоном!..
   Но то ли классная удовлетворилась видом насмерть перепуганного Петрова, то ли ей самой вовсе не хотелось тратить своё время на беседы с родителями, но по приезде в город магнитофон она всё-таки отдала. С напутствием, чтоб подобного безобразия больше не было.
   Счастливый по уши Петров прибежал домой, и, пребывая все в той же дикой эйфории, полез в батоновский маг, чтоб довести до конца свои исследования...
   И вот тут-то трясущиеся от радостного возбуждения ручонки его и подвели.
   ...Выслушав эту историю, Ленька даже не стал смеяться. Больно уж жалкий вид имел незадачливый Дима.
   - Ладно, не плачь. Катушку заменить - раз плюнуть.
   - У тебя есть? - с надеждой в голосе вскинулся Дима.
   - Не, у меня-то вряд ли... Не помню такой. Ну ничо, завтра из кружка притащу.
   - Завтра... - жалобно протянул Петров. - Завтра уж отдавать.
   - Ну так завтра и отдашь. Заходи к шести, или даже к пяти, будет тебе катушка.
   Назавтра Лёнька действительно принёс нужную катушку, и даже принялся подробно инструктировать Диму, как её надо настраивать без прибора, на слух. Но Дима только делал вид, что слушает. Ему уже было без разницы, куда там надо крутить, если запись выходит звонкая, а куда - если глухая... Магнитофон он уже отдал Батону.
   На самом деле, ему и надо было вернуть маг ещё вчера, но Дима надеялся протянуть время. Однако Батон прижал, и пришлось отдавать так, со сломанной катушкой.
   Трусливый Димуля при этом, конечно, чуть не умер, прокручивая в башке страшные варианты развития событий. Хуже всего было то, что мафон-то он брал якобы для записи. И если Вова сейчас просечёт, что катушка обломана, то уже фиг скажешь: "У тебя так и было!" Раз было - так и не смог бы ничего записать... Это надо делать морду кирпичом и сразу с порога говорить: "Говно твой мафон, оказывается! Совсем хреново пишет!" Но сыграть такую наглость Диме было явно не по силам...
   А с другой стороны - далеко ж не факт, что Батон заметит, так зачем же самому раньше времени поднимать эту тему? Но как угадаешь?
   Нет, до чего ж она всё-таки сложная и нервная, эта жизнь деловых людей!
   Единственное, до чего додумался перепуганный Петров - просто взять и подклеить отломанную часть, чтоб этот жирдяй ничего не заметил, если вдруг надумает заглянуть в нутро. А уж писать-то он свою развалину вряд ли когда будет... Ну, а если и будет, так к тому времени поди найди, кто сломал!
   Батон смотреть внутрь магнитофона, конечно, не стал, но как он играет всё-таки проверил - Вова вам не дурак, Вова уж знает этих пионеров... Дима в полуобморочном состоянии ждал, что Батону вдруг захочется проверить и запись, но тот остался доволен, вернул Петрову его драгоценные часы, и Дима без оглядки свалил. Пронесло!
  
   Но радость от такого благополучного исхода прошла быстро, а печаль о мафоне, который так и оставался недосягаемым, никуда не делась... Даже стала ещё тягостней - ведь теперь-то Дима знал, что эти платы вполне можно всадить в нутро "Телефункена".
   Так что страдалец Дима всё ходил и ломал голову, какую бы ему провернуть комбинацию, чтобы поиметь, наконец, заветную сумму...
   За часы мечтатель Петров всё ещё надеялся выручить хотя бы двадцатку, - он уже разузнал, что примерно столько они стоят в комиссионке. Только вот никто из старших не соглашался помочь ему сдать эти часы, все опасались влипнуть - ведь действительно, чёрт его знает, где этот малолетний аферист их взял-то?.. А на руки Диме давали за них по-прежнему пятнадцать рублей, не больше. Правда, один раз, как в издёвку, - шестнадцать. Казалось бы, не было особого смысла биться до бесконечности за эту лишнюю пятёрку, но Дима так и не продавал часы, всё боясь продешевить, и всё на что-то надеясь.
   И тем удивительнее было, когда в итоге он их не продал, а... сменял! Десятиклассник Валерка Спиридонов всучил ему за часы недоделанную цветомузыку.
   Причём "недоделанную" - это очень мягко говоря... По сути, это была просто куча радиодеталей. Но самое главное - три новеньких тиристора, - Валерка выложил честно, а Дима уже знал, что эти элементы очень даже недешёвые. Спаять же всё это дело он надеялся без проблем, схемы там, вроде, простенькие... Ну, и вдобавок Спиридон отвалил ему ещё одну ценнейшую вещь - мешок битого закалённого стекла. Считалось, что из этого крошева мелких стеклянных кубиков получается классный рассеиватель для экрана цветомузыки. Да Дима и сам не раз видал, как такие любители цветомузыкальных эффектов собирают стекла с мостовой на месте автомобильной аварии. Только в их тихом районе аварии случались совсем нечасто... Не иначе Спирявый где-то злодейски кокнул парочку таких стёкол!
   В общем, доморощенный "комбинатор" Петров обменом был дико доволен, теперь он надеялся доделать цветомузыку, толкнуть её за четвертак, и, стало быть, приблизиться к заветным тридцати пяти рублям, за которые Батон уже соглашался отдать своё чудо техники.
   Однако же пацаны во дворе его приобретение совершенно не оценили! Когда выяснилось, что этот горе-предприниматель вдобавок к своему корпусу от магнитофона заимел ещё одну недоделку, все дружно назвали Диму дебилом. Ребята, конечно, экономистами не были, и слыхом не слыхивали такие страшные слова, как "неликвидность активов". Но интуитивно понимали, что так дела не делают.
   - Ну ты дебил... Всё равно же не соберёшь, лучше загнал бы свои часы наконец!..
   - Дебил, ясен пень. В итоге одни тиристоры и продашь, а часы-то дороже стоили...
   Дима, как мог, отбивался:
   - Сам дебил! Тиристоры пятнаху и стоят, как минимум; а часы толкнуть - иди попробуй! базлать-то легко. Да соберу, как нефиг делать!
   - Чё ж Спиридон сам-то не собирал, если нефиг делать? Продал бы за нормальные бабки, а не за твои дурацкие часы. На фига они ему вообще?
   - А мне-то какая разница?!
   Димуля, конечно, врал. На самом деле, ему было очень даже интересно, ведь явно ж Спиридон брал часы не для того, чтоб самому носить, - за сколько же он их загонит? Обидно ж, если окажется, что сильно продешевил.
   Впрямую Спиридона Дима, конечно, не спрашивал, но эти часы плотно засели у него в голове. И наверное поэтому мимо его внимания не ускользнуло, что буквально через неделю точно такая же "Слава" появилась у Любки - довольно молодой, но пьющей дворничихи, которая жила в их парадной на служебной жилплощади!
   Конечно, это могли быть просто похожие часы. Мало ли такой ширпотребовской "Славы"! Но испорченный и озабоченный Петров, естественно, тут же сложил два плюс два, и понял всё, как надо...
   Вот тут-то и произошло самое страшное. Хотя об её образе жизни и моральном облике Дима и раньше был наслышан от старших, но это была так, абстракция, а тут он представил себе, насколько мог, всё это дело... а потом себя на месте Валерика... и погиб.
   Дима даже забыл, что ещё вчера считал её страхолюдиной. И не раз при случае в разговорах с пацанами картинно возмущался - к кому только мужики ходят! Ну страшнее же атомной войны, не баба, а телеграфный столб какой-то. Вон у них в школе вожатая тоже ростом под косяк, так у той хоть рельеф выпирает - будьте-нате! А эта... Вообще без фигуры, ни жопы, ни сисек, одна слава, что ноги длинные, так и то кривые - Чкалов пролетит. А уж личико-то - сплошняком в шрамах от прыщей, ну прям лунный пейзаж какой-то... Красавица! Сопливый "ценитель" женской красоты Петров очень старательно повторял все эти цветистые эпитеты, которые слышал от старшеклассников.
   Но вот же как бывает в жизни! Теперь Дима пялился на Любочку совсем другими глазами. И ещё не знал, что через пару лет всё будет ещё хуже, что он будет стараться вообще не смотреть в её сторону, когда становится уж совсем невмоготу...
   Вот так на нашего незадачливого Диму Петрова неожиданно для него самого и навалился страшный период полового созревания. Со всеми полагающимися страданиями и муками... Впрочем, это уже не особенно интересно.
   А магнитофон? Магнитофон он, конечно, так никогда и не сделал. Цветомузыку тоже.
   Ну и ладно. Зато с Любкой через пять лет что-то всё-таки получилось.
  
   Post scriptum.
   Да, и кстати. Ещё через пятнадцать лет, в наступившей новой капиталистической жизни, инженер-радиоэлектронщик Леонид Кузин стал вполне успешным бизнесменом. А пионеры-активисты и комсомольцы, так беззаветно ругавшие Петрова за его "коммерческие" наклонности, - тем более.
   А Дима... ну что Дима. Как был лохом, так и остался.
  

_____________

  
  

ПОСЛЕДНИЙ КОСТЁР

  
   - Товарищи! К нам поступила информация о небывалом ЧП. В школе номер 732 среди учащихся существует антисоветская подпольная организация!
   Мы должны в ближайшее же время поставить вопрос о недобросовестных работниках народного образования, допустивших столь вопиющую халатность в вопросах политико-воспитательной работы...
   Директор школы Александра Андреевна даже потрясла головой, отгоняя ужасное видение. Но оно было столь ярким в своей реалистичности, что никуда не уходило. Беспощадные слова секретаря райкома снова и снова звучали, как ей уже казалось, отовсюду...
   За приоткрытым окном тихо расплывалось прекрасное майское утро. Чистое весеннее небо в лёгкой пене облаков. Ласковое дыхание ветра, воздух, наполненный нежным запахом сирени... И как писалось в классической русской литературе, которую и преподавала Александра Андреевна, - всё это великолепие мира должно было преисполнять душу неизбывной благодатью. А тут...
   Нет сомнения - всё именно так и будет сказано, если в райкоме КПСС узнают о событиях позавчерашнего дня. Ни в коем случае нельзя этого допустить. Но как? Ведь столько людей уже в курсе!
   У кого теперь окажется больше прыти и меньше ума? - историчка, она же секретарь школьной парторганизации захочет устроить неприятности старшей пионервожатой, и постарается проинформировать райком ВЛКСМ? Да, зная её скверное отношение к несчастной вожатой, вполне можно этого ожидать... Или зав. учебной частью, которая питает столь же высокие чувства к историчке, - да и к вожатой, кстати, тоже! обычные отношения в нашем педагогическом серпентарии, - она ведь тоже может постараться ввести курс и РайОНО, и райком партии. Одна надежда, что у них обеих хватит соображения не вынести сор из избы! Потому что мало тогда не покажется никому. Но вот сама вожатая... Молодая, глупая, не понимает ещё всей сложности и глубины административных и людских отношений. С этой блаженной станется, что она и сама побежит везде трезвонить.
   По крайней мере, по школе уже растрезвонила, хотя могла замять это в самом зародыше. Да и вообще, вся эта антисоветская история случилась не в последнюю очередь из-за её педагогической неопытности и беспечности...
  
   С чего всё началось - это почти все ребята седьмого "б" прекрасно помнили. В тот день перед самым началом последнего урока в класс зашла старшая пионервожатая Галя.
   Конечно, "Галей" она была только для старшеклассников, и то неофициально. Для пионеров же - исключительно Галина Николаевна. Но как раз этому, седьмому классу сидеть в пионерах оставалось уже совсем недолго. Собственно, для того вожатая и пришла - ещё раз напомнить, что 19 мая, в день рождения Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, у семиклассников будет праздник прощания с пионерским галстуком.
   Новость ни на кого особого впечатления не произвела. О том, что чего-то такое должно быть, им говорили ещё в начале четверти. Ну будет, и фиг с ним. Мероприятие проводилось уже не первый год, но никто из старших ребят ни разу не рассказывал, чтоб там бывало что-нибудь интересное. Значит, обычная муть.
   Мальчишкам седьмого класса было куда интереснее разглядывать саму Галину. Что ж поделать - природа одарила её фигурой, совершенно не подходящей для работы с подростками... Это великолепие плохо скрывали даже юбка ниже колен и мешковатая блузка. Девчонки тоже разглядывали этот наряд, и презрительно хихикали, а те, что поумнее - понимающе вздыхали: какой кошмар ей приходится носить из-за дурацких понятий приличия в советской школе!
   В общем, речи вожатой никто толком не слушал.
   Но Галя вдруг сказала такое, что интерес появился у всех и сразу.
   - Поедем на линейку к памятнику на "Дороге жизни".
   Все моментально ожили. Пусть от казённого мероприятия никаких чудес ждать и не приходилось, но поездка за город, в майский лес - это ж почти поход! У известного хулигана Лёхи Селиверстова, которого, к сожалению, не успели заблаговременно выгнать из пионерской организации, сразу загорелись глаза. Он-то уж знал, чем развлечься в этом, пусть и не совсем настоящем походе! Вожатая, к сожалению, не заметила его воодушевления, и продолжала излагать по тезисам в тетрадке:
   - Наиболее заслуженные пионеры смогут повязать свои галстуки на берёзы у памятника. Это символ в честь ваших сверстников, погибших в годы блокады...
   - А остальные? - влез Дима Петров, которому, как всегда, больше всех было надо. - Нам что, нельзя повязать?
   - Петров, эту честь надо заслужить. Вы просто сохраните свои галстуки на память.
   - А почему? А если мы тоже повяжем, ну пусть в другом месте, если уж там не заслужили?
   Все прекрасно знали, что Димуля просто придуривается. Плевать ему было, куда там повяжут эти галстуки, как и вообще плевать на все пионерские дела. Наоборот, он всегда выпендривался, что увлечён тем, чего пионеру, вроде бы, и не полагается: то рок-н-роллом и западной модой, то блатной музыкой и "анархизмом"... А сейчас ему просто-напросто надо было зацепить вожатую каким-нибудь "неудобным" дебильным вопросом. Все учителя давно уж знали эту его пакостную манеру.
   Так что балабола Петрова можно было бы и проигнорировать, но его дурацкую идею подхватили и другие.
   Вожатая смутилась. Ритуал был ещё до конца не разработан, а всякие инициативы снизу нельзя допускать, пока они не утверждены, - это она усвоила чётко. И бывало тут по-разному - вот и в её пионерском детстве, помнится, что-то такое сначала критиковали в пионерской печати, а потом - ничего, приняли и утвердили... Что именно - вспомнить ей не дали, все так загалдели, что тоже хотят повязывать галстуки на деревья, будто это была самая заветная мечта в их жизни.
   Галина Николаевна пыталась втолковать, что повязывать где попало нельзя, что галстук - это частица знамени, но эта "частица" так давно навязла в ушах, что никто, конечно, этим не проникся. В пионерлагерях вон каждый год долбили тем же самым, - мол, нельзя писать друг другу адреса на галстуках, и всё равно каждый год все писали.
   Расстроенная вожатая, как обычно, поделилась историей со старшими коллегами. И как обычно, выслушала от старших коллег всякие дежурные сочувствия и какие-то пафосные, но совершенно банальные советы. А высокоидейная и всегда готовая всех в чём-то уличить историчка Анна Никитична, она же школьный парторг, как обычно выразила недовольство:
   - С галстуками у вас вообще форменное безобразие. Какое там прощание, они же их и так не больно-то носят! А вы не боретесь.
   Галя понимающе кивала. Действительно, безобразие. Хотя прошло всего каких-то семь лет с тех пор, как она сама училась в 7 классе, и уж никак не могла не помнить, почему девочки дружно снимали галстуки, едва выйдя после занятий за школьные двери... Но работа, как ни крути, накладывает свой отпечаток - она действительно почти искренне этого не помнила.
  
   По правде говоря, поездку на торжественную линейку Галина Николаевна ожидала с некоторой тревогой и опасениями. Она уже достаточно хорошо знала, что от этих юных пионеров можно ожидать всяких безобразных выходок, и ей придётся там постоянно быть начеку... Но незадолго до 19 мая стало известно, что в организации мероприятия возникли какие-то нестыковки, то ли у райкома ВЛКСМ, то ли где-то ещё, и школа номер 732 не вошла в список участников церемонии у "Каменного цветка". И ритуал прощания с галстуком следует провести в родной школе.
   Галя не то чтобы облегчённо вздохнула, но, по крайней мере, особо не огорчилась.
   Большинство же пионеров разочарованно завыло. Вот тебе и поход... Петров как всегда орал больше всех.
   - Вот так же и принимать в пионеры обещали на "Авроре"! А принимали в школе! Всё у нас так!
   - Ох, Петров, - тяжело вздохнула замученная Галя, - ты бы таким активным был в пионерской работе, а то тебя там и не видно и не слышно было все года.
   - Да какая там работа! Бумажки одни! - возбух скандалист Димуля.
   Впрочем, честно-то говоря, в данном случае он был почти что прав.
   В их школе действительно всё происходило настолько формально и скучно, что Дима уж и не верил, когда ему рассказывали, что где-то там в иных школах и пионерлагерях бывают всякие по-настоящему интересные дела. А у них... Тут же одна только сплошная школа советского формализма, вон примерные девочки из совета дружины - все уже мастера толкать правильные речи и сочинять правильные планы с отчётами.
   С недавних пор Петров вообще научился довольно ловко оперировать цитатами из журнала "Крокодил" и прочей вполне официальной советской сатиры, бичующей бюрократию. И ему, с его пакостной натурой, очень нравилось смущать учителей и вожатую этой "борьбой с формализмом". А попробуй возрази - он же не "вражьи голоса" повторяет, а родную советскую прессу!
   Конечно, на "формализм" вожатая сразу обиделась.
   - Если и был с нашей стороны формализм, так это в первую очередь в том, что таких, как ты, принимают в пионеры, и держат потом балластом! Ты в первую очередь сам и есть формальный пионер. И таких вообще не стоило бы брать на праздник, - не подумав, брякнула она.
   Может быть, все беды с этого и начались.
   Надо было знать говнюка Диму - уж теперь-то он из принципа считал необходимым засветить себя в этом мероприятии. А если получится, то и разнообразить его какой-нибудь нетривиальной выходкой. И даже не для того, чтоб отомстить вожатой. Просто наш Димуля вообще был весёлый мальчик, и любил творить всякие каверзы и мерзости.
   А Галина Николаевна уже через день начисто забыла об этом мимолётном эпизоде. И только потом, когда она долго и мучительно вспоминала и анализировала, в какой же момент было ею что-то упущено, и что же стало началом всей этой ужасной истории, - тот дурацкий "диспут" о формализме снова всплыл у неё в памяти.
   Хотя мучилась-то она, на самом деле, совершенно напрасно. Ну мало ли подобной ерунды происходит в школе по десять раз на дню! И ведь ничего такого страшного из этого почему-то не вырастает... Видимо, настоящие причины надо было искать где-то глубже; но, к сожалению, бедную Галю в педагогическом институте имени Герцена этому не учили. И вообще, простите, - предполагать, что антисоветская организация в их школе могла завестись не случайно?! - нет, нет, об этом она даже боялась бы и подумать! Вот и страдала, занимаясь "анализом" всяких случайных мелочей. В каждой, естественно, находя повод для самобичевания.
   И больше всего она ругала себя за то злополучное заседание совета дружины, где проявила непростительную слабость, и допустила обсуждение этих идиотских идей о праздничных мероприятиях...
   Вопрос, кстати, даже и не стоял на повестке дня заседания. Всё возникло экспромтом, после того, как Галя довела до сведения актива, что 19 мая, хоть это и обычный учебный день, всех школьников после линейки отпустят по домам. Но не просто так, а чтоб они смотрели по телевизору трансляцию пионерского парада на Красной площади! Галя прекрасно знала, что все понесутся играть во двор, и никто ничего смотреть не будет; да и те, кто спускал сверху такое распоряжение, тоже наверняка знали. Но Галина уже привыкла к такому порядку вещей. Раз велено довести, надо довести. И активисты из совета дружины отнеслись к услышанному, как к должному, потому что они уже тоже научились понимать всё правильно.
   Но, как оказалось, не все.
   Что ни говори, а неправ был злобный критик Петров - там сидели не только примерные девочки, постигающие школу советского формализма... Нашлась и пара каких-то не особо сознательных членов, которых вдруг угораздило опять вспомнить про несбывшуюся поездку к мемориалу. Предложение у них родилось моментально. Раз туда нас не берут, а занятий всё равно не будет - может, нам всё-таки после линейки устроить поход? В смысле - вылазку за город с прощальным пионерским костром?
   Вожатая оказалась в замешательстве. С одной стороны, она и сама в глубине души считала, что одна лишь линейка в актовом зале - это действительно как-то уж слишком казённо и скучно. А поход... ну, поход - дело хорошее; а главное - не такое ответственное мероприятие, как церемония у мемориала. Поход она бы, наверное, и поддержала... Даже несмотря на то, что в предыдущих походах с некоторыми архаровцами случались такие неприятные истории, что лучше и не вспоминать! Но как же можно заменять походом уже утверждённый просмотр парада?!
   - Нет, ребята. Давайте в таких делах всё-таки без самодеятельности. Парад все должны посмотреть обязательно. А поход у нас уже запланирован на конец учебного года, там и зажжём прощальный костёр.
   - Ну, тот поход - он сам по себе... А что же в праздник прощания, ничего не придумаем? Может, после парада?
   - После парада будет уже поздно ехать за город, - пока ещё терпеливо сказала Галя.
   - А если хотя бы в наш лесопарк?
   Вот тогда-то Галя и осознала, что совершенно напрасно вообще допустила обсуждение этой темы. И что все эти народные инициативы от греха подальше надо сворачивать.
   - Во-первых, костры в лесопарке жечь нельзя. Ну, мало ли, что "все жгут"!.. думай, что говоришь, Степанов, - пионер так рассуждать не должен! А во-вторых... - Галя замялась, не зная, чего ещё добавить, но потом довольно уверенно изрекла: - Такие мероприятия надо заранее согласовывать.
   На самом деле, она была совершенно без понятия, надо ли именно в этом случае что-то согласовывать. Но ведь у нас надо всё согласовывать, - в этом-то Галя была свято убеждена. Так что и уверенность у неё звучала вполне искренне.
   - ...Надо согласовывать. Понятно? Ну ещё ты тут поговори про бюрократию, Егошина! Мало нам Петровых... Не бюрократизм, а порядок. Там тоже могут быть в это время какие-то мероприятия. Всё, вопрос закрыт. Ваша задача - проследить и обеспечить явку на линейку.
   Но было уже поздно. К несчастью для Галины Николаевны, несознательность отдельных активистов этим разговором не ограничилась... Нет, на то, чтоб всё-таки взять и самим организоваться на тот самый прощальный костёр, решимости ни у кого не хватило, конечно. А вот всё разболтать - пожалуйста. И вскоре уже вся школа знала, что костёр предлагали, да не разрешили.
   Вожатой пришлось ещё раз прикрикнуть, чтоб выкинули дурь из головы, и никаких костров разводить не вздумали. Чему её только учили в институте имени Герцена... Большинство пионеров и не собиралось делать ничего такого, все мечтали только отбыть на этом казённом мероприятии да поскорее свалить. Но после таких слов многие, естественно, призадумались, что идея с костром - дело, наверное, стоящее...
   Призадумался и Селитёр, - то есть, хулиган Лёха Селиверстов. Из-за своей заковыристой фамилии ему довелось носить клички и Селитра и Солитёр, а потом из них как-то и слепилось вот это вовсе уж бессмысленное - "Селитёр"... Лёха-то, конечно, считал, что давно уж вышел из того возраста, когда жгут костры в этом засранном лесопарке. Но, с другой стороны, раз ничего не выгорело с поездкой, где они так надеялись весело провести время, то хрен с ним, можно хотя бы и так.
   Селитёр был человеком дела. Пока другие только трепались об этом костре, он уже прикидывал со своими закадычными дружками Славяном и Серым, где и как затариваться спиртным, и кого ещё подписывать на грядущее безобразие. Поначалу-то хотели, как обычно, бухнуть втроём, ну, ещё разве что с Владькой Шпинделем, постоянным шестёркой в их компании. Но Лёха был добрым парнем. Раз уж праздник, то чего шифроваться от товарищей?
   - Ну чё, пацаны, девятнадцатого бухаем. Кто скидывается?
   Да, знал бы Лёха, чем всё это кончится, он бы, конечно, нипочём не стал затевать такой сходняк. Или уж хотя бы, по крайней мере, шуганул оттуда сразу поспешившего примазаться Петрова! Тем более, Лёха с этим пустозвоном никогда особо-то и не дружил. Но на беду у Димули оказался в активе почти целый рубль, да ещё и полные штаны энтузиазма...
   - Я! Я в доле - вот! И Лёх, слышь! Я и в лабаз могу сгонять, если чо!
   Лёха, правда, этот Димин порыв особо не оценил.
   - Ну, не строй делового-то из себя. Сгоняет он... Тебе ж даже в том сельпо не продадут! Сам съезжу, на крайняк - со Славяновым братаном.
   Действительно, за спиртным ребятам с Диминого двора надо было не идти, а именно ехать.
   Впрочем, это никого ничуть не напрягало, даже наоборот: все считали, что с этим делом им дико повезло! Всего в двух шагах железнодорожная станция: сел в лепездричку, десять-пятнадцать минут - и ты уже на территории области. А там-то нравы попроще: в сельпо ради плана и малолеткам продадут, не то, что в городе-герое Ленинграде... Но самое главное - в областных лабазах было плодово-ягодное вино, "чернила" по-народному, и всего по 92 копейки за поллитра! В Питере-то этого пойла днём с огнём не сыщешь, тут один двухрублёвый портвейн...
   В школе даже ходила байка, как самые ушлые ребята умудрялись сгонять за этой отравой во время занятий! - задвинув всего один урок, ну и плюс прихватив большую перемену. Но Дима, конечно, в их число не входил. Он и бывал-то в том сельпо всего один раз, пристроившись к компании старших. И ему б одному там действительно ничего бы не продали.
   - Так, и чего получается? Три пузыря... на скольких? восьмерых? Маловато. Понюхать только...
   - Ну это кому как. Вон в прошлый раз Страус с полстакана блеванул...
   - И чо? А на восьмое марта вон было по пузырю на рыло - и ни хрена!
   - Не, ну на четвёртый-то можно наскебсти. Сигарет если не покупать - так немного и добрать-то надо...
   - Ну дык точно можно не покупать - притащим, у кого что есть! У меня полпачки "Шипки" заныкано...
   - Сам её кури.
   - Ой, бля, аристократ нашёлся! Тебе что, "Салем" подать?
   Так в этот день до конца и не договорились. Спихнули вопрос со спиртным на Славяна с братом, решили встретиться на линейке, и разошлись.
   Лёха ради такого случая даже постарался найти дома свой галстук, который сто лет уже не носил.
  
   И вот знаменательный День Пионерии наконец настал.
   С утра вся компания уже пребывала в суматошном и возбуждённом состоянии. По сотому разу опять принимались с преувеличенным жаром обсуждать каждую деталь. Уже даже не для того, чтобы действительно что-то по существу обсудить, а просто, чтоб ещё больше накрутить в себе чувство значимости предстоящей затеи.
   Галя была с головой поглощена всякими организационными заботами, но эти горе-заговорщики подняли такой гвалт, что поневоле обратили на себя её внимание. Смутная тревога сразу шевельнулась в сознании... Да, этот момент она тоже потом вспоминала не один раз, нещадно ругая себя за беспечность. Ведь компания, собравшаяся вокруг Селиверстова, сразу показалась ей подозрительной! Но, увы, замотанной Гале некогда было выяснять, что там у них происходит. Впрочем, ясно же, конечно, что затевают какое-то очередное хулиганство, чего ещё можно ждать от этих недоумков! Опять сотворят что-нибудь из своих обычных бессмысленных пакостей...
   Галя сразу вспомнила, сколько школьного инвентаря было переломано этими великовозрастными вандалами, сколько выбито стёкол, чего они только не поджигали, портили, уродовали... Вот кто объяснит - зачем? чего они хотели этим достичь? Ладно, когда ещё срывали уроки, и делали гадости учителям, - там была хоть какая-то, противоправная, но логика. А это? Просто от скуки, или от бравады, или от врождённых дефектов психики? Ну вот взять хотя бы их изощрённые "шутки", - например, когда все дружно мочились в цветочные горшки...
   Тут её отвлекли, и она вообще забыла про этих дегенератов.
   И разве ж могла она предположить, что именно из них и составится та самая "подпольная антисоветская организация" - причина панического ужаса, который охватит всё школьное начальство на следующий же день?! "Могла, - корила потом себя Галя. - Надо было обратить внимание. Недотёпа!" А весь дружный педагогический коллектив, конечно же, изо всех сил старался поддержать в ней это чувство вины. Проглядели, Галина Николаевна, проглядели... Опытного педагога такие вещи должны были насторожить! Ну-ну... Ведь при этом те же историчка с завучем, которые больше всех старались заклевать бедную вожатую, прекрасно понимали, что и сами бы точно так же прощёлкали ситуацию. И тоже никогда в жизни бы не подумали, что дело там может зайти дальше тех самых "обычных пакостей".
   Да что там говорить, если даже и сами-то члены этой "организации" в то утро пока ещё нисколечко не догадывались о своём антисоветизме!
   Ну, допустим, Петров, которого прямо физиологически тянуло на всё "запрещённое", от рок-музыки до блатняка, - этот, конечно, обожал всякие "политические" анекдоты. Пожалуй, не меньше даже, чем похабные. Но ведь таких балаболов было везде полным-полно... И да, в последнее время он, конечно, ещё и стал щеголять всякой политической демагогией, чтоб подразнить учителей. Шут гороховый! Но вот именно - чтоб подразнить. Вряд ли он сам хоть наполовину понимал, чего молотит. Да и такие клоуны, в общем-то, тоже не редкость, тоже можно было найти в каждой школе... До "инакомыслия" тут ещё было далеко, как до Луны.
   А уж Лёха-то и компания, дети улицы, давно забившие дюймовый болт на всю учёбу, - эти вообще не знали, что такое антисоветчина, и с какого конца её курить! Просто рады были творить любые безобразия ради безобразий - вот и всё. И если Селиверстов ещё обладал хотя бы каким-то хулиганским чёрным юмором, то другие только тупо за ним повторяли, а у того же Владика Шпинделя вообще своей головы не было по определению... Но ведь и Лёха безобразил абсолютно без всякой "идейности", даже по сравнению с сопливым нонконформистом Петровым. В милиции, правда, им намекали, что от нарушений общественного порядка недалеко и до посягательств на общественный строй, но кто ж там вслушивался, чего тебе вешают в душеспасительных ментовских беседах!
   Более-менее настоящий антисоветчик, Алик Рыбкин, присоединился к ним только в самый последний момент.
   Вот он-то, хоть и был пока ещё слишком мал, чтобы считаться "настоящим", но вольнодумных идей успел нахвататься не хуже любого взрослого! Благо, в родной семье были созданы для этого прекрасные условия. Как-никак, родители Алика были интеллигентами всего лишь в первом поколении, и поэтому изо всех сил старались соответствовать высокому званию, - ну, а без антисоветизма-то соответствовать было бы очень трудно...
   Алик чуть ли не с первого класса усвоил, что интеллигентному человеку непременно полагается изображать из себя знатока культуры и искусства, философствовать о сути бытия, смысле жизни и прочей вечности, - а как всё это возможно без антисоветчины? Да вообще никак. Настоящее искусство - это то, которое партийная идеология запрещает, или, по крайней мере, ругает. Со смыслом жизни - то же самое: тут не важно, чем страдать, хоть экзистенциализмом, хоть оккультизмом, главное - чтоб непременно вразрез с Единственно Верным Учением, которым партийная пропаганда уже насквозь проклевала весь мозг нации... Ну, и понятно, что Истинный Интеллигент должен постоянно возмущаться советской действительностью и советскими порядками! Кстати, родители Рыбкина, судя по всему, были уверены, что одного этого уже и достаточно. Можно уже причислять себя к Истинным.
   В общем, мальчик рос в настоящей интеллигентной среде, где наслушался и напитался этой прекрасной атмосферой поэзии серебряного века, искусства авангарда и андеграунда, пересказов передач радио "Свобода" и всяческого презрения к совдепу во всех его ипостасях - от идеологии до быта. Иногда Алик из-за подростковой удали даже трепался на эти темы и в школе, хоть родители и призывали его к конспирации. Они тоже боялись - а вдруг сообщат по месту работы? Хоть и были самыми простыми советскими служащими, без всяких перспектив карьеры, и даже, как они сами заявляли, без желания её строить. Но всё равно, иметь беседы с товарищами из Первого отдела Истинным Интеллигентам было как-то страшновато...
   Так что диссидент Рыбкин особо с подрывными речами не выступал, и, конечно, преспокойно состоял себе в пионерах, как и все. А вот на праздник прощания с галстуком он, между прочим, вообще не собирался ходить. За то, что просачкуешь подобное мероприятие, ничего особенного уже не сделают, ну, поругают немного - подумаешь... Зато вроде как показал Системе очередную фигу!
   И если б не Лёха со своим "походом", то он бы, конечно, в этот день не пришёл даже и в школу.
   Но брать Алика в компанию поначалу не особо-то и хотели.
   ­- А ты-то куда собрался, холера ходячая? - сразу заявил Лёха. - На фиг нам надо, чтоб твоя бабка прибежала тебя искать? Вали домой, деточка.
   - Не прибежит, зуб даю! Она на даче. А у меня зато "Мальборо" есть!
   Алик как раз накануне удачно притиснул едва начатую пачку, которую забыл кто-то из родительских гостей. На беду он проболтался об этом Петрову, а ушлый Димуля сразу и сообразил, что неплохо бы привлечь и Алика к их весёлому мероприятию...
   Но пацаны ещё сомневались.
   - "Мальборо"... Накроют нас с тобой, и что нам тогда с твоего "Мальборо". Да мы что, не знаем, что ли, как тебя пасут? Не бабка, так мать...
   - А я предкам сказал, что вместо линейки дёрнем в кино, - довольный своею хитростью сообщил Рыбкин. - До вечера точняк не хватятся.
   В общем-то, Алик на самом деле был вполне обыкновенным подростком, хоть и из приличной антисоветской семьи. И у него в этот день, как и у всех, на уме были тоже сигареты и "чернила", а никакая не политика.
  
   Честно отстояв на скучной линейке и прослушав все полагающиеся речи, друзья уже не стали изображать из себя приличных мальчиков, и с диким воплем ломанулись из школы. Но такое поведение было для них обычным, и никто из педагогов не обратил особого внимания. Пусть уже катятся.
   Почти все ребята из класса прекрасно знали, куда рванула Лёхина компания, но трепаться об этом при посторонних ушах никто, конечно, не собирался. Это получилось как-то совершенно случайно. Лопухнулись, и вот... Буквально через пятнадцать минут главная поганка-активистка из Совета дружины Оля Жулябина уже всё докладывала вожатой.
   А Гале, честно говоря, было уже не до того. Ей тоже хотелось заняться уже своими делами, и наплевать на этих дебилов, пусть они там хоть на головах ходят! А если их и поймают за разведение костров... да ну, в самом деле, уж сколько лет там жгут эти костры все, кому не лень, и никто никого никогда не ловил. Лес спалят? - вряд ли, снег сошёл в этом году поздно, и там ещё очень мокро, сама видела на днях...
   Но Жулябина смотрела такими ясными глазами, ожидая праведного гнева и немедленных действий, что оставить сигнал без внимания было б крайне непедагогично. Впрочем, сразу бежать вслед за малолетними пакостниками Галя всё-таки не стала. Надо было ещё закончить в школе некоторые срочные дела.
   А тем временем весёлая гоп-компания уже добралась и до лесопарка, благо от родной школы дотуда было каких-то пять-семь минут резвого ходу. На опушке, где разбегалось несколько дорожек, остановились, выбирая место.
   - Пойдём туда, вглубь, я там такую поляну знаю за прудом! - сразу вылез Дима.
   - Ты чё, обалдел - вглубь? Там же вода ещё везде стоит! С Луны, что ль, свалился? - загалдели все. Да уж, если даже вожатая - и та об этом знала... Главное, что и Димуля-то прекрасно знал. Просто было некогда соображать - очень уж хотелось поскорей проявить хоть какую-то инициативу. Показать, что и он, Петров, тут вроде как не на последних ролях! Вот и показал...
   Правда, особо ржать над лопухом Димой ребятам тоже было некогда.
   - Так куда идём, пацаны?
   - Нефиг никуда ходить. Тут на опушке сухо, тут и запалим.
   - Может, по краю всё ж отойти подальше, чтоб не светиться?
   - Да ну к чёрту, - ходить. И тут никто не заметит, кому ты нахрен нужен...
   Подходящий пятачок нашли довольно быстро. Действительно, хоть он и был почти на самой опушке, но ни с каких дорог, подходящих к лесопарку, не просматривался. За несколько тёплых дней молодая листва, ещё совсем недавно казавшаяся какой-то несерьёзной зелёной дымкой, вымахала почти как летняя. И густой кустарник со стороны опушки надёжно скрывал найденную полянку. Сразу за ней начинался высокий сосновый лес, из его полумрака тянуло сыростью и холодком, и с той стороны уж вовсе нельзя было ожидать, что появятся какие-нибудь нежелательные свидетели.
   А вот с дровами сразу вышла загвоздка. Как-никак, костров они здесь не жгли уж несколько лет, с тех пор, как вышли из детского возраста, - и напрочь забыли, что найти сушняк по краю леса не так-то просто. Всё более-менее подходящее для костра здесь давно уж было собрано и сожжено. С грехом пополам нашли несколько сухих сучьев, наломанных ветрами за зиму, но в этих поисках можно было ещё полдня проползать по мокрому лесу. Хорошо, что Лёха оказался куда умнее и практичнее. Пока кто-то шарился в лесу, а Петров делал вид, что ищет сухие ветки в близлежащих кустах ивняка, потому что в мокротень ему лезть не хотелось, Селитёр смотался на пустырь, примыкающий к лесопарку, и притащил пару ломаных ящиков. Не совсем, конечно, правильный будет костёр... ну и фиг с ним. Лес, в общем-то, тоже - не совсем настоящий лес. Так что сойдёт. Там полно ещё всяких досок, можно будет в натуре запалить по-пионерски.
   - Да всё, кончай там возиться. Нормально горит уже. Открывай!
   Первым, конечно, взял бутылку Лёха. Умело и привычно сделал длинный глоток из горлышка... и только тогда вспомнил, что надо было, наверное, что-то сказать. Не просто так же собрались! Ну да ладно. Бутылка пошла по кругу. Диме, совсем ещё не привыкшему к таким испытаниям, тёплая волна ударила в мозги почти моментально. После пары затяжек всё вообще поплыло. Мир вокруг стал волшебным и смехотворным.
   Лёха снова взял бутылку.
   - Ну что, япона мать. Кончилась пионерия. Мы теперь типа взрослые?
   - Ага, жди. Точно так же будут мозги сношать, - отозвался кто-то.
   - Эх, то-то и оно... Ну, тогда за нас с вами, и за хер с ними, - вспомнил Селитёр подходящий тост. Все радостно подхватили. Бутылка сделала ещё один круг.
   - Бля, а галстуки-то! - кто-то наконец вспомнил про самое главное. - С ними-то чего будем делать? Повяжем на деревья, или что?
   - Да тут-то какой интерес... Мелкие растащат через день, и всё.
   - А повыше навязать?
   Стали осматривать близлежащие деревья. Ни одно не подходило, ветви начинались у всех довольно высоко, а корячиться и лезть в обхватку желания не было...
   - Да сжечь эту позорную тряпку! - вылез вдруг Алик. До этого он благополучно помалкивал, но вино и ему развязало язык.
   - Я те сожгу! - даже хулиган Лёха возмутился. - Мы что, фашисты?
   Он попытался дотянуться до фашиствующего элемента Рыбкина, но тот сидел далеко, а вставать было лень. Осмелевший Алик продолжил развивать свои светлые мысли.
   - Я лично свой обоссу.
   - Да ты совсем шизанулся, - Лёха уже лишь махнул рукой на этого дурака. - Голову себе обоссы, - авось, поумнеешь...
   Но тут неожиданно прорезался и Дима.
   - Слышь, а чё! Мне вот братан двоюродный рассказывал - у них в части на дембель один чувак знамя обоссал. И говорит, в другие года у них тоже так делали.
   - Да не гони ты херню, твоего чувака сразу бы закрыли на пожизненно!
   - Дурак ты, у нас нет пожизненного!
   - Для таких как раз есть. Спецдурка. Гляди, как бы и тебе ею не кончить.
   - Да ты чего таким сознательным-то заделался? - совсем обнаглел пьяный Петров. - Расскажи ещё, как вожачка, про пионеров-героев-подпольщиков!
   Лёха подумал, что вставать с насиженного места ему всё-таки придётся... Но тут в разговор неожиданно вступил Серый.
   - Кстати, во! Точно. Закопаем, как те подпольщики, а школу закончим - придём сюда же и бухнём! Это хоть весело, а вы какую-то фигню выдумываете.
   - Ну-ну, как маленькие девочки "секретики" зароем, - попытался ехидничать Петров, но его уже не слушали. Мысль всем понравилась.
   - Дык а они не сгниют?
   - Ну ты сказанул! Мы раньше сгниём, они же из синтетики!
   Действительно, у всех были обычные синтетические галстуки - те самые, что довольно быстро начинали обтрёпываться по краям, а уж у тех, кто имел привычку грызть концы галстука - вообще моментально превращались в безобразные лохмотья. Но галстуков с обмётанными краями, дорогих фраерских галстуков из шёлка, никто из ребят, конечно, не носил.
   Копать взялся Лёха - у него, как истинного пионера и истинного же дворового хулигана, был с собой большой складной ножик. Охотничий, как он сам говорил, и даже врал, что такие продаются только по билету. В кустах удачно нашлась и большая ржавая банка из-под селёдки - чтоб галстуки не пачкались в земле.
   Селитёр уже принялся высматривать место для схрона, но тут все опять отвлеклись на Алика.
   - Ты что делаешь, идиот! - Рыбкин всё-таки уличил момент, и сунул свой галстук в костёр. Да, все ещё раз могли убедиться, что галстук действительно из синтетики - он почти моментально обгорел и расплавился, распространяя специфическую вонь.
   Лёха выхватил оставшийся оплавленный комок, обжёгся, дал придурку Рыбкину по шее, и попытался затоптать тлеющую массу, чтоб вонючий дым не отравлял атмосферу праздника. Ткань частицы знамени не хотела сдаваться - сквозь прелые листья дымок просачивался всё равно.
   - Залей, - посоветовал кто-то.
   - Чем?
   Ну да, поблизости не было даже ни одной лужицы - специально ж выбирали место посуше. Не заливать же вином!
   - Придётся всё-таки обоссать. Накаркал, ублюдок.
   - Я тебе обоссу! Ещё хуже завоняет.
   Впрочем, пока спорили, дым всё-таки иссяк. Лёха снова принялся за дело, и вскоре выкопал неглубокую, но вполне подходящую яму. Причём старался он на совесть, даже аккуратно снял дёрн правильным четырёхугольником, чтоб потом положить обратно, будто тут ничего и не было. И вот, наконец, поставив банку на дно ямы, все стали складывать туда галстуки...
   Петров дурашливым голосом затянул "Взвейтесь кострами, синие ночи". Неожиданно все подхватили. Пели с подъёмом, и даже Дима быстро перестроился с придурошного тона на торжественный. А что, так ещё и смешнее! Он-то, скоморох доморощенный, прекрасно понимал, что чем пафоснее звучит этот совдеп в его устах, тем глумливее получается на самом деле. Да вот, не далее как на первомайской демонстрации он издевался точно таким же образом. Орал лозунги и пел советские песни с таким энтузиазмом и театральщиной, что историчка, сразу же почуяв издёвку, пыталась его одёрнуть. Чего только и было нужно пакостнику Петрову - он столь же театрально начал изображать недоумение и возмущение. Повеселились тогда все знатно.
   Да и сейчас - разве ж он такой был один? Все ведь тоже стебались, вряд ли кто-то пел с искренним энтузиазмом. По крайней мере, Дима-то был в этом уверен. Как ни странно, слова песни все ещё помнили, допели до конца. Выпили ещё по одной. Пора было закапывать.
   - Что вы делаете??? - раздался вдруг полный ужаса знакомый голос.
   Все вскочили и с изумлением увидели вожатую.
   Да, ей не пришлось долго искать этих безграмотных конспираторов. Лопух Петров оказался всё-таки прав - надо было укрываться где-то в глуши... А так, едва подойдя к лесопарку, Галина уже всё поняла. Они-то наивно думали, что надёжно замаскировались за кустами... Ну-ну. Про дым костра, выдающий их с головой, почему-то никто не догадался.
   - Что это значит? - снова спросила вожатая, видно, отказываясь верить своим глазам. Банку накрыть ещё не успели, и галстуки в яме было видно прекрасно.
   - Ну, мы это... решили, чтобы схоронить, - ляпнул кто-то. Он явно хотел сказать "сохранить", но ведь тут нетрудно оговориться даже и на трезвую голову...
   Вожатая, конечно, аж задохнулась от возмущения.
   - Похоронить???
   Никто и оглянуться не успел, как она быстро подошла к яме, и взяла злополучные галстуки. Лёха, правда, в это время успел удачненько спрятать бутыль. А потом разозлился. Сколько ж можно, в конце концов, терпеть, что все, кому не лень, ими командуют, и учат, как жить по каким-то дурацким правилам!
   - Ничего мы не хоронили, - вызывающе сказал он. - Просто прятали. Отдайте!
   - Что? Отдать тебе галстуки, чтоб ты их закапывал?! - Галя оторопела от такого нахальства. - А ну-ка, живо все расходитесь по домам! А завтра разберёмся!
   Лёха не пошевелился.
   - А чего это вы тут вообще командуете? Мы уже не пионеры, всё.
   - Точно! - поддакнул сзади и Петров, но на всякий случай спрятался за ребят.
   - И теперь осмелели, да? Ничего, увидите... На совет дружины вас никто не вызывать и не будет. Не маленькие, в самом деле! Пойдёте прямо к директору, и пусть решает с отметками за поведение. А ты, Селиверстов... Ты по детской комнате милиции, видать, соскучился... - тут её голос как-то подозрительно зазвенел.
   Селитёр лишь презрительно ухмыльнулся, - подумаешь, милиция. Бывали, слава Богу. Занудных бесед с органами правопорядка он действительно ничуть не боялся. Но сказать очередную дерзость ему не удалось. Галя неожиданно развернулась, и быстро-быстро пошла прочь. Было такое впечатление, что она вот-вот зарыдает.
   Дима аж подскочил на месте и издал какой-то нечленораздельный вой, означающий ликование. Да, это была победа! Они действительно доказали, что теперь взрослые и самостоятельные люди, и нечего им указывать! Ура!..
   Рыбкин от восторга чуть не свалился в огонь. Бывшие пионеры, опьянённые свободой и бормотухой, запрыгали вокруг костра в каком-то дикарском танце.
   И конечно, никто из них никогда бы не признался, что на самом-то деле несчастную эту вожатую им было тогда очень даже жалко... Всё-таки не доросли они ещё до истинных хулиганов и циников, "настоящих пацанов", презирающих всякие сантименты, - хоть и старательно из себя их строили. Вот и тут, сразу же устыдившись этой секундной слабости, все стали преувеличенно громко изображать дикую радость и отпускать всякие пошлые шуточки. Хорошо, что бедная Галя этого не слышала! Особенно старались те, кто был к ней неравнодушен, - этого они тоже стыдились, и потому поспешили излить на богиню своих эротических грёз побольше всякой похабщины...
   Но искусственное веселье завяло довольно быстро. К тому же все помнили и про её угрозу всё сообщить директрисе, а разборок со школьной администрацией "взрослые и самостоятельные люди" пока что побаивались. Костёр догорел, вино кончилось, и все в самом деле засобирались расходиться по домам.
   У Димы хмель уже проходил - он ведь и выпил-то всё-таки совсем немного, - вся храбрость растаяла, и мысли его одолевали самые тягостные. Лёхе-то что, ко всем его подвигам это история ничего не прибавит, и ничего ему не сделают. Рыбкин... ну, его вообще предки за такую диссидентскую акцию только похвалят... хотя нет, может, и навтыкают за нарушение конспирации. Зато уж бабка его, если что, и сама устроит учителям скандал - будьте-нате! Нечего, мол, валить ваши воспитательные промахи на честную советскую семью, пожалуюсь начальству, с вами ещё разберутся! Скандалила так уже не раз. И от греха подальше решили с ней не связываться.
   Ну, а несчастному Диме-то как быть? Вожатая ведь на него и так имела зуб больше, чем на других... А что такого-то, в самом деле? Ну не хоронили же они эти галстуки! - кто ж виноват, что она так поняла? Они же просто как пионеры-подпольщики...
  
   ... И на следующий день, будучи вызванным вместе со всей компанией в кабинет директора, для выяснения всех обстоятельств их вопиющего хулиганского поступка, перепуганный Дима сразу же понёс про этих "подпольщиков"...
   Вообще-то, они заранее и договорились с ребятами, что расскажут всё почти так, как есть. Что просто решили спрятать галстуки, в память о том, как это делали пионеры во время войны. Спрятать, чтобы потом прийти на это место (не уточняя, конечно, чего у них предполагалось ещё при этом сделать). Вероятно, это выглядело бы вполне безобидно, и даже патриотично, хоть такие вещи и нехорошо делать без вышестоящего одобрения. Ну и ладно! Глядишь, на радостях, что надругательств над галстуками на самом деле не было, вожатая не сильно бы стала отчитывать их за костёр и сигареты, а может, даже и за вино. Если она его вообще углядела...
   Но косноязычный Петров всё испортил, и вместо того, чтобы всё изложить вот так вот ясно и складно, он сразу выпалил, что они просто действовали, как пионеры-подпольщики.
   Историчка Анна Никитична, специально пришедшая на разбор этого "политического" дела, от Диминых слов буквально остолбенела.
   - Это против кого же... вы собрались организовывать... подполье??? Против... Советской Власти?
   У исторички-парторга уже перехватывало дыхание от праведного гнева. Все ребята молчали, обалдев от такого неожиданного поворота.
   У директрисы правда, пафоса было меньше, но её интересовало то же самое.
   - Ну и ну. Так, значит, вы чем-то недовольны? Интересно, чем же?
   Она посмотрела в упор на диссидента Рыбкина. Тот, конечно, мог достаточно подробно рассказать, чем же ему не нравится Советская власть (точнее - чего на эту тему ему толковали старшие). Но диссидент Рыбкин благоразумно молчал. Зато совсем переставшего соображать Петрова опять потянули за язык. И конечно, с его любимым формализмом.
   - Да ничего мы не против Советской власти! Совсем наоборот! Ну, ведь первые пионеры совсем не такие были! Разве надо Советской власти вот это - бумажки писать, да собрания проводить? Какая ж это работа...
   - То-то ты много наработал за все эти годы! - возмущённо вскочила вожатая, но директриса её остановила.
   - Подождите... Значит, ты был недоволен пионерской работой, но сам ничего не делал, даже на сборах ни разу с этим вопросом не выступил, а теперь решил бороться подпольно?
   Дима хлопал глазами, и не знал даже, что отвечать на столь убийственные аргументы.
   Действительно, так ведь всё и получается... Зачем только, дурак, вылез с этими "оправданиями"! И ведь главное, что на самом-то деле не только на всю эту пионерскую работу, но и на формализм ему тоже было глубоко начхать. Просто очередной раз решил блеснуть демагогией, - вот и блеснул, ничего не скажешь. Влип по самое некуда...
   Впрочем, директриса всё это и сама прекрасно понимала.
   - Занимаешься ты, Петров, безответственной болтовнёй, как обычно... Ну думай ты хоть иногда, чего мелешь. Ладно, это неинтересно. Скажите, зачем вы всё-таки закапывали галстуки?
   Тут, казалось бы, и настал момент, чтобы наконец нормально, а не как дурак Петров, изложить заготовленное пристойное объяснение. Но историчка уже плотно вцепилась в "антисоветскую" тему. Теперь уж она взялась дорабатывать её до конца.
   - Так, постойте! Вот теперь-то мне всё становится ясно! Твой дружок, антисоветчик Корнеев как раз что-то подобное и говорил! Помните Корнеева, Александра Андреевна?
   - Ну, ещё бы! Слава Богу, что избавились!
   - Вот-вот. Так этот Корнеев, когда писал на машинах всякие глупости, - помните? - он ведь потом тоже плёл точно такую же ерунду! Скажите пожалуйста - нашлись тоже борцы за идеалы! Ну так что? - историчка повернулась в сторону Петрова, грозно блестя очками, - Скажешь, вы с Корнеевым сами всё это придумали? Или кто-то подсказал?
   - А чего сразу я-то! - завопил Петров свою любимую фразу, можно сказать, - ритуальную во всех подобных случаях. - Меня-то там вообще не было!
   Но он уже с ужасом понимал, что это его мало спасёт, и никакая отмазка не прокатит...
   Юрку Корнеева по прозвищу Крокодил, которого в прошлом году сбагрили в другую школу, Дима, конечно, прекрасно помнил, хоть тот учился классом старше, и закадычными друзьями они не были. И уж тем более помнил тот главный Юркин подвиг, о котором тогда гудела вся школа! Год назад Крокодил на какой-то чёрной "Волге" сделал надпись "Красные мстители", его, к несчастью, поймали, и был огромный скандал. Дима в этой акции действительно не участвовал. Но что толку?
   Ведь совершенно ясно, на что намекает теперь историчка... Крокодил ещё тогда толковал не особо понятливым ребятам, зачем он это сделал. Конечно, чтоб постебаться! Машина бугровская, какого-то партийного начальства, как тут не сделать пакость? Дело святое. Но не писать же матерные слова, как какой-нибудь первоклассник! А "долой коммунистов" - это тоже не смешно, скажут: происки мирового империализма, жертва буржуазной пропаганды, ничего особенного. А вот "красные мстители" - это значит, что кто-то верен ещё идеалам большевизма, и вот так протестует против обюрократившегося и зажравшегося партаппарата, забывшего о подлинной борьбе за светлое коммунистическое будущее! Да, демагогией такого рода Крокодил владел куда ловчее салаги Петрова... Но неужели он тогда умудрился и историчке высказать что-то в том же духе?!
   Ну всё... Достебались. Теперь она, конечно, всё это свяжет воедино, и попробуй докажи, что ты не состоял с Крокодилом в одной антисоветской организации!
   И Анна Никитична, конечно, ждать бы себя не заставила. Она уже буквально трепетала в своём следовательском азарте, но тут мгновенно посуровевшая директриса взяла процесс в свои руки. "Дело, товарищи, слишком серьёзное, чтоб разбираться сейчас на ходу". И после краткого, но грозного внушения, что творить такие вещи абсолютно недопустимо, и что с каждым будут ещё беседовать в отдельности, и к каждому будут приняты соответствующие меры, всей компании неожиданно было приказано идти на занятия.
   Прошёл день, другой, третий... Уже совсем был близок и конец учебного года, а никого никуда больше не вызывали. И вообще не упоминали об этой истории. Ни разу. Никто.
   Александра Андреевна, к счастью, была опытным администратором. Свою карьеру в сфере народного образования она начинала ещё при Сталине - кстати, с должности старшей пионервожатой, как и эта дурочка Галя... - так что повидала всякое, и прекрасно знала, что делать в такой кошмарной ситуации. Ей нетрудно было найти и для исторички и для завуча такие нужные слова, после которых им уже не очень хотелось информировать об этой истории никакие вышестоящие организации. Несчастная Галя, уже достаточно наказанная своими моральными терзаниями, никакого взыскания не получила, и тоже только рада была помалкивать. Скандал, слава Богу, не вышел за школьные стены.
   Но Александра Андреевна с грустью думала, что историчка с завучем, конечно же, ничего не забудут, а поскольку до пенсии ей остаётся всего лишь два года, то и работать в этой школе, видимо, доведётся не более того...
   И действительно, аттестат о среднем образовании, который получил Дима, был подписан уже историчкой.
  
   Но Петрова, как и следовало ожидать, эта история ничему не научила. Он и дальше продолжал эти игры в стебалово над коммунистической риторикой, хотя школьное начальство, поняв, с кем имеет дело, особого внимания на это уже и не обращало. Мало того! Видимо, так и не наигравшись, Димуля не бросил это занятие даже и в студенческие годы. Правду сказать, там он уже овладел и достаточно тонкой демагогией, и не просто постоянно доставал преподавателей марксизма-ленинизма всякими каверзными вопросами, но и подкреплял их "неудобными" цитатами из классиков. Ради этого он даже не ленился вполне добросовестно изучать первоисточники! Что, впрочем, на экзаменах по общественным дисциплинам его не спасало. После всех этих цирковых номеров отношение преподавателей было совершенно однозначное, и больше тройки Петров никогда не получал.
   ...Выгоняли его из вуза, конечно же, не за это. А за всю совокупность художеств, где конфликты с кафедрой МЛФ занимали место дай Бог десятое. Но Дима считал это вполне достаточным, чтоб потом с гордостью называть себя Жертвой Режима.
  

_____________

  
  
  
  

ОЗЕРО КОШМАРОВ И ЧУДЕС

  
   Казалось, это был обычный школьный поход.
   И вдруг там произошло сразу несколько трагических и скандальных историй. Притом совершенно разных.
   О каждой из них сейчас и расскажут сами очевидцы...
  
  
   Рассказ первый
   Жертва пионерской Богини
  
  
   - Это, конечно, кажется смешным, но вот бывают такие вещи, которые в школьном возрасте не особо-то понимаешь, а потом... Потом начинаешь их понимать ещё меньше.
   Ну вот, например, говорят: пионерия, пионерия... То ли там учили детей дружбе и ответственности, занимали интересными делами, то ли выстраивали всех по шаблону, воспитывали с детства формализм и лицемерие. Я не знаю. А то вот ещё говорят: дворовые песни. То ли этакий низкий и примитивный жанр, то ли - подлинно живое, хоть и наивное искусство под асфальтовым гнётом совдеповского официоза. Я тоже не знаю... Вот я сейчас расскажу вам, как получил когда-то глубокую сексуально-невротическую травму от этой Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, и от этого самого народного песенного андеграунда. Одновременно от обоих, хоть по жизни эти вещи, казалось бы, совершенно несовместимые.
   Все дело было в нашей пионервожатой.
   Она, была, естественно, не просто пионервожатая, а старшая пионервожатая. Может быть, сейчас уже не все помнят разницу, а разница существенная: в пионервожатые назначали просто всяких дур, старше нас всего-то несколькими классами; а старшая вожатая - это уже была вполне взрослая тётя, лет под двадцать, а то и, страшно сказать, под двадцать два. Училась в педагогическом институте имени Герцена, не то на вечернем, не то на заочном, да и то удивительно, что её туда взяли, потому что по умственной части у неё всё было очень неоднозначно.
   Но это ерунда. Недостаток интеллекта у неё стопроцентно компенсировался размерами задницы! Жопу она имела действительно грандиозную, и даже кличка у этой вожатой такая и была - "Жопа". И это некультурное погоняло прилипло к ней навсегда; и даже после того, как она всё-таки закончила свой "Хер цена институту Герцена", и продолжила работать в нашей же школе, и дослужилась в итоге до завуча, - всё равно осталась "Жопой". Ну, что и понятно, - соответствующая-то часть тела у неё никуда не делась. В абсолютном размере, наверное, даже и увеличилась, но увы, увы! - относительно талии разница со временем сгладилась, и фигура стала похожа просто на бочку. А ведь пока она была у нас пионервожатой - смахивала на гитару. Ну, или на амфору, или какие ещё там есть художественные сравнения... Талия была раза в два тоньше задницы, а задница, повторю, была просто шедевральная, размера этак пятьдесят шестого. Правда, и вся тётя была росточком хорошо за метр восемьдесят, а уж на каблуках, когда у неё хватало ума их носить, ей даже приходилось нагибаться, заходя в двери электрички.
   И кто б сомневался, что все мы, озабоченные малолетние страдальцы, исходили слюнями и гормонами, глядя на это чудо природы! Наиболее смелые парни из десятого класса и впрямь пытались чего-то с ней замутить, ну а нам, соплякам двенадцати-тринадцати лет, только и оставалось тихо изнывать. Конечно, бабищу с таким мощным сексуальным посылом нельзя было и на пушечный выстрел подпускать к работе с подростками, но советская педагогика половые аспекты не рассматривала, считая для простоты, что нашим пионэрам всё это чуждо и не интересно. Правда, наша идейная директриса, вроде бы, пару раз устроила несознательной вожатой серьёзное внушение за слишком откровенные (по советским понятиям) наряды, и она не дразнила нас больше своими коленками и плечами. Но что толку - такой поток половой энергии невозможно экранировать ничем, даже всем кошмаром изделий отечественной текстильной промышленности.
   К несчастью, ещё оказалось, что эта ходячая кариатида играет на гитаре, то есть, знает блатные аккорды и простейший бой; и вот она стала устраивать с нами вечера песни. Не буду врать, "Взвейтесь кострами, синие ночи" или "Орлёнок, орлёнок" она нас петь не заставляла. Выли мы обычную школьную "лирику" - то есть, всякие "над океаном алые взметнутся паруса", или "белые большие трубы скошены назад"; и ещё какую-то хрень, какую-то бардовскую романтику, типа: "Просто нечего нам больше терять...", - но эту мы пели и без вожатой, только немного иначе: "...всё нам вспомнит вытрезвитель один, эта ночь легла, как тот перевал, за которым был открыт магазин, просто пропитое пропито зря-а-а..." Так оно казалось куда интереснее.
   А вскоре мы узнали про нашу половую мечту ещё одну страшную вещь. Жила она где-то в наших же дворах, и часто тусовалась в местном "молодёжном клубе" - то есть, на замечательном пустыре с густыми кустами, в которых было полно уютнейших "зелёных кабинетов" - заплёванных плешек со скамейками из доски на кирпичах. Нас, малолеток, обычно вечерами оттуда шугали; но иногда удавалось зашхериться и позырить чего-нибудь интересного. Так вот, однажды мы засекли и нашу Жопу, но вовсе не за тем делом, которое сразу приходит на ум; хотя один наш пацан, Юрка Крокодил, хлестался, что видел своими глазами, как наша любимая вожатая... хотя, ни хрена он, конечно, не видел. А вот мы видели, и слышали, как она там пела с парнями блатные песни, - про то, как судили парнишку, совсем молодого, и про то, как бледной луной озарился старый кладбищенский двор, и даже матерные частушки.
   Естественно, наши неокрепшие мозги получили сокрушающий удар, они и так едва могли увязать дико эротичную внешность нашей Жопы с теми правильными словами, которые она нам вешала, и беззаветными коммунистическими понятиями, которые пыталась нам привить. А тут ещё нехорошие блатные песни. Это был полный абзац, просто-таки прямой путь в шизофреническое расстройство сознания.
  
   Ну и вот однажды на майских праздниках мы с ней пошли в поход, к одному из лесных озёр Карельского перешейка. Поход как поход, - на пятерых или даже на шестерых одна бутылка дешёвого вина, сигаретка по кругу, и всё это подпольно, в кустах - вот и все радости. Вечером под гитару у костра под руководством нашей дорогой и любимой Жопы - всё те же алые паруса и перевалы; ну, может, рискнём ещё спеть шедевры трагической дворовой лирики про колокола и про дельфинёнка. Так бы, конечно, оно всё и было... если б на другом берегу нашего озера не обосновалась какая-то большая компания на автомобилях, да к тому же и с музыкой.
   Мы сразу обратили на них внимание: ведь в те блаженные времена это было не совсем типично, и машин у людей было ещё не так уж много, и даже магнитофонов. Это потом, с неуклонным ростом благосостояния, настало такое ублюжество, когда вокруг каждого лесного озерца всё облеплено машинами, словно лягушками вокруг лужи, - притом, сходство усиливается ещё и тем, что под стать звучит и "концерт". В каждом авто врублен кассетник, типа соревнования, у кого получится громче, - в итоге получается омерзительная какофония, но люди тащатся, и считают, что они очень круто отдыхают... Во времена же нашего походика таких дебилизмов ещё не было.
   А вот у компахи, обосновавшейся напротив, играл какой-то мощный магнитофон; да и вообще там были какие-то непростые люди, на чёрных "Волгах", и Крокодил клялся, что подсмотрел на них нулевые "ЛЕБовские" - то бишь, обкомовские, - номера. Врал, наверное. А вот то, что он, придурок, действительно пробрался вплотную к тем машинам - правда. И правда, что написал на одной из них нехорошие слова. Хоть и не гвоздиком, а пальцем по пыли, но его всё равно поймали... Но это уже другая история. По рогам получили все, потому что этот чудак додумался написать не любимое слово из трёх букв, и даже вообще не ругательства, а "неуловимые мстители"! Или "красные", - уж не помню, но что-то вот такое. Скандал был грандиозный, и репутацию нашей прекрасной Жопендре, наверное, подпортил; хотя доставалось ей потом расхлёбывать дела и похлеще, но это тоже другая история.
   А пока что стоял майский вечер, Крокодил свою акцию ещё только вынашивал, и никто не знал, что за шишки оккупировали противоположный берег; только слышали, что от них доносится музыка. И не просто музыка, а блатняк. И даже не просто блатняк, - среди нас, как ни странно, были уже и такие продвинутые меломаны, которые сразу узнали по голосу, что это Аркадий Северный. И вот самый одержимый из них, - то есть, я сам, как легко догадаться, - попёрся вдоль берега поближе к той компашке, чтоб лучше слышать. Хотя оно и так было слышно неплохо, вечер выдался тихий, озеро было как зеркало, а над водой звук разносится очень хорошо. В общем, до них я так и не дошёл, чуть не увяз в каком-то болотце, а бормотушный хмель уже выходил, и лезть напролом я не рискнул. Вернулся к кромке воды, чтоб послушать хоть на расстоянии, а Северный пел тогда - на всю жизнь запомнилось, - песню вовсе даже и не блатную, а "Ухарь-купец", и притом она у него шла не в обычном "эстрадном" варианте, а гораздо длиннее. Прямо по полному тексту стихотворения Ивана Саввича Никитина, с "пейзажными зарисовками", которые обычно никто не поёт, а тут они оказались на удивление в унисон окружающему. "Синее небо, и сумрак, и тишь, смотрится в воду зелёный камыш - Полосы света по речке лежат, в золоте тучки над лесом горят - Шепчет нахмуренный лес над водой, ветром качает камыш молодой - Синяя туча над лесом плывёт, тёмную зелень огнём обдаёт". Так оно всё вокруг и выглядело.
   Но подивиться совпадению я толком не успел, потому что увидал на берегу нашу драгоценную пионервожатую... Видимо, она тоже слегка причастилась алкогольного зелья, тайком от очкастой ведьмы, нашей классной руководительницы, а, может, даже и с ней на пару; и понесло её, значит, гладкую дуру, искупаться в озере... В этот момент она как раз уже заходила в воду, - совершенно голая! - ну и тут, конечно, у меня в глазах и в мозгах шарахнул прямо ядерный взрыв. Сердце замолотило и чуть не выпрыгнуло через рот, а в известных местах всё мгновенно свернулось и завернулось. Чтоб не сдохнуть от дикого возбуждения, я тут же принялся... эх, ну да, чего уж там... Тут уже всем всё понятно...
   Наша Жопа давно уже вылезла из воды - в начале мая особо-то не раскупаешься, - оделась и свалила, а я чуть не плача, всё продолжал, а песня, падла... Этот бесконечный "Ухарь-купец" в полном авторском варианте всё играл, и играл, и всё никак не мог кончиться, и я всё никак не мог кончить, а он всё звучал... Или, может, он уже звучал только у меня в ушах - не знаю; короче, в итоге я с истошным воплем и сам упал в озеро, вернее, в прибрежные камыши, и только там слегка очухался среди холодной грязи. Потом получил по мозгам и от классной, и от Жопы, конечно; но всё это уже неинтересно.
   В общем, "Ухаря" этого я с тех пор слышать не могу. Как и вообще всего этого короля блатной песни Аркадия Северного.
  
  
  

* * *

  
   А тем временем с другими участниками того похода тоже произошла трагедия. Только куда более оригинального свойства...
  
   Рассказ второй
   Партия не ждала гостей
  
   - Ну да, сейчас-то, конечно, над всей этой хренью вполне можно и поржать. Но тогда, как мне помнится, нам было как-то совсем и не до смеха. И впечатления от того походика остались только самые гнусные...
   А виноват во всём был тот мелкий пакостник! - Крокодил, или как там его... Мы тогда уже заканчивали девятый, и этих пионеров особо по именам не различали. Чего их различать, если у них в классе все были одинаково чокнутые дегенераты, и в принципе, любой мог сотворить подобную херомантию.
   Да, я про ту самую историю - с чёрными "Волгами" и "красными мстителями".
   Вожатую я почти и не помню, - вернее, саму-то вожатую, помню, конечно! тоже сходил от неё с ума в своё время, чего там скрывать... Но вот как раз в том злополучном походе - почему-то очень смутно. Я вообще даже только потом с удивлением узнал, что эту полоумную, оказывается, понесло тогда купаться! - это при том, что лёд-то едва только сошёл. И ведь вряд ли по бухоте, - не такая уж она была демократка, чтоб накиряться в школьном походе... Ну да ладно, хрен с ней, с этой вожатой. А вот в историю с надписями на партийных машинах мы тогда действительно влипли по-чёрному, и главное - не из-за чего иного, как тоже из-за записей Аркаши Северного. Поэтому я сейчас обо всём расскажу.
   Вообще, компашка нам встретилась на том озере, конечно, очень странная! Чёрт знает, как их туда занесло - такие пузатые начальнички на чёрных "Волгах" обычно ж не катались просто так по озёрам, у них для этого были всякие закрытые партийные дачи, чтоб разлагаться подальше от народа. А эти, мало того, оказались ещё и с магнитофоном, из которого неслись записи Северного в обалденном качестве!
   Ну и вот, послушав немного, как замечательно звучит этот блат над мирным карельским озером, мы дослушались до того, что решили подвалить к тем дядям с неофициальным визитом. Конечно, мы к тому времени уже неплохо квакнули, и притом не какого-то вонючего шмурдяка, а дорогущий деликатес - водяру по четыре рубля двенадцать копеек.
   Но это всё было б ещё фигня. Главное-то - собрались мы пойти к ним не просто так, потрепаться о музыке. Мы ж размечтались, что сможем прямо тут же её и переписать, - да, на наше дикое счастье у нас тоже оказался с собою магнитофончик! Обычно-то мы ведь действительно не таскали технику по походам. Ну, во-первых, переносные мафоны и были-то ещё далеко не у всех, во-вторых - всякие, прости Господи, "настоящие туристы" вообще считали любое электричество дурным тоном, признавали только гитару... Да и то не всякую - мне вот, например, всегда хотелось ёрничать и петь блатняк, а у этих блаженных, видите ли, требовалось "прекрасного" - каэспэшных соплей... Ну да и пёс с ними! Главное, что в нашей шобле никто из себя таких идейных не корчил, подвернулась возможность взять в поход магнитофон - ну, и взяли. И кто ж знал, что выйдет такая везуха!
   Правда, сам-то аппарат был, откровенно говоря, - ну просто говно-говном. Старый раздолбанный катушечник "Романтик", с отломанной крышкой и разбитыми панелями и даже уже без кнопок. А что поделать? - нормальных кассетников тогда было-то, дай Бог, пара штук на всю школу, да и то у самых отъявленных жлобов, буржуйских детей, которые всё равно не взяли бы в школьный поход свою священную собственность. Спасибо, что нам досталась хоть эта развалюха от чьего-то старшего брата, и что она вообще ещё могла играть после всего того, что с нею повытворяло их поколение. Что значит советская техника!
   И конечно, запись на таком металлоломе могла получиться только в самом хреновейшем качестве, - но это уже никого не чесало. Как только какой-то чудак кинул бредовую идею, что пойдём да перепишем, так все сразу же её и подхватили, да с таким энтузиазмом, что про какое-то там качество никто уже и не вспомнил...
   Эх, да чего говорить! Включили б голову хоть немного, так призадумались бы, что на самом-то деле там не светит вообще никакая запись. Просто пошлют нас с такой борзой затеей, и всё. Можно подумать, партийные начальнички только об этом и мечтали - писать музыку со всякими школьниками... Нет, ни фига! Мы были уверены, что всё прокатит на отличненько. Нам же, наивным дуракам, тогда в натуре казалось, что все мы братья, раз слушаем одну музыкальную подпольщину, - будь ты хоть простой советский школьник, хоть бугор на чёрной "двадцать четвёртой". Недаром же вся эта магнитная "зараза" расползалась так легко и быстро по просторам Страны Советов.
   Но главным было, конечно, не это. А то, что пить водку мы ещё толком не умели, уехали уже с одной поллитры, ну и вот так сразу губищу-то и раскатали...
   В общем, взяли мы этот чудо-магнитофон, захватили с собой сразу даже и кабель с "универсальным штеккером" - то есть, просто сопли-провода с зачищенными концами и спичками для фиксации. Ведь в те времена с нашими советскими разъёмами можно было легко налететь на разножопицу стандартов, а чёрт знает, что за гнёзда там окажутся, вдруг у них какой-нибудь крутой импортный мафон?.. Выпили ещё по чуть-чуть, и пошли.
   И набралось нас тогда таких умных человек пять или шесть, уже и не помню... Да, и кстати! Мы ж ещё прихватили с собой одну из наших девчонок, - решили всё же, что не стоит нагло лезть туда сразу всем колхозом, а лучше сначала заслать её одну. Дипломатия! Девушку-то, небось, им будет неудобно сразу отшивать... Кандидатуру нашли быстро, подруги у нас уже тоже неплохо поднабрались, хоть и бодяжили водку каким-то компотом. Ну, а эта вообще была просто высший класс - мало того, что под градусом, так ещё и сама по себе немного вольтанутая. Даже не стала искать свои кеды, которые куда-то засунула, пока сидели на берегу, так и попёрлась с нами босиком по корягам и шишкам. Мы, правда, не сразу и заметили, а потом подумали, что так даже интереснее: руководящие работники точняк обалдеют, подумают, что к ним явилась какая-нибудь Алёнушка из сказки, не иначе...
   И вот, значит, со всеми этими хитрожопыми замыслами мы, наконец-то, добрались до живописного мыса, где засели эти товарищи-начальники! Пустили подругу вперёд, сами с магнитофоном залегли чуть поодаль...
   Ну, и всё. Сливайте свет, тушите воду - на этом вся наша музыкальная экспедиция и закончилась...
   Главное, если бы они нас всё-таки послали - это было б хотя бы понятно. Но в том-то вся и засада, что там не дошло даже и до посыланий! Как только мы подвалили поближе, то увидели такое, чего не ожидали вообще никак. Один кабан с отъетой номенклатурной ряхой предлагает нам полюбоваться на какую-то надпись на их "Волге", а другой толстопузый тащит за шкварник какого-то мелкого ублюдка, в котором мы с изумлением узнаём... пионера из нашей школы!
   - Ваш? - вопрошает дядя; а он стоит, скотина, и гордо смотрит в небо, прямо как юный герой гражданской войны. Ну, а мы, с ходу ещё не врубившись в ситуацию, подтверждаем, - да, наш. Отчего ж не наш, когда мы его узнали? Этот, как его... Крокодил, не Крокодил, пёс его помнит. Короче, такой же дефективный идиотик, как и все в пионерском возрасте. У них ведь весь смысл жизни заключался в мелких пакостях. Учителя этого, конечно, не понимали, и каждый раз всё допытывались к каждому такому "протестующему": "Зачем ты это сделал? Что тебя побудило?" А что он мог им объяснить? Ну, в кайф ему было, и всё. Разве ж взрослые поймут? Вот так и этому надо было проползти к тем машинам (вместо того, чтоб подглядывать на всяких голых вожатых, как нормальные пионеры), и нашкрябать там пару красивых слов. И как ещё у этого олигофрена прорезался юмор, что он придумал этих "красных мстителей" - непостижимо. Но, тем не менее, его поймали.
   А когда поймали, то оказалось, что вести его на разборки к старшим товарищам даже не надо, потому что старшие товарищи стоят тут же. И чего-то там, наглецы, хотят ещё выпросить насчёт перезаписи?! Понятно, что вместо этого нам пришлось любоваться на творение мелкой гниды, и зловеще обещать ему много чего хорошего, но что толку? Тема беседы о записях, естественно, закрылась даже не начавшись...
   Куда потом девалась мелкая гнида, я не помню. Нам бугры его не отдали, - должно быть, наша видуха доверия им не внушила, - и сами, наверное, отволокли к вожатой. А мы от расстройства потеряли свой универсальный кабель, а когда нашли его - чуть не потеряли магнитофон... Потом случайно нашли фирменные советские кеды нашей сумасшедшей подруги, но всё от того же расстройства забросили их ещё подальше... хотя это уже к делу не относится. В общем, если б не оставшаяся водка, этот поход был бы просто полным падением в дерьмо.
   Хоть, наверное, всё-таки не таким душераздирающим, как кошмары того юного страдальца...
  
  
  

* * *

  
   Но другой герой этой страшной истории, автор лозунгов на партийных авто, рассказывал, что на самом-то деле там всё было совсем по-иному...
  
  
   Рассказ третий
   Так начиналась борьба
  
   - Да, я прекрасно помню ту весёлую картинку. Тёплая компашка наших нетрезвых старшеклассников хочет заполучить записи Северного... а получает едва ли не по шее.
   И не помогло даже то, что они запустили туда свою окосевшую подругу. Естественно, - можно подумать, что её блаженные улыбки и голые ноги могли произвести на тех партийных мордоворотов какое-то впечатление! Одно только и спасло наших горе-меломанов - что мордовороты полностью отвлеклись на меня. Вернее - на мою крамольную надпись...
   Ну что ж, тут я каюсь. Дурак был. Попался. Глупо попался. А вот тем, что слегка разукрасил их членовозы - этим я горжусь до сих пор. И как там всё происходило - могу рассказать подробно, как непосредственный участник этого исторического события.
   Вот, правда, про героический заплыв нашей гранд-вожатой мне вспомнить нечего, - но это и неважно. Всё равно про ту вожатую уже не расскажешь красочней, чем наш несчастный одноклассник! А вообще-то это ведь была просто такая экстремальная традиция чокнутых питерских туристов - отмечать купанием первый выезд на майских, открытие сезона. Нам, школьникам, кстати, даже было особо сказано, чтоб не вздумали ничего "открывать" - отвечай, мол, потом за вас, когда простудитесь! Потому-то, видать, наша романтичная вожатая и решила отметиться с этим делом ближе к вечеру. И где-нибудь подальше, чтобы не подавать дурной пример...
   А вот разрешили бы всем искупаться днём - и было бы всё пристойно, и не терзали б нашего товарища такие жестокие страсти! Впрочем, тоже не факт. Эта кобылища и в купальнике могла начисто искурочить неокрепшую душу подростка...
   Ну и ладно, Бог с ней, с этой вожатой, больше я про неё ничего не помню, а объясняться за мои подрывные надписи тогда пришлось вовсе не ей. А нашей классной руководительнице, которая тоже была с нами в том походе. Кстати, и на то, что "Ухарь-купец" звучал в полном авторском варианте, скорее всего обратила внимание именно она, наша классная, - учительница литературы. Где ж нам самим было до этого додуматься, если мы даже и программные-то произведения толком не знали! И Жопа-вожатая в этом отношении от нас не так уж и далеко ушла.
   А вот словесница у нас считалась умной тёткой, и многие ученики её за это уважали, и даже любили. Не в сексуальном смысле, конечно... Впрочем, кто его знает. Может, и были среди нас такие утончённые натуры, которых возбуждали не формы пионервожатой, а интеллект учительницы, учёной воблы в очках. Хотя это ещё хуже, ведь если предмет твоего духовно-интеллектуального обожания вдруг неожиданно поворачивается своей эротической стороною - это вообще катастрофа, это для слабонервного подростка куда хуже обычных гормональных страданий.
   Правда, эта тема сейчас не при чём. Лично я никогда этим и не страдал, и в том походе ни за кем не подглядывал, потому что уже в юности меня терзали не только половые страсти, а ещё и проблемы освобождения советского человечества.
   Пришёл я к этому, конечно же, стандартным путём советской интеллигенции, через "голоса" и самиздат, так что об этом особо рассказывать нечего. А вот в том, что окончательно утвердился в своей непримиримости - виновата как раз она, наша высокодуховная словесница-классная...
   Всё-таки, что ни говори, а мы считали её умной и понимающей. И тем обиднее было слышать от неё подчас всякую идейную правильную муть. Ну, понятно, что она и должна была это вешать нам по долгу службы, но иногда у неё такое вылетало и от души. Да вот, хотя бы в тех же походах! Когда мы там пели вот это самое "Просто пропитое пропито зря...", или "Унитаз белый-беленький..." она всегда очень возмущалась, что мы отвратительно искажаем прекрасные бардовские песни. Я уж и не говорю, как она беззаветно ругала нас за то, что нам нравится пресловутая тюремно-бандитская "романтика", и вообще всё такое, где побольше похабщины, грязи и цинизма. Ну, а уж лично мой нигилизм, по её словам, вообще выходил за все мыслимые пределы.
   Никуда он, конечно, не выходил! Самая обычная нормальная реакция на весь тот формализм, враньё и двоемыслие, которыми нас изволили пичкать неуважаемые советские педагоги и комсомольские работники. И эти "прекрасные песни" мы уродовали по той же причине. Противно было слушать, как среди всего океана совдеповского вранья и лицемерия эта КСП-интеллигенция "убегала" в пение всякой нейтральной ерунды, - или восхищалась погодой, природой, и тем, что ёжики у них резиновые, или терзалась какой-то неврастенической заумью. Наши "грязь и цинизм" - как раз вполне здоровая реакция. И если б тогда существовало панк-движение, мы бы в него, безусловно, вписались.
   Но ладно, хватит уже этой социальной рефлексии! Пора ж, наконец, рассказать про то, как я совершил одну из первых в своей жизни серьёзных акций борьбы с режимом, про "красных мстителей", из-за которых тогда получился такой великолепный скандалище, тихий ужас нашей школьной администрации...
   Честно скажу: никакой акции у меня изначально в планах не было. Я ж вообще не знал, что там за люди гоняют записи Северного, и только для того, в общем-то, и пошёл, чтобы посмотреть. Звучало-то оно действительно качественно. А Северным я интересовался давно - хоть в тех песнях и не было явного протеста против системы и коммунистических идей, но ведь всё равно, любая тема, идущая вразрез с совдеповским официозом - уже протест! Недаром же учителя нас так ругали за эти песенки... Хотя, наверное, сами тоже их слушали.
   Как и эти хмыри на чёрных членовозах, - я ведь ничуть и не удивился, увидав, что гоняют-то Северного какие-то работнички партийно-советского аппарата! Наслышан уж был про их нравы... Вот тут экспромтом сразу же и созрело решение провести против них небольшую идеологическую диверсию.
   Ну, а почему мне пришла на ум именно такая надпись - это легко могу объяснить. Хотелось сотворить чего-то такое, чтоб они, зажравшиеся хозяева жизни, немножко почесались. Вот и всё. Но писать про всякие там "свободу слова", "права человека", "коммунистический империализм" и прочие лозунги из вражеских голосов - это было не шибко оригинально. Да и вряд ли бы их удивило. А вот изобразить "критику слева", - то есть, якобы от лица каких-нибудь "необольшевиков", считающих, что современные коммунисты предали революцию, - это казалось куда интереснее! Жаль вот, не было времени придумать какой-нибудь действительно смачный лозунг на эту тему. Типа "Смерть предателям дела Ленина!" или "Не позорьте звание коммуниста!" Вот и вышло это, не совсем, может быть, красивое "красные мстители"... Но неважно. Главное, что они-то всё поняли именно так, как надо!
   Недаром же партийно-комсомольским работникам нашей школы, и, конечно же, дорогой Жопе-пионервожатой в том числе, потом крепко досталось за моё граффити-дацзыбао. И мне их совершенно не жалко. Правда, потом говорили, что влетело им в основном за другое: за то, что не сумели блюсти наших юношей и девушек от спиртных напитков и пьяного безобразия... Ну, это-то и понятно. Раздувать политическое дело дураков тоже не было.
   Да и хрен с ними. Главное - это тот ни с чем не сравнимый кайф, который я словил тогда от своей антисоветской акции! Какой бы глупой она не казалась с высоты сегодняшнего дня - памяти-то о кайфе это не отменяет. И разве ж забудешь тот абсолютно сюрреалистический, как и вся советская жизнь, коллаж из лесного озера, партийных функционеров и песен Северного, которые один наш несчастный товарищ с тех пор не может слушать. А я, напротив, - с тех пор всегда слушаю с особенным чувством.
   Вот так оно всё и было... А на мою память вполне можно положиться, потому что всякую отраву с нашими пионерами я не пил, ни по девяносто копеек, ни по четыре рубля; а своё знакомство с алкоголем начал с продукции достаточно серьёзной категории качества - цельнотянутого спирта из Вычислительного Центра при Ленинградском отделении Академии Наук.
  
  
  

* * *

  
   Да - борьба пионеров и школьников с кровавым режимом... Это вам не голая вожатая и не пьянка с магнитофоном!
   На этой героической ноте можно было бы и закончить.
   Но есть ещё небольшой рассказ о том, что было после того рокового похода...
  
  
   Рассказ четвёртый
   Школа - для музыки не место
  
   - Мне-то ребята потом рассказывали, что там всё равно ни черта было не разглядеть. Слишком далеко. Одна абстракция - нечто белое на фоне серебристой озёрной ряби, и всё... Ну, правильно. Это ж вам не картинки из буржуйских журналов, где всё ярко, красочно и детально.
   Я, правда, подозреваю, что юным пионерам вполне хватило и самой только мысли, что она там - голая! - со всеми, пардон, вытекающими последствиями... Но это, конечно, уже фигня. А раз уж там всё равно нельзя было толком полюбоваться на нашу божественную вожатую во всей её натуральной красе, я не особо-то и жалею, что вообще не был в том историческом походе.
   А вот мой магнитофончик - ну да, да, тот самый древний "Романтик", на который наши дурачки размечтались чего-то записывать, - он там действительно был!.. Только запись-то, что самое интересное, у него уж давным-давно не работала. Какой-то кретин, - вот из таких же, кому давал попользоваться, - умудрился сковырнуть катушку на генераторе подмагничивания. Но мне ж тогда и в голову не пришло их об этом предупредить! Брали-то маг, чтобы только слушать, как все нормальные люди, и кто же мог предположить, что этих меломанов потянет на такие авантюры?
   Не знаю, правда, - утешило бы их это, или же совсем наоборот... На всякий случай я и потом ничего им об этом не сказал. Ну да и ладно, это уж так, - мелкие, хоть и забавные детали.
   А вообще, что касаемо этой кошмарной истории про партийное начальство и несостоявшуюся запись, - то лично я, как об этом услышал, так, конечно, просто обалдел. До такого ж действительно надо было ещё уметь додуматься! Случись это попозже, лет через пяток - я б точно сказал, что водка тут не при чём, надо спросить у ребят, чего они там покурили... Но нет, в школьные годы у нас такого ещё не водилось, сто процентов. Просто ребята подобрались такие гениальные.
   Но когда у нас принялись всё это обсуждать, то стало ещё кошмарнее.
   Один чудак, помню, выдал версию прям-таки на шпионский роман - якобы он уже слышал раньше про такие случаи от старших товарищей, всяких "меломанов" и музыкальной фарцы. И всё это, мол, было там не случайно и не просто так... Толстопузые эти - из органов! И они специально гоняют такую музыку, чтоб заманить доверчивых лохов. А потом отследить каналы распространения. Так что нашим дурачкам ещё очень сильно повезло, что они не успели попросить перезапись! Иначе бы их этой самой записью просто-напросто... под-вер-бо-ва-ли!!!
   Да, вот именно так это и произносилось. Сдавленным шёпотом, и с выпученными глазами.
   Я-то, понятное дело, с такого сюжета тогда долго ржал. У наших чекистов, конечно, это была одна из самых главных задач - вербовать по лесам всяких сопляков. Для борьбы со страшной угрозой Советскому государству - подпольным блатняком... Охренеть чего только не родится в башке у юного "диссидента"! Но с другой-то стороны, чёрт его знает, - ведь всё это кажется дикостью, если только рассуждать логически, а уж какая там логика в нашей богоспасаемой стране... Ну, и пошли они все в жопу. И чекисты и эти "меломаны". Всякого дурдома хватает и без них.
  
   А вот зато про нашу пионерскую богиню я помню ещё одну историю - тоже не совсем пристойную, естественно. И между прочим, тоже связанную с записями Аркадия Северного! Только не с "Ухарем-купцом", такой записи ни у кого из наших тогда и не было, - видать, потому те охламоны и пытались её выпросить. А в этой истории звучал популярный и знаменитый "Первый Одесский концерт".
   И было всё это тоже весною, зеленеющим маем, когда тундра... - пардон! - когда башка уже занята чем угодно, но только не учёбой... Мы все как раз увлеклись тогда этим концертом, и у нас у всех он был на слуху. Даже, помню, постоянно обменивались цитатами: "Здг'аствуйте, моё почтенье!" - "Слушай, ша!" - "Шо свисти-таки в болт!" - "Гоп-стоп, Зоя!" Учителя, которые это слышали, ничего, конечно, не понимали, и очень из-за этого злились.
   И вот однажды мы собрались вечером в школьной радиорубке и врубили эту самую запись. Может, кому-то переписывали (а школьный магнитофон был, по тем временам, достаточно классный - "Аврора двести один"), а может - включили просто так. Это неважно; главное, что врубили Северного на всю трансляционную сеть! Конечно, не по ошибке, этот сюжет уж настолько избит, что стыдно было бы об этом и говорить. Врубили вполне сознательно. Хотелось немножко похулиганить... хотя это, наверное, слишком громко сказано. Ведь уроки давно кончились, в классах уже никого не оставалось, а в учительской, как мы знали, радиоточку всё равно никогда не включают, чтоб не мешала работать. Так что тут, конечно, было никакое не благородное хулиганство, а так... мелкое самоудовлетворение.
   Настоящая акция подобного рода была в нашей школе только один раз, на каком-то жутко торжественном сборе. Когда по регламенту там должны были включить патриотическую песню, врубили Северного! Как, почему, - об этом долго ходили легенды и слухи... Ясно было только, что наш радист сам никогда не осмелился бы на такую диверсию. Может быть, конечно, он просто перепутал катушку; но слухи упорно настаивали на том, что катушку подменили некие безвестные герои. Ну, а намёков на причастность к этому подвигу потом было столько, что на роль этих героев могло претендовать почти полшколы...
   Впрочем, всё это несущественно. Главное - какие рожи были тогда у нашей директрисы, и некоторых педагогов! Они ведь заранее подготовились слушать идеологическую вещь, и навели соответственное вдохновлённо-пафосное выражение лица... А играть начинает Северный. "Как-то по проспекту" под джазовую аранжировку "Братьев Жемчужных". Но пока там банджо и ударник отбивают вступление, наши учителя ещё ничего не понимают, и сохраняют всё то же просветлённое выражение! Видно, они сочли это вполне приличествующим для патриотической песни, приняли, наверное, за стук пионерских барабанов. И тут-то вступает Аркадий Дмитрич...
   Радист, правда, быстро испугался, и выключил.
   Говорят, что директриса потом долго распиналась на педсовете: мол, мы увлеклись, делая упор на борьбу с влиянием Запада, а блатная псевдоромантика в подростковой среде, стало быть, тоже ещё имеет влияние, и мы должны, со всей ответственностью... Ну, и прочая такая же беззаветная ахинея. Интересно бы знать, разработали ли они тогда план мероприятий по борьбе с этой "псевдоромантикой", и какие конкретные мероприятия придумали?
   Впрочем, хоть это и занятная история, не будем отвлекаться. Итак, мы врубили Северного на трансляцию, полагая, что слушать и оценивать наш порыв некому; но мы ошибались... Я как раз в это время ушёл из рубки, потому что всем захотелось курить, а пачка была заныкана за пыльной батареей в самом дальнем сортире. Идти за ней выпало мне. И вот в тот момент, когда Северный грянул из репродукторов, я как раз проходил мимо пионерской комнаты, которую считал уже пустой и запертой... И вдруг услышал, как там что-то свалилось и грохнуло; а потом, вроде, донеслись какие-то нечленораздельные голоса. На всякий случай я зашхерился за угол, но никто оттуда не вышел, и я продолжил свой путь за куревом; а когда возвращался - увидел, что из пионерской всё ж таки выплывает собственной персоной наша обожаемая Жопа...
   Я, конечно, этому нисколько и не удивился, - где ж ещё сидеть вожатой, как не в пионерской комнате? мало ли, ей там надо было работать с какими-нибудь очень важными бумажками. Только на всякий случай постарался не попадаться ей на глаза. А когда я вернулся к ребятам, мне рассказали, что за пару минут до этого они, уставши меня ждать, выглянули в коридор... и увидали там со стороны пионерской какого-то резво уматывающего мужика! Настолько резво, что никто его даже не успел его опознать...
   Да... видно мы крепко им поломали кайф неожиданно включённой музыкой! А может, и наоборот. Вообще-то читал я такую мульку, что если человека испугать на пике оргазма, то реакция может оказаться парадоксальной - то есть, оргазм будет только ярче. Но чёрт его знает, пик там у них был, или не пик; и обломались они, или наоборот, оттянулись. Жалко вот, что играла у нас тогда какая-то песня про Одессу, - если б всё это случилось под шлягер с той же записи "Гоп-стоп, Зоя, зачем давала стоя", это было б вообще убойно! Ну ладно, и так тоже неплохо получилось.
   Вот такие у нас творились дела в далёкие семидесятые годы... Вообще, как подумаешь, - ну до чего же в пакостной школе я учился! А слышал бы Аркадий Дмитриевич Северный, что творилось под его песни! Одни мастурбировали, другие сношались на рабочем месте... Тьфу. В какую мерзкую эпоху мы жили...
  
  

* * *

  
  
  
   Эпилог
   А что сегодня?
  
   Увы, ничего этого уже нет...
   Нет той вожатой - хотя она и благополучно жива-здорова, и дай-то ей Бог; но всё равно - в этой пожилой матроне давным-давно уж не узнать половую мечту нашей пионерской юности... Нет и того озера - оно уже много лет как застроено со всех концов дачами крутых буржуев, а соседние озёра тотально засраны буржуазией попроще.
   Да что там говорить! Вся природа на сотню вёрст вокруг нашей Культурной Столицы точно так же давно застроена или засрана. А такие грандиозно-фигуристые Женщины Божественных Пропорций, как наша любимая вожатая, здесь, похоже, просто вымерли, как вид... Куда ни глянь - все либо безобразно толсты, и в натуре похожи на бочки, либо столь же безобразно худы, как глисты.
   О магнитофонах нечего и говорить, они уже очень давно ушли в историю, и остались сейчас, может быть, только у считанных единиц чудаков-любителей.
   Обыватели на своих "пикничках" так и продолжают, конечно, гонять со всей дури музыку, в том числе и какой-нибудь идиотский шансон, но Аркадия Северного там явно не услышишь. А "Ухаря-купца" - и подавно.
   И тем не менее...
   Школьники, измученные пубертатом, всё так же страдают по своим молодым учительницам и вожатым, - то бишь, специалисткам по внеклассной работе, или как там ещё их сейчас называют. И всё так же пялятся из кустов на купающихся женщин. А активные подростки, чуткие ко всякой социальной несправедливости, всё так же готовы нанести протестные надписи на чиновническо-буржуйские машины. И слушают такую музыку, которая бесит педагогов.
   "Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться", - как говорил один мудрый древнееврей.
   Жизнь продолжается.
  
  

___________________________________

  
  
  

No Team Writing

2011-2022

Kirjamo - Bohnice

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"